Для того, кто умел верить... (гет)

За окном было ещё темно, когда Кэрри Никсон проснулась. Обычно её трудно было разбудить, а уж первого сентября тем более, но сегодня наступил совершенно особенный день. Сегодня Кэрри не нужно было идти в старую, надоевшую ей школу в Лондоне, не нужно было видеть ни сердитую мисс Джексон, учительницу, ни надоедную Трейси Кларк, заклятую подружку. Сегодня Кэрри предстояло отправиться в Школу Чародейства и Волшебства Хогвартс, чтобы там учиться колдовству и стать образованной волшебницей. В глубине души девочка до сих пор не могла в это поверить — в то, что она родилась с магическим даром, в то, что красивая белоснежная сова принесла ей запечатанное сургучом письмо, где чёрным по белому были написаны необыкновенные вещи. Одиннадцатый день рождения запомнился Кэрри как самый счастливый из всех; в самом начале декабря шёл пушистый снег, папа не забыл позвонить ей, мама целый день провела дома, у Джона, отчима Кэрри, был как раз рабочий день... а потом прилетела сова с тем письмом!

Вслед за совой в их дом явилась строгая на вид дама в очках, которая изумила всех, на глазах у семейства Никсон превратившись в кошку и обратно. Дама оказалась одной из преподавательниц удивительной волшебной школы и деканом факультета Гриффиндор, куда Кэрри тут же решила обязательно попасть. Если, конечно, её возьмут... Ведь она не очень храбрая, а на Гриффиндор берут храбрецов. Кэрри боится темноты и немного — незнакомцев... Она хотела спросить у профессора Макгонагал, возьмут ли её на Гриффиндор, если она постарается больше не бояться, но не решилась — ни в первую встречу, ни во вторую.

Во второй раз Макгонагал навестила их весной, в конце мая. Кэрри готовилась к экзаменам по английскому языку; ей очень хотелось поговорить с профессором, но та заперлась в комнате с мамой и Джоном, а когда они вышли, глаза у мамы были заплаканные, а у Джона — сердитые.

— Положение очень серьёзное, миссис Никсон, — повторила Макгонагал, — Обдумайте всё и дайте нам знать. Орден поможет вам с переездом и устройством на новом месте. Речь идёт о жизни вашей дочери.

Мама далеко не сразу рассказала Кэрри о содержании их разговора с деканом, но Кэрри догадалась, что Джону он не понравился. Девочка случайно услышала, как он сказал её маме:

— Я никуда не уеду. Дела только пошли в гору. Тебя я, конечно, не держу, не имею права...

И Кэрри поняла, что мама никуда не поедет, потому что важнее Джона для неё не было никого. Мир волшебства стал меркнуть в глазах Кэрри, когда она ощутила, что из-за него в доме поселился раздор.

Но всё изменилось после того, как к ним пришли люди из Министерства Магии (подумать только, есть такое Министерство!) и объяснили, что весной, во второй раз, вместо декана Гриффиндора приходил член какой-то террористической организации, нацеленной на истребление магглорождённых волшебников — таких, как Кэрри.

— Очень хорошо, что вы не послушались советов самозванки, — говорила молодая девушка с симпатичным, подвижным лицом и вкрадчивым голосом, — Очень хорошо. Ваша милая дочь может спокойно ехать в школу, она будет находиться под надёжной защитой, и настоящая профессор Макгонагал будет очень рада её увидеть. Она — Макгонагал, я хочу сказать, — глубоко возмущена этой отвратительной выходкой террористов.

И вот теперь Кэрри собиралась ехать в Хогвартс. Джон будет доволен, что она уедет... а она будет счастлива стать волшебницей, как в сказке. Она изучит самое красивое волшебство, какое только можно представить, и наколдует маме её любимые цветы зимой, а самое роскошное платье — летом. Она будет очень стараться хорошо учиться... и она найдёт новых друзей!

Кэрри сбежала по ступенькам подъезда и обернулась на свой дом в последний раз — перед долгой разлукой. Вот окно её комнаты с белой занавеской... там остались книги, журналы и игрушки, с которыми "великовозрастная" Кэрри ещё иногда играла. Она аккуратно заложила между страниц учебника зельеварения свою любимую бумажную куклу. Может быть, это и по-детски, но картонная принцесса Белль была дорога сердцу юной первокурсницы.

