Переломный момент (гет)

Эрик

Мне так хотелось сделать что-нибудь приятное для Кристин, чтобы она запомнила это Рождество, но я не знал, как именно это сделать. Когда я по глупости оставил её той ночью, то прохаживался вдоль магазинов и вспомнил о платье, на которое она так заворожено смотрела. Я остановился около этой витрины и нервно прикусил губу. Что, если она не захочет идти со мной на бал по случаю Рождества? А если захочет, то в этом платье затмит всех. В конце концов, я всё же купил его и, развернувшись, очутился прямиком около ювелирного магазина. На витрине лежало красивое ожерелье, отпугивающее всех своей ценой, но не меня. У меня было так много денег, что хватило бы на всю Америку, но я не знал, куда их тратить, а теперь вот знаю.

Когда я вернулся домой, Кристин там не было, а в доме стоял страшный холод. Куда она ушла? Я убрал подарки в шкаф под стопку одежды и пошел её искать. Я обошел весь парк, но её нигде не было. Тогда я спустился вниз по бетонным ступенькам и оказался совершенно один в непроглядном тумане. Вряд ли Кристин могла быть тут, я уже проходил мимо причала, когда ходил за подарками, но её тут не было. Я уже хотел развернуться и уйти, когда увидел у воды маленькую дрожащую фигурку. Она так разозлилась, что даже пригрозила поколотить меня. Неужели она так волновалась?

Мы вернулись домой, я растопил камин, принял ванну, и мы просто сидели у огня, наслаждаясь тишиной. Я проголодался и предложил поужинать, когда в дверь постучали. Работник. Он стоял на пороге и, заметив Кристин, начал отчаянно ей махать. Сказал, что в конюшне проблемы и что я там нужен. Мне очень не хотелось оставлять Кристин, особенно в канун такого праздника, но я хозяин парка, я должен пойти и разобраться, что так испугало лошадей. Пообещав Кристин вернуться как можно скорее, я накинул плащ и пошел вслед за работником. Я даже не знал, как его зовут.

Когда мы приблизились к конюшне, там, правда, творилось не пойми что. Лошади ржали и били копытами по загонам, бушевали и ломились наружу. Я открыл большие ворота и вошел. Что их так напугало? Я прошелся вдоль загонов. Все кони вели себя странно, кроме моего Цезаря. Он повернул голову и смотрел куда-то в самый угол амбара. Проследив за его взглядом, я заметил на стоге сена что-то живое. Подойдя ближе, я увидел кошку Айшу, вылизывающую новорожденных котят. Так вот кто причина всей этой суматохи! Она, должно быть, громко шипела и визжала, что вывело лошадей из себя.

— Сэр, куда их?

— Не трогай, я сам решу, что с ними делать.

С этими словами я поторопился вернуться домой. Тихо заглянув в комнату, я обнаружил, что Кристин уже спала, свернувшись клубочком в постели. Я поправил спавшее одеяло и, задув свечу, лег спать. Спустя пару часов я проснулся от того, что меня кто-то настойчиво звал. Я проснулся и увидел, что Кристин дрожит от страха. Она рассказала, что ей приснился кошмар, и я позволил ей лечь со мной. Она крепко меня обняла, и мы заснули.

Когда я проснулся следующим утром, девушка всё ещё была рядом. Она лежала, опустив подбородок мне на плечо, и наблюдала за мной. Когда она поняла, что я уже не сплю, то расплылась в улыбке:

— С Рождеством, Эрик.

— Что ты делаешь?

— Просто смотрела, как ты спишь, — беззаботно ответила Кристин.

— Почему ты меня не разбудила?

— Зачем? Ты устал прошлой ночью, я даже не слышала, во сколько ты вернулся.

Чёрт, она поздравила меня с праздником, а я устроил допрос…

— С Рождеством, Кристин.

Она улыбнулась и поцеловала меня в плечо:

— Сегодня утром шел снег, он так медленно и красиво падал, — сказала девушка, выскальзывая из постели и надевая белый халат поверх ночной рубашки, — ты голоден? Я могу приготовить булочки с корицей.

