Фото со вспышкой (гет)

The dog days are over

The dog days are done

Can't you hear the horses

Cuz here they come ⁽¹⁾

Мона выкрутила радио на полную громкость. Вчера вечером вернулся Бен, и сегодня утром они должны были встретиться.

Happiness hit her like a bullet in the back

Struck from a great height

By someone who should know better than that

The dog days are over

The dog days are gone ⁽²⁾

Мона выскочила из дома и припустила на остановку. Они договорились встретиться на набережной, но она оказалась на месте минут на двадцать раньше назначенного времени. Она решила погулять по соседним улицам. Свернув в один из переулков, по которым Мона вроде бы не ходила раньше, она оказалась прямиком у автовокзала. Одинокий автобус ждал отправки, голуби с громким курлыканьем прогуливались вокруг урны, несколько пассажиров с чемоданами дисциплинированно ждали начала посадки.

— О, знакомое лицо, — услышала Мона и узнала старичка в сером пальто — того самого, что заговорил с ней недавно вечером на набережной. В свете дня она могла получше рассмотреть его морщинистое лицо и цепкие темные глаза.

— Доброго вам дня. Вижу, вы решили последовать моему совету и уезжаете.

— Вовсе нет. С чего вы это взяли? — спросила Мона и тут же спохватилась: автовокзал. — Я хочу сказать, — поспешила добавить она, — что я не уезжаю, просто у меня назначена встреча поблизости.

— Встреча, — повторил старичок. — Ну, не буду вам мешать, хорошего дня, Мона.

Мона удивилась, что он знает ее имя, но не придала этому значения. Она пожала плечами и поспешила вернуться на набережную. Там ее уже ждал Бен. Она бросилась к нему, а он тут же распахнул навстречу руки и крепко сжал ее в объятиях.

В среду Мона отпросилась на утро и поехала в библиотеку. Там она несколько часов поработала в читальном зале, собирая данные о янтарной статуэтке из музея, а затем отправилась пообедать в кафе. Она не слишком хорошо знала этот район и пошла в первое попавшееся заведение, оказавшееся неподалеку. Внутри полутемное помещение было обито темным деревом, из-за чего обстановка казалась угнетающей, воздух был затхлый и влажный, как в подземелье, и даже веселый джаз в колонках не мог спасти ситуацию. Еда тоже была не из лучших. Мона без удовольствия допила кислящий кофе и расплатилась с официантом, когда за ее столик сел тот самый старичок с автовокзала.

— Простите за беспокойство, — сказал он, — я живу неподалеку и случайно увидел вас здесь. Пожалуйста, не думайте, что я вас преследую.

— Чем я могу вам помочь? — спросила Мона.

— Я знаю, что вы работаете в музее. А у меня есть некоторые вещи, которые я хотел бы отдать в коллекцию. Вы не против их посмотреть? — на коленях у него лежал черный полиэтиленовый пакет, и Мона вдруг почувствовала, как холодок пробежал по спине. Нет, она не хотела смотреть на содержимое пакета.

— Извините, но не я принимаю решения. Вам лучше подойти в музей и показать это директору. И вообще, мне уже пора возвращаться на работу.

— Видите ли, мой отец состоял в местном культе.

Мона заинтересованно посмотрела на него.

— После его смерти остались довольно интересные вещи. Город и культ живут словно параллельными жизнями. Членов культа можно видеть каждый день, но никто не знает, чем они занимаются, почему их здесь так много. Наверняка вы заметили некоторые… хм… особенности города. Что является их причиной? Возможно, все дело в культе. Но даже в местном музее вы не найдете ни слова о его деятельности. Может быть, пора нарушить молчание?

— Я действительно должна бежать. Мой автобус скоро уходит, а следующий придет только через полчаса.

— О, так подъедем на метро! Неподалеку станция подземки, два перегона — и мы у музея. Так выйдет гораздо короче, чем если вы поедете на автобусе.

— Ну хорошо, — согласилась Мона и последовала за старичком.

— Меня зовут Феликс. Простите, что не представился сразу. Так вот, от отца у меня осталась небольшая коллекция, я отобрал несколько самых интересных вещей.

Они свернули в переулок, и Мона увидела вход в метро — навес на ржавых столбах и уходящие вниз ступеньки. Серые стены из каменных плит были исписаны пестрыми граффити. Пока они не дошли до стеклянных дверей, в воздухе чувствовался сильный запах мочи. Мона купила пару жетонов в кассе у безмолвной кассирши. За турникетами с мерным шуршанием спускался эскалатор. Кроме нее и Феликса в метро практически никого не было, только парень с длинными черными волосами спускался на станцию да две уставшие женщины с сумками поднимались на выход. Станция была ничем не примечательной, серой, с неярким светом. Табло показывало восемь минут до следующего поезда. Они сели на не слишком чистую деревянную лавку, и Феликс принялся демонстрировать свою коллекцию. Сначала он достал маски — первая была вышита бисером, узор складывался в закрученную спираль.

— Эта маска осталась от прабабушки, — сказал он. — А вот эти носил дед.

Мона чуть не вскрикнула: первая маска имитировала птичий клюв, по бокам с нее свисали перья. Вторая напоминала оскаленную пасть какого-то животного.

— Мне кажется, что в основе этой маски — настоящий звериный череп, никогда не проверял, но так говорили у нас в семье. Не хотите подержать? Тяжелая…

Мона вцепилась в полы пальто и помотала головой. Ей не нравились маски, они вызывали какой-то иррациональный страх.

— Говорят, что раньше в таком виде ходили люди, занимавшие высокий пост в культе. Потом им запретили, так как обычный народ пугался. — Феликс усмехнулся, и его смешок эхом отозвался на станции.

— Вам нужно поговорить с директором — разрешит он выставить эти маски или нет.

— У меня еще есть фотографии города. Некоторые из них вас наверняка заинтересуют.

Мона неохотно взяла небольшую стопку черно-белых фотографий из его рук. В этот момент раздался звуковой сигнал, и через полминуты с жутким шумом и скрежетом прибыл поезд. Вагон был почти пустым. Мона и Феликс сели на замызганное, обитое дешевой зеленой тканью сиденье. Двери закрылись, и поезд загрохотал по подземелью. Феликс что-то говорил, комментируя каждую фотографию, но Мона его не слышала из-за шума. Она просто разглядывала старые фото Иллюминау, узнавала здания, улицы… лица. Мона сначала не поверила своим глазам, но присмотрелась и поняла, что ей не кажется: с одной из фотографий на нее смотрел, улыбаясь, молодой Шон. Он был тощий, лопоухий, в своих неизменных очках. Он и еще несколько человек в обычной одежде позировали рядом с сектантами. Шон положил руку на плечо невысокой женщины в темном балахоне и с маской на лице. Женщина была беременна.

"Бен", — прошептала себе под нос Мона. Они с ним столько раз говорили о Шоне, но никогда не касались в разговорах его матери.

— Вот мой отец, — Феликс тыкал пальцем с длинным ногтем в высокого мужчину на фотографии. — А это одна из самых преданных его сторонниц. Рядом с ней стоит ваш коллега, он всегда интересовался необычным и экстраординарным. Не знаю, состоит ли он в секте, но то, что он всю жизнь работает в музее — не просто так.

Он говорил что-то еще, но слова терялись в стуке колес. Наконец Феликс поднялся, знаками показывая Моне, что пора выходить. Станция, название которой Мона не расслышала, мало отличалась от той, на которой они сели в поезд — та же серость, то же тусклое освещение.

— Вижу, что фотографии вас заинтересовали больше, чем маски.

— Да… если позволите, я бы хотела взять их и показать директору.

— Благодарю сердечно, именно на это я и рассчитывал. Выход туда. Выберетесь сами? А я поеду обратно к себе.

— Хорошо, до свидания.

Феликс церемонно склонил голову, и Мона поспешила выйти наружу. Она не понимала, почему неожиданное открытие так ее расстроило. Мало ли чем Шон занимался по молодости… Но нет — все, что касалось секты, пугало и казалось опасным. Мона, подобно многим жителям, старалась не замечать сектантов, а теперь Бен, ее Бен, оказался каким-то образом тесно связан с этими поедателями солнца, или как там они назывались. Мона почти не следила, куда идет, ноги сами вывели ее по эскалатору, сквозь стеклянные двери, по замызганному переходу и по лестнице наверх. Она с наслаждением вдохнула свежий мокрый воздух города. Каштан скинул ей под ноги колючий зеленый ежик, но Мона его не подобрала.

В музее она была молчалива и грустна, фотографии она никому не показала и вообще ушла с работы почти на час раньше. Дома она пересмотрела их и нашла Шона еще на двух снимках. Беременная женщина была неизменно рядом с ним. Но представить, что Бен все это время являлся членом секты и врал ей… Эта мысль была невыносима. Чтобы отвлечься, Мона включила радио и принялась проверять почту — ей пришло несколько писем.

— I don't like walking around

This old and empty house

— So hold my hand

I'll walk with you, my dear ⁽³⁾

Одно из писем было от фонда "Гелиос" — ей опять предлагали покинуть Иллюминау раньше срока.

— Some days I can't even trust myself

— It's killing me to see you this way

— 'Cause though the truth may vary

This ship will carry our bodies safe to shore⁽⁴⁾

Мона знала, что сегодня Бен планировал работать допоздна, они даже перенесли свидание, но не выдержала и позвонила ему.

— Что с тобой? — спросил он, едва услышав ее голос. — Что-то случилось?

— Случилось. Город со мной случился. Можешь приехать?

И Бен приехал. Мона тут же показала ему фотографии и потребовала ответа.

— Да, моя мама была сектанткой, — нехотя ответил он. — А может, и сейчас ею остается, не знаю, я никогда с ней не встречался. Отец растил меня один. Когда я спрашивал, где моя мама, он говорил, что она умерла, но потом, когда я стал постарше, открыл правду. Он встречался с девушкой, Мэри, и когда узнал, что она состоит в секте, решил, что это не проблема. Шон свободно посещал собрания, но делал это ради мамы, культ его не интересовал. Потом там стали происходить вещи, которые нравились ему все меньше и меньше. Он пытался вытащить Мэри из секты, но безуспешно. Он не рассказывал подробности, но как-то обмолвился, что Мэри там и родила, и ему пришлось искать ее, чтобы забрать ребенка, то есть меня. Я никогда ее не видел; у Шона было несколько фотографий, но на них она в платье, а не в сектантском наряде.

— Феликс сказал, что Шон сам чуть ли не сектант.

— Кто?

— Старик, который передал мне фотографии. Я сталкивалась с ним пару раз до этого, а сегодня он подошел ко мне, когда я закончила работать в библиотеке. Его отец был сектантом, и Феликс хотел передать в музей маски и фотографии. Он говорил, что Шон как-то связан с сектой. Или я не так поняла: мы ехали в метро, и было шумно.

— Где вы ехали? — переспросил Бен.

— Ну, в подземке, в поезде…

— Мона, — сказал Бен, аккуратно кладя руки на плечи Моны, — в Иллюминау нет метро, у нас слишком маленький город для этого.

Глаза Моны наполнились ужасом:

— Но как же… Я же видела, там были пассажиры…

До нее потихоньку доходило, что она подробно изучала транспортную систему города, и метро в ней не было. Мона бросилась в прихожую и стала лихорадочно искать в кармане оставшийся жетон — и нашла. Бен с интересом разглядывал темный кружок.

— Давай-ка сядем, — сказал он наконец. Они уселись на кровать, он притянул Мону к себе и успокаивающе провел рукой по спине. — Давай я сделаю тебе чаю? Хочешь?

— Я ведь не сошла с ума?

— Нет. Но эта история с несуществующем метро мне не нравится.

— Don't listen to a word I say. Hey!

The screams all sound the same. Hey!

— Though the truth may vary

This ship will carry our bodies safe to shore⁽⁵⁾

— Мне хочется отсюда уехать, — буркнула Мона, зарываясь лицом в свитер Бена.

— Уедем отсюда вместе. Я целый день места себе не находил, так и чувствовал, что что-то не так.

— Мне пришло еще два письма от фонда "Гелиос", — всхлипнула Мона, — что они разрешают завершить работу в музее уже сейчас, а не ждать три года.

Рука Бена, которая скользила вверх и вниз по ее спине, замерла.

— И что ты думаешь? — спросил он.

— Я думаю, что обучение мне оплачивал фонд "Галилей", а никакого "Гелиоса" я и знать не знаю.

Though the truth may vary

This ship will carry our bodies safe to shore ⁽⁶⁾

— Дурацкое радио, — нервно хохотнула Мона. — Одну и ту же песню гоняет по кругу.

— Ой, кажется, я сейчас расстрою тебя еще больше.

— Что такое?

Бен нехотя разжал объятия, встал и принес играющий приемник.

— Здесь нет батареек, — объяснил он и в доказательство снял панель с задней стенки аппарата. Там действительно было пусто. — Я думал, что ты знаешь.

— Но… как же оно играет?

— Считай, что это город так с тобой общается.

This ship will carry our bodies safe to shore, ⁽⁷⁾

— подтвердило радио и затихло.

— Такое не слишком легко принять, — сказала Мона задумчиво. — Слушай, а моя любимая кондитерская, она-то хоть настоящая? Мне кажется, что я натыкаюсь на нее каждый раз случайно. А когда ищу специально, никогда не нахожу…

— Настоящая. Как минимум я учился с Кариад в одной школе.

— Это обнадеживает.

— Тогда приготовлю нам обоим чай, — отозвался Бен. — Поверь, все потрясения мира гораздо лучше перевариваются с чаем.

1) Черная полоса закончилась

Черная полоса закончилась,

Разве ты не слышишь лошадей,

Потому что они близко

Вернуться к тексту

2) Счастье настигло ее, как пуля

Пущенная с большой высоты

Кем-то, кто не должен был так поступать,

Черная полоса закончилась,

Черная полоса ушла.

Florence and the Machine, Dog Days Are Over

Вернуться к тексту

3) — Я не люблю бродить

По этому старому и пустому дому.

— Так возьми меня за руку,

И я пойду бродить вместе с тобой.

Вернуться к тексту

4) — Порой я не могу доверять даже себе.

— Меня убивает, когда я вижу тебя в таком состоянии.

— И хотя правда может разниться,

Этот корабль доставит нас на берег невредимыми.

Of Monsters and Men, Little Talks

Вернуться к тексту

5) — Не верь ни слову, что я говорю. Эй!

Все крики звучат одинаково. Эй!

— И хотя правда может разниться,

Этот корабль доставит нас на берег невредимыми.

Of Monsters and Men, Little Talks

Вернуться к тексту

6) И хотя правда может разниться,

Этот корабль доставит нас на берег невредимыми.

Вернуться к тексту

7) Этот корабль доставит нас на берег невредимыми.

Вернуться к тексту