Власть женщины сильней (гет)

[И вновь время беспощадно к рукописи. Последующий сохранившийся текст позволяет предположить следующее.

Похоронив очередного покровителя и наказав его убийцу, Виктория де Бюсси синьора Морно решила воспользоваться советом последнего и обратила свое внимание на «старого герцога Кастильо». Она прекрасно понимала, что в Риме ей оставаться небезопасно. А потому, взяв дочь и сына (воспитанника), отправилась искать счастья в Испанию. Благо король Филипп II к тому времени скончался. Там она пристроила детей, а после, использовав старые связи, богатство, красоту и изощренный ум, пристроилась и сама. Брачный договор не давал Виктории права более чем на «вдовью долю», а потому вызвал лишь пересуды шепотком, но был освящен церковью и даже, как говорили, благосклонно встречен новым королем.

Юлия де Ла Платьер синьора де Бельфор так и не смогла посетить могилу кардинала Перетти. У входа в некрополь, куда привез мать Бенвенуто, она потеряла сознание. Молодой кардинал, сочтя это добрым знаком, воспользовался ситуацией и отвез женщину домой. По настоянию мэтра Давида Юлия решила попробовать дать ране затянуться. А для этого сменить на время место и обстановку. Графиня отправилась навестить свое имение в Плесси-Бельер.

Однако скоро наши герои вновь встретятся в Вечном городе. Ибо сказано: «все дороги ведут в Рим».]

* * *

Жерар Манфреди никогда не понимал бесшабашной смелости. Напротив, считал это качество совершенно вредным для жизни. А потому, как только над головой патрона сгустились тучи, стал приглядывать себе новое место. Когда стало совершенно ясно, что в партии Климент — Перетти верх одерживает Папа, Жерар воспользовался первым же удобным моментом и покинул лагерь проигрывающего битву полководца. Отец Иосиф не удерживал наемника, более того, снабдил на прощание некоторой суммой. На эти деньги Манфреди и путешествовал в поисках новых приключений. Лишь иногда на склоне дня, сидя в общем зале какого-нибудь трактира, он вспоминал вдруг карие глаза с золотистыми крапинками в обрамлении горящих медью волос. Если бы только ему удалось добыть свои закладные… Но бесплодных мечтаний Жерар тоже не принимал.

Однажды, въезжая в ворота Браччиано, он осознал, что все последнее время постепенно вновь приближался к Риму. Словно нечто тянуло его туда. Не желая поддаваться подспудному зову, Жерар Манфреди решил навестить старого товарища в Витербо. Вооруженный этим намерением, он спускался по лестнице постоялого двора, чтобы сесть на лошадь и двинуться в путь. Жерар уже расплатился за постой, лишний раз тряхнув кошель и прислушавшись к жидкому звону оставшихся монет. На пороге барону пришлось отступить, чтобы пропустить в дом синьору, только что прибывшую сюда. Женщина вошла скорым решительным шагом, на ходу снимая перчатки. Когда изящная тонкая рука скинула с головы путешественницы капюшон, показалось, что в грязное окно трактира заглянуло солнце: светящиеся медные локоны рассыпались по плечам синьоры. Тогда-то Жерар и разглядел, с кем его свела судьба. Наконец-то он понял смысл своего неясного влечения к Городу.

— Синьора Бельфор! Какими ветрами вас занесло сюда?!

— Синьор Манфреди! Здравствуйте. Я тоже рада вас видеть, — Юлия иронично улыбнулась. — Я еду в Рим, из Бельера.

— А-а, возвращаетесь к его высокопреосвященству…

Графиня побледнела, взгляд ее стал каким-то потерянным.

— Кардинал Перетти… Он умер.

Барон всем телом подался к Юлии:

— Но я оставил его в совершенно добром здравии. Неужели…

Она посмотрела ему прямо в глаза:

— Кардинала убили. И теперь я возвращаюсь, чтобы узнать, кто это сделал.

