Я не Поттер! (гет)

Очнувшись в больничном крыле, на одной из закрепленных за слизеринцами койке, я попытался собрать мысли воедино, не нашел ни одной и успокоился. Все, что мог сделать — я сделал. Осталось лишь донести свой героизм до директора, Уизли, и попытаться не вспоминать о Ремусе. Его обязательно найдут, ведь его ищут не единицы, его ищут все наши люди, даже не зная — зачем. И мелкие лавочники, приветливо зазывающие волшебников купить у них драконьи чешуйки, и старушки на крылечках своих пряничных домиков, присягнувшие молодому сильному магу еще в далекой юности, и портные в швейных мастерских, и эльфы сотен и сотен семей Пожирателей. Да даже просто прохожие, то и дело замирающие посреди улицы и неожиданно пристально всматривающиеся в лица других. И это только те, кто верен идеалам Темного Лорда, тех же, кто просто хочет министерской награды за поимку кровожадного оборотня — не счесть.

Поерзав на кровати, повздыхав и внимательно осмотрев свои негнущиеся непонятно отчего руки, я попытался встать, но расплывшийся мир перед глазами намекнул мне о тщетности подобных попыток, и барахтаться я перестал. Плен прохладных простыней казался пленом куда более приятным, чем плен директорского кабинета и компания проклятущего феникса. Чтоб на него лишай напал, трудновыводимый!

— Он мог бы у Драко спросить сам, где находится комната, — заявил голос из-за ширмы, принадлежащий Невиллу. — Мог.

— Не городи тут... всякого! — ему ответил Симус.

— И сам бы мог нам о ней рассказать.

— А мы бы ему поверили?! Он врет десять раз в час... — в низком голосе ирландца появилась легкая хрипотца, он явно еле сдерживал раздражение.

— А Драко источник более надежный, значит?!

Такая нелепость заставила мальчишку забыть раздражение и прыснуть со смеху.

Тем временем пухлый продолжал шипеть:

— И врет он меньше, так что ли? На два раза в час или на три?!

— Этого... Волдеморта, ты победил?

— Нет... — вообще неслышно пробормотал Невилл голосом, полным глухой неприязни.

— И я его не побеждал. Кт-о-о тогда его победил? — вкрадчиво поинтересовался ирландец.

— Гарри...

— В-о-о-т... — сказал он. — Гарри! Гарри его победил. Есть еще замечания?

— Есть.

— Да чтоб ты провалился, Невилл! — воскликнул мальчишка чуть громче, чем сам того хотел. — Пошли, а то разбудим не дай бог. Проведали и хватит, не хочу с ним разговаривать, мерзкий он такой. Иногда вроде нормальный, а потом как посмотрит, как посмотрит... А ты не улыбайся! Если человек плохой, это еще не значит, что он может плохо поступать. Чего уставился? Да, я так думаю. Давай шагай быстрее, ленивец, а то мы отсюда уже десять минут уходим...

Я мерзкий человек, Финниган в этом уверен. Однако плох я не потому, что чем-то насолил ему, заставил сомневаться в моей верности идеалам противного Дамблдора, и уж точно не потому, что Невилл постоянно капает мальчишке на мозги и стонет о том, какой я негодяй. Ирландец что-то видит в моих глазах, что-то нехорошее. Ну а я с этими зелеными глазами родился, он мне предлагает их перекрасить или просто выколоть?! Тут магия бессильна, к сожалению. Остается лишь тянуть время, месяц за месяцем, семестр за семестром, и не забыть взять на заметку — не учить ирландца ни Чарам, ни Трансфигурации. Что там зеркало Еиналеж ему напророчило? Аврор? Странное зеркало и ну очень странный Симус...

* * *

Как обычно, представление я пропустил, и хоть в нем мне отводилась главная роль, не постеснялся опоздать. Противоядие отца подействовало на меня немного специфично, и я на целый час закрылся в ванной комнате, страдая от желудочных колик и проклиная всех на свете, не забыв упомянуть ни птичку, ни змейку, ни отцовскую способность любое зелье превращать в слабительное . В это время Дамблдор силился всех убедить в том, что я непризнанный герой, пытался выдавить слезу из Молли Уизли и узнать подробности произошедшего у раскрасневшегося от похвал Финнигана. По крайней мере, войдя в кабинет, я увидел именно такую картину.

