Re animae (гет)

К полудню все в Волшебном Мире знали, что в Хогвартсе случилась беда. Журналисты спешно писали статьи. Вышел экстренный выпуск «Ежедневного Пророка». И вскоре Хогвартс наводнили представители Министерства и Попечительского Совета. Гарри Поттер, глава Аврората, аппарировал в Хогсмид. Прошло более десяти лет, но все до сих пор считали, что, какая беда ни случись — виноваты Пожиратели Смерти. Лет пять назад был задержан последний из них. И никто не сбежал из Азкабана. Но с фантазией у волшебников напряженно, вон и Пророк разрывается: «Возвращение Пожирателей Смерти! Они хотят лишить нас будущего! Дети в опасности!». Гарри Поттер, чертыхаясь и прыгая по осенней грязи, шел в Хогвартс. И уже у Запретного Леса он почувствовал, как покидает его магия. «Экскуро!» — задумчиво произнес Гарри, направив палочку на ботинок. Немного жидкой осенней грязи упало на дорогу. «Гравитация!» — подумал Гарри и, продолжив чертыхаться, побрел к Хогвартсу.

Он возвращался сюда и вспоминал детство. И пусть каждый год был омрачен присутствием Волдеморта, но время шло и теперь, когда минуло более десяти лет, вспоминалось только хорошее. Дружба. Волшебство. Юность. Почему-то в молодости веришь, что если дружба — так навсегда, а, если любовь, то до гроба. Но Гарри давно не питал иллюзий — у каждого была своя жизнь, свои заботы. Они все реже виделись с Роном вне работы, не подавала о себе вестей Гермиона. Гарри знал, где она, но не хотел становиться незваным гостем.

А Джинни? Что Джинни… У них были дети, и он привык к ней. Он знал, как она спит и дышит во сне, как злится по утрам, уходя на работу. Что любит и чего не любит. Что читает, какую музыку слушает. Он так привык к ней, что, казалось, она уже ни чем не могла его удивить. И он жалел иногда о тех днях, когда он видел ее, и сердце как бешеное колотилось в груди, когда он полночи лежал, не смыкая глаз, и все думал о Джинни. По тому дню, когда он впервые поцеловал ее, когда у него дрожали руки и темнело в глазах. Отношения стали иными, и не то чтобы Гарри не нравилась эта спокойная жизнь. Просто он помнил другое.

Гарри остановился посреди дороги. Осенний воздух был чист, и Хогвартс не скрывала привычная осенняя дымка. Путаница башенок и зубчатых стен. Солнце светило еще ярко, но уже не грело. Блики играли на крышах замка. Он снова видел квиддичное поле, прошел мимо хижины Хагрида, окруженной, как всегда, гигантскими тыквами.

В замке все стояло вверх дном. Гарри невыносимо захотелось заткнуть уши и спрятаться. Ученики с первого по седьмой курс с Гриффиндора, Хаффлпаффа, Равенкло и Слизерина толпились у входа в замок.

Гарри не видел, как домовые эльфы пришли на помощь Директору Снейпу, они одни сохранили свою магию. Эльфы аппарировали на седьмой этаж, хватали за руку гриффиндорцев. Вниз. Потом обратно. Потом за Равенкло. Северус недоумевал — почему эльфы могут пользоваться магией, а он нет. Это задевало.

Гарри нашел взглядом Директора и Министра Магии — Кингсли Шаклбота. Они что-то бурно обсуждали. Рядом стояла Минерва МакГонагалл, но взгляд у нее был отсутствующий. Хагрид просто сидел на скамейке и крутил свой знаменитый зонтик.

— Здравствуйте, господа.

Кингсли протянул Поттеру руку. МакГонагалл кивнула. Хагрид привстал, собираясь стиснуть Гарри в дружеских объятиях. И только Снейп скривился, как будто увидел таинственного мозгошмыга.

— Поттер. Какими судьбами?

— Профессор Снейп. Я, как всегда, пытаюсь найти доказательства для нашего уважаемого общества, что это не происки Пожирателей Смерти. И я хотел бы помочь. Аврорат хотел бы помочь. Чем богат…

Кингсли Шаклбот прервал их — намечающуюся перепалку Снейпа и Поттера можно было слушать часами.

— Директор Снейп. Господа. Пока представители Министерства разберутся, что случилось в Хогвартсе, нам нужно решить, что делать с учениками. Какие есть предложения? Директор?

— Я не хотел бы закрывать Хогвартс. Возможно, сегодня-завтра все вернется на круги своя. Мы вполне способны обеспечить ученикам прежние условия. Пока можно проводить теоретические занятия.