Джон уложил чемодан приёмной дочери в багажник и сел за руль; Кэрри не помнила, о чём они говорили всю дорогу, и знала лишь, что мама не выпускала её руку, а за окном мелькал Лондон, в котором, оказывается, было так много волшебства.

В сутолоке вокзала Кингс-Кросс их отыскала та милая девушка, что приходила к ним домой; она указала на ту самую стену, сквозь которую надо было пройти, чтобы попасть на платформу девять и три четверти. Кэрри обернулась, помахала рукой маме и Джону, который стоял поодаль и делал вид, что его это всё не касается. Мама улыбнулась ей сквозь слёзы и помахала в ответ.

Кэрри знала, что ей никогда не забыть того мгновения, когда крепкая кирпичная стена растаяла прямо перед ней — вот она, магия!

Как не забыть и того, что произошло после. Это был магический мир... совсем не такой, каким она его представляла!

— Магглорождённая? — прозвучал над головой Кэрри приятный голос. Молодая женщина белозубо улыбнулась вновь прибывшей и повторила вопрос.

— Да, — кивнула Кэрри.

— Тебе нужно подойти к Блюстителю порядка... вон там, — и она указала рукой в нужном направлении.

Кэрри огляделась. Вокруг была суета и сутолока вокзала. Люди, спешащие туда и сюда. Дети и взрослые. Волшебники в чёрной форме с серебряными пуговицами, и отчётливый голос громкоговорителя:

— Магглорождённые ученики школы Хогвартс, подойдите сюда! Все сюда! На медицинскую проверку!

Эти слова выкрикивал лысоватый человечек, стоящий на постаменте в глубине вокзала. В руках у него не было никакого рупора, как можно было подумать по звуку его голоса; он просто прижимал к шее волшебную палочку.

"Интересно, а это не больно?" — подумала Кэрри, впервые в жизни видевшая исполнение заклинания "сонорус".

Симпатичная девушка выдала Кэрри какой-то документ вроде паспорта, который ей надо было предъявить служителю в чёрном; девочка вытащила из кармана документ и покорно последовала за остальными детьми, что тянулись к лысоватому человечку. Рядом с ним стояла мрачноватого вида женщина в той же чёрной форме; она собирала "паспорта" и приказывала каждому ребёнку дотронуться до лежавшей на столике рядом с ней папки для бумаг. Дотронувшись, дети исчезали, оставляя свой багаж на вокзале.

— Это портал, — объяснил какой-то человек в чёрном. Их становилось всё больше и больше, этих чёрных Блюстителей порядка; Кэрри знала, что они здесь для того, чтобы защищать таких, как она, но ей почему-то сделалось страшно — и холодно.

— Ой! — воскликнула она, подняв голову кверху. Там, под потолком, парило странное чёрно-серое существо в оборванном плаще с капюшоном. От него так и веяло жутью. Такие существа бывают только в фильмах ужасов!

— Дементоры, они охраняют, — добавил человек в чёрном, — не бойся. Проходи, проходи...

— Как же, охраняют! — вдруг разрезал воздух чей-то возмущённый голос. Кэрри обернулась и увидела рыжеватого юношу в свитере с гербом Гриффиндора на груди.

— Бегите! Спасайтесь все! Беги! — крикнул он, глядя прямо в глаза Кэрри, — Беги! Они тебя убьют! Это убийцы!

Возглас юноши захлебнулся — несколько палочек было направлено на него, но он выхватил свою и ловко парировал удары. Зал огласили крики и вспышки света. Кто-то куда-то побежал, кто-то упал... Кэрри вскрикнула и закрыла лицо руками, напуганная, не в силах двинуться с места. Кто-то толкнул её, схватил за руку и поволок к столику с порталом. Кэрри рванулась, но какой-то усатый Блюститель держал её крепко; его левая рука стискивала ладонь Кэрри, а правая — плечо другой девочки, которая, в отличие от Кэрри, не сопротивлялась.

У этой девочки было бледное, какое-то бесцветное лицо и тощая пепельная косичка. Но выражение этого неприметного лица было пугающим. В нём было нечто неестественное, ненастоящее; Кэрри поняла только потом, много позже — что именно её поразило в подруге по несчастью.

Между тем сражение стихло, подавленное Блюстителями. Бледная девочка вдруг обернулась, едва не сворачивая шею, и Кэрри повернула голову вслед за нею.

