Благословенны падшие (джен)

Киркволл — город цепей, крови, грязи и вонючих испарений. Люди захлебывались в нем, но всё никак не умирали. Изо дня в день. Давно уже жители его не задумывались о том, что город мог бы жить иначе. Никто уже и не помнил, когда он жил лучше. После недавнего наплыва беженцев стало только хуже. Город враз наводнили грязные, больные, отчаявшиеся оборванцы. Они прорывались за неприступные стены, не жалея себя. Эти люди растеряли почти все и не понимали, что Киркволл готов забрать оставшиеся крохи.

А корабль продолжал курсировать между Ферелденом и Вольной Маркой, и все больше обездоленных умирало под воротами.

Мередит помнила, что из предпоследней партии в город попали пятеро. Остальные уехали, ушли в леса, затерялись трупами в морских глубинах или продолжили просить милостыни. Мередит знала лишь цифры из отчетов. Четырнадцать человек погибло от рук стражи во время попытки пробраться в город, еще двое умерли от неизвестной болезни. Выяснять подробности не стали, а Казематы на неделю закрыли на карантин.

Три дня назад наместник отдал приказ не пускать больше никого.

Беженцев Мередит почти жалела. Она бы могла добиться, чтобы их пустили, это их дело, в конце концов, где доживать дни, но она не имела права просить за них. Киркволл жил как единый механизм. Все на своих местах, даже преступники, даже эльфы в эльфинажах, даже проклятые маги. Город не нуждался в новой крови. Ее грязь стала бы ржавчиной на его и без того неидеальном устройстве.

Люди за стенами города могли надеяться лишь на себя. Мередит, вскидывая взгляд на небо, возносила короткую молитву Создателю.

«Благослови путь, которым они идут», — думала она.

И пусть они не станут препятствием на моем пути.

О пятерых, ставших частью Киркволла, Мередит разузнала все. В этом и состояла ее работа: знать и предотвращать. Лучше она выполняла лишь одно: боролась с отступниками.

На столе лежало несколько листов, объединенных одним словом: Хоук. Вернувшееся в родной город обнищавшее семейство. Единственная заслуживающая внимания фигура среди них — растрепанная девчонка с синими глазами. Магесса.

Преступница, растерявшая страх, умудрившаяся применить магию на главной площади Казематов прямо в день прибытия на глазах стражи! Немыслимо! Нагло, невероятно глупо и смело до крайности. Едва это случилось, Мередит долго размышляла, какое же чувство вызывает у нее произошедшее. В конце концов, она рассмеялась. Давно этот город не заставлял ее сомневаться.

Своим появлением Мариан Хоук разожгла в городе яркий костер, а сама стала искрой, отлетевшей вдаль и исчезнувшей. Погаснет, упав на землю, или разгорится новым огнем — неизвестно.

Иногда Мередит, поразмыслив над чем-то, могла предугадать будущее. Бумаги в ее руках, имя Мариан Хоук заставляли хмуриться, отвлекаться на происходящее за окном, на крики птиц и разговоры на главной площади. Но затем Мередит снова возвращалась к мыслям об отступнице.

«Ты не попадешь в Казематы, не сгниешь в тюрьме и уж точно не отцепишься больше от этого города, ведь идти тебе некуда. Что же тогда остается? И что делать мне?»

«Ждать», — приходил в голову лишь один ответ.

Мередит мерно постукивала пальцами в латной перчатке по столу и почти незаметно улыбалась. Бросать отряд храмовников на поиски одной беженки так сразу слишком скучно. Она посмотрит, понаблюдает свысока, как обычно. Если Хоук станет опасна, она лично уничтожит ее, и пусть Создатель направит ее руку.

Небо над Киркволлом ближе к полудню посерело, растеряв утреннюю свежесть и голубизну. Ветер стих, и над нищими лачугами вдали снова поднялся дым из Нижнего Города, снова потянулись в высоту испарения из Клоаки.

Каждый день их укрывало серое небо. Но оно никогда не напоминало о дожде. Оно заставляло думать о пожаре.

Сегодня Мередит снова видела тот сон. Она бежала домой, а с другого конца улицы лавиной надвигался отряд храмовников. Их латы сияли и слепили, будто солнце, алые флаги разливались в воздухе кровью. Мередит так хотела успеть, сама не зная, что именно. Предупредить, спасти, убить? Мама скребла дверь кладовки, воя страшнее раненого зверя, и ее пальцы с сорванными ногтями будто принадлежали и Мередит тоже.

Крики, звон лат, плач достигали апогея через считанные секунды. Хотелось оглохнуть. В следующий миг все исчезало. Мередит превращалась из деревенской девчонки в рыцаря-командора и выхватывала меч, наконец, за столько лет готовая заколоть сестру прежде, чем та завалит деревню трупами. Но когда дверь открывалась, плавно, со скрипом, уходила в сторону, худенькая рука Амелии неизменно пронзала ей грудь.

Мередит долго поливала голову холодной водой, пытаясь забыть безумный сон и снова вспомнить, как все произошло на самом деле. Помнить она поклялась себе всегда.

Несколько раз в неделю в худшие времена или раз в год в лучшие сестра приходила к ней во сне. В такой день Мередит выделяла себе пару минут свободного времени и шла в церковь — молиться за душу Амелии. Сегодня дом Создателя пустовал. Сестры поспешили убраться из зала, едва завидев в дверях рыцаря-командора. Лишь Эльтина приветственно кивнула и продолжила заниматься своими делами.

Мередит вспоминала, как мила и приветлива всегда была ее сестра. Как любила родителей и всех жителей деревни и ни на кого не держала зла. Мередит надеялась, что, несмотря на то, что магия с рождения отравила ее тело, душа ее осталась невинна. Надеялась, что больше ее не мучают демоны. «Позаботься о ней, Создатель, — говорила она, зажигая свечу. — Не дай ей затеряться среди Тени и потерять себя».

Слева по ступеням сошла темная фигура. Мередит приметила ее краем глаза. Уйдет. Заметит рыцаря-командора и поспешит скрыться.

Нет.

— Вы молитесь за благо жителей Киркволла, монна рыцарь-командор?

В голосе — не понять, издевка или наивность. Тон грубый, но не специально, а словно все в ней такое — грубое, нескладное, но одновременно гибкое, притягивающее взгляд. Мередит сощурила глаза. Проклятая отступница совсем не боялась. Но, признаться, это даже делало ей честь.

Мариан Хоук выглядела просто: темные брюки, мужские сапоги, туника до колен с капюшоном. Кожу покрывал загар, короткие, почти черные волосы разметались во все стороны, а синие глаза смотрели откровенно нагло.

— Для блага города я делаю абсолютно все, в том числе и возношу молитвы. Создатель помогает мне в моих деяниях, а что насчет вас? — последнюю часть предложения Мередит произнесла чересчур резко, как ей показалось через секунду. — Вы пришли помолиться или покаяться?

Хоук отвернулась и немного помолчала.

— Я не верю в Создателя, — сказала она, затем прошла пару шагов и подняла голову на огромную статую Андрасте.

Мередит втянула носом воздух. Другого ожидать не стоило. Отступники далеки от церкви. Они никогда не ощущали строгий взгляд Создателя и его крепкую руку, направляющую на верный путь. Они оскорбляли закон Его, смеялись над священными текстами и не чтили жертву Андрасте.

— Как же безрассудно и нагло говорить подобное в Его доме. Для чего же вы явились сюда? Даже не надеюсь, что хотите обрести веру, — процедила Мередит, аккуратно поправив волосы, чтобы хоть чем-то занять руку, так и тянущуюся к мечу.

— Я не верю в Создателя, — повторила Хоук, плавно зажигая одну свечу от другой, — но моя сестра верила. Она была магом.

Мередит на миг прекратила дышать. Весь церковный зал в одночасье словно застыл в янтаре из солнечных лучей.

«Нет. Не смей говорить этого».

Но слова Хоук полились рекой, полной горя. Меньше всего Мередит хотелось ей сочувствовать, еще меньше — понять, но воспоминания накатили сами.