— Его... его дневник, — всхлипнула Джинни. — Я в нем писала, а он отвечал... весь этот год.

— Джинни, девочка моя... — мать порывисто вскочила с кресла и крепко обняла свою зареванную дочь. — Гарри! А вот и ты, мальчик мой! — женщина распахнула объятия и для меня, но сделать хоть шаг навстречу ей не позволила гордость. Подождав с минуту, она вновь сцепила руки на спине дочери и неодобрительно хмыкнула.

— Молли... — директор укоризненно покачал головой. — Это все тот же Гарри, дорогая. Просто скажи ему «спасибо».

— Спасибо, Гарри, — начала она благодарственную речь, только потому, что так принято и так ведут себя все воспитанные люди, — если бы не ты, я не знаю, как бы мы с Артуром жили дальше. Понимаешь?

Я склонил голову набок и внимательно её разглядывал. Растрепанная, в выцветшем коричневом платье, обрюзгшая, поджавшая губы от необходимости говорить мне что-то хорошее. Интересно, живи моя мама и сейчас, она была бы похожа на Молли? Фу, надеюсь, что нет. Лили, конечно, исполнилось бы тридцать только в следующем году, однако я смело мог предположить, что та подруга, которая младше, в глубине души согласилась бы с той, которая старше, точно согласилась.

— Мы виноваты перед Джинни и... тобой.

— Не виноваты, — ответил я, — совсем.

Уизли правы во всем, сомневаются не без причин и терпеть меня не могут не потому что злые, а потому что умные. Так в чем же тогда их вина? Нет, они и впрямь невиновны, ну прям до скуки невиновны!

И пока я определял степень вины и невиновности, взвешивая их в своей голове, как на весах, ко мне подошла рассерженная Минерва и подтолкнула к креслу у стола.

— Присаживайтесь, второй мистер Снейп, еле на ногах стоите. Мистер Финниган, уступите место товарищу!

— Я постою.

— Где то я уже это слышала, — сказала она, выразительно посмотрев на хмурого отца. — Родственники, что поделаешь... — и вздохнула, возмущенная таким безобразием.

В полной мере осознавая, что паузы между словами имеют вес, а в моем случае и нехороший смысла, директор взял дело в свои руки и нарочито рассеяно забубнил, роясь в ящике стола. Судя по тому, что он зарылся в него почти с головой, и чуть было не нырнул всем телом — ящик этот хранит много интересных секретов.

— Да как же так, я ведь клал его сю... Вот он, Гарри! — старик любовался мечом в своих руках. — Меч великого Годрика!

Он поднялся из-за стола и ласково спросил:

— Хочешь подержать его еще раз?

Феникс отчетливо крякнул и повернулся к нам задом, готовый сгореть вне графика, от стыда за весь магический род. Справедливости ради стоит заметить, что я крякнул не менее явно, но поймав на себе испепеляющий взгляд черноты, то есть родительский, уподобляться разным птицам перестал и с придыханием выпалил:

— Конечно! — на более красноречивый ответ меня не хватило.

Джинни оторвалась от матери и покосилась на меня с долей здравого скептицизма, что понятно, учитывая её артистический талант, враз переплюнувший мой. Тем не менее я не оправдал её сомнений и продержал рукоять меча в своих руках аж целую минуту, и даже улыбнулся. Хотя, последнее я совершил уже после того, как уронил его и свалился на пол сам, полный разных нехороших мыслей о таком заболевании, как грыжа. В общем и целом, мой жалкий оскал излучал что угодно, но никак не героизм. Мне не помог ни выдающийся рост, ни фирменная бледность, ни тщательно взлелеянный мною ореол загадочности в купе с шелковой лентой алого цвета в черных волосах. Дохлая летучая мышь — она и есть — дохлая, какими ленточками её не обвяжи. Отец внимательно смотрел на то место, где только что стоял я, и не замечал, что сын с одной плоскости переместился в другую — он был занят защитой моего ума и не понимал, почему защищая, сам в него проникнуть не может. Минерва злорадствовала, сложив руки на груди. Директор так и застыл с умильной миной на лице, не успев её сменить, казалось, что моей «силе» умиляется даже его борода. Финниган наслаждался моментом, ну а Джинни постаралась не выказывать ни единой эмоции, следуя жизненно важным урокам своего тайного учителя. Когда все вспомнили, что этим мечом я одолел самого сильного волшебника современности и зашевелились, в кабинет тяжелой поступью вошел лорд Люциус Малфой.

