Дело о машине времени (джен)

Когда к назначенному времени я снова вошел в здание старенького театра, то почувствовал, как будто и сам вернулся назад во времени. Обстановка была в точности такой же, как во время моего первого визита, за исключением количества собравшихся зрителей. Плотно задернутые окна, приглушенный свет фонарей над сценой: все это вновь размывало самые основы осязаемой реальности даже в глазах самого убежденного скептика.

Никто не обернулся, когда я скользнул к прежнему месту в центре пятого ряда: всеобщее внимание было приковано ко все еще пустой сцене. В полумраке я разглядел сидящих поблизости ассистентов покойного доктора Леру, его вдову, Лестрейда в компании трех полисменов и еще двух человек, по форме которых я догадался об их принадлежности к французской жандармерии. Последнее меня порядком удивило: Лестрейд телеграфировал в Париж только вчера, и его французские коллеги никак не могли так быстро среагировать.

Обдумать неожиданное появление жандармов я не успел: в центр сцены бодрым шагом вышел Шерлок Холмс. Он не отправился за кафедру, а остался в стороне, ближе к зрителям. Один из жандармов, бубнивший что-то на ухо сидящему рядом Лестрейду, наконец-то умолк и повернулся к сцене.

— Леди и джентльмены, — сказал Холмс. — Я попросил вас явиться сюда, чтобы дать наглядное объяснение происходившему двумя днями ранее. От нас ушел талантливый человек, выдающийся лектор, доктор Блез Леру. В самом факте его смерти нет ничего таинственного, и, полагаю, дело было бы раскрыто в первые же часы, если бы не фантастическое зрелище, которое надолго отвлекло наше внимание от того, на что действительно следовало обратить внимание.

Лестрейд поднял руку.

— Прошу прощения, мистер Холмс, вы хотите сказать, что трюк с путешествием во времени тут вообще ни при чем?

— Не совсем так. Именно то, что все видели в то утро, и навело меня на правильную мысль в конечном итоге. Но позвольте мне рассказать все по порядку, инспектор. Когда мой друг, доктор Ватсон, изложил мне обстоятельства трагедии, я сразу же задал себе два вопроса, которые, я уверен, приходили в голову и вам. Во-первых, что именно послужило причиной смерти доктора Леру? Да, у него было слабое сердце, но что спровоцировало сердечный приступ? Сильный испуг? Воздействие некоего препарата, быть может? Или же и впрямь действие неизвестного оружия?

— Я не думаю, что вы всерьез, мистер Холмс…

— Не следует отбрасывать гипотезы раньше времени, инспектор, какими бы безумными они ни казались, — отрезал Холмс. — К тому же был и второй вопрос. Кому выгодна смерть доктора Леру? Старое эмпирическое правило гласит: найдите выгоду — и найдете преступника. На практике все сложнее, чем может показаться. Вот вам наглядный пример. Допустим, в толпе раздается выстрел, жертва падает замертво, и вы видите человека, убегающего со всех ног с места преступления. Как вы поступите?

— Брошусь в погоню за преступником, конечно же, — пожал плечами Лестрейд. — Почему вы спрашиваете?

— Чтобы все убедились, как легко записать человека в преступники из-за его подозрительного поведения в неудачное время и в неудачном месте. Преступник обычно желает скрыться, отчего вы и заключаете, что желающий скрыться есть преступник. А уж если у него и впрямь есть мотивы, все осложняется многократно, и тогда за ворохом обстоятельств нелегко бывает разглядеть то, что происходило в действительности. Я утверждаю, что у всех четырех участников этого дела было, что скрывать: у обоих ассистентов доктора Леру, у его вдовы и, конечно, у самого покойного. Кто-то мог бы предположить и вполне очевидные мотивы для преступления. Например, миссис Леру могла бы таким образом заполучить наследство...

— Мистер Холмс! — воскликнула Эмма Леру, даже привстав от возмущения.

