Годовщина (гет)

Ральф неловко и тяжело поднялся со скамейки, уступая место Стервятнику.

— Могу подождать тебя здесь.

— Не стоит, Ральф, иди к остальным. Все в порядке.

— Ну, смотри.

Они обменялись малозаметными, понятными только им двоим прикосновениями, и Ральф, поблагодарив своего «проводника», двинулся обратно к могиле Слепого. Тень проводил его взглядом и устроился рядом с братом. А рыжий Макс остался на своем месте, внутренне настраиваясь на новый диалог.

— Не устал? — поинтересовался Стервятник и предложил взять тайм-аут минут на пять. Макс замотал головой, прислушиваясь к своим ощущениям. Нет, не устал. Сейчас он испытывал что-то вроде легкой эйфории — сопричастность чужой тайне, понимание собственной полезности, легкий флер исключительности окрыляли. Вместе с тем он понимал (и Рыжий его предупреждал), что чужая откровенность не давала ему никаких преимуществ, скорее, наоборот. Он не имел права делиться услышанным или, упаси Боже, намекать на посвященность в жизнь другого человека, потому что она ему не принадлежала. Он всего лишь переводчик, коммуникатор, переходник, по которому идет сигнал.

Если долго находиться в ненормальном и странном, рано или поздно привыкнешь к любым причудам реальности. Не так уж трудно «переводить», думал он. Чего боялся? Пожалуй, ему даже понравилось. Однажды, когда Макса сравнивали с братом (не часто ли его с кем-то сравнивают?), говорили, мол, Рекс — пружина, а Макс — проволока. Рекс — энергия, сила, Макс — вода, принимающая и податливая. У него на этот счет было свое мнение, но из них двоих слушать и понимать других получалось именно у него. Это было его сутью задолго до судьбоносной встречи со Слепым.

После всего услышанного Макс поглядывал на босса с любопытством и даже сочувствием, изо всех сил стараясь не выдать себя. Сложно представить, что сидящий перед ним расчетливый, циничный и довольно безжалостный человек способен был рыдать от неразделенной любви, пугаться пластиковых карточек, что кто-то водил его за ручку к юристам, врачам, обучал элементарным вещам в восемнадцать-девятнадцать лет. Его трогательную привязанность к Ральфу и к памяти покойного брата тоже можно счесть слабостью, и, возможно, на месте Макса кто-нибудь и попытался бы воспользоваться ей, но Макс еще находился в своем уме, чтобы ввязываться в игры со Старой Птицей.

Делать нечего, наверное, надо начинать? Но Стервятник молчал, задумчиво разглядывая могилу, достал коричневую папироску, закурил, шумно и крепко затянулся, сморщив свой длинный нос, выдохнул подозрительно густой дым. Молчал и Тень.

Вдруг что-то вспугнуло пернатых обитателей погоста — вороны громко, по-базарному завозмущались в желтеющих высоких кронах, рвущих в клочья серое с просветами небо, и вскоре все кладбище загалдело, мешая треск птиц с шумом деревьев. От того, как синхронно сиамцы задрали головы вверх, прислушиваясь к расшумевшимся птицам, Макс вздрогнул. Он никогда не задумывался, насколько пугающей может со стороны выглядеть связь близнецов. Особенно, если один из них мнээ…не совсем живой. И правда, как тень. Интересно, мы так же с братом?

Заговорили сиамцы тоже одновременно, обернув к Максу одинаковые желтые глаза:

— Не мог бы ты позвать отца, Макс?

А Тень добавил:

— У нас к нему разговор. Заодно и переведет. Спасибо тебе.

«О, как... у нас?» — опешил Макс, понимая, что его откровенно и вежливо прогоняют. Из гордости пожав плечами, он встал и побрел обратно, когда его в спину окликнул Стервятник.

— Скажи, где он, Макс? Где мой брат? Он здесь? — никаких приказных или насмешливых интонаций, почти мольба, надо же.

— Он сидит рядом с вами. Слева. Держит за руку, — пояснил Макс, обернувшись. Стервятник тут же схватился за собственную руку. Прикасаться к Большой Птице Макс не рискнул — Тень гладил брата по лицу и ладоням. Когда он отошел подальше, ветер донес хриплый голос Большой Птицы:

— Не уходи пожалуйста, чтобы я знал, где ты. Не уходи от меня, Макс. Не знаю, что тебе рассказал Ральф, но…

Со смесью облегчения и легкого ужаса Макс едва ли не бегом направился к остальным. Интересно, думал он, Птица так же будет рассказывать Тени о своей жизни? Последние безумные деньки многое открыли про отца и его друзей, и, пожалуй, Макс не хотел бы знать о них больше и даже обрадовался, что его избавили от такой возможности. Печенкой чуял — исповедь босса стоила бы ему дорого. В чем опасность, он не мог сформулировать, но интуиция подсказывала, что от откровенности Стервятника лучше держаться подальше.

