Тетрадь (гет)

Погода, наконец, сверилась с календарем и, опознав конец декабря в северном полушарии, расщедрилась на хиленький снежок. О снеговике нечего было и мечтать, а Фред, услышав, что я пыталась летать, накричал и самым наглым образом повесил замок на сарай с метлами. Кроме того он запугал меня рассказами о защитном поле вокруг дома, которое якобы нависало так низко, что я просто чудом с ним не поцеловалась. Перед глазами сразу же всплывало обезображенное тело Денниса Криви, и желание летать пропадало само собой, хотя Билл заверил меня, что никакие ожоги мне не грозят. Всех тонкостей защитных заклинаний он не стал объяснять, конечно, но и не скрывал, что они с Флер приехали на ужин в Нору, чтобы их изменить. Как и предсказывал Фред, Кингсли остановил поиски Джорджа, и я предполагаю, что в целях безопасности было решено поменять Хранителя тайны.

Флер вплыла в гостиную прямо в верхней одежде и расцеловала меня и маму в обе щеки.

— Ты похо’гошела, Джинни! — пропела она, покачивая головой. — От мальчиков, наве’гное, отбоя нет!

Я почему-то смутилась и пробормотала что-то неопределенное. Ее смех зазвенел колокольчиками, и она, легко поведя плечами, скинула модное пальто прямо папе в руки.

— До чего же у вас жа’гко натоплено! А у нас в коттедже постоянные сквозняки, хотя вид на океан п’гек’гасный.

— Морской воздух очень полезен для здоровья, — осторожно заметила мама, буквально пожирая глазами ее идеальную фигуру. Совершенно плоский живот, обтянутый тонким трикотажным свитером, не позволял сделать какие-либо выводы, и в мамином взгляде промелькнуло разочарование. Что бы она ни говорила, а внуков ей очень хотелось. Отсутствие меленьких детей в доме было ей непривычно.

— Ах, этот неповто’гимый шум волн... Билл ’гассказывал тебе, Джинни, как долго он выби’гал этот дом? Когда я училась, нас часто отвозили на море к русалкам. Наши русалки, кстати, вовсе не такие ст’гашные, как у вас в Англии. Эти ужасные Г’риндилоу... — Флер поежилась и изобразила отвращение на хорошеньком личике. Не удивительно. Если память мне не изменяет, до конца второго тура Турнира трех волшебников она не добралась.

— Я бы хотела у вас побывать, — мечтательно протянула я, напрашиваясь на приглашение. Вырваться на день из Норы, да еще и на море, было чрезвычайно заманчиво. Флер просияла и восхитилась этой замечательной идеей, но Билл был другого мнения.

— Давай как-нибудь потом, Джин, — серьезно сказал он. — Сейчас там совершенно другой климат. Ты простудишься, зачем тебе это? Съездишь к нам весной.

Флер снова поморщилась и закатила глаза.

— Милый, я не думаю, что есть смысл ожидать...

— Весной, Джин, ладно?

Билл словно подвел черту своим спокойным голосом, и Флер не стала больше возражать. Если у нас в доме должность главы семьи в зависимости от ситуации переходила от папы к маме, причем мама занимала ее подавляющую часть времени, то глядя на Билла и Флер, никаких сомнений не возникало. Мама с папой поддержали его, хотя вранье так и резало по ушам. Наверняка они развернули там еще одну штаб-квартиру Ордена. Я решила непременно расспросить об этом Фреда.

После обеда папа и Билл занялись защитными чарами. Новые заклинания должны были охватывать бОльшую площадь: теперь трансгрессия и порталы могли сработать только далеко в поле с одной стороны и на самом краю леса с другой стороны дома. С чердака вся местность прекрасно просматривалась, но чтобы трансгрессировать или воспользоваться порталом, пришлось бы идти пешком не меньше двадцати минут, что с неудовольствием отметила Флер. Их собственный дом был, как она сказала, защищен только самыми необходимыми заклинаниями, а мы тут всего лишь перестраховывались и занимались бестолковой работой. В ее словах была доля правды. Даже я понимала, что чем больше площадь, которую охватывают заклинания, тем они менее стабильны.

— На твоем месте, я бы не волновалась. Это в’гедно для кожи, — прощебетала Флер, в перерыве между восхвалением набора расчесок, подаренного мне на Рождество, и жалобами на недостаток женского общения. Билл и Римус стали едва ли не лучшими друзьями из-за общей «волчьей» проблемы, но дружбы семьями у них бы никогда не получилось. Флер относилась к Тонкс снисходительно, даже с жалостью: «Бедняжка такая неуклюжая и совершенно лишена чувства стиля». А Тонкс, как я представляю, просто смеялась над всеми замашками француженки и отвечала колкостью на все ее замечания. Но, в отличие от новоиспеченной миссис Уизли, миссис Люпин в подругах для обсуждения причесок и кулинарных рецептов не нуждалась, в чем, несомненно, было ее преимущество.

— Ты-то, разумеется, само спокойствие, — невольно огрызнулась я, но она не обратила на это внимание.

— Ста’гаюсь ко всему относиться философски. Если когда-нибудь... — Флер осеклась, окинула меня взглядом и кашлянула: — Кхм. Когда ты выйдешь замуж, ты тоже научишься бе’гечь не’гвы.

— Не дай бог.

Полагаю, на исчезновение Джорджа она тоже предложила бы не обращать внимание. В конце концов, это не ее семья. Пусть она носит нашу фамилию, но мы всего лишь родственники ее мужа. Она, как глупая ласточка, свила себе уютное гнездышко на берегу океана, и ей нет дела до всего остального, но осуждать ее я не могу. После Лавгуда, я стала относиться с большим уважением к людям, которые хотят просто долго и счастливо жить.

