Шифры (джен)

Телефонная связь в нашем отделе особая, до большинства отделов никто из обычных граждан никогда, наверное, не дозвонится. А все потому, что техника у нас не столько древняя, сколько вздорная. Под стать нашему отделу. В один день телефонный номер принадлежит отделу криминалистики, а на второй вы уже услышите недовольный голос следователя Щукина, а на третий — лишь короткие гудки сбоя телефонной связи.

Многие на это жалуются, но не мы. Для звонков и заявлений у нас дежурная часть есть, так мы считаем. Окно во внешний мир. Связь между отделами тоже есть, но мы предпочитаем перемещаться между кабинетами на своих двоих, не доверяя телефонной связи наших разговоров. Только один человек у нас обычно звонит по телефону чаще всех и нас об этом предупреждает длинная трель телефонного звонка.

— Следователь Томин, слушаю, — поднял я трубку.

— Паша, зайди ко мне, — произнес тихим голосом начальник отдела.

— Хорошо, — ответил я и, не дожидаясь коротких гудков, положил трубку.

— Федотыч? — кивнул Саня на телефон. — На ковер?

— Ага, — кивнул я и сожалением бросил взгляд на экран. Не получалось у меня быстро разгадать эту загадку, а так хотелось. Ведь наверняка там было что-то важное...

— Так топай! — усмехнулся Саня, прервав мои грезы. — Или опять на Настеньку любуешься?

— Да иди ты, — поморщился я и встал из-за стола.

Когда я уже вышел из кабинета, мне в спину донесся Санин голос:

— Ну и зря. А ты ведь ей нравишься, — и на этот раз Саня был совершенно, как мне показалось, серьезен. Хотя как он мог в таком вопросе быть серьезным — я вообще не понимал. Ведь именно он — тот мужчина, что каждое утро поднимается с ее постели.

Несколько секунд я простоял возле закрытой двери, не зная, что мне делать с этой информацией. Но потом все-таки решил заняться рабочей текучкой, а не амурными делами. Объяснение с Настей подождет. Если оно вообще будет. Мне этой «влюбленностью» уже весь отдел уши прожужало. И черт меня дернул по незнанию поделиться этим с Саней. Ладно, это потом. Сейчас меня ждали нагоняи от Федотыча.

Павел Федотович Разин, или просто Федотыч, был своего рода легендой нашего отдела. Нет, он не был известен поимкой особо опасных преступников, не участвовал в военных действиях, в этом плане он был совершенно обычным ментом, что изо дня в день тянул свою лямку и выполнял свою работу. Легендой он стал благодаря своему возрасту. Тридцать семь лет он отдал службе МВД. Практически полвека! Вы себе можете такое представить? Я — нет.

Но если кто думает, что наш Федотыч уже мух не ловит, тот сильно ошибается. Конечно, Федотыч занимает всего лишь должность начальника отдела. Казалось, за столько лет службы он уже должен быть сидеть в верхах, но дело в том, что многим Федотыч там неугоден, да и любит свой отдел. А уж про колоссальный опыт и речи нет. Все-таки он видел уже несколько поколений преступников. Так что наш Федотыч еще ого-го…

Правда, по шапке получать от него все равно не сладко, как бы сотрудники отдела ни любили своего пожилого начальника. Так что грустно мне было идти в кабинет Федотыча. Дело гражданки Пироговой я ведь так и не закрыл. Отвлекся на эту шифрованную записку. А ведь помимо украденного ведра на мне еще два «висяка»⁽¹⁾. И как оправдываться перед начальником я даже и не представлял.

— Томин, зайди! — окликнул меня из своего кабинета начальник следственного отдела Щукин, когда я прошел мимо. Этого мне только не хватало! Щукину я мечтал набить морду с самого первого дня службы в отделе. Не нравился мне он…

— Меня Павел Федотович вызвал, давай позже, — постарался отмазаться я, но не прокатило.

— Ничего, старик пару лишних секунд подождет. У меня к тебе всего один вопрос. Что с делом Катенко? — спросил Щукин.

— В работе, все как полагается… — пожал я плечами.