— Хорошо. Мы оповестим родителей учеников и те, кто сочтет нужным, смогут забрать своих детей. Надеюсь, на время. Директор, не могли бы вы ввести нашего аврора в курс дела?

— Да. Поттер, в Хогвартсе больше нет волшебства. Что-то случилось сегодня ночью. В семь утра я еще мог, сказав «Люмос», увидеть тусклый огонек. Сейчас нет и этого. Интересно, что на расстоянии трех миль от Хогвартса все магические способности восстанавливаются. Так, профессор МакГонагалл? — Минерва кивнула. Взгляд у нее был затравленный. — Что еще? Да — на домовых эльфах это никак не отразилось. В принципе, их никто и не изучал, возможно, у них другая природа магии. Им и палочка-то не нужна. Лестницы больше не двигаются, волшебные свечи не горят, продукты портятся — эльфы не справляются со всем. В Хогвартсе больше не осталось волшебства. И я не знаю почему.

— Я понял, Профессор. Чем я могу вам помочь?

— Я составил список, он у Кингсли. Все, что нужно в первую очередь — пища, домовые эльфы в помощь эльфам Хогвартса, дрова — с отоплением теперь будут проблемы. Вода. Кто-то должен доставлять воду с озера. Гужевой транспорт. Или... эти ваши… машины. И да, Поттер, мне нужен врач. Обычный маггловский врач. Мадам Помфри без палочки обезумела. Она и руку не забинтует. А у меня столько учеников — порезы, ссадины, переломы. И это самое простое, что с ними может случиться. Я пробовал с утра одно зелье — оно не сработало. И вряд ли я рискну испытать на себе или других что-то еще. Действие может быть непредсказуемым.

Но Гарри, услышав о маггловском докторе, окончание пространного снейповского монолога (раньше он был более краток) пропустил мимо ушей. Гермиона. Самый что ни на есть маггловский врач. И все знает о Волшебном Мире. Не нужно никаких «Обливиейтов». Гермиона была несчастлива. Гарри чувствовал это — он слишком хорошо ее знал. Ну что ж, он вернет ее в Хогвартс — когда это Гермиона Грейнджер отказывалась помочь в беде?..

— Мистер Поттер? — Снейп сверлил его своими черными глазами, и Гарри поежился. — Вы нам чем-нибудь поможете? Или так и будете витать в облаках? Да что с вами? Расслабьтесь, сейчас не урок зельеварения. — Снейп наслаждался реакцией Поттера. Но Гарри совсем не потому щурил глаза и ежился.

— Да, Директор. Я думаю, что смогу найти вам маггловского доктора, — и лучше тебе попозже узнать, что это будет знаменитая гриффиндорская всезнайка. Невыносимая мисс Грейнджер. — И я думаю, что смогу выделить сотрудников для охраны границ Хогвартса. Волшебства нет, и магглы смогут вас обнаружить.

Снейп нервно тискал бесполезную палочку. Кингсли проглядывал список и что-то помечал там шариковой ручкой — он быстро мог ко всему приспособиться.

— А Гарри прав, — сказал он, — я тоже пришлю вам несколько своих людей — стирателей памяти. Магглы — они же любопытны как еноты. Работа предстоит серьезная.

Кингсли со Снейпом и МакГонагалл отправились к замку. Хагрид, наконец, смог обнять Гарри, у того даже что-то затрещало в груди.

— Как ты, Гарри?

— Спасибо, Хагрид. У меня все хорошо. Вот только у вас что-то случилось.

— Ага. Я боюсь за своих животных. Они чахнут, Гарри. Вот, например, старший сын Арагога…

Гарри открыл было рот, но решил не обижать Хагрида. Он помнил теплую дружескую беседу с Арагогом. И не соврал бы, сказав, что он не огорчится, если дети его совсем... зачахнут.

— Мы разберемся, Хагрид. Правда.

— Хорошо бы, Гарри, ведь Арагог…

Но бесстрашный аврор Поттер уже сбежал от Хагрида. Конечно, он не нашел Пожирателей Смерти. Тяжело найти то, чего нет.

Гарри подождал пару дней, пока все немного утряслось. Сделал уклончивое сообщение журналистам, оставив им простор для фантазии, и аппарировал по координатам, что дала ему Гермиона. Наверное, не стоит рассказывать, как Гарри искал ее дом. Это оказалось чуть легче, чем поиски крестражей.