— Я знаю, о чем ты думаешь, малышка Джинни, — внезапно сказала она, и я подскочила на месте. Может быть, все было написано на моем лице, или кровь вейлы позволяет ей незаметно читать мысли, или она просто сделала выводы, исходя из сложившейся ситуации и недовольного выражения моего лица. Мне не стыдно, но у меня должно было хватить наглости сказать ей это вслух. А еще, захотелось выдрать ей волосы за малышку.

— Я вообще люблю подумать. Частенько этим занимаюсь.

Флер запрокинула голову и едва не прослезилась от смеха. Ее английский заметно улучшился, раз она стала понимать шутки и намеки.

— Между п’гочим, — начала она заговорческим тоном, как только успокоилась, — я сове’гшенно уве’гена, что с твоими б’гатьями все будет хо’гошо. С Роном точно, можешь мне пове’гить.

— И почему же? — спросила я. Благополучие Рона располагалось где-то на третьем в списке моих волнений, сразу после Джорджа и Полумны.

— Он хит’гый. Всегда найдет безопасное место.

В голосе Флер улавливались осуждающие интонации, и для этого не было никаких оснований. Все что угодно можно было приписывать моему брату, но только не хитрость. Скорее жадность, или завистливость, или глупость. Как можно быть хитрым и глупым одновременно? Не бывает таких сочетаний.

— Ты его совсем не знаешь.

— Это еще воп’гос. Ты не п'гедставляешь, как война меняет людей, — с видом безумно опытного человека произнесла Флер, чем взбесила меня окончательно.

— Не сомневайся, об этом я знаю все!

И я убежала на чердак, подальше от ее снисходительной ухмылки и поучительных нотаций. У нее нет никакого права судить ни меня, ни кого-либо из моей семьи. Интересно, как война изменила ее саму? Вероятно, приставила к плите и научила стирать и убираться в доме. Ведь это совсем не для нее, того гляди и располнеет бедняжка. Отвратительно. Смотрит на Билла щенячьими глазками, ни слова поперек не может ему сказать, а стоит ему отойти на два шага, как русалочка превращается в оплот мудрости. И ведь, сволочь, такая счастливая! Внезапно я поняла, что, если в этом и заключается семейное счастье женщины — обслуживать, как домашний эльф, всю семью и при этом улыбаться, как в день свадьбы, — то я никогда не выйду замуж.

Мне стало так обидно, что я даже несколько раз пнула коробку с папиной коллекцией розеток. Хотелось кричать, что это меня, именно меня больше всех изменила война, что я уже совсем не такая, какой была осенью! А потом я вспомнила Элли, рыдающую из-за того, что письмо из дома пришло мне, а не ей. Я так ругала ее, а по сути, ничем не отличаюсь, даже плакать хочется нестерпимо.

До конца каникул оставалась неделя, а я уже сходила с ума. Мысль о побеге стала почти навязчивой.

Я решилась тридцатого числа. Со дня пропажи Джорджа прошло ровно три недели, и мама решила починить свои часы. Вероятно, магия сохранилась в осколках, и простенькое репаро собрало их как пазл. Семь стрелок, как по указке, заняли позицию «смертельная опасность» и больше не двигались.

— Боюсь, они сломались окончательно, — с горечью произнесла мама.

— Они так стояли, еще до того как разбились, — напомнила я, а про себя обругала близнецов за то, что не выбросили их. Фред стойко выдержал мой испепеляющий взгляд и покачал головой.

— Может быть, может быть. Но ведь мы не показывали их мастеру. А ведь давно надо было добавить Флер! Как же я позабыла... Нужно заняться этим в ближайшее время!

Я сжала зубы, но возражать не стала. Когда-нибудь мне все равно придется к ней привыкнуть. Зато у мамы теперь было чем заняться. В ее глазах даже появился какой-то непривычный блеск.

— Прямо сейчас! Зачем тянуть кота за хвост? У меня в блокноте было записано заклинание, которое переименовывает стрелки. Только куда же я его подевала...

Мама принялась переставлять баночки на полках. Мне стало любопытно, как выглядит заклинание, нарушающее одни связи между человеком и предметом, и устанавливающее новые. Видимо, что-то вроде Протеевых чар.

— Ах, вот же он!

Мама оживленно скинула с полки книги Локонса по уходу за садом, за которыми и пряталась заветная книжка.

— Сейчас посмотрим... Кажется, я записывала его красными чернилами, Фред, помоги мне найти...

Но Фред не двинулся с места. Его лицо исказила жуткая гримаса то ли ярости, то ли боли. Сперва я подумала, что у него скрутило желудок или что-то в этом роде, а потом... Потом я поняла, и меня будто окатили ледяной водой.

— Что ты делаешь? — медленно, почти по слогам спросил он.

— Хочу переименовать стрелку. Ну, бросьте вы! Чтобы заказывать новую стрелку для Флер, нужно нести часы мастеру, а у нас нет сейчас такой возможности. А Джорджу...

— Не смей! — Фред сорвался на крик и вскочил из-за стола. На секунду мне показалось, что он вот-вот ударит маму, и я схватила его за руку.

Но мама даже не обратила на это внимание.

— Не повышай на мать голос, Фред! — сказала она поучительным тоном. — Так вот. Джорджу все равно не нравились эти часы, я точно знаю.

— Не смей его трогать!

— Да какая разница, в самом деле. Флер теперь член семьи, она должна быть на часах.

С ума сходила вовсе не я. С ума сходила моя мать. И тот странный нездоровый блеск в ее глазах тому подтверждение.

Фред выбежал из дома, как будто спасаясь от огня. Я тоже не могла находиться в Норе ни секунды и, бросив маме осуждающий взгляд, умчалась за братом. Мы бежали, не останавливаясь, до самого леса, где я мертвой хваткой вцепилась в его руку и мы трансгрессировали.