— Слушай, Томин, что ты выпендриваешься? Я поручил тебе совсем простое, а ты и это сделать не можешь, так? Неужели надеешься, что твой героический папашка и дальше будет прикрывать твою задницу? Здесь тебе не академия, Томин, здесь надо пахать!

— Пошел ты, Щукин, — едва сдерживаясь, чтобы ему не врезать, произнес я и, развернувшись, вышел из его кабинета.

Теперь вы понимаете, почему я его терпеть не могу? С самого моего первого дня, он, сразу поняв, кем был мой отец, постоянно тыкает мне им и настаивает, что только благодаря имени отца я закончил Академию МВД и смог устроиться в наш отдел. Сначала я пытался оправдываться, но потом понял, что это бесполезно. Человеком Щукин был гнилым. Но дело свое знал крепко, поэтому и сидел на своей должности.

А поручение его не было таким простым, каким он хотел его показать.

В одном из множества продуктовых магазинов нашего города произошло вооруженное ограбление. То есть разбой. Некий мужчина, по описаниям очевидцев типичный бомж, угрожая ружьем, потребовал у продавщицы… нет, не выручку, а ящик с флаконами тройного одеколона! Продавец не растерялась и, нажав тревожную кнопку, попыталась потянуть время. От нашего отдела до этого магазина пешком минут пять ходу, но пока полиция раскачается…

Что интересно, вообще по вызову должна приезжать вневедомственная охрана. Но прибыли пэпсы. Если кто не понял — это наряд ППС⁽²⁾. Помнится, когда я в первый раз услышал «пэпсы» от отца в одном из его многочисленных рассказов, я спросил: «А почему не пупсы?» С тех пор, отец ППС-ников зовет «пупсами» и никак иначе.

Так вот, первыми на месте преступления оказались неожиданно «пупсы». Как, какого хрена — я вообще без понятия. Скорее всего, шли себе спокойно в магазин за «дошиком» и попали на грабеж. Вот так удачно сходили в магазин за хлебушком. «Пупсы» пришли вовремя и успели застать грабителя на месте преступления. Тот, когда мои коллеги «вежливо» попытались его арестовать, оказал яростное сопротивление, ударил одного из патрульных прикладом в висок и спешно покинул продуктовый, разбив при этом все флаконы одеколона, добытые им с таким трудом. Погоня ничего не дала, преступник сумел скрыться. После в магазин пришел я. Продавщица написала заявление, подписала протокол, и я ушел. А уже на следующий день грабитель сам объявился в отделе. Его совесть замучала. Им оказался некий гражданин Катенко, без определенного места жительства. Естестевенно, после того, как именно я писал протокол и брал заявление от продавщицы, именно мне поручили это дело. Посему я принялся планомерно обрабатывать обвиняемого, пришедшего к нам самостоятельно с повинной головой.

Не нравилась мне эта история. Слишком все было просто. Да и ущерба там — кот наплакал — сто сорок рублей. Единственное серьезное, в чем можно было обвинить гражданина Катенко Антона Васильевича, так это в хранении и ношении оружия без разрешения, сопротивлении аресту и нанесении легких телесных повреждений должностному лицу, находящемуся при исполнении обязанностей. Да и то... Сопротивление аресту было, в рапортах патрульные и это, и удар по голове прикладом ружья отразили, да только никакого ружья найдено не было. А гражданин Катенко уверял меня, что был вооружен всего лишь сучковатой палкой, очень походившей на ружье, которое он, скрываясь от наряда в бегстве, выбросил. И не помнил, куда.

Я постарался по его путанному рассказу восстановить маршрут бегства из продуктового магазина. Вместе с участковым обыскали три двора, облазили все в округе мусорки, чуть ли не с собаками прочесали небольшой сквер — ничего. Орудие преступления мной так и не было найдено. И не важно, ружье это было или палка.

