Фото со вспышкой (гет)

— У меня вопрос насчет картотеки, — сказала Мона. Директор сидел за столом с отсутствующим видом. Он перевел участливый взгляд на Мону, однако она все никак не могла отделаться от ощущения, что он смотрит куда-то за ее плечо.

— Что такое?

— Большинство карточек не содержит никаких полезных сведений. Там написано буквально: "Амулет. Пятнадцатый век" — и все. Может быть, для сайта стоит подготовить более полную информацию? Если Шон подскажет какие-нибудь интересные детали...

— Это вряд ли, — мягко возразил директор. — Он не захочет. Но вас я ни в чем не ограничиваю, тексты — на ваше усмотрение.

— Спасибо, — сказала Мона.

Вбив в файл пару десятков "солярных символов" и "керамических мисок с фольклорным узором", Мона решила заняться чем-нибудь поинтереснее. За несколько дней она неплохо наловчилась фотографировать экспонаты в неярком музейном свете и теперь решилась заняться чем-то более интересным. Почему бы не устроить фотосессию жрецу? Она раз за разом перерывала карточки в поисках нужной, но не находила.

— Что ты там шуршишь? — наконец недовольно спросил Шон.

— Не могу найти информацию по жрецу. Карточки лежат в алфавитном порядке, но буквы "Ж" я почему-то вообще не вижу...

— Ищи на "Р", Рори.

— Почему Рори? — спросила Мона, но совету последовала и с удивлением вытащила карточку, на которой было написано: "Рори. Жрец. 15-й век".

— Должны же его как-то звать, — пожал плечами Шон. — Не я это придумал.

— Откуда взялось это имя?

Шон развернулся к ней на кресле, подался вперед и ответил:

— Из глубины веков! — а затем вытащил из ящика стола открытую пачку чипсов и принялся громко ими хрустеть.

— Стоп-стоп, пятнадцатый век. Не поздновато ли для язычества? Понимаю, первый век до нашей эры…

— Для язычества никогда не поздно.

— Шон, пожалуйста, расскажи мне про жреца, я не могу просто так перепечатать строчку с карточки и не дать никаких пояснений.

— Обычно я говорю посетителям: "Здесь у нас миниатюрная кукла-жрец. Посмотрите, как он хорошо сохранился, особенно учитывая, что его выкопали из земли археологи". А если там есть дети, то добавляю: "Его зовут Рори. Глядите, какая у него потешная борода. Не забывайте каждый день умываться, а то у вас вырастет такая же". Если хочешь написать все это на сайте, я не возражаю.

Мона, качая головой, вышла в зал. От Шона не было никакого толка, он только сбил весь настрой. Она сделала глубокий вдох и приготовила фотоаппарат. К сожалению, витрина со жрецом (или с "Рори", как сказал бы Шон) находилась в самом углу, так что света на нее попадало еще меньше. Мона пыталась и так и этак, но фотографии получались слишком темными. Ей ничего не оставалось как убрать стекло и выставить на фотоаппарате вспышку. Щелк — и помещение залило нестерпимо ярким светом. Мона зажмурилась, не понимая, что это, но ничего не произошло. Она открыла глаза — неужели ей показалось? Или что-то со вспышкой? Она посмотрела на фотоаппарат, и тут в зал вбежал рассерженный Шон.

— Вспышка! — закричал он. — В музее нельзя снимать со вспышкой!

На крик вышел директор. Он переводил взгляд с Шона на Мону и обратно, ничего не понимая.

— Шон, ничего же не произошло, — возразила Мона, но он подошел к витрине и начал вглядываться в жреца.

— Съемка со вспышкой не испортит экспонат, посмотри, с ним все хорошо… — продолжала она. Директор, разобравшись, в чем дело, подошел к Шону, и они вместе принялись рассматривать тряпичную куклу. Наконец оба облегченно выпрямились, Шон снял очки и протер глаза:

— Я не должен был повышать голос, извини.

В качестве моральной компенсации ее даже отпустили с работы на час раньше. Что ж, происшествие вышло неприятное, зато у нее освободился вечер. Мона решила нанести визит в кондитерскую. Она уже давно хотела перекинуться парой слов с Кариад и пополнить запас сахарных булочек, но все не хватало времени. Мона отправилась к автовокзалу, гадая, сможет ли найти кондитерскую сама, без карты. И ничего не получилось. Она выходила то на одну улицу, то на другую, но нигде не находила знакомой вывески. Поиск в Интернете тоже ничего не дал — далеко не у всех кафе в городе были сайты, а точек, показывающих близлежащие магазинчики, было чересчур много. Зато Мона нашла действительно красивое место у реки.

По Иллюминау текла мелкая речушка Рода, ее разделили на несколько рукавов, которые больше походили на ручейки, петлявшие по городу. Но здесь все рукава наконец-то сливались в полноводный мощный поток. На реке плавали лодки, а у небольшого причала даже стояло несколько катеров. Здесь Рода была убрана в красивую набережную, по которой можно было гулять, любуясь видом. Мона купила себе бутылку йогурта и сэндвич и устроилась на одной из лавочек. Она с интересом следила за лодками, которые превращались в черные черточки на фоне заходящего солнца. С воды дул холодный ветер, и она решила, что пора возвращаться домой, а то так и простыть недолго. Она направилась прочь от реки, однако все чаще ей навстречу попадались люди в темных капюшонах и масках, которых Мона старательно обходила стороной. Почему-то их становилось все больше и больше, а улица все не заканчивалась и не заканчивалась. "В ясную погоду старайся не ходить по Речной улице", — вспомнилось ей наставление Шона. Вокруг все заполонили сектанты. Они шли навстречу Моне, и ей было все труднее продираться сквозь толпу и идти против потока. И если раньше они ее не замечали, то теперь все чаще безумными глазами смотрели на нее и повторяли: "Свет! Свет!"

Продвигаться вперед стало почти невозможно, Мона пыталась прорваться хотя бы к стене какого-нибудь дома, но ее постоянно оттесняло в центр улицы. Она уже начала паниковать, когда кто-то сзади крепко схватил ее за плечи — она лишь увидела зеленый рукав куртки.

"Двигаемся, двигаемся, не задерживаемся", — сказал незнакомец и уверенно повел Мону не против толпы, а поперек. Они на удивление быстро выбрались на тротуар и свернули в пустой переулок. Мона выдохнула: только теперь она поняла, что дрожит. Она обернулась, чтобы поблагодарить своего спасителя — и застыла.

Возможно, был виноват адреналин, или лучи закатного солнца создали волшебное освещение, но незнакомец показался Моне настоящим красавцем: высокий, с оливковой кожей, золотистыми чуть вьющимися волосами и синими глазами. Она несколько секунд любовалась им, пока не поняла, что он аккуратно трясет ее за плечи и что-то спрашивает:

— Эй, эй, с тобой все в порядке?

— Ч-что? Да!

— Ну и славненько, — выдохнул он с облегчением.

— Что происходит? Кто все эти люди? — Мона вышла из переулка и издала удивленный вздох: Речная улица была пуста.

— Не смотри туда пока, — сказал незнакомец, утягивая ее обратно в безопасность переулка.

— Но там же были все эти люди… Я видела!

— Были. — К большому облегчению Моны (ей все это не почудилось!), кивнул незнакомец. — Сектанты частенько практикуют свои странные ритуалы на закате. Очень неосмотрительно оказаться здесь в такой час. Тебя не говорили?

— Говорили, но я как-то не придала значения… — Мона подумала, что стоит купить Шону примирительное пирожное, все-таки он ее предупреждал.

— Ты недавно в городе?

— Да. Я Мона.

— Бен.

— Очень приятно.

— Когда можно будет вернуться на улицу? Там останавливается мой автобус.

Бен задумчиво посмотрел на нее:

— Знаешь что, Мона, позволь угостить тебя кофе.

— С радостью!

— Я знаю один неплохой ресторанчик, пойдем.

Ресторан оказался симпатичным, посетителей было много, но официант-итальянец нашел для них уютный столик в глубине заведения. Кроме того, ресторан располагался практически напротив кондитерской Кариад, что Мона сочла хорошим знаком.

В ожидании заказа она украдкой разглядывала Бена. Магия заката перестала действовать — в обычном свете ламп его кожа оказалась бледной, волосы — русыми, а глаза не такими синими, но Мона все равно была уверена, что это самый привлекательный парень из всех, кого она видела. В ресторане громко играла итальянская музыка, Адриано Челентано пел что-то про сбежавшую Сюзанну, а их молчание стало неловким.

— Ты недавно в Иллюминау? — Ты знаешь эту кондитерскую? — спросили они одновременно.

— Что? Какую кондитерскую?

— Напротив ресторана. Это было первое место, которое я посетила после приезда в город. Меня напугал сектант на автовокзале, и я от него убежала. Ну и вид был у меня, наверное, когда я переступила порог, таща за собой чемодан.

— Да, я там бывал. Город у нас небольшой, так что — хочешь-не хочешь, — а везде хоть по разу да побываешь.

— Продавщицу зовут Кариад. Она славная, дала мне бесплатно кулек булочек.

— Ты тоже очень сла… э… Так ты недавно в Иллюминау?

— Да, пару месяцев.

— Странный выбор. Я хочу сказать, что из Иллюминау обычно хотят уехать, а не наоборот.

— Один фонд оплатил мою учебу в университете, и теперь я должна три года отработать в музее, в который они распределили, — объяснила Мона.

— Музей? — переспросил Бен. Он смущенно откашлялся: — Чтобы не было неловких открытий позже, признаюсь сразу, что Шон — мой отец.

— Серьезно? — воскликнула Мона и, сама того не замечая, уставилась на Бена, но ни одной Шоновой черточки в его лице не нашла.

— Не переживай, я пошел в мать.

Она смутилась, но в этот момент официант принес еду. За пиццей и кофе Мона рассказывала про себя, а Бен — что родился в этом городе, всю жизнь мечтал уехать, но все равно вернулся, что не слишком ладит с отцом и живет отдельно от него, что работает в местной строительной компании…

— Как тебе в Иллюминау?

Мона помедлила с ответом:

— Мне нравится ваш город, но что касается музея… иногда я чувствую себя так, словно теряю здесь время…

— Понимаю, — серьезно кивнул Бен. — Именно поэтому я когда-то отсюда уехал. Но что-то мне подсказывает, что ты нравишься городу.

— Правда? Честно говоря, я не всегда понимаю, что происходит. Например, сейчас — откуда взялась вся эта толпа? Неужели половина города — это сектанты?

— Нет, конечно, нет; их довольно мало. Многие жители их даже не видят…

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожилась Мона.

Бен покачал головой:

— Не слушай меня, я шучу.

— Шон тоже удивился, когда я сказала, что видела их. Но они ездят в том же автобусе, что и я, ходят по улицам, другие люди на них смотрят…

— Зря я это сказал. Серьезно. Не бери в голову.

— А днем я сфотографировала один экспонат со вспышкой, и Шон на меня наорал. Сначала я думала, что он просто срывает плохое настроение, а теперь не уверена: может, и правда не стоило этого делать, если в Иллюминау все работает не так, как в других местах…

— Ох, — поморщился Бен, — в музее действительно не должно быть много света.

— Почему? Что теперь будет?

— Я не знаю, слушай, давай свернем этот разговор. Наш город и музей действительно с особенностями, но самое страшное ты уже пережила полчаса назад на Речной улице.

— Ладно. — Мона надулась было, но потом ее лицо вновь прояснилось:

— Зайдешь со мной в кондитерскую Кариад? Хочу купить чего-нибудь и завтра отнести в музей.

— Конечно.

Мона подумала, что, видимо, и Бену она симпатична, потому что он не только оплатил счет в ресторане, отклонив предложение Моны поделить сумму пополам, но и порывался заплатить за ее покупки в кондитерской, что Мона уже не могла позволить, а Кариад от души смеялась и многозначительно подмигивала.