Новое Начало – Альтернатива. Часть II – Наследники Зодчих Теней (гет)

Вечером вторника в их военно-полевом общежитии было довольно тихо. Не гремели железом рыжие близнецы, Норт не расшибал своей палицей толстенные деревянные чурбаки в человеческий рост, а Гарри с Рен не устраивали очередные тренировочные бои, смотреть на которые сбегались все, включая Добби, ибо то, что устраивали эти двое, когда расходились не на шутку, пропустить было решительно невозможно.

Просто Гарри, как бывало уже много раз до этого, отправился куда-то «по делам». Что именно представляют собой эти «дела», он никогда не говорил, сообщая в своем излюбленном стиле, что рано или поздно все всё узнают.

И Гермиона, помня о разговоре с Гарри, решила воспользоваться случаем и отправилась искать Рен. Собственно, и искать ее долго не пришлось — гаррина «правая рука» сидела на самой высокой точке окрестностей, а именно — на крыше.

Девушка по приставной лестнице забралась на пологий скат из коричневой черепицы, и уселась рядом с Рен, задумчиво смотрящей вдаль, где виднелись переливающиеся огни большого города.

— Скучаешь? — спросила она чуть погодя.

— А? Что? — вынырнула из мыслей Рен. — Нет, просто сижу...

— Я заметила, что когда Гарри бывает в отлучке, и не берет тебя с собой, ты всегда сидишь на крыше.

— Когда его здесь нет, я не должна забывать про безопасность, а тут — самый удобный наблюдательный пункт. Да и просто хорошо — тихо и спокойно.

— А мне показалось, что ты грустишь, когда остаешься одна.

— Я чувствую себя неуютно, когда не знаю, где го... Гарри.

— Не беспокойся, он скоро вернется. — Гермиона пододвинулась ближе и скрестила ноги по-турецки. — А пока можно с тобой просто поговорить? О Даймоне и вообще... А, Рен?

Собеседница Грейнджер прикрыла глаза и, чуть помедлив, произнесла:

— Аэрен.

— Что? — не поняла Гермиона.

— Это мое полное имя — Аэрен. До того, как в детстве Владыка призвал меня, я носила имя Аэрен-Ито-Нисс-Кай. Моя семья была не особо благородных кровей. И хотя я покинула родной дом, когда мне пошел всего девятый год, я все неплохо помню. Отец, простой чиновник среднего ранга, тихая мать, заботящаяся о младших братьях... Никто и представить не мог, что я по каким-то признакам подойду посланникам Повелителя, но когда это все же произошло... Мои родители очень гордились мной. А уж авторитет нашей семьи, да и города вообще, поднялся на недосягаемую высоту.

— И им было не жаль ради этого фактически потерять свою родную дочь? Отдать еще совсем ребенка чужим людям, которые вдобавок еще и сотворят с ним неизвестно что?

— Жаль? — брови Рен удивленно приподнялись. — Это же была величайшая честь и почет. Гермиона, я читала те книги о магах и о магглах, что ты давала мне. Я прочла их все. То, что произошло со мной, было все равно, как если бы к семье вашего мира, истинно верующей в Бога, с неба спустились ангелы и сообщили, что их ребенок избран еще при жизни служить их Господу в небесных чертогах. Полагаешь, они бы отказались?

— Думаю, что нет, — ответила Грейнджер, поморщившись.

— К тому же, я потом изредка наведывалась в родной дом. Но все было уже как-то по-другому… Мои родители… Они уже видели во мне в первую очередь не дочь, а именно длань Владыки. Смотреть, как родные мать и отец кланяются тебе до земли, было очень странно. Хотя и я тоже... Я помнила их, была им благодарна, как родителям, но все это было как-то приглушенно, словно по инерции... Лишь подросшие младшие братья относились ко мне, как и раньше.

Даже нет, с еще большим восторгом и обожанием... Старшая сестренка Аэрен, могучий Коготь Повелителя, всегда приносящая сладости и подарки... Видела бы ты, как они радовались…

Глаза Рен потемнели, как будто она слово за словом, как шаг за шагом, возвращалась назад, в свое прошлое, во время, отстоящее от нынешнего на целые тысячи лет.

— Но то, что с тобой сделали в Эрц-Хаоре... Тебя еще маленькой выдернули из обычной жизни и жестоко перекроили на новый лад. — Грейнджер тряхнула волосами. — Извини за прямоту, но мне интересно — ты вообще можешь отличить, где именно твои чувства, а где — вложенные твоим создателем?