Но все-таки мне было за что зацепиться — сам факт разбоя. Однако продавщица внезапно не смогла опознать в гражданине Катенко горе-грабителя. Вот так просто отказалась от своих первоначальных показаний. И ведь руки Катенко наряд крутил при этой самой продавщице. Что творится порой в разумах наших граждан — сие мне неведомо. Дело все больше и больше напоминало «висяк». И такое встречается. Есть преступление, есть потерпевшие, есть даже подозреваемый, но доказательств нет, и дело не клеится. Даже явка с повинной есть, но она бесполезна, ведь передать дело в суд за неимением доказательств, хотя бы косвенно доказывающих вину гражданина Катенко в содеянном, я не могу. Вот такой я упертый товарищ. Потому что я — дурак. Вот так.

Под эти размышления я быстрым шагом дошагал до кабинета Федотыча и постучался в дверь.

— Заходи, присаживайся, Паша, — кажется, головомойка отменяется, Федотыч был в благодушном состоянии.

— Благодарю, Павел Федотович. Вызывали? — спросил я, садясь за стол напротив него.

— Звал. Как отец?

— Нормально, спасибо, — немного замешкался я с ответом. Тут было чему удивляться. Единственный раз, когда Федотыч спросил меня об отце, был в тот день, когда я только-только заступил на службу. Это вызывало вопросы. На моей памяти Федотыч никогда ни с кем не любезничал. Или произошло что-то из ряда вон выходящее, или я совершенно уже ничего не понимаю.

— Ну, ну. Паша, а может, ты не будешь врать? Я тебя не как начальник сюда позвал, — кажется, Федотыч каким-то образом понял мои сомнения. — Все-таки я с твоим отцом много поработал. Не чужой он мне, да и ты тоже…

— Ничего, Павел Федотович, все в порядке, — вздохнул я.

— Ну не хочешь, не говори, — махнул рукой Федотыч. — Значит, поговорим о делах.

— Так точно, спрашивайте.

— Первый вопрос. Что у нас по делу с ведром? Сам понимаешь, оно у нас как кость в горле. Это же идиотизм, если наверху узнают, что мы не можем найти ведро… Короче, сам понимаешь!

— Опросить всех подозреваемых не представляется возможным в положенные сроки, но те, кто все-таки были опрошены, имеют алиби на момент преступления. Думаю, дело нужно закрывать. Нет оснований на его возбуждение.

— Хорошо бы, — вздохнул Федотыч. — Да только не получится. Есть основания, нет оснований, но гражданочка же опять припрется. Знаю я таких людей… Но, есть у меня для тебя одна история.

— Я вас внимательно слушаю, — подобрался я. Обычно, что-то рассказывая о своей службе, Федотыч давал нам, молодым, подсказки, как побыстрее закрыть безнадежное дело или поймать преступника. Все-таки он многое повидал на своем веку.

— Когда я еще работал участковым, был у меня похожий случай, наподобие твоего с ведром. У мужика одного сперли гармонь. Сам понимаешь, по тем временам эта вещь была довольно ценная. Да только найти её мне никак не удавалось. У всех, кого тот мужик подозревал, было железное алиби… Дело, в общем, затянулось на несколько месяцев, мне один из подозреваемых и подсказал кое-чего… Купил я гармонь, точь-в-точь такую же, какая была у того мужика, позвал его в РУВД и передал под протокол. Якобы нашел, а преступник уже на Колыме лес валит. Вот такая история. Да, я солгал, но все остались довольны. Я — тем, что дело закрыл, а мужик — милицией, которая ему инструмент вернула.. Вот так вот.

— Спасибо, Павел Федотович, — искренне поблагодарил я, а в душе моей затеплилась надежда. Ведь благодаря подсказке Федотыча я наверняка теперь закрою это проклятое дело про ведро…

— Да чего там, сам все понимаю, — отмахнулся Федотыч. — Но на таких делах, Паша, истинный милицейский характер закаляется и проверяется. Ты проверку прошел, это я тебе говорю. Ладно, продолжим. Что у тебя по разбою в продуктовом?

— Нужно переквалифицировать это дело в попытку грабежа, — быстро ответил я.

— Это еще почему? Основания?

