От ненависти до... любви? (гет)

Ту июньскую ночь две тысячи девятого года, которая всё изменила в нашей жизни, я помню до мельчайших подробностей. Я проснулась, когда уже было за полночь. Чтобы не потревожить спящего мужа, я долго лежала, не двигаясь, — надеялась, что смогу снова заснуть. Однако сон упорно не шёл. Решив, что глоток свежего воздуха поможет мне, я тихонько встала, накинула халат и вышла из комнаты.

Выйдя на балкон, я оперлась на балюстраду и вдохнула полной грудью.

— Что-то забыла, Грейнджер? — неприветливый голос Драко позади меня раздался так неожиданно, что я вздрогнула. Малфой сидел в кресле со стаканом огневиски в руке. Очевидно, что-то случилось, раз Драко позволил себе налить алкоголь. Да и я уже не помнила, сколько времени он не разговаривал со мной так грубо.

— Не спится, — улыбнулась я, залезая с ногами во второе кресло. — А у тебя что случилось?

Драко скривился, но язвить по поводу того, что я лезу не в своё дело, не стал. Вместо этого он честно ответил:

— С женой поссорился. Составишь мне компанию? — приподнял он стакан. Я отказалась, и он продолжил: — Как знаешь. Твоё здоровье, Грейнджер.

— Воды я бы попила, — притворно расстроившись, вздохнула я. Я видела, что ему нужно поговорить — но гордость не позволяла попросить об этом. — Только палочку оставила в спальне.

Уголок рта Драко знакомо дёрнулся вниз — он понял мою уловку, но всё же через пару секунд передо мной появился стакан с водой, наколдованный Малфоем.

— Так почему ты поссорился с Асторией? — спросила я, сделав пару глотков.

— Неважно, — ответил Драко.

Допытываться я не стала.

— Расскажи, как дела в Хогвартсе, — попросила я. — Я так соскучилась по школе. Если бы ты только знал.

Приближались экзамены, и Драко, как обычно, проводил в школе больше времени. Именно это, как я подозревала, и стало причиной их размолвки с Асторией. Поначалу неохотно, но затем всё с большим воодушевлением, Малфой рассказывал о своих учениках. Главным образом, конечно, о своём факультете. Судя по его интонациям, он действительно нашёл своё призвание в преподавательской деятельности. И студенты, видимо, отвечали ему взаимностью. Иначе откуда в его глазах было столько блеска, когда он рассказывал о делах в школе? Случалось это, правда, не часто.

— Ты замёрзла? — спросил Драко, увидев, что я сжалась в кресле.

— Есть немного, — ответила я.

— Сейчас, — Драко взял палочку и направил её на меня, чтобы наложить согревающие чары. Я слегка распахнула халат, чтобы завернуться в него поплотнее, и в это время луна выглянула из-за тучи. — Что это? — спросил он.

— Что? — Я прекрасно поняла, что увидел Драко, и быстрым движением попыталась запахнуть халат.

Но Малфой оказался быстрее и не дал мне этого сделать. Протянув руку, он отодвинул ткань и с ужасом разглядывал мою грудную клетку, покрытую синяками различной степени давности. Временами Люциус не позволял мне сводить синяки; а если нам нужно было идти на какой-то приём, то он сам удалял их только с тех участков кожи, которые открывали мои наряды. Тогда был именно такой период. Я прикусила губу, когда Драко пальцем слегка скользнул по совсем свежему синяку. И тут же он резко отдёрнул руку и сжал её в кулак.

— Что он с тобой делает, Грейнджер? — выдохнул Драко. Очевидно, он не ожидал, что его отец может так обращаться со своей женой, кем бы она ни была.

— Ничего, — довольно грубо ответила я, поправляя халат.

— Что значит «ничего»? — закипел Драко. — Грейнджер, я даже не знаю, как...

— Оставь это, — строго сказала я. А затем продолжила уже мягче: — Он твой отец, Драко. Ты не имеешь права осуждать его. — После небольшой паузы я добавила: — И ты не поймёшь.

— Так объясни так, чтобы я понял! — с яростью сказал Малфой.

