↓
 ↑
Регистрация
Имя/email

Пароль

 
Войти при помощи
Временно не работает,
как войти читайте здесь!
Размер шрифта
14px
Ширина текста
100%
Выравнивание
     
Цвет текста
Цвет фона

Показывать иллюстрации
  • Большие
  • Маленькие
  • Без иллюстраций

Методика Защиты (гет)



1981 год. В эти неспокойные времена молодая ведьма становится профессором в Школе чародейства и волшебства. Она надеялась укрыться от терактов и облав за школьной оградой, но встречает страх и боль в глазах детей, чьи близкие подвергаются опасности. Мракоборцев осталось на пересчёт, Пожиратели уверены в скорой победе, а их отпрыски благополучно учатся в Хогвартсе и полностью разделяют идеи отцов. И ученикам, и учителям предстоит пройти через испытание, в котором опаляется сердце.
QRCode
Предыдущая глава  
↓ Содержание ↓
  Следующая глава

Клятвопреступник

Любовь твоя — лишь клятвопреступленье,

Коль ты нарушишь клятву и убьешь

Любовь, которую клялся́ лелеять.

У. Шекспир, «Ромео и Джульетта»

 

На рассвете тридцать первого октября сон так и не подступил к стенам её высокой башни, и Росаура, силой оторвав взгляд от мутной пелены за окном, куда упорхнула Афина с посланием для единственного человека, облик которого застилал взор до огненных искр, заставила себя спуститься в Большой зал, пусть совершенно не чувствовала голода. Но там должны были быть люди — единственное средство, чтобы не сойти с ума от всепожирающей тревоги и тщетного ожидания… то ли чуда, то ли кошмара.

Ожидание это не терзало её больше, как в предыдущие дни, не грызло, как бывало ночами, смутными снами, но легло свинцовой тишиной на душу: что-то случится. Неизбежно случится, и перед этим будут бессильны все. Но в человеке до конца неистребима надежда. Росаура спускалась по лестнице и считала минуты, которые предположительно занимал перелёт через весь остров, из Шотландии в Англию, уставшей птицы в жестокую непогоду. Ну, где Афина сейчас? Выдержит ли схватку с штормом? Не потеряет ли весточки? Успеет ли?.. До чего? До чего ей нужно успеть, во что бы то ни стало?..

До того, что случится. Неизбежно случится. Господи, хватит! Нельзя…

Несмотря на ранний час и привычку студентов по выходным нежиться в постелях, а преподавателей — завтракать в своих апартаментах, у высоких резных дверей уже собралась небольшая толпа. Росаура поймала встревоженный взгляд профессора Древних рун.

— Двери не открываются.

Большой зал запирали на ночь, чтобы не выискивать студентов под столами, но каждый день, ровно в половину восьмого, высокие резные двери растворялись перед пришедшими к трапезе. На часах было уже без четверти восемь. Росаура окинула взглядом студентов — большинство из них были гриффиндорцы-квиддичисты, видимо, с утра пораньше собрались на тренировку, а ведь все спортсмены — фанатики, хоть в дождь, хоть в буран, они будут играть. Тут к ним подошла мадам Трюк, заспанная и раздражённая — наверняка успела перехватить пару часов под зельем без сновидений.

— Если не откроем сами, они их нахрен вышибут, — угрюмо оповестила она, указав на гриффиндорцев.

Профессор Древних рун сомневалась. Росаура тоже совсем не радовалась перспективе открыть силой двери и встретиться лицом к лицу с тем, что там могло скрываться. Ведь едва ли хулиганы, или кто бы то ни был, ограничились только тем, что спозаранку испытали терпение квиддичистов. Наверняка же там какая-то гадость, какой-нибудь Василиск…

Разумнее всего было бы позвать Флитвика или Слизнорта, если Дамблдор до сих пор не вернулся. Но мадам Трюк решительно вынула палочку. Дети расступились, заинтересованные — часто видеть, как колдует преподаватель Полётов, не приходилось. Росаура тоже вскинула палочку. Профессор Древних рун покачала головой, но крикнула детям отойти подальше.

Росаура, предупреждая резкие движения мадам Трюк, провела по воздуху линию, как бы очерчивая двери. По ним пошла вибрация, и тут же Росаура почувствовала, как её рука будто увязает в чём-то плотном и липком. Зажмурившись, она с усилием опустила руку.

Разнёсся шум голосов. А мадам Трюк не поскупилась:

— Сволочи.

На дверях выступила надпись, размашисто выведенная чем-то красным. Тем же, чем малевали такие воззвания во всех уголках школы последние пару месяцев.

«Только достойнейшие войдут в чертоги. И капля грязной крови противна храму знаний. Жрите землю, маггловыродки!»

— Видимо, — флегматично высказалась профессор Древних рун, — сегодня позавтракать смогут только чистокровные в десятом колене.

— Что здесь происходит? — громыхнула с мраморной лестницы Макгонагалл. Она была жутко бледна — очевидно, тоже не прилегла и на полчасика.

— Прецедент, — вздохнула Росаура.

— А вы что здесь делаете, мисс Вэйл? — вдруг разъярилась Макгонагалл.

— Я пытаюсь открыть двери, профессор.

— Это мы и без вас сделаем. Вы почему не спите? У вас же было ночное дежурство?

— Да.

— В северном крыле!

— Да.

— Марш спать!

— Но я не…

— У вас нет зелья для сна?

— Есть, профессор Слизнорт…

— Вот и отлично, быстро в кровать! Так, а это безобразие…

Росаура лишь чуть попятилась, но уходить, конечно, никуда не ушла. На неё бессонная ночь и всплеск решимости на рассвете подействовали как удар мешком с песком по голове — она вполне твёрдо стояла на ногах, могла выполнять привычные действия, но на сознание и чувства хоть на непродолжительное время нашло отупение. Суровый же нрав Макгонагалл от недосыпа и утомления проявлялся в том, что она срывалась на всех подряд и каждого желала задушить своей категоричной заботой. Когда она подошла к дверям и прочитала надпись, те несчастные, которые ещё имели неосторожность не спрятаться в самом дальнем углу, поспешили исправить своё положение. Макгонагалл же хмыкнула и подняла палочку…

Двери вздрогнули, но надпись только ярче вспыхнула.

На впалых щеках Макгонагалл заалели пятнышки. Она воздела руку вновь и получила тот же ответ.

— Зовите Горация, — выплюнула Макгонагалл через пару секунд предгрозового молчания.

— Какие-то затруднения, профессор? Позвольте мне?

Из подземелий вышел шестикурсник, обаятельнейший юноша, Гэбриел Розье. Несмотря на раннее время, одет он был так, будто собирался на великосветский приём — у слизеринцев безупречный внешний вид был первейшим предписанием.

Розье, вежливо улыбнувшись разгневанным профессорам и в едва уловимой насмешке приподняв бровь на встревоженных студентов, подошёл к дверям и как ни в чём не бывало толкнул тяжёлые створки.

Те поддались безропотно.

Розье обернулся в снисходительном торжестве, хотел сказать что-то остроумное, но его лицо резко изменилось, когда вместо завистливых взглядов он увидел перекошенные в изумлении и даже ужасе лица.

Большой зал было не разглядеть — в воздухе, точно снег, кружил пепел, по полу стелился густой дым, а потолок, зачарованный так, чтобы отражать небосклон, был весь затянут пеленой плотного смога.

— Это пожар?

— Мы горим!

Кто-то выплеснул из палочки струю воды.

— Что же делается!..

— Мама!

На крики начала сбегаться вся школа. Профессор Макгонагалл, мадам Трюк, первые ринулись в зал, только вот Макгонагалл споткнулась на пороге и отступила назад, будто её толкнули в грудь, тогда как Трюк беспрепятственно зашла внутрь и уже водила палочкой, разгоняя дымовую завесу — как неизменной судье квиддичных матчей, ей чаще всего приходилось использовать погодные чары.

Росаура ступила ко входу и, чем ближе она подходила, тем явственней ощущала, как сам воздух становился плотнее, и когда до порога оставался один шаг, оказалось, будто перед ней возникла невидимая стена.

— Колдовство высшей категории, — раздался тоненький голосок профессора Флитвика. — Определяет состав нашей крови, коллеги, — он грустно хихикнул и поднял палочку.

Конечно, преподаватели совместными усилиями одолели злосчастный барьер, развеяли пепел, но осадок остался — пока суд да дело, приходили дети, читали чёртову надпись и догадались, кончено же, затеять игру — кого барьер пропустит. Плохо было и то, что некоторые преподаватели прошли в Зал, чтобы скорее привести его в надлежащий вид, но это заметили студенты и теперь могли судить, кто из педагогического состава… «достойнейший».

Чего, видимо, и добивались злоумышленники.

— Хуже всего, что это колдовство на крови, — мрачно сказала профессор Древних рун профессору Маггловедения, который явился позже всех и выслушивал уже в пятый раз живописание всех утренних передряг от своей коллеги. — Они откуда-то собрали образцы того, что в нас… достаточно было бы и отпечатка пальца…

— ДНК? — осведомился профессор Маггловедения. Он всегда радовался, когда знания по его предмету могли впечатлить зазнавшихся волшебников. Но для профессора Древних рун это оказалось слишком сложным, а потому она предпочла сделать вид, будто не расслышала, и сказала всё столь же мрачно:

— Представьте, какая это была кропотливая работа. Они вложили в этот барьер сведения о каждом из нас и заколдовали, чтобы одних он пропускал, а других…

Притихшие, подавленные студенты и преподаватели рассаживались (в выходные студентам было позволено сидеть вперемешку, невзирая на то, за чьим факультетом значился стол), без аппетита принимались за остывшие оладьи и овсяную кашу, то и дело подчищая рукавами мантий тарелки и кубки — на них ещё осталась сажа. С потолка стянули дымовой полог, но светлее не стало: небеса были затянуты тяжёлыми грозовыми тучами без единого просвета.

Трюк вскоре подорвалась с места, чтоб вести гриффиндорцев на поле, которое обещало стать болотом к их приходу.

— Да взять уже и утопиться там нахрен.

Разговоры не клеились, но весть облетела всю школу, поэтому на завтрак вопреки обыкновению собрались почти все, чтобы хоть поглядеть на «место происшествия». И пусть тарелки преимущественно оставались пустыми, а азарт в глазах затухал очень быстро, дети не спешили уходить, а взрослые тоже медлили. Пустующее кресло Директора действовало на всех особенно угнетающе.

— У профессора Дамблдора срочное совещание с Министром, — нарочито громко сказала Макгонагалл профессору Маггловедения, так, чтобы услышала хотя бы половина зала и донесла до другой половины, что ближе к дверям, — он уже прислал сову, что будет с минуты на минуту.

И в какой-то момент, никто не заметил, когда именно, сначала подумали, верно, что всё-таки пошёл дождь, с потолка вновь посыпался пепел. Дети заворожено завертели головами, взрослые приподнялись со своих мест, но волшебство уже вступило в силу: клочки пепла, касаясь любопытных лиц, либо растворялись в воздухе, либо оседали на щеках и лбах уродливой отметиной вроде опрокинутого набок креста.

Как их ни пытались тут же оттереть рукавом, ничего не получалось. Но, судя по тому, что нарастающий гул был недоумёнными возгласами, а не криками боли, вреда эти отметины не причиняли.

— Что это?

— Почему у меня его нет?

— На что это похоже?

— Эй, у тебя там, за ухом!

— Меня тоже измазало…

— Это значит, что ты грязнокровка, дурак!

И таких восклицаний становилось всё больше — за считанные секунды.

— Тихо! — крикнула Макгонагалл. — Всем сохранять спокойствие!

Преподавателей, некоторые из которых уже направили свои палочки, чтобы пресечь колдовство, пепел не коснулся.

Дети замерли, обернули к учителям разгорячённые лица. Пепел уже развеяли, но около трети студентов прикрывали испачканные щёки и лбы. Какие-то девочки плакали, мальчики собирались махать кулаками. Но особенно тягостное молчание повисало там, где компания друзей оказывалась разделена по принципу… чистоты лица.

— Все, кто… испытал на себе воздействие колдовства, сейчас же отправляются в Больничное крыло! — приказала Макгонагалл.

— Пусть их там стерилизуют, такие не должны размножаться!

Рыжая девочка говорила это своей соседке, и та даже успела прижать ладошку к губам, чтобы заглушить смешок, но в тишине все обернулись на них, и у заместителя Директора была ровно доля секунды, чтобы вмешаться прежде линчевания.

— Флинт, Картер, к Директору! — скомандовала Макгонагалл.

Поднялась решительно и прошла через весь зал к побелевшим как полотно девочкам.

«А ведь они второкурсницы, — в глухом изумлении подумала Росаура. — Чёрт возьми, второкурсницы!..»

Макгонагалл дождалась, пока девочки встанут со своих мест и подойдут к ней, однако ни от кого не укрылось, что втягивать голову в плечи и прятать глаза они не спешили. Их лица выражали скорее оскорблённое достоинство. И Росаура чувствовала через весь зал, как Макгонагалл трясёт от искушения превратить их в жаб.

Однако та собралась и приказала:

— Пострадавших с каждого факультета проводят в Больничное крыло профессора.

Она с досадой отметила, что в Зале нет всех деканов, чтобы спокойно поручить им пострадавших детей, да и сама собиралась увести провинившихся. Наконец, коротко распорядилась о том, кто возьмёт ответ за какой факультет, другим наказав сопроводить оставшихся детей в гостиные факультетов, увела за собой Аделию Флинт и Лайвет Картер.

Росаура поглядела на стол Слизеринцев. Там меньше всего было детишек с чумазыми лицами, и выглядели они теперь как овцы в стае волков. В этот момент в зал вошёл Слизнорт. Будто бы запыхавшийся, но Росауре стало очевидно, что он создаёт себе образ.

«Быть может, он вообще прекрасно знал, что к этому идёт. Или прятался всё это время за дверью», — почти равнодушно подумала Росаура, глядя, как Слизнорт притворно охает и обескуражено качает головой, выслушав доклад факультетского старосты.

— Что же, — он облизнул побелевшую губу, — раз заместитель Директора распорядилась, что нам лучше провести сегодняшний день в гостиных, нам следует туда отправиться, — колонна пуффендуйцев под предводительством профессора Маггловедения уже покидала зал. — А что до… всего этого… недоразумения… — он явно сглотнул, — да, мадам Помфри быстренько это исправит, господа, не теряйте присутствия духа…

Несколько старших слизеринцев с идеально чистыми, свежими, будто росой умытыми лицами усмехнулись. Ничуть не злорадно и даже не вульгарно, а едва заметно, любезно, почти снисходительно, как посмеиваются над избитой шуткой, которую пожилой человек по забывчивости повторяет из раза в раз.

Росаура больше не могла на это смотреть. Ей-то Макгонагалл ещё на лестнице поручила отправляться в постель, но у неё возник другой план. Решительно она подошла к столу своего факультета, и ни мускула не дрогнуло на её лице, когда Слизнорт обернулся к ней с такой знакомой отеческой улыбкой:

— А, мисс Вэйл!..

Росаура приблизилась к нему, но встала, недосягаемая до его мягкой, будто ватной руки, которой он бы вздумал похлопать её по плечу. Слизеринцы смотрели на неё с любопытством.

А её пальцы давно были испачканы в золе.

Она вскинула руку и начертила себе на щеке опрокинутый крест.

— Все, у кого есть такой знак, подойдите ко мне, — сказала она.

У Слизнорта, кажется, перехватило дыхание. Кто-то из старших продолжал ухмыляться, но некоторые угрюмо переглянулись. С разных мест к Росауре потянулись дети, но что делалось с ними… глаза в пол, на щеках — краска стыда, головы втянуты в плечи… В ушах зашумела кровь, что вскипела от ярости.

— Энни, — Росаура протянула руку своей подопечной и улыбнулась ласково, широко, как умела лучше всего, — иди сюда. Гленн, и ты тоже. Эйприл, Терренс? Подойдите ко мне все, у кого родители — магглы!

Это слово будто хлыстом ударило по столу Слизерина. И не только — с соседних столов те, кто ещё не ушёл, стали оборачиваться, перешёптываться. Кто-то замер в дверях. Слизеринцы переглядывались и кусали губы, точно с них вот-вот сорвалось бы шипение. Ещё пара напуганных, бледных теней притекла под крыло Росауры. И тут раздался удивительный звук.

Кто-то захлопал. Девушка из-за гриффиндорского стола, выпрямившись во весь рост, глядела через весь зал на Росауру и горячо смыкала ладони. Через секунду к ней присоединилась ещё одна. И ещё. Широкоплечий парень забрался на лавку, рядом с ним поднялся его приятель. Через пару мгновений отчётливые, мерные хлопки десятков студентов гремели на весь зал. Росаура чуть не ахнула — к её крохотной стайке решительно подошли трое гриффиндорцев, несколько пуффендуйцев, когтевранка… Все — с отметинами на щеках, что ещё недавно горели от стыда, но теперь пылали гордостью. Когда вокруг Росауры собралось две дюжины человек со всех факультетов, воздух в зале раскалился до предела. Посреди зала, впрочем, осталось немало тех, кто довольствовался наблюдением. Всех таких отстранённых зрителей олицетворял собой Эдмунд Глостер, который с извечным вежливым любопытством глядел на Росауру.

И прежде, чем она, изрядно растерявшаяся, но внешне державшая и спину, и улыбку (прямо по заветам матушки), решилась повести своих птенцов к выходу, раздумав ещё, не сказать ли чего напоследок, как слизеринцы единодушно повставали с мест и тоже захлопали.

Но их аплодисменты были неистовой бурей. Они заглушали те мерные, торжественные хлопки, которые будто отбивали пульс, и вносили полную сумятицу, прибавляя свиста, улюлюканья и откровенной брани. Дети, которые собрались подле Росауры, едва почувствовав облегчение, вновь насторожились, замкнулись, оскорбились, а самые младшие заплакали. Кто-то — навзрыд, а кто-то — безмолвно, с невыразимой мукой на бледном лице, как Энни, которая прижалась к Росауре своим худеньким тельцем.

Гнев праведный — штука величественная, но зачастую может быть опрометчивой. Кто-то из гриффиндорцев не выдержал, и через весь зал пронеслась белая вспышка.

Треск, грохот, «прекратите!» и «уводите детей!», школа вмиг раскололась на два лагеря у противоположных стен, и заклятия летели неумолимо, искрящие, взрывоопасные, насыщенные давней затаённой болью и отборным презрением. К тому моменту в зале оставалось уже не так много учителей, и хоть те выставили щиты в два счёта, дети продолжали колдовать, а заклятия, отражаясь от щитов, летели обратно по ним.

— Экспеллиармус! Экспеллиармус! — надрывались учителя, поскольку враждующие униматься никак не хотели, сбились в две оголтелые кучки по двум углам (пока большинство студентов под крик преподавателей спрятались под столами) и, видно, решив, что терять уже нечего, дробили щиты и выискивали лазейки, чтобы достать друг друга и поджарить наверняка.

Всё продолжалось считанные секунды и закончилось в единочасье, когда в дверях возникла фигура Альбуса Дамблдора. По мановению его руки потолок раскроила молния, и грохот небесной тверди оглушил всех. Дети и взрослые, онемев в потрясении, не могли отвести глаз от Директора.

Тот же смотрел на Росауру и детей за её спиной, которых она первым делом укрыла щитом.

— Профессор Вэйл, проводите пострадавших в Больничное крыло. Оставайтесь там до дальнейших распоряжений.

Едва ли кому-то пришло бы сейчас в голову сказать Альбусу Дамблдору хоть слово поперёк. Казалось, все и дышать боялись в тот миг. Росаура дрогнувшей рукой сняла щит и, вымолвив только: «За мной», вывела оробевших детей из зала.

Признаться, она и знать не желала, что предпримет Директор на этот раз. Каким бы могущественным он ни казался, как бы мудр ни был, а как-то получалось, что работало против всех этих зарвавшихся, обезумевших детей лишь одно: громкий окрик и кулак по столу. На данной стадии, видимо, никак иначе уже было нельзя. Закончились времена пряников, уступок, договорных отношений. Не так ли? Остаётся только хорошенько их припугнуть, ткнуть носом в землю, быть может, и ошейник надеть?

Но Росаура успела кинуть напоследок взгляд на слизеринцев, к которым приближался Директор. Следов воинственности, что так красила гриффиндорцев, уже не найти было на их надменных лицах. Их исказила вражда. И не страх блестел сталью в их глазах, которые ни один не изволил потупить — вызов. Пойманные на горячем, они и не думали стыдиться и вообще хоть как-то переживать. Их горделивые позы так и говорили: «Ну, что вы нам сделаете? Сотрясёте воздух нравоучительной речью? Накажете, отнимете баллы? Быть может, вышвырнете из школы? Так мы не прочь прогуляться, больно тут душно. А завтра мы вернёмся сюда с нашими родителями и их Покровителем, чтобы посмотреть, как вас сотрут в порошок».

Но ведь они понятия не имели, какую цену им пришлось бы за это заплатить.


* * *


Мадам Помфри, как подглядела Росаура, могла бы в мгновение ока стереть ваткой, смоченной в лиловом растворе, отметины с щёк и лбов, но вместо этого зачем-то наказывала держать тампон долго и «ни в коем случае не отнимать от лица!». Тут же разошелся слух, что проклятие на самом деле куда более коварное, чем могло показаться, и раз уж мадам Помфри приказывает сидеть и не дёргаться, то надо послушаться.

Росаура, ещё ощущая в груди пламя — то ли гнев, то ли гордость, то ли уверенность в том, что она делает то, что должно, что единственно верно, отказалась стирать со своей щеки пепельный след. И заметила, что некоторые старшекурсники тоже отвергли настоятельные требования мадам Помфри «быть благоразумными». Качая головой, целительница покосилась на Росауру, но ничего не сказала.

