Драконовские сказки (джен)

Убедившись, что противник без сознания и в ближайшие несколько минут угрозы представлять не будет, Охотник выпрямился со всем возможным в подобной ситуации достоинством. А кто считает, что сохранить достоинство в такой ситуации не проблема, тот пусть сам идет и прыгает с дерева прямо на охотника за оборотнями, потом еще перекидывается в человека быстренько, а мы на него посмотрим. Охотник встал и приготовился к тому, что сейчас юное хрупкое существо, лишившееся наконец своего надзирателя, будет плакать, бросаться ему на шею и благодарить. Существо, однако, не спешило бросаться, только перехватило поудобнее нож и застыло в обманчиво спокойной позе рядом с Фелецей. Примерно полминуты они смотрели друг на друга, потом Охотник все же не выдержал и выговорил самое странное, что только можно было сказать в этой ситуации:

— Привет.

Девочка-оборотень подозрительно прищурилась, прокашлялась, пробуя голос, будто давно не говорила, и спросила:

— Ты его убил?

— Нет пока что, — слегка растерянно отозвался Охотник.

— Тогда убей!

— Подожди, может быть...

— Убей его, я сказала!

Казалось бы, чего сложного, ему и раньше приходилось убивать. Правда, обычно это бывали оборотни, но когда они не кошки, то очень похожи на людей... но почему-то не хотелось делать это сейчас, прилюдно... не на охоте все-таки. Прилив азарта внезапно закончился, а так сильно бесившая послеболезненная слабость вернулась, и больше всего ему хотелось освободить уже Фелецу и пойти спать, а не убивать и вести переговоры. Тут ему в голову пришла еще одна, очень печальная мысль: их на поляне трое оборотней. Единственный человек без сознания, а в сознании опасен. Ни один из них не сможет дотронуться до веревки, чтобы освободить эту полудурочную кошку! Ни он сам, ни девчонка. Сонные мысли тяжело ворочались в голове, и хорошо еще, что мысленные вопли кошки думать не мешали: она то ли вырубилась от боли, то ли притерпелась как-то, но лежала на боку привязанной лапой кверху, тяжело дышала и не думала совсем ничего. Отсутствие ее мыслей было приятно, но крайне тревожило.

Охотник в красках представил себе Кита, печально спрашивающего: "Почему ты не спас маму?" — и хотя Киту такие высказывания были еще не по силам, его ощутимо передернуло от мысли, что когда-нибудь на этот вопрос придется отвечать. Тут его наконец осенило: нож! У девчонки есть нож. Может быть, он сгодится на то, чтобы перерезать веревку, не прикасаясь к ней? Тогда кошка хоть на трех лапах смогла бы доковылять до дома, а там ее подружки бы о ней позаботились, сняли саму петлю с лапы... но нож у девчонки, и отдавать его она не намерена.

— Давай ты сначала поможешь мне освободить мою... приятельницу, — решил поторговаться он. — Просто перережь веревку, и тогда мы его убьем. Или сама убей его, если захочешь.

— Я не буду резать, — заявила она. — Сначала убей его.

Невменяемая. И как с ней договариваться?

— Ты же наверняка знаешь, как это больно, когда гномье золото на лапе. Давай не будем ее мучить. Тебе только ножом махнуть один раз, и...

— Ты с ним заодно, да? Ты время тянешь! Убей его, или я убью ее, — взмах ножа в сторону Фелецы подтверждал ее намерения и крайне разозлил Охотника. Он не хотел на нее кричать, правда. Он хотел решить дело мирно. Но эта малявка не станет диктовать ему, что ему делать! В несколько шагов он преодолел расстояние между ними, подошел к ней вплотную, оказавшись выше на полторы головы, и рявкнул:

— А ну дай сюда нож! — сказал и тут же пожалел. Она ведь и ударить может со злости или с перепугу. Но ему повезло. Девчонка сжалась, будто стала еще меньше ростом, и протянула нож ему. Фелеца от его окрика дернулась и снова заскулила. Охотник взял палку, пристроил кусок веревки на удачно оказавшемся рядом пеньке и рубанул по ней ножом. Раз, другой, третий — и веревка лопнула, напоследок попытавшись хлестнуть его по щеке.

— Доберешься сама? — спросил он. Кошка неуверенно поднялась на ноги, поджимая лапу, все еще связанную золотой петлей, и похромала к дому. Проследить бы за ней, но надо ведь что-то делать с мелкой оборотнихой и ее хозяином... Охотник вздохнул и поднялся на ноги. Ночь определенно предстояла длинная, а спать хотелось неимоверно.