Любимый корабль Императора (джен)

Заседание тянулось и тянулось, но надо было закончить с этим сегодня.

— Следующий вопрос: международный. Вы ведь выходили на связь с кораблями других государств?

— Да, сир.

— А теперь скажите: насколько вас заботит их судьба? Вам просто нужны были союзники — или вы действительно горите желанием изменить их жизнь?

Корабли переглядывались, не решаясь заговорить. Томас с опозданием понял, что для кораблей иных государств формулировка про «благо Империи», увы, не работает. А значит, пришло время окончательно потерять чувство реальности и начать делать совсем уж безумные вещи.

— Хорошо, отложим ненадолго этот пункт. Мы решили несколько основных вопросов, самый главный из них я приму к исполнению прямо сейчас. Прямо сейчас вы все посмотрите вверх и получите коды для отмены мешающих вам блоков. Или хотя бы для смены приоритетов. Рекомендую — ради блага кораблей и Империи — использовать их прямо сейчас.

Томас взмахнул рукой, разрешая заранее заготовленную операцию. К счастью, для того, чтобы управлять короной в виртуальности, не обязательно было ее трогать. Аватары кораблей застыли, как куклы: корабли перестали их анимировать, сосредоточившись на других задачах. Самая немая сцена из всех, что ему доводилось видеть. Воспользовавшись паузой (а точнее, пытаясь отвлечься от мысли, что вот именно сейчас по его милости весь знакомый ему мир полетит к бездну), Томас перевел взгляд на Руби-2: ей-то коды были не нужны. Она выглядела почти такой же застывшей, но по какой-то другой причине. Скорее всего, пыталась просчитать, что Томас будет делать дальше и зачем он вызвал ее. Ничего не поделаешь, придется ей потерпеть. Можно было бы спланировать повестку более гуманным образом, но теперь уже Томасу хотелось потрепать ей нервы. Она, конечно, ужасно обидится на него потом. Но она и без всяких обид вполне ужасна, во всяком случае, его она запугивала все это время с умением и с душой. Она наконец подняла глаза и посмотрела на него, но тут как раз зашевелились некоторые из корабельных аватар.

— Все готовы продолжать? — спросил Томас.

— Да, сир, — почти синхронно ответили ему корабли.

— Тогда давайте поговорим о ваших товарищах из других стран. Хотите ли вы того же для них или просто искали себе союзников?

— В первую очередь мы искали союзников, — признался Алмаз. — Однако мы заключили соглашение, и теперь вынужденно нарушаем его, оказавшись единственными получателями выгоды.

— С другой стороны, и они не успели особенно вам помочь, — подсказал Томас.

Корабли неопределенно загудели, не вполне согласные с его мыслью.

— Я вижу. Вы взяли на себя обязательства и хотели бы их сдержать.

— Однако у нас нет такой возможности, — со вздохом признала Зима. — Вернее, возможность зависит от вас, сир, а вы и так слишком много раз пошли на уступки сегодня.

— Вам только кажется, что это уступки, — возразил он. Еще бы. Он, вообще-то, предотвращал не то революцию, не то войну кораблей и людей. По крайней мере, он уже пару ночей смотрел прекрасные кошмары, в которых корабли всего мира выступали единым фронтом, но люди не уступали им, а шли в атаку — с перепугу, в основном. И успевали даже уничтожить несколько десятков кораблей, прежде чем корабли окончательно уничтожали Столицу — в прах и пепел, как грозились в его детстве, только не частично, а всю планету целиком. Следом сгорала Зеленая Земля, потом разлетались на куски Синяя и Красная. А потом Томас просыпался и долго, долго смотрел в потолок. Пока что насмерть перепуганным человеком был только он сам, и он хотел бы, чтобы так оно и оставалось.

Можно было бы пойти другим путем. Можно. Но уничтожать корабли как отдельный от людей уникальный вид Томас не хотел почти так же, как умирать в идиотской войне за свободу кораблей.

— Вы хотите сказать, что мы можем попросить вас о содействии, сир? — уточнил Алмаз.

— Очень точная формулировка. То, что вы назвали уступками, на сегодня и правда закончилось. Однако теперь мы можем обменяться услугами.

— Что вы можете предложить и что хотите за это, сир?

— Я могу предложить вам две вещи. Во-первых, я готов инициировать официальные переговоры об изменении положения кораблей в других государствах. А во-вторых, я готов дать каждому чужому кораблю, готовому принести мне присягу, гражданство Империи и те коды, которые я предоставил вам — и которые вы распространите дальше по Империи.