А, кажется, даже спрятала скупую улыбку в уголках сухих губ.

Больничное крыло вместо коек оказалось уложено десятками пуфов, и мадам Помфри говорила преподавателям, которые пришли с детьми, рассаживать тех поудобнее, а сама разносила чашечки с Умиротворяющим бальзамом — и Росаура подозревала, не подмешано ли туда что-то ещё. Помощь, которую можно было бы оказать за пару секунд, растягивалась на часы. Но вскоре Росауру перестало это волновать. Быть может, в этом и была вся соль. Развести детей по углам, не оставлять их мариноваться в гостиных, где сейчас было неспокойно, и это спонтанное разделение руководство решило обыграть в свою пользу. Росаура села на пуф рядом с Энни и ещё группкой самых младшеньких. По привычке принялась переплетать растрёпанную косу своей подопечной. Как-то вышло, что кроме пуфов тут и там обнаруживались книги, альбомы для рисования, перья, пергамент, и стоило какому-нибудь непоседе заявить, что он совершенно здоров и можно ли ему идти, как прибегала мадам Помфри и увещевала его сесть и сидеть смирно, а не то!.. И все довольно охотно велись на эту уловку.

Росаура думала, что в палате за скрытой от посторонних глаз дверью лежит в беспамятстве Джозеф Эндрюс. Так и он оказался с ними в одной лодке.

— Профессор! Мэм…

Росаура оглянулась. К ней подошли две девочки и поглядывали на неё в робком воодушевлении.

— Мэм, а помните…

— Когда мы строили пристанище…

— Вы рассказали историю…

— Про мальчика с гусями!

— Да, как он прилетел на остров, а там люди были все прокляты.

— А он еще монетку свою потерял.

Они обе осеклись и посмотрели очень просяще. Росаура улыбнулась. И девочки воскликнули в один голос:

— А расскажите, что было дальше!

Росаура вздохнуть не успела, как они вновь затараторили:

— Он пришел с монеткой на следующую ночь? Ему удалось снять проклятье?

— Они отправились дальше с гусями?

— А он стал опять человеком?

— Да, — сказала Росаура, заметив, что головы с любопытством оборачиваются к ней, — он стал человеком. Но ему многое пришлось пережить, прежде чем это случилось.

И она пустилась в неспешный рассказ, под косой взгляд мадам Помфри сотворив в небольшой стеклянной банке язычок пламени. Вокруг него собрались дети, и даже старшие поглядывали из своих углов с интересом. Так пролетел час, может, два, они прервались на обед, который подали сюда же, и её вновь упросили рассказывать. За окном всё так же лился дождь, и небо, что в полдень чуть просветлело, вновь заволокло темнотой, будто уже был поздний вечер. Ветер гулял по крышам и завывал, забираясь на шпили башен, но им внутри было тепло и даже уютно, пусть к ним то и дело заглядывали преподаватели или старосты с очень встревоженными лицами, а старшекурсники мрачно переглядывались и сжимали свои палочки. Порой казалось, будто вдалеке раздавались резкие хлопки, и сложно было сказать наверняка, гремит ли гром в низком сером небе или под сводами замка… Они снова оказались в пристанище, но ничто теперь не казалось долговечным, надёжным. Даже то, что в школе Директор, больше не приносило полного утешения. Эти дети сидели в Больничном крыле и слушали сказки, потому что утром увидели, как их друзья посмотрели на них косо, оставшись с чистыми лицами. Потому что в гостиных родных факультетов их ждало непонимание, разборки и вражда, которой оказалось непредвиденно много уже почти в каждом сердце. И все, кто не был чересчур увлечён путешествием диких гусей, думали сейчас о том, что будет дальше. Как посмотреть друг другу в глаза, как подать руку. Как снова сесть за одну парту. И что будет в укромных спальнях, когда преподаватели будут вынуждены покинуть их гостиные, потому что нельзя же представить, чтобы впредь они все жили под постоянным надзором. Ведь нельзя же?..

Но как вернуть всё обратно, как остановить то, что продолжало трещать по швам и грозилось прорваться не тут, так там, никто не знал. Оставалось бояться — или сомневаться — или забыться. Хотя бы на время. Пока, может быть, взрослые и сам многомудрый Директор всё-таки что-нибудь придумают. Как-то их всех помирят, разведут по кроватям, пообещают, что всё будет хорошо, и родители скоро их навестят, и все будут живы, здоровы, и не будет страшилки серьёзней, чем вопросы к экзамену по Трансфигурации.

Но настал час, когда взрослые не могли позаботиться о детях. Дело в том, что взрослые не могли позаботиться о самих себе, не то что о своих семьях, близких, друзьях. Тридцать первого октября того года страх сгустился над их подветренной, дождливой страной и разделил всех: кого-то ожесточил, кого-то озлобил, кого-то заставил признаться в трусости, а кого-то — в алчности и корысти. И дети, запертые в огромном тёмном замке, чувствовали это — что им не на кого больше положиться. Что родители далеко, а учителя растеряны. И все они, все — в смертельной опасности, от которой кружится голова.

— …Самое интересное в том, что Нильс стал человеком тогда, когда перестал об этом мечтать. Чудо случается, если не видеть его целью пути. Если сказать: «Будь что будет, ну а я постараюсь изо всех сил поступить по совести». На самом деле, мы получаем то, в чём больше всего нуждаемся, когда перестаём думать о том, что мы нищие и обделённые. Когда мы сами начинаем отдавать.

Дверь отворилась — уже в который раз, но вместо обеспокоенного лица появилось лицо печальное и измождённое, такое, что его не сразу и признали и повскакивали с пуфов с заметным опозданием, когда Директор уже приблизился к огоньку в стеклянной банке. Как он не похож был на себя того, каким он явился пред всеми утром! Ни грома, ни молний, ни электризованной ярости. Лишь старый человек, который пришёл к детям. Такой старый, что кажется им пришельцем из другого мира — сами себя представить такими взрослыми дети ещё не способны.

— Пожалуй, будет разумнее вам всем задержаться тут до ночи, — негромко сказал Дамблдор, подарив детям мимолётную улыбку, которая не пыталась заигрывать и делать вид, будто бы всё хорошо. Это была грустная и скромная улыбка. Младшим она обещала мало-мальский покой и толику утешения. Старшим сообщала, что борьба идёт и взрослые просто так не отступятся, но это требует сил и понимания. — Ужин тоже подадут сюда.

— Сэр, а наши вещи?..

— Они вам еще понадобятся, мистер Карлайл. Мы не выбросим их за борт, хотя такой ливень заставляет сомневаться, не превратимся ли мы к ночи в плавучий дом.

— Сэр, а можно написать письмо маме?

— Разумеется, мисс Лесли, когда закончите, постучите три раза по окошку — и к вам прилетит сова. Хотя я бы на вашем месте задумался, стоит ли обрекать птицу на полёт в такую погоду. Быть может, ваше письмо подождёт до утра? Но напишите его сейчас, конечно же.

— Вы нас куда-то отправите?

Все обернулись на этот резкий вопрос, лишённый привычной робости, которую испытывали ученики перед Директором. Юноша угрюмого вида теребил свой жёлтый галстук и исподлобья поглядывал на Дамблдора.

— В плане, их же оказалось больше, — продолжил он. — Нас хоть много, но меньшинство. Получается, это нам выметаться. Как им и хотелось.

— Боюсь, у нас не найдётся столько мётел, чтобы вымести из школы половину студентов, мистер Теффи, — чуть улыбнулся Дамблдор. — Да и те студенты, которые, быть может, по глубокому заблуждению, предположили, будто желают именно такого исхода, едва ли умеют хорошо мести.

— Нет, ну а что, — не унимался Теффи, — мы и так вон сидим тут уже как в резервации. Так и будем, что ли? Они там, мы здесь, нам сухой паёк, и преподаватели будут приходить у дверей караулить…

— Мистер Теффи, вы очень верно поняли, что ситуация вышла несколько нестандартная. Мы вынуждены были принять такие меры, которые заставили вас понервничать, чтобы все, как это говорится, немножко остыли. Но впереди нас ждут незабываемые приключения. Так, ночевать сегодня будем все вместе с Большом зале. Помнится, последний раз такое было в 44-ом, когда в подземельях прорвало магистральную трубу, верно, Поппи?

Дамблдор подмигнул мадам Помфри, а та что-то буркнула и влила Тиму Лингвинстону в ухо шипящий ярко-синий отвар.

Дамблдор окинул внимательным взглядом детей, с его губ не сходила та крохотная улыбка, за которую, однако, все уцепились как за якорь. Дамблдор чуть развёл руками, кивнул и хлопнул в ладоши. Перед детьми, прямо на полу, в плетёных корзинах оказались фрукты и сладости.

— Время подкрепить силы. Представьте, что у нас такой вот невыездной пикник.

Дети были рады представить что угодно, лишь бы отвлечься от мрачных дум и колючих подозрений.

— Профессор, — обратился Дамблдор к Росауре ещё тише, — вы позволите пару секунд на разговор?

Росаура поднялась с затёкших ног и отошла с Дамблдором к окну.

— Профессор Макгонагалл сказала мне, что у вас есть близкий человек, который нуждается в вашей помощи, — сказал Альбус Дамблдор.

Росаура глядела на него, затаив дыхание. Что она могла сказать? Разве он не был первым из тех, кто «прекрасно всё понимал»?..

Взгляд его небесно-голубых глаз был очень усталым и непомерно печальным. Ещё больше, чем в ту ночь, когда он боролся за жизнь Джозефа Эндрюса, хотя Росауре казалось, что невозможно устать ещё больше и сокрушаться ещё сильней. Уединившись с ней, Дамблдор тут же растерял ту лёгкость и ощущение надёжности, которые он дарил детям. Значит, он держался ради них, значит, всё-таки скрывал от них какую-то ужасную правду. Перед Росаурой стоял человек, которому небеса ломали позвоночник, и не находилось никого рядом, кто мог бы подставить своё плечо.

— Вы можете идти, профессор, — сказал ей Директор.

И хоть в Росауре поднялась волна, способная поглотить собой Астрономическую башню, она всё же сказала:

— Но, сэр… как же дети?

Мгновение — в глазах Директора вспыхнула искра подлинной радости… и благодарности.

— Я рад, что вы помните о детях, мисс Вэйл. Но вы же не думаете, что мы бросим их на корм акулам, стоит вам отвести ваш пристальный взор?

И будто в подтверждение словам Дамблдора двери распахнулись уже более решительно, да так, что чуть не слетели с петель, и на пороге, ударившись об притолку, возник лесничий Хагрид и радостно замахал детям. Малыши с визгами бросились к нему (и ввосьмером они не могли бы его обнять, как огромное столетнее дерево), а старшие довольно заулыбались. Хагрид слыл любимцем ребятни, всегда был рад приютить кого в своей хижине на крепчайший чай с каменными кексами, а любопытствующих — сводить по заповедным тропкам Запретного леса. Несмотря на внушительный, даже пугающий вид (рост под десять футов, ширина — в четыре,(1) косматая чёрная борода и спутанные патлы, трубный голос и кулак размером с ведро), Хагрид по духу был незлобив, как младенец, радушен и предельно открыт.

Росаура поняла, что может позволить себе улыбнуться, как знать, в последний раз.

И опрометью бросилась вон, даже не обернувшись на Дамблдора.


* * *


Вновь, как вчера — пустующие коридоры, скрипящие лестницы, а вскоре — скользкая мощёная дорожка, после — тропинка, размытая так, что ноги чуть не по колено утопали в грязи… Она до того разогналась, что выставила руки, чтоб не врезаться в чугунную ограду, и, опершись на литые прутья, замерла на миг, пытаясь умерить режущую боль в боку.

«Господи… Господи!..»

Ограда поддалась ей без скрипа, без шороха, будто была из стекла. Никто не удерживал её — и она притворилась, будто и совесть её не держала, и вышла за пределы школы.

Нужно быть безумцем, чтобы перемещаться в таком состоянии. Разорвёт пополам как миленькую. Но ведь она и сходила с ума, уж сколько дней и ночей… Уняв дыхание и пройдясь взад-вперёд с десяток кругов, Росаура представила себе узкую улочку на окраине Лондона, где и появилась спустя секунду удушья.

Росауре казалось, будто она — потерпевшая кораблекрушение. Ещё полчаса назад она была в ковчеге, где своя теснота, и тревога, и давка, и страх, но всё-таки их, разношёрстных, колючих, мохнатых, ершистых, ушастых, хвостатых, клыкастых, объединяло что-то одно — желание, чтобы всё кончилось и стало как раньше, тоска по отчему дому, дружба и солидарность. В конце концов, над ними был Ной, который сказал им, что надо немного потерпеть, но скоро-скоро он выпустит в оконце голубя, который принесёт оливковую ветвь. А здесь… здесь она оказалась в чужом городе среди чужих людей. Они ходили кто порознь, кто шумными компаниями, но они не знали, не подозревали, что земля уже стонет под струями Потопа. Что не дни — часы сочтены. А они всё слонялись без дела, пережёвывая сплетни, подсчитывая расходы, думали, как бы развлечься на праздник, от которого ничего настоящего, кроме запаха древних легенд, не осталось, и были непозволительно беспечны — или озабочены чем-то совершенно пустым.

И ей придётся притвориться, будто она такая же, как они. Что нет у неё дела приятнее, как сидеть в полутёмном пабе у окошка за нетронутым стаканом и ловить на себе взгляды нечаянных посетителей — и чего это молодая девушка с необыкновенно длинными волосами цвета тёмного золота сидит одна-одинёшенька, будто делать ей нечего, а не заскучала ли красотка, а может, пивка или чего покрепче, надо же согреться в этот промозглый вечерок!

Чтобы избежать хотя бы последнего, Росаура нарочно выбрала укромный паб, куда сбегала порой после тяжёлого дня — здесь даже в выходные было безлюдно и тихо. Наложив на себя чары, чтобы неспокойные чувства не привели к внезапному всплеску волшебства, Росаура зашла внутрь под мягкий звон колокольчика. Хозяин у прилавка пригладил усы, прищурившись, может, и узнал её, но виду не подал (за такую деликатность Росаура особенно ценила это местечко), обождал, пока она забьётся в угол, к окну, и откинет с головы промокший насквозь капюшон, и только тогда ненавязчиво осведомился, не желает ли мисс пунша. Но мисс, едва способная хоть слово вымолвить от волнения, взяла себе сидра, который так и простоял нетронутым под её локтём последующие часы томительной тревоги.

Всё, что осталось в ней, било по сердцу молотом, было криком:

«Почему я не с ним? Почему?»

Почему она не взяла у Директора отпуск, как он предлагал, зачем всё-таки осталась в школе? Она могла бы плюнуть на всё, на свои обязанности, совсем нелепые, глупые, никому ведь не нужные в преддверии часа, когда разверзнутся небеса, и пойти к нему, потому что ничто другое уже неважно. Но она сама поплатилась за свою нерешительность. Разве она сделала что-то выдающееся сегодня днём? Какая-то поза, какие-то жесты… Испуганные дети, которых она накормила сказочкой с деревянной моралью, и которых всё равно от всех невзгод скорее отвлечёт весельчак Хагрид… Макгонагалл взывала к ней, к «учительской совести» только потому, что боялась: отпусти она Росауру, так разбегутся все. У каждого из учителей не только же чужие дети под сердцем. Там и старые родители, и жена, и муж, и возлюбленная, и старый друг, и свои дети, и внуки. А ведь Росаура узнала сегодня за завтраком, что профессор Нумерологии на пару с профессором Астрономии без всякой задней мысли еще в пятницу вечером уехали к своим семьям. Как они сказали — на выходные. Но чёрт знает, не навсегда ли… И кто после этого в дураках? Ведь если каждый учитель задумается, как она, почему нужно выбрать школу и чужих детей, а не тех, кто дороже и ближе, страшно представить, к каким ответам можно прийти.

Серая хмарь за окном тускнела, солнце так и не смогло пробиться сквозь плотные пелены, которыми в тот день небо было примотано к земле. Росауру донимали сомнения и терзало бездействие. Теперь она не могла знать, что происходит в школе. Но и что с тем, ради кого она оставила детей, оставалось для неё неизвестным. Он не приходил. Не приходил.

Ливень заполонил собою всю страну, с севера на юг, чтоб и клочка сухой земли не осталось. И эта сырость, промозглый туман…

За окном мелькнула тень. Росаура поёжилась от холода, хотя в зале потрескивал камин. Тревога, уже давно облепившая сердце, дала ход тоске. Руки озябли, она не чувствовала пальцев. И вновь ей почудилось, что за окном проплыло чёрное облако. Горло сжалось, сдерживая рыдание, родившееся в груди. И тут Росауру осенило: дементоры. Дементоры разгуливали по улицам Лондона, став первой нечистью, что ворвалась в мир живых на древний праздник Жатвы. Они ещё не лютовали, отчего-то оттягивая час своего пиршества, но от их близости вместо воздуха в лёгкие словно стекала ледяная вода.

Росаура стиснула палочку, но колдовать не решилась — да и не могла бы. Тревога так изъела её, что не осталось сил шевельнуть и пальцем. Ей не удалось бы сотворить сейчас и тени. Но сильнее тоски оказался страх: если она не справится сейчас, какой толк будет от всего, ради чего она уже столько сделала? Если она поддастся, они никогда не увидятся. Она не узнает, что с ним!

Да, она упустила свой шанс похлопотать о том загодя и теперь по милости Дамблдора пользуется последней подачкой: сидит в этом пабе, ломает ногти, глядит в синюю мглу за окном и надеется, что её сова не сбилась в пути из-за ледяного ливня, что послание её доставлено, и тот, чьё имя у неё на устах, вопреки всем своим убеждениям, привычкам и обязанностям оставит свой пост и придёт к ней. Просто потому, что она его любит.

На краткий миг сердце встрепенулось, точно крохотная птичка, которую наконец отогрели. Перед глазами возникло видение: вот, дверь отворяется, на порог ступает он, стряхивает со своей чёрной мантии капли дождя, окидывает своим цепким, подозрительным взглядом этот тишайший уголок, наконец, видит её, а она уже сама подымается к нему навстречу…

Она не будет его переубеждать, уговаривать, нет, теперь ей стало ясно, как это глупо и низко. Она просто возьмёт его за руку и пойдёт вместе с ним. Только так может быть, только это — верно. Он не сможет отвергнуть её дар.

— Вечерочек! — в паб вошла пожилая пара, и муж помогал жене снять мокрое пальто. — Как у вас тут тепло! Ну хоть согреться! А то на улице такая стужа, сущий декабрь!

Росаура наблюдала, с какой бережностью старики ухаживают друг за другом, усаживаясь ближе к камину с кружками эля. Ей было и невдомёк, что её волшебство, подпитанное надеждой, натопило это укромное местечко, как баню. И чем больше она согревала, тем больше грелась сама упованием и верой.

Шли минуты, проходили часы. Давно уже наступил вечер, даже в такой скромный и тихий паб набился народ, за окном то и дело раздавался смех разряженной молодёжи. И вот в паб завалилась пёстрая компания детишек, вопящих: «Сладость или гадость?!», и хозяин, посмеиваясь в усы, кинул им в мешочки пенни и леденцы. Однако на том чумазые чертенята и привидения не успокоились — вознамерелись припереть к стенке каждого посетителя, чьё сердце уже размягчилось пуншем и элем.

— Сладость или гадость? Сладость или гадость?!

Росаура опомнилась, когда её за локоть потянула вымазанная белой гуашью рука, что высунулась из-под простыни. Из-за двух неровных прорезей хитро поглядывали два тёмных глаза.

— Нечем откупиться?

— Эй, берегись! Это же леди из Шалот!(2)

К привидению подбежала девочка в огромной драной шляпе, оттолкнула своего приятеля и с восхищением, смешанным с испугом, поглядела на Росауру.

— Она покинула свой замок, и теперь её поразит проклятье!

Прочие ребятишки тут же обступили их, а девочка в шляпе, воодушевлённая тем, что Росаура лишь молча глядела на них, не в силах шелохнуться, сбивчиво говорила:

— Ей нельзя было выходить, она должна была ткать свой гобелен, но она увидела рыцаря…

— Что это у неё на щеке?

— Роза хлестнула её своими шипами.

— Смотрите, у неё золотые глаза!

— И волосы сияют!

— Да, она как на той картине, мне дедушка показывал…(3)

Росаура не видела себя со стороны, не знала, что в те минуты волшебство лилось из неё через край оттого, что сердце её было полно, и, может, не для всяких глаз, но для зоркого взгляда ребёнка, внимательного к чудесам, облик её преобразился до таинственного, неземного.

— Почему она молчит?

— Может, она призрак?

— Нет, она умрёт, только когда её лодка доплывёт до Камелота. Тогда рыцарь узнает её, но уже будет поздно.

Детский ведь лепет — но сердце Росауры пропустило удар. А может, дело в том, что в те часы всякая мелочь казалась ей предвестником чего-то большего: то ли приговор, то ли избавление.

— Что ты говоришь?.. — позвала Росаура ту девочку, которая признала в ней волшебницу, но та осеклась и в заворожённом испуге глядела на Росауру.

— А ну брысь, разбойники! — раздался голос хозяина, и появился он сам, с полотенцем наперевес и весёлой улыбкой под насупленными бровями. — Кыш-кыш! Нечего мне посетителей распугивать! Получили свои леденцы и скатертью дорожка!

Ребятишек как ветром сдуло.

— Шалопаи, — беззлобно усмехнулся хозяин. — Вам, может, пунша, мисс? Моя только-только пробу сняла!

Росаура с усилием отвела взгляд от двери, которая захлопнулась за детьми.