Юношу в гриффиндорском свитере и ещё нескольких старшеклассников скрутили Блюстители. Они стояли с руками, связанными за спиной, и высоко поднятыми головами. У одного из них, самого высокого, из разбитой губы струйкой текла алая, алая кровь…

— Безумный, как и его родители... — сказал кто-то, и во внезапно глубокой тишине высокого здания вокзала этот приговор прозвучал чётко и ясно.

— Родители неспроста с ума сошли. Их, говорят, запытали, — ответил другой голос.

— Слухи это всё! Наследственное безумие. Старуха Лонгботтом просто позор прикрывала...

А Кэрри уже утащили к порталу. Мрачная женщина больно схватила её за руку и заставила прижать пальцы к папке; мир завертелся перед глазами, Кэрри подумала, что умирает, но это было всего лишь перемещение в пространстве. Через несколько секунд её выбросило на белый кафельный пол в длинном больничном коридоре...

Она упала на четвереньки, успев выставить вперёд руки и ощутить пугающий холод кафеля; рядом с ней выпала из портала бледная девочка, которая тут же вскочила на ноги и помогла подняться Кэрри.

Они огляделись. Большой белый коридор был полон народу — дети, которых успели переместить сюда до стычки на вокзале, сидели на скамейках вдоль стен. В одном конце коридора была полупрозрачная дверь, и возле неё стоял Блюститель порядка, а в другом — деревянная дверь с табличкой, похожая на врачебный кабинет.

— Надеюсь, они не будут делать уколов или брать кровь из вены, — прошептала Кэрри, обращаясь к бледной девочке. У той был странный вид, словно она прислушивалась к чему-то, чего никто другой не слышал. Но она ответила быстро и будто машинально:

— Нет. В волшебной медицине это не принято.

— Что, вообще никаких уколов? — обрадовалась Кэрри, — И прививок не надо?

— Молчать! — рявкнул Блюститель, — Не разговаривать!

Действительно, остальные дети хранили молчание. Кэрри втянула голову в плечи, а бледная девочка с силой сжала её руку и отвела к банкетке, где осталось свободное место; к нему она и подтолкнула Кэрри. Та послушно села, чувствуя, что отныне её воля подчинена воле этой странной и не слишком приятной особы.

Время шло. За прозрачной дверью мелькали силуэты проходивших мимо людей. На верхнем этаже что-то загрохотало, словно кого-то везли на больничной "каталке". С небольшими перерывами в коридор вывалились из пространства ещё десять несостоявшихся — теперь Кэрри была уверена, что это так, — первокурсников. Четыре мальчика и шесть девочек. Одна из них попыталась шептаться после запрета Блюстителя, но он взмахнул волшебной палочкой — и она замолчала; потом он подошёл к ней и ударил по щеке — звонко и сильно, так что её голова беззащитно мотнулась, чудом не впечатавшись в стену. Кэрри с трудом подавила крик, а её бледная соседка сжала в кулаки руки, спрятанные в карманах платья.

Блюститель медленно вернулся к двери. Провинившаяся девочка тихо всхлипывала, а другая, что стояла рядом, обняла её за плечи, опасливо оглядываясь.

— Доктор запаздывает, — сам себе сказал Блюститель, вновь прислонясь к стене у двери.

А потом, в следующую секунду, два смуглых мальчика, что сидели у самых дверей кабинета (видимо, они были братьями — очень уж похожи!), переглянулись и кивнули друг другу. Они поднялись со своих мест и побежали к Блюстителю с явно воинственными намерениями, но — увы! — он оказался быстрее. Мальчишки замерли посреди коридора, точно статуи, замороженные его заклинанием; Блюститель двинулся на них, и тут Кэрри увидела, как бледная девочка вытянула вперёд свою тощую ножку в сером чулке. А вот Блюститель не заметил — и рухнул с грохотом на пол. Он тут же поднялся, ругаясь на чём свет стоит и, подлетев к бледной девочке, стукнул её — на этот раз сильнее, так что она не удержалась на ногах. Он, видимо, собирался ударить её снова, но тут Кэрри услышала собственный плачущий голос:

— Не надо! Пожалуйста, не надо!

И вцепилась в его рукав. Он сбросил её, как муху, и вновь повернулся к бесцветной девочке, которую уже трудно было назвать таковой — её щеки горели, а глаза сверкали. Она тяжело дышала и, казалось, была охвачена гневом, а не страхом перед Блюстителем порядка.

