Переломный момент (гет)

Кристин

Несмотря на весь ужас, приключившийся с нами на Рождество, я была в восторге от проведенного с Эриком утра. Это было так мило: просто обмениваться подарками, готовить вместе булочки, болтать. Но эти негодяи, напавшие на нас по пути домой и искалечившие Эрика… Мой Ангел до последнего стоял за нас, я думала, что пропала, когда он вдруг собрался с силами и выхватил из кармана нож.

Я легла к Ангелу, дождалась, пока он уснет, а потом перебралась в свою постель. На следующее утро я проснулась очень рано и, сунув ноги в мягкие тапочки, на цыпочках пробралась на кухню. Плеснув в стакан прохладного сока, я прислонилась спиной к подоконнику. Врач прописал Эрику сильные обезболивающие со снотворным, поэтому, когда я услышала его вымученные стоны и кашель, то пулей влетела в комнату. Ангела лихорадило, он вцепился пальцами в простыню и, стиснув зубы, мотал головой.

— Эрик! — испуганно позвала я. — Эрик!

Я потрясла его за плечи, он резко сел, хватая ртом воздух и озираясь по сторонам. Потом с облегчением выдохнул и снова упал на подушку.

— Ужасный сон.

— Может… лекарство? Врач прописал успокаивающие и обезболивающие.

Я потянулась за шприцем, но Ангел остановил меня:

— Не надо, это терпимо.

Пару дней Эрик не вставал с постели, он только спал и иногда кричал во сне. За всё это время мы едва перекинулись парой слов. Я сомневалась, помнит ли он о том, что я сказала ему на Рождество. Помнит ли он, что я призналась ему в любви?..

Ангел изредка звал меня помочь ему поправить одеяло или дать попить. Каждое движение давалось ему с трудом. Как же я ненавидела тех ублюдков и грешно радовалась, что они мертвы. Поделом. Но я знала, что Эрику стыдно. Он омыл руки в чужой крови и теперь страдает из-за этого.

Через неделю после Рождества состоялся бал. Я настаивала, чтобы Эрику стало лучше, чтобы он пока ещё не вставал с постели, но тот только отмахнулся. Я знала, как тяжело ему будет появляться на публике после всего случившегося.

Я стояла у зеркала и разглядывала роскошное красное платье, которое буквально сверкало и красиво переливалось. На шее искрилось дорогое ожерелье. Я улыбнулась отражению и увидела в нем Эрика. Он подошел сзади, ловко собрал мои непослушные волосы в высокую прическу и закрепил невероятно красивой алмазной заколкой.

— Какая красивая.

— Моей матери, — пожал плечами Ангел.

Я обернулась, чтобы возразить, что это слишком дорогой подарок, и я не достойна его носить, но слова застряли в горле. Эрик был бледен, но потрясающе красив. Дорогой черный костюм из бархата отлично на нем сидел, красно-коричневое кашне изящно прикрывало шею. Ангел выдавил улыбку и, протянув руку, провел пальцами по моей щеке. На нем были мягкие черные перчатки.

— Отлично выглядишь, — выдохнула я.

— Спасибо, — Ангел смущенно улыбнулся и слегка покраснел.

Я заворожено глядела на него. Вот только он едва мог самостоятельно пошевелить рукой, а теперь пытается сделать вид, что с ним всё в порядке.

— Эрик, если ты не уверен, что всё в порядке, мы можем остаться дома, я не расстроюсь.

— Нет, Кристин, мне намного лучше, правда. Идем, ты затмишь там всех.

Он мягко взял меня за руку, и мы отправились к огромной Опере, где проходил бал. Вокруг уже собралась целая толпа журналистов, настойчивые камеры щелкали, освещая площадь у театра яркими вспышками. Завидев нас с Ангелом, они ринулись к нам, наперебой задавая вопросы. Поднялась суматоха, каждый хотел получить хоть слово от Эрика для своего репортажа, но тот продрался сквозь эту стену, не отпуская моей руки.