Брови барона шевельнулись в удивлении, но он тут же и усмехнулся:

— Этого следовало ожидать. Простите, я говорю то, что думаю. При всем моем уважении к покойному, я никогда не одобрял его… опрометчивости.

За время их разговора слуга, сопровождавший графиню, договорился о комнатах для новых постояльцев и обеде. Барон проводил синьору к столу и сел рядом.

— Как вы провели это время, синьор Жерар? И чем собираетесь заниматься? Если, конечно, это не секрет.

— Я путешествую, собираю на кончик своей шпаги приключения. Мое имение заложено, я барон-безземельник, — он невесело усмехнулся, — так что ничем не занимался и не собираюсь.

— Вот как?! — графиня задумчиво присмотрелась к сидящему рядом мужчине. — В таком случае мне придется найти другого искателя приключений и предложить ему то, что я хотела предложить вам. Жаль.

— Разве я уже отказался?! Я только сказал, что не имею планов. Я очень хочу знать, что вы хотели мне предложить.

— Мне нужен человек, хорошо владеющий шпагой и готовый рискнуть жизнью. С его помощью я надеюсь найти убийцу кардинала Перетти. И я достаточно богата, чтобы оплатить ему этот риск.

— Уж не принимаете ли вы меня за наемного убийцу? — барон вскинул голову, не сводя взгляда с Юлии.

— Я не сказала, что хочу кого-то убить. Я хочу найти убийцу. И мне нужен умный и сильный помощник. Если к тому же у него самого будет интерес в этом деле — тем лучше.

Жерар внимательнее присмотрелся к Юлии. Лицо правильной овальной формы. Высокий лоб, плавно переходящий в прямой небольшой нос. Упрямые скулы со свежим румянцем. Четко очерченные чувственные губы, слегка тронутые кармином. На всем довольно обычном лице выделялись глаза — миндалевидные с пушистыми темными ресницами, сейчас золотые искорки были словно приглушены тенью печали. Жерар знал: эти глаза могли охладить пыл наглеца или воспламенить страсть в схимнике. Она была совершенно спокойна и уверена в себе.

— А что же отец Иосиф? И почему вы уверены, что у меня есть свой интерес в этом деле?

— Отец Иосиф, прежде всего, служитель церкви. А интересы церкви, как пути Господни, неисповедимы. А ваш интерес в том, кого я более всего подозреваю в причастности к смерти Феличе.

— Виктория де Бюсси… Что ж, вы убедили меня, — Жерар улыбнулся, теперь уже открыто и без подвоха.

Юлия вздохнула с заметным облегчением. В деле, которым она собиралась заполнить до сих пор саднящую пустоту, графиня не могла полностью опереться ни на кого. Официальное расследование тихо погребли под предлогом смерти прежнего Папы и суеты по поводу выборов нового, знание о чувствах Бенвенуто к синьоре Морно уверенности в поддержке не добавляло. Отец Иосиф, вероятнее всего, с головой ушел в дела ордена. Поэтому Юлия решила, что Манфреди ей послало само провидение.

Графиня с теплой улыбкой протянула мужчине руку:

— Спасибо, Жерар.

Он склонился для поцелуя, а когда выпрямился, перед его взором на несколько мгновений въяве оказались те глаза, о которых он грезил не один вечер.

— Вы устали с дороги, сударыня. Увидимся утром, — слегка севшим голосом проговорил барон и поспешно вышел во двор отдать распоряжения на утро.

— Доброго дня и ночи, — тихо ответила Юлия и поднялась в приготовленные для нее комнаты.

Поздним вечером, когда, казалось бы, городские ворота уже закрыты и никаких гостей быть не может, на дворе трактира послышался стук копыт. Вскоре в дом вошли двое. Один из них был в плаще, под которым виднелся черный камзол, украшенный красным и серебряным шитьем. Пряжка перевязи закрывала грудь, а завершала экипировку длинная шпага с тяжелой гардой в инкрустированных серебром ножнах. Второй был одет попроще и выглядел как вассал первого синьора. Разбудив хозяина, они сговорились о вине и закуске, постое на ночь, спросили зачем-то инструмент и поднялись наверх. До раннего утра в их комнате не смолкала лютня. Перед самым рассветом все стихло. Граф де Невре, а для большинства Феличе Перетти, и его спутник уехали.