— В детстве она ненавидела свой дар. Потом — смирилась. Но каждый день молила Создателя, чтобы Он избавил ее от этого, как она говорила, «проклятья». Мы жили в одной комнате, и я могла слышать ее молитвы. Выучила их наизусть. Она разговаривала с Ним по ночам, и я всегда просыпалась. С ее смерти мне все кажется, что в доме слишком тихо. Каждый раз, когда я хочу вспомнить о ней, я иду в церковь и молюсь, как молилась она.

Хоук сжала губы и уставилась в стену. Ее ярко-синие глаза вмиг поблекли, словно разбитые до мелких трещин бусины. Мередит сжала руку в кулак. Разбито. Все вокруг нее тоже казалось ей разбитым после того, как демон овладел Амелией. Храмовникам и послушникам церкви она тогда, в детстве, наверняка тоже виделась сетью трещин: искусанные губы, красная паутина в глазах, взгляд, вечно обращенный в промежуток времени где-то между тем, как она узрела разорванные трупы своих родителей, и тем, как блестящий щит храмовника укрыл ее от вида улицы, заваленной изуродованными телами.

Всего пара лет в монастыре — и она научилась говорить о случившемся холодно. Чудовище убило ее родителей, чудовище уничтожило ее дом, чудовище сожрало изнутри Амелию

Сейчас уже Мередит собирала вокруг себя таких «разбитых», чьи жизни покорежил монстр. Только они по-настоящему осознавали, насколько магия опасна.

«Жаль, как же жаль, — подумалось вдруг ей, — что Мариан Хоук родилась такой, какая она есть. Будь она нормальной, видь она каждый день, как страдает из-за магии ее сестра, как боится… Она бы поняла».

Амелия тоже боялась. Страх сводил ее с ума, подтачивал силы, словно жук, убивающий дерево. Она не видела ничего и никого, лишь ужас и скверну внутри себя.

Мередит глубоко вздохнула. Хватит.

Подойдя к алтарю, она встала рядом с Хоук.

— Милосердный Создатель, смилуйся над душой рабы твоей Бетани Хоук. Прости ее, если тьму несла она в сердце своем. Укажи ей дорогу к свету.

Через несколько секунд Хоук неуверенно добавила:

— Пусть отголоски ее дара не причиняют ей больше боли, — она запнулась. — Помоги ей остаться такой же сильной, какой была она при жизни, прошу.

В церкви на несколько минут воцарилось молчание. Мередит прервала его первой:

— Рада была знакомству, — развернувшись, она направилась к выходу.

Хрипловатый голос Хоук чуть не сбил ее с ровного шага.

— А у вас… есть сестра или брат, монна рыцарь-командор?

— Нет, и никогда не было, — твердо произнесла Мередит, не желая даже злиться на очередную наглость отступницы и почти веря своим словам.

Мариан Хоук не сказала больше ни слова, не издала ни звука, и Мередит, пока шла до двери, даже пришла в голову глупая мысль: обернуться, чтобы удостовериться, не была ли магесса иллюзией или призраком.

Но она лишь толкнула тяжелую скрипучую дверь.

— Что на этот раз? — Мередит даже не подняла голову, когда Каллен вошел в кабинет.

Бумаги шуршали под руками, словно мыши. Эльза принесла целую стопку новых докладов, отчетов о слежке и изменениях в городе и, конечно же, личных писем.

Киркволл сотрясло возвращение Хоуками-Амеллами богатства. Люди умудрились мгновенно забыть о бедности, ворах и работорговцах, орудующих по ночам, и даже о проклятых магах крови. Теперь их волновало лишь то, что очередное семейство купило дом в Верхнем Городе.

Но все это, конечно, совершенно не важно, и Мариан Хоук не удостоится ее внимания, пока ее имя не промелькнет в рапорте. Прислушиваясь к себе, Мередит не понимала, ждет ли она, когда магессу постигнет наказание, или же надеется, что отступница будет проявлять благоразумие и дальше. Все равно арестовать ее стоило раньше, еще в тот день, когда она раскидала магией кучку головорезов на площади Казематов. Теперь же в городе все чаще говорили о том, что с Мариан Хоук город катится в пропасть чуть медленнее. Теперь ее не схватишь просто так, не вызвав всеобщего недовольства. Требовались веские доказательства, но найти их будет нелегко. Хоук в последнее время стала осторожной, как лисица.

— Выбирался из комнаты несколько ночей подряд и шел к кладовым, где запирался на несколько часов. На вопрос «Зачем?», только и повторяет, что ему страшно, — Каллен подал ей тонкую папку с делом молодого мага.

— Проходил истязания? — Мередит не оторвалась от своих дел.

— Так точно.

— Что думаете? — она впервые за разговор посмотрела Каллену в глаза.

Ей нравилось, что в отличие от многих храмовников, он умел спокойно выдерживать ее взгляд. Другие опускали голову, отводили глаза или глядели прямо на нее, но, в то же время, совершенно мимо или вовсе внутрь самих себя.

— Мы проверяли его на одержимость. Ничего, — бесстрастно ответил Каллен. — Его семья недавно погибла в Море, это его подточило. Думаю, нужно, чтобы кто-нибудь за ним присматривал.

— Я подумаю над вашим советом, рыцарь-капитан. А теперь можете идти. У меня назначена встреча.

Каллен осторожно закрыл дверь, и Мередит, поднявшись из-за стола, встала лицом к солнечному окну, заложив руки за спину. От проблемы, с которой приходил Резерфорд, она тут же отвлеклась. Торговец должен был прибыть с минуты на минуту. Он клялся, что покажет нечто ценное, судя по письму, но стоило ли верить обещаниям гнома? Торгаши умели даже разбитую кружку из своего сервиза представить как драгоценность.

«Редчайший артефакт прямиком с Глубинных Троп!»

Даже звучит, словно рекламное объявление, наспех нацарапанное на грязном обрывке бумаги.

Мередит склонила голову, на секунду поддаваясь сомнениям. Как давно она не имела дел с торговцами? Помнится, в детстве они с Амелией любили расхаживать по рынку и рассматривать украшения, посуду, гребни… Амелия, всегда тихая и пугливая, присмотрев какую-нибудь вещь, принималась так бойко торговаться, что зависть брала.

Мередит торговаться не умела никогда, а ведь гномы это дело любят, как она слышала.

Раздался стук в дверь.

— Входите! — скомандовала Мередит.

Гном был разодет богато, но неопрятно, его светло-рыжеватая борода торчала клочьями, под глазами залегли тени; да и пахло от него не розами.

— Монна рыцарь-командор… — гном поклонился, — я — Бартранд Тетрас, не помню, представлялся ли в письме. У меня для вас имеется изумительный товар. Можете не спрашивать, почему я сразу решил пойти именно к вам. Я посчитал, что лишь вы заслуживаете подобную вещь.

Мередит не удержалась и скривила губы.

Тетрас суетился, не знал, куда деть руки, его взгляд без устали бегал по комнате, и Мередит казалось, что гном и ее-то толком не видит. Она могла бы вышвырнуть его вон, но лишь сказала:

— Показывайте.

Бартранд принялся торопливо разворачивать сверток, запеленатый на совесть. Грязная тряпка, тряпка почище, белая холщовая ткань, бумага… Мередит заскрежетала зубами, борясь с желанием вырвать неясный предмет из рук гнома и разобраться с оберткой самостоятельно.

Наконец, это предстало ее глазам.

— Идол из красного лириума, — неловко пояснил Бартранд.

— Да, — зачем-то сказала Мередит, в первые мгновения пытаясь не моргать, чтобы впитать сияние, исходящее от уродливой фигурки, не дать ему рассеяться по комнате, — вижу.

В первые же секунды она все поняла. Не важно, где Тетрас откопал эту штуку, не важно, кому еще пытался ее продать. С самого начала она принадлежала Мередит. Идол так и тянулся лечь в руку чем-то удобным, устрашающим, сильным.