— Орудие преступления не было найдено. Обыскали все, что возможно. Так что то, что это было действительно ружье, шито белыми нитками. А ведь в заявлении потерпевшая пишет, что подозреваемый держал в руках и угрожал ей чем-то похожим на ружье. И в рапорте наряд отразил то, что удар одному из них был нанесен предположительно прикладом. Ну и напоследок, почему попытка… По-хорошему, это вообще можно списать на хулиганку и порчу имущества. Патрульный ведь по медицине не засвидетельствовал, что гражданин Катенко его ударил. То есть как бы и не было сопротивления аресту, а гражданин Катенко сам пришел к нам с повинной.

— Складно излагаешь, — усмехнулся Федотыч. — Сочувствуешь ему?

— Есть немного, — пожал плечами я. — По сути, мужик сядет надолго ни за что. Сто пятьдесят рублей ущерба — это же курам на смех… Павел Федотович, что думаете?

— Делай. Только не обижайся, если тебя в твоем сочувствии никто не поддержит, — отозвался Федотыч. — А что у тебя с Настей?

— Да вы уже задолбали все! — не сдержавшись, вскочил я.

— Паша, ты чокнулся? — удивленно уставился на меня Федотыч. — Я тебя спрашиваю, что у тебя по делу, которое ты ведешь совместно с Паниной? А ты что подумал?

— Да так, ничего, — замялся я.

— Ладно, проехали, — улыбнулся Федотыч. — Ну, так что у тебя по Сыкину?

—По этому делу вам лучше спросить Панину, я в него, сознаюсь, даже не вникал особо.

— Ясно, значит, зашиваешься? Или думаешь, что Панина сама все дело это раскрутит? Я, Паша, не для того тебя к ней приставил на это дело, чтобы ты от Насти бегал или втихаря ей любовался, как в отделе говорят. А затем, чтобы ты учился, олух. В академии ты может мошенников и изучал, но вот на практике, оно быстрее учится, — засмеялся Федотыч. — Ладно, иди, работай.

На выходе из кабинета Федотыча я сразу же наткнулся, конечно, на Настю. Чуть не сбил её с ног, прижал к стене, неуклюже пытаясь поддержать, что-то блеял, короче, начал вести себя, как полный идиот. Ну, нравится мне она, что я могу поделать?

— Ой, Паша, а я тебя ищу как раз. Мне Саня сказал, что ты у Федотыча, — улыбнулась Настя, когда мы оба, наконец, сориентировались в пространстве.

— Ты по делу гражданина Сыкина, так? — спросил я.

— Да, и по нему тоже…

— Слушай, Настя, давай завтра, у меня ведро горит, — мне было неловко отказывать, но долго я находиться рядом с ней не мог. Ежу понятно, это гормоны, но как их в узде держать, кто бы подсказал…

— Ну ладно, — немного обескуражено протянула Настя, и я помчался в свой кабинет. И уже на бегу сообразил, что Настя хотела поговорить о чем-то еще.

Остановившись возле двери в кабинет, я отдышался и твердым, спокойным шагом вошел внутрь. Саня все также сидел за своим столом, зарывшись в бумаги.

— А-та-та? — спросил он, подняв голову.

— Нет. Нормально, — отмахнулся я.

— А Настю видел? Она тебя искала, вся такая взволнованная… — усмехнулся Саня.

— Видел. Не до нее сейчас, — ответил я, проходя к своему столу.

— Ты, часом, не заболел? — удивленным тоном откликнулся Саня.

— Хорош уже, — скривился я. — Даже Федотыч эту тему завел…

— Кстати, — решил перевести тему Саня, — я не сдержался и вогнал твою записку в дешифратор. Ты извини, ладно?

— Наоборот, ты молодец, Саня, — я хлопнул по его выставленной ладони и, присев, наконец, за стол, дернул мышку, тем самым приводя компьютер в чувство.

Когда экран загорелся, я увидел, что дешифратор уже выполнил задание и смог привести текст записки в читаемый вид.

Вот что было сказано в ней: «Милостивый государь! Спешу вам сообщить, что господин Н. с улицы Петра Великого, дом 17, сегодня будет упокоен».