Рен, ничуть не обидевшись, ответила:

— А какая сейчас разница — они все теперь мои. Но я абсолютно не жалею об этом, так даже лучше, поверь.

— Лучше — быть подчиненной, полностью зависимой, повязанной искусственной волей? Лучше, чем быть простым, свободным человеком?

— А почему это должно быть плохо? — чуть удивленно ответила Рен вопросом на вопрос. — Все эти простые, как ты говоришь, люди, такие странные. Ищут смысл жизни и свое место в ней, мучаются и терзаются, не находя его для себя. Некоторые даже впадают из-за этого в депрессию и кончают с собой. Но мой смысл и место в жизни — рядом с господином, на шаг позади него. Если у меня есть это — все остальное не имеет никакого значения. Все просто, верно? Гораздо проще и меньше, чем надо любому человеку для того, чтобы быть счастливым и уверенным в завтрашнем дне. Так объясни, почему я должна быть недовольна?

Тебе не нужно думать слишком много, ты просто знаешь и умеешь. Ты сильна, как никто другой, и у тебя есть наилучшая точка приложения этой силы — служба своему господину, простершему закон и порядок на всю свою огромную империю, которая существует в том числе благодаря и тебе. И ты не окончишь свои дни под ножом лекаря или в старости и болезнях, дожив до возраста, когда уже не сможешь контролировать свой мочевой пузырь, как большинство «простых» людей. Наоборот — нить твоих дней оборвется в апогее, и ты уйдешь во тьму, защитив того, кому обязана всем. Или захватив с собой как можно больше врагов. И жизнь твоя закончится так же прекрасно, как и протекала — на руках у твоего господина, который будет гладить тебя по голове и не отпустит до самого конца.

— На руках? — недоверчиво переспросила Гермиона. — Судя по тому, что я уже знаю о Даймоне и Каэр-Ду, он вряд ли был способен на такое...

— Ты ошибаешься. Когда я в последний раз видела Владыку, он нес на руках тело моей первой сестры — Л`ларк-Шиан-Эр. — Рен по-прежнему говорила негромко, положив подбородок на подтянутые к груди колени, глядя не на Гермиону, а на начавшую темнеть кромку горизонта над лесом. — Но даже если его и не будет рядом, чтобы проводить тебя, ты умрешь с осознанием, что сделала все, что должна. И если ты не способна понять величие такой жизни, Гермиона, то извини, но я могу тебя только пожалеть.

«А ведь она искренне верит в то, что говорит. Да и если вдуматься, это не просто слова — один раз она уже умирала, хоть и не до конца. И я не могу сказать, что она так уж во всем ошибается, тут у каждого своя правда, — подумала основательно сбитая с толку Грейнджер. — И спрашивать ее сейчас о сожженных городах бессмысленно: она спокойно подтвердит, что так оно и было. И не увидит в этом ничего предосудительного: Владыка отдал приказ, а её дело — привести его в исполнение. Убивает не меч — убивает держащий его человек, а меч лишь следует своему предназначению, живет битвой и умирает в яркой вспышке скрестившихся клинков.

Да, Гарри опять понял это первым — Рен действительно целиком и полностью живет той жизнью, для которой была предназначена. И предлагать ей свободу все равно, что предлагать русалкам выйти на берег подышать свежим воздухом...»

— И о свободе... — продолжила Рен, словно прочитав ее мысли. — Как ты думаешь, кто более свободен — я, живущая волей одного-единственного господина, или, например, ты полгода назад? Ведь Гарри много мне рассказывал о вашей жизни до того, как все это началось...

Вы учились в школе, где над вами стояли многие учителя и директор, и все эти люди определяли, когда вам есть, спать или гулять. Что учить, а чего не следует знать. А ведь это самая настоящая несвобода, правда, в данном случае — дозированная и необходимая. Но и дальше бы продолжалось все то же самое. Продолжили бы вы учиться или пошли бы служить или трудиться, вы бы всегда зависели от все большего и большего числа посторонних людей, от самого общества и от обязанностей, связанных с жизнью в нём. И это ты называешь свободой «простых людей»? Нет, я не считаю такую жизнь чем-то зазорным, но, живя так, утверждать что ты, якобы, свободен...

И Рен недоуменно фыркнула.