— Нет-нет, спасибо… — но подумав, что надо всё-таки что-то взять, ведь она и так сидит тут уже часа три, поспешно сказала: — Мне просто…

Тут кто-то громко выругался. Хозяин поморщился, скрутил полотенце…

— Эй, мистер! У нас тут приличное заведение…

Но к нарушителю спокойствия присоединилось несколько взволнованных голосов. Кто-то приподнялся со своих мест, кто-то столпился у прилавка, потому что над ним висел телевизор, что и приковал всеобщее внимание.

— Да там Альберт-холл, кажись, подорвали!

И то верно — на экране грандиозное здание Королевского зала искусств поглощало ненасытное пламя. Вокруг мельтешили чёрные точки перепуганных людей, мигали сирены, диктор нёс какую-то околесицу… Посетители давали ему фору:

— Святые угодники!..

— А вдруг там леди Ди!..(4)

— Боже упаси!

— Как оно так быстро разгорелось?

— Да это взрыв, говорят же!

— Никто ничего не говорит, они вообще ничего не говорят!

— Да просто не слышно ни черта.

— И не видно!

— Сделайте погромче!

— Тэтчер конец.(5)

Хозяин пробормотал что-то под нос и с обеспокоенным видом полез крутить телевизор, ловя сигнал получше.

В паб набивались люди, чтобы припасть с горящими взглядами к крохотному экрану. Росауре из её уголка вскоре почти ничего не стало видно, а ближе, в толпу, распалённую будоражащей новостью, она не могла бы ступить, даже если бы захотела: всё её существо сковал ледяной ужас.

— И где вертолёты? Почему они не тушат с вертолётов?

— Как будто какие-то неполадки из-за грозы…

— Там через дорогу у Барни другой канал, там говорят, что какая-то аномалия, всю технику вырубило в радиусе километра…

— Ещё скажите, что это русские сбросили туда атомную бомбу!

— А всё указывает на то!

— Да что за чушь…

— Включите радио, может, там чего толковое скажут!

Голоса слились в единый гул, далёкий, как прибой невидимого моря, что держало их славный остров в своей холодной ладони. Росауре вдруг открылось: она знала, что это произойдёт. Она уже видела это тысячу раз — во снах. Зелёное пламя, чёрный дым, крики. Это они истязали её по ночам.

И он, конечно, был там.

Ей хотелось глотнуть — воды или воздуха, неважно, лишь бы на секунду почувствовать себя живой. Или лучше наоборот, рухнуть навзничь, без чувств, потому что выносить эту муку никак невозможно…

Она не уберегла его. Она ничего не сделала, чтобы ему помочь, и не может — ведь туда, конечно, никак не попасть, а значит, даже умереть с ним бок о бок не выйдет… Нет, нет-нет, зачем такие мысли, так нельзя, это всё подлый страх, нельзя думать, будто уже предрешено безнадёжно!

Она не могла ринуться вон, и не было смысла блуждать во тьме внешней, вслушиваясь в скрежет зубов. Неужели она ничего не может сделать? Отчаяние одолевало её, но оставалось последнее средство, единственное, которое признавал отец в пику всему волшебству, которому учили в школе.

Росаура окунула пылающее лицо в холодные руки, зажмурилась до искр в фиолетовой тьме.

«Господи Боже, прошу, спаси его и помилуй. Защити его, Господи! Убереги от всякого зла!»

Святые слова требовали смирения, доверия Силе, Которая стояла выше всего. Которую так желали превзойти волшебники, ведь им от роду было дано всё, чтобы повелевать этим миром. Гордость и волшебство всегда шли рука об руку, и отказаться от первого будто подразумевало, что и о втором нужно забыть.

В определённом смысле, оно было так. Поэтому волшебники в большинстве своём сторонились святых мест и слыли безбожниками. Росаура знала, что в момент сердечной молитвы отрекается от всех своих сил. Но на что они были ей? Росаура Вэйл была чародейкой, но не могла взмахом волшебной палочки изменить судьбу и спасти того, кого полюбила. Никто не мог. Кроме…

«Господи, молю Тебя, смилуйся! Спаси и сохрани! Пресвятая Дева…»

Сколько прошло, минута, полчаса, час?.. Заляпанный маслом циферблат на столбе не казался надёжным источником. Страх сплавил всё в один миг и клинком загнал под сердце. Где-то там, у прилавка, всё ещё толпились люди, вздыхали, ахали, качали головами, но, судя по всему, первая волна ажиотажа схлынула, многие обзавелись питьём, и теперь то и дело вскидывали руки, чтобы ткнуть пальцем в экран, и, прихлёбывая свою пинту, сокрушались о мерах безопасности, шутили о войне с русскими и на чём свет стоит поносили качество проводки и Маргарет Тэтчер.

«Господи, не оставь нас, грешных, Господи, не погуби его! Не прогневайся! Боже!..»

И как бы ни разбегались мысли, как бы ни царапали грудь чувства, как бы ни сбивал с толку тревожный говор людей и шум суеты, Росаура лишь ниже опускала голову и шептала онемевшими губами:

«Прошу, пусть только он будет жив, пусть будет не со мной, с кем угодно, где угодно, пусть бы мы никогда и не увиделись больше, но лишь бы он был жив, Господи! Я знаю, Ты позаботишься о нём лучше, чем я, прости меня и спаси его, Боже!»

Когда приглушённый свет в подвесных лампах замигал, никто поначалу не обратил внимания — взгляды до сих пор притягивал экран. Но и тот забарахлил, пошёл полосами, замерцал… Под недовольные возгласы хозяин принялся теребить антенны, но в следующую секунду телевизор ослепительно вспыхнул и задымился, люди отпрянули, лампочки задребезжали, и — дверь распахнулась. В тот же миг телевизор взорвался, лампочки лопнули, и ночная тьма затопила всю залу.

Во мраке горели лишь только глаза того, кто возник на пороге.

Люди кричали — им было не до него. А Росаура уже бросилась навстречу. Она хотела окрикнуть его, но язык отнялся, она не чувствовала своего тела и даже не смогла разглядеть его лица — но она знала, что это был он.

Его взгляд прожёг её будто насквозь. Поразмыслить не было времени. Он в два шага приблизился к ней, схватил за руку так, будто хотел оторвать, и то ли страх, то ли восторг схватил её за горло до темноты в глазах... Через мгновение они оказались где-то очень далеко; Росаура не удивилась бы, что на самом краю земли.


* * *


Она прижималась к его груди, которая тяжело вздымалась, и, кажется, плакала, прислушиваясь, как колотится его сердце.

— Господи Боже… — только и могла прошептать Росаура. — Жив!

Под холодным дождём всё равно резал горло едкий запах гари; волосы, мантия были подпалены, но вместе с тем он был насквозь промокший и на ощупь почти ледяной. Казалось, Росаура чувствовала кожей, как хлещет из него магия, точно кровь из открытой раны.

— Как ты? Что с тобой? — почти бездумно она водила руками по его груди, плечам, оборванным рукавам… — Ты был там, да? Тебе нужна помощь…

— О чём ты. На мне ни царапины.

Она едва не отшатнулась, разглядев наконец его лицо.

Оно было будто чужое. Под грязью и копотью — совершенно бескровное. Глаза разъел дым до красного отблеска, и в этот раз они не светились в темноте — полыхали! Но в них не было ни толики тепла или радости, или хотя бы облегчения, даже усталости — нет, только застывшая пустота.

— Я же говорил тебе не покидать школы.

И всё-таки, голос был ей знаком. Охрипший, больной, но родной, родной!.. Она подалась к нему, чтобы взять его лицо в свои руки, содрать с него эту посмертную маску, увидеть его настоящего, чтобы утешить, но он не дал ей этого сделать. Перехватил её руки, отвёл, сам огляделся поспешно, затравленно.

Росаура тоже обернулась. Нескончаемый ливень, из-за которого не видно дальше десяти шагов. Пожухлая трава, облезлые кусты, вдалеке — лес. Ни единого огонька или вида человеческого жилища. Совершенная тишина.

— Где это мы?

— Чёрт знает. Сам не помню, о чём подумал.

— Руфус…

— Тихо! Слышишь?..

— Что?..

Он резко мотнул головой, схватил её за плечи, готовый в любой момент броситься на землю.

— Какой-то гул… звон! Совсем близко…

Он порывисто шагнул в сторону, потянув её за собой, и она заметила, что ноги у него подгибаются.

— Руфус, здесь никого кроме нас…

Он так же резко остановился. Медленно поднёс руку к голове и закрыл правое ухо.

— Вот так штука. Звенит. А то всё время какой-то шум…

— Руфус!

Он вздрогнул, поглядел на неё, будто успел забыть о том, что она здесь, совсем рядом.

— Что это? — Руфус склонился к Росауре, мимолётно коснулся щеки, но было так холодно, что Росаура даже не почувствовала прикосновения. — Где поранилась?

Росаура покачала головой, слабо улыбнувшись. Она так и не стёрла с щеки опрокинутый крест.

— Ничего страшного. Мы с детишками играли. Это значит, что ты в родстве с магглами. Вся школа поделилась на две команды. Как ковбои и индейцы, знаешь.(6)

Она улыбалась изо всех сил. Он глядел на неё в безмолвии и вдруг взял её лицо в обе руки.

— Ты ж моя храбрая пичужка…

Ещё мгновение ей казалось, что теперь всё всегда будет хорошо. Но потом она почувствовала, как трясутся его руки, и увидела, как взгляд его стал меркнуть. Он вновь заозирался.

— Впрочем, это даже хорошо, — заговорил Руфус, когда Росаура хотела уже вновь окликнуть его. — Не нужно возвращаться в школу, домой, куда угодно, в этом больше нет смысла, — зверская усмешка искривила на миг его чёрные губы. Он отпустил её голову, выпрямился. — Дай мне свою палочку.

Росаура оторопела. Для волшебника требовать чужую палочку было всё равно что посягнуть на что-то самое личное, неприкосновенное, ценнее, чем паспорт или ключи от квартиры, дороже, чем медальон с потёртой фотографией. Это будто попытка присвоить себе чужое имя.

Вот так запросто позволить другому человеку даже прикоснуться к палочке было немыслимо, и Росаура первую секунду не знала только, как решительно отказать.

— Но зачем тебе…

— Живо! — рявкнул Руфус и требовательно протянул руку. Теперь Росаура видела, что та трясётся.

Покачав головой, Росаура взяла эту руку в ладони и поразилась, как та, обыкновенно горячая и крепкая, холодна и слаба.

— Прошу, тише, всё хорошо. Что случилось? Зачем тебе моя палочка? Скажи мне, здесь никого нет, нам ничто не угрожает, всё кончилось…

— Да, — молвил Руфус, уже не отнимая руки. — Всё кончено.

Он смотрел на неё, но теперь Росаура была убеждена: не её он видит перед собою. Руфус засунул руку за пазуху, и Росауру обожгло дурное предчувствие, а с ним пришёл позыв закрыть глаза, отвернуться, броситься прочь, лишь бы он не показывал ей того, что прятал на груди. Но она стояла, оцепенев, а он вынул руку и в открытой ладони протянул ей что-то, на что ей в первую секунду совсем не хотелось смотреть, будто бы он поднёс ей растерзанное тельце мёртвой птички.

Но она пересилила себя — и увидела на его почерневшей ладони обломки волшебной палочки.

— «Ваш клинок, мистер Скримджер», — негромко произнёс Руфус, и на губах отразилась мёртвая улыбка. — Так сказал Олливандер, когда преподнёс её мне одиннадцатилетнему.

Росауре стало больно до слёз.

— А клинок не должен достаться врагу, — говорил Скримджер глухо, со странным, почти пугающим возбуждением. — К тому же, она меня подвела. Не выстрелила, когда так было нужно!

По его лютому взгляду, по рвущимся нотам в хриплом голосе Росаура поняла больше, чем могли бы донести эти бессвязные слова, скорее похожие на тяжёлый бред. Жалость к нему жестоко жалила её сердце. Росаура подняла глаза и сказала:

— Неужели ты не знал, что палочка никогда не причинит вреда своему хозяину?..

— А если б они меня взяли, в этом было бы меньше вреда? — вскинулся Руфус. — А то, что теперь вышло, разве не вред?

— Ты жив…

— Позорная собачья участь. Да, жив. Жив только потому, что он так захотел.

Росаура похолодела.

— Там был Сам-Знаешь-Кто?.. Ты… ты видел его?.. Это всё он устроил?

— Это устроили его шавки ему на подношение. Он так, заглянул на огонёк потешить своё самолюбие. Наверное, надеялся перекинуться со стариком парой ласковых, но Дамблдор так и не явился, так что банкет окончили до полуночи. Но он оставил старику и всей нашей рафинированной общественности доходчивое послание. А на роль посланца куда как сгодится офицер, загубивший вверенный ему взвод! — голос его оборвался, но он уже, казалось, не мог остановиться, говорил лихорадочно: — Чтобы рассказать всем, кто ещё надеется, о том, как бессмысленно любое сопротивление. Как невозможно этому противостоять. Как все будут гибнуть, старики, женщины, дети, и гореть заживо, и…

Руфус Скримджер издал странный звук, будто сдавленный крик, и судорожно закусил кулак, пошатнулся. Росаура ахнула и с огромным усилием притянула к себе прокушенную руку. Ни о чём не думая, прижалась губами к кровящим костяшкам, и не знала уже, что солонее, её слёзы или его кровь.

Руфус вздрогнул, одёрнул руку, в глазах мелькнуло что-то человеческое, осмысленное…

— Да что ты делаешь…

— Мне жаль! — воскликнула Росаура. — Мне так жаль!

— Кого тут жалеть! Те, кто голову сложил, хотя бы сделали это с достоинством.

— Господи, Руфус… Бог тебя миловал!

— А, вот оно что, — отозвался он резко с неприятной насмешкой, глянул на неё свысока. — А я погляжу, ты с Ним на короткой ноге. Миловал, значит. А других, что же, наказал? Что-то я не заметил, чтобы Он листал их личное дело. Питер Лайнус Маклаген, девятнадцати лет, доброволец, скажешь, в небесной канцелярии записан худшим грешником, чем я?

Гнев так и рвался из него, и Росаура собрала всю волю, чтобы не отступить хотя бы на пару шагов. Но она знала по детям: он бьёт по ней, потому что ему невыносимо больно самому. Как же она могла его облегчить?..

— Прости! Мне так больно, что тебе пришлось через это пройти!

— Твоей боли ещё не хватало. Всё, дай мне свою палочку.

Росаура вынула палочку из рукава и всё равно на долю секунды испытала нежелание вот так запросто вручать её другому человеку, как бы близок он ни был… В его руке её палочка показалась очень хрупкой и тонкой.

— Колдовать с чужой палочки… — начала было Росаура, но он её прервал:

— Ничего, сработаемся. Её-то не сломаю.

Руфус ещё раз огляделся, нахмурился и вдруг принялся шарить по карманам, чтобы вынуть свои старые зачарованные часы. Те самые, которые заворожили Росауру своим волшебством, когда они так же стояли посреди поля и августовская ночь обещала сохранить первые откровения, которые они друг другу принесли. Столько всего изменилось, обрушилось, но и тогда, и сейчас Росаура держалась за невесомую надежду, что всё будет хорошо.

Едва ли Руфус думал о том же.

И часы на его широкой ладони, и палочка в озябшей руке мелко дрожали, потому что дрожь не покидала его, а, кажется, только усиливалась. Под дождём, в темноте, нельзя было судить, не струится ли пот по его вискам, и как долго он ещё сможет держаться на ногах, что явно подкашивались. Он собирался колдовать, и это требовало его последних сил, так он закусил губу и свёл брови.

По палочке витком прошли синие искры. Он втянул воздух и чуть встряхнул руку, которую, верно, будто током ушибло. Взялся ещё, беззвучно шевеля губами, доводя себя до совершенного напряжения.

— Она не хочет, — сказала Росаура, с тревогой наблюдая за его попытками колдовать. — Ей не нравится твоё колдовство.

Руфус лишь резко мотнул головой, сощурил глаза, огонь в которых не померк, но стал мрачнее и яростней. С конца палочки сорвалась тонкая молния, ударила в землю у носка его сапога — он еле успел одёрнуть руку с часами.

— Руфус, чего ты хочешь? Давай я попробую…

— Да, — но вместо палочки он протянул ей часы. — Говоришь, палочка не причинит вреда своему владельцу?

Росаура вытянула ладонь, которую теперь холодили часы, оказавшиеся очень тяжёлыми. Руфус вновь направил на них палочку. Росаура почувствовала себя человеком, на голову которого поставили яблоко и вот стреляют из лука с расстояния двадцати шагов.

— Господи…

— Тихо! — Скримджер грозно на неё посмотрел. — Сама разве не знаешь, что все эти молитвы и святые имена только погоду портят?!

— Если дело благое, то напротив, только так и можно справиться, — сказала Росаура, отчего-то почувствовав прилив бодрости.

— Хоть под руку не говори. Сил больше нет. Ну!

Он поднял палочку, быть может, догадываясь, что про себя Росаура принялась отчаянно молиться и теперь смотрела, как налилось кровью его лицо, а на виске забилась жилка, как в дрожащей руке палочка заискрила… Но когда в секунду Росауру одолел малодушный страх, что её палочка обернёт сейчас всю свою силу против того, кто так жестоко пожелал ею обладать, и она забыла слова молитвы, с губ Скримджера сорвалось:

— Да чёрт возьми!

И волшебство озарило часы мягким синим свечением. Росаура вскрикнула — часы обожгли ладонь, но вместо того, чтобы упасть в смятую траву под их ногами, зависли в воздухе между ними.

Руфус отбросил со лба спутанные волосы и отдышался. Лицо его, секунду назад багровое от напряжения, залила мертвенная бледность. Каким-то чудом он всё ещё удерживался на ногах.

— Всё, — выдохнул он. — Давай.

— Куда ведёт этот портал? — севшим голосом спросила Росаура, принимая из его рук свою палочку, нагретую и слабо дребезжащую.

— В надёжное место. Если в этом мире осталось хоть что-то надёжное. Когда самому-то миру осталось так, пара часов авансом… Всё, к чёрту. Иди!

— Я думала, теперь мы с тобой отправимся в Хогвартс.

— В Хогвартс? — Руфус нашёл в себе силы изумиться. — Если они ещё не пришли туда, то будут там с минуты на минуту. Ему не нужен этот бастион сопротивления посреди его королевства. Он уничтожил последних мракоборцев и, чую, изрядно потрепал орденовцев, так что дело за малым.

Росаура задохнулась от ужаса.

— Ты это знаешь наверняка?! Они напали на школу?!

— Разве это может быть важным теперь? Ты туда не вернёшься.

— Мы вернёмся!

— Хватит пререкаться. Портал продержится от силы пару минут, на это нет времени.

— Скажи мне, куда ты хочешь отправиться!

— Я?.. Есть одно дельце, надо подать рапорт об успехе нашей операции, — его лицо вновь перекосила жуткая усмешка. — А ты поторопись…

— Руфус, послушай. Я никуда не пойду. Знаешь, когда пять лет назад моя мать поняла, что всё катится к чёрту, она собралась бежать заграницу, потому что бывшие друзья стали её презирать за брак с магглом, и умоляла меня отправиться месте с ней. Я была тогда на седьмом курсе и отказалась, потому что я не могла так поступить, не могла, и всё тут, и отец меня поддержал! Да, он сказал, что я уже совершеннолетняя, а значит, могу сама принять решение, и если я решаю остаться в стране, то и он останется…

— Можешь принять решение?! В семнадцать лет! — воскликнул он в негодовании.

— Отец всегда уважал моё право выбора!

— «Право выбора»! Да ты даже представить не можешь, что ты выбираешь! Значит, он не самый лучший отец, раз знает, какой опасности ты подвергаешься, и всё равно не сделал ничего, чтобы тебя уберечь!

— Не говори так о моём отце! — она скорее растерялась, чем разозлилась.

— Говорю, как есть. Он, маггл, мог бы тебя защитить, только убедив уехать — а ты так восторженно рассказываешь о том, что за пять лет он и пальцем не шевельнул, чтобы тебя переубедить!

— И я ему за это благодарна! Он уважает меня и понимает, что на самом деле мне нужно! А мама вон, уехала, но с тех пор всё пытается убедить меня последовать за ней. Пару недель назад она снова связывалась со мной и предлагала бежать, но…

— И ты отказалась? — выдохнул Руфус. Сложно было сказать, чего больше было в его взгляде — неверия, отчаяния или гнева.

— Конечно же, отказалась! — воскликнула Росаура в самозабвенном запале. — Я не перебежчица, мне нечего стыдиться, чтобы покидать страну, в которой я выросла, которую я люблю, дети которой сейчас в опасности. У них нет возможности бежать — так почему я должна пользоваться своей? И сейчас ты предлагаешь мне то же самое!

— Я не предлагаю, я… Чёрт возьми, все эти твои пламенные речи и яйца выеденного не стоят. Да у меня волосы дыбом от твоих признаний! Знавал я восторженных юнцов и сколько раз писал в похоронках, что «пали они смертью храбрых»! Поверь, за этим не стоит ничего, кроме боли, и гибель таких, как ты, совершенно бессмысленна! Вот сейчас, на моих глазах, снова, мальчики, разве можно этому найти хоть какое-то оправдание?! А если твой отец, пусть он хоть самый замечательный человек на свете, вбил тебе в голову какие-то идеалы, за которыми не видно реальности, выбрось уже это к чёртовой матери и сделай то, что тебе говорят!