В этот момент дверь кабинета отворилась, и невысокий дяденька в лимонной мантии вышел оттуда в коридор. Блюститель метнулся к двери и замер там, вытянувшись, как солдат на параде.

— Господин Блюститель порядка, на два слова, — сказал доктор.

— Я не могу оставить пост! — Блюститель надулся от важности, как индюк. Как будто до этого он не ходил по коридору туда-сюда, чтобы раздавать пощёчины! Кэрри засмеялась бы, не будь так напугана.

— Хорошо, я понимаю, — кивнул доктор, прикрыл за собой дверь кабинета и неторопливым шагом прошёл через коридор, равнодушно минуя застывших мальчиков. Подойдя вплотную к Блюстителю, он действительно сказал два каких-то невнятных, непонятных слова, и человек в чёрном вдруг обмяк и сполз по стене, как тряпичная кукла, пялясь открытыми, ничего не выражающими глазами в пустоту. Доктор взмахнул рукой и забрал у Блюстителя его волшебную палочку.

Кэрри вскрикнула.

— Спокойно, — воскликнул доктор, поднимая руки, — Никакой проверки не будет. Сейчас мы всех вас перенесём в безопасное место.

А бледная девочка подбежала к двери, которую подпирал своим телом Блюститель и, перегнувшись через него, что-то сделала с дверной ручкой. А потом взмахнула волшебной палочкой, взявшейся неизвестно откуда, и превратилась в темноволосую женщину в коричневом платье.

— Фините инкантатем! — сказала она, направив палочку на мальчишек, и они тут же ожили.

— Ух ты! — воскликнули они оба, оглядываясь и хлопая друг друга по плечу. Ещё одна девочка превратилась во взрослую тётеньку; из кабинета вышел ещё один мужчина в лимонной мантии.

За полупрозрачной дверью что-то засверкало, послышался чей-то голос, кричавший нечто вроде: «Я не позволю! Не позволю!». Темноволосая женщина посмотрела на доктора, и тот сказал ей:

— Мы делаем своё дело.

С этими словами доктор взял за руку светловолосого мальчика, стоявшего рядом с ним, и исчез с отчётливым хлопком.

— Приготовься, — сказала женщина и протянула руку Кэрри. Та вложила в неё свою ладошку и тут же ощутила резкий рывок.

Они приземлились в большой комнате без окон, освещённой одними свечами. Доктор тут же исчез. Женщина, всё ещё державшая руку Кэрри, вдруг наклонилась к ней и быстро поцеловала в лоб.

— Ты храбрая девочка, — сказала она, и почти оттолкнув от себя Кэрри, взмахнула палочкой и растаяла в воздухе. Наверно, этими словами она хотела поблагодарить Кэрри за то, что она вступилась за неё перед Блюстителем — безнадёжный, детский протест против насилия, вырвавшийся у испуганной девчонки.

— Ух ты! — услышала Кэрри голос мальчика, что был перенесён сюда вместе с нею. Он указывал рукой на свечи: они парили в воздухе, освещая то один, то другой угол комнаты. Кэрри обернулась и увидела рыжую девушку, выступившую из полумрака.

— Привет, теперь вы в безопасности, — сказала она, — Добро пожаловать в Убежище Ордена Феникса…

Девушку звали Джинни, и она казалась такой милой и энергичной, что ей хотелось верить. Кэрри не знала, что думал об этой новой знакомице светловолосый мальчик, но ей самой очередной взрослый, появившийся неизвестно откуда, внушал опаску. И всё же ничего не оставалось, как взяться за протянутую Джинни тёплую ладонь и позволить увести себя в очередной длинный коридор, кончавшийся парадными дверями в большую комнату.

Там было гораздо светлее — целых три окна, больших, от потолка до пола, выходили на широкую аллею старинного парка, словно они находились в большом поместье.

— Это не настоящий парк, окна зачарованы, — объяснила Джинни, — я сама не знаю, где мы находимся на самом деле. Это тайна.

Интерьер комнаты соответствовал виду из окна. Красивая мебель, как в кино или музее, огонь в камине, портреты на стенах в тяжёлых рамах. Кэрри ахнула, когда дама с одного портрета вдруг встала и куда-то исчезла, оставив на полотне лишь кресло с вышивкой на спинке.

— Волшебные портреты, — улыбнулась Джинни, — Тётушка Селия знает своё дело. Вот увидите, она пошла звать мою маму, которая с вами посидит. Мы вам всё объясним... Ой, я бегу!