— Но сейчас я... — попыталась возразить слегка опешившая Гермиона, но Рен ей не дала этого сделать:

— Вот именно — сейчас. Сейчас ты уже выпала из привычной схемы жизни «простых» людей, ты изменилась, по сути, встав над ней. Но и это еще не все… Вот скажи, кому ты сейчас обязана жизнью, кроме родителей?

— Гарри, — ответила Грейнджер, еще не понимая, куда клонит собеседница.

— Верно. За кем ты сейчас идешь, подчиняясь если не с радостью, то хотя бы с четким чувством уверенности, что поступаешь правильно?

— За Гарри.

— Тоже верно. — Рен говорила, глядя прямо перед собой. — А кто заново открыл для тебя этот мир, да и не только этот?

— Ну, тоже Гарри, — отвечая на вопросы, Гермиона отчетливо чувствовала, что ее загоняют в какую-то логическую ловушку, но сделать против простых и ясных вопросов ничего не могла.

— И последнее. Если понадобится, ты закроешь, спасешь его, даже не зная, выживешь ли сама?

— Я... Наверное... Ох, да что я несу… Ну, конечно же! Он же уже дважды спасал мне жизнь!

Рен тихо рассмеялась, повернувшись, наконец, лицом к Гермионе:

— Ну и так ли сильно мы с тобой сейчас, по сути, отличаемся? Различие между нами лишь в том, что я уже давно не желаю себе никакой другой судьбы, а ты пытаешься цепляться за осколки прошлой жизни, которые все еще звенят у тебя в голове. Но к ней ты уже никогда не сможешь вернуться.

Ступив на дорогу Зодчих Теней, никто и никогда не уходил с нее сам — слишком много манящих путей открывает она для человека, обладающего внутренней силой. Спроси сама себя — неужели ты бы сейчас смогла отказаться от всего, что узнала, и того, что еще можешь узнать, ради возвращения в вашу школу, к магии вашего мира, ради той своей «свободы»?

У Гермионы невольно приоткрылся рот. Еще никто не заманивал ее в капкан логики ее же поступков и желаний так просто и непринужденно.

«Гарри, скотина ты эдакая, ты что, издевался, говоря, что Рен — девочка неглупая?! Да она же просто иезуит какой-то!» — не зная, что и сказать, подумала Грейнджер, в приступе бессильной злости раздувая ноздри.

Но тут же остыв, как бы признавая поражение, подняла ладони вверх и неуверенно улыбнулась.

— Прости, Рен, но я просто хотела знать... Услышать, как это видишь ты... Но ладно с ними, со свободой, мировоззрением. Мне интересно, а как вы вообще сосуществовали со своим Владыкой? Каэр-Ду и пятеро вас?

— Это было... — и Рен подняла голову к небу, опершись на выставленные назад руки. — Я уже говорила, это больше всего походило на служение Богу, но не духу, а божеству во плоти. Он создал всех нас, он знал наперед все наши помыслы и желания, понимал их, как никто другой. Эр-Кхан был для нас как отец для маленького ребенка, на которого тот смотрит, не доставая ему и до пояса: заслоняющим солнце, громадным, недосягаемым, всемогущим, порой суровым, даже жестким, но все же, по-своему, любящим. Отец, которого невозможно ослушаться, не потому что нельзя, а потому что не хочешь, потому что это причиняет боль, причем не телу, а душе. Потому что ОН будет тобой недоволен...

— Значит, как суровый отец? А я думала...

— Что?

— Ну, что он видел в вас и женщин тоже...

— Нет, что ты... — смешно сморщила нос Рен. — Ничего такого не было, это даже не приходило нам в голову. У Повелителя всегда были женщины, готовые с радостью разделить с ним ложе, а мы были рождены для другого.

— Выходит, ты со своими сестрами жили и дышали исключительно служением Владыке?

— Почему же? В конце концов, мы не были машинами в человеческом обличье. Если тебе интересно знать, то нам вовсе не возбранялось иметь личную жизнь, если она не мешала нашему долгу. Две моих старших сестры, Таана и Сибат, даже имели постоянных... ммм… молодых людей из свиты Эр-Кхана, с которыми часто проводили свободное время.

«Вот даже как? Но почему-то мне не хочется спрашивать, что бы было, прикажи им Владыка содрать живьем кожу со своих ухажеров... Хотя, Эр-Кхан при всей своей зачастую просто людоедской жестокости никогда не прибегал к жестокости излишней, так что вряд ли бы он потребовал подобного от своих «дочурок».