— Знай, Гарри, вынуть меч из этой Шляпы может только истинный гриффиндорец! — пафосно заверещал Альбус, полагая, что сие откровение необходимо донести до меня до того, как я попаду в лапы пусть и бывшего, но Пожирателя.

Попал я, конечно, не в лапы, а в руки. Дядя Люциус поднял меня на ноги за шиворот, как котенка, по-отечески заботливо отряхнул мою потрепанную мантию и расправил воротник рубахи. Недовольный полученным результатом, он цокнул языком и взмахнул палочкой, отчего моя шевелюра заблестела, как его собственная и приобрела такую же форму — длинный и ну очень тугой хвост.

— Северус... — поклонился он отцу.

— Люциус... — папа поспешил кивнуть.

МакГонагалл скрипела зубами, а директор чуть не плакал. Такую, пусть и притворную, но заботу Малфоя, направленную на меня, спокойно вынести они не могли. Заметив это еще раньше, дядя Люциус даже сделал несколько шагов назад и посмотрел на меня с удвоенным вниманием, словно решал, не чмокнуть ли горе-грифиндорца в макушку?

К счастью, еле заметно фыркнув, идею он отмел, как непригодную, и обратился к Альбусу, приподняв трость перед собой, и рассеяно рассматривая её наконечник.

— Вы полагаете, что займете свой пост вновь лишь потому, что второкурсники сделали за вас всю грязную работу? Я верно вас понял, Альбус?

— Добрый вечер, Люциус, — дружелюбно приветствовал его Дамблдор. — Спешу известить вас, Люциус, — Дамблдор спокойно, чуть улыбаясь, смотрел на непрошеного гостя, — ко мне обратились одиннадцать членов Попечительского совета — все, кроме вас. Разговор был нелегкий и откровенный. Узнав, что очередная жертва дочь Артура Уизли, совет попросил меня без промедления вернуться. Похоже, пришли к общему мнению, что при нынешних обстоятельствах лучшего директора школы, чем я, не сыщешь. И вот что странно: некоторые члены совета намекают на то, что их согласие на мою отставку было вырвано под угрозой заклятия, которому могут подвергнуться их семьи.

От гордости за лорда Малфоя меня всего просто распирало. Не побояться действовать почти в открытую, и только потому, что так от него требуется!

— Гарри, ступай-ка ты к себе, вымойся — и за праздничный стол. А я сейчас напишу в Азкабан — надо вызволять нашего лесничего. И вы, молодой человек, — он обратился Симусу, — передайте своему другу Невиллу мою благодарность за храбрость. В следующий раз пусть не стесняется и приходит!

Лицо Люциуса Малфоя превратилось в белую маску.

— Хорошо... — с сомнением протянул Симус. — Передам.

Долгопупс, наверное, боялся, что не переживет двух Снейпов в одной комнате и предпочел бойкот.

Покинув чересчур гостеприимный кабинет вместе с ирландцем, я не успел и рта открыть, как остался один.

— Ой, Гарри! Приятель твой сюда спешит, — испуганно забормотал мальчишка, — ну его... Волдеморт и то симпатичнее чучела этого! Я побегу вперед, нашим всем расскажу, какой ты смелый, ладно?.. — заискивающе попросил он и, не дождавшись ответа, рванул вверх по лестницам, перепрыгивая ступеньки.

— Меня убил... Темный Лорд?

Седрик смотрел на меня красными, налитыми кровью глазами и радовал взгляд парочкой новых трупных серых пятен на левой щеке. На фоне такого друга ты всегда будешь выгодно смотреться, даже ели ты совсем немногим краше жабы. Однако выгода такой дружбы для меня совсем не выгода, а кошмар наяву, и я поспешил рассказать ему все, что мог, лишь бы убедить мертвеца хотя бы успокоиться и не пугать после отбоя припозднившихся пуффендуйцев, а он пугал их так, что те не то что переставали опаздывать, они даже дополнительные занятия по вечерам отказывались посещать и чуть ли не на коленях умоляли декана Снейпа перенести практику по Зельеварению с восьми вечера на шесть утра! Точно знаю, что в это время отец уже не спит, а меряет шагами свою маленькую комнатушку без окон и что-то горестно бормочет себе под нос, кого-то оплакивая и кому-то угрожая, и это занятие ему в стократ милее всех пуффендуйцев когда либо учившихся в Хогвартсе, а потому надежды на избавление от Седрика Диггори мученики взвалили на меня и ждут от всемогущего Гарри Снейпа настоящего чуда.

