Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь (джен)

Корабли по Танаису и Ра, а также другим рекам в стране сколотов водят руты. Обыкновенно это ушкуи и лодьи, другие корабли и лодки употребляются редко и почти не используются в торговле.

Ушкуй видом похож на дрейк нордов, но меньшего размера — длиной не более сорока футов и шириной в десять или немного меньше. Он несёт одну мачту и имеет шесть пар вёсел, груза же берёт триста квинталов. Быстрота его удивительна, а потому он часто используется разбойниками.

Лодья обыкновенно имеет в длину восемьдесят футов и в ширину двадцать пять футов, однако бывают и большие. Они принимают тысячу квинталов груза, а самые большие — даже до трёх тысяч, но такие ходят лишь по морю.

Эти корабли имеют плоское дно и малую осадку, поэтому могут заходить далеко вверх по рекам, совершая и торг, и разбой.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»).

За то время, что они не виделись, Ферми заметно изменился — и за мальчишку его принять стало невозможно. Он окреп, раздался в плечах, отпустил волосы и короткую бороду на сколотский лад, в глазах появился хищный блеск...

— Здравствуй, друг мой, — Ферми спрыгнул на причал. — Ты вернулась... И твои товарищи с тобой. Я рад видеть вас в добром здравии, и хоть нас ждёт множество дел — сейчас время праздника!

С этим никто не стал спорить — даже принцесса, которая задумчиво поглядывала на Флёр. Держалась она при этом рядом со смутно знакомым юношей — Флёр видела его в Шарракане, но имени не помнила...

Отпраздновали с размахом. И началось всё с того, что из свиты принцессы появился имперский герольд и вручил Флёр свиток с золотой печатью. Императорский рескрипт? Вот уж точно палка о двух концах, и оба острые... Сорвав печать и пропустив вступление, Флёр сразу перешла к главному: «... и в знак признания заслуг и во имя справедливости возвращаем фрайфрау Флёр Боланд фон Айтерзенталь прежде отнятые титулы и владения, и устанавливаем должность имперского землепроходца, каковому надлежит исследовать новые земли, составлять их описание, и вести с народами торг от Нашего имени и говорить от Нашего лица». Ну и жалование не забыто, хоть и не слишком большое по придворным меркам... В общем, гораздо лучше, чем она могла рассчитывать — и вполне разумно. И наградили, и держат подальше... Что же, спасибо и на этом — особого желания возвращаться у Флёр всё равно не было.

— С благодарностью принимаю эту честь и клянусь оправдать оказанное доверие, — ответила Флёр, — и прошу вас передать Его Величеству не только мою благодарность, но и дары, подобающие случаю.

— К началу зимы император, объезжая страну, посетит Ленос, — ответил герольд, — и вы лично сможете вручить ему дары и выразить благодарность.

— Честь, чрезмерно великая для меня, — почтительно-восхищённый вид Флёр удалось сохранить с трудом.

Иметь дело с ещё одним венценосцем не было ни малейшего желания, а с этим — вдвойне. Мало ли, что он думает о её роли в том мятеже?.. Но и отказаться невозможно — от таких приглашений не отказываются. Ладно, всё это — дело будущего, а пока что стоит разузнать, что вообще творится в Ойкумене.

Поймав Ферми за локоть, Флёр почти прижалась к нему и потребовала:

— Рассказывай!

— Не успею, так что давай вечером, — мотнул головой Ферми. — Сейчас я должен сказать тебе кое-что другое... Флёр, ты наверняка считаешь меня мальчишкой, хотя я младше тебя на три года, вот только... Знаешь, когда на тебя сваливают представительство гильдии на краю света, приходится меняться. Это тебе не рыбой торговать... Так вот, Флёр, я люблю тебя. Я влюбился ещё зимой, и если б мои чувства остыли, влюбился бы снова... Но я понимаю, что одних чувств недостаточно, поэтому постарался подобрать аргументы. Видишь ли, в гильдии у меня нет тыла, некому прикрыть мне спину — а ты и сама знаешь, что за ров со змеями у нас в гильдии. Я слишком молод, слишком быстро и слишком высоко поднялся — такое друзей не прибавляет... Но я — член гильдии, у меня есть власть — но нет влияния. Оно есть у тебя, есть друзья, которые встанут на твою сторону, есть слава и титул. У каждого из нас есть то, что нужно другому... Почему ты смеёшься?!

