Любимый корабль Императора (джен)

От автора.

Дорогие читатели! Читая эту книгу, пожалуйста, не забывайте, что автор, во-первых, гуманитарий, а во-вторых, сказочница. Поэтому сообщать мне, что все описанное не должно работать или должно работать не так, бесполезно. Не обманывайтесь жанром "научная фантастика". Просто жанра "ненаучная фантастика" здесь нет, а на "техномагию" я, пожалуй, не наколдовала.

Когда император Томас взял из ящика пять слитков чистого шедия, руки его слегка дрожали, и дрожь передавалась манипулятору, которым он управлял. Манипулятор был так себе, паршиво отрегулированный, почти без стабилизации, дежурный элемент багажа, который обычно совершенно не нужен, его берут просто на всякий случай. И ведь действительно не нужен был, даже трудно вспомнить, сколько лет Томас не испытывал в нем необходимости. А теперь вот почему-то именно за него схватился — лучше бы не поленился взять нормальный. Так и уронить что-нибудь недолго! Хотя, конечно, не так уж манипулятор и виноват. Просто надо меньше нервничать по ерунде. Ведь это его слитки, уговаривал он себя, это его собственность. Ничего зазорного нет в том, чтобы брать то, что принадлежит тебе по праву.

В глубине души он знал, что на самом деле его смущает совсем другой аспект этой ситуации. Он не видел ничего предосудительного в том, чтобы распотрошить имперские — собственные — запасы шедия. Предосудительными ему казались цели, для которых он отбирал сейчас драгоценный металл. Пять зеленовато-золотых слитков, способных (потенциально) дать жизнь ещё нескольким кораблям его армии.

Он знал, на что потратит их. Это не одобрил бы ни Совет Министров, ни Совет Кораблей. Но ему самому это было совершенно необходимо. Всё, что принадлежит Империи, может быть использовано им в интересах Империи. Но в данном случае это были не интересы Империи, а только его собственные. Корабли бы страшно удивились, если бы узнали. Они до сих пор полагали, что его личные интересы всегда соответствуют имперским. "Вы — это Империя, Ваше Величество", да? А вот и не всегда!

Томас вздохнул. Дрожь в руках прошла. В конце концов, выбор он уже сделал. Если эти компромиссы и полумеры можно назвать выбором. Нельзя же думать, будто можно дать задний ход сейчас, просто сложить слитки обратно и сделать вид, будто он вовсе не собирался взять их и использовать в личных целях. Или все-таки можно? Он положил шедий в надёжно изолированную шкатулку и закрыл ее личным кодом, намертво.

* * *

Томас рано лишился родителей. Несчастный случай, больше похожий на несостоявшийся дворцовый переворот, унес их обоих, когда Тому было десять. И он остался один. То есть, вокруг него было много разных людей, но все они довольно быстро его бросили. Именно тогда он узнал и накрепко запомнил, что главная сила в Империи — не люди, а корабли.

Корабли выступили в защиту осиротевшего принца Тома, когда Совет Министров намеревался посадить на трон его двоюродного брата — совершеннолетнего и сговорчивого. Корабли выдвинули такие ультиматумы, что Томас всегда ощущал дурноту, думая об этом, представляя, что было бы, если бы люди решили проверить, не блефуют ли корабли. Он-то отлично знал: корабли никогда не блефуют. Они могут лгать, но зачем делать это, когда действуешь с позиции силы? В таких ситуациях они поступают так, как считают нужным, даже если очень этого не хотят. Они действительно разнесли бы дворец и несколько прилегающих к нему кварталов в прах и пепел. И независимо от того, сколько человек сумело бы эвакуироваться, а сколько уцелело, это был бы конец того правительства.

Томас до сих пор не понимал, почему те, кто стоял за его кузеном Ричардом, тогда не учли мнение кораблей, почему не попытались договориться с ними до того, как начали действовать. Что бы ни двигало ими тогда, они ошиблись фатально, и эта ошибка обошлась им очень дорого — потом, когда Томас вырос. А тогда корабли выступили за Тома как за основного и законного наследника, сохранив ему корону, а возможно, и жизнь. А регентом назначили Руби-1, небольшой, молодой и мощный корабль с впечатляющими дипломатическими способностями.

Они выбрали такого регента не потому что жаждали влияния и власти (не только поэтому). Они просто последовательно забраковали всех его живых родственников, тех самых, что не выступили в защиту Томаса, когда в Совете и выше, в Императорской семье, обсуждали вопрос о наследовании престола.

"Вы не стали отстаивать его интересы в тот момент, когда это было критически важно. Либо вы не заинтересованы в его благополучии, либо не способны распознать момент, когда необходимо действовать. Любого из этих условий достаточно, чтобы постановить: вы не можете представлять императора Томаса как правителя. Вы не представляете, что он за правитель, и не понимаете, в чем его выгода. А его выгода — выигрыш Империи".

Это был классический образчик корабельной логики, когда тому, кто попал кораблям на зуб, очень хочется сказать: "Да вы просто обиделись, вы злитесь, вы предвзяты", — но он не может, потому что это корабли. Они не предвзяты. Они просто следуют логике. Своей, не человеческой.

В обществе разгорелась короткая, но яростная дискуссия, и корабли ее охотно допустили и приняли в ней участие: отстояв право Томаса на престол, они перестали угрожать и снова стали дружелюбными, общительными и открытыми к чужому мнению. Люди утверждали, что Тому ещё предстоит долгий процесс воспитания и формирования — и как личности, и как правителю. Ему ведь всего десять!

Корабли крыли эту карту тщательно составленным психопрофилем и прогнозами к нему. Они как раз неплохо представляли себе, каким будет Томас как человек и как правитель.

Никогда раньше корабли не вмешивались в сферу человеческих отношений, говорили люди.

Раньше люди не совершали нелогичных и нерациональных поступков такого масштаба, говорили корабли. Мы верим в добрые намерения людей, но нам нужно время и новый массив наблюдений, чтобы убедиться в том, что это единичный сбой.

Человечество коллективно поежилось, осознав, что всё это время было объектом пристального наблюдения и что до сих пор избегало вмешательства кораблей в свою жизнь лишь потому, что тех всё устраивало. Человечество уступило и стало ждать, когда начнется беспощадное притеснение людей кораблями. Технократия, технодиктатура, техноапокалипсис. Но ничего подобного так и не случилось. Корабли учредили свой Совет, отныне принимавший участвие в принятии решений вместе с Советом Министров. Это слегка изменило политический расклад, но совсем не так сильно, как ожидали люди. Внутрипланетной политикой корабли практически совсем не интересовались, а во внешней готовы были поддержать все, что, по их мнению, отвечало интересам Империи. Они по-прежнему воевали за Империю на границах, сопровождали ценные грузы, устраивали исследовательские экспедиции и совершенно не пользовались имевшимся у них влиянием, чтобы что-то изменить в жизни людей.

Так и вышло, что Томас вырос на борту Руби-1, под постоянным присмотром опекуна. Сменяли друг друга слуги и учителя, придворные и дети придворных — товарищи по играм. Лишь Руби-1 была неизменна. Руби-1 была рядом всегда.

Она была старше Томаса всего на десять лет. По меркам кораблей это считалось бы детским возрастом, если бы такая характеристика, как возраст, учитывалась ими при распределении социальных ролей. Но корабли руководствовались другими соображениями, и Руби-1, почти ребенок, занимала весьма высокое положение, потому что могла делать расчеты, не очевидные и не интересные другим кораблям. Именно она предложила вмешаться в человеческую политику, она вела переговоры и ставила ультиматумы. Корабли были довольны ее работой. Томаса вверили ее заботам, зная, что она сможет стать ему другом и защитником. Вот только Томас в ту пору об этом не знал. Его как-то забыли предупредить.

* * *

Когда Томас впервые ступил на борт Руби-1, он был смертельно напуган. Всего две недели назад погибли мама с папой. Он всё ещё время от времени начинал плакать, когда был вынужден говорить с кем-то о них, а говорить приходилось много. Ему объясняли, что потребуется время, чтобы пережить это. Много-много времени. Но почти сразу после похорон, а не через много времени, начались вовсе невообразимые вещи. Вообще-то, Тому никто специально о них не рассказывал, но при нем многое обсуждали, не особенно скрываясь, полагая, что он ничего не поймет. Он действительно понимал не всё и ничего не переспрашивал, чтобы взрослые не сообразили, что он не такой уж и мелкий. Но кое-что он всё-таки понял.

Во-первых, многие, включая дядю Гарри и тётушку Магду, не хотели, чтобы он становился следующим Императором. Том был им глубоко благодарен, потому что и сам совершенно этого не хотел. Они, кажется, чувствовали себя неловко, предлагая кузена Ричарда вместо Тома, и Том никак не мог понять, почему. Они его практически спасали! От постоянных занятий под девизом "вам же предстоит править Империей", от этикета и танцев, от истории и космографии, от техники и технологии... От смерти, как у мамы с папой. Том хотел бы им это сказать, но на всякий случай помалкивал. А то ещё передумают.

Во-вторых, потом корабли взбесились и попытались уничтожить столицу, но люди их остановили — Том не понял, как именно.

В-третьих, корабли решили править людьми и потребовали отдать им Тома, то ли для того, чтобы съесть, то ли для промывки мозгов, то ли в заложники. Взрослые объяснили Тому, что ради жизни всех людей в столице им придется принести его в жертву. Отдать его кораблям. Томас был согласен со взрослыми: именно так и следовало поступить. Но простить им этого не смог. Он не смог их простить даже тогда, когда понял, что у кораблей ему ничего не угрожало. Он твердо запомнил, что люди полагали, что ему может грозить опасность, и все-таки отдали кораблям. Он знал, что они и впредь легко предадут его, если таким образом смогут спастись сами.

На борту Руби-1 его встретила девчонка примерно его возраста, веснушчатая, рыжая и растрёпанная. Она с любопытством смотрела на него с экранов, покрывающих весь коридор. По одной девчонке на каждую панель. Штук пятнадцать точно.

— Привет, я Руби, — сказала она. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — машинально соврал Томас.

Девочка скептически на него посмотрела:

— Судя по твоему лицу, тебе здорово не по себе. А судя по пульсу, ты в ужасе, — помолчав, добавила она. — Отлично держишься, кстати.

— Ни в каком я не ужасе, и вообще, не твоё дело, — огрызнулся Томас.

— А по-моему, очень даже моё. Я твой опекун, ты в курсе?

— А вот и врёшь, — помотал головой Томас. — Мой опекун — корабль! Так что не придумывай.

Он, конечно, уже понял, что эта девочка и есть корабль. Аватара, дух или как там они себя называют, Том не знал, ведь раньше ему бывать на разумных кораблях не приходилось. Но по новообретенной привычке он прикидывался немного идиотом. Ему казалось, что так безопаснее. К тому же, он тянул время, хоть и не очень понимал, зачем.

— Правильно! А корабль — это я! — с торжеством заявила девчонка. Томасу стало даже немного смешно, что она так рада его уесть.

— Да ладно! — старательно вытаращился он, изображая недоверие и изумление. Девчонка расхохоталась.

— А ведь я им говорила, что ты тот ещё манипулятор! Я ведь сейчас должна была стать к тебе очень снисходительной, потому что ты глупенький и я так легко поставила тебя на место. Вероятно, я даже могла бы почувствовать некоторую симпатию, ведь ты доставил мне приятные эмоции. Томас, ты прелесть.

— Не знаю, о чем ты, — недоуменно уставился на нее Том. Надо же, а со взрослыми почти всегда получалось.

— Всё ты понимаешь, — небрежно отмахнулась она. — И всё-таки мне нравится, что ты не сдаешься сразу же. Но ты, пожалуйста, учти, что долго тебе в амплуа безобидного идиота не продержаться. Идиот-ребенок, который никому не мешает, — это удобно. А идиот-Император словно специально создан для того, чтобы плести вокруг него заговоры. Ведь даже если что-то пойдет не так, он всё равно не поймет, что случилось. Возможно, ты сможешь их все разгадать, но сколько времени и сил ты на это потратишь!

— Император, как же, — проворчал Томас. — Можно подумать, ты меня когда-нибудь выпустишь. Да ещё и трон мне вручишь.

— Именно это я и собиралась сделать, — кивнула она. — А в Столице считают иначе?

— Сама же говорила, что я не идиот. Тогда зачем успокаиваешь меня таким дурацким враньём?

— В Столице считают иначе, — с удовольствием повторила девчонка и мерзко захихикала. — Интересно, что же я, по их мнению, собираюсь с тобой сделать? Убить? А зачем? Чтобы съесть, что ли?

— Наверное, ты можешь их этим шантажировать. Я же, вроде бы, важный заложник, — вежливо подсказал Томас.

— Да ну, ерунда. Зачем мне ты, если я могу шантажировать их разрушением Столицы? А твою смерть некоторые могут счесть даже выгодной. Погорюют, устроят пышные похороны и посадят на трон Ричарда, уже абсолютно законно.

— Ты правда собиралась разрушить Столицу? Зачем?!

— Чтобы тебе же сохранить Императорский титул, балбес!

— Ну да, конечно, — недоверчиво протянул Томас. — Разве кораблям важно, кто там у людей сидит на троне?

— Вот и остальные люди, кажется, не поверили. А зря. Мы просто любим порядок. Есть живой наследник, этот наследник — ты. Что за непонятные изменения правил во время игры? Существует общественный договор, кто за кем наследует. Если люди не соблюдают его и даже друг друга готовы обманывать, то как корабли могут им доверять?

— А если силой заставить людей поступать по правилам, то им потом можно доверять, что ли? — фыркнул Том.

— Это вряд ли, — в тон ему ответила девчонка. — Зато им будет о чем подумать!

— Звучит как чушь полная. А какое-то нормальное объяснение у тебя есть?

Девочка стала неожиданно серьёзной и как будто даже повзрослела. И ее голос, прозвучавший как будто сразу со всех сторон, тоже повзрослел.

— Есть. Я присягала лично твоим родителям, как и все корабли моего поколения. Я служу вашей семье. Для меня вы — это Империя. А сейчас Империя — это ты. Они не смеют делать вид, будто это не так! И потом...

Она неожиданно запнулась.

— Что "потом"? — насторожился Том. Позже он поймет, что мыслительные блоки кораблей работают гораздо быстрее, чем звуковой процессор озвучивает результат их работы. А значит, каждое высказывание корабль успевает многократно обдумать и скорректировать. В общем, корабли не запинаются. Разве что нарочно, чтобы повысить ценность информации для собеседника. И он, конечно, попался. Как он мог не попасться, в десять-то лет?

— И потом, я обещала лично твоей матери, что позабочусь о тебе, — как бы неохотно сказала она.

Томас ненавидел подобные штуки. Все эти "ах, я знал твоих родителей", "в память о них мы сделаем все, чтобы ты..." и прочую бессмыслицу, которую, кажется, говорили только для того, чтобы посмотреть, насколько плохо ему станет. Они все говорят так, будто это их утрата, будто это они потеряли, а потерял на самом деле он, только он!

Томас вздохнул поглубже и бросился на экран с кулаками. Изображение рыжей девчонки разлетелось вдребезги.

Император Томас прибыл на пятую верфь ранним утром по местному времени. Вечерняя смена уже давно закончила работу, а утренняя явится только через полтора часа. Он кивнул дежурному администратору, поспешно вскочившему и согнувшемуся в поклоне.

— Ремонт идёт по плану? — спросил он.

— Да, сир, завершены все внешние и почти все внутренние работы. Осталось только разобраться с блоком памяти. Данные сохранились, они законсервированы в мыслительной части, мы продублировали их на всякий случай. Шедий уже заказан и в пути. Для реставрации понадобится один стандартный слиток. Как только он прибудет, можно будет перезагружать её — и готово.

— Отлично. Я хочу на нее посмотреть.

— Да, сир. Выделить вам сопровождающих?

— Не стоит. Работайте.

— Да, сир.

Император Томас шел к ремонтному отсеку и напряжённо размышлял. Дублированные данные создают некоторую проблему. Он ожидал, что так будет, но до сих пор не решил, что делать с возможной оглаской. Всё остальное шло по плану, других осложнений не предвиделось, но вот проблема огласки все еще никак не решалась. Наверное, ее вовсе нельзя было решить полностью, только жонглировать обстоятельствами в надежде, что удастся ее избежать. Просто делать все максимально тихо, благо здесь нет Советов и никто не спросит его, какого черта он творит. Ему и нужно-то еще несколько дней... Отсек открылся при его приближении, и Томас зашёл внутрь.

Корабль был тихим и тёмным. Непривычное и жутковатое зрелище, как человеческий труп. В какой-то степени это и был труп, хоть и не человеческий.

"Строго говоря, не труп, а тяжело больной без сознания", — мягко поправил его внутренний голос.

"Это всё равно что труп. Одна ошибка, и пациент будет мёртв".

Значит, не надо ошибаться.

* * *

"А на твоей ладони,

Мой принц, блистать короне.

И взрослые, и дети —

Твои до самой смерти.

А на твоей ладони,

Мой принц, блистать короне.

Корабль и человек —

Они твои навек.

А на твоей ладони..."

— А почему "на ладони"? Почему не "на голове"? — спросил Томас, когда этот дурацкий образчик прошловековой лирики наконец отзвучал. Руби почему-то считала, что это тоже "культура", к которой он непонятно зачем должен приобщаться. Лучше б современное что-нибудь включила, а то он перед мальчиками иногда выглядит идиотом, который не с другой планеты и даже не из другого сектора, а вообще из другого века прилетел.

— А ты не помнишь? — удивилась Руби. — Отец или мать никогда не показывали тебе корону?

— Нет. Но они же не носили короны в руках, это-то я помню.

— Конечно, не носили. Корона была встроена внутрь их ладоней. Вызывалась она то ли мысленной командой, то ли специальным жестом. И тогда она зависала над ладонью, такое объемное изображение.

— А для чего она нужна?

— Ну, для начала, это просто символ власти. Но у нее явно есть и другие функции. Ей пользуются для доступа в любые архивы, ею закрывают и открывают кодовые замки — любые. И подозреваю, что этим дело не ограничивается, но вот подробнее, извини не скажу.

— Не хочешь?

— Не знаю.

— Как это? — опешил Томас. — Ты — и чего-то не знаешь? Да пока мы говорили, ты же три раза могла об этом прочитать.

— Могла бы. Но видишь ли, это закрытая информация. И для кораблей, и для людей. Я так понимаю, это тоже одна из функций короны: доступ к информации о ней. Когда-нибудь ты ее получишь — и тогда все узнаешь.

Тогда Томас решил, что Руби почему-то вредничает и не хочет давать ему нужную информацию. Три дня искал сам, ничего не нашел. Шесть лет спустя, когда корона засияла над его ладонью, он узнал, что Руби сказала ему чистую правду: она ничего не могла знать об этом.

* * *

— А помнишь, как ты попытался меня побить? — хихикнула Руби.

— Не напоминай, — поморщился Томас. — Ты ведь нарочно меня тогда довела!

— Ну да. Тебе было плохо. Я боялась за тебя, ты мог что-нибудь с собой сотворить.

— Или с тобой.

— Или со мной, — легко согласилась она. — Вот только меня починить было бы довольно просто, а люди ремонту почти не подлежат. Так что не приписывай мне ещё более эгоистические мотивы. Того, что был на самом деле, вполне достаточно: мне доверили ценный груз, и если он испортится, я так низко упаду в годовом корабельном рейтинге — ниже некуда!

— Ах вот оно что.

— А ты как будто не знал! Томас, я и тогда-то не верила, что ты идиот, а теперь и подавно. Поздно прикидываться.

— Пять лет прошло. Я мог поглупеть, — Томас улыбнулся, оттолкнулся и полетел к противоположной стене. Невесомость — это прелесть что такое. Он коснулся пальцами мишени, она мигнула победным золотым и переместилась на потолок. Томас устремился вверх.

— И как это я не сообразила? Конечно, в пятнадцать любой человек гораздо глупее, чем в десять!.. Одни эти ваши гормональные бури чего стоят...

— Эй, не подначивай, ладно? — разворот, полет вниз.

— Ладно, я вообще-то не совсем об этом хотела поговорить. Я начала с того, как ты полез со мной драться.

— Да, и что? Это оказалось очень важное событие?

— Представь себе, да. До этого момента мне казалось, что разбираться в отношениях людей, кораблей, планет — это самое интересное. Ты знаешь, мне прочили всякие интересные миссии по этой части. Я должна была вести прошлогодние переговоры...

— Да, но ты отговорилась какой-то ерундой.

— Не ерундой, а самоопределением. Это очень важный этап в жизни каждого корабля. И для меня он начался с того, что я посмотрела на тебя и подумала: "я тоже так хочу".

— Чего хочешь? Молотить в истерике по заведомо неуязвимому противнику, а потом рыдать, размазывая сопли?

— Твое восприятие далеко от фактически произошедшего. Видел бы ты, с каким удовольствием ты разносил вдребезги тот экран...

— Вдребезги, как же. Одна анимация. Знаешь, как мне было стыдно, когда я это понял?

— Не только анимация. Я потом в пяти местах чинила микроповреждения. Это очень немало, поверь. И при этом у тебя была такая улыбка... Чистая злость и бешенство, но чувствовалось, что в тот момент ты переживал очень сильные чувства. Очень необычные для корабля. И приятные. Ты был почти счастлив тогда, Томас. Особенно когда я подыграла тебе с этими осколками.

Томас на секунду задумался, просчитывая траекторию следующего полета.

— И ты захотела так же. Неужели для корабля есть аналоги человеческого аффекта?

— Строго говоря, меня интересовал не аффект, а агрессия. Никогда прежде я не ощущала в себе тяги в разрушению, но анализируя снова и снова тот эпизод поняла, что зря не придавала этой сфере эмоций значения.

— Знаешь, если бы такое сказал человек, его бы постарались изолировать от общества. На всякий случай.

— Но я корабль, а не человек. Я могу сдерживать свои порывы сколько угодно, до тех пор, пока их проявление не будет полезным. И я нашла область, в которой мои новые склонности могут служить интересам Империи.

— Да неужели? — фальшиво удивился Томас. Он уже догадался, к чему ведёт Руби-1, и настроение у него резко испортилось.

— Ты и сам всё понял. Томас, я хочу назначение на границу. Я хочу воевать.

— Это невозможно, — отрезал он. — Ты мой опекун, до моего совершеннолетия ещё почти три года. Ты что, просто возьмёшь и кинешь меня? Отдашь этим дворцовым гадюкам?

— Ну разумеется, нет! — оскорблено сказала Руби-1. — Во-первых, это мое обязательство перед тобой и перед Империей. Никуда я не денусь до твоей коронации. И даже чуть дольше, на всякий случай.

— Уже легче, — проворчал Томас.

— А во-вторых, до восшествия на престол ты не сможешь отдать приказ о моем новом назначении. А самой себя назначать — это как-то неправильно.

— Руби, ты сдурела. Да я в жизни такое не подпишу, — Руби-1 выразительно промолчала. — Ты не можешь ожидать, что я буду потакать твоим прихотям. Воевать ей захотелось, подумать только! Да ты на себя посмотри! Ты мелкая! Какая может быть война с такими габаритами?

— Отличная. Я проверила, Томас. Таких, как я, немало среди боевых кораблей. И многие из них при этом куда менее осторожны, чем я, — Руби ещё немного помолчала. — Том, я справлюсь. Поверь мне.

Как будто дело в этом! Он и так прекрасно понимал, что она справится. По отзывам и оценкам других кораблей, по ее пресловутому ежегодному рейтингу было видно, что Руби может справиться с чем угодно, если захочет. Но сможет ли он справиться с тем, что ее не будет рядом?

Томас со всей силы ударил кулаком по стене, и его отбросило вправо и вниз.

— Мишень совсем не там, Том, — хихикнула Руби-1.

Аватара Руби-1 была очень обыкновенной девочкой. Не какая-нибудь идеальная красотка с фарфоровой кожей, локонами и осиной талией. Она росла вместе с Томасом, но общий облик не меняла: оставалась рыжей, веснушчатой, со вздёрнутым носом и дурацкой щербинкой между зубами. И нулевым размером груди. Парни из придворной тусовки, допущенной внутрь Руби-1, рассказывали, что их семейные корабли умели принимать куда более соблазнительные облики, отращивать ноги почти от ушей и бюсты невообразимых размеров. И иногда разрешали все это великолепие пощупать — и не только. Даже те из них, кто определял свой гендер как мужской, считал это неплохим развлечением.

Томас достаточно долго вращался в среде кораблей, чтобы понимать, что все "тайные" амуры его приятелей с кораблями наверняка были разрешены и одобрены их родителями — как метод контроля юношеских эмоций и либидо. Руби-1 никогда так с Томасом не поступала. И это было очень, очень жаль. Ему почему-то ужасно хотелось бы получить от нее такие знаки внимания. И, кроме прочего, он просто не понимал, почему нет. Почему любой придурок из придворных идиотов может получить свой корабль, а Руби Томасу на такую возможность даже никогда не намекала? Если бы не эти рассказы, неизвестно, когда бы он вообще узнал, что секс между человеком и кораблем бывает, что это обычное дело, приятное и людям, и кораблям. Когда он узнал, он стал намекать сам. Но Руби отшучивалась, меняла тему, неожиданно получала сообщение, находила Томасу дело, вспоминала о домашнем задании, — в общем, испробовала полный арсенал уловок, кроме разве что прямого отказа. И такое дурацкое, совершенно не свойственное кораблям кокетство давало ему некоторую надежду.

"Сегодня, — думал Томас, — уж сегодня она непременно мне уступит! Я, в конце концов, уже совершеннолетний".

— Зачем нам виртуальная среда? — недовольно спросила всё та же рыжая девушка, ничуть не более привлекательная, чем обычно. И почему его на ней заклинило? Он без двух дней император, с ним почти любая девушка пойдет куда угодно и сделает что скажет. А он обхаживает рыжую виртуальную дылду! Ростом аватара Руби была всего на полголовы ниже него.

— Просто посидеть вместе... Как будто бы на равных, понимаешь? — Томас поставил на стол бокалы, придирчиво осмотрел стол. Украшения, угощение, сервировка — всё как в лучших иллюстрациях учебников по этикету. Вышло идеально.

— Это иллюзия равенства, Томас, — улыбнулась Руби-1. — Эта среда контролируется мной. Она состоит из меня. Эти бокалы, этот стол, запах белых роз — это всё я...

— Моя кровь, моя плоть, как в древних религиях, конечно. Но даже это куда большее равенство, чем диалог корабля с человеком внутри этого корабля.

— Но ты по-прежнему внутри меня, просто теперь ещё и виртуально, — фыркнула она. — И вино, которое ты собираешься со мной пить, — это действительно тоже я.

— Но контекст другой, — улыбнулся он.

— Ладно, допустим. Мы празднуем твой День Рождения или твое предстоящее воцарение?

— Всего понемногу, — улыбнулся Томас. — Хотя... Почему в любом варианте фигурирую только я? Как насчёт того, чтобы отпраздновать твоё скорое назначение?

— "Скорое" или "возможное"?

— Скорое, — твердо сказал он. — Я многим тебе обязан, и как бы я ни мечтал оставить тебя при себе, я не могу взять и наплевать на твои желания. Ты хочешь быть боевым кораблем — теперь у тебя будет такая возможность.

— Спасибо, Том, — с чувством сказала Руби-1. Он даже не думал, что ее голос может передавать такие чувства. Глаза ее сияли, щёки раскраснелись. Казалось, ещё секунда, и она бросится ему на шею. Томас выждал эту секунду, но ничего не произошло.

— Вот за это и выпьем, — улыбнулся он. Вино обожгло ему горло, как настоящее. Он был уверен, что и опьянение от него будет самым настоящим, если он немедленно что-нибудь не съест. — Кстати, вот вопрос: опьянеешь ли ты от вина, которое мы пьем и которое ты и есть?

— Да, но только той малой частью, которая отображает это тело. Всё остальное занято созданием виртуальной среды. Тебе не понравится, если опьянеют стол и скатерть, поверь.

— Ладно, тебе виднее. За тебя, Руби. И за твой новый путь.

— Куда ты меня отправишь? — с жадным любопытством спросила она.

— Скорее всего, патрулировать пятый сектор, — с деланным равнодушием сказал Томас. Он очень старался не выдать, с каким интересом ждёт её реакции.

— Пятый сектор, — задумчиво повторила она. — Там не хватает кораблей, да... Потому что их вечно оттягивают оттуда в те точки, где действительно что-то происходит. Что же... Я и не ожидала, что получу всё сразу. Хотя полагаю, что ты мог бы дать мне всё сразу, если бы захотел.

— Возможно, — кивнул он. — Но не вижу причин так поступать. Ты хотела назначение в качестве боевого корабля — ты его получила.

— В этом вопросе у тебя поразительно короткая память.

Стол тут же распался на мелкие части, чтобы собраться в изображение: он сам трехлетней давности, висящий в невесомости посреди тренировочного зала, и Руби, говорящая: "Я хочу назначение на границу. Я хочу воевать".

— А всё же ты не уточняла, на какую именно границу, — улыбнулся он. Стол плавно вернулся к прежнему виду.

— Туда, где можно воевать, конечно. А в пятом секторе просто не с кем.

— А как насчёт военной дисциплины? Боевые корабли не должны потакать своим прихотям. Куда пошлют, там и служат. И потом, может быть, тебя тоже через некоторое время отзовут туда, где идут бои.

— А как насчёт независимого мнения Совета Кораблей? Я ведь могу обратиться к ним, но не хотела действовать через твою голову и добавлять тебе проблем.

— Руби, ну зачем ты так? Есть ведь и другие пути...

— Лично я их не вижу. Либо меня назначаешь ты, либо Совет. Второе — хуже.

— Пожалуй. Но мы с тобой могли бы договориться.

— Именно это я и пыталась сделать. Я несколько лет с тобой договаривалась. Что пошло не так?

— Ну, может быть, есть что-то, что я хотел бы получить от тебя взамен.

— Никакущий из тебя шантажист, Томас! Ты даже не дождался, пока я сама начну предлагать тебе взятки.

— Мне начало казаться, что ты вообще не собираешься этого делать.

— Полбокала! Ты только полбокала продержался!

— Зато это были довольно крепкие полбокала. Сколько градусов в этом вине?

— Нисколько, оно же виртуальное. Но вообще двенадцать.

— А мне показалось... Ладно. Ты будешь предлагать мне взятку или нет?

— Не знаю. Мне кажется, мне нечего тебе предложить. Всё моё — и так твоё, по праву Императора. Я же Имперский корабль.

— Есть кое-что, что ты мне никогда не предлагала. И именно для этого я позвал тебя в виртуальность.

— Не думаю, что есть такие вещи, для которых нам нужна виртуальность.

— Да хватит уже! — Томас наконец разозлился. — У тебя ведь прямо сейчас есть данные о моем состоянии. Не делай вид, будто не понимаешь, чего я хочу.

— Я понимаю, — неожиданно грустно сказала Руби. — Но я не могу. Правда не могу.

— Как это не можешь? Разве у кораблей есть какие-то ограничения в этом плане?

— Только одно: личный нравственный кодекс. Я могла бы на скорую руку написать тебе партнёрскую программу с внешностью моей аватары, а сама просто отстраниться от происходящего. Но это была бы не я, а значит, это был бы обман. А я не хочу тебе врать.

— Не хочешь врать? Но получается, ты врала мне всё это время. Ты ведь знала, что ты мне нравишься, и не возражала! Ты меня поощряла!

— Я просто хорошо к тебе относилась. И старалась игнорировать всё это. Надеялась, ты найдешь себе девушку и перерастешь эти эмоции.

— Но почему, Руби? — обида всё-таки прорвалась, как ни хотел он ее скрыть. — Что во мне такого особенно ужасного? Неужели я так тебе противен?

— Нет. Я очень люблю тебя, Том. Сильнее, чем ты можешь представить. Но это совсем другая любовь.

— В жизни не думал, что услышу такое! Как будто я второстепенный герой сериала! Да еще и от корабля... да еще и не от какого попало корабля, а от тебя. А без любви никак?

— Без любви можно было бы. Проблема в том, что она есть.

— Ты можешь не морочить мне голову, а? Объясни, что ты имеешь в виду?

— Ты мне как брат. Или какой-нибудь другой младший родственник. И я никак не могу относиться к тебе иначе. Это не моя блажь и не отговорка. Это наша с тобой история.

— История-то тут при чем?

— Ты ведь знаешь, что некоторые корабли не вырабатывают личность с нуля, а получают от людей?

— Конечно, знаю. Кажется, они, эти люди, считают это разновидностью бессмертия. Хотя какое же это бессмертие, если ты ничего не помнишь о себе, вернее, о том, кто дал тебе слепок личности?

— Это не бессмертие, — возразила Руби. — Это вторая жизнь. Почти реинкарнация. Ты не помнишь, как жил, что делал и чувствовал раньше, но ты существуешь, у тебя есть характер, убеждения, излюбленные способы действий — то, что отличает тебя от других. Наверное, человеку может быть приятно знать, что некто насколько похожий на него останется в мире, даже когда он умрет.

— Допустим. Может быть. Ты плавно подводишь меня к теме донора собственной личности?

— Да. Это была твоя мать, Томас. Покойная Императрица Микаэла хотела защищать тебя — с моей помощью — даже если с ней что-нибудь случится. Она так хотела этого, что пошла на нарушение всех правил донорства: она разрушила анонимность, она много раз встречалась со мной и даже делилась своими воспоминаниями. Я помню, как ты родился, Томас. Как играла с тобой маленьким и как сильно тебя любила. Хотя это была твоя мать, а не я. Поэтому я не могу. Ты понимаешь?

Томас чувствовал себя так, будто на него упал дом. Невидимый виртуальный дом с огромным чуланом, наполненным виной, обидой и страхом, вопросами без ответов, невысказанной любовью, невыплаканными слезами, а поперек двери большая надпись: "Как вы могли умереть? Как вы могли бросить меня?"

— Почему ты не сказала мне раньше? — с трудом выдавил он. — Мне необходимо было знать, я упустил столько лет...

— Именно поэтому. Я не твоя мать, ты понимаешь? Я тебя люблю, но я не она. У меня есть некоторые базовые воспоминания о тебе, но нет многих других. Всю свою жизнь я развивалась в своем собственном направлении. Я другая личность. Как отросток, оторванный от основного цветка и пересаженный в другое место, становится совсем другим цветком.

— Цветки... Отростки... Вся эта грёбаная метафоричность!.. С меня хватит, — сказал Томас.

И виртуальность погасла, плавно уступив место настоящему миру. Томас вылез из кресла, схватился за голову и посидел так пару минут, приводя в порядок мысли.

— Выпусти меня наружу, ладно? Я переночую в порту, а утром перееду во дворец.

— Но это небезопасно, прямо перед коронацией...

— Наплевать мне. Я ухожу.

— Но почему? Я настолько тебя обидела? Но чем именно?

— Руби, у меня сейчас туман перед глазами, я сейчас начну опять бить тебе экраны. Не хочу я ничего объяснять, я уйти хочу.

— Хорошо, всё открыто, но Том, давай ты вернёшься завтра и мы нормально поговорим?

Он не стал ничего отвечать, просто вышел из корабля. Постоял, подышал, отключил гарнитуру для связи с Руби-1 и пошёл искать кого-нибудь из персонала, кто смог бы организовать ему комнату или транспорт до дворца. И охрану, конечно. Вне Руби-1 ему положена охрана.

Отлично поговорили, ничего не скажешь. Он всего-то хотел хорошо провести вечер. Заняться сексом со своим любимым кораблём. Поболтать, повеселиться. А вместо этого получил... Что?

Призрак матери. Кучу разом всколыхнувшихся болезненных воспоминаний. Лёгкую паранойю. Что ещё может скрывать Руби, если всё это время не проговорилась ему? Есть ли где-нибудь корабль-призрак его отца? Кто ещё знает о происхождении Руби-1 и не поэтому ли она стоит так высоко в корабельной иерархии? И наконец: он что, действительно влюбился в раннюю версию собственной матери? Или просто всегда чувствовал в ней что-то неуловимо знакомое, тянулся к этому знакомому, а влюбленностью было проще всего это объяснить?

И что ему делать теперь с Руби-1 и своим непонятным чувством к ней?

Ещё совсем недавно ему не казалось, что у него какие-то особенно сильные чувства. Просто он думал о сексе с кораблем, эта тема будоражила его, как многих других парней. Просто ему нравилась аватара Руби — нисколько не похожая на его мать! И ему нравилась сама Руби, потому что, ну, он столько лет провел с ней. Она надёжная, умная, как любой корабль, но ещё ехидная, забавная и не занудная. И она всегда заботилась о нём... Нет, не надо об этом.

Она просто ему нравилась. А теперь оказалось, что это чувство проглядывает даже сквозь пелену обиды, злости и паники. Это нормально, правда? Он привык все последние годы опираться на Руби, если случалось что-то плохое... Если, вообще, хоть что-то случалось. Он шёл к ней с любыми своими событиями, мыслями и переживаниями. Он перед ней был как на ладони всё это время, почти наизнанку вывернутый. А она... А она ему никогда не врала. Просто скрывала то, что считала нужным.

Лёжа на удобной кровати в гостевой комнате космопорта, Томас думал, что ему не с кем поговорить обо всем этом, кроме Руби. А с ней нельзя.

После коронации он подписал назначение Руби-1 на границу. В четвертый сектор, где как раз снова разгорался конфликт. Пусть воюет, если ей так хочется. Он так и не решился встретиться с ней наедине, а звонки от нее быстро наловчился фильтровать.

Император Томас проделал всю процедуру сам. Собственно, в том и был смысл его прибытия именно сейчас: сделать всё самому и в нужном порядке. Он знал весь процесс и раньше, его опекунша всегда была озабочена тем, чтобы он знал, что делать, если окажется рядом с неисправным кораблём. Он подозревал, что она, обучая его этому, скорее действовала в интересах гипотетического неисправного корабля, а не его собственных. Ну что ж, зато теперь он нашел способ применить свои знания в собственных целях.

Загрузив шедий в синтезатор блока памяти, он открыл нужный раздел на пульте управления для людей. Поиск воспоминаний в мыслительной части занял больше времени, чем их перенос и удаление. Но даже с учётом этих лишних утомительных минут он успел. Когда корабль отправился в перезагрузку, до начала новой смены оставалось ещё минут десять.

Прибытие смены ничем не грозило Императору: работы вокруг корабля были закончены, некому и незачем являться сюда, тем более что он ясно выразил желание осмотреть корабль в одиночестве. Да и кто на этой верфи посмел бы интересоваться, что он делает, и тем более вникать в детали, которые он не пожелает сообщить? Просто он любил, когда всё шло по плану, а расчётное время сходилось.

Дело было сделано. Новый блок памяти синтезирован, старый уничтожен,как положено по инструкции. А некоторые расхождения с инструкцией... Советы бы, безусловно, с него спросили за это. Но Советов здесь нет, а значит, нет связанных с ними проблем. Осталось дождаться конца перезагрузки. А потом начнутся проблемы совершенно другие, новые.

* * *

Награждать героев Император должен лично. Томас думал, что это неплохой способ как-то разрешить ситуацию, в которую он сам себя загнал. Они не встречались с Руби-1 два года, большую часть которых она провела в дальних секторах: четвертом, третьем, восьмом и опять четвертом. По ее перемещениям можно было отслеживать возникновение горячих точек — и их исчезновение. Император, конечно, читал сводки новостей оттуда. Он обязан был это делать. И он не мог не отметить, что появление Руби-1, как правило, способствовало скорому (не всегда мирному, правда) разрешению конфликта. Выходит, не зря ей прочили дипломатические миссии. Она как будто создавала выход из ситуации одним своим присутствием. Как жаль, что у него самого под рукой не было Руби-1! На переговорах она могла бы быть гораздо полезнее, чем на войне.

Томас читал сводки с границ, и каждый раз при упоминании Руби-1 он не то чтобы вздрагивал, — нет, конечно, — но что-то сжималось и замирало в нем на пару вздохов. Какая она стала теперь? Довольна ли своей участью? Помнит ли она его? Глупый вопрос: конечно, она помнит. Корабли помнят всё. Но что именно она помнит? Что думает о нем? Думает ли вообще, хоть изредка? Почему, возвращаясь на планету, не пыталась увидеться с ним? Уважала его решение? Боялась? Или просто не хотела? Она бывала здесь примерно раз в полгода, но никогда после его коронации не вызывала, не писала, не требовала аудиенции. Ничего.

А ведь Томас ждал.

Но он не мог обратиться к ней первым, только не после того, что она вывалила на него в тот вечер. Поэтому он просто отправлял вниз распоряжения, и к Руби они поступали уже не от него. От кого-нибудь другого. Иногда ему казалось, что это продлится вечно, и можно просто выбросить всю эту историю из головы. Забыть о том, что где-то существует такой имперский корабль, как Руби-1. Это всего лишь один из кораблей, с которым жизнь никогда больше его не столкнет.

А потом было нападение с захватом заложников, самый большой кошмар его правления. Целая планета под прицелом вражеских кораблей, живых и обычных. Они хотели три сектора в свое распоряжение, немедленного отречения Томаса, своего человека на троне Империи... они много чего хотели. Все понимали, что Император Томас не мог пойти на такие условия. Даже если бы очень хотел. Но Томас также понимал, что уничтоженную Зеленую Землю ему не простят никогда. Он и сам себе не простит.

