Переломный момент (гет)

Эрик

Той ночью я практически не сомкнул глаз. Я постоянно прокручивал в голове всё то, что произошло днём: как на меня тяжким грузом свалились воспоминания о вечном изгнании и одиночестве, как я, не в силах больше сдерживать эмоции, разрыдался у неё на глазах, упав на колени, и как она тут же оказалась рядом и крепко меня обняла… Мне никогда раньше не доводилось оказываться в объятиях, я не знал, что делать. Расчувствовавшись, я повёл её на обед в город. Словом, до вчерашнего дня я выходил в город в крайних случаях, и этот был один из них. Мне начало казаться, что моя жизнь может измениться к лучшему, нужно только перестать сопротивляться, но тот американец, который так нагло толкнул меня и обозвал уродцем, вернул меня в реальность. Я ведь всего лишь цирковой урод, обречённый быть изгоем. Незачем такому Ангелу, как Кристин, якшаться с бесом.

В общем, уснул я под утро и проспал дольше, чем обычно. Яркий солнечный свет бил в глаза, и я с головой укрылся одеялом. Остатки беспокойного сна начинали улетучиваться, когда до меня донеслись такие запахи, от которых желудок неприятно скрутило. Это был запах яблочного пирога. Черт, сейчас я в полной мере ощутил, насколько же голоден. Но… откуда? Неужели Кристин готовит? Я откинул одеяло и огляделся. В комнате её не было, значит, она правда на кухне. Я поспешно натянул маску, прикрепил к ногам скобы и потуже затянул пояс халата. Опираясь на трость, я добрёл до кухни и прижался плечом к дверному косяку. Кристин насвистывала себе под нос какую-то весёлую мелодию, перемещаясь от плиты к столу так легко, словно балерина. Ах, её движения были такими плавными и красивыми, что хотелось стоять и любоваться этим, но я взял себя в руки и, сглотнув, как можно холоднее спросил:

— Что ты делаешь?

Девушка обернулась, держа в руках металлический лист, на котором лежал аккуратный аппетитный пирог, над которым ещё кружился пар. Пах он черникой. Она что, целую пекарню тут устроила? На столе в это время стоял ещё и тот самый яблочный пирог, аромат которого разносился по всему дому.

Она пропустила мой вопрос мимо ушей, лишь улыбнулась:

— А, Эрик. Доброе утро. Как спалось?

— Хорошо, — честно ответил я.

Кристин кивнула и, поставив лист на подоконник, вернулась к кухонной тумбе, продолжая месить тесто.

— Ты давно встала?

— На рассвете, — пожала плечами девушка, — ведь ещё столько всего нужно приготовить.

Я опустился на стул и положил руки и подбородок на трость, наблюдая за энергичностью моего Ангела. Она словно летала по воздуху, порхала по кухне, будто мотылёк, а потом вдруг подлетела ко мне с ложкой и начала тыкать ею мне в лицо:

— Эрик, попробуй и скажи, готово ли тесто?

— Что ты делаешь, убери, — я возмущённо оттолкнул её руку и ворчливо поморщился.

— Но это яблочный пирог!

— И что?

— Твой любимый!

Я замер, подняв на неё глаза. Откуда она узнала? Но ведь это действительно так: из всей стряпни я признаю только пироги с яблоками!

— Откуда ты знаешь? — прищурившись, спросил я.

— Ты сам мне и сказал, — как ни в чём не бывало, ответила девушка, продолжая держать у моего лица эту чертову ложку, — ещё в Париже.

Она это запомнила? Даже я не мог вспомнить, когда успел такое ей рассказать, душевных бесед за чашкой чая у нас не было…

— ХВАТИТ ТЫКАТЬ В МЕНЯ СВОЕЙ ЛОЖКОЙ! — я уже вышел из себя, а она только рассмеялась, но всё-таки выполнила мою просьбу. Пару минут прошло в тишине, а потом я услышал восторженный вздох, поднял голову и увидел, что девушка стоит у окна и широко распахнутыми глазами смотрит вниз.

По свисту и музыке можно было догадаться, что так привлекло её внимание. В прошлом месяце ко мне пришли и попросили позволить им провести в моём парке праздник по случаю Дня Благодарения, конечно, не бесплатно.