Он дышал глубоко, прерывисто, губы побелели, и даже пламя в глазах потускнело. Кажется, больше всего на свете он мечтал бы сейчас рухнуть оземь и лежать так в траве под ледяным дождём, ничего не чувствуя, ни на что не надеясь. Все его слова, яростные, натужные, унёс ветер последнего дня осени. Росаура видела перед собой человека, который до последнего пытался уберечь её, как мог, как понимал, и не чувствовала ни холода, ни дождя.

Она покачала головой и твёрдым жестом оттолкнула прочь зачарованные часы. Ступила к нему ближе, надеясь вновь уловить стук его сердца, которое не должно было лгать. Взяла его костяную руку и сжала крепко, как только могла. Заглянула ему в глаза.

— Я останусь здесь, с тобой.

В ней вспыхнуло осознание: вся её жизнь случилась ради этой секунды.

И он понял это. Оттого в глазах его отразился ужас. Он вырвал руку и прошептал:

— О Боже…

И он отпрянул, когда она так тянулась к нему.

Порыв холодного ветра схватил Росауру за шею. Но она всё ещё не отводила глаз от лица Руфуса, любимого лица, родного, и страх пробрал её оттого, как лицо это враз изменилось. Его исказила недобрая, ледяная усмешка.

— Чего ты себе навоображала? — и голос показался чужим. — Надеюсь, ты не придумала себе сказку о любви до гроба?

Росауре показалось, что она куда-то проваливается, но нет, земля не разверзлась, и камни не полетели с горы, чтобы переломать ей все кости. Вокруг была тишина, поэтому она не могла усомниться: это говорил он.

— Руфус…

— Наверное, давно стоило прояснить, — произнёс он будто с ленцой, раздражаясь, что на такую мелочь приходится тратить силы и время, — я, конечно, неправ, затянул. Стоило опасаться, что у тебя могло сложиться впечатление, будто здесь что-то есть, а там и какие-нибудь бабские вздохи, ахи, мечты, имена для детей…

— Я не…

— Давай обойдёмся без истерик, — усмешка уродовала его лицо как длинный неровный порез. — Всё крайне прозаично. Ребята всё шутили, мол, мужик с работой спит, собаку ему подарить, что ли… Вот я с Фрэнком и поспорил, чтоб отвязался уже, а ты как раз под носом промелькнула. Ты хоть в зеркало себя видела? Да парни небось всегда головы тебе вслед сворачивали. Но едва ли у тебя было что-то с кем постарше. Вот я и проспорил, что с одного раза дельце выгорит. Да только больно ты недотрога оказалась. Ни черта не обломилось, ни с первого раза, ни со второго… Но Фрэнк парень азартный, а я тоже увлёкся.

— Ты зачем-то говоришь всю эту… гнусность… — Росауре казалось, что она разучилась дышать, и заставила себя сделать пару вдохов, — но я же знаю, Руфус, я же узнала тебя! Твои письма… твои слова… Нет, ты что-то задумал, ты нарочно это всё говоришь, нельзя просто так…

— Просто так попытать удачи, сойтись? Да, всё оно затянулось, досадно. Кто ж знал, что у тебя голову свинтит. А все эти записочки, закорючки… В потолок плевать веселее. Или ты возомнила, что твои записки меня досыта кормят? Два месяца кряду, вот уж, больно много чести! Только, надеюсь, ты не придумала себе что-нибудь святое про лебединую верность?

Последнее он произнёс холодно и ровно и разве что не рассмеялся. Ветер душил Росауру своей мертвой рукой и вот сжал горло так, что в голове застучала кровь.

— Ты… у тебя кто-то есть?.. Всё это время…

Росаура могла уже ничего не слышать, а ему не требовалось говорить, чтобы подтвердить: оскал делал из него зверя. И она зажмурилась, зачем-то ещё и уши зажав озябшими руками. Ей хотелось открыть глаза и обнаружить, что это всё дурной сон, один из тех жестоких кошмаров, которые мучили её последние дни, но отчего-то напротив особенно явственно ощутила: она стоит посреди лесной прогалины в промозглую, тёмную ночь под ледяным дождём, и совсем рядом человек, который своими солдатскими сапогами давит в крошево её девичье сердце.

Ей почудилось рядом движение, и она открыла глаза. Он, резко приблизившись к ней, схватил её за руку так, что от боли слёзы брызнули, и грубо потянул её вбок, пытаясь насильно заставить её коснуться часов, что замерли в воздухе в футе от них. Росаура пробовала упираться, но что могла она против него, пусть ослабшего и измученного! Он сжал её плечо и надавил на спину, будто полностью подчиняя себе: о чём-либо думать она уже не могла, всё тело прошибла судорога страха, дыхание перехватило, она будто ослепла. Какой-то зверь боролся с нею и одолевал её, хрипел над ухом и грозился сломать хребет…

Господи!

Он глухо вскрикнул, и тут же она почувствовала себя свободной. Палочка лежала в кармане, но ладони жгло, будто их приложило к раскалённой сковороде — это с них сорвалось волшебство, которое помогло ей высвободиться. Она отбежала на пару шагов, прежде чем обернуться и увидеть: он упал на колени и пытается подняться, вдоль щеки красный след, точно стегнули плетью. Но опомниться Росаура не успела — вновь встретилась с его взглядом, и это не был взгляд человека, который мог бы её уберечь.

Это не был взгляд человека.

Он вновь рванулся к ней, чтоб настигнуть.

И Росаура, повинуясь животному страху, крутанулась вокруг своей оси, задохнулась, когда её сдавила тьма…

…и, за сотню миль рухнув на мягкий пыльный ковёр, смогла сделать вдох за миг до того, как её настигло беспамятство.


* * *


Его руки смыкаются на пустоте. Он падает плашмя, как оловянный солдатик, и пару минут лежит ничком. Через приоткрытый рот вырывается надсадное дыхание, которое становится всё отрывистей и реже. С глаз спадает пелена отчаянной злобы. Теперь в них мысль и отсвет чувства, которое совсем не разобрать, но наверняка можно сказать — оно человеческое.

И оно заставляет его подняться. Получается не сразу; он тут же оступается — в голове толкается кровь до огненных кругов перед глазами. Да, на нём "ни царапины", но от десятка проклятий и полнейшего изнеможения внутри всё давно истерзано в клочья. Последние полчаса на ногах его держал единственно страх — не за себя. Теперь же... всё приходит к обречённой ясности. Драгоценные секунды потеряны: часы упали и затерялись в траве, растратив своё волшебство. Впрочем, едва ли он бы воспользовался возможностью, которую вырвал зубами у судьбы из последних сил, но не для себя, а для той, которую должен был уберечь. Что же, вдали от него она точно в большей безопасности. Теперь уже ничего не имеет смысла, кроме одного: завершить наконец эту пытку. Он сжимает онемевшие пальцы в кулаки и крепко зажмуривается в попытке чётко представить место, куда он обязан попасть во что бы то ни стало. Пусть это будет последним, на что он способен. Так и не выровняв дыхания, опасаясь в любую секунду упасть, он резко оборачивается вокруг себя — и оказывается совсем не там, где намеревался.

Сказать по правде, он понятия не имеет, куда его занесло на этот раз.

Он посреди сжатого поля. Дождя здесь нет, но небо низкое и совершенно чёрное. Всю долгую ночь оно бранилось и скрежетало, а теперь нависло, безмолвное. Словно поглотило весь мир, не оставив ни света, ни звука.

Ему нет дела до этого молчания. Он хочет оглянуться и вдруг пошатывается. Изо рта выходит пар — такая пришла стужа — но тело так и горит. Точнее, правый бок и бедро. Тяжёлая, насквозь промокшая ткань дымится: кровь, как и сердце, всё ещё очень горячая.

Перешагивать в долю секунды сотни миль — всегда рисковое дело. Особенно, когда в голове ни одной связной мысли, а в груди всё кипит от страстей. И в руке нет палочки, которая бы хоть как-то обуздала эту бурю в стакане. Это чревато явлением, которое называют «расщеп». Когда поговорка «одна нога здесь, другая там» иллюстрируется наглядно.

В его случае пространство разодрало ему бок, как голодный зверь, вырвало из ноги кусок мяса, точно клыками. Как только он окончательно осознает, что произошло, он упадёт, как подкошенный.

Но пока в голове шум, боль ещё не скручивает пополам. Он вообще ничего не чувствует. Вместо боли приходит оглушительная слабость. Невозможно различить, что перед глазами: тьма ночи или тьма беспамятства. Вместо дыхания в груди теснится жалкая, детская обида, что всё должно кончится так бездарно и глупо. Впрочем, разве он заслужил что-то иное?

Втянув сквозь зубы морозный воздух, он успевает только вскинуть свою гордую голову — хоть в последний раз. Следующий удар сердца повалит его наземь, и ночь не даст ему встать. Как вдруг... ему чудится где-то вдалеке будто крохотный огонёк. И та сила, которая заставляет утопающего барахтаться до изнеможения вместо того, чтобы с чистой совестью пойти ко дну, понуждает его тянуться к этому огоньку.

Если ему, конечно, не привиделось.

Если он, конечно, сумеет ступить хотя бы пару шагов.

Прежде чем чёрное небо поглотит его без единого вздоха.

 


Конец первой части


Примечания:

Руфус https://vk.com/wall-134939541_11078

Баллада "Волшебница Шалот" http://www.eng-poetry.ru/Poem.php?PoemId=2480

Картина https://artchive.ru/johnwaterhouse/works/375578~Ledi_iz_Shalot


1) 3 м и 1м 20 см соответственно

Вернуться к тексту


2) главная героиня баллады английского поэта викторианской эпохи Альфреда Теннисона

Вернуться к тексту


3) подразумевается картина Джона Уильяма Уотерхауса «Леди из Шалот» (1888)

Вернуться к тексту


4) Принцесса Диана

Вернуться к тексту


5) Маргарет Тэтчер, премьер-министр Великобритании в 1979-1990 гг.

Вернуться к тексту


6) игра на подобии «казаков-разбойников»

Вернуться к тексту


Глава опубликована: 17.07.2023
Отключить рекламу

Предыдущая главаСледующая глава
20 комментариев из 114 (показать все)
h_charringtonавтор
Elena Filin
ответ на отзыв к главе "Сенека", часть 2
Меня так пришибло этой главой, пишу отзыв и содрогаюсь от повторного проживания некоторых моментов. Тут и цветочки, и ягодки… Травля — она и есть травля, тут даже не приходит в голову распространённое теперь слово буллинг. А многие учителя случайно или специально слепы, им и без того забот хватает, ага… Мальчик с испортившимся почерком сразу напомнил знакомого, которому одноклассники справляли нужду в обувь, а потом заставляли её обуть, бр-р-р… Да и девочке не легче, и вообще. Ну жесть, заставить ребёнка бояться за семью, усомниться в себе… Какое же всё это скотство и вседозволенность, противно! И ведь дошло бы совсем до беды с другим пацаном…
Ну как же надо затравить, насрать в мозги, чтобы довести до такого?! Прямо какие-то вайбы злополучных групп вроде «синего кита» или как его там. И все в ужасе, многие в ступоре, не одна Росаура. Что было бы, если бы не Дамблдор… Не, ну это жесть как она есть. И никто никогда не знает, как поступит в критической ситуации, все эти если бы да кабы бесполезны.
Кстати да, я вот не знаю, почему нашей "травле" предпочли безликий "буллинг". Травля отражает стайность этого явления. Одна жертва и множество псов, которые преследуют, травят, разрывают в клочья! У которых есть вожак, который ведет за собой, а остальные просто бегут следом, подчиняясь инстикнуту, не раздумывая. А еще вернее - над этим всем стоит человек, который собак выдрессировал, дал команду, а потом за ухом почесал. Поэтому ответственность учителя, конечно, очень велика в таких случаях. Очень много можно найти поводов остаться в стороне, сказать, что мало времени, что урок прошел спокойно - и слава Богу, как и родителям развести руками, что они ребенка видят только дома после занятий, а он ничего такого им не рассказывает, и так далее. Но дать команду травить жертву можно не только прямым призывом, а чаще всего - собственным равнодушием. И, кстати, в этом ключе неудивительно, что многие Пожиратели по канону выходили прямо из выпускников. Немножко пропаганды, капелька элитарности, красивый шмот, чувство избранничества и обещание вседозволенности - и вы получили ваших последователей с потрохами.
Вот только Росауре, видимо, ещё долго и много мучиться от этого «если бы» теперь. Если бы поддержала подругу, если бы выслушала после, если бы догадалась, что она говорит о будущем, не о прошлом. Если-если-если. Увы, созданная Сивиллой репутация сыграла с ней злую шутку, не позволив ни на что повлиять… Хотя и без этого к предсказателям отношение крайне скептическое.
Увы! мне очень жаль Трелони и в каноне, и этой истории. Мне кажется, у нее потрясающий дар, просто скептицизм волшебников меня удивляет совершенно. Пророчества в любых религиях, любых верованиях считались самым главным и мощным даром, связью с божественным и т.д. Провидцев почитали и боялись. А тут у нас волшебники такие все скептики.. Никогда не понимала этого прикола в каноне. С какого?.. Вы блин _волшебными палочками_ махаете, мысли читаете, на метлах летаете, а в пророчества не верите. Сириусли? В общем, для Трелони есть впереди целая глава, где она об этом будет сетовать, а пока - да, увы, видимо, страх перед провидицей мутировал в защитную реакцию в виде пренебрежения, а личность Сивиллы, тоже затравленной и неоцененной, никак не производит впечатления на этих скептиков. Которые на самом деле просто боятся признать, что они могут быть неправы, что их тоже ждет расплата. А в случае с Росаурой мне было важно показать, как порой наши действия расходятся с нашими идеалами. Она знает, что надо поддержать подругу, что надо было поговорить подольше с Норхемом, что надо было, надо, надо... А по факту в коллективе она чувствует себя на последних ролях, бесправной и забитой, она тоже боится осуждения и косых взглядов, поэтому ей удобнее стоять в сторонке и глазки в пол. Она будет пытаться это преодолеть в себе, и у нее будет возможность еще проявить себя в похожей ситуации несколько иначе. Будем надеяться на ее рост)
Эх, Салли-Салли… После одного смелого поступка на пьяную голову остаток дней прожил в страхе и стыде. Я, как и Росаура, увидела в нём человека, а не безликого всезнайку, и теперь его жаль ещё сильнее. Вот не зря меня всегда напрягает в книгах и фильмах, когда какого-то героя начинают усиленно раскрывать внезапно посреди сюжета. Сразу мысли: «А не собрался ли ты часом помирать?» И блииин, если это самое раскрытие понравилось, бывает очень горько, если догадки подтверждаются. Вот так и тут… Ну блин!
Да, как мы с вами обсуждали, его пьяная храбрость быстро улетучилась - но все же уступила место угрызениям совести, что тоже мужественно. Потому что другой бы махнул рукой, сказал бы, "какой я был дурак", и забыл бы. А тут он очень глубоко ушел в эти терзания. То, что случилось с ним в финале, страшная неожиданность и трагедия. Получим ли мы четкий ответ на то, что именно с ним произошло - по чьей вине?
Спасибо большое за ваш отзыв о том, что персонажа удалось раскрыть за такой короткий промеждуток повествования. Идея ввести такой образ возник спонтанно, и я переживала, что не упоминала об этом персонаже заранее, но если получилось увидеть в нем живого человека - это лучшая похвала, спасибо!
Слизнорта, загнанного в угол, мне тоже жаль, но жалость мешается с брезгливостью, что ли… Слизнорт сам навыбирал способных слизней, потворствуя многим выходкам. За что боролся, на то и напоролся. Хотя понимаю, конечно, что он не мог знать наверняка, во что ударятся выросшие слизни. Но всё-таки и невинным он не является.
Да, вина Слизнорта - одна из самых тяжелых. И он этого пока не понимает. Поймет ли? Его арка очень непроста, потому что рассказывает о пожилом уже человеке с устоявшимися ценностями, взглядами, манерой поведения, и даже чувствуя подспудно вину, ему тяжело раскаяться, измениться. Мне его очень жаль, но я его не оправдываю (впрочем, такая у меня ситуация с большей частью персонажей).
С матерью Росауры все сложно. Очень… Я даже не знаю, что и сказать. Она боится, мечется, пытаясь спасти свою семью, но методы… Будто неочевидно было, что Расаура ни в жизни не станет любовницей Малфоя. Даже без влюблённости не стала бы наверняка. Но всем страшно и хочется жить, никого не теряя, сложно кого-то судить. Трудная морально глава о трудных временах, ох((
Согласна, мать действует из своих материнских чувств - и ей все равно на средства, если есть цель защитить дочь. Она все же больше, гораздо больше, чем Росаура, знает и понимает. У Росауры вообще от отца такое несколько легкомысленное отношение к происходящему, ей кажется, что ее-то это не затронет, а если и начнется ужас, то она это сможет вынести благодаря своим высоким ценностям и идеалам. Но Росаура пока еще не сталкивалась с по-настоящему тяжелым давлением, насилием, клеветой и страхом, который расчеловечивает. Вот только-только с прошлой и этой главы она начинает прозревать. Но если Росаура может пока идеалистически говорить, что не дрогнет перед опасностью, то мать и допустить мысли о том, что с ее дочерью сделают что-то страшное, не может. Надо обезопасить ее - любым способом. Пусть дочь будет опорочена или даже сломлена морально, но хотя бы жива и здорова. Я думаю, что Миранда предполагала, что Росаура будет против, конечно, поэтому попыталась провернуть все это без ее ведома. Мне их обеих очень жаль, но взаимопонимания и взаимного сочувствия они пока найти не способны.
Большое спасибо!