— Почему я смеюсь? — выдохнула Флёр. — Да потому, что ты всё это говоришь женщине, которая собирается соблазнить тебя и женить на себе, пока старый Альбрехт не назначил тебя преемником. Боже, я думала, на это понадобится куда больше времени...

— Ты не шутишь, — потрясённый Ферми даже сбился с шага. — Ты действительно не шутишь...

— Ну, сперва я посмотрю, какой из тебя наездник, — блудливая улыбка снова выползла на лицо, и Флёр даже не пыталась её скрыть.

— Ну, я постараюсь... — похоже, в своих силах Ферми не сомневался.

Снова рассмеявшись, Флёр прижалась плечом к плечу Ферми.

— А что тут делает Эрмелина? — спросила она.

— Почти то же, что и ты, — фыркнул Ферми. — Ты же слышала, что она раз за разом срывала все помолвки?

— Кто об этом не слышал?

— Ну так вот, ей сравнялось семнадцать, и король Генрих уже готов на всё, лишь бы пристроить её с хоть какой-то пользой... А тут как раз появились твои записки. Кстати, переписчики на них очень неплохо заработали... В общем, она их прочитала — ту часть, где ты пишешь про сколотов — и отправилась к ним с посольством.

— А король её просто так взял и отпустил?..

— Не знаю, — признал Ферми, — но если что и было, то только в покоях, а на людях всё было очень чинно и торжественно. Во всяком случае, так рассказывают свидетели... Ну так вот, приехала она в Шарракан, явилась к Таргитаю — и увидела его младшего брата Алана. И всё... Алану шестнадцать, он великолепный воин и любимец девиц — но против принцессы у него шансов нет. Не миновать сколотскому царю породниться с бойригским королём... Потому что Эрмелина упряма, как швабка, а царевич ей сразу приглянулся.

— Совет да любовь, — пожала плечами Флёр. — Ты, главное, не забывай, что я сама швабка...

Пировали под открытым небом, благо, погода позволяла — чтобы, как сказал Алан, никто из трактирщиков не мог забрать себе всю славу. Разумеется, главными героями на этом празднестве были Флёр и её товарищи, но не упустили из вида и принцессу с царевичем, и Ферми...

Флёр, устроившаяся рядом с Ферми, с интересом наблюдала за принцессой Эрмелиной. Принцесса явно привлекла внимание царевича, и теперь старалась его удержать... Весьма успешно, стоит заметить. С её внешностью, столь необычной в степях Востока, и нравом, достойным самих сколотов, это было не слишком сложно... Тем более, что фигура у неё была даже лучше, чем у самой Флёр.

Что ж, эти двое заслужили немного счастья — как и сама Флёр. Но счастье счастьем, а свадьба эта в любом случае меняла в мире многое. Трудно сказать, как именно — Флёр всё ещё не знала, что сейчас творилось в империи — но даже если за свадьбой не последует союз, считаться со сколотами придётся всем князьям и королям...

К сумеркам пир постепенно закончился, гости разошлись кто куда, а сама Флёр оседлала Пардуса и отправилась развеяться. Ферми, последовавшего за ней, она заметила не сразу, а заметив, подмигнула и послала коня вперёд. Ферми улыбнулся, отпустил поводья, и вскоре кони неслись во весь опор — Флёр даже не приходилось сдерживать Пардуса...

Разумеется, Ферми догнал её — ради того всё и затевалось. Догнал, притянул к себе, поцеловал и прошептал:

— Я не обещаю сделать это прямо на коне, но мой дом отныне твой...

Флёр лениво потянулась, высвободила из-под покрывала руку и легонько щёлкнула Ферми по носу.

— Зачем? — буркнул он, не открывая глаза.

— Затем, что кое-кто обещал мне рассказать об имперских делах, да так этого и не сделал... И если вчера нам было не до того, то теперь у тебя оправданий не осталось.

— Немного не то, о чём обычно говорят с женщиной в постели... — проворчал Ферми. — Ладно, слушай. Епископа Леноса рейхстаг всё-таки спихнул, понтифик на его место лично назначил кого-то из местных и выдал буллу «Слепой поводырь». Если коротко — епископ зарвался, церковь всех прощает, но больше так не делайте.

— Вряд ли это остановит рейхстаг в следующий раз, — фыркнула Флёр.

— Ага. И отлучением тут грозить бесполезно — слыхала про Нору Арент?

— Что-то слышала... Какая-то недавно была история с контрабандой в Рубинхейгене, да?

