Мир тебе, Воин (джен)

Началась череда одинаковых, перетекающих один в другой дней. Ранний подъём, маска, одежды, прогулки, в которых всё меньше оставалось зелёных троп и всё больше становилось офисных зданий. Однажды они даже приняли участие в презентации нового внедорожника на автомобильном заводе. Кайт с трудом представлял, как присутствие всех трёх богов способно помочь машине пройти по своим дорогам, но Вирджи говорила, что у него обычная хандра от летней жары.

— Ну, и пусть машина, зато как там все смотрели на нас! — она с упоением возвращалась в воспоминания.

Кайт вздыхал в ответ. Смотрели на них действительно с восхищением, только ему некуда было устремить взгляд.

А вот снов было столько — смотреть не насмотреться. Они будили его раньше солнца. Сегодня он решил не сидеть в общежитии, а подождать начала нового дня возле пруда. По дороге размашистым шагом шёл Рэй Барни.

— Рановато ты! — усмехнулся учитель.

— Вы встали ещё раньше, — улыбнулся ученик.

— Надо было кое-что проверить на кораблях. В субботу вас ждёт новое плавание.

Кайт кивнул.

Барни уже собирался идти, когда вдруг вернулся и, вцепившись пятернёй в лиловые волосы, проговорил:

— Ты ведь не обижаешься, что я иногда прессинговал физически и словесно? Это у меня такой педагогический приём.

— Всё в порядке, — заверил Кайт.

— Отлично! Ну, бывай! — Барни махнул рукой на прощание. — Да, кстати, как думаешь, этот цвет, — он указал на волосы, — не слишком?

— Думаю, в самый раз.

Тренер улыбнулся и пошёл дальше лёгкой, пружинящей походкой.

— Господин Барни! — вспомнив, окликнул его Кайт.

— Да?

— Вы случайно не встречали среди помощников Небесных Пастухов мальчика по имени Чайк? Чайк Танай. Мы из одной школы. Он говорил, что собирается стать помощником, но я не нашёл его.

— Нет, не помню такого. Но я теперь больше кораблями занимаюсь, чем людьми, так что знаю не всех. В толпе легко кого-то не заметить. Может, он там, тянет твой корабль.

— Может быть. Спасибо!

Кайт добрался до пруда и сел на камень. Ворон уже поджидал его.

— Доброе утро, Полковник! — поздоровался мальчик и развернул карту.

Здесь спустя час его нашёл взволнованный Экейн.

— Куда вы запропастились? Я бегаю вас ищу! — в глазах куратора был страх, что он потерял ещё одного участника.

— Простите, я рано проснулся и вышел почитать здесь, но позабыл о времени.

— Вечно с вами одни проблемы! Отправляйтесь в столовую! Да поживее!

Кайт кивнул и, помахав ворону, побежал на завтрак.

Под конец трапезы появился Альраи с обычным утренним напутствием.

— И ещё хочу напомнить о границах, которых стоит придерживаться в беседах, — добавил он в завершение своей речи. — Было не совсем уместно расспрашивать организаторов вчерашней презентации о технических характеристиках скутеров, господин Финлэй.

Вирджи заслонила лицо рукой, словно желая откреститься от этого позора.

— Я коплю на скутер, но с моделью ещё не определился, — с набитым ртом произнёс Магги. — А они не только автомобили, но и мотоциклы производят. Как же было не спросить?

— Понимаю, — силясь не улыбнуться, сказал Альраи. — И всё же такие вопросы несколько уводят от сути нашего праздника.

— А зачем тогда было отправлять нас на этот завод? О чём говорить на презентации машины — о спасении души?

Улыбка истаяла, на лицо Альраи легла тень.

— Прошу вас помнить, что на фестивале вы представляете не самих себя, а богов и героев.

На вопросы Магги он не ответил.

— И кого мне изображать? — продолжал ворчать мальчишка, пока они ждали Джендэйи. — Героя, от которого в веках даже имени не осталось? Может, сателлитов и вовсе не существовало. Придумали потом, чтобы этим троим не скучно было стоять на своих кораблях.

— Что за речи! — насмешливо покачал головой Марк Тирс. — А как же наша великая миссия?