Спустившись утром после завтрака, у самого выхода графиня нашла на полу лист бумаги — аккуратно свернутый, но чуть потрепанный. Подняв и развернув его, она увидела, что это обрывок стихотворения:

Пылает за окном звезда,

Мигает огоньком лампада.

Так, значит, суждено и надо,

Чтоб стала горечью отрада,

Ушедшая невесть куда…

Далее было зачеркнуто, а после продолжено:

И жаль, и больно мне вспугнуть

С бровей знакомую излуку

И взять, как прежде, в руки руку.

Прости ты мне земную муку,

Земную ж радость не забудь! (С. Клычков)

Пока графиня читала, вниз спустился барон Манфреди:

— Доброе утро, синьора! Боже, какую лошадь я сегодня видел! Вороной жеребец со светлой гривой! А какие ноги, спина… Дорого бы я дал, чтобы узнать, кто ее хозяин. Как вы провели ночь?

Неосознанно Юлия постаралась не показать лист со стихами барону. Быстро свернув, она спрятала его в кошелек на поясе и только тогда повернулась к Жерару.

— Благодарю, хорошо. Впервые за время путешествия я по-настоящему отдохнула. Мы можем отправляться?

Но мужчина не поддался на милую улыбку:

— Мне кажется, между нами не должно быть тайн. Что это за бумага?

Она отвела взгляд. Потом протянула лист Манфреди. Жерар прочел стихи, на мгновение задумался, что-то вспоминая, но отбросил сомнения и весело спросил:

— Потянуло на сладкую поэзию?

Юлия бросила мимолетный взгляд на спутника:

— Это не похоже на меня? Прошу, барон, в путь!

Манфреди усмехнулся. На пороге Юлия обернулась:

— Стихи… Если они не нужны вам…

— Возьмите, синьора. Чем они так вас привлекли?!

— Не знаю, — графиня отвела взгляд. — Мне показались знакомыми их персонажи.

— Вы позволите ехать с вами в карете?

— Я хотела предложить это вам. Мне будет приятно путешествовать рядом, — и вновь чарующий взгляд стер шутливую улыбку с лица мужчины.

…Граф де Невре в это время поминал всех святых и чертей, расхаживая по двору кузницы. А его спутник торговался с кузнецом о цене смены подковы…

— Барон, я хочу спросить вас, — Юлия прервала затянувшееся молчание. Они ехали уже довольно долго. Все это время графиня смотрела в окно на местность, по которой они проезжали.

— Как вы думаете, кто мог поднять руку на кардинала Перетти? У него было много врагов, я знаю, но кто из них смог сделать это?

— Вы говорили о Виктории…

— Это только подозрение.

— Ходят слухи, что тогда же умер папа Климент. Но никто не связал эти события вместе. Доберемся до Города, узнаем подробности. Но смотрите! Вон там! Вдоль рощи скачут всадники. А вот и то животное, которым я восхищался сегодня утром! Они тоже едут в Рим. К вечеру и мы будем на месте.

Юлия проводила взглядом всадников. Какое-то неясное чувство шевельнулось в груди, на миг сжало сердце.Они торопятся к кому-то, может быть, к женщинам, которые их ждут.

— Синьор Манфреди, я прошу вас погостить у меня в доме. Так нам будет удобнее разбираться в этом деле.

— Благодарю. Я воспользуюсь вашим приглашением, — склонил голову Жерар, а в голове у него пронеслось: «Да, так будет гораздо удобнее». Еще ночью, потягивая вино и прислушиваясь к отголоскам переборов лютни, он решил, что возьмет эту крепость.