«Это будет меч», — сразу же решила она.

— Он… э-э-э… — начал Бартранд, очевидно, пытаясь дать оценку товару, но так и не закончил.

Мередит понимала, что стоит задать кучу вопросов. Исследован ли идол на наличие опасной магии? С кем Бартранд ходил на ту экспедицию? Как пронес явно небезопасный артефакт в город? Но спросила лишь:

— Сколько? — голос успел охрипнуть за минуты молчания.

— Семьсот.

— Беру.

— Я передумал — восемьсот.

— Беру.

— Такая бесценная вещь, я думаю… — гном вцепился в идола руками, словно готовился сломать. Глаза выпучились, а лоб покрылся испариной.

— Вот! — воскликнула Мередит, бросая мешочек с монетами гному. — Ни медяком больше!

Низко поклонившись, Бартранд протянул ей идола. Едва пальцы коснулись удивительно теплой и гладкой поверхности уродливой статуи, похожей на окровавленного человеческого зародыша, сердце успокоилось, и жар в голове исчез.

Мередит осторожно положила фигурку на стол и повернулась к торговцу.

— Вам пора идти, — сухо оповестила она.

Гном стоял, понурившись. Могло даже показаться, будто он находится под сонным или оглушающим заклятием. Его рука несмело потянулась вперед — мимо Мередит, мимо всего на свете, к идолу.

— Можно я… только еще разок…

— Нет, — выплюнула Мередит. — Убирайтесь. Или я применю силу. И не смейте больше даже появляться в окрестностях Казематов.

Гном отпрянул от нее и воззрился с такой растерянностью, словно только что осознал, где находится, и тут же стрелой вылетел за дверь.

Мередит повернулась к идолу. С минуту подавляла в себе желание прикоснуться к нему, сжать настолько сильно, чтобы мельчайшие частички проникли в кровь.

«Нет», — сказала она себе. «Нет», — сказала она идолу.

— Пришлите ко мне самых искусных усмиренных, работающих с лириумом, — велела Мередит, подозвав находившегося за дверью храмовника.

Когда через пару дней к ней зашел Каллен, Мередит даже головы не подняла от новых бумаг. Она знала, зачем явился рыцарь-капитан.

— Монна рыцарь-командор, вы приняли решение?

Мередит знала, что под этим он имел в виду оскорбительное: «Вы не забыли?».

— Вот, приказ об усмирении, — она даже не подняла головы.

— Но… рыцарь-командор, мальчик же просто в отчаянии, он ничего не сделал!

Мередит посмотрела на него и сдержанно улыбнулась, словно неразумному ребенку, которому стоило объяснить, что опасно хватать острые предметы.

— Отчаяние, рыцарь-капитан, в случае с магами может привести даже к худшему результату, чем намеренный призыв демона. Меньше всего я хочу сидеть и ждать, гадая, справится ли этот мальчишка со своим страхом и болью или сдастся демонам. Наша задача — предупреждать подобное. Примите простой факт, капитан Каллен. Усмирение — не наказание. Это милосердие по отношению к тем магам, что не в силах себя контролировать. А теперь идите, — Мередит медленно опустила голову назад к бумагам. — И да пребудет с вами Создатель.

Молодой маг заставил ее вспомнить об Амелии. В этот раз Мередит поддалась и думала об этом несколько дней. Сейчас она бы убила сестру, не задумываясь, но в самом начале, когда возможно было все предотвратить, она бы выбрала усмирение.

Потому что это милосердие. А Мередит умела быть милосердной.

Едва Каллен прикрыл за собой дверь, она снова отдалась теплому ощущению в груди. Оно появилось несколько дней назад. Совершенно неповторимое, великолепное чувство, будто сам Создатель положил свои ладони на ее и теперь направлял. Она не просто ощущала, что ее деяния правильны. Впервые за много лет ей снова казалось, что она и вправду может спасти этот город.

Храмовники постучали в дверь вовремя: Мередит уже проваливалась в очередной кошмар, детали которого вылетели из головы, стоило открыть глаза. Еще даже не поднявшись с постели, она протянула руку к мечу из красного лириума. Его тепло уняло тяжело бьющееся сердце.

Спустя несколько минут, полностью облаченная в доспех, Мередит шла к подвальным темницам.

Покорное гудение лириумного клинка больше не успокаивало.

«Мы арестовали Мариан Хоук, — сказали ей, — за применение магии крови и убийство».

Не удержалась. Дурочка. Неужели вся эта помощь беднякам и спасение города — сплошная фальшь? Почему она так легко отдалась тьме, почему попалась на обычном убийстве? Храмовники не уничтожили ее на месте, значит, она пошла с ними добровольно. Решила отдалить казнь?

Мередит застыла возле решетки, подобно изваяниям закованных рабов перед Казематами. Жестом она приказала храмовникам покинуть ее и встать в конце темного коридора. Пленница сидела на полу, опустив голову. Запястья были скованы за спиной, сгорбленная фигура недвижима.

— Мариан Хоук, — с расстановкой, холодно произнесла Мередит и затворила за собой дверь камеры.

Отступница медленно подняла голову, растрепанная темная челка упала по бокам от лица, и ярко-синие глаза немедля приковали к себе взгляд хуже всякого подчиняющего заклятья. В глазах Хоук отражалось не проникающее сюда небо — холодное, наполненное твердой уверенностью, прозрачное и одновременно плотное, словно гигантский айсберг. Небо, не отражающее ни единой эмоции.

Хоук не боялась ее. Не боялась она и смерти. Она не злилась, не хотела плакать или смеяться. Что-то, чего она желала, сбылось, и Мередит ощущала в воздухе ее ликование.

— Вы пришли, — она слабо улыбнулась. — Я долго просила встречи именно с вами. Я умоляла.

Уголок ее губ дернулся, но небесный холод в глазах остался недвижим.

— Ты будешь казнена, — объявила Мередит. — Здесь, сегодня, мной. За использование магии крови. За убийство. Но сначала ты расскажешь, что именно ты сделала. Это… — она запнулась, — необходимо.

На самом деле она могла предоставить эту работу храмовникам, как делала обычно. Но в случае с Мариан Хоук Мередит решила услышать все сама из ее уст. Ей хотелось понять, как та девушка из церкви, молящаяся рядом с ней, оказалась способна на «жестокую расправу с применением магии крови», как описали преступление храмовники.

— Ты убила сегодня ночью человека, не так ли? — с обманчивым спокойствием Мередит принялась расхаживать по камере.

— Я убила многих до этого, — тихо произнесла Хоук, и Мередит остановилась.

— Что ты имеешь в виду? — прошипела она.

— Вы должны были их находить… — быстро зашептала она. — Я никогда не прятала тел тех магов, только скрывала улики. Убивала магией крови, перерезала горло. Вы же находили их? Хотя не важно, я делала это не ради вас и не ради себя, я не знаю, поймете ли вы…

— Стоп!

Кусочки мозаики: отчеты, с вдохновением написанные на несколько страниц и занимающие отдельную полку — все сложилось воедино. Неизвестный уже четыре месяца убивал магов-отступников на улицах Киркволла. Все в ордене считали, что некто сводит счеты со своими же подельниками и не горели желанием бросаться на поиски, пока малефикары хорошенько друг друга не изничтожат.

Счет шел на десятки.

— Утверждаешь, что это была ты?

На лице Хоук засохла кровь. Несколько бурых пятен на правой щеке. Она походила на игрушку — сломанную, грязную. Не на девушку, молившуюся за мертвую сестру. Нет, из Хоук будто вырвали и тепло воспоминаний о сестре, и свет небесного цвета глаз, и все то, что Мередит невольно подметила в первую встречу. Пропала смешливая улыбка, исчезли легкие движения, особенные даже для мага. Остались застывшие, будто мертвые, губы и неподвижная фигура, словно отступница вовсе не дышала.

— Не важно, — мотнула головой Мередит, разворачиваясь к решетке. — За магию крови полагается смертная казнь. Ты, возможно, можешь рассчитывать на усмирение, раз сдалась сама и не ранила никого из моих людей.

