Годовщина (гет)

Так, из важного на сегодня оставался только банк. Потом уже можно рвануть к Лорду с Рыжей и немного расслабиться. Набегался на сегодня. В банке пришлось посидеть в очереди. Необходимо было погасить очередной платеж по кредиту (многое для общины приходилось покупать в кредит, чего Рыжий не любил, а что делать), и, как назло, людей набежало. Вот куда вы все пришли? Я, понятно, по делу. А вы-то зачем? Ладно, я не тороплюсь.

Рыжий уткнулся в спасительный телефон, когда его заставил вздрогнуть голос с легкой хрипотцой, от которого у Рыжего побежали мурашки по коже. Как всегда. Вот уже двадцать с лишним лет.

— Привет, Рыжий. Какими судьбами?

Он поднял голову. Надо же. Не ожидал. Крыса.

— Привет. Сколько зим. Дела общины. Как обычно.

Он пододвинулся, и она присела рядом. Облако дорогих духов, тревожащее тепло чужого тела. Давно же он не видел ее… так близко.

— Великолепно выглядишь, — совершенно искренне замечает он.

Они не виделись лет восемь или девять. Удивительно устроен город. Если по какой-то причине не хочется видеть человека, то можно общаться с общими знакомыми, ходить по одним и тем же улицам, посещать одни и те же места, и ни разу не встретиться. Все эти годы слухи о Крысе до него доходили только через Рыжую, но они ни разу нигде не пересеклись.

Строгая, темная, ухоженная, в дорогом. С возрастом худощавость стала ее красить. Короткая стрижка, подчеркивающая скулы и красивую форму головы, маникюр. Выглядит стильно и намного лучше, чем в их последнюю встречу, которую Рыжий не хочет вспоминать.

— А ты вот не меняешься. Выглядишь, как всегда, по-идиотски.

— Стараюсь.

— Надолго в городе?

— Еще два-три дня и обратно. Много дел. Как работа?

Рыжий смутно представлял, чем сейчас занимается Крыса. Сфера ее деятельности была самая обширная — от риелторства до каких-то турагентств. Она с изумительной быстротой осваивала новые сферы деятельности и всегда хорошо зарабатывала. Были годы, когда они со Слепым жили только на ее деньги.

— Все хорошо. Так купи-продай, — уклончиво ответила Крыса. — Ипотека и прочее дерьмо. Ты как?

— Я примерно по тому же вопросу, — усмехнулся Рыжий. Он не стал уточнять, что за работа. Ему не это было интересно.

— Как жена, дети?

— Все хорошо. Растут слишком быстро.

Говорить не о чем, все, что можно было, они сказали друг другу уже давно — двадцать, пятнадцать, десять лет назад.

О чем можно говорить с бывшей любовницей, с которой не виделся несколько лет, а расстался намного раньше? О чем можно говорить с женщиной, взглядом которой можно пораниться. С женщиной, на которую ты заранее злишься, потому что чувствуешь себя рядом с ней вечно в чем-то виноватым и не хочешь раз за разом ковыряться в застарелых ранах. С женщиной, которая боль, и болью останется навсегда, какую бы благополучную, удавшуюся жизнь ты ни вел. С женщиной, которая все еще имеет над тобой власть.

Рыжий не рад ее видеть. Тем не менее, когда Крыса предложила после поболтать за чашечкой кофе (столько лет же не виделись), он… согласился.

Пошли в ближайший бар через дорогу, какое-то на редкость мрачное местечко.

— Один черный, ложку сахара добавьте и капучино без сахара, побольше корицы, — заказал Рыжий и вопросительно посмотрел на Крысу. Она, усмехнувшись, кивает — все правильно, помнишь.

Судя по интерьеру, бар «ночной», но еще рано, в ожидании вечерней жизни полутемная сцена заставлена сложенными горкой стульями, колонками и проводами. Кроме них за столиками в зале всего пара человек, уткнувшихся в смартфоны, потягивающих молочные коктейли. Рыжий на автомате отметил, если даже в таком баре продают молочные коктейли, может и к ним со своей «молочкой» подкатить?

Хмурый волосатый бармен с покрытыми татуировками руками принес кофе, с уважением покосившись на медные дреды Рыжего. Такие экстравагантные гости даже здесь попадались не часто.