— Было такое, но вообще-то, она пастушка... Была.

— А теперь?

— А теперь она — Пастырь Отверженных. Она проповедует бродягам, прокажённым, изгнанникам и отлучённым от церкви, и утверждает, помимо всего прочего, что отлучение силы не имеет... А в церковной иерархии нет нужды.

— Что?! — Флёр рывком села, уронив покрывало.

— Успокойся, — Ферми погладил её по спине. — Она проповедует, что вся церковная иерархия имеет значение только для людей — так проще поддерживать порядок, но стремиться надо к тому, чтобы все верующие были равны и все дела общины самой же общиной и решались общим советом.

— Ещё хуже, — вздохнула Флёр. — Она ведь отрицает саму церковь и священство — как думаешь, долго ли это будут терпеть?.. И сколько она за это время успеет собрать последователей?

— И с каким удовольствием князья её учение приспособят под свои нужды — о мирских-то властях она ничего не говорит... — Ферми поёжился, притянул Флёр к себе и обнял. — Сегодня же напишу Мастеру.

— Добавь к письму один рецепт, — попросила Флёр, — и не говори, откуда ты его узнал. Я пошлю императору — сегодня же — и Таргитаю, а Бела с Вышатой, спорить могу, уже отослали...

Ферми кивнул, и Флёр повторила давно затверженный наизусть рецепт огненного зелья, объяснив заодно, как его использовать.

— Понятно, почему ты не хочешь, чтобы эта сила досталась кому-то одному... Но, сама понимаешь, времени на то, чтобы с этим освоиться, уйдёт немало. Ладно, слушай дальше — бог с ними, с еретиками... Кстати, Нора такая не одна — ереси нынче искоренять не спешат, но и не скажешь, что привечают. Пока что их немного и сами они немногочисленны... Но правители к ним уже присматриваются — на всякий случай. А ещё нашлось довольно много желающих поучаствовать в торговле...

— С каких это пор наши рыцари перестали считать торговлю делом недостойным? — фыркнула Флёр.

— Ну так это торговать недостойно, а сбывать награбленное и покровительствовать купцам — очень даже наоборот. Вернёмся в Шарракан — сама увидишь, сколько там знамён, почти все прислали младших сыновей, а кое-кто и дочерей — надо же купцов защищать? А что купцы за это платят — так из дома же не пришлёшь всего нужного, вот и помогают купцы своему покровителю... А ещё — можешь смеяться, но было тут несколько фрайгерских дочерей, которых замуж только плёткой гнать и оставалось, а как встретились с женихами в Шарракане — так всё, той же плёткой не отгонишь, любовь до гроба...

— Новое место, новые люди, новые обычаи, — улыбнулась Флёр. — Из знакомых — только ненавистный жених... Если родня не пытается по глупости за старика выдать, или за конечного мерзавца, то жених очень скоро перестанет быть ненавистным, а строптивая девица быстро уверится, что сама его завоевала. А уж про жениха и говорить нечего, сам знаешь... Сам тут вчера хвост распускал.

— Было такое, — не стал спорить Ферми, — но тебе ведь понравилось?..

— Как видишь, — улыбнулась Флёр. — И хотя мне здесь нравится, всё же пора вставать.

Тома Ферми была невелика, но на редкость удобна — всё под рукой, ничего не надо искать, даже одежду разбросать не получилось... И на сборы, соответственно, много времени не потребовалось.

Из всей компании на ногах был один Дао Ли — все остальные определённо перестарались на пиру, а возможно, и после — Флёр не собиралась ни разбираться, ни осуждать товарищей. В конце концов, путешествие близится к завершению, здесь они в безопасности — так почему бы и не позволить себе немного расслабиться? Она же это сделала — а раз так, то и остальным не запретно...

— Дао Ли, — обратилась Флёр к нему, — позволь спросить, какой ты видишь эту землю?

— Удивительной, как и всякую иную, — ответил монах. — Всё здесь отлично от знакомого мне, пусть и в разной степени. Мнилось мне, что страну эту населяют невежественные варвары, однако вижу людей добродетельных и благородных, хотя и не ведающих Учения. Люди эти отважны и суровы к врагам, но милостивы к друзьям и родичам, почитают старших и внимают воле Неба.

— Думаю, люди везде одинаковы, — заметила Флёр. — По крайней мере, иного мне встречать не доводилось — а тебе и самому ведомо, где мне случалось бывать.

