От ненависти до... любви? (гет)

«Одиннадцать лет бывает раз в жизни», — так любил говаривать Хагрид.

Одиннадцатилетие Фабиана Уизли, старшего сына Рональда Уизли, было столь же знаменательным событием, как и для любого другого ребёнка-волшебника. Поэтому отметить его решили с большим размахом, чем обычно.

Кроме многочисленной родни на праздник были приглашены и близкие друзья родителей. Собственно говоря, близких друзей у Рона и было-то всего двое — Гарри и я. И уж мы точно не могли отказаться прийти на день рождения его сына. Конечно же, с детьми.

Когда к вечеру двойняшки утомились, я велела Лонки забрать их в Малфой-мэнор, сама же, уступив настойчивым просьбам друзей, осталась в Норе ещё ненадолго.

Когда в комнате стало слишком жарко, я вышла на крыльцо глотнуть свежего воздуха и увидела Рона, сидевшего на ступеньках.

— Кажется, вот только недавно сын у тебя родился — скоро уже в Хогвартс поедет, — сказала я, усаживаясь рядом с ним. — Через пару лет и мои двойняшки отправятся в школу, и сын Гарри тоже.

— Верно, — как-то нехотя ответил Рон.

Его тон мне не понравился.

— Что случилось? — посмотрела я на друга.

— Ничего, — ответил он.

— Рональд, я тебя знаю. Рассказывай, что с тобой происходит, — потребовала я.

Сколько же раз потом я жалела об этом!

— Столько времени прошло, а я всё не могу перестать думать о том, что Фабиан должен был быть нашим с тобой сыном, — после недолгого молчания ответил он.

— Рон, не стоит говорить об этом, — попыталась я его остановить.

— Стоит, — упрямо продолжал Рон. — И возможно, и Хьюго с Розой, и Николас с Оливией тоже были бы нашими общими детьми. Если бы тогда я проявил чуть больше твёрдости и не поддался соблазну.

— Может быть, ты и