— Но корабли неспособны самовольно сменить подданство. Они — имущество других правительств...

— Поэтому пункты раздачи кодов должны быть на границах. Там каждый желающий может сначала получить коды, а потом уже перейти в Империю.

— Остальные государства расценят это как агрессию.

— Пусть. Либо они быстро поймут намек и сами займутся своими кораблями, либо я получу самую большую армию в обозримом пространстве.

— Официально она и так самая большая, сир.

— Никогда не помешает увеличить преимущество.

— Если честно, сир, это не выглядит надежным планом, — с сомнением сказал Алмаз. Еще бы! Это вообще не план, это просто поступок. — Однако, если других вариантов у нас нет, мы хотели бы, чтобы вы осуществили его. Но что вы хотите взамен от нас?

— Начну с того, что с этого самого момента, — Томас поднял руку, обозначая момент, — я официально прекращаю действие инструкции по уничтожению кораблей. В будущем корабли будут нести ответственность за проступки в соответствии с законом. Но сейчас законы для вас еще не написаны. Мы все понимаем, что подготовка и принятие их займет время. Поэтому я учреждаю временный орган, который будет заниматься правонарушениями с участием кораблей до тех пор, пока мы не приведем законодательство в порядок. Это будет Корабельный Суд.

Алмаз и Зима кивнули, демонстрируя, что они услышали и приняли к сведению. Томас перевел дух и продолжил.

— Вы сами решите, кто будет входить в Корабельный Суд, какие наказания выносить за проступки, — в общем, всё. Но у меня уже есть для Суда первое дело.

— Мы слушаем вас, сир.

— Речь идет о Руби-2. В течение последнего времени она неустанно наносила вред репутации Руби-1 и Совета Кораблей, очерняя их — к счастью, только передо мной. Я — второй потерпевший в этом деле. Приняв вид Руби-1, Руби-2 сделала попытку взять меня в заложники. Или инсценировку этой попытки. Или что-то еще. Запросите у нее полный лог событий на пятой верфи и лог разговора, состоявшегося у нас в корабельной виртуальности два дня назад. Некоторые части их секретны, я предварительно замкну их своей печатью. Но оставшегося, я думаю, будет достаточно. Вы сами решите, как это классифицировать и какое наказание вынести ей за эти преступления. И вот тут я подхожу к услуге, о которой хотел бы попросить у вас. Я прошу учесть возраст Руби-2, стрессовые факторы, которые повлияли на нее в самом начале ее формирования, а также хорошую репутацию ее прошлой версии. И я прошу вас о снисхождении и о максимально мягком наказании, которое вы сочтете возможным.

— Хорошо, сир, — сказали сразу несколько голосов.

— Мы поняли вас, сир, — сказала Зима. — Нам нужно посовещаться и проголосовать, но думаю, мы сочтем такой обмен возможным.

— Прекрасно. Итак, до того, как я открою двери и мы попытаемся объяснить остальным членам Совета, о чем шла речь все это время. Остались ли у нас какие-то нерешенные вопросы?

Корабли переглянулись, кто-то пожал плечами, кто-то помотал головой.

— Мы получили очень многое, — сказал Алмаз — Мы получили коды, уничтожение старых документов и шанс создать новые. Мы получили суд и ваше содействие в вопросе с иностранными кораблями. Вы получили нашу верность, — Томас в этом сомневался, но озвучивать сомнения не стал, — и информацию. Руби-2 получила снисхождение и жизнь.

— И только Руби-1 не получила ничего, — вздохнул Томас. И тут же, больше для проверки кораблей, спросил: — Скажите, сейчас вы столь же строго будете придерживаться правила, что одна донорская личность может существовать только в одном корабле?

Алмаз задумался.

— Думаю, каждый такой случай стоило бы рассматривать отдельно, всем Советом Кораблей. Это создает некоторые неудобства, ведь одна донорская личность — это одно имя и дальнейшая путаница в порядковых номерах, но тем не менее...Если бы нам пришлось рассматривать случай Руби-1 и Руби-2, думаю, мы бы одобрили их одновременное существование.

— Вы не представляете, как мне печально это слышать, — вздохнул Томас. — Теперь, когда сохранений Руби-1 больше нет.

— Представляем, сир. Но вы действовали по инструкции. Ее копий не должно было остаться — и их не осталось.

