Для того, кто умел верить... (гет)

Утром первого сентября Энтони Джонс проснулся в непривычной тишине. В коттедже "Ракушка" остались только он сам, Ноэль Черрингтон, Фред, миссис Уизли и тётушка Мюриэль. Миссис Уизли должна была покинуть коттедж днём, когда точно — неизвестно; перспектива остаться с тётушкой Мюриэль наедине была не из приятных, но по сравнению с той участью, которую правительство готовило Энтони и ему подобным, — ничего страшного.

Тётушка Мюриэль была и грозной, и вздорной, и сердитой, и склонной раздражаться по пустякам. Ноэль глядел на неё с ужасом, и когда Энтони впервые это отметил, в его сердце шевельнулось что-то вроде тёплого чувства к этому мальчишке. Энтони дал себе слово, что постарается быть с ним сегодня по возможности милым. Сам юный мистер Джонс не боялся этой дамы, подразнить её было бы, пожалуй, даже забавно...

Один момент, связанный с этой особой, запомнился Энтони надолго. Все Уизли — а их тут было очень много — звали старушку "тётушкой Мюриэль", и это обращение невольно подхватывали все. Накануне её так назвал полный седой дяденька, который, как выяснилось позднее, некогда учился вместе с ней в одном классе; она побагровела, но смолчала, а затем это "тётушка" сорвалось с языка у самого Энтони.

— Совсем оборзели! — воскликнула она. — Я что, прихожусь тёткой всему вашему Ордену!?

— Я думаю, это можно считать честью, — возразил Билл Уизли. Тётка нахохлилась и замолчала.

Вспомнив об этом, Энтони окончательно проснулся; он приподнялся на локте, оглядывая уютную комнатку с ракушками по стенам и морским пейзажем за круглым окном, под которым стоял письменный стол, заваленный книгами; на прикроватном столике, поменьше, стоял поднос с великолепным завтраком: яичница с беконом, бутерброды, чай, свежие булочки с маслом, ароматное яблоко с румяным бочком... Соблазнительные ароматы, пробудив аппетит, заставили Энтони окончательно проснуться.

Покончив с завтраком, Энтони, верный своему решению вести себя хорошо, добровольно поплескался в умывальнике; тут в дверь постучали, он крикнул: "ага!", и на пороге показалась миссис Уизли:

— Доброе утро, Энтони! Да ты ранняя пташка! Молодец. Я буду в кухне, если что-нибудь нужно; у меня там важное зелье стоит... Будь добр, солнышко, зайди к Фреду: он тоже проснулся, но не в духе, а твоё общество на него так хорошо действует...

Она ушла к своему зелью, а Энтони отправился к Фреду; тот лежал, отвернувшись к стене, и на столике у него стоял нетронутый завтрак.

— Привет, Фред, — немного неуверенно произнёс мальчик, замявшись на пороге.

Фред обернулся и кивнул; его нахмуренный лоб разгладился, а упрямо сжатые губы тронуло подобие улыбки.

— Знаешь, — произнёс Фред, — самое противное — это валяться без сил, когда другие делают дело.

Энтони вздохнул, разводя руками. Что-то сегодня делалось, о чём ему не надо было знать.

— Ты скоро выздоровеешь, — сказал он, и вдруг почувствовав, что его увещания звучат как-то не так, добавил: — А расскажи мне про квиддич!

Фред уселся на постели и взмахнул палочкой, притягивая к себе поднос с едой.

— Ну, шлушай... — начал парень, жуя бутерброд, — жолотой шнич...

После завтрака Фред принял заживляющее зелье, от которого его клонило в сон, и Энтони оставалось только тихонько выбраться из комнаты. В начале разговора его не очень интересовал квиддич, вопрос был задан ради Фреда, но теперь Энтони действительно немножко захотелось научиться летать и получить место в команде. И увидеть Хогвартс. И этого замечательного комментатора Ли Джордана, который был бы сейчас как раз кстати — идеальный ведущий для "Поттеровского дозора". Да и самого Гарри Поттера повидать бы...

"Хороший парень, настоящий. Скромняга. Ничуть носа не задирает, наоборот. И вообще он как родной". Где он, этот таинственный юноша — знаменитость из легенды?

"Он ещё вернётся и задаст жару. Я в него верю. Мы все верим. У него удача — второе имя. Он вывезет! Ну и наши с ним — не подведут!"

Голос Фреда звучал в памяти Энтони, и ему уже не так хотелось уезжать в Чехию. Вот бы стать студентом Хогвартса — с факультета Гриффиндор! Но делать нечего. Жизнь — сложная штука.

Энтони проскользнул мимо комнаты Ноэля и заглянул в приоткрытую дверь. Мальчик сидел на кровати, к которой был придвинут стол, и увлечённо рисовал, высунув от усердия язык. Энтони тихонько прокрался мимо, спустился по лестнице и подошёл к кухне; оттуда доносились голоса миссис Уизли и тётушки Мюриэль — и беседу они вели отнюдь не мирную!

Энтони ретировался, свернув в какой-то закоулок этого странного дома, изнутри казавшегося гораздо больше, чем снаружи; оглядевшись, он обнаружил шкаф со стеклянными дверцами, набитый разными горшочками, баночками и скляночками, а за ним — округлую полуоткрытую дверь.

Эта приоткрытая дверь манила, и Энтони тихонько отворил её, чтобы увидеть обычную кладовку с кучей полочек, ящичков, банок с соленьями, шваброй и метлой в углу. Единственной необычной, волшебной вещью были… часы, ну да, напольные часы. Только стрелок там было гораздо больше двух, и каждая заканчивалась портретом кого-то из семьи Уизли, а вместо цифр на циферблате красовались пометки: «дома», «на работе», «в пути домой» и тому подобное. Но все стрелки сгрудились возле одной-единственной записи.

«В смертельной опасности».

Энтони ахнул, разобрав эту надпись, и подпрыгнул от неожиданности, услышав за спиной ответный вздох. Оказывается, пока он изучал кладовку, в коридор вышла миссис Уизли; мальчик испугался, что сейчас его отругают за неуместное любопытство, но ничего подобного не произошло.

— Они уже давно такие, — грустно объяснила Молли, — Это мои часы. Родители подарили нам с Артуром на свадьбу… с каждым новым членом семьи прибавляется стрелка.

— Здорово, — сказал Энтони, — Сколько в волшебном мире шикарных штуковин!

Миссис Уизли задумчиво кивнула.

— Знаешь, в школе… я всегда любила первокурсников из магглов. Они были такие… смотрели на всё с таким восхищением. Для нас-то оно дело привычное, сам понимаешь; а они так всему удивлялись и радовались. Разве это не чудесно?

— Ага… — Энтони хотел ещё спросить про школу, но Молли вдруг нахмурилась и заторопилась.

— Что ж я тут стою? У меня ещё много дела сегодня. А ты-то что тут потерял? Разве тебе заняться нечем?

Энтони смущённо отвернулся.

— Ну… мисс Корнер оставила мне книги и учебники, сказала, что я разберусь, а что непонятно, она потом может объяснить… но…

— Но тебе всё непонятно?

— Ну-у… а можно я помогу вам, миссис Уизли?.. Я что угодно могу, правда.

Молли удивлённо взглянула на мальчишку.

— Что ж… спасибо тебе, Энтони. Тем более что я уже прогнала с кухни тётушку Мюриэль.

Они провели вместе чудесный час, во время которого Энтони гораздо больше сидел на табуретке за кухонным столом и уплетал устричное печенье, чем оказывал какую-либо помощь миссис Уизли. Иногда ей требовалось передать что-нибудь из нарезанных и разложенных по мисочкам ингредиентов, а однажды он даже помешал зелье в кастрюле, пока миссис Уизли ходила наверх, к Ноэлю, проверить, всё ли у него в порядке, и отнести ему печенья (не устричного — сахарного) и молока.

Но по большей части Энтони просто слушал миссис Уизли, которая болтала о Хогвартсе, Косой аллее, магазине мадам Малкин и кафе-мороженом Фортескью, периодически замолкая на полуслове и забывая обычные слова.

А потом на миниатюрном портрете под потолком появилась старомодная дама и что-то сказала миссис Уизли; та погасила огонь под своим варевом и торопливо сбросила цветастый передник.

— Энтони, дружочек, обед и ужин... к ужину-то я вернусь, но мало ли... вот здесь, в шкафчике всё, видишь? Всё горячее и свежее. Ступай к Фреду и Ноэлю. Тётушка Мюриэль будет вязать в гостиной, пока вы её не позовёте. Ну, давай! Мне пора, — и она ласково потерпала его по голове, а затем убежала попрощаться с сыном и Ноэлем. Меньше минуты — и никакой миссис Уизли нет и в помине.

Коттедж окончательно затих и замер. Так всегда бывает, когда мамы уходят — стоит им ступить за порог, как всё останавливается; не льётся нигде вода, не звенит посуда.

Время потянулось — длинное, вязкое, тягучее. Фред ковырялся с радиоприёмником, в котором опять что-то разладилось, Ноэль рисовал и что-то вырезал из бумаги, тётушка Мюриэль стучала спицами, вывязывая ядовито-зелёный шарф с таким сердитым видом, что Энтони заподозрил, уж не приклеила ли её миссис Уизли каким-нибудь хитроумным заклинанием к дивану; эта догадка подтверждалась тем, что обед для тётушки стоял на столике неподалёку.

Мальчишки уничтожили почти все запасы еды, оставленной им миссис Уизли — хотя поначалу Энтони казалось, что там хватит на целую неделю и им ни за что не справиться с таким количеством снеди. Фред выучил Энтони играть в волшебные шахматы (Ноэль оказался к шахматам не способен), и они играли партию за партией.

Казалось, день никогда не кончится — но вот над коттеджем "Ракушка" начали сгущаться светлые осенние сумерки. Вернулась миссис Уизли, вместе с ней Флёр, в присутствии которой Энтони смущался, и прихрамывающий Билл — хозяева "Ракушки"; в комнату к Фреду забежал Джордж, а потом снова куда-то исчез, хлопнув входной дверью.

Дом ожил, завертелся, зашумел, и Энтони почувствовал себя немного потерянным в этой толпе. Но вот кто-то позвал его, он спустился в кухню и на миг остановился на пороге. Миссис Уизли и Флёр над чем-то хлопотали, переговариваясь тихо и коротко; мисс Корнер сидела за столом, а рядом с ней пристроился покинувший свою комнатку Ноэль Черрингтон.

Милисента подняла голову и встретилась с Энтони взглядом; она улыбнулась и подозвала его жестом, но вместо того, чтобы приблизиться, Энтони резко развернулся и убежал. Он быстро пронёсся по лестнице, вбежал в свою комнатку, захлопнув дверь, и рухнул ничком на кровать.

До него дошло, дошло наконец, чему он был свидетелем последние сутки. Он понял всё: и досаду Фреда, и глубоко запрятанное волнение миссис Уизли, и тишину в обезлюдевшем коттедже, и мисс Корнер, замершую у круглого окна в узком коридоре.

Они знали. Они знали, что сегодня будет сражение, и Фред проклинал свою беспомощность, и миссис Уизли боялась и переживала, а мисс Корнер прощалась с жизнью, понимая, что завтра кто-то должен умереть и, возможно, это будет она.

Энтони прерывисто вздохнул, раздираемый бурными, противоречивыми чувствами; он злился, он ненавидел себя за то, что был так мал и ничего не мог сделать, не мог ни отомстить, ни защитить, ни… да ничего он не мог! Вообще ничего! Он, Энтони Джонс, знаток военной техники, для своего возраста блестяще разбирающийся в танках, вертолётах и истребителях, давным-давно решивший стать военным, не мог ничего. Сколько раз в мечтах он побеждал всех своих врагов тем или иным хитроумным способом! Совсем как в кино… Но напавших на его семью тёмных магов уничтожил похожий на девчонку малыш Ноэль, а в сражениях участвовали женщины, ничем не примечательные с виду. Ах, как он завидовал способности Ноэля перебить противников одним махом! Его совсем не трогал тот факт, что после этой сокрушительной победы названый братец упал замертво и лежал так чуть ли не сутки. Зато все с ним носились!

С ним вечно все носились. Аж противно! И мама была от него без ума. Такой воспитанный, добрый мальчик! К тому же талантливый! Тьфу, тошно! Энтони дико ревновал. Им с мамой вдвоём так славно жилось. Зачем ей понадобился этот Джон Черрингтон? И если «дядю Джона» Энтони ещё мог переварить, то его племянничка… нет, нет и нет!

А теперь у него не было мамы, и некому было прийти к нему, утешать и уговаривать. Пусть бы лучше она нянчилась с этим Ноэлем, пусть бы… пусть бы даже они с Джоном завели им младшую сестрёнку, чтоб она пищала день и ночь, только… была бы она жива, жива!

Но теперь Энтони Джонс — сирота, никому не нужный. Он уткнулся носом в подушку и зажмурился, но по щеке всё равно скатилась предательская слеза.

— Энтони? — обеспокоенный голос донёсся из-за двери, и мальчик сердито повернулся на кровати. Мисс Корнер… и чего она за ним бегает? Делать больше нечего? Не могут оставить человека в покое!

В глубине души ему хотелось, чтобы за ним побегали.

— Энтони!

Он только засопел в ответ.

— Энтони Джонс, если ты опять собираешься убегать в холмы, я больше не стану с тобой миндальничать.

Мальчик ухмыльнулся. Оказывается, тот выматывающий урок одного заклинания являлся «миндальничаньем»! Пройдёт несколько лет, прежде чем он поймёт, что так оно и было…

— Энтони, я очень устала. Имей совесть, открой дверь!

Он неохотно слез с кровати и открыл дверь, вдруг вспомнив, что и заперта-то она не была; мисс Корнер, видимо, опиравшаяся о косяк, влетела в комнату и едва не запнулась о стул, находившийся, строго говоря, не совсем на траектории её полёта. Схватившись за высокую спинку стула, она как-то неловко опустилась на него и взглянула на замершего перед ней паренька.

— Что стряслось, Энтони?

А он глядел на неё с изумлением — в первый момент ему не бросилось в глаза, как она там выглядела, но теперь... Ему случалось слышать, будто человек может похудеть за одну ночь, но видеть — видеть не приходилось. Она казалась не просто усталой, а смертельно больной. Страшная догадка поразила Энтони, и ему стало стыдно за то, что он заставил мисс Корнер бегать за ним.

— Вы были ранены?

— О, нет, — она улыбнулась. — По технике безопасности, рекомендуется трансгрессировать не более пяти раз за сутки, а пользоваться порталом — не более трёх раз. Ну, а я…

Свою первую и единственную трансгрессию мальчик помнил плохо. Мир сжался, сам Энтони тоже будто сжался, и вот — он уже в другом месте, где-то далеко. Это ему не повредило, но если сделать больше пяти таких прыжков в пространстве…

— А вы?..

— А я не считала. Это не смертельно, пройдёт. Но повторять не рекомендую.

Она считала. Многое зависело от этих подсчётов, не в последнюю очередь — её собственный душевный покой. Но Милисенте не хотелось повторять Энтони эти цифры, за которые, будь они на иной войне, её упомянули бы в донесении и, возможно, вручили бы медаль. Впрочем, ей не хотелось также, чтобы люди, планировавшие операцию, выглядели в глазах Энтони жестокими или глупыми.

— Так не должно было… это не было запланировано. Но, знаешь, такие вещи никогда не идут по плану.

Энтони не знал. Он много чего мог рассказать про военную технику и различия в вооружениях разных стран, а вот этот момент — про планы, — как-то ускользнул от него.

— Так что у тебя случилось?

Она ещё спрашивает!

— Вот… вот вырасту, вырасту большим и сильным, и… — он замолчал, почувствовав, как тонко и по-детски звучит его голос.

— Ты уже сильный, Энтони, — мягко произнесла мисс Корнер.

— Но я ничего не могу!

— Можешь. Кто этой ночью выслушивал мои воспоминания?.. Кто помогал миссис Уизли, сходившей здесь с ума, кто занимал Фреда?..

Энтони нетерпеливо двинул плечом.

— Этого мало… я хочу делать что-то большое!

— И ты будешь, — её голос звучал устало и глухо, но от этого ещё более уверенно, — Скоро ты поступишь в волшебную школу. И когда законы трансфигурации покажутся тебе скучными, чары не выйдут с первого раза, а гонять мяч во дворе захочется гораздо сильнее, чем учить уроки… вот тогда ты вспомнишь, что ради этого… чтобы ты учился магии… кто-то погиб. А твоё боевое задание — жить.

— А… а кто-то погиб?

— Да.

— Кто?

— Ты не знал этих людей. Да и… я тоже.

За окном тихонько шумел ветер. С кухни доносились голоса. Всё это было так мирно, так непохоже на войну! А она шла — совсем рядом.

Нет, мисс Корнер не знала ни Мэрит Фигг, ни Эрнеста Дингла, с которыми должна была разделить миссию по перемещению магглорождённых детей и их родителей в Убежище. Эрнест был убит на месте, а сражённая проклятием Мэрит умерла часом позже — там, в доме, куда Милисента её перенесла. Были и другие потери.

Но мисс Корнер выполнила работу за троих, и теперь расплачивалась, борясь с приступами тошноты и головной боли. Зелье из аптечки Флёр, конечно, давно облегчило её страдания. Ещё недавно мысль о том, чтобы просто принять вертикальное положение, казалась ей дикой; теперь же она могла ходить и разговаривать, но пробежка вверх по лестнице была определённо лишней.

Приоткрытая дверь скрипнула, и из-за ручки показалось личико Ноэля.

— Мисс Корнер, меня тётя Молли послала… спросить, всё ли хорошо…

— Да-да, Ноэль, — Милисента улыбнулась, — всё в порядке. Пойдём, Энтони, — добавила она, медленно поднимаясь со стула, — пойдём на кухню, будем пить горячий шоколад.

Ноэль подбежал к ней и обнял, ласкаясь, как котёнок. Он мало понимал, но угадывал чужое настроение и пытался подбодрить и утешить, как умел.

«Вот подлиза!» — мелькнула у Энтони злая мысль. Порывистая искренность этого маленького Черрингтона всегда его бесила.

— Чего ты лезешь, не видишь, что плохо человеку? — рявкнул он, и Ноэль испуганно вздрогнул. Но Милисента удержала его рядом, погладив по златокудрой голове; свободную же руку она протянула Энтони, и он с неожиданным для самого себя всхлипом уткнулся лицом в её плечо, в широкие складки тёплой ткани, пахнувшей ландышем. Энтони вспомнил, как часто отталкивал мать, мол, он уже слишком большой для всех этих «телячьих нежностей». Однажды она хотела вот так же обнять двух сыновей — родного и приёмного, но Энтони вырвался и убежал.

Теперь он больше не будет убегать. Никогда не будет.

Где-то за окном шумело тёмное Кельтское море, и шла, не останавливаясь, война.