Это было просто невероятно. Я помнил каждое проведенное здесь Рождество. Вот наступает утро, на улицы высыпает куча народа, кричат, смеются, взрывают петарды, а я хмуро наливаю кофе, подбрасываю пару дров в камин и с головой ухожу в работу. Раньше Рождество для меня ничего не значило, просто очередной день, который я, как и все остальные триста шестьдесят дней в году, проводил в одиночестве. Но теперь всё по-другому. Передо мной стоит Кристин и улыбается, предвкушая праздник.

— Эрик? — Кристин слегка обиженно поджала губы. — Ты что, меня не слушаешь?

— Я… Я задумался, прости. Да, булочки — это отличная идея.

Девушка кивнула и исчезла в дверях кухни. Я быстро переоделся и подошел к ёлке, разглядывая все эти яркие игрушки и мишуру.

— Как ты проводила Рождество в Париже? — громко спросил я.

— В общем-то… никак. Одна. Рауль с семьей уезжали на весь день поздравлять всех своих многочисленных родственников, а когда они приезжали глубоко за полночь, мы холодно обменивались подарками. Потом был скучный поздний ужин, где виконт обсуждал с приглашенными коллегами бизнес… Я умирала от скуки. А ты? Как ты справлял Рождество?

Я склонил голову и дотронулся до яркого стеклянного шара на еловых ветвях:

— Как и обычно — за работой.

— Значит, у тебя тоже раньше никогда не было в этот день праздничного настроения? Давай, мы это исправим? Идем, поможешь мне приготовить булочки.

Девушка выглянула из кухни и махнула, жестом приглашая присоединиться.

Когда я вошел, она протянула мне глубокую миску, ложку и попросила взбить крем, а сама продолжила катать тесто на столе. Затем, когда булочки были начинены корицей, Кристин забрала у меня крем и аккуратно полила сверху на каждую булку, а потом отправила в духовку. Она повернулась ко мне, вытирая руки от муки и, взглянув на меня, рассмеялась. Я в недоумении смотрел на неё. Девушка выдернула из рулона чистую салфетку и потянулась ко мне, вытерев со щеки, очевидно, крем.

Я смущенно улыбнулся. Затем Кристин взяла меня за руку и повела за собой в комнату. Я опустился в кресло, наблюдая, как она садится на колени перед рождественской ёлкой. Что она делает? Я был уверен, что она ничего мне не подарит, ведь маска, которую она мне сделала, и была подарком, да и денег у неё не было. Но она выудила откуда-то сверток, да ещё и не один, а целых два, и, взволнованно вскочив на ноги, протянула мне.

— С Рождеством, Эрик, — она наклонилась и нежно поцеловала меня в губы.

— Кристин, ты не должна была ничего покупать, — нахмурился я, — ты подарила мне чудесную маску, этого было бы достаточно, я её оценил.

— О, Эрик, хватит ворчать, открывай, — она в нетерпении переминалась с ноги на ногу.

Мой первый настоящий подарок на Рождество. Сказать, что я не был взволнован, было бы ложью. Я медленно стянул красную обертку, откинул крышку футляра и увидел карманные часы, настолько красивые, что я не смог даже вымолвить слова благодарности. Я был придирчив ко всему прекрасному, но эти часы… Приглядевшись, я сумел разобрать на крышке своё имя. Она выгравировала его для меня?

— Ты не должна была…

— Тебе нравится?

— Очень, они… они невероятно красивые.

Я протянул к ней руки и крепко обнял, а потом направился к шкафу и вытащил первое, что попалось под руку. Им оказалась длинная вытянутая бархатная коробка изумрудного цвета. Я повернулся и протянул её Кристин. Девушка замешкалась. Разве она не ожидала, что я тоже сделаю ей подарок?

— Эрик, ты…

— Конечно, я купил тебе подарок, Кристин. Это же Рождество, так принято.

— Не стоило…

— О, Кристин, хватит ворчать, открывай, — с улыбкой передразнил я.