— Я там был...

Я запнулся на полуслове и отдышался, только сейчас заметив, что привидение меня совсем не слушает.

— Где?

Так красноречиво взывать к любви к ближнему мог только Дамлдор и я невольно огляделся по сторонам, не желая иметь в свидетелях такого позора никого из Малфоев, а тем более отца. Еще чуть-чуть и несчастные заикающиеся учащиеся вышибут слезу из меня самого!

— Дневник и мальчик в нем... Он казался таким хорошим, таким умным! Он тоже любил учиться, он сам соорудил телескоп, представляешь?! У него не было денег, чтобы купить его!

И пока я разрывался, определяясь, кто заслуживает большей жалости — бедный Риддл, бедные пуффендуйцы или обманутый Седрик, призрак начал бормотать странные вещи.

— Тебя взял на руки профессор Снейп и унес. Затем пришел Дамблдор, какие-то люди, и было так интересно... эта змея... такая огромная... этот дневник... такой зеленый... не как тот... тот не зеленый... не зеленый...

— Какой дневник, Седрик?

— Тот, что убил меня, Гарри, и чуть не убил ту рыжую. Он валялся на полу весь в крови, но не коричневый, а зеленый. Меня убил — коричневый.

Фальшивую копию делал Риддл. Его жизнь началась давным-давно, и началась, прямо скажем, неудачно. Наверное, изредка эта неудача к нему возвращается, дабы напомнить наглецу — да, он сильный человек, но фортуна сильнее. Волдеморт забыл, в дневник какого цвета поместил свою душу, забыл! Отец же, желая избавить меня от сущности Лорда во мне самом, менял цвет тетради вручную, с помощью котла и краски. Поэтому, когда Том произносил заклинание сотворения, он уже знал, что не помнит, как эта самая тетрадь выглядит, по-ребячески поленился поработать со своей памятью и придал ей тот вид, в котором она предстала перед глазами последнего, её видевшего. В зеленом!

— Седрик, ты знаешь... магловские вещи такие некачественные. Вот у меня брат есть, магл. Так листы в его школьных тетрадях желтеют спустя месяц после покупки. Представляешь?! А обложки становятся такими потрепанными и блеклыми, прям противно в руки брать. На них даже картинки не двигаются. Может, дневник полинял, или... заплесневел? Кожа может плесневеть.

— Да?

— Конечно!

— А откуда ты знаешь, что дневник магловский? Я тебе не говорил, Гарри.

Седрик смотрел поверх моей головы куда-то вдаль, и я впервые почувствовал в его присутствии что-то еще, кроме раздражения и неприязни — страх.

— Там написано, на корешке...

— Ты успел прочесть?

— Ну да, ведь это такая важная штука, Седрик. Да и буквы крупные. Ты сам знаешь!

— Может, стоит рассказать Дамблдору, как думаешь? — спросил он и опустил взгляд на меня.

— Это отличная идея. Наверняка такая информация директору поможет... в чем-нибудь. Пошли!

Призрак медлил и кривил губы в презрительной ухмылке.

— Помочь Дамблдору?! Этому психопату с леденцами в карманах? Он допустил мою гибель, Гарри, разрешил её. А его хваленый магический дар не позволил ему почувствовать, что в тумбочке неизвестно отчего умершего школьника лежит обрывок души Волдеморта! — мальчишка зло выкрикивал слова, словно ядом плевался. — Ты издеваешься надо мной? Черт ему помощник, а не я. Будь он проклят вместе со своей бородой! Я когда слышу звонок — спешу на урок, и вспоминаю, что мертвый, только когда меня с него гонят! Да все вы, живые, будьте прокляты... прокляты...

Тень его растаяла, голос растворился у входа в подземелья, и я вздохнул с облегчением. С этого момента Седрик никогда и ни с кем не будет дружить, и только лишь с этого момента он мертв — мертв навсегда.