Сначала мы оказались посреди поля, по колено в снегу. Фред огляделся вокруг, выругался, и трансгрессировал снова — на этот раз в густой лес.

Здесь снега было не так уж и много, но он падал огромными хлопьями, а мы, разумеется, были без курток. Но Фреду было не до того. Он метался от дерева к дереву, выкрикивая проклятия и одаривая растения щедрыми пинками. Меня била крупная дрожь.

— Нужно возвращаться, — заявил Фред, — Нельзя было убегать.

Только не это! При мысли о доме, меня скручивало, колени тряслись еще сильней. Или это от холода? Я присела на бревно, так удачно лежавшее в двух шагах от места нашего приземления.

— Что же мы наделали? Джин, что я наделал?

Он, наконец, остановился, уперевшись лбом в ближайшую сосну. На волосах тут же образовалась шапка из снега.

— Отправь папе патронуса, — прохрипела я. Хотелось сохранять спокойствие, но перед глазами то и дело возникало мамино лицо.

— Нельзя, он на работе. А Билл и Флер в банке. Здесь опасно оставаться. Егеря...

— Ну, пожалуйста, Фред. Я так не могу больше!

Фред обернулся и замер, остановив взгляд около моих ботинок. На нас обрушилась тишина зимнего леса. Я подняла глаза и зажмурилась: небо казалось даже ярче и белее снега, вершины сосен едва покачивались. Мне вспомнилось, как я впервые оказалась Большом зале. Кажется, я шла рядом с Колином, и, споткнувшись, ухватилась за его рукав. Я не могла оторвать взгляд от заколдованного потолка, таким высоким и необъятным он мне показался, прямо как настоящее небо. Наверное, это потому, что я была очень маленькой и глупой, ведь с каждым годом я обращала на него все меньше и меньше внимания.

— Сиди здесь. Я сейчас.

— Куда ты? — мне претила мысль остаться одной даже на пару минут

— Никуда.

Фред вернулся через пару минут, держа в руках охапку сырых веток. Две из них он превратил в шерстяные одеяла, а остальные поджег. В нос ударил неприятный запах гнилой древесины, но Фред поэкспериментировал с заклинаниями, и, в конце концов, у нас получился вполне сносный костер. Но пользоваться мне магией он не позволил, опасаясь Надзора, и сам наложил водоотлалкивающие чары на одеяла. Сидеть, прижавшись друг к другу, и смотреть на танцующие языки пламени было, в общем-то, не так уж и плохо.

— Я отправил патронус Люпину и Тонкс. Попросил их побыть с мамой, пока папа не придет с работы. — сказал Фред.

— Неудобно так, — поморщилась я.

— Самому тошно. Надо будет потом извиниться перед ними как следует. Я предупредил, что ты со мной.

Вот тебе и побег. Не идеально, конечно, и всего на несколько часов, и на душе неприятный осадок остался, но лучше, чем ничего. Тонкс будет смеяться, наверное.

— Что это за место?

Фред пожал плечами.

— Просто лес. Пару месяцев назад мы отсюда транслировали один из выпусков Дозора. У нас Ли специалист по безлюдным местам. Посидим здесь чуть-чуть, а потом... Потом подумаем. Есть хочешь?

— Нет.

Я была рада, что он так быстро пришел в себя. Без сомнений, это потому что я рядом, и ему не приходится снова переживать все в одиночку.

— Почему именно стрелку Джорджа? — осторожно спросила я. — Почему не Рона?

Фред подбросил веток в огонь. Я заметила, что дыма от костра не видно, и можно не опасаться, что нас заметят издали. Если соберусь когда-нибудь сбежать окончательно, надо будет спросить об этом заклинании.

— Потому что он с Гарри, — устало ответил Фред. — Мама себе придумала, что вместе они не пропадут, да и по радио постоянно сообщают о его перемещениях. Врут, конечно. Сейчас люди на любого брюнета в очках готовы кинуться, лишь бы почувствовать себя в безопасности.

— Или чтобы разбогатеть, — вставила я.

— Это точно. Награду, по-моему, уже вдвое повысили. Правда, если привести не того очкарика, по голове в Министерстве не погладят, так что охотников за галеонами становится меньше с каждым днем. На самом деле... — Фред помедлил, будто подбирая слова. — О Роне ведь ничего не слышно. Очевидцы клянутся, что видели Поттера, но чаще всего одного. Иногда говорили, что он был с девушкой — видимо, с Гермионой. Кто-то даже утверждал, что видел армию гоблинов с Гарри во главе. Но о Роне, или о том, кто мог быть на него похожим, ни слова.

— Может, он просто очень осторожен? — предположила я, хотя мне самой с трудом в это верилось.

— Или они уже давно разделились. Все может быть.

— А Флер уверена, что он в порядке. Говорит, что он хитрый, и всегда выкрутится.

— Флер умница, — с уважением протянул Фред.

— О, ну конечно, — съязвила я. — Прямо таки семи пядей во лбу. Кое-кому крупно не поздоровится, если я передам твои слова Анджелине.

Фред засмеялся и умоляюще сложил руки:

— Только не это! Не сдавай меня, ради Мерлиновых тапок, она же меня четвертует! А вообще зря ты так. Флер не подарок, конечно, но как боец — неподражаема. Один раз мы были в одной группе и наткнулись на засаду. Не знаю, чему там их учат в Шармбатоне, но их французские боевые заклинания на порядок мощнее наших.

— Не поверю, пока не увижу собственными глазами!

Я вспомнила вейл, и то, во что они превратились в разгаре матча. На душе становилось теплее, когда в моем воображении хорошенькое личико Флер превращалась в клюв, а за ее спиной пробивались кожистые крылья.

— А что Перси? По-прежнему?