Девушка медленно открыла футляр и ахнула. Я заметил, как её глаза восторженно заблестели. Она осторожно, словно боясь повредить ожерелье с настоящими бриллиантами, провела по нему пальцами, а потом подняла на меня голову:

— Эрик…

— Нравится?

— Шутишь? — выдохнула она. — Оно… оно великолепно! И, наверное, стоит целое состояние. Ты не должен был…

— Кристин, деньги — это всего лишь формальность, не думай о них.

Я выудил украшение из футляра, обошел девушку и аккуратно застегнул его у неё на шее.

— Спасибо, — прошептала она, разглядывая блестящие камни, — теперь твоя очередь. Открывай второй.

— Нет, пока не моя. У меня есть ещё один подарок, но сначала я хотел бы кое о чём тебя спросить.

— Конечно, спрашивай.

— Ты, наверное, не знаешь, но в «Фантазме» ежегодно проводится Рождественский бал для… для таких, как мы. Я организовываю его для своих рабочих, потому что в приличное заведение их не пустят, а тут они развлекаются среди своих. Раньше я никогда не ходил на эти балы, потому что… потому, что не с кем. Ну… может… Если, конечно, хочешь… Ты могла бы пойти со мной?

— О, Эрик, — улыбнулась Кристин и трепетно обняла меня, — конечно, я пойду, с удовольствием.

Я готов был взлететь! Она согласилась! Это… Это был первый бал в моей жизни!

— А теперь открой, — я потянулся и вытащил из шкафа ещё один сверток. Кристин повертела его в руках, словно пытаясь угадать, что там, а потом с нетерпением разорвала упаковочную красную фольгу. Когда она увидела платье, то судорожно вздохнула и прикрыла рот рукой.

— Эрик, — пробормотала она, — это то платье?.. Нет, я не могу его принять, нет.

Она всунула коробку с платьем мне в руки, но я вернул её обратно:

— Ты заслужила его, Кристин, ты наденешь его на бал.

— Эрик…

— Ты будешь единственная в таком платье.

— Конечно, потому что оно стоит кучу денег!

— Хватит, Кристин, это подарок.

Она покачала головой и, вдруг расплакавшись, бросилась мне на шею:

— О, Эрик, я никогда не смогу с тобой расплатиться!..

— И не надо.

Она расцепила объятия и протянула мне второй сверток. Он был небольшой, поэтому я быстро развернул фольгу и увидел миниатюрную модель часовни, она с легкостью умещалась в ладонь и была сделана из дерева. Я разглядывал ее, пока не заметил, что внутри есть микроскопические фигурки. Приглядевшись, я узнал в них себя и Кристин. Часовня была расписана золотистыми и серебристыми узорами, она переливалась в бледном зимнем солнце. Это была работа искусного мастера, который, наверное, содрал с Кристин кучу денег, но работу выполнил добросовестно.

— Это на память обо мне, — улыбнулась Кристин, — её можно повесить на ёлку, и если нас что-то разлучит, ты будешь вспоминать обо мне каждое Рождество.

Я поднял на девушку глаза, а сердце болезненно сжалось. Нас ничего уже не разлучит. Но она оставила мне это на память, и мне хотелось дать ей что-то большее, чем платье и ожерелье. Что-то такое, чтобы у неё тоже остались обо мне какие-нибудь воспоминания, что-то, что она могла бы забрать в Париж.

— Кристин, есть ещё кое-что… Я хочу тебя кое-куда сводить.

— Хорошо.

— Но после завтрака.

Она кивнула. Булочки как раз уже подрумянились, и спустя пару минут мы наслаждались горячими булками с корицей, запивая их прохладным молоком, а потом оделись потеплее и вышли на улицу.

— Эрик, куда мы идем? — спросила Кристин, взяв меня под руку.

— Если я скажу, это уже будет неинтересно.

Я довел её до конюшни, открыл дверь, пропуская девушку внутрь, и мы оказались в полутемном амбаре. Я взял Кристин за руку и отвел в самый конец конюшни, где лежала молодая кошка и её котята.

— Вот, — я опустился на колени рядом с сиамской Айшей и погладил её по гладкой шерсти.