— Мистер Э.! Мистер Э.! Причастны ли вы к этим двум убийствам? А эта женщина — ваша жена? — слышалось со всех сторон. Как только за нами захлопнулись двери Оперы, весь галдеж стих, теперь нас окружали только красивая музыка и приглушенный свет. Мы прошли через холл, и Эрик открыл для меня дверь, пропуская в просторный зал, который был наполнен прекрасными мелодиями, парами, кружащимися в танце, счастливыми лицами. Уроды. Это единственный день, когда они могут почувствовать себя нормальными, достойными большего, чем просто просидеть предновогодний день дома. Ангел устроил для них отличный праздник, и они должны быть ему благодарны.

Зал был очень красиво и искусно обставлен, тяжелые темно-красные портьеры на огромных окнах, белоснежный мрамор под ногами, высокий потолок весь в золотой росписи… Тут было ещё лучше, чем в Париже.

К нам подошли двое мужчин, очевидно, работники Эрика, и вежливо поздоровались. Эрика тут уважали.

— Кристин, — спросил Ангел, когда они ушли, — не хочешь выпить?

Я кивнула:

— Было бы неплохо.

Мы прошли к бару, где нам помахал тот самый работник, который помогал нам донести ёлку. Как же его зовут? Я обернулась, чтобы спросить у Ангела, но тот куда-то запропастился.

Работник улыбнулся мне и кивнул на высокий стул у бара.

— Добрый вечер, — добродушно сказал тот, когда я присела.

— Добрый.

— Вы пришли с боссом?

Я кивнула.

— Босс никогда никуда не приходил с кем-либо. Я так хотел пригласить вас, но не решился.

Повисла неловкая пауза, а потом я увидела Мэг. Она подошла ко мне под руку с Роббом. На ней было скудное белое платье, а на её кавалере — потертый костюм.

— Привет, Кристин. Где Эрик? — осведомилась подруга и выдохнула мне в лицо облако табачного дыма. Я закашлялась и покачала головой:

— Не знаю, где-то здесь.

Работник поставил передо мной два бокала вина, которые я заказала для себя и Ангела.

— Нам нужно поговорить.

— О чем? Я не хочу заставлять Эрика ждать.

Мэг поцеловала Робба и улыбнулась:

— Мне нужно тут перекинуться парой тройкой слов с Кристин. Развлекайся, дорогой, я тебя найду.

Робб пожал плечами и исчез в толпе танцующих. Когда мужчина ушел, подруга потянула меня за руку в холодный и пустой холл. Её лицо тут же посерьезнело, она вытащила из сумочки свернутый лист бумаги:

— У тебя большие проблемы, Кристин, — тихо пробормотала Мэг, — я получила его сегодня утром от матери. Боюсь… у меня плохие новости. В конверт было вложено ещё и письмо виконта.

Я попыталась вырвать письмо из её рук, но подруга отступила на шаг назад.

— Сразу говорю, оно тебя не обрадует. Теперь беды не миновать. Даже деньги Эрика тут не помогут, — с этими словами подруга всунула мне в руки конверт и вернулась в зал. Я с плохим предчувствием сжала листок, опустилась на мягкий стул и развернула письмо.

«Кристин,

Я получил твоё письмо. Как ты могла так со мной поступить? Со мной, с человеком, который спас тебя от этого монстра, с человеком, который действительно тебя любит? Сейчас корабли простаивают в порту, но клянусь, как только с первыми лучами солнца лед растает, я тебя найду. Я приплыву на первом же корабле до Америки. Да, да, я знаю, где ты. Думаешь, что отправив письмо, ты поставила точку в нашем браке? Как бы ни так. В день нашей долгожданной свадьбы я поклялся любить и беречь тебя до конца жизни, и как только я прибуду в Америку, я вытащу тебя оттуда и непременно убью то чудовище, которое держит тебя у себя. Да, я убью его, чтобы больше не было соблазна снова к нему сбегать. Осталось совсем недолго, любовь моя, скоро мы увидимся.