— Защищать Вирджи? Если кто на неё косо глянет, я её, знаешь как, защищу! — он для уверенности потряс кулаком.

— Не надо меня защищать! — воскликнула его богиня. — Ты можешь меня просто не позорить?

Губы Найджела тронула насмешливая улыбка.

Потом пришла художница и, стерев с их лиц насмешки и тревоги, нарисовала гордое спокойствие. Это спокойствие они понесли на улицы Гелиадора.

Сегодня Кайту и Биджою снова предстояло бродить по деловому центру города. Инопланетная башня казалась огромным магнитом, не отпускавшим путников. Посетив несколько магазинов, отобедав в ресторане с поэтичным названием «Изысканный фазан», пройдя через летние ярмарочные ряды, они направились к центральному городскому вокзалу. До следующего пункта в их картах нужно было добираться на поезде.

— Я утром встретил господина Барни, — вернулся к беспокоившей его мысли Кайт. — Правда, он какой-то странный был, ну, да ладно… Он тоже не слышал о Чайке.

— Дался тебе этот Чайк. Нежится сейчас на пляже, а ты его хочешь впрячь в Небесный Корабль.

— Он сам хотел.

— Значит, перехотел.

— Или он был там, а мы не заметили.

— Делать мне нечего — выглядывать какого-то Чайка. Там за собой надо смотреть. Забылся немного — и привет, асфальт.

— Мне снилось, что я падаю с корабля. Тебе снятся сны, Стинэй?

— Конечно!

— Да, сны снятся всем, — попробовал объяснить Кайт. — Но с того дня, как я попал в Храм, они стали другими…

— Слушай, ты не мог бы помолчать? Говорил же нам Альраи, на улицах Гелиадора мы боги и герои.

— Да, конечно, извини, — кивнул Кайт, а потом тихо пробормотал. — Интересно, какие сны снились Мелкону?

Дальше они шли в чётком соответствии с установленным протоколом: Бог на несколько шагов впереди и без слов. Биджой ступал на асфальт, а хотел бы наступить на мантию идущего впереди. Наступить и держать, пока тот не упадёт в бессильной попытке двинуться вперёд. Потому что не Кайт должен был получить эту мантию и венец из скованного в кольцо меча, а он, Стинэй Биджой. Ему бы кланялись прохожие, при виде его трепетали бы девушки. Он стал бы иконой, идолом, мечтой.

Палящее солнце плавило асфальт, и воздух дрожал, медленно становясь осязаемым. Венец Мелкона налился огненным золотом, потом кольцо разомкнулось, и сияющая лента скользнула вниз, укрывшись под мантией Бога. Через мгновение в складках атласа показалась змея. Она пристально уставилась на шагающего позади мальчика, словно сама была заклинателем, а потом насмешливо прошипела детскую скороговорку, переврав слова: «Шу-шу-шу, дай корону малышу!»

Сбившись с шага, Стинэй остановился и потёр глаза. Обруч по-прежнему был на голове Кайта, а золотая змея исчезла. «В такую жару запросто можно схлопотать тепловой удар, уже начинает мерещиться всякая чертовщина», — он тряхнул головой, прогоняя остатки видения.

Впереди показалась ажурная крыша центрального вокзала. «Ну, что ж, посмотрим, малыш, так ли прочно держится твоя корона!» — Стинэй недобрым взглядом посмотрел на своего Бога.

— Какой огромный! — Кайт остановился перед высоким зданием с широкими лестницами, стеклянными лифтами, витражами, часами и электронными табло.

— Ты и здесь не был?

Кайт покачал головой:

— Из аэропорта мы ехали на автобусе.

Он ступил на лестницу, растерянно глядя по сторонам.

— Держись меня и не пропадёшь, — усмехнулся Биджой.

Подхваченные толпой, они поднимались на эскалаторах и спускались на лифтах, проходили по крытым галереям, всё глубже погружаясь в чрево огромного строения. Биджой сверялся с надписями на табло, потом поторопил Кайта:

— Быстрее! Поезд скоро отправляется!

Бог Войны подхватил полы длинного одеяния и бросился бежать за своим проводником.

