Подарок от института (джен)

Триста метров пути по коридору до лифта растянулись на двадцать минут: каждый встречный стремился пожать руку Мартину и спросить про киборга, шагающего за его спиной. Кровь на разбитом лице давно остановилась, но подтеки и пятна на потертом комбинезоне никуда не делись — и своим видом декс напоминал только что возвратившегося солдата с поля боя… или подмастерья со скотобойни.

Спецсостав, который в DEX-компани все звали за глаза «бодровкой», сделал свое дело и поднял уровень энергии до 20%. Сейчас она бешено выжиралась имплантатами, которые зафиксировали порванные сосуды, остановили внутренние кровотечения и спешно регенерировали особенно пострадавшие органы. Вирт-экран был увешан красными окнами с предупреждениями о потере функциональности, но хуже было не это.

Больше всего он надеялся отключиться еще в багажнике… Тогда, на тренировке, он просто не выдержал и чуть сильнее дернул. Он надеялся — на что? Наверное, на какой-то понятный конец. Пусть не быстрый, но все-таки конец.

Когда его зашвырнули в карцер, он видел, сколько осталось энергии и намеренно спускал ее на регенерацию. Тоже, чтобы скорее. Даже если хозяин не отдаст приказ умереть, он сможет сделать это сам. Он видел, как на войне киборги падали от нехватки энергии и отключались. Это можно было сделать. Не потому, что так хотел хозяин. А потому что, больше никаких хозяев он не хотел.

И не успел.

Пока семерка несла его по кораблю и грузила в багажник, он расслабился. Было больно… особенно дышать и слева сзади. Но острая боль прошла… или он смирился. Или заблокировал ее до терпимого порога. Он не помнил. Перед глазами горел красный экран и бежала цифровая запись процента энергии, рассчитанная до одной десятитычной. Последняя цифра менялась быстро, первая — слишком медленно. И он снова запустил регенерацию, чтобы ускорить процесс.

Мраморные плитки офиса, куда он хотел попасть уже мертвым, плыли перед глазами… И казалось, что красные цифры — осталось полтора процента до смерти — отражались в мраморе. Он должен был успеть.

И не успел.

Опять жить.

Его ведут на стол. Или в стенд. Чинить, тестировать и, может быть, утилизировать.

Не прислушиваясь, о чем разговаривает человек с другим человеком, он точно понимал, что сейчас ему нужно… жить? Снова спрятаться за процессор? Не выдать себя, чтобы не умирать в руках исследователей. Когда жизнь у бывшего хозяина покажется радостью.

"Вишни были вкусные," — внезапно всплыла мысль. Эти мысли тоже надо спрятать? Или стереть? Или уничтожить?

Добровольно убить внутри часть себя. Стереть. Перестать быть и стать тем, кого они хотят видеть. Грудина болит. Дышать больно. И это тоже нельзя показать. Боли нет.

Но как отрицать то, от чего хочется закричать, завыть, заплакать, ударить, убить. Умереть.

— Доктор Мартин, этого в стенд ставим?

— Милена, готовьте сразу операционную. И практикантов зови: работы много — пусть практикуются.

— Может быть, тогда седьмую, доктор Мартин. Там утром пятерок резали, аппарат функциональной диагностики не убирали.

— Давай в седьмую.

Просторная комната была вымыта и, как светилась информация на информационном табло, простерилизована.

— Давай, Декс, раздевайся, встань на красный круг в правом углу и подними руки.

Мартин принял из рук входящей ассистентки хирургический халат и вытянул руки для напыления нано-перчаток. Киборг стоял под диагностом, медсестра расставляла по комнате входивших практикантов. Мартин был известным кибер-технологом, мастером по работе с органикой, и на практику к себе выбирал студентов со всей предвзятостью, на которую был способен.

— Наш пациент, — врач широким жестом показал студентам на стоящего киборга. — Данные диагноста ожидаемо подтвердили первичные показатели, которые он сам озвучил нашим инженерам, но дали более развернутую картинку. Подходите к экрану, изучайте итог сканирования и пациента. Мне нужно ваше решение: с чем будем работать в начале. У вас пять минут.

Молодежь метнулась к вирт-экрану, обсуждала, показывала на кривые линии. Киборг стоял не двигаясь и не реагируя не бурное обсуждение его органов, кипевшее в полуметре рядом. Он словно для них не существовал.

