Переломный момент (гет)

Кристин

Я проснулась задолго до рассвета. Спать совсем не хотелось, и я просто лежала и смотрела в тёмный потолок, по которому то и дело проскальзывали блики ярких огней парка. Слева ровно дышал Эрик, и я была уверена, что в данный момент кошмары его не тревожат.

Когда рассвет, наконец, медленно вступил в свои права, я накинула халат и прошмыгнула на кухню. Там, приоткрыв окно, я высунулась по пояс и вдохнула полной грудью свежий зимний воздух. Погода сегодня просто замечательная! На улице на редкость тепло, ветра почти нет, медленно и красиво падает пушистый снег. Я улыбнулась. В такую погоду было бы просто верхом глупости сидеть дома. Я обязана вытащить Ангела на прогулку, хочет он этого или нет.

Тихо выдвинув ящичек стола, я вытащила ключи от дома, осторожно заглянула в комнату — Эрик всё ещё крепко спал, отворила дверь и выскользнула на лестницу. Меня встретили радостное зимнее утро и искрящийся на бледном солнце снег. Губы сами растянулись в улыбке. Я расправила плечи и бодрым шагом направилась к конюшне «Фантазмы». Да, Эрик не может ходить, но это не повод сидеть дома в четырёх стенах. Двери конюшни были тяжелыми, и я не без усилий смогла их раздвинуть и пробраться внутрь. Там было сумрачно и пахло сеном. Я медленно шла вдоль загонов, заглядывая внутрь и выискивая нужного коня. Наконец моё внимание привлек красивый статный жеребец — собственно, тот, ради которого я сюда пришла. Цезарь. При виде меня он фыркнул и заржал.

— Давай, — прошептала я, протянув руку к его бархатному носу, — давай, мальчик, подышим свежим воздухом.

Странно, но конь не стал пятиться и сопротивляться, словно чувствуя, что его сейчас отведут к хозяину. Я взяла его за поводья, и мы пошли к дому, где я привязала Цезаря к фонарю, а потом отправилась за Эриком.

Я думала, что его придется будить, но, к моему удивлению, он уже сидел на кровати, застегивая рубашку. Неужели всё-таки решил наведаться к доктору? Я поспешила ему помочь, но мужчина оттолкнул меня. Ну что за упрямство! Досадно простонав, я вытащила из шкафа тёплое пальто и бросила рядом с ним на постель:

— Накинешь, там холодно.

— Без тебя знаю, — он застегнул последнюю пуговицу и поднял на меня глаза, — и как мы планируем добраться до врача? Бегать, если ты заметила, я не могу.

— Это я уже продумала, от тебя требуется просто спуститься с лестницы.

Ангел поморщился от боли, опираясь всем весом на трость. Я открыла перед ним дверь, и он остановился на лестничном проеме. Четырнадцать ступенек. Ему нужно преодолеть четырнадцать ступенек. Конечно, любой скажет — что такое эти четырнадцать ступенек? Всего пару секунд — и ты уже внизу. Но не для Эрика. Он вздохнул, очень медленно опустил ногу на первую ступеньку и застонал от боли. Каждый шаг давался ему с трудом, а когда он преодолел последнюю ступеньку, то тяжело оперся на меня. Грудь его тяжело вздымалась. Я обошла Эрика и открыла перед ним дверь на улицу. Он похромал через порог и остановился, увидев Цезаря, а затем в замешательстве уставился на меня.

— Ты же шутишь, да?

— Нисколько.

Я знала, что эта идея Эрику не понравится, но другого выхода нет. Мне нужно отвести его к доктору. Но ведь не на своём горбу его тащить? Эрик далеко не Дюймовочка.

— Чёрт бы тебя побрал, женщина, — проворчал мужчина, но великодушно позволил помочь ему взобраться на жеребца. Когда он там уселся, я спросила, глядя на него снизу вверх:

— Удобно?

— На своих двоих было бы удобнее, но и так сойдет.

Я кивнула, взяла Цезаря за вожжи, и мы пошли к больнице. К тому времени поднялся ветер, и колкий замерзший снег летел мне прямо в лицо, настойчивые порывы ветра раздували сзади мой плащ, от чего идти становилось всё сложнее. Я взглянула на Ангела, он тоже пригнулся и закрывал лицо руками. Идти было недалеко, и спустя минут десять мы были на месте. Я помогла Эрику спуститься, тот с недовольством принял помощь и отошел в сторонку, опираясь на трость. Я привязала Цезаря к дереву и обернулась к Ангелу:

— Ты в порядке?

— Нет, я до сих пор считаю, что даже врач для уродов не сможет мне помочь. Лучше бы мы остались дома.

Я нахмурилась, но промолчала. Аккуратно подхватив Эрика под локоть, я вошла вместе с ним в небольшую больницу, небрежно выкрашенную в голубой цвет. Внутри было тесно, ужасно душно и отвратительно пахло медикаментами. Известка местами отвалилась, на потолке красовались желтые пятна, а темный коридор впереди нагонял страх. Вдруг кто-то опустил на моё плечо руку, и это был явно не Эрик. Я испуганно вскрикнула, резко развернулась и увидела перепуганную полненькую женщину в больничном халате бело-серого цвета:

— Тише, тише, не кричите, пожалуйста, — взмолилась она. Я выдохнула и крепче вцепилась в руку Ангела, видя, как недоуменно смотрит на меня женщина. — Простите, что испугала, но… Эта больница предназначена для… для изгоев, для уродов. Не думаю, мисс, что вам здесь место.

— Помощь нужна не мне, я пришла сюда с другом.

Я отошла в сторону, и женщина увидела Эрика, который всё это время стоял за моей спиной.

— Мистер Э.? — подняла брови она.

— Да, — хрипло ответил тот, стыдливо опустив голову. Боже мой, Эрика везде знают…

Женщина испытующе посмотрела на меня:

— Что с ним случилось?

— Его избили. На нас… на нас вчера напали в парке. Я не пострадала, а он… его сильно били ногами, — я перевела дух и продолжила: — Это было ужасно. Я вызвала врача из города, но он пришел и только нагрубил нам, ничем не помог. Толку от этого не было, поэтому мы пришли сюда.

— Вас сейчас примут, — кивнула женщина и сразу же куда-то ушла.

Я ободряюще стиснула локоть Эрика. Всё будет хорошо, я знаю это. Эрик молчал, и мы с ним медленно двинулись вперед по коридору, пока не увидели старые изорванные и пыльные кресла. В любой другой ситуации я бы побрезговала в них садиться, но Ангел больше не мог стоять, ему обязательно нужно присесть. Он тоже согласился со мной, неохотно принимая помощь.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросила я, поглаживая его плечо.

— А ты как думаешь? Ноги просто горят от боли.

— Доктор сделает всё, чтобы помочь тебе.

Мне было больно за своего Ангела. Он так побледнел от мучений, что, видимо, не имел сил даже на то, чтобы со мной спорить.

Дверь напротив скрипнула и отворилась. Я подняла голову и увидела пожилого мужчину в белом халате. Его волосы были пепельно-белые будто снег, очки отражали свет скудной перегорающей лампы, свисающей с потолка прямо над нами, и вся аура, окружавшая этого человека, говорила сама по себе, что он — врач.

— Мистер Э., — улыбнулся тот. Странно, но это дружелюбное и располагающее к себе лицо сразу внушало доверие. По его глазам было видно, что он мудрый человек, который никогда не нагрубит и не бросит своего пациента в беде, как это сделал тот гадкий врач из города. — Я доктор Макграт.

Я кивнула и улыбнулась ему:

— Очень приятно. Сэр. Меня зовут Кристин, а это…

— Легендарный мистер Э., создатель великой «Фантазмы». Человек, талантом и музыкой которого восхищаются многие, ведь он воздвиг на ранее заброшенном пустыре такое сооружение, в которое теперь съезжаются со всего мира.

Эрик густо покраснел и пробормотал:

— Давайте уже приступим.

— Да-да, конечно, проходите, — врач открыл перед нами двери в свой кабинет. — Присаживайтесь на кушетку, пожалуйста. Моя медсестра рассказала, что с вами произошло. Подворачивайте штанины, мне нужно взглянуть на ваши ноги.

Я помогла Эрику сесть и сама подвернула брюки. Врач в это время вымыл руки, надел перчатки и подошел к нам. Он склонился над ногами моего Ангела и, поджав губы, пробормотал:

— Это ужасно. Как же это так получилось?

— На его ногах в это время были скобы, — поведала я, — когда его били по ногам, они все глубже входили в кожу. Скобы превратились в груду железа, их уже не соберешь.

— Я выдам ему новые. Это, конечно, будет проблемно, но мы поставим его на ноги. Вы у нас, мистер Э., еще побегаете. Кристин, пожалуйста, выйдите на пару минут.

Я кивнула и вышла в коридор. Сердце пело от радости — Эрик еще сможет ходить! Пять минут, десять, пятнадцать, а он все не выходил. Я ходила из стороны в сторону, прикусывая губу. Наконец двери открылись, и темный коридор осветила полоска яркого света из кабинета врача. Я подлетела к Ангелу. По тяжести его шагов я поняла, что доктор уже закрепил на нем скобы. В руках Эрик держал какие-то лекарства.

— Ну, что сказал врач?

— Сказал, что нужно больше есть, что у меня запущенная анорексия.

— А лекарства от чего?

— Обезболивающие и от лихорадки.

Мы вышли на улицу. Я помогла Ангелу забраться на Цезаря и уже собиралась вести всю эту процессию домой, но Эрик вдруг сказал:

— Мне нужно в мою мастерскую.

Я нахмурилась. Нет, он и так многое перенес сегодня. Начнем с того, что ему вообще не положено ходить, а он проделал такой путь! У него просто не останется сил, а он в мастерскую к себе собрался! Ну, уж нет.

— Нет, Эрик, ты устал. Хватит с тебя на сегодня. Мы едем домой.

Но я не учла того, что Эрик — жуткий упрямец. Мужчина со злостью вырвал у меня из рук вожжи, шлепнул Цезаря и понесся по тротуару в сторону мастерской. Я кричала ему вслед, а потом сорвалась на бег и бежала, едва не падая на скользкой дорожке. Легкие горели, я жадно хватала ртом воздух, но не останавливалась. Когда я, тяжело дыша, достигла небольшой коморки, именуемой мастерской, Эрик уже спешился и стоял, гладя жеребца по вытянутой морде.

— Быстро бегаешь, — усмехнулся Ангел. Я была вне себя от ярости. Что за детский сад?! Меня трясло. Все это время я стойко выдерживала его выходки, молчала, хоть внутри бушевал ураган, но не сейчас. С меня хватит! Я ему не девчонка, чтобы бегать за ним по всему парку! Размахнувшись, я со всей силы влепила ему громкую пощечину. Ухмылка разом смылась с его самодовольного лица, он явно не ожидал такого поворота.

— Не смей больше так никогда делать! Несколько раз я едва не расшибла голову о скользкий лед! Не жалеешь себя, то хоть обо мне подумай!

Ох, кажется, он тоже разозлился. Он привязал коня к столбу и развернулся ко мне. Его щека покраснела, а глаза горели неистовым огнем. Но потом он сказал то, чего я ждала меньше всего. Да, я ждала громкой тирады с руганью и криками, но он только виновато опустил голову:

— Ты права, я не должен был так поступать. Я бываю таким эгоистом. Мне очень жаль, прости.

Я задохнулась от удивления и почувствовала угрызения совести. Не надо мне было бить его! И о чем я только думала? ..

— Ладно, ты меня тоже извини. Раз уж мы здесь, то скорее делай свои дела в мастерской. Нам еще нужно заскочить в овощную лавку.

— Я зайду на пару минут, мне нужно просто кое-что взять.

Ангел открыл передо мной дверь, пропуская внутрь. Я вошла, дотянулась до выключателя и восхищенно ахнула, когда помещение залилось светом. Все, от пола до потолка, было уставлено книгами, тысячами, нет, миллионами книг! Эрик обошел меня и скрылся за стеллажами. Я думала, тут будут какие-то инструменты, верстаки, но никак не книги.

— Боже мой, — присвистнула я, — как много книг!

— Ну, надо же мне где-то их хранить, вот и расчистил старую мастерскую покойного столяра.

— И ты все это прочитал? — у меня от изумления распахнулся рот.

— Что мне еще оставалось делать в подвале Оперы? Да и эти последние десять лет не были самыми разнообразными. Каждый день я читал по книге, зачитываясь иногда до глубокой ночи. Я всегда был один, а книги составляли мне компанию. Идем, я кое-что тебе покажу.

Заинтригованная, я поспешила за Эриком между громадными полками. Мы остановились у неприметного стеллажа, Ангел потянулся и вытащил наполовину толстый том с бордовым корешком. В это мгновение стена за нами заходила ходуном, я в ужасе отшатнулась и увидела, как она раздвигается в разные стороны, образовывая небольшой проход.

Неуверенно взглянув на ангела, я увидела, как он кивнул, будто подначивая меня — давай, мол, загляни. Сделав пару шагов, я переступила через порог и снова замерла от восхищения. Никогда я не была в такой огромной комнате, как эта. Посреди нее на небольшом столике стоит макет «Фантазмы» со всеми деталями, возле стены — обитый богатой тканью диванчик, над которым висит большая картина маслом в золотой рамке. Я. Во весь рост. Это же мой первый дебют на сцене. Где он взял ее? Заказал? Или сам написал? Какая красота…

Эрик смутился и отвернулся, делая вид, что заинтересовался чем-то другим. Да, эта комната очень красива. Рассматривая разные диковинки и вещи, которые я в жизни не видела, я не сразу, но заметила что-то такое в углу комнаты, что привлекло мой взгляд. Пробравшись поближе, я снова ощутила, как чувство ностальгии по прошедшим временам заполняет меня. Пластмассовый макет. Стоит себе и смотрит в никуда пустыми глазницами. И это я. Неужели это тот, который был тогда под Оперой? Но нет, не может быть. Наверное, новый. И он сам его сделал. С любовью.

— Как красиво, — улыбнулась я, сглатывая ком в горле. Чтобы не выдать своих чувств, я отвернулась и заметила маленькие фигурки людей. Они выглядели как живые, только очень маленькие, величиной с ноготь. Эрик, заметив, куда я смотрю, резко подался вперед и закрыл их спиной.

— Не смотри.

— Почему? — я недоуменно поднимаю брови.

— Я сам их вырезал. Мне неловко, что их разглядывают… Поэтому я храню их тут, чтобы никто не видел.

Сам вырезал? Из дерева? Мне стало так любопытно, что я оттолкнула Эрика и опустилась пониже. Вот стоит мужичок в зеленой фланелевой рубашке, щурясь, наверное, от солнца.

— Кто это?

Эрик вздохнул, поняв, что я так просто не отстану.

— Нэйтон, продавец хот-догов.

Я припоминаю свои первые деньки на Кони-Айленд и киваю:

— Похож!

Эрик пожал плечами и отошел в сторону, ища что-то на полках. Я же с восторгом разглядывала человечков. Вдруг мое внимание привлекла белая неприметная церковь поодаль от «Фантазмы». Я заглянула внутрь и увидела там еще две фигурки возле алтаря, держащиеся за руки. С нескрываемым удивлением я узнала в одной из них Эрика, а в другой себя! Осторожно, стараясь ничего не задеть, я достала свою миниатюрную копию и повертела ее в руке. Красивая работа, очень похожа на меня. Всё, вплоть до родинки.

— Ты и меня вырезал, — восторженно воскликнула я. Ангел обернулся и, заметив, что я держу в руках, выронил целую стопку книг, а потом в мгновение ока подлетел ко мне и выхватил фигурку.

— Я же велел тебе не смотреть!

— Но, Эрик, в этом нет ничего такого.

Он промолчал, поставив фигурку на свое место в церкви.

— Это не просто макет «Фантазмы», Кристин, — судорожно вздохнул Ангел, — это моя жизнь. Тут все то, о чем я когда-либо мечтал.

— Но почему церковь за пределами «Фантазмы»?

— Потому что… потому что я хотел построить ее именно для тебя. Я помню, как ты любила молиться, как много это для тебя значило. Не знаю почему, но я ждал твоего возвращения, я надеялся, что ты придешь ко мне, поймешь, какую ошибку совершила, а потом… потом мы поженимся в этой церкви.

Я слушала его, а сердце выбивало бешеные ритмы.

— Глупо, верно? — он грустно улыбается.

Я прикусила губу, не отрывая глаз от церкви. Он ждал меня, ждал! Не знаю, как он представлял себе, что я брошу Париж и отыщу его на Кони-Айленд, но он не переставал надеяться, что в один дождливый день встретит меня. А я-то думала, что он меня забыл. Церковь. Он помнил, как я бегала каждый вечер, молясь и взывая к отцу. Помнил…

— Это не глупо, — запоздало ответила я. Ангел уже сидел за столом, разглядывая какие-то документы. Рядом стояла небольшая коробка, из которой виднелось что-то красивое. Я подошла поближе и увидела разноцветные гирлянды.

— Эрик, — позвала я, — что это?

Ангел оторвался от работы и вздохнул:

— Рождественские украшения. Я хотел провести открытие «Фантазмы» под Рождество, хотел украсить все разноцветными огнями и лентами, но тогда поднялась такая буря, что ничего не было видно. Я принес коробку сюда, да так и забыл о ней.

— Но ведь не каждое Рождество бураны. Почему ты на следующее не украсил парк?

— Решил, что это глупая трата времени.

Я опустила глаза на коробку и вытянула длинную гирлянду:

— Может, украсим квартиру на Рождество?

— Как хочешь.

Я побродила по комнате, разглядывая книги и ожидая Эрика. Наконец он отложил бумаги в стол и сказал:

— Теперь можно идти.

Я кивнула, подхватила коробку, дождалась, пока Эрик закроет мастерскую, и хотела, было, помочь ему забраться на Цезаря, но он мне не позволил.

— Я в порядке.

Он и правда без особых усилий уселся на коня, и я, отвязав Цезаря, повела его к дому. Идти было тяжело, я поскальзывалась на ровном месте и едва не расшиблась, когда услышала сверху голос Эрика:

— Кристин, может, тоже поедешь верхом, пока ногу не сломала?

Очень любезно с его стороны.

— Хорошо.

Эрик протянул мне руку, и я ловко очутилась впереди него, тогда как Эрик сидел сзади. Когда Цезарь поскакал галопом, Эрик от неожиданности подался вперед и обхватил меня руками. Я ахнула, чуть не рухнув вниз, хорошо еще, что успела уцепиться за шею жеребца.

Ангел смутился, тут же отпустил меня и залился краской:

— Прости, я… я случайно.

— Ничего, держись, я не возражаю, не то свалишься.

— Правда? Можно?

Я кивнула:

— Что тут такого? Конечно, можно.

Я почувствовала, как его руки обнимают меня за талию. Нет, конечно, ему просто нужно было за что-то держаться, чтобы не упасть, но он так осторожно меня держал, что приятная дрожь пробежала по всему телу.

К моему сожалению, добрались мы достаточно быстро, и я вздохнула, когда Эрик отстранился. Так бы и сидела вечность… Проводив его до квартиры, я отвела Цезаря в конюшню, накормила его и закрыла стойло.

Возвращаясь обратно, я попала в самую вьюгу. Жестокий зимний ветер хлестал меня по лицу, бросая в глаза хлопья замерзшего снега и сбивая с ног яростными порывами. Я бегом добежала до дома и облегченно вздохнула, когда метель осталась за дверью, ведь в квартире меня ждет потрескивающий жаркий камин. Скинув пальто, я заметила, что Эрик сидит в кресле у огня, не отрывая глаз от языков пламени.

— Я думала, ты ляжешь спать.

— Не спится.

Пожав плечами, я пошла к коробке с украшениями, намереваясь придать квартирке праздничное настроение. Но столько тут всего непонятного…

— Эрик, ты не мог бы мне помочь? Тут так много всего, я запутаюсь.

Я выудила красивый рождественский венок и повесила его над дверью. На окна наклеила красивые наклейки-снежинки. Смотрелось очень здорово, интересно, где Эрик их достал? Они так и искрятся.

— Зачем? Я буду только мешаться.

Мне было немного одиноко одной готовиться к такому светлому празднику. Я увидела в коробке странное растение, на котором висела пара странных ягод. Я нахмурилась. Живое растение? Я поднесла его к лицу и понюхала. Пахло приятно, даже очень.

Вдруг Эрик схватил меня за руку и бросил растение обратно в коробку:

— Что ты, черт возьми, делаешь? — спросил он, уставившись на меня.

— Что? Ничего, я…

— Они ядовиты!

— Тогда что они делают в коробке?

Я подняла глаза на Эрика. Он стоял так близко, что я могла чувствовать его дыхание. Мята… Он все еще держал меня за руку, и я чувствовала его бешеный пульс.

— Ты… Ты не знаешь что это? — спросил он, приподняв бровь.

— Нет.

— Это омела.

Эрик достал ядовитое растение, перевязанное лентой, из коробки, и, потянувшись, повесил его на люстру.

— И что в ней такого? Расскажи.

— Согласно скандинавской мифологии, однажды мудрому и храброму богу Бальдру была предсказана насильственная смерть. Его мать богиня Фригг взяла клятву со всех живых и неживых существ, со всех растений, растущих в воде и на земле, что они не причинят вреда её сыну. Только с ничтожной омелы, растущей на ветвях деревьев, забыла она взять эту клятву. Бальдр стал неуязвимым для любого оружия, и боги порой забавлялись стрельбой в него, которая не могла причинить ему вреда. Но злой и коварный бог Локи изготовил из прутика омелы смертоносную стрелу и незаметно подложил её в такой момент слепому богу Хёду. Выстрелил бог Хёд — и убил Бальдра… Но боги сжалились над безутешной матерью и воскресили его. От радости Фригг стала целовать всех, кого встречала под белыми ягодами омелы, выросшими из её слёз. С тех пор считается, что омела дарит жизнь и исцеляет от болезней, а поцелуй под омелой является залогом всепобеждающей любви.

Я слушала, затаив дыхание. Надо же, откуда Эрик столько знает, а я раньше и не слышала об омеле. Я смотрела на красивую ветвь омелы, красивую и до смерти ядовитую. Неужели и правда есть традиция целоваться под омелой? Поразительно. С трудом оторвав от нее взгляд, я спросила:

— Ты собираешься сегодня ужинать или опять голодаешь?

— Пожалуй, поужинаю.

Я улыбнулась. Мне кажется или Эрик начинает меняться? С того времени, как я впервые приехала сюда, он стал терпимее, более разговорчивее и снисходительнее. Неужели лед в его сердце начинает таять?

Этим вечером мы ужинали не как обычно, на кухне, а около камина. Я пододвинула кофейный столик поближе, и мы просто сидели у огня, ели жареную картошку и болтали. Ангел выздоравливал на глазах, его больше не знобило и не бросало в жар, а это хороший признак.

— Тебе лучше?

— Лихорадка прошла, но ноги… Я никак не могу привыкнуть к новым скобам, я так привязался к старым.

— Ничего, ты и к старым не сразу привык, верно?

Когда ужин был съеден, я быстро помыла посуду, а когда вернулась в комнату, вытирая мокрые руки полотенцем, то сказала:

— Ложись спать, Эрик, ты сегодня, должно быть, очень вымотался.

Ангел кивнул:

— Да, а ты не присоединишься?

Этот вопрос застал меня врасплох. Он хочет, чтобы я снова легла рядом? Но вчера он долго ворчал, прежде чем уснуть. Я думала, что ему не комфортно.

— Хм. Да… Через пару минут. Тебе помочь приготовиться ко сну?

— Да нет, сам справлюсь, но если ты придешь и найдешь меня распластанным на полу, то тогда помощь не помешает.

Я улыбнулась и вернулась на кухню. Наспех протерев посуду, я поставила ее в шкаф, потушила свечу, а когда вошла в комнату, Эрик уже был в своей ночной рубашке, он сидел на кровати и массировал больные колени.

— Болят? — сочувственно спросила я, юркнув под одеяло.

— Да, но не так сильно, как раньше.

Он оперся спиной о стену и внимательно посмотрел на меня. Я нервно заправила спавший на глаза локон за ухо. Почему он так смотрит? Что-то не так? Он смотрел мне в глаза, задумавшись о чем-то. Мурашки пробежали по коже… Я тоже взглянула на него. Красивые золотисто-желтые глаза, такого оттенка я никогда в жизни не видела. Хотя… если припомнить, они напоминают мед. Такие же теплые, завораживающие, золотистые. Глаза Эрика. Неповторимые глаза.

— Эрик?

Он словно очнулся, опустил глаза и пробормотал:

— Прости.

— Ничего страшного.

Он опустил голову на подушку и робко позвал:

— Иди сюда.

Сердце забилось сильнее. Эрик? Это вообще он? Я думала, что он боится меня как огня. Неужели я завоевала его доверие? Быстро, словно он мог передумать в любую секунду, я придвинулась поближе, опустила голову ему на грудь и улыбнулась. Как же это приятно просто лежать с человеком…

С Раулем было не так. Мы спали так, будто были в паре километров друг от друга, хотя нас отделяло всего несколько сантиметров. Мне всегда казалось, что между нами словно проложена незримая стена. Не считая, конечно, моментов, когда он приходил пьяный и буквально срывал с меня одежду. Но даже после такой близости он умудрялся снова перекатываться на свою сторону кровати. Это было так… бесчувственно.

А сейчас, просто лежа рядом со своим Ангелом, я чувствую такую нежность… Вдруг, под гнетом всех этих чувств, я, сама того не ожидая, чуть приподнялась. Эрик повернул голову и посмотрел на меня, а я, поддавшись эмоциям, вдруг поцеловала его. С жаром, с чувством. Со страстью. Поцеловала так, как никогда не целовала Рауля. Ангел явно не ожидал такого поворота, он замер на мгновение, а потом отстранился и вжался в стенку, испуганно глядя на меня. И тут понимание всего обрушилось на мою глупую голову. Он только начал мне доверять как хорошему другу, а я все испортила, я напугала его!

— Ох, — только и могла выдавить я, краснея от стыда, — прости, прости меня, пожалуйста…

Он выдержал паузу, будто обдумывая случившееся, но потом коротко кивнул:

— Ничего. С-спокойной ночи, Кристин. Потуши свечу.

Казалось, даже мои пятки покраснели. Вот я дура! Потушив свечу, я повернулась на другой бок, кляня себя во всем. Черт бы меня побрал! Нашла время! Вдруг до меня донесся еле слышный шепот, и я замерла, боясь дышать:

— Мой ангел…

Я выдохнула. Он назвал меня ангелом? Боже, боже мой! Он не называл меня так с тех самых пор, когда пел мне в Опере, когда еще не было Рауля, не было всех этих препятствий, когда он по-настоящему был счастлив. Неужели после этого поцелуя ледяная преграда в его сердце рухнула? Но тогда почему он испугался? Так или иначе, он все еще что-то чувствует ко мне, и если не любовь, то хотя бы привязанность, а это уже что-то.

Раздумывая так, я заснула с улыбкой на губах.