Крыса повертела в наманикюренных пальчиках тонкую сигаретку. Здесь курить нельзя.

— Ну что, с кем виделся из «наших»? Кроме Лысого, разумеется. С ним вы, знаю, друзья теперь. Бледный по наследству передал. Мир, дружба, Сфинкс, любовь…

— Зачем ты так? Мы со Сфинксом задолго до этого хорошо общались.

Крыса и Сфинкс никогда особо не ладили, а после смерти Слепого рассорились окончательно. У них были какие-то свои счеты друг с другом, о которых сам Сфинкс никогда не распространялся.

— Как его этот… приёмыш? Не сдал его обратно в приют? Не надоело возиться?

— Нет, конечно. Он взрослый уже. Семнадцать лет. Хороший парень.

— Подумать только! Впрочем, Сфинкс всегда был упертый, как баран, — насмешливый тон Крысы одновременно будоражил и выводил из себя. Рыжий наблюдал, как скупой луч света, проникавший в полуподвальное помещение через витражные стекла бара, скользил по ее длинным ресницам, отчего на лицо падала едва заметная тень, словно под глазом у Крысы ползла маленькая мохнатая гусеница. Рыжему захотелось смахнуть эту гусеницу с бледной кожи.

Помолчав минуту, она все-таки задала вопрос, который, видимо, ее интересовал.

— А правда, что мальчишка на Бледного очень похож? Рыжая утверждает, что прямо одно лицо.

— А зачем тебе?

— Интересно. Если похож, было бы любопытно взглянуть.

— Ни к чему это, Крыса.

— Ну так похож или нет?

— Не особо, — соврал Рыжий. Ему все меньше нравился этот разговор, но он ловил себя на том, что следит за ее ресницами, наблюдает за гибкими худыми ладонями, беззастенчиво вдыхает запах дорогих духов, и пальцы его начинают подрагивать. Рыжий, стоп.

Когда ты перестанешь на нее так реагировать? Когда ты перестанешь пялиться на ее бледный лоб, на котором уже стали появляться предательские морщинки. Когда это все закончится, наконец? Вместе с легкой эйфорией Крыса тянула за собой очень тяжелые воспоминания.

Началось глупо и банально. После Выпуска они не виделись лет десять — Рыжий занимался общиной, был полностью поглощен семьей и детьми, да и в городе появлялся не часто. А потом однажды встретились в гостях у Рыжей — что-то отмечали. И много раз Рыжий вспоминал, анализировал тот вечер и думал, началось бы у них это, если бы… если бы было выпито меньше. Если бы Рыжий тогда ушел из гостей вместе со Сфинксом, а не задержался «еще на полчасика». Если бы он просто проводил Крысу до подъезда и ушел. Если бы Слепой был в тот вечер дома. Слишком много условий для одной задачки. Они просто сорвались с резьбы. Оба.

Рыжий навсегда запомнил голую худую спину в утренних смятых простынях, ползущую по предплечью полустертую ощерившуюся Вшивую, обжигающе ледяной прозрачный воздух октябрьского утра, пустой переулок, в который он шагнул из подъезда, облупившуюся штукатурку грязно-желтых стен и чудовищное чувство вины, которое, казалось выжжет ему весь мозг, когда он, вернувшись через пару дней в общину, посмотрел в глаза жене. Он впервые изменил ей. И для него было странным открытием, что она ничего не знает. Она не понимает, почему он такой подавленный и рассеянный. А он впервые не мог с ней поделиться своими чувствами. Довольно погаными, кстати. Потому что, если поделиться, то произойдет катастрофа. А почему он так поступил, он сам не знал.

Что толкнуло Крысу в его объятия, и почему она изменила Слепому, она не говорила. Вообще Рыжий припоминал, что разговаривали они тогда мало, а как два животных, набросились друг на друга. Даже в Доме было не так дико.

Что его заставило в следующий приезд в город набирать ее номер, он тоже не знал. Потом последовали еще встречи — нечастые, урывками, тайком, на чужих квартирах, а однажды, не найдя подходящего места, они потрахались в каком-то пустом подъезде, прямо на лестнице, как подростки. Зачем они это делали, Рыжий даже думать не хотел. Каждый раз он возвращался домой на легком адреналиновом подъеме, смешанном с уже притупившимся чувством вины и стыда. Это была параллельная изнаночная жизнь, о которой никто, кроме них, не знал. А потом почему-то обманывать стало легко. И он навсегда разделил эти жизни. Община и город. Жена и Крыса. Здесь и там. Тем более, что разделять было не так уж и трудно.

