Годовщина (гет)

Вожаки еще попрепирались минут десять, особо ни до чего не договорившись, потом Стервятника срочно вызвали куда-то на площадку, он попросил его подождать, ворча под нос, что кругом одни беспомощные идиоты, и он задолбался по десять раз объяснять одно и то же. Макс было вызвался идти с ним, но Птица бросил «сиди тут» и уковылял. Тень последовал за ним.

Рыжий с Максом остались одни в компании Слепого, туманным сгустком фланировавшего по кабинету. Рыжий налил себе воды, жадно выпил, предложил Максу, тот молча отказался, уставившись в свои бумажки.

— Ну, выкладывай, что случилось?

— Ничего не случилось, — проговорил он как можно равнодушнее, отчего, напротив, у него вышло нервно и зло. Притворяться перед отцом Макс совсем не умел.

— Слушай, я же вижу, что что-то произошло. Ты сам на себя не похож. Если считаешь, что справишься сам, не буду настаивать, не хочешь — не говори. Если нужна помощь, скажи.

Максу хотелось заорать — «блять, да чем ты поможешь?!» — но промолчал, украдкой глянув на Слепого. Тот равнодушно глядел в окно, покачиваясь из стороны в сторону, как тюлевая занавеска на ветру. Внутри у Макса постепенно закипало, но вместе с тем, оказавшись с отцом лицом к лицу, он впервые ощутил смутное сомнение, смешанное со страхом. А надо ли Рыжему рассказывать? Что, собственно, он собирается ему предъявить?

— Макс… — мягко начал Рыжий.

— Все, закрыли тему.

— Ну как знаешь, — пожал плечами Рыжий. — Тогда будь любезен, сделай лицо попроще.

— Все нормально с моим лицом. Отстань, — и поморщился, словно ушибся локтем об угол.

Рыжий терпеть не мог конфликтов — ни в общине, ни в семье — и старался разрешать споры и ссоры как можно быстрее. Он знал, что самые тяжелые и долгоиграющие ссоры и даже вражда вылупляются из мелких недомолвок. Где словом, где шуткой, где своевременной помощью, а иногда специально выводил на спор, чтобы как можно скорее все разрешилось. Лучше поругаться, поорать, а потом успокоиться. Все лучше, чем изводить друг друга полунамеками и играть в злобную молчанку. Макс не мог припомнить, чтобы они с матерью хоть раз серьезно поссорились. Да, мужские споры мог решать и с кулаками, если не помогала дипломатия — в общине нравы царили простые. Но это уже из разряда крайностей.

Рыжий повертел головой, оглядывая стервятниковский кабинет, побарабанил пальцами по столешнице и самым невинным тоном спросил:

— Как вы с Крысой вчера доехали? Довез? — вроде как тему сменил.

— Довез…

— И как она тебе?

— В смысле? — такого вопроса от него Макс не ожидал.

— Ну, какое произвела впечатление? Ты же ее вчера впервые увидел. Мы-то друг друга сто лет знаем.

Что он делает? Зачем он об этом заговорил? Что он хочет выпытать? — думал Макс, почувствовав, что вместо злости его охватила растерянность. Как будто Рыжий сам провоцировал его на откровенность.

В ответ пожал плечами и снова посмотрел за левое плечо отца, из-за которого на него пристально смотрел Слепой. Молча. Безо всякого выражения на лице, как фотография на могильном памятнике.

— Не знаю… Мы ж недолго общались. Интересная женщина. Мне показалось, что умная.

— Не показалось. Это одна из самых умных женщин, что я знаю.

О как. Ну что ж, попробуем…

— Умнее, чем мама?

— При чем тут мама? Я бы их вообще не сравнивал, — аккуратно заметил Рыжий. Не зная подноготную, можно было подумать, что они просто сплетничают, обсуждая общую знакомую, а не отец спрашивает мнения сына о своей любовнице. — А мама, между прочим, очень умна, если ты не в курсе. Но к тому же еще и добрая. В отличие от Крысы.

А вот с этим Макс готов согласиться.

— О чем говорили?

Да блин.

— Да так, ни о чем. О работе.

Макс посмотрел на Слепого, в надежде, что тот придет ему на помощь. «Почему ты молчишь? Если он тебя слышит, скажи что-нибудь, наконец!» Но Слепого словно тут и не было, словно разговор ничуть его не касался. Он тут всего лишь призрак бестелесный.