На самом деле магов крови в Киркволле никогда не усмиряли, лишь казнили. Мередит не знала, зачем сказала это и почему мысль о казни тает в разуме, словно клочья утреннего тумана.

Но, даже не отперев дверь, она остановилась. Она не могла не спросить:

— Почему? Зачем ты это делала?

Хоук улыбнулась. Улыбнулась так, что ее тусклые глаза зажглись светом чистого лириума, и больше от ее улыбки Мередит не смогла оторвать глаз. Она стала чем-то другим за время, прошедшее с их встречи в церкви. Неужели ее поглотило безумие? Мередит видела много сумасшедших магов, но Хоук не походила ни на одного из них. Ее безумие принадлежало лишь ей, а не оскверняющей душу магии и не демонам. О нет, демонам никогда не получить тело этой девчонки.

— Так было правильно, — Хоук посмотрела прямо ей в глаза, не моргая и не отводя взгляд. — Ты же понимаешь, рыцарь-командор? Ты соврала тогда в церкви.

— Что ты имеешь в виду? — Мередит говорила сухо, голосом, похожим на холодный скрежет, а на лбу выступила испарина.

Грохот биения сердца взлетел до самых висков.

Отступница не могла узнать, она не может даже догадываться.

— Это не ненависть, это не месть. Я не хочу, чтобы с другими случилось то, что случилось с ней. Поэтому они должны умереть. Я не допущу, чтобы другие умерли, как моя мать.

— Нет! — вскричала Мередит, подлетая к пленнице и наотмашь ударяя ее по щеке. Кровь разбрызгалась в воздухе. Кровь — опасное оружие, но ей давно плевать. Красный лириум пел громче темной магии, он мог защитить ее от всего.

— Как ты узнала? — зашипела она в лицо Хоук.

— По твоему голосу, — магесса запрокинула голову, и кровь с ее губ стекала и капала на пол. Она улыбалась, словно хотела засмеяться, но небесный свет в глазах потух. — По твоей спине, которая резко стала чересчур прямой. По твоей вере…

Она резко выдохнула и повторила:

— По твоей вере, которая может рушить скалы. Я понимаю, рыцарь-командор, я теперь все понимаю. Понимаю так, как не поймет никто из них, — она мотнула головой в сторону коридора, где стояли храмовники.

Мередит заскрежетала зубами. До чего хотелось выхватить лириумный клинок и снести отступнице голову так, чтобы ее рот так и остался открытым, и из него не вылетело более ни слова!

Чтобы она не говорила вещей, рожденных в ее, Мередит, мыслях.

Но руки не двигались, клинок висел за спиной, и его мягкое гудение говорило совсем другое. Она взяла меч, потому что подчинилась необходимости истинной силы. Покорила одного опасного монстра, значит, сумеет покорить и второго. Нужен лишь полный контроль, как тот, что дает лириумное клеймо на лбу.

— Что если бы я предложила тебе и дальше делать то, что ты делаешь? С одним только условием? — Мередит не поверила сначала, что произнесла это.

Она — в жизни не заключившая ни одной сделки с магом! Да это же словно отдать себя демону.

«Мариан Хоук — малефикар, поддалась горю и безумию, но не стала одержимой», — тут же возразила Мередит себе. Она не походит на других, она самый подходящий вариант и, быть может, даже единственный.

— Я готова заплатить любую цену, — Хоук смотрела на нее. Глаза в глаза. И Мередит не могла отвести взгляд.

— Ты будешь подчиняться мне. Каждое убийство, каждый шаг, каждое слово. Ты будешь принадлежать только мне. Будешь такой же верной, как мое оружие.

— Я согласна, — без раздумий ответила Хоук, тут же покорно опуская голову, словно выдрессированная собака, — я подчинюсь. Но только вам, и никому больше. Навсегда.

Мередит достала из-за пояса ключ от кандалов. Медленно склонилась к Мариан Хоук. Приблизилась слишком близко — мягкие волосы коснулись на мгновение щеки. Пахло от отступницы кровью, потом, немного псиной и совсем слабо — цветочными духами. Тут же Мередит постаралась быстрее закончить дело — щелкнула ключом и отдалилась. Цепь упала на каменный пол, а Хоук так и осталась сидеть на полу, склонив голову.

— Больше я не предлагаю, монна Хоук. Теперь я буду только приказывать.

Быстрым шагом Мередит вышла из камеры. В конце коридора ее встретил Каллен.

— Когда прикажете провести казнь, монна рыцарь-командор?

— Казни не будет, — быстро произнесла она, даже не прося у Создателя прощения за следующую ложь. — Мариан Хоук все это время была моим агентом. Она добивалась доверия самых опасных отступников и затем уничтожала их. Ради этого ей пришлось осквернить себя магией крови, но она всегда выполняла приказы безупречно.

Ей показалось, что Каллен поперхнулся, но тут же постарался скрыть эмоции.

— Это… Весьма неожиданно, монна рыцарь-командор. Но, думаю, удачная затея, несмотря на все риски. И все же, какой тогда будет приказ относительно монны Хоук? Вы ей доверяете?

Мередит позволила себе несколько секунд раздумий. Все стоит делать по правилам, она не должна сразу терять голову, как не потеряла ее, влив всю разрушительную мощь красного лириума в клинок, которым легко управлять.

— Я не доверяю Хоук, как и любому магу. Она отступница, но после этой ночи ее прикрытие разрушено. Не вините себя. Как вы сказали, это убийство было слишком заметным. Ее наверняка видели, и было бы странным, если бы ее никто не арестовал даже после десятка донесений. Думаю, пора изменить правила нашего сотрудничества. Рыцарь-капитан, прошу, возьмите пару опытных храмовников и препроводите монну Хоук на Истязания. Немедля. Если их исход будет удачен, прикажите магам изготовить филактерию с ее кровью.

— Слушаюсь, рыцарь-командор.

Этой ночью Мередит больше не смогла уснуть. Мариан Хоук пройдет Истязания, не стоило даже сомневаться. Быть может, после них стоит спросить, почему она согласилась так быстро? Только ради того, чтобы очищать город от магии или же есть другая причина…

Когда Хоук заговорила о вере, ее глаза наполнились таким светом, словно у самого неистового верующего. В глазах у нее сияло солнце, совсем как…

Совсем как у Амелии когда-то.

— Маги слишком тихо ведут себя в последнее время. Что думаешь?

Хоук, как и всегда, избегала смотреть ей в глаза. Мередит отчего-то нравилось это, как нравился прямой взгляд Каллена. Словно две стороны верности. Рыцарь-капитан признавал ее достойным командиром, но и сам не желал уступать. А магесса то ли изображала полную покорность, то ли и правда полностью подчинялась. Хоук одернула рукава темной мантии и сложила руки на груди, почти обнимая себя. Вечно растрепанные черные волосы оттеняли ее лицо, делая его еще более бледным. «Она же выходит из Казематов практически одной лишь ночью, и только по моим заданиям», — рассеянно вспомнила Мередит.

— Я бы предложила казнить каждого пойманного. И каждого, кто попался на попытке, — бархатистый голос Хоук гладил кожу.

«Такой же мягкий, как ее волосы», — все время на ум приходила непрошенная мысль и воспоминание о коротком миге в темнице, и Мередит гнала ее, как прогоняла кошмары, голос красного клинка и собственные сомнения.

— Отличная идея.

Магесса соглашалась с неприязнью Мередит к магам, будто готовая испытывать те же чувства и к себе самой. Она убивала — беспощадно, видя в них лишь чудовищ и врагов. Делала то, чему многие храмовники учились не один год.

Пришло ли умение без раздумий убивать детей и молящих о пощаде сразу после смерти матери?

— Да. Хорошо, — Мередит кивнула, позволяя себе улыбку. — Немедленно отдам соответствующие распоряжения. Хоук… — она подвинула к себе новую стопку бумаг, намереваясь отдаться работе на ближайшие несколько часов, — сходи в город, отнеси мою куртку портному, нужно зашить. Не торопись — прогуляйся, загляни домой. Твое слишком частое и слишком заметное присутствие нервирует некоторых храмовников. Все понятно?