— И что это за фигня? — спросил Саня, неизвестно когда оказавшийся у меня за спиной.

— Не знаю, — покачал я головой. — Ты не знаешь, где у нас такая улица?

— Впервые слышу… Вбей в «2ГИС», может, найдется.

Я загрузил программу и вбил через поиск интересующий меня адрес. Программа выдала мне ноль ответов по моему запросу.

— А записка оказалась с двойным дном, — покачал головой Саня. — Веришь или нет, Паш, но я слышал об улице Петра Великого, но от кого и где — не помню.

— Ладно, фиг с ней! — сокрушенно проворчал я. — Лучше послушай, что мне Федотыч подсказал насчет Пироговой и ее ведра, — быстро рассказав поведанную мне начальником историю, я хитро улыбнулся. — Ты не знаешь, у нашей уборщицы ведро никелированное?

В нашем отделе любят риск. Не только потому, что большая часть наших сотрудников — молодые, здоровые разгильдяи, но и потому что так интересней жить. В Солнечном округе города Новогорск, территория которого подконтрольна нашему отделу, жизнь идет размеренно и спокойно. Крупные, громкие преступления тут совершались задолго до моего рождения. Да и тех уже было не так много.

В целом, это хорошо, что у нас все спокойно. Мелкие правонарушения не в счет. Но для нас, молодых, все-таки это плохо. Энергия бурлит. А выхода ей не дается. От того Саня балагурит, Хватов коллекционирует заявления, а другие занимаются чем-нибудь еще. Лишь бы не скучать.

Вот поэтому я точно знал, что Саня с готовностью выслушает мой безумный план по сокращению бесполезного времяпровождения над делом Пироговой.

— И не одно. Несколько. Ты что задумал?

— Мне лень бегать по магазинам в поисках ведра для Пироговой…

— Да, блин, ты предлагаешь ей купить?

— Можно, конечно…

— Не, не, не, я свои кровные этой заразе отдавать не намерен. Итак, живем от получки до зарплаты.

— Да ты дослушай сначала! Я предлагаю украсть!

— Чего? — воскликнул Саня, а потом крепко задумался. — Так вот для чего тебе Клавдия Семеновна… Может, не будем? А просто попросим?

— Да ты чего, Саня! Думаешь, она нам его тотдаст?

— Ага, догонит и еще наподаст. Но стырить тоже не вариант, как мне кажется.

— Ты помнишь, что мне Федотыч рассказал про гармонь?

— Паша, сейчас люди ушлые. Пирогова нас за любую царапинку живьем съест. А Клавдия Семеновна еще того хуже. Если обнаружит, а она обнаружит, это я тебе зуб даю...

— Да ну, Саня! Если очкуешь, так и скажи.

На этом наш разговор и прекратился. Дух авантюризма все-таки одолел разум Сани и мы с ним начали обдумывать дело. Оно предстояло нам сложное. Не всякий грабитель, тем более с нашим-то опытом, решился бы согласиться на него. Но выхода у нас не было.

Для закрытия дела Пироговой нам с Саней предстояло ограбить кладовку уборщицы нашего отдела Клавдии Семеновны. Любой на нашем месте, даже не зная, кто такая эта Клавдия Семеновна, просто скинулся деньгами и купил это пресловутое ведро, но это было слишком скучно.

Клавдия Семеновна Хронова некогда, еще в те времена, когда наш начальник, Федотыч, был обычным участковым, служила в нашем отделе в качестве… опера. И судя по делам, в раскрытии которых она участвовала, была довольно лихим опером. Даже была некоторое время начальником «убойного» отдела⁽³⁾. А после выхода на пенсию вернулась в отделение уже в качестве уборщицы. Но «лихости» своей не растеряла. Даже Федотыч освобождал ей свой кабинет, едва она появлялась на пороге, вооруженная шваброй.

Вот такую крутую «бабушку», наставницу большинства оперов нашего отдела и самого начальника, я решил обокрасть. И заручился в этом деле поддержкой Сани.