— Поднажми, Сорни, следующий не скоро! Опоздаем на встречу с бизнесменами — нам голову оторвут!

Взбежав на эскалатор, они увидели стоящий на платформе блестящий синий экспресс с круглыми, как у самолёта, окнами. Машинист уже готовил состав к отправлению. Последние пассажиры забегали в начавшие мигать красным двери.

— Запрыгивай! — Биджой придержал рукой створку и поманил Кайта, пропуская его вперёд.

— Спасибо, — Кайт схватился за поручень и забрался внутрь, тяжело дыша. Двери медленно закрылись.

Кайт обернулся.

Стинэй Биджой стоял на платформе и, улыбаясь, махал рукой. По составу прошла судорога, он двинулся, с каждой секундой ускоряясь всё сильнее.

То, что поезд не едет в Промышленный парк — южный пригород Гелиадора, Кайт понял быстро. Как впрочем, и вообще на юг. Наоборот, он оказался экспрессом, следующим из аэропорта. В Гелиадоре состав делал единственную остановку на центральном вокзале, а потом летел к окраинам.

«Делать нечего. Доеду до следующей станции, а там пересяду на обратный поезд», — решил Кайт, занимая место у окна. Пассажиры с удивлением поглядывали на одинокого Бога. Туристы доставали фотоаппараты, радуясь, что застали столь колоритную достопримечательность, едва успев сойти с трапа самолёта.

Тем временем поезд, похоже, не собирался останавливаться. Реже мелькали дома, а потом и вовсе пропали. Поля расстелили зелёные ткани, и всё пространство заполнили горы. Поезд летел в узком ущелье, ветви деревьев почти касались круглых окон. Стук колёс стал сильнее — поезд миновал мост, под которым шумел поток. Снова ущелье, и снова мост.

А потом раскинулись поля с редкими домами, лепящимися к подножию сбежавших к горизонту гор. Поезд, дрогнув, остановился и через минуту двинулся дальше. Кайт разглядывал пустынную платформу: кроме него на этой станции никто не сошёл.

Здесь не было ни турникетов, ни смотрителя в синей форме, только одинокая доска с расписанием. В одном Биджой не обманул: поезда здесь ходили редко. Удивительно, что экспресс вообще остановился на такой маленькой станции.

«На встречу в Промышленный парк мне уже не успеть. Надеюсь, Стинэй справится сам. Пройдусь немного».

Он спустился по осыпающейся лестнице и пошёл узкой дорогой через поля к горам, радуясь, что подготовка к фестивалю завершена и он может гулять один, не боясь шеатов. Интересно, защитило бы его от теней в том одиноком путешествии присутствие главного архивариуса?

Где-то из под ног выскочил ручей и побежал вперёд, серебром сияя на солнце. У самой дороги на небольшом участке земли старики выращивали помидоры и арбузы. Эти места напомнили Кайту Кленверт.

Завернув в переулок, он увидел пруд, за которым стоял поднимающийся к небу лес. В тени деревьев находился маленький храм. Возле него остановилась машина. Молодая женщина поднялась по каменной лестнице и позвонила в колокол, чтобы боги храма вышли к ней. Не желая отпугнуть своей фальшивой маской настоящих духов гор, Кайт бесшумно проскользнул мимо. Он ступал по пыльному асфальту и гадал, о чём молится эта женщина. И если бы по ступеням поднялся он, вышли бы южные боги к нему, заметённому снегом?

Снова показался ручей, постепенно он набирал силу и мощность, обрастал каменными берегами. Берега покрывались кустами гортензий, отцветших, но всё ещё прекрасных. Опустившись на каменные ступени, уходящие в воду, Кайт смотрел, как плывут облака. Одно облако очертаниями напоминало сердце.

Из кустов выскочила малышка с воздушным шаром, сплетённым в божью коровку. Увидев ручей, она подбежала, надеясь разглядеть в нём черепашек и головастиков. Но, заметив странную фигуру с белой маской вместо лица, настороженно замерла и побежала назад к зовущей её матери.