Твой любящий муж,

Рауль»

Письмо выпало из дрожащих рук, слезы покатились по щекам, сердце защемило от боли. Рауль знает, где я. Он не может причинить боль Ангелу!.. Хотя… очень даже может. Эрик может пострадать… из-за меня. Я сама не поняла, как медленно опустилась на колени и обхватила голову руками. Всё из-за меня! Он в опасности! Виконт не отступится.

— Кристин?

Я услышала голос Эрика и, быстро утерев слезы, в клочья разорвала злосчастное письмо, которое в одночасье испортило такой замечательный вечер.

— Кристин, где ты?

Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и поднялась на ноги. Именно в этот момент из-за угла вышел Ангел с обеспокоенным выражением на лице.

— Кристин, где ты была? Я всюду тебя искал.

Я замешкалась, нельзя было говорить о письме.

— Я… Я зашла сюда… Чтобы… Чтобы…

— Ну? — Эрик приподнял брови.

— Чтобы взглянуть на эти картины, — солгала я, окинув взглядом стены, на которых висели прекрасные масляные шедевры в золотых рамках, — да, именно. Отличные картины. Отличная Опера.

— Спасибо, — улыбнулся Ангел, — я покажу тебе всю Оперу, но сначала… может… ты потанцуешь со мной?

Эти слова меня приободрили. Он поверил, Слава Богу. Да, танец — это хорошая идея, чтобы отвлечься. Мы вернулись в зал и присоединились к танцующим парам. Играла медленная музыка, мы прижались друг к другу, я положила голову ему на плечо, ощущая до боли любимый запах одеколона и просто тая в его объятиях. Казалось, что может нам помешать быть вместе? Весна. Весна разрушит всё, что по кусочкам собрала зима.

— Тебе нравится вечер? — тихо спросил Ангел.

Я подняла на него глаза и улыбнулась:

— Конечно, мне нравится с тобой танцевать. Да и вечер выдался на славу.

— Это так приятно иметь кого-то, кто согласится составить тебе пару на таких мероприятиях.

Вскоре музыка ускорилась, и мы закружились в вальсе. Я чувствовала каждое его движение, мы были одним целым, все взгляды были устремлены на нас. Никто больше не танцевал, люди с восторгом наблюдали за нашей парой, а когда музыка закончилась, послышался шквал аплодисментов. Эрик взял меня за руку, вытянул за собой в какой-то холодный полутемный коридор и прижал к стене.

— Кристин, этот танец… помнишь, во время «Дон Жуана»? Он напомнил мне те времена, когда наши герои были одержимы друг другом, хоть ты всего лишь играла свою роль…

Я вздохнула. Да, тогда я всего лишь играла, но не сейчас. Сейчас всё было по-настоящему.

— Идём, я покажу тебе театр.

Он снова взял меня за руку, и мы пошли по темному узкому коридору.

— Эрик, ты видишь что-нибудь в этой темноте?

Он не ответил, но вдруг остановился, стянул с шеи кашне и, сложив его вдвое, завязал мне глаза.

— Эрик, что ты делаешь? — рассмеялась я, вытянув перед собой руки, чтобы найти Ангела. — Эрик?

Меня охватила паника. Его не было рядом, я шла вслепую, испуганно зовя своего учителя:

— Эрик…

— Уже теплее, — услышала я насмешливый тон, — теплее.

Я снова рассмеялась:

— Перестань меня дразнить, — сказала я и чуть не споткнулась о ступеньки.

— Поднимайся, ты почти на месте.

Я нащупала перила и взобралась наверх. Как только лестница осталась позади, я почувствовала на плечах руки Ангела.

— На счёт три я сниму повязку, — прошептал он мне почти на ухо, — раз… два… три.

Когда он снял повязку, я прищурилась от яркого света. Огромные софиты были направлены прямо на меня, стоявшую посреди большой сцены. Зрительские ряды были пусты, но мест так много, раза в два или три больше, чем в Париже, а про роскошную люстру я вообще молчу.

— Эрик, — выдохнула я, — как красиво!

Как же давно я не стояла на сцене!.. Десять лет уж точно. После «Дон Жуана» с моим именем было связано много разговоров, что было не на руку Раулю, и он решил, что порядочная жена виконта не должна светиться на сцене, напевая «песенки», она должна ходить с ним на важные мероприятия и корчить из себя светскую львицу. Когда я попыталась заговорить с ним о том, что дома мне скучно, и я хочу вернуться на Парижскую сцену, он дал мне звонкую пощечину и велел выбросить из своей дурной головы все подобные мысли.

— Помнишь, Кристин? — шепнул Ангел. — Помнишь, как заворожено слушали тебя зрители, когда ты пела в Париже?

Я смотрела на ряды бархатных кресел и словно видела, с каким наслаждением зрители ловили каждую мою ноту.

— Да…

— А ты слышишь их? Слышишь те громогласные аплодисменты?

— Да…

— Ты скучаешь по ним?

Слезы покатились по щекам, горло словно стянул тугой обруч. Я резко обернулась к Ангелу и сдавленно пробормотала:

— Да, Эрик, да! Я скучаю по этому больше всего на свете! Я скучаю по твоим пьесам, по каждой твоей ноте, по внимательным слушателям и овациям, Господи, как же я скучаю…

— Так возвращайся на сцену, Кристин, — тихо прошептал Ангел, не отрывая от меня глаз. Я замерла. Поверить не могу!.. Он готов предоставить мне работу в Опере? Готов снова заниматься со мной музыкой? Наверное, моё затянувшееся молчание немного расстроило Эрика. Он притянул меня ближе и поцеловал с такой любовью и надеждой, что я едва устояла на ногах, вовремя ухватившись за его широкие плечи.

— Кристин, — шептал он, — скажи, что вернешься. Я истосковался по твоему голосу… Такой талант не может пропадать без дела. Скажи, что согласна вернуться, и я сделаю тебя королевой Оперы. Люди будут толпами нестись сюда, чтобы послушать твой уникальный голос и мои работы, которые пылятся в шкафу. Я писал замечательные композиции, но не мог никому доверить исполнить хотя бы одну из них, потому что они были только для тебя. Никто не споет лучше, чем ты, Кристин.

Я изумленно смотрела на него. Всё это звучало так заманчиво.

— Ну же, Кристин! Слава о тебе пройдет по всему миру, и, если судьба нас всё же разлучит, ты будешь нарасхват в любой стране, театры будут биться за честь, чтобы ты выступила у них. В Париже тебя будут носить на руках.

Сердце невольно сжалось. «Если судьба нас всё же разлучит»… Эх, Эрик, если она нас и разлучит, то меня запрут в огромном парижском поместье, и я больше никогда не выйду за пределы высокой ограды. Я снова заплакала. «В Париже»… Он всё же отправит меня в Париж!

— Скажи, Кристин, скажи, что вернешься!

— Нет! — отрезала я и повернулась к нему спиной. Хотелось рыдать в голос. Всё, о чем я только могла мечтать в жизни, было рядом, но пройдет пара месяцев — и всё. Всё будет кончено. Я не могла тут больше оставаться. Сжав кулаки, я бросилась вниз со сцены и завернула в темный пыльный коридор.

— Кристин? — Эрик хотел меня догнать, но потерял из виду. Это и к лучшему. Я сползла по ледяной каменной стене на бетонный пол и закрыла лицо руками. Настойчивые слезы душили, я могла только хрипеть и жадно ловить ртом спертый воздух. Сердце буквально разрывалось на части. Мне так хотелось вернуться на сцену, петь для Эрика, петь для «Фантазмы», но через несколько месяцев моя сказка закончится. Я вернусь в Париж и буду сидеть в золотой клетке, терпеть побои и унижения, скрывать синяки и с широкой улыбкой встречать богатых и знатных гостей.

— Кристин? Кристин, где ты?

Он взволнованно звал меня, бродил где-то неподалеку, но я не откликалась. Не хотела, чтобы он видел меня в таком состоянии. Я откинула голову, закрыла глаза и тяжело вздохнула, стараясь успокоиться.

— Это из-за того, что я сказал?

Я вздрогнула от неожиданности, распахнула глаза и в полутьме увидела перед собой Эрика, опустившегося на колени и с виноватым выражением глядящего на меня.

— Я не хочу петь в Париже, — прошептала я, надеясь, что он поймет намек. Поймет, что я не хочу возвращаться во Францию, что я хочу остаться тут.

— Прости, что надавил на тебя, — грустно бросил Ангел, поднялся на ноги и протянул мне руку, — я думал, что тебе понравится эта идея.

Я молча приняла руку, и мы вернулись в зал. Эрика тут же утащили в свою компанию его рабочие, что-то бурно обсуждая, а я села обратно за стойку, глядя на него. Почему он такой упрямый? Если бы он позволил мне петь в «Фантазме», я бы без колебаний согласилась, но он сразу сказал: «В Париже тебя будут носить на руках». Он всё ещё намерен отправить меня домой. Но почему? Почему я не могу остаться? Мы бы сбежали от Рауля, скрылись бы где-нибудь на время. Я живу на Кони-Айленд не так давно, но этого мне хватило, чтобы понять, что я хочу остаться здесь навсегда. С Эриком. Да, это не особняк в центре Парижа, но тут я могу быть счастливой. Я бы пела, да мы бы с Эриком даже поженились и приютили какого-нибудь ребенка, мы были бы так счастливы вместе.

— Вот ты где, а я тебя всюду искала.

Я оглянулась и увидела Мэг без сопровождения Робба. Подруга ногой придвинула ближе ко мне высокий стул и взобралась на него, затянувшись тонкой сигаретой.

— Должна тебе сказать, что это единственное мероприятие, где Эрик задержался больше, чем на полчаса.

— Я рада за него, — довольно грубо отрезала я.

— Что-то не так? Ты выглядишь расстроенной.

— Я в порядке, правда… Эрик… Он совсем не думает о нас.

— То есть?

— Он предложил мне петь на сцене.

Глаза подруги загорелись, она расплылась в улыбке:

— Так разве это не здорово? Мы могли бы работать вместе, как раньше, помнишь?

Я помедлила с ответом. Сомневаюсь, что хриплый прокуренный голос Мэг сейчас на что-нибудь бы сгодился.

— В Париже, — прорычала я, опустив голову, — он предложил мне петь в Париже.

— Да? Этого и следовало ожидать, он никогда никого не задерживает надолго в своей жизни. Кристин, ты должна знать… Зимой он один человек, а с наступлением весны превращается в совершенно другого. Терпеть его не могу весной.

— Почему? — я подняла на подругу удивленные глаза.

— Он постоянно работает, вечно срывается, грубит, не появляется дома. Однажды я даже нашла его спящим среди груды книг в его мастерской. Может, ты и думаешь, что сейчас всё так здорово, он такой внимательный и обходительный, но наступит весна — и ты его не узнаешь.

— Я люблю его, Мэг. Я не хочу возвращаться обратно, пусть даже мне и придется жить с нервным и грубым Эриком.

— Ты говорила ему об этом?

Я покачала головой:

— Ты читала письмо Рауля? Он скоро приплывет за мной, и если он причинит вред Эрику — я себе этого не прощу.

— Есть у меня одна идея… Но она может провести жирную черту между вами обоими.

— Какая идея? Расскажи!

— Скажи ему, что останешься в Нью-Йорке, скажи, что как только наступит весна, ты переберешься туда, где у тебя будет своё жилье. Он не сможет силой отправить тебя в Париж, ты ведь независимая женщина!

— Но это ложь. Где я там буду жить? У меня же нет ни работы, ни денег.

— Это не важно. Важно то, что он поймет, что ты ни в коем случае не хочешь возвращаться в Париж. Он поймет это и оставит тебя у себя. У него не хватит смелости отправить тебя одну в Нью-Йорк. Если ты дорога ему — он не позволит тебе уехать одной в такой огромный мегаполис.