С этими словами вышла в соседнюю комнату, где уже слышались голоса и шаги; а пламя в камине уже вспыхнуло зелёным, и оттуда выбралась тётенька в пёстром платье и вязаной шали, такая же рыжая, как и Джинни.

Джинни появилась на пороге с теми самыми братьями, что хотели наброситься на Блюстителя, а тётенька — она и впрямь оказалась матерью Джинни, — раскинула свои руки, словно крылья птицы, и обняла Кэрри и светловолосого мальчика. Тепло её рук, звук голоса, прошептавшего что-то вроде "бедные вы мои, хорошие!", словно растопило страх, ледяным обручем сжимавший сердце девочки; она схватилась за мягкое платье и заплакала тихими, облегчающими душу слезами.

Кэрри не думала тогда, что сумбурные, набегающие друг на друга события этого дня наложат на её жизнь неизгладимую печать; и не только потому, что её спасли от жестокой участи, что учиться ей теперь предстояло не в Хогвартсе, а где-то в Чехии, за границей. Всё вокруг казалось ей сном, и иногда она ожидала, что вот-вот проснётся.

Из соседней комнаты появлялись всё новые дети — из тех, что были с ними в коридоре. С одной девочкой случилась истерика, и миссис Уизли увела её куда-то; у какого-то мальчика пошла носом кровь, и её долго не могли остановить даже при помощи волшебной примочки. Миссис Уизли и Джинни объясняли новоприбывшим, что да как, и это повторялось снова и снова, и вот уже Кэрри вместе со светловолосым мальчиком (его звали Уиллом Дженкинсом) дополняла их рассказы.

Голубые глаза Уилла блестели, он говорил громко и жестикулировал, описывая вновь и вновь, как девочки превратились в тётенек, а "доктор" вырубил Блюстителя одной короткой фразой. Пережитое волнение сказалось в нём таким вот возбуждением; а Кэрри говорила всё реже и почти засыпала. Разговоры и движения в комнате словно отдалились от неё; она рассеянно прислушивалось к тому, что происходило в глубине дома.

Сначала новые дети пребывали один за другим — так прибыло человек пятнадцать; потом их появления стали реже, и новоприбывшие были всё более испуганными. Наконец Кэрри услышала за стеной хлопок, но Джинни вернулась в комнату одна, промедлив минут пять где-то там, в полутёмном пространстве.

Кэрри почувствовала, что начинает просыпаться; её охватило беспокойство. Когда Джинни снова ушла, девочка соскользнула с дивана, где сидела с чашкой горячего шоколада в руках. Поставив пустую уже чашку на стол, она миновала удачно повернувшуюся к ней спиной миссис Уизли и проскользнула в коридор.

Из полутёмной комнаты лился слабый свет. Кэрри была так охвачена желанием узнать, что творилось в Лондоне, за пределами их уютного и даже роскошного убежища, что даже не испытывала страха перед темнотой в неизвестном волшебном доме; она подошла к полуоткрытой двери и заглянула туда.

В свете плавающих в воздухе свечей Кэрри увидела то, чего так страшилась. На полу лежал человек в лимонной мантии, над ним склонились Джинни, темноволосая женщина и высокий мальчик.

— Он умер? — спросил мальчик громким шёпотом.

Прежде, чем кто-либо успел ответить, мужчина глубоко вздохнул и слегка приподнял голову.

— Нет, сынок, я убит! — уточнил он и обессиленно рухнул на колени темноволосой женщины.

— Ещё чего! — отозвалась та, — Джинни, где мисс Джонс? Помогите мне встать.

— Она уже должна была прийти, мисс Корнер, — ответила та, — Ой, да у вас кровь!

— Это не моя кровь... и не его, — негромко ответила мисс Корнер, осторожно поднимаясь и убирая при помощи волшебной палочки кровавые пятна с подола своего платья.

— Что там происходит?

Но на этот вопрос мисс Корнер не успела ответить: за спиной Кэрри послышались шаги, и высокий женский голос произнёс:

— Девочка, да что ты тут делаешь?

— Я... я только... — начала Кэрри, но целительница мисс Джонс уже обошла её и склонилась над пострадавшим.

— Как та девочка, мисс Джонс? — спросила мисс Корнер.

— Ей уже лучше. Вне опасности.