— Господи, какие они милые! — восторженно прошептала Кристин, тоже опустившись рядом на колени.

— Это она испугала лошадей прошлой ночью. У неё были роды.

— Ох, какие они все очаровательные, — умилялась Кристин, склонив голову.

— Я подумал, что, если хочешь, можешь взять одного, чтобы было не так скучно, когда меня нет рядом.

— Правда? — её глаза заблестели. — У меня никогда не было домашних животных.

— Выбери одного, а когда он немного подрастет и сможет обходиться без Айши, мы заберем его домой.

Кристин смотрела на котят, прикусив губу:

— Глаза разбегаются, они все такие милые.

Наконец она указала на белого котенка с пятнами золотисто-рыжего цвета:

— Я выберу… его.

— Почему?

— Потому что он из них самый маленький и хилый, его тут затопчут.

Я вдруг прислонился спиной к деревянной стене, меня забила дрожь, руки затряслись, очертания конюшни начали медленно расплываться. Я съехал вниз по стене на бетонный пол и схватился за голову. Передо мной клетка с толстыми прутьями, а там, по ту сторону решетки, греется возле огня цыганский табор. Они пляшут, играют на губных гармошках, громко смеются и травят байки, используя грязные слова. Рождество. Когда цыганам наскучили такие развлечения, один из них, толстый и с желтыми зубами, обратил на меня внимание. Он прищурился и вдруг расплылся в улыбке.

— Ах, мы забыли поздравить с Рождеством нашего домашнего монстра, — гнусавым голосом сказал он.

Я испуганно забился в угол клетки, дрожа всем телом. На них были меховые шубы и ворованные дубленки, а я сидел в одной растянутой рубашке и рваных брюках.

— Ну что, развлечемся? — спросил другой цыган, откладывая гармошку и потирая руки. Щелкнул замок, и дверца со скрипом отворилась. Я ухватился за прутья клетки, но меня за волосы выволокли наружу и бросили лицом на гравий. Я до крови содрал колени и локти, из разбитого носа текла кровь, но это веселило иродов. Женщины хохотали, заглушая своим визгливым смехом даже мужской бас. Меня толкали и били ногами, я чувствовал, что скоро уже рухну замертво, и ждал этой минуты, но когда я уже еле дышал, меня грубо хватали за шею и бросили обратно в клетку. Там я лежал на спине, хватая ртом воздух и не в силах пошевелиться.

Меня кто-то потряс за плечо, но я уже не в состоянии был реагировать, проваливаясь в небытие.

— Эрик, — раздался настойчивый голос, — Эрик!

Я распахнул глаза и понял, что всё ещё нахожусь в конюшне. Меня всего трясло, а сердце вырывалось из груди. Испуганная Кристин держала меня за руку.

— Эрик, что случилось? Ты так кричал…

— Всё… хорошо. Просто вспышка воспоминаний… Идем отсюда, я хочу подышать свежим воздухом.

Кристин кивнула и помогла мне подняться, обеспокоенно косясь на меня.

Я жадно ловил ртом холодный зимний воздух.

— Давай-ка вернемся домой, — предложила Кристин. Я кивнул, и мы медленно пошли по тротуару. Я был благодарен девушке, что она не задавала никаких вопросов.

Мы уже были почти около дома. Я шел весь в своих мыслях и ничего вокруг не замечал, но так было до тех пор, пока что-то тяжелое не ударило меня по голове. Я подался вперед и упал лицом на лед. Следующее, что я услышал, были крики Кристин. Приложив усилие, я приподнялся, повернул голову и с ужасом заметил, как какой-то мужчина обхватил бьющуюся Кристин сзади и запустил ладонь ей под юбку. Меня охватила ярость, я узнал в этом мужчине того, что пару недель назад провоцировал конфликт в аптеке.

— С Рождеством Христовым, чудовище!

Перед глазами всё плыло, я беспомощно лежал в снегу, не в силах даже поднять голову. Кристин отчаянно вырывалась, но тот только смеялся:

— Ты будешь просить прощение за своего домашнего монстра, — прошипел он Кристин, и я услышал, как тот расстегивает ремень. Нет, он не посмеет с ней ничего сделать!