— Да, рыцарь-командор, — Хоук слегка поклонилась и уже взялась за дверную ручку, как Мередит еще раз окликнула ее:

— Хоук.

— Да?

— Раньше, когда я только следила за тобой, до меня доходили слухи, что ты общаешься с отступниками. Это так?

С каким же удовлетворением командор заметила, как магесса замерла и закусила губу.

— Не лги мне, — холодно произнесла Мередит.

— Я бы никогда вам не солгала! — почти взмолилась Хоук, и снова ее кажущаяся искренней преданность поставила в тупик.

— Я знала отступника по имени Андерс, — тише заговорила она, — он лечил больных бедняков в Клоаке. Он много чего замышлял против церкви и храмовников, но он пропал. Еще тогда, когда я начала убивать магов. Сказал, что я убила кого-то не того, быть может, так и было… — она потерла лоб и дергано улыбнулась, что не вязалось с ее растерянным видом. — На самом деле сейчас мне намного легче, теперь, когда вы направляете меня…

— Правда? — воззрилась на нее Мередит, обдумывая услышанное. — Так ты действительно считаешь, что мои решения вернее твоих? Ты подчинишься любому моему приказу?

— Я думала, что дала понять это сразу, монна рыцарь-командор.

— Слов мне недостаточно, — сухо сказала Мередит, — впрочем, об этом позже… Иди, не показывайся мне сегодня больше на глаза.

В ту ночь Мередит не ложилась — ожидала вестей. Послала Хоук разобраться с шайкой малефикаров — для нее привычно, должна справиться быстро. Мередит могла бы послать отряд храмовников, но те наделали бы шуму, да и в сражении с малефикарами солдатам приходилось куда тяжелее, чем с теми, кто еще не начал использовать магию крови.

Мередит ждала. Не шло даже легкое желание сна, от которого на ресницах чувствовался песок.

Когда Хоук вошла в кабинет — совершенно незаметно, словно тень, скользнувшая из одного угла в другой, — Мередит сразу поднялась из-за стола, следуя неясному порыву. Шаг, другой, третий — и она стояла рядом с Хоук, и тяжелый металлический запах кружил голову. На губах магессы проступала синева, похожая на легкий утренний иней, в ранние морозы покрывший окно. Глаза жарко блестели. Хоук покачнулась, и Мередит схватила ее за плечи.

— Тебе нужен лекарь, — на мгновение сжав губы, произнесла она.

Горячая кровь выступала темным пятном на одеянии, окрашивала в закатно-алый белую кожу.

— Нет, все в порядке. Неразумно будет показывать лекарям мои раны, рыцарь-командор, — голос Хоук шелестел слабо, но уверенно.

Мередит смолчала. Кровь стекала по бледным кистям магессы. Та была права — обязательно пойдут слухи.

— Тогда разберусь сама, — она обхватила Хоук, сначала жестко, но затем ослабив хватку.

И словно на самом деле боясь навредить еще больше, Мередит довела магессу до дивана. Бинты и мази появились в руках мгновенно, как и бутылочка со спиртом.

Мередит расстегнула плотное одеяние, без промедлений задрала промокшую рубашку и недовольно уставилась на неглубокую рану в животе.

— Тебе стоит научиться лечить себя. А если бы не дошла?

— Вы волнуетесь? — Хоук улыбнулась и посмотрела ей прямо в глаза. Хоук могла смотреть ей в лицо. Ее взгляд проникал в самую душу, но она будто ощущала — Мередит больше нравится, когда она покорно склоняет голову.

«Дрянь. Змея», — Мередит сощурилась и будто бы случайно слишком сильно задела рану. У Хоук на мгновение окаменело лицо, но она не издала ни звука.

— Надеюсь, ты справилась с заданием, иначе все мои старания сейчас напрасны. Зачем лечить тебя, если ты бесполезна? — сухо объявила Мередит, накладывая повязку.

Ее пальцы то и дело касались еще двух шрамов на животе магессы. Один походил на звезду — наверняка прямой удар чем-то острым. Второй — белая толстая линия. Вот-вот начнет извиваться, подобно личинке. Мередит всегда казалось, что кожа у магов чистая: дерутся они на расстоянии, а если враг пробивает их защиту и подбирается ближе, живым колдун выходит из драки редко.

Но Хоук явно дралась куда больше своих собратьев-магов. Быть может, шрамы украшали и ее спину, и даже бедра. А вот полосы от запястий до локтей можно было не считать. От одного их вида Мередит подташнивало.

— Я убила всех, — выдохнула Хоук, откидываясь на спинку дивана, — их там было больше, чем мы с вами думали. Сначала расправилась с основной группой, но потом увидела других. Было мало времени, я решила закончить начатое.

Мередит, до этого яростно перематывающая бинтом израненные запястья, воззрилась на магессу.

— Надо было отступать.

Такой бы приказ она дала любому храмовнику.

— Но я же справилась, — возразила Хоук.

— Ты могла умереть, — Мередит произнесла это, прислушалась к эху слов и дала себе пару секунд на осознание того, что сказала. — Как же тогда то, что ты делаешь? Спасаешь людей от магии? Знаешь хоть, что мало кто из моих солдат делает это лучше тебя? Разве ты борешься, чтобы так легко умереть?

— Я сражалась, потому что вы приказали исполнить задание до конца, рыцарь-командор, — Хоук склонила голову.

Мередит посмотрела на нее пристально, неосознанно сжав руку, будто пытаясь не дать скрыться правде. Неужели магесса без раздумий готова подчиняться всем ее приказам? Хорошо, очень хорошо, но вот бы точно знать, что преданность ее безгранична и искренна. От таких мыслей грудь наполнило странное тепло, словно кошка легла рядом и замурчала, а голова закружилась на секунду.

— Только у самых истовых верующих я замечаю подобную целеустремленность. Но ты же не веришь. Разве что с той нашей встречи что-то успело измениться, — она обратила все внимание на рану.

— После тех минут проведенных в церкви, — прошептала Хоук, — я обрела веру… в вас.

Мередит показалась себе камнем, навеки скованным силой природы. Слышала ли она только эти слова, или ей почудилось? Отступница, отвратительный малефикар верит в нее так, что готова умереть? Мередит не могла, не хотела верить ей, но Хоук смотрела с таким искренним восхищением, что казалось — в ее глазах сияют звезды.

Амелия глядела так на нее. Мередит всегда умела ее защитить, утешить, помочь. И Амелия взирала на нее, словно на посланника небес, хотя Мередит и была младшей.

«Создатель одарил тебя светом, сестра, — говорила она, — чтобы спасать проклятых и падших, таких, как я».

Мередит резко встала, обнаруживая, что держала Хоук за руку все это время. Она сделала несколько шагов от дивана и отвернулась, чтобы скрыть сжатые в ниточку губы и вспотевший лоб.

— Думаю, для тебя это шаг навстречу Создателю, — наконец, Мередит обернулась, — ведь я всю жизнь преданно служу ему. Надеюсь, когда-нибудь ты обретешь истинную веру.

«Но пока Создатель будет говорить с тобой через меня».

— У меня для тебя есть еще задание, — Мередит подошла ближе, стараясь больше не смотреть в ярко-синие глаза, следящие за каждым ее движением.

Она могла приказать больше никогда не поднимать на нее взгляд, но не хотела.

— Кого мне убить? — сразу же выпрямилась Хоук, словно готовая помчаться исполнять приказ прямо сейчас.

— Отступника, — голос Мередит зазвучал сталью.

— Кого?

— Того, чья смерть докажет твою веру.

Хоук не дернулась и не спросила. Тяжело встала, поклонилась и вышла.

Через неделю стражники сообщили об очередном убийстве в эльфинаже, а Хоук принесла Мередит кусочек срезанной кожи с валласлином на ней.