За все время моего пребывания дома, никто даже имени его не упомянул.

— Перси дурак, каких поискать, — беззлобно ответил Фред. — Когда станет совсем жарко, прибежит домой, поджав хвост, и все его сразу же простят. Займет свое законное место любимчика и не покраснеет. К таким, как он, дерьмо не липнет, что ж тут поделаешь.

— Предлагаю заклинание вечного приклеивания, — сказала я, плотнее закутываясь в одеяло.

— Идея неплохая, — подыграл мне Фред. — Но вдруг он решит переехать обратно в Нору? Как же вы будете жить с этим запахом, несчастные вы мои?

— Почему «вы»? — возмутилась я.

— Потому что у нас своя квартира.

— Ну, так я перееду к вам! Решено! — я изобразила демонический смех, за что получила локтем в бок.

— Губу закатай. Мы не сможем водить девушек в квартиру, где живет наша сестра!

Джинни, ты ломаешь мое хрупкое душевное равновесие.

— Анджелине определенно будет, о чем поболтать со мной, братец, — мстительно процедила я, потирая место удара.

— Так ведь я ее имел в виду! — со святой невинностью на лице отвел он. — Это безухий кого попало водит, к нему все претензии!

Я засмеялась, и ответная шутка едва не слетела с моих губ. Мы снова заговорили о Джордже. Знаю, нужно было шутить дальше, как ни в чем не бывало, но я медлила, а Фред снова помрачнел.

Папин патронус прибыл, когда костер уже догорал. С мамой все хорошо, Тонкс была с ней все время, просили вернуть меня домой как можно скорее. В спокойном голосе отца проскальзывали угрожающие нотки, но перспектива жестокой расправы, как ни странно, вселила в брата второе дыхание, и мы трангрессировали в Лондон.

— Греческая улица? — спросила я, прочитав название на табличке. — А слякоть, несомненно, британская. Парадокс.

— Маглы любят парадоксы, — заметил Фред.

Мы прошли вниз по улице, вдоль нескольких жилых домов. Судя по приближающемуся шуму, Греческая улица пересекалась с дорогой покрупнее — лучше освещенной и более оживленной.

— Шафтсбери авеню! — брат простер руки, будто бы демонстрируя мне свои владения.

— Самый центр Лондона! — продолжила я в той же манере. — Безопаснее места не найти!

— Это еще кто тебе сказал? — скривился Фред.

— Билл.

— Много он знает, как же. Видишь тех здоровяков?

Он указал на группу мужчин в смешных шапках и с огромными сумками. Они столпились около прилавка, загородив большую часть тротуара, так что остальным приходилось либо расталкивать их локтями, либо аккуратно обходить по бордюру. От толпы доносилась громкая речь на незнакомом грубом языке.

— Это русские туристы, — пояснил Фред и, содрогнувшись, добавил: — Страшные люди.

— Что же в них страшного? — усомнилась я.

— Каркарова помнишь? С Долоховым ты тоже недавно встречалась. Оба из России, между прочим. А эти в шапках, — он понизил голос до шепота, — маглы. Мы со своими не можем разобраться, а от русских маглов вообще неизвестно, что ожидать.

Я присмотрелась к иностранцам и не нашла в них ничего пугающего.

— По-моему, ты разыгрываешь меня. Милейшие люди, и к тому же, не совсем трезвые.

— Клянусь тебе зарплатой Филча! Ты знаешь, для меня нет ничего дороже, чем благосостояние престарелого кошатника. Прикрой меня, Джинни, я пошел...

Пока я заходилась от смеха, Фред ринулся прямо в толпу русских. Он усердно прокладывал себе путь к прилавку, дружески хлопая их по плечам, улыбаясь как идиот и выкрикивая длинное, видимо, русское слово. Туристы радовались, щелкали вспышками фотоаппаратов и сомкнули свои ряды, заслонив от меня брата. Я не верила до конца в его слова, но на всякий случай сжала в кармане волшебную палочку. Впрочем, не успела я сосчитать до двадцати, как русские снова расступились, и Фред, прижимая к себе бумажный пакет, вышел мне навстречу. Гостеприимную улыбку он быстро сменил на гримасу ужаса.

— Жив? — поинтересовалась я.

— Самому не верится, — вздохнул он, смахивая со лба несуществующие капли пота. — Кажется, я понял, что чувствует Крам, когда фанатки разрывают его на сувениры.

— А что ты им говорил?

Фред повторил то самое слово, но я с уверенностью могу сказать только, что там было какое-то «бу-у-у».

— На шестом курсе мы не поладили с Уорингтоном и Монтегю. Судьба свела нас в неравной битве между замком и теплицами, а мимо как раз проходили студенты из Дурмстранга. Они начали ржать, тыкать в Монтегю пальцами и называть его вот этим словом. А потом мы выяснили, что так называют распространенных у них на севере волшебных зверей — что-то типа медведей с огромными круглыми ушами. Ну, ты же помнишь уши Монтегю...

Я понимающе кивнула. Торчащие уши слизеринского охотника были школьной достопримечательностью, практически символом факультета, как, впрочем, и его кривые зубы. Кто-то однажды пошутил, что уши помогают ему ловить квоффл.

— И чем дело закончилось? — спросила я. Мы продолжали гулять, я щурила глаза, и разноцветные огоньки гирлянд расплывались и танцевали.

— Монтегю убежал, а Уорингтон остался блевать слизнями. Гости остались довольны зрелищем и вернулись на свой корабль.

— Счастливый конец.

— Не совсем, — Фред потянул меня за руку и мы свернули в переулок. — Макгоналгалл сняла с нас двадцатку.

Что ж, довольно милосердно с ее стороны, если вспомнить, в какое бешенство ее приводило «неподобающее поведение» во время Турнира. Увы, Снегг ее волнений не разделял, и вряд ли наказал своих любимцев.