Лавируя между облезлыми оградками и заросшими старой крапивой и малиной могилами, он на ходу достал телефон и заглянул в непрочитанные сообщения. Улыбнулся. От Евы. Они переписывались уже несколько часов, с перерывом на сон и общение с покойниками. Вчера, когда Рыжий привез его, полуживого, домой, Евы там, разумеется, уже не было — она прислала СМС-ку, что благополучно доехала. Вспомнилось, как обнаружил на кухне тарелку, укрытую полотенцем, а под ним остывшие сырники с яблоками. Видимо, из того самого творога из общины, который привез Рыжий. Вкусные. И Макс — совсем мозги набекрень — даже не сразу сообразил, откуда они взялись.

Сейчас прилетела вчерашняя фотка с автовокзала — Ева стояла в обнимку с помятыми и унылыми после бессонной ночи подружками возле автобуса, они жались к ней с обеих боков, как бесприданницы к березке. Ева поинтересовалась, как закончился вечер в клубе (— Как-как? В участке. Разве подруженции твои драку не видели? А, раньше уехали. — Ты где? — С отцом, на кладбище… не, все норм, годовщина у приятеля). Подробностей писать не стал. Поймал себя на мысли, что в данную минуту не видит ничего особенного в своей болтовне с призраками. Сейчас это выглядело так же буднично и обыкновенно, как бесхитростная болтовня с девушкой.

Возле могилы Слепого отца Макс не обнаружил. Компания поредела, из-за березы доносилось бренчание расстроенной гитары, рядом кто-то топтался. В сторонке на скамейке сосредоточенно беседовали Ральф и Лорд. Вернее, говорил Ральф, а Лорд его внимательно слушал, без привычной надменной гримасы. И Слепой куда-то подевался.

— Папу не видели? — он обратился к Лорду. Ральф ободряюще ему улыбнулся, словно понимал, почему Макс здесь, а не рядом со Стервятником.

— Они со Сфинксом только что ушли. Вон туда, — Лорд махнул за спину рукой.

Макс рванул «туда» и скоро увидел мелькающие между желтой листвой медные всполохи. Приблизившись, увидел и светлую лысину Сфинкса, шагающего за пробирающимся через кладбищенские заросли Рыжим, они шли вслед за прозрачной невысокой тенью.

— Папа! — окликнул их Макс. — Тебя Стервятник зовет. Срочно.

Нагнав их, уточнил:

— Он и Тень просят, чтобы переводил ты, — шифроваться перед Сфинксом было бессмысленно — понятно же, зачем они ушли так далеко от остальных, прячась среди кладбищенских зарослей.

Рыжий хмыкнул, оценив ход Стервятника:

— Понятно, Птица хочет без свидетелей? Но совсем без нас не обойтись. Тогда тебе придется переводить Сфинксу.

— Легко, — воодушевленный разговором с Ральфом, Макс готов был к новым подвигам.

— Бледный, ты не против?

— Мне все равно, — обернулся Слепой.

— Сфинкс, нет возражений? Макс вам поможет. Он знает правила.

Глаза цвета майской травы втаранились в Макса. От знакомой с детства приветливой, сдержанной улыбки сейчас почему-то захотелось застегнуть куртку. Краем сознания Макс отметил его «неудивление». Значит, Сфинкс знал о Рыжем, знал о проводниках. Интересно, отец рассказал ему о нем?

— Вот и ладушки. Тогда я пошел к Птице. Удачи!

Рыжему хотелось поскорее разделаться с заупокойными делами и вернуться к нормальной жизни. Завтра отъезд, надо собраться, заехать к Рексу, разузнать, как там у них и что, может, сами расскажут про ребенка, хотя специально что-то разведывать Рыжий не желал. Когда захотят, тогда и расскажут. Он-то уже все знал.

Он срезал дорогу, чтобы побыстрее добраться до могилы Тени, и, обойдя темно-серые с мшистой прозеленью стены родового склепа, услышал бубнящий голос Стервятника, а потом увидел их обоих со спины — Тень жался боком к брату и гладил прозрачной длинной лапкой его по спине, склонив свою светлую, с прозрачными, как паутина, волосами голову к его плечу.

— …не знаю, поймешь ли ты… когда нам было по пятнадцать, мы не придавали этому всему такого значения. Да вообще никакого, только начиналось все… А сейчас — вроде и не молод, иногда даже досадно за собственную слабость… что это так важно… что может прямо крышу сносить. Но это приятно, правда. Иногда единственный способ почувствовать себя живым. Обидно, что я никогда не занимаюсь этим с теми, кого по-настоящему люблю… Мне на натуралов везет, как утопленнику. С другой стороны, тех, кого я трахаю, я никогда не смогу полюбить так, как Ральфа или Лорда. Да я и не нужен им, всем этим смазливым задницам… Так, деньги, связи, травка, потрахаться. А когда мне плохо, никого из них рядом нет. Давно все расщепилось…

Оппаньки, подумал Рыжий и замер, прислонившись к холодной сыроватой стене, решая, сразу себя выдать или подождать. Но за него решил Тень и предостерегающе зашипел, даже не оборачиваясь:

— Не подслушивай, Рыжий. Я знаю, что ты здесь. Иди к нам.

Раскомандовался здесь, с легкой досадой отметил Рыжий. Эх, блин. Ну ладно. И шагнул из тени на свет.

— Я пришел, Птица. Звал?