Гермиона открыла ему дверь. Она похудела, и карие глаза ее, в которых он не мог разглядеть былого света, кажется, стали еще больше. Каштановые волосы были коротко подстрижены, что, правда, не мешало им вести себя как вздумается. Он не понял — рада она его видеть или нет. Слишком многое одновременно читалось на ее лице. И страх, и радость, и горечь, и отрицание, и немного любопытства. Гарри обнял ее.

Потом они пили огневиски. Он все изучал Гермиону — худые руки, тонкие в запястьях, изящные пальцы — они так здорово справлялись с палочкой. Но, Гермиона, почему ты так обреченно склонилась над столом? Так опустила плечи? Ты же всегда была упрямой, ты ничего не боялась. А вслух он сказал:

— Вернись.

И они вернулись. Он не думал, что все так легко получится. Гермиона, приговорившая полбутылки огневиски, нравилась Гарри. Это была не прежняя гриффиндорская всезнайка, но уже много лучше той Гермионы, к которой он пришел несколько часов назад. Девушка неестественно четко печатала шаг, будто боялась оступиться или покачнуться. Смотрела прямо перед собой. Она будто не понимала, что снова оказалась в Волшебном Мире.

Потом они пили сливочное пиво в «Трех метлах». Гермиона чуть пришла в себя и начала смотреть по сторонам.

— Как ты? — спросил Гарри тихо.

— Нормально. Знаешь, Гарри, мне кажется, что все это, вокруг меня, мираж. Я как будто смотрю фильм в маггловском кинотеатре. Про Волшебный Мир. И на себя я словно со стороны смотрю. Скажи, что я не сплю, Гарри…

— Ты не спишь, Гермиона. Ты забыла, что в мире есть волшебство. Я прошу тебя, останься. Я нашел тебе дело. Хогвартсу нужна помощь. Ты не сможешь отказать. Если ты все еще та храбрая гриффиндорка, которую я знал столько лет.

Гермиона подняла глаза. Взгляд ее стал удивительно осмысленным — будто не она пила огневиски и сливочное пиво. Она приоткрыла рот, потом закрыла, потерла рукой подбородок и, наконец, спросила:

— Что случилось, Гарри?

— Хогвартс… там больше нет волшебства. И все, кто находится в замке, лишены магии. Никакой магии в радиусе трех миль.

— Почему? И я? Чем я могу помочь?

— Я не знаю, почему. В школе остаются ученики. Министерство пока не торопится закрывать школу. Кингсли Шаклбот, ну, ты знаешь, он не такой полоумный, как министры до него. Он решил, что не стоит торопиться. Домовые эльфы со своей загадочной беспалочковой магией пока справляются. Я имею в виду — готовят пищу, убирают. Все переселились на нижние этажи — лестницы зависли в воздухе. Хотя, казалось бы, должны попадать. Ты пойми, ты же врач — скученность, антисанитария… Порезы, переломы, поносы… Им нужен доктор. Сам Снейп просил меня помочь. И я пообещал.

— Ты пообещал Снейпу меня?

— Нет, Миона. Я не рискнул. Я пообещал ему маггловского врача. Ты...

— Я пойду с тобой, Гарри… — четко сказала Гермиона. И выглядела она так, будто ей море по колено.

Гермиона не думала. Она решила — кинулась как с обрыва в омут. Потом, все потом. Еще будет время на обдумывания своих парадоксальных поступков. Она потеряла магию, но осталась безрассудной гриффиндоркой. И профессия врача неотложной помощи научила ее соображать и действовать быстро. Иногда она действовала быстрее, чем успевала подумать.

— Мне нужно составить список.

— Отлично, Миона. С чего ты еще могла начать, как не со списка?

Гарри попросил у Розмерты пергамент и перо. Гермиона диктовала, он писал, поминутно переспрашивая. Слишком много встречалось незнакомых слов, но Гермиона отказалась переводить их на доступный английский. Медицинская терминология, так она выразилась. Через пятнадцать минут все было готово.

Гарри помотал головой в восхищении — Гермиона осталась Гермионой — все было изложено четко и ясно. Сначала — к ней домой, в Лондон, на старую квартиру, где она уже не была несколько лет. Куртка, джинсы, носки, ботинки, шапка и так далее. Потом в Королевскую лондонскую больницу. Найти Джеймса Колмигоу. Показать список того, что не достать в аптеках. Сказать, что от Гермионы. Подождать, пока он соберет сумку. Все уменьшить, рассовать по карманам. И последнее — в аптеку. Еще один длинный список.