План кражи был довольно простой. Пройти к кладовке, убедиться, что никого поблизости нет — в этом мне должен быть помочь Саня: он вызвался постоять на «шухере»⁽⁴⁾ — проникнуть в кладовку, взять ведро и вернуться обратно к себе в кабинет.

Как обычно, план потерял свою простоту уже после первого шага. Сначала я и Саня прошли в дежурку. Вскрывать замок отмычкой как-то не хотелось, да и ключи от кладовки уборщицы наверняка были. Ну не таскала же Клавдия Семеновна их с собой. Это уже паранойя. Так вот, мы мыслили, что дежурный Толик никак нам не помешает, когда мы на минутку возьмем ключи от кладовки. Я уже и не помню, когда он не спал больше получаса.

Как оказалось, Толик не спал. Это было невероятно, но факт. Видно, я точно ему перебил сон с этой запиской, да настолько, что он теперь уснуть не мог.

— Паша, Саня, привет, — поприветствовал нас Толик. — Какими судьбами?

— А ты чего не спишь? — ответил я на вопрос вопросом.

— Я же на посту! Да и вообще, какое тебе дело?

— Просто заботимся мы о тебе, — усмехнулся Саня. — Ты же у нас на передовой…

— Да, но никто же этого не ценит. А чуть что, так Толик виноват! — подхватил Толя.

— Вот и я о чем. Вдруг война, а ты уставший? Так чего не спишь?

— Федотыч звонил, — поморщился Толя. — Говорит, проверка у нас не сегодня, так завтра будет. Приказал — не спать, изображать бурную деятельность. Как будто я не работаю…

— Ты во всем прав, Толя. Ну ладно, Паша, пойдем!

— Стойте, а вы чего приходили? — спросил нас Толя, едва мы развернулись уходить к себе в кабинет.

— Да так, — пожал плечами Саня. — Гуляем.

— Слушай, Толик, есть у меня к тебе дело… — произнес я.

— Какое?

— Дай мне ключи от кладовки.

— Зачем? — последовал закономерный вопрос от Толика.

— Ты же сказал — проверка будет. Я в кладовке ведро и швабру возьму, да полы у себя в кабинете помою.

— Так ведь Клавдия Семеновна моет.

— Ну да, а я ей помочь хочу. Да и свое рабочее место убирать каждый сам должен, так мне кажется.

— Хорошее предложение, Паша, — послышался позади меня чей-то голос и это был не Саня. Я обернулся. Оказалось, случилось нечто невообразимое для нашего отдела. Павел Федотович покинул свой кабинет.

Федотыч не очень любит праздно шататься по коридорам, заглядывать в кабинеты и как-то вмешиваться в работу отдела. На моей памяти он покидал свой кабинет только в конце рабочего дня. Поэтому это было удивительным — встретить его возле дежурки тогда, когда рабочий день едва начался.

— Толя, выдай Паше ключи. И передай по отделу, чтобы все остальные равнялись на Томина, — произнес Федотыч, улыбнулся нам с Саней и пошел прочь.

— Блин, — едва слышно пробормотал я.

Мало кого из отдела порадует моя инициатива, придуманная на ходу и лишь для того, чтобы выманить ключи от кладовки у Толи. Теперь еще придется мыть свой кабинет. Да и другим тоже. За что они меня точно по головке не погладят. И не помыть не получится. У Федотыча, несмотря на его возраст, цепкая память. Проверит же.

— Да уж, Паша, удружил, — проворчал Толя, вручая мне ключи. — Теперь придется все тут оттирать.

— Да ладно тебе. Не сломаешься, — усмехнулся Саня.

Взяв ключи, мы с Саней пошли к кладовке. Она находилась неподалеку от кабинета Щукина, что создавало некоторые трудности. По той причине, что Щукин был известным козлом. И с удовольствием сдал бы меня и Клавдии Семеновне и Федотычу. Если бы я не придумал истории с уборкой, конечно. Да и в этом случае, думаю, Щукин донес бы на меня. Просто из-за того, что он гад. Бывают такие люди, поверьте. Как при таком сволочизме Щукин мог быть очень даже неплохим следователем, я не мог понять. Да и вряд ли бы когда-нибудь понял.