— ...Как и мистер Фрэмптон, чьего таланта наверняка было достаточно для того, чтобы поставить смертельный номер — действительно смертельный для его участника, доктора Леру, чтобы убрать его с дороги и потом жениться на разбогатевшей вдове, не вызывая лишних подозрений.

— Ну... ну, знаете ли, — отозвался мистер Фрэмптон, запинаясь от избытка чувств. — Да я бы никогда... Доктор Леру был мне, как отец!

— Несомненно. Тем более, что конструированием реквизита для публичных лекций занимались не вы, а второй ассистент доктора Леру, человек, которого мы знали под именем Лоренса Арно. Его мотивы здесь — самые запутанные и загадочные.

— Полагаете, у меня они вообще есть? — проскрипел Лоренс. — Да я одной ногой в могиле. Куда уж мне гоняться за наследством и богатыми вдовами...

— Как насчет желания отомстить?

— Кому? За что?

— Своему старшему брату Блезу Леру, — четко произнес Холмс, явно испытывая удовольствие от произведенного эффекта. — Да. Вы не в столь почтенном возрасте, как пытались нас убедить. Леди и джентльмены, позвольте представить вам мистера Алена Леру, известного во Франции под именем Мерлин, в недавнем прошлом — члена парижской преступной группы «Апаши».

Жандармы переглянулись и вскочили, загрохотав стульями.

— И у вас есть основания для столь… странных заявлений? — спросил Лоренс, окинув их равнодушным взглядом.

— Подозрения возникли давно: видите ли, мне и самому нередко доводилось менять облик, оттого я знаю, что на что обращать внимание в первую очередь. Состарить кожу лица и ладоней — полдела. Над своими запястьями вы поработали не так успешно, отчего они сохранили сравнительно молодой вид. А самая большая оплошность — в том, что вы не потрудились полностью скрыть татуировку Апашей со скрещенными кинжалами и буквами «L. A.», что, конечно, означает французское «Les Apaches». Но вам простительно: смена облика — далеко не главное из ваших умений. Зато вы и впрямь отличный механик. Вскрыть даже сложный замок или выбраться из наручников для вас — пустяк, у Робер-Удена вы в совершенстве освоили фокусы с освобождением.

Я с трудом усидел на своем месте.

— Но… Холмс, вы хотите сказать, что это Лоренс… то есть Ален Леру создал постановку с путешествием во времени?

— Во всяком случае он все для этого подготовил, и его трюк оказался гораздо зрелищней того, что доктор Леру планировал показать изначально. Этот почтенный джентльмен при первой встрече с нами оговорился о работе с Робер-Уденом незадолго до смерти великого иллюзиониста. Мне не составило труда навести справки о его помощниках в этот период. Имя Алена Леру сразу привлекло мое внимание, хотя об остальном остается только догадываться. Не знаю, что именно случилось в день той страшной трагедии, но можно быть уверенным в одном: когда юный Блез Леру в панике покинул горящий дом своих покойных родителей, там еще оставались живые люди. Мне доподлинно неизвестно, что случилось с сестрой…

— Она тоже выжила, — глухо проговорил Лоренс. — Со страшными ожогами по всему телу. Мне с детства приходилось оплачивать ее содержание: приют, в который ее поместили, почти не имел на то средств. Вот почему я, еще совсем мальчишкой, пытался учиться у Робер-Удена, а когда тот умер, был вынужден предложить свои недавно приобретенные навыки Апашам. Я преступник, да. Но ни разу в своей жизни, мистер Холмс, я никого не убивал. Уж конечно, я не убивал своего брата, на которого никогда не держал зла. Он ведь тоже был ребенком, когда в ужасе убегал из дома. И только благодаря ему и его деньгам наша сестра имела отличный уход в эти годы.