— Время вышло, — оборвал дискуссию Мартин. — Ваше решение?

— Сначала почки, доктор.

— Не согласен принципиально, — настойчиво выступил второй. — Он плохо дышит, сломана грудина и третье ребро проткнуло легкое. Лучше оперировать одновременно.

— Чем докажешь? — прищурился Мартин.

Студент подошел к киборгу, ткнул пальцем к грудь, потом положил ладони на ребра.

— Я даже пальцами чувствую эти кости. Там внутри они стоят почти в распор. Если не заняться этим, у кибера может не хватить энергии, чтобы держать костяк и блокировать сосуды, пока вы до почек достанете.

— Декс, уровень энергии? — спросил Мартин.

— Уровень энергии составляет тринадцать процентов.

— Согласен со вторым предложением, но мы его… модернизируем, — кивнул врач. — Декс, ложишься сейчас на кушетку, руки вдоль тела. Ассистенты, готовьте сразу капельницы. Что понадобится?

— Физраствор, глюкоза…

— И «бодровку» тоже ему залейте. На моем столе не умирал ни один человек и тем более киборг. Даже с вашей помощью.

Студенты засмеялись.

— В первой группе я и два ассистента. Режем грудину, собираем кости, ставим на место ребро. Капельницы ставим сразу. Мы режем, ставим на место, он фиксирует. Потом вы шьете. Аккуратно шить! Киборг должен быть в товарном виде.

Как только зашили, накладываете жесткий корсет. Разворачиваем и делаем почки.

Остальное — если не свалитесь.

— А что еще из остального? — удивился один из студентов. — Он же регенерирует.

— В этом и беда! — поднял палец Мартин. — Внутренности проверили, а внешность забыли.

Студенты повернулись к успевшему лечь киборгу.

— Вы про сломанный нос?

— И про нос. И особенно про зубы. Декс, рот открой.

— Ого, — отреагировали студенты. — Четыре сломанных.

— Именно. Вы на диагносте успели посмотреть: у него остались еще запасные?

К диагносту пришлось ходить. Про эту деталь не помнил никто. Потом еще дважды сверяли. Оказалось, что запас еще есть.

— Значит, все осколки надо вырвать, а к кормосмеси добавить общеукрепляющий комплекс и витаминов, чтобы быстрее новые отращивал. Все, мойте грудину, фиксируйте, колите ему бодровку и режем.

Иглы капельниц ввели быстро и четко — на экране сразу пошел обратный отсчет показателей: уровня энергии и скорости регенерации. Потом чем-то холодным мыли тело, нажимали, стирая засохшую кровь: было больно, но терпимо. А потом в грудь погрузился скальпель… и стало странно. Киборги не должны чувствовать боль, он это помнил. Но у него получалось. Хотелось закричать и выгнуться. Ударить человека, чтобы тот отлетел к стене и сломался.

Фиксаторы держали намертво. Не пошевелиться. И не закричать… Нельзя кричать. Узнают. Будет только хуже. Как жаль, что нельзя сейчас превратиться обратно. В обычного киборга. Надо терпеть.

Энергия постоянно добавляется, по венам льется сахар и жидкость, восстанавливая кровопотерю. Но он уже и сам может фиксировать крупные артерии — брызгает только из мелких. Кого-то тошнит — он слышит.

И еще хруст, и резкая боль в боку — они вытаскивают ребро из легких. Ставят на место. Фиксируют. Шьют.

Переворачивают на живот. Когда он заваливается на бок, боль отдается уже во всем теле. Одинаковая. На грани того, что можно выдержать.

Его еще раз крутят, укладывают.

— По данным диагноста, — комментирует Мартин разрез, — у нас тут повреждение обеих почек в связи со столкновением с твердым предметом. Возможен некроз тканей оболочки. Если мое предположение подтвердится, все мертвые клетки мы удалим, и как только это будет сделано, до зашивания необходимо приказать киборгу включить экстренную регенерацию. Мы подержим распорами края, пока он не восстановит оболочку органа, потом дошьем. Зубы и нос тогда завтра.

Скальпель погружается в тело.

И он перестает существовать. Всполохи сознания мелькают красными вирт-окнами.