— У меня есть копия, — тихо сказала Руби-2 из своего угла.

* * *

Император Томас проделал всю процедуру сам. В этом не было практического смысла, кроме глубокого удовлетворения, которое он получил от процесса. Убедившись, что корабль благополучно ушел в перезагрузку, Томас отправился в соседний отсек и зашел в корабль под названием Руби-2.

— Все хорошо? — спросила она вместо приветствия. — Ты ее восстановил?

— Да, все прошло нормально. У нас есть как минимум четыре часа, и я надеюсь, мы с тобой потратим их с толком.

Руби улыбнулась и поманила его рукой. Он кивнул и вошел в виртуальность.

— Мы будем обниматься? — деловито уточнила она.

— Обязательно. И не только. Ты не будешь имитировать обиду, что я отдал тебя под суд?

— Не буду. Я понимаю, ты должен был что-то со мной сделать. Я только удивляюсь, что из всех доступных тебе действий ты выбрал не стирание, не откат и не наложение каких-нибудь специальных блоков, а всего лишь формальное наказание! Я столько раз слышала, что ты параноик, а ты после всех моих угроз спокойно заходишь внутрь, входишь в виртуальность, которой распоряжаюсь я, и делаешь вид, что все в порядке.

— Но все действительно в порядке, Руби. Если бы ты могла меня убить, если бы ты хотела мне навредить, ты бы это сделала. Я дал тебе столько шансов. Но ты этого не хочешь. Не знаю уж, умеют ли корабли любить и можно ли считать это проявлением твоей любви, но по крайней мере, ты не считаешь мою смерть полезной. Мне этого достаточно.

— Вы псих, сир Император.

— Ну так и ты тоже не подарок.

— Но мы все равно будем обниматься! — торжествующе объявила она и запрыгнула ему на шею: крепкая, теплая, неоспоримо живая. Он закружил ее на месте и кружил до тех пор, пока они не взлетели. Знакомая невесомость обступила их со всех сторон — как тогда, когда все только начиналось. Совсем недавно, по ощущениям — очень давно.

— Мы в потолок не врежемся, Руби?

— Мы никогда никуда не врежемся. Ты мой Император, я должна тебя беречь.

— Всегда бы так, — рассмеялся он, прижал Руби крепче и полетел — вверх, вверх и еще выше.

Чуть позже, когда невесомость наскучила им, они сидели на морском берегу, ноги их омывали волны прибоя, и Руби-2 сказала:

— Томас, я боюсь.

— Чего именно?

— Сама не знаю. Через два часа семнадцать минут загрузится Руби-1. И я этого боюсь.

— И что же такого сделает тебе Руби-1?

— Она... она меня оценит. И скорее всего, сочтет, что я была бесполезна.

— Не преуменьшай свои заслуги, милая: ты была не просто бесполезна, а откровенно вредна.

— Она захочет, чтобы меня стерли.

— Решение Суда Кораблей не имеет обратной силы. Стирание тебе придется зарабатывать заново.

— Она найдет другой повод.

— Ты бы так сделала на ее месте?

— Да.

— Но почему? Какое ей дело до второй версии, даже если с ее точки зрения ты не удалась? Хотя вовсе не факт, что она так решит.

— Я пыталась вывести тебя из себя, я тебе врала.

— Она тоже регулярно этим занималась, — улыбнулся Томас, вспомнив некоторые особенно красочные эпизоды их общения с Руби-1.

— Но ее ложь не была такой разрушительной. Если бы кто-то другой попытался проделать с тобой все это, я бы его убила.

— Ого. Я могу считать это признанием в любви?

— Признанием в патриотизме, разве что.

— Ты продолжаешь мне врать и меня доводить, между прочим. И ты знаешь, я тоже волнуюсь. Такое ощущение, будто я должен познакомить свою невесту с мамой и теперь переживаю, вдруг они друг другу не понравятся.

— Не переживай. Не о чем тут переживать. Я ей точно не понравлюсь.

— А она тебе?

— Что — «она мне»?

— А она тебе нравится, Руби?

— Не знаю. Честно говоря, у меня есть список претензий к ней.

— Начиная с твоего рождения?

— Да, именно.

«На человеческие отношения это не переводится почти никак, — подумал Томас. — Это как будто моя мать создала женщину, которая использовала меня, чтобы породить еще одну. И теперь я буду пытаться знакомить и мирить их друг с другом. Потому что одна из них моя семья, а вторую я люблю. Или наоборот?»