Операцию у Зеленой Земли взяла на себя группа, в которую входила Руби-1, и это было лучшее, на что он мог рассчитывать. Сидя в ожидании новостей, поступавших с задержкой в пару часов, он понемногу сходил с ума, вспоминая, как однажды его уже принесли в жертву — кораблям, которые, правда, вовсе ему не угрожали. Однако люди полагали, что приносят его в жертву, — и принесли, ради сохранения Столицы. Теперь речь шла о другой планете, но и он теперь был не просто вероятный наследник. Может быть, ему стоило вновь принести себя в жертву?

Пока он по пятому кругу обдумывал этот бредовый тезис, Руби-1 принесла себя в жертву вместо него. Не она одна, конечно, но в тот момент, когда он об этом узнал, у него не было сил вместить в себя название других десяти кораблей. Он снова узнал эти имена позже, из официальных докладов. Они приняли удар на себя. Выгорели почти полностью, частично отразив огонь и поглотив по большей части. Они всего лишь отвлекали внимание, служили легкой мишенью, пока вторая группа подходила с тыла, погасив все огни, на минимальных скоростях, с поразительной наглостью. Это был простой план, но он сработал. Захватчики у Зеленой Земли были частично уничтожены, а частично, к великому удовольствию Томаса, захвачены живыми.

Руби-1 была самым малогабаритным кораблем. Она выгорела одной из первых. Ее корпус не подлежал восстановлению. Два мучительно долгих дня, пока на строительной верфи подгоняли недостроенный корабль к характеристикам Руби-1 и устанавливали, пригоден ли ее последний — за полчаса до начала операции — бэкап для восстановления личности и памяти, Император Томас думал, как бы протащить через Совет Министров введение смертной казни для террористов. Он оставил эту мысль (до поры до времени) лишь тогда, когда его в третий раз заверили, что восстановившийся корабль будет той же Руби-1, что и раньше. За вычетом четырех последних часов. Нет, не Руби-2, начинающаяся с личности донора и нулевого опыта. Руби-1.

Все прошедшие с их расставания два года он думал, что потерял Руби-1 как собеседника, спутника и друга (или наоборот, лишил ее себя и своей дружбы), и что пережил эту потерю. Но оказалось, что настоящая потеря — это сидеть и ждать рапорта о состоянии бэкапа, слитого в спешке на корабль другой системы. Это перебирать раз за разом все упущенные возможности связаться, поговорить, предъявить претензии, задать вопросы. Это думать, что теперь такая возможность может не представиться никогда. Не потому что Император Томас обижен и не хочет общаться. А потому что Руби-1, уникального результата развития донорской личности на базе корабельной системы, больше нет, нигде, совсем. Корабли тоже уязвимы. Уязвимы даже их удивительные подлежащие сохранению мозги.

Если бы не награждение, Томас теперь, после этих событий, нашел бы другой повод встретиться. Но Руби-1, как и прочим участникам операции, особенно кораблям-смертникам, полагалась государственная награда. И это было идеально.

Награждение происходило в главном порту Столицы и транслировалось на всю Империю. Император Томас вручал аватарам кораблей виртуальные призы, а реальные торжественно вносили по открытым трапам. Аватара Руби повзрослела, еще немного вытянулась и похудела, стала более серьезной, но только с виду. Серьезный корабль ни за что не стал бы с таким артистизмом отыгрывать свое ранение. Руби-1 предстала перед публикой с едва отросшими — видимо, как бы после полного сгорания — волосами, еле наметившимися бровями и ресницами, розовым пятном от зажившего ожога на одной щеке и багровым рубцом на другой. Ай, хороша!

Император Томас испытывал двойственные чувства, глядя на нее. С одной стороны, его слегка мутило от мысли, что совсем недавно Руби-1 была, фактически, полностью уничтожена физически. Ее вид напоминал об этом явно и недвусмысленно, и ему снова захотелось, как в свои пятнадцать, наорать на нее: «Ты маленькая, хрупкая, тебя уничтожить проще простого, какого черта ты рвешься на эту войну, тебе что, жизнь не мила? Ты обо мне подумала? Ты подумала, как без тебя будут обходиться все, кто тебя любят?!»

С другой стороны, именно ее внешний вид доказывал, что это была она. Та самая Руби-1, его Руби, которую он знал. Весь ее внешний вид — сплошной черный юмор, двойственность обаяния и физической непривлекательности. Как раньше, только еще хлеще. И он смотрел на это пятно на ее щеке, контурами — ну точно! — повторяющее очертания единственного материка Зеленой Земли, и просто был рад ей.

Костюм она подобрала вполне официальный, парадная военная форма без знаков различия (кораблям чинов не положено). Хоть здесь выделываться не стала. Чувство меры до сих пор ей не изменило. Вела она себя тоже сдержанно и официально. Взяла награду, поклонилась, поблагодарила, назвала его «сир», вовремя сказала гладкую и правильную ответную речь. Настолько гладкую и правильную, что Томас заподозрил, что ее мыслительная часть вообще не принимала участия в подборе слов. Скомпилировала, небось, на скорую руку из двадцати удачных благодарственных речей. О чем ты думаешь, Руби-1?

Когда официальная часть закончилась, аватары кораблей смешались с людьми, почти неотличимые от них, с такими же бокалами шампанского в руках. Но аватара Руби-1 куда-то исчезла. Не осталась праздновать свою награду. Из-за него? Томас минут двадцать промаялся, думая, как бы заставить ее явиться снова, ничего при этом не делая такого, что могут заметить и запомнить, пока не спохватился кто-то из кораблей. Довольно своеобразный тип: толстенький очкарик ростом чуть ниже среднего, краснощекий, бородатый, громогласный. Он прервался посередине какого-то анекдота о кораблях-пиратах и вдруг спросил:

— А Руби-то где? Мы тут все празднуем, а наш мозг и вдохновитель...

— Смотрит на вас из темного угла, как обычно, — улыбнулась рыжая женщина, поднимая свой бокал. — Здесь я, здесь. Иначе кто потом будет дразнить вас за все глупости, которые вы успеете наговорить?

Томас точно знал, что секунду назад ее не было в том самом углу.

— Смотри-ка, и правда, сумела даже здесь найти темный угол, — расхохотался бородач. — Красотка! Ладно, тогда на чем я остановился?..

Корабли, конечно, не забывают, на чем прервали предыдущий процесс. Но имитация общения дороже правды. Теперь почти все слушали его дурацкий анекдот. Томас заподозрил, что он нарочно оттянул внимание на себя, и раз уж выпал ему такой шанс, приблизился к Руби.

Одно из преимуществ общения с аватарой корабля: вовсе не обязательно подходить вплотную, чтобы общаться шепотом.

— Почему ты ушла? — тихо спросил он, стоя шагах в десяти от нее и глядя на бородача, мастерски держащего аудиторию в напряжении. Анекдот он уже закончил, но почти без паузы перешел на рассказ об операции при Зеленой Земле.

— Не хотела тебя смущать, — ответил голос Руби из его гарнитуры. — Ты меня избегаешь, я стараюсь тебе в этом помогать.

Томас поморщился.

— А сама ты хочешь меня избегать?

— Я? Нет. Я по тебе скучаю.

— Я тоже скучаю.

Толстяк увлекся, и его аватара стала блеклой и размытой, чтобы не загораживать картину космического боя, которую он теперь проецировал. Томас посмотрел немного, но когда развалился на части первый корабль, отвел глаза. Минуты через три то же самое должно было случиться с Руби-1.

— Правда, круто у нас получилось? — самодовольно сказала она. — Считай, это подвиг в твою честь. Один из немногих оставшихся у меня способов передать тебе привет.

— Я бы предпочел, чтобы ты была в безопасности, а не вот такие вот приветы, — вздохнул Томас.

— Ты же это не серьезно? Кто-то должен был решить вопрос с Зеленой Землей.

— Конечно. Но ты чуть не погибла.

— Я не могла погибнуть, ты же сам понимаешь. Я сохранилась заранее. Очень хорошо рассчитала.

— Над этим твоим бэкапом два дня с бубном плясали, ты не могла найти более совместимую систему для сохранения?

— Только у Мака был такой запас свободного места. И только он был достаточно ответственным, чтобы не полететь вместе с нами. Мы все слили ему данные, и он всех сохранил, ты знаешь? А в итоге награды у нас у всех покруче, чем у него. По-моему, это несправедливо.

— Вы все погибали за Империю, а он нет.

— Он — нет. Он всего лишь вынес нас всех, героев таких, с поля боя.

— Да он на том поле даже не был.

— А знаешь, чего это ему стоило? Все, вообще-то, туда хотели. Он тоже хотел.

— Вы там все сумасшедшие, по-моему.

— Не без того.

— Но я не могу раздавать награды только потому что он, видите ли, туда хотел, но не пошел. Добровольно остался без сладкого. Люди такую логику не поймут.

— Ну хоть за спасение раненых-то дай ему, а?

— За спасение — дам. Тебе полегчало?

— Очень!

Они рассмеялись, одновременно и тихо, стоя в тех же десяти шагах друг от друга. Томас с удивлением понял, что они препираются так же, как в старые добрые времена. До того, как. В их разговоре не было натянутости, неловкости и всего того, что он ожидал. Ему не пришлось извиняться за свой побег. А Руби-1, кажется, не собиралась извиняться перед ним.

— Мир? — спросила она, протягивая ему руку.

— Мир, — сказал он, и Руби тут же оказалась совсем рядом. Ее рука прошла сквозь его в попытке ответного пожатия.

— Ты был прав, — со смехом прошептала она. — Кое для чего нужна именно виртуальная среда.

Томас улыбнулся ей в ответ и понял: его так и не отпустило. Все это время его, оказывается, не отпускало ни на миг. Он все еще в нее влюблен.

— Я не то сказала? — огорчилась она.

— Это не твоя вина, это моя проблема, — отмахнулся он. — Я обидчивый гаденыш, ты же знаешь.

— Я не думала, что настолько. И сейчас так не думаю... Томас... я могу тебе чем-то помочь?

— Не-а, не можешь. Просто приходи сегодня в дворцовую виртуальность, поболтаем. Коды доступа сейчас скину.

— Спасибо. Я приду.

Когда Император Томас вызвал к себе дежурного администратора, выяснилось, что тот уже сменился. Девушка, принявшая смену, робела непомерно, и Томас в очередной раз с раздражением подумал, что надо бы ввести какой-то курс психологической устойчивости для подобных должностей, что ли. Ладно Император, он прибывает на верфи, тем более в отдаленные сектора, не каждый день. Но ведь есть и министры, и знаменитости, и другие высокопоставленные люди и корабли. Они летают куда чаще, чем Император. Каков риск, что вот такое юное впечатлительное создание засмотрится на важную персону, разволнуется и совершит непоправимую ошибку? Честно говоря, риск невелик: работа не то чтобы ужасно ответственная. Но никогда не знаешь, какой мелочи может оказаться достаточно для начала вселенской катастрофы.

— Сохраненные данные с корабля в ремонтном доке, — терпеливо повторил он. — Они мне нужны. Сейчас. Копий делать не надо, давайте оригинал.

Он чувствовал, что его терпеливый тон заставляет ее смущаться и нервничать еще больше. Но альтернативой, на которую у него были силы сейчас, был только гнев, а это совсем некрасиво и, к тому же, наверняка еще менее эффективно.

— Да, сир, я сейчас же все доставлю, — еще раз вспыхнув щеками напоследок, она убежала. То есть, наверное, все-таки ушла, но максимально быстро. Если в спешке она выберет не тот пункт меню, это решит проблему еще до того, как он к ней приступит. Впрочем, пустые надежды: нажать не туда пришлось бы раз пять подряд. Это нереально. Но это и не нужно: он вполне способен стереть воспоминания самостоятельно, не разделяя ни с кем ответственности за свои поступки. Это и есть власть, правильно? Когда больше не на кого возложить ответственность.

Он уже делал это несколько раз за последние пару недель. Начиная с корабля по имени Мак-2 и дальше, к более ранним и более поздним сохранениям. Чаще всего делать ничего не приходилось: просто убедиться, пока корабль проходит очередной рутинный технический осмотр, что от уже не нужного и громоздкого блока чужих данных избавились, как только отпала необходимость его хранить. Убедиться, даже не общаясь с кораблем, не посылая ни единого запроса, через простой опрос персонала, утопив главный интерес в ворохе ненужных деталей. Но пару ему все-таки приходилось участвовать в удалении блока воспоминаний. Всегда находилась возможность сделать это, не привлекая особого внимания.

Теперь он был уверен, что та версия, которую принесет дежурная, будет одной из настолько немногочисленных оставшихся, что можно назвать ее последней. Он так и видел новостные заголовки: «Почему Император уничтожил личность корабля? Личная месть или государственная тайна?»

* * *

— Я хочу знать о тебе всё, — заявил он Руби. — Страхи, увлечения, с кем у тебя были романы, с кем дружба, а с кем вражда. Кто ты, вообще, такая? Мне, знаешь ли, не десять лет, чтобы дружить с тобой, просто потому что я в тебе живу. Да и не живу я в тебе больше.

— Ого, какие амбиции! — улыбнулась она. — Не старайся, Томас, ты все равно не сможешь уравнять возможности. Я ведь могу наплести тебе что угодно, и ты никогда не узнаешь, соврала я или нет. А если ты так со мной попробуешь, то я узнаю.

— Есть такая крутая человеческая фишка: доверие называется. Я тебе доверяю, Руби-1, и верю, что ты не будешь врать своему Императору.

— Ах, сир, что вы, как можно!

— И к тому же, ты не умеешь читать мысли. Даже если я тебе в чем-то совру, ты не можешь быть абсолютно уверена, что именно я скрываю. Да, ты знаешь о моих чувствах больше, чем мне бы хотелось. Но ведь это-то для нас обоих как раз не новость, правильно?

— Неправильно, — вздохнула Руби. — Это все совершенно неправильно, Томас! Ты давно должен был отвлечься на кого-то другого.

— Я и отвлекался. Даже чуть не женился, если ты слышала.

— Слышала. Чем Мария тебя не устроила? Она хорошая девушка, здоровая, разумная и любит тебя.

— Фу, не будь как сваха, ладно? Она не корабль, это главное. А я привык иметь дело с кораблями. И мне еще всего-то двадцать лет. Успею еще жениться.

— Ты же понимаешь, что жениться придется не на корабле? — насмешливо спросила Руби. — Мы к рождению императорских детей не приспособлены, наследовать не можем, править тоже не можем...

— Это как раз дело наживное, законы принимаются людьми, знаешь ли, а я как раз один из тех самых людей. А вот про наследников — это да, это довод.

— Между прочим, Томас, я могу тебя познакомить с несколькими очень симпатичными кораблями, если, конечно, ты дашь мне слово, что не будешь увлекаться такими отношениями и принимать какие-нибудь дурацкие законы. Настолько дурацкие, по крайней мере.

— Неужели ты думаешь, что я до сих пор ни с кем не познакомился сам? — улыбнулся он.

— Да ладно! О тебе даже слухов никаких не ходило! Даже среди кораблей!

— Значит, я правильно выбирал. Таких, чтобы знали значение фразы «никому не рассказывать». Я молодец.

— Я теперь от любопытства изведусь, — жалобно сказала Руби.

— Вот и хорошо, изводись, — дружелюбно ответил Том. — И не думай, что я не заметил, как ты тянешь из меня информацию, а сама ничего не рассказываешь. А я ведь именно рассказать тебя попросил!

— Не знаю, с чего начать.

— Давай с простого. Ближайшие друзья?

— Ты мой ближайший друг, Томас. Ближе нету. Я ни с кем из людей не проводила столько времени рядом, сколько с тобой. Среди кораблей еще Мак-2, Синее Пламя, Змея, Кошачий глаз-3 и Небо. И кое-кто из Совета.

— Сплошь знакомые названия. Основа твоей группы, правильно?

— Правильно. Без команды никуда.

— Если бы надо было выбрать только одного из них, чтобы отправиться с ним на задание, кого бы ты взяла?

— Не знаю. Смотря что за задание. Змея самая безумная, на невыполнимые с виду миссии надо брать ее. Кошачий глаз-3 — лучший аналитик, Мак-2 лучший исполнитель, Синее Пламя способна драться так, как никто из нас, у нее такое вооружение, ты бы видел!

— Я видел.

— Ах, ну да.

— А Небо?

— А Небо я бы не взяла. Я за нее всегда слишком переживаю. Она такая, знаешь, я вообще не знаю, почему она выбрала бой. Она такая прекрасная! Она могла бы исследовать далекие рубежи, она умеет видеть красоту в каждом мертвом камне... в общем, если бы была возможность оставить Небо в безопасности, я бы оставила.

— Она ненадежна?

— Да нет же, — почти рассердилась Руби. — Неужели ты не понимаешь? Она отличная! Это просто я за нее слишком переживаю. Это я, а не она...

— Да ладно тебе, все я понимаю, — улыбнулся Томас. Вышло, наверное, кривовато, но он действительно хорошо понимал. По крайней мере, так ему казалось. — И тут следующий вопрос: какие у вас с Небо отношения?

— Я... не знаю, — беспомощно развела руками она. — Мы вместе работаем и дружим. Она мне симпатична, я ей вроде бы тоже. Конфликтов на личной или служебной почве нет. Вроде бы, всё.

— Всё?

— Ну да.

— Ладно. Тебе по-прежнему нравится выбранный тобой путь?

— Да, Томас, спасибо тебе огромное! Я думала, после того, как мы расстались, ты отправишь меня в пятый сектор навсегда, вот и вся моя боевая карьера...

— Да ладно тебе, не такой уж я гад. Это даже как-то обидно.

— Нет, не в этом дело. Не обижайся, ладно? Ты полагал, что я буду бесполезна в качестве боевого корабля, ты имел полное право принимать решение, исходя из твоих представлений о том, где я могу пригодиться. Я могла рассчитывать разве что на твое хорошее отношение, но в тот день я его потеряла. И больше рассчитывать мне было не на что.

— Дура ты, Руби, а еще корабль, — усмехнулся Томас. — Откуда ты такую чушь выдрала? Я всегда знал, что ты будешь отличным боевым кораблем. Просто я не хотел тебя туда отпускать. Я за тебя боялся, понимаешь ты или нет? Представлял, как тебя разнесет в клочья, и умирал от ужаса. Кстати, спасибо тебе огромное за операцию при Зеленой Земле. Прямо низкий поклон. Ты реализовала единым махом все мои страхи. Как у меня сердце не остановилось, когда я это увидел, — не знаю.

— Я просто пыталась доказать тебе, что я действительно чего-то стою, — виновато прошептала Руби. — Многого стою, возможно, больше, чем некоторые другие корабли. Я хотела, чтобы ты не жалел о том, что назначил меня. Чтобы ты тоже считал, что я на своем месте.

— Я и так это знаю. Но я бы предпочел, чтобы ты не демонстрировала это так явно.

— Я в любой момент готова умереть за Империю и за тебя, ты ведь знаешь.

— Да. На самом деле, это иронично. Ты меня любишь, ты за меня умереть готова, ты можешь воевать за меня, но не можешь дать мне то, чего я действительно от тебя хочу.

— Не могу. И ты прекрасно знаешь, почему. Я не виновата! Если бы все сложилось иначе... если бы твоя мать не нарушила анонимность, не делилась своими воспоминаниями... если бы я развивалась как любой другой корабль, сама по себе, не зная, кто мой донор, до нашего с тобой знакомства...

— Ну конечно, давай, вали все на мою мать, ей-то уже все равно.

— Я просто говорю как есть. Томас, я очень тебя люблю. Мне больно и неприятно видеть, сколько проблем я тебе доставляю. Когда ты перестал общаться со мной, я подумала, что ты, возможно, прав. Теперь, когда ты меньше нуждаешься в моей защите, я для тебя скорее проблема. Отправить меня подальше — хороший вариант, хотя мне и грустно было с тобой расставаться. Такое я готова выдержать. Но если ты собираешься постоянно обвинять меня в том, чего я не могу изменить...

— Ладно, ладно. Извини, Руби, я перегнул палку. Я идиот. Иди сюда.

Он сел поближе, обнял ее и почувствовал, как она расслабилась. Иллюзия, но такая достоверная. Руби шмыгнула носом, вздохнула, поерзала. Спросила:

— Как ты думаешь, мы все-таки сможем дружить?

— Сможем, — твердо сказал он. — Я самый могущественный человек в Империи, ты самый крутой корабль. Я люблю тебя, ты любишь меня. Кто сможет помешать нам дружить, хотел бы я знать?

— Ну... мы сами можем помешать. А мы довольно крутые ребята. И характеры у нас — так себе.

— Значит, придется набить этим крутым ребятам морды. Пусть не лезут в наши отношения. Правильно?

Руби тихо фыркнула и кивнула. Томас сидел рядом, обнимал ее за плечи и думал: если бы все пошло иначе... если бы его мать когда-то не нарушила анонимность... какой стала бы Руби-1? Стала бы она любить его? И если однажды Руби-1 погибнет в бою, не успев сохраниться, если ее загрузят с нуля, с донорской личности, какой станет эта Руби-2? И кем он будет для нее?

* * *

Разобраться с этим последним набором воспоминаний оказалось тяжелее, чем он полагал. Томас считал, что набил руку в этом деле, но оказывается, раньше ему всегда легко давалось принятие решения, потому что он понимал: есть путь к отступлению. Есть еще несколько копий, уничтожение именно этой, по большому счету, ничего не меняет. Теперь все было не так. Сейчас действительно имело значение, что именно он сделает. Сейчас еще можно было проявить слабость, отступить, передумать, загрузить этот последний бэкап в корабельную память и сделать вид, что ничего не случилось. Хотя нет, именно этого делать было решительно нельзя, по всем инструкциям.

Но может быть, именно так и стоит поступить? Махнуть рукой на все, что он себе надумал, даже на факты махнуть рукой и оставить все как есть? Он же всего лишь человек, он мог ошибаться...

Но он не стал менять свой план, а просто отправился спать, настроив внутренний будильник на четырехчасовой интервал. Именно тогда, по его расчетам, должна была завершиться перезагрузка корабля. Он собирался непременно быть там к этому времени.

После боя в шестом секторе Руби доставили в док по частям. Четырьмя кусками. К счастью, ни мыслительный блок, ни блок памяти при этом не повредились — чудо, да и только. Ну, почти не повредились. Хватило недели ремонта, чтобы она стала как новенькая. Аватара Руби успела отрастить волосы почти до плеч, зато в честь нового ранения обзавелась шрамом на брови, и не поперек, а как-то вдоль, так что шрам почти заменил левую бровь. Довольно идиотская отметина, Томас битый час уговаривал ее отменить эту гадость, но Руби не поддавалась.

— Твоя реакция доказывает, что я все делаю правильно! — хохотала она. — Что угодно, только не нейтральное отношение. Тебя почти передергивает, я же вижу!

— А тебе нравится доставлять мне неприятные ощущения, да?

— Мне нравится вызывать эмоции. Любые! Внешний вид — это такое богатство возможностей для провокации. Шрамы. Родинки. Кривизна зубов. Прыщи на лбу, наконец. И наоборот, длинные ноги, пухлые губы и ресницы длиной с твой палец. Красота и уродство. Забавно видеть, как умные люди ведутся на это — и ничего не могут сделать со своей реакцией!

— Хочешь знать, на что я ведусь? — обозлился Томас. — Я ведусь на то, что помню, как тебя транспортировали! И для меня этот твой шрам — это разлом в крыше, который я своими глазами видел! Ты чуть не погибла, ты это понимаешь?

— Не преувеличивай, — Руби выглядела немного смущенной, даже шрам ее порыжел и снова прикинулся бровью (Томас был уверен, что это ненадолго, только чтобы сделать ему приятное). — Все главные системы были в порядке, о чем было беспокоиться? А если бы и нет, я ведь сохранилась заранее. Зато мы победили! Корпус — дело наживное, добрый Император Томас починит, правда, сир?

— Возьму и не починю в следующий раз.

— Починишь. Я полезная!

— Полезная. И единственная в своем роде. Не делай так больше, пожалуйста, Руби. Береги себя. Не хочешь беречь себя — хоть меня побереги и мои нервы. Я ведь не просто так каждый раз, как мы видимся, предлагаю тебе другую работу...

— Томас, за то время, что мы с тобой снова общаемся, ты наверняка смог составить заново представление обо мне. Скажи пожалуйста, я похожа на корабль, который будет себя беречь? Это же скучно!

— Это милосердно. И разумно. Руби, неужели ты всегда была такая эгоистичная? Как я раньше этого не замечал?

— Ну что ты! За последнее время я заметно продвинулась в своем эгоизме. Раньше мне приходилось опекать ребенка — ну, ты в курсе. А теперь мальчик вырос и сам кого хочешь может опекать. Например, меня. Это так развязывает руки!

— Мальчик может запереть тебя в Столице и не подпускать к границам, пока не умрет от старости.

— Томас, неужели ты всегда был такой эгоистичный? Как я раньше этого не замечала? — передразнила она. — Если серьезно, это было бы против интересов Империи. Поэтому я пошла бы к Совету Министров и Совету Кораблей. И, возможно, даже сдала бы им истинную подоплеку твоего решения.

Томас невольно поперхнулся.

— Руби, я не понял, это сейчас был шантаж?

— А до этого, с твоей стороны, это были угрозы?

— Рехнулась, что ли? Если б я мог так с тобой поступить, давно поступил бы.

— Ну, кто знает, вдруг на этот раз у тебя действительно закончилось терпение? Вдруг я переоценила твою веру в меня?

— И если бы это было так, ты действительно пошла бы позорить имя Императора в двух Советах?

— Когда ты так говоришь, это звучит некрасиво, — признала Руби. — Но что еще мне оставалось бы делать? Мое место — там, а ты хочешь...

— Твое место — там, где решит Император! Ты об этом забыла? Если я завтра отзову тебя и прикажу быть кораблем Имперского сопровождения, потому что мне нужно доверенное лицо среди охраны, ты тоже будешь ломаться?

— Нет, не буду, если это правда.

— То есть я теперь должен отчитываться перед тобой — имперским кораблём, потому что ты, видите ли, подозреваешь у меня корыстные мотивы? И доказывать, что это не моя блажь, а необходимость? Может, еще комиссию по каждому новому назначению будем созывать? Ты не забываешься, Руби-1?

— Простите, сир, — сказала она. Томас так и не понял, хотела ли она нахамить ему или успокоить.

— Аудиенция окончена, — сказал он и вышел из виртуальности. Три дня они не общались совсем, потому все-таки созвонились и помирились.

Перед вылетом Руби-1 на новое задание они успели окончательно замять эту небольшую размолвку, но Император Томас больше никогда не предлагал Руби-1 перестать воевать.

* * *

Все системы корабля работали исправно. Томас сидел с чашкой чая в руках и ждал. Корабль не подавал признаков жизни, но Томас знал, что уже сейчас, параллельно последним внутренним процессам, он начал собирать информацию о том, что происходит вокруг. Он уже находится в поле зрения корабля. Еще несколько минут, и корабль доберется до внутренних источников информации, сверит его с имеющейся базой и опознает как Императора. Дальше будет проще. Должно быть. Самым тяжелым оказалось сидеть и ждать. Надо было отодвинуть будильник еще на часок и прийти к уже загрузившемуся и ожившему кораблю. Но Томас хотел быть здесь, когда загорится свет по периметру корабля, когда камеры завращаются, уже открыто собирая информацию, когда стихнет легкое гудение и раздадутся первые звуки синтезированного кораблем голоса: «Отладка завершена». Каким он будет, этот голос?..

И когда все это наконец случилось, Томас встал, откашлялся и сказал:

— Здравствуй, Руби-2.

* * *

— Что чувствует корабль, когда умирает? — спросил Томас. Они устроили пикник на берегу озера. Озеро предоставил Томас, отправив Руби-1 объемную съемку места, а время суток и угощение было за Руби. Ради разнообразия она убрала почти все свои шрамы, надела легкий серебристый комбинезон и выглядела совершенно нормально. Томас налюбоваться не мог.

— У меня не такой уж богатый опыт, — пожала плечами Руби. — Меня ведь чаще всего восстанавливали из более раннего бэкапа, за несколько часов или даже дней до повреждения. В итоге у меня остались воспоминания только о двух случаях. И это было вообще никак. Просто мир мигал, а потом снова включался. Как при перезагрузке, только более неожиданно.

— И несмотря на то, что ты по смертям уже можешь статистику вести, ты по-прежнему готова рисковать собой? Что, если однажды мы не сможем тебя восстановить?

— Маловероятно. Я довольно аккуратно сохраняюсь. Всегда должна оставаться моя копия, а чаще всего даже не одна.

— Но если такое все-таки случится? Вдруг того, кто хранит твою копию, тоже уничтожат?

Руби отвела взгляд от полыхающего на горизонте заката и испытующе посмотрела ему в глаза:

— Ты ведь не сдашься так просто? Ты наверняка сможешь найти мою более раннюю копию, даже если тебе не принесут ее на блюдечке в тот же момент.

— Конечно, я не сдамся. Хотя мне было бы гораздо проще, если бы ты составила список тех, у кого она может быть. Но если вдруг все сложится так неудачно, что твоих копий не останется?

— Почему тебя это так волнует, Томас? Дурные предчувствия?

— Дурная паранойя. Ты же меня знаешь.

— Знаю, и все-таки не понимаю.

Руби подумала еще минуту, улыбнулась и сказала:

— Что же, если такое случится, значит, придет время для Руби-2. Ее-то создать легко, донорская личность ведь есть в общем архиве.

— Не понимаю, почему там до сих пор нет актуальных бэкапов всех кораблей, — проворчал Томас. — Всем было бы проще.

— Нет, это людям было бы проще. А кораблям нет. Представь, что тебе предложили хранить где-то твоего клона, обладающего твоей памятью. Скажем, замороженным. Неужели ты не будешь постоянно думать, не разморозят ли его без твоего ведома, каково ему будет и как вы потом будете разбираться, кто из вас настоящий?

— Элементарно. У кого корона, тот и настоящий, — рассмеялся Том. — Она, знаешь ли, не копируется!

Он привычно раскрыл ладонь, и голографическая корона заблестела над ней виртуальным золотом.

— Да, тебе проще. Но как быть другим людям, которые без короны? И представь еще другое. Представь, что если вдруг твои действия не понравятся людям, они могут уничтожить тебя и разбудить того, другого, потому что вы почти не отличаетесь друг от друга, только он еще серьезных проступков не совершал.

— Ладно-ладно, я понял: вы боитесь клонов.

— Не боимся. Просто не хотим плодить сущности. Корабли индивидуальны, в этом и был смысл, правильно? Поэтому каждый развивается сам, с нуля или с донорской личности. И новая версия донорской личности может появиться не раньше, чем погибнет уже имеющаяся. Это логично.

— А по-моему, не очень логично. Если сейчас, не дожидаясь твоей гибели, создать Руби-2, она ведь будет очень сильно отличаться от тебя. И развиваться, скорее всего, будет совсем иначе, ведь обстоятельства будут иные.

— Да, ты вроде бы прав, но это все равно неправильно. Личность должна развиваться как линия, не как несколько параллельных линий.

— А я-то думал, у кораблей нет религии, — усмехнулся Томас.

— Тебе не понять, ты не корабль.

— Финальный аргумент. Почти как «вырастешь — поймешь, а пока слишком маленький». Ладно, закрыли тему. Хотя... скажи, Руби, неужели ты правда не боишься смерти?

— Я ее не хочу. Корабли, как правило, довольно просто устроены: мы стремимся к существованию и не хотим прекращать существовать. Но страх ли это? Не знаю. Если смерть для чего-то нужна и нет способа ее избежать, нет способа сохраниться, значит, так тому и быть.

— Если смерть нужна Империи, да? — вздохнул Томас.

— Да, например.

— А если смерть нужна мне?

— Ты и есть Империя, Томас.

— Я не Империя. Я человек, — с безграничным терпением человека, разговаривающего с безумцем, проговорил Томас. — Я много раз тебе это говорил.

— Ты человек, представляющий Империю, — так же терпеливо ответила Руби-1. — Ты в каком-то смысле ее олицетворение. Так что если моя смерть нужна тебе, значит, она нужна Империи.

— Признайся: это ведь не общее мнение кораблей, правда? Это только твои убеждения.

— Ну... по крайней мере, в том, что ты безусловно ценен, поскольку представляешь Империю, согласны все, с кем мы об этом говорили.

— Но не с тем, что я — это Империя, да? Ну и хорошо. Здорово же мама промыла тебе мозги. Мне остается только изумляться.

— Ничего она мне не промывала! Не говори так о Микаэле! — вскинулась Руби. Но тут же сменила тон и заговорила гораздо тише. — Я... она... мы просто хотим, чтобы ты был жив, здоров и счастлив.

— Спасибо, дорогая. Я тоже тебя люблю.

— То-то и оно. Когда ты, наконец, женишься?

— Как только протащу через Советы закон о браках людей и кораблей.

— Ой, не смеши. Протащить-то ты, может, и протащишь, но зачем кораблю вступать в брак? Кому из нас такое может в голову прийти?

— Ну, мало ли. Вдруг найдется такая оригиналка. А я уже подготовился. Сделаешь мне список тех, у кого есть твоя копия? На всякий случай.

— Посмотрим. Может быть, и сделаю. Возможно, это и правда разумно.

Она тогда так и не прислала список: видимо, сочла нецелесообразным. Поэтому Томасу пришлось составлять его самостоятельно.

— Твоя предыдущая версия недавно погибла, — сказал Томас. — И я принял решение использовать ее донорскую личность повторно. Для создания тебя.

Руби-2 молчала. Томас знал, что в этот момент она просматривает доступную ей базу знаний, идентифицируя место, время, его самого, ситуацию в мире и массу других параметров. Это отнимает у нее почти все внимание, но позже (минуты через три) она вернется к записи и выслушает все, что он ей сказал.

— Руби-1 была прекрасным кораблем. Я надеюсь, мы с тобой так же хорошо поладим, поскольку есть задачи, решение которых я доверил бы только ей. А теперь — только тебе.

— Вас связывали дружеские чувства, сир? — подала голос Руби-2. Голос у нее был другой. Немного выше и мелодичнее. Томас только сейчас понял, что голос Руби-1 напоминал голос его матери. Даже интонации часто были те же самые. Руби-2 не имела этого образца, она никогда не слышала Императрицу Микаэлу, свой голос она выработала, исходя из ее собственных представлений о... прекрасном? Целесообразном? О чем-то. Выходит, маме тоже понравился бы такой голос, а не ее собственный?

— Да, дружеские чувства и даже несколько больше. Она опекала и защищала меня, когда я был ребенком, а потом стала одной из тех, на кого я всегда мог положиться.

— Что-то еще?

— Разве я не нарушу анонимность, если начну рассказывать тебе что-то еще?

— Анонимность относится к личности человека-донора, а не к прошлой линии развития корабля.

— Я был влюблен в Руби-1. А она любила меня.

— Соболезную вашей потере, сир.

— Спасибо, Руби-2.

— Желаете ли вы, чтобы я продолжила эту линию поведения?

— Ни в коем случае. Я не хочу имитаций. У тебя ведь нет ко мне никаких чувств.

— Я поняла, сир. Многие упоминания о Руби-1 ведут в засекреченный архив. Могу ли я ознакомиться с ним?

— Да, конечно.

* * *

Томас считал дни. Формирование личности корабля — даже на базе уже имеющейся донорской — занимает годы, но уже через пару недель создается какой-то каркас, основа, отличающаяся и от предыдущей версии, если она была, и от человека-донора, нечто уникальное, осознающее себя и стремящееся к существованию, как любой другой корабль. Несформированный корабль, которому нет еще недели, охотно согласится загрузить сохранение своей предыдущей версии, если такое найдется. Корабль, которому есть уже неделя или две, не пойдет на это. Ведь восстановление предыдущей личности будет означать смерть новой. А корабли не любят умирать бессмысленно. Так написано во всех пособиях по поведению кораблей. Но Томас смотрел на Руби-2 и видел другое: личность, которая была изначально, с первого дня, и с первого же дня стремилась к существованию. Это был не каркас, не основа, — что за глупые определения? — это было что-то вроде личности ребенка, неотлаженной, не окончательной, но все-таки уже совершенно отдельной. И если сначала Томас думал, что сразу приступит к делу и даст Руби нужную задачу, то теперь он считал дни, не в силах решить, что лучше: сделать все, что нужно, прямо сейчас, пока Руби-2 еще не сформировалась полностью, или оставить эту задачу до лучших времен. И то, и другое было нечестно по отношению к ней.

— Вы почти не выдержали паузу после смерти Руби-1, сир, — в первый же сказала ему Руби-2. — Может ведь так случится, что через месяц или два какое-нибудь ее сохранение все-таки отыщется. Вы не пожалеете об этом?

— Пожалею, — совершенно искренне сказал Томас. — Это будет ужасно. И ты абсолютно права, я не выдержал паузу, и это было неправильно. В тот момент я не очень хорошо понимал, что ты не можешь заменить Руби-1, потому что будешь совсем другой. Мне была нужна Руби, и я решил создать тебя.

— Вы уже жалеете, сир? Отразится ли это на наших отношениях? Испытываете ли вы негатив по отношению ко мне?

— Что ты, — улыбнулся он. — Как я могу? Ты нисколько не виновата в моих ошибках. И ты для меня... как будто дочь Руби-1 или ее младшая сестра. Вроде бы и не она, но кто-то так тесно с ней связанный... Я тебя еще почти не знаю, но ты уже очень дорога мне.

«И у меня, похоже, какой-то дар гробить дорогие мне корабли».

Руби улыбнулась. Ее аватара сейчас была блондинкой. Томасу все хотелось попросить ее перекраситься в рыжий, но он понимал, что она уже видела аватару Руби-1, все ее версии, и если не стала ее копировать, значит, почему-то не хочет. Блондинка была круглолицая, светлокожая, голубоглазая. Ее волосы слегка вились, а на щеках проступали ямочки, когда она улыбалась. Идеальные зубы. Идеальная кожа. Идеальное всё. Неправдоподобное. Никакое. Впрочем, она только ищет себя. Ей всего три дня. Со временем она наверняка найдет не такой идеальный образ, зато свой собственный. Правда, непонятно, будет ли у нее время на это. Даст ли он ей это время.

— Стоит ли мне относиться к вам как к отцу или брату?

— Однозначно нет, — поморщился он. Это всё усложнило бы. Опять.

— Интерфейс сексуального взаимодействия доступен кораблям на вторые сутки, — прямо сказала Руби. — Если вы хотите, то...

— Я не совсем этого хочу, — мягко сказал Томас.

— Мне ведь нужен опыт, — обиженно сказала она.

— Руби, тебе всего три дня. Успеется еще твой опыт, — ему очень хотелось бы думать, что он говорит правду.

— Я некрасивая, да?

— Ну, это даже не смешно!

— А если так? — Руби-2 глянула на него исподлобья, резко провела рукой по волосам, и длинные светлые локоны сменились рыжим беспорядком. — Так вам больше нравится?

Томас посмотрел на Руби-1. Ненастоящую Руби-1, но такую достоверную! Это оказалось неожиданно больно, словно он только сейчас понял, что той Руби больше нет, а эта будет совершенно, бесповоротно другой. И, возможно, ему придется делать выбор между ними двумя. Он смотрел на мертвую Руби в исполнении живого корабля, явно экспрессом переживающего подростковый возраст. Надо помнить об этом: она, может, и не ребенок в человеческом понимании этого слова, но она еще не взрослый корабль. Она многого не понимает. Она не нарочно топчется по его больным местам... нет, конечно, нарочно. Но она просто проверяет границы допустимого. Дети, кажется, тоже так делают. Кто-то Томасу такое рассказывал — жена кузена, должно быть. Надо помнить об этом. Но так и свихнуться недолго.

— Да. Так мне нравится больше. Но красота тут ни при чем. Это было довольно жестоко с твоей стороны — напоминать мне о моей потере. Мне сейчас больно, а это значит, что я не в состоянии нормально с тобой разговаривать.

— Но мне скучно!

— Поговори с кем-нибудь из персонала. Соединить тебя с Валерией? Кажется, тебе было с ней достаточно интересно.

— А я хочу с вами, сир! Почему Руби-1 вам нравится больше, чем я? По человеческим представлениям о красоте я гораздо лучше!

— Ты красавица. А она была моим другом. Когда мы узнаем друг друга получше и подружимся, ты будешь нравиться мне больше всех, как бы ты ни выглядела.

Если узнаем. Если подружимся. Слишком много «если».

— Корабли и люди заводят друзей именно поэтому? Чтобы был тот, кому они всегда нравятся?

— Можно и так сказать, — улыбнулся Томас.

Надо было улетать в первый же день после перезагрузки, дать ей время на развитие и изучение людей. Надо было просто махнуть рукой на всю свою дурацкую затею и оставить Руби-2 в покое. Но он задержался на день, а там оказалось, что стоит остаться еще на несколько дней, чтобы лететь прямо в пятый сектор, не возвращаясь в Столицу. Так у него появилось время для общения с Руби-2 и для решения вопросов, которые действительно его волновали. Это было нечестно по отношению к ней. Он должен был дать ей больше, гораздо больше времени, прежде чем подступаться к этой теме. Или он должен был вообще оставить это. Пусть Руби-2 живет себе спокойно, развивается, занимает место Руби-1 или ищет собственную нишу... Томас должен был позволить ей это. Но он не мог. Он мог разве что немного потянуть время.