Я подняла на него глаза. Как объяснить ему, что шесть долгих лет я вновь и вновь переживала произошедшее в Малфой-мэноре в последний год войны? Как накладывала заглушающие заклинания на комнату старосты в Хогвартсе, а затем на квартиру, которую снимала в Лондоне, когда училась в Академии. Не помогало даже присутствие Джинни, которая готова была всю ночь сидеть возле меня, держа за руку, если мне приходилось останавливаться в Норе и делить на двоих комнату подруги. И на спальню в тех покоях, где я жила в первый год своего замужества, я тоже накладывала каждую ночь заглушающие чары, боясь, что Люциус меня услышит. И всего нескольких недель, проведённых в спальне Люциуса, оказалось достаточно, чтобы это изменилось. Нет, кошмары не исчезли окончательно. Даже сейчас, уже одиннадцать лет спустя, тот ужас порой возвращался ко мне во снах. Однако после брачной ночи в этих снах место Беллатрисы занимал Люциус, и, сама не понимая почему, я просто знала: ничего страшного не случится. Мне очень хотелось спросить мужа, не использовал ли он для этого какие-либо заклинания, но меня не покидал страх, что подобный разговор может привести к возвращению кошмаров, поэтому я молчала.

Поняв, что ответа он не дождётся, Драко, указав зажатым в руке стаканом на мою грудь, сказал:

— Даже для Малфоя это жестоко.

— Он не всегда бывает таким, — тихо ответила я.

— Ты понимаешь, что такие отношения могут плохо кончиться? Для тебя, разумеется.

— Понимаю.

— И не боишься?

— Боюсь, — так же тихо ответила я.

— Но не простишь себе, если покажешь свой страх. Истинная гриффиндорка! — презрительно сказал Драко.

После недолгого молчания он спросил:

— Чего ты не договорила, Грейнджер?

Я вопросительно посмотрела на него.

— Ты сказала, что боишься отца таким тоном, словно хотела что-то добавить. Боюсь, но...

— Но с ним я не боюсь всего остального мира, — не сразу ответила я. Не знаю, почему я ответила так, как будто не закончила фразу. И когда Драко спросил меня, я не знала, что мне сказать. Но слова вдруг сами пришли мне в голову, и внезапно я поняла, насколько верно они отражают моё отношение к Люциусу. Слова мужа о том, что никто не смеет прикасаться к тому, что принадлежит ему, обрели другой, более глубокий смысл. Никто не смел не только покушаться на его жену — никто, кроме него, не смел оскорблять её. Никто, кроме него, не смел унижать её. Включая членов семьи — именно поэтому Люциус с самого начала внешне выказывал мне уважение и никогда не унижал меня в присутствии наших детей. Наверное, я знала или чувствовала это с самого начала — что, причиняя мне страдания, он не позволит этого сделать кому-либо или чему-либо ещё. Драко непонимающе смотрел на меня, и я добавила: — Наверное, невероятно слышать это от меня, тем более что наш брак с самого начала является противостоянием друг другу, да?

— Верно, — отвернулся от меня Малфой.

Несколько минут прошло в молчании, а затем Драко спросил:

— Скажи, Грейнджер, неужели ты в самом деле позволила наложить на себя родовую печать?

— Я не хочу об этом говорить, Драко, — решительно ответила я и поднялась со своего кресла, собираясь уйти.

— И всё же, Грейнджер? На чём отец тебя подловил? — окликнул меня Малфой, и я застыла от неожиданности, приложив неимоверное усилие, чтобы подавить всхлип отчаянья. Драко подобрал самое верное слово для нашей с Люциусом сделки: подловил, именно подловил. Буквально за неделю до этого разговора с Драко я узнала, что когда Мелисса лежала в больнице после нападения на имение, Гарри попросил Люциуса помочь ей, и Люциус не отказал! Когда я пришла к мужу и пообещала выполнить всё, что он пожелает, зелье, которое помогло моей сестре, уже варилось в лаборатории Драко в Малфой-мэноре! А отчаянье на лице Гарри, которое, как я считала, было вызвано отказом Люциуса, на самом деле было вызвано тем, что мой друг пообещал моему мужу ничего не говорить мне про зелье, потому что Люциус не был уверен, что сможет помочь Мелиссе. Люциус просто воспользовался моей ошибкой и добился того, чего хотел. Подловил.

