Льва узнают по когтям (джен)

Картина на противоположной стене — современное искусство во всей своей красе. Бессмысленное месиво красок расплылось по холсту и застыло, смешавшись, создав кривые узоры и сотни переходных оттенков, хотя изначальных цветов было лишь два.

Красный и белый.

Если склонить голову влево среди них можно найти очертания фигуры. Не человеческая и не звериная, она скрючилась, ощетинилась белыми сколами переломанных костей и багряными пятнами внутренностей, расцвела кровью и болью.

В целом же картина напоминает кусок живой, пульсирующей плоти. Красный — кровь. Белый — кости и сухожилия. Розовый, ставший их смесью — мышцы.

Дверь открылась. Из кабинета вышла женщина средних лет и быстро прошла мимо, прикрывая покрасневшее лицо платком. Следом за ней в коридор вышел сам психотерапевт. Это был невысокий человек с абсолютно обычной внешностью: короткими каштановыми волосами и спокойной улыбкой.

— Миссис Саммерс? Пожалуйста, проходите.

Кабинет был небольшим и таким же безликим как и его хозяин. С потолка лился рассеянный свет, у окон стоял рабочий стол, вдоль стен высились длинные книжные шкафы, а диван и несколько кресел светлых оттенков заняли место посреди комнаты. Ничего лишнего, цепляющего глаз. Никаких кричащих деталей и ярких тонов. Спокойствие и серость поставленные во главу всего.

— Присаживайтесь, — психотерапет обвел рукой кабинет, предлагая пациентке выбрать себе удобное место.

Тереза заняла одно из кресел так, чтобы весь кабинет был в зоне видимости, а все возможные входы и выходы — дверь и окна — хорошо просматривались. Старые привычки никуда не делись даже спустя два года. Психотерапевт занял кресло напротив.

— Добрый день, меня зовут Томас Харрис, — он поправил очки в тонкой оправе. — Как я понял со слов вашего супруга, вас преследуют кошмары. Это ведь он предложил прийти вам сюда?

— Да.

— И вы несогласны?

— Я не вижу причин, по которым мне было бы нужно посещать психи… психотерапевта. С моим разумом все в порядке. Это просто кошмары, — она пожала плечами и откинулась в кресле. — Но они выматывают меня и отнимают время, выделенное на сон. Можете считать, что я испытываю раздражение и усталость. Это главная причина, по которой сейчас я нахожусь здесь и говорю с вами.

— В таком случае вы должны понимать, что плохие сны являются реакцией разума на травмирующие события. Вы же страдали от них не всю жизнь?

— Нет, все началось недавно. В мае девяносто первого, когда я…

Тереза умолкла, внимательно прищурилась и склонила голову к плечу. Её губы растянулись в сардонической усмешке. Она готова была рассмеяться от иронии судьбы, что занесла её в кабинет именно этого психотерапевта, но сдержалась, вновь натянув на лицо маску невозмутимости и ледяного спокойствия.

«Вот ведь… А он знал, что я не смогу рассказать все простому маглу. Впрочем, сама дура. Надо было подробнее расспросить об этом Харрисе. Совсем уже размякла».

— Доктор Харрис, скажите, вы знаете способы, благодаря которым можно узнать колдуна? — От этого мягкого тона, красивых, вкрадчивых ноток, почти мурлычущего голоса подозреваемых в допросных или арестантов на судах пробивал холодный пот. — Надо смотреть на нижнюю часть рукава. Волшебные палочки длинные — просто так носить их на предплечье неудобно, а зачарованный карман хорошо заметен, если знаешь что искать.

Харрис рефлекторно поправил рукав пиджака и улыбнулся.

— Вы весьма наблюдательны, миссис Саммерс.

— Этот навык был весьма полезен на моей старой работе, — она крутанула трость и та сделала несколько оборотов по оси. — Знаете, а ведь я пыталась найти наиболее точный магловский эквивалент Аврорату. Ведь наш разговор обязательно бы затронул эту тему и, будь вы маглом, пришлось бы увиливать. Нас слишком мало и разветвленная система силовых структур никому не нужна, поэтому придумать что-то подходящее довольно сложно. Впрочем, возможно, я бы просто ограничилась «некими правоохранительными органами», а также намеком на вещи о которых я не имею права рассказывать посторонним… — она умолкла и резко сменила тему. — Сами ушли или вас принудили?

— Сам. Не нашел достойного места в мире в котором психология приравнивается к шарлатанству, — он грустно улыбнулся и покачал головой. — И вам не стоит беспокоиться, что информация о вашем запросе уйдёт на сторону. Врачебная клятва не даст. На меня она, в отличие от простых людей, действует в полной мере.

— Это радует. В некоторой степени, — она задумчиво потерла губы и откинула голову на спинку кресла. — Что мне вам рассказывать? Я хочу закончить с этим быстрее.

— Все что сочтете необходимым — Харрис развел руками. — Но давайте для начала разберемся с вашими снами. Расскажите о них. Если между ними общие закономерности и повторяющиеся детали?

— Этот кошмар — воспоминание. Всегда одно и то же. Мое последнее задание в качестве аврора.

— Что произошло?

— Катастрофа. Резня. Локальный апокалипсис и прорыв демонов в одном флаконе. Я потеряла многих хороших ребят и свой шанс на хорошую карьеру в Министерстве — Она поймала задумчивый взгляд психотерапевта и ответила на не заданный вопрос. — Я не карьеристка, но мне нужна была власть, причем такая, чтобы с моим словом считалась верхушка нашего общества. Я должна была спасти одного человека, надавить, дать пересмотр одному делу… — Тереза покачала головой. — Впрочем, так вы вряд ли хоть что-то поймете. Ладно, начну с самого начала. С того момента когда это дело легло мне на стол.

* * *

14 марта 1991 года

— Шестипалые? Старик, скажи, что ты издеваешься. Их же всех вырезали ещё лет пятнадцать назад, — Тереза бросила папку с документами на единственный свободный край стола.

— Нет, Тери. Эти сучьи дети ещё живы. В прошлый раз мы не додавили парочку. Эти ублюдки выскользнули прямо у нас из рук, забились в щели как крысы. И теперь опять то же самое, — Грюм ткнул в одну из многочисленных фотографий. Его палец остановился на изображении тотема сшитого из кусков расчлененных тел. — Все по-новой. Сейчас эта дрянь, потом пойдут химеры и куча трупов. Замучаемся выгребать.

— И Скримджер хочет чтобы мои ребята занялись этим делом? — Тереза запрокинула голову к потолку и помассировала виски. — Почему не ты? Тогда же именно твои люди занимались этими сектантами.

— Поверь, Тери, если бы я знал, что творится в голове Скримджера, то давно бы повесился, — Грюм неприязненно усмехнулся. — Я отдам тебе все, что успел собрать по ним. Но не думаю, что тебе это поможет. Хаген в тюрьме. Так что у Шестипалых новый главарь — это точно. Действия те же, но манера… Нет, все совсем иначе. Он моложе и агрессивнее.

— Возможно кто-то из семьи? Ребенок, младший брат или племянник? Получил по наследству книги и решил пойти по пути своего родственника.

— Сомневаюсь. Перед тем как отправиться в тюрьму, Хаген утопил своих родителей, жену и всех детей. Десять трупов… Хотел и сам сдохнуть, вслед за ними, да вот только мы успели его откачать и отправить на страстное свидание с дементорами.

— Все равно должен был, остаться кто-то ещё, — Тереза поднялась из-за стола, сцепила руки в замок за спиной и прошлась по кабинету. — Я возьму Кроуфорда и навещу Азкабан.

— Не советую, если, конечно, не хочешь поджарить своему легиллименту мозги. Не знаю что у Хагена за защита, но я так чуть не потерял нескольких человек. Отдел Тайн хотел устроить ему трепанацию, да вот только пара невыразимцев померла в процессе. Так что от Хагена отстали. И сыворотка правды на него тоже не действует. Да и вообще, не советую с ним встречаться, — искусственный глаз Грюма сделал несколько нервных оборотов, — только зря потеряешь время. Не забывай — он фанатик. Не боится ни пыток, ни дементоров, ни смерти. У нас нет способов повлиять на него.

— Вот именно. Фанатик. Возможно, новый глава Шестипалых тоже имеет сильную идеологическую накачку, а значит, в их действиях может быть схожая логика.

— Или её полное отсутствие. Ладно, Тери, хочешь посмотреть на Хагена — вперед. Может, что-то из твоей затеи и выйдет. Желаю удачи.

«Шестипалые были сектой, одной из самых скрытых и жестоких. В неё принимались все: маги, маглы, волшебные существа. Было неважно кто ты. Главным было лишь одно — желание открыть Врата и служить Богу. И ради этой цели они делали все. Человеческие жертвоприношения, ритуальные убийства, инцестуальные оргии. Их уничтожили осенью 1976, многих перебили, а Хагена — главу всех Шестипалых захватили и отправили в Азкабан. В глазах сектантов он был мессией и посланцем их бога».

* * *

16 марта 1991 года

По ту сторону решетки находился человек. Его седые, невероятно длинные, давно нечесаные волосы клочьями свисали, качаясь призрачной пеленой на худых плечах, скрывая лицо и почти касаясь пола. Сквозь тонкую, пергаментную кожу выпирали кости. На запястьях и лодыжках арестанта крепко сомкнулись железные оковы, вбитые прямо в каменную стену.

— Почему он без одежды?

— В первый же день пытался задушить себя тюремной робой. Сначала пытался повеситься на решетке, а когда его «привинтили», то зубами оторвал кусок воротника и почти подавился. Среди заключенных самоубийство — весьма распространенная практика, — пояснил безжизненный голос охранника. — Многие предпочитают смерть, жизни бок обок с дементорами.

— Больше похоже на провокацию. Если бы он действительно хотел умереть, попытался бы откусить себе язык, — Тереза задумчиво склонила голову к плечу.

— Он бывший лидер секты. Язык — его главный инструмент. Как ещё он сможет обращать людей в свою веру, если все-таки выживет? Хаген не будет так рисковать.

— Ясно. А что насчет рук? Они полностью лишены подвижности. Как он питается? Сильно сомневаюсь, что вы кормите его с ложечки.

— Особенность его магии. Голод и болезни для него ничто. В отличие от времени. Уверен, еще несколько лет и на одного постояльца в нашем заведении станет меньше.

— Ясно, — Тереза сложила руки на груди и продолжила с тем же холодным исследовательским интересом рассматривать человека за решеткой.

— Да, весьма любопытный экземпляр. Бывший комендант очень его «любила». Хотя, у мисс Амбридж всегда были весьма своеобразные вкусы. — Охранник отпер решетку и сделал пасс рукой, словно был лакеем на великосветском балу. — Проходите. Надеюсь, вы помните о правилах посещений? Впрочем, вы тут так часто появляетесь, мэм…

— Мне известны правила, можете не утруждать себя их повтором, — она вошла внутрь. За спиной послышался хлопок, затем ещё и ещё один. Все три двери, отлитые из зачарованной стали захлопнулись, прямо как решетки в клетке с опасным зверем. Осталось только решить у кого из двух хищников в этой комнате острее когти.

Три шага вперед, ровно до красной линии на полу, что перечеркнула надвое всю камеру.

Человек в оковах поднял голову. Глаза у него были полностью черными, лишенными бликов и хоть какого-то подобия жизни. Радужка и склера были залиты тьмой. Два беспросветных провала ведущих в потустороннюю бездну полную чудовищ.

— Новый гость? — голос Хагена походил на треск льда и хруст осенних листьев. — Да ещё и такая хорошенькая… Я прямо-таки чувствую неловкость. Такой непрезентабельный вид… — человек в кандалах, не скрываясь, издевался, показывая пожелтевшие зубы. — Ну и откуда ты пришла, девочка?

— Из Министерства магии. Других сюда не пускают.

— Так значит ты одна из этих склизких червей, что способны только жрать, испражняться и умирать, освобождая место для других себе подобных. — Выражение его черных глаз невозможно было прочитать, но лицо исказилось напускным сожалением. — Или же гусеница, что способна выбраться из кокона лжи, расправить крылья и превратиться в прекрасную бабочку?

— Кто знает. Бабочки бывают разные. Одна может стать махаоном, а другая — бесцветной молью.

— Действительно, — Хаген засмеялся. — Ну и зачем ты пришла сюда, девочка?

— Ради статьи, — Тереза поправила упавший на глаза локон. — Меня зовут Кэрол Маккензи. Я веду криминальную колонку в Ежедневном Пророке. Мой редактор заинтересовался деятельностью Шестипалых и поручил мне подготовить материал.

Хаген закрыл свои страшные черные глаза. Крылья его носа затрепетали, когда он втянул воздух.

— Можно выбросить одежду, смыть следы с рук, но запах чужой крови навсегда будет тянуться шлейфом за убийцей. Ты хорошая лгунья, девочка, но от тебя несет трупным смрадом не меньше чем от моих лучших аколитов.

Тереза заложила руки за спину и медленно прошлась вдоль алой линии. Выражение её лица, пластика и мимика неуловимо изменились. Маска обычного человека раскололась, оставив лишь холодность и профессионализм одного из самых опасных бойцов Аврората.

— Про вас говорили, что вы способны читать людей, даже не используя ментальную магию, — спокойно ответила она, не сводя взгляд немигающих глаз с лица арестанта. — Я бы разочаровалась, если бы подобный трюк сработал.

— О-о, — протянул он, — так это была проверка? Неужели все те отчеты — эти глупые, бессмысленные бумажки потеряли свой вес в глазах окружающих?

— Я предпочитаю верить только своим глазам. Люди слишком часто лгут, желая приукрасить действительность.

— Какое недоверие… А ведь твои коллеги, малышка Кэрол — это же не твое настоящее имя, верно? — не знают и половины моих способностей. Мой Бог тщательно скрывает меня в своей тени, дарит знания, никому более недоступные, нашептывает мне свою волю во сне и наяву. Даже сейчас я слышу его. Я слышу. Слышу! — закричал Хаген и подался вперед. Было видно как иссохшие, атрофировавшиеся мышцы натягиваются под тонким пергаментом кожи. — И я знаю зачем ты пришла в мою клетку, девочка. Причина. Дитя, последнее из моих потомков, что приняло свою судьбу и преклонилось перед Богом. Культ возрожден и вновь вершит судьбу мира.

Он довольно улыбнулся и вновь повис в кандалах. Лицо у него исказилось отвратительной, нечеловеческой улыбкой, а в его пустых глазах впервые зажегся огонек. Это было не теплое пламя, а ледяной свет подобный тому, что излучает глубоководный удильщик, уже готовый вонзить частокол зубов в свою жертву.

— Тебе интересно, почему я ничего не утаиваю? — голос культиста сочился елеем и насмешкой. — Почему говорю, хотя, казалось бы, должен молчать, скрывать всеми силами тайны Культа?

Стены содрогнулись. По коридорам прошел гул, тяжелый, пробирающийся под ребра и сжимающий сердце в ледяных тисках всепоглощающего ужаса. Море бушевало и требовало крови.

— Я могу рассказать тебе все. Абсолютно все, но это ничего не изменит. Колесо времени уже сделало оборот. Твои трепыхания ничего не будут значить. Но знаешь, девочка, я скажу тебе, что скоро произойдет. Ты найдешь нас. И когда твои ручные шавки придут, то окажутся раздавлены, перемолоты в фарш и выпотрошены. Но ты… Нет, тебя ждет другая судьба. Мой Бог любит сильных жертв. Ты проживешь немного дольше. Совсем чуть-чуть. А затем твоя душа будет поглощена Великим Морем. Радуйся, ибо в мире нет чести выше, чем утолить голод Бога!

Он вновь зашелся в диком, неконтролируемом хохоте, содрогнулся, а затем повис в кандалах. Из его глаз текла вязкая черная мерзость, а кожа истаивала утренним туманом, оставляя после себя лишь выбеленные кости.

Хаген исполнил волю своего Бога.

«Первый глава Шестипалых был безумцем, фанатиком и маньяком. Но не пророком. Будущее не было в его власти, а его бог был не более чем выдумкой, иллюзией или особо хитрым демоном, решившим поживиться людскими душами за чужой счет.

Так мне тогда казалось».

* * *

3 мая 1991 года

«Чтобы найти основную базу Шестипалых нам потребовалось полтора месяца. Постоянные слежки, допросы, работа по двадцать часов в сутки. На счету этих тварей было уже полсотни трупов. Несколько раз мы накрывали точки и захватывали высших аколитов, но добиться ничего так и не удалось. Слишком сильные ментальные блоки и фанатичная преданность своему Богу и его Мессии.

Однако зацепку найти удалось. Шестипалые начали подготовку к одному очень масштабному ритуалу. В нем должны были быть задействованы все члены культа, не только высшие. Мы раскололи одного из младших последователей и выяснили место, время, примерную численность. Это было идеальной возможностью полностью зачистить всю секту.

Сначала все шло по плану, а затем… Затем стало понятно, что культисты готовы к встрече с нами. Кто-то передал им информацию о готовящемся рейде.

После этого началась бойня».

Отчетливая вонь разложения смрадным облаком окутывает помещения старинного дома — глубокого гнойника, выросшего посреди Лондона, скрытого прекрасным фасадом и фальшивыми улыбками жильцов.

Передатчик молчит. Магический контур намертво глушит все попытки связаться с остальными бойцами или штабом, а также перекрывает все входы и выходы. Чтобы установить подобную штуку нужно потратить не один день. Кто-то подставил её отдел — это точно. Среди её людей нет предателей, но вот те, кто сидят на вершине, те, кто имеют доступ к любой информации, утверждает и согласовывает каждое дело…

— Я найду тебя, сукин сын, — Тереза едва слышно шевелит губами, чувствуя как ненависть заставляет кровь закипать в жилах. — Найду и намотаю твои кишки на ближайший столб. Ты мне за всех ответишь.

Форма, насквозь пропитанная кровью — чужой и её собственной — намертво приросла к коже и свежим ранам. Ткань теперь не отодрать, разве что резать по живому. Тереза перематывает сочащуюся кровью руку и видит, как на белой ткани расцветают багровые узоры.

У её ног лежат семь свежих трупов, но лишь одному Тереза закрывает глаза. Она шепчет: «Прости», встает и бесшумно идет, перекатываясь с пятки на носок, отслеживая движение каждой тени. Мир кажется запредельно четким, движения легкими, напряжение при колдовстве едва ли можно почувствовать. Разум принимает форму стального клинка, направленного для исполнения лишь одной цели — убийства, полного уничтожения врага.

У неё есть ещё целых четыре часа, прежде чем закончится действие стимуляторов.

Очередная дверь бесконечных коридоров открывается. Три человека не успевают даже подняться со своих мест, прежде чем их тела оказываются в полной власти урагана невидимых лезвий.

Палочка привычно лежит в пальцах. Точно выверенные жесты, едва слышный шепот и ледяная стена воли, едва сдерживающая кипящую внутри ядовитую ярость. Нельзя поддаваться эмоциям, только контролировать их. Пойдешь у чувств на поводу и умрешь.

Она минует одну комнату за другой и за её спиной остаются одни лишь трупы.

Яростный крик раздается слева:

— Авада Кедавра!

Зеленая вспышка пролетает по касательной, врезается в стену и на мгновение ослепляет. Тереза уходит с ее траектории в сторону и посылает в невидимого противника заклинание, бьющее по площади.

Взрыв сносит стену. Осколки стекла и кирпичной кладки усеивают пол. Теперь шаги и кашель врага слышны, что дает возможность представлять, где он находится. Тереза усиливает щиты и чувствует во рту привкус крови и пыли. Она передергивает плечами и жалеет об отсутствии Ламберта — он всегда отлично прикрывал ей спину.

Невидимый маг бьет двумя неизвестными заклинаниями.

Тереза перекатывается за кресло. Растение рядом разлагается прямо на глазах. В ответ она бьет водяным хлыстом, оставляет глубокую борозду в стене и рану на ноге врага. Судя по хромающим шагам и количеству льющейся крови, задета бедренная артерия.

Добивает врага одна из самых безумных связок Аластора. Последним оказывается заклинание чистки рыбы, способное содрать с человека кожу. Проходит меньше секунды, но этого хватает, чтобы освежевать правую кисть невидимого противника. Его палочка вылетает из рук, а сам он, словно не чувствуя боли, бросается в рукопашную, используя весь свой немалый вес, чтобы получить преимущество.

Они начинают кататься по полу, вдавливая друг друга в щепки дерева и осколки стекла. Враг вгрызается зубами в нижнее веко и не дает воспользоваться палочкой. Тереза ударяет его мыском ботинка в голень, вонзает пальцы свободной руки в открытую рану на бедре. Человек орет и Тереза, наконец-то освобождает руку:

— Глациус!

Тело противника покрывает изморозь, а сам он превращается в ледяную статую. Заклинание невидимости спадает. С шеи замороженного мертвеца свисает амулет высшего аколита — первого после главы всех Шестипалых.

Тереза поднимается с пола. Боль накатывает одной невероятной волной, что заставляет скрипеть зубами от нестерпимого желания завыть в голос, забиться в угол и сдохнуть. Но она только сжимает пальцы в кулак и заглатывает пилюли блокирующие боль.

Вдалеке слышен топот множества ног. Надо уходить. Счет уже идет на секунды.

Она срывает с мертвого аколита амулет и покидает комнату.

Вновь коридоры однообразным хороводом мелькают вокруг, пока Тереза идет вглубь особняка. Она должна уничтожить главаря Шестипалых. Нет никаких сомнений, что именно на него завязан магический контур. Надо разорвать его, затем собрать всех людей, отправить сигнал в Аврорат и попытаться не откинуться в процессе.

Палочка в её руках вновь мелькает, отплясывая свой смертельный танец, последний для многих сектантов. Но с каждым коридором их становится все больше. Члены культа в большинстве случаев плохие бойцы, но их много. Это как раз тот случай, когда количество перевешивает качество.

Приходится придумывать иные способы добраться до главы секты. Следующего же культиста Тереза убивает аккуратно, так, чтобы одежда не запачкалась кровью. С амулетом высшего аколита на груди она может спокойно пройти по самым защищенным коридорам в главное ритуальное помещение, через дверь, предназначенную лишь для четырех человек и никого больше.

Широкий балкон и огромный зал под ним. По полу темной дымкой плывет овеществленная тьма, сотни людей безмолвно качаются в трансе среди этого моря клубящихся теней. Посреди балкона стоит алтарь, по три стороны которого находятся три человека в длинных синих одеяниях, а на самом постаменте лежит бессознательный человек в форме её отряда.

Уильям Ламберт.

Проходит некоторое время, прежде чем оставшиеся сектанты присоединяются к сборищу. Новый глава Шестипалых торжествующе взмахивает руками перед обезумевшей толпой. Он хочет что-то сказать, но получает в спину разряд цепной молнии, что перекидывается на двух других сектантов.

Барьер лопается, как огромный мыльный пузырь. Люди в зале начинают кричать, биться в конвульсиях, выгибаться, ломая себе и друг другу кости. Если смотреть сверху, то они сливаются в единую человеческую массу. Откат неоконченного ритуала.

Вот и все. Конец. Пора уходить.

Тереза посылает в Аврорат сигнал о помощи и измеряет пульс Ламберта, надеясь, что он ещё жив. Им надо собрать всех, вызвать подмогу, затем аппарировать…

Она не может сдвинуться с места.

Ладонь до боли сжимают чужие пальцы. Уильям открывает глаза. Белки и радужка у него абсолютно черные и пустые. Прямо как у Хагена.

Из его глазниц начинает течь та же тлетворная мерзость. Она пачкает его щеки, стекает по подбородку и капает на грудь. Тереза пытается вырвать руку, но понимает, что не может пошевелиться. Да что там пошевелиться. Ей не удается даже отвести взгляд.

Мир схлопывается.

* * *

Тьма.

Рядом нет ни одного источника света.

Вокруг растянулось ровное зеркало холодной черной воды. Сколько ни смотри, ни вглядывайся, не увидишь дна ни сверху, ни снизу.

Какое-то подспудное ощущение подсказывает, что его нет вообще.

Ей нужно идти. Выбраться из этого места. Спасти.

Но куда? Зачем? Кого спасать?

Озеро с черной водой, маслянистой и пахнущей ржавым железом, чернильными лапами цепляется за ноги, окутывает тело и тормозит каждый шаг. Жидкость похожа на нефть или смолу. Такая же вязкая, с тошнотворным сладковатым душком, какой появляется при разложении трупов.

Желчь подкатывает к горлу. Она продолжает идти. Это её долг. Она обязана.

Кому? Кому ты обязана?

Людям.

Каким людям? Назови их имена. Помнишь ли ты хоть кого-то?

Она смыкает глаза и всеми силами пытается выудить из памяти хоть что-то. Воспоминания напоминают калейдоскоп несвязных разноцветных кусков. Серые будни соседствуют с ярко-желтым детским счастьем, всепоглощающей страстью и ярость багрянца, беспроглядной чернотой ненависти.

Нет, она занята не тем. Совсем не тем. Ей нужно выбраться. Бежать. Прочь отсюда. Каждое движение дается тяжело, словно идешь под водой, а не по ней.

Она рычит подобно дикому зверю и делает очередной шаг вперед. И все равно остается на месте. Беги не беги, нет никакого толку, если не ты хозяин этого мира. Ледяная тьма, первозданная чернота из которой создано все вокруг смыкается вокруг её тела.

Чернота…

Чернота!

Блэк.

Такая фамилия у тех ради кого она должна — ты никому не обязана — вернуться обратно.

Она помнит. Зло смеется, победно, задирая голову кверху.

Или может быть дну?

Если нельзя сдвинуться с места, даже пройдя сотни миль, может, просто идешь не в том направлении? Или не в той плоскости?

Она опускается на колени, прикасается к черной поверхности, протягивает под водой руку на ту сторону…

Той стороны нет.

…и понимает что задыхается. При попадании в нос и рот вместе с рваным вдохом черная мерзость перекрывает доступ воздуху. Удушье вызывает конвульсии и тошноту. Тело выгибается, дергается, зубы щелкают, пытаясь поймать вожделенный кислород. Горло судорожно сжимается, пытаясь вытолкнуть чужеродную материю.

Наконец приходит осознание — смерть уже здесь. Поглотила еще не до конца, но осталось совсем немного.

Один вздох. Последний рывок. Успешный.

Почти.

* * *

Острая боль пронзает правую ногу. Кажется, что вместо конечности остается один только комок оголенных нервов. По щекам текут бессильные слезы. Она кричит, срывая голосовые связки, выгибается, царапает камень ногтями и едва может достать до последней пилюли с блокиратором боли. Впервые он работает в пол силы.

Тереза вновь на вершине зала под особняком Шестипалых. Том самом, где проводился ритуал. Все пространство зала залито потусторонней черной жижей, в которой плавают расчлененные тела сектантов. Всех двух сотен, если не больше. Вонь крови и разложения стоит такая, что начинает мутить. Приходится дышать через раз.

Ламберт все также лежит на постаменте. Вместо глазных яблок у него лишь две пустые глазницы. Он дышит.

Тереза левитирует тело своего подчиненного в коридор, затем облокачивается на перила балкона и поднимает палочку. У неё не хватит силы удержать это заклятие, но…

Она обязана уничтожить это место.

Зал, погруженный во тьму, оказывается поглощен всепожирающим адским огнем. Тереза смотрит на беснующееся пламя и отворачивается, давая тому полную свободу воли. Дверь за её спиной захлопывается. Она касается уха и посылает второй сигнал всем, кто мог выжить.

Ответом ей становится гробовое молчание.

* * *

— Так значит, все это было одной гигантской иллюзией?

— Да, все верно. Я не знаю что именно Шестипалые хотели делать дальше, но то место куда я якобы попала… На самом деле его не было. Также как и бога. Я просто попала под воздействие заклятья. И моя нога… Концептуальная магия, конечно, сложна, но главе секты хватило силы приложить меня перед смертью, — она усмехнулась и провела рукой по волосам, откидывая их назад. — Знаете, я сейчас все это вам выговорила, и мне даже стало немного легче. Пожалуй, я даже рада, что пришла к вам.

— Это хорошо, миссис Саммерс. Но вы же понимаете, что все, о чем вы рассказали. Все это насилие и убийства… Ваши потери. С этим нужно работать…

Она кивала, улыбалась, слушала все, что говорит этот человек, а затем, когда время подошло к концу, пожала протянутую руку, записалась на следующую среду и покинула кабинет. Приходить к этому человеку вновь она не собиралась.

Хватит с неё вранья.

Перед глазами все ещё плескались черные волны, до жути реальные. Такие же реальные как голос бога Шестипалых — настоящего демона — и заклятие, способное изменить саму реальность. Человеку магия подобного уровня просто недоступна. Но посторонним знать об этом не следует. Невыразимцы совершили ошибку, ограничившись лишь базовым типом клятвы неразглашения, посчитали, что она ничего не помнит, из-за вполне логичной защитной реакции организма, преобразовав воспоминание о встречи с этим в обычную битву с темными магами. Решили, что человеческий разум не может осознать принять существование чего-то подобного и остаться собой.

И они в общем-то были правы.

Тереза прикусила костяшки пальцев. Дико хотелось курить. Рот наполнился вкусом меди и соли. Не дым, но собственная кровь отрезвила, заставила вспомнить прошлое, когда этот вкус — вкус смерти, боли, собственных грехов и ошибок — был даже привычнее табачной горечи. Она посмотрела на красные отметины зубов, спрятала руку в карман пальто и прислонилась лбом к стене.

Рядом почти перед самими глазами висела та самая абстрактная красно-белая картина, похожая на кусок живой плоти. Тереза перевела глаза на подпись в углу и прочла название.

«Цветочное поле».