— А сестра Нао вообще сошлась с обыкновенным, даже не знатным юношей, который был старшим сыном начальника пограничной стражи в столице отдаленной провинции, у самого края пустыни Нэ-Гар. Занятная, вообще, вышла история...

Рен потянулась, уселась по-другому и начала рассказывать:

— Нао в тот раз послали расследовать некоторые подозрительные неясности, начавшие происходить в столице той провинции, и первым под подозрение попал именно начальник стражи. И в середине беседы сестры с подозреваемым, нарушив всяческий этикет, в разговор вмешался его старший сын, заявив, что если его невиновному отцу все же вынесут обвинительный приговор, то он берет тяжесть наказания на себя.

У нас такое было возможно — в определенных случаях близкий родственник мог «заменить» собой обвиняемого, и, хотя последний в таком случае оставался под весьма плотным надзором местных властей, жизнь и относительную свободу ему все-таки сохраняли. А у этого начальника стражи недавно умерла жена, осталось четверо детей, и если бы он лишился поста или был казнен...

Но Нао, третья из Шиан-Эр, достаточно быстро вычислила истинного виновника зреющей смуты, который, узнав о скором прибытии Когтя Повелителя, решил попытаться увести расследование в сторону и сделал все возможное, чтобы подставить вместо себя главу пограничной стражи. За свое преступление он получил бы десять лет каменоломен, а вот за все в совокупности, и особенно — за попытку оклеветать честного слугу Владыки, на главной площади города ему в глотку залили расплавленный металл.

Когда же сестра со своим отрядом отправилась в обратный путь, сын оправданного начальника ждал ее у выхода из города и преподнес ей громадный букет каэтов.

Глядя на вопросительно поднявшиеся брови Гермионы, Рен уточнила:

— Это цветы, похожие на ваши лилии. Где он раздобыл их практически на краю пустыни — одной Наэ-Хомад известно. Но на Нао это произвело впечатление.

— Ну, это, конечно, очень мило, но всего лишь букет...

— Ты просто не понимаешь ситуации. Это приближенные Повелителя, постоянно обитавшие в Эрц-Хаоре, относились к нам пусть и с должным уважением, но все-таки более-менее спокойно. А простые жители Даймона едва ли считали нас людьми: для них мы были почитаемыми небожителями, могучими дочерьми их вечного Повелителя, стоящими всего лишь на несколько ступеней ниже его.

И если в провинцию или город прибывала Коготь, для них это означало или великую милость Эр-Кхана, или его великий гнев. Нас по большей части боялись, причем настолько, что если народ узнавал, по чью виновную душу явился посланник, то нередко возникало стихийное восстание, и нас, входящих в город, уже встречали старейшины, предъявлявшие голову или тело этого человека. И умоляли повременить с решительными мерами.

Так что вмешательство в разговор Когтя ради спасения отца и подаренный ей «всего лишь букет», как простой девушке, для того юноши были нешуточным испытанием.

А еще надо было знать Нао. Она была довольно красива... с мужской точки зрения — лицо, фигура, длинные волосы... И всегда немного задирала нос, считая большинство мужчин… Бесхребетными, что ли… Так что поступок сына главы стражи... В общем, она, отчитавшись перед Владыкой о расследовании, в этот же день вернулась обратно в тот город. Как она сказала нам, «чтобы выяснить границы смелости этого парня».

Топазовые глаза Рен лукаво сощурились.

— И уж не знаю, где пролегли эти границы, но с тех пор, если Нао не было на задании Владыки или в Эрц-Хаоре, все знали, где ее искать.

— А ты, Рен? — полюбопытствовала Гермиона. — У тебя кто-нибудь был?

— Нет, — спокойно ответила девушка. — Для меня тогда существовали лишь познание собственной силы, Повелитель и служба ему. Все мы проходили через этот период, а я была еще очень юной слугой, а потом...

Рен замолчала.

Грейнджер, чтобы сменить тему и одновременно подобраться к самому интересующему ее моменту, задала вопрос:

— А Гарри? Как ты к нему относишься? Он теперь твой, кхм, господин? Он тоже для тебя как отец или там, старший брат? Очень старший?

И вот тут Рен смутилась, пусть и немного, но все же заметно — как будто Гермиона невзначай коснулась чего-то, что слегка беспокоило и ее саму.