Гарри оставил Гермиону в «Трех Метлах» и попросил Розмерту присмотреть за девушкой. Но та и не думала совершать никаких глупостей. Она сказала тихо: «Ну, вот и я вернулась…» — так, будто это помогло ей совершенно поверить в происходящее. В «Трех Метлах» сегодня вечером было не повернуться. Гермиона радовалась, что столик ее в укромном углу, и что она пока остается неузнанной. Хотелось спать. Она зевала и пыталась бороться со сном, терла скулы, подбородок, уши, но помогало плохо. Тогда Гермиона решила просто отдохнуть — она боялась, что если заснет, то все исчезнет. Тяжело было снова поверить в сказку. Потому она положила руку на руку и уткнулась лбом в предплечье. И, конечно, сразу заснула.

Гарри не было часа три. За это время Гермиона дважды поднимала голову, смотрела невидяще вокруг, меняла потерявшую чувствительность руку и вновь засыпала. Ей ничего не снилось. И это было замечательно.

Гарри вернулся в Хогсмид вечером. Он смотрел на Гермиону — на ворох ее коротких волос, тонкую шею и острые выпирающие позвонки. Худые кисти, покрытые сеточкой вен. Колючие локти. Гарри не хотелось ее будить. Но лучше добраться до Хогвартса засветло. Он с сожалением потряс ее за плечо.

— Миона, проснись, проснись же!

Она долго смотрела вокруг и, казалось, продолжала спать с открытыми глазами. Две чашки кофе немного привели ее в чувство.

— Нам нужно идти, Миона…

— Я готова. Пойдем.

Они долго шли по дороге. Гермиона проснулась и приободрилась. У нее промокли и замерзли ноги, захлюпал нос. И что-то припухло в горле. Почему что-то? Миндалины. Все-таки Гермиона была врачом и часто думала о себе медицинскими терминами. Мелкие неурядицы ничуть ее не огорчали. Перед глазами прыгали горы, низкое облачное небо, темно-зеленые ели. И в разуме ее, несколько сбитом с обычной рациональной позиции огневиски, представлялось, что она кусочек из паззла, который подходит только к одной картине, а в картине — только к одному месту. И кусочек пытается вернуться.

Гермиона даже начала бормотать себе под нос песенку, придуманную тут же и от этого немного нескладную, про Волдеморта, Нагайну и Снейпа. Гарри глянул на нее исподлобья — неужели она повредилась умом? Он ни разу ни видел ее поющей песенки. Да еще и собственного сочинения. Но шагала она ровно, хлюпала носом и посматривала на него спокойно.

В Хогвартсе кто-то ходил по Астрономической башне. Шаркал устало ногами. Тяжело вздыхал. Странно, кто бы это мог быть? До Астрономической башни теперь было не добраться.

Миссис Норрис той ночью повредила связки. Мяукала хрипло, а к вечеру сипела. Но не это так угнетало ее, а то, что порядок в Хогвартсе пропал вместе с волшебством. Гриффиндорцы жили со слизеринцами. Равенкловцы с хаффлпаффцами. В любимых ее Подземельях стоял шум и гам. Никого не наказывали — не до этого было. Пару раз она совсем не ласково получила под хвост. Неудивительно, что миссис Норрис приняла это как конец света. Да еще и Аргус беспробудно пил. Обладал ли огневиски какими-то волшебными свойствами, было неизвестно, но алкоголь сохранил в нем все свое действие. Если бы миссис Норрис не была такой консервативной английской кошкой, она бы давно все бросила и сбежала. Потому что мир сдвинулся с места.

Профессору Северусу Снейпу было тревожно. Он доверял своим ощущениям и он не мог понять, что же еще случится. Куда уж хуже? Но Снейп просто не знал, что со стороны Хогсмида уверенно шагает по дороге мисс Грейнджер, да еще и напевает песню про то, как он погубил любимую змею Волдеморта. Причем по песне выходило так, что Нагайна была кем-то вроде котенка, а Снейп был главным злодеем. Но это Гермиона так, в сердцах. Пыталась подбодрить себя перед встречей с грозным профессором. Хоть и была она врачом и кое-что повидала на своем веку, но подозревала, что может, как всегда, немного оробеть в присутствии Ужаса Подземелий.