* * *

На следующее утро после приезда в Рим Юлия первым делом поинтересовалась, в доме ли синьор Манфреди, и узнала, что господин ушел очень рано, сказав, что пройдется по друзьям. Тогда графиня надела черное атласное платье, покрыла голову черной же мантильей и отправилась к сыну… Нет, к монсеньору Менголли.

Бенвенуто обосновался в особняке Перетти. На этом через отца Иосифа настоял сам хозяин. Ожидая в галерее молодого кардинала, Юлия едва сдерживалась. Оказалось, что рана и не думала затягиваться. Каждый предмет интерьера, каждый глоток воздуха здесь будили воспоминания. Когда Менголли вышел к гостье, графиня смогла лишь тихо проговорить:

— Ваше преосвященство… Бенвенуто, прошу, проводи меня в сад. Нам надо поговорить.

Еще в первые дни монсеньор Беллармино недвусмысленно дал понять своему подопечному, что заповедь велит чтить не только отца своего, но и мать. Однако молодой человек сделал вывод, что чтить вовсе не означает любить, но и не мешает при случае использовать. А потому вышел к матери более-менее расположенным к общению. Бледность и откровенная слабость женщины, неожиданно для самого кардинала, тронули его. Бенвенуто вдруг почувствовал острое желание обнять ее, успокоить. В последний момент ему удалось совладать с непривычным чувством, но остановить движение он уже не успел. Прикоснувшись к руке Юлии, кардинал произнес:

— Я рад видеть вас. Идемте, в саду сейчас очень красиво.

Уже не сдерживая слез, графиня оперлась на руку сына, и они направились во двор и далее по дорожкам к фонтану.

— Бенвенуто, расскажи мне все, что происходило тогда, пока я была… Пока меня не было.

Менголли долго молчал, наблюдая, как падают струи воды из чаши в виде рога изобилия. Юлия же, осушив слезы, внимательно смотрела на кардинала. Наконец он заговорил:

— Накануне папа Климент поручил монсеньору проследить за подготовкой виллы в Сант-Эворо к своему приезду. После кардинал должен был отправиться с французским послом в Париж, чтобы доставить Генриху Наварре буллу об отпущении грехов от Святого отца.

— Перетти к Генриху?! Подготовить виллу?! Каррера совсем сошел с ума, так дразнить и унижать… — Юлия задохнулась от негодования.

Лицо Менголли исказилось непонятной гримасой:

— У него была возможность это делать. Мне говорили, что у Папы был какой-то документ, позволявший держать монсеньора на очень коротком поводке.

Слова сына заставили Юлию пошатнуться. Волна мерзкого удушливого стыдного воспоминания захлестнула ее. Потом она живо представила себе, каково было на этом «поводке» безмерно гордому, владевшему Городом и миром Перетти.

— Он должен был убить его…

Графиня испуганно вскинула взгляд на кардинала, когда поняла, что произнесла последние слова вслух. Менголли отвел глаза, но все же ответил:

— Вероятно…

Юлия прижала руку к губам, чтобы сдержать возглас.

А кардинал продолжил:

— Но мэтр Давид осмотрел тело Святого отца и не нашел на нем следов насилия или… яда. Климент умер сам. А тело монсеньора нашли в доме на окраине пригородной деревни. Отца, — Бенвенуто пришлось сглотнуть, чтобы прочистить горло, — опознали только по одежде, кольцам и распятию. Он был исколот кинжалами… И лицо тоже…

Юлия стояла бледная, как мел.

— Это случилось после известия о смерти Карреры?

— Да.

— Где находится этот дом? Ты сможешь показать мне его?

— Сегодня вечером я свободен.

— Потом проводишь меня к могиле отца?

— Если вы хотите… Да, конечно, синьора.

— Хочу. Кстати, что случилось с Викторией? Для нее это, наверно, был страшный удар. Она уехала? Куда?

— У меня давно нет известий о ней, — не глядя на мать проговорил Бенвенуто.

— Это правда? — графиня внимательно посмотрела на сына. — Неужели никто не знает где она?!