— Гарри? Я... Он... Ну... Он вновь дал мне жизнь, победил в бою и вернул оружие для службы ему, и поэтому он мой полноправный господин, иначе сарран бы не признал его.

И Рен подцепила большим пальцем свой массивный металлический ошейник-украшение.

— А что это такое?

— Сарран? Это дополнительная предосторожность, предохранитель. Эр-Кхан не сомневался в нашей преданности, но все же допускал вариант, что при помощи какой-то неизвестной ему магии, Коготь все же смогут подчинить и заставить пойти наперекор его воле.

— И что тогда? Этот ошейник тебя убил бы?

— Нет, он просто не даст нарушить приказ господина. Настоящего господина. И все.

— А я уж подумала... Значит, Гарри все же твой хозяин?

— Да, безусловно. Но...

— Что? — и Гермиона подсела поближе; за легкой нерешительностью Рен явно что-то крылось.

— Гарри, он... Другой. Та дистанция, что отделяла нас от создателя... Ведь эти несколько шагов, что пролегали между нами и троном Владыки, по сути, были настолько большим расстоянием, что даже не поддавалось исчислению. Эр-Кхан был божеством не только для всего Даймона, но и для нас тоже, просто мы стояли у самого его престола. А Гарри... Он ближе, он теплый и живой, он добрый и относится ко мне, как... Я даже не знаю... Даже когда выяснилось, что я в вашем мире стала почти бесполезной, он не отверг меня, наоборот — начал убеждать, что я и в таком виде буду ему неоценимой помощницей.

«Ха. Да ты и безо всякой магии действуешь так, что на тебя боязно смотреть», — мелькнуло в мыслях Грейнджер.

— Так все это плохо?

— Не знаю... Нет, наверное... Но это непривычно, я начинаю чувствовать что-то, что никогда не ощущала в присутствии Эр-Кхана. Мне часто хочется просто быть рядом с Гарри, разговаривать с ним обо всем или даже просто молча смотреть, как он думает, читает, тренируется... А когда он уходит, то... Это не то привычное ощущение временного отсутствия господина — у меня возникает какое-то странное чувство... пустоты, как будто изнутри меня изъяли и унесли что-то очень важное.

Рен говорила чуть сбивчиво, но спокойно и честно пытаясь описать новые, незнакомые ей чувства.

«Ох, подружка, кажется, я догадываюсь, что означают такие симптомы...» — чуть не пробормотала вслух Гермиона, но Рен внезапно настороженно повернула голову.

Буквально через долю секунды задний двор осветился проблеском голубоватого света, раздался негромкий шелест сработавшего пространственного портала, и из-за угла вывернул знакомый силуэт с длинным предметом за спиной.

— Ну, как, у нас все спокойно? — спросил Поттер, заметив сидящих на крыше девушек и задрав голову. — Сообщений не поступало?

Он имел в виду ящик входящих сообщений от сети агентов господина по кличке Бритва Вэнс, чьи люди продолжали исправно поставлять им информацию.

— Нет, Гарри, все тихо, — ответила Грейнджер, украдкой покосившись на напарницу по сидению на крыше. И тут же получила новое подтверждение своим догадкам — спокойная, даже чуть меланхоличная Рен словно засветилась изнутри мягким, ровным светом.

«Ой-ой-ой... — мысленно покачала головой Гермиона. — Чем же все это закончится? И интересно, понимает ли Гарри, что он, возможно, сам того не желая, с ней делает? Что-то...»

— Что-то явно назревает... — Поттер невольно озвучил последнюю мысль Грейнджер, и подошел ближе к срезу крыши. — Мелкие нападения и рейды и так постепенно шли на спад, а тут за три дня — ни одного. Все это точно не к добру...

— И каков будет наш ход?

— Ну, полагаю, пришло время мне навестить милого, но сейчас сильно напуганного старичка Корнелиуса Фаджа, — приподняв очки, Гарри помассировал переносицу. — Иначе мы рискуем дождаться, что любезный министр попросту сделает ноги, кинув старушку-Англию на произвол судьбы, а для меня это крайне нежелательно. Все-таки довольно серьезные люди авансом снабжали нас сведениями в обмен на его благосостояние, а я не люблю оставаться в долгу. Тем более, что его официальная поддержка, пусть сейчас в большей степени символичная, немного облегчит мне следующий шаг.