— Эрик, что это?

— Парад, — сухо ответил я.

— Боже, как красиво! Можно открыть окно? Можно?

— Нет, потом его сложно будет закрыть, да еще и придётся заново утеплять. В комнате есть балкон, выйди и смотри, сколько влезет, а я пошел работать.

Бумаги ждали меня на моём письменном столе, и я тут же с головой ушел в работу, изредка поднимая глаза на балкон. Сколько можно там стоять, не лето же. Потом лечи её. Но почему-то я продолжал сидеть и смотреть на неё, даже не заметив, как перо выпало из пальцев. Она была такой счастливой, раскрасневшейся от мороза, её кудрявые тёмно-каштановые волосы, обрамлявшие лицо, были собраны в тугую косу, карие глаза сияли. Это так странно: то, что делает её такой радостной, для меня уже совсем ничего не значит. Как можно радоваться таким глупостям? Праздник… Ерунда. А потом в голову полезли ещё более дурацкие мысли о том, смог бы я полюбить ее, как раньше. Сердце говорило одно, а черт, сидящий у меня на плече, другое. Он говорил, что стоит мне открыть сердце, как я снова разочаруюсь в ней, снова начнутся те переживания и страдания, через которые я прошел раньше. И говорил этот черт голосом разума, который всегда был не в ладах с сердцем…

Не знаю зачем, но я поднялся на ноги и остановился в дверях балкона. Я никогда им не пользовался, не на что было смотреть. Черт, как здесь холодно, а она только накинула на плечи тонкий плащ.

— Нравится? — тихо спросил я. Девушка тут же обернулась, и её теплая улыбка вмиг согрела моё замерзшее тело, словно какое-то тепло пустили по венам.

— О, Эрик, это потрясающе! Я никогда не перестану восторгаться красотами «Фантазмы»! — она перевесилась через перила и чуть не свалилась вниз, но тут же залилась задорным смехом. — Тут всё так красиво! Ты гений, Эрик. Только гений мог создать подобное.

Я смущенно опустил глаза:

— Тоже скажешь, гений…

Вдруг она протянула руку к моему лицу, я отшатнулся и снова оказался в квартире. Она собирается снять маску? Снова? Ничему её жизнь, что ли, не учит? Я хотел уже, было, разразиться гневной тирадой, но она и не думала прикасаться к белоснежному фарфору, нет, она дотронулась до уголка моих губ, который я вчера разбил.

— Больно?

— Уже нет, — я отошел ещё на шаг, мягко убирая её руку.

— Эрик, можно тебя кое о чём попросить?

— Я уже всё для тебя сделал, что тебе ещё нужно?

Я готов был провалиться сквозь землю. Зачем я грублю? Я ведь не хочу этого, но слова вылетают быстрее, чем я успеваю подумать. Однако она не обиделась и только опустила глаза:

— Ничего такого я требовать не собираюсь. Просто хочу попросить тебя поужинать со мной.

Ужин? Она сказала ужин? Ну, уж нет, на это я не подписывался. Я позволил ей отмечать этот чертов праздник, так пусть веселится, но меня к этому привлекать не нужно.

— Нет, — я покачал головой, — я уже говорил, что мне некому быть благодарным, и я не собираюсь пренебрегать традициями этого праздника.

— Эрик, я так старалась, прошу, просто составь мне компанию!

Как же мне хотелось сказать «нет»! Я стиснул зубы, чтобы снова не кричать «нет», но сердце уже растаяло. Это ведь всего один ужин, она хорошо постаралась, кухня просто ломится от стряпни… Скрепя сердце, я пробормотал:

— Если только один ужин.

— Спасибо! — воскликнула она, захлопнула дверь балкона и бросилась на кухню.

Ближе к вечеру я заметил, что девушка уже стелет скатерть, и отправился в ванную, где переоделся в один из своих костюмов. Остановившись у зеркала, я придирчиво оглядел своё отражение. Как мне хотелось снять маску и увидеть под ней чистое, не обезображенное шрамами лицо. Ведь другая часть лица была не так уж и дурна…

Никогда ещё в моей квартире не пахло так вкусно. Я вошел на кухню и спросил:

— Я могу чем-нибудь помочь?

Кристин подняла на меня глаза, улыбнулась и покачала головой:

— Нет, я справляюсь. Ты отдохни, примерно через час всё будет готово.

Пожав плечами, я отправился в комнату, устроился в кресле и принялся за чтение. Несколько раз я читал одну и ту же фразу, но не понимал её смысла, мысли витали где-то далеко от чернильных строк. Мне казалось, что стоит мне моргнуть — и всё исчезнет, а когда я снова открою глаза, то окажусь в своей холодной комнате у камина, затянутого паутиной, моя старая кровать с выпирающей пружиной будет стоять на своём прежнем месте и окажется, что ничего этого не было. Да, мне было страшно, что это сон. Не может же всё складываться так прекрасно. Это ведь я, уродливый монстр. Где-то должен быть подвох.

Из мыслей меня вырвал бой курантов, старые часы пробили семь. Я нервно выдохнул, руки в перчатках вспотели от волнения. Когда я поднялся на ноги, то увидел в дверном проёме сияющую Кристин.

— Эрик, — мягко позвала она, — ужин готов.

Мне вдруг показалось, что мы супружеская пара, а она хозяйственная жена, которая заботливо приглашает меня к ужину. Вот сейчас она покричит с балкона, прибегут весёлые и запыхавшиеся дети с покрасневшими от холода щечками, Кристин шутливо поругает их и отправит мыть руки, мы вместе поужинаем, а потом…

— Эрик, ну же, идём.

Я вернулся в реальность и отчитал себя за такие мысли. У неё есть муж, и она скоро вернётся к нему, чем вообще забита твоя дурная голова, Эрик Дестлер?!

Мы прошли на кухни, я выдвинул для девушки стул, а затем сел сам. Боже мой, весь длинный стол был заставлен самой разной едой, запах стоял такой, что я готов был сорвать маску, наплевать на осторожность и больной желудок и всё это съесть! Если бы так было всегда…

— Ты в порядке? — Кристин обеспокоено смотрела на меня.

— Да, просто не знаю, с чего начать…

Девушка улыбнулась и покачала головой:

— Нет, сначала молитва.

Она выпрямилась и накрыла мою руку своей, как обычно делают за вечерней молитвой, но одно её касание током прошло по моему телу, и я едва сдержался, чтобы не вырвать руку. Она помедлила, а потом нервно сглотнула и пробормотала:

— Эрик, я знаю, что тебе это не понравится, но… Ты должен снять перчатки, за столом это не принято.

Дались ей мои перчатки, что вчера, что сегодня! Ей не нужно их видеть… Они были нормальные, но… шрамы от лезвий на запястьях приведут к лишним расспросам. Да и не только на запястьях, мелкие шрамы от осколков тянулись по всей кисти. Я неоднократно пытался покончить со своим существованием, но тщетно. Я даже умереть не мог, как нормальный человек. Я медленно снял одну перчатку, потом другую, она снова положила свою руку поверх моей и сжала её. Сердце колотилось как заведённое, было так непривычно, когда кто-то держит тебя за руку… Девушка, молясь, опустила голову, я последовал её примеру и начал прислушиваться к еле слышному шепоту:

— Отец Небесный, мы благодарим тебя за ту щедрость, что ты воздал нам, усеяв стол наш угощениями, благодарим тебя за крышу над нашими головами, — она ниже опустила голову и ещё тише забормотала, — но больше всего я благодарю тебя за Эрика…

Я резко поднял голову и недоуменно уставился на девушку. Она ничего не заметила, продолжая молиться. Я не видел её лица, только каштановые кудри. Мне не хотелось в это верить, я думал, что она пытается меня обмануть, но это ведь молитва Богу, тут нельзя кривить душей, да и она так тихо говорила, что ясно было — ей вовсе не хотелось, чтобы я это услышал. Медленно, не привлекая внимания, я снова наклонил голову, стараясь уловить отрывки фраз:

— … Он спас меня от голодной смерти и дал приют до весны, я молюсь за него и благодарю тебя, Небесный Отец, за всё. Аминь.

Девушка подняла голову, улыбнулась мне и, когда хотела разжать руки, пробежалась взглядом по моему запястью и кисти. Её глаза расширились, она выдохнула и уставилась на меня:

— Эрик…

— Это было давно, — я вырвал руку и натянул манжеты рубашки пониже, чтобы скрыть шрамы.

— О, Боже мой… Когда ты… ну… в последний раз…

— Пятнадцать лет назад, — холодно бросил я и уставился в пустую тарелку.

— А как это произошло впервые?

— Об этом не говорят за столом.

— Ну, расскажи!

Я окинул её суровым взглядом, насупился и, не поднимая глаз, начал говорить:

— Впервые… В детстве мне всегда было любопытно, как я выгляжу, ведь у нас в доме не было ни одного зеркала… Только в комнате родителей. Я осмелился попросить у матери взглянуть хоть одним глазком на себя. Она злобно усмехнулась, взяла меня под руку и потащила в свою комнату. И я увидел себя в полный рост. А потом она сорвала с меня маску, обозвав демоном… Я так испугался своего отражения, что закричал и принялся бить по зеркалу кулаками, пока оно не рассыпалось вдребезги. Как видишь, руки я сам себе обезобразил.

— Они не безобразны, Эрик, — Кристин взяла мои руки в свои, — эти руки писали самую прекрасную музыку и воздвигли такой шедевр, как «Фантазма».

— Спасибо, — вздохнул я и привстал, накладывая в тарелку всего понемногу. Тут было всё: фасоль, горошек, индейка, фаршированные перцы… Проще сказать, чего тут не было. Я жевал очень медленно, маска врезалась мне в щеку, но я терпел, ведь всё было очень вкусно.

Съел я мало, зная, что иначе могут быть проблемы с желудком, и, следовательно, закончил ужин гораздо быстрее Кристин.

— Положить тебе ещё чего-нибудь? — спросила девушка, виновато подняв на меня глаза. Ей, наверное, было неловко, что она может есть сколько угодно, а я нет. За всю жизнь я не присутствовал на праздниках, а такие банкеты видел лишь издалека. Даже в детстве мать не приглашала меня к ужину.

— Нет, ты же знаешь, меня будет тошнить.

— Но ты почти ничего не съел, а на подоконнике твой яблочный пирог. Ты же можешь съесть хотя бы кусочек чуть позже?

— Конечно, — я поднялся на ноги и положил свою тарелку в раковину, — всё было очень вкусно, спасибо.

Девушка смущенно улыбнулась и отправилась мыть посуду. Казалась, вся моя посуда была задействована в приготовлении ужина, и мне стало неловко. Сначала она всё это приготовила, а теперь ей эту гору ещё и мыть.

Я стоял у неё за спиной, как застенчивый ребенок, не решающийся попросить что-то у своей матери, пока не собрался с силами и не спросил:

— Кристин, может… Ну… Может, тебе помочь?

Девушка улыбнулась и бросила мне полотенце:

— Ну, хорошо, я буду мыть посуду, а ты протирай.

И мне в голову снова полезли эти мысли о супружеской жизни, вот стоим мы, как муж и жена, уложили детей спать и, как ни в чём не бывало, моем вместе посуду.

— Мне было приятно с тобой поужинать, Эрик, — вдруг прервала молчание Кристин, протягивая мне чашку, — я подумала, что, быть может, мы могли бы так ужинать каждый вечер? Вместе? Ну, до того, как ты отправишь меня в Париж, конечно.

Я замер, уставившись на неё, но потом, спохватившись, продолжил протирать чашку. Она хочет ужинать со мной? Ей это понравилось? Что ей могло понравиться? Сидеть в тишине с уродом?

— Так что ты об этом думаешь, Эрик?

— Не думаю, что это хорошая идея.

Я крепко сжал в руках полотенце, дрожа от ненависти к себе. Что ты, черт возьми, несешь? Как от этого можно отказаться? Кто тебя ещё пустит за стол, недоумок?!

Посуду мы домыли молча, потом я устроился в кресле с книгой, а Кристин села на пол, прислонившись спиной к моим ногам и глядя на камин.

— Знаешь, это может показаться странным, но не было ещё такого праздника, которым бы я больше наслаждалась, чем этот.

— Наслаждалась? — я посмотрел на неё сверху вниз. — Ты весь день провела на кухне за готовкой, в чём тут наслаждение?

— Там, в Париже, любой праздник организовывала прислуга, Рауль заказывал искусных поваров, я за все эти десять лет палец о палец не ударила, а тут я знаю, что всё это приготовила сама, под праздничное настроение, разве это не наслаждение?

— У меня никогда не было праздничного настроения.

— Ты никогда не отмечал праздников? — девушка подскочила на ноги, уставившись на меня. Я покачал головой, на что Кристин подбежала к старому патефону и опустила иглу на пластинку. Заиграла красивая мелодия, искусный музыкант ловко бегал пальцами по клавишам фортепиано. Кристин подошла ко мне и протянула руку.

— Что? — нервно спросил я, молясь, чтобы мои догадки не подтвердились.

Она потянула меня, и я неуверенно встал на ноги. Девушка положила руки мне на плечи и улыбнулась:

— Давай, потанцуй со мной.

Я сглотнул комок, подступивший к горлу. Как мне ей сказать, что я никогда раньше не танцевал и не знаю, что делать?

— Я… Я… — я беспомощно посмотрел ей в глаза и опустил голову. Господи, какая же она низкая. Кристин непонимающе подняла голову и нахмурилась:

— Эрик, ты что, никогда раньше не танцевал?

— Н-нет…

— Ну, так мы это исправим, — она улыбнулась, — положи руки мне на талию.

Я делал всё, как она говорила, меня трясло от волнения и бросало в жар, но у меня получалось! Мы кружились по комнате, пока не запыхались. Я опёрся локтем о подоконник, тяжело дыша, и взглянул на девушку. Она сияла:

— У тебя хорошо получается. Кстати, — она подпрыгнула на месте, — я кое-что вспомнила! Уже темно, зажги свечу, а я сейчас, мигом!

Сколько в ней энергии! Не дождавшись моего ответа, она сорвалась с места и побежала на кухню. Я вздохнул, зажег свечу, а когда повернулся, то Кристин уже стояла рядом, держа в руках ножку индейки.

— Смотри, мне служанка рассказывала, что в Рождество и другие священные праздники можно загадывать желания. Давай, ты тянешь за одну сторону ножки, а я за другую, и кто оторвет больший кусок, того желание исполнится! Ну же, Эрик, тяни.

Мне эта затея казалась бессмысленной, ибо никогда фортуна не поворачивалась в мою сторону. Девушка закрыла глаза, загадывая желание. Ну, раз она этого хочет, то почему бы и нет. Я загадал первое, что пришло в голову. Она открыла глаза, посмотрела на меня и с готовностью кивнула:

— Давай. Раз… Два… Три…

Секунда — и Кристин просияла:

— У меня больше! У меня больше!

Я приподнял бровь и спросил:

— И что же ты загадала?

— О, Эрик, я не могу сказать, иначе желание не исполнится. А вот ты проиграл, ты можешь.

Я покачал головой и отвернулся:

— Не скажу.

— Почемууу? — протянула она. — Эрик, давай, расскажи, мне интересно.

Девушка положила руку мне на плечо и развернула лицом к себе. Я недоуменно смотрел в её глаза, в то время как она умоляюще смотрела в мои. Что за любопытство? Какая вообще разница, что я загадал? Я могу загадать быть королем Англии, только толку-то от этого? Вдруг она коснулась ладонью моей здоровой щеки, дыхание перехватило, а сердце больно кольнуло. Она провела пальцами по моему подбородку и улыбнулась:

— Эрик, скажи?

Нет, нет, только не это! Желание, оно исполнилось против моей воли! Как опрометчиво, как глупо! Нет, конечно, я не верил, что кусок куриной ножки поспособствовал его исполнению, но произошло то, чего я так долго боялся и избегал.

— Я… Загадал…

И тут я снова превратился в монстра, в которого превращаюсь, стоит только ослабнуть хлипким преградам, загораживающим моё сердце от любви.

— Не смей ко мне больше прикасаться! — зарычал я, отталкивая её руку. — Никогда!

Девушка испуганно отшатнулась и, развернувшись, убежала на кухню. Я чувствовал себя подонком, ведь я не должен был так с ней поступать и кричать! Упав на постель, я застонал, обхватив руками голову.

Я пожелал снова любить, и, к моему ужасу, это желание исполнилось.