«Не знаю, испугался бы меня Гадар, но дети точно остерегаются», — Кайт поднялся и, перейдя поток по уложенным на дне камням, выбрался на скрытую за кустами площадку. Юные обитатели парка уже покинули горки и качели, торопясь домой к ужину, а на каменном бордюре сидел дедушка со связкой воздушных шаров.

Увидев Бога Войны, он сделал движение, собираясь подняться и поклониться, но мальчик жестом остановил его. Опустившись в расшитых золотом одеждах на пыльные камни, Кайт слушал ещё одну повесть о жизни. О тех временах, когда синие экспрессы ещё не летели через поля, чтобы остановиться на маленькой станции. Но один министр оказался родом из этих мест и, чтобы облегчить себе путь в родные края, повелел сделать здесь остановку. А этот парк построил для своих внуков. Дедушка говорил, что тоже играл здесь в детстве, а теперь приходит каждый день, чтобы подарить детям воздушные игрушки. Находит схемы в журналах и делает из шариков божьих коровок, цветы, единорогов. Перед расставанием старичок сказал, что в прошлом году ему сделали операцию на сердце. А когда уже попрощался, вернулся и, назвав своё имя, попросил:

— Запомните, пожалуйста!

Кайт ещё немного побродил по парку, вслушиваясь в наступающий вечер, потом вернулся к станции. На поезд он опоздал, поэтому просто сел на скамейку и стал ждать. Через полчаса приехал короткий состав, всего из четырёх вагонов. Внутри не было кресел, друг на друга смотрели длинные пустые диваны. Чтобы не смущать своим видом редких пассажиров, мальчик решил выбрать место в краю вагона. Но там уже сидел человек. Несмотря на жару, на нём был неизменный свитер. Формулы химических элементов дремали на страницах раскрытой книги.

— Профессор Войд? — не поверил своим глазам Кайт.

Тот ответил хмурым взглядом.

— Можно мне присесть? — он указал на место рядом с профессором.

— Вам теперь можно садиться где угодно.

— Почему? А, вы про это? — Кайт приподнял полы мантии.

Состав качнулся. Он едва успел схватиться за поручень.

— Да садитесь уже! — раздражённо произнёс профессор.

— Спасибо.

— Куда вы подевали Биджоя?

— Мы разминулись на центральном вокзале, — глядя в колени, ответил Кайт. — Такое огромное здание… А Саймон Триггви ушёл. За пару дней до начала фестиваля.

— Я слышал в новостях.

— Мы встретились прямо перед южными воротами. Он вернулся. Но Альраи не разрешил ему остаться.

— Таковы правила.

— Знаю… Но мне кажется, это я виноват. Я был слишком занят своими переживаниями. Если бы я посмотрел на Саймона, если бы посмотрел внимательно…

— А мне помнится, что это Триггви стоял и смотрел, пока вас били палками. Так что вряд ли у вас есть причины винить себя.

— Он просто испугался, — печально проговорил Кайт. — Наверное, у каждого бывает в жизни мгновение, когда проявляются не самые лучшие стороны души.

— Но не для каждого ценой такого мгновения становится кровь других, — холодно возразил Норвен Войд.

Кайт вздохнул и, посмотрев на небольшой чемодан у ног профессора, спросил:

— Вы едете из командировки? Простите, опять лишние вопросы, — перебил он сам себя. Потом произнёс, глядя на стучащиеся в окна ветви деревьев. — А я должен был сегодня поехать в Промышленный парк. Но перепутал поезда и вместо промышленного попал в самый обычный — с ручьём и детской площадкой. Там я познакомился со старичком, складывающим игрушки из воздушных шаров, — Кайт рассказал о недавней встрече. — Наверное, после операции у дедушки нет больших надежд на долгую старость. Поэтому он каждый день приходит в парк и дарит детям шарики. Чтобы остаться в их сердцах. У меня плохая память на имена, но его я не забуду — на праязыке оно означает «мост».

В вагон зашла компания студентов и, увидев Мелкона, начала щёлкать фотоаппаратами.

— До сих пор не могу к этому привыкнуть, — пробормотал Кайт, когда они отошли в сторону и позабыли о нём. — Я ведь приехал сюда только в конце марта. И знать ничего не знал о фестивале. Когда назвали моё имя, я решил, что произошла ошибка. Но мне объяснили, что моё участие оплатил Гор Скалатэни. Вы знаете его?

— Слышал. Если не ошибаюсь, предприниматель.

— А я даже не слышал. И самое удивительное, господин Скалатэни тоже про меня не слышал. Я встретил его недавно и спросил, почему он выбрал меня. А он даже не вспомнил моего имени. Наверное, это всё же был дедушка. Хотя он и сказал маме, что не помнит моей фамилии. В первое воскресенье мая мы с ней собирались поехать на озеро, а вот как оказалось.

Двери открылись на очередной пустынной станции, потом закрылись, и состав поехал дальше.

— На самом деле на то озеро я всё равно бы не попал, — продолжил Кайт. — А благодаря фестивалю увидел целый океан! Мне кажется, я теперь знаю, кем хочу стать. На первой экскурсии мы с профессором Огоном ездили к водопадам Итайя. Вы бывали там?

— Бывал.

— Они удивительно красивы, правда? Когда я ходил там, мне вдруг захотелось стать тем, кто прокладывает дороги. Строить мосты, класть камень за камнем, чтобы потом люди могли пройти по этим лестницам и ощутить радость встречи…

— Учитывая ваши успехи в учёбе, я бы поостерёгся ступать по проложенным вами дорогам.

— Я буду стараться, — увлечённый мечтами Кайт не услышал в словах своего учителя иронии. — В декабре мне исполнится шестнадцать, и я смогу подрабатывать. Магги, Айзек Финлэй, обещал взять меня помогать на ферме его родителей. Тогда я смогу оплатить дополнительные уроки. Может, вы всё же согласитесь позаниматься со мной? Когда вы объясняете, я начинаю понимать.

Профессор молчал, пойманный в ловушку своими же словами. Потом заговорил, глядя в окно:

— Я не преподаватель. Меньше всего мне нравится стоять за кафедрой и пытаться высечь из каменных голов искры понимания. И я никогда бы не согласился участвовать в подготовке к фестивалю, если бы имел возможность отказаться.

Дальше они ехали, погрузившись каждый в своё молчание. Горы за окнами сменились полями, поля покрылись асфальтом и проросли домами, словно подсолнухи, тянувшими свои крыши вверх, к солнцу. Норвен Войд давно пропустил остановку, на которой собирался пересесть с этого черепашьего поезда на экспресс.

— На какой станции вы выходите? — спросил профессор.

— Вернусь на центральный вокзал.

— Этот поезд не идёт до центрального вокзала.

— Правда? — забеспокоился Кайт. — Но мне нужно добраться до вокзала. А оттуда вернусь в Храм — я уже всё равно кругом опоздал.

— От вокзала до Храма далеко идти.

— Я знаю только эту дорогу.

Двери поезда закрылись, и состав покатился дальше.

— Пойдёмте, — сказал профессор, вставая.

Они вышли на следующей станции и, миновав турникеты, оказались в лабиринте складов, заборов из металлической сетки и лепящихся друг к другу посеревших от копоти домов. Солнце скрылось за бетонными стенами, на небо выползали тучи и тени.

— Прошу прощения, что приходится тревожить ваш мир красоты такими картинами, но это самая короткая дорога к Храму.

— Спасибо, но как же вы?

— Мне по пути, — процедил профессор с таким лицом, словно мечтал оказаться как можно дальше от этого места.

Так они и шли: человек, везущий за собой в чемодане груз прошлого, и мальчик, подметающий камни надетой на него мантией бога. Выбравшись из пахнущего краской и лаками проулка на дорогу, которая в этом безжизненном месте была средоточием жизни, профессор остановился:

— Дальше всё время вперёд — и окажетесь перед северными воротами.

— Спасибо!

— Ступайте.

Кайт поклонился и пошёл по указанному пути.

В частоколе домов неожиданно выглянуло солнце, на мгновение окрасив всё золотисто-розовым светом. Норвен Войд смотрел на удаляющуюся фигуру. Время ничего не изменило. Он по-прежнему ненавидел эту маску и эти одежды, но сегодня… То ли художница плохо раскрасила лицо, то ли слишком бросались в глаза — глаза.