А, пошло все к чертям! Макс почувствовал, что если он сейчас не задаст вопрос, то взорвется, треснет, лопнет. Он слышал, как с мерзким скрежетом натягивается струна на старый скрипучий колок.

— Правда, что ты с ней встречался когда-то?

— Вооот оно что… — протянул Рыжий. В его голосе Макс с удивлением услышал почти облегчение. Ему как никогда хотелось содрать с него очки.

Звонок телефона, как лопнувшая струна, больно хлестнувшая по щеке, вспорола повисшее между ними напряжение. Оба вздрогнули.

— Алло! Да, привет! — на губах Рыжего появилась улыбка, и он заговорил тем самым тоном, каким говорил только с одним человеком на земле.

Мама!

— Да все нормально, вот Макс рядом сидит, я у него на работе… Нет, с Рексом еще не виделся… Да кружусь, как подорванный. Один кредит закрыл, кстати… Ага. Как дома?

Макс смотрел, как отец спокойно и обыденно разговаривал с матерью, делился новостями, шутил, и было заметно, что сейчас он не притворяется, искренне рад ее слышать, и Макс пожалел о своем вопросе, хотя не мог не признаться, что ему сразу стало легче, словно он выпустил пар из готового взорваться котла. Он понимал, что своим вопросом залез не на свою территорию, и, как только Рыжий повесит трубку, начнется что-то иное, горькое, спровоцированное его обидой, его потрясением. Он поежился. Ему стало страшно.

Зачем он это брякнул? Что он хочет узнать от отца? Чего хочет добиться? Раскаяния? Признаний? Чтобы он все рассказал матери? И тогда Макс честно себе ответил — ему хотелось просто по-де-лить-ся, разделить эту обиду. Вот что. В конце концов, дров наломал Рыжий, а ему, Максу, за него страдать.

— Ну, пока-пока. Я позвоню на обратной дороге. Целую.

Рыжий выключил телефон, убрал его в карман куртки, снял очки, устало потер переносицу. И посмотрел Максу в глаза.

— Что ты хочешь знать? — спросил он со вздохом. И чему-то усмехнулся.

Сказал А, говори Б. Делать нечего.

— Это правда?

— Это было очень давно. Еще в Доме.

— Ты врешь.

Рыжий замер.

— Что тебе наговорила Крыса?

Макс замялся.

— Ну говори уже, раз начал, — взгляд отца стал каменным. — Валяй свою обвинительную речь, адвокат.

— Адвокат защищает. Обвиняет прокурор, пора бы и запомнить, — пробормотал Макс. Он чувствовал себя припертым к стенке.

— Да похер. Давай, выкладывай, что там у тебя накипело.

— Ты с ней встречаешься? Сейчас?

— Нет, мы давно порвали. И второй семьи у меня не было и нет. И других детей, кроме вас, тоже. И мать я бросать не собираюсь. Я на все вопросы ответил?

Макс снова глянул на Слепого и решился:

— Она рассказала, что хотела от тебя детей.

Рыжий закатил глаза и тихо выругался. Руки его сжались.

— Впервые слышу.

Макс заметил, как едва заметно кивнул Слепой.

— А мама… знала?

— Нет, конечно. Если ты не подсуетишься. Вижу, ты полон решимости и праведного гнева. Чего тебе от меня надо, Макс? Да, я спал с другой женщиной, но это мои дела. Я никогда не впутывал в это твою мать. Если ты ей расскажешь…

— Но почему? Почему ты так? Вы же с мамой никогда не ссорились…

Наконец-то Макс сформулировал вопрос, который на самом деле его мучил. Что должно произойти между двумя любящими людьми, чтобы в их жизни появился третий? На чем споткнулся Рыжий? В его вопросе была почти мольба. Объясни мне, отец, чтобы я не повторил твоей ошибки, я смертельно боюсь ошибиться.

А вот действительно, почему? Рыжий задумался.

Он никогда не задавался этим вопросом, а всегда считал, что все произошло как-то само собой. Сначала сорвался по пьяни, с кем не бывает. Но ведь что-то побудило его позвонить Крысе во второй раз. И в третий. Когда жена забеременела в последний раз, он перестал с ней встречаться, а потом… через полтора года… снова. И растянулась эта волынка на несколько лет. Ну, случались, конечно, и «разовые акции» вдали от дома, которые есть в жизни многих мужчин, которые не принято даже за измену считать. Так, подвернулось и ладно. Семейной жизни не помеха. Трахнулись и разошлись.