— Не знаю, — досадливо тряхнул головой Бенвенуто. — Я слышал только, что она в Испании.

Графиня не стала настаивать.

Тут их разговор прервали. К кардиналу подошел слуга:

— Господин, вас спрашивает французский дворянин. Он не хочет называть свое имя, но настаивает на встрече. Очень. Простите.

— Ступай. Я сейчас подойду. Синьора, прошу извинить меня. Это ненадолго.

— Я дождусь тебя, — и спрашивая, и утверждая ответила Юлия.

Кардинал коротко бросил, уже повернувшись идти:

— Конечно.

Юлия смотрела ему вслед, пока Менголли не скрылся за поворотом дорожки. И вдруг удивилась своему открытию: высокий для своих лет, подтянутый молодой кардинал со спины выглядел каким-то почти беззащитным, почти мальчиком. Возможно потому, что не утерпел и, еще не успев свернуть из поля зрения матери, бегом направился к дому.

Бенвенуто спешил, потому что при словах «французский дворянин» по его спине прошелся холодок предчувствия и предвкушения долгожданной встречи. Синьор Монтальто распахнул двери кабинета. Там его действительно ждал Феличе Перетти. Мужчины молча крепко обнялись. Только Перетти пришлось сдержать стон — рана в груди до сих пор не на шутку беспокоила его. Однако дальнейшее проявление чувств было жестко остановлено старшим.

— Чья карета во дворе?

— Юлии Бельфор.

— Вот как…

— Она в саду у фонтана. Ты мог бы…

— Нет! Не сейчас. Я должен сначала вернуть себе имя.

— Она страдает.

— Не думал, что тебя это хоть сколько-нибудь беспокоит, — как всегда, когда тема была для него неудобна, Перетти обратил разговор на собеседника. Бенвенуто потупился, отвел взгляд, но Феличе это не обмануло. Он знал, что сын снова его проверяет, чтобы убедиться, что он стоит на первом месте, а не женщина.

— Я повезу ее сегодня на твою могилу, — продолжил Менголли.

— Довольно!

И тут Перетти увидел, что его сын широко улыбается. Глаза старшего кардинала сузились, но тон был спокоен, даже вальяжен:

— Ты решил посостязаться со мной в выдержке?

Улыбка чуть поугасла на лице Менголли:

— Я просто очень рад, что могу видеть вас и говорить с вами, отец.

Перетти стало неловко. Он шагнул к Бенвенуто:

— Сын мой, я тоже… Я тоже.

И сразу:

— Беллармино в Риме? Не уехал на виллу?

— Да. Мы готовим бумаги, чтобы передать дело Бруно в римский суд.

— Этот бунтарь все еще упорствует?! Безумец. Я должен встретиться с Роберто без лишних глаз. Устрой это поскорее. Мне пора. И никому ни слова! Никому! Вы поняли меня, синьор Монтальто?

— Да, монсеньор.

Бенвенуто проводил отца и поспешил вернуться в сад.

Когда кардинал Менголли ушел, Юлия еще какое-то время стояла у фонтана. Ее очень занимали мысли о том, как сын отреагировал на вопросы о Виктории. Либо он раздосадован, что на самом деле ничего о ней не знает, либо знает и скрывает это. Вскоре графиня окинула взглядом дорожку, по которой они пришли, но не увидела ни одной скамьи, поэтому она перешла на широкую аллею, где и нашла место для отдыха. Оттуда виднелось главное крыльцо особняка. Поэтому синьора Бельфор смогла наблюдать, как господину в шляпе и длинном плаще слуга подвел великолепную лошадь вороной масти со светлой гривой. Гость легко вскочил в седло, но уже верхом вдруг сильно пошатнулся. Юлия даже поймала себя на желании добежать и помочь этому странному господину. Но то ли это была случайность, то ли ей вообще показалось, только всадник быстро выправился и резко послал животное вперед. Графиня усмехнулась.