Все мы не идеальны, ни я, ни Том Риддл не исключение. Вот мне, например, даже не было известно, что в связи с недавними событиями Дамблдора отстранили. То есть, его отстранили, чтобы мне легче было убедить всех, что Волдеморт побежден, но как я мог не заметить?! Признаю все же, что что-то такое Симус мне говорил, за обедом, и очень грустно качал головой, но он говорит столько глупостей, что... ну не важно. А Хагрид? Как я мог пропустить мимо ушей известие о его заключении в Азкабан?! Хотя нет, тут я мог, абсолютно точно мог. Вот если бы он там и остался, лет эдак на двадцать, то я бы и заметил, и порадовался, а так...

Директор знает — кто я, знает, что запах Сивого ко мне не ветер принес, знает, как я его ненавижу, но не говорит. Он хочет, чтобы я верил в его доброту, хочет, чтобы я уничтожил Темного Лорда. Дамблдор знает все, но, вот смех, не знает главного — воплотив воспоминание Риддла и вдохнув в него жизнь еще в прошлом году, я поломал все его планы от самого начала и до самого конца, а вот этого он явно не учел. Великий волшебник проигрывает меня своему бывшему ученику, и это злит его сильнее, чем моя любовь ко всему черному — от магии и до сорочек. Почему? Разгадка проста, и поговори мы по душам, тайн не осталось бы. Однако между нами такого разговора быть не может, я его не допущу, он хотел забрать у меня больше, чем Волдеморт, и если бы не Беллатрикс, то так и случилось бы. Жизнь без отца, магии и любимого котла в маленькой лаборатории нижнего этажа, без маленького и мрачного дома с покосившимся забором и ржавой бочки у скрипучей калитки? Да ни за что, директор, и мы еще далеко не в расчете...

* * *

Праздник в честь победы над Волдемортом не удался, да и не должен был. Лица всех на нем присутствующих сияли, глаза блестели, а голоса дрожали от неконтролируемого веселья. Ну, слизеринцев я в расчет не беру, разумеется. Однако стоило какому-нибудь взгляду споткнуться о мою персону, скоромно жующую апельсиновый кекс за столом грифиндора — и радость улетучивалась. Никто не бросился меня прощать, угощать и хлопать по спине с возгласами вроде «Ну ты даешь, Гаррри!». Наверное, это было бы возможным, будь я Поттером, но даже отмененные директором экзамены и четыре сотни балов, заработанные мною, ирландцем и Невиллом в нелегкой борьбе с вездесущим злом ситуацию изменить не могли. Альбус, бесспорно, волшебник высшей категории, но над душами учеников не властен, и детская растерянность на его старческом лице заставила меня улыбнуться. Такая ухмылка в моем исполнении была принята Симусом за признак бурного веселья. Он оторвался от группы преследующих его по всему залу девчонок во главе с Лавандой и присел ко мне.

— Ты герой, Гарри!

— Они так не думают, — я кивнул в сторону. — Им обидно, что Волдеморта одолел я, а не ты.

Ирландец смотрел на меня круглыми голубыми глазами и не знал, что ответить. Не ожидал, что мерзкий человек может вот так вот взять и выпалить правду. На занятиях в школе волшебства и чародейства дипломатии не учат, да если бы и учили, Симус по предмету отставал бы всенепременно. Покрасневшие уши и кончик носа — признак того, что вот прямо сейчас мальчишка приготовился врать.

— Ну... эээ... они тебя уважают!

— Нет, Симус, нет... — я взял со стола салфетку и церемонно промокнул ею жирные губы. — Они меня боятся...

Вслед мне смотрели сотни колючих пар глаз, их владельцы перешептывались между собой и строили гримасы тем, кто все же не услышал то, что я произнес так громко. Но ни словечка в мою спину произнесено не было, ни единого — просто тишина, нарушаемая звоном посуды и хлопаньем маленьких крылышек праздничных фей, заполонивших собою зал. Ну, еще всякими плохими словами в адрес школы и магии в целом от тех, кому на головы капал воск со свечей. Красивый Зал, ничего не кажешь — все в нем блестит и переливается, пышет уютом и дружелюбием, так и хочется присесть на скамью, забыть обо всем на свете и присоединиться к стаду баранов, чествующих обожаемого директора. Это стадо даже не подозревает, насколько Альбусу на него наплевать, а я это чувствую, чувствую собственной шкурой.