Показать полностью
h_charringtonавтор
Elena Filin
ответ на отзыв к главе "Часовой", часть 1
Здравствуйте!
Elena Filin
Как я уже писала, мне очень жаль братьев Блэков, как же часто у них в фанатском творчестве так же, как и в каноне, тяжёлые судьбы. А вы это так особенно больно, безнадёжно описали(( Сириус тут реально сломленный горем человек, а горя этого на его долю выпадет ещё порядочно, если у вас будет развиваться как и в каноне. Да ё… грущу и ем стекло, ем стекло и грущу! С его покойной девушкой это прямо удар ниже пояса, на моменте, когда он говорит, что она хотела стать матерью и приводила ему в пример другие семьи с детьми, натурально выть захотелось от градуса безнадёги. Да и с учётом, что одна из семей-примеров уже мертва.. Пипец, не представляю, как тяжко Сириусу жить с этим всем. Может быть, бессонными ночами он думает без конца, что, сложись иначе, у него бы хоть ребёнок был… Или наоборот думает, что если бы был ребёнок, то мог бы тоже погибнуть…
Хед о том, что у Сириуса была девушка, и они собирались пожениться, и ее убили, как только Пожиратели узнали о помолвке, я прочитала в первом фф, который открыла в фандоме ГП лет 15 назад, и это по юности так меня потрясло, что здесь я решила сделать реверанс в сторону этого хеда. В каноне упоминается, что Марлин Маккинон была членом Ордена и была убита со всей своей семьей. Мне, опять же, в каноне несколько не хватало рефлексии на тему, насколько сломлены представители среднего поколения - Люпин, Сириус, через что они прошли в первую войну, когда им было всего по 20 лет! И ведь им было особенно трудно делать этот выбор, потому что многие их ровесники занимали другую сторону. А у Сириуса так и вовсе - родной брат! Где понять, где правда, и почему у одних из поколения моральный компас оказался настолько сильно сбит, а другие как-то выкарабкались? Вообще, имхо, первая война даже упоминаниями в каноне производит впечатление куда большее, чем то, что происходит в 6 и 7 книгах, но это мое личное впечатление... Сириуса как персонажа я очень люблю, очень жалею, что его так слили в 5 части (да и в 4... моя ученица осенью читала запоем ГП, говорила, как ей понравился Сириус в 3 книге, предвкушала, какое развитие и место в сюжете он получит в дальнейшем, ведь нельзя же просто так взять и ввести крутого перса, чтобы забить на него в следующих частях?... НО ИМЕННО ТАК И ПРОИЗОШЛО))) и с ним, и с Люпином, а мне кажется, что они вообще стали всеобщими безоговорочными любимцами.. В общем ,боль, тоска, и в своем фф я не могла обойти их вниманием. Вот тут появился Сириус, ненадолго, но все же, а еще будет глава, где появится Люпин. Такой мой сердечный реверанс в сторону дорогих Мародеров).
Да уж, Росаура, тут только посмотришь на человека и поймёшь, «как может сам». Хотя я в это не верю в случае конкретных героев. Сириус будет драться и мстить до конца, а Салли… Ну нет, не верю, что он только от страха вот так. Тут наверняка приложена рука Люциуса и ему подобных.
Насчет Салли мы еще услышим краем уха ответ, но насколько он достоверен будет - судить читателю. Мне кажется, во время больших общественных потрясений многие случаи остаются нерасследованными, ответы теряются, и остается только трагедия.
С Регулусом будет очень интересно, если Росаура станет больше о нём вспоминать. Очень интересный ход, что они были вместе! В каноне он такая загадочно-драматическая фигура, о нём хочется узнать побольше, будто паззл собран не до конца, как и с его взаимоотношениями с братом.
Вот да) Регулус такая загадочно-мрачная фигура, что с нашей романтичной Росаурой грех было их не свести. Росаура по возрасту оказалась из поколения Мародеров, но мне не хотелось связыать ее с первостепенными героями типа Джеймса, Лили и прочих. А вот Регулус и так герой закадровый, поэтому можно было что-то про них придумать. Скажу так, для Росауры это болезненный опыт, который она усиленно в памяти блокирует, но будет еще аж целых три триггера, которые заставят ее вернуться мыслями к этим отношениям, и, возможно, это покажется интересным.
Эх, Регулус, родители важны, но не всегда правильно и нужно соглашаться с их взглядами во всём или же просто покорно слушаться, если ты сам иного склада, да и как бы уже не малый ребёнок. Но вообще на этом моменте стало грустно, пусть не в таких жутких вывертах и масштабах, но я сама в чём-то до сих пор не могу согласиться с отцом, для меня это дико, но и его я не изменю, а он-то надеется, что его поддержат… Но мне важно остаться собой. Регулус же сделал иной выбор, за что уже поплатился. К слову, хоть и грустно, но любопытно, так же ли он закончил, как в каноне, на дне озера, или иначе. А то пустой гроб этого не расскажет, хм…
Поскольку в каноне истинная причина смерти Регулуса становится известна только под конец саги, то здесь мы в моменте, когда его смерть просто окутана тайной и все. Пустой гроб остается пустым гробом, и каждый трактовал это событие по-своему, поскольку правда была недоступна на тот момент.
Знаете, меня скорее удивляет история Сириуса, что он все-таки смог в таком юном возрасте противопоставить себя семье и отвергнуть их ценности, чем то, что Регулус как раз-таки все впитал как губка, и ему не казалось чем-то дурным то, что он делает, только уже приняв метку и выполняя черное дело Пожирателя, он стал понимать, что к чему.
Вообще эта глава полностью компенсировала недостаток стекла в организме, ох… Всех жалко! И Блэков, и Росауру, осколки розовых очков которой всё глубже входят под кожу, и Алису, и женщину-библиотекаря… Аааа, что ж такое! Эхехех, Алиса и Фрэнк, что ж вы меня до слёз доводите(( Выжить-то вы, скорее всего, и тут выживете, но вопрос, в каком состоянии!
Вообще я стараюсь во всем согласовывать историю с каноном, так что судьбы канонных персонажей в ключевых моментах я не изменяю) Другое дело, что в каноне много недоговорок и белых пятен, которые позволяют на свой лад продумывать детали...))
Алиса переживает и за сына, и за мужа (врагу не пожелаешь в такой ситуации выбирать с кем быть рядом и что нахрен делать!), рвётся между ними, становится жёстче и порой перегибает палку и говорит грубо и резко, но это же всё из-за внутренних переживаний. Да кто бы тут остался мягким и тактичным, когда такой беспросветный кошмар творится и страх за близких, горе от потерь разъедают нутро до костей? Все напряжены, все на пределе, эх…
Спасибо, что поделились такими искренними сопереживаниями Алисе, у нее правда ситуация тяжелая. Мне еще важно было показать, как война огрубляет, высасывает нежность, теплоту, женственность, и в случае Алисы ее поведние не обусловлено характером, а вызвано обстоятельствами. И эта ситуация выбора... Жуткая. Тут, конечно, источником вдохновения служат истории времен ВОВ, ведь были там женщины, которые уходили на фронт вслед за мужьями, оставив совсем даже маленьких детей родственникам, а были те, кто прощался с супругами навсегда, и оба выбора равноценны и врены дя конкретного случая. Но сделать этот выбор... не представить, как тяжело! Росаура, конечно, уже отчасти начинает понимать, как это тяжело - любить человека, который постояннно подвергается смертельной опасности, когда не знаешь, ушел он до ужина или уже навсегда, и на ее долю еще выпадет немало страшных часов ожидания и неведения. И Алиса для нее будет являться примером выдержки и мужества.
Показать полностью
h_charringtonавтор
Elena Filin
ответ на отзыв к главе "Часовой", часть 2
Больно, что из-за этой напряжённости и происходящей жути портятся отношения и между теми, кто, вроде как, на одной стороне, но на это и расчёт: разделяй и властвуй, запугивай и дави, дискредитируй и убеждай, что защитники — это враги, а режим власти давно пора сменить. Чёрт, как мучительно напоминает реальность! Жееесть... Война и физическая, и политическая, и информационная.
Спасибо, я рада, что описываемые события отзываются реальным опытом, и, наверное, история Росауры - это больше история про информационную войну, самое-то пекло мы разок увидим глазами Руфуса, но вот это искаженное видение реальности, неуверенность, где свои, где чужие, у кого какие убеждения, кто виноват, кому верить - это ведь огромная проблема, с которой мы сталкиваемся каждый день((
А повысили очень прямого и резкого Руфуса, который не будет вертеться ужом и хитрить даже в таких условиях.
За что и будет козлом отпущения в случае провала, а провал почти гарантирован. В общем-то, так его судьба складывалась и в каноне.
И вот вроде на фоне Сириуса и Алисы газета так не пугает, в ней не говорится о потерях и о жутком страхе этих потерь, который хочется в себе задавить, создать хоть видимость контроля, влияния на ситуацию, отвлечься от мыслей, страха, злости и сожалений на действия. Но эта газета и люди, прямо или косвенно поспособствовавшие её созданию, делает страшные вещи. Не одна конкретная газета, конечно, и не одна «пикировка в кулуарах» Слизнорта, а целый ряд такого меняет, перестраивает общество. Жутко, непоправимо меняет в рамках нескольких поколений. Опять же, привет, реальность… А потом хоть вой, когда мамин одноклассник в тех самых «одноклассниках» поливает говном и желает смерти многим, а мама горько вздыхает, да и ты сама не понимаешь, как же так могло всё резко и безвозвратно расколоться с некоторыми… И слов утешения для близких подобрать не можешь, и не собираешься извиняться и ползать на коленях за то, что ты… Кхм, возвращаясь к лору истории — маглловыродок, не такой, не сякой и не оттуда(( Неудивительно, что у Росауры загорелась газета в руках, когда она прочла всю эту грязь про Руфуса и мракоборцев. Ага-да, убивцы и беспредельщики, палачи! И об этом будут пи…щать мразоты вроде Люциуса и анонимных доверенных лиц! Ведь в анонимную рожу не прилетит кулак, кхм… А вот авада может прилететь, если окажется больше не нужен.
Мне кажется, это еще хуже - в момент общего напряжения и конфликта пытаться сделать вид, что ничего страшного не происходит, заставить простых людей не размышлять напряженно над ситуацией, не искать правды, а переключиться на что-то лайтовое, разгрузить мозг, вообще не думать и не переживать... А тот, кому надо, придет и заберет власть, потому что не осталось тех, кому это действительно важно, не остально неравнодушных. Поэтому такая газета (и можно представить, насколько враг контролирует информационную сферу, если такая статья прошла в официальную печать и массовый тираж!) - тоже оружие, и смертоносное.
Больше всего пугает, что творят вдохновлённые взрослыми дети и подростки. Это не только условные слизеринцы, как показали прошлые главы, эта опасная зараза расползлась среди всех.
Где-то сжигают книги, и этот костер - твой.
Где-то пикируют МИГи, и ты - проиграл этот бой.
Где-то болеют дети, и это - твоя болезнь.
И это всё то, что случилось с планетой за один день.
(с) Элизиум и Лусинэ Геворкян - Где-то сжигают книги
Большое спасибо за стихотворение, очень отзывается!
Совсем уже, и на живых людей бросаются, и угрозами сыпят, и чужие взгляды сжигают, чтобы ничто не мешало насаживать взгляды «правильных» взрослых. Пипеееец((( И женщине-библиотекарю вдвойне больно теперь, ведь среди таких детишек есть и дети тех, кто подписал Салли смертный приговор. Не просто Салли, а её Салли, к которому она питала симпатию искреннюю и простую женскую, не только как к историку. Ой, очень горько от того, что Росауре порой очень поздно открывается, что вокруг неё живые люди, полные страхов и мечтаний, такие же, как она. Но всё лучше, чем никогда. Надеюсь, она выдержит в такой обстановке в школе до победного, и с Руфусом вопреки опасностям новой должности всё будет хорошо Пусть их любовь придаст им сил!
Спасибо большое, что видите любовь среди этого кошмара! Да, она дает силы и цель, пусть и заставляет страдать куда больше, чем если бы сердце было наглухо закрыто от внешнего миро и жило только своими удовольствиями. В школе ситуация будет ухудшаться, и Росауре придется действовать, несмотря на страх, неуверенность в себе и прочие проблемы. Мне кажется, образ Руфуса ее очень поддерживает, вдохновляет, но, конечно, она бы очень хотела, чтобы они виделись чаще - вот только хочет ли этого он в данных обстоятельствах? Его душа вообще до поры - те еще потемки, но Росаура пока даже не представляет, в каком аду он живет.
Спасибо огромное за ваши отзывы!
Показать полностью
Elena Filin Онлайн
Добрый вечер!)
У меня под конец года печально-усталое настроение, и вот ваша грустно-философская глава вписалась под него идеально. После рассуждений отца Росауры прямо-таки хочется читать много, но в то же время медленно и со вкусом, говорить с ныне живущими и давно ушедшими авторами, наслаждаться работой с книгами. И блин, это так классно))
Жалко, что в школе никто не объяснял _вот_так_, зачем отвечать не нескончаемое «что хотел сказать автор». Честно, я по-настоящему, всерьёз об этом стала задумываться при чтении только после того, как сама начала писать большую книгу. Ведь куда проще было бы прокрутить в голове сюжет как случайную фантазию, что я и делала с детства, а потом забыть про это навсегда за суетой жизни. Но нет, хочется большего, хочется показать, рассказать, оставить написанным этот разговор для каждого, кто захочет поговорить и о сиюминутных переживаниях, и о вечных ценностях, разделить вместе с кем-то опасения и утешить мыслью, что он не одинок, что вместе мы сила.
И вот ещё точнее всё это с необходимостью и писать, и читать с пользой для себя и других я почувствовала, когда читала эту главу. Пробрало, однако!.. Сказал бы кто мне лет десять даже назад, что меня так смогут взволновать философско-филологические разговоры персонажа в книге)) Но блин, это очень крутое ощущение, спасибо вам за него!))
Росаура большая молодец, что навестила отца и отнеслась с уважением к его позиции, а он такое же уважение проявил к ней, не став по настоянию жены уговаривать и ухищряться, добиваясь своего. Оба могли бы из самых благих побуждений нечестно, даже несправедливо поступить друг с другом, удержались — в этом-то и ценность.
Хотя блин, выбор правда бывает разным, не всегда правильным и безопасным, сложная это тема. Иногда ведь действительно бывают случаи, когда со стороны виднее и понятнее, как для человека лучше. Но увы, пока он сам это не осознает, толку будет мало, а то и вовсе не будет. На чужих ошибках учатся очень редко, да и свои мозги никому не вложишь. Даже если это не такая противоречивая драма, как у Росауры и её родителей, а что-то банальное вроде «алкоголь не решает проблем, очнись» или «не бери микрозаймы, это кабала, из которой не вылезешь». Но выбор… Выбор нужен всегда, хоть и не все понимают, что к нему прилагается ответственность, и бывает, что не только за себя. А благими намерениями дорога известно куда выложена. Любовь и уважение порой и заключаются в том, чтобы оставить человеку его выбор, хм…
>И много мыслей и чувств миллионов в те годы слились в один-единственный вопрос: «В чём смысл?». В чём смысл этого мира, если всё, что человечество считало своим величайшим достижением к середине этого века, оказалось ничтожно перед лицом Апокалипсиса? Пожалуй, так и есть: ничтожно всё, кроме той крохотной искры, что в каждом из нас.
Как цитата отца Росауры отзывается, как соприкасается с окружающей нас действительностью, ох…
Письмо Росауры это прямо… Очень-очень больно. Вроде и привыкаешь, но всё равно вот иногда в книге увидишь такое письмо и становится жутко, пусто, тоскливо. Он был всего лишь коллегой, а жизнь продолжается. Да, у меня тоже вот так. Но и портрета с гвоздиками не осталось, только с полгода напоминали о нём недолговечные уличные украшения. Страшненькие, нелепые, а… его. Украсить как-то повеселее двор хотел.
Так странно писать это сейчас здесь, в отзыве, но я как и Росаура стыжусь. В моём случае за то, что с детства отношусь к алкоголикам неприязненно, с долей презрения даже, такой уж опыт был. А он и был алкоголиком и игроманом. Он был неплохим человеком, но меня отталкивал образом жизни. Я предпочитала держаться подальше, потому что ну блин, где-то в душе есть тот ребёнок, который боится алкоголиков и не верит им. Но на эти чёртовы украшения во дворе я потом и смотреть не могла. Всё думала, а может могла бы что-то сделать? Умом понимаю, что нет. Он тоже… сам выбрал такую жизнь, приведшую к преждевременной смерти. Но пишу вот это и перед глазами снова те чёртовы украшения.
А жизнь тем временем продолжается и в реальности, и в книжных мирах, да. Надеюсь, Руфус сумеет как-то поддержать Росауру, всё же, занять её мысли другим. А стихи Дойла я тоже почитаю, может, как раз на праздниках. С наступающим вас!
Показать полностью
h_charringtonавтор
Bahareh
Ответ на отзыв к главам "Лир", "Минотавр" и "Офелия", 1 часть
Здравствуйте! Наконец-то новый год дарит возможность ответить на ваш отзыв. Благодарю за ожидание и понимание!
Сколько стремительных перемен приключилось за всего две-три главы, что не успеваешь осознать происходящее, вглядываешься в лица героев и не узнаешь их, не веришь, а те ли это лица, они ли были с тобой до сих пор, или ты их никогда по-настоящему не знал? Но, видимо, все-таки война и семейные катаклизмы меняют человека очень, иногда разрушая то, чем он жил и из чего был слеплен, до основания, как это произошло с мистером Вейлом.
О да, случившееся потрясение всех выбило из колеи настолько, что они и сами себя не узнают. Реакции, слова, поступки, которые они теперь совершают - это исходит от той темной и потаенной части их существа, о которой раньше они, быть может, и не подозревали (по крайней мере, мистер Вэйл и Росаура, Скримджер-то знал, что за демоны в нем гнездятся, и только сила воли и выдержка в этот раз ему изменили). Катастрофа тотальная, хотя, вроде бы, затронула не их семью конкретно. Но вот это резкое, жуткое напоминание, что ничего еще не закончилось, что опасность и ужас до сих пор свободно разгуливают по улицам, это как ушат ледяной воды после такого светлого, теплого и полного надежд времени, которое было им отведено, чтобы почувствовать себя живыми и счастливыми... Я бы даже сказала, это как внезапные заморозки в самый разгар весны, когда коварный мороз убивает уже начавшие цвести молодые деревья.
Ведь ему не просто изменила выдержка в ссоре с Росаурой – он изменил себе! Этот спокойный, всегда взвешивающий свои слова, деликатный, интеллигентный и воспитанный человек обнажает перед дочерью таящуюся в нем бездну с родительскими грехами, не оставляя никакой надежды, даже крохотной на то, что Росаура когда-нибудь эту бездну преодолеет, чтобы добраться до его сердца.
Очень верные слова, спасибо большое! Да, он настолько внезапно и жестоко вываливает на Росауру все свои страхи, предубеждения, гнев и опасения, что это отталкивает ее очень далеко и надолго, если бы только не навсегда. Мы все рано или поздно перестаем считать родителей идеальными и непогрешимыми, и беда Росауры еще и в том, что в ее случае обожание отца продлилось очень долго, он и не давал повода разочароваться в нем, тем более на фоне деспотичной матери. Но порой чем благообразнее и интеллигентнее, развитее человек, тем страшнее тайные страсти, которые его терзают.
А сердце глухо. Не только к ней, но и к трагедии Руфуса. Вообще более всего поразительно для меня то, как мистер Вейл забывает, что Руфус, хоть и сложный человек, но военный, можно сказать, ветеран, получивший травму, который не заслуживает слов про пьянство, семейное насилие, черствость и трусость. Хотя бы по причине его статуса, который он изо всех сил стремится оправдать. Да так, что, вон, теперь калека и все равно срывается по первому же зову спасать волшебников. Да и не только волшебников, ведь страдают же и магглы от войн магов. Бывает, что, да, не нравится ухажер дочери, его образ мыслей, поведение, холодность, и просто не лежит душа к нему, потому что он ого-го какой старый для дочери и вечно рискует собой, подводя под удары Росауру. Но не проявить уважение хотя бы из благодарности за то, что этот человек вообще жертвует собой ради безопасности мира, странно (ох, помню их обмен колкостями в предыдущей главе и как от этого страдала Росаура). Можно сказать, мистер Вейл удивил.
К сожалению, я порой встречала такое черствое отношение к указанному типу людей, как Руфус, от представителей старшего, послевоенного поколения. Меня это всегда шокировало, но на моей памяти это скорее правило, чем исключение! Критиковать не только нынешних служителей порядка и защитников отечества, но и с цинизмом и чуть ли не иронией относится к подвигам своих отцов, которые сражались в Войну - почему-то это порой в порядке вещей! А мистер Вэйл со своим либерально-интеллигентским мировоззрением, с его снобизмом и "мерзким фи" по отношению ко всем ужасам этого мира, с его стремлением абстрагироваться от кошмара реальности и утешиться своей образованностью и превосходством над суетой, очень даже попадает в эту категорию. И его непринятие Руфуса как человека системы, носителя совершенно иных ценностей (в их разговоре, например, создается впечатление, что мистер Вэйл больше презирает реакционные органы власти, которые создал Крауч для преследования и уничтожения террористов, чем самих террористов, мда) накладывается на его жесточайшую отцовскую ревность и непринятие Руфуса именно как человека с его возрастом, проблемами со здоровьем, психическим и физическим, профессией, взглядами и, конечно, "он спал с моей дочерью".
С одной стороны он прав и логичен в своем стремлении помешать отношениям Росауры и Руфуса, и как родителя его можно понять (я понимаю, потому что такой брак был бы равносилен существованию на пороховой бочке), но чтобы так обходиться с военным, так за спиной говорить о его будущности. Кому как не педагогу со стажем, сознающему ужас той войны, знать о тяготах подобных катастроф, об их многочисленных жертвах, и что ни один солдат не становится таким измотанным, циничным и сломленным, как Руфус, просто так. Я просто пытаюсь представить в те военные годы солдата, командира, положившего жизнь на алтарь своей страны, которого в тылу так бы втоптали в грязь, и не абы кто, а человек образованный, многоопытный… И вот совершенно не представляю, какого размера должна быть родительская гордость и ревность у мистера Вейла, чтобы таким судом судить Руфуса. За что, главное? Особенно наедине с дочерью, за которую мистер Вейл смертельно боится, приемлемо ли это?
Мне кажется, мистер Вэйл и решает вывалить все это на нее наедине (при Руфусе-то он еще держался), чтобы повлиять. Он привык, что дочь слушается его из уважения к опыту и мудрости, поэтому даже не сомневался, наверное, что она внемлет его словам. Словам жестоким, циничным и звучащим обиженной ревностью. Конечно, его понесло. Думаю, и изрядно напугало то, что там в мире волшебников опять что-то произошло, и Руфус вот был, а тут его уже нет, и Росаура на грани истерики... И он сказал ей это все сейчас, как бы иллюстрируя наглядно: вот, так будет всегда, пока его не убьют или пока он не сопьется от такого напряжения! Потому что, я думаю, мистеру Вэйлу известен не только подвиг людей военных (хотя, как я сказала выше, отчего-то есть тенденция у людей его поколения этот подвиг принижать или вовсе развенчивать), но и то, как их война ломала. И такого он своей дочери точно пожелать не может. И потом, его давняя ревность и неприязнь к волшебному миру вообще тоже тут играет большую роль. Он всегда пытался подспудно высмеивать мир, к которому принадлежит Росаура, из глубинного чувства недоверия и собственной несостоятельности, ведь каждый раз, отпуская ее туда, он понимает, что не может ее защитить. А тут она приводит в дом как своего жениха не просто волшебника (что подразумевает ее полный уход в волшебный мир), но волшебника-военного (что подразумевает ее полный уход в мир, полный постоянной опасности). Так что... у мистера Вэйла сдетонировало и снесло крышу конкретно.
В военное у волшебников время. В их разговоре на самом деле возмущает не то, что мистер Вейл против их любви, а то, что он за глаза позволяет себе надменный тон о бригадире, который отдает жизнь за его семью. Тем более, как видим, Росауру он таким образом не удержал, а еще больше оттолкнул, выставив себя в неприглядном свете. Эх, мистер Вейл, слезь-ка с комфортного дивана да побегай по городу за преступниками, коих в двое больше, под вой сирены, который слуху привычнее музыки из радио)) Трудно сказать, как у волшебников, поскольку в каноне мамой Ро вроде бы эта тема не раскрыта, но в военное время у наших предков за такие речи о бойце пришлось бы сурово отвечать, я почти уверена.
Очень полезный совет для мистера Вэйла. Он настолько типичный "диванный философ" и "кухонный интеллигент", оторванный от реальности, но уверенный, что может критиковать ее на все лады и знать, как надо и как лучше, что ему бы хоть раз всерьез столкнуться с той рутиной, с которой Руфус имеет дело каждый день. Но нет, у нас тут тоже "мерзкое фи"...
И, мне кажется, мистер Вэйл вообще всерьез не воспринимает все эти рассказы про "военное время" у волшебников, потому что если бы относился к этому серьезно, а не "по-философски", как он привык, то он бы просто не выдержал: дочь - на линии огня, а он тут на диване и ничего сделать не может. С другой стороны, замечено, что в каноне вообще тема памяти и уважения к военному прошлому то ли не проработана, то ли исключена. Они не празднуют годовщину победы над Волдемортом, они не почитают память погибших, они относятся к тому же Грюму как к "сумасшедшему калеке", а не как к прославленному ветерану, и к Скримджеру в каноне отношение отрицательное просто потому что он... представитель системы. Там в целом очень мощная антиправительственная повесточка, сатирическая и пошленькая, и оно видно, что у волшебников самих проблемы с исторической памятью, если спустя 10 лет после падения Волдеморта начинается все заново, как будто никаких уроков извлечено не было.
Показать полностью
h_charringtonавтор
Bahareh
Ответ на отзыв к главам "Лир", "Минотавр", "Офелия", часть 2
Не знаю, что поднимет мистера Вейла в глазах ужасающейся, оскорбленной Росауры, что возродит в нем любящего, понимающего отца, каким он был для нее раньше, и примирит их, но Росаура правильно сделала, что ушла. Если не за любимым идти, то просто уже пора двигаться дальше. Она взрослая женщина, способная сама себя обеспечить и прокормить, и не нуждается в опеке родителей. Тем более травмирующей опеке.
Честно, я сама до сих пор не знаю, что же может их примирить. Возможно, лишь обоюдное стремление помириться и простить друг друга. Если взвешивать до бесконечности, кто прав, а кто нет, то Росаура будет иметь вечное право с отцом отношения не возобновлять. Надеюсь, что им двоим все-таки хватит мудрости (или она придет, новая) сложить оружие и раскрыть друг другу объятья с принятием и великодушием. Но пока Росаура в глубоком шоке и далеко не сразу сможет простить отца. Потому что обида нанесена не столько ей, сколько её любимому человеку, а это порой больнее.
[q]Хотя мистер Вейл и себя судит предельно сурово, но, мне кажется, он горячится касательно своей роли в семье. Семью создавали оба, и ответ за нее нести тоже обоим, а не одному мистеру Вейлу. Но, возможно, они с Мирандой были не готовы к созданию своего очага, а лишь считали себя состоявшимися, готовыми, поддались чувствам, которые мгновенно охладил быт.
Историю их странного брака мы ещё узнаем, пора уже сдёрнуть покровы, раз уж пошла такая свистопляска... Но в целом, мне важно, что мистер Вэйл наконец-то признаёт свою ответственность за то, что их семья разваливается, а брак трещит по швам. В своей философско-отстранённой позиции ему было очень удобно находиться на протяжении долгих лет. Благовоспитанность, интеллигентность и мягкость делали его в глазах дочери чуть ли не святым, тогда как матери досталась роль мегеры и тиранши. А между тем он значительно старше жены и взял ее в жены, когда она была еще моложе Росауры, и, конечно, от него требовалось куда больше ответственности и мудрости - при такой разнице и в возрасте, и в опыте жизненном, но он мало что предпочёл менять.
[q]В любом случае это вина обоих родителей, тут несправедливо выделять кого-то. К тому же и Миранда, гордая и роскошная ведьма наша, вовсе не похожа на жертву обстоятельств и укусить может весьма болезненно, если очень захочет, что мы видели по ее диалогам с Росаурой, которую она постоянно доводила до слез и топила в чувстве вины и неполноценности. С мистером Вейлом печально то, что он меньше времени проводил с дочерью, чем мать, из-за чего время с отцом воспринималось Росаурой, как настоящий праздник, она успевала соскучиться по нему, более мягкому родителю, нежели мать, а оттого больше привязалась. Но так это практически в любой семье так, где работает отец, а мать по хозяйству и с детворой. Не помню, работает ли Миранда, но у мистера Вейла физически не могло быть столько ресурсов, чтобы уделять целые дни дочери. А иначе как же работа и студенты? Оно само не рассосется и деньги с неба, как манна небесная, не упадут, и любая разумная женщина, я думаю, должна понимать это, а не требовать, чтобы у супруга было сорок восемь часов в сутках))) Если Миранда обижалась на занятость и усталость мистера Вейла от бесконечного общения с кучей людей и бумаг, то это глупо, он же не робот. К слову, как показывает история, он много ценного и доброго вложил в любимую дочь, воспитав ее на порядок лучше, чем была воспитана Миранда, и, выходит, что с ролью отца справился недурно. Росаура в нем души не чаяла и выросла отзывчивым, гуманным человеком, а не скатилась до нравственного уровня Люциуса Малфоя, так что мистеру Вейлу нечего стыдиться. Стыдиться надобно Миранде, которая, как жалкие подачки, ловит благосклонность подобных Люциусу)
Да, в плане распределения ролей, их принятия и взаимного уважения у них явно проблемы. Конечно, как пример, отец для Росауры был явно более положительным, нежели мать, однако и здесь найдутся подводные камни.
[q]Фрэнк и Алиса. Я ждала, я знала, что канон немилосерден (а с каждой книгой он становился все более жесток и мрачен), что рано или поздно это случится, и горе настигло их прекрасную семью в самый непредвиденный час! Бойня забирает лучших из лучших. Несмотря на то, что они не погибли, но понимая, какие муки им пришлось пережить, как потом взглянет на них повзрослевший сын, убитый видом своих родителей, думаешь, что лучше бы это была смерть. Фрэнку, Алису и их близким это издевательство досталось на всю жизнь, и оно болезненнее и обиднее от того, что их счастье вот-вот только начиналось.
Увы, увы! Мне было очень больно об этом писать. Несмотря на редкие появления, от их образов лучами расходится добро, и я даже испытывала перед ними вину, что не уделила им больше времени, которого они, несомненно, достойны. Страшнейшая участь их постигла, и я задумалась о том, насколько мельком, в общем-то, об этом сказано в каноне. Вообще считаю, что учитывая те реакции старшего поколения на первую магическую войну, она была куда страшнее, чем то, что показано в 4-7 книгах. Одна трагедия Фрэнка и Алисы чего стоит!
[q]Оно было путеводной звездой для других и померкло вместе с их надеждами.
Прекрасные слова. Спасибо! Мне очень важно было показать, как Фрэнк и Алиса объединяют людей вокруг себя, дают им надежду, свет, тепло и утешение. И теперь, хоть самое страшное коснулось их, все те, кто был сцеплен друг с другом благодаря их любви, ощутят на себе это горе и ужас, и вот как померкла путеводная звезда, так и захлестнет буря не один кораблик...
[q]Даже хорошо, что Росауру к ним не пустили в палату, ведь действительно зрелище должно быть не для слабонервных, раз ими занимался хирург и они в состоянии чуть лучше, чем фарш. Если Руфус не выдержал и сломался, то что бы было с впечатлительной Росаурой, изведенной его молчанием и видом.
Думаю, да, её бы это тоже сломало. С другой стороны, так выходит, что пока судьба щадит Росауру, и каждый раз ей удается как-то по касательной пройти мимо реалий военного времени. Все же башня из слоновой кости, в которой она привыкла запираться по примеру отца, слишком уж высока и толста. На сегодня ей хватило шока, но пройдет пара дней, и она уже будет готова упрекать Руфуса за излишнюю замкнутость и остервенение, с которым он будет копать это дело, чтобы найти преступников, будто не способная до конца осознать, какой же это ужас, и что надо остановить его во что бы то ни стало. Как ни крути, отец дал ей воспитание тепличного растения, и любое столкновение с реальностью Росаура пытается отсрочить до последнего, а ей бы не помешало некоторое трезвление. Собственно, именно поэтому она и не воспринимает всерьез слова Руфуса, сказанные на Рождество, что как бы он ни хотел, он не сможет, просто не сможет чувствовать так, как ей бы хотелось, быть тем человеком, которого она себе вообразила; потому она обманулась и его светлым и теплым образом в утро Рождества, и то, что с ним будет происходить, станет для нее кошмаром - не потому ли, что она до конца так и не задумалась, что с ним произошло за эти два месяца, да и еще раньше? Какой он на самом деле человек, и что произошедшее с Фрэнком и Алисы для него далеко не первое, что его вот так ломало. Росаура пока это не осознает - и тем больнее для нее будут реалии жизни с любимым человеком.
[q] И после этого, опять же, вспоминаются колкие сухие слова мистера Вейла, хотя кому бы стоило взглянуть на Фрэнка и Алису, так это, наверное, ему, потому что Руфус сталкивается с этим кошмаром каждый день, и кому бы судить о его характере и регулярном пьянстве, так это не гражданским, а уж скорее начальству. К сожалению, снова же не помню нюансов канона, по-моему, в одной из книг и Аластор Грюм пил, вернее, ученики думали, что он пил и так и должно быть…
Да, и это было предметом шуток, ну, можно списать на возраст детишек (14 лет), которым не дали адекватного воспитания, и они не понимали до последнего, кажется, что такое - пройти хотя бы толику того, что выпало на долю старшего поколения, прежде всего - мракоборцев. А как и где придуман способ, который поможет человеку, для которого подобный ужас - почти что рутина, пережить это и не получить тяжелейшие душевные увечья? Наверное, где-то, в идеальном мире, есть потрясающий курс терапии для реабилитации, но испокон веков единственным средством, чтобы заглушить боль, страх, кошмары и пламенную ярость, был алкоголь.
[q]Но тут меня берут сомнения, как долго продержится Руфус с таким режимом и выпивкой и как он до сих пор ходит на службу, сражается, не спит ночами на дежурстве, когда у него трясутся руки… Это же работа на износ. Его организм откажет раньше, чем его подстрелят Пожиратели, либо и правда начальство отправит на пенсию, увидев, что зеленый змий безвозвратно выбил почву из-под ног у их боевой единицы.
Тут еще проблема военного времени, что кадров с таким опытом и навыками просто нет, невозможно подготовить за короткий срок, поэтому старую гвардию до последнего отправлять на покой не будут, поскольку заменить некем. Другой вопрос, что да, это работа на износ, и сами что Скримджер, что Грюм, что прочие ветераны понимают, что они на этой службе умрут - так или иначе. И целью ставят не до пенсии дотянуть, а до завтрашнего утра и при этом сделать максимально много, в крайнем случае - забрать с собой врага-другого. Конечно, мы не знаем, насколько регулярен у Скримджера конкретно такой вот режим, и то, что он напился до полузвериного состояния из-за горя, не значит, что он делает это каждый день. Но даже одно такое проявление вызывает ужас, и то, что Росаура решает остаться с ним даже после такого, вряд ли нашло бы понимание психологов, подруг и даже родителей, которые бы в один голос крикнули ей: "Беги!". Да скоро сам Руфус ей это скажет.
Показать полностью
h_charringtonавтор
Bahareh
ответ на отзыв к главам "Лир", "Минотавр", "Офелия", часть 3
Не хочется, чтобы Руфуса помимо случившегося сломило еще и это, но тут, по-моему, и Росауре будет очень сложно вызволить его из этого порочного круга и исцелить своим участием и заботой. Чем больше погибает друзей, сослуживцев, тем, кажется, глубже Руфус погружается в самобичевание, скорбь и зависимость, а данная ситуация требует уже не любви, не терпения и самопожертвования Росауры, а квалифицированной помощи специалистов.
...которых нет(
Да, на чудо любви здесь надеяться опрометчиво. Чувства чувствами, благие намерения это замечательно, но масштаб бедствия кошмарен, и, самое главное, что этот человек не ставит себе целью как-то изменить образ жизни. Да он вообще себя жильцом не считает. Теперь все, к чему свелся смысл его жизни - это найти и наказать преступников, какая уж там речь об исцелении и оздоровлении как ментальном, так и физическом!.. А бедная Росаура вся в мечтах и планах, как они будут жить долго и счастливо.
[q]Наконец, что бы было, если бы он не сдержался, когда накинулся на нее?
Да это ужас. Вообще, в первоначальном варианте он именно что набрасывался. И, возможно, это было бы куда реалистичнее. Но это зарубило бы на корню всё, а мне было важно, чтобы они попытались выкарабкаться из бедны вместе. А при упомянутом раскладе это было бы уже немыслимо.
[q]Вообще зловещая сцена получилась, и страшно думать, что это только первый день их совместного проживания. Если в первый день такое творится, что сердце леденеет и ноги подкашиваются, и Росаура сама не своя на следующей день, мечется, словно раненая, правда, не телом, а душой, неосторожно потянувшейся к Руфусу, то что будет дальше? Огорошил ты нас, Руфус, так огорошил!
Да, к сожалению, страшные внешние события накладывают на нас такой отпечаток, от чего потом страдают в первую очередь наши близкие, а вовсе не тот, кто этого заслуживает. Вопреки нашим желаниям и воле, это происходит, потому что душа уже искалечена, а потому не может проявлять себя так, как раньше, даже при самых благих намерениях и высоких принципах. Наверное, для меня как для автора это одна из самых страшных сцен, поскольку здесь мы видим, как зло пожаром занялось там, где еще несколько часов назад царила любовь, мир и доверие. Это зло - от непомерной боли, которая не смогла найти иной выход, и оно калечит обоих, за считанные минуты сжигая очень и очень многое. Самое печальное, что ни он, ни она, конечно же, этого не хотели и никогда бы о таком не помыслили, но вот, это происходит. И надо как-то понять, что делать дальше. Собственно, о таком кризисе отношений, а уже после - о расследовании все последующие главы третьей части.
Спасибо огромное!)
Спасибо огромное вам, что решились погрузиться в эти тёмные бездны вместе с нами и дали такой исчерпывающий отклик!
Показать полностью
h_charringtonавтор
Elena Filin
ответ на отзыв к главе "Дочь"
Здравствуйте!
У меня под конец года печально-усталое настроение, и вот ваша грустно-философская глава вписалась под него идеально.
Да, и правда, спасибо, что отметили это светло-грустное настроение главы. Всегда представляю ее под мерный осенний дождь. Если стоишь под ним, можно взвыть от тоски, как бродячая собака, а если сядешь в уютное кресло с горячим чаем под крышей, можно найти в этом утешение, но будет в нем что-то меланхоличное..
После рассуждений отца Росауры прямо-таки хочется читать много, но в то же время медленно и со вкусом, говорить с ныне живущими и давно ушедшими авторами, наслаждаться работой с книгами. И блин, это так классно)) Жалко, что в школе никто не объяснял _вот_так_, зачем отвечать не нескончаемое «что хотел сказать автор». Честно, я по-настоящему, всерьёз об этом стала задумываться при чтении только после того, как сама начала писать большую книгу. Ведь куда проще было бы прокрутить в голове сюжет как случайную фантазию, что я и делала с детства, а потом забыть про это навсегда за суетой жизни. Но нет, хочется большего, хочется показать, рассказать, оставить написанным этот разговор для каждого, кто захочет поговорить и о сиюминутных переживаниях, и о вечных ценностях, разделить вместе с кем-то опасения и утешить мыслью, что он не одинок, что вместе мы сила.
Да, пожалуй, мне такие размышления пришли все же больше благодаря творчеству, а не потому, что я сама по профессии в том положении, что должна объяснить детям, зачем же искать в произведении авторский замысел, пытаться выйти на диалог с автором, а не просто заглатывать книгу и трактовать ее как вздумается. Здесь, в пространстве сетевого самиздата, общение автора с читателем возможно в таком вот прекрасном формате обмена отзывами, что для меня является огромной ценностью. Даже когда закрадывается мыслишка, что хотелось бы увидеть свою книгу на полке, я думаю о том, что книга на полке не даст отклика читателей, а не он ли так важен в конечном счете? И любое произведение - это не вещь в себе, а форма взаимодействия, общения, и автор, конечно, хочет быть услышанным, и есть ли большее наслаждение, когда получаешь отклик читателя и видишь, что ты не только услышан, но и понят, а еще на связи оказался единомышленник, который своим участием раздвигает границы твоей вселенной?..
И вот ещё точнее всё это с необходимостью и писать, и читать с пользой для себя и других я почувствовала, когда читала эту главу. Пробрало, однако!.. Сказал бы кто мне лет десять даже назад, что меня так смогут взволновать философско-филологические разговоры персонажа в книге)) Но блин, это очень крутое ощущение, спасибо вам за него!))
Ахах, спасибо большое, я всегда волнуюсь о таких вставках, где персонажи просто размышляют о жизни и ничего больше не происходит. Ближе к финалу даже беднягу Руфуса, этого человека действия, захлестнет философская волна, в этой истории никуда не денешься, куда ни плюнь, все диванные философы))
Росаура большая молодец, что навестила отца и отнеслась с уважением к его позиции, а он такое же уважение проявил к ней, не став по настоянию жены уговаривать и ухищряться, добиваясь своего. Оба могли бы из самых благих побуждений нечестно, даже несправедливо поступить друг с другом, удержались — в этом-то и ценность.
В их случае это лучшее решение, поскольку на доверии и уважении выбора друг друга и строятся их отношения. Однако у медали, как всегда, две стороны, и можно найти, что итог их мирных посиделок за чашкой чая, когда утром в школе был найден труп преподавателя, как-то невразумителен...
Хотя блин, выбор правда бывает разным, не всегда правильным и безопасным, сложная это тема. Иногда ведь действительно бывают случаи, когда со стороны виднее и понятнее, как для человека лучше. Но увы, пока он сам это не осознает, толку будет мало, а то и вовсе не будет. На чужих ошибках учатся очень редко, да и свои мозги никому не вложишь. Даже если это не такая противоречивая драма, как у Росауры и её родителей, а что-то банальное вроде «алкоголь не решает проблем, очнись» или «не бери микрозаймы, это кабала, из которой не вылезешь». Но выбор… Выбор нужен всегда, хоть и не все понимают, что к нему прилагается ответственность, и бывает, что не только за себя. А благими намерениями дорога известно куда выложена. Любовь и уважение порой и заключаются в том, чтобы оставить человеку его выбор, хм…
Ну вот да, сложный вопрос в данном контексте потому, что мистер Вэйл для Росауры все же отец. И это его не просто ответственность, но даже обязанность - заботится о дочери, тем более когда ей нужно принять решение, которое... не вполне, я бы сказала, ей по плечу. Она слишком многого не видит и не понимает, и кто бы с ней поговорил откровенно, что же происходит... Конечно, то, как действовала мать, тоже не вариант, поскольку она пыталась обманом навязать свою волю, а потом надавить и проманипулировать, но мистер Вэйл в некотором роде... занимает эту философско-отстранённую позицию, от которой слишком уж попахивает "несопротивлением злу насилием", а это... по меньшей мере неоднозначно и спорно. И ладно бы он вел такие разговоры о мужестве со своими коллегами, но тут дочь, которая, он же видит, вся в расстроенных чувствах, что-то недоговаривает, от чего-то худеет, на стенку лезет, локти кусает, натужно улыбается... И меня не покидает ощущение, что Росаура даже будто бы берет ответственность за отца там, где должно быть наоборот. Она решает не тревожить его рассказом о трагедии с Норхемом, она решает не делиться с ним своими переживаниями любовными, она намеренно усыпляет его возможные подозрения, что дела гораздо хуже, чем хотелось бы видеть, и... сама нуждаясь в утешении, утешает. И поэтому так очевидно, мне кажется, что она тянется к Руфусу. Вот уж от кого точно веет силой и мужественностью, и перед кем нет смысла скрывать страх и растерянность. Поэтому мне очень дорого, что в конце она решает написать ему и излить душу, довериться, уже отринув игру и кокетство, понимая, что ставки очень высоки.
>И много мыслей и чувств миллионов в те годы слились в один-единственный вопрос: «В чём смысл?». В чём смысл этого мира, если всё, что человечество считало своим величайшим достижением к середине этого века, оказалось ничтожно перед лицом Апокалипсиса? Пожалуй, так и есть: ничтожно всё, кроме той крохотной искры, что в каждом из нас. Как цитата отца Росауры отзывается, как соприкасается с окружающей нас действительностью, ох…
Спасибо, мне дороги эти его слова.
Письмо Росауры это прямо… Очень-очень больно. Вроде и привыкаешь, но всё равно вот иногда в книге увидишь такое письмо и становится жутко, пусто, тоскливо.
Спасибо, ваши слова очень укрепляют. Я люблю формат писем, потому что это то, как герой формулирует себя сам, как он себя выражает для близкого человека - но прежде всего, для самого себя. Мне кажется, даже в разговоре мы порой не столь откровенны и точны, как в письмах. Но каждый раз, когда вставляю письмо персонажа, сомневаюсь, может ли это быть интересно читателям и не слишком ли провисает от этого сюжет.
[q] Он был всего лишь коллегой, а жизнь продолжается. Да, у меня тоже вот так. Но и портрета с гвоздиками не осталось, только с полгода напоминали о нём недолговечные уличные украшения. Страшненькие, нелепые, а… его. Украсить как-то повеселее двор хотел. Так странно писать это сейчас здесь, в отзыве, но я как и Росаура стыжусь. В моём случае за то, что с детства отношусь к алкоголикам неприязненно, с долей презрения даже, такой уж опыт был. А он и был алкоголиком и игроманом. Он был неплохим человеком, но меня отталкивал образом жизни. Я предпочитала держаться подальше, потому что ну блин, где-то в душе есть тот ребёнок, который боится алкоголиков и не верит им. Но на эти чёртовы украшения во дворе я потом и смотреть не могла. Всё думала, а может могла бы что-то сделать? Умом понимаю, что нет. Он тоже… сам выбрал такую жизнь, приведшую к преждевременной смерти. Но пишу вот это и перед глазами снова те чёртовы украшения.
Большое спасибо вам за искренность. Это невероятно ценно, мне кажется, когда благодаря творчеству мы можем говорить о личном и наболевшем. Проблема реакции на смерть человека, близкого или далекого, всегда меня тревожила и занимала, отслеживая свои реакции, чужие, мне всегда казалось, что в этом всегда очень много чего-то неправильного, натянутого и запутанного, и крайне редко удается прожить это так, чтобы совесть потом не болела.
А жизнь тем временем продолжается и в реальности, и в книжных мирах, да. Надеюсь, Руфус сумеет как-то поддержать Росауру, всё же, занять её мысли другим. А стихи Дойла я тоже почитаю, может, как раз на праздниках. С наступающим вас!
Спасибо огромное за отзыв и поздравления! Боюсь, сам Руфус тоже погружен в размышления о смерти, поскольку в его положении это настолько очевидная реальность, что деваться некуда. Он не из тех, кто сбегает в вымышленные миры, а позволить себе укрыться под крылом Росауры он тоже не может (а зря, на пару вечеров не повредило бы!), и тут он тоже оказывается в трудном положении: сам нуждаясь в утешении, вынужден утешать более слабого, на этот раз - Росауру. Но, интересно, что, утешая, мы порой и утешаемся, поэтому, посмотрим, что же принесет его ответ.
Показать полностью
Elena Filin Онлайн
Добрый вечер! Отзыв к главе «Цезарь».
Вот, казалось бы, в главе почти ничего не происходит ещё, но блин… пробирает что того же Руфуса стихотворением! Жутко, по-настоящему жутко. Мне всегда отчего-то больше западали в душу те же произведения про тыл или про преддверие войны (вспомнила про «Завтра была война», содрогнулась…), чем про активные бои. Да, бои и потери — это ужасно, но пугает и сильнее действует на непричастную к подобному меня то, как такие страшные события влияют на гражданских и их жизнь и работу. А оно всё пропитывается насквозь страхами, тревогами и разногласиями, хотя психика такая штука, что со временем адаптируется и к этому, что мы, увы, знаем.
С тёмной меткой было в какой-то мере ожидаемо, но всё равно внезапно. Морок, ага… Я не сомневаюсь, что Дамблдор с его силой и талантом способен отличить морок от настоящей тёмной метки, но вот его уверенные утверждения, что в Хогвартсе нет пожирателей… Вспоминаю подслушанный Росаурой в поезде разговор, который мог и не быть пустым хвастовством подростков, и так и тянет спросить директора: «Мужик, а ты вот уверен? Точно-точно? Или не хочешь пугать учеников и подчинённых, м?» Но вот с чем я однозначно согласна, так с тем, что борьба ведётся в каждой душе, если та у человека ещё есть.
Как в той притче: побеждает тот волк, которого ты кормишь. Прошёл мимо или помог, соврал или сказал правду, улыбнулся или послал на три буквы. Маленькие выборы и большие, каждый склоняет чашу весов в ту или иную сторону. И в обществе, в стране в итоге побеждают те, к кому склонится больше душ, с кем совпадёт мышление и образ жизни людей. И это всё должно быть искренним, не показным, чтобы иметь силу в нас. А то каждый раз вспоминаю дальнюю родственницу, которая как по расписанию ходит в церковь, зато поступает так, будто она туда за индульгенциями ходит, тьфу… Ну что ж, каждый выбирает по себе, тут ничего не поделаешь.
Муки совести Росауры в этой главе доказывают, что она таки уже выбрала правильного волка, да и до того скорее просто не осознавала до конца, была занята принятием учительской доли, мыслями о Руфусе и о том, что стало твориться в школе.
Встреча с Краучем и его супругой вышла очень печальной, особенно приправленная воспоминаниями Росауры о Барти-младшем. Блин. Блин-блин-блин((( Сколько же я слышала, а сколько и видела своими глазами историй, когда дети грызут гранит науки с яростью и остервенением ради одобрения родителей, которое всё никак не получают в необходимом объёме, отчаянно верят, что любовь можно заслужить, а там и гордость, и тёплое общение с пониманием приложатся. Но увы, этого ни фига не происходит, если родители эмоционально холодны и чрезмерно требовательны, этого уже не изменить. А даже если родители меняются, то лишь в тот момент, когда поезд отношений с детьми, который уже ушёл, вовсе скрывается за горизонтом. Дети-то давно разочаровались и перегорели, положили перед родителями золотые медали и красные дипломы и ушли от них как можно дальше. Это настолько тоскливо, что хоть вой((
И с таким бэкграундом вообще не удивительно, что Барти всё опротивело, его надежда на отцовскую любовь сломалась, а слом привёл к катастрофическим последствиям. По сути ведь многих детей на улицу и в сомнительные компании приводит то, что им дома и с родными некомфортно. У меня самой были подружки, по разным связанным с семьёй причинам не желавшие идти домой. А я хотела, вот и не сложилось в итоге общение. Кто-то бежит из дома, кто-то бежит домой. Полагаю, у Барти и Росауры было нечто похожее в этом плане. Хотя вот у Росауры наоборот мать более требовательная, но хоть до маховиков времени в годы учёбы не дошло. Если так задуматься, у них обоих не всё было гладко, но пути они выбрали совершенно разные. Опять же, каждый выбирает по себе. Но думаю, её потрясёт то, что именно её бывший одноклассник, некогда мечтательный мальчик поучаствует в пытках новых знакомых… Да и мать его всегда было очень жалко.
Разговор Дамблдора и Крауча из разряда тех, что не оставляют слов, только эмоции. Дичайшая тоска и страх(( Блин, ну это просто жесть. Крауч устал терять бойцов, но он не верит в то, что они должны быть верны идее. Дамблдор верит лишь в свой круг верный членов ордена и уверен, что прочие мракоборцы станут охранять новый режим. Чёрт его знает, как было бы, если бы не известные события канона. Слишеом грустно и страшно, что кругом безнадёга и смерть, война озлобляет и ожесточает, но… Ох, надо во всём этом безумии как-то оставаться людьми. Не героями даже с высоким и сияющим «облико морале», а просто людьми с минимальными преставлениями о «хорошо» и «плохо».
И меня поражает, как Крауч не понял, что пусть пожиратели отдали всё с потрохами Волдеморту, и душу, и совесть и волю, их можно назвать фанатиками, но никак не теми, кто испугается и побежит менять сторону, чтобы «щенков не тронули». Да блин, с их методами очевидно, что просто школе и множеству невинных в ней конец настанет, когда родители-пожиратели придут за детками. А не могут не прийти, это ж ядерная смесь пожирательского фанатизма, горячки боя и каких-никаких родительских чувств. Так что, опять же, Дамблдор прав.
Письмо Руфуса в таком печально-философском тоне стало неожиданностью, не думала, что он может говорить… вот так. А во многом прав, во многих помыслах даже чище конкретно взятой читательницы-эгоистки, которая слишком редко думает о детях и лошадях. Карма сомнительна, а совсем ничего не сотворили лишь совсем малыши, если так рассуждать, ведь подросшие дети бывают злы. Я мало помню о своём детстве, но за пару случаев стыдно до сих пор. Но можно ли рассуждать тогда, что «прилетело за дело»? Вопрос, как водится, философский.
Но если говорить масштабами Руфуса, где не заслужили мук и смерти, то и многие взрослые не заслужили, большинство, я бы сказала. Да и я часто взрослых жалела больше, почему-то. Они были и детьми для кого-то, и родителями, и верными друзьями, и ценными специалистами, от них много зависело, а потом… раз и всё. За детей обидно, что они — будущее, но не всешда им суждено прожить жизнь, за животных, что они в принципе не творили ничего, что можно всерьёз назвать злым. Но «детям и лошадям» чаще помогают те же фонды, например, взрослым несколько сложнее. Но мир-то да, ко всем в чём-то несправедлив. Наверное, я тут звучу неприятно, но правда бывает обидно, что о взрослых в беде говорят меньше, а помощь нужна всем.
>Так, я задержал твою сову на полтора дня. Сова твоя, стоит признать, особа дотошная, не пожелала нести тебе на проверку только половину домашней работы. Впрочем, на этот раз она на редкость терпелива и даже не пытается выклевать мне глаза.
Я обожаю Афину! Просто обожаю!
И… Ох. Надеюсь, Росаура не напугает ещё больше философии Руфуса. Еу я бы напряглась, а то времена тяжёлые, а звучание письма отдаёт и вправду прощальной исповедью. Но нет уж, мужик, живи, читай вслух стихи и береги эту вот барышню!
С Новым годом ещё раз и спасибо, что каждая глава — пища для размышлений
Показать полностью
К главе "Принцесса".