Горящие дома отражались маленькими солнцами в глазах Хоук. Ветер доносил вонь паленого.

— Скоты, — процедила себе под нос Мередит и повернулась к своим людям и тем, кого сегодня приходилось так называть от безысходности.

— Отряд под командованием Деррана — в восточную часть города! Маги! Одна часть под командованием Орсино к Церкви, вторая — с храмовниками под командованием Лиэсты.

Удивительно, но сейчас ей даже не претила идея позволить магам в компании первого чародея разгуливать по городу. Единственное, о чем она могла думать, — как волшебные огонь и молния изжарят дикарей-кунари, а лед превратит их в туши мороженого мяса, которые так легко будет разбить одним ударом. С собой Мередит взяла отряд из десяти человек. Хоук шла отдельно — со своими. Мередит успела заметить, что ее компания поредела. Убитая эльфийка в счет не шла. Исчезли гном и пиратка. Мередит понадеялась, что эти преступные элементы пропали и из города тоже, и постаралась выкинуть лишние мысли из головы.

Клинок звенел.

Кунари пробирались к дворцу наместника, и скоро паутина улиц приведет туда их всех.

— Отправляемся, — скомандовала Мередит.

Алый плащ зашуршал по мостовой.

«Сильные», — была первая мысль, после нее холодная злоба нахлынула с новой силой. Мередит впервые скрещивала меч с оружием кунари.

Их сила потрясала.

Мощные, будто выкормленные драконами, кунари сражались молча и молча умирали. Мередит видела, как редкие стражники и даже храмовники старались растянуть смерть врага, причинить как можно больше боли. Рогатые молчали. Мередит уважала их. Но не вмешивалась. Когда все закончится, их трупы город сожжет на костре, а прах выбросит в вонючие зеленые морские волны.

Горящие дома превращали улицы в огненный коридор. Оставшиеся горожане таскали ведра с водой, гасили пожар, и пламя утихало, но его отражение еще надолго застывало в глазах. Мередит не помнила, когда сражалась в последний раз. Она боялась, что возня с бумагами притупила ее рефлексы, как притупило бы острейший клинок долгое бездействие. Но ничего подобного не произошло. Мередит ощущала себя змеей, легко проскальзывающей вокруг массивного противника, запутывающей не способный мыслить широко разум кунари. Каждое движение, каждый маневр и удар выходили точными и сильными. Клинок звенел — гудел, будто вибрирующий лист металла. Звук колебался, будто пытался подстраиваться под невидимые ноты.

И словно пел.

«Что это за песнь?» — иногда хотелось спросить Мередит. Способ ли это сломить ее волю, залезть в ее мысли и подчинить себе? Она хотела знать, но не хотела спрашивать. Пытаться докопаться до сути клинка означало бы признать, что он больше, чем оружие. Признать, что он способен не только служить, но и нести свою волю. Потому Мередит лишь крепче сжимала рукоять и повторяла:

«Нет. Без меня ты — ничто».

Мередит ворвалась на рыночную площадь Верхнего Города и краем глаза увидела Хоук. Бесконечное сверкание посоха. Без магии крови Мариан билась просто: насылала сон и заразу, а затем ударяла несильными, но точными духовными зарядами. Чисто, почти невинно. Старательно же она скрывает свою истинную натуру! Хотя Мередит могла сказать точно — зря она это делает, все ее дружки и так знают, кто она такая.

По телу пробежала дрожь. Волна электричества заставила приподняться волоски на коже. Огромная фигура с обломанными рогами словно заняла всю площадь. Руки ее сияли зарядами молний. Сияющий шар врезался в мостовую и оставил обугленный след. Атака всколыхнула воздух и чуть не сшибла с ног всех солдат.

Саирабаз.

Мередит потихоньку двинулась на него со спины. Саирабаз отвлекся на Хоук, и Мередит ясно видела, что та лишь уворачивается от его ударов, не успевая атаковать.

Кунарийские маги — совершенная мерзость. Мередит потратила половину жизни, чтобы сделать тех, кому природа дала проклятый дар, верными и послушными Создателю. Именно контроль — посторонний и внутренний, считала она, защищал от демонов. Но кунари поступали иначе. Своих магов они превращали в смертоносное оружие вроде секиры или клинка. Из них вытравливали все, что сошло бы за человечность, и преобразовывали в подобие механизмов, по нелепости испытывающих голод и жажду.

Хоук ринулась прочь, уходя от слепящего шара, но не успела завершить маневр и полетела на землю. Мередит чуть не зарычала, наблюдая за жалкими попытками магессы отползти и медленно приближающимся к ней саирабазом. Удар по спине, зацепивший до крови плечо, заставил его обернуться и зарычать. Он вскинул широкие ладони… И ничего не произошло. Мередит лишь усмехнулась. Теперь, когда она подобралась так близко, его магия не была ей страшна. Она размахнулась, но саирабаз резко отскочил и снова повернулся к Хоук.

«Что ты делаешь, тварь?» — мелькнула мысль, пока Мередит выискивала взглядом приятелей магессы, готовых ее защитить. Все они сражались со своими противниками. Кунари ринулся к Хоук, намереваясь сшибить ее кулаком, но Мередит проскользнула по земле и встала на его пути.

Без сомнений, без планирования.

Удар пришелся по плечу, смяв доспех и заставив сжать зубы. Красное лезвие вышло у саирабаза из спины.

— Поднимайся, — скомандовала Мередит, обернувшись.

Хоук кивнула в знак благодарности.

Боль разливалась по левой части спины и шеи. Мередит дернула плечами. Эта малефикарша даже царапины не стоила. Зачем только подставилась? Но тело двинулось само, а перед этим грудь болезненно кольнуло. Именно туда — в солнечное сплетение и ребра пришелся бы удар саирабаза, и Хоук бы ничего от него не защитило. Мередит поступила бы так ради собственного солдата, ради горожанина Киркволла. Но чертова Мариан Хоук? Ее собственные мысли не давали ответа. Даже меч молчал.

Мередит терпеть не могла Хоук. Ненавидела ее вечное покорное молчание и невидимую насмешку в голубых глазах, собачью преданность и видимое даже слепому желание приблизиться.

С тех пор, как демон убил Амелию, Мередит никому не давала приблизиться к себе.

Но тело двинулось наперерез саирабазу само, и сейчас, несмотря на пытающийся подняться гнев, все в душе умиротворенно молчало.

— Ко дворцу наместника, живо.

Новые возражения Орсино чуть не вывели ее из себя. День и так выдался тяжелым.

«Что будет, если она умрет?» — спрашивала себя Мередит, быстрым шагом направляясь ко дворцу и посматривая на Мариан.

Она же ничего не почувствует. Хоук — ее оружие, вкупе с этим — необходимое зло, полностью подконтрольное. Избавиться от нее когда-нибудь будет благом.

Можно избавиться от нее хоть сейчас.

— Все, отвлекайте кунари. К Аришоку пойдет мой человек, — процедила Мередит, — Хоук.

«Если ты сейчас подохнешь, будет всего лишь одной проблемой меньше».

Мариан могла умереть, а могла и не умереть. Мередит легко отпустила ее — одну, в окруженный кунари дворец. Она знала, что ей все равно. Она будет переживать сильнее, если нечто разрушит ее меч.

Через пару минут из дворца повалила толпа. Среди них Мередит увидела спутников Хоук, и сердце забилось чуть быстрее.

— Защитница сражается на дуэли с Аришоком, — сказал ей кто-то. — Нас впустят, когда все закончится.

Кунари вели честный, по их законам, бой, но Мередит всегда знала, что честь — это для своих. Если Аришок победит на дуэли, каждый в Киркволле возьмется за оружие и отправится вырезать рогатых. Расплата настигнет их.

За пожарище, который они после себя оставили. За Киркволл.

Она не поняла, сколько времени прошло, но небо, будто враз посветлело, пошел незримый дождь, успокаивая собравшихся. Сохраняя невозмутимое выражение лица, кунари собрались в шеренгу и медленно пошли к выходу с площади. Мередит приказала солдатам их пропустить. С толпой народа позади она влетела в главный зал. Хоук сидела над трупом Аришока, похожая на повядший цветок.