А встречи с Крысой не были случайностью. Он сам звонил. Сам планировал. Чего ему не хватало? Что он хотел утопить в этих тайных встречах? Что хотел доказать? Какого утешения искал? С женой они не ссорились. С сексом у них никогда проблем не было. Даже в периоды беременности и после родов они научились доставлять друг другу радость. Да и контролировать себя он умел. Не мальчик пубертатный.

Рыжий пытался вспомнить, что же тогда произошло? Как они тогда жили с женой? Да хорошо жили… Рыжая, младшая дочь, в тот год родилась… Стоп.

Пожалуй, только одна-единственная серьезная размолвка… когда они серьезно разошлись во мнении… Им обоим под тридцать, и у них уже пятеро детей, скоро родится шестой. Тогда жена сказала, что это ее последние роды. Больше не надо. Она устала. Рыжий соглашался с ней (и правда — шестеро детей — сколько ж еще надо?), а в глубине души начал заранее тосковать и беспокоиться. Его неуемная жажда жизни, обновления и продолжения рода требовала выхода, как будто сама его суть бунтовала против этой перемены, против того, что отныне секс с женой — это просто секс, и новых детей у них не будет, а они еще так молоды, еще, казалось бы, столько сил и времени впереди. И надо выстраивать отношения по-новому. Без новеньких младенцев, без тугого живота, в котором билась новая жизнь, без того, что Рыжий обожал. А жена — да, она устала. Это тоже понятно. Но…

И вскоре после рождения дочери, будущей отцовской любимицы, с ним и приключилась Крыса. Потом умер Слепой, и его смерть связала их покрепче секса. Чувствуя, как связь с ней становится все глубже, интимнее, чувствуя, как он постепенно отчуждается от семьи, Рыжий запаниковал и стал уговаривать жену решиться еще на одного ребенка. Она отшучивалась, отнекивалась, но что-то в его глазах, в его поведении заставило ее уступить. Они оба ухватились за этот спасательный круг.

Оба хорошо помнили ту ночь, ее мягкое, почти сдавшееся «не надо» и его настойчивое, упрямое «ну пожалуйста», «давай это сделаем», которое он повторял в последнее время бессчетное количество раз, в которые он вкладывал весь свой безотчетный страх, весь свой отчаянный стыд и угрызения совести, всю свою покореженную любовь, всю свою нежность и надежду на искупление. Его ладонь, поглаживающую ее живот после, и ее тихое, долгожданное и сокровенное, как в прошлые разы — «я его чувствую».

В период беременности он ни разу не изменил жене. Это было строжайшее табу. Родились младшие близнецы. Сразу двое! Как награда. Рыжий был счастлив.

Больше она не рожала. И он больше не настаивал, постепенно свыкаясь с изменившейся жизнью.

Крыса снова ненадолго вернулась в его жизнь, чтобы через пару лет исчезнуть навсегда. Он решил этот квест. Так он считал.

Было еще одно, что не находило пока подтверждения, но в чем Рыжий был почти уверен. Пока они с женой творили детей, рядом с ним не появилось ни одного призрака, как будто мир мертвых в эти периоды отодвигался, отступал от него. Все эти годы он общался с умершими только через костер, ни один из них не потревожил его в городе. Впервые Слепой объявился через 40 дней после своих похорон, напугав Рыжего чуть не до полусмерти. Потом снова исчез, окончательно водворившись в жизнь Рыжего после рождения младших сыновей. Что-то смутно подсказывало крысиному вожаку, что эти явления как-то связаны.

Как это объяснить Максу, если он сам смог это более-менее осознать только сейчас, спустя столько лет? Как объяснить, что его жажда жизни имеет оборотную сторону? Что он, взрослый мужик, не всегда дает отчет своим действиям? Что он, Рыжий, трусливо прятался много лет за женой и детьми от Смерти? Что в его жизни есть вещи пострашнее, чем измены жене, то, о чем он вообще никому не сможет рассказать, что он всю жизнь скрывает правду о себе?

Как тебе объяснить, что сейчас за моей спиной стоит дух умершего друга, и я могу говорить с ним. Я не сумасшедший, нет, просто такова моя жизнь, и иногда она пугает меня самого. Как тебе это все объяснить, сын?

Он смотрел на замершее в напряженном ожидании лицо Макса и не знал, что ответить.

Его размышления прервал стук в дверь. Макс обернулся.

В кабинет зашел высокий седой человек. Он никогда не видел его. А Рыжий, наоборот, поднялся со стула и протянул руку.

— Приветствую вас, Черный Ральф.

— Здравствуй, Рыжий. Рекс здесь?