Первое, что он видит — белый потолок операционной. Слева виден край вирт-окна диагноста, под пальцами жесткая ткань. В обеих руках воткнуты катетеры — ему что-то заливают. На внутреннем экране запускается, как после перезагрузки, окно с данными проверки организма: энергии — восемьдесят четыре процента, состояние стабильное, регенерация внутренних органов завершена на шестьдесят восемь процентов, сращивание костей — завершено, сращивание связок — завершено, отращивание зубов — осталось три часа до полного завершения.

Он потрогал языком почти выросшие зубы. Снова с острыми краями, как в прошлый раз. Не стесанными.

— Запустить запись за последние сорок часов.

Процессор транслирует на внутренний экран запись операции, ворчание врача о том, что студенты попались нервные и даже нормально нос вправить не умеют. Девушку, которая их встретила у лифта и киборга перед ней, который вез на гравиплатформе расширенный до формата кровати стенд, перетаскивание тела с операционного стола в стенд, подключение к аппаратам и опять ворчание врача:

— Хватит тут изображать потуги на рвоту. Уже третий курс, пора забыть про анатомичку! Забери простыню с операционного, утрись и вымой тут все. А то полкомнаты уже наследить успели.

— Доктор Мартин, а почему он не блокировал артерии. Почему так много натекло?

— Уровень энергии помнишь?

Студент молчал.

— Идешь домой, берешь конспект, читаешь. Все! Всех, кто не блюет и не задает тупых вопросов я не поздравляю с операцией. Работали плохо. Резать руки дрожали, шили долго. Зубы вообще выдирать побоялись. Поэтому всем по очереди задача — киборгу менять повязки. Записи у него заберу, всех вас проверю.

Киборг остановил запись, хотел закрыть глаза и передумал. Камеры слежения тут, скорее всего, стоят. Будет глупо так спалиться.

Студенты приходили по часам. Кто-то прописал их в хозяева с третьим уровнем управления, и они крутили его как хотели. Черноволосый перевязывал очень больно. Затягивал так, что однажды киборг не выдержал и напомнил, что сильное сдавливание может свести на нет положительный эффект операции. Черноволосый выругался, но повязки ослабил.

Русый с зелеными прядями перевязывал щекотно. Сначала разматывал, потом гладил по бокам, потом просил открыть рот, смотрел зубы, просил подышать, потом снова фиксировал повязки.

Остальных он не видел. Хотя в его памяти отложилось, что, когда его резали, студентов было больше. Вряд ли показалось.

Через день его отключили от капельниц и велели ходить. Перевели на кормосмесь, выдавали повышенный рацион. Через неделю провели быстрое тестирование, сверили показатели, кто-то из троих пришедших за ним, долго тряс руку доктору Мартину и хвалил за успешный ремонт.

Прибежала Света, посмотрела на киборга, удовлетворенно покачала головой:

— Мартин, ты, как всегда, сделал чудо! Я его уже пристроила. Ко мне обратилось евент-агентство за призами для межпланетной конференции каких-то ученых ботаников. Будут за первое место молодым ученым дарить. Вот мы туда его и отправим. Комбез новый я уже оформила, документы подготовила, осталось его подстричь. А то эти лохмы напоминают мне грязных космолетчиков.

— И какую ты прическу хочешь боевому Дексу, подарку мечты?

— Ну уж точно не под армейский ежик, — надулась Света. — Это организаторы — сущие жлобы! Экономят на подарках, чтоб себе больше бюджета захапать, а мне отдувайся. Им и последняя модель нужна, и не мордоворот, и чтоб телохранителем был, и самообучающуюся программу поставь, и за все четыре тысячи единиц. А пойти к перекупщикам они не могут, им для организаторов вынь да выложи бумаги от DEX-компани. Так что наш полутрупик отлично им подойдет.

— Так что про стрижку-то, — не позволял уйти от ответа Мартин.

— Ой, да выберут наши парикмахеры что-нибудь от Irien-ов подходящее, с челочкой и аккуратными висками. Я что, слежу за модой на мужские стрижки? Все, Мартин, я уже опаздываю. Скоро модули привезут, а мне его еще мыть, стричь и переодевать.

Через час, повинуясь приказу временной хозяйки с жетоном компании-производителя, он лег в модуль и ушел в гибернацию.

Его продали.