— Монна Хоук, — спокойно позвала она, подходя ближе. — Вставайте.

— Все в порядке, — отозвалась магесса, медленным движением накручивая на запястье оторванный кусок мантии и пытаясь скрыть это от собравшихся.

— Дай им увидеть тебя, — Мередит шагнула к ней и подала руку.

На белый пол закапала кровь. Мередит схватила Хоук прямо за израненное запястье, зажимая раны, и потянула кверху, поднимая. Кисть бессильно повисла в воздухе. Мариан побелела.

— Я объявляю Мариан Хоук Защитницей Киркволла! — выкрикнула Мередит, и толпа зааплодировала. — Я сама, — оттолкнула она подошедших на помощь стражников и перекинула руку Хоук через плечо. — Разойдитесь!

Сердце колотилось. Хоук — Защитница Киркволла. Наместник мертв. Без сомнения, это самый лучший исход. Мередит больше не позволит никому в городе встать выше нее, теперь все здесь — в ее руках.

— Вы хотели убить меня, — Хоук говорила тихо, почти неслышно. — Но я была готова умереть ради вас, знаете?

К ним подскочил лекарь.

«Не доверяй магу», — твердила часть разума, принадлежащая хладнокровному храмовнику.

«Не доверяй никому», — повторяла себе из года в год Мередит.

— Знаю, — честно сказала она.

Ее руки дрожали.

Мередит проснулась, задыхаясь и беззвучно крича. Взор застилала разливающаяся по главной площади Казематов кровь. Во снах кровь преследовала ее все время. Она стекала рекой между домами маленькой деревни, где Мередит со своей семьей провела детство. Кровь накатывала на нее волнами, бросалась подобно зверю и погребала в жаркой пучине.

Изорванные тела являлись Мередит во снах. Кто-то удивился бы, что такое снится рыцарю-командору, но ничего другого, по правде, она по ночам и не видела.

Сегодня к Мередит снова явилась Амелия и мама с папой. Они сидели за столом, и Мередит почти поверила, что все хорошо, а затем сестра посмотрела на нее пустыми глазницами и сказала:

— Ей до сих пор больно.

Улыбка демона заставляла вопить.

— Неправда… — тяжело простонала Мередит.

Наяву в комнате стояла непривычная тишина.

— Тшш, — чьи-то тонкие и прохладные руки обняли, укрыли одеялом. — Это был просто сон.

— Хоук? — Мередит в панике распахнула глаза: проклятая магесса сидела в ее комнате, на ее постели и видела ее слабость.

Но чужие прикосновения успокоили, и сердце забилось ровнее. Мередит прикрыла глаза, не в силах смотреть на Мариан.

Ей не хотелось ее прогонять. Все было слишком неправильно.

— Я же не кричала? — хрипло спросила Мередит, пытаясь выискать глазами меч.

— Нет. Я ощутила, что нужно прийти, — прошептала Хоук. — Не спрашивайте, как, я сама не знаю.

— Где мой клинок? — Мередит не смогла нащупать его рукой возле постели.

Хоук придвинулась еще ближе.

— Я убрала его. Он там, в углу спальни. Он поет. Вы слышите? Это мешает спать. Отдыхайте от него иногда.

— Это мое оружие, — возразила Мередит, — я должна быть всегда готова…

— Я тоже ваше оружие. И я буду здесь. Спите, монна рыцарь-командор, — Хоук склонилась к ней, и шелк ее волос скользнул Мередит по щеке.

— Тише, — почти невесомым касанием Мариан провела ладонью по ее волосам. — Тш-ш.

Мягкие губы коснулись лба, покрытого испариной.

Секунду спустя Мередит уже спала.

Небо тлело, а Киркволл рыдал на все голоса, и даже говорить мешал нечеловеческий вой.

— …мы помолимся за их души…

Словам Мередит внимал каждый. Она готовилась повести воинов Создателя в финальный бой с демонами. Мабари у ног Хоук выл, как от боли. Магесса стояла поодаль, и ее лохматые волосы походили на вороньи перья.

«Я буду с тобой», — сказала Мариан.

«Я пойду с тобой внутрь Казематов, и мы вырежем каждого мага, которого увидим. Я буду убивать так, как ты прикажешь, и твои приказы я услышу без слов», — говорили ее глаза.

Мередит казалась, будто алое пламя охватило ее вместе с церковью. Горела кожа, словно ее обожгло до волдырей солнце, горели внутренности, будто съедаемые болезнью.

Все случилось, потому что маги, даже запертые, мыслили, о чем хотели. Грех в их душах обратился в реальность неизвестной ей темной магией. Или, быть может, это было очередным наказанием Создателя.

Солдатам придется убить даже детей! Мередит покачала головой и ощутила, как глаза застилает влага. Из-за проклятых колдунов будут гибнуть их собственные собратья.

И все потому, что где-то она ошиблась. Она, не кто-то другой, поступала недостаточно жестко и уверенно.

— Смотришь ли ты еще на меня? Не опротивела ли я твоему взору? — она обратилась к затянутому желтоватыми тучами небу.

Мередит знала: к концу дня ее броня покроется кровью. Мередит скорбела.

— Убивайте каждого мага на своем пути, — приказала она.

Жалобный плач заполнял голову, но меч пел громче.

Глаза Хоук светились восторгом.

— Тебе не жаль тех, кого нам придется лишить жизни? — когда основные силы храмовников покинули площадь, Мередит ощутила себя странно рассеянной, словно заболевшей. Ей чудилось, что движениями ее управляет некто другой. Дергает за ниточки, как маг крови.

— Это вполне закономерный исход, разве нет? — Хоук почти мурлыкала, и Мередит захотелось ударить ее. — Церковь пылает, и ты решилась очистить город от греха и гноя. Быть может, теперь Создатель подумает о том, чтобы простить нас?

— Не говори о Создателе! — зарычала она. — Для него мы давно пали. Это… — она обвела рукой горящий город, — на нашей совести, как на совести магов был Мор.

Хоук запрокинула голову и расхохоталась карканьем вороны. Впилась руками Мередит в плечи так же крепко, как впиваются во врага когти генлоков. Во взгляде отражалось красное — пожар ли? Хоук смотрела ей прямо в глаза — впервые за годы без собачьей покорности. Мередит показалось на миг, что сегодня внутри Хоук оскалили зубы все демоны разом. Но по-прежнему меч не реагировал так, как он обычно реагировал на одержимых. Перед ней стояла Мариан Хоук — та же самая женщина, что сражалась за нее и сидела на ее кровати, гладя по волосам.

— Давайте помолимся, рыцарь-командор, — яростно зашептала магесса. — Благословенны падшие, ибо они будут прощены. Благословенны падшие, ибо они вознесутся. Мередит…

…Хоук прижимала ее к стене одинокого коридора Казематов. Воняло кровью и выпущенными кишками. Мередит давно не разбирала, куда идет и по чьему телу ступает. Хоук прижалась мокрыми губами к ее губами. Мередит оттолкнула ее.

— Благословенны падшие, — судорожно она повторила короткую фразу, застрявшую в биении сердца, и зашагала прочь.

Мы сгорим и воскреснем. Сгорим и воскреснем. Не умрем, как бы ни били, как бы ни жгли. Сон был долог, но мы проснулись. Наши глаза широко открыты. А твои закрываются. Засыпай, Мередит Станнард.

— Кто это говорит? — она мотала головой и рычала, словно раненный зверь, идя на шум по лабиринту темных коридоров. — Кто ты? Очередная попытка колдуна поработить мой разум? Я не дамся, я никогда не отступлю, слышишь?

Она пошла быстрее и перешла на бег, затем замедлилась. Застыла. Мертвые лежали перед ней, убитые руками не ее солдат, а Орсино улыбался.

Мередит возликовала. Вот теперь-то она выиграла.