Тем временем, Фред остановился перед пожранной лестницей пятиэтажного дома и решительно полез наверх.

— Шутишь, да?

Вопрос был риторический, и он бросил на меня насмешливый взгляд, будто бы брал на слабо. Игроки в квиддич высоты не боятся, да и двадцать метров — это вполовину ниже вратарских колец, к тому же я представила, какой потрясающий вид откроется с крыши. Ожидания полностью оправдались.

Честно говоря, я не часто бывала в Лондоне. Родители пару раз водили нас по старому городу, но в основном, все путешествия ограничивались Косым переулком, и уж точно мне никогда не доводилось смотреть с высоты на самый популярный район столицы, разукрашенный разноцветными огоньками. Под нами сияла площадь Пикадили, слева можно было рассмотреть верхушку памятника Нельсону, чуть дальше река отражала подсветку мостов и прибрежных зданий. Как удачно, что зимой рано темнеет, иначе люди бы просто не успевали насладиться таким буйством красок. В городе было куда теплее, чем в лесу, и очень кстати пришлись хот-доги и кофе, которые Фред, рискуя здоровьем, как он продолжал уверять, увел прямо из-под носа голодных туристов. На секунду жизнь показалась прекрасной.

— Папа убьет нас.

Фред сделал огромный глоток и закашлялся, то ли от напитка, то ли от моих слов.

— Фу, Джин, не порть момент.

Он тоже об этом думал, хотя и в несколько ином ракурсе. С одной стороны, ему было стыдно, что в момент, когда маму нужно было понять и поддержать, он просто убежал (да и я не лучше, перепугалась до смерти), но, с другой, все ведь окончилось благополучно. Дом цел, Тонкс пришла на помощь, в больницу с сердечным приступом, слава Мерлину, никто не загремел. Его охватило неповторимое чувство вседозволенности и свободы, которое появлялось после удачно провернутой шалости. Умом понимаешь, что наказание, а в данном случае еще и угрызения совести, неизбежны, но делаешь все, чтобы оттянуть этот момент.

«Ты не имеешь право радоваться», — прозвучало в моей голове голос, подозрительно похожий на Элизабет. Я мысленно послала его куда подальше. Джордж не погиб — я отказывалась в это верить — значит, оплакивать его не было смысла. Там более, я уверена, что он бы проклял каждого, кто проронил бы хоть одну слезинку, ведь главной целью их с Фредом жизни было дарить людям улыбки и смех. Конечно, мы тратили время, просиживая штаны на крыше, когда можно было продолжать поиски, но я успокаивала себя тем, что в это время его ищет Ли Джордан или Билл.

Моя нерасторопность сыграла непоследнюю роль в исчезновении Полумны, но она тоже не позволила бы страдать из-за этого. До остальных, мне, по большому счету, нет никакого дела, или, лучше сказать, не было в этот вечер. Я знала, что пожалею об этих мыслях, и переживания с удвоенной силой обрушатся на мою голову на следующий день, но, закрыв глаза, беззвучно шептала: «Катитесь к черту. Я никому ничего не должна».

— Ты только посмотри на это! — воскликнул Фред, кивая в сторону стройки на противоположном берегу. Два подъемных крана — если я не путала их название — возвышались над будущим зданием, от которого еще и нижних этажей не было. Зато неподалеку вдоль берега выстроились баржи, нагруженные огромными изогнутыми трубами. — Бедняги, как же они мучаются без волшебства!

— Наверное, построят какую-нибудь громадину в сто этажей, — пробурчала я.

— Я слышал, что это будет огромное колесо-карусель, чтобы можно было увидеть Лондон с высоты птичьего полета.

— Нам и тут неплохо.

— Уже пять лет строят, мне Велли говорил. Хотят успеть к следующему Новому году.

Подумать только, целых пять лет! Я невольно прониклась жалостью к несчастным маглам. И ведь еще не факт, что конструкция долго проживет.

— А завтра, в полночь, здесь будет фейерверк! — Фред взмахнул руками, опрокинув пустой стаканчик из-под кофе. — Не такой шикарный, как наш, конечно, но вполне сносный. Прямо над рекой! Мы, когда жили у Сириуса, хотели на секунду сюда слинять, посмотреть, и тут же обратно, но проворонили время.

Он весь светился, как будто все несчастья, свалившиеся на наши головы, в самом деле, решили взять выходной. По щеке текла горячая капля. Я сделала вид, что это всего-навсего растаявшая снежинка, и торопливо стерла ее ладонью. Стараясь не хлюпать носом, я крепко-крепко обняла Фреда.

— Тогда давай завтра снова придем сюда, — сказала я. — Посмотрим на фейерверки, можно даже взять с собой бутылку медовухи.

— Давай.

После дерьмового Рождества, Новый год обещал быть незабываемым.

Все хот-доги были съедены, когда Фред вдруг достал из кармана игральную карту. Внимательно изучив рубашку, он сообщил, что по пути домой придется заглянуть к Дедалусу. В метро спускаться не хотелось, но нарушать приказ руководства и трансгрессировать на окраину города Фред не рискнул. Впрочем, на этот раз у меня ничего не болело, и за нами не было хвоста. Мы сразу сели на нужную ветку и без пересадок доехали до конечной станции, — так и пешком пришлось идти меньше. Это меня радовало больше всего, не хотелось в такой чудесный вечер смотреть на бездомных сквибов.

Самого Дингла в квартире не оказалось, был только Веллингтон Мейси, открываший нам дверь, даже не сняв с головы свой причудливый бинокль. Я даже подумала, что это может быть вовсе и не бинокль, а протез, вроде волшебного глаза профессора Грюма.

Велли уставился на меня своими... хм... объективами, и прокряхтел что-то нечленораздельное.

— Все в порядке, старик, — нетерпеливо бросил Фред, пытаясь протиснуться мимо него.

— Зачем ее привел? Ей тут быть нельзя.

— Я никому не расскажу, — возмутилась я, не зная толком, что именно могла бы рассказать.

— Под мою ответственность, — сказал Фред. — А пока, сотвори-ка нам портал в Нору, чтобы мы не тащились опять в центр, а потом и через все кукурузное поле.

— Только ей, — отрезал Велли. — А ты подождешь Джордана.

— Да, да, а теперь пусти нас, о великий блюститель порядка!

Велли колебался, но, в конце концов, отошел от двери, и мне стало ясно, почему меня не должно было быть в этой квартире. Привязанный к стулу посреди комнаты в совершенно бессознательном состоянии сидел...

— Пьюси! — вырвалось у Фреда.

— Как говоришь? — заинтересовался Мейси. — А то он еще часа два будет в отключке.

— Эриан Пьюси. Несколько лет был охотником сборной Слизерина. Окончил школу в прошлом году.

— Никогда бы его не узнала, — сказала я. Мне самой довелось играть против него несколько раз, но на поле обычно некогда рассматривать противников.

— Вуд считал, что врагов надо знать в лицо, — не без гордости ответил Фред.

Веллинтон тем временем уже записывал полученные сведения в блокнот.

— Его взяли при попытке нападения на семью маглов. Посмотри, — он брезгливо приподнял рукав мантии преступника. — Свежачок, всего пару дней, как окрестили.

Впервые в жизни я увидела Черную метку. Все знали, что такие татуировки есть и у Кэрроу, и у Снегга, только пожиратели никогда не выставляли их напоказ. Честно говоря, это было омерзительное — в самом плохом смысле этого слова — зрелище. Череп, и выползающая из него змея были как будто выжжены раскаленным железом, кожа вокруг была все еще воспалена.

— Что ж, свою карьеру он начал не слишком удачно, — невесело заметил Фред.

— В любом случае, до ночи вам с Ли нужно будет вытрясти из него информацию, иначе Кингсли со всех троих шкуру спустит.

Они поколдовали над порталом и скрылись в ванной, чтобы пошептаться о секретных делах.

Прыщавое лицо Эриана Пьюси было по-детски беззаботным, как будто ему снились розовые единороги. Восемнадцатилетний пожиратель смерти. Наверняка он просто хотел покрасоваться, оправдать оказанное ему доверие, так сказать, и против тех маглов ничего не имел. Или наоборот, может, его с детства зомбировали проповедями о чистоте крови, откуда мне знать. Худощавый, мелкий — он всегда был слабым звеном тройке охотников, и квоффл кидал слабовато. И как только ему удавалось сработаться с громадинами Монтегю и Уорингтоном, ведь, чисто с технической точки зрения, гораздо проще, если охотники обладают сходной комплекцией.

Пьюси улыбался во сне, мне стало не по себе. Этот относительно неплохой день заканчивался тем, что судьба предоставляла мне идеальный объект для вымещения накопившейся ненависти, и я чувствовала в этом какой-то подвох. Заметив пустую коробку на полу, я, не раздумывая, надела ее ему на голову — ужасно хотелось хорошенько врезать по этой счастливой роже. Интересно, был ли он среди тех, кто напал на поезд? Может быть, это он ранил Майкла, или Парвати Патил? Или его наградили меткой, за облаву на Джорджа? Или он проводит свое свободное время, издеваясь над Полумной, где бы она ни была? Я со всей силы ударила ногой бесчувственное тело. О, сколько удовольствия получат Фред и Ли, пытая этот кусок дерьма! По крайней мере, я бы получила.

Странное дело, я с ужасом думаю о том, что моим братьям приходится убивать других людей, пусть даже и пожирателей, а сама готова собственноручно задушить гада. А он даже сдачи дать не сможет. Навреное, в этом вся причина: противник беззащитен, за дверью Фред и Веллингтон, а столкнись я с ним во время сражения — одному Мерлину известно, как я себя поведу. Но пока я с легкой душой и от чистого сердца ударила его еще пару раз.

Дома я попыталась сделать вид, что ничего не произошло. Честно говоря, я планировала, что отдуваться будет Фред, но раз уж мне пришлось возвращаться одной, то я решила не подливать масла в огонь. Пристыжено улыбаясь, я дала родителям убедиться в том, что со мной все хорошо, и как только представилась возможность, убежала на чердак. Оттуда я спустилась лишь раз — встретить Фреда, когда тот вернулся. Я хотела спросить, удалось ли ему что-нибудь узнать о Джордже или Полумне, но он выглядел таким изможденным, что у меня язык не повернулся. Фред быстро извинился перед мамой, и попросил горячий чай, но, когда я с подносом поднялась к нему в комнату, он уже спал, не переодевшись и не расстелив постель. Похоже, я погорячилась насчет удовольствия — он был вымотан и физически, и морально.

На чердаке я свила себе уютное гнездышко, перетащив туда одеяло и несколько диванных подушек. Вглядываясь в хмурое небо, без всякой надежды увидеть хоть какую-нибудь самую маленькую звездочку, я представляла, как завтра буду наслаждаться скромным магловским фейерверком и загадывать желание, глядя на циферблат Биг Бена.

Дверца в полу тихонько скрипнула, и чердак залил свет — папа, видимо, обнаружил, что меня нет в комнате.

— Я ненадолго, чуть-чуть с тобой посижу, — заверил он, присаживаясь на огромную связку старых учебников.

Я не возражала. Даже если он собирался ругать меня, то это более чем заслуженно.

— Красивый вид. Столько снега сегодня намело!

— Не так уж и много, — ответила я. — Всего-то по щиколотку.

— У вас в Хогвартсе, наверное, огромные сугробы.

Он всегда начинал издалека, о погоде, когда хотел сказать что-то важное своим детям, дать свой родительский совет. У мамы все разговоры были торопливыми и на эмоциях. Некогда беседовать по душам, когда надо следить, чтобы все семеро детей и папа — восьмой ребенок — были здоровы, накормлены и одеты, дом — убран, а обед — приготовлен. Отец, в свою очередь, брал на себя обязанность в долгих разговорах объяснять нам наши ошибки.

— Послушай, Джинни. Если не хочешь, можешь не возвращаться в школу.

Я удивленно подняла глаза. Странно было слышать такое от него. Помню, как летом они с мамой долго советовать, решая, поеду я или нет, и мое собственное желание не подвергалось сомнениям.

— Не знаю, что там происходит, боюсь даже представить, но за четыре месяца изменилась больше, чем за всю жизнь, — с грустью сказал он. — Уезжала капризная маленькая девочка, спорившая с мамой по поводу цвета платья, а вернулась домой совсем взрослая и рассудительная девушка.

— Неправда, — возразила я, улыбнувшись. Рассудительность точно не мой конек.

— Чистая правда. Только, по-моему, тебе совсем это не нравится. Так всегда бывает: когда сбываются наши самые заветные мечты, нас непременно ждет разочарование. И твоя мечта повзрослеть не исключение.

Спорить не было смысла, папа был прав во многом.

— Если я так повзрослела, то почему ко мне до сих пор относятся, как к ребенку?

— Людям обычно тяжело смириться с тем, что их близкие меняются. Нужно уважать их чувства, так что просто дай им время привыкнуть, — ответил папа, положив мне руку на плечо. — Ты же видишь, что происходит. Наберись терпения, нам с мамой тоже приходится нелегко.

«А Фреду еще тяжелей» — подумала я, но не решилась сказать вслух. В глазах неприятно защипало.

— Мы в Хогвартсе организовали сопротивление, ты знал? — спросила я. Мне вдруг стало стыдно, что я ничего им не рассказала.

— Я догадывался. Слышал что-то такое по радио.

— Я и... Мой друг его возглавляет. Без меня и Полумны ему будет очень тяжело. Он остался в школе, ждет нашего возвращения. Тогда в поезде мы знали, что Пожиратели пришли за Полумной, и если бы я задержала их еще хотя бы на пару секунд, она бы смогла сбежать.

— Уверен, ты найдешь нужные слова. Друг не будет на тебя сердиться.

Похоже, папе еще самому надо было привыкнуть ко мне, повзрослевшей. Точно такими же словами он успокаивал меня, когда я лет эдак десять назад признавалась ему в том, что испачкала новый учебник Перси.

— Но он, то есть Невилл... В общем, Полумна очень много значит для него, понимаешь? — я никогда с папой прежде не разговаривала на эти темы, и слова «он ее любит» застряли поперек горла. — У меня такое чувство, что я предаю его.

— В таком случае, тебе нужно обязательно с ним поговорить, и все встанет на свои места.

— Но ты прав, папа, я не хочу возвращаться в школу и оставлять Фреда одного. Можешь сколько угодно говорить, что он не один, но это не так. Ты не видел его сегодня, не видел, как он мучился от безысходности, потом радовался обычному хот-догу, а потом... — перед глазами всплыло безмятежное лицо Эриана Пьюси и его только что набитая метка. — Он не справится без меня.

Папа не стал спорить, хотя смотрел осуждающе.

— Кода погибли мамины братья, ты была совсем крошкой, лежала в кроватке и целыми днями плакала. А Рон только-только начал ходить. Ты представить себе не можешь, что тогда обрушилась на нас.

— Я понимаю...

— Нет, слава Богу, ты еще не можешь это понять, — горько сказал он. — Что такое жажда мести, ты, конечно, знаешь, вот и мы с мамой тогда узнали. Только у нас было семеро маленьких детей, которым мы нужны были живыми и, желательно, здоровыми. Но каждый день, каждую минуту, нас преследовала мысль, что убийцы Фибиана и Гидеона все еще на свободе. Вечером, когда дети засыпали, я думал, что может быть, если сегодня я уйду в рейд вместе с мракоборцами, то именно от моей руки погибнет Антонин Долохов.

Вдалеке, у самого леса, на мгновение заблестело защитное поле. На нашу территорию, видимо, залетела птица.

— И что ты сделал? — прошептала я. Историю братьев Пруэттов я слышала много раз, но только не в таком ключе.

— Ничего. Я оставался дома, где был намного нужнее. Через месяц-другой война закончилась, и большинство пожирателей отправили в Азкабан. Мне не о чем жалеть.

Я замотала головой. Папин намек был более чем понятен, но я не желала соглашаться.

— Сейчас все по-другому.

— Да, но разница лишь в том, что вы выросли и сами принимаете решения. У тебя нет детей, Джинни, ты отвечаешь только за свою жизнь, но у тебя есть родители и братья — не только Фред, но и Рон, и даже Перси. Я понимаю, что мотивация не самая сильная, и это не удержит тебя дома, если ты останешься, но ты подумай над этим.

Еще одна птица пролетела сквозь поле, а может, эта предыдущая решила вернуться? Кажется, даже пространство вокруг стало искажаться.

— Тогда мне лучше вернуться в школу, — серьезно сказала я. Мне предстояло выдержать огромное давление со стороны родителей на совесть и психику, и я сомневалась, что у меня хватит сил с ним справиться.

— У тебя еще есть время принять решение. Только пока будешь решать, постарайтесь больше так внезапно не убегать. Предупреждайте заранее, а то мама уж очень сильно перепугалась.

Знал бы он, как испугались мы с Фредом.

Тем временем, либо стекло тряслось и искривлялось, либо вокруг нашего дома кружила целая стая ненормальных птиц. Папа, надев очки, обеспокоенно вгляделся в окно, а я бросилась к мешку с квиддичным инвентарем — там должен был лежать омминокль.

— Странно, очень странно, — пробормотал он. — Птицы и животные, кроме магических, не должны вызывать такую реакцию.

— Может магл?

Омминокль зацепился за что-то длинное и не желал вытаскиваться.

— Маглы прошли бы мимо, не задерживаясь. Кто-то сознательно атакует наше защитное поле.

Мне, наконец, удалось выудить омминокль из-под груды спортивных мантий. Магия из прибора выдохлась, и четкость картинки оставляла желать лучшего. Мне бы сейчас пригодились окуляры, как у Велли.

— Пап, там какой-то человек. Вроде бы...

— Значит, это волшебник, не посвященный Хранителем тайны. И его не было внутри дома, когда заклинания устанавливались, — в папином голосе звучал чисто научный интерес и никакого беспокойства. — Таких людей тут быть не должно.

— Что будем делать?

— Посмотрим, может, сам уйдет. Но случай весьма любопытный. Если бы он атаковал нас с помощью магии, сработала бы тревога. Очевидно, он просто бьет.

— Бьет? — удивилась я. — Серьезно?

— Да, кулаками или ногами. Как будто он точно знает, что тут стоит дом.

— Папа...

Голос не слушался, омминокль выпал из дрожавших пальцев. Человек вручную, вот уже несколько минут атакует магический заслон. Он не может видеть Нору, но зачем бы он ломаться в кукурузное поле? Он пытается привлечь внимание, у него, вероятно, нет палочки. Как будто он точно знает, что тут стоит дом. Его дом.

— Джордж!!!

— Стой, Джинни, стой!

Очертя голову, я бросилась вниз по лестнице и вломилась к Фреду. Я что-то прокричала ему, но что именно вспомнить не могу. Нельзя было терять ни секунды! Вдруг он передумает, вдруг решил, что ошибся, и уйдет?

Папа кричал, чтобы я подождала, но было бы легче остановить дракона на лету. На крыльце я всунула ноги в первую попавшуюся пару калош, которые оказались даже от разных пар, и побежала так быстро, как только могла. Калоши утопали в снегу, чавкали в грязи, я упала прямо в лужу, пробив коленками тонкую ледяную корку. Холодный воздух раздирал горло, бок отозвался знакомой тянущей болью, но я все равно продолжала бежать. Чем ближе я приближалась к границе, тем ярче становились вспышки — волшебник не собирался уходить. В мозгу стучало: это он, это точно он! Не могло быть иначе, или от разочарования я бы умерла на месте. Щит вибрировал, фигура человека расплывалась перед глазами. Пять метров, три метра... Еще чуть-чуть!

Я выбежала за пределы защитного поля с палочкой наизготовку. Не знаю, как она оказалась у меня в руке — инстинкт, наверное. Он увидел меня и беззащитно поднял ладони. В темноте меня вдруг охватили сомнения.

— Люмос!

Луч света ударил ему прямо в лицо. Он зажмурился, откинул капюшон, открывая ярко-рыжие волосы, как у меня. На нем была грязная, местами порванная куртка, шарф обматывал шею несколько раз, одной перчатки не хватало. Правая ступня казалась огромной, так плотно она была обмотана разными тряпками и платками: кажется, он не мог наступать на нее, и опирался на длинную палку, как на костыль.

Задорные голубые глаза встретились с моими, и я отчетливо услышала, как сердце пропустило пару ударов.

— Привет, Джин.

Мы едва не повалились на землю, когда в два шага преодолев расстояние между нами, я вцепилась в него с твердым намерением никогда больше не отпускать. Привязать к кровати, запереть в комнате, обездвижить заклинанием — все, что угодно, лишь бы он больше никогда не терялся. От Джорджа пахло костром, лесом и магловскими машинами. Палка упала в снег, и он практически повис на мне. Я чувствовала, как тяжело он дышит, спрятав лицо в моих волосах, и плачет, содрогаясь всем телом. Что до меня, то я рыдала в полный голос.

— Ненавижу... Ненавижу тебя! — кричала я, отчаянно колотя его по плечам, пока не силы не оставили меня. А Джордж только крепче обнимал меня и шептал какие-то извинения.

Сзади послышались торопливые шаги Фреда. У него было странное лицо, как будто он отчаянно пытался подобрать шутку, соответствующую этому моменту, но слова не складывались. Фред просто открывал и закрывал рот, словно выловленная из воды рыба. Я так ждала от него какой-нибудь реакции, что даже перестала плакать, а он, набрав побольше воздуха, выпалил:

— Ты пропустил Рождество!

Джордж попытался засмеяться, но лающий кашель сдавил его на пару секунд.

— Ну, ты же знаешь этих моллюсков, братишка, — ответил он, восстановив дыхание. — Они ужасно медлительные!

Я не поняла ни слова и недоуменно вертела головой, пытаясь уловить подсказки в лицах близнецов. Фред вдруг опустился на землю, и спрятал лицо в ладонях. Мне хотелось прикрикнуть на него, чтобы он перестал реветь, ведь теперь все будет хорошо, но вместо этого я снова разрыдалась.

Ровно через сутки небо над Лондоном окрасилось сотнями разноцветных огней, но мы совсем об этом забыли, а когда вспомнили, то не стали жалеть, и решили, что уж следующий Новый год непременно будет нашим! Маглы достроят свое огромное колесо, и мы втроем ровно в полночь заберемся на самый его верх, чтобы на высоте птичьего полета дотянуться рукой до фейерверка!..

Начался девяносто восьмой год.