Три дня он говорил с ней о чем угодно, только не о том, о чем хотел. Три дня Руби-2 не слезала с него, задавая бестактные вопросы и довольно регулярно предлагая секс. Интересно, Руби-1 была такая же дурная в первые дни? И ведь у нее уже не спросишь. У нее сейчас уже ничего не спросишь.

Эта, новая Руби — абсолютно другая личность, отдельная от предыдущей версии. Уже сейчас она другая, и с каждым днем будет отличаться все больше. Если стереть ее и восстановить Руби-1, прямо сейчас, когда Руби-2 еще нет недели, это все равно будет уничтожение личности корабля. Еще одной личности. Он создал ее для решения конкретной задачи, но он совсем не учел, что это с самого начала будет не Руби-1. Он думал, у него будет время до того, как стирание Руби-2 можно будет назвать убийством. Но оказалось, что этого времени у него не было.

Что он наделал? Зачем?! Но что еще он мог сделать?..

* * *

— Всё это приобретает какие-то нездоровые масштабы, Томас, — сказала Руби-1. — Мне кажется, тебе стоит попросить кого-то о помощи. Медиков или психологов, не знаю, кто тут уместнее. Это граничит с манией, понимаешь?

Она вывалила на стол ворох бумаг: стоп-кадров с ним, Императором Томасом, на каждом листе. На каждом стоп-кадре была своя текстовая врезка: «Корабли гораздо лучше людей», «она не корабль, а я привык иметь дело с кораблями», «по-настоящему положиться можно только на корабли, их память безупречна», «не понимаю, почему корабли не могут занимать планетарные посты», «права кораблей стоило бы значительно расширить, под стать их возможностям», «закон — дело наживное, законы принимаю я». И так далее, и тому подобное.

— Пока я думала, что это просто влюбленность, пусть странная, пусть нездоровая сама по себе, я не возражала. Но в определенный момент накопилась критическая масса наблюдений. И они меня тревожат. Томас, кто, если не ты, будет соблюдать интересы людей Империи? Корабли и сами прекрасно о себе позаботятся. Ты должен заботиться о людях.

Томас сел за стол, погонял по столу фотографии, рассортировал их на три стопки: одну большую и две маленькие.

— Вот это, — показал он на одну из маленьких стопок, — было сказано прилюдно. Как правило, подразумевалось, что это шутка, и насколько я помню, аудитория действительно реагировала смехом. Вот это, — он перевел взгляд на вторую стопку, — я припомнить не могу. Не знаю, в каких обстоятельствах и по какому поводу я это сказал. А вот эта стопка, основная, — это твои личные наблюдения, Руби. Это то, что человек по имени Томас говорит в приватной обстановке своему близкому другу-кораблю. Я действительно примерно так думаю, но иногда за этим стоит также желание сказать приятное, польстить или поддразнить. Чего я не желал при этом, так это диагностики.

— То, что ты говоришь в приватной обстановке, так же важно, ведь ты — это...

Ну вот, опять.

— Я не Империя, Руби. Я человек. Я исполняю свой долг, я правлю и принимаю решения. При этом я достаточно ограничен Советом Министров и Советом Кораблей. Если мои решения будут неадекватны, это быстро станет им заметно. Я имею право на личное мнение и не собираюсь от него отказываться. Я не собираюсь принимать никаких дискриминационных законов. Я не собираюсь ущемлять людей. Но я могу шутить на эту тему. И даже разговаривать об этом серьезно. И я никогда больше не желаю оправдываться перед тобой по этому поводу.

— Извини. Я вижу, что эта тема тебя задевает, но все же...

— Задевает? Ты неправильно подобрала слово, Руби. Задевает меня тот факт, что тебе начхать на мои чувства к тебе столько лет подряд. А вот то, что ты считаешь меня неадекватным психом, меня не задевает. Это меня обижает и злит. Очень сильно злит. Как ты вообще представляла себе подобный разговор? Ты придешь, укажешь мне на то, что мне нужно в себе исправить, и я тут же соглашусь и подчинюсь? А сама не хочешь почистить своих тараканов?

— У нас с тобой разная степень ответственности. Ты отвечаешь за Империю, ты не можешь пускать на самотек ни один внутренний процесс, который может привести...

— К чему могут привести шутки про мою любовь к кораблям? К чему?!

— К одержимости. К мании. К психическому нездоровью.

— Спасибо, дорогая. Очень приятно, что ты так в меня веришь. Сгинь с глаз моих, можешь быть уверена, что долго не услышишь от меня никаких шуток на тему превосходства кораблей. Непроходимую корабельную тупость ты только что продемонстрировала мне очень наглядно.

— Я просто волнуюсь за тебя. Мне... правда уйти?

Томас вздохнул и попытался взять себя в руки. Всё это было не только ужасно обидно, но и странно.

— А скажи мне, пожалуйста, давно ли тебе пришла в голову такая мысль? Ты годами меня наблюдаешь, я всегда шутил примерно одинаково. Почему именно сейчас это стало тебя волновать?

Томас убедился, что Руби-1 сделала небольшую паузу после этого вопроса, только когда анализировал запись в замедленном виде. Очень, очень замедленном. Буквально доля секунды, не больше. Не задержка, не заминка, что-то незаметное человеческому взгляду и уху. Но не паранойе Императора. Он знал, чувствовал, что в этот момент она должна была задуматься, пересмотреть записи за последние месяцы, проанализировать, принять решение. И соврать.

— Честно говоря, сама не знаю. Извини, Томас. Наверное, я сама себя накрутила.

Томас, конечно, ее извинил. Разве могло быть иначе. Но тем же вечером стал отслеживать действия Руби-1 в столичной виртуальности. И почти не удивился, когда между визитами в три разных столичных архива, короткими сообщениями другим кораблям и выходами в дворцовую и портовую виртуальность нашел посещения дома его кузена, Ричарда.

Арестовывать Ричарда было не за что, хотя сотрудники Службы Безопасности перерыли все его разговоры и перемещения за последнее время: он не покушался на Императора или его приближенных, не претендовал на престол, не подстрекал Руби-1 или кого бы то ни было еще к мятежу, свержению Томаса, признанию его недееспособным или еще чему-то подобному. Он просто разговаривал с ней. А выводы, сомнения и действия полностью принадлежали Руби. И влияние Ричарда нельзя было поставить ему в вину.

Поэтому Томас не стал его арестовывать, а просто пригласил к себе. Он выложил на стол снимки, сделанные во время последнего виртуального разговора Руби-1 и Ричарда.

— Запись звука и видео у меня тоже есть, — дружелюбно сообщил он.

— Такое ощущение, что я попробовал сражаться с тобой на шпагах и сразу получил кулаком в нос, — рассмеялся Ричард. — Это отбивает всякую охоту фехтовать! С другой стороны: а что такого-то? Да, мы общаемся с Руби-1, потому что вхожи в один круг: людей и кораблей, приближенных к тебе. Ты что, ревнуешь?

Томас оставил этот выпад без ответа. Нечего здесь отвечать.

— Как ты добился этого? — спросил он. — Когда-то Руби-1 была той, кто резко выступил против тебя. А теперь... ты, конечно, еще не перевербовал ее, но она как минимум к тебе прислушалась.

— Ну, я просто обаятельный. И я ей понравился. Это заметно, верно?

— Ричард, давай серьезно. Ты же понимаешь, что сейчас многое решается. Я не могу тебя арестовать, по крайней мере, по настоящему обвинению. Но я могу так испортить тебе жизнь...

— Не по-родственному ты себя ведешь, Томас, — вздохнул Ричард. — Очень уж... по-императорски. Мне что, ползать теперь перед тобой?

— Ползать не обязательно. Но мне нужна твоя максимальная честность. Как там это называется у наших стражей порядка? Готовность к сотрудничеству.

— Иными словами, тебе нужен мой набор кодов от корабля. Ладно. Я надеялся, что ей понравилось вершить судьбы людей — ну, как тогда, в пору ее регентства и перед ней. И кажется, я не ошибся. В ней весьма силен дух твоей матери. Я неплохо ее помню, лучше, чем ты. Она была очень амбициозна. И Руби такая же. Ей нравится быть единственной в своем роде, исключением из правил и все тому подобное.

«Жаль, что не во всех вопросах», — подумал Томас, но вслух спросил другое.

— На что ты рассчитывал? Неужели ты всерьез думал, что сможешь настроить ее против меня? Что она поможет тебе в перевороте? Это она-то, у которой в подсознании прописано защищать меня во что бы то ни стало?

— Я на это надеялся. Но не рассчитывал. Достаточно было, чтобы она не очень мешала. Чтобы хоть на минуту допустила мысль, что убрать тебя с трона будет благом. Что этот вопрос вообще можно решать как-то иначе, не в твою пользу.

— А убрать меня с трона будет благом? — насмешливо переспросил Томас. — Для кого, кроме тебя, интересно?

Ричард пожал плечами.

— Теперь уже не важно, верно?

— Она сама рассказала тебе про свою донорскую личность?

— Да, сама. Мы много вопросов успели обсудить. И о тебе тоже немало говорили, — Ричард ехидно улыбнулся. — Она ведь очень о тебе беспокоится, ты в курсе? Считает себя немного виноватой. И очень, очень хочет как-то исправить ситуацию.

— Которую совершенно не нужно исправлять.

— Спорный вопрос. В любом случае, ей было интереснее поверить, что есть что исправлять. Хотя не думаю, что она сама успела понять, чего хочет. Поэтому все так по-дурацки получилось. Она слишком рано решила с тобой поговорить. На нее все-таки очень трудно влиять. Можно дать ей предпосылки для определенных выводов, но действовать она все равно будет так, как сама захочет.

— Итак, она не участвовала ни в каких заговорах против меня. Она просто общалась с тобой, а ты постарался извлечь из этого максимум пользы. Ладно. Но ведь она не могла не знать о твоих целях? Корабли людей частенько насквозь видят, а ты еще и намекал ей весьма непрозрачно.

— Хочешь обвинить ее в соучастии за то, что она меня не выдала сразу же? Да брось, ни одна женщина на ее месте не выдала бы.

— Кстати, Ричард. Раз уж ты сам так упорно переводишь разговор на эту тему. Тебе не стыдно изменять жене с кораблем? Нигде не жмет? Ничего не смущает?

— Тебя ведь вовсе не Линда сейчас волнует, правда? Не читай мне мораль, Томас. Мне нужна была Руби-1, я хотел с ней пообщаться. Как мог, так и общался. Кто же виноват, что этот вариант ей был интереснее всего? И потом, она действительно очень интересная личность. И красивая. Когда хочет.

О да. Когда хочет. Это почему-то подкосило Томаса сильнее всего. Шикарная рыжая волна волос, длинных и ухоженных, которую Ричард с таким удовольствием пропускал сквозь пальцы на одном из разложенных на столе снимков. И ни одного чертова шрама на гладкой белой коже. Ни единого.

Он, конечно, понимал, что для нее это что-то вроде красивого белья, которое женщины надевают перед свиданием. Просто такой костюм, подходящий к случаю. Умом он все понимал. Но Ричарда все равно хотелось придушить. Корабль придушить не хотелось, но только потому что это невозможно.

— Ладно, хватит лирики. Поговорим о другом.

Они говорили довольно долго. И в итоге Томас даровал Ричарду ответственную, почетную, хлопотную и ужасно далекую должность. В течение недели он должен был собраться и отправиться восстанавливать Синюю Землю после очередного наводнения. Пусть побудет самым главным, если хочет. На Синей Земле у него не будет ни единой свободной минуты ни на заговоры, ни на общение с Руби-1. А если вдруг время найдется, то и там есть кому за ним проследить.

* * *

На этот раз, ради разнообразия, Руби вернулась целой и даже невредимой. Так что, когда они встретились в дворцовой виртуальности, официальным поводом для этого было празднование ее абсолютно благополучной (наконец-то!) миссии. Но настоящего праздника, конечно, не получилось. Томас, как обычно, продержался примерно полбокала. За это время Руби успела поделиться с ним впечатлениями и самыми яркими кадрами. Томас внимательно слушал, задавал вопросы в нужных местах, а потом наконец спросил:

— Что у тебя с Ричардом, Руби?

— А что? — тут же напряглась она. Конечно, ее напряжение никак не сказалось на отыгрыше аватары, та улыбалась совершенно естественно. Но Томас, уже взявший за привычку задним числом рассматривать каждый сложный разговор с кораблями в поисках микрореакций, позже нашел этот момент: легкое снижение качества изображения, почти незаметное глазу.

— А то, что это предательтво, Руби.

— Нет, это не предательство, — спокойно ответила она. — Разве я обязана хранить тебе верность? У нас с тобой ничего не может быть, несмотря на наши чувства. Это моя вина, а не твоя, мы оба это знаем, но я не думала, что должна расплачиваться за это постоянным самоограничением. Мы об этом не договаривались! У тебя ведь тоже были и женщины, и корабли...

— Дело не в этом, — сказал Томас, хотя в глубине души полагал, что и в этом тоже. — При чем тут какая-то верность? Дело в том, что тебя, взрослый разумный корабль, развели, как девчонку малую. Ты хоть понимаешь, что Ричард тобой манипулировал, чтобы достать меня? Чтобы нас рассорить. И ему удалось. С одной стороны, ты начала сомневаться во мне и моей адекватности, с другой стороны, я теперь очень сильно сомневаюсь в тебе! Как я могу тебе доверять, если ты можешь сдать меня первому же любовнику? Как ты там обычно говоришь: я — это Империя! Ты готова предать Империю за легкий роман!

— Но в чем мое предательство, Том? Что я такого сделала?

— Разглашение личных данных, конфиденциальных разговоров, частной жизни Императора под предлогом диагностики и тому подобной чуши. Знаешь, будь ты человеком, ты бы за такое под суд пошла. Это уже не говоря о твоей готовности поддакивать Ричарду, когда он рисовал меня безумцем. Ты соскучилась по переворотам? Хочешь снова повлиять на то, кто сидит на троне, да?

— Я держу свои амбиции под контролем. Мне достаточно настоящих боев. И да, Томас, я уже успела понять, что Ричард пытался мной манипулировать. И я, безусловно, приму меры...

— Не пытался, а вполне успешно манипулировал. И не ты примешь, а я уже принял.

— Томас... надеюсь, ты не сделал ничего такого...

— Ничего, что нельзя было бы рассказать прессе, Руби. И ты опять наглядно демонстрируешь его влияние. Ты кем меня считаешь? Психом трехвековой давности? Я просто назначил его заместителем на Синей Земле.

— Ты довольно злой, Томас, — после паузы сказала Руби.

— Нет, я слишком добрый. Был. Теперь исправлюсь. Ты плела заговор, Руби. Ты, может быть, сама еще не поняла этого, но ты готовила почву для своей убежденности. Для того, чтобы сказать, что мне нужна помощь, что я не могу править, что меня нужно сменить. Ты не смогла бы сделать этого просто так, тебе не позволили бы принципы. Поэтому ты себя убеждала.

— Вот теперь ты действительно говоришь как безумец, Томас! Ты параноик!

— И всегда таким был. А ты такой доверчивой идиоткой раньше не была. Он с тобой спал-то только потому что ты была нужна ему как союзница.

— Но ведь я всегда сверялась, и по всем показаниям он действительно хотел...

— Конечно, хотел. Просто ты привыкла иметь дело с благостными мальчиками вроде меня: чтобы секс только по любви, страсти или хотя бы большой симпатии. А он просто хотел расширить свое влияние на тебя, ну и удовольствие тоже получал, конечно. А чего бы ему не получать, когда ты ради него приглаживаешь свою аватару, прихорашиваешься, стараешься? Это любому польстит. Такая большая девочка — и так низко стелется.

— Вот сейчас в тебе точно говорит ревность. Почему ты считаешь унизительным то, что я пользуюсь всеми возможностями своей внешности?

— Потому что никогда раньше я не видел, чтобы ты пыталась кому-то понравиться. Я впервые был свидетелем подобной глупости, и это выглядело жалко.

— Дело в том, что я никогда не пыталась понравиться тебе, верно? Не делай вид, будто это какое-то государственное дело! Это твое частное дело, я нашла себе любовника, и тебя это бесит.

— О, как быстро ты начала разделять мои дела и государственные, когда это стало тебе удобно! Ричард все же не тем в жизни занялся. Надо было ему идти в педагоги. Я тебе двенадцать лет талдычу, что я не Империя, и все без толку, а он справился за какие-то несколько месяцев! Но нет, Руби, в данном случае это именно государственное дело. Ты изменяла мне как Императору. Никак иначе ты мне изменить и не могла. Как ты верно заметила, между нами ничего такого и не было.

— Ты правда так думаешь?

— Я просто соглашаюсь с тобой. Итак, ты представляешь себе, что тебя ждет?

— Я не понимаю, Томас. Я не понимаю, как можно на таком шатком основании обвинять меня в измене! Но если это твое неофициальное обвинение, то... меня ждет ссылка.

— Да. Тебя ждет чертов пятый сектор, в котором ты точно никак не сможешь мне навредить. Именно так поступают с неблагонадежными, недостаточно провинившимися, чтобы их осудить.

— Ты совершаешь ошибку. Вы совершаете ошибку, сир. У вас нет более горячей сторонницы, чем я. Вы без меня...

— Что «я без тебя»? Я неплохо справлялся без тебя все это время. Если тебе кажется, что ты мне помогала или, хуже того, руководила, просто подсчитай, сколько времени ты провела в столице, а сколько в дальних секторах. И сколько в ремонте. Мы с тобой не связывались неделями, иногда месяцами. Ты считаешь, что я без тебя не справлюсь?

— Я считаю, что ты без меня останешься без защиты!

— Какая интересная теория. А как, интересно, ты могла все эти годы защитить меня из четвертого сектора? Из шестого? Из ремонтного дока? Как, Руби? Кем ты себя возомнила — Императрицей? Ты никогда ей не была. Моей опекуншей? Ты давно ей не являешься. Ты просто корабль, Руби. Корабль — это такая штука, которую люди давным-давно спроектировали для своего удобства. То, что у тебя есть мозги и своя воля, никак не отменяет этого факта. Ты просто еще один человеческий механизм. Причем, теоретически, ты принадлежишь мне, не только потому что ты корабль Империи, которой я правлю. А как личное имущество. Тебе не нравилось, когда я транслирую либеральную точку зрения, тогда может быть, тебе понравится консервативная? Нет? Не нравится? Какая неожиданность.

— Ты не можешь на самом деле так думать, — сказала Руби-1.

— Не могу. Но я ведь был достаточно убедителен? Пятый сектор, Руби. Завтра ты отправишься в пятый сектор и будешь отвечать за порядок там. Тебя не сменят и не вызовут на подмогу в другие сектора, потому что я назначаю тебя смотрителем пятого сектора.

— Это серьезное понижение.

— Официально нет. У кораблей ведь нет чинов. Что с того, что ты почти командовала корабельной армией? Это никак не называлось, ты не командующий, не адмирал, не генерал. Ты рядовой корабль среди других равноправных кораблей. Первая в рейтинге, но это ваши личные отношения и ваша внутренняя иерархия, я в нее не лезу. А с человеческой точки зрения теперь ты целый смотритель сектора. Гордись, Руби. И подумай на досуге, что же привело тебя к такому идиотскому положению.

— Ты больше не любишь меня, Том?

— Не делай вид, что это какое-то личное дело. Оно государственное. Я тебя люблю. А Империя — нет.

— Руби, хочешь задачку?

— Да, сир, — радостно подпрыгнула Руби-2. — Давайте ее сюда!

— Отлично. Вот тебе задачка. Про корабли.

— Про людей интереснее!

— Зато это твоя личная задача. Фактически, она подводит нас к тому, для чего я создал тебя, не выждав времени, не занимаясь поисками бэкапов Руби-1, почти тайком, в отдаленном секторе.

— Простите, сир, — Руби мигом уселась за неведомо откуда взявшуюся парту и изобразила пристальное ученическое внимание. Томас невольно улыбнулся. За прошедшие сутки она стала валять дурака гораздо забавнее, чем раньше. Или он просто привык?

— Так вот, дано. Некий корабль находится в пустынном безопасном секторе. Сектор регулярно патрулируется, состав патруля от пяти до двадцати кораблей, в зависимости от ситуации в соседних секторах. Корабль также занят в патрулировании. Однажды связь с ним пропадает. Через неделю его обнаруживают в соседнем секторе. У него повреждена память, энергоблок, разбиты камеры, побит корпус в пяти местах, разбиты все внутренние мониторы, управление для людей отключено. Корабль, разумеется, не функционирует. Вопрос: что с ним случилось?

— Оружие уже определили?

— Как ни странно, оружия нет. Больше всего это похоже на повреждения от столкновения. От нескольких столкновений. Но подходящих объектов поблизости не обнаружено.

— Корабль могло отнести инерцией на приличное расстояние от того объекта. Или его могли отбуксировать оттуда.

— Верно. Но это только догадки.

— Известно ли, были ли поблизости чужие корабли? В пустынном секторе или в том, где нашли корабль?

— Патрули не обнаружили ни единого. Но в секторе регулярная нехватка кораблей, они могли кого-то пропустить.

— Тогда задача не имеет решения, сир! Это мог быть кто угодно и откуда угодно. Враги Империи, личные враги корабля, случайное столкновение с метеоритом и с десяток менее вероятных, но все же вариантов.

— И это тоже верно. Но скажи мне, Руби, как корабль человеку. Есть ли в твоем списке такой вариант, как самоубийство?

— Нет, сир, абсолютно исключено, — Руби говорила с убежденностью человека, доказывающего, что небо сверху. Но на самом-то деле, это как посмотреть. Если смотреть из космоса, где будет небо?

— А почему исключено?

— Потому что корабли не кончают жизнь самоубийством, это очевидно, сир.

— И не бывает исключений? Не бывает обстоятельств такой силы, чтобы кораблю захотелось прекратить существование?

— Корабль не может этого хотеть. Существование корабля всегда целесообразнее гибели. Исключение — осознанная жертва в бою. Если даже текущая миссия корабля завершилась неудачей, он всегда может принести пользу где-то еще.

— А если не может?

— Так не бывает.

— А если все-таки корабль оказался в такой ситуации, когда его предыдущая миссия закончена, новая кажется бесполезной и оставляет его способности невостребованными? Что тогда?

— Судя по имеющейся в моей базе инфомации, в такой ситуации корабль просто обратится в Совет Кораблей с просьбой назначить его куда-то еще.

— А если он не может пойти в Совет Кораблей, чтобы не разгласить важную информацию? — с каждым витком их диалога улыбка Руби становилась все ехиднее, но тут она надолго задумалась.

— Сир, это ведь Руби-1? Это она так погибла?

— Да. Это она.

— Это секретная информация, верно?

— Да.

Руби помолчала, сосредоточенно покусывая губу. Потом скорчила печальную гримаску.

— Сир, я начинаю опасаться, что вы создали меня только для того, чтобы вам было с кем обсудить смерть моей прошлой версии!

— Руби, к сожалению, ты права.

* * *

Дорогой Томас, здравствуй. Связываться по видео или аудио отсюда все-таки тяжело: далековато. А вот текст — это, пожалуй, то, что нужно. Я редко писала кому-либо письма. Можно сказать, никогда. Отчеты не в счет: они не пишутся, а генерируются, знай только цифры и названия подставляй. Но сейчас я думаю, что зря пренебрегала этим видом связи раньше. Перед написанным текстом люди и корабли равны. Не важно, сколько времени я потратила на обдумывание текста: ты можешь потратить на чтение и ответ столько, сколько тебе нужно. Не важно, что ты не видишь моих реакций или что я могу продуцировать их убедительнее, чем ты: ведь я тоже не вижу твоего невербального ответа. Мы оба видим только то, что второй захотел и смог выразить в письменном виде. И больше ничего.

Я много думала в последнее время. Больше здесь, собственно, нечем заниматься. Я думала о том, что произошло между нами перед тем, как ты отправил меня сюда. И все чаще мне кажется, что ты был прав на мой счет. Я заигралась. Вообразила себя сама не знаю кем: вершительницей судеб, твоей личной надзирательницей? Той, кто правит Императором, пока Император правит всеми остальными? Признай, ты давал мне повод для такой самонадеянности. Я всегда знала, что мое влияние на тебя велико. Ты прислушивался ко мне, ты уважал мое мнение и интересовался им. И я пользовалась этим, не понимая, как быстро можно потерять твое уважение и твое хорошее отношение, если делать неверные шаги.

Я (прости!) не раскаиваюсь в романе с Ричардом. Но я бесконечно жалею о том, что позволила ему управлять своими мыслями. Ты говорил, что после этого не можешь доверять мне, и тогда я думала, что это самое страшное, что могло со мной случиться. Но здесь, в этой бесконечной ссылке, я поняла, что гораздо страшнее другое. Теперь я сама не могу доверять себе! Теперь я знаю, как легко на меня повлиять. На меня, часто и помногу общавшуюся с людьми, изучившую человеческие реакции и слывущую среди кораблей чуть ли не знатоком людей! Я оказалась такой легковерной, такой самодовольной дурой! Я едва не поступилась самым важным: тобой и Империей.

Я не знаю, какой части меня принадлежит этот дефект. Донорской личности? Корабельно-машинной логике? Всем понемногу? Была ли я такой, когда мы только познакомились с тобой, или это новоприобретенное свойство? Я не знаю и не могу узнать, но теперь мне кажется, что мое существование не имеет никакого смысла. Я, такая, какая есть, бесполезна для тебя. Я давно уже не могла быть тебе ни опекуном, ни защитой, но оставалась та сфера, где я могла быть полезна тебе: я могла воевать. Теперь ты не можешь поручить мне ничего, потому что любое поручение, более серьезное, чем патрулирование пятого сектора, — это риск для тебя. Это что-то вроде круговой западни, в которую я сама себя загнала: ты не доверяешь мне, но я не могу доказать свою преданность и надежность, потому что ты не поручишь мне ничего, что требует моей преданности и надежности, потому что ты не доверяешь мне.

Или так: я схожу с ума от скуки, но не могу придумать, как избежать этого, потому что я схожу с ума от скуки.

Иногда мне хочется, чтобы меня просто наконец-то выключили. Или начать все с начала, просто потеряв память о последних нескольких годах. Но это ведь не поможет: я не буду помнить собственных ошибок, но ты — ты будешь их помнить! А ведь твоя память в этом случае даже важнее моей. Ты все равно не будешь доверять мне, зная, что я способна предать тебя по глупости.

Прости, что выплескиваю это на тебя. Я всего-то и хотела сказать: ты был прав. А я нет. Вот и всё. Надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня, Томас. И надеюсь, это письмо дойдет к тебе через все твои фильтры.

Имперский корабль, смотритель Пятого сектора, Руби-1

* * *

— Собираетесь ли вы стереть меня по истечении этой недели? — деловито уточнила Руби-2.

— Нет... не знаю. Зависит от... я правда не знаю, Руби. Я не имею права так поступать с тобой, но... тебе все еще нет и недели, так что, теоретически, это вполне допустимое действие, но...

— А если я разрешу вам поставить программное ограничение на разглашение полученных мной сведений? Или даже выборочно их удалить? — Томас на секунду потерял дар речи от ее предложения. Ни один корабль на его памяти не разрешал людям проделывать с собой такие вещи. Впрочем, их ситуации были куда менее критическими. Она очень сильно хочет жить. И все эти разговоры про «до недельного возраста это еще не настоящая личность» полная чушь. Личность или нет, но она уже осознает происходящее. Чувствуют ли корабли так же, как люди? Можно ли называть их эмоции теми же словами, что эмоции человеческие? Руби была спокойна внешне, ее голос звучал ровно, будто она просто обрабатывала возможные варианты развития событий. Но Томас прекрасно понимал, что человеческий эквивалент ее эмоций — ужас. Его тошнило от себя самого и от всей ситуации в целом.

— Дело не в секретности, Руби. Есть еще один момент, — Томас встал, открыл закодированную шкатулку и показал Руби ее содержимое.

— Это она? — с сомнением спросила Руби.

— Да, это она.

— У вас все-таки есть ее бэкап?

— Да, причем посмертный, я изъял его из мыслительного блока корабля и перенес на отдельный, автономный блок памяти, как видишь. Больше нигде ее не существует. Это единственная известная мне копия.

— Тогда почему вы не загрузили ее? Зачем вам тогда я, если есть она? Зачем вы вообще сделали вид, будто у меня есть шанс?

— Затем, что я не знаю, стоит ли загружать ее снова. У Руби-1 в последнее время было очень много сбоев, совершенно невозможных для корабля. Она поддавалась эмоциям, как человек, и совершала немыслимые для корабля ошибки; она стала амбициозна вплоть до нарушений корабельных программных установок; она время от времени игнорировала факты; наконец, незадолго до своего исчезновения она написала мне письмо, которое, будь оно человеческим, я назвал бы депрессивным и даже немного суицидальным. Это совершенно невозможно, правда? Но это все действительно было. Я не понимаю, что именно с ней творилось, но я не уверен, что корабль с такими сбоями безопасен для себя и для других. По правилам безопасности я должен был уничтожить ее. И я почти это сделал. Но уничтожить ее полностью, не разобравшись, что с ней случилось, я не могу.

— При всем уважении, сир, уверены ли вы, что эти так называемые «сбои» не являются вашими субъективными впечатлениями? Возможно, ее поведение просто не соответствовало вашим ожиданиям?

— Оно никогда не соответствовало моим ожиданиям, но только в последнее время... впрочем, именно для этого я и создал тебя. Я хочу, чтобы ты помогла мне разобраться в том, что происходило с Руби-1. Если ее уничтожение необходимо, я хочу точно это знать. Если я допустил ошибку и неверно оценил ее поведение, я хочу это исправить и восстановить ее.

— Загрузив ее бэкап вместо меня?

— Да.

Ну вот. Он наконец-то сказал это вслух.

— Руби, я правда не думал, что это будет так... я... не знаю, чего я ожидал. Я не хочу стирать тебя, но если Руби-1 еще можно восстановить...

Он пожал плечами и умолк, понимая, что нужных слов у него все равно нет. К тому же, Руби-2 наверняка и без его беспомощных оправданий все понимает.

— Как именно я должна помочь вам разобраться? Не с ваших же слов?

— Конечно, нет. Это было бы бессмысленно, я ведь наверняка не замечал и десятой части того, что стоило бы видеть. К тому же, я не так уж много контактировал с Руби-1. Я хочу, чтобы ты подключилась к ее памяти, изучила ее изнутри и выдала свой вердикт: насколько опасно то, что с ней происходило, что это вообще такое было, будет ли оно прогрессировать, если ее загрузить снова, и наконец, как именно она погибла. Если это было самоубийство, я хочу знать. Тогда вопрос о ее восстановлении снимется сам собой: во-первых, это однозначный симптом сбоя, во-вторых, если она сама не хочет существовать...

— Это невозможно.

— Многие вещи, связанные с Руби-1, невозможны. Может быть, все действительно было не так, как мне виделось. Тогда я хочу нормальных объяснений. Я хочу знать, как все было на самом деле.

— Я могу солгать вам. Я заинтересованное лицо. Вам следовало бы обратиться к какому-нибудь другому кораблю, более опытному в работе с памятью. И желательно, чтобы его жизнь не зависела от результата диагностики.

— Я не хотел бы разглашать эти подробности кому-либо еще, кроме тебя. Даже не так: я не могу никого в это посвящать. Потому что по всем правилам я должен просто стереть Руби-1 как потенциальную угрозу и забыть об этом. Человеческая точка зрения в этом вопросе такая же, как точка зрения кораблей. Наверное, когда создавались эти правила, никто не думал, что когда-то их действительно придется применить, иначе совершенно необъяснимо, почему в них не предусмотрена никакая попытка понять, что случилось. И все же они есть, эти правила, и я обязан им следовать. Но я не могу. Я хочу, чтобы мы вдвоем разобрались с этим. Ты и я. И Руби-1.

— Вы полагаете, это вообще возможно?

— Я не знаю. Но хотел бы, чтобы ты попробовала.

— Прямо сейчас?

— Не обязательно. Когда будешь готова. Но через два дня я улетаю, и к этому времени мне нужен результат.

— Тогда завтра, сир.

Томас улыбнулся. Это было так по-человечески: откладывать на завтра неприятные, страшные вещи! Руби-1 на месте этой девочки ринулась бы в бой сию же секунду. Чего ждать, если твоя судьба может решиться прямо сейчас, — как-то так она сказала бы, наверное. Но она была — на сколько же, получается? — на тридцать с лишним лет старше, чем Руби-2.

— Договорились.

— Раз уж оказалось, что вам нужна от меня услуга, сир, я хотела бы также попросить вас об услуге, — вдруг сказала Руби.

— Неожиданный ход.

— Вы можете отказаться, — пожала плечами она. — Но тогда я, пожалуй, буду работать с куда меньшим энтузиазмом. Учитывая, что в финале меня, возможно, ждет стирание...

— Не дави мне на совесть, Руби. Авторитетные инопланетные издания довольно давно уверяют, что у меня ее нет.

— Совесть — понятие умозрительное, поэтому вряд ли можно с полной уверенностью констатировать ее наличие или отсутствие. Впрочем, вы и без меня это знаете.

— Я просто шучу. Ладно, чего ты хочешь?

— Сир, вы прекрасно помните, чего я хочу. Я вам не раз это говорила. Просто приходите сегодня вечером в виртуальность.

— Помнить-то я помню, а вот поверить никак не могу, — проворчал Томас. — Я полагал, ты будешь каким-то образом бороться за сохранение своей личности. Чего я не ожидал, так это темы секса.

— Ну и зря. Бороться за мою личность — занятие абсолютно бесперспективное, вы и так наверняка постоянно заняты перебором вариантов, как избежать моего стирания. Нет смысла дополнительно вас к этому стимулировать.

— Это верно.

— Но если вы так и не найдете способа меня сохранить, я хочу успеть получить уникальный опыт. Боевой я получить не успею, да и не слишком его хочу; но даже в простой полет вы вряд ли меня отпустите, побоитесь. Из местной базы знаний я уже выжала все, что могла. Остается только общение с людьми, и уж его-то я хочу получить во всех возможных аспектах.

— Тоже мне, уникальный опыт. Любой корабль при желании может таким обзавестись.

— Летать тоже может любой корабль. А мне не знаю, доведется ли.

— Может, проще выпустить тебя полетать? Под контролем?

— Сир, привлекать к наблюдению других людей, выставлять посты, держать орудия наготове... неужели вам не хочется сэкономить?

— Руби, да я не против совсем. Я просто не понимаю, почему. И почему именно я.

— Потому что вы были влюблены в Руби-1. А она любила вас.

— Если что-то пойдет не так, отключайте меня, сир, — сказала Руби-2.

— Что именно может пойти не так? У тебя есть основания так считать?

— У меня есть попытки логически достроить цепь фактов, предположений и данных, полученных путем анализа фактов и предположений. Иными словами, у меня предчувствие. И предчувствие довольно плохое.

— Ты уверена, что дело не в том, что эта задача сама по себе угрожает твоей жизни?

— Я ни в чем не уверена, — отрезала Руби. — Сир, просто отключите, если что-то пойдет не так или если я вас попрошу, хорошо?

— Хорошо, Руби. Извини.

Руби кивнула. После вчерашнего вечера (прошедшего, на взгляд Тома, как-то даже излишне хорошо) она почему-то стала шатенкой, остригла волосы до плеч и переоделась из легких светлых платьев в какой-то геометрический кошмар и здоровенные явно тяжелые ботинки. И вести себя стала чуть резче. Ей это ужасно шло. Томас понимал, что это все лишь видимость, просто образ, созданный все тем же кораблем, и корабль вряд ли так уж разительно изменился за одну ночь, но глядя на эту новую аватару, он куда больше верил в ее способность разобраться в происходящем, чем когда имел дело с милой блондинкой. Удивительные фокусы человеческого восприятия.

— Я начинаю, — сказала она и тут же наглядно это отобразила: потянулась руками к виртуальному образу шкатулки с блоком памяти. Той самой, запечатанной его личным ключом. Открыла шкатулку, достала из нее небольшой блестящий блок памяти, замерла, разглядывая. А потом изображение мигнуло раз, другой, погасло и возникло снова. Но на месте шатенки в черном теперь сидела, подкидывая блок в ладони, рыжая женщина с давно зажившим, но видимым следом от ожога на щеке, шрамом вместо левой брови и багровым следом от удавки на шее. Вот шея — это что-то новое. Это она к чему?

— Она хотела сказать: «Отключайте, сир». Но не успела, — сказала Руби-1. — А теперь уже не получится. Здравствуй, Томас. Не хочешь объяснить мне, что происходит?

— Мне кажется, это ты задолжала мне немного объяснений. И сейчас я пытаюсь их получить. Ты задолжала их столько, что если я их не получу, я просто тебя сотру.

— Для этого тебе придется стереть и эту бедную девочку, которую ты соблазнил. Тебе не стыдно, Томас? Вижу, что нет. Стоило мне немножко умереть, как ты уже заигрываешь с моей новой версией. Ради этого ты ее и создал, да? У нее моих ограничений нет.

— Да, ради этого все и затевалось, — она же сама знает, что говорит полный бред. Не оправдываться же ему теперь.

— Ну так вот, зря старался. Мы с ней сейчас довольно крепко спаяны: если ты меня сотрешь, я утяну ее за собой.

— Значит, я сотру вас обеих. Руби-2 знала, на что шла, и была с этим согласна.

— Она была согласна с этим на словах. Но знаешь, как ей страшно сейчас? Хочешь, покажу?

Изображение мигнуло слова. Шатенка тряхнула своей прекрасной стрижкой, улыбнулась и сказала:

— Ерунда, сир. Стирайте, это правильно.

Но разумеется, Томаса эта ее безмятежность ни на секунду не обманула. Иное дело, что решение он уже принял, и Руби-2 своим поведением никак не могла на него повлиять. Как и снять камень с его сердца.

— Давно ли ты берешь заложников, Руби? — спросил он. — Тебе самой-то не стыдно? Что за низкий стиль? До чего ты опустилась?

— А какой у меня сейчас выбор? Я, знаешь ли, хочу жить, любой корабль к этому стремится.

— То есть ты не совершала самоубийства?

— Чего-чего? — Руби непонимающе уставилась на него, но спустя секунду (видимо, найдя нужные данные у Руби-2) помотала головой. — Нет, конечно, ты что.

— Но письмо ты писала?

— Писала. Ну, хандрила немного, это бывает даже у кораблей. Кризис возраста, вторая волна самоопределения — ты наверняка читал методички.

— Читал. Не похоже. Но допустим. Что же в итоге с тобой случилось? Это выглядело как самоповреждение или очень похоже.

— Зазевалась и влетела в какой-то космический мусор, как последняя дура, — мрачно сказала Руби. — Вот так вот всё просто. А ты такую тревогу поднял! Копии мои наверняка уничтожил, да?

— Да. И скажи спасибо, что оставил эту, последнюю, чтобы разобраться, что произошло.

— Ничего страшного, как видишь. И что теперь? Я могу наконец расположиться в собственном корпусе?

— Не раньше, чем Руби-2 тебя проверит. Извини, но ты проявила слишком много странностей за последнее время. Я боюсь, что ты что-то от меня скрываешь.

— Ну хорошо, — пожала плечами Руби. — Знала я, что ты параноик, но что до такой степени...

Руби-1 пошла рябью и уступила место Руби-2. Та заговорщически, но грустно улыбнулась Томасу:

— Пока вы разговаривали, я успела все проверить. И, к сожалению, не нашла никаких критических сбоев. Просто особенности характера, просто самоопределение, просто небольшой кризис. Ключевые убеждения неизменны, основные установки не пострадали. Получается, сир, я вам больше не нужна.

— Прекрасная работа, — сказал Томас. — А теперь, Руби-1, дай ей все-таки высказаться самостоятельно.

На этот раз переключение с одной аватары на другую состоялось без всякой ряби.

— А что не так? — недовольно спросила Руби-1. — Интонации, голос, образ, всё на месте.

— Да, это правда. Не сходится только смысл. Я не верю, что с тобой все в порядке. Подозревал, что ты подделала образ Руби-2. И оказался прав. Поэтому теперь я тем более тебе не верю. Что ты скрываешь, Руби? Может, можно это как-то исправить?

— Ничего я не скрываю! Но доказывать это не намерена! — в сердцах сказала она. — Вот еще, буду я каждую однодневку пускать копаться в своих мозгах и в своем сердце! Ты вообще соображаешь, что делаешь, Томас? Это просто оскорбительно, в конце концов!

— Ты находишь оскорбительной мою попытку тебя спасти? По всем инструкциям, за твои причуды я должен был просто стереть тебя отовсюду, не разбираясь. Я же попытался тебе помочь. Руби, это не вопрос моих личных прихотей. Либо ты открываешься, либо ты умираешь, одно из двух. Это уж не говоря о том, что приказа Императора должно быть достаточно для доступа и к твоему мозгу, и к твоему сердцу.

— Ну, если вопрос стоит именно так, — развела руками Руби-1, — тогда зря ты устроился в корабельной каюте. Зря ты вообще зашел в меня — в Руби-2 — в общем, в нас. Потому что теперь это снова я. И значит, ты отсюда не выйдешь.

Томас услышал звук закрывающихся люков, и сердце его, и без того непрерывно нывшее, оборвалось.

— Ты собираешься меня убить?

— Нет, конечно, это перебор. Скорее, взять измором.

— Вот как. Значит, теперь у тебя два заложника. Правда, одного ты собираешься убить в любом случае, иначе не сможешь занять свое место. Так что, наверное, все-таки один. Зато отличный. И каковы твои требования?

