Тетрадь (гет)

В одном из моих самых первых воспоминаний я, Рон, мама и близнецы гостили у дядюшки Биллиуса. Дядя жил в старом доме папиных родителей и, поскольку он не был женат, а сам был порядочным раздолбаем, за хозяйством следить было некому, поэтому мама раз в месяц навещала его и проверяла, все ли в порядке. Мы души в нем не чаяли, и вприпрыжку бежали навстречу, если он заглядывал к нам на ужин. А уж попасть к нему домой — это было самым желанным приключением! К сожалению, бабушка с дедушкой умерли еще до рождения Перси, но судя по рассказам, папа ужасно на них похож: они также были помешаны на маглах и с удовольствием тащили в дом всевозможный магловский хлам. К концу жизни они уже не помнили, где что лежит, а дядюшке было лень все выбрасывать, так что для нас каждая поездка превращалась в своеобразную охоту за сокровищами.

Мне было четыре года, когда мама впервые взяла меня с собой. Как обычно, близнецы удрали на чердак, а нас с Роном передали на попечение дядюшке, который решил просто посадить нас рядом с кучей песка во дворе, снабдив старыми жестяными банками из-под муки. И вот, пока Рон пытался скормить мне слепленные куличики, из дома буквально вывалилась самое странное существо, что я когда-либо видела: высокая фигура, закутанная в старую выцветшую мантию, с маской дракона в том месте, где у людей обычно располагается лицо, приближалась к нам, покачиваясь из стороны в сторону. Существо жутко стонало, и мне почудилось, что это наш родной упырь увязался за нами к дяде Билиусу, который, кстати, согнулся пополам от смеха при виде «незнакомца». Ронни испуганно захныкал, попятился, плюхнулся в песок и, в конце концов, оглушительно заревел. Тут же прибежала мама и подхватила его на руки, а фигура внезапно упала, и из-под мантии вылезли довольные близнецы. Впрочем, вся их радость вмиг улетучилась, когда мама разразилась гневной тирадой, в коей, как это часто бывало, упомянула свои сомнения по поводу того, возьмут ли их в Хогвартс с таким поведением. Фред и Джордж просто бредили школой, поэтому, виновато опустив голову, готовились принять любое наказание, лишь бы искупить грехи перед «священной совой», приносящей письма из Хогвартса старшим братьям. В свои восемь лет они думали, что именно совы решают, кому из детей следует отправить заветное письмо.

— ... испугали Рона! Я уже не говорю о том, что вы порвали мантию своего дедушки! — мама заливалась с энтузиазмом взорвавшегося громовещателя. Слово «дедушка» мне тогда еще ни о чем не говорило, да и вообще, я так и не поняла, почему внутри нашего упыря оказались близнецы, и уж тем более, состава их преступления не разобрала. Дядя пытался встать на сторону Фреда и Джорджа и успокоить мамин гнев, но безуспешно.

— Это же всего лишь шутка, Молли, — осторожно начинал он без надежды на успех.

— Не спорь, Билл! Они должны понять, что чужие вещи портить нельзя.

— Какие такие чужие? — подал голос Джордж. — Это же дедушкина мантия, ты сама сказала. Она почти что наша.

— Тем более! Вы бы стали портить свои игрушки? Может, вы и школьные учебники будете рвать?

Братья выглядели такими несчастными, что во мне, не понимавшей причину маминых криков, поднялась необъяснимая ярость. Рон часто сваливал свою вину за разбитые тарелки и потоптанные грядки на меня, так что, еще толком не научившись говорить, я уже знала точно: нет ничего обиднее, чем несправедливое обвинение. Сразу хотелось орать, топать, драться, кусаться — лишь бы привлечь к себе внимание и доказать свою невиновность. Я не понимала, почему близнецы просто стоят и слушают, поэтому решила показать им, как нужно себя вести в таких ситуациях. Взгляд упал на останки чудовища, и я, незаметно подобравшись к маске, нацепила ее на голову и побежала вокруг песочной кучи, стараясь кричать как можно громче.

Не помню, что сказала мама на мою выходку, но, как только она вместе с Роном ушла в дом, дядюшка Биллиус подхватил меня не руки и несколько раз подбросил. Я визжала от восторга, а затем Фред и Джордж по очереди обняли меня и увели с собой на чердак. С тех пор мы не расставались вплоть до их первого отъезда в Хогвартс.

* * *

Семейный завтрак оказался пыткой. Кухня, едва вмещающая всю нашу ораву, сейчас казалась огромной, пустынной, необжитой. Только что чистая, и на том спасибо — уборка спасала маме нервы, если там еще было что спасать. Папа не поднимал глаз от тарелки, я обреченно жевала тост, который упрямо не хотел заканчиваться.

Мазь, которой Фред, не жалея, смазал громадный синяк на моей спине, слава Мерлину, подействовала. Боль более или менее утихла, особенно если не делать резких движений, хотя цвет пятна не изменился и все еще пугал своей чернотой.

— Надо будет сходить в деревню, может быть еще остались индейки, — поразительно звонко заявила мама. Я вздрогнула, и недоуменно посмотрела на нее.

— Зачем тебе индейка?

— А из чего я, по-твоему, приготовлю ужин? Не возьму же я его из воздуха! Я думала, вас учат в школе элементарным вещам.

В голове промелькнули все законы Голпалотта, о которых она, видимо, говорила, но они тут же исчезли.

— Артур!

Папа услужливо улыбнулся.

— Да, дорогая?

— Возьмешь кого-нибудь из мальчиков, сходите за елкой.

Мальчиков. Было бы кого брать. Медленно, но верно я начала испытывать отвращение от этого разговора.

— Приедет Билл, тогда сходим, — миролюбиво ответил папа.

— Билл и Флер будут отмечать с нами? — поинтересовалась я, вспоминая прошлогоднее торжество. Наверное, мама тоже вспомнила тот очаровательный вечер, и фыркнула:

— Нет, они решили остаться дома. Первый семейный праздник, видите ли. Билл просто заедет нас навестить.

— Молли, ну что же ты так, — папе, как и мне, не понравилась ее интонация. — У них теперь своя семья. Они и так приезжают через день.

— Флер еще не виделась с Джинни, — парировала мама. Я отважилась вставить несколько слов:

— Мы еще увидимся, я еще не скоро уезжаю.

В общем-то, я бы пережила, если бы мы и не увиделись, но раз уж маме так хочется...

— Я подумал, не пригласить ли нам Мэган, — осторожно произнес папа, и смешно вжал голову в плечи, будто ожидая оплеухи. Я с энтузиазмом поддержала его. Я вдруг явственно представила, как несчастная Мэган Перкинс окружает себя колдографиями мертвых сыновей и мужа, разливает медовуху по четырем бокалам вместо одного, а потом тихо напевает под нос какой-нибудь гимн. Ни один человек такого не заслуживает.

— Хорошо же мы будем выглядеть, — не без яда ответила мама. — Пригласить бедную женщину в дом, похвастаться большой крепкой семьей — неужели ты думаешь, что она почувствует себя лучше?

— Нам нечем хвастаться, — пробормотала я. Мама вопросительно подняла брови, и я поскорее впилась зубами в остатки тоста.

— Но если ты хочешь, то, конечно, приглашай. Не забудь в таком случае встретить ее, иначе она просто нас не найдет.

— Я помню.

Папа ушел сразу после завтрака. Насколько я поняла, у него были дела в Ордене, поскольку на работе должен был быть выходной. Со всеми этими событиями я удивлялась, как его до сих пор не уволили. Возможно, так министерству было проще за нами следить.

Мы с мамой, в самом деле, навестили продуктовый магазин в соседней деревне. Сначала мама хотела держать меня за руку, и я, сжав зубы, не собиралась сопротивляться, чтобы не беспокоить ее лишний раз. Однако очень скоро она отказалась от этой идеи. Магазин встретил нас полупустыми полками, но маме самым чудесным образом удалось там отыскать вполне сносную индейку и все остальное. Как я ни просила, расплатиться за покупки она мне не дала, хоть и знала, что я куда лучше ориентируюсь в магловских деньгах. Одинокая кассирша боязливо поглядывала на нас, и на всякий случай подозвала охранника, будто ежесекундно ожидала ограбления. Впрочем, все обошлось благополучно, и мама потратила на перебирание цветных бумажек с портретом королевы всего лишь десять минут — в два раза меньше, чем я предполагала.

— Беда с этими защитными заклинаниями, — бормотала она, когда мы возвращались назад, по колено утопая в слякоти. Утром неожиданно и потеплело, и на снег нечего было и рассчитывать — и это за день до Рождества! Мама не хотела пользоваться магией в магловской деревне и не стала леветировать сумки, поэтому я храбро отобрала у нее две трети покупок. Фред сказал мне не напрягаться еще несколько дней, но с занятыми руками было проще выдержать долгую дорогу домой.

Мама отчаянно жаждала общения. Тетя Мюриэль жалуется на ревматизм. Папины мантии протерлись в локтях, а заплатки выглядят несолидно. Тыквы в этом году уродились на славу, несмотря на старания гномов. Стрелка снова начала отказываться от корма и, похоже, она линяет. Чистящий порошок «Моющие Мойры» подорожал на три кната, да и вообще из-за войны с ценами творится Мерлин знает что. С голоду, конечно, не умрем, но, когда папу уволят с работы, придется совсем туго. Брать деньги у близнецов как-то совестно, ведь они совсем еще дети, а Биллу нужно обустраивать новый дом и готовиться к большим тратам, ведь Флер, скорее всего, беременна. Нет, она, безусловно, ждет ребенка, потому что уже четыре дня не показывается на глаза — а это верный признак. Не хочет, чтобы свекровь докучала советами. Одна надежда, что Билл проявит твердость и настоит на том, чтобы они жили в Норе первое время, пока ребенку хотя бы год не исполнится. Девочке двадцать, что она может знать о детях? Лучше бы они повременили с ребенком... и со свадьбой. Не дай Мерлин, с Биллом что-нибудь случится, что она тогда будет делать? Уедет во Францию, и маленький Уизли пойдет в Шармбатон?

— Что плохого в Шармбатоне? — пробормотала я, впервые прервав ее бесконечный монолог. На секунду я почувствовала нестерпимую зависть ко всем, кто там учится, в частности к единственному знакомому мне человеку — Габриэлле Делакур. Она ни о чем не беспокоится, ее подругу вряд ли когда либо выкрадывали самые страшные преступники, за голову ее бывшего парня вряд ли назначена награда в черт знает сколько сотен галеонов, и у нее уж точно нет черного синяка размером с квоффл. Вероятно, они всей семьей беспокоятся за Флер, но она у них одна. Им все равно легче, чем нам с мамой.

— Ничего плохого нет, но...

— Может, она вообще не беременна. Мам, что это за предрассудки?

— Я бегала от твоей бабушки, пока можно было спрятать живот. И ты будешь бегать, — уверенно ответила мама.

— Не буду.

— Будешь-будешь. Но лучше родной матери никто не поможет, так что, надеюсь, она не заставит Билла переехать во Францию.

Мама даже кивнула несколько раз для пущей убедительности. С языка едва не сорвалось замечание, что рожать будет не Билл, а мать Флер находятся на противоположном берегу Английского канала.

Дома, не успела я передохнуть и сбегать в ванну посмотреть на синяк, как мама загрузила меня тонной работы. Рождество, как принято, нужно впускать в чистый дом, поэтому поиск гирлянд пришлось совместить с уборкой чердака. Меня снарядили ведром с водой и тряпкой, но я сомневалась, что там может быть настолько грязно.

Чердак — излюбленное место мамы. Что может быть лучше, чем перекладывать с угла в угол ящики с нашими старыми игрушками, обувь, из которой все выросли, письма десятилетней давности. Сейчас, когда упырь переселился на этаж ниже, там можно было даже жить. Свою ошибку я поняла, как только подошла к комнате Рона. Из-за двери доносились редкие приглушенные стоны, как будто там и в самом деле лежал тяжело больной человек. Я улыбнулась, вспоминая, как чуть было не выдавила из себя слезу в министерстве, когда говорила о «несчастном братике». Однако с этого этажа, начинался как будто совсем иной, заброшенный дом, и если наши темно-зеленые крашеные перила казались издали серыми, то на самом чердаке вполне могла быть тонна пыли, и даже не одна.

Я понимаю, маме было тяжело смириться с уходом Рона, а привыкнуть к упырю в бордовой пижаме было просто невозможно. В конце концов, она решила просто игнорировать его присутствие, списать вой и стоны на сквозняки, и просто забыть о существовании двух верхних этажей. Конструкция дома позволяла, к счастью. Честно говоря, это была самая ужасная выходка Рона за всю его жизнь. Хотя летом мне, как и ему, эта идея казалась чуть ли не гениальной. Более того, если бы у нас было два упыря, я бы наверняка сделала бы то же самое. Гарри не хотел брать меня с собой, это правда, но, если бы я поставила его перед фактом, не думаю, что ему удалось бы отвертеться. Теперь я понимаю, что идея отвратительная и бестолковая. Не известно, сколько нам удастся водить за нос министерство этим трюком, и что будет, когда обман раскроется.

Каждый год мы всегда забывали, куда сложили гирлянды в прошлый раз. Где-то на чердаке — это было все, что могли вспомнить абсолютно все члены семьи, и даже Перси (хотя он, большей частью, потому, что никогда не участвовал в украшении и разборе елки). Смирившись с мыслью, что мне придется вскрыть каждую коробку, я и не надеялась, что найду их быстро. А они стояли прямо у входа, за мешком со старым квиддичным инветарем. Мне внезапно захотелось найти именную биту Джорджа, которую он получил после того, как Гриффиндор выиграл кубок в девяносто четвертом, но среди разномастных перчаток и наколенников мне попался увесистый бумажный пакет. Внутри оказались наши детские рисунки. Несмотря на холод, побирающийся сквозь щели в досках, я перебралась поближе к окну, где было немного светлее.

Все рисунки были подписаны маминой рукой и упорядочены по датам. Не представляю, как все это могло сохраниться, ведь самым древним было уже больше двадцати лет. Билл, судя по всему, ни в три, ни в пять, ни в семь лет особой фантазией не обладал и рисовал одно и то тоже — нашу семью. Сначала на фоне домика, весьма отдаленно напоминающего Нору, стояли четыре человека, чуть позже пятеро — родился Перси. Лица у всех были совершенно одинаковые — круглоглазые и улыбающиеся. Чарли, в отличие от брата, людей не рисовал вообще. Как и следовало ожидать, у него преобладали всевозможные животные: курицы, собаки, лошади, драконы, конечно же. Иногда мне даже не удавалось точно определить, что за зверь изображен на рисунке, но Чарли оставлял названия, и почти все вымышленные. Наверняка он взахлеб читал книги о животных, и поэтому подписи были чуть ли не на латинском, что-то вроде «Рыкокрякус пятилапус». Из рисунков Перси сохранилось только два, где он очень похоже изобразил замок Хогвартс. Оба были нарисованы, когда ему было четыре года, потом, наверное, он решил, что слишком умен для рисования. По количеству рисунков всех переплюнули близнецы. Они всегда рисовали вдвоем на одном пергаменте, или мама просто не могла различить, где чей рисунок, и для надежности подписывала двумя именами. Тут было все, что можно было представить: Нора, квиддич, садовые гномы, маленький Рон и маленькая я, деревья, отпечатки ладошек, дядя Биллиус и тетушка Мюриэль, мамины часы. Стрелка и Короста. Краски они не жалели, и кое-где слои были такие толстые, что картина покрывалась трещинами, словно старый потолок. Один из рисунков представлял собой портрет близнецов, причем, судя по надписи, они рисовали друг друга. Справа было написано « Это Ф. Рисовал Д.», а слева — « Это Д. Рисовал Ф.» Они получились совершенно непохожими друг на друга. Фред был задумчивым, серьезным, а Джордж, наоборот, вышел чересчур жизнерадостным. Ко всему прочему, у него были громадные уши, что довольно иронично. Рон почти везде рисовал эмблему Пушек Педдл и Коросту, но попадались и семейные портреты, где он рисовал себя одного с родителями. Меня и братьев рядом никогда не было, хотя был один трогательный рисунок, на котором рыжий мальчик в свитере с буквой «Р» обнимает маленькую рыжую девочку. Судя по дате, он нарисовал это на мой третий день рождения. Я, как и Билл, рисовала семью на фоне дома и всегда располагала братьев по старшинству. Большинство рисунков пришлись на первые семь лет моей жизни, хотя я могла и в двенадцать лет сесть и нарисовать счастливых Уизли на фоне Египетских пирамид. К моему неудовольствию, мама сохранила и другие мои художества, где рядом со мной всегда был изображен мальчик с темными волосами. Я никогда не рисовала его лица, потому что не помнила (или не знала), как он выгладит, поэтому он всегда был замотан в шарф, или стоял спиной, или внезапно отращивал длинную челку. Эти рисунки я отправляла маме, подписывая их «Джинни и Том», и наивные родители радовались тому, что у их маленькой дочурки появился первый школьный друг. Когда же стало ясно, кого именно я рисовала, то мама стала пристально наблюдать за каждым моим рисунком. Уже после всего, я могла машинально начать рисовать его, но, спохватившись, тут же приделывала ему шрам в пол-лица и огромные круглые очки, которым позавидовала бы Трелони. Мама верила, что это именно Гарри Поттер, а не какой-нибудь оживший мертвец, и успокаивалась. Но я не могла найти себе места, пока через некоторое время я вообще не перестала рисовать.

Я снова и снова пересматривала рисунки, пока не замерзла окончательно. Смахнув пыль с горизонтальных поверхностей и на скорую руку протерев пол, я поспешила вниз, в надежде пристроиться к камину. В спешке я едва не забыла коробки с гирляндами.

Уже смеркалось, когда Билл и Фред принесли елку. Установить ее в подставку было делом двух минут, но по традиции мы всегда вешали украшения, не используя магию. Так уж повелось, потому что, пока мы были маленькими, нам не разрешалось пользоваться палочками, а смотреть, как родители леветируют шарики, было бы скучно. В конце, самого младшего ребенка, то есть, меня, поднимали на руки, чтобы я установила наконечник. Было бы лучше, если бы я просто стала на стул, но Фред категорически запротестовал и протянул руки.

— А не надорвешься? — недоверчиво прищурилась я.

— Я тренировался целый год, — обижено возразил он.

— Ладно, только осторожно.

Это было ужасно. Фред старался не касаться моего синяка, и поэтому ни минуту не мог подержать меня ровно. Руки тряслись, потому что я все время смеялась и твердила, что мы обязательно упадем вместе с деревом, и все испортим, но наконечник все-таки поставила на место. Потом, мы, конечно, упали, но елку, к счастью, удержал Билл. От удара по ребрам прошлась волна жуткой боли, и я вскрикнула. Тут же прибежала мама.

— Что произошло?

Фред вскочил на ноги и попытался поднять меня, а у меня на глаза слезы навернулись.

— Все хорошо, мам. Мы вешали наконечник.

— Вы с ума сошли! Ты же могла серьезно удариться, Джинни!

Я так и сидела на полу, судорожно вдыхая воздух. Билл заверил, что это у меня от долгого смеха и увел маму на кухню.

— Прости, — сказал Фред, усаживаясь рядом со мной. — Теперь мама догадается.

— Ну и пусть, — выдохнула я, — невозможно сбежать от всего на свете. Ты останешься на ужин? Может, Ли пригласишь?

— Я уже приглашал, он отказывается. Сама понимаешь, он не хочет встречаться с мамой и папой.

— Он не должен чувствовать себя виноватым. Никто не мог это предвидеть.

Фред неуверенно кивнул. Я прикинула, что оставшимися гирляндами можно украсить каминную полку.

— Куда ты ходил ночью?

— Мы занимались Лавгудом, — ответил за него Билл, как раз в этот момент вернувшись в гостиную. Я тут же вскочила.

— Вы нашли Полумну? — спросила я, удивляясь, откуда в моем голосе столько надежды. Ведь шансы были почти нулевыми.

— Нет, девочку найти не удалось. Но пожиратели прислали Ксено ее колдографию. Судя по всему, ее держат в подземелье. Они гарантировали ее безопасность, при условии, если Лавгуд немедленно выполнит все их условия. Теперь Придира для нас потеряна.

— Потеряна?

— Он уже сегодня полностью поменял курс журнала. Теперь это всего лишь еще одна министерская писулька.

В голосе брата чувствовалась горечь и обида.

— Только не говори, что осуждаешь его! У него не было выбора! — воскликнула я, и повторила слова Майкла: — Полумна попала в плен из-за него.

— Никто его не осуждает, — устало ответил Фред. — Просто это тяжелый удар для Ордена.

— Может она в подземелье Хогвартса? Или в Азкабане? — предложила я.

— С Хогвартсом нет практически никакой связи, но мы пытаемся это проверить.

— Но на это не стоит надеяться, — Фред продолжил развешивать игрушки. — Ты сказала, Снегг был в ярости, когда узнал, что вас троих держали в камере. Сомневаюсь, что он позволит держать у себя стратегически важного заложника. Он и так с трудом контролирует ситуацию. Азкабан тоже не вариант. Там сейчас никого нет, и управлять им практически невозможно. Сама-Знаешь-Кто не успеет опомниться, как Полумна и ее охранники получат Поцелуй дементора. Это значит, что ее держат в доме одного из Пожирателей, а там, куда ни глянь, родовые поместья и замки. И защищены они не хуже, чем Нора.

Все это было очевидно. Не важно, где это подземелье, Орден все равно не нашел бы его, главное, чтобы она не была там одна. Ведь наверняка у них толпы пленных, пусть хотя бы одного из них посадят вместе с ней.

— А если предложить им обмен?

Билл горько усмехнулся.

— На кого? На Шанпайка? Еще нужно доказать, пожиратель он или нет, а более значимые фигуры нам не попадались, по крайней мере живыми.

Живыми. Конечно, глупо было полагать, что Орден никого не убивал. Но в это почему-то очень легко верилось. Разделяя мир на черное и белое, несмотря на то, что нам говорили так не делать, мы создали сказочные стереотипы. Орден — стопроцентное добро и самым страшным заклинанием в его арсенале был Пертификус Тоталус. Они никого не убивали, только брали в плен, где злодеи и доживали свой век, раскаиваясь в своих преступлениях, если, конечно, не переходили на нашу сторону. Никто никогда не обсуждал, как все обстояло на самом деле, и я не спрашивала. Но теперь, глядя на мрачное лицо Фреда и изуродованные руки Билла, я засомневалась: возможно ли, что мои братья кого-то убили?

— Джинни, с тебя осыпаются какие-то бумажки. Неужели письма ухажеров? — Фред, несмотря на свою мрачность, машинально пытался пошутить. Он подобрал с пола сложенный вчетверо листок, который вывалился из моего кармана после всех этих падений — это оказался их с Джорджем рисунок, где они нарисовали друг друга. Мне хотелось, чтобы он лежал у меня, а не пылился на чердаке.

— Хлам, — Фред как будто вынес приговор, лишь только бросив взгляд на него. В том, что он узнал свое с братом творение, не было сомнений.

— Никакой это не хлам! — возмутилась я.

— Только маме не показывай.

Он сунул рисунок мне в руки и выбежал из гостиной. Хлопнула входная дверь. Я с ненавистью пнула ножку дивана.

— Джордж не мог умереть.

— Знаешь, Джин, — Билл положил мне руку на плечо, — пока все не уляжется, лучше вообще не говорить об этом.

— Ты просто сдался, — презрительно выплюнула я и убежала за Фредом.

Я нашла его около сарая для метел. Он сидел на опрокинутом ведре, и я быстро нашла себе еще одно.

— Иди в дом, холодно.

— Не пойду, — упрямо заявила я, усаживаясь прямо перед ним.

— Встань с ведра.

— Сам встань.

Фред попробовал засмеяться, но вместо смеха получился какой-то всхлип, и он закашлялся.

— Знаешь, — он упорно рассматривал свои кроссовки, но говорил ровно, — Джордж предвидел, что так будет. Когда все началось, он сказал, что один из нас не выживет. Сказал, что это будет невероятная удача, если мы уцелеем оба.

— Это бред. Тем более, вы не ходили на прорицания, — я отчаянно пыталась развеселить его, хотя сама была готова в любую секунду разрыдаться.

— Это просто интуиция. После того, как ему оторвало ухо, он только об этом и думал. Мне кажется, что даже если будет шанс выжить, он не будет стараться.

— Тогда ему придется иметь дело со мной! А он знает, что, когда я злюсь, я ужасно похожа на маму.

Со второго раза шутка подействовала. Фред улыбнулся и потрепал меня по волосам.

— Сегодня папа придет поздно, и скажет, что Кингсли сворачивает поиски Джорджа. У Ордена нет больше ни средств, ни времени, ни свободных людей. Зато есть пол-Англии беженцев.

— Откуда ты знаешь? — с недоверием спросила я. Не думала, что Кингсли может так поступить. Джордж — член Ордена Феникса, его не могли вот так просто забыть.

— Слышал от Велли. В конце концов, это был лишь вопрос времени. Но я все равно буду искать. Вместе с Ли, вместе с Биллом, или в одиночку, все равно, — его взгляд стал жестоким и холодным. — Я не успокоюсь, пока не увижу его труп собственными глазами.

— Я буду искать вместе с тобой! — решительно выпалила я. — Не поеду в школу. Можем хоть сейчас, на Надзор все равно всем плевать.

Никогда не думала, что скажу это. Не вернуться в Хогвартс — мой самый страшный кошмар, даже этим летом я каждый день боялась, что родители передумают и оставят меня дома.

— Перестань, Джин.

— Я серьезно! Зачем мне возвращаться? За новыми Круцио? Фред, это бесполезно, сколько бы мы ни пытались, Отряд Дамблдора никогда не выживет Кэрроу и Снегга. Это замкнутый круг: мы совершаем какое-нибудь безумство, нас ловят и наказывают, мы отдыхаем и снова бросаемся в... И лучше не становится! — слышал бы меня Майкл. Самая сумасшедшая активистка, автор идеи о краже меча, та, что обвиняла его в трусости, теперь сама себе противоречит.

— Ни за что. Ты вернешься в Хогвартс и продолжишь возглавлять отряд вместе с Невиллом! — заявил Фред.

— Там не будет безопаснее, я тебе гарантирую.

— Знаю. Зато там ты принесешь больше пользы. Ваш вклад гораздо больше, чем ты можешь себе представить, Джин.

— Да, как Дин говорил, мы мотивируем людей оторвать задницы от диванов и вступить в борьбу. Ксено Лавгуд довоевался, и Полумна не скажет ему за это спасибо.

— Джинни...

— Я иду с тобой, и точка!

Наверное, сейчас был как раз тот момент, когда я становилась похожа на маму. Хватит этих ужасных приключений, плевать мне на Орден, на ОД, на войну. Сначала семья, затем все остальное.

— Если тебя не будет в замке, они придут сюда. То есть сюда они, конечно, прийти не смогут, но станут трясти папу и Билла на работе. Мы же предатели чистокровных. Что, если применят сыворотку?

— Мы можем ничего не говорить родителям. Пусть думают, что я села на поезд, а я могу пожить в штабе, или в одной из квартир Ордена, или... — следующая мысль пришла мне в голову внезапно, и показалась самой гениальной и правдоподобной. — Скажем, что я убежала к Гарри!

— Что?! — Фред впервые засмеялся по-настоящему.

— А что? В Хогвартсе все знают, что мы встречались, так что, думаю, и пожирателям это известно. Я могу даже написать записку, мол, прошу простить, бегу навстречу вечной любви...

Я просто побила все рекорды. Этот диалог стоило записать, потому что больше я никогда и ни за что не повторила бы своих слов.

Но Фред только покачал головой:

— Нет, Джин. Мама не выдержит двух упырей в одном доме.

Забавно, что я думала об этом несколькими часами ранее.

— Но ты обещаешь, что возьмешь меня с собой? Я не имею в виду именно поиски, а вообще. Пообещай, что не дашь мне сидеть сложа руки, когда вся семья будет сражаться.

Конечно, он пообещал, а как иначе. Наверное, он надеялся, что этот день никогда не настанет, или просто хотел порадовать меня, или он поступил бы так и без всяких обещаний — это не важно. Но поздно ночью я, приложив ухо к двери своей комнаты, слышала, как мама умоляет Фреда не уходить, а он в ответ хлопает дверью.

Утром не хотелось открывать глаза. Возле моей кровати должна была за ночь появиться горка подарков, но я знала, что она будет гораздо меньше, чем обычно. Не на что жаловаться, никто в этом не виноват, почта же не работает. Мало кто заранее запасается подарками на все праздники в году, поэтому в Хогвартсе мы договорились, что все поздравления переносятся на послевоенное время. Но дело не в количестве свертков и коробочек, конечно же. Меня тошнило от самой идеи что-либо праздновать.

Тем не менее, мама все-таки связала свитер — на этот раз синий, хоть этот цвет мне не идет. Папа расщедрился на новые спортивные перчатки, которые, если верить упаковке, не будут скользить даже по мокрой поверхности квофла. От Билла и Флер мне достался набор сверхумных расчесок «Прическа Персефоны» (думаю, Билл имел к подарку весьма отдаленное отношение), а Фред презентовал шляпу-невидимку собственного производства, ее чары должны были держаться в течение двух-трех месяцев. Меня кольнуло сожаление, ведь я ничего им не приготовила.

Это день я с уверенностью переместила на верхнюю строчку моего рейтинга самых ужасных праздников своей жизни, потеснив Рождество на площади Гриммо. Мама сделала невозможное, из ничего приготовив настоящий пир, но Фред не вернулся ни к завтраку, ни к обеду. Нестерпимо хотелось стать маленькой, чтобы беспрепятственно верить в рождественское чудо. Вот так вот. Все только и делают, что тыкают пальцем в мой якобы «комплекс несовершеннолетнего подростка», а я, между прочим, иногда скучаю по светлым денькам своего детства, и в последнее время все чаще и чаще.

Небольшой сюрприз ожидал нас после обеда — пришла Тонкс. Я, в отличие от своих братьев, никогда близко не общалась с беременными женщинами и ощутила странную неловкость вперемешку со страхом, когда метаморф бросилась меня обнимать. А ведь живот у нее был уже немаленький. Тонкс обнимала нас долго и жадно, будто изголодавшись по общению, а потом вытащила из сумки помятый сверток.

— Не могла же я прийти с пустыми руками! — оправдывалась она, когда мама скептически заглянула в пакет. От подарка пахло свежей выпечкой. — Мерлиновы носки, Молли, не смотри так! Андромеду чуть инфаркт не схватил, когда она поймала меня у плиты, но я старалась! Это должен был быть рулет...

— Замечательный рулет, — снисходительно кивнула мама, — и как раз к чаю.

А потом они закрылись на кухне и просидели там, по меньшей мере, час. Я собственными ушами слышала, как мама заклинанием заперла дверь. Что же такое они могли там обсуждать, что мне лучше не слышать? Надоело.

Во дворе было необычайно тихо. Сначала я хотела подобраться поближе к кухонным окнам, но потом передумала и остановилась на крыльце. Отсюда открывался восхитительный вид на пустующие грядки. Черт бы их всех побрал, пусть обсуждают свои секреты. До полнолуния было еще далеко, Люпин наверняка выполняет задания Ордена, а мама и Тонкс, видимо, собрались пожаловаться друг другу на жизнь, как несчастные жены, чьи мужья ушли на войну. Так и есть, в принципе, хотя это не похоже на Тонкс, которую мы знаем.

Хотелось летать, несмотря на холод и одиночество. Хотелось просто зависнуть в воздухе, пусть даже на небольшой высоте, чтобы не столкнуться с защитным барьером. Чистомет Рона я оставила в школе, поэтому схватила в сарае первую попавшуюся метлу, на которой даже название было стерто. По заметному крену влево, я поняла, что это Комета как минимум семидесятого года выпуска, но это не помогло мне пролететь и двух кругов вокруг дома. Даже на детской высоте приходилось напрягать мышцы пресса, чтобы выровнять это чудовище, что в моем состоянии оказалось невозможным. Пришлось вернуться на землю.

Я как раз успела перевести дыхание, когда до меня донесся грохот из прихожей — очевидно жертвой снова стала вешалка, а затем пострадали резиновые сапоги, мирно стоявшие рядом с дверью. Тонкс облокотилась на перила крыльца и поспешила натянуть кислотно-розовые рукавицы.

— Ну и погодка, — пробормотала она и помахала руками у меня перед носом. — Потрясные, да? Молли связала. У тебя золотая мама.

— Не люблю розовый, — угрюмо ответила я. Хотя нужно признать, рукавицы и впрямь были хороши.

Тонкс понимающе кивнула.

— Не кисни, Джинни. Тебе было бы не интересно это слушать, да и мне было бы... не уютно.

— Фред все равно расскажет мне, если случится что-нибудь важное.

Да, я обиделась. Тонкс всегда казалась мне эдаким борцом за права женщин и почти совершеннолетних подростков, а тут такой поворот.

Но она засмеялась, отчего ее фиолетовые волосы стали ярче.

— Думаешь, мы обсуждали дела Ордена? Тошнит меня уже от всей этой войны. Нет, я хотела посоветоваться насчет всяких... детских вопросов.

— А...

Об этом я даже не подумала. Тогда и в самом деле, мне на кухне делать было нечего.

— Не знаю, что бы я делала без Молли. У своей мамаши я не хочу ничего спрашивать. Все-таки кровь Блэков не задушишь: стоит мне заикнуться на эту тему, как она тут же начинает выдавливать из себя высокопарные фразочки, и лицо так вытягивается противно, будто дети — это какая-то страшная гадость.

— Как же она тебя родила? — усмехнулась я. Тонкс развела руками.

— Не знаю даже. Наверное, я родилась сразу пятилетней, чистенькой, в кружевном платье, и пела добрые песенки.

Я представила маленькую девочку в старомодном платье с фиолетовым ирокезом на голове и черепом в ухе и невольно посочувствовала Андромеде.

— Как Римус?

— Бегает по заданиям, — Тонкс ответила с наигранным безразличием. — Настоял, чтобы я все время жила у родителей, а сам почти не показывается дома. Ну, тут я его понимаю, такую тещу, как у него, и врагу не пожелаешь. Раньше он хотя бы с моим отцом более или менее ладил, а теперь папа решил, что если будет скрываться от Министерства, нам будет спокойнее.

Я подумала, что Дин вполне мог бы встретить где-нибудь в лесу отца Тонкс. Наша страна не такая уж и большая.

— Знаешь, я серьезно подумываю о том, чтобы остаться здесь. Не возвращаться в Хогвартс, а остаться и вступить в настоящее сопротивление.

Слова сорвались с языка, и я тут же о них пожалела. Как ни крути, Тонкс хоть и смахивает на старшую подругу, но, все-таки она взрослая. Да еще и беременная. Кто знает, как это повлияло на ее представление о безопасности и солидарности.

Тонкс проверила, плотно ли закрыта дверь и понизила голос:

— Из-за Джорджа?

— Да, но не только. Я бы могла быть полезной Ордену. В школе все выходит боком, что бы я ни придумала, мы только калечимся, а толку ноль.

— Но тебе нет семнадцати, Джин, тебя пошлют подальше и попросят зайти через полгода.

— Может, если бы я смогла убежать, то где-нибудь в другом месте, в другом городе, подальше от Лондона, мне удалось бы пустить пыль в глаза. Думаю, я выгляжу достаточно взрослой, чтобы накинуть себе годик-другой.

— А деньги?

Тонкс спросила об этом со всей серьезностью, будто моя безумная идея не была высказана в порыве чувств, а уже долго и методично разрабатывалась. Внезапно я сама начала верить в ее осуществление.

— Ну... Я скопила немного, — нерешительно пробормотала я, вспомнив о кошельке с монетами, который получила осенью от Флер. За ненадобностью я так и не посмотрела, сколько там денег, но он, по крайней мере, был внушительно тяжелым.

— И ты придумала легенду, которой будешь прикрываться? Имя? Биографию и прочие мелочи?

— Мерлин, Тонкс, я же не прямо сейчас собралась уходить! — воскликнула я, а в голове пронеслась мысль, что оптимальным вариантом будет прикинуться маглорожденной сироткой из детского дома. А на все вопросы отвечать, что ударилась головой и ничего не помню.

— Побег — это не то, что можно спланировать в последнюю секунду, — упрямо ответила она. — Если ты об этом думаешь, то продумывай все детали.

— А на моем месте, ты бы решилась на побег?

Тонкс задумалась, устремив взгляд на светло-серое небо.

— Твои мама с папой очень многое сделали для меня и Римуса, — сказала она, тщательно подбирая слова. — Я не буду советовать тебе ничего, что могло бы их расстроить, а побег еще одного ребенка точно не пойдет им на пользу. В свое время я наделала достаточно глупостей, за которые до сих пор стыдно перед родителями, особенно перед папой, а возможность извиниться уже может и не представиться. Но с другой стороны, если бы я делала только то, что мне велели, я бы потеряла намного больше.

Я ждала, что она многозначительно положит ладонь на живот, а на пальце свернет обручальное кольцо, но это было не в стиле Тонкс. Да и вообще, она же была в варежках.

Вот и весь совет женщины-мракоборца: взвесь все за и против и прими решение. Все так делают.

Тонкс распрощалась с нами, как только пришел Фред с папой. Несмотря на то, что, по ее словам, Римус должен был остаться на дежурстве вечером, и дома ее ждала только мать и пересоленная индейка, Дора не захотела остаться с нами. Я так надеялась, что папа все-таки приведет кого-нибудь: Кингсли, Мэган или даже того самого Велли, хоть я и видела его только один раз. Уже много лет на наших Рождественских ужинах всегда присутствует чей-нибудь друг или коллега, тогда мама всегда начинала суетиться вокруг гостя, и мы производили впечатление веселой гостеприимной семьи. Только не в этот раз.

Фред выглядел изможденным, будто не спал всю ночь, но мы не стали об этом разговаривать. Честно говоря, не помню, чтобы мы вообще разговаривали.

«Пусть все будет хорошо». Увы, единственный папин тост не прибавлял уверенности в будущем, как и голос Селестины Уорлок, которая, как и последние двадцать лет, пела о котлах любви.

* * *

Надежда умирает последней, дорогие читатели! Благодарю за терпение. В силу определенных причин пришлось приостановить работу над фанфиком, но, как видите, он снова в строю) Не могу обещать регулярные обновления, но я никогда не устану повторять, что он будет дописан! Изо всех сил стараюсь, чтобы качество не упало, но, к сожалению, не уверена, что получается.

Еще раз, огромное спасибо, что не бросили фанф и писали мне гневные отзывы. Вы не представляете, как сильно это подстегивает к работе))

Ваша Дриада.