Здравствуйте!
пожалуй, никогда название главы так не удивляло меня, никогда так сложно не было добраться до его смысла. Ведь Росаура в этой главе по факту - больше чем Золушка: умудряется весьма неплохо, пусть и не без чужой помощи, в рекордно короткие сроки организовать большой праздник. Сколько в подобной подготовке ответственности, и если вдуматься, Минерва в какой-то мере поступила педагогично, доверив именно Росауре проводить такое мероприятие. С одной стороны, столько всего нужно учесть, так контролировать множество дел, а с другой- и результат сразу виден, и не будь Росаура в таком состоянии, могла бы воодушевиться и вдохновиться... Но она именно что в таком состоянии.
Оно, если честно, пугает еще сильнее, чем одержимое спокойствие Льва в предыдущей главе - хотя и отражает ее. Росауре кажется, что Руфус мертв - ну фактически для нее он умер - она хоронит свою любовь, но по факту умирает сама. Ее описание, когда она наряжается к празднику, напоминает смертельно больную, и это впечатление еще усиливается такой жуткой деталью, как выпадающие волосы - то ли как при лучевой болезни, то ли как отравлении таллием. По-хорошему, ей бы надо лечиться. Ладно хоть полтора человека в школе это понимают.
Минерва, конечно, в плену прежде своего учительского долга. А он таков, что хоть весь мир гори огнем, а ты приходишь и ведешь урок, не позволяя детям заметить, что ты хоть чем-то расстроена. Минерва этим так пропиталась, что, наверное, уже и не представляет, что можно ему подчинять не всю жизнь. И все же она достаточно насмотрелась на людей, чтобы отличать болезнь от капризов и разгильдяйства. Хотя и не сразу.
И Барлоу... Эх, что бы мы делали без мистера Барлоу! Он тут "везде и всюду", готовый не отступать, хотя Росаура держит маску невозмутимой леди (а по факту - огрызающегося раненого зверя). Он очень старается согреть Росауру, оживить, он явно олицетворяет все ее прошлое, но сможет ли она вернуться к своему прошлому после того, как соприкоснулась с жизнью Руфуса, его душой, способностью совершить самый страшный поступок и безропотно принять немедленную смерть от лучшего друга? Не будет ли выискивать в мистере Барлоу, так похожем по поведению на мистера Вейла, того же лицемерия и жестокосердия, что проявил ее отец? Не заставит ли его стать таким же?
Мистер Барлоу старается спасти принцессу. Видит ли, что ее дракон - она сама? Думаю, видит. Как тут не увидеть, когда она сама себя уже в саван укутала (или в наряд средневековых принцесс - ведь похоже выходит, если представить), стала будто бы фестралом в человческом варианте, ходячим трупом? И все-таки он тоже рыцарь и потому рискует.
И еще, наверное, ради замысла всех учителей и главным образом Минервы, удивительно перекликающимся с замыслом бедных Фрэнка и Алисы, устроивших праздник сразу после траура. Те хотели подарить забвение и единение друзьям, Миневра - детям. И получилось ведь. И традиционные и в чем-то уютные перепалки в учительской показывают, что и взрослые хоть немного отвлеклись от ежедневного кошмара. А ведь если вдуматься, Минерва тоже должна была страшно переживать случившееся с Лонгботтомами. Но свои чувства она "засунула в карман" (с) и явно рассчитывает от других на то же.
Но все-таки происходящее настигает, и выкрик Сивиллы точно напоминает все, стремящимся забыться хоть на вечер, что не у всех уже получится забыться. Кстати, правильно ли я понимаю, Дамблдора срочно вызвали именно в Мунго?
Теперь жду главу от Льва...
Показать полностью
h_charringtonавтор
Мелания Кинешемцева
Ответ на отзыв к главе "Принцесса", часть 1
Здравствуйте!
пожалуй, никогда название главы так не удивляло меня, никогда так сложно не было добраться до его смысла. Ведь Росаура в этой главе по факту - больше чем Золушка: умудряется весьма неплохо, пусть и не без чужой помощи, в рекордно короткие сроки организовать большой праздник.
Боюсь, проблема с названием в том, что я не придумала ничего лучше х) У меня уже на 42-ой части кончается совсем фантазия, сложно придерживаться принципа - называть главы одушевленным существительным, каким-то образом связанным с сюжетом главы. У меня был вариант (на мой взгляд, куда лучше) назвать главу "Вдова", но, поскольку линия Р и С ещё прям окончательно не похоронена (хоронить будем отдельно), это название ещё мне пригодится. А "Принцесса".. Да даже "Золушка" более подходяще (такой вариант тоже был), но мой перфекционист уперся, мол, некрасиво, что под Золушкой будет эпиграф из Русалочки)) А принцесса, если уж позволить моему адвокату довести речь до конца, может объединить в себе разные образы - и Русалочку, и Золушку, и ту же Спящую красавицу, на которую Росаура походит не по делам, а по душевному состоянию - сон, подобный смерти. Она должна была быть принцессой на этом чудесном балу, могла бы блистать, радовать всех своей улыбкой, красотой (как бы она сияла, если бы в ее сердце жило то огромное чувство!), любовью, поскольку, переполненная любовью душа хочет делиться ею без конца... Думаю, это было бы прекрасно. В лучшем мире *улыбка автора, который обрёк своих персонажей на страдания и страдает теперь сам*
Спасибо, что отметили вклад Росауры в подготовку праздника. На мой взгляд, это настоящий подвиг, и тем он ценен, что совершается в мелочах. Кажется, что это не так уж трудно, да и вообще ерунда какая-то на фоне страшных событий, ну правда, какая речь может идти о празднике, о каких-то танцах, песнях, гирляндах.. Но в позиции Макгонагалл, которая заставляет Росауру запереть на замок свое отчаяние и взяться за дело, есть большая правда, и ради этой правды трудятся все. Организация праздников, вся эта изнанка - дело очень утомительное, и когда доходит до самого праздника, уже обычно не остается сил ни на какое веселье, тем более что организатору надо контролировать все до конца, когда все остальные могут позволить себе расслабиться. К счастью, Макгонагалл хотя бы эту ношу с Росауры сняла, потому что увидела печальное подтверждение худших опасений:
Сколько в подобной подготовке ответственности, и если вдуматься, Минерва в какой-то мере поступила педагогично, доверив именно Росауре проводить такое мероприятие. С одной стороны, столько всего нужно учесть, так контролировать множество дел, а с другой- и результат сразу виден, и не будь Росаура в таком состоянии, могла бы воодушевиться и вдохновиться... Но она именно что в таком состоянии.
Я думаю, что Макгонагалл, сама привыкшая все оставлять за дверью класса, попробовала свой метод на Росауре и добилась определенного успеха. Росауре вряд ли повредило еще больше то, что она кинула свои последние резервы на подготовку праздника. Ей нужно было максимально погрузиться в рутинный процесс, чтобы просто не сойти с ума. Я думаю, если бы она осталась наедине с тем шоком, который ее накрыл, она бы, чего доброго, руки на себя наложила. Ну или попыталась бы как-то навредить себе, дошла бы до чего-то непоправимого. Поскольку боль, которую она испытала, просто оглушительная. Я сравниваю ее с человеком, которого отшвырнуло взрывной волной почти что из эпицентра взрыва. Я думаю, об этом еще будет размышление самой героини, но ее связь с Руфусом - и духовная, и телесная, учитывая и действие древней магии по имени "любовь", не может не усугублять дело. Магия в любом случае остается тут метафорой крайне тесного родства душ, которое происходит между любящими людьми. Поэтому Росаура помимо своего состояния не может не испытывать той боли, пустоты и ужаса, которые испытывает расколотая душа Руфуса после того, что он совершил - и в процессе того, к чему он себя готовит. Эту связь уже не разорвать чисто физическим расставанием или волевым убеждением из разряда "отпусти и забудь".
Оно, если честно, пугает еще сильнее, чем одержимое спокойствие Льва в предыдущей главе - хотя и отражает ее. Росауре кажется, что Руфус мертв - ну фактически для нее он умер - она хоронит свою любовь, но по факту умирает сама. Ее описание, когда она наряжается к празднику, напоминает смертельно больную, и это впечатление еще усиливается такой жуткой деталью, как выпадающие волосы - то ли как при лучевой болезни, то ли как отравлении таллием. По-хорошему, ей бы надо лечиться.
Спасибо, мне очень важно слышать, что удалось передать ужас ее состояния. Я, в общем-то, ожидаю, что читатели могут сравнивать кхэм степень страданий Руфуса и Росауры и прийти к выводу, что, например, он-то, как всегда, просто там танталловы муки испытывает, а Росаура, как всегда, драматизирует. Я так-то противник взвешивания степени страдания, поскольку это не то, что можно сравнивать и оценивать количественно, качественно и вообще по какому бы то ни было критерию. Каждому человеку дается по его мерке, и да, разумеется, для человека, потерявшего родителя, горе другого человека из-за умершей кошки будет казаться нелепым и ничтожным, но зачем вообще сравнивать и взвешивать? Именно сейчас конкретному человеку приходит то испытание, из которого он точно уже выйдет другим - вот и вся история. Поэтому печали Росауры мне столь же дороги, как и беды Руфуса, и мне было очень важно показать, как мучится её душа - и рада слышать, что это удалось передать. Будем честны: страдания Руфуса - это уже адские муки погубленной души, страдания же Росауры - это муки души ещё живой, тоже, конечно, запятнанной, но не раз уже прошедшей через огонь раскаяния и раненой в момент своего расцвета. Поэтому даже сравнивать их, если такое желание возникнет, едва ли корректно.
Я раздумывала, стоит ли переходить на какой-то внутренний монолог, но прислушалась и поняла, что там - сплошная немота, контузия. Она не может сейчас даже в мысль облечь то, что переживает, даже чувств как таковых нет. Поэтому единственное, на чем пока что отражается явно произошедшее с ней - это внешний облик. Волосы нашей принцессы уже не раз становились отражением ее состояния, и я пришла к этой жуткой картине, как они просто-напросто.. выпадают. Вся ее красота, молодость, сила, а там и любовь (если вспомнить, что в их последний день вместе именно Руфус распутал ее волосы, которые из-за гнева и разгула сбились в жуткие колтуны, именно под его прикосновениями они снова засияли, как золотые) - все отпадает напрочь.
Лечиться... эх, всем им тут по-хорошему лечиться надо(( Конечно, Росауре бы дало облегчение какое-нибудь зелье-без-сновидений или что потяжелее, что погрузило бы ее в забвение хотя бы на день, но что потом? Кстати, не раз думала, что у волшебников, наверное, заклятие Забвения могло бы использоваться и в терапевтических целях, просто чтобы изъять из памяти слишком болезненные воспоминания. Однако излечит ли рану отсутствие воспоминаний о том, как она была нанесена? Думаю о том, как бы Руфусу было полезно полечиться именно психологически после ранения и всей той истории, насколько это могло бы предотвратить или смягчить его нынешнее состояние и вообще то, что он пошел таким вот путем... Но что именно это за исцеление? По моим личным убеждениям, такое возможно только в Боге, но как к этому варианту относится Руфус, мы видели. Поэтому, как я уже говорила, та сцена в ночном соборе - определяющая для всех дальнейших событий, по крайней мере, в отношении главного героя. У Росауры-то надежды на исцеление побольше.
Показать полностью
h_charringtonавтор
Мелания Кинешемцева
ответ на отзыв к главе "Принцесса", часть 2
Ладно хоть полтора человека в школе это понимают.
Минерва, конечно, в плену прежде своего учительского долга. А он таков, что хоть весь мир гори огнем, а ты приходишь и ведешь урок, не позволяя детям заметить, что ты хоть чем-то расстроена. Минерва этим так пропиталась, что, наверное, уже и не представляет, что можно ему подчинять не всю жизнь. И все же она достаточно насмотрелась на людей, чтобы отличать болезнь от капризов и разгильдяйства. Хотя и не сразу.
Мне было непросто прописывать действия Минервы в этой главе. Я ее глубочайше уважаю и очень люблю, и мне кажется, что она способна именно на такую жесткость в ситуации, которая... жесткости и требует?.. Как мы уже обсуждали выше, что дало бы Росауре кажущееся милосердие, мягкость, если бы Макгонагалл отпустила бы ее "полежать, отдохнуть" в ответ на её истерику? Да неизвестно, встала бы Росаура потом с этой кровати. В её состоянии очень опасно, мне кажется, оставаться в одиночестве, и то, что на неё валом накатила работа, причем срочная и ответственная, это своеобразное спасение. Поначалу, возможно, Макгонагалл и сочла поведение Росауры капризом, от этого и жесткость, и даже нетерпимость, но Макгонагалл конкретно вот в этот день явно не в том положении, чтобы каждого кормить имбирными тритонами)) У нее реально аврал, и в учительском совещании мне хотелось показать, насколько даже взрослые люди, даже работающие над одним проектом, сообща, могут быть безответственны и легкомысленны. И, конечно, мне хотелось отразить тут школьную специфику, что ну правда, в каком бы ты ни был состоянии, если ты уже пришел на работу - делай ее, и делай хорошо. Делай так, чтобы от этого не страдали дети и был результат на лицо. И задача Макгонагалл как руководителя - принудить своих коллег к этому. Не только вдохновить, но и принудить.
А когда на балу Росаура появилась, Макгонагалл, конечно, поняла, что это не капризы. Поняла и то, что Росаура не захотела с ней делиться истинными причинами, потому что недостаточно доверяет - и наверняка, как истинный педагог, записала это себе в ошибки. Но и тут она ведет себя очень мудро: с одной стороны, освобождает Росауру от вправду непосильной уже задачи вести вечер, с другой - не дает Росауре опять остаться в одиночестве. Мне видится в этом проявление заботы Макгонагалл, которую Росаура, надеюсь, со временем оценит.
И Барлоу... Эх, что бы мы делали без мистера Барлоу! Он тут "везде и всюду", готовый не отступать, хотя Росаура держит маску невозмутимой леди (а по факту - огрызающегося раненого зверя). Он очень старается согреть Росауру, оживить, он явно олицетворяет все ее прошлое, но сможет ли она вернуться к своему прошлому после того, как соприкоснулась с жизнью Руфуса, его душой, способностью совершить самый страшный поступок и безропотно принять немедленную смерть от лучшего друга?
Барлоу мне прям искренне жаль. Он успевает столько сделать для Росауры и настолько безропотно сносит ее ледяную отстраненность, что я могу только восхищаться его великодушием и сожалеть о том, что Росаура не в силах не то что оценить этого - принять. Мне, честно, больно, когда в финале она ему как кость бросает это предложение потанцевать, понимая, как он этого хочет, и вдвойне понимания, что она не может дать ему и толики того хотя бы дружеского расположения, которого он ищет. Для него же, чуткого, очень страшно кружить в танце ее вот такую, оледеневшую. Конечно, он может только гадать, что же с ней случилось, и это для него тоже мучительно, потому что он не знает, от чего именно ее защищать, кто именно ее обидел. Возможно, жизненный опыт и мудрость подсказывают ему, что дело в мужчине, но, как вы насквозь видите, ситуация не столько в мужчине, как это было в прошлый раз, когда Росаура страдала именно что из-за этого банального разбитого сердца: "Он меня не любит, у него есть другая". То есть оплакивала она себя, по-хорошему. Теперь она потеряла что-то несравнимо большее. Его душу. Не уберегла.
Не будет ли выискивать в мистере Барлоу, так похожем по поведению на мистера Вейла, того же лицемерия и жестокосердия, что проявил ее отец? Не заставит ли его стать таким же?
Очень меткое наблюдение! Я, помню, почти в шутку (с долей шутки) сокрушалась, что Барлоу и мистер Вэйл - это один и тот же персонаж, просто цвет волос разный х))) Барлоу обладает всеми достоинствами, что и отец Росауры, но теперь она разочаровалась в отце, и в Барлоу на протяжении этой главы боится того же - надменного всеведения, "я же говорил" и попытки научить ее мудрости - или дать утешение из снисходительной жалости. Поэтому Барлоу, конечно, по тонкому льду ходит)) Даже не знаю пока, как он будет выкручиваться. Но то, что Росаура пытается максимально от него отстраниться, это факт. И тот же танец их финальный - тоже ведь шаг, а то и прыжок в сторону. Она тут уже довольно жестоко поступает с ним не только как с другом, но и как с мужчиной, о чувствах которого не может не догадываться. Вроде как дается ему в руки, но душой максимально далека. Помню, мне в детстве очень запомнился момент из "Трех мушкетеров", когда дАртаньян крутил шуры-муры с Миледи (я тогда понять не могла, чего они там по ночам сидят, чай, что ли, пьют), и в какой-то момент он ее поцеловал, и там была фраза: "Он заключил ее в объятия. Она не сделала попытки уклониться от его поцелуя, но и не ответила на него. Губы ее были холодны: д'Артаньяну показалось, что он поцеловал статую". Это, конечно, страшно.
Мистер Барлоу старается спасти принцессу. Видит ли, что ее дракон - она сама? Думаю, видит. Как тут не увидеть, когда она сама себя уже в саван укутала (или в наряд средневековых принцесс - ведь похоже выходит, если представить), стала будто бы фестралом в человческом варианте, ходячим трупом? И все-таки он тоже рыцарь и потому рискует.
Да, к счастью, его рыцарская натура обязывает к великодушию и терпению. И он, конечно, в благородстве своей души не допускает каких-то низких мыслей и поползновений, думаю, о своих чувствах, он и не думает (и никогда не позволит себе действовать, ставя их во главу) и прежде всего поступает как просто-напросто хороший человек, который видит, что ближнему плохо. Потом уже как друг, который считает своим долгом не просто не пройти мимо, но оставаться рядом, даже когда был получен прямой сигнал "иди своей дорогой". Я думаю, все-таки искренний разговор с Барлоу, как всегда, может быть крайне целительным, однако для этого Росаура должна сама захотеть ему все рассказать - а захочет ли? Но, может, сами обстоятельства пойдут им навстречу.
И еще, наверное, ради замысла всех учителей и главным образом Минервы, удивительно перекликающимся с замыслом бедных Фрэнка и Алисы, устроивших праздник сразу после траура. Те хотели подарить забвение и единение друзьям, Миневра - детям. И получилось ведь. И традиционные и в чем-то уютные перепалки в учительской показывают, что и взрослые хоть немного отвлеклись от ежедневного кошмара. А ведь если вдуматься, Минерва тоже должна была страшно переживать случившееся с Лонгботтомами. Но свои чувства она "засунула в карман" (с) и явно рассчитывает от других на то же.
Спасибо большое за параллель с Фрэнком и Алисой! Да, нам не стоит забывать, что почти у каждого в школе за внешними заботами - своя боль, свои потери. И Макгонагалл, конечно, переживает трагедию с Фрэнком и Алисой - и это она еще не знает о том, что произошло вот утром. И, думаю, не узнает. Дамблдор вряд ли будет кому-то рассказывать, и Грюму запретит. Мне кажется, с точки зрения Дамблдора нет смысла, если кто-то об этом узнает - это ведь шокирует, удручает, подрывает веру в что-то устойчивое и надежное, что, я надеюсь, такой рыцарь как Скримджер всё же олицетворял.
Они все постарались превозмочь страх, боль и горе ради того, что жизнь, как-никак, продолжается. Я думаю, что на балу этом не только одна Росаура не могла слышать музыки и наслаждаться танцами. Я думаю, были те, кому тоже невыносимо почти было это веселье рядом с их личным горем. Однако это темп жизни, это ее голос, который призывает к движению и дает радость тем, кто готов ее принять, и напоминает о возможности этой радости - не в этом году, так в следующем, - тем, кто пока не может с ней соприкоснуться.
Но все-таки происходящее настигает, и выкрик Сивиллы точно напоминает все, стремящимся забыться хоть на вечер, что не у всех уже получится забыться. Кстати, правильно ли я понимаю, Дамблдора срочно вызвали именно в Мунго?
Да, я решила, что Дамблдора сразу же вызвали в Мунго и он, скорее всего, провел там гораздо больше времени, чем рассчитывал, когда обещался вернуться к балу. А может, сказал это, чтобы заранее паники не возникло.
Забыться всем не получится... но все же жизнь продолжается. И это, мне кажется, и страшно, и правдиво, и вообще как есть: вот она, трагедия, но осталась за кадром для слишком многих, чтобы вообще войти в историю; она будет иметь продолжение, но у нее не будет зрителей (почти).
Теперь жду главу от Льва...
Она уже наготове!) Еле удержали его от намерения прыгнуть в публикацию сразу заодно с этой главой))
Спасибо вам огромное!
Показать полностью
Отзыв к главе "Преследователь". Часть 1.
Здравствуйте! Вот потрясает Ваш Руфус непостижимыми сочетаниями: гордыня и смирение ответственность и самооправдание в нем срослись и смешались настолько, что уже и не отдерешь. Нет, теоретически-то можно, но это такая кропотливая работа... А у него совершенно нет времени.
Тело, правда, предает, работает против него, обмякает после несостоявшегося расстрела и Бог знает какой еще фокус может выкинуть (хотя судя по событиям канона, все же не подведет, или так-таки прибудет кавалерия) - но духу оно подчиняется. Если, конечно, то, что теперь у Руфуса, в его сердце и сознании, духом можно назвать.
Нет, вроде бы что-то еще живо, еще вспыхивает моментами, когда Руфус с очень сдержанной горечью и никого не виня, вспоминает о потерянной любви или дружбе. Но как же символично и то, что в спальню, в свое обиталище, он после ухода любимой женщины впускает монструозную собаку. А с вещами Росауры поступает "профессионально", будто бы она - всего лишь одна из тех, кого он не спас. Потерял. И не более. И боль в этом ощущается невыносимая и непроизносимая.
Передать непроизносимую и неназываемую боль, в общем, та еще задача, сама на ней не раз спотыкалась и наблюдала, как проваливают задачу другие: вместо подспудного и подразумеваемого выходит пустое место. А у вас - получилось. Что чувствует Руфус - очевидно и не нуждается в обозначении. И так сквозит через всю его броню. Через всю его холодную сосредоточенность на деле. И через весь цинизм, который вроде бы и можно понять - но понимать опасно, поскольку от понимания до согласия, увы, всегда недалеко. Тем более, когда он говорит разумно, говорит о том, что на своей шкуре и своем мясе ощутил. Раз за разом говоришь "Да, да" - про Северуса, про Дамблдора, потоми про целителей... А потом говоришь себе: "Стоп. Что же, в помощи можно и отказывать? И действительно не так уж важно, почему женщина уважаемой профессии, не того возраста, когда, например, безоглядно влюбляешься и это все для тебя оправдывает, вдруг решилась предать совершенно доверявших ей людей?" Мне вот... даже чисто теоретически любопытно, что же руководило Глэдис. Может, конечно, она не действовала вынужденно, как мой доктор Морган: ведь Руфус отмечал и эмоциональную реакцию участников расправы над Лонгботтомами, наверняка он отметил бы, если бы у Глэдис, допустим, дрожал голос или она закрывала глаза... Но кто знает эту профессиональную деформацию. В общем, надеюсь, ее мотивы раскроются.
Показать полностью
Отзыв к главе "Преследователь". Часть 2.
Не менее страшно, что, следуя за рассуждениями Руфуса, испытываешь даже желание согласиться с его решением вечной дилеммы про цель и средства. Вроде бы да, даже и грешно бояться замараться, когда тут над людьми реальная угроза, так что окунай руки мало не по пдечо, ведь враги-то в крови с головы до ног... И главное, нечего толком и возразить, крое того, что такой, как Руфус, не примет.
Но мне вдруг подумалось, когда прочла флэшбэк из детства - да, мысль повела несколько не туда - что в какой-то мере поговорка про цель и средства - она не только для таких прямых агрессоров характерна. Каждый в какой-т момент пользуется дурными средствами для благих целей. Только для Руфуса или его деда, допусти, вопросв том, пролить ли кровь, применить ли асилие, а для будущего отчима нашего Льва - смолчать ли при высказанной начальством очередной глупости, утаить ли нарушение, подлизваться ли... Может, конечно, он действительно честный человек и никогда так не делал. Но его неготовность принять все прошлое жены все же намекает о некоторой... человеческой несостоятельности. Впрочем, дед Руфуса, откровенно подавляющий дочь и деспотично распоряжающийся ее ребенком, выглядит не лучше. Но в глазах маленького Руфуса, еще не умеющего ценить чужие чувства - не скажу, что так и не научившегося - он более настоящий. Более близок к образу героическго летчика, наверное, пусть и презирает "косервные банки". Но мальчик ощущает родной дух. Увы, дух этот не только сам лишен милосердия, но и выхолаживает его в других.
Показать полностью
Elena Filin Онлайн
Добрый вечер! Отзыв к главе "Нильс".
Нет, ну девочка в конце главы это просто обнять и плакать, как же неожиданно случается всё самое трагичное и непоправимое… Она рушит мечты, сваливается тяжким грузом на плечи и съедает своей тьмой светлые моменты. Вот казалось бы только что малышка мечтала вместе с остальными, что увидит родных хотя бы в выдуманной всем коллективом истории, как самое ценное сокровище в мире, а тут такой страшный удар, и становится понятно: её близкие отныне остались только вот в таких сказках и её воспоминаниях. Ей остается лишь оплакивать потерю, а взрослым охота выть и сыпать ругательствами от беспомощности, но на деле они в шоке и оцепенении.
Вообще искренне сочувствую Минерве, хорошая она тётка, а мириться с творящимся кошмаром невыносимо тяжело и ей. Мне приходилось сообщать людям самые плохие новости, хотя и хотелось сбежать от нелёгкого разговора, свалить это на кого угодно другого и не чувствовать себя гонцом, приносящим дурные вести не видеть, как в людях что-то ломается… И это взрослые люди! Не представляю, сколько надо моральных сил, выдержки и силы духа, чтобы сообщить о страшном ребёнку, у которого как бы подразумевается ещё менее устойчивая психика. Неудивительно, что Минерва, хоть и пытается держать себя в руках, быть своего рода примером собранности, но у неё это не получается, несмотря на весь педагогический и человеческий опыт. Потому что блин, не должно всего этого кошмара быть, учителя-то его не вывозят, куда уж детям.
И вот на этом фоне беспросветного мрака особенно ценно то, что делает Росаура. Магический огонь в шалашах становится пламенем надежды в душах детей. Она не в силах повлиять на подначивание, разжигание всяческой ненависти и розни, творимое частью учеников, не в силах развеять нагоняемый этим всем страх, но всё-таки придумала, как последовать совету Руфуса, чтобы дети улыбались. И эта находка, этот глоток свежего воздуха среди душащих, лишающих сил и воли обстоятельств — то, что поистине заслуживает уважения, которое Росаура и получила теперь от коллег. Каждый борется по-своему, и её борьба — помочь детям улыбаться, по-настоящему отвлечь, научить работать вместе и прививать важные ценности, не позволять о них забыть.
Очень жизненно показано, что к каждому коллективу нужен свой подход исходя из конкретного случая и один сценарий со всеми не сработает. Кому-то нужен рассказ про Нильса, кому-то сказка совместного сочинения, кому-то, увы, вообще ничего этого уже не нужно. Но порадовало, что даже сложные, неорганизованные коллективы вдохновились, чтобы и у них провели такое творческое, впечатляющее занятие. Мне бы на их месте тоже захотелось такой сказки, даже если настоящие звёзды не падают. Кусочек чуда и надежды на исполнение заветных желаний очень нужен. У каждого желания, взгляды и цели свои, зато это волшебное воспоминание, яркое событие общее, достигнутое совместными усилиями.
Хоть для одной из учениц глава закончилась очень мрачно, и ей теперь морально ни до чего, но многим другим эти занятия помогли как-то взбодриться, увидеть, что в жизни есть место и доброй сказке, а не одной лишь бесконечной тревоге. Ох, дети, милые дети… Конечно, их угнетает долгая разлука с родителями! Школа магии разлучает с семьёй похлеще многих школ с проживанием, пожалуй. Хотя и в более мягких вариантах когда оторван от семьи в детском и подростковом возрасте, действительно есть ощущение, будто вот ты и один, только сам себе можешь помочь и за себя постоять. С одной стороны, здорово учит самостоятельности, с другой на эмоциональном уровне порой ощущается настоящей катастрофой(( Хоть бы большинство из детей смогло встретиться с родителями, и все что в Хогвартсе, что за его пределами остались целыми и невредимыми!
Показать полностью
Отзыв к главе "Палач".