Но вернемся к Снейпу. Бытовые проблемы угнетали его не меньше, чем отсутствие магии. Хочешь принять ванну — сходи за водой. Сходил за водой — придумай, как ее нагреть без помощи магии. Или — вперед, в организованную эльфами общественную душевую, где вода подогревалась в котлах. Два раза в неделю. И ни разом больше, будь ты хоть заслуженный Директор Хогвартса и полный кавалер Ордена Мерлина. Но Снейп, как известно, не особо любил общество. Тем более, общество юных учеников, что задорно плескались в общественной купальне. Директор стоически мылся холодной водой. Благодарил пассивные механизмы канализации. Ежился, намыливался и, к концу мытья еле шевеля напрочь замершими пальцами, не понимал — чистый он или еще в мыле. Зуб на зуб не попадал. С дровами тоже было туго, и Северусу часами хотелось лежать под грудой одеял, пока не согреется. Но чувство долга всю жизнь вынуждало его делать не то, что он хотел. Снейпу не нравился тыквенный сок, один тыквенный сок и никаких вариантов. Он ел вместе со всеми холодную овсянку на завтрак, потому, что не было ничего другого. А меньше всего ему нравилось полоскать свою мантию и рубашки в ледяной воде с сомнительным мыльным корнем и золой. Но так делали все. Все, кто хотел спасти Хогвартс. Все, для кого он был домом.

А эти ученики? То сыпь, то порезы, то голову разбил, то сок тыквенный боком вышел, то ноги промочил — нос хлюпает. Перечное зелье можно было пить сколько угодно — все без толку. Интересно, что мерзкий вкус остался, а вот эффекта не было. И когда этот мальчишка Поттер доставит маггловского врача? Обещал же. Больше половины учеников остаются в школе. Мадам Помфри саму в пору лечить.

Северус потер перевязанную серой тряпицей ладонь. Он глубоко порезал кисть о край ведра — где эльфы взяли такую опасную посуду? Жаль, что он не знал ничего, кроме своих зелий. Рана не заживала — края покраснели, а по ночам он чувствовал, как что-то дергает ладонь — будто там стучит еще одно сердце.

В мятой мантии, голодный и злой, Снейп отправился инспектировать спальни. Никто не снимал баллы с факультетов, никто не назначал взыскания, но ученики, будто проникнувшись постигшей Хогвартс трагедией, вели себя на удивление послушно. Рыжий Уизли — они все рыжие, Снейп, — Рональд, аврор, следил, чтобы про Хогвартс не узнали магглы. Ну а в свободное от работы время играл в вожатого, хотя юные волшебники не очень напоминали чинных английских скаутов. Директор был вынужден признать, что это принесло свои плоды. Снейп вообще был известным поклонником дисциплины.

Рональд Уизли разделил всех на отряды, назначил командиров, составил график дежурств. Ученики занимались: приготовлением пищи и мытьем посуды, стирали белье, мыли коридоры, собирали тыквы («тыква — второй хлеб», как говорил Хагрид), собирали травы, которые были полезны сами по себе, без всякой магии. Работы хватало. И почти все приходилось делать самим. Умел Уизли заразить своим энтузиазмом. И все старались, ведь его презрительный взгляд или снисходительная улыбка — что, мол, с тебя взять — действовали на провинившегося сильнее, чем Северус Снейп в свои лучшие годы.

Десять вечера. Все уже разошлись по спальням. У дверей стояли часовые. Правда, они не отдавали Директору честь — просто здоровались. Уизли обхитрил их всех: он играл с ними. Пожиратели Смерти, козни, опасность — и легковерные юнцы купились. Но нет худа без добра — беда так сплотила магглорожденных с чистокровными, что Снейп диву давался.

В это же время, совсем озябшая, утирающая нос тыльной стороной ладони, к воротам Хогвартса подошла Гермиона Грейнджер. И Гарри Поттер — куда без него. Девушка чувствовала себя отвратительно — знала, что ей не миновать простуды. Меньше всего Гермиона желала предстать в таком виде перед Снейпом. И, вдобавок ко всему, она еще и протрезвела. Лучше бы захватила из «Трех метел» бутылку огневиски. А еще лучше — осталась бы дома.

Гермиона стояла у дверей, пока Гарри Поттер разговаривал с незнакомым ей аврором. Будоражащее ожидание наполняло ее. Она гордо выпрямила плечи, огладила курточку, оббила грязь с кроссовок, провела пятерней по волосам. И вспомнила, что свистел Георги:

В крови песок арены всей!

Но остра сталь толедской шпаги.

Час настал — в бой смелей!

Смелей! Вперед! Пора! Пора! Ах!

Тореадор, смелее! В бой!

Тореадор! Тореадор!

И, напевая очень старательно, но безбожно при этом фальшивя, Гермиона Грейнджер вновь перешагнула порог Хогвартса.

Директор Снейп, что возвращался к себе после ежевечернего обхода, в этот момент запнулся и чуть не расшибся.