Так вот, мы пошли к кладовке. Опасаясь столкнуться с Щукиным. Точнее, это я опасался. Сане Щукин был по барабану. С Саней вообще никто из отдела не враждовал. Компанейский он парень. Не то что я…

Знаете, когда закон подлости начинает работать, по-моему, лучше все бросить. Я о моем плане с ведром. Едва он только пошел не по тому пути, нужно было прекращать и придумывать что-то другое. Но я добыл ключи от кладовки и внезапно поверил, что дальше все пойдет так, как я наметил. Да не тут-то было…

Я опасался встречи с Щукиным. Не хотелось мне его видеть. Но она, встреча, все-таки случилась. И мы с Саней еще даже не прошли и пары метров от дежурки.

— Томин! Ты чего наговорил старику? — сразу же пошел в атаку Щукин, едва меня увидел. Не удивлюсь, что он меня целенаправленно разыскивал. И нашел. Мне на горе.

— Чего тебе, Щукин? — огрызнулся я, пытаясь пройти мимо.

— Мне старик рассказал, что ты хочешь переквалифицировать Катенко на хулиганку⁽⁵⁾. Это как понимать?

— Да вот так, — честно сказать, мне было пофиг на эту нападку Щукина. Шут с ним, с Катенко и его попыткой грабежа. А вот то, что Щукин все время называл Федотыча «стариком» меня задело. Все в отделении уважали Федотыча, оскорблять его — такого даже преступники не делали.

— Нет, ты мне объясни, — уперся Щукин.

— Антон, давай потом, — попросил Саня.

— Тебя, Шиповалов, это вообще не касается. У тебя есть пара косяков передо мной, поэтому заткни варежку, — к моему удивлению, Саня замолчал. Даже отодвинулся от Щукина и меня на пару шагов. Видно, действительно был у Сани косяк перед Щукиным. Только какой — не представляю.

— Значит, так, Томин, Катенко — это мое дело. Я сам разберусь, что там произошло.

— Поздно, Щукин. Ты сам мне его навязал и я его доведу до конца. Тебе все ясно?

— Нарываешься, Томин… Думаешь, твой папашка…

— Слушай, Щукин, что ты докопался до моего отца? Что он тебе такого сделал? И вообще, причем тут он? Есть я. Все. Давай заканчивать этот бессмысленный разговор.

— Позже поговорим! — рявкнул Щукин и неожиданно для меня, скрылся в своем кабинете, хлопнув дверью.

— Это что сейчас было? — недоуменно спросил я у Сани.

— Сам не знаю. Кажется, ты его обидел, — усмехнулся Саня. — Ну что, продолжим?

Путь к кладовке уборщицы был открыт. Я подошел к двери и вставил ключ в замок. Хрустнули пружинки и язычок замка, проскрипев что-то напоминающее рык орка, нырнул внутрь запирающего устройства. Но дверь кладовки открылась, только когда Саня дернул за ручку.

— Да уж, менять замок пора, — проворчал я, входя внутрь кладовки. В углу кладовки за швабрами, стояли ведра. Три штуки. Я нагнулся за одним из них и тут позади раздался чей-то голос:

— Ну и что тут происходит?

Я обернулся. Передо мной стояла, конечно же, Клавдия Семеновна Хронова. Стояла она грозно, держа цепко двумя пальцами Саню за ухо. Тот кривился, но терпел. На его месте я бы уже блажил и умолял отпустить.

— Здравствуйте, Клавдия Семеновна, — счел верным я первым делом поздороваться.

— Здравствуй, Паша. Рассказывай, как дошел до жизни такой?

— Не очень понимаю вас…

— Ну как не понимаешь? Поработал пальчиком⁽⁶⁾ и стоит себе, пургу⁽⁷⁾ несет. Брось ведро!

Я аккуратно поставил ведро на пол. Но только открыл рот, чтобы рассказать Клавдии Семеновне свою версию событий, как она продолжила говорить:

— Ну, так что, к кому «чистосердечку»⁽⁸⁾ писать пойдем? К Петрову или сразу к начальнику?