— Здесь и сейчас кара Создателя настигнет тебя. Проклятый отступник, убийца, малефикар!

— Ты не слуга Создателя, Мередит. Ты не глас разума и справедливости, — Орсино тихо рассмеялся, покачав головой. — Ты просто сумасшедшее чудовище!

— Я разберусь с этим, — пообещала Хоук, стоящая вполоборота к ней.

Вновь холодная покорность. По спине Мередит прошли мурашки. На миг она поверила, что вовсе не встречалась с Мариан в темном коридоре, не ощущала ее влажных губ и не видела красного отблеска в глазах. Хоук кинула на нее короткий взгляд, в котором привычно синело небо, далекое от здешней бойни.

Мередит успокоилась. Все идет, как и должно, все в порядке. Голоса в голове — не более, чем усталость, разыгравшееся воображение и отзвуки битвы. Совсем скоро все кончится, и тогда Создатель, наконец, одарит Киркволл светом.

Когда Мередит очутилась на главной площади Казематов. Хоук стояла на самой верхней ступеньке, будто статуя из темного камня, и на конце ее посоха извивалась трехглавая змея. Магесса появилась рядом быстрее тени.

— Мы победили, — после глубокого вдоха произнесла Мередит. — Одолели демонов.

Она не ощущала радость победы. Искала внутри, но не обретала, тыкалась щенком, звала хозяина — Создателя, а находила лишь шепот на краю сознания, похожий на спокойный, уверенный морской прибой.

Не убежишь от нас.

Меч словно раскалился в руке, обжигая и парализуя. Мередит силилась управиться с ним: бросить, убрать в ножны, но не выходило, будто клинок сросся с ее телом. Мередит почти ощущала, как алая паутина вьется по коже, пронзает плоть и превращает в послушную марионетку. Меч проснулся, поняла она, он горит ярче солнца, он темнее скверны в глубинах Черного Города.

— Что с вами, рыцарь-командор? — глухой голос Каллена доносился откуда-то издалека.

— Хоук… — простонала Мередит, сохраняя гордость и не выдавая: «Помоги».

Мариан подскочила к ней незамедлительно. Ее прикосновение отозвались в теле новой болью, но боль отрезвила и чуть привела в себя.

— Сопротивляйтесь, рыцарь-командор, — взмолилась магесса, — в городе наступит новая эра, вам нельзя сдаваться! Вы должны повести этих людей, а не ослабевшая, прогнившая, недостойная церковь! — последнее слово она выплюнула с омерзением, а в глазах ее, глядевших на Мередит, горело обожание.

— Да как ты смеешь? — Мередит оттолкнула ее от себя, ощущая, как возвращаются силы. — Церковь была единственной преградой между нами и демонической скверной!

— Нет, — мягко прошептала Хоук. — Единственная преграда — ты.

Сжигающая боль снова разнеслась по телу. Но на сей раз Мередит лишь сжала зубы и стерпела ее.

— Слышишь, как он поет? — голос Хоук будто скрежетал. — Говорит, что ты можешь вознестись, как когда-то вознеслась Андрасте. Мы построим новую церковь, и больше не будет никаких полумер. Наш священный поход настигнет тех, кто откажется верить в тебя.

— Нет, этого не будет! — пробормотала Мередит, ощущая, как сшивает губы невидимая нить. — Кто бы ты ни была… демон или дух…

Она вдохнула и выкрикнула из последних сил, поднимая клинок:

— Ты не заполучишь ни мою душу, ни этот город! — Мередит резко повернулась к своим солдатам. — Это она! Она как-то контролирует мой разум! Она — маг крови, она все это устроила!

Меч гудел — напряженно, обиженно, насмешливо. Как живой. Давно уже более живой, чем она сама.

«Рыцарь-командор, вы не можете… Монна рыцарь-командор…»

Их голоса потопил гул.

— Мередит, — Хоук смотрела на нее чисто-алыми глазами. — Я не демон. Разве ты не видишь? Мы почти одно целое.

Красные разводы струились по ее коже кристаллами.

— Меч хочет забрать тебя, но я не дам ему этого сделать. Ты говорила, что сильнее него, но ошиблась. Зато он не сильнее нас.

— Я убью тебя, — Мередит впервые за много лет показалось, что над окровавленным Киркволлом воссияло солнце. Багровая буря расползлась по площади. Заскрипели, будто пытаясь освободиться от вечных оков, статуи рабов.

— Помоги рабе твоей, Создатель! — хрипло выкрикнула она. — Помоги…

— Мне…

Кожа загорелась, и слова утонули в крике, когда огонь дошел до губ. Последним, что увидела Мередит, были тянущиеся к ней белые руки Мариан и слезы в ее глазах.

Она бежала сколь могла быстро, но у нее никак не получалось убежать из запертого чулана, куда колотилась мать. Не выходило скрыть подальше от ее разорванного лица и тела. От рассеченного пополам, от головы до пояса, отца. От кровавого ручья, текущего через грязь и пыль дороги. Она знала, что произойдет, но не помнила этого. Это происходило не в первый раз, не в десятый и не в сотый, но она все равно ничего не помнила.

Она пыталась звать на помощь, но никто не приходил. Она знала, что никто не придет, но не могла перестать плакать.

— Умри, демон, — кто-то ворвался в ее кошмар и, размахнувшись, рубанул мечом.

«С ним так просто не покончить», — подумалось Амелии.

Но меч сиял будто солнце, которого она не видела со дня своей смерти. Светились и доспехи неизвестной женщины, а ее алый плащ вовсе не напоминал о крови.

Спасительница повернулась. Она походила на маму Амелии или больше даже на бабушку, которая давно умерла.

— Никто больше не тронет тебя, — сказала она. — Никто, пока рядом я.

— Какие… красивые у тебя доспехи… Мередит, — после минутного молчания Амелия, зарыдав, бросилась обнимать сестру.

Мариан глубоко вдохнула. Воздух Киркволла, помимо прочих ароматов, всегда казался ей наполненным гарью. Будто откуда-то издалека к городу медленно подбирался пожар. Это ощущение становилось сильнее всякий раз перед приходом бури — перед нападением кунари, перед взрывом церкви. Но и после того, как буря заканчивалась, ощущение лишь ослабевало, но не пропадало. Постепенно Мариан поняла, в чем дело.

Киркволл либо горел, либо ждал прихода огня, и ничего не могло этого изменить.

Храмовники выстроились перед ней ровными рядами. После смерти Мередит все в городе вновь подчинялось наместнику, в том числе и орден, и новый рыцарь-командор. Никто даже не пытался восстать против подчинения магу. Они знали ее. Они знали, скольких отступников она уничтожила. Они видели, как она убила обезумевшую Мередит, в конце концов.

Когда Мариан потихоньку начала ставить их на новый путь, никто не противился. Она могла даже не выступать сейчас здесь перед ними. В половине из них уже свернулась драконьей мощью сила, принятая с радостью.

После того, как храмовники вошли в полутемный зал, двери за ними закрылись на крепкие засовы. Кое-кто занервничал. Рыцарь-командор рассказывал Мариан о ритуале инициации. Наверняка многие вспомнили о нем.

Месяц назад ничего из этого ей не было нужно. Мередит умерла, и с ней умерла причина жить. Никто больше не задавал цели, не приказывал. Мариан ощущала себя разбитым сосудом, потерявшим единственное предназначение: быть наполненным. «Как мне вообще править городом, — думала Мариан, — когда я — лишь марионетка, привыкшая подчиняться и убивать?».

Сегодня она стояла перед остатками ордена, четко осознавая новую цель.

— Мы проигрываем войну, — сказала она, — но с этим мы можем победить.

Звенел осколок клинка Мередит в ее посохе. Сверкали, подобно искрам огня, пузырьки с красным лириумом в распахнутом сундуке. Горели алой яростью глаза существа, стоявшего в самой темной части зала и невидимого для остальных.

Месяц назад Он пришел к ней и сказал:

— Тебе нужен новый Бог, Мариан Хоук. Я стану им.