Власть женщины сильней (гет)

Как оказалось, Его Святейшество еще не исчерпал всех возможностей унизить монсеньора. Вскоре кардиналу сообщили, что он должен в составе свиты сопровождать Святого Отца на торжество, которое давала Виктория де Бюсси синьора Морно по случаю своих именин. Частным порядком гонец, брат Антонио, уведомил его, что Папа уверен: помешать быть на приеме у крестницы синьору Перетти может только смерть. И вновь Феличе Перетти вынужден был смирить гордость и подчиниться. Но не только это заботило монсеньора. Необходимость быть у Виктории серьезно нарушила планы кардинала. Однако он надеялся, что все еще может получиться.

И действительно, удача улыбнулась ему. Хозяйка сама просила удалить из ее дома человека, присутствие которого, по ее словам, отравляет праздник. А кроме того Франческо Каррера решил использовать бал как повод встретиться с французским послом, не привлекая особого внимания. И поэтому монсеньору Перетти было позволено после церемонии поздравления и поднесения подарков покинуть достойное собрание. Убедившись, что кардинал уехал, Папа заговорил с французом на интересующую его тему.

— Господин де Бурже, мы уже говорили вам, что желаем лично передать его величеству Генриху знаки нашего благоволения.

— Я помню, Ваше Святейшество, но вы не сказали, кого я буду иметь честь проводить в Париж.

— Буллу об отпущении грехов повезет кардинал Перетти.

— Простите, но у монсеньора весьма предвзятое отношение к его величеству Генриху.

Каррера пристально посмотрел на посла:

— Поэтому мы с вами разговариваем об этом здесь и сейчас.

Папа отвел взгляд и осмотрел зал с рядами танцующих дам и синьоров. Де Бурже молчал, ожидая продолжения темы. Когда понтифик вновь заговорил, француз изумленно воззрился на него.

— Господин де Бурже, ведь во Франции достаточно разбойников на дорогах? Они же могут напасть на какой-нибудь кортеж… со служителем церкви. Конечно, лишь с целью ограбить. Вы будете беречь моего кардинала до Парижа. Но после ему придется возвращаться в Рим практически в одиночку...

Глаза де Бурже зажглись пониманием, и он позволил себе продолжить:

— …и при нападении могут произойти разные неприятные или трагические случайности. Тем более, этот служитель церкви не угоден Святому Престолу и мешает королю Генриху.

— Вы предельно откровенны…

— Я солдат, Ваше Святейшество, и о трагических случайностях знаю не понаслышке.

— Я рад, что мы поняли друг друга, господин де Бурже.

Климент простился с послом. Теперь он мог посвятить себя имениннице целиком. Только переступив порог ее празднично убранной виллы и увидев Викторию — обворожительную и улыбающуюся — Франческо начал сожалеть, что должен будет вернуться на ночь в Ватикан. Но он успокоил себя тем, что через день графиня вместе с ним отправится в Сан-Эворо, и там они смогут больше быть вместе. Сойдя с возвышения, где хозяйка приготовила место для высокого гостя, Франческо прошел в дальние покои, куда велел позвать Викторию. Гостям было чем заняться, поэтому отсутствие самого почетного гостя и хозяйки праздника мало кем было замечено.

Оказавшись наедине с графиней, Папа дал волю чувствам — едва войдя в комнату, Виктория попала в крепкие объятия.

— Франческо, осторожнее, — пришлось прошептать женщине, когда требовательная ласка рук начала угрожать прическе, — нам еще возвращаться к гостям. Потом, когда все уйдут…

— Виктория, прости, я не останусь сегодня. Надо еще кое-что сделать перед отъездом. Ну, не огорчайся! Зато на вилле у нас будет достаточно времени. Возьмем с собой Диану. Будем ездить на охоту.

— Да-да, дорогой. Не обращай внимания. Сегодня чудесный вечер! Столько подарков.

— И еще не все они подарены. Сюда должны были кое-что принести. Посмотри там, — Франческо улыбнулся и с сожалением выпустил Викторию из кольца своих рук.

На столике графиню ожидал футляр с колье, центр которого украшал большой рубин.

— О, это… божественно прекрасно, Франческо!

Он довольно усмехнулся:

— Конечно, раз ювелира благословил сам Папа. Давай я помогу тебе это надеть.

Виктория покрутилась в поисках во что бы посмотреться и подхватила серебряный поднос:

— Мне очень нравится.

Папа улыбался, не сводя глаз со своей любимой женщины. Рубин и россыпь розовых аметистов чудесно оттеняли алые губы Виктории.

Вдруг Франческо заметил, как на лицо Виктории набежала тень:

— Что с тобой?

— Все слишком хорошо… Как будто нет…

— Нет чего?

— Ничего, — Виктория замолчала, потом, нервно прикусив губу, обронила, — и Перетти сегодня был предельно вежлив, даже улыбался мне.

Каррера раздраженно вздохнул:

— Опять ты о нем! Успокойся, он ничего не сможет больше сделать. Завтра рано утром он уезжает проследить за приготовлениями в Сан-Эворо, потом сразу с послом во Францию. Причем он знает: насколько мне будет комфортно на вилле, настолько его женщине будет удобно дожидаться в Риме его… возвращения.

На последних словах голос Папы дрогнул, но Виктория, поглощенная своими тревогами, не заметила этой подозрительной неловкости. Он подошел к ней и привлек к себе:

— Ты теперь долго его не увидишь, — заглянув Виктории в глаза, проговорил Франческо.

— Ты уверен?

— Совершенно.

Через некоторое время папа Климент и графиня Морно вернулись в зал. Его Святейшество даже изволил сделать два прохода в танце с хозяйкой. Немало взглядов оценили обновку на точеной белой шейке прелестной именинницы. И один из этих взглядов был особенно пристальным и пристрастным.

Со дня признания в чувствах к графине, Бенвенуто, по настоянию отца, был более осторожен. Но сейчас он все же собрался подойти к Виктории, несмотря на то, что не получил от нее и намека на знак внимания. Однако порыв этот был прерван объявлением, что Папа покидает бал. Менголли должен был последовать за понтификом. Климент благословил собрание на продолжение веселья и удалился. Уже в пути он отпустил свиту и направился во дворец только в сопровождении малой охраны.

Тем временем Перетти и присоединившийся к нему брат Иосиф быстро продвигались по знакомым переходам и лабиринту коридоров папского дворца. Дойдя до искомого кабинета, они расстались. Кардинал вошел в комнату, через которую можно было попасть в покои Святого Отца, минуя стражу, если знаешь, где нажать и что повернуть. Брат Иосиф прошел дальше по коридору и будто растворился в его тенях.

…Перетти обыскал уже весь кабинет, но так и не нашел то, за чем пришел. Он направился в опочивальню Климента. Времени на поиски оставалось все меньше. Его внимание привлек небольшой стол с массивным основанием. Чуткие пальцы прошлись по затейливой резьбе. Почувствовав, что поддался один из завитков, Феличе едва успел возблагодарить Бога за догадку, как следующий звук — щелчок пружины — бросил его в сторону. Резко обернувшись, он увидел застрявшую в перекладине кровати иглу. Спина взмокла от холодного липкого пота. Кардинал перекрестился. Теперь его движения стали осторожными, почти нежными. Через несколько минут Перетти держал в руках заветный конверт…

Папа вернулся во дворец около полуночи. Поднялся в кабинет, просмотрел подготовленные бумаги и перешел в спальню. Вслед за ним вошел монах, чтобы сменить свечи и помочь Святому Отцу переодеться.

— Отчего ты в капюшоне, брат мой? — Климент с подозрением посмотрел на вошедшего.

Не ответив, монах вернулся к двери, прислушался, а потом запер ее. Развернувшись лицом к Клименту, брат Иосиф скинул с головы капюшон. Каррера не удивился, чего-то подобного он ждал от Перетти.

— Чего ты хочешь? — Папа шагнул к ночному столику, где среди прочего лежал тонкий испанский стилет.

— Убить тебя, — просто сказал Перетти, выходя из-за портьеры и оказываясь за спиной Климента.

— Яд? Кинжал? — Каррера усмехнулся, скрывая охвативший его страх. — Но что ты выиграешь, Перетти?

— Ну, прежде всего свою жизнь. Или не о ней ты сговаривался с этим месье из Парижа?

Франческо закусил губу. Ситуация складывалась явно не в его пользу: у выхода — Иосиф, рядом — Перетти. Нужно суметь открыть дверь… Он прислонился к столу, его пальцы нащупали кинжал.

— Я подписал приказ об освобождении Юлии. Он на столе в кабинете. Ее выпустят, когда я вернусь из Сан-Эворо.

— Очень хорошо, — ледяным холодом повеяло от того, как были сказаны эти слова.

И тогда Каррера испугался по-настоящему.

— Кардинал, сколько стоит моя жизнь?

— Нескольких мгновений на молитву.

— Вы не сможете выйти из дворца!

Каррера приготовился к нападению.

— Ты прекрасно знаешь, что я выйду из этого дворца, а значит и он, — Перетти кивнул на монаха.

Движение Франческо было молниеносным. Тонкий клинок пронзил грудь кардинала. Выдернув стилет, Каррера оттолкнул Перетти и бросился к Иосифу. Но тот уже был готов. Увернувшись от кинжала, монах сильным ударом оглушил Папу. Затем, следуя плану, усадил обмякшее тело в кресло спиной к двери, с большой осторожностью вынул из футляра на поясе длинную тонкую иглу и уколол ею Климента в шею. Тело дернулось, и через минуту всё стихло. После брат Иосиф занялся кардиналом. Тот лежал на полу, зажимая рукой грудь. Иосиф расправил смятую в падении постель, подтер небольшое пятно крови, очистил подолом рясы кинжал и вернул его на ночной столик, а потом взвалил Перетти на спину и вышел из спальни.

Дворец спал. Только утром прислужники обнаружили тело Климента. Весть о внезапной и загадочной кончине Святого Отца облетела курию, а следом и Рим.

* * *

Когда гости разошлись, Виктория с наслаждением сняла тяжелый наряд, водой с душистым мылом постаралась смыть все завистливые и жадные взгляды. Потом заглянула в спаленку дочери, поцеловала Диану и собралась ложиться сама. Но сон не шел, напротив, сердце сжимала непонятная тоска. Едва дождавшись утра, она приказала подготовить карету и направилась в папский дворец. Уже у главного крыльца во дворе женщина поняла, что что-то не так — ее карету опередили несколько других. Среди них она узнала карету Бенвенуто ди Менголли. Графиня почти взбежала по лестнице и здесь столкнулась с бледным, обеспокоенным отцом Антонио.

— Что случилось? Святой отец?

— Синьора, — отец Антонио не знал как продолжить и сообщить страшную весть.

Его спас вышедший из приемной кардинал Менголли:

— Синьора Морно! Синьора Виктория… Идите, брат Антонио.

— Что, Бенвенуто?

Менголли молчал, закусив ус.

— Что случилось? Господи, ну скажите же что-нибудь!

— Его Святейшество папа Климент… умер.

Последнее слово Бенвенуто прошептал не в силах проговорить его, глядя в глаза графине. Виктория, не понимая или не желая верить, повторяла: «Климент… Франческо умер?!» Молодой кардинал с тревогой наблюдал, как по лицу женщины разливается боль.

— Этого не может быть… Он чудовище… Он не должен… Не должен жить…

Бенвенуто начал опасаться за разум графини:

— Виктория, мне очень жаль…

Услышав чужой голос, Виктория очнулась, глаза лихорадочно заблестели:

— Как это случилось?

— Святого Отца нашли утром. Он словно дремал в кресле в своей опочивальне…

— И все?! Не было ли чего-то… странного?

Менголли покачал головой:

— Его Святейшество скончался во сне. Разве только, — кардинал помедлил, но взглянув на Викторию, продолжил, — на пологе кровати внизу обнаружились два пятна, возможно кровь. Да, и видимо накануне Святой отец подписал приказ об освобождении Юлии де Ла Платьер. Он лежал на столе в кабинете.

Виктория закрыла лицо руками. И вдруг рванулась вперед, мимо кардинала:

— Я должна видеть его!

Бенвенуто успел задержать графиню:

— Нет. Теперь вам нельзя, — он прижал ее к себе. — Климента осматривает врач.

— Кто? Лейзер?

— Да, мэтр Давид.

Виктория отстранилась от мужчины, отошла к окну:

— Боже, Боже, за что? Диана, дочь моя, он так любил тебя… Убийца Климента стал и моим убийцей!

Менголли подошел ближе к ней, но коснуться не решился, только проговорил:

— Почему вы решили, что Папа убит? Все выглядит вполне естественно. Жаль, что кардинал Перетти теперь далеко от Рима. Он…

— Не сметь! Не смейте произносить это имя при мне!

Бенвенуто отшатнулся от неожиданности, но тут же его лицо стало суровым:

— Синьора Виктория, кардинала не в чем обвинить. Он еще вечером отбыл в Сан-Эворо!

— Ложь! — и тут, осознав с кем говорит, графиня шагнула ближе к Бенвенуто. — Простите меня, простите… Я сама не знаю, что говорю. Это от горя.

И она не сдержалась, по ее лицу полились слезы.

— И вы простите меня. Поезжайте домой. Я приеду к вам вечером.

— Да, да…

Кардинал проводил Викторию взглядом и вернулся к своим делам. А графиня, прежде чем сесть в карету, бросила сопровождавшему ее Сандру:

— Найти Перетти. Следить за Лейзером.

Кардинал Перетти лежал без сознания в доме на окраине пригородной деревни. Брат Иосиф делал все, что мог, но дыхание монсеньора становилось все хуже, а жар все сильнее. Он давно послал за лекарем, но понимал, что тот сейчас занят в Ватикане. Лейзера Иосиф дождался только к вечеру. Врач ни словом не обмолвился об обстоятельствах, приведших монсеньора на край жизни и смерти. Он просто сделал свое дело, а уходя сказал: «Если синьор доживет до утра, за его жизнь можно не опасаться». Иосиф неусыпно следил за состоянием патрона, менял повязку, промывал рану, закладывал ему под язык какую-то пасту из трав, которую оставил мэтр. Но порой вместо тревоги на его лице проступало выражение досады, едва ли не злости на своего подопечного. Монах слишком хорошо понимал: если кардинал сейчас отдаст Богу душу, на его карьере, а может быть и жизни будет поставлен крест.

Через два часа после ухода Давида Лейзера из пригородного дома, Виктория де Бюсси знала, где и в каком состоянии находится Перетти. А еще через несколько часов ее нашел в домашней молельне Сандр и на молчаливый вопрос в глазах госпожи также молча кивнул.

— Ступай… И, Сандр, те кто был с тобой…

— Они уже отдыхают, моя синьора.

— Ступай.

Графиня опустилась на колени перед распятием. Дело сделано, Франческо и Перетти должны поговорить в более уединенном месте.

Утром следующего дня синьора Морно была в Ватикане, в приемной кардинала Менголли. Бенвенуто сам вышел встретить и пригласить ее войти.

— Ваше высокопреосвященство, — Виктория опустилась в реверансе и замолчала, ожидая пока он заговорит.

— Поднимитесь, Виктория, и присядьте вот здесь, рядом со мной, — на правах друга и утешителя он позволил себе взять ее за руку.

— Я не приехал вчера, простите, это не из-за пренебрежения вами и вашим горем…

— Не надо, монсеньор, я все понимаю. И спасибо тебе, Бенвенуто.

Лицо молодого человека просияло, когда она назвала его по имени. Осторожно, чутко наблюдая за ней, он поднес ее руку к губам. Виктория замерла, лишь через несколько мгновений отняла руку, но так же осторожно и нежно.

— Я наверное некстати…

Менголли вздохнул:

— Сейчас у нас у всех много дел… Погребение, подготовка конклава… Но вы пришли не за этим! Я слушаю вас.

— Монсеньор, у меня просьба. Я прошу присмотреть за… моим подопечным — Сержем де Бюсси.

— Виктория, будьте откровенны со мной…

— Да, тебе я могу довериться… За моим сыном Сержем.

— С ним что-то случилось? — Менголли отвел глаза, задавая этот вопрос.

— Пока нет, но я беспокоюсь за него. Мне кажется, ему пора прекратить учебу по кабакам.

— Вот как…

— Бенвенуто, ты знаешь что-то еще?

— Монсеньор Беллармино жаловался на него Святому Отцу после очередной лекции в семинарии. Но зная, что Сержу благоволят, ни он, ни монсеньор Сантори не решились на какие-либо действия…

— Инквизиция… Бог мой… Бенвенуто, я прошу тебя!

— Я займусь им.

— И посмотри какие книги он читает… Или лучше я заберу его и мы уедем, а там я его женю… и все.

— Не спешите, синьора, возможно у мальчика… просто пытливый ум.

— Помоги мне, Бенвенуто, — она подняла взгляд полный мольбы и надежды. — Я осталась совсем одна.

У молодого кардинала перехватило дыхание. Он подался к ней, влекомый этим взглядом, и через мгновение уже вновь целовал ее руку. Виктория встала, чтобы увеличить расстояние между собой и монсеньором, но он не позволил ей этого, поднявшись следом. Так их и застал стук в дверь кабинета. Менголли прошептал:

— Я сейчас вернусь, — и подошел открыть.

На пороге его встретил служка, через плечо увидел, что кардинал не один, а потому понизил голос:

— Ваше высокопреосвященство, я должен сообщить кое-что вам...

— Ну, быстрее!

Служка еще раз оглянулся на даму в кабинете. Чтобы не беспокоить Викторию, Менголли вышел за порог.

Когда кардинал вернулся, она все поняла, но не подала и вида. Некоторое время они в полном молчании смотрели друг на друга: он — с зарождающимся подозрением, она — бестрепетно и открыто. Наконец монсеньор проговорил:

— Графиня, вам лучше уйти сейчас.

Так и не сказав более ни слова, синьора Морно вышла.