Девушка в красном (гет)

Стоило ли удивляться тому, что я видел два месяца назад в новостях? Наверное, нет.

На ступенях дома стояла красивая девушка, закутанная в одеяло. Хрупкая, заплаканная. Без следа косметики, но всё-таки такая красивая. Будто цветок. Красный цветок. Лилия или гиацинт.

Бурным водопадом кудрей вились её волосы, тонкими аристократичными линиями изгибались брови. Такая другая, но всё-таки узнаваемая.

Ожидал ли я когда-нибудь увидеть её на кадрах криминальной хроники? Да. Ожидал ли увидеть так, как увидел? Нет.

«По информации наших источников Вольф Грей более двух лет удерживал девушку в своём поместье, всячески измываясь над ней. Пока, наконец, в один из дней ей не удалось захватить оружие и, смертельно ранив своего обидчика, убежать».

Далее корреспондент утверждал, что Вольф познакомился с ней в теннисном клубе, красиво ухаживал, усыпил доверие, а позже запер в своём загородном доме и превратил в секс-игрушку.

Не знай я, что девушка в репортаже никогда не доверяла Вольфу, и уж тем более никогда не завела бы с ним настоящего романа, — я бы, возможно, поверил. И — последней ключевой деталью — вскользь упоминалось, что ему было известно, что она когда-то работала «строгой госпожой». Что, якобы, дополнительно его заводило. Мол, он хотел её сломать и сделать из доминатрикс покорную сабмиссивную «рабыню», готовую ради него на всё.

В нашем обществе это был грех посильнее изнасилования и удержания в плену. Попытка смены ориентации другому существу без его согласия. Надругательство над природой. Сотни самых различных течений и сообществ высказывались в поддержку моей «красной феи» и спешили плюнуть на ещё не остывшую могилу покойного. С самого начала стало ясно, что её не осудят. Процесс будет, но все её действия признают оправданными. Она ведь не просто защитила себя, а сделала мир лучше и чище, избавив его от таких «выродков» и «маньяков» как Вольф.

Я смотрел на её щёки, исчерченные бурой кровью, и размышлял, как они выглядели, когда кровь ещё была свежей. Красной. Как её волосы. Каково было слизать с её щёк эту кровь. Солёную и густую, будто кетчуп. Или, наоборот, жидкую — с медным привкусом страха.

Я представлял, как накрутил бы на руку эти длинные, свитые в кольца волосы, как добился бы от неё стона. А я добился бы. Стона и признания. Подтверждения или опровержения моим страхам, от которых темнело в глазах и становилось тяжело и жарко в паху. Спала ли она с ним? Чтобы расположить к себе, подобраться ближе, усыпить бдительность… Спала ли она с ним перед тем, как вонзить ему в сердце нож?

Наверняка — да. И при мысли об этом меня охватывали глухая ревность и отчаяние. Я хотел бы убить его ещё тысячью способов. А потом заставить её пожалеть.

Репортаж следовал за репортажем, я напивался всё сильнее и уже слабо представлял себе, где я нахожусь и что происходит. Меня душила ревность. Такая сильная, что на всё остальное мне было плевать. Я вспоминал, как долго добивался приглашения к ней домой. А этот Грей? Ему досталось всё готовое…

И из-за чего? Из-за каких-то денег и мести. Если бы она меня попросила… Если бы просто попросила… Я бы ободрал его как липку и заставил считать каждый цент. Я бы разорил его компанию дотла всего лишь парой-тройкой кликов мышкой. Но она решила, что всё сделает сама.

Она использовала его. Но до этого использовала меня. Кто знает, случайно ли мы с ней встретились во второй раз… А в первый? Добро пожаловать в клуб, не так ли? Я засыпал пьяный и злой, и в ушах у меня стояли её стоны, а на губах был не вкус виски и маргариты, которые я смешивал в опасной последовательности, а её неповторимый вкус.

* * *

Я был уверен, что никогда больше о ней не услышу.

Но вчера мне пришло письмо. И в нём авиабилет на Маврикий. Довольно пошло, да? Если бы не открытка, вложенная в письмо: «Я снова открыла пекарню. Пирожки или круассаны?»

Мне тридцать пять лет. Я всё знаю о рынке лесозаготовок. Но что мне ответить на это письмо? Кажется, я не освобожусь от неё никогда. Она проходит нитью сквозь всю мою жизнь.

Красной нитью.