Жаль, что здесь нет Седрика Диггори, лучшего ловца пуффендуя, бывшего красавца с чистыми серыми глазами и застенчивой улыбкой. Нет лучшего обвинителя для директора, чем этот юный мертвец. Альбус может многое, и многих может защитить, но он дает шанс длинноносому мальчишке с зелеными глазами, ненужный ему шанс, и смело брезгует жизнями тех, о ком обязан заботиться...

* * *

Том Риддл не пережил своей ошибки, с дневником, он рассвирепел, и его обычно безмятежное лицо исказила эмоция — бешенство. Он метался из угла в угол, как загнанный зверь, и даже зачем-то подергал решетку окна, не дающего ему покоя. Однако честь ему и хвала — ругал и ненавидел он лишь себя.

— Ну, чего ты стоишь столбом?! — кричал он. — Говори смело, какой я маг, говори! Не молчи!

— Вы... хороший маг.

Я честно пытался успокоить юнца передо мной и остановить его хаотичные перебежки, но тщетно. Темный Лорд чуть не плакал, губы его кривило отчаяние и презрение, боль и ужас. Он боялся себя, своего промаха, для него эта досадная ошибка не колокольчик, предупреждающий о надвигающейся беде, а настоящий колокол.

На мгновение остановившись перед зеркалом, он провел пальцем по своим скулам, наклонился поближе и внимательно рассмотрел глаза. О чем он подумал, я никогда не узнаю, но увиденное ему не понравилось. Том видел в отражении умного мальчишку, хитреца и пройдоху, спасающего одного своего друга от ответственности за подлое убийство другого. Прилизанного отличника в потрепанной временем рубахе, самовлюбленного мечтателя и заучку. Тот парень был способен на многое, тот парень знал многое и многих ненавидел за то, что жизнь его не взлюбила и возложила на него сложную обязанность — быть злым гением. Но тот парень был просто парнем, обиженным черноволосым парнем с чуть вьющимися черными, как смоль волосами и недобрым взглядом — в нем не было Темного Лорда, в нем жила лишь малая его часть.

— Гарри?

— Да?

— Оставь меня одного... — протянул он уж как-то совсем не весело.

Я готов был вылететь из комнаты, так хотел глотнуть воздуха, не наполненного отчаянием того, кто по идее обязан быть твердым, как гранитная скала.

— Стой!

— Вы уж определитесь... — начал было я пререкаться. — Идти мне, стоять, бежать!

Уголки губ у Риддла предательски дрогнули, но весь его облик был каким-то... мягким, не злым.

— Ты учишь то, что мы с тобой проходили?

Настала моя очередь свирепеть. Седрик с дневником, Дамблдор с подозрениями и Ремус с воспоминаниями его не интересуют, так что ли? А вот распроклятые тетрадки — это да, ведь важнее моего образования ну прям ничего на свете нет! Он меня в университет готовит или в Пожиратели?!

— Учу... — прорычал я тихим голосом.

Мальчишка звонко рассмеялся, и я открыл рот. Он смеялся отрыто, честно, без нотки иронии и хитрости, мне хотелось смеяться вместе с ним!

— Успокойся, мальчик, полагаю, этот этап нашего обучения закончен, и разрази меня гром, если ты не будешь по нему скучать... даже я скучал, когда-то. Когда тебя ведут, Гарри — это легко. Тяжело вести, умник ты бледнолицый.

Наверное, я мог бы ответить, поблагодарить, я должен был поблагодарить!

Корить себя за молчание мне придется еще долго — на следующее утро Том Риддл растворился в пространстве, исчез, перестал существовать. От него остались лишь три коротких строки, начертанные дымкой в зазеркалье. В носу защипало. Друзья бывают разные, иногда умом ты понимаешь, что они вовсе даже и не друзья, но потеряв кого-либо из них, замираешь и прислушиваешься к бешеному стуку собственного сердца...

* * *

Жаркая июньская ночь, старый деревянный дом в четыре этажа, надоедливые мухи и грязный, изъеденный жучками деревянный пол со скрипучими половицами. Не так представлял я это место — убежище настоящего Темного Лорда. Хвост стоял на коленях перед большим креслом на гнутых ножках и что-то подобострастно шептал, вымаливая себе прощение за слова о непригодности подобного жилища. Кстати, я сразу его узнал, видел на фотографиях Ордена Феникса. Мы мило поговорили, и я так же мило улыбался, но мы оба знали, что как только надобность в его помощи отпадет — быть ему мертвым в ту же секунду.