— Думаешь, это сработает?

Подруга спрыгнула на пол и похлопала меня по спине:

— Других идей ни у тебя, ни у меня нет. В любом случае, если что — мои двери всегда открыты. Если во время этого разговора он будет беситься и швырять мебель по комнате, прибегай ко мне.

Звучало не очень утешительно, но она была права. Я не знаю, как Эрик отреагирует. Чем быстрее мы об этом поговорим, тем лучше.

— Кристин?

Я подняла голову и увидела Эрика.

— Идем, Кристин, сейчас пойдет обратный отсчет.

Он помог мне спуститься.

— Какой обратный отсчет?

— До Нового Года.

Я думала, мы пойдем туда, где стоят другие люди, держащиеся за руки и смотрящие друг другу в глаза, но мы прошли мимо них. Эрик вытянул меня в холл и потащил в извилистый коридор. Я слышала, как начали считать:

— Десять! Девять! Восемь!

А я едва поспевала за Ангелом. Он потянул меня вверх по винтовой лестнице, которая, казалось, никогда не закончится.

— Семь! Шесть! Пять! Четыре!

Мы остановились около тяжелой двери, Эрик толкнул её, и мы оказались под звездным небом. Мы подошли к красивым статуям с Ангелами и остановились.

— Три! Два! Один!

До нас донеслись громкие счастливые крики и смех, все радовались наступившему Новому году. Вдруг послышались громкие хлопки, и в небо выстрелили безумно красивые и красочные салюты. Я восторженно улыбнулась, взглянула на Ангела и поймала его сосредоточенный взгляд. Яркие красочные блики бегали по его маске, сверкали в серо-голубых глазах. Вдруг он протянул руку и коснулся моей щеки:

— С Новым Годом, Кристин.

— С Новым Годом, Эр…

Не успела я закончить, как он наклонился и нежно поцеловал меня. Все радостные возгласы внизу и свист фейерверков тут же отошли на задний план. Я была в плену этих сильных рук, запаха любимого одеколона и жаркого дыхания. Нужно было начать тот трудный разговор, но не сейчас… Нельзя было испортить такой момент.

Он мягко отстранился и улыбнулся:

— Идем, Кристин, уже поздно.

Я огляделась. Фейерверки больше не взрывались, люди медленно расходились по домам, счастливые и довольные вечером.

Мы вернулись домой, держась за руку. Как только дверь за Ангелом захлопнулась, он прокашлялся и сказал:

— Кажется, мы пропустили последний танец.

Я расплылась в улыбке, принимая его руку.

Из патефона полилась красивая музыка, мы сплели наши пальцы и медленно закружились в танце. Эрик немного нагнулся и пробормотал:

— Я никогда и подумать не мог, что когда-нибудь поцелую девушку… В Новогоднюю ночь.

И тут на меня тяжелым грузом навалилось осознание всего произошедшего. Скоро я уеду. Меня увезут. Навсегда. Я больше не увижу его ласковых глаз, его скромной редкой улыбки, не окажусь в его теплых объятиях… Мне вдруг стало так страшно, что я уткнулась лицом в его грудь, скрывая слезы. Эрик не стал задавать вопросов, он только обнял меня и тяжело вздохнул.

Вскоре Эрик развел камин, а я села на постель, прислонившись спиной к стене. Эрик взял книгу и хотел уже, было, сесть с ней в кресло, но, увидев, какая я грустная, передумал, присел рядом, притянул меня к себе и обнял.

— Всё хорошо?

— Да, всё отлично. Спасибо за всё, Эрик.

Треск дров в камине убаюкивал, Эрик ободряюще гладил и перебирал мои волосы. Мы сидели в полнейшей тишине, нам не нужно было слов. Я опустила голову на его колени, закрыла глаза и не заметила, как уснула. Всё было слишком хорошо, чтобы портить вечер серьезными разговорами.