И каждый раз Рыжий клятвенно обещал себе, что это «в последний раз». Но последний раз случился не скоро.

Когда вскоре умер Слепой, бросить Крысу в ее отчаянии, в ее одиночестве он не смог. Помогал с похоронами, как умел, поддерживал, но чувствовал, что дальше так продолжаться не может. Расставались, снова сходились, ссорились. Окончательно они расстались лет через пять, когда у Рыжего не было больше ни сил, ни желания врать жене и обманывать самого себя, когда Крыса задала ему, наконец, вопрос, от которого мужчины морщатся. У меня жена, дети и община, Крыса. Без вариантов. Ну тогда иди на хер.

Потом случилось короткое, неприятное столкновение на улице, и вот, спустя почти десять лет, они сидят и пьют кофе, как ни в чем ни бывало.

— Скоро годовщина, пятнадцать лет, придешь к Бледному? — вопрос Рыжего, по-видимому, застал Крысу врасплох, она на несколько секунд потеряла всю свою самоуверенную холодную насмешливость. — Мы собираемся.

— Я там бываю регулярно, мне не за чем. А ты сходи-сходи, покайся, — лицо исказила злая и презрительная гримаса, губы сжались в сморщенную ниточку. Как бы еще побольнее поддеть, да, Крыса?

Рыжий в ответ неожиданно улыбнулся.

— Мне не в чем перед ним каяться, Крыса. Столько лет прошло. В конце концов это наши с тобой дела, Слепого это не касается.

— Ну ты же трахал его жену столько лет. Обманывал Вожака.

— Мне казалось, его жена была не против. Я же не увел тебя у него. И ты от него не ушла.

Крыса фыркнула.

— Может, и зря не ушла. Да ты и не звал.

Вот еще откровений и признаний нам не хватало, раздраженно подумал Рыжий. Все это ему стало надоедать. Он часто вспоминал Слепого и действительно когда-то чувствовал перед ним что-то вроде смутного чувство вины — тут Крыса попала в точку. Но свои посмертные отношения с бывшим Вожаком Рыжий давным-давно выяснил. Только Крысе об этом знать не обязательно. Смерть Слепого изменила жизнь Рыжего — к нему снова вернулось его страшное ремесло. Он был последним сном Хозяина Дома. Так что, в каком-то смысле они были квиты.

Надо сворачиваться и уходить, думал Рыжий, опрокидывая в себя последний глоток кофе. Никаких провожаний и сомнений.

— Папа! — Макс, радостный, распахнутый и улыбающийся, шел к их столику. — Привет!

Рыжий, как никогда, обрадовался сыну. С другой стороны, ему было неприятно, что сына увидела Крыса. Как будто перед ней приоткрылся кусочек той жизни Рыжего, о котором ей знать не положено. Разумеется, Крыса знала о его жене и детях, но никогда их не видела.

— Ты как здесь?

— Я по делам, привез кое-какие документы. Буквально на пять минут.

На недоуменный немой вопрос — рассмеялся.

— Это один из баров Рекса… Ну, Стервятника, — Макс не любил эту кличку, предпочитая называть своего нынешнего босса по имени, как брата.

— Понятно. Ладно, беги, не задерживаю, я сам уже ухожу.

Макс упорхнул в сторону подсобки, а Крыса проводила его долгим изучающим взглядом.

— Твой?

— Да, один из старших.

— Похож на тебя. Хорошенький, — по лицу Крысы пробежала хищная, чуть сладострастная тень, которую Рыжий хорошо знал. И ехидно добавила. — Познакомь.

— Крыса, даже не вздумай.

— А что такое? Боишься, что совращу и разобью его маленькое рыжее сердечко?

— Убью.

— Ой-ой-ой. Значит, на Стервятника работает? Не боишься, что испортит твоего мальчонку? В последнее время он любит таких… молоденьких.

— Иди ты, знаешь куда.

— Какой ты стал скучный, Рыжий, — сказала Крыса, вставая из-за столика. — Скучный и правильный.