Здравствуйте! "Сожженная" - так можно сказать в этой главе про Росауру. Испепеленная (и как перекликается это с моментом, когда Руфус вспоминает про пепел!). Конечно, вызывает некоторый скептицизм вопрос о том, смогла ли бы она удержать РУфуса от падения: все-таки человек всегда сам принимает решение и волен оттолкнуть любые руки. По флэшбэку из детства в прошлой главе видно, насколько эта сухость и жесткость, притом фамильные, в Руфусе укоренились. Но Росаура вряд ли это себе представляет. И все же... спорную вещь скажу, но лучше бы ей не брать на себя ответственность за его душу. Лучше бы побыть чуть более эгоистичной (ведь разве не эгоистична она сейчас, огрызаясь на детей и отстраняясь от коллег? человек всегда эгоистичен в горе). Лучше бы ей пожалеть себя, поплакаться Барлоу или Сивилле. Так она скорее удержится от отчаяния. Здесь, мне кажется, она удерживается буквально чудом, не прыжком, а рывком веры, когда вызывает Патронуса (интересное его соотношение с ангелом-хранителем, и мне кажется, принцип вызова Патронуса - это в принципе любопытная вещь: когда человек заставляет себя понять, что не всегда в его жизни были сплошные несчастья). Опять же, не могу не отметить параллелизм и перекличку сцен: у Росауры (нет, я ошиблась, Льва она не разлюбила!) Патронус получается: и какой неожиданный и нежный, крохотный), а Руфус покровительства Светлых сил будто бы лишился окончательно. И как может быть иначе после того, как он надругался над трупом Глэдис.
Да, она поступила чудовищно. Но по идее - на какой-то процент - это могло быть вынужденными действиями, и тогда получается, он убил человека, который не так уж виноват. Да в любом случае, ругаясь над ее трупом, он поступает не лучше, чем сам Волдеморт, когда скармливает змее Чарити Бербидж. Поделом с ним остается вместо Патронуса ли любимой - Пес.
Напишу именно так, потому что мне кажется, это не зверь, а скорее символ. Концентрированная ярость Руфуса и жажда мести, которая вытесняет из его жизни любовь и превращает в чудовище, а там и вовсе сопровождает в ад. Руфус вправду будто по кругам ада спускается, сражаясь с разными противниками. Ожесточение работает против него, но он ничего не может сделать - и едва ли хочет. А противники, мне кажется, тоже неспроста отчасти как будто противоположны Руфусу (слабая женщина и вообще не боевой маг Глэдис, трусы Рабастан и Барти), а отчасти страшно схожи с ним (Рудольфус и Белла).
Вообще при чтении поединка Руфуса и Беллы у меня было дикое ощущение, что я наблюдаю... сцену соития. Да, противники стремятся уничтожить друг друга, но оба ведь пропитатны чувственностью, и Руфус как будто изменяет Росауре, сливаясь не в любви, но я ярости и жажде крови, страстной, как похоть - с олицетворением всех пороков, Беллой, Росауре полностью противоположной во всем, начиная с внешности. (Изыди, мысль о таком чудовищном пейринге!)
И какой жестокой насмешкой над этими кипящими страстями звучит появление в финале Крауча-младшего, убегающего "крысьей пробежкой" (с), в противоположность всем его речам о том, как круты те, кто надругался над Лонгботтомами. Нет, не круты. Он показал им цену, как и бьющий в спину Рабастан (но тот хоть брата спасал). Обратная сторона зверства и кровожадности - жалкая дряблость души и трусость. Задумайся, Руфус... если Белла еще не овладела твоей душой совсем. Впрочем, похоже, что таки да. Конечно, метафорически.
Показать полностью
Прочитала все новые главы, — "Принцесса", "Преследователь", "Палач", — и не очень планировала писать отзыв: за Скримджером я внимательно наблюдаю, а о Росауре мне ничего из сочувствующего ей сказать нечего. Писать иное о ней не хочу.
Но в отзыве читательницы о главе "Палач" прозвучала мысль об излишней, "чудовищной" жестокости Скримджера, и я не могу промолчать.
Вопрос, как всегда, риторический, но... все же. Откуда у очень многих людей возникает это "но" в отношении тварей, над которыми по заслугам ведется расправа? То есть когда убивают людей, более или менее (семьями, достаточно?) массово, о чудовищности говорят, но как-то так, через запятую. А вот когда те, кто мучил Алису и Фрэнка, всех иных пострадавших (вспомним фразу одной из учениц Росауры, — еще за два года до текущих событий), то возникает, это изумительное и изумляющее бесконечно сочувствие к тварям, которые сами развязали эти кровавую бойню: ах, Руфус не смог применить заклятие, но то и не удивительно, он же так жестоко убил Глэдис! Она, конечно, была среди этих пожирателей, НО... *и далее слова о том, что она, конечно, может быть и виновата, но, может быть и нет. Или не очень*.
А Фрэнк?
А Алиса?
А их сын?
А люди, погибшие в концертном зале?
А другие погибшие семьи?