Нечто маленькое, похожее на состарившегося сразу после рождения младенца, укутанное в бархатное черное одеяльце, лежало в этом кресле и хрипело:

— Раньше ты сточную канаву домом называл, тварь ты неблагодарная... Или тебе надоело мне прислуживать?

— Ну что вы, господин, как вы можете так думать... — лепетал оборвыш.

— Гарри... ближе!

Я выступил из темноты и приблизился к креслу вплотную.

Волдеморт или то, что с большой натяжкой можно было назвать его именем, придирчиво меня рассмотрел. Думаю, ему не пришлись по вкусу магловские джинсы и черная узкая рубашка. Но к этому месту я не аппарировал, а пришел пешком, чтобы не привлекать лишнего внимания, так что придется ему меня потерпеть.

Лорд не выказал своего недовольства, проглотил его.

— Мальчик мой, ты знаешь, что это отродье еще недавно было крысой этого... как его там, Хвост?

— Рона Уизли... — шепотом подсказал Петтигрю.

Поудивлявшись с минуту и выразив свое удивление легким покачиванием головы из стороны в сторону, я вновь уставился на Волдеморта. Мне нужны были объяснения!

— Ты хорошо старался эти два года, Гарри. Но не духом единым жив маг. Ему нужно еще и бренное тело. С этим меня выручил Хвост, мой верный Хвост... Я смог вернуться в этот кусок мяса, смог вернуть себя... — шептал он из последних сил. — У меня нет права на ошибки, довольно, я слишком долго ждал. Ближе!

Встав на колени, я почувствовал запах гнили, источаемый сморщенным тельцем.

— Это Нагайна... — глазами он указал мне на громадного удава за моей спиной. — Еще один мой верный друг... а теперь и твой. А это Барти! — так же глазами он указал мне на поджарого молодого человека в длинном коричневом плаще, до того момента скрывающегося в тени дальнего угла.

Комнату тусклым светом освещал огарок одной единственной свечи на покосившемся столе, но даже в темноте я смог различить на потном лице мужчины такие необходимы нам качества, как хитрость, преданность и решительность. Его маленькие карие глазки не бегали и не трусили, они светились жаждой действия.

На мгновение я застыл, прислушиваясь к встревоженному шипению змеи, обвившей мои ноги почти нежно, с почтением, и пропустил мимо ушей какой-то вопрос Волдемотрта.

— Гарольд? — Барти заволновался и тронул меня за плечо. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Нагайна говорит, что за дверью стоит магловский сторож и подслушивает наш разговор, — пробормотал я. — Уже давно.

— Да -да, слышу. Отчего же ты медлишь, юный мистер Снейп? Где твои манеры? Проведи гостя, дай мне с ним поздороваться...

Молниеносно преодолев расстояние до двери, я распахнул её и увидел трясущегося от страха старика с керосиновым фонарем в руках, трясущегося вместе с ним.

— Авада Кедавра! — выкрикнул я с холодной яростью в голосе.

Удивление в глазах сторожа, увидевшего перед собой меня, раздраженного и опасного мальчишку неполных тринадцати лет отроду он забрал с собой в могилу. Полагаю, человек ожидал найти здесь обычных беспризорников, но ошибся.

На долю секунды яркий зеленый свет озарил комнату и... чужую душу. Это заклинание того же цвета, что и мои глаза, и вырвалось оно именно из моей души, той, что не принадлежит мне, но живет во мне. В голове мелькнула четкая мысль, подчиненная дисциплине и цели — свидетелей быть не должно.

Тело старика лежало передо мной, а я думал только о том, чтобы с ним такого сделать, чтобы укрыть его навсегда, чтобы не привести еще одни чужие уши в этот заброшенный дом, не навредить Волдеморту.

И пока думал я, думал и Темный Лорд.

— Том Риддл воспитал в тебе волю, — в задумчивости проскрипел он, — под его руководством ты вырос, Гарри. А под моим — проживешь так, как и мечтать не мог...

В зеркале комнаты на седьмом этаже, опустевшей без зануды Риддла, я прочел такие слова:

Выживи любой ценой.

Не сдавайся врагам.

Не верь никому.

И подпись:

Я умер, прощай.

Конец Второй Части