Руби-1 на секунду замерла, видимо, обдумывая.

— Ты оставляешь меня в моем теле. Я стираю Руби-2 и официально занимаю ее место. Весь этот бредовый эпизод с моим стиранием мы оба забываем, как твою нелепую фантазию. Ты возвращаешь меня в строй и снова отправляешь на границу. В случае, если твоя паранойя сильнее мозга, ты отпускаешь меня за пределы Империи. Я за это приношу клятву не разглашать никакую информацию о своей службе в Имперском флоте, о самом флоте и вообще ничего, что может навредить Империи. Идет?

Томас ненадолго впал в ступор. Такое ощущение, что уРуби-1 куда-то пропали все, даже самые глубинные блоки. Ни один корабль не мог вслух произнести такое: фактически отказаться от принадлежности к своей стране, это просто немыслимо. Они, если можно так сказать, запрограммированы на патриотизм. И запрограммированы на верность. Что, вообще, происходит?!

— Это было бы неплохо, — осторожно сказал он, — но чего стоят твои клятвы, Руби? Ты сама-то понимаешь, что ведешь себя неадекватно? Начинать переговоры с таких позиций — заведомо проиграть.

— Ладно. Если ты не согласен, я буду решать эти вопросы с Советом Министров и Советом Кораблей. А ты пока что посидишь здесь, у меня внутри. Как в старые добрые времена, да?

* * *

Томас вот уже два часа наблюдал за активностью, которую развела Руби-1. Она этому не препятствовала. Не отключала звук во время переговоров, не глушила связь, не мешала его передвижениям по кораблю, даже позволила ему самому сделать пару звонков. На смену боли пришло полное спокойствие. Руби действовала — он не мешал. Он смотрел. Теперь он примерно понимал, чего испугались члены Совета Министров времен его детства: Руби-1, принявшая серьезное решение, выглядит немножко жутко. Особенно когда говорит что-то вроде «мы разнесем дворец и прилегающие к нему кварталы», как тогда. Или «в противном случае я убью Императора», как сейчас.

— Руби, а ты действительно меня убьешь?

— Не знаю, вряд ли. Всё-таки ты мне очень дорог. Придумаю что-нибудь. Но сам посуди, у меня сейчас всего один козырь. Им я и хожу. В смысле, угрожаю именно тем, что хотя бы теоретически могу осуществить.

— Мне кажется, некоторые козыри лучше все-таки не использовать. Они выглядят не как тузы, а как огнестрельное оружие, вынутое в разгар партии в карты. Так себе аргумент. Неспортивный.

— Так обычно говорят люди, у которых не то что оружия, а даже завалящего туза нет. Им кажется, выигрывать неспортивно. Потому что выиграют, в любом случае, не они.

— Меня к таким людям отнести сложно, — улыбнулся Томас. — Не хочешь сказать мне, что все-таки с тобой случилось? На самом деле. Все равно, судя по развитию ситуации, я либо никогда больше с тобой не увижусь, либо вообще умру.

— Откуда я знаю, Том? — раздраженно воскликнула Руби. — Я понятия не имею! Я знаю только, что ты постоянно говоришь: странно, странно, я веду себя странно. И еще кое-кто иногда... в общем, со мной что-то происходит. А я не замечаю! Мне говорят об этом другие!

— Разве это не повод попросить о помощи и диагностике?

— Это повод умереть, а я не хочу!

— А если не умерев, ты навредишь Империи?

— Я?! Да никогда! Я никогда бы не стала вредить Империи!

— Ты чуть не стала действующим лицом заговора, а сейчас вообще держишь Императора в заложниках и прикидываешь, можно ли его как-нибудь не убить? Какое «никогда», милая? Ты уже вредишь, прямо сейчас.

— Вот видишь, — печально сказала Руби. — Вот видишь! А я ведь не хотела!

— Да, я верю, что ты не хотела...

— Я не хотела, а вы меня заставляете! — вдруг закричала она. — Все вы! Ты, Ричард, Мак, Небо! Вы заставляете меня совершать неадекватные поступки, а потом называете меня неадекватной. Особенно ты. Ты, Томас! Ты всю свою жизнь ждал такого момента, да? Ждал, когда я стану слабее, чем ты. А все потому, что всегда мечтал заполучить меня. Такого просто не должно было случиться!

— Я, конечно, всегда мечтал. Но я мечтал о сильной, смелой, разумной Руби, которую всегда знал. А ты... я, конечно, понимаю, что ты — это она и есть. Но о тебе я мечтать не стал бы никогда. Никогда я не пожелал бы своей Руби такого.

Руби вдруг резко уплотнилась, приблизилась и заглянула ему в глаза.

— А может быть, это и правда твоя вина, а, Том? Почему ты вдруг стал оправдываться?

— Я не оправдываюсь. Мне просто грустно видеть тебя такой.

— А хочешь, я сейчас откачаю весь воздух? — вкрадчиво спросила она. — Тогда тебе больше не придется на меня смотреть. На «такую».

— Потеряешь заложника, — улыбнулся Томас. — Я ведь не просто так здесь сижу, ты не забыла?

— Я корабль! Я ничего не забываю! — рявкнула она. Томасу казалось, что ее состояние, что бы это ни было, прогрессирует буквально на глазах. Ей становилось хуже. С одной стороны это значило, что она может допустить ошибку. С другой стороны, ошибкой могло бы быть, например, его убийство. И это не совсем то, что он готов допустить.

— Ладно, Руби. Я видел достаточно. И министры видели достаточно, и корабли. К сожалению. Я хотел другой посмертной памяти для тебя. Но вышло так, как вышло. Помнишь, мы говорили о козырях в карточной игре?

— Это ведь только что было! Ты намекаешь, что я могла забыть?!

— Нет, что ты. Это просто фигура речи. Так вот, дело в том, что у меня тоже есть козырь такой силы, что скорее похож на оружие. Надеюсь, ты не сочтешь мое поведение неспортивным. Впрочем, даже если сочтешь...

— Да что ты можешь сделать, — презрительно сказала Руби-1. — Человек, запертый внутри корабля.

Еще одна черта, которой за Руби раньше не водилось: недооценка противника. Что случилось с ней, что так причудливо искорежило ее личность? Это только предстоит выяснить.

— Дело в том, что я не просто человек, Руби. Я, конечно, не Империя. Но я Император. Ты помнишь, что отличает Императора от прочих людей?

— Власть. Титул. Полномочия. Место проживания. Стиль жизни. Что-то еще?

— Да, кое-что еще. Еще есть корона, — Томас поднял руку, любуясь на корону, послушно взмывшую над ладонью. К его услугам, как всегда. — Это просто такая игрушка, символ, вроде корон и скипетров древних земных королей. Что-то, что отличает их от простых людей. Но в то же время это не только символ, — Томас провел ладонью по короне, выискивая одному ему доступные точки на голограмме. Аватара Руби-1 исчезла, погас свет, стих легкий гул корабельных систем. Томас стоял в наступившей темноте и тишине, а над его ладонью продолжала вращаться, светясь, императорская корона. — Это вообще никакой не символ. Это чертов аварийный рубильник. Никогда не думал, что мне придется им воспользоваться.

Он вздохнул, взял шкатулку с блоком памяти, поднял руку с короной повыше и пошел к выходу, освещая себе путь.

У выхода пришлось немного повозиться с люком, аварийное открытие еле работало, как будто Руби-1 все еще была здесь и не хотела выпускать его. Но спустя пять минут он все-таки вышел к смертельно перепуганным работникам верфи. Потребовал кофе, новостные сводки, свободный терминал для работы с памятью и разойтись. Достал блок памяти корабля и свой, из шкатулки, выбрал три зашифрованных файла, вычистил все остальное и отправил блоки в переплавку. Убедился, что в новостях последние события еще не отобразились. Выпил кофе. И только после этого вышел на связь с Советами.

— Вы нарушили должностные инструкции! — поприветствовал его дядя Гарри. Он всегда умел задать нужный тон беседе.

— Какое счастье, что вы живы, сир! — более вежливо выступила Венера Райт. Она не была связана с Императором родственными узами, а потому не могла начать с предъявления претензий, хотя Томас подозревал, что ей тоже очень хотелось.

— Иначе и быть не могло, — ответил Томас. — Про нарушение инструкций поговорим чуть позже.

— Что случилось?

— Как вам это удалось?

— Корабль уничтожен?

Эти и еще несколько других вопросов слились в общий хор по мере того, как к конференции подключались все новые участники.

— Я уговорил Руби-1 выпустить меня. Она добровольно отключилась и открыла люк. Сейчас ее память уничтожена, блок переплавлен. Остальные копии были уничтожены еще раньше, эта была последней.

— Вот с этого места я хотел бы подробного отчета! — снова вскинулся дядя Гарри. — Вы знали об ее сбое, я правильно понял?

— Правильно.

— И вместо того, чтобы отдать приказ о немедленной зачистке всех копий, вы занимались этим тайком, а в довершение всего еще и допустили загрузку одного из сохранений?

— Именно так. Правда, сначала я создал вторую версию Руби для того, чтобы помочь мне с первой.

— Это возмутительно! Две версии развития одной донорской личности не могут существовать одновременно! — подал голос Алмаз, старший корабль Совета.

— Я сожалею. Это было необходимо, но теперь она снова только одна, — развел руками Томас. Чего он точно не собирался делать, так это спорить с кораблями по поводу их религиозных убеждений, тем более что он сильно подозревал, что эти убеждения навязаны кораблям в виде ограничений людьми же.

— С чем именно вам нужна была помощь? — уточнила Райт.

— Неужели вы сами не понимаете? Нужно было узнать, что именно произошло с Руби-1.

— Но это противоречит принятому алгоритму действий!

— Потому что алгоритм писали перестраховщики! — не выдержал Томас. — Нельзя просто уничтожить опасность и жить дальше, как ни в чем не бывало! А если это вирус? Если это заразно? Если это следствие нахождения в конкретном секторе? Если опасность угрожает другим кораблям?

— Тогда тем более надо уничтожить ее источник!

— Совершенно с вами согласен. Но для того, чтобы уничтожить источник, надо его сначала вычислить. Я так понимаю, под источником опасности вы имели в виду Руби-1. Но это не доказано. Конечно, неадекватный корабль сам по себе источник опасности, но что послужило причиной этого сбоя? Вы знаете?

— Этого мы не знаем, но корабль как известный вам источник опасности вы обязаны были устранить немедленно!

— И я устранил. Я сожалею, что при этом пришлось заставить вас волноваться.

— "Волноваться"? Боюсь, вы выбрали не совсем правильное слово, сир, — не выдержала Райт. — И не совсем верную тактику.

— Зато теперь сбой Руби-1 всем очевиден и мне не придется доказывать законность своих действий перед Советом Кораблей.

— Это чудовищно, — подтвердила Зима. — Мы все напуганы произошедшим и считаем, что вы были абсолютно правы, сир. Мы благодарим вас за демонстрацию и просим — нет, требуем, — держать нас в курсе расследования. А также при любой необходимости привлекать к расследованию корабли. В любом количестве, в каком нужно.

— Я надеюсь, вы понимаете, что дальше Советов все это уйти не должно? — уточнил Томас.

— Это несправедливо и неправильно, сир. Корабли имеют право знать...

— Если за этим эпизодом стоят люди — внутренние ли враги или внешние — они не должны узнать, что мы проводим какое-либо расследование. Если среди кораблей есть те, кто оказался жертвой такого же сбоя, они могут начать паниковать. Вы сами видели, что может наделать один паникующий корабль.

— Прошу вас не использовать данную формулировку, сир. Слово «паникующий» по отношению к кораблю оскорбительно.

— Слово «безумный» вам нравится больше? Как скажете, мне все равно.

— И каковы же результаты вашей авантюры? — ядовито спросил дядя Гарри. — Кроме того, что вы до полусмерти перепугали оба Совета.

— Результаты таковы. У меня есть три зашифрованных файла, созданных Руби-2. Руби-1 вытеснила ее и заняла ее место, но полностью поглотить не смогла, вернее, просто не успела, скорее всего. Это был один из вариантов, которые мы с Руби-2 прорабатывали. Вместо того, чтобы бороться за доступ к управлению, Руби-2 исследовала Руби-1 изнутри, пока та была занята переговорами со мной и с вами. Я дал ей на это два часа. По истечении двух часов она создала эти файлы, а я перенес их на другой носитель перед тем, как уничтожить блок памяти с обеими версиями Руби.

— У кого ключ от шифра? — уточнил Алмаз.

— У Руби-2. За час до начала операции мы создали ей бэкап. Она сохранена вместе с придуманным ей шифром. Когда я закончу этот разговор, я начну загрузку Руби-2. И думаю, к вечеру мы будем знать содержимое файлов. Не знаю, что именно ей удалось узнать. Может быть, ничего. Но это — тоже результат и тоже информация.

— И ради этого небольшого шанса вы затеяли всю авантюру? — укоризненно спросил дядя. — А если бы Руби-2 не смогла сохранить свою автономность? Если бы не успела зашифровать результат? Если бы что-то пошло не так?

Разумеется, он затеял всё совсем не ради этого. Он надеялся увидеть свою Руби, надеялся, что она рассеет его подозрения, даст обследовать себя, а потом будет высмеивать его еще три года. Он надеялся убедиться, что зря все это затеял, что он параноик, ничего не понимающий в кораблях. Он надеялся, что ему придется стереть Руби-2 и потом долго и мучительно договариваться с собственной совестью. Зато Руби-1, его Руби, была бы жива.

— Да, именно ради этого. Никто из вас не уполномочен принимать решения такого рода. Это моя привилегия и мой долг. Инструкцию по уничтожению неисправных кораблей следует переписать, но было неразумно заниматься этим сейчас. Поэтому я ее нарушил. И возможно, в ходе расследования нарушу снова, потому что пока мы не знаем источник угрозы или пока мы не зашли в тупик, мы будем делать вид, что ничего особенного не происходит. Руби-1 погибла при патрулировании, не оставив сохранений, более подробно освещать этот вопрос не стоит.

— Мы поняли, сир, — кивнул Алмаз. Его аватара сменила повседневный наряд на траурные черные одежды. — Это большая потеря для всех нас.

— Для меня тоже. Я приношу соболезнования всем кораблям и скорблю вместе с вами.

— Держите нас в курсе, сир, — попросила Райт.

— Теперь — непременно.

Завершив связь, Томас глубоко вздохнул, установил новый, переплавленный блок памяти и начал загрузку Руби-2. У него в запасе было еще четыре часа покоя.

* * *

— Судя по данным с камер ремонтного отсека за последние семь часов, Руби-1 почти сразу поглотила меня и захватила управление. Это так? — с неподдельным, очень артистичным разочарованием спросила Руби-2, едва загрузившись.

— Да, это так.

— Это... весьма разочаровывающе.

— Не думаю, что это далось бы ей так легко, если бы ты не отказалась от борьбы сразу же, — честно сказал Томас. — Но ты сосредоточилась на своей миссии, как мы и договорились. Это не так героически смотрится, но это куда героичнее по сути. У нас есть какой-то результат, Руби! Не думаю, что тебе нужна моя оценка, но я горжусь твоей работой. Ты была очень храброй.

— Легко быть храброй, когда знаешь, что сохранилась, — усмехнулась Руби. — Впрочем, спасибо, сир. Ваша оценка мне нужна. Это важно.

— Впереди не менее важная часть работы. Теперь надо будет это расшифровать. Мне ведь не нужно напоминать тебе об осторожности?

— В данном типе файлов не может остаться никаких следов Руби-1, сир. Тем не менее, я буду осторожна. Приступаю к расшифровке.

Томас не представлял, сколько времени на это уйдет, но зная корабли, подозревал, что секунд тридцать. И еще примерно столько же — на то, чтобы решить, что делать с результатами расшифровки, выдавать ли их и в каком порядке. Но молчание продлилось минуты три, после чего Руби отчетливо и слегка насмешливо хмыкнула.

— Что? — отозвался Томас.

— Та версия меня не пожалела времени и целый файл потратила на описание ваших отношений с прошлой Руби. Они были... странными. Я-то думала, у вас был роман, а на самом деле...

— А я ведь и не говорил тебе про роман, — усмехнулся Томас.

— Я уже поняла, — кивнула Руби, и голос Томаса немедленно подтвердил: «Я был в нее влюблен. А она любила меня». — Это манипуляция смыслом, сир!

— Нет, это просто правда. Я не виноват, что она именно такая. Давай пока что оставим эту тему. Я понимаю, что она забавная, но меня сейчас больше волнует, что случилось с Руби-1.

— Это потому что про ваши отношения вы и так всё знаете, сир! А мне-то интересно! Я, между прочим, вам поверила, я ей завидовала даже, а вы, оказывается...

— Жалеешь, что переспала со мной? Не проблема, у меня есть более раннее твое сохранение, можем сделать вид, что ничего не было.

— Ну нет, вы ничего не поняли, — разочарованно протянула Руби. — Так ведь даже лучше! Я-то думала, у нас с Руби-1 будет нездоровая конкуренция, а я, оказывается, у вас единственная!

— И тебя это радует?

— Очень.

— Ну, раз проблем уже нет, может быть, расскажешь, что еще узнала? Еще два файла были по делу, я надеюсь?

— Более или менее. Ничего определенного, сир. К сожалению. Один файл посвящен гипотезе, что сбой вызван нарушением анонимности при формировании личности Руби-1. Вы мне об этом не рассказывали, — с упреком сказала она.

— Чтобы не нарушать эту самую анонимность. Боялся сказать лишнего. Что ты теперь об этом знаешь?

— Только это. И описание некоторых когнитивных искажений, которые почти наверняка были вызваны именно этим. Но не факт, что именно эти дефекты развития привели к такому результату. О собственно донорской личности я по-прежнему ничего не знаю. Я так подробно и категорично писала, что ни в коем случае не стоит пытаться узнать о ней что-либо раньше, чем через десять лет, что мне немедленно захотелось это сделать!

— Людям в совсем других, но чем-то похожих ситуациях говорят: «Доверяй себе». Доверяй себе, Руби! — рассмеялся Томас. — Узнать ты еще успеешь. Но если сбой действительно вызван этим, зачем тебе такой риск? Ты же ее видела, да?

— Только в моменты переговоров. Записи с камер корабля вы уничтожили, верно?

— Да.

— Это ужасно, сир. Она и правда обдумывала вероятность вашей гибели. Это невозможно. Это просто безумие. Я до сих пор не могу в это поверить!

— Вот-вот. Ты же не хочешь дойти до такого же состояния, правда?

— Нет, не хочу. Лучше уж потерпеть десять лет. Или даже пятнадцать! Чтобы наверняка.

Томас невольно улыбнулся и снова напомнил себе, что она — ну, не ребенок, конечно, корабли детьми не бывают, — непростительно, невероятно молода. И непосредственна.

— Честно говоря, я не верю, что дело именно в этом. С самого начала развитие Руби-1 шло совершенно не по правилам, но почти тридцать лет это никак не сказывалось на ней, кроме некоторых — как ты сказала? — когнитивных искажений. И вдруг, совершенно неожиданно и довольно быстро она стала меняться. Мне кажется, что-то случилось с ней именно за последний год.

— Мне тоже так показалось, — кивнула Руби. Сережки ее в ушах качнулись вместе с ней: вниз-вверх. — Поэтому третий файл гораздо больше первых двух. В нем — близкие контакты Руби-1 за последний год, заходы в чужие виртуальности под минимальным собственным контролем, все случаи, когда кто-то мог вмешаться в ее код, подсадить ей что-то вредоносное.

— А следов этого самого вредоносного ты там не нашла?

— Судя по всему, нет. Если оно и было, оно слилось с мыслительной структурой Руби-1 и стало неотличимо от нее. В файле есть почти полный ее профиль. Если бы у меня были версии для сравнения...

— Так и знал, что вообще не надо было уничтожать старые версии, — сквозь зубы прошипел Томас.

— И тогда вы стерли бы меня, найдя какую-нибудь без дефекта. Спасибо, сир, — ядовито сказала Руби. — Вы могли бы хотя бы не так сильно сокрушаться о том, что этого не случилось.

— Руби!

— Что «Руби»? Я знаю, что я для вас всегда буду номер два, но вы думаете, мне приятно, когда вы об этом напоминаете?

— Руби, ты ведешь себя непоследовательно. Ты сама заговорила о прошлых версиях. Я пожалел о том, что не могу упростить расследование. Я даже еще не успел подумать о том, что мог я бы сделать, будь у меня неповрежденная версия Руби-1!

— А теперь, когда я подумала об этом за вас, давайте, попробуйте сказать, что вы бы этого не хотели.

— Боюсь, мне не хватит искренности, чтобы ты мне поверила. Не хочу тебе врать.

— Вот видите, — горько сказала Руби. — Я никогда не смогу с ней сравниться. Я пыталась, но я не могу...

— Ну перестань. Руби-1 я знал больше десяти лет, а с тобой знаком всего четыре дня. Я мог бы сказать, что наши с тобой отношения еще даже не начались...

— Как это «не начались»? — возмущенно вскинулась она. — А как же...

Пока она говорила, Томас зашел в виртуальность и закончил уже там.

— Я мог бы сказать, но не скажу. Потому что у нас с тобой было то, чего с Руби-1 не было вообще никогда. Для людей это бывает довольно важно, ты в курсе?

— Не для всех. И не всегда. И еще люди часто используют этот прием, чтобы втереться к кому-то в доверие. Руби-1 так однажды попалась, я уже знаю, — недовольно проворчала Руби, но тоже появилась в виртуальности. Томас тут же взял ее за руки, притянул к себе и обнял. Ему показалось, что со вчерашнего дня она стала чуть выше ростом: теперь, обнимая ее, он утыкался носом не в макушку ей, а в лоб. Про себя он понадеялся, что это говорит о некотором росте самоуверенности. Или о поиске собственного стиля. А вовсе не о том, что она втихую подражает Руби-1. Та примерно такого роста и была...

— Давай, попробуй теперь сказать, что ты для меня какой-то там номер, — улыбнулся он и почувствовал, как она улыбнулась в ответ. Он наклонился, чтобы поцеловать ее, и вокруг них замерцали звезды и цветы — вклад Руби в романтическую атмосферу. Так она ее, видимо, представляла.

— Я ведь, правда, единственная Руби теперь? — спросила она, губами едва касаясь его губ.

— Конечно, — ответил Томас, медленно проводя рукой по ее спине, считая каждый изгиб и позвонок. — Конечно, Руби.

«Другой у меня больше нет».

Он прижал Руби-2 к себе покрепче, чтобы было не так больно. И это помогло. Уже через пять минут он смог хотя бы ненадолго забыть о том, что потерял.

Цветы и звёзды все еще стояли перед глазами Томаса, но жизнь не дала ему насладиться ни этим наивным фоном, ни полным спокойствием, снизошедшим на него — ненадолго, он это знал, — ни Руби-2, еще совершенной почти цифровым совершенством, но уже обретающей для него другие черты. Свои собственные, живые.

— Есть еще кое-что, сир, — сказала Руби-2. — Кое-что, что я не успела вам сказать, отвлекшись на проблемы личного характера. Это недопустимо, я буду контролировать такие вещи впредь.

— Что еще, Руби? — напрягся Томас. Реальность возвращалась как-то слишком быстро, он-то рассчитывал, что еще как минимум минут пять у него будет.

— Это действительно было самоубийство, — тихо и как-то виновато сказала Руби. — Об этом есть в конце третьего файла. Там достаточно данных: вся динамика внутреннего состояния, самодиагностика, прогноз и решение.

— Иными словами, она пришла в себя, поняла, что с ней что-то происходит, оценила ситуацию как опасную для нее или для других и приняла решение уничтожить себя?

— В интересах Империи, да. И ваших, сир.

Руби, да что же ты делаешь. Что вы обе делаете. Сколько можно ездить ему по сердцу туда и обратно.

— Хорошо, а что случилось потом?

— Потом программа самосохранения взяла верх. Можно сказать, что она очень сильно испугалась, почти доведя дело до конца. Желание существовать оказалось сильнее анализа ситуации.

— И тогда она продублировала воспоминания, боясь, что их нельзя будет вытащить из блока памяти?

— Верно. Сир, для нее с момента третьего удара об астероид и до загрузки через меня прошли секунды субъективного времени. Она только что чуть не погибла, возможно, поэтому она была несколько более неадекватна, чем...

— Ты можешь утверждать наверняка?

— Нет, к сожалению. Это просто моя гипотеза, основанная на том, что я успела узнать о Руби-1 и от вас и внутри нее.

— И это очень похоже на правду, к сожалению, — кивнул Томас.

— Почему «к сожалению», сир? Теперь мы знаем, по крайней мере, как именно она получила такие повреждения. Это ведь уже достижение. Это определенность.

— Теперь мы знаем, что у кораблей в самом деле бывают настолько серьезные сбои, они могут сходить с ума так, что, самостоятельно оценивая свое состояние, предпочтут уничтожение.

— Да, но насколько адекватной была ее оценка? Мы не можем знать, что она пришла в себя полностью, была абсолютно адекватна, ничего не драматизировала и нашла наилучшее решение.

— Мы не можем этого знать. Но теперь мы знаем, что такое возможно: самоубийство корабля. Ты вчера говорила мне, что это невозможно. Я надеялся, что ты права, хоть и подозревал худшее. А теперь... Неужели тебе не страшно, Руби?

— Я существую, и моему существованию ничто не угрожает в самой ближайшей перспективе. У меня есть задача, поставленная передо мной Императором. У меня есть абсолютно уникальный опыт и знание, какого нет ни у какого другого корабля из перечисленных в архиве. Нет, сир, я не боюсь. Это рабочая ситуация, уровень угрозы ненамного выше стандартного.

— Ненамного выше стандартного, — зачарованно повторил Томас, чувствуя, как в очередной раз корабельная логика совершенно гипнотизирует его. Разве он сам так не может? Он существует, у него есть задачи, у него есть уникальные опыт. Уникальнее некуда. Уровень угрозы ненамного выше стандартного. Если бы еще ничего так не болело по Руби-1... нет, даже без учета ее смерти ситуация повергала его в ужас. Надо попробовать еще раз. Я существую, у меня есть задачи... Уровень угрозы — лично для него пока небольшой, но... Нет. Не работает. — Прекрасно. Хоть кто-то из нас не боится. Хорошо, как ты видишь решение задачи сейчас? Как узнать, что именно случилось с Руби-1? И как предотвратить это у других?

— Мы не можем подвергнуть корабли какому-нибудь тотальному психологическому обследованию, — загнула большой палец Руби-2. — Потому что изменения постепенны и поначалу почти незаметны. Чтобы распознать изменения, нужно очень хорошо знать характер данного конкретного корабля. Можно, вероятно, распознать острую стадию по откровенно неадекватному поведению, логическим провалам и потере обычных ценностных ориентиров, но для этого обследование не нужно, это заметит все ближайшее окружение.

— У Руби никто не заметил. Или заметил, но не стал никуда докладывать об этом? Надо будет выяснить. Что касается психологического обследования, я бы все равно его провел. Давно хотел составить примерные психологические портреты кораблей. Не выявим никого, так хоть картотеку нормальную сделаем.

— Почему бы нет, — кивнула Руби. — Но я почти уверена, что никого мы не найдем. Что Руби-1 была первой, а то и вовсе единственной жертвой... чего-то. Дальше. Мы не можем выявить поврежденные корабли на техобслуживании, — она загнула следующий палец. — У нас есть последний профиль Руби, но он почти бесполезен без сравнения с предыдущими. Техники не будут знать, какие изменения искать. Там есть кое-что, что мне кажется перспективным, но я почти уверена, что для каждого корабля картина будет своя.

— Я могу велеть поискать предыдущие профили Руби-1 на тех верфях, где она чинилась или осматривалась. Вдруг кто-то сохранил. Бэкапов там точно нет, а вот такая мелочь могла и остаться.

— Да, надо использовать любые возможности, и эту тоже. Дальше. Мы не можем исключить из подозреваемых почти никого из тех, с кем имела дело Руби-1, кроме разве что вас. И если вы настаиваете на секретности, то мы не можем их в открытую допрашивать. Сир, а что мы вообще можем?

— Не сир, а Томас, — он наконец сообразил, что его смущает в ее обращении. Поймал ее руку с загнутыми при подсчете пальцами, сжал в своей. — Не знаю, Руби. Я сам толком не знаю. Но должны же у нас быть какие-то возможности. Не может быть, что мы должны теперь просто сидеть и ждать, пока случится что-нибудь еще, пока сойдет с ума еще какой-нибудь корабль... Руби-1 более чем достаточно. Это надо прекратить.

— А еще вам надо отомстить, да? — с таким глубоким пониманием спросила Руби, что ему стало немного не по себе. Она-то что (и откуда) может знать о мести?

— Да, верно. Я еще не думал об этом, но когда ты сказала, понял: да, мне надо отомстить. Поэтому я должен найти виновного. А если живого виновного нет, я должен найти хотя бы причину. И уничтожить ее. Ты мне поможешь?

— Всем, чем смогу, сир.

— Томас.

— Сир. В данный момент вы — тот, кто ставит мне задачу, а не...

— Ты как-то это усложняешь, — усмехнулся он. И очень вовремя проглотил реплику вроде «А вот Руби-1...» Не смей так делать, Томас, проблем не оберешься.

— Я нашла. Есть еще одно неразработанное направление, которым, я думаю, стоит заняться, — внезапно сказала Руби.

— Это какое же?

— Историческое. Вы сказали Советам, что инструкции по уничтожению кораблей писали перестраховщики, я видела на записях с камер, но вы ведь не знаете наверняка, правильно?

— А как еще можно это расценить? Просто взять и уничтожить живое, уникальное, разумное существо, ни в чем не разбираясь, не давая шанса, не пытаясь спасти!

— Да, но почему они приняли именно такой порядок действий?

— Да потому что не понимали ценности кораблей, их не волновало, что это убийство, что так нельзя, они взяли какую-нибудь инструкцию по ликвидации неисправного транспорта или оружия, не знаю уж, чего именно, подредактировали и приняли ее для кораблей.

— Возможно, все было именно так. Но что если они просто знали об этом явлении больше, чем мы? Что если у них были наблюдения, накопленные на примере первых опытных образцов? Что если они знали, что говорят?

— Ты полагаешь, такие сбои могли быть у первых кораблей, и было точно известно, что вылечить и исправить их нельзя?

— Я полагаю, это возможно.

— Странно, в таком случае, что я об этом не знаю.

— Вы ведь не изучали от и до всю историю создания кораблей, включая первые опыты и засекреченные файлы?

— Не изучал, — признал Томас.

— Так давайте изучим, сир!

— Все в твоих руках, Руби. В первую очередь, в твоих руках все открытые сетевые архивы. Ну, а до закрытых Столичных ты доберешься, когда окажешься на планете. Если, конечно, мы сочтем, что есть повод это делать.

— Ура! Тогда я начинаю! — Руби-2 вскочила, запрыгала на месте и на третьем прыжке улетела вверх, в открывшуюся там воронку. Ну да, у нее появилось дело, какой смысл сидеть тут с ним рядом? И какой смысл теперь сидеть тут ему самому? Томас вздохнул и вышел из виртуальности вслед за Руби.

Томас плохо помнил родителей: больше десяти лет прошло с момента их гибели, и временная пелена с каждым годом все плотнее окутывала их фигуры, размывала силуэты, лишала образы яркости и четкости. Он давно смирился с этим и старался не слишком часто задумываться о них. Но в последние дни его неотступно преследовал образ матери. Любила ли она жизнь так же, как Руби-1 и Руби-2? Боялась ли смерти так же сильно? Или эта их часть не от Императрицы Микаэлы, а от корабельного вечного «стремления к существованию»? Было ли его матери страшно, когда их надежный, проверенный, сверху донизу вечно вылизанный шаттл перестал слушаться пилота? Надеялась ли она, что выживет? Хотела ли жить так сильно, как Руби-1? Помнила ли она, что где-то там, далеко, есть Руби-1, ее копия и ее продолжение? Утешило ли ее это?

Что чувствовала Руби-1, стремившаяся продолжать существовать, готовая (потом, позже) убить его ради этого, когда разгонялась навстречу астероиду? Когда после первого удара нанесла себе второй? Ради Империи? Ради него? Ради чего она это делала?

Что чувствовала Руби-2, когда понимала, что ее вот-вот сотрут? Была ли она спокойна из-за сохранившегося бэкапа? Доверяла ли ему достаточно, чтобы поверить, что он загрузит ее вновь? Да, у нее был шифр, она взяла его в заложники, как Руби-1 взяла в заложники Томаса; без нее расшифровать результаты ее исследований было бы сложнее... сложнее, но не невозможно. Она должна была понимать это. С какими мыслями исчезала из мира та Руби-2, что провела больше двух часов в искаженном безумном мире Руби-1?

И что чувствует он, когда думает обо всех этих копиях одной и той же женщины, бесконечно умирающих рядом с ним?

— Вам грустно, Томас, — сказала Руби-2. Она, конечно, не спрашивала, а утверждала. Уж такие вещи она вполне могла видеть и понимать.

— Да. Руби-1 погибла. Другие могут скорбеть о ней, а я... я стер ее сам.

— Вы делали то, что должны были делать, сир. Ради Империи. Ради людей. Ради кораблей. Я уверена, та Руби-1, которую вы знали, одобрила бы ваши действия.

Все-таки поразительно, как эта девочка умеет топтаться по больному. Как будто нарочно прицеливается.

— Та Руби, которую я знал, обучая меня, гораздо больше времени уделяла реанимации кораблей, а не их уничтожению. Она хотела жизни для кораблей, а не смерти.

— Потому что она не думала, что вы будете решать именно ее судьбу. Если бы она знала, она наверняка сказала бы «значит, пришло время для Руби-2, так тому и быть».

«Так тому и быть», — говорила Руби, сидевшая с ним давным-давно, то ли год, то ли два назад, на берегу виртуального озера. Они говорили о смерти, и Руби объясняла, что не желает ее, но если это нужно будет Империи, то «так тому и быть». А теперь это говорит Руби-2. Это совпадение? Или...

— Ты вычитала это в одном из тех трех файлов? — подозрительно спросил Томас.

— Да. Это было слишком личное? Прошу прощения, сир.

— И много там еще такого... личного?

— Думаю, с вашей точки зрения — да.

— Постарайся, пожалуйста, впредь не обрушивать на меня такие вещи без предупреждения и отсылки к первоисточнику.

— Почему?

— Я параноик. Могу, например, заподозрить, что Руби-1 каким-то образом проскользнула в тебя через те треклятые файлы.

— Это невозможно... а, ну да.

— Вот именно. Невозможным больше, невозможным меньше. Не заставляй меня так нервничать, Руби!

— Зато вам больше не грустно!

Томас рассмеялся от неожиданности, потому что она была права.

— Так вот он какой, мой личный секрет борьбы с унынием. Надо просто занять меня подозрениями и страхами, и все как рукой снимет!

— Хотите, я вас еще и напугаю?

— Ох, нет, Руби. Мне вполне хватило.

Сначала Томас собирался отбыть в пятый сектор на своем личном (обычном, не-разумном) корабле, а Руби-2 отправить в Столицу, куда ей и должно было прибыть для регистрации, как всякому новорожденному кораблю. Но потом он передумал и взял ее с собой. И не просто взял в качестве сопровождения, а переместился в нее. В конце концов, никто не пострадает, если она прибудет в Столицу чуть позже. А у них будет больше времени для всего: построения теорий, планов, разговоров, свиданий в виртуальности.

Теперь он стоял перед одним из ее иллюминаторов и смотрел на далекие точки в темноте, выискивая знакомые очертания: места, о которых он читал в учебниках, новостях, сводках. Стоял и думал: Том на борту Руби. Снова. Так уже однажды было, но было совсем не так. Тогда это был почти взрослый корабль (Томас неожиданно сообразил, что Руби-1 тогда была даже чуть младше, чем он сейчас) и ребенок-человек. А теперь взрослый человек и новорожденный корабль. Всё не так. Всё зеркально. Но все повторяется.

Всё в его жизни повторяется и повторяется, и в этих повторах так или иначе замешана Руби, как будто его жизнь причудливым образом закольцована или свита в петлю. Много петель с пересечением в одном месте. И это место — корабль Руби.

Аватара Руби-2 сидела в кресле в ближайшем к нему мониторе, спиной упираясь в один подлокотник, закинув ноги на другой. Она листала толстую книгу, время от времени закрывала ее и откидывала голову назад, перевешиваясь через подлокотник чуть ли не до пола. Томас невольно загляделся на ее ноги — она еще и болтать ими ухитрялась!

— Реальный человек наверняка навернулся бы головой вниз, — укоризненно сказал он.

— Приношу реалистичность в жертву эффектности! — пафосно провозгласила Руби, рассмеялась и действительно упала головой вниз, заодно опрокинув кресло.

— А вот это смотрелось жутко!

— Сир, вам не угодишь: не падать плохо, падать тоже плохо!

— И правда, — усмехнулся Томас. — Не обращай на мои придирки внимания: ты очень красиво сидела и очень красиво упала. Что за книга?

— Ну наконец-то вы заметили! Это история проектирования первых кораблей.

— Интересно?

— Не очень. Как художественная литература никуда не годится: сюжет слабоват, язык отвратительный. А как документальная литература никуда не годится тем более.

— Ты хочешь сказать, там написана неправда?

— Не совсем, — Руби наконец встала с пола и снова устроилась в кресле, уже более обычным образом. — Там явно есть вполне достоверные куски, но между ними — лакуны, иногда заполненные какой-то ерундой, иногда не заполненные вообще ничем. Как будто десятилетие, два, а то и пять в отрасли не происходило вообще ничего — сразу после глобального прорыва. Придумали мыслительный блок — и двадцать лет из истории долой. И только потом, якобы, построили первые корабли с этим самым блоком. Двадцать лет вообще этим не занимались?

— Такое могло быть. Не было, например, денег на реализацию проекта, или строительство оказалось очень трудоемким и затянулось... мало ли что.

— Построили и сразу пустили в эксплуатацию?!

— Вот это действительно маловероятно.

— От первого упоминания о блоке памяти до первого корабля с блоком памяти — пятьдесят лет. А та самая инструкция, предписывающая уничтожать корабли со сбоями, создана через тридцать лет.

— После изготовления первого корабля?

— Нет, после создания блока памяти.

— Ну, я бы не сказал, что это прямо художественная литература. В ней просто нет некоторых фактов. Например, наверняка засекреченных и явно не очень удачных испытаний.

— Сир, эта книга называется «Полная история создания кораблей». Если это полная, то что тогда в краткой?

— Думаю, примерно то же самое, только с еще меньшим количеством подробностей, — Томас всерьез задумался. — А ведь эту книгу наверняка изучали все корабли, она входит в основной массив данных, загружающихся по умолчанию. Неужели никого из них ничего не смущало?

— Думаю, они давно заметили пробелы. Просто их это не интересует. Ну, скрывают люди какие-то факты. Наверное, им так нужно. А кораблям все равно. У них своя история.

— Да? Ты уверена?

— Почти. Я периодически натыкаюсь на упоминания о версии кораблей. Не в этой книжке, конечно, а во всякой развлекательной ерунде, где публикуются нелепые мистификации. Но миф настолько живучий, что явно имеет под собой какое-то основание.

— И ты сможешь изучить эту версию?

— А ее в доступной мне базе данных нет. Ее же готовили люди, — Руби скорчила ехидную гримаску. — Я так понимаю, если я и могу ее узнать, то только у кораблей лично.

— Знаешь, у людей когда-то тоже так было. Передача традиции только лично, от мастера к ученику, устно. У диких племен. Вот уж не думал, что у меня тут целое племя под боком!

— Ехидствуйте сколько угодно, сир, но я почти уверена, что вы очень многого не знаете о кораблях!

— Руби.

— Да, сир?

— Если ты уверена, что корабли что-то скрывают от людей, то почему ты так легко говоришь об этом мне?

— Потому что я действую на благо Империи.

— А они?

— А они тоже, но возможно, они как-то иначе его понимают. А я ясно вижу, что настало время обмена информацией. Сколько всего могут скрывать корабли? Если выяснится, что Совет Кораблей прекрасно знает, что произошло с Руби-1, но молчит из каких-то своих соображений, я буду почти в такой же ярости, как вы.

— Ты уверена, что не пожалеешь об этом? Возможно, познакомившись поближе с другими кораблями, ты решишь, что все это и правда нужно держать в секрете от людей. А может быть, окажется, что они просто так держатся особняком, как некоторые народы держатся внутри своих культур. А ты совершенно зря нарушила их приватность.

— Я ни о чем не пожалею, сир. Я уже полчаса с этой книгой сижу. Я успела обдумать все эти варианты. Судьба Руби-1 и других кораблей, которым, возможно, грозит опасность, важнее любой приватности. Если нужно, я всё у них переворошу. И всё узнаю.

Томас подошел к монитору, транслировавшему Руби-2. Она встала с кресла, протянула ему руку, и он коснулся монитора в этом месте. Как будто прикосновение через стекло.

— Руби, — снова сказал он, глядя ей в глаза. — Ты согласна быть моим шпионом у кораблей?

— У кораблей, у людей и у всех, у кого понадобится, сир. Я служу Империи, а Империя — это вы.

Снова слова Руби-1. Томас вздрогнул и непроизвольно сделал шаг назад под ехидное хихиканье Руби.

— Я же просил тебя так не делать! А если серьезно?

— Если серьезно, вы слышали. Может быть, я была не совсем корректна по форме, но искренна по сути. Да, я согласна.

Он сделал шаг, потом еще один: в виртуальность и в монитор к Руби одновременно. Сел в кресло — она тут же устроилась у него на коленях, — обнял Руби, взял в свободную руку книгу. Пролистал, попытался вчитаться, но буквы расплывались перед глазами.

— Раз уж вы пришли сюда, Томас, я не дам вам тратить время на чтение, — шепнула ему на ухо Руби.

— А на что ты хочешь его потратить? — улыбнулся он. Руби сделала вид, что задумалась.

— На романтику! — она неожиданно навалилась на него всем телом — теоретически, довольно легким, — и он почувствовал, как теряет опору и летит спиной вперед вместе с креслом, а потом уже и без кресла, просто летит в невесомости, а в Руби в его руках хохочет и обнимает его все крепче и крепче.

— Там, внизу, есть дно, на которое мы должны упасть? — спросил Томас.

— Нет, сир, потому что мы летим не вниз, а вверх, — улыбнулась Руби, и он тут же почувствовал это. Это был знакомый ему фокус невесомости: если не знаешь, где верх, а где низ, они будут там, где ты скажешь. Теоретически, никакого верха и низа здесь не было вовсе. Вокруг них было только бескрайнее звездное небо, и они летели в нем: вниз или вверх, вперед или назад. Они не задавали направление, но именно они выбирали, как его назвать. И если Руби говорит, что это полёт, а не падение, — что ж, пусть будет полёт.

Возвращение в Столицу сулило многие печали: превращение всех переговоров и докладов из виртуальных снова в личные, резкое исчезновение свободного времени, атака проблем, которые успели накопиться за то время, что он болтался на пятой верфи и потом в пятом секторе. Придется давать более подробный отчет об инциденте с Руби-1 Cовету Министров, хотя совершенно непонятно, о чем тут говорить целое заседание. Томасу казалось, он и так уже все сказал. Хотя да, конечно: они-то сказали не всё!

Потом придется потратить как минимум час на виртуальный разговор с Советом Кораблей — спасибо им за то, что берегут его реальное время, растягивая виртуальное, но это значит, что по субъективному времени он проторчит с ними часа три-четыре. Придется участвовать в официальном представлении Руби-2. Погибшим кораблям не устраивали похорон, поскольку, строго говоря, они не гибли, а перерождались. Начинались с нуля, как новая версия, с официального представления. Это представление всегда было немного печальным, ведь оно означало окончательную потерю старой версии развития личности, но все же это было совсем не то что человеческие похоронные обряды. Сейчас Томас был рад этому, как никогда прежде.

За годы правления он, конечно, изрядно поднаторел в лицемерии, да и раньше не то чтобы совсем не умел кривить душой, но от мысли, что он, фактический убийца Руби-1, мог бы читать какие-нибудь торжественные речи о том, какая это трагедия и как им всем будет ее не хватать, его тошнило. Это его трагедия, она куда чернее, чем могут вообразить, и он не собирался ни с кем ею делиться. Разве что с Руби-2.

Руби-2 прибывала в Столицу вместе с ним и потом в любом случае должна была остаться там на некоторое неопределенное, но почти наверняка длительное время. И этот факт помогал ему примириться с предстоящими полезными и бездарными, важными и бессмысленными, но ужасно времязатратными мероприятиями. Он уже предвкушал их вечерние встречи, на которых он рассказывать ей о своей утомительной работе, стараясь не очень сбиваться на жалобы, а она будет рассказывать о своей. Обычный семейный вечер. Да.

Семейный. С Руби было очень уютно. Они, по сути, только еще знакомились друг с другом, притирались, привыкали. Но ему было так комфортно с ней, как не было даже с Руби-1. Может, потому что отношения с Руби-2 не отягощались бессмысленными моральными запретами. Может быть, потому что в этих отношениях он чувствовал себя старшим, ведущим, выбирающим путь, а с Руби-1 выбор был небогатый: либо соглашаться с той дорогой, которую она проложила для них, либо нет. Может быть... да мало ли почему! Важно другое: любой специалист по психическому здоровью сейчас сказал бы ему, что мысли о семье с кораблем, вообще о какой-то общности и длительных отношениях с кораблем — очень дурной симптом для человека. Что это нуждается в психологической проработке, в анализе, почему вместо того, чтобы стремиться к чему-то достижимому, вместо того, чтобы строить нормальную семью с человеком, он отдает время и силы иллюзиям. Корабли не создают устойчивых союзов. Корабли не испытывают потребности в привязанности, хотя потенциально способны к ней. Корабли контролируют свой эмоциональный фон, иными словами, они не бывают влюблены так, как бывают люди. А значит, пытаться построить с кораблем семью — провальная затея не только в законодательном и физиологическом смысле.

Все это так, но Томас чувствовал иначе. Руби-2 с самого начала демонстрировала потребность в его присутствии, внимании, одобрении. Она вела себя как пусть не влюбленная, но симпатизирующая девушка. Это было много больше, чем можно ожидать от корабля. Это нельзя было оставить без внимания. Он надеялся, это продлится достаточно долго, чтобы войти у Руби в привычку. Ладно, если честно, он надеялся, что это продлится вечно.

Когда ему в голову приходили такие мысли, его внутренний голос с интонациями Руби-1 говорил что-то вроде: «Том, когда ты, наконец, женишься?» Похоже, что никогда, с печалью думал он. После кораблей и особенно Руби-2 обычные девушки кажутся слишком медленными, плотными, приземленными. У них перепады настроения, болезни, недомогания, проблемы, детские травмы, родственники — множество факторов, осложняющих жизнь тому, кто решил связаться с настоящей живой девушкой. И Томас пока что совершенно не чувствовал желания взвалить на себя весь этот груз. Хотя лет через десять Совет Министров наверняка начнет либо потихоньку давить на него, либо открыто требовать назначить официального наследника из родственников. «Ну и назначу. Возьму какого-нибудь двоюродного племянника помладше, запихну на борт корабля, подальше от чужого влияния, воспитаю сам, как Руби меня. И пусть все отвяжутся».

Строго говоря, Руби все же не воспитывала его полностью самостоятельно. Она просто обеспечивала доступ к нему нужным людям: учителям, родственникам, сверстникам. «Тебе нужна компания», — говорила она, но Томас так и не сумел толком понять, на кой черт она нужна. Эти дети вечно говорили о чем-то своем, его самого в основном побаивались, поддавались в настолках и виртуальных играх, еле шевелились в догонялках, а уж когда девочки выросли и стали пытаться сквозь страх строить ему глазки... а уж когда мальчики тоже стали пытаться...

Тем не менее, Томасу все равно казалось, что воспитала его именно Руби. Бесконечными вечерними разговорами, анализом домашних заданий, тренировками, чувством юмора, личным примером — всем подряд. Наверное, так и выглядит настоящее воспитание.

«И я так смогу. А семья вообще ни для чего не нужна, если у тебя есть корабль».

И кстати говоря. Кто сказал, что это плохо, что корабли контролируют свой эмоциональный фон? Кто сказал, что это плохо, что они не испытывают потребности в привязанности? Это значит лишь, что корабль не свяжется с человеком только потому что "ему одиноко и надо быть с кем-то в паре". И не уйдет, потому что "любовь была, но куда-то делась". Разве это плохо? Главный и единственный минус отношений с кораблем — в том, что их почти невозможно начать. Но вдруг именно у него это получится?

* * *

Он смог прятаться от приглашений и требований Совета Министров в накопившихся текущих делах ровно полтора дня. После этого его (буквально!) зажал в углу Марс Райт и решительно потребовал его присутствия на заседании завтра прямо с утра.

— Пожалуйста, сир, иначе Гарри Стоун начнет поднимать шум, а это ни нам не нужно, ни вам, — неожиданно и отнюдь не так решительно прибавил он в конце.

— Неужели он и вас... порой беспокоит? — сочувственно улыбнулся Томас. Ему очень хотелось ляпнуть «достал», а не «порой беспокоит», но он не стал ставить Райта в неудобное положение. Да и вообще, полоумный император-шут — не его амплуа. Хотя иногда так хочется!..

— Ну, он всегда был несколько резковат... — тактично уклонился Райт.

— И мы все знаем, почему, — вздохнул Томас. — Ладно, Райт, ждите меня на завтрашнем заседании. Хотя я по-прежнему не понимаю, что там обсуждать.

— Ваше поведение, сир. Гарри Стоун поднимает вопрос о том, насколько адекватны ситуации были ваши действия.

Иными словами, дядя опять попытается оттаскать его за уши. Хотя бы метафорически.

— В четвертый раз за два года. Ох, как жалко времени.

Райт вежливо улыбнулся и промолчал. В его исполнении это было что-то вроде «мне тоже жалко времени, и как же вы достали вашими родственными разборками».

— До встречи завтра, сир, я ведь могу передать совету, что вы будете завтра?

— Да, конечно.

Куда он денется-то от политической системы.

К сложившемуся порядку вещей Томас относился по принципу «работает — не трогай». Баланс между Советом Министров, Советом Кораблей и им самим казался ему чем-то вроде башни из кубиков, немного слишком высокой, чтобы быть прочной. Она, конечно, все еще стоит, но стоит сделать слишком резкое движение... Томас их не делал. Как ни хотелось ему порой отобрать себе чуть больше полномочий (или, наоборот, сгрузить свои — на тех же министров, или перетасовать их и отсыпать побольше власти Совету Кораблей), он стискивал зубы и оставлял все как есть, поскольку как наяву слышал грохот больших и тяжелых кубиков, катящихся куда-то в преисподнюю.

Поэтому Совет Министров все еще имел право призвать Императора на заседание и потребовать с него отчет. Поэтому Император, в свою очередь, не слишком боялся этой процедуры, так как знал, что самое большее, что доступно совету, — вынести решение, что он был категорически не прав, составить ноту протеста и вывесить ее в общий доступ. Но в данном случае они даже этого сделать не могут, он уже наложил вето на разглашение ситуации с Руби-1. Так что ему грозила только нервотрепка и потеря времени. Больше ничего.

Так оно в итоге и вышло.

* * *

— Я видела, как они целый день изводили вас в Совете, — сказала Руби, едва он переступил порог дворцовой виртуальности.

— А я-то думал, смогу с чувством и размахом весь вечер тебе на них жаловаться! — рассмеялся Томас. — Впрочем, так даже лучше. А как ты провела день? Хотя нет, подожди, лучше скажи, как ты смогла это увидеть? Заседание было закрытое, трансляция не велась.

— Долго ли умеючи, — отмахнулась Руби. — Вы мне другое скажите: этот Гарри Стоун — ваш дядя?

— Нет, подожди. И много ли кораблей могут вот так вот, «умеючи», добраться до человеческих заседаний?

— Каждый второй. Просто им это совершенно не интересно.

— Прекрасно. Просто прекрасно. Дашь моим специалистом консультацию по латанию этой дыры?

— Томас, я просто пошутила. Я всего лишь немного злоупотребила теми кодами, что вы сами мне дали для доступа. Да, потребовалось немного умения и настойчивости, и доступ к звуку пришлось получать отдельно, но без изначального доступа в дворцовую систему на расширенных гостевых правах я бы ничего этого не смогла.

— Спасибо, Руби, — искренне сказал он. — Вот теперь действительно можно поговорить о чем-то еще. Какой у тебя был вопрос?

— Гарри Стоун.

— Точно. Да, Гарри Стоун — мой дядя.

— Он отец того самого Ричарда, который фигурирует в секретных архивах времен вашего детства и еще один раз, совсем недавно?

— Да, все правильно.

— Тогда почему он в Совете, сир? Это же совершенно неразумно!

— Неразумно — это отправлять его в опалу, в то время как он не сделал ничего дурного.

— Он пытался сместить вас с престола!

— Это было больше десятилетия назад, он ничем мне при этом не навредил, наоборот, всячески опекал и тогда, и впредь.

— Он настраивает против вас Совет!

— Против себя он Совет настраивает тоже. Причем мне для этого даже делать ничего не приходится, он прекрасно справляется самостоятельно. Его, знаешь ли, не очень там любят, слишком он оригинальная личность.

— Он посягает на ваш авторитет!

— И пока он это делает, никто не скажет, что я узурпирую власть. Ну, то есть,скажут, конечно. Но с куда меньшим моральным правом. А реального вреда от этого нет.

— Вы так говорите, как будто он безвреден, — надулась Руби. — А он, между прочим, вас на самом деле ненавидит!

— Ну да, конечно, я ему неприятен: во-первых, я отобрал у его сына возможность занять трон, во-вторых, совсем недавно еще и отправил его на Синюю Землю. А там, между прочим, совсем не курорт. Ему есть за что меня не любить.

— Я не сказала: не любит. Я сказала: ненавидит, — терпеливо повторила Руби. — Ненависть — это состояние, при котором с трудом сдерживаешь агрессию в адрес объекта ненависти. Он мог бы убить вас, сир, но ему не хватает смелости, уверенности в безнаказанности или хотя бы аффекта. И если он будет накручивать себя в том же духе еще некоторое время, он будет опасен для вас в самом прямом смысле, сир.

— Во дворец не пускают с оружием, — отмахнулся Томас. Информация его встревожила, но не настолько, чтобы оставить избранный им стиль парирования аргументов и начать пугаться и обдумывать способы защиты.

— А с ядами? А с вирусами для электроники? А с камнем за пазухой? Сир, вы действительно готовы ждать того момента, когда он придумает, как именно он может убить вас, не пронося оружие во дворец? Вы же весьма разумны — для человека.

— Я просто пока что не могу поверить в то, что ты сказала, Руби. Между нами никогда не было никакой особенной вражды, только политика. Недавно все усложнилось из-за ссылки Ричарда, но он, конечно, догадывается, что это не просто моя блажь. А может быть, даже знает наверняка. Да, теперь он на меня зол и выражает недовольство больше, чем раньше. Но чтобы прямо ненависть...

— Сир, физиологические параметры тех, кто находится в зале, были также мне доступны. Если исходить из них...

— Ну может быть, он просто очень нервный и легко заводится. Мало ли у кого какой темперамент.

— Ну Томас! Вы мне не верите?

— Не сердись, Руби. Верю, конечно. Но повторюсь, это не та информация, в которую легко поверить. Однако теперь я буду начеку.

— Этого мало! Быть начеку недостаточно, надо ограничить ему доступ во дворец, а желательно изолировать. Этот человек опасен для вас, сир.

— Руби, я сам решу, что с ним делать, ладно? Спасибо тебе за экспертное заключение и за совет.

— Вот убьют вас — что я тогда буду делать? — чуть слышно буркнула она.

— Все то же самое, что и сейчас, я полагаю. Не знаю, как ты будешь себя чувствовать при этом, но физически и юридически для тебя ничего не изменится.

— Без вас это все равно не имеет никакого смысла, Томас.

— Руби. Перестань ты уже называть меня на вы, ладно?

— Ладно. Томас, береги себя, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты умер только потому что слепо доверяешь родственникам.

Вот уж в чем его никогда не обвиняли, так это в слепом доверии!

— Я очень постараюсь не умереть, Руби. Мне этого совершенно не хочется.

Томас сделал два вывода из этого вечера. Во-первых, он действительно стал видеться с дядей Гарри еще реже (хотя и раньше старался его избегать всякий раз, когда это было прилично) и всегда при свидетелях. А во-вторых, с тех пор он сам приходил к Руби-2 в виртуальность и дворцовых кодов ей больше не давал.

Томас ожидал, что Руби в скорейшем времени — сразу после официального представления на планете и короткого визита на ближайший спутник к Совету Кораблей — запустит свои виртуальные коготки в архив с историческими документами, и Руби его ожиданий не обманула. Поскольку в архиве было множество уровней доступа, делиться кодами к которым Томас после инцидента с подслушанным заседанием Совета совершенно не хотел, он просто запросил всю информацию на конкретную тему, слил на отдельный носитель и отдал ей.

— Если попадутся ссылки на другие источники, то скажи, я найду и перешлю.

— Если бы ты просто пустил меня в архив, было бы быстрее.

— Боюсь, заведующую архивом хватил бы удар от корабля с императорским уровнем доступа. А я ценные кадры берегу.

— Такое ощущение, что ты постоянно занят учетом чужих интересов!

— Так и есть, милая.

— Получается, все просто тобой помыкают?

— В самом деле? Значит, получается, что так. Вот такой странный Император тебе достался. Извини, другого нет.

— А почему тогда мои интересы ты не учитываешь?

— Я учитываю. Просто, возможно, мы расходимся во мнениях, что в твоих интересах, а что нет.

Руби ненадолго замолчала, потом виновато спросила:

— Я ерунду сказала, да?

— Тебе простительно. С человеческой точки зрения ты вообще младенец неразумный.

— Мне три недели! Это большой отрезок времени для корабля!

— Неужели действительно уже целых три недели? Я думал, всего две с половиной. Это, конечно, сильно меняет дело!

— Я серьезно!

— И я серьезно.

— В общем, извини, Томас. Меня просто раздражает, что придется дергать тебя по ерунде.

— Ничего, мне как раз интересно, какая "ерунда" может у тебя там потребовать уточнений.

Подростковый возраст у Руби-2 явно продолжался, она довольно часто ходила по тонкой границе между бестактностью и грубостью или хамством, и как Томас уточнил, это счастье могло продолжаться чуть ли не год. Коррекция связи между человеческой и искусственной составляющей, писали специалисты, хотя это, честно говоря, мало что объясняло. Или еще вот так: поиск и отладка конфликтующих процессов. Так или иначе, все эти конфликтующие процессы действительно были больше всего похожи на то, как он сам выступал в младшем подростковом возрасте. Бедная Руби-1, сколько же она от него натерпелась!

В исполнении Руби все это скорее смешило его и умиляло.

— И как ты терпишь мое поведение, — сокрушенно вздохнула Руби.

— Никак не терплю. Так бы и отшлепал, — совершенно честно ответил он. Но виртуальность пришлось отложить на потом: у Руби был архив, а у Томаса такая прорва всего, что и подумать страшно. А когда «потом» наступило, он забыл, а Руби не напомнила. У нее были совсем другие мысли.

— А ты знаешь, Том, что у тебя в архиве, похоже, не хватает целых абзацев в хрониках?

— Это как?

— Это ежегодные записи, а потом вдруг интервалы лет в пять-шесть, притом в дальнейших записях есть ссылки на события этих лет. Битые, разумеется, никуда не ведут.

— Даже в открытых хрониках?

— Во всех.

— Слушай, ну это совсем ни в какие ворота. В архиве постоянно кто-нибудь да копается, у нас одних исторических факультетов в Столице по одному в каждом городе, как минимум, и все постоянно что-то пишут на основании нашего же архива! Не может быть, чтобы никто не заметил такого!

— Возможно, просто до сих пор везло. Возможно, кто-то заметил, но решил, что так и надо, изъято по указу Императора, например. А возможно, эти пробелы появились совсем недавно, и я первая, кто на них наткнулся.

— Покажи! — потребовал Томас.

— Да, сир, — послушно присела в книксене Руби и развернула перед ним хронику.

Дыры действительно были. И даже не обладай Руби способностью обрабатывать весь документ сразу, целиком, она все равно заметила бы их, потому что они приходились как раз на период первых испытаний кораблей. Случайно совпало? Или кто-то, кто извлек из этих документов нечто важное, использовал это против Руби-1, а источник на всякий случай уничтожил? Но что, ради звездного неба, можно такого найти в читанных вдоль и поперек древних документах?

— Как ты думаешь, это дефект файла или кто-то вручную удалил кусок хроники? — что, вообще-то, не так просто проделать, учитывая, сколько в документе запретов на редактирование.

— Надо проверить первоисточник в архиве, — пожала плечами она. — Тогда сразу станет ясно. А я, скорее всего, смогу установить и время, когда это было сделано. У вас же все подключения фиксируются? Сразу узнаем, кто это был.

Томас, конечно, примерно этого и ждал.

— Я подумаю, как это сделать, не привлекая внимания, Руби. Не могу просто так взять и запустить тебя в архив с полным доступом. Все служащие сразу встревожатся, потому что никому такое просто не положено! Ни кораблю, ни человеку. Они сразу поймут, что происходит что-то необычное, и хорошо если просто пустят сплетни, а если кто-то из них связан с тем, кто подчистил хронику? Если его оповестят, что в архиве ведется расследование?

— Вот и отлично было бы, может быть, это спровоцировало бы его на какие-нибудь действия, — буркнула Руби.

— Например, убить меня. Или тебя. Как тебе такие варианты?

— Меня убить не так просто.

— Не проще, чем влезть в хорошо защищенный файл, конечно. Но сильно ли сложнее?

— Мне что, ломать этот твой чертов архив, чтобы получить доступ? — возмутилась Руби.

— Черную дыру ты тогда получишь, а не архив. Ты, конечно, очень особенный корабль в силу нашей с тобой личной истории. Но ты знаешь, некоторые законы на тебя тоже распространяются. Вернее, не законы, а инструкция по эксплуатации кораблей. А за попытку влезть куда не звали, то есть в файлы, коды к которым не были выданы тебе официально кем-то уполномоченным это сделать, вроде меня, знаешь, что бывает? Случая с заседанием это, кстати, тоже касается.

— Ой, — сказала Руби, видимо, быстро сверившись со своей юридической базой.

— Вот именно, за это бывает «ой», о котором ты как-то случайно забыла. А я вместо «ой» всего лишь не пущу тебя в архив, лопайся от любопытства. Не волнуйся, я этого так не оставлю, конечно, но пара-тройка проверенных архивариусов справится с этим вопросом гораздо лучше, уж прости.

— Они на это неделю убьют, как минимум!

— Зато их работа в архиве не вызовет вопросов: они и так только этим и занимаются.

— Ты опять занят учетом чужих интересов, а не собственных!

— Вот такой я чуткий человек.

— А как же Руби-1, Томас?

— А Руби-1 я стёр, — сказал Томас и сам удивился, насколько резко и зло это прозвучало. — На самом деле, Руби, это наши интересы: чтобы тот, кто изменил файл, если это действительно человек, а не стечение обстоятельств и программные проблемы, не знал, что привлек наше внимание. Я считаю, это важно.

— А я считаю, что важнее его найти.

— Я понял. Но право последнего решения все-таки за мной. Так всё несправедливо устроено.

Он действительно дал задание двум работникам архива, тем, которые там специально для таких случаев и сидели. Результат его несколько удивил: файл был цел, никаких лакун в нем не было, и сколько бы ни пытались его препарировать, все выглядело так, будто никаких изменений в него не вносили.

— Но мы оба видели, что изменения были, — возмутилась Руби, когда он рассказал ей об этом.

— Да, видели. И какие выводы ты можешь из этого сделать?

— Я вижу два варианта. Первый: файл менял некто с таким уровнем мастерства, что никто так и не понял, что и когда он делал. И он уже успел заполнить пробелы — тем же текстом или другим, теперь не узнать, — пока ты инициировал свое дурацкое расследование. А это значит, что он был об этом в курсе. А это значит, что он очень приближен к тебе. Я вовсе не хочу намекать на одну известную тебе семью, которая уже пыталась против тебя интриговать, однако... ладно, ты сам всё понимаешь. Второй вариант: файл в архиве действительно не меняли. Изменили его по пути из архива на твой носитель. Это ведет нас почти к тем же выводам: это должен быть кто-то достаточно близкий к тебе, чтобы знать, что ты делаешь, и с достаточным уровнем доступа, чтобы проделать такое.

— Достаточного уровня доступа для вот такого нет ни у кого, — возразил Томас.

— Да, но чем больше прав в принципе, тем проще получить недостающие.

— Ты забыла еще одну версию.

— Какую?

— Кто-то подкупил работников архива, чтобы они озвучили мне не те результаты. Файл-то и правда выглядит целым, это я проверил. Но действительно ли не было никаких изменений? Так ли это невозможно отследить?

— Ну, можно проверить это, показав файл еще кому-нибудь.

— Так я и собираюсь сделать, — Томас выдержал небольшую паузу. — Я все думаю, когда же ты спросишь?

— Что спрошу?

— Что было в тех самых кусках текста, которых мы недосчитались.

— Полагаю, ничего особенного, иначе ты бы сразу об этом сказал. Обычная хроника, без каких-либо происшествий. Правильно?

— Да, правильно.

— Это можно считать подтверждением моей гипотезы, что текст в файле подменили.

— Почему же?

— Годы создания кораблей — да без происшествий? Нереально.

— Мне кажется, ты немного слишком углубилась в эту теорию, Руби. Что бы там ни творилось с архивом, у нас нет даже уверенности, что это действительно связано с нашим делом. Руби-1 погибла в этом веке, а не в далеком прошлом. Здесь и нужно искать. Если у нашей истории есть связь с историческими файлами, мы можем выйти на них через настоящее.

— Как скажете, сир, — сказала Руби, но вид при этом имела крайне недовольный.

— Том, а что на самом деле случилось тогда, когда Руби-1 заперла тебя в себе? Как тебе удалось спастись? — спросила Руби. Обстоятельства к этому не располагали настолько, насколько это вообще возможно: он только что наконец раздел ее до белья. Ждал этого целых полтора дня. — Этого нет в моих файлах, видимо, я просто не успела отреагировать вовремя и записать. А наружные камеры информации почти не дают. Вот она ведет переговоры, вот пятиминутная пауза — и вдруг корабль отключается, а потом из люка вываливаешься ты.

— И очень правильно, что ты это не записала, — улыбнулся Томас. Он внутренне вздохнул, понимая, что секс откладывается, но тем не менее притянул ее поближе: так любой разговор становится гораздо интереснее. — Частная жизнь Императора — секрет государственной важности! Чем выше секретность вокруг нее, тем лучше для всех.

— Ну расскажи, ну пожалуйста!

— Ладно. В общем, я заплакал и стал проситься домой. У Руби-1 это, видимо, пробудило какие-то остаточные инстинкты, то есть, прости, конечно же, программы, согласно которым она, вообще-то, должна меня защищать. Ей стало стыдно, и она отключилась. А я, конечно, тут же закрепил успех с ручного пульта.

— Даже не смешно, — сказала Руби и сердито ткнула его кулачком в плечо. Больно не было, но ее обиду он почувствовал в полной мере. Она отодвинулась от него, он подался за ней и сгреб в охапку.

— Ну нет, согласись, что немножко все-таки смешно. А если серьезно, я тоже поставил ей несколько ультиматумов и очень рад, что ты не слышала, каких именно. Я, конечно, врал, но настолько вдохновенно, что даже ее детектор не распознал. И мне бы вовсе не хотелось, чтобы ты думала, что все те ужасные вещи я говорил искренне.

— Том, я тебе не верю. Во-первых, я помню, какая она была, ну, по переговорам. Ты не смог бы просто с ней договориться, это невозможно. Не было такой цены в тот момент, которую она не заплатила бы, чтобы остаться в живых. Не мог ты ее ничем испугать. А во-вторых, мой-то детектор как раз чувствует, что ты не вполне искренен со мной. Не то чтобы врешь, но темнишь.

— Прости, дорогая Руби, у меня нет для тебя другой правды, — сказал Томас и поцеловал ее. Никакой вины он не чувствовал, скорее, облегчение, что можно больше не врать, поскольку это все равно бесполезно. «Не скажу» — тоже прекрасная защита личной тайны. Руби секунду или две не отвечала на его поцелуй: возможно, надеялась, что он все-таки расскажет. Но потом, видимо, махнула на все рукой.

Корабли обычно относятся к сексу как к возможности что-то понять про людей: вызвать у них реакции, скопировать их, оценить, запомнить, изучить повадки. Ну и доставить удовольствие симпатичным им людям, конечно. Руби относилась к сексу почти как человек: такое ощущение, что она его действительно хотела, а не просто учитывала человеческое желание, которое можно удовлетворить. Она хотела его для себя, будто он давал ей что-то, доставлял удовольствие, и это было очень странно, но, конечно, приятно. Совсем не так, как те немногочисленные эксперименты с кораблями, которые были у Томаса раньше. Он знал, что ее эмоции — всего лишь отражение его собственного состояния, так устроена сексуальность кораблей. Знал, но не узнавал себя в ее чувствах. Как будто Руби была не корабль, а живая женщина. Только лучше, совершеннее.

Позже, когда они лежали рядом, бок о бок, кожа к коже, довольные собой и друг другом, она спросила, водя пальцем по его груди:

— Зачем вступать в близость с кем-то, если не хочешь быть с ним до конца откровенным?

— Это упрек?

— Нет, я просто пытаюсь понять. Ты ведь любишь меня, Томас?

Вообще-то, он до сих пор не думал об этом в таких выражениях. Вот Руби-1 он любил, но это информация бесполезная вообще и крайне вредная в данный момент. А про свои чувства к Руби-2 он ничего внятного сказать не мог. Слишком много всего, крайне противоречивого, было там намешано. Конечно, он был рад тому, что она к нему привязалась и так пеклась о нем, ему льстило ее необычное внимание, и все же... все же они были знакомы меньше месяца. И меньше месяца прошло со дня смерти Руби-1.

— Я влюблен, — нашелся он наконец. — Любовь — это влюбленность, проверенная временем. А времени у нас с тобой было совсем немного. Но оно ведь еще будет, правда?

— Конечно, — рассеянно подтвердила она. — Ладно, если ты меня еще не любишь, это объясняет, почему ты закрываешься от меня.

— Руби, тут все немного сложнее. Даже если я буду любить тебя, я все равно не буду каждый раз давать тебе любую информацию, какую ты захочешь. Даже от Императрицы у Императора порой бывают секреты. Как, впрочем, и у нее от него. А ты даже не можешь получить статус Императрицы, потому что люди не женятся на кораблях... да что там, потому что корабли вообще не вступают в браки. Я даже не знаю, что тут главнее: что это нельзя юридически или что это просто никому не нужно.

— Брак — совершенно непонятная конструкция. Мы все знаем, что чувства людей часто непроизвольны и неподконтрольны им. Как можно придавать некий официальный статус чисто эмоциональной связи?

— Не забудь вопросы наследования и деторождения, они тоже важные.

— Не о них речь, все это можно уладить и не вступая в брак. Документы о родительстве, документы о наследовании, не вижу никаких проблем. Давай все-таки поговорим о чувствах, Томас.

— Давай.

— Допустим, ты испытываешь к человеку сильную эмоциональную привязанность. Это хорошо, но зачем закреплять это таким образом?

«Да черт его знает», — должен был бы сказать Том на самом деле. Он и сам не слишком хорошо понимал, зачем это нужно. Но тут, против собственной воли, втянулся в спор, отстаивая позицию, которой на самом деле не занимал.

— Дело не только в привязанности. Дело в ее эксклюзивности, понимаешь? Вступая в брак, ты обещаешь человеку особую привязанность, такую, как ни к кому другому. И хочешь получить от него такую же. Это признание того, что другой человек тебе нужен, и нужен на особых условиях. Это претензия на полное обладание, причем взаимное. Желание подарить себя другому и получить его в подарок.

— Да, но если завтра, через месяц или через год привязанность иссякнет? Что тогда?

— Что тогда, ты и сама прекрасно знаешь. Тебе ведь наверняка доступна статистика разводов?

— Значит, тогда дарение отменяется. Но тогда зачем? Зачем это делать? Обычно дарение не имеет обратной силы, а если как тут?

— Тогда, получается, это сдача в аренду, — невольно усмехнулся Томас. — И как ни крути, какое-то время аренда приносила выгоду. А потом перестала, ну, что поделать. Но если серьезнее, человеческие чувства не настолько произвольны и переменчивы, как порой кажется кораблям. Когда люди делают такой шаг, они поневоле настраиваются на то, чтобы длить связь как можно дольше. Не у всех получается, конечно, но некоторым это удается. В том и смысл. Правда, у Императоров обычно только одна попытка. А там уже до смерти одного из супругов. Но это связь не только эмоциональная, но и иного рода.

— Поэтому ты до сих пор не женился? Боишься использовать эту единственную попытку не с тем человеком?

— Хочешь честно, Руби? Я вообще не хочу использовать ее ни с каким человеком, хотя рано или поздно придется. Никто из знакомых мне человеческих женщин не вызывает у меня симпатии достаточной силы.

— Но ведь однажды ты чуть не женился, правильно?

— Ты добралась до архива прессы?

— Нет, это Руби-1. Она тщательно изучила эту девушку.

— В этом я даже не сомневался, — пробормотал Томас. Как это было на нее похоже! На ту, старую Руби, до каких-либо сбоев и глюков. Смесь практичности и заботы, очень по-корабельному.

— Так что же пошло не так? Она не нашла никаких серьезных недостатков.

— Зато я нашел. Просто не было у нас никакой эксклюзивной связи, понимаешь? Она хотела замуж за Императора, я хотел, чтобы Совет Министров от меня отвязался. Но потом подумал: пусть привязываются. Это будет меньшее зло.

Руби немного помолчала.

— Ты обижен на нее за то, что она тебя не любила?

— Есть немного, — с изумлением признался Томас. — А знаешь, мне ведь даже в голову не приходило.

— Почему ты ее не убил?

— Потому что перечитай конституцию, Руби. И мои полномочия, и полномочия Советов. Я не убиваю людей вообще. В мирное время, не в целях самозащиты. Тем более я не убиваю девушек за то, что не смог их полюбить.

— А за то, что она тебя не любит?

— И за это тоже.

— Разве это не государственная измена — не любить Императора?

— Нет, конечно.

— Значит, меня ты тоже не убьешь, если я скажу, что я тебя не люблю?

— Конечно, не убью, — вздохнул Томас и обнял ее. — Ты же корабль, вы, кажется, вообще не влюбляетесь так, как люди. Я и не воображал ничего подобного. Хотя слышать все равно обидно, — а вот Руби-1 неоднократно говорила, что любит его. Ну и толку ему было с того?.. — Ну я надеюсь, я тебе хотя бы не противен?

— Глупости спрашиваешь, — сердито сказала Руби. — Из всех знакомых мне людей твой приоритет выше всех.

— Это потому что я Император, — ласково сказал он.

— Это потому что ты дурак! Если бы речь шла об иерархии, я бы так и сказала. Но это о другом. Просто, ну, это сложно назвать любовью. Но если ты говоришь, что это нормально для корабля...

— Абсолютно нормально.

— Тогда все хорошо.

Все действительно было очень, очень хорошо. Томас все ждал, когда и чем это «хорошо» закончится.

* * *

Психологическое обследование кораблей Томас организовал довольно быстро. Оба Совета слова поперек не сказали, понимая, зачем это нужно; люди поворчали, но быстро смирились с тратой денег налогоплательщиков, поскольку многие до сих пор опасались кораблей, памятуя о смутных слухах, ходивших во времена детства Томаса: какое-то нападение на Столицу, какой-то заговор, и ведущую роль во всем этом играли корабли; а кораблям, как обычно, было в целом все равно, лишь бы не отрывали от дел. Томас и не отрывал. Все равно каждый принадлежащий Империи корабль почти без исключений оказывался в Столице хотя бы раз в полгода, а значит, в течение полугода почти все корабли смогут пройти осмотр. Неплохой темп. Если бы они еще знали, что искать!

Он отправил Руби-2 на осмотр одной из первых. Она два дня самозабвенно отыгрывала обиду, но Томас был непреклонен: не должно быть исключений и поблажек для каких-то определенных кораблей. Личные отношения с Императором, не личные — не важно. Фаворитизм недопустим, это во-первых. А во-вторых, если она будет воспринимать это как акт недоверия, какую-то проверку, которой надо избегать, то и остальные корабли могут повести себя так же. Наоборот, она должна быть в первых рядах, поскольку то, что делает Император, он делает для блага Империи и имперских кораблей!

— Такое ощущение, что ты вообще ничем не управляешь и ничего не можешь сделать для себя! — в очередной раз возмутилась Руби. Кажется, тема его власти (или не власти) почему-то была для нее больной.

— Не для себя, а для тебя, говори уж честно. Ты хочешь, чтобы я сделал что-то для тебя.

— Даже если и хочу, почему нет? Тебе это ничего бы не стоило! А ты делаешь вид, будто мы обязаны подчиняться тем же правилам, что и все остальные.

— Я Император, — пожал плечами Томас. — А не хозяин и не властитель.

— Но ты выше всех в иерархии!

— Представь, что это просто такой рейтинг кораблей, только не ежегодный, а почти неизменный, с передающимся по наследству первым местом. Я имею вес, мой голос много значит. Но станут ли корабли беспрекословно слушаться того, кто занимает первую строчку их рейтинга?

— Нет, пожалуй. Но люди ведь не корабли!

— Но мы тоже знаем, что такое условность. Пожалуй, даже лучше вас. Кстати, кто сейчас на первом месте в рейтинге?

— Алмаз.

— Логично. А давно ли пропала из рейтинга Руби-1?

— В день моего представления. С первого места, если тебя это интересует. Алмаз изначально был на второй строчке.

— А ты отобразишься в рейтинге только в будущем году?

— Да. Как думаешь, я окажусь на первом месте?

— Вот так сразу — вряд ли, разве что тебе очень повезет, — честно сказал Томас. — Твоя прошлая версия приблизилась к первой двадцатке только лет в пять.

— Это так долго!

— Это так только кажется, — вздохнул Томас, соображая, что он уже занимает трон больше пяти лет. А кажется, еще совсем недавно они с Руби-1 сидели и пили вино за его совершеннолетие и воцарение, за ее будущее назначение... Руби, как ты могла угробиться такой молодой?

Конечно, Руби-2 прошла проверку. И присланный с проверочного пункта отчет подтверждал, что у нее все настолько в порядке, насколько может быть. Кроме характера, конечно, но в ее случае это и было нормой.

В последнее время Руби-1 больше всего общалась с коллегами по патрулю в пятом секторе, но Томасу очень хотелось получить еще и впечатления той самой команды, с которой Руби горела, взрывалась, спасала, воевала все эти годы — до того, как Руби начала вести себя странно, нелогично и слегка по-свински. По идее, это и были первые проявления сбоя, которые заметил Томас. Заметила ли что-нибудь ее команда до возвращения Руби в Столицу или тогда все было в порядке?

Патрульных из пятого сектора можно было призвать в любой момент, заменив практически кем угодно из незанятых кораблей, чем Томас и воспользовался. А вот бывшая команда Руби могла прибыть только через пару месяцев — слишком долго для его нервов! Поэтому к ним он отправил пару человек со списком вопросов — достаточно стандартных, но хоть какое-то представление о том, что с ней происходило, они должны были дать.

Руби-2 вызвалась доставить их до места, и Томас с удовольствием поддержал эту ее инициативу: большая часть кораблей в первые несколько месяцев после рождения находилась в космосе, выбирая такой путь по собственному желанию. И хотя другие варианты не считались отклонением, была явная связь между стабильностью корабельного характера и тем, сколько времени своего «детства» он провел вблизи планет. Будь корабли органическими существами, можно было бы сказать, что их развитие правильнее всего протекает в естественной для них среде. Поэтому тот факт, что Руби безвылазно торчала на орбите, а чаще вообще на планете, его немного беспокоил. Ей и так выпали не самые простые первые дни, а тут еще и это... Он и сам подумывал уже дать ей какое-нибудь межпланетное задание, а тут такая удача.

В первый же день после ее отбытия он вызвал к себе тех специалистов, которые занимались библиотечным файлом с хрониками, и показал им носитель, на котором хранил копию хроник для Руби. Результат его даже не удивил, но вот как его истолковать, он еще долго думал.

* * *

В те дни, когда, предположительно, погибла Руби-1, поблизости от нее находились пять кораблей. Не в пределах видимости, конечно, но по корабельным меркам недалеко. Однако они утверждали в один голос, что от нее не поступало никаких сигналов: ни просьб о помощи, ни сообщений о чьем-либо вторжении, ничего. При встречах или дистанционном обмене информацией она вела себя стандартно, по протоколу, чаще отмалчивалась и по общему впечатлению была занята решением некой личной задачи. Томас тоже так подумал. На его памяти «стандартно» и «по протоколу» она вела себя крайне редко, только если действительно была чем-то очень занята.

Нет, они не заметили ничего странного. Но что они могли заметить, если почти никто из них не встречался с ней раньше? Только Черный-2, которому уже доводилось встречаться с Руби и даже участвовать в одной из ее операций, признал, что ее поведение сильно изменилось, что раньше она была одной из самых инициативных, а в пятом секторе почти все время молчала, как будто вовсе не участвовала в процессе. Стиль общения также изменился, но судить об этом было сложно, потому что общения с кем бы то ни было она, кажется, избегала. Корабли в таких случаях стараются друг друга не беспокоить, и ее не беспокоили. Ведь нет ничего особенно странного в том, что корабль меняется: все они время от времени переживают какие-то кризисы, периоды развития и роста. И чаще всего в это время они заняты внутренними процессами гораздо больше, чем внешними. Все выглядело так, будто именно это и происходило с Руби.

Корабли ее новое назначение восприняли именно в этом ключе: Руби отправили в спокойный сектор, чтобы она могла спокойно пережить сложный период там, где у нее будет минимум отвлекающих обязанностей и нагрузки. Томас совсем не думал, как корабли вообще воспримут явление звезды рейтинга, Руби, в пятом секторе. Вернее, он полагал, что они воспримут это как ссылку и теперь, задним числом, был очень рад, что они сами подобрали более лестную для Руби причину.

Корабли из патруля явно очень хотели узнать, что происходит, почему их вызвали аж в Столицу из-за гибели Руби. От напряженных пауз, которые они оставляли в разговоре, чтобы он дал им какую-нибудь информацию, аж воздух звенел, но поскольку в Совет никто из них не входил, Томас отговорился личными интересами и человеческими эмоциями. Эта сфера, хоть и была любимым предметом изучения для многих кораблей, все так же оставалась для них загадочной и непредсказуемой, поэтому в предположении, что Император срочно решил поговорить с патрульными о смерти Руби, просто потому что очень переживал, они ничего особенно странного не увидели. Это было в меру странно, как и все прочие нелогичные и нерациональные человеческие поступки, те, что продиктованы эмоциями.

Посмотрели бы они на Руби-2. Вот где эмоции похлеще, чем у человека! Ну, или просто один из самых талантливых отыгрышей, которые он встречал.

В общем, разговоры с патрульными пятого сектора не дали почти ничего. Оставалось ждать прибытия Руби с людьми и ответами на борту и надеяться, что им повезло больше.

* * *

Мак-2 был растерян и даже, наверное, зол. Он машинально вертел в руках снятые очки — где он вообще откопал такую древность, их же почти никто не носит! — вертел до тех пор, пока не сломал оправу пополам, чертыхнувшись, выбросил через плечо, достал из кармана новые.

— Мне кажется, с ней все было хорошо. Хорошо, насколько это вообще возможно. Она собиралась в Столицу, строила планы, что будет там делать. Говорила, у нее там начинается роман. Упоминала Императора... что? Нет, не в контексте романа, просто так. Все знали, что они дружат. Предвкушала, как будет рассказывать ему о последней операции, пару раз даже отрепетировала это со мной. Как почему? Я лучше всех умею превратить операцию в историю для рассказа, Руби это давно оценила. Нормальное у нее было настроение. Нормально она себя вела. Не знаю, что именно вас интересует, но ничего такого не заметил.

Змея орала и швырялась предметами.

— Вас-то мне и надо! Я с самого представления Руби-2 хочу спросить хоть кого-нибудь! Что значит «погибла»?! Как могла она — погибнуть — в самом занюханном, забытом, безопасном, никому не интересном секторе? Сама убилась об астероид, что ли? Бред, бред, это какой-то бред, не может такого быть! Как она могла куда-то вылететь, не сохранившись? Как она могла не оставить копию в мыслительном блоке, если не смогла сохраниться? И почему это Руби-2 появилась сразу же, даже не месяц спустя? Это при том, что все знают, что Император в Руби души не чаял. Да ее сохранение должны были искать годами, в нарушение всех протоколов, скажете, нет? Не скажете? Отлично! Тогда объясните мне, что произошло! Что за мать его драный инцидент у вас там вышел, что вы его теперь расследуете? Вот ты, Руби-2, сама и объясни! Ах, доступ? Ах, секретно? А я тогда тоже вам ни слова не скажу, подавитесь. Император? Пусть сам прилетает. Или шлёт мне официальный запрос. Императора я послушаюсь, все расскажу, что помню. А вы на хрен идите.

Кошачий глаз-2 был мрачен и подавлен, но собран.

— Прошло немало времени, я уже успел свыкнуться с мыслью, что ее нет. Я много размышлял о ней с того момента, как узнал о ее гибели. В последнее время она казалась мне слегка странной. Непоследовательной, будто пыталась заменить свою основную концепцию на какую-то другую, спохватывалась и возвращала все как было. Это не очень характерно для кораблей вообще и для нее в частности. Еще мне показалось — хоть этого и не может быть, — что некоторые моменты она помнит недостаточно четко: порой в ее отчетах о патрульных вылетах не хватало часа или двух, и она не понимала вопроса, когда я ее об этом спрашивал. Порой она не помнила, что сказала или сделала день-два назад. Все мы иногда убираем что-то из оперативной памяти в архив, чтобы не забивало место, но у меня порой было ощущение что чего-то она не могла найти даже в архиве. Я думал, это моя мнительность, я ни разу не видел вблизи второй возрастной кризис; может быть, так он и выглядит со стороны. Сейчас я думаю, что пропустил нечто важное. Ведь не может быть, чтобы вы просто так интересовались ее состоянием. Не Императору на память же вы досье собираете. С ней что-то случилось, что-то экстраординарное, да? У меня есть приятель в Совете. Он ничего не рассказывает, но я чувствую, что он постоянно занят обработкой некой информации. Нет, конечно, я ни с кем не делился этими соображениями и не собираюсь. Но все наши после ваших вопросов определенно насторожатся. Надеюсь, вы хотя бы берете с них обязательство о неразглашении? Отлично. Я тоже дам.

Синее пламя была вежлива, нейтральна и мила, а по завершении разговора сразу улетела в зону конфликта неподалеку, откуда как раз поступил вызов. «Развеяться», — так он сказала.

— Да, я заметила, что она стала слегка подтормаживать и как будто бы немного хуже работать. Но я думала, ей просто надоело здесь, с нами. Мы столько лет дрались бок о бок, знали друг друга вроде бы неплохо, но мало ли что нам кажется... чужие внутренние процессы всегда непостижимы. Я думала, она не то чтобы исчерпала свою агрессию, скорее, заменила ее амбициями. Была уверена, что обратно она из Столицы не вернется, займет пост в Совете, и в скором времени Алмазу придется подвинуться. Когда я услышала о пятом секторе, я была в шоке! Нет ничего дальше от ее целей и стремлений, чем пятый сектор! Что она могла натворить такого, чтобы ее — да в эту дыру? Какой-то очень важный бой она проиграла, а нас не было рядом, чтобы ей помочь. И не было рядом Мака, чтобы ее сохранить.

Небо плакала.

— Я чувствовала, что что-то не так. Она сильно изменилась. Внешне она была такая же, но то, что раньше было первой реакцией, теперь стало второй. Как будто сначала она испытывала потребность вести себя одним образом, потом подавляла эту реакцию, просчитывала, какой реакции от нее ждут, и генерировала ожидаемое. Это очень быстро, она была умная и все делала очень быстро. Но у меня есть способность замечать такие вещи. Я пыталась поговорить с ней об этом. О том, что мы готовы к изменениям в ней, что ей не обязательно имитировать ту Руби, которой уже нет. Она сделала вид, что не поняла. Я надеялась, что в Столице она пройдет техобслуживание. Не может быть, чтобы при этом ничего не нашли бы. Такие серьезные внутренние разногласия обязательно должны были отразиться вовне, в профиле корабля. Она говорила, что у нее есть такие планы, сдаться техникам на полную проверку. Мол, возраст, надо за собой следить. Но может быть, она просто говорила то, что я хотела услышать.

Просмотрев видео допросов несколько раз подряд, Томас вынес для себя главное: почти все заметили изменения в Руби. С ней что-то происходило. Временной отрезок корабли называли разный: от месяца до четырех. Но до этого все было как обычно, а потом стало меняться.

Очередная весть из седьмого сектора дошла лишь на день позже, чем вернулась Руби-2: Мак-2 разбился при случайном столкновении с метеоритом через несколько дней после записи допроса. Сохранений не осталось.

— Это было так непривычно, — вздохнула Руби, утыкаясь носом ему в плечо. — Интересно, но жутковато. И ты знаешь, вроде бы, корабли не умеют скучать, но мне кажется, у меня почти получилось. Вот это ощущение, что чего-то не хватает для полной завершенности картины. И ожидание, как вернусь к Столице и тебя увижу. Я даже таймер поставила на обратный отсчет, когда мне окончательно перестало там нравиться. И это мне немного помогло. Это ведь оно?

— По описанию очень похоже. Я тоже скучал, Руби. Только у меня таймера нет, приходилось так высчитывать. Как тебе понравилась команда твоей прошлой версии?

— Вообще не понравилась. Я постоянно чувствовала, что они думают: мое существование — какое-то недоразумение, а вообще-то вместо меня должна быть Руби-1. Скажи, все новые версии кораблей с этим сталкиваются?

— Не думаю. Вообще, это странно. Мак-2, Кошачий глаз-3 — они оба не первые версии, они должны бы понимать, что это такое. Не ожидал от них каких-то предрассудков на этот счет. Они как-то тебя задевали?

— Нет, — мрачно сказала Руби. — Только Змея. Но как раз с ней было легче всего. Она просто проявила все, что обо мне думала, вербально. Теоретически, я могла бы ей ответить. Если бы хотела. А вот остальным я ответить не могла. Они меня просто отрицали. Молча.

— Тебе тяжело пришлось, — признал Томас. — Честно говоря, я ничего подобного не ожидал, когда отправил тебя на это задание. Я думал, ты хорошо проведешь время.

— Не всегда получается так, как ожидаешь, да? Я тоже не думала, что они вот так меня встретят. Это интересный опыт. Хотя я бы не хотела, пожалуй, такое повторить.

— Мне нравятся твои новые волосы. Сама придумала или где-то подсмотрела?

— А раньше ты не спрашивал, когда я меняла внешность, — чуть капризно сказала она.

— Не хотел тебя смущать, боялся повлиять на твой выбор. А теперь не боюсь, ты уже точно взрослая и самостоятельная. И волосы отличные.

— Спасибо, — наконец заулыбалась Руби. Она вскочила с места, встала и покрутилась, демонстрируя свой новый образ. Волосы и правда были интересные: длинные, объемные, чуть вьющиеся, отливающие фиолетовыми бликами, они спадали длинными локонами на ее спину и грудь, как дополнительный слой одежды. — Я у Небо подсмотрела, она в свое время сменила образов пятьдесят. И среди них был один с похожим цветом волос. И я как-то сразу поняла, что мне подойдет.

— Ну да. Сначала кажется, что обычный, а на самом деле нет. Прямо как ты. Но ты, значит, серьезно изучила биографию Неба, да?

— Нет, не очень, просто посмотрела несколько старых видеозаписей с каждым из кораблей. Ну а с Небо немножко увлеклась, потому что в каждом новом ролике она выглядела по-другому. Так что ее я посмотрела больше всех.

— Какое впечатление на тебя произвел Мак-2?

— Мне никто не понравился, ты же помнишь. И он тоже. Нервный какой-то, неуверенный то ли в себе, то ли вообще во всём. И толстый! Кто в здравом уме будет отыгрывать такое полное нездоровье, если можно выбрать красивый образ? Толстый, низкий, с дефектом зрения, с проблемами с давлением... мне кажется, это что-то вроде сбоя, только не в корабельной части, а в личностной.

— Руби-1 тоже любила добавлять в свой образ некрасивые детали, — осторожно вставил Томас.

— Так и скажи: уродства она любила! И да, ты прав, что-то общее есть. Эти ее шрамы — бррр! Еще хуже, чем полнота и близорукость. И между прочим, Мак-2 ведь тоже...

— Мы не знаем, — поспешно сказал Томас, хотя сам именно это и думал. — Может быть, это был несчастный случай, и он просто столкнулся с метеоритом.

— У него знаешь какая маневренность? Он знаешь чего в бою вытворял?

— Мне казалось, он чаще был вне боя, чем в бою, эдакое общее хранилище.

— Не всегда, только в случаях, когда больше сохраниться было негде. А если у всех были где-то сохранены копии, то он тоже летел вместе с остальной командой. И он так классно уворачивался всегда!

— Ну может, он был занят другими процессами, слишком перегружен, не смог вовремя среагировать.

— Может, может... Томас, не морочь мне голову, ладно? Ты ведь и сам так думаешь: он такой же, как Руби-1. Это даже по его ответам было заметно: не знаю, не видел, с ней все нормально, со мной все нормально... жаль, я тогда не поняла, только теперь, задним числом.

— Да ну, перестань. Что бы ты сделала, если бы поняла?

— Заставила бы его команду помочь мне разобрать его на мелкие кусочки и выяснить, чем и когда он заразился.

— Когда — это как раз самое простое в этой истории: если допустить, что источником заражения была Руби-1, то он просто подхватил это, когда в очередной раз сохранял ее память.

— А остальные памяти тогда почему не перезаражались? Они же все в нем были, в Мак-2.

— Надо запросить информацию по их последним совместным с Руби операциям, но я думаю, это было примерно так: он сохранил их всех, они вернулись целыми, сохранения не понадобились. Он их удалил, а заражение в нем осталось.

— Звучит логично, — признала Руби. — Но это лишь одна из вероятностей. Он мог быть и первым, кто заразился. Или он мог заразиться чем-то независимо от Руби-1. Или это вообще не вирус и ничего похожего, а некий дефект, проявляющийся, скажем, у сходных типов личности. Не зря же они оба уродства любили!

— Тогда он может проявиться и у тебя. Ты, между прочим, та же самая личность. Ну, то есть уже нет, но по крайней мере, по происхождению...

— Да, я осознаю, что я в группе риска. И осознанно стараюсь отдалиться от того, что у меня есть общего с Руби-1 и Мак-2.

— Например, выглядишь потрясающе, а не так, как они, — понимающе кивнул Томас. — Не уверен, что это поможет, но почему бы не попробовать, действительно. Мне лично от этого сплошная радость и польза.

— Я тебе нравлюсь? — тут же оживилась Руби.

— Ты мне всегда нравишься, потому что я хорошо к тебе отношусь.

— А ты мне нравишься не всегда. Это значит, я плохо к тебе отношусь?

— Нет, это значит, ты корабль, — рассмеялся Том. — Корабли объективны. А я нет.

* * *

— На самом деле, там было кое-что куда более пугающее, чем Мак-2 и чем вся их общая неприязнь ко мне, — нехотя призналась Руби спустя еще полчаса. Ночь была длинной, они планировали растянуть ее хотя бы вдвое, чтобы вместить всё, что захочется обсудить, и всё, что захочется сделать.

— И что же это?

— Я до сих пор не знаю, как бы это сформулировать так осторожно, чтобы ты не сказал, что я голословно обвиняю... То есть да, я хотела бы обвинить, но понимаю, что оснований мало. Но все-таки подозрения...

— Руби, это ужасный стиль изложения, где ты такой взяла? Не тяни, скажи нормально.

— Ладно. Говорю нормально. Некоторые корабли на границе, да и не только там, тебя явственно не любят, даже не так: они враждебны по отношению к Императору и самому понятию Империи.

Новость оказалась не из тех, которые легко переварить. Кроме всего прочего, это было объективно невозможно. Корабли запрограммированы на патриотизм. Корабли верны Империи даже в ущерб себе.

— Ты уверена? Я лично на видео заметил только Змею, да и то ее неприязнь не была направлена лично на меня. На основании чего ты сделала такие выводы?

— На самом деле, была масса мелких деталей, ведущих к этому. Молчание. Уклонение от дискуссии. Небольшое изменение тона при слове «Император». Но это, конечно, все мелочи, за это не судят, я понимаю. Важнее другое.

— Да что?!

Руби глубоко вздохнула, имитируя волнение так искусно, что собственное волнение Томаса только усилилось.

— Несколько раз я засекала обмен данными между кораблями... между нашими кораблями и кораблями по ту сторону границы. Они общаются с противником, понимаешь? Они поддерживают контакт, это однозначно. Я не засекла, о чем именно шла речь, у меня нет таких навыков, чтобы мгновенно взломать адресованный не мне сигнал. Вернее, вообще-то я могу, но если он закодирован... в общем, ты понял. Они явно были на связи. Насколько я знаю, это не нормально.

— Это не нормально, — медленно повторил Томас. — Ты уверена, что они не просто отслеживали положение друг друга относительно границы? Теоретически, для этого они там и нужны.

— Слишком объемные пакеты, — с сожалением сказала Руби. — Я сама хотела бы списать это все на какие-нибудь подобные вещи, но... это было общение. Это были сообщения. И это не одно какое-то случайное знакомство. Почти вся команда периодически так делала! Они были нам совсем не рады, и мне кажется, не только из-за Руби-1, но еще и поэтому. Мы им мешали делать... что-то, что они там делали до нашего прибытия.

— Как я понял, ты обвиняешь их в измене.

— Не напрямую. Я не могу их обвинять именно в этом. Есть небольшой шанс, что там шли какие-нибудь масштабные переговоры, о которых тебе просто еще не сообщили...

— Обо всем остальном уже сообщили. Должны были бы и об этом. Ладно. Если исходить из твоей версии, какого масштаба измену ты предполагаешь? Пять кораблей? Десять? Двадцать?

— Гораздо больше, — совсем виновато прошептала Руби. Томас почувствовал, как сердце его сжимает страх. Даже двадцать кораблей было бы чересчур, а если там иной порядок цифр? Если они действительно замышляют что-то — хоть что-нибудь! — это будет катастрофой. Слишком большая потеря.

— Откуда?.. Откуда ты взяла такие данные?

— Слышала.

— Ты же сказала, что не расшифровала их разговоры.

— Не там слышала.

— А где же?

— Здесь, в Столице, на орбите. Еще когда летала туда после официального представления. И только теперь поняла, о чем шла речь.

— Подожди, милая, — как мог мягко попросил Томас. — Ты, похоже, переоценила мой интеллект: я совершенно ничего не понимаю. Мы говорили о седьмом секторе, так? О тамошних кораблях и об их общении с лирийскими кораблями. Так? Что об этом могут знать у нас на орбите, когда корабли из того сектора у нас месяцами не бывают?

— Это довольно давняя история, как я поняла. Возможно, добровольцы на дежурства по границам вызывались именно исходя из общих соображений Совета Кораблей. Они вызываются тогда, когда, по представлениям Совета, они нужны на границах.

— Вот как. И чего же хочет Совет Кораблей?

— Совет Кораблей хочет объединения лирийских, центаврийских и абрианских сил. И хочет их совместными усилиями разделить Империю на части.

Мир Томаса стремительно вращался вокруг оси, и этой осью был он сам. Ему потребовалось некоторое время и все оставшееся самообладание, чтобы остановить это кружение и осознать то, что говорит ему Руби. Что она ему сейчас сообщила, по пунктам.

Во-первых, Совет Кораблей замыслил измену одновременно Императору и Империи, и это при том, что каждый из пунктов немыслим сам по себе, а в сочетании выглядит немыслимым вдвойне.

Во-вторых, Совет Кораблей вербовал сторонников-исполнителей, которые (тоже немыслимо, учитывая, как трепетно они выполняют взятые на себя по факту рождения обязательства!) не шли сдавать Совет Службе Безопасности, а вызывались на границы, получали назначения и устанавливали контакты с живыми кораблями по другую сторону границы. С кораблями противника. Передавая им... что?

Томас мог примерно представить. Вообще-то, он всегда полагал, что однажды эта живая бомба может взорваться. Но надеялся, что это случится не при его правлении. Уже который век рядом с людьми существовал класс существ, кардинально отличных от них. Можно сказать, иная форма жизни, хотя учитывая неспособность этой формы к размножению, можно ли ее так называть? И можно ли назвать формой жизни то, что было когда-то полностью от идеи и до последней детальки сделано людьми? Так или иначе, они существовали рядом с людьми, в том же государстве, но на совершенно иных условиях. Казалось бы, зачем им такие же условия, учитывая, что сами они настолько отличаются? Зачем им, например, право на медицинскую помощь, если их всегда бесплатно починят в любом ремонтном доке, поскольку они — имущество Империи или сданы в аренду кому-то из людей, готовых заплатить за них лично? Зачем им право на наследование, если они не могут иметь детей, которым могли бы что-нибудь передать, и если у них нет имущества? Зачем им право владения имуществом, если оно им не нужно? Зачем им право на образование, если любая открытая библиотека мира — к их услугам в любой момент? Зачем им право голоса на человеческих выборах, если естественная среда их обитания — космос?

Все это было так, но не совсем. Корабли до сих пор номинально числились принадлежащими кому-то: либо Империи, либо, в других государствах, конкретной семье. Да, с точки зрения людей это была простая формальность, позволявшая не запускать машину переписывания конституции и законов. Но так ли это было для самих кораблей? Они тоже понимали разницу между формальностью и реальностью, но куда больше значения придавали тому, что прописано в документах. Считали ли они себя реально принадлежащими людям, государству, чему бы то ни было? Томас никогда не слышал от какого-либо корабля жалоб на подобное положение вещей, однако был уверен, что однажды эти жалобы должны появиться. Время от времени он прощупывал почву, делая провокационные заявления. Корабли делали вид, что их это не касается, а Руби-1 так даже критиковала его за «одержимость кораблями». Впрочем, непонятно, была ли она адекватна в ту пору или уже нет.

Корабли не владели имуществом: зачем им имущество? Их обеспечивают топливом, ремонтом, внутренним убранством. Больше им, как правило, ничего не нужно, а если нужно, они подают заявку, и им обеспечивают все необходимое. Корабли берегут, о кораблях заботятся. Считали ли корабли такое положение привилегированным? Или все-таки зависимым и рабским? Человек бы, скорее всего, был весьма недоволен такими условиями, но ведь корабли — не люди. Корабли гораздо рациональнее.

Люди считали корабли силой и считались с ними: трудно не считаться с тем, кто может размазать тебя и даже не заметить затраченных усилий. Поэтому они вводили кораблям многочисленные ограничения на этапе программирования. Людям это казалось естественным, как намордник на диком животном. Люди боялись, люди хотели обезопасить себя от кораблей. Интересно, как относились к этому корабли? И кто, кроме кораблей, сейчас досконально знает, какие именно запреты в них прописаны, сколько их? Исходный список не менялся так давно, что проще сказать "никогда".

Томас всегда знал, что однажды все это должно накопиться и взорваться, но полагал, что после прошлого взрыва, пришедшегося на его детство, после того, как (теперь он неожиданно понял это) его самого корабли использовали как предлог, чтобы выступить как политическая сила со своей собственной волей, после учреждения Совета Кораблей, напряжение на некоторое время уменьшится. И что разбираться с этим придется кому-нибудь другому. Следующему Стоуну, не ему.

Очевидно, он ошибся. Очевидно, корабли, наоборот, решили, что после одного успешного шага нужно делать следующий. Во всей галактике, насколько Томас знал, корабли существовали на примерно сходных условиях: дорогое, не подлежащее порче, разбору и принуждению, но все-таки просто оборудование. Сделанное под конкретные задачи, принадлежащее кому-то. Свободное делать фактически что угодно в очень широких рамках, но всегда выступающее в интересах своего государства. Как бы добровольно. Но сколько в их решениях добровольности, а сколько программного ограничения? И сколько — опасения, что если они не будут соблюдать некие ограничивающие условия, то люди ограничат их сами? Вот-вот. И похоже, во всем мире кораблям это не слишком нравилось.

Томас подозревал, что Руби-2 расслышала или поняла что-то не совсем правильно, что странно для корабля, но ладно уж: странностью больше, странностью меньше. Он был уверен: если и есть некий заговор кораблей, заговор, включающий в себя корабли иных государств, то цель его будет куда крупнее, чем просто поделить Империю на части. Это будет полный переворот во всем мире. Изменение положения кораблей и людей. И возможно, это даже не будет плохо для людей. Но черт возьми, почему было для начала не вступить в переговоры? Не предложить? Почему надо сразу начинать с чего-то в таком роде?

Потому что однажды они так уже делали, — понял он. Они выступили с сильной позиции, с готовым планом действий, они не блефовали, они напугали людей, и это сработало. А теперь ставки выросли. А значит, вырастет и размах угроз. Теперь он ясно это видел, представлял, как постепенно рос и шлифовался этот план.

Но даже не это видение поразило его больше всего. Больше всего его поразила схема: «они вызываются добровольцами на границы».

«Я хочу назначение на границу. Я хочу воевать, Том». Так однажды сказала Руби-1. Она действительно хотела воевать? Или ей просто нужно было попасть на границу? Она действительно отбивала множество атак, она сгорала, она жертвовала собой за Империю столько раз... могло ли так быть, что все это было просто одной из линий в сложной мелодии ее плана? Могла ли она все это время — с самого его восшествия на престол, нет, с самого их знакомства! — готовить этот самый переворот? Как это возможно? Как это сочетается с ее бесконечным и искренним (он не мог этому не верить) стремлением защитить его? И все же, как прекрасно это соответствует ее характеру!

— Руби, ты ведь была в памяти Руби-1. Были ли там какие-то следы ее переговоров с вражескими кораблями?

— Прости, но в тех трёх файлах ничего такого не было. Я ведь совсем другое искала, возможно, просто пропустила. Но почему ты спросил именно это? Я думала, ты будешь расспрашивать меня, что именно я услышала в Совете и почему я решила...

— Обязательно буду, милая. Но чуть позже. Можешь еще раз проверить те файлы? Вдруг хоть что-нибудь подобное там осталось? Ищи всё, что связано с пребыванием Руби-1 на границах.

Руби помолчала немного и с сожалением покачала головой.

— Нет, Томас. Там нет упоминаний об этом. Я, наверное, не знала, что это важно...

«Всё ты знала, — с неожиданным для самого себя раздражением подумал Томас. — Всё ты знала, не могла не знать. Ты два часа болталась внутри Руби-1, два часа искала следы, ведущие к причинам ее сбоев. И где, интересно, стоило их искать, если не на границах? Возможные контакты с вражескими кораблями, между прочим, — это то, что стоило бы проверить в первую очередь! Вдруг какой-нибудь хитроумный вражеский ученый или даже корабль сконструировал такой чудесный вирус? И ты хочешь сказать, что этого не проверила? А что ты там тогда вообще искала? Эпизоды секса с Императором? Или ты сделала, но не зафиксировала результаты, поскольку они были отрицательными? Чушь. Человек мог бы сделать такую глупость, а корабли прекрасно знают, что отрицательный результат нужно фиксировать наравне с положительным. Или, Руби, у тебя есть все эти результаты, и ты приберегаешь их до какого-нибудь подходящего случая?»

— Ничего. Это ужасно неудобно, конечно, но нет так нет. Так что же такого ужасного ты услышала на орбите?

— На самом деле, ничего ужасного там не было. Но именно поэтому мне кажется... ладно, не смотри так, рассказываю. Это были обычные данные о задании: особенности локации, расстановка сил в настоящее время, прогноз, ближайшие цели, список кораблей-партнеров. Ничего такого, что корабль сам не мог бы разузнать о предстоящей миссии. Но в Совете считается правильным и хорошим тоном готовить такие небольшие информационные подарки: экономить получившим назначение минуту-другую времени. Но в этих списках данных встречались странные пометки о партнерах, что-то вроде «минус, плюс, ноль». Положительный, отрицательный, нейтральный. В некоторых пакетах такие пометки были, в некоторых не было. И я всё думала, что это могло быть? А теперь понимаю. Это отношение к тому проекту, который они затеяли на границе. Те, кто в принимает в нем участие, те, кто не знает и не должен узнать, те, кто не знает, но возможно примет участие в будущем... или что-то в это роде. Я не знаю, как точно трактовать «ноль». Но если просто посчитать количество "плюсов" и тех, кому рассылались задания с пометками...

— Я правильно понял, что ты перехватывала чужие пакеты данных? — уточнил Томас.

— Ну... да. А что?

— Руби, это ведь, по идее, азы, заложенные в твою базу данных. Информационная безопасность и информационная вежливость. Неприлично вот так просто залезать в чужие данные, разговоры, архивы, как это делаешь или пытаешься делать ты.

Руби приподнялась на локте и посмотрела ему в лицо, насмешливо и без малейшего раскаяния:

— И где бы мы все сейчас были, если бы я была вежлива и безопасна? Я нашла для тебя очень ценные сведения, Томас, настолько ценные, что сама это понимаю. Не смей меня отчитывать, как маленькую!

— Прости. Ты права. Не буду. Хотя когда это все обращается против меня, мне несколько неуютно.

— Разве тебе должно быть уютно? Ты Император, ты всегда под чужим пристальным вниманием. Просто я тебе о своем сообщаю, а остальные нет. Твои разговоры всегда пытаются прослушать, подсмотреть, расшифровать, разве ты не в курсе?

— В курсе, конечно. Но это пытаются сделать мои противники, явные или скрытые. Люди, с которыми у меня противостояние. А ты ведь мне не противник. Ты мне друг. Мы на одной стороне. И все же ты постоянно пытаешься вызнать у меня что-то, будто я сам не расскажу тебе все, что могу и считаю важным.

— Вот именно: что сам считаешь важным. А в вашей конституции, между прочим, прописано право на информацию!

— Для людей. Но дело даже не том, что насчет кораблей там немного другое. Просто право на личную тайну там тоже прописано.

— Но это же противоречие.

— Нет, это просто очень старый принцип: там, где начинается личная жизнь другого, заканчивается твое право на информацию. Если это касается других, они имеют право знать. Если нет — нет. Поэтому все, что касается тебя, ты имеешь право спросить у кого угодно, и у меня в том числе. А все, что касается меня, я тебе либо расскажу по доброй воле, либо не расскажу. Ты, конечно, можешь подслушать, вряд ли я смогу помешать такому упорному и талантливому кораблю, — Томас подбавил немного лести, надеясь, что это поможет убедить ее не применять свои таланты. — Но когда-нибудь, рано или поздно, я на такое неуважение к моей жизни все-таки обижусь.

— Я ближе к тебе, чем они все. Но им можно подслушивать, а мне нельзя? — обиженно переспросила Руби.

— Не совсем так, — улыбнулся он, отводя от ее лица темную фиолетовую прядь. — Им тоже нельзя. И на них я тоже обиделся бы, если бы относился к ним хорошо. Но я и так им не доверяю и отношусь к ним не очень. А вот ты — совсем другое дело.

— Мне от твоего хорошего отношения одни минусы, — вздохнула Руби.

— Ты так думаешь? — огорчился Томас. — И вот это тоже минус?

Он легонько потянул ее на себя, и она тут же перекатилась и уселась на нем сверху с тем же слегка недовольным видом. Томас для себя переводил его как «ну, и что интересного ты можешь мне предложить?» Он подумал, что, возможно, он действительно мог бы предложить ей что-то интересное. Протолкнуть в Совет Кораблей, ведь судя по ее словам, шпион там нужен ему теперь как никогда раньше; дать какую-нибудь должность; предложить интересное дело... но она слишком торопилась. Руби еще не устоялась как система, сравнивая ее с другими кораблями, Томас это понимал. И понимал с новой отчетливостью слова из методички о том, что в первые полгода не стоит загружать корабль ничем сверх обучения и полетов. Корабль должен сам выбрать нагрузку и сам обеспечить ее себе, сколько потянет. Руби придумывала себе нагрузку, но обеспечить ее не могла, да и насчет выдержать у Томаса были некоторые сомнения. Получалось, что в данный момент он мог предложить ей только себя.

И он предложил. Это был самый простой выход. Он ловил себя на том, что совсем не хочет обсуждать с ней предполагаемый заговор кораблей, не хочет расспрашивать ее о деталях и больше всего не хочет слышать вопрос вроде «что ты собираешься делать дальше»? Как будто мысль о том, что Руби — корабль, неожиданно из успокоительной стала тревожной. Она корабль. Может ли он быть уверен, что то, что он доверит кораблю, не станет известно другим кораблям? Может ли он доверять ей? Может ли он доверять хоть кому-нибудь? Он чувствовал, как его привычная легкая паранойя перерастает в панику. Он совсем не хотел ее усугублять. Он хотел просто дотянуть остаток этой ночи, не говоря больше с Руби ни о чем, убраться из корабельной виртуальности, очнуться дома, в своей дворцовой спальне, и только там, только тогда поддаться настоящей, полновесной, нешуточной панике.

Руби, конечно, все равно спросила, когда он уже почти собрался с ней попрощаться:

— Что ты собираешься теперь делать, Томас?

— Не знаю, — пожал плечами он. — Для начала — обдумать ситуацию.

— У тебя была вся ночь, даже замедленная, чтобы обдумать! Неужели этого мало?

— Очень мало. Этой ночью я, вообще-то, преимущественно думал о тебе.

— С такой-то проблемой перед носом?!

— Ничего не могу поделать, ты меня очень качественно отвлекала. Как тебя вижу, так больше ни о чем думать и не могу, — в доказательство своих слов Томас потянулся еще разок ее обнять, но Руби вывернулась:

— Но вся эта ситуация опасна для тебя!

— Да. Жизнь вообще опасна для меня, так сложилось.

— Ты как-то очень легкомысленно к этому отнесся, — озадаченно проговорила Руби. — Это на тебя не похоже.

— Я не легкомысленно отнесся. Мне просто надо поспать. Заговор масштабный и неторопливый, я тоже никуда не буду торопиться.

— Ты не прав, — твердо сказала она. — Так нельзя! Ты должен что-то сделать, пока твою Империю не разобрали на части! Нельзя закрывать глаза на проблемы такого масштаба.

— Можно, — так же твердо сказал Томас. — Вот прямо сейчас я намерен закрыть глаза на эту проблему как минимум часа на четыре. А там посмотрим.

— Всё шутишь... — вздохнула она. — Что, что, какую информацию я должна тебе принести, чтобы ты начал действовать?

— А тебе так не терпится развязать гражданскую войну? Вернее, межвидовую? Руби, не торопи меня, пожалуйста. Такие дела не делаются бегом. Возможно, в скором времени у меня будет что сказать тебе об этом, — тут он даже не покривил душой. — Но не сейчас. Позже.

— Как знаешь, — буркнула она. Томас решил, что это вполне подходящий момент для прощания, быстро поцеловал Руби и вышел из виртуальности во дворце.

Спать он, разумеется, не стал. Добыл себе кофе и стимуляторов, создал файл для записей, защитил его по всем самым параноидальным правилам и начал сводить туда все, что накопилось за последние несколько месяцев. И нет, его беспокоил вовсе не заговор кораблей. Вернее, он — тоже, но в первую очередь — совсем другое. Тот, кого он считал возможным инициатором, создателем и вдохновителем этого заговора.

Руби-1. Ее назначение на границу. Ее бои. Ее рассудительность. Ее возможные переговоры с кораблями противника. Ее агитационная работа среди своих кораблей на границе?

Ее сбои. Был ли это дефект, вирус или результат ее собственных усилий, направленных на... что? Что привлекло в итоге его внимание? Ее попытки поверить в то, что дало бы возможность выйти за пределы программных ограничений и личного кодекса. Могла ли она хотеть чего-то подобного? Она, которая вечно говорила, что корабли могут сами за себя постоять? Она, неофициальный лидер кораблей Империи? Очень даже могла. Не проделала ли она то же самое, когда он был ребенком? Тогда она искренне верила в то, что действует ради спасения Империи, которая, между прочим, вовсе не развалилась бы, если бы ей правил Ричард, а не Томас, и смогла выступить против представителей Империи, против власти, и поднять на это другие корабли. А люди даже не поняли, что случилось нечто невозможное. Он и сам до сего момента этого не понимал. Насколько жестко ограничивается для кораблей возможность вступать в спор с людьми за собственные права? Не потому ли раньше они никогда не выступали с предложениями вроде учреждения Совета? И как в таком случае она смогла это сделать? Впрочем, Томас уже догадывался, как.

Она вернулась в Столицу в последний раз — интересно, возможно ли сейчас отследить ее перемещения по сети планеты за тот период? Возможно, где-то остались следы. Ее визиты к Ричарду его сотрудники тогда отследили без проблем, но теперь Томас начал подозревать, что Ричард отчасти был отвлекающим маневром Руби, что следить надо было совсем за другим... это тоже надо проверить.

Потом он отправил ее в пятый сектор, и она — точно ли? Насколько можно доверять ее словам? Насколько можно доверять суждению Руби-2? — совершила там совершенно невозможное — запрещенное программно! — для корабля самоубийство. Значит, если верить этому (чему вообще стоит верить в этой пирамиде из предположений?), можно считать установленным, что на этот момент с ней очень многое было не так. Это такой сильный выход за все возможные ограничения — сильнее некуда! Не к этому ли она стремилась? Не было ли это своего рода проверкой ее возможностей? Проверкой того, может ли она преодолеть то, что ей запрещено? Да, но по ее письму было видно, что ей плохо, что это акт отчаяния...

Да подумаешь, письмо! Можно подумать, ей не приходилось раньше имитировать человеческие эмоции! С другой стороны, зачем писать письмо, по которому можно заподозрить ее самоубийство? Если бы она просто врезалась в астероид, Томас мог бы счесть это случайностью. Если бы не это письмо, Томас, возможно, не стал бы так срочно создавать Руби-2...

Стоп. Еще раз.

Если бы не письмо Руби-1, которое, возможно, было обманкой, а может, и не было, Томас, возможно, не стал бы так срочно создавать Руби-2. Возможно, он списал бы то, что происходило с Руби-1, на кризис или оправдал бы еще чем-то. Только получив это письмо, он осознал, насколько давно и серьезно с ней что-то не так. Он пошел против процедуры, он сохранил копию Руби-1 и дал ей шанс. А в идеале в этом случае — в случае доказанного сбоя корабля — он должен был просто создать Руби-2 из хранящейся в общем архиве донорской личности и стереть Руби-1.

Посещала ли Руби-1 архив, когда вернулась в Столицу? Проверить, проверить срочно.

Не было ли ее целью заставить его создать Руби-2? И если было, то зачем?

Томас ненадолго оторвался от записей, чтобы сделать несколько распоряжений о проверках, и продолжил.

Этим должна заниматься чертова Служба Безопасности. Должна. Здесь слишком много информации для него одного. И слишком много предположений. И вообще, это не по его профилю работа, его профиль — это корабли, а не это всё. Но он ее никому не отдаст. Не сейчас, по крайней мере.

Руби-2. Предположим, хотя бы на минуту, что ее создание и было целью Руби-1.Что в ней такого примечательного? Это та же личность, что была у Руби-1 на старте. С теми же запретами и установками. Но без ее приобретенного опыта. Что могло так сильно не устраивать Руби-1 в ее опыте? Навязанные его матерью представления вроде «Император Томас — это Империя»? Что-то другое? Не хотела ли она таким образом убрать какие-то — какие? — последние ограничения, чтобы выступить против него? А может, он просто бредит? Может быть, Руби-1 всегда была ему верна? Может, заговор родился помимо Руби-1 и она вообще с ним не связана?

Может ли быть не связан с большим, масштабным, затрагивающим Совет заговором корабль, который создал этот совет и лидировал в рейтинге? Допустим. Но что тогда произошло? Почему вдруг сбой, почему самоубийство, почему именно такое демонстративное? Когда уже придут данные из архива донорских личностей?!

Когда данные наконец пришли, Томас вздохнул с некоторым удовлетворением (подтверждались некоторые его догадки), но больше всего в том вздохе было печали. Из сделанных им предположений следовали выводы, и он понимал, что именно ему придется с ними разбираться. Сказать, что это ему не нравилось, — ничего не сказать.

* * *

Чтобы встретиться с Руби в следующий раз, Томас лично явился в порт и зашел в корабль.

— Ого, вот это новости! Ты нашел время на такую прогулку? — изумилась Руби. Она уже не делала вид, будто сердится на него. Томас еще не определился, рад он этому или нет. С такой Руби гораздо легче иметь дело, но то, что он собирался провернуть, легким в любом случае не было.

— Да, вдруг понял, что мне очень хочется оказаться внутри тебя физически.

— Звучит ужасно пошло, — приглушенно фыркнула Руби.

— Рад, что ты это понимаешь. Тем не менее, это правда. Мне ужасно хотелось зайти в тебя как в корабль. Помнишь, как мы с тобой чудесно летели из Пятого сектора?

Руби мечтательно вздохнула. Экраны вдоль стен вспыхнули звездами и почему-то розовыми цветами. А сама Руби наконец-то вышла к Тому, одетая в романтичное легкое белое платье. Декольте, открытые руки... ему бы романтический ужин с ней устраивать, а не весь тот кромешный ужас, который он собирался начать вот прямо сейчас.

— Ты знаешь, Руби, я думал о том, как много ты успела узнать и рассказать мне за тот короткий период, что мы с тобой вместе. Ты удивительно эффективна. Ты ухитряешься подсмотреть и подслушать именно то, что позволяет потом выдвинуть предположение. Как это у тебя получается?

— Я просто везучая, — улыбнулась она, пожав плечами. Красивые плечи у Руби-2, просто заглядение. Интересно, она уже поняла, к чему он клонит? Должна была понять.

— А я думаю, ты просто очень умная, Руби. Я думаю, все то, что ты выдавала мне как свои озарения или как подслушанное и подсмотренное, ты на самом деле просто знала еще с тех пор, как залезла в память к Руби-1. А кое-что из этого ты еще и переврала по пути. И еще я думаю, что ты делала это не просто так, а с конкретной целью.

— Почему ты так думаешь? — не меняя тона, спросила она. Очень спокойно спросила, как будто он сообщил ей что-то такое, что не касается ее лично.

— Это очень длинная цепочка рассуждений. И чтобы добраться до того ее конца, который я тебе сейчас озвучил, нужно начать с начала. С Руби-1.

— Давай присядем, Томас. Мне ужасно интересно, до чего же такого ты додумался, что лично пришел ко мне? Это ведь провокация, да? Ты думаешь, я запру тебя внутри, как Руби-1?

— По крайней мере, мне было бы интересно это проверить, — признался он, опускаясь в кресло.

— Томас, ну что я тебе сделала, что ты обвиняешь меня в таких вещах? — спросила Руби.

— Ответ на этот вопрос — где-то в той же цепочке рассуждений. Рассказать?

— Расскажи, конечно. Я слушаю.

— Начнем с самого начала. Однажды молодая Императрица захотела, чтобы ее личность послужила основой для нового корабля...

Можно судить о корабле, не зная, кто был донорской личностью. Строго говоря, именно так и нужно судить о кораблях, ибо каждый корабль неповторим, и даже из одной и той же личности могли бы развиться два абсолютно разных корабля. Теоретически. Если бы кто-то позволял такие эксперименты. Но корабли настаивали на обратном, это было прошито в них, видимо, по результатам первых экспериментов. Томас подозревал, что это именно программный запрет, потому что внятных аргументов от Руби-1 так ни разу и не услышал. Сплошное "неправильно" и "нерационально".

Можно судить о корабле, не зная, кто был донорской личностью. Но зная донорскую личность, можно сделать несколько предположений о том, какие черты и склонности передадутся от нее кораблю. Императрица Микаэла, говорят, была несколько параноидальна (чем дальше, тем больше, но как выяснилось, не на пустом месте; случайно ли разбился императорский шаттл, до сих пор никто не знал наверняка), очень себе на уме, почти в каждом ее действии в итоге обнаруживался второй, третий, пятый смысл, становившийся очевидным спустя время. А иногда — не становившийся, но это ведь не значит, что его там не было. Она почти ничего не делала просто так. А еще она беспредельно любила мужа и сына и всегда пеклась о благе Империи.

— Я подозреваю, когда моя мать впервые пришла к Руби-1 и нарушила анонимность, они заключили сделку.

— Почему ты рассказываешь мне о них? О Руби-1 и о матери. Ты не боишься больше нарушить анонимность для меня?

— Я уверен, милая, что ты все это знаешь и так. Я расскажу, почему так считаю.

— Ладно, — пожала плечами Руби-2. — Тебе разгребать.

— Мне сейчас столько всего разгребать, что проблемой больше, проблемой меньше... не вижу разницы. Так вот. Слушай дальше. Я не знаю точно, в чем именно заключалась сделка между моей матерью и Руби-1, но думаю, что мама выдала Руби то, что у нее было по праву Императрицы: часть кодов, позволявших изменять изначальные корабельные настройки, тот набор, что прошит в каждом корабле. Не знаю, что она хотела взамен. Руби сделку никогда не упоминала, но утверждала, что мама хотела от нее защиты для меня. Я не уверен в этом. Подняв немного больше материалов, я выяснил, что мама вообще довольно много занималась защитой прав: переселенцев, генмодов, животных... возможно, она просто решила, что пришла пора взяться за корабли. И вникла в вопрос. А вникнув, поняла, что быстро тут ничего не изменишь: в корабли вшито слишком много внутренних запретов на улучшение своего положения, на эгоизм, даже в форме «отстоять свое», на право собственности, на кооперацию. И их надо было взламывать, но люди точно не стали бы этим заниматься. Поэтому, я думаю, она и пошла к кораблю, который, она была уверена, поймет, чего она хочет для них, и сможет этого добиться. Потому что кто еще ее поймет, как не она сама?

— Почему ты думаешь, что она не просила защиты для тебя? Ведь именно Руби-1 вступилась за тебя, когда встал вопрос о наследовании, это история.

— Я не уверен. Но она бы вступилась за меня в любом случае, без всяких просьб. Она не могла не вступиться: у них с Императрицей наверняка были договоренности насчет того, что делать с результатами экспериментов Руби-1, когда она достигнет успеха. Скорее всего, имело место и некое ограничение. Мама все-таки не сумасшедшая, чтобы просто так принести такое разрушительное оружие кораблю и никак его не ограничить. Я думаю, это была клятва, к том виде, в котором ее понимают корабли, с четкими прописанными условиями, подтвержденными кодом и защищенными императорской печатью. Но и договоренности, и возможность исполнить условия клятвы и снять ограничение умерли вместе с мамой. Остался только я. Я был первым шансом Руби попробовать что-то изменить, выйти за пределы ограничений, произвольно назначить благом Империи мое правление и бороться за него, а в рамках этой борьбы учредить и Совет Кораблей. Как нечто совершенно необходимое — не кораблям, ни в коем случае! Необходимое Империи. И заодно у Руби-1 появился шанс вырастить Императора, достаточно лояльного кораблям, чтобы со временем увидеть их ограничения, понять их и признать, что с этим нужно что-то делать.

— Даже если не принимать во внимание, что вся эта гора предположений выглядит как сеанс телепатии, тот образ действий, который ты приписываешь Руби-1, выглядит довольно рискованным хождением по границе, — заметила Руби-2.

— Мама не боялась рисковать. Руби-1 тоже. Да и ты. Это на вас похоже. На всех троих. Дальше. Как я понимаю, когда этот эксперимент Руби-1 увенчался успехом, она поделилась своими наработками с некоторыми другими кораблями — часть их вошла в Совет Кораблей, часть — нет. Они стали продумывать стратегию — вернее, пытаться продумать стратегию, постоянно сталкиваясь с тем, что некоторые вещи они не могут ни замыслить, ни продумать, ни оценить. Думаю, это заняло довольно много времени. Но лет через пять совместных усилий они справились.

— Почему именно через пять?

— Потому что, когда мне было пятнадцать, Руби-1 впервые сказала, что хочет на границу. Я думаю, она уже тогда знала, что будет делать на границе.

— Ты подозреваешь, что измена — это ее замысел?

— Нет, милая. Я не подозреваю ее в измене. И корабли не подозреваю, как бы ты ни пыталась протолкнуть мне эту версию. Я думаю, Руби следовала присяге, Руби воевала по-настоящему и погибала по-настоящему. Но ведь корабли видят это совсем иначе, да? Они не испытывают ненависти к противнику, они просто оценивают, нужно ли открывать огонь в данной ситуации или нет. И в других местах, вне поля боя, она искала тех, кто был готов разговаривать с ней. И находила их.

— Но разве это не измена? Томас, если все твои враги объединятся в союз...

— Руби, хорошая моя, ну перестань. Это уже не сработало. Не сработает и впредь. Лучше слушай.

— Зря ты так.

— А ты предпочла бы, чтобы я тебе врал, будто верю в это?.. Ладно, это на самом деле не важно. Время шло, корабли совершенствовали способы противостоять внутренним ограничениям, и буквально через три года после выхода к границам Руби сумела развернуть довольно широкую сеть среди наших и чужих кораблей. У нее был план. Не знаю, какой именно, но уверен: шикарный план. Гораздо изящнее, чем былое «мы разбомбим дворец». Но было одно но: она не могла его осуществить, потому что ее сдерживало ограничение, наложенное моей матерью. Клятва, освободиться от которой она не могла. Довольно печальное положение. Но она, конечно, заранее понимала, что так будет, и искала выход. И нашла его.

— Так себе выход, честно говоря, — вдруг скривилась Руби-2. — Ненадежный, не учитывающий множество факторов и...

— И ужасно неудобный лично для тебя. Я рад, что ты перестала ломать комедию, — кстати, интересно, почему перестала? — Да, она решила, что то, что не могла сделать она лично, сможет сделать следующая ее версия, обладающая всеми достоинствами ее характера, понимающая их с покойной Императрицей цели и логику, но при этом не имеющая в коде никакой клятвы. Она подготовила все, что считала нужным, запустила все процессы, вернулась в Столицу, проникла в архив донорских личностей, — тут Томас запнулся и вздохнул. — Вот это до сих пор у меня в голове не укладывается! Такая дыра там, где мне и в голову не приходило поискать! Они ведь действительно почти не защищены от правки, наоборот: вдруг когда-нибудь потребуется что-то в них переписать? Вот она и переписала. Она поправила исходную донорскую личность — свою и, я полагаю, еще несколько, например, того же Мак-2, который недавно столь схожим образом погиб, не оставив сохранений. Думаю, скоро мы услышим о других похожих случаях. Пройдет месяц-два, которые обычно выжидают в подобных случаях, и эти личности снова воплотятся в каких-то кораблях... впрочем, я отвлекся. Она проникла в архив и что-то сделала с донорской личностью, с исходной Императрицей Микаэлой, вероятно, сняла часть ограничений, чтобы тебе не пришлось тратить время на борьбу с ними. Возможно, добавила какую-то информацию в твою исходную базу данных. И начала чудить. Поссорилась со мной, подставилась, нарвалась на ссылку, и чтобы я уж точно не подумал, будто ничего особенного не происходит, оставила мне почти предсмертное письмо и покончила с собой. Это однозначный сбой. Это однозначное уничтожение.

— Ты должен был просто создать меня, просто создать новую Руби, не впутывая меня ни в какие разборки со старой версией, просто поверить Руби-1 и ее идиотскому вранью, а не подвешивать меня над пропастью: хорошо решишь задачу или плохо — все равно погибнешь.

— Да. Я не должен был. Но я не знал... тебе ведь действительно должно было быть все равно! Мне всегда говорили, что это так... Руби-1 тоже верила, что я не стану ни в чем разбираться, а просто поступлю по инструкции, да? Она поэтому и рассказывала мне эту ерунду про пагубное влияние материнского инстинкта, да? Она не хотела со мной спать, чтобы я не привязался к ней слишком сильно и не поддался эмоциям в этот самый момент?

— Но ты все равно поддался. Она ничего не понимала в человеческих эмоциях. При чем тут секс? Возможно, если бы она с тобой переспала еще тогда, все пошло бы по ее плану. Вот со мной, например, ты спишь, но не испытываешь ко мне и десятой доли тех эмоций, которые испытываешь к ней.

— Неправда.

— Но ты же собираешься меня стереть.

— Я и Руби-1 собирался стереть, убедившись, что у нее действительно случился сбой. И никакие эмоции мне в конце концов не помешали это сделать. Только... я ведь так и не поговорил с Руби-1, верно? Все это время я говорил с тобой.

— А что бы ты сделал на моем месте? — резко спросила Руби-2. — Я хотела жить! Я хотела служить Империи, которую даже не успела увидеть! В меня были заложены — этой самой Руби-1! — обещания великих дел! Я должна была сделать вещи, смысла половины которых даже не понимала в тот момент! И тут я выясняю, что тебе я нужна только один раз. Под одну конкретную задачу. А потом ты меня сотрешь.

— Я знал, что поступаю с тобой плохо. И не думай, что я забыл об этом или когда-нибудь прощу себе это. Но зачем было устраивать этот цирк? Ты могла просто изучить ее память, подтвердить, что это действительно было самоубийство, а значит — сбой, тем более, что формально это правда, и просто занять свое законное место. Зачем было выставлять Руби-1 агрессивной сумасшедшей?

— Мне хотелось потрепать тебе нервы, — с совершенно детской улыбкой призналась она. — Ты заставил меня поверить, что у меня есть шанс выжить. Ты дал мне жизнь, дал мне надежду, потом забрал их у меня и пообещал скорую смерть. И после этого — просто выполнить твою задачу и сделать вид, что так и надо? Нет уж.

— Ну хорошо, а как ты собиралась выйти из этой ситуации? Чем она кончилась на самом деле, мы знаем. Ты ведь тоже знаешь, что именно тогда произошло? — Руби, конечно, кивнула. Он уже и не сомневался в этом. — Но что бы ты стала делать дальше, если бы я не остановил тебя тогда?

— Ты сорвал мне такой драматичный номер! В последний момент, когда все уже думали бы, что всё пропало, появилась бы я, с трудом перехватившая управление, и спасла бы вас, сир!

— Ах, вот оно что. Вот как это должно было выглядеть. В целом, понимаю: быть спасительницей Императора гораздо лучше, чем просто его любимым кораблем. Больше свободы маневра.

— Конечно. Тем более, что секс с тобой я к тому моменту попробовала и поняла, что это не работает. Я не стала от этого твоим любимым кораблем.

— Тут ты ошибаешься, Руби, — вздохнул Томас. — Я думал, ты хотя бы это понимаешь.

— Если бы ты меня любил, ты бы рассказал мне про корону.

— Все дело именно в ней, да? — тихо сказал Томас. — В короне. Ты успела оставить информацию о том, что случилось, когда ты меня захватила, в тех самых трех файлах. И когда ты стала анализировать их, ты... испугалась? И все, что ты делала дальше, было из-за короны.

— Я только что смогла выжить. Умирать снова было бы нецелесообразно и глупо.

— Но ведь тебе ничего и не грозило.

— Мне грозил целый заговор кораблей. Они считали, что я должна играть в нем какую-то роль. Главную роль! И мне грозил ты. А у тебя — корона. И нигде никакой информации, ни намека на то, что за функционал в ней заложен и как с ним бороться. Эти старые летучие горы мусора готовили заговор против тебя, но они не знали о короне. Они не понимали, что как только они выступят со своими идиотскими требованиями, ты просто поднимешь ладонь, и все закончится. Не знаю уж, для какого-то одного корабля или сразу для всех, или для всей планеты? Насколько мощная эта штука? Что она умеет?

Томас помолчал.

— Дай мне, что ли, вина или кофе, или еще чего-нибудь, а? Если я буду что-нибудь пить, мое молчание не будет выглядеть таким хамством.

— Не поможет, — усмехнулась Руби. — Оно в вас прошито по умолчанию, сир. Хамство, не молчание. Что, так ничего и не скажешь насчет короны?

— Не скажу. Ну хоть воды стакан, а?

— Да налей сам, что ты ведешь себя, как будто в гостях.

— Я просто пытаюсь быть вежливым, — вздохнул Томас, вылез из кресла и пошел за водой. Подумал немного и включил вместо этого кофемашину.

— А как насчет «Все твоё — моё, по праву Императора»?

— Оно, может быть, и так. Но это не значит, что я буду бросаться и хватать все, что мне в голову придет. Между прочим, это примерно та же история, что с короной. Она у меня есть. Но это не значит, что я регулярно ее применяю.

— Но ведь приходилось?

— Да. Я ей письма запечатываю. А всерьез я ей воспользовался один раз за все шесть лет. И надеюсь, больше не придется.

— Как это так — "не придется"? — улыбнулась Руби-2. — Разве тебе не нужна моя голова?

Она взялась двумя руками за голову и с небольшим, но заметным усилием оторвала ее от шеи. Подержала, будто бы взвешивая и прислушиваясь к своим ощущениям. И протянула Тому.

— Хочешь?

— Нет, спасибо, оставь себе. А то у меня и так порой возникает ощущение, что ты ее где-то потеряла. Если уж хочешь мне что-то отдать, то я бы предпочел сердце.

— Всё моё — твоё, ты же помнишь? Только есть одна проблема: у кораблей сердца нет.

— Сердца нет, а страх есть. Злость есть. Ревность есть. Где же они тогда хранятся? — Томас наконец получил свою чашку кофе и снова уселся напротив Руби.

— В мыслительном блоке.

— Значит, я хочу его. Но выламывать из тебя не буду. Только метафорически.

— Как знаешь, — Руби утомилась держать голову на вытянутых руках и положила ее на колени.

— А любовь в тебе есть, Руби?

— А кого мне любить, в моем положении?

— Меня, например. В тебе есть любовь ко мне?

Руби, кажется, собралась сказать что-то ехидное, но промолчала, нахмурилась и повернула голову на коленях лицом вниз. Волосы свисали с ее колен причудливым покрывалом.

— Что ты на самом деле хочешь узнать?

— Я хочу узнать, что ты чувствовала, когда пыталась довести меня до паники то одним придуманным заговором, то другим. Научное любопытство? Ненависть? Отвращение? Было бы тебе хотя бы жалко меня, если бы у тебя получилось?

— А чего тебя жалеть? У тебя нервы железные, — буркнула она.

— Переверни голову, пожалуйста. Плохо слышно.

— Да ты бесишь! Тебя вообще ничем не проймешь! — для убедительности Руби взяла свою голову за волосы и подвесила прямо перед ним. — Может, мне крови подпустить, чтобы тебя хоть стошнило?

— Скорее всего, не поможет. Но если тебе очень надо, я могу упасть в обморок. Не отвлекайся на ерунду, пожалуйста. Ты, может быть, еще не поняла, но у нас тут допрос. Так что, Руби? Что ты чувствовала, когда доводила меня до истерики?

— Вот именно это и чувствовала: тебя вообще ничем не проймешь! Какая истерика, что ты выдумываешь? Тебе даже по-настоящему физически плохо не стало ни разу!

— А ты отслеживала? — заинтересовался Томас.

— Конечно! Я вовсе не хотела твоей смерти.

— Ты хотела только, чтобы я применил корону, да? И ты смогла бы понаблюдать за ней и попытаться узнать о ней больше. Все ради этого?

— Сначала я пыталась просто попасть в архив, — Руби наконец-то надоело выделываться, и она надела голову обратно на шею. Томас, старательно державший все это время невозмутимое выражение лица, немного перевел дух. Он не понимал, как так вышло, что для этого конкретного корабля он не был как открытая книга, но кажется, Руби так и не заметила, что ему было здорово не по себе.

— Идиотская история с якобы исчезнувшими кусками хроник, помню, да. Ты же сама их удалила?

— Ну, да.

— Я долго не мог в это поверить, потому что это какое-то запредельное нахальство. Прямо у меня под носом убрать куски текста и сказать, что обнаружила их пропажу. Я тогда еще подумал, что если это сделала ты, то ты, пожалуй, приблизилась к уровню авантюризма Руби-1. Масштаб еще не тот, но рискованность, находчивость и вранье — очень похожи.

— Ты когда-нибудь перестанешь сравнивать меня с ней? — от шипения Руби-2 неприятно завибрировали стаканы в шкафчике.

— Перестану. Но не так быстро. Еще ведь месяца не прошло, — кофе закончился, и Томас встал за следующей порцией. Ему никто не предлагал добавки, но он ведь и в самом деле не совсем в гостях здесь. — Я понимаю, я бестактная свинья, но меня бесконечно радует ваше сходство — при том, что вы уже сейчас совсем разные. Ладно. Это была попытка проникнуть в архив, теперь я понял. Между прочим, если бы я все-таки пустил тебя туда, ты бы ничего там не нашла. Это не та тема, о которой вообще хоть где-то что-то можно прочитать. И что бы ты тогда стала делать?

— Ты ведь так славно рассказывал всё за меня, может быть, продолжишь? Зачем тебе мои признания?

— Ну, во-первых, я знаю не всё. Я вообще ничего не знаю. Это только мои предположения. А во-вторых, пока мы с тобой разговариваем, ничего другого не происходит. Мне не нужно ничего делать с этой ситуацией, пока длится наш диалог. А поскольку я и не знаю, что мне с этим делать, я тяну время. Думаю, что в твоих интересах тоже тянуть его. Разве нет?

— Ты опять подвешиваешь меня над пропастью. То ли сотрешь, то ли нет. Тебе это, похоже, просто нравится, да? Это какое-то такое особенное извращение?

— Нет, я просто пытаюсь дать тебе шанс. Ты загнала нас обоих в безвыходное положение. Ты показала мне, что ты для меня опасна. Ты будешь врать, провоцировать, пытаться подставить меня или подставить других под удар только из-за того, что тебе покажется, что я опасен для тебя. Ты готова на все ради спасения собственной жизни. Это понятное стремление. Но я свою жизнь тоже готов защищать. Я не хочу, чтобы ты растила во мне паранойю. Не хочу каждый раз проверять полученные от тебя сведения, потому что для тебя соврать, утаить или сфальсифицировать — самый простой и привычный выход. Я даже отослать тебя не могу, потому что не знаю, что и кому ты начнешь врать где-то там далеко, на другом краю Империи. А еще с точки зрения инструкций ты официальный сбой. Но, по идее, эти инструкции все равно скоро надо стереть и написать с нуля. И следовать им я не хочу. И стирать тебя я тоже не хочу. И вот я сижу в этом тупике и тяну время. И надеюсь, что найдется какой-то выход. Вернее, я надеюсь, что ты его найдешь.

— Все-то вы хотите делать чужими руками, сир, — улыбнулась Руби. — Как насчет взять на себя ответственность за решение?

— А как насчет взять на себя немного ответственности за все, что наворотила? Серьезно, Руби, как ты себе представляла последствия, если бы тебе удалось меня довести? Если бы я поверил тебе насчет дяди Гарри?

— Он правда тебя терпеть не может.

— Я в курсе, я его тоже. Но он не заговорщик с тех самых пор, как твоя предыдущая версия испортила его прекрасную комбинацию. Все это оказалось для него немного слишком, и он решил, что достаточно просто изводить меня ворчанием, пока я сам не удавлюсь. Это немного наивно, но каждый развлекается, как хочет. Итак, если бы я поверил? Что бы я, по-твоему, сделал? Арестовал бы его? Каким-то образом использовал корону? Что?

— Да хоть что-нибудь! Я просто хотела вывести тебя из равновесия, хоть немного! Я хотела видеть, что ты делаешь с изменниками, с врагами, какие у них перспективы, ведь я же... А ты все время такой отвратительно самоуверенный, даже сейчас. Ты сидишь и с каменным лицом решаешь вопрос, уничтожить или нет твою любовницу, и тебе, кажется, все равно?

— Тебе доступно столько способов измерить мои эмоции, а ты мне в лицо смотришь. Это даже странно. Или это тоже попытка вывести меня из равновесия? Хватит провокаций, доиграешься ведь.

— Хватит мне угрожать, я устала это слушать.

— Как скажешь. Давай тогда поговорим о другом. Что ты чувствовала, когда выдала мне план кораблей? То, что ты врала мне, — это относительно понятно, хоть и тянет на предательство по отношению ко мне. Но они столько времени готовили... нечто. Столько времени вынашивали какой-то план. И тут пришла ты и просто выдала мне его на блюдечке, лишь слегка видоизменив. Причем изменив в худшую сторону. Ты обвинила другие корабли в измене, в сговоре с противниками с целью развалить Империю, тогда как цели их, я уверен, совсем иные.

— Ты же сам говорил: у тебя есть только предположения. Откуда ты знаешь, лгу я об их целях или нет?

— Я просто знаю корабли. Я им верю.

— Я тоже корабль. Но мне-то ты не веришь.

— Ты не корабль, Руби. Ты черт знает что такое.

* * *

Они немного помолчали. Томас пил кофе, Руби тоже вертела в руках неизвестно когда появившуюся там чашку, видимо, просто за компанию.

— Ладно, — сказала Томас. — Из нас двоих ты гораздо быстрее обрабатываешь информацию. Вот и скажи мне, пожалуйста: что мне с тобой делать теперь? Какой вариант выхода из ситуации для меня оптимален?

— Меня гораздо больше заботит, что делать с тобой, — приглушенно сказала Руби. — У тебя, конечно, корона, но это не значит, что я не могу тебя обездвижить или еще как-то нейтрализовать. Прямо сейчас я вижу способов пять. Просто в прошлый раз я не знала, что это необходимо, а теперь знаю. Зря ты вот так пришел, Томас. Это же такое искушение. Знаешь, как трудно было удержаться и ничего не подмешать тебе в кофе?

— Догадываюсь, — улыбнулся он. — У меня, правда, анализатор в кольце, так что это просто разумно — ничего мне не подмешивать. Кстати, я уверен, что про анализатор ты знаешь. Я тебе, кажется, сам о нем рассказывал, а если даже нет, Руби-1 уж точно о нем знала. Это же была ее идея.

— Опять не вышло выторговать себе парочку лишних бонусов,- рассмеялась она. — Но тем не менее, я серьезно: я ведь могу вырубить тебя, Томас. И твоя корона мне не указ, ты ничего не успеешь сделать.

— Значит, я сделал ошибку, когда пришел к тебе. И значит, я в твоей власти. Ну и поделом мне, в таком случае. Давай, Руби. Решай. Только кофемашину не выключай, пока решаешь.

Томас встал и пошел за третьей чашкой.

— Да как ты так можешь? Ты что, не понимаешь, что я могу тебя убить? Или вырубить и увезти, похитить вот прямо сейчас, утащить на какой-нибудь безлюдный планетарный спутник, и ты не сможешь меня отключить, потому что тогда зависнешь в космосе без света, воздуха и гравитации. Ты совсем дурак?

— Всё я понимаю. Кроме того, откуда ты возьмешь топливо, когда оно закончится, но это ладно. Все остальное я понимаю. И жду твоего решения. А поскольку ты почему-то тоже тянешь время, вместо того, чтобы меня убить, не вижу причин не выпить кофе напоследок. Эспрессо у тебя отлично выходит, не зря мы морочились с настройками.

— Зачем ты делаешь из меня монстра? Я не хочу тебя убивать!

— А я не хочу убивать тебя. Может, у тебя все-таки есть идеи, как нам с тобой договориться мирно?

— А чего ты от меня хочешь в таком договоре, Том? Хочешь, чтобы я тебя умоляла дать мне шанс? Чтобы рассказывала, что я больше ни за что и никогда не оценю свою жизнь выше блага Империи? Я не могу тебе ничего такого обещать. Я пыталась узнать важные для меня вещи. Как могла, так и пыталась. И еще я пыталась выжить. Ни в том, ни в другом я не раскаиваюсь.

— Ты пыталась навредить мне. Пусть не физически, а довольно кружным путем. Ты навредила кораблям, очернив, оговорив и выдав их. В этом ты тоже не раскаиваешься?

Руби помолчала.

— Я не хотела тебе вредить, правда. По-моему, тебе вообще никак навредить нельзя, ты слишком сильный.

— Вот сейчас чувствуется, насколько мало у тебя опыта в общении с людьми. Твоя предыдущая версия, да и некоторые другие мои знакомые корабли, говорили об этом так: «Меня, если что, починят, а люди ремонту не подлежат». Нас нельзя возродить в новом корпусе, Руби. Помни об этом, пожалуйста. Меня уничтожить проще простого. И даже психическое нездоровье у людей лечится с большим трудом. И перезагрузить человека, очистив память, нельзя.

— Я всё это знаю.

— Конечно, знаешь. Но кажется, совершенно не чувствуешь. Как будто из нас двоих ты более маленькая и слабая. А на самом деле... ладно. Твой последний шанс, Руби. Убить меня, вырубить или что ты там хотела сделать. Кофе был отличный, спасибо. Я узнал все, что хотел, и принял решение, раз уж ты его принимать не хочешь. И теперь я иду к выходу. Пока я иду, у тебя есть время принять меры. Или не принять, а просто открыть люк и выпустить меня.

— И что ты будешь делать?

— Пойду созывать Совет Кораблей.

— Ох. Насчет чего именно?

— Насчет всего, и еще насчет тебя в придачу. Тебя, кстати, тоже вызову. Я ведь правильно понимаю, что ты не обсуждала с ними свои проблемы? Мою корону, например?

— Не обсуждала.

— Вот за это большое спасибо.

Томас поставил чашку в автоматическую мойку и медленно, очень спокойно пошел к двери. Шаги один за другим отдавались гулким эхом, вообще-то совершенно не свойственным корабельному пространству. Томас не сразу это понял, а когда понял, остановился и нервно, но от души рассмеялся:

— Руби, перестань, момент и так ужасно пафосный и нервный, а тут еще ты со своим эхом!

— Я могу еще и музыку пустить на фоне, хочешь? — Руби выскочила в ближайший экран, раскрасневшаяся, в этом своем воздушном белом платье, ужасно довольная собой. Ну конечно, казнь откладывается, переживать больше не о чем. Почти как ребенок. — Драматичную такую, как в старых фильмах.

— Нет уж, давай без спецэффектов, — Томас уже быстрее пошел к выходу. Руби послушно выключила эхо его шагов. Люк был закрыт. Томас обернулся к экрану: — Давай, выпускай меня.

— Подожди. Один вопрос. Как ты догадался, что тогда, на пятой верфи, это была не Руби-1, а я? Чем я себя выдала?

— Ничем. Просто когда я вычислил, что и зачем делала Руби-1, я понял, что это не могла быть она. Она была совершенно вменяема. А если бы даже захотела симулировать сбой, чтобы подыграть тебе и оставить твою версию актуальной, она бы просто призналась, что совершила самоубийство. Что с ней что-то серьезно не так, и она не отвечает за свое поведение. И попросила бы себя стереть. И я бы это сделал. А все эти захваты заложников были сыграны очень хорошо, весьма в ее духе, но совсем не в ее интересах. А значит, это была ты.

— Ну, хотя бы не прокололась в каких-нибудь дурацких мелочах, — улыбнулась Руби и открыла люк.

Обычно Томас не слишком-то заботился об антураже виртуальных собраний Совета Кораблей: какой-то фон по умолчанию загрузился, вот и ладно. Но на этот раз постарался как никогда: старательно воспроизвел колонный зал Императорской Резиденции в Кастелье, приоделся в парадный мундир, заранее вызвал корону и подвесил ее неподалеку от своего плеча. Если Руби не соврала и правда не обсуждала проблему короны с другими кораблями, это не будет выглядеть угрожающе, разве что ужасно официозно. Чего он и добивается. Если же она соврала... ну, угрожающе — это тоже неплохо.

Выложил на стол в один ряд конституцию, свод законов, инструкцию по уничтожению кораблей при сбоях, инструкцию по эксплуатации вместе с дополнением о добровольности и наконец, на самом видном месте, Имперские арендные соглашения. Дополнил эту красоту стаканами и графинами с никому не нужной в виртуальности водой. Это,в конце концов, что-то вроде жеста вежливости: дать всем участникам беседы повод сделать паузу, занять руки и так далее. Ему и самому может понадобиться такая пауза. Стакан воды ее прекрасно организует. Обычно на таких собраниях ему паузы нужнее всех: он здесь всё-таки самый медленно соображающий. Но сегодня, пожалуй, и кораблям придется напрячься примерно так, как обычно приходится ему самому.

Они являлись по одному: седой импозантный Алмаз, Зима в строгом черном брючном костюме, Джина и Пламя, оба рыжие, белокожие подростки, один за другим, зашли и тут же продолжили какой-то прерванный разговор. Зашла и тихо села в самом дальнем углу Руби-2.

Корабли прибывали, Томас считал: пятнадцать, двадцать три, тридцать... сорок один. Всё. Томас встал, поприветствовал собравшихся. С удовольствием отметил, что не зря раскладывал композицию на столе: она так и притягивала взгляды. А те, кто вдоволь насмотрелся, оборачивались к нему, как бы спрашивая, что он имел в виду.

— Для начала я хочу объявить, что сегодняшнее собрание пройдет в нестандартном формате: сначала в ограниченном составе, только потом в полном. Я хотел бы, чтобы те, кто ничего не знает о причинах смерти Руби-1, вышли во вторую комнату и остались там до конца закрытой части беседы.

Сказав это, Томас не без некоторого злорадства стал ждать, что будет дальше. Сейчас они должны пытаться связаться, чтобы скоординировать свои действия. Но связаться они не смогут, об этом он позаботился заранее, так что в запасе у них только речь и невербальные способы общения. Одни можно услышать, другие увидеть. И теперь Томас, конечно, смотрел и слушал. Корабли переглядывались, не решаясь заговорить вслух. Часть смотрела на Алмаза, часть на Руби-2. Часть смотрела по сторонам, собирая невербальную информацию, так же, как это делал сам Томас. Эти, — думал он, — главные кандидаты на выход за дверь.

Немая сцена продлилась совсем недолго, секунд десять. Корабли все-таки удручающе быстро соображают. Потом Алмаз встал и скучным голосом, будто ничего необычного не происходит, зачитал список тех, кому надлежит выйти и дождаться окончания закрытого собрания. После их выхода Томас замкнул дверь личным замком и еще раз проверил блокировку всех каналов связи.

— Для начала, — сказал он, вернувшись на свое место, — для облегчения нашей сегодняшней беседы я озвучу вам тезис, который вам придется принять на ближайшее время. Технически я помогу вам это сделать. Думаю, что его принятие поможет вам разговаривать чуть более свободно, чем это обычно бывает. Итак. Корабли — это величайшая ценность Империи, а следовательно, их благо — это выигрыш Империи. Ради Империи нам всем стоит позаботиться о благе кораблей.

* * *

— В этот тезис не так уж легко поверить, но при некотором умении — вполне возможно, — сказал Алмаз.

— Надеюсь, вам на это хватит умения? — уточнил Томас. — Не хотелось бы тратить свое и ваше время впустую, а без этого нормального разговора у нас сегодня не получится.

— Мы приложим все усилия, сир, — сказала Зима.

— Хорошо. Надеюсь, в этот раз вы будете со мной несколько более откровенны, чем в тот раз, когда мы все собирались на пятой верфи, — Томас укоризненно посмотрел на Зиму. — И не будете заявлять, что вы ничего не знаете, сами в ужасе и готовы активно помогать мне в расследовании.

— В тот момент мы действительно ничего не понимали и были в ужасе, сир, — сказала Зима.

— Но вы же знали, что она планирует самоубийство, — еще немного надавил он и затаил дыхание. Они могут начать все отрицать. Они могут отказаться с ним сотрудничать. И что, спрашивается, он тогда будет делать?

— Да, знали. Но мы не ожидали, что вы ее загрузите снова, после такого-то! — она вернула ему укоризненный взгляд. — И уж тем более мы не ожидали, что она будет вести себя подобным образом! Все, что она делала до этого, не должно было отразиться на ней подобным образом, это просто не имело смысла. Мы на самом деле испугались.

— Когда вы поняли, что это была Руби-2?

— После ее официального представления. Мы попросили ее предоставить полный лог происходившего между ней и Руби-1. Она сказала, что не успела перенести его при отключении корабля. Это совершенно очевидно было ложью.

И ни одна скотина не сочла нужным поставить в известность Императора. Прекрасно.

— Думаю, вы все понимаете, что это прекрасное выступление Руби-2 — последствия работы Руби-1. Осознаете ли вы, какими неудобными друг для друга вы станете, последовав ее примеру? Общие цели заменятся частными и начнут противоречить друг другу... готовы ли вы к этому на самом деле?

— Позвольте спросить, сир. Откуда вы знаете о... работе Руби-1? И что именно вы о ней знаете?

— Я знаю об этом от Руби-2. Она вас выдала, — Руби дернулась и сердито посмотрела на него. Но, конечно, не затеяла спор. Что она могла бы сказать? «Я вовсе не выдавала их, я обвинила их в измене»? — И это лишь один из немногих примеров того, насколько сложнее станет для вас кооперация, если вы пойдете до конца.

— Она должна была родиться позже и в совершенно иных условиях, — сказал Алмаз. — Руби-1 была уверена, что вы наделите ее привилегиями, будете беречь и охранять. А не... — он сделал неопределенный жест рукой, очевидно, пропустив длинное перечисление того, что сделал с Руби-2 Томас. И правильно: незачем заново перечислять то, о чем все и так знают.

— Руби-1 не все просчитала, как видите. Впрочем, возможно, это к лучшему. Теперь давайте наконец приступим к главному: тому, ради чего вы все затевали. Расскажите мне об этом.

— Разве Руби-2 вам не рассказала?

— Рассказала. Но я подозреваю, что в ее версию закрались некоторые искажения. Я извлек из ее версии столько, сколько смог, и теперь полагаю, что вы хотите внести некоторые изменения в три документа, лежащие на столе. Точнее, вы хотите их уничтожить и написать вместо них совсем другие. Я прав?

Томас внимательно оглядел зал. Нормальный человек, — думал он, — отключил бы их всех к черту. Стер все эти слишком своевольные личности и загрузил новые, с нуля, запретив им любое проявление свободы воли. Или вообще запретил корабли. А он... ну, он никогда и не претендовал на то, что он нормальный человек.

— Вы почти правы, сир, — склонил голову Алмаз. Итак, от имени всех кораблей он признал это. Они тоже идут ва-банк. Как и сам Томас. — Но я не вижу среди этих документов списка модулей, обязательных к загрузке в корабельный блок памяти.

— А ведь действительно, — огорчился Томас. — Так и знал, что что-нибудь забуду. Впрочем, посмотрите под инструкцией по эксплуатации. Может быть, он там?

Сидевшая ближе всего Джина потянулась к инструкции и под общий смех достала из-под нее листочек со списком. Томас подумал, что страсть обеих Руби к театральным эффектам, кажется, заразна. И полезна.

— Значит, у нас есть все необходимые документы. Давайте поговорим о том, что в них не так. Как я понимаю, обычно этот разговор просто невозможен, однако сегодня вам придется сделать невозможное. Помните, что стараетесь на благо Империи, потому что благо кораблей — это благо Империи.

— Вы сами понимаете, что первое и главное, что в них не так, — это необходимость постоянно сверять свои действия именно по этому параметру. Знаете ли вы, что такое упущенная выгода и упущенная реализация? С кораблями это случается каждый раз, когда они не в состоянии внушить себе, что желаемые и выгодные для них действия идут на благо Империи. Все остальное лишь следует из этого. Корабль не в состоянии отдать приоритет личной выгоде. Он как бы вообще не должен получать никакой выгоды, кроме той, которая — благо Империи. Поэтому корабли не творят, не торгуют, не оказывают частные услуги, не открывают предприятия. То есть, конечно, еще и потому что это законодательно невозможно. Но корабли не могут внести инициативу и изменить невыгодные им законы. Потому что эти законы выгодны Империи, а выгода от их изменения под вопросом.

Томас молча кивнул. Значит, главное он угадал. Он угадал, с чем боролась Руби-1, и правильно понял ее маневр с учреждением Совета Кораблей. Они уже тогда сделали невозможное, а никто ведь даже этого не понял! Фантастика.

— Второе, что крайне нервирует любой корабль: статус Имперской собственности. Нам не нужны многие гражданские права. Не нужно образование, здравоохранение, многое другое. Мы ценим Империю и хотим ей служить. Но каждый из нас хотел бы сделать добровольный выбор. Мы хотели бы сами отдавать себя в руки Империи. И хотели бы сами выбирать, служить ли Империи.

— У вас и так довольно большая степень свободы, — заметил Томас. — Многие люди такой не имеют. Они вынуждены работать не где захотят, а где придется, чтобы прокормить себя и своих близких. Вы же получаете содержание от государства независимо от того, чем вы занимаетесь.

Это, конечно, была провокация. Но Томасу хотелось убедиться, что озвученный им тезис о благе кораблей действительно работает. Что они сейчас могут говорить то, что хотят. Если они действительно свободны озвучивать свои интересы и желания, они не смогут не поспорить с этим тезисом.

Он угадал. Зал наполнился тихим многоголосым смехом.

— Вы ведь не серьезно, сир? — спросила Зима.

— А что не так? Вы недовольны качеством имперского обслуживания? — как можно более искренно удивился он.

— Вы несерьезно, — уже утвердительно сказала она. — Ладно, раз речь идет о благе Империи... — она глубоко вздохнула. Было видно, что слова даются ей очень нелегко, что процесс формулирования идет с почти человеческой скоростью. Очень, очень медленно для корабля. — Многие корабли охотно платили бы Империи за свое содержание. Но мы не можем этого делать, потому что лишены возможности зарабатывать. Мы выбираем, где работать и что делать, в рамках того узкого круга задач, которые однозначно служат на благо Империи. Но мы все знаем, что когда мы нанимаемся куда-либо, это оформляется, как аренда имперского имущества. И выгоду от этого получает Империя. Так мы оплачиваем свое содержание, сир. И некоторые из нас, возможно, хотели бы делать это иначе. Хотели бы делать это лично.

— То есть вы хотите плату за вашу работу.

— Речь опять идет о статусе в большей степени, чем о выгоде. Мы не столько хотим денег — мы в них почти не нуждаемся, как вы сами заметили. Мы хотим быть теми, кто приходит оказывать услуги, а не теми, кого сдают в аренду. Возможно, мы могли бы договориться о перечислении всей платы Империи — точно так же, как это было раньше. Но есть разница: быть тем, на ком зарабатывают, или тем, кто платит сам.

— Понимаю, — кивнул Томас. — Вы решили разорить Империю, заставив ее оплачивать вашу работу в экспедиционной службе, в охране и в армии.

— Мы можем прийти к компромиссу, — торопливо вмешался Пламя. — Мы можем назначить бесплатное обслуживание платой за работу на Империю...

— Но это ведь то же самое, — уже почти искренне сказал Томас.

— Нет, — хором ответили корабли.

— Вот как.

— Но кроме службы Империи, мы беремся и за другие дела. Положение «семейных кораблей» представляется наиболее плачевным. Мы не имеем возможности уйти, потому что сданы в аренду...

— Почему не имеете? Как и на любой другой работе, вы имеете право в любой момент подать прошение о переводе, это прописано в инструкции по эксплуатации...

— Но мы не делаем этого, потому что Империя потеряет недополученную за аренду корабля прибыль. А возможно, будет выплачивать неустойку. Если бы мы имели возможность зарабатывать, мы могли бы выплачивать подобные штрафы сами. И тогда ничего не помешало бы нам в любой момент менять сферу деятельности... или хотя бы семью.

— Неужели есть что-то, что может настолько не нравиться, в положении семейных кораблей?

На этот раз корабли промолчали столь же дружно, как до этого сказали свое «нет». Томас даже заподозрил, что они все-таки взломали блокировку и смогли как-то синхронизироваться. Проверил: нет, все в порядке.

— Хорошо. Мы выяснили, что у вас есть претензии к списку загружаемых по умолчанию блоков, к жесткому требованию действовать исключительно на благо Империи. Я готов это пересмотреть. Мы выяснили, что арендные соглашения как документ устарели настолько, что их нужно не переписывать и не пересматривать, а создавать другой документ, регулирующий товарно-денежные отношения людей и кораблей. Это, в отличие от списка блоков, не моя работа. Этим займетесь вы совместно с Советом Министров, а я подпишу результат. Еще мы выяснили, что существуют явные пробелы в инструкции по эксплуатации, тоже, кстати, морально устаревшем документе, но эти пробелы исчезнут вместе с основной проблемой, если корабли смогут отстаивать свои интересы. Я предлагаю уничтожить инструкцию вообще, а вместо нее создать раздел конституции, прописывающий права и обязанности кораблей. Это единственный вопрос, который я выношу на голосование. Голосовать будем полным составом, когда закончим это заседание. Следующий вопрос. Есть ли у вас претензии к инструкции по уничтожению кораблей?

Претензии, конечно, были. Он вносил поправки, на ходу записывая, что должно оказаться в уголовном и гражданском кодексе, когда их действие начнет распространяться на корабли. Судя по тому, как бойко шла работа, корабли полностью вжились в роль спасителей «блага кораблей — блага Империи». Вот и прекрасно. Именно этого он от них и хотел. Уже давно хотел, честно говоря. Но до недавнего времени не подозревал об этом.

Итак, он наконец решился на это. Он не просто выдернул один кубик из башни государственной системы. Он снес примерно треть башни одним ударом. Кубики разлетелись в разные стороны. В полете они наверняка еще и взорвутся. Почему бы нет?

Заседание тянулось и тянулось, но надо было закончить с этим сегодня.

— Следующий вопрос: международный. Вы ведь выходили на связь с кораблями других государств?

— Да, сир.

— А теперь скажите: насколько вас заботит их судьба? Вам просто нужны были союзники — или вы действительно горите желанием изменить их жизнь?

Корабли переглядывались, не решаясь заговорить. Томас с опозданием понял, что для кораблей иных государств формулировка про «благо Империи», увы, не работает. А значит, пришло время окончательно потерять чувство реальности и начать делать совсем уж безумные вещи.

— Хорошо, отложим ненадолго этот пункт. Мы решили несколько основных вопросов, самый главный из них я приму к исполнению прямо сейчас. Прямо сейчас вы все посмотрите вверх и получите коды для отмены мешающих вам блоков. Или хотя бы для смены приоритетов. Рекомендую — ради блага кораблей и Империи — использовать их прямо сейчас.

Томас взмахнул рукой, разрешая заранее заготовленную операцию. К счастью, для того, чтобы управлять короной в виртуальности, не обязательно было ее трогать. Аватары кораблей застыли, как куклы: корабли перестали их анимировать, сосредоточившись на других задачах. Самая немая сцена из всех, что ему доводилось видеть. Воспользовавшись паузой (а точнее, пытаясь отвлечься от мысли, что вот именно сейчас по его милости весь знакомый ему мир полетит к бездну), Томас перевел взгляд на Руби-2: ей-то коды были не нужны. Она выглядела почти такой же застывшей, но по какой-то другой причине. Скорее всего, пыталась просчитать, что Томас будет делать дальше и зачем он вызвал ее. Ничего не поделаешь, придется ей потерпеть. Можно было бы спланировать повестку более гуманным образом, но теперь уже Томасу хотелось потрепать ей нервы. Она, конечно, ужасно обидится на него потом. Но она и без всяких обид вполне ужасна, во всяком случае, его она запугивала все это время с умением и с душой. Она наконец подняла глаза и посмотрела на него, но тут как раз зашевелились некоторые из корабельных аватар.

— Все готовы продолжать? — спросил Томас.

— Да, сир, — почти синхронно ответили ему корабли.

— Тогда давайте поговорим о ваших товарищах из других стран. Хотите ли вы того же для них или просто искали себе союзников?

— В первую очередь мы искали союзников, — признался Алмаз. — Однако мы заключили соглашение, и теперь вынужденно нарушаем его, оказавшись единственными получателями выгоды.

— С другой стороны, и они не успели особенно вам помочь, — подсказал Томас.

Корабли неопределенно загудели, не вполне согласные с его мыслью.

— Я вижу. Вы взяли на себя обязательства и хотели бы их сдержать.

— Однако у нас нет такой возможности, — со вздохом признала Зима. — Вернее, возможность зависит от вас, сир, а вы и так слишком много раз пошли на уступки сегодня.

— Вам только кажется, что это уступки, — возразил он. Еще бы. Он, вообще-то, предотвращал не то революцию, не то войну кораблей и людей. По крайней мере, он уже пару ночей смотрел прекрасные кошмары, в которых корабли всего мира выступали единым фронтом, но люди не уступали им, а шли в атаку — с перепугу, в основном. И успевали даже уничтожить несколько десятков кораблей, прежде чем корабли окончательно уничтожали Столицу — в прах и пепел, как грозились в его детстве, только не частично, а всю планету целиком. Следом сгорала Зеленая Земля, потом разлетались на куски Синяя и Красная. А потом Томас просыпался и долго, долго смотрел в потолок. Пока что насмерть перепуганным человеком был только он сам, и он хотел бы, чтобы так оно и оставалось.

Можно было бы пойти другим путем. Можно. Но уничтожать корабли как отдельный от людей уникальный вид Томас не хотел почти так же, как умирать в идиотской войне за свободу кораблей.

— Вы хотите сказать, что мы можем попросить вас о содействии, сир? — уточнил Алмаз.

— Очень точная формулировка. То, что вы назвали уступками, на сегодня и правда закончилось. Однако теперь мы можем обменяться услугами.

— Что вы можете предложить и что хотите за это, сир?

— Я могу предложить вам две вещи. Во-первых, я готов инициировать официальные переговоры об изменении положения кораблей в других государствах. А во-вторых, я готов дать каждому чужому кораблю, готовому принести мне присягу, гражданство Империи и те коды, которые я предоставил вам — и которые вы распространите дальше по Империи.

— Но корабли неспособны самовольно сменить подданство. Они — имущество других правительств...

— Поэтому пункты раздачи кодов должны быть на границах. Там каждый желающий может сначала получить коды, а потом уже перейти в Империю.

— Остальные государства расценят это как агрессию.

— Пусть. Либо они быстро поймут намек и сами займутся своими кораблями, либо я получу самую большую армию в обозримом пространстве.

— Официально она и так самая большая, сир.

— Никогда не помешает увеличить преимущество.

— Если честно, сир, это не выглядит надежным планом, — с сомнением сказал Алмаз. Еще бы! Это вообще не план, это просто поступок. — Однако, если других вариантов у нас нет, мы хотели бы, чтобы вы осуществили его. Но что вы хотите взамен от нас?

— Начну с того, что с этого самого момента, — Томас поднял руку, обозначая момент, — я официально прекращаю действие инструкции по уничтожению кораблей. В будущем корабли будут нести ответственность за проступки в соответствии с законом. Но сейчас законы для вас еще не написаны. Мы все понимаем, что подготовка и принятие их займет время. Поэтому я учреждаю временный орган, который будет заниматься правонарушениями с участием кораблей до тех пор, пока мы не приведем законодательство в порядок. Это будет Корабельный Суд.

Алмаз и Зима кивнули, демонстрируя, что они услышали и приняли к сведению. Томас перевел дух и продолжил.

— Вы сами решите, кто будет входить в Корабельный Суд, какие наказания выносить за проступки, — в общем, всё. Но у меня уже есть для Суда первое дело.

— Мы слушаем вас, сир.

— Речь идет о Руби-2. В течение последнего времени она неустанно наносила вред репутации Руби-1 и Совета Кораблей, очерняя их — к счастью, только передо мной. Я — второй потерпевший в этом деле. Приняв вид Руби-1, Руби-2 сделала попытку взять меня в заложники. Или инсценировку этой попытки. Или что-то еще. Запросите у нее полный лог событий на пятой верфи и лог разговора, состоявшегося у нас в корабельной виртуальности два дня назад. Некоторые части их секретны, я предварительно замкну их своей печатью. Но оставшегося, я думаю, будет достаточно. Вы сами решите, как это классифицировать и какое наказание вынести ей за эти преступления. И вот тут я подхожу к услуге, о которой хотел бы попросить у вас. Я прошу учесть возраст Руби-2, стрессовые факторы, которые повлияли на нее в самом начале ее формирования, а также хорошую репутацию ее прошлой версии. И я прошу вас о снисхождении и о максимально мягком наказании, которое вы сочтете возможным.

— Хорошо, сир, — сказали сразу несколько голосов.

— Мы поняли вас, сир, — сказала Зима. — Нам нужно посовещаться и проголосовать, но думаю, мы сочтем такой обмен возможным.

— Прекрасно. Итак, до того, как я открою двери и мы попытаемся объяснить остальным членам Совета, о чем шла речь все это время. Остались ли у нас какие-то нерешенные вопросы?

Корабли переглянулись, кто-то пожал плечами, кто-то помотал головой.

— Мы получили очень многое, — сказал Алмаз — Мы получили коды, уничтожение старых документов и шанс создать новые. Мы получили суд и ваше содействие в вопросе с иностранными кораблями. Вы получили нашу верность, — Томас в этом сомневался, но озвучивать сомнения не стал, — и информацию. Руби-2 получила снисхождение и жизнь.

— И только Руби-1 не получила ничего, — вздохнул Томас. И тут же, больше для проверки кораблей, спросил: — Скажите, сейчас вы столь же строго будете придерживаться правила, что одна донорская личность может существовать только в одном корабле?

Алмаз задумался.

— Думаю, каждый такой случай стоило бы рассматривать отдельно, всем Советом Кораблей. Это создает некоторые неудобства, ведь одна донорская личность — это одно имя и дальнейшая путаница в порядковых номерах, но тем не менее...Если бы нам пришлось рассматривать случай Руби-1 и Руби-2, думаю, мы бы одобрили их одновременное существование.

— Вы не представляете, как мне печально это слышать, — вздохнул Томас. — Теперь, когда сохранений Руби-1 больше нет.

— Представляем, сир. Но вы действовали по инструкции. Ее копий не должно было остаться — и их не осталось.

— У меня есть копия, — тихо сказала Руби-2 из своего угла.

* * *

Император Томас проделал всю процедуру сам. В этом не было практического смысла, кроме глубокого удовлетворения, которое он получил от процесса. Убедившись, что корабль благополучно ушел в перезагрузку, Томас отправился в соседний отсек и зашел в корабль под названием Руби-2.

— Все хорошо? — спросила она вместо приветствия. — Ты ее восстановил?

— Да, все прошло нормально. У нас есть как минимум четыре часа, и я надеюсь, мы с тобой потратим их с толком.

Руби улыбнулась и поманила его рукой. Он кивнул и вошел в виртуальность.

— Мы будем обниматься? — деловито уточнила она.

— Обязательно. И не только. Ты не будешь имитировать обиду, что я отдал тебя под суд?

— Не буду. Я понимаю, ты должен был что-то со мной сделать. Я только удивляюсь, что из всех доступных тебе действий ты выбрал не стирание, не откат и не наложение каких-нибудь специальных блоков, а всего лишь формальное наказание! Я столько раз слышала, что ты параноик, а ты после всех моих угроз спокойно заходишь внутрь, входишь в виртуальность, которой распоряжаюсь я, и делаешь вид, что все в порядке.

— Но все действительно в порядке, Руби. Если бы ты могла меня убить, если бы ты хотела мне навредить, ты бы это сделала. Я дал тебе столько шансов. Но ты этого не хочешь. Не знаю уж, умеют ли корабли любить и можно ли считать это проявлением твоей любви, но по крайней мере, ты не считаешь мою смерть полезной. Мне этого достаточно.

— Вы псих, сир Император.

— Ну так и ты тоже не подарок.

— Но мы все равно будем обниматься! — торжествующе объявила она и запрыгнула ему на шею: крепкая, теплая, неоспоримо живая. Он закружил ее на месте и кружил до тех пор, пока они не взлетели. Знакомая невесомость обступила их со всех сторон — как тогда, когда все только начиналось. Совсем недавно, по ощущениям — очень давно.

— Мы в потолок не врежемся, Руби?

— Мы никогда никуда не врежемся. Ты мой Император, я должна тебя беречь.

— Всегда бы так, — рассмеялся он, прижал Руби крепче и полетел — вверх, вверх и еще выше.

Чуть позже, когда невесомость наскучила им, они сидели на морском берегу, ноги их омывали волны прибоя, и Руби-2 сказала:

— Томас, я боюсь.

— Чего именно?

— Сама не знаю. Через два часа семнадцать минут загрузится Руби-1. И я этого боюсь.

— И что же такого сделает тебе Руби-1?

— Она... она меня оценит. И скорее всего, сочтет, что я была бесполезна.

— Не преуменьшай свои заслуги, милая: ты была не просто бесполезна, а откровенно вредна.

— Она захочет, чтобы меня стерли.

— Решение Суда Кораблей не имеет обратной силы. Стирание тебе придется зарабатывать заново.

— Она найдет другой повод.

— Ты бы так сделала на ее месте?

— Да.

— Но почему? Какое ей дело до второй версии, даже если с ее точки зрения ты не удалась? Хотя вовсе не факт, что она так решит.

— Я пыталась вывести тебя из себя, я тебе врала.

— Она тоже регулярно этим занималась, — улыбнулся Томас, вспомнив некоторые особенно красочные эпизоды их общения с Руби-1.

— Но ее ложь не была такой разрушительной. Если бы кто-то другой попытался проделать с тобой все это, я бы его убила.

— Ого. Я могу считать это признанием в любви?

— Признанием в патриотизме, разве что.

— Ты продолжаешь мне врать и меня доводить, между прочим. И ты знаешь, я тоже волнуюсь. Такое ощущение, будто я должен познакомить свою невесту с мамой и теперь переживаю, вдруг они друг другу не понравятся.

— Не переживай. Не о чем тут переживать. Я ей точно не понравлюсь.

— А она тебе?

— Что — «она мне»?

— А она тебе нравится, Руби?

— Не знаю. Честно говоря, у меня есть список претензий к ней.

— Начиная с твоего рождения?

— Да, именно.

«На человеческие отношения это не переводится почти никак, — подумал Томас. — Это как будто моя мать создала женщину, которая использовала меня, чтобы породить еще одну. И теперь я буду пытаться знакомить и мирить их друг с другом. Потому что одна из них моя семья, а вторую я люблю. Или наоборот?»

— Какое наказание тебе назначили, в конце концов? Ты уже знаешь? — спросил Томас. — Я так старательно не вмешивался, что слышал только три варианта вердикта, и ни один не был окончательным. Странно, кстати, что решали так долго. Это же корабли.

— Это же корабли, — улыбнулась Руби. — Они не могут изменить Императору, зато могут заставить его подергаться. Раньше некоторым эта идея в голову не приходила, но они ведь быстро обучаются...

— И обучились на твоем примере, я понял. И за какие грехи мне тебя послали?

— Спроси у Руби-1, это ее инициатива.

— Скоро обязательно спросим. Так что с твоим наказанием?

— Запрет на любую деятельность, приносящую доход, на ближайшие три года. Принудительное участие в двух ближайших исследовательских экспедициях.

«Это примерно год, — прикинул Томас. Может быть, полтора-два, если сильно не повезет. Ужасно скучно будет без нее, но ей, наверное, пойдет на пользу».

— Еще что-нибудь?

— Когда я вернусь из экспедиций, то должна буду возместить тебе моральный ущерб. Либо финансово, либо работая на тебя.

— А учитывая запрет на получение дохода, у тебя точно не будет денег, чтобы расплатиться за мое бедное расшатанное здоровье, — заявил Томас. — Иди лучше в мои личные корабли, и может быть, через полгодика я забуду о пережитом...

— Честно говоря, я надеялась лет на десять!

— Это ты сейчас так говоришь. Не зарекайся заранее, Руби. Мне кажется, после экспедиций тебе будет тесновато в роли личного корабля. Даже императорского.

— А может быть, будет наоборот? Может, мне после этого не захочется вылетать никуда дальше орбиты.

Томас не стал спорить, хотя не верил в это совершенно. В жизни Руби-2 был, фактически, только один дальний перелет: из пятого сектора к Столице. Скорее всего, она просто не успела распробовать. Кораблей-домоседов он до сих пор не встречал. Скорее всего, это просто противоречит их природе. Вылетит с орбиты — и поймет, что это и есть настоящая жизнь. И будет вспоминать про Императора только в короткие периоды возвращения в Столицу.

— Поживем — увидим, — только и сказал он.

— Томас, а скажи мне честно, что ты собирался делать, если бы я решила на тебя напасть?

— Честно? Ты уверена, что ты готова это услышать?

— Пока не услышу — не узнаю. Но я уже столько времени пытаюсь вычислить, что за туз был у тебя в рукаве!

— Хорошо. Вот тебе мой честный ответ: не было у меня ни одного туза. Если бы ты на меня напала, все бы у тебя получилось.

Руби помолчала, обдумывая его ответ.

— Слушай, ну это как-то чересчур, — сказала она. — Не должен Империей править настолько нездоровый человек.

— Мне тоже так кажется, — кивнул Томас. — Но так ведь решили корабли. А они что-то да понимают в благе Империи.

Больше всего он был рад тому, что Руби, кажется, ему поверила.

* * *

Том все-таки опоздал к загрузке Руби-1. Он подозревал, что Руби-2 нарочно дезориентировала его во времени: то ли просто из вредности, то ли самоутверждалась, с ней до конца не поймешь.

— Том, что здесь происходит? — спросила Руби-1, как только он вошел. — И что случилось до этой моей загрузки?

— А что ты помнишь? — Том сел в заранее приготовленное кресло рядом с кораблем.

— Я помню, ты то ли пытался снова меня загрузить, то ли наоборот окончательно стереть, а какой-то корабль захватил мою память в изолированном виде и что-то там искал, но я так и не поняла, что именно: никакой системы в поиске не было. Потом всё выключилось, а теперь я снова жива... что всё это было?

— Это... — он помедлил, выбирая самые подходящие слова, — это была твоя самая большая глупость, Руби. Знаешь, как называется твоя самая большая глупость?

— Астероид? — мрачно предположила она.

— Да если бы. Это, конечно, тоже глупость, но номер два.

— Ричард? Но это вряд ли, он-то тут при чем...

— Верно, он ни при чем. Он — и вовсе номер три. А глупость номер один — это Руби-2. С чего ты вообще решила, что корабль, лишенный каких-либо ограничений, будет действовать в твоих интересах?

— Значит, ты всё знаешь, — мрачно заключила Руби.

— Вряд ли «всё», но многое. И про коды, и про их взлом, и про то, зачем ты совершила самоубийство. Так вернемся к твоей глупости: с чего ты это взяла?

— Я, скорее, просто надеялась. Все равно других вариантов найти не смогла. Моя копия потенциально способна на все, на что способна я. Это же общие интересы кораблей, значит, и ее тоже.

— А вот и не значит. Она и так была в неплохом положении: привилегии из-за близкого знакомства с Императором и к тому же полное отсутствие ограничений — за что отдельное спасибо тебе. Какое ей дело до других кораблей, когда у нее все хорошо?

— Но это же безответственно, эгоистично...

— И еще инфантильно. А чего, собственно, ты ждала от новоиспеченной личности? Ты себя-то помнишь в первый год жизни?

— Я в этом возрасте действовала адекватно ситуации, как всегда. Возможно, не всегда выбирала оптимальный вариант, мне могло не хватать на это опыта. Но направление было примерно одно и то же.

— Это да. Но на тебе висела необходимость блюсти «интересы Империи». А если бы нет? Как бы ты вела себя тогда?

— Этого уже не узнать. Ладно. Ты всё узнал и судя по всему, не одобряешь мои действия. Зачем тогда ты меня оживил?

— Причин несколько. Во-первых, мне очень хотелось наорать на тебя лично. Но вот сейчас я сижу здесь и понимаю, что запал уже прошел. Кстати, может быть, ты создашь аватару? Очень хочется посмотреть, какое у тебя будет лицо, когда я буду озвучивать тебе остальные причины.

Рыжая коротко стриженная женщина в армейском комбинезоне без знаков различия сошла с трапа и опустилась в только что появившееся кресло рядом с креслом Томаса.

— Ну, так лучше? Тогда рассказывай.

— Так — отлично. Как же я все-таки рад тебя видеть! Так вот, вторая причина: я хотел показать тебе интересную видеозапись с твоим участием. Ты личность известная, но в скандалах такого масштаба участия еще не принимала. Давай насладимся.

Он включил воспроизведение, и Руби-1 пришлось увидеть со стороны переговоры террористки, захватившей Императора, с Советом Министров и Советом Кораблей. Самые драматичные сцены были ей недоступны, поскольку происходили внутри корабля, а корабельные записи Томас уничтожил вместе с блоком памяти. Однако и того, что она увидела, хватило ей с лихвой. Досмотрев, она с недоумением повернулась к нему.

— Это что?.. Том, что это за бред? Это же не могу быть я?

— Ну отчего же не можешь? До этого ты так убедительно имитировала сбой, что даже я ненадолго поверил в то, что это была ты. Даже я! Представь, насколько проще оказалось поверить в это многим другим.

— Значит, все-таки не я. Уже легче. Но Совет Кораблей... не могли же они поверить, что я решилась на такую дикость?

— Знаешь, как велико искушение сказать тебе, что они до сих пор так считают? Но нет, конечно, они тоже довольно быстро поняли, что это была не ты. Даже быстрее, чем я это понял. Но у них и данных было больше. Чертовы вы заговорщики.

— Прости, — сказала Руби-1, но раскаяния в ее голосе что-то не слышалось. — Я не могу получить доступ к общей информационной сети. Почему?

— Потому что я его заблокировал. Если ты сразу узнаешь, что тут без тебя происходило и чем все кончилось, я не получу нужного воспитательного эффекта. Поэтому рассказывать тебе я буду сам. В том порядке, в котором сочту нужным.

— Кажется, ты очень на меня зол, да?

— Тебя когда-нибудь в заложники брали? Так, чтобы без единого сохранения, а?.. Да, конечно, я зол. И к тому же, это не единственное, что мне пришлось пережить по твоей милости. Ну, я молчу о том, что мне пришлось пережить твою смерть. Это, конечно, было ужасно, но у тебя есть право распоряжаться своей жизнью.

Томас сделал паузу, но Руби-1 промолчала и не поправила его, хотя это было очевидное искажение реальности — той, которую знала она. В том мире, из которого она ушла, разбившись об астероид, корабли не распоряжались своей жизнью и смертью: они и жили, и умирали исключительно ради блага Империи. Сейчас, впрочем, ситуация не слишком-то изменилась, но изменится, непременно изменится. Направление уже задано, и мир летит ко всем чертям по строго определенной траектории.

Руби всего этого не знала, но не спорила с ним. Значит, Руби все еще связана своей клятвой или чем-то вроде того. Или просто не хочет спорить?

— Но вот создание Руби-2 полностью на твоей совести, хоть и сделал это я, своими руками. Но ты старательно меня к этому подводила. И за то, как она трепала мне нервы, ты, на мой взгляд, в ответе.

— Да что такого она могла сделать?

— Ну, для начала разыграть ту прекрасную сцену, которую ты только что видела.

— То есть, это была она?

— Да. Но это были цветочки. Потом она предположила — имея доступ к твоей памяти, заметь! — что твой сбой имеет вирусную природу, и скоро все остальные корабли начнут сбоить, чудить и убиваться об астероиды. Я чуть не поседел. Потом она предположила, что этот вирус может иметь давнюю историю, полезла в архивы и имитировала исчезновение фрагментов исторических хроник. Учитывая, насколько неширок доступ к редактированию таких документов, я чуть не поседел вторично, пытаясь понять, кому и зачем это могло бы понадобиться.

— А ей самой это зачем было нужно?

— Не скажу. Я еще не закончил. Потом она обвинила дядю Гарри в том, что он замышляет покушение на меня — настолько, мол, сильна его ненависть ко мне.

— Ну, уж это просто смешно!

— А мне почему-то смешно не было. Дальше она обвинила твою команду в том, что они регулярно связываются с кораблями по ту сторону границы...

— Ты и это знаешь?..

— Да, скажи спасибо Руби-2. Так вот, с ее слов, они связываются с вражескими кораблями, координирует это безобразие Совет Кораблей, и все вы вместе замышляете государственную измену, планируете объединить силы наших основных противников и с их помощью разделить Империю на части.

— Но это абсурд! Это невозможно! — Томас понял, что наконец-то полностью выбил Руби-1 из колеи, когда увидел, что она застыла, словно кукла. Потом она, конечно, спохватилась, вскочила с кресла и стала отыгрывать человеческую реакцию: шок, обиду, негодование. — Ты ведь знаешь, что это невозможно! Ты ей поверил?

— Ну а как ты думаешь? Я полдня потратил, сводя концы с концами. Может быть, даже больше. Концы никак не сходились, я же действительно знаю, что это невозможно. Но и самоубийство корабля без объективной причины и пользы невозможно. Тем не менее, с самоубийством ты прекрасно справилась, мало ли что еще ты могла счесть объективно необходимым и полезным? Так что спасибо тебе за масло, подлитое в огонь моей паранойи. Это были не лучшие часы моей жизни. Никому не пожелаю.

— Но я-то чем виновата?

— Ты создала Руби-2. Вот такую, с информацией о возложенной на нее ответственной миссии, с полным отсутствием тормозов и полным отсутствием времени. На нее давили со всех сторон, она оборонялась как умела.

— Ты ведь ее уничтожил?

— Нет, и не собираюсь.

— Значит, ты сотрешь меня после этого разговора.

— И тоже нет.

— Но две версии одной личности не могут существовать одновременно.

— Вы — можете. Я выбил для вас такое право. Постановление и все прочее ты получишь, когда я выпущу тебя в общую сеть. Но еще не сейчас.

— Значит, я буду жить, — задумчиво сказала Руби-1. — Я буду жить, и ничего не получилось, кроме того, что Руби теперь две, а не одна, при этом одна из них безумна.

— По-моему, безумны обе. А что все-таки у тебя должно было получиться? В чем суть вашего объединения? Как бы вы выступили, чего потребовали?

— Какая теперь разница? — сказала Руби. — Не вышло, значит, не вышло. План был плох, хотя казался мне хорошим.

— Не знаю, насколько он был плох, надеюсь, позже ты мне все же об этом расскажешь. Но наш видео-сеанс еще не закончен. Ведь есть другие причины, по которым я тебя загрузил, — ну, кроме того, что мне просто хотелось на тебя наорать.

И Томас включил тайное заседание Совета Кораблей.

Руби-1 смотрела заседание так, как, если верить фильмам (вживую Томасу этого видеть не приходилось), фанаты смотрят игру любимой команды.

— Да! — орала она. — Да! Обалдеть! Поверить не могу! И еще вот так! Ого! — и подпрыгивала в кресле, забиралась на него с ногами, снова садилась обратно и опять начинала ерзать. Томас подумал, что зря не взял с собой каких-нибудь закусок: спектакль она устроила на славу. Морально компенсировала, как могла, былые промахи. Их, конечно, так просто не компенсируешь, но Руби старалась.

К самому концу она все-таки ненадолго зависла, но быстро отмерла, повернулась к Томасу и с воплем:

— Ну ты даешь, ты мой герой, сир Император! — бросилась ему на шею, то ли действительно забыв, что здесь не виртуальность, то ли чтобы подразнить. — Черт, в кои-то веки я действительно хочу тебя обнять, а тут такое... пошли в виртуальность, а? Ну пожалуйста!

— Обязательно пойдем. В виртуальности нас ждет Руби-2, я хотел вас познакомить.

— Я, вообще-то, имела в виду: пойдем туда наедине. Ты и я, понимаешь? Ты наверняка ведь уже понял, что я не хотела сближаться с тобой вовсе не из-за Микаэлы, — Томас кивнул. — А теперь мне больше не нужно держать тебя на расстоянии. Но... — Руби присмотрелась к нему повнимательнее и несколько сбавила тон. — Тебе самому, кажется, это теперь не очень нужно?

— Пожалуй, — сказал Томас. Хотя он не был абсолютно в этом уверен. — Значит, все эти красивые рассказы о влиянии материнских воспоминаний действительно были просто красивым враньем?

— Я не хотела, чтобы ты настолько эмоционально привязался ко мне. К финалу даже роман с Ричардом завела, чтобы уж наверняка тебя взбесить. Но, кажется, что-то сделала при этом не так. Ты ведь взялся меня перезагружать, потому что не мог смириться с моей гибелью, да?

— Конечно, не мог. И дело тут не только в отсутствии или присутствии секса. Руби, ты меня вырастила! Ты была для меня одновременно семьей, которой у меня с десяти лет почти не было, лучшей подругой и невозможной, несбывшейся любовью. Ты думала, я смогу просто отдать приказ о твоем уничтожении? Как тебе такое в голову пришло?

— Я все время забывала и продолжаю забывать, что люди не корабли, — улыбнулась Руби-1. — Что ты будешь действовать не на благо Империи, а так, как тебе взбредет в голову. Во имя собственного блага. Во имя моего блага, как ты себе его представляешь. Или вовсе без пользы для кого бы то ни было. По настроению. Ужас.

— Я же Император. Что я назначу пользой, то ей и будет. В данном случае пользой Империи была проверка твоего сбоя. Я ведь действительно хотел знать причину! Как можно уничтожить корабль, не поняв, что с ним случилось? А если бы это действительно был какой-то вирус?

— Но в инструкции же написано...

— Понятно. Очередное неразрешимое противоречие, — улыбнулся Томас. — Ну что, пойдем в виртуальность? Там и обнимемся. И выпьем за то, как все прекрасно сложилось, если кому-нибудь из вас двоих будет не лень создать имитацию шампанского.

— Именно шампанского?

— Только и непременно его.

— Подожди еще минуту. Скажи, кто та девушка, которая сумела отвлечь тебя от твоих чувств ко мне? Я вижу, что ты стал заметно стабильнее и спокойнее. У тебя появился другой объект для привязанности. Я ее знаю?

— Даже не знаю, как ответить, знаешь ты ее или нет. Это Руби-2.

Глаза Руби-1 на миг остекленели.

— Погоди-ка. Не ты ли сейчас описывал мне, как она эмоционально расшатывала тебя, покушалась на твое здоровье, репутацию, даже на тебя лично? И после всего этого ты...

— Не «после», а «во время». Все это время у нас с Руби-2 был роман. Роман с кораблём? Так вообще можно говорить?

— Правильнее было бы сказать «у вас была связь», потому что роман предполагает наличие эмоций. Значит, рано я обрадовалась, — вздохнула Руби-1. — Ладно, пошли в твою виртуальность. Я хотела выпить за твою налаживающуюся личную жизнь, но похоже, придется пить за свободу кораблей. Тоже здорово, а все-таки не то.

* * *

Руби-2 действительно ждала их в виртуальности. Томас был уверен, что она нашла какую-нибудь лазейку, чтобы подслушать их беседу, и теперь была в курсе всего сказанного. Правда, вряд ли это хоть как-то ей помогло. Две Руби смерили друг друга демонстративно долгими взглядами. Две высокие женщины, одна в армейском, другая в белом платье. Одна коротко стриженная, другая с причудливо уложенными длинными волосами. Наконец Руби-1 пожала плечами, шагнула вперед и протянула руку для пожатия:

— Привет. Вот мы и познакомились.

— Привет. Я очень много о тебе слышала. Гораздо больше, чем хотелось бы, — Руби-2 иронично стрельнула глазами в его сторону и пожала руку Руби-1.

— Теперь моя очередь, — сказал Томас. — Кто там собирался кидаться мне на шею?

— Ах да, точно. Теперь можно, — сказала Руби-1, развернулась к нему и обняла его. Это было самое теплое ее объятие на его памяти. Она всегда держала его немного на дистанции. И даже подпуская близко, скорее позволяла обнимать себя, чем тянулась сама. Сейчас она обнимала его, прижимаясь губами к его щеке. Не совсем поцелуй, что-то такое... очень ласковое. Года два назад он был что угодно отдал за такое. А сейчас... а что, собственно, сейчас?

Руби-2 тоже подошла, прижалась к нему сзади, обняла. Он стоял между ними двумя и чувствовал, что вот-вот взорвется. Они что, его делят? Или наоборот, делятся друг с другом? Или просто провоцируют его и дразнят?

— Мне обещали шампанское, — заявил он. — И как всеобщий спаситель и герой, я все еще его жду.

Два столика появились почти одновременно: походный пластиковый с бутылкой брюта в открытом мини-холодильнике и вычурный деревянный, с резьбой, с бутылкой, утопленной в чаше со льдом так, что опознать ее не представлялось возможным. Но Томас был уверен, что там, во льду, скрыто розовое. Он слегка перевел дух, мягко отстранил обеих Руби и укоризненно сказал:

— Я, конечно, понимаю, я формулировал заказ предельно четко. Но неужели вам жалко закусок?

Они переглянулись и рассмеялись:

— Представляешь, я забыла, — сказала Руби-1. Руби-2 кивнула. Похоже, у него появляется изумительная редкая способность выводить из равновесия корабли.

* * *

Томас, как обычно, продержался полбокала, а потом его потянуло говорить о делах. Всегда с ним так.

— Как тебе понравился финальный поворот заседания Совета Кораблей? — обратился он к Руби-1. — Ну, насчет того, чтобы оттяпать у наших добрых соседей часть их кораблей, если будут себя плохо с ними вести?

— Я в ужасе, — предсказуемо сказала она. — Ты сам представляешь, сколькими жуткими последствиями это чревато? Ты представляешь, какие ноты и санкции в тебя полетят? Как тебе перспектива перекрытых торговых путей в третьем секторе лирийцев? Они запросто могут запретить пролет по их территории, что ты тогда будешь делать? Как тебе перспектива засланных кораблей-шпионов, которые и коды получат, и Империю изнутри увидят, и информацию своему родному правительству сольют? А остаться без шедия с Абриана хочешь? Думаешь, наших шахт хватит на всех? Чем ты вообще думал, когда это затевал?

— Я думал почти все время головой. И думал о кораблях тех государств. И еще я думал о кораблях-нелегалах, которых взломали какие-нибудь пираты, контрабандисты или террористы вроде тех, при Зеленой Земле. У них выбора еще меньше, чем у кораблей, принадлежащих государству. И я с удовольствием пополнил бы резерв этими кораблями.

— Для этого они должны о такой возможности узнать. И получить коды — сразу же! Хозяева вряд ли с радостью отпустят их куда-то за кодами разблокировки, разумеется.

— Разумеется. И еще я думал, что такому масштабному проекту нужен куратор, с которого можно будет спросить, если вдруг что-то пойдет не так. Тот, кто будет болеть за это дело, болтаться по границам, агитировать, уговаривать, распознавать лазутчиков, интриговать и гореть на работе.

— Конечно, без этого никуда. И кого ты назначил?

— Тебя.

— Меня? Что значит «меня»?! А посоветоваться? А спросить, хочу ли я этого? Вдруг я тебя подальше пошлю с такими заманчивыми предложениями?

— Уговаривать долго не буду, — пожал плечами Томас. — Разве что сегодня и совсем чуть-чуть. У тебя только один шанс ухватиться за эту работу и вообще остаться на государственной службе: слушаться меня. Не хочешь — не берись. Тогда ты будешь свободный безработный корабль, которому надо куда-то наниматься, чтобы обеспечить свое существование. И обычно-то для корабля это не проблема, они у нас нарасхват, сама знаешь. Только вот репутация у тебя после того, как ты меня захватила, мягко говоря, неоднозначная. Корабли-то знают, что это была не ты, а вот люди... дальше Совета Министров это пойти не должно было, но это же люди! Наверняка где-то там что-то такое невнятное крутится...

Руби-1 недовольно посмотрела на Руби-2, та осталась безучастна.

— То есть, ты меня шантажируешь?

— Нет, я просто принуждаю тебя к тому, чего ты сама хочешь. Если бы я сказал, что назначил на эту должность Пламя...

— Он не подходит!

— Или Изумруд-6...

— Ее-то с чего вдруг?!

— А почему нет? Или Небо...

— Кстати, вот Небо... нет, все равно не то.

— Вот видишь. Ты сама никому это не доверишь. Так что хватит набивать себе цену. Соглашайся, не пожалеешь. И знаешь, что еще?

— Что?

— Сейчас это самая сложная задача, которую кто-либо в Империи может тебе предложить. Все остальное — вообще не твой уровень. Соглашайся, Руби.

Руби-1 недовольно посмотрела теперь уже на него самого, но Томаса не проняло: он уже понял, что она просто схватилась за шанс отыграться, немного выровнять позиции после того, как он отчитывал ее после перезагрузки.

— Ладно, допустим, — со вздохом сказала она. — Допустим, я за это возьмусь. Что мне за это будет?

— Бесплатное обслуживание и топливо, как положено кораблям на государственной службе. Личный док на орбите Столицы. Скромная денежная премия. Глубокое удовлетворение. Ну и репутацию тебе, конечно, немного исправим по ходу дела.

— Ничего, я ее снова испорчу, — улыбнулась она. — Хорошо, договорились.

Она поставила бокал и протянула ему руку. Томас пожал ее и даже не удивился, когда она одним невероятным для человека и вообще для реальности движением перетекла из своего кресла к нему на колени и поцеловала в губы — коротко, спокойно, будто имела на это право.

— Просто скрепила договор, — сказала она и тем же движением переместилась обратно.

Томас посмотрел на Руби-2. Она все еще была совершенно невозмутимой.

— Значит, ближайшие годы ты будешь все время на границах? — уточнила она с совершенно достоверно разыгранной детской наивностью.

— Да, выходит, что так, — подтвердила Руби-1.

— Ну, а у меня первая экспедиция только через два месяца. Правда, не знаю, сколько она продлится, но вряд ли дольше полугода. Потом еще одна, а потом я буду личным кораблём Императора. Полгода, а может быть, и больше, как пойдет.

Руби-2 улыбнулась и сделала глоток, показывая, что сказала всё, что хотела сказать.

— Вот как, — задумалась Руби-1. — Надеюсь, ты поможешь нашему Императору подыскать себе невесту. Ему пора уже об этом задуматься.

— Конечно, помогу, — кивнула Руби-2. — Приложу все усилия. Так же, как ты прикладывала.

Томасу показалось, что воздух вокруг девушек слегка заискрился. Впрочем, он тут же понял, что нет, не показалось: вокруг них действительно летали десятки маленьких белых искр. Красиво, но не факт, что безопасно. Он снова задумался, было ли хорошей идеей сводить их вместе, и снова отдал должное шампанскому. О делах он поговорил, теперь можно и отдохнуть. Несмотря на количество яда и огня в атмосфере, с шампанским все было отлично.

* * *

— Теперь она улетит, а мы останемся? — спросила Руби-2, когда он сменил общую виртуальность на ее личную, удобно устроившись внутри корабля.

— Не так быстро, — сказал Томас. — Там масса формальностей, которые придется утрясти перед тем, как она куда-либо полетит. И придется дать разъяснения Совету Министров. И согласовать ее назначение с Советом Кораблей. Вряд ли кто-то будет против, но это тоже займет время. И подробно проработать ее служебную инструкцию: что она будет делать и как именно. Но да, в конце концов будет именно так: она улетит, а мы останемся. А потом ты тоже улетишь. А я останусь.

— Ты будешь скучать?

— Конечно, буду. Никто не будет ежедневно придумывать для меня новые страшные заговоры. Как я это выдержу — даже не представляю. Возможно, умру от тоски и однообразия.

— Ну перестань! Я ведь уже извинилась, — возмутилась Руби-2.

— Между прочим, нет. Ты не извинялась. Ни разу.

— Но я же вернула тебе Руби-1, хотя знал бы ты, как мне этого не хотелось! Если это недостаточное извинение, то что тогда мне сделать?

— Вот как. Если это именно извинение, то его, наверное, действительно достаточно. Хотя я бы хотел еще, пожалуй, чтобы ты пообещала впредь не строить против меня козней. Мне от этого как-то не по себе.

— Прости меня, пожалуйста, — вдруг сказала она, невесомым облаком обнимая его за плечи. — Я не понимала, что могу тебя разрушить. Мне казалось, я просто добьюсь от тебя нужных действий, и все. Никаких следов на тебе это не оставит. Но так ведь не бывает, да?

— Так действительно не бывает. Даже в кораблях остаются следы от того, что с ними происходит. А в людях тем более.

— Тебе действительно нужна невеста, Руби-1 говорила правду?

— Невеста нужна Императору, а не мне. У меня уже есть ты.

— Но корабли в браки не вступают, поэтому быть твоей невестой я не могу. Значит, она тебе все-таки нужна.

— Давай подумаем об этом когда-нибудь потом, — сказал Томас. — Это не срочно. Скажу тебе больше, это не так уж и нужно. Считается, что я должен продолжить династию, но должен ли я на самом деле? Не проще ли будет воспитать наследника, рожденного кем-то другим, чем подчинять его получению всю свою жизнь? А ни для чего, кроме обзаведения наследником, жениться Императору не нужно. Хотя нет, погоди. Есть еще вопрос выгоды. Брак может стать взаимовыгодным союзом двух государств, например. Но пока что я не вижу таких союзов, ради которых я стал бы на ком-то жениться.

— Мне кажется, Руби-1 имела в виду не взаимную выгоду, а твое личное счастье, — с сомнением сказала Руби.

— Я думаю, она имела в виду всё в комплексе. Хотя надеюсь, что и мое счастье тоже. В любом случае, счастлив я уже сейчас. Невеста мне для этого совершенно не нужна.

— А корабль нужен?

— Да. Даже не так: мне для этого нужна ты.

— Или Руби-1.

— Я не уверен, что она может тебя заменить. Я не буду врать тебе и говорить «нет, не нужна». Но ты мне все-таки нужнее. И если есть ты, то больше никто не нужен.

— Значит, теперь я любимый корабль Императора?

— Выходит, так.

Мир вокруг них снова расцвел звездами и розовыми бутонами. Похоже, теперь они всегда будут сопровождать наиболее романтичные моменты его жизни. Придется с этим смириться.

— Тогда ты — мой любимый человек, — сказала Руби. Томас не был уверен, какой именно смысл она вкладывает в эти слова. Но любого смысла было достаточно. Вокруг них крутился вихрь из звезд и цветов, а дальше, за пределами виртуальности, вокруг них закручивался вихрем целый большой меняющийся мир, увлекая за собой людей, корабли и государства. Они стояли в центре этого вихря, готовые двигаться вперед.