Благословенны падшие (джен)

— Что на этот раз? — Мередит даже не подняла голову, когда Каллен вошел в кабинет.

Бумаги шуршали под руками, словно мыши. Эльза принесла целую стопку новых докладов, отчетов о слежке и изменениях в городе и, конечно же, личных писем.

Киркволл сотрясло возвращение Хоуками-Амеллами богатства. Люди умудрились мгновенно забыть о бедности, ворах и работорговцах, орудующих по ночам, и даже о проклятых магах крови. Теперь их волновало лишь то, что очередное семейство купило дом в Верхнем Городе.

Но все это, конечно, совершенно не важно, и Мариан Хоук не удостоится ее внимания, пока ее имя не промелькнет в рапорте. Прислушиваясь к себе, Мередит не понимала, ждет ли она, когда магессу постигнет наказание, или же надеется, что отступница будет проявлять благоразумие и дальше. Все равно арестовать ее стоило раньше, еще в тот день, когда она раскидала магией кучку головорезов на площади Казематов. Теперь же в городе все чаще говорили о том, что с Мариан Хоук город катится в пропасть чуть медленнее. Теперь ее не схватишь просто так, не вызвав всеобщего недовольства. Требовались веские доказательства, но найти их будет нелегко. Хоук в последнее время стала осторожной, как лисица.

— Выбирался из комнаты несколько ночей подряд и шел к кладовым, где запирался на несколько часов. На вопрос «Зачем?», только и повторяет, что ему страшно, — Каллен подал ей тонкую папку с делом молодого мага.

— Проходил истязания? — Мередит не оторвалась от своих дел.

— Так точно.

— Что думаете? — она впервые за разговор посмотрела Каллену в глаза.

Ей нравилось, что в отличие от многих храмовников, он умел спокойно выдерживать ее взгляд. Другие опускали голову, отводили глаза или глядели прямо на нее, но, в то же время, совершенно мимо или вовсе внутрь самих себя.

— Мы проверяли его на одержимость. Ничего, — бесстрастно ответил Каллен. — Его семья недавно погибла в Море, это его подточило. Думаю, нужно, чтобы кто-нибудь за ним присматривал.

— Я подумаю над вашим советом, рыцарь-капитан. А теперь можете идти. У меня назначена встреча.

Каллен осторожно закрыл дверь, и Мередит, поднявшись из-за стола, встала лицом к солнечному окну, заложив руки за спину. От проблемы, с которой приходил Резерфорд, она тут же отвлеклась. Торговец должен был прибыть с минуты на минуту. Он клялся, что покажет нечто ценное, судя по письму, но стоило ли верить обещаниям гнома? Торгаши умели даже разбитую кружку из своего сервиза представить как драгоценность.

«Редчайший артефакт прямиком с Глубинных Троп!»

Даже звучит, словно рекламное объявление, наспех нацарапанное на грязном обрывке бумаги.

Мередит склонила голову, на секунду поддаваясь сомнениям. Как давно она не имела дел с торговцами? Помнится, в детстве они с Амелией любили расхаживать по рынку и рассматривать украшения, посуду, гребни… Амелия, всегда тихая и пугливая, присмотрев какую-нибудь вещь, принималась так бойко торговаться, что зависть брала.

Мередит торговаться не умела никогда, а ведь гномы это дело любят, как она слышала.

Раздался стук в дверь.

— Входите! — скомандовала Мередит.

Гном был разодет богато, но неопрятно, его светло-рыжеватая борода торчала клочьями, под глазами залегли тени; да и пахло от него не розами.

— Монна рыцарь-командор… — гном поклонился, — я — Бартранд Тетрас, не помню, представлялся ли в письме. У меня для вас имеется изумительный товар. Можете не спрашивать, почему я сразу решил пойти именно к вам. Я посчитал, что лишь вы заслуживаете подобную вещь.

Мередит не удержалась и скривила губы.

Тетрас суетился, не знал, куда деть руки, его взгляд без устали бегал по комнате, и Мередит казалось, что гном и ее-то толком не видит. Она могла бы вышвырнуть его вон, но лишь сказала:

— Показывайте.

Бартранд принялся торопливо разворачивать сверток, запеленатый на совесть. Грязная тряпка, тряпка почище, белая холщовая ткань, бумага… Мередит заскрежетала зубами, борясь с желанием вырвать неясный предмет из рук гнома и разобраться с оберткой самостоятельно.