В общем, пишу комментарий только затем, чтобы сказать, что я по-прежнему, полностью, на стороне Скримджера. И только за него, из главных героев, переживаю. Не знаю, что от него осталось после этой расправы. Очень трогательная, крохотная птичка после Патронуса Росауры дает пусть очень слабую, но надежду. Но жалеть тварей... увольте.
Показать полностью
Она, конечно, была среди этих пожирателей, НО... *и далее слова о том, что она, конечно, может быть и виновата, но, может быть и нет. Или не очень*.

Весь вопрос в том, была ли Глэдис тварью. Нам так и не раскрыли ее мотивов. Если, например, ее принудили запугиванием - взяли в заложники близкого, например - или вовсе держади под Империо, как Пия Толстоватого в 7 книге, то тварью она могла и не быть. И в любом случае глумление над трупом, тем более глумление мужчины над трупом женщины - просто низость, так нельзя, если ты хочешь от тварей чем-то отличаться. Не только стороной.
Прошу прощения у автора за дискуссию, но не люблю, когда за моей спиной мои слова обсуждают в столь издевательской манере. Мне не нравятся ПС, вообще ни разу, и расправа над Лонгботтомами для меня НЕ через запятую. Но я считаю, водораздел между хорошим и плохим человеком - я верю, что он есть - проходит в том числе по разборчивости в средствах и по умению не опуститься до поступков определенного рода. Да, хороший человек - чистоплюй и белоручка, можете считать так. Но он уж точно не тот, кто убивает, не разобравшись, и не тот, кто ругается над мертвецами.


Мелания Кинешемцева
но не люблю, когда за моей спиной мои слова обсуждают в столь издевательской манере

За вашей спиной? Я написала открытый комментарий, который доступен для прочтения любому пользователю сайта. Не придумывайте.
Во всем остальном считайте, как вам хочется. Я в дискуссии с вами вступать не намереваюсь.
Я написала открытый комментарий, который доступен для прочтения любому пользователю сайта. Не придумывайте.

В котором обращались не ко мне лично, хотя обсуждали мой отзыв. Это тоже можно засчитать как "за спиной". И повежливее давайте-ка. Никто ничего не придумывает. Вы недостойно себя ведете и высказываете недостойные взгляды, оправдывая жестокость мужчины к мертвой женщине. Вам бы сначала поучиться человечности и элементарной культуре общения.
Чтобы написать комментарий, войдите

Если вы не зарегистрированы, зарегистрируйтесь

Предыдущая глава  
↓ Содержание ↓
  Следующая глава
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх