Власть женщины сильней (гет)

Далеко после полудня карета кардинала Менголли остановилась перед крыльцом дворца графини де Бельфор. Манфреди так с утра и не появился, и синьора де Ла Платьер отправилась с сыном одна. Всю дорогу Юлия молчала. Кардинал также не спешил нарушать тишину. Какое-то время он наблюдал за графиней, но скоро задремал. Заметив это, женщина улыбнулась — все же Бенвенуто оставался еще очень молодым юношей, особенно сейчас, когда смягчилась линия губ, а глаза были закрыты. Менголли проснулся от толчка остановившейся кареты. Юлия отвернулась, чтобы дать монсеньору прийти в себя. Бенвенуто ругнулся про себя за слабость.

— Как кардинал Перетти оказался в этой глуши? — замерев на ступеньке кареты, графиня осмотрела окрестности.

— Он остановился здесь по дороге в Сант-Эворо.

Графиня удивилась, но не подала вида.

— Соседи рассказали что-нибудь?

Синьора Бельфор шла впереди, и Бенвенуто мог не следить за лицом, сочиняя очередную ложь.

— В доме напротив слышали шум. Но никто не вышел.

На самом деле хозяина дома соседи не любили. Говорили, что за сесино* он продаст или засудит любого. Потому о нем никто особо и не горевал. Графиня внезапно остановилась, повернулась к Монтальто, в ее глазах плескались боль и ужас:

— Бенвенуто, мы с ним даже не простились… Я не верила, что он может умереть!

Кардинал резко отвел взгляд, опустил голову и промолчал.

— Пойдем отсюда.В дом я... Нет, не смогу.

Графиня последний раз окинула внимательным взглядом округу. Манфреди должен будет узнать об этом доме все. И главное — куда делся хозяин.

Как отклик на ее мысли из-за поворота верхом показался сам Жерар:

— И вы здесь! Прекрасно! Ваше высокопреосвященство, — барон склонил голову, но с лошади не спустился.

— О, синьор Манфреди! Этот дом, видите? Постарайтесь узнать все о том, что произошло здесь,прошу вас. Кардинал Менголли и я едем на кладбище. А вас, Жерар, я жду вечером.

— Вы плохо обо мне думаете, уважаемая синьора. Здесь было около десяти человек. Среди них видели одного очень высокого, широкоплечего и… темнокожего. Народ тут любопытный. И нам это на руку.

Юлия судорожно вздохнула:

— Барон, прошу вас! Кардинал ждет меня, — она взглянула на него. — Жерар, простите, мы поговорим обо всем вечером.

Бенвенуто внимательно прислушивался и присматривался к разговору.

— Я поеду с вами, синьора, — твердым, не терпящим возражений тоном проговорил барон Манфреди. И графиня отвела глаза, молча кивнув.

Карета остановилась у ворот некрополя. Бенвенуто, памятуя первую попытку Юлии посетить могилу монсеньора Перетти, пристально наблюдал за женщиной. Но она хорошо держалась. Еще днем кардинал отправил слугу привести могилу в порядок, почистить, чтобы не казалась заброшенной, ничьей. Менголли проводил графиню. Манфреди, спешившись, шел следом.

У могучего каменного надгробия они остановились.

— Оставьте меня, синьоры.

Мужчины отошли.

Женщина опустилась на колени, прижалась лицом к камню. Слез не было. Была только глухая боль в сердце и воспоминания. Юлия вспоминала Перетти, Викторию, себя…

Сколько она пробыла около могилы, Юлия не знала. Графиня поднялась, еще раз взглянула на надпись на монументе и сделала шаг в сторону. Закружилась голова, она начала оседать на землю… Очнулась Юлия уже в карете. Рядом сидел Бенвенуто, напротив Жерар.

— Как вы себя чувствуете? — с тревогой в голосе спросил барон.

— Благодарю. И простите, я напугала вас. Бенвенуто, отвези меня домой, пожалуйста.

— Непременно. И, пожалуй, зайду к вам.

В палаццо Бельфор они поднялись в гостиную. Слуги подали вино и фрукты. А кардинал исподволь все также наблюдал за бароном Манфреди. Именно он на кладбище первым оказался возле упавшей в обморок Юлии, и он же перенес ее в карету. В доме, заметил Бенвенуто, синьор Манфреди чувствовал себя совершенно без стеснения.

Обращение матери вывело Менголли из задумчивости:

— Бенвенуто, я прошу тебя, расскажи синьору барону все, что рассказал мне.

Когда Менголли закончил повествование, синьор Манфреди прекратил шагать по комнате и сел в кресло:

— Вот что я понял, — Жерар отпил вина, — вражда между папой Климентом и монсеньором Перетти зашла очень далеко. Папа выслал кардинала, что было равносильно приговору. Не так ли, ваше преосвященство? Логично предположить, что смерть Франческо Карреры — дело его рук.

Манфреди глянул на Менголли — тот едва сдерживался, чтобы не ответить на бесцеремонный тон барона.

— Простите, — проговорил Жерар, хотя на самом деле и не чувствовал себя виноватым, и сразу продолжил: — А так как в деревне был темнокожий слуга, то убийство кардинала Перетти — дело рук Виктории де Бюсси. Тем более… ей не привыкать.

При этих словах синьор Монтальто уже не просто скривил губы, но резко поднялся с кресла. Однако вновь промолчал и, чтобы сгладить неловкость движения, отошел к окну.

— Бенвенуто, я тоже так думаю. Нам надо разыскать мою сестру!

Юлия пристально посмотрела на сына.

— Последнее, что я слышал о синьоре Морно — она уехала в Испанию и… вышла замуж, — не поворачиваясь к собеседникам, ответил Менголли.

— Черт возьми! О, простите, монсеньор, синьор барон, — злые слезы наполнили глаза графини. — Я оставлю вас на несколько минут.

Юлия быстро вышла из комнаты. Мужчины остались одни. И кардинал мог поклясться, что в глазах барона явственно читается ожидание и вопрос: «Вам не пора ли отсюда, молодой человек». Тогда Бенвенуто решил проверить свои подозрения.

— Синьор Манфреди, я не успел толком поблагодарить вас за урок фехтования. Вы научили меня тогда очень интересному приему.

— Надеюсь, что он вам никогда не пригодится, синьор Монтальто. Ваш удел — кафедра собора, а не поле битвы.

С затаенной усмешкой Жерар смотрел, как в гневе сыграли желваки на лице молодого кардинала.

— Битвы на поприще служения Господу и Церкви могут быть не менее опасными.

— Согласен, — примиряюще улыбнулся барон.

— Синьор Манфреди, где вы остановились? Я помню, у вас не было своего дома в Риме.

— Здесь.

— Что здесь?

— Синьора Бельфор любезно пригласила меня погостить у нее. Я остановился здесь.

Кардинал встал напротив кресла, в котором вольготно расположился Жерар.

— Возможно, вам лучше переехать… ко мне?

— Чем же лучше?

Бенвенуто хотел было ответить, но тут двери раскрылись, и к ним вернулась хозяйка:

— Синьоры, приглашаю вас…

— Мне пора, синьора Бельфор, — прервал мать Бенвенуто. — Всего доброго.

— Доброй ночи, монсеньор, — поспешил откликнуться Манфреди.

Юлия недоуменно отступила, пропуская стремительно направившегося к выходу кардинала. На прощание Менголли глянул в глаза матери, и Юлии показалось, что не взгляд, а огненная плеть прошлась по ее лицу. Она даже прижала руку к щеке, провожая почти летящую по галерее фигуру Бенвенуто. Потом повернулась к Жерару, надеясь найти объяснение внезапной перемены в сыне, но барон безмятежно пил из своего бокала вино.

* * *

Юлия и Жерар встретились за ужином. Графиня переоделась. Теперь на ней было темно-красное с черной кружевной отделкой платье из шелка. Обнаженные плечи прикрывала шаль. Сложную прическу Юлия распустила, лишь подобрала волосы черепаховыми гребнями. Ни украшений, ни косметики. Но она была красива. Стройная фигура, гордая осанка, открытый взгляд золотисто-карих глаз.

Стемнело. Слуги внесли свечи. Ужин уже подходил к концу, когда хозяйка заговорила:

— Барон, мне кажется, что кардинал Менголли что-то скрывает. А вам так не показалось?Сегодня днем…

И она рассказала о визите к кардиналу всадника на известной им лошади и о том, что Монтальто был странно возбужден после встречи с ним. Увиденное в саду тревожило ее весь день, и она решила поделиться с Жераром. Он был единственным, с кем она могла сейчас поговорить. Потребность разделить с кем-то свои чувства и тревоги мучила Юлию. Когда ее подозрения об участии Виктории в убийстве Феличе высказал барон, она поняла, что не ошиблась. Она хотела найти сестру. Но зачем? Юлия знала, что не сможет причинить ей вред. Не из-за любви к сестре, нет. Дочь Виктории, очаровательная малышка Диана... Любящая женщина хотела отомстить, мать не могла лишить дитя его матери. И где-то в глубине души у нее теплилась еще надежда, что они с Жераром ошибаются, что Виктория непричастна, что уехала только потому, что Рим вызывал слишком тяжелые воспоминания. Если бы убийцей Феличе был мужчина — она не побоялась бы ничего.

Юлия пыталась думать о чем угодно, только не о Перетти. При мысли о нем к горлу подступала волна тоски и боли. Она вспоминала его глаза, его слова, его поступки. Он стоял перед ней то в алькове ее спальни, то у алтаря в соборе Святого Петра. Она закрывала глаза и чувствовала его губы на своих губах… Сколько раз со дня их расставания она просыпалась по ночам, когда во сне казалось, что он входит к ней. Она жила в подвале в надежде увидеть его! Но эта надежда умерла. Эта надежда была убита ударами кинжала. Юлия понимала, что сойдет с ума, если позволит воспоминаниям завладеть собой. И она боролась. Иногда ей хотелось залить свою тоску вином, но что-то останавливало ее. Лишь мысль о смерти не приходила ей в голову. Самоубийство — удел слабых, а она не считала себя слабой. Графиня была благодарна судьбе, что встретила барона Манфреди. Ей нужно было чувствовать, что рядом есть кто-то, кто поддержит, кому она небезразлична. Поэтому Юлия и делилась с Жераром своими мыслями и переживаниями.

Выслушав рассказ графини, барон нахмурился:

— Вы очень расстроены и напряжены, вот и мерещится черти что… Перетти нет, увы, но это правда. И с ней нужно смириться.

Он подошел к Юлии:

— Я ваш друг.

Юлия поднялась, шагнула в сторону:

— Идемте в каминную, там теплее.

Это была небольшая комната, убранная в золотисто-коричневых, мерцающих в свете свечей, тонах. Единственное яркое пятно — букет роз на столе. Тихонько потрескивали дрова в камине. Юлия опустилась на диван, жестом предложив барону занять кресло напротив.

— Мне хочется верить, что вы мой друг, — она подчеркнула последнее слово. — Если убийца — моя сестра, моя цель превращается в дым. Я не хочу верить в смерть Феличе Перетти. Я знаю, что это безумие.

Внезапно меняя тему разговора, она прямо посмотрела на Манфреди.

— Мне кажется, что мой сын знает, где Виктория.

Ее слова и тон так не соответствовали ореолу таинственности и тепла, которыми была окружена каждая вещь в этой комнате, что Жерар решил вернуть разговор в прежнее русло:

— Как я могу доказать вам свою преданность и… любовь?

Он долго думал и, наконец, решился открыть Юлии свои чувства, бросился в откровение с головой.

— Вы уже достаточно сделали для этого, барон. Не многие согласились бы исполнить такой каприз. Только Феличе и вы… О, простите!

— Не извиняйтесь! Я понимаю, что вы никогда не забудете монсеньора. Но если бы, Юлия... Если бы только вы позволили мне… Я приложил бы все свои силы, чтобы заменить вам его, — говоря последние слова, Жерар уже стоял перед ней на коленях.

— Не надо, барон! — в глазах Юлии застыли слезы. — Рана еще болит. Может быть потом…

— Кардинал ушел, но вы не должны откладывать жизнь на далекое потом! Я здесь! И люблю вас сейчас!

Графиня сжала его ладони в своих руках, кончики ее пальцев были холодны как льдинки.

— Нет, Жерар! Любовь ослабит нас… тебя. А ты должен быть сильным. Моя любовь приносит только несчастье.

— Любовь к тебе делает меня сильнее. А твоя любовь ко мне сделает меня сильнее вчетверо!

Юлия почувствовала, что не сможет противостоять ему.

— Между нами всегда, ты слышишь, всегда будет стоять кардинал! — ее взгляд не отрывался от его глаз.

— Ты убиваешь себя страданием! Я не вынесу этого. Я… постараюсь убрать его!

Манфреди уже не помнил себя — ее глаза, руки, запах заполнили сознание.

Юлия покачала головой:

— Нет. Это не удалось никому.

И вдруг она поняла, что истосковалась по любви.

— Оставьте меня, барон! — это была последняя попытка защититься.

— Я оставлял тебя с живым! Но я не оставлю с мертвым!

И она сдалась. Притянула его к себе:

— Может быть я смогу полюбить тебя…

Ее глаза обещали многое. «Прости меня, Феличе», — мелькнула мысль, и еще где-то краешком сознания скользнуло понимание, почему так поспешно ушел Бенвенуто. «Прости меня, сын».

И горячий шепот:

— Доверься мне.

*Сесино — мелкая медная монета.