Я собрал все силы в кулак и запустил руку в карман. Где же он, где?! Не мог же я его оставить дома… Нашел! Я нащупал рукоять карманного ножа, открыл его и медленно вытащил:

— Уй-уйди от неё!..

Но мужчина только развеселился:

— Ты, ничтожество, как только я закончу с твоей подружкой, то переключусь на тебя. Ты кровью харкать будешь, ублюдок!

Кристин больше не кричала, она захлебывалась в рыданиях, но не переставала бороться. Я, превозмогая головокружение и тошноту, приподнялся и, когда мужчина удивленно повернулся ко мне, всадил острие ножа ему прямо в живот. Он изумленно вытаращил на меня глаза, опустил голову, ошарашено глядя на торчащую из его тела рукоять, и упал назад, что-то прохрипев. Снег вокруг него плавно окрашивался в кроваво-красный цвет.

— Ах, ты, ублюдок! — я услышал позади себя разъяренный голос и обернулся. Каждое движение болью отдавалось в висках, я был на грани потери сознания. Второй мужчина бежал на меня, сжимая в руках железную балку. Он размахнулся и ударил меня ею в бок. Страшная боль прошла через всё тело, он замахнулся ещё раз, но я успел выхватить из его приятеля свой нож и, подавшись вперед, полоснуть им мужчину. Что случилось потом, я не помню, потому что силы покинули меня, и я провалился во всепоглощающую темноту.

— Кристин, — позвал я, надеясь, что с ней ничего не случилось. — Кристин…

Я приоткрыл глаза и увидел напротив себя рождественскую ёлку, в камине уютно трещал огонь, над окном приветливо сияли гирлянды. Где Кристин? Почему она не отзывается? Что произошло? Я поднял руку и коснулся головы. Повязка. Мне перевязали голову.

— Кристин! — как можно громче позвал я.

Наконец я услышал скрип двери, приближающиеся шаги, а потом увидел обеспокоенное лицо моего Ангела:

— Эрик.

Она протянула руку и провела пальцами по моей щеке. С ней всё в порядке, ни царапинки… Я вздохнул с облегчением.

— Ты спас меня, — дрожащим голосом прошептала Кристин, — если бы не ты…

— Я должен был.

— Полиция… Они… Ты… Эрик, ты убил их…

Я не жалел. Так им и надо. Десять лет я не чувствовал чужой крови на своих руках.

— Полиция не выдвинула против тебя никаких обвинений, я всё им рассказала. Но пресса… О, Эрик, страшно подумать, что они могут написать в завтрашней газете.

О, да, они оторвутся на этой статье. Я часто был предметом их очерков, насмешек, но теперь, когда у них есть на меня такой материал, они долго будут смаковать эту тему. Черт возьми… Но самое главное, что Кристин жива и здорова. Желтая пресса — это такой пустяк по сравнению с тем, что могло бы быть, если бы я не защитил её.

— А теперь отдохни, Эрик. Ты повредил голову, у тебя сотрясение, да ещё что-то с артерией… Но доктор нам поможет. Всё, что тебе сейчас нужно, — это здоровый сон.

Кристин легла рядом, поцеловала меня в щеку и, обняв, сказала то, чего я меньше всего ожидал:

— Эрик?

— Да, Кристин? — тихо отозвался я.

— Я… Я люблю тебя.

— Кристин…

Боже, по всему телу растеклось приятное тепло, я не мог поверить своим ушам. Всё происходит всерьез или это галлюцинации от лекарств? Но Кристин снова приподнялась на локтях, поцеловала меня, и в этот миг я поверил в её любовь. Она любит меня. Любит. Меня.

— С Рождеством, Эрик, — улыбнулась она, обняла меня ещё сильнее, и вскоре я услышал, как её дыхание стало глубоким и размеренным. Она уснула, а я лежал без сна всю ночь, прокручивая снова и снова её слова, самые приятные слова во всей моей жизни.

Спасибо тебе, Рождество.