Жандармы с непроницаемыми лицами встали рядом с ним. Он никак не отреагировал, продолжая в задумчивости и с какой-то странной полуулыбкой смотреть на сцену. Лестрейд, как видно, порядком сбитый с толку, воскликнул:

— Вы что же, хотите сказать, что смерть вашего брата — всего лишь сердечный приступ? Нелепое совпадение?

— Боюсь, что так, инспектор. Я все понял еще там, на сцене, но мне ничего не оставалось, кроме как продолжать играть свою роль: если бы я предстал перед полицией в своем истинном обличье, меня бы немедленно арестовали, и сестра осталась бы без содержания.

— Что ж, ваши мотивы мне понятны, — кивнул Лестрейд.— Но как, ради всего святого, вы устроили это безумное представление с «машиной времени»?

— Мистер Холмс прекрасно знает ответ на этот вопрос. Мы с ним уже обсудили детали сегодня утром.

— Вы правы, — кивнул Холмс. — Эта иллюзия в действительности известна не меньше полувека и называется «призраком Пеппера». Выслушав рассказ моего друга доктора Ватсона, я с самого начала предполагал нечто подобное, однако увидев товарную накладную, которую пытался скрыть от нас мистер Фрэмптон… Нет, не надо возмущаться, прошу вас. Я знаю, ради чего вы так поступили. К счастью, вы не сочли нужным уничтожить документ. Между тем, именно в этой накладной фигурировал заказ на большую панель из чистого стекла — ключевой элемент иллюзии.

В моей памяти что-то шевельнулось при словах Шерлока Холмса: я уже слышал о «призраке Пеппера» раньше, но помнил лишь, что таким образом создавали иллюзию явления привидений при постановке «Рождественской песни» Диккенса.

— Как все это было использовано? — спросил я наконец.

— Довольно просто, — ответил Холмс. — Помните, как замерцали фонари перед появлением «машины времени»? Это было сделано намеренно: именно в тот момент электродвигатель опустил на сцену совершенно прозрачную стеклянную панель под углом в сорок пять градусов к сцене. Его гудение было скрыто звуком механизмов бутафорского устройства, которое заранее включила Эмма Леру. Вот почему кафедру заблаговременно передвинули вглубь сцены: в противном случае она оказалась бы на пути панели. Орнамент на ковре также был призван скрыть панель: каким бы прозрачным ни было стекло, в месте его соприкосновения с полом зрители, привстав, могли отчетливо видеть линию. Еще одна улика — проданные билеты.

— Что вы имеете в виду?

— Вы же сами сказали, что крайние места в передних рядах пустовали. Туда никого не сажали, поскольку угол зрения при взгляде с самого края слишком мал, чтобы видеть иллюзию полностью. Остальное — чистая оптика. Человек, находящийся за правой частью занавеса, невидим, пока остается в темноте. Но достаточно направить на него источник света, как его полупрозрачное отражение зрители увидят в стеклянной панели. Если осветить какой-то предмет, но не его подставку, то он будет казаться парящим в воздухе. Усилить яркость света — и отражение станет неотличимым от действительно стоящего на сцене человека. Одна беда: стеклянная панель мешает распространению звука. Потому-то, мой дорогой Ватсон, голоса Эммы и ее мужа казались вам приглушенными с этого момента.

— А все эти молнии, странные устройства…

— Катушка Теслы и немного бутафории, — пожал плечами Ален. — Это мы с Блезом еще в первых его лекциях демонстрировали.

— Остается лишь обеспечить эффектное исчезновение, — продолжал Холмс. — Но тут все очевидно. Фонарь, освещавший «внука из будущего», снизил яркость и погас вовсе. Свет фонарей в зале задрожал, чтобы скрыть то, как поднялась стеклянная панель. Алену осталось только вывезти свою «машину времени» через широкие двери за кулисами и демонтировать ее впоследствии. Помните, Ватсон, как миссис Леру напугала нас, бесшумно появившись в дверях за кулисами? Петли загодя тщательно смазали, чтобы дверь не скрипела, открываясь. Исследовав пол за правой частью занавеса, я увидел, что ковер слегка примят там, где в действительности стоял металлический цилиндр. Там же, где его видели зрители, ничего подобного не было.

— Подождите, — запротестовал Лестрейд. — Получается, что доктор Леру, оба его ассистента и его супруга — все они знали об этом представлении. В таком случае… Миссис Леру и вы, мистер Фрэмптон, потрудитесь объяснить, с какой целью вы ввели следствие в заблуждение, не рассказав все, что здесь происходило на самом деле? Вас, мистер Ален Леру, я даже и не спрашиваю, к вам и без того много вопросов.

В зале повисло напряженное молчание. Мартин привстал и попытался было что-то сказать, но, переглянувшись с Эммой Леру, поник и опустился в кресло.

— Позвольте, я отвечу, — сказал Шерлок Холмс. — Все дело в том, что использование описанной технологии в этом представлении было попросту незаконным. В 1863 году Генри Диркс и Джон Пеппер получили патент на эту оптическую иллюзию. По этой причине ее использование, прямо скажем, не афишировалось, и об этом знали все имевшие отношение к представлению, включая и мистера Фрэмптона, у которого на рабочем столе, как я помню, лежала книга патентов Британской империи. Конечно, нарушение патентного права — не самое серьезное из преступлений, однако оно тоже подразумевает ответственность.

— Что ж, это проясняет дело, — проговорил Лестрейд, поднимаясь. — Мне жаль, что все так случилось. Мистер Ален Леру, как бы ни сочувствовал я вашему положению, закон есть закон, и мы вынуждены выдать вас французскому правосудию. Спасибо за познавательную лекцию, мистер Холмс…

— А теперь не желаете ли вы арестовать настоящего убийцу, инспектор? — спросил Холмс, не меняя выражения лица.

— Простите? — удивленно обернулся Лестрейд.

— Вы догнали человека из толпы в моем недавнем примере и обнаружили, что тот просто вытащил у кого-то бумажник. А убийца, между тем, преспокойно остался рядом с жертвой. Скрыть одно преступление другим — блестящий план, не правда ли?

— Но ведь сердечный приступ…

— Я читал отчет коронера, — кивнул Холмс. — Помимо прочего там говорилось о двух царапинах на бедре покойного, расположенных в полудюйме друг от друга. Если вы осмотрите электрический шнур, спрятанный под кафедрой, то легко убедитесь, что именно такое расстояние разделяет два заостренных контакта на его вилке. Миссис Леру, насколько я помню, вы держали в руках этот шнур, готовясь подключить его к «машине времени», верно? Как удачно, что на руках у вас были длинные резиновые перчатки: это обезопасило вас от случайного удара электрическим током высокого напряжения. У человека со слабым сердцем удар током легко может спровоцировать приступ, а при неудаче легко выдать покушение за случайность.

Все замерли. Ален медленно поднял тяжелый немигающий взгляд на Эмму, и мне вдруг стало понятно, отчего этого человека так боялись во Франции.

— Это… грязная ложь! — вскричала Эмма. — Я любила своего мужа!

— Наверное, в каком-то смысле. После его смерти вы унаследовали бы предостаточно денег и недвижимого имущества. Да вот беда: объявился его молодой брат — претендент на заметную часть наследства, и немалые суммы стали уходить на содержание его искалеченной сестры. Блез доверял вам и рассказал, кто в действительности скрывается под личиной старика Лоренса.

— Абсурд! Если даже я и впрямь случайно коснулась контактами…

— Это не было случайностью. Видите ли, задолго до представления, убедившись, что наследство ускользает из ваших рук, вы написали анонимное письмо главе французской жандармерии. В нем вы заявили, что преступник-рецидивист по кличке Мерлин находится в Лондоне. Благодаря чему эти двое джентльменов и прибыли накануне: я уже успел поговорить с ними. Несомненно, вы собирались выдать им Алена, когда он сыграет свою роль.