Наконец в начале аллеи показался синьор Монтальто. И Юлия едва ли не впервые посмотрела на молодого человека совсем иным взглядом. Он красив, подумалось ей, и тут же, но... Откуда это «но»?! То, что Бенвенуто почти не уступал в росте Перетти, она заметила давно. Это подчеркивала прекрасно сшитая сутана, сейчас черная, подхваченная алым муаровым поясом. Облачение священника-кардинала сидело на худой поджарой фигуре как мундир. Весь образ его производил впечатление тугой пружины, способной на молниеносное действие. Внимание женщины привлекли руки кардинала: с узкими ладонями и длинными, чуть узловатыми пальцами, пластика их движения завораживала. Она представила, как эти пальцы складываются в благословение, как взлетает рука, осеняя паству крестным знамением, как они скользят по чьим-то волосам… Юлия почувствовала, как по щекам разливается румянец, и одернула себя, перевела взгляд выше, на лицо Менголли. И тут осознала, откуда взялось «но»! Из-под алого пилеолуса* до плеч спускались густые, чуть волнистые волосы очень темного, почти черного цвета. Такие же темные брови едва не сходились над переносицей. Темные глаза… Вот! Боже, сколько в них искрящегося льда! И губы — тонкие, словно готовые в любой момент сложиться в гримасу презрения. Он был весь как тугой язык пламени — влекущий поначалу и гарантирующий смерть при чрезмерном приближении.

Юлия поднялась со скамьи навстречу сыну, еще не успев окончательно прийти в себя после увиденного. И он прочитал это ее ошеломление. Кардинал остановился в паре шагов от матери и усмехнулся. Графиня поняла, что он прекрасно знает какое производит впечатление, и более того — знает, как этим пользоваться. Синьора Бельфор непроизвольно выше вздернула подбородок в ответ на неприкрытый вызов в этом взгляде.

— Прошу простить меня, синьора, мне пришлось задержаться.

Услышав спокойный глубокий голос, Юлия словно очнулась от наваждения. Графиня улыбнулась:

— Не переживай, мне было о чем подумать. А что твой посетитель? Когда мы ехали в Рим, всадник на этой лошади обогнал нашу карету.

— «Нашу»?! Вы приехали не одна?

— Да. В пути я встретила барона Манфреди. И он согласился помочь мне.

— В чем? — задал вопрос Менголли и тут же пожалел об этом. Ответ, который он подозревал, выводил разговор на очень скользкую тему. И Бенвенуто не ошибся.

— Я хочу найти убийцу кардинала Перетти. Возможно, мне повезет больше, чем папским сбирам**, его ближайшему помощнику и…

Юлия отвела взгляд, почти отвернулась от собеседника, нервно сжав руки под манжетами платья.

— И его сыну, — тихо продолжил Менголли.

Она ничего не ответила. Не шевельнулась и тогда, когда за спиной послышался шорох одежды. Лишь когда кардинал заговорил, она вновь посмотрела на него:

— Вы можете рассчитывать на мою помощь в этом деле. А отца Иосифа я не видел уже очень давно. Практически со дня похорон кардинала.

И в этом Менголли не лгал. Даже распоряжение о доме монах передал письмом.

— Прости. Я не в праве тебя в чем-либо обвинять. И даже в мыслях не было.

Помолчав, Юлия задумчиво проговорила:

— Ты очень повзрослел, Бенвенуто. Я пойду, увидимся ближе к вечеру.

— Я заеду за вами, синьора Бельфор.

Монсеньор Монтальто проводил графиню до кареты, сам помог ей сесть и только после того, как карета выехала из ворот, вернулся в дом.

*Пилеолус — традиционный головной убор клира Римско-католической церкви. Возник для того чтобы содержать тонзуру представителей клира в тепле в зачастую холодных, сырых помещениях церквей. Состоит из восьми сегментов, сшитых вместе с маленьким хвостиком сверху.

**Сбиры — в Папской области судебные и полицейские служители.