— Спасибо, — кивнула Милисента и, взмахнув волшебной палочкой, исчезла... и через несколько секунд появилась вновь. Она упала на пол и осталась неподвижной; но когда Джинни, высокий мальчик и Кэрри подбежали к ней, она приподнялась на локте, а затем села на пол, потирая лоб.

— Мешок. Как тогда... они уже установили его, — ответила она на их взволнованные вопросы и добавила с невесёлой усмешкой: — Будто налетела на стену. Не страшно.

— Но что теперь делать? — спросила Джинни.

— Я трансгрессирую к самому зданию Сент-Мунго, наши ещё должны удерживать запасной ход, — ответила Милисента.

Наверно, удар всё же был более сильным, чем мисс Корнер хотела показать, потому что она встала, тяжело опираясь о стоявший в углу старинный комод, и постояла с полминуты, наблюдая за манипуляциями мисс Джонс, которая что-то шептала и колдовала над лежавшим на полу человеком в лимонной мантии. Он был ещё жив.

— Я пойду вместо вас! — воскликнула Джинни, — Так будет лучше, и я...

— И думать не смей! — отрезала Милисента и снова растаяла в воздухе.

Джинни обернулась к Кэрри и высокому мальчику:

— Слышали? Идём к остальным.

Дети молча пошли за ней; уже в коридоре Кэрри услышала полный боли стон и восклицание мисс Джонс:

— Да ты вдвойне не имеешь права умирать, Дирк Крессвелл!

— Они ворвались в тот коридор, где мы были сначала, — вдруг сказал мальчик, останавливаясь, — Они выломали дверь кабинета, а потом открыли выход в холл. Они сражались, а мы разбежались. Этот доктор... он много дрался. Его, наверно, ранили, и она схватила его и меня, потому что мы были рядом.

— Это позади, — сказала Джинни, положив руку ему на плечо.

— Нет, — покачал головой мальчик, сам не понимая, насколько он прав.

— Как тебя зовут? — спросила Кэрри, обращаясь к мальчику.

— Норман Митчелл.

— А я — Кэрри Никсон.

И они вошли в зал.

Кэрри ещё долго сидела у зачарованного окна, глядя, как в неведомом волшебном пространстве крошечные малиновки прыгают по веткам деревьев и кустарников. Ей казалось, что не было никакого «вчера» и не будет никакого «завтра», и она всю свою жизнь провела и проведёт здесь, в жутком ожидании… чего? Конца битвы в Лондоне, в госпитале Сент-Мунго? Но нет, это никогда не кончится; Джинни и тётя Молли будут без конца предлагать не лезущие в горло пирожные и рассказывать о волшебном мире, Уилл будет без конца повторять, как эхо, их слова, а малиновки будут прыгать в ненастоящем парке, а часы будут тихонько тикать на комоде. Не будет никакого «завтра».

Но всё когда-нибудь кончается, кончится и ожидание в лондонском доме, принадлежавшем семейству Кингсли. Последний раз раздадутся хлопки трансгрессий в полутёмном зале, и тётушка Селия с портрета ответит на взволнованный вопрос Кэрри, сказав, что мисс Корнер и мистер Крессвелл живы. Девочек и мальчиков разведут по разным комнатам, где им устроят постели на полу. На следующий день их начнут постепенно, небольшими группами, переправлять за границу. И, засыпая в необыкновенно мягком спальнике на полу, Кэрри наконец поверит, что «завтра» — будет.

Пройдёт много лет, и Кэролайн Никсон, выпускница Шармбатона, будет знать немногим больше о том страшном дне, чем знала, когда сидела в зале среди других спасённых детей. Она будет избегать воспоминаний о первом сентября девяносто восьмого года и обрывать всякого, кто попросит её поделиться впечатлениями о тех «великих событиях». Но настанут в жизни Кэрри моменты, когда своим детям, а затем и внукам, она расскажет о том, каково это — потерять и вновь обрести ощущение «завтра». Только самым близким людям Кэрри поведает о чувстве благодарности людям, расчистившим дорогу для таких, как она, в страну под названием Завтра.

Да, это будет, непременно будет. А пока маленькая Кэрри Никсон смотрит за окно, как в экран телевизора, где ветер качает кроны деревьев, а малиновки беззаботно летают туда и сюда; и мы вынуждены оставить её там, чтобы перенестись в Лондон, а затем и в Хогвартс. События, что произойдут в этих местах, займут немало места на страницах энциклопедии «История Магической Великобритании» — быть может, даже больше, чем здесь, на страницах нашего повествования.