— Постойте, Клавдия Семеновна, это не кража! — воскликнул я. Ни с Петровым, заместителем начальника отделения, ни с начальником мне видеться не хотелось. Это же, как минимум, несколько часов нравоучений… Врагу не пожелаешь.

— Ну-ну, рассказывай, — усмехнулась Клавдия Семеновна.

— Павел Федотыч приказал…

— Что, украсть ведро? — расхохоталась Клавдия Семеновна.

— Да нет же! Скоро проверка, вот начальник и приказал убраться в своих кабинетах.

— Это что же, он не доверяет мне? Своей наставнице? — удивилась Клавдия Семеновна.

— Нет, конечно. То есть, да, доверяет! Но кто мы такие, чтобы не исполнять приказы начальства? Мне даже Толик дал ключи от кладовки, — я показал ключи, — ему сам начальник приказал…

— Знаешь, Паша, не верю я тебе…

— Блин, засыпались, — тихо произнес Саня. Клавдия Семеновна недоуменно посмотрела на него, словно только сейчас о нем вспомнила.

— Эм-м-м, Клавдия Семеновна, не могли бы вы отпустить Саню, — я решил воспользоваться оказией: ухо Сани приобретала все более и более угрожающий багровый оттенок.

— Ага, — Клавдия Семеновна отпустила ухо Сани. Тот сразу же отскочил от нее насколько мог подальше и начал яростно тереть ухо.

— Не три, я тебе потом дам настойку, все как рукой снимет, — сказала ему Клавдия Семеновна и повернулась ко мне: — Рассказывай, Паша.

— Это все Пирогова и ее ведро! — не вытерпел я. Я уже слишком много врал сегодня. Надоело.

— Пиро… А, эта старушка! Довела, значит, тебя?

— Есть такое. А тут Федотыч подсказал, как с ней разобраться, вот я и решил выкрасть у вас ведро…

— А попросить слабо? Или думаешь, я не поняла бы?

— Не подумал, — склонил я голову.

— А я ведь тебе говорил, — проворчал Саня.

— Плохо, значит, говорил, если твой товарищ на преступление пошел! — ответила ему Клавдия Семеновна. — Ладно, Паша, выручу тебя. Хотя надо бы тебе задницу надрать. Бери ведро и дуй отсюда. И ты, Сашка, тоже.

Я сначала не поверил своим ушам, но переспрашивать не стал, взял ведро и пошел к нашему с Саней кабинету. Пока Клавдия Семеновна не передумала, нужно было смыться подальше. Но пройдя пару метров от кладовки, я кое-что вспомнил. Клавдия Семеновна давно служила в органах и жила на этом свете, а значит, могла кое в чем мне подсказать. Я обернулся и спросил:

— Клавдия Семеновна, а вы не знаете такой улицы — Петра Великого?

— Как ты сказал? — выглянула Клавдия Семеновна из кладовки. — Петра Великого?

— Да, она самая.

— Нет, нет слышала. Ты лучше Петрова спроси, может и подскажет чего.

— Спасибо, Клавдия Семеновна.

Я развернулся и пошел в свой кабинет. Ведро тихонько звякало, болтаясь в моей руке.

1) Висяк (жар.) — нераскрытое преступление

Вернуться к тексту

2) ППС — патрульно-постовая служба

Вернуться к тексту

3) Отдел, занимающийся раскрытием непосредственно убийств

Вернуться к тексту

4) Стоять на шухере (жар.) — стоять на страже, предупреждая сообщников об опасности

Вернуться к тексту

5) Хулиганка (жар.) — согласно ст. 213 УК РФ, грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, совершенное с применением оружия или предметов в качестве оружия или совершенное по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной, религиозной ненависти или вражды или по мотивам ненависти или вражды к какой-либо социальной группе.

Вернуться к тексту

6) Работать пальчиком (жар.) — кража с подобранными ключами или отмычками.

Вернуться к тексту

7) Пурга (жар.) — ложь

Вернуться к тексту

8) Чистосердечка (жар.) — чистосердечное признание в совершенном преступлении

Вернуться к тексту