— И мне немало довелось постранствовать по миру, — монах наклонил голову, — и потому согласен с тобой. Природа человеческая всюду едина, что бы ни говорили сами люди...

Флёр только пожала плечами — она в этом не сомневалась никогда. Люди везде одинаковы — просто потому, что всем и везде необходимо что-то есть и где-то жить — голодному и бездомному не до возвышенных мыслей. Лишь когда у человека есть еда и крыша над головой, он может устремиться к чему-то большему... А может и не устремиться — большинство людей довольны и этим.

— Люди одинаковы, да обычаи различны, — заметил Ферми, — и различны порой у одного народа в одной стране, но разных местностях. Иной раз можно это понять — ведь и земли между собой несходны — но ведь бывает и так, что соседи разнятся, а живут на одной земле...

На это не нашлось ответа даже у Дао Ли. И в задумчивости он так старательно приложился к кувшину, что Флёр забеспокоилась. Беда, если человек вдруг начинает философствовать — это уже белой горячкой пахнет... И она предложила отправляться, пока никто с похмелья никакой ереси не измыслил.

Хаптагаев пришлось оставить — хоть лодья и брала тысячу квинталов, зверям требовалось уж слишком много места. И поскольку коней никто и не думал оставлять, пришлось сгружать все товары на лодьи и тщательно следить, чтобы до них не добралась вода... Но всё это искупалось быстротой — пять, шесть, может быть, семь дней. Кончено, для этого придётся идти на вёслах день и ночь — но гребцов хватало. И такая спешка была вполне оправдана — зима приближалась, и предшествующая ей распутица — тоже... Пусть она и была не столь долгой и не столь суровой, как в иных местах — но она была. И попасть в неё не хотелось...

Правда, это не давало уединиться ни Флёр и Ферми, ни Вышате и Арье — но как раз это никого не беспокоило. Хватало всем и других дел, помимо любовных... Слишком долго путешественники не были в родных краях, и слишком много всего случилось за это время — столько, что на несколько лет хватило бы.

О переменах и шли разговоры всю дорогу, и чем больше Флёр узнавала, тем чаще ей начинало казаться, что она вновь вступает в чужую страну... А потом Ферми рассказывал о какой-нибудь глупости, и становилось ясно: нет, это всё та же страна, ибо так сглупить больше нигде не могут.

А перемен хватало и не только рейхстаг был их причиной. Так, тот же Генрих, в очередной раз оправдав своё прозвище, ввёл в Бойриге новые законы — и теперь дочери наследовали титулы и имущество прежде братьев умершего, и наследница получала при этом все права и обязанности. Впрочем, имея трёх дочерей и душевнобольного брата, только это ему и оставалось... Ещё один закон, очень понравившийся Флёр, требовал, чтобы жених и невеста были знакомы до обручения не меньше полугода, «чтобы явилась меж ними приязнь», а так же устанавливал разницу в возрасте жениха и невесты не более десяти лет. Больше — и для брака уже требовалось дозволение короля и примаса...

— Ну, чего-то такого все и ждали, — сказала Флёр, выслушав рассказ о бойригских делах. — Давно уж ясно, что сыновей Генриху не видать, брат рехнулся, а человеку не из рода Хильдерика корону передать нельзя — даже пророчество какое-то на этот счёт у них есть... Интересно, что соседи по этому поводу говорят?

— Соседи думают, — ответил Ферми, — да ничего пока не надумали. Кому вовсе дела нет, кто блажью считает, кто к землям примеривается — но пока Генрих жив, никто пальцем не пошевелит, а там, глядишь, и забудут... Помнишь наш разговор про обычаи? Я вот думаю, что эти законы не без сколотского влияния появились...

— Может быть, — Флёр не собиралась спорить. — А скажи-ка мне вот что: есть у вас один бродячий торговец, Лоуренс. Не знаешь, что с ним стало?..

— Знаешь, я из-за него влип в одну дурную историю... Честно говоря, я себя тоже глупо и по-мальчишески повёл, но его вины это не отменяет! В общем, всё, что я слышал — что он осел где-то на севере, чуть ли не у самадов, и женился. Зачем он тебе?

— Ревнуешь? — ухмыльнулась Флёр. — Знаешь, из-за него я тоже влипла в одну дурную историю... Которая, в конце концов, и привела меня сюда. Так что надо бы его отблагодарить при случае...

— Я подержу, — пообещал Ферми.

— Да я и сама справлюсь, — Флёр снова ухмыльнулась, на сей раз -не хуже беса Аликино...