Наконец, это предстало ее глазам.

— Идол из красного лириума, — неловко пояснил Бартранд.

— Да, — зачем-то сказала Мередит, в первые мгновения пытаясь не моргать, чтобы впитать сияние, исходящее от уродливой фигурки, не дать ему рассеяться по комнате, — вижу.

В первые же секунды она все поняла. Не важно, где Тетрас откопал эту штуку, не важно, кому еще пытался ее продать. С самого начала она принадлежала Мередит. Идол так и тянулся лечь в руку чем-то удобным, устрашающим, сильным.

«Это будет меч», — сразу же решила она.

— Он… э-э-э… — начал Бартранд, очевидно, пытаясь дать оценку товару, но так и не закончил.

Мередит понимала, что стоит задать кучу вопросов. Исследован ли идол на наличие опасной магии? С кем Бартранд ходил на ту экспедицию? Как пронес явно небезопасный артефакт в город? Но спросила лишь:

— Сколько? — голос успел охрипнуть за минуты молчания.

— Семьсот.

— Беру.

— Я передумал — восемьсот.

— Беру.

— Такая бесценная вещь, я думаю… — гном вцепился в идола руками, словно готовился сломать. Глаза выпучились, а лоб покрылся испариной.

— Вот! — воскликнула Мередит, бросая мешочек с монетами гному. — Ни медяком больше!

Низко поклонившись, Бартранд протянул ей идола. Едва пальцы коснулись удивительно теплой и гладкой поверхности уродливой статуи, похожей на окровавленного человеческого зародыша, сердце успокоилось, и жар в голове исчез.

Мередит осторожно положила фигурку на стол и повернулась к торговцу.

— Вам пора идти, — сухо оповестила она.

Гном стоял, понурившись. Могло даже показаться, будто он находится под сонным или оглушающим заклятием. Его рука несмело потянулась вперед — мимо Мередит, мимо всего на свете, к идолу.

— Можно я… только еще разок…

— Нет, — выплюнула Мередит. — Убирайтесь. Или я применю силу. И не смейте больше даже появляться в окрестностях Казематов.

Гном отпрянул от нее и воззрился с такой растерянностью, словно только что осознал, где находится, и тут же стрелой вылетел за дверь.

Мередит повернулась к идолу. С минуту подавляла в себе желание прикоснуться к нему, сжать настолько сильно, чтобы мельчайшие частички проникли в кровь.

«Нет», — сказала она себе. «Нет», — сказала она идолу.

— Пришлите ко мне самых искусных усмиренных, работающих с лириумом, — велела Мередит, подозвав находившегося за дверью храмовника.

Когда через пару дней к ней зашел Каллен, Мередит даже головы не подняла от новых бумаг. Она знала, зачем явился рыцарь-капитан.

— Монна рыцарь-командор, вы приняли решение?

Мередит знала, что под этим он имел в виду оскорбительное: «Вы не забыли?».

— Вот, приказ об усмирении, — она даже не подняла головы.

— Но… рыцарь-командор, мальчик же просто в отчаянии, он ничего не сделал!

Мередит посмотрела на него и сдержанно улыбнулась, словно неразумному ребенку, которому стоило объяснить, что опасно хватать острые предметы.

— Отчаяние, рыцарь-капитан, в случае с магами может привести даже к худшему результату, чем намеренный призыв демона. Меньше всего я хочу сидеть и ждать, гадая, справится ли этот мальчишка со своим страхом и болью или сдастся демонам. Наша задача — предупреждать подобное. Примите простой факт, капитан Каллен. Усмирение — не наказание. Это милосердие по отношению к тем магам, что не в силах себя контролировать. А теперь идите, — Мередит медленно опустила голову назад к бумагам. — И да пребудет с вами Создатель.

Молодой маг заставил ее вспомнить об Амелии. В этот раз Мередит поддалась и думала об этом несколько дней. Сейчас она бы убила сестру, не задумываясь, но в самом начале, когда возможно было все предотвратить, она бы выбрала усмирение.

Потому что это милосердие. А Мередит умела быть милосердной.

Едва Каллен прикрыл за собой дверь, она снова отдалась теплому ощущению в груди. Оно появилось несколько дней назад. Совершенно неповторимое, великолепное чувство, будто сам Создатель положил свои ладони на ее и теперь направлял. Она не просто ощущала, что ее деяния правильны. Впервые за много лет ей снова казалось, что она и вправду может спасти этот город.