— Ваши гипотезы, мистер Холмс, шиты белыми нитками.

— Любую из них несложно проверить. Вы слишком уж много на себя взяли, оставив предостаточно следов. Даже идея о «немецкой шпионке», без сомнения, принадлежит вам: вы хотели, чтобы у вас были основания уехать отсюда, не вызвав подозрений — якобы спасаясь от преследований.

Ален Леру выпрямился, с ненавистью глядя на недавнюю сообщницу.

— Убийца… — прошептал он. — Бедный мой брат… Знал бы он, с кем связал свою жизнь.

— Зря вы во все это вмешались, мистер Холмс, — сказала Эмма, меланхолично теребя в руках сумочку. — Кому стало лучше от того, что вы докопались до правды? Мне? Алену, быть может?

— Тем, кто еще мог пострадать от вас в будущем, миссис Леру, — сухо ответил Холмс.

Дальнейшее произошло за долю секунды, и я, поглощенный их диалогом, не успел сделать ни движения. Эмма рывком выхватила что-то из заблаговременно раскрытой сумочки: в полумраке зала тускло блеснуло вороненое дуло револьвера. Лестрейд рванулся к ней, но зацепился ногой за стул и чуть не упал, выругавшись совершенно непозволительно для стража правопорядка. Вдова быстрым движением вскинула руку в направлении сцены, и по ушам ударил грохот выстрела. Внутри у меня все оборвалось, и я с криком кинулся к ней, схватив за руку. Она не сопротивлялась, с готовностью выпустив револьвер из слабых пальцев: ее наполненный неприкрытой злобой взор был направлен на опустевшую сцену.

Вспыхнул яркий свет. Холмс с улыбкой вышел из-за правой части занавеса и указал на остатки разбитой стеклянной панели, перегородившей сцену. Эмма стреляла в изображение!

— Представление окончено, леди и джентльмены, — сказал Холмс.

* * *

Лестрейд зашел к нам в гости спустя неделю. Я сразу отметил, что он пребывал в смешанных чувствах, и, проводив его в гостиную, не замедлил спросить, что случилось.

— Не выходит из головы это последнее дело, доктор Ватсон. Воистину, самое фантастическое из тех, с которыми я имел дело. Я ведь не сказал: тогда, еще в самый первый день я и впрямь, пусть и ненадолго, поверил в то, что нас посетил убийца из будущего.

Он покачал головой в досаде.

— Вам незачем сокрушаться, мой друг, — отозвался Холмс. — Не в этом ли и состоит искусство сцены: заставить нас на несколько мгновений поверить в чудо? Мы имели дело с творением двух талантливых братьев, и это как раз тот случай, когда простительно ненадолго впасть в заблуждение. Мне тоже пришлось ненадолго использовать силу их волшебства. Я ведь всерьез опасался, что миссис Леру будет настаивать на версии о несчастном случае: немного подумав, она осознала бы, что у меня нет неопровержимых доказательств ее вины. Только впав в отчаяние, она решилась на крайние меры, чем и подписала себе приговор.

— И преступление получило воздаяние в конце концов, — добавил я.

Лестрейд кисло скривился и покачал головой.

— Не удивлюсь, если и в Германии эта леди оставила после себя такое, о чем лучше молчать. Не оттого ли она покинула родину? Теперь уже сложно судить об этом, но знаете, некоторые люди испорчены насквозь, доктор Ватсон.

— Ужасно жаль Алена Леру, — сказал я. — Он ведь достойный человек, и на путь преступления его толкнула нужда. Что теперь будет с его сестрой?

— Думаю, что с ней будет все в порядке, — повеселел Лестрейд. — Только вчера мне телеграфировали из Парижа. Корабль, на котором везли Алена, прибыл в порт. В каюте нашли только двух жандармов, и руки одного были прикованы наручниками к ногам второго. Мерлин снова на свободе, джентльмены.