Тетрадь (гет)

Я не знаю, как долго я молчала. Вопросов мне не задавали, да я и не уверена, что смогла бы на них ответить. В голове началась полная неразбериха, будто мысли играли в плюй-камни, а в душу закрался липкий, противный страх, что я не сделаю что-то безумно важное и подведу близкого человека. Но потом эти ощущения быстро сменились чувством обреченного спокойствия, чувством, что от меня ничего не зависит и что самым правильным решением будет довериться людям, которые ведут меня, плыть, так сказать, по течению. Все эмоции исчезли, осталась только сильная ненависть, да и то лишь на уровне подсознания. А ненавидела я себя за то, что вся эта ерунда происходила со мной не из-за темного заклинания и даже не из-за зелья, нет… Мне хватило всего одного взгляда на этот злосчастный плакат, чтобы доказать себе, что я тряпка.

На огромной, в пол стену колдографии было крупным планом лицо Гарри, а внизу большими буквами написано: «Нежелательное лицо №1». Но… он был как будто неживой, я вначале даже подумала, что снимок сделан магловским фотоаппаратом. Только потом я заметила, что его глаза двигаются, но я никогда не видела его таким. Я помню, в голове крутились странные вопросы: где они сделали этот снимок, почему он не узнает меня, ведь обычно колдографии реагируют на тех, кто их рассматривает. Ну почему он смотрит на меня и не узнает? Что с ним сделали? Нет, это не Гарри, это какой-то розыгрыш. Дура, какие могут быть розыгрыши в министерстве магии? Все правильно, кого, как не Гарри, им делать врагом №1? Мерлин, он смотрит сквозь меня, как будто я призрак. А вдруг я … Здесь что-то не так, здесь все не так, здесь я не такая, какой должна быть…

А они смотрели на меня, на мое испуганное лицо и радовались, что нашли-таки нужный ключик. В конце концов, кого еще, как не шестнадцатилетнюю девочку, они должны были расколоть. Все просто как дважды два.

Наконец Ранкорн прервал молчание.

— Что же вы так вглядываетесь в портрет опасного преступника? — ехидно спросил он.

— Я?

Этим наивным, спонтанным «Я?»… я облажалась. Все мои старания по запудриванию мозгов, весь мой «цирк», как сказала Амбридж — все пошло коту под хвост. Но меня тогда это мало волновало. Единственным желанием было поскорее ответить на все вопросы, рассказать ей все, что я знала, но попыталась скрыть, и убраться из этого кабинета.

— Мисс Уизли, я понимаю, вас запугали рассказами о страшном волшебнике и злобных инферналах, — нараспев проквакала Амбридж. — Вас запугали ответственностью, несуществующими опасностями. Наверняка вы до смерти боялись придти сюда, но разве мы страшные? Мисс Уизли, мы не кусаемся. Поймите, такие, как вы, — надежда магического мира. Чистокровные волшебники исчезают с каждым поколением, и вы единственные, кто может это исправить, вернуть магические традиции на свои места. Министерство магии ценит вас, поэтому вы должны оказать ему помощь. Вы согласны?

Я машинально кивнула, хотя не думаю, что у меня была альтернатива.

— Скажите, где сейчас находится Гарри Поттер?

— Я не знаю, — ответила я. Правда и ничего, кроме правды.

— Хорошо, поставим вопрос по-другому. Он доверял вам какую-нибудь тайну? Может, просил что-то сохранить?

— Нет.

— Он посвящал вас в свои планы? Говорил, куда хочет отправиться?

— Нет.

— Поттер замышляет что-нибудь против Министерства?

— Я не знаю.

— Он говорил, когда вернется или как его найти, в случае необходимости?

— Нет.

Боже, как легко давались мне эти односложные ответы! Наверное, потому что это была правда. Инспекторы озабоченно переглянулись.

— А Гермиона Грейнджер? Она говорила вам что-либо подобное?

— Нет.

— Может она или Поттер написали вам записку или письмо?

— Нет.

Казалось, они пытались найти нужную формулировку вопроса, как код к Выручай-комнате. Но все попытки были тщетны. Ранкорн в растерянности почесал затылок.

— Это бесполезно, мы теряем время, — провозгласил он, придвигаясь к столу и вновь закрывая от меня плакат.

Как только лицо Гарри скрылось за спиной Ранкорна, я как будто вышла из транса. Я плохо понимала, что происходит, но мозг снова работал в полную силу, и прежнее спокойствие сменилось ощущением, что мной управляли. А я это ой как не люблю! Но, к счастью, мне уже давно не одиннадцать лет.

Амбридж не заметила, что я пришла в себя, и продолжала подбирать вопросы.

— Они планировали террористические действия против Министерства?

— Я не знаю. Мадам Амбридж, вы уже спрашивали у меня, знаю ли я его планы, вы повторяетесь. Может хватит переливать из пустого в порожнее? Думаю, вы убедились, что никакой существенной информацией я не обладаю.

Амбридж скривилась, но повторять фокус с фотографией «Нежелательного лица» было уже бессмысленно.

— Вы все же не хотите с нами сотрудничать. Жаль, это может обернуться против вас, — сказала она. — Вы наверняка заметили, как лояльно мы к вам относились во время нашей беседы, но, несмотря на это, вы отказываетесь отвечать на простые вопросы. Есть много способов заставить человека говорить правду, мисс Уизли: империус, сыворотка, всевозможные пытки и так далее — и не сомневайтесь, у нас есть все полномочия, чтобы использовать их против вас здесь и прямо сейчас.

Что ж, гнусная жаба быстро перешла от открытой лести к тупым угрозам. К черту образ дурочки, от в этом сезоне не в моде! Сжав на всякий случай в кармане волшебную палочку и совершенно не задумываясь о последствиях (впрочем, как обычно), я выпалила на одном дыхании:

— Есть полномочия? Так за чем же дело стало? Боитесь руки испачкать, профессор? На вас это не похоже. Где же ваше черное перышко? Кентавры стащили?

Амбридж аж позеленела от ярости. Еще бы, я же напомнила ей о самом унизительном моменте ее жизни. Видели бы ее лицо близнецы!

— У вас очень извращенный ум, мисс Уизли.

— Не более, чем у вас, профессор. Тем более, вы же сами сказали: такие, как я, — надежда магического сообщества.

— Вы горды собой, не так ли? Но рано или поздно, мисс Уизли, вы скажете все, что знаете, и о Гарри Поттере, и об Ордене Фенекса, и даже о таком ничтожестве, как Колин Криви. Не важно, в этом кабинете или в другом, под пытками или нет, но вы все расскажете. Только вот не будет ли для вас это слишком поздно — за это я не могу ручаться. И тогда, мисс Уизли, мы посмотрим, кто будет смеяться последним.

Она произнесла эти слова почти шепотом, зловещим таким шепотом, но испугать ей меня не удалось. Мы еще долго смотрели друг другу в глаза, но было ясно: допрос окончен.

— Я могу идти? — спросила я.

— Да, и пригласите сюда ваших братьев.

— До свидания,… профессор.

Едва за мной захлопнулась дверь, я резко обернулась и показала в сторону кабинета неприличный, но незамысловатый знак. Крик души, что ли…

— Мне очень жаль, Джинни, но дверь этого не поймет и не оценит: она деревянная, — сказал Фред.

— И чем же вызван такой всплеск эмоций? — добавил Джордж.

— Да пошли они… Где предки? — спросила я, заметив, что мамы с папой нет в коридоре.

— Маме заболела голова, и они уехали домой.

— Понятно. Идите туда, кто-нибудь.

Близнецы поспорили на пальцах — выиграл Фред.

— Прощай, брат мой, — сказал он Джорджу, — защити честь нашей сестры! И помни: подставляй их взору исключительно правую сторону лица. Да не испортится у них аппетит к ужину!

Джордж поклонился невидимой публике и скрылся в кабинете, а мы с Фредом разместились на скамейке. Через некоторое время он спросил:

— Хочешь рассказать мне?

— Не знаю, — нерешительно ответила я. — Может позже?

— Может.

То, что случилось во время допроса, выбило меня из колеи. Я никогда ничего подобного не испытывала. Конечно, я могла бы сбросить мое временное помешательство: чувство спокойствия, пустоту в голове, неадекватную реакцию на обычную фотографию и непреодолимое желание рассказать все, что знаю, — на расшатанные нервы, но ощущение, будто мной управляли, не давало мне покоя. Ощущение, будто тебя использовали, вытерли об тебя ноги. Такое со мной было только под влиянием дневника Тома Реддла, с одним отличием: тогда я не помнила, что делала. А сейчас я четко помнила все их вопросы, а «нет» и «не знаю» я отвечала автоматически, не заботясь о том, чтобы скрыть правду. Да и что скрывать? Я действительно ничего не знала. Или я схожу с ума?

— Там был плакат, Фред. И я не знаю…

— Плакат с Гарри?

— Ты его видел? — спросила я.

Фред кивнул.

— Я прогулялся тут немного. Такие плакаты висят на каждой стене, даже в туалетах. Послушай, Джинни, ты не должна себя винить, если не смогла… — Фред помрачнел, и не стал продолжать.

— Если что?

— Мы с Джорджем проверили один, уж слишком сильно он действовал на маму, она поэтому и ушла…Не волнуйся, нас никто не заметил. В общем, мы выяснили, что на плакат наложены очень мощные чары, которые действуют на подсознание человека. И чем сильнее твоя эмоциональная связь с объектом, в данном случае с Гарри, тем сильнее эффект.

— Что за эффект? Ну, Фред!

Он сочувственно посмотрел на меня, но, видимо, решил, что скрывать нет смысла.

— В твоем случае, эффект был бы как у Сыворотки правды, не меньше. Ты бы выложила все, что знаешь непосредственно о Гарри. Пытки или саму сыворотку они не имеют права применять к чистокровным волшебникам, а так никто ничего не заподозрит, а если заподозрит, то не сможет доказать. Джинни, ты что? — спросил он. Я, наверное, вся светилась счастьем.

— Он знал…

— Кто?

— Гарри! Он знал, что так будет, что такое может случиться! Он не меня оберегал, ну конечно! Гарри знал, что ко мне могут применить сыворотку правды, и поэтому он ничего мне не рассказывал, чтобы я случайно не выдала его. Значит, он не считает меня слабой!

Фред посмотрел на меня с сомнением и, улыбнувшись, ответил:

— Джин, ты извини, но Гарри всегда казался мне более прямолинейным, чем ты его рисуешь. В данном случае, я думаю, он действительно заботился о твоей безопасности, а не о своей.

— Да ну тебя, подожди…

Я запустила пальцы в волосы. Ну конечно, это же так очевидно, как я раньше этого не поняла! Недавняя злость сменилась бесконечной благодарностью. Я всегда говорила Гермионе, что интуиция никогда его не подводит — и вот доказательство. Как же он правильно сделал, а я такая дура! Я же никогда не простила бы себе, если бы подвела их. Что бы там не говорил Фред, я теперь все знаю, и никто не заставит меня передумать!

Вдруг кто-то за нашими спинами воскликнул:

— О! Вот тут я еще не повесил!

Тот самый сухощавый волшебник, который заходил во время моего допроса, чуть ли не подпрыгивая, подбежал к нам, повесил плакат на противоположную стенку и удалился, радостно посвистывая. Вроде только что был здесь — и вот, я уже едва помню, как он выглядел.

— Черт…

Колени предательски задрожали. Даже несмотря на то, что я теперь знала, как действует зачарованный плакат, его влияние было огромно. С этого ракурса казалось, что Гарри смотрит на меня, как будто он звал на помощь, а я не пришла. Но, как и в тот раз, я снова почувствовала странное спокойствие. Я дернулась, чтобы снять оцепенение и закрыла глаза. Глупый жест, ведь в голове все равно остался его образ, причем в ярких красках, как и положено. Еще и сон вспомнился… Кровь из шрама семнадцатилетней давности — замечательно! Мне пора в психушку.

— Хочешь, я его уберу? — спросил Фред, видя мое состояние.

— Как?

— Как-нибудь.

— Не надо, Фред, увидят. Забыл, где мы?

— Джин, я же вижу, как ты мучаешься.

— Я не мучаюсь! — отрезала я.

— Ну, как хочешь. У меня, кстати, есть для тебя подарок.

— Какой? — оживилась я, радуясь, что он догадался сменить тему разговора.

Он вытащил из внутреннего кармана куртки что-то круглое, завернутое в платок, и дал мне. Развернув, я увидела золотистого карликового пушистика, который тут же принялся прыгать на ладони и весело попискивать.

— Клевый цвет, а? Только неделю назад вывели.

— Он как маленький пушистый снитч. Спасибо, Фредди!

— Да ладно, я же обещал. Как назовешь? Арнольд Второй?

— Нет, слишком длинно. Пусть будет Чип.

Дома мы старались не говорить о допросе, стараясь сделать это пройденным, забытым этапом нашей сумасшедшей жизни. Но одна вещь не давала мне заснуть, и я решила подойти к папе.

— Пап, можно спрошу?

— Спрашивай, — с готовностью ответил он, удивленный несвойственной мне вежливостью.

— Орден Феникса помогал Колину Криви найти отца? Ты же поддерживаешь связь с Люпином, ты должен знать.

— Честно говоря, Джинни, я ничего об этом не слышал. А кто такой этот Колин?

— Мой однокурсник, впрочем, неважно. Спасибо, пап.

Из-за того, что меня настолько подробно расспрашивали про Колина, я чувствовала себя в какой-то степени причастной к его проблемам. Я знаю, это не мое дело, но мне стало ужасно интересно, что же такое случилось с его отцом, если это приписали к «злодеяниям» Ордена Феникса? И я намеревалась выяснить это при первой же возможности.