— Отец — ладно, — продолжал между тем Драко, — для него всегда власть значила больше всего на свете...

Неосознанно (наверное, сработало моё неизменное стремление к справедливости) я поправила его:

— Семья.

— Что, прости? — не понял меня Драко.

— Возможно, когда-то власть и значила для твоего отца больше всего, но сейчас для него больше всего на свете значит семья, неужели ты этого не видишь? — повернувшись, спросила я. — Сомневаюсь, что Люциус делал хотя бы половину того, что он делает, если бы у него не было семьи.

Драко ничего не ответил, только тихонько недоверчиво фыркнул, а я прошла в сторону двери.

— Когда я шла сюда, я проходила мимо ваших комнат, — обернувшись уже у самого выхода, сказала я, — и, кажется, слышала всхлипы. Думаю, Астория тоже переживает. Если ты извинишься перед ней, она простит.

— Почему это я должен извиняться? — возмутился Драко, и я весело рассмеялась. — Что я сказал смешного, Грейнджер? — недовольно спросил он.

— Не что, а как, — немного успокоившись, ответила я. — Ты мне сейчас так напомнил Рона. Малфой, ты мне все уши в своё время прожужжал, что твои предки были родом из Франции.

— И к чему ты это говоришь? — прищурившись, спросил Драко.

— К тому, что пора бы тебе вспомнить одну пословицу, которая бытует на земле твоих предков. — Драко непонимающе посмотрел на меня, и я пояснила: — Если женщина не права, перед ней нужно извиниться.

— Всезнайка, — беззлобно сказал он.

— Спокойной ночи, — улыбнувшись, попрощалась я.

— Спокойной ночи, Грейнджер, — ответил Малфой.

* * *

Когда я вернулась в спальню, Люциуса там не было. Под впечатлением от своего открытия я поймала себя на мысли, что не хочу ложиться без него. Мне нужно было засыпать рядом с ним — только так я чувствовала себя в безопасности.

Нашла я Люциуса сразу — он был в кабинете. Стоял возле стола и читал какое-то письмо.

— Тебе не спится? — спросила я.

Убрав письмо в верхний ящик стола (там, насколько я знала, он хранил особо важные документы), он велел мне подойти и спросил, куда я ходила.

— Заснуть не могла, — ответила я. — Вышла на балкон, чтобы подышать свежим воздухом. А там Драко. Они с Асторией поссорились. Ну, и мы поболтали немного. Люциус, что с тобой? — спросила я, увидев, что муж смотрит на меня каким-то странным взглядом. — Почему ты так на меня смотришь?

— Как? — спросил он, легко касаясь ладонью моей щеки, и на секунду я прикрыла глаза, наслаждаясь его прикосновением.

— Не знаю, — ответила я. — Как будто давно меня не видел. Или вообще видишь в первый раз.

Люциус усмехнулся. Притянув меня к себе, он поцеловал меня. Я думала, что у него возникло желание, и мне, как обычно, придётся удовлетворять его немедленно. Против его кабинета я, в общем-то, ничего не имела, но Люциус не наложил запирающие чары, и, хоть я и знала, что в это время там появиться никто не мог, всё же чувствовала себя немного скованно. Однако Люциус поднял меня на руки и вышел в коридор.

Когда-то он сказал мне, что в своём доме знает каждый поворот, каждую ступеньку и до любой двери может дойти с закрытыми глазами. Тогда я не поверила ему. Но поверила, когда он донёс меня до нашей спальни, не отрывая взгляда от моих глаз.

Я не знала, что произошло в ту ночь, но перемены в его поведении почувствовала сразу. Я уже говорила, что он был заботливым любовником. Однако его забота всегда была скорее заботой рачительного хозяина о своём имуществе. Чтобы вещь служила дольше, за ней нужно ухаживать — чтобы я не была холодна в постели, нужно, чтобы я тоже получала удовольствие. Так я всегда воспринимала его внимание. Но в ту ночь... В ту ночь всё было по-другому. Я впервые почувствовала, что он стремится доставить удовольствие сначала мне и только потом получить его сам.

Даже утро после первой брачной ночи не было столь чудесным, как то утро. Я проснулась, ощущая себя счастливейшим человеком. И, что было ещё удивительнее, я впервые проснулась раньше Люциуса. Аккуратно, чтобы не разбудить мужа, я села возле него на колени. В то утро я тоже как будто впервые увидела его и теперь смотрела на него с невесть откуда взявшейся нежностью. Но что самое странное — это чувство меня совсем не удивляло. Мне оно казалось таким же естественным, как то, что я дышу.

Увидев, что Люциус проснулся, я наклонилась и, обхватив ладонями его лицо, начала покрывать его лёгкими неторопливыми поцелуями.

— Чем заслужил такую честь? — спросил он, так же легко отвечая на мой поцелуй.

— Я хочу, чтобы ты знал, — ответила я, не отрываясь от своего занятия. — Мне было хорошо с тобой сегодня ночью. Ты даже не представляешь, как.

— Если ты мне скажешь, я попытаюсь представить, — поглаживая пальцами моё предплечье, усмехнулся Люциус.

От его слов я слегка смутилась:

— Если я скажу, то это будет глупость.

— Думаю, — ответил он, — это будет не первая глупость, которую я от тебя услышу.

Наклонившись, чтобы он не видел моего лица, я снова начала целовать его имежду поцелуями тихо произнесла:

— Наверное, именно это имеют в виду поэты, когда пишут, что соединяются не только тела, но и души.

Боясь услышать насмешку, я робко посмотрела на него. Но Люциус не смеялся. Притянув меня к себе, он жадно меня поцеловал. И я смогла убедиться, что прошедшая ночь не была сном или плодом моего воображения.

* * *

Обычно мы с Люциусом спускались к завтраку вместе. Но в то утро, когда мы уже собирались выйти из спальни, в окно постучала сова с почтой для мужа. Взглянув на письмо, он отпустил меня, сказав, что спустится через несколько минут.

Мне казалось, что радость, владевшая мной в то утро, словно окружала меня снаружи. По-видимому, так оно и было, потому что Астория, увидев меня, как-то особенно ласково улыбнулась. А Драко, поздоровавшись, вопросительно поднял брови. Однако в следующее мгновенье он посмотрел на Мелиссу, и на его лице появилось озабоченное выражение.

Во всём, что касалось моей сестры, мы с Драко понимали друг друга с полуслова.

— Что происходит? — спросила я. — Мелисса?

— Я думаю, что мне лучше начать привыкать жить в своём мире уже сейчас, — ответила она.

Наверное, возрождение Волдеморта не вызвало бы у меня большего потрясения, чем этот ответ моей сестры. О том, что это был уже не первый раз, когда она заговаривала о необходимости покинуть магический мир, я тогда ещё не знала.

— Принцесса, ты, конечно же, права, — сказал Драко, — но всё-таки хоть пару лет ещё не стоит этого делать.

— Объясни мне, — попытавшись скрыть растерянность и обиду, сказала я, — что случилось, что ты захотела всё изменить?

— Тебе плохо здесь из-за меня, — сказала Мелисса, и после её слов к моему горлу подступил комок. Маленькая моя сестрёнка! Она так хорошо всё чувствовала. Разумеется, подтвердить её догадку я не имела права.

— Кто тебе это сказал?! — воскликнула я.

— Никто. Я сама вижу, — ответила Мелисса.

— Ты не можешь видеть то, чего нет, — пытаясь успокоиться, сказала я.

— Но...

— Я сказала: нет. И больше мы на эту тему говорить не будем, — прекратила я спор. Наверное, общение с Малфоями не прошло для меня бесследно, потому что я стала замечать, что в моём голосе начинали появляться нотки, свойственные Люциусу, после которых никто не смел ему возражать.

— Что происходит? — спросил Люциус, входя в столовую. При его появлении все замолчали и направились к своим местам за столом.

— Мелисса считает, что раз ей всё равно предстоит жить в мире магглов, то будет лучше, если она начнёт это делать уже сейчас, — сев за стол, объяснил Драко. — Будет жить в пансионате, а на выходные и каникулы мы будем её забирать.

Люциус слегка наклонил голову, показывая, что понял. Эльф поставил перед ним тарелку. Но прежде чем приступить к завтраку, Люциус посмотрел на Мелиссу и спросил:

— То есть обучению в Хогвартсе вы предпочитаете маггловскую школу, я правильно понял, юная леди?