Неживая, Немертвый (гет)

Беспросветная темнота и ознобный холод, идущий, кажется, не снаружи, а изнутри — если загробная участь души человеческой была именно такой, Нази Дарэм смело могла бы сказать, что ожидала от смерти чего-то большего. Или, по крайней мере, хоть немного отличающегося от обычного ее пребывания на Изнанке. Впрочем, пара различий все же присутствовала — тропы под ее ногами больше не было, а там, где раньше Нази отчетливо ощущала мерную пульсацию собственной медленно утекающей жизни, теперь зияла все та же стылая пустота.

Все более растерянная и недоумевающая, Дарэм сделала еще несколько неуверенных шагов в никуда… и со всего размаху провалилась в надежно скрытую от ее взгляда пропасть, стремительное падение в которую окончилось тем, что Нази из одной черноты попала в другую — еще более неуютную.

— Доброй ночи, дражайшая фрау Дарэм, — оглушительно громкий, а главное, прекрасно знакомый голос заставил женщину вздрогнуть. И открыть глаза.

— Черт побери… — болезненно скривившись от хлынувшего в глаза, слишком яркого, по ее мнению, света, простонала женщина и зажала уши руками. — Ваше Сиятельство, зачем вы так кричите? Пожар? Наводнение? Конец света? Мы все умрем?

— Боюсь, последнее в сложившихся обстоятельствах будет довольно затруднительно, — после секундного молчания донеслось сбоку. Повернув голову, Нази обнаружила официального владельца «своей» комнаты, вольготно расположившегося в его любимом — левом, если смотреть от двери — кресле, сейчас, как и в первую ночь ее пребывания в замке, развернутом в сторону кровати. — Однако, насколько мне известно, ничто из перечисленного нам не угрожает, и, в целом, все в порядке. Просто постарайся припомнить, насколько громко звучит мой голос в обычное время. Это должно помочь.

Дарэм нахмурилась, пытаясь осмыслить последнее замечание, и фон Кролок почел за лучшее ей не мешать, молча наблюдая за тем, как выражение недоумения на худом лице Нази постепенно сменяется все более мрачной гримасой. Медленно обведя комнату взглядом, женщина, наконец, сосредоточила все свое внимание на графе, воззрившись на него исподлобья серо-зелеными глазами, которые, в сравнении с перыдущей ночью, казалось, сделались гораздо ярче. Хотя, возможно, дело было в разливающейся по ее коже восковой бледности.

— Какой сегодня день? — тихо, на грани шепота, осведомилась она.

— Сейчас восемь часов вечера двадцать третьего декабря одна тысяча восемьсот девяносто второго года, — все так же любезно просветил свою собеседницу фон Кролок. — Ты «проспала» порядка двадцати часов, не пропустив, впрочем, ничего особенно важного. Хотя, полагаю, известие о том, что юная фройляйн Шагал благополучно добралась до дома и сейчас в компании Альфреда, вероятнее всего, находится на пути к ближайшему городу, должно тебя порадовать. В конечном счете, не к этому ли ты стремилась?

Нази на секунду зажмурилась, отгоняя подступающую к горлу панику, и вновь судорожно прислушалась к собственным ощущениям — холод, пустой промозглый холод, почти привычный в последние два года ее жизни. И все же в чем-то неуловимо иной. Сосредоточиться на этой «инакости» Дарэм мешало громкое тиканье часов на каминной полке. А еще звук капающей воды, скрип раскачиваемой сквозняком неплотно закрытой двери и звон посуды, которую, что-то мурлыкая себе под нос, переставлял Куколь — на кухне, тремя этажами ниже.

— Ты… — с неверием и ужасом глядя на графа, хрипло выдохнула Дарэм: — Что ты со мной сделал?

— Ничего, Нази, — голос фон Кролока по-прежнему звучал абсолютно спокойно.

— Вот именно! — рывком вскочив с постели, женщина набрала в грудь побольше воздуха и что есть мочи завопила: — Ты же, мать твою, слово давал!

— И сдержал его в точности, — поднявшись на ноги и поправив зацепившуюся за ручку кресла полу плаща, уверенно ответил граф. — Я никогда не нарушаю своих обещаний, бесценная моя фрау Дарэм — потому и предпочитаю не раздавать их попусту. Я обещал лично проследить за решением вопроса, касающегося вашей головы, и я за ним проследил. Не моя вина, что вы поняли эти слова по-своему, вложив в них какой-то иной смысл.

— Подлая тварь! — зарычала Нази, и фон Кролок отчетливо увидел, как удлиняются, заостряясь, ее клыки. Не глядя, Дарэм пошарила в пространстве рукой и, наткнувшись на стоящий возле кровати подсвечник, в приливе неистовой ярости и отчаяния швырнула в графа, который, слегка отклонившись в сторону, без труда от него увернулся. Точно так же, как от отправившихся следом книги и кувшина, с прощальным звоном разбившегося о мраморную облицовку камина. — Это был мой выбор, черт побери! Мой!!!

— Во-первых, я уже говорил и готов повторить вновь — выбор в этом замке есть только у меня и, немного, у Герберта, — граф покачал головой и неторопливо обошел кресло, как бы невзначай отгородившись им от новообращенной высшей вампирши. — А во-вторых, Нази, я вполне честно дал его и тебе. Я спрашивал, уверена ли ты в желании окончить свою жизнь именно так, и получил от тебя утвердительный ответ. Что ж, все случилось, как ты хотела — на балу твоя жизнь окончилась. Да, за ней не последовало смерти, однако, право, не припомню, чтобы я заводил речь о ней. Все время, что ты провела в замке, я шел тебе навстречу во всех случаях, в каких это было возможно, я исполнял твои просьбы даже тогда, когда мне гораздо проще было бы отказать, избежав лишних сложностей, — фон Кролок, словно бы находясь в некотором недоумении, плавно развел руками. — Ты просила отпустить фройляйн Шагал? Она свободна. Ты хотела, чтобы профессор и его ученик покинули замок целыми и невредимыми? Они далеко отсюда и пребывают в добром здравии. В конечном счете, я даже позволил тебе расстаться с жизнью ровно так, как ты того пожелала, не став принижать нравственной значимости и ценности принесенной жертвы. Хоть ты, замечу, и переложила груз ответственности за свой выбор на мои плечи, намереваясь отправиться в мир иной, с прискорбным равнодушием оставив меня нести это бремя в одиночестве. Я, милая моя Нази — отнюдь не богадельня, а значит, по итогам должен был получить некую компенсацию за проявленную щедрость.

— Я знала, что ты эгоист, но я даже и представить себе не могла, что эгоизм твой простирается так далеко, — с коротким, полным неподдельной муки стоном Дарэм на мгновение спрятала лицо в ладонях. — Как?! Как ты ухитрился за каких-то паршивых две недели настолько задурить мне голову?.. Я же поверила! Как сопливый адепт, поверила! Я, черт бы тебя побрал, восхищалась тобой... Вот только вампир — он и есть вампир.

— Все именно так, — с неподдельным сочувствием откликнулся фон Кролок и, приблизившись к женщине, мягко проговорил: — Я польщен, что удостоился с твоей стороны какого бы то ни было восхищения, но, как ты совершенно справедливо заметила, я действительно вампир. И никогда не утверждал иного. Знаю, тебе непросто принять новое свое положение и мой поступок представляется тебе крайне эгоистичным. Однако, не находишь ли ты, что то же самое можно было бы сказать и о твоем? Понимая, что ты никогда бы не пошла на это по своей воле и не предала бы идеалов, которым служишь, я сделал все, чтобы смягчить для тебя тяжесть моральных последствий — не будучи поставленной в известность заранее, в своих мыслях и поступках ты была искренней до самого конца. Но теперь, бесценная моя Нази, выбора у тебя и впрямь нет, так что не трать свою ярость понапрасну — случившегося она не изменит. Ты останешься со мной. Не только потому, что я так хочу, но еще и потому, что я нужен тебе, хотя ты, возможно, и не готова согласиться с этим прямо сейчас.

Дарэм запрокинула голову, глядя в лицо графа долгим, пристальным взглядом. Обжигающий ее изнутри гнев отступал, и на его месте оставалась черная, вязкая, хиной горчащая обреченность.

— Я ненавижу тебя, — наконец, тихо, но твердо произнесла она. — Ты прав, даже обезглавливание для меня теперь не больше, чем приговор к бессрочному заключению на Изнанке, но и оно было бы куда лучше того, что сделал со мной ты. Я еще не знаю, как именно решу эту проблему, но даю слово — о своем решении ты пожалеешь.

— Очень может статься, Нази, — фон Кролок абсолютно серьезно кивнул. — Хотя я, признаться, придерживаюсь иного мнения. Впрочем, теперь в нашем распоряжении имеется огромное количество времени, чтобы узнать, кто, в конечном счете, окажется прав. А теперь прости, я вынужден ненадолго тебя оставить. Учитывая обстоятельства, нам все же придется выйти на охоту вне графика.

— Учитывая обстоятельства, я, Ваше Сиятельство, предпочту сдохнуть с голоду, — донеслось ему вслед.

— А я предупреждал, что она будет не в восторге от твоего самоуправства! — граф даже не удивился, увидев привалившегося к стене напротив дверей в его комнаты сына.

— Надо полагать, без твоих предупреждений я ожидал бы, что она падет мне на грудь, заливаясь слезами благодарности, — Кролок хмыкнул и уже в сопровождении подстроившегося под его шаг Герберта двинулся в направлении собственного кабинета. — Ее реакция на подобного рода перемены вполне естественна. Однако со временем ее взгляды могут несколько перемениться, а времени у нас с фрау Дарэм, как я ей только что сказал, и впрямь предостаточно.

— Не опасаешься, что твоя хладная возлюбленная ударится в бега, унося ноги подальше от твоей опеки? — с неподдельным любопытством поинтересовался молодой человек. Как раз он, как никто другой, знал, каким настойчивым, последовательным и терпеливым при желании способен быть его приемный отец.

— Ты удивительно невнимателен, Герберт, — бросив косой взгляд на юношу, граф удрученно покачал головой. — Именно мой укус стал для фрау Дарэм смертельным. Забрав последнюю каплю ее жизни, технически я стал тем, кто обратил Нази в вампира, а значит, как и в случае с тобой, я всегда буду знать, где она и что с ней. Далеко не уйдет.

— Ты до отвращения предусмотрителен, отец, — закатив глаза к потолку, виконт шумно вздохнул. — И это я еще тактично умалчиваю о том, что ты жестокий, эгоистичный деспот и тиран! Впрочем, если уж говорить откровенно, то она и сама…

— Личностные качества фрау Дарэм меня полностью устраивают, — перебил своего наследника граф. — И прежде, чем ты произнесешь еще хоть слово, учти — Нази все отлично слышит и вполне способна использовать сказанное против тебя.

Фон Кролок усмехнулся, услышав, как в своей комнате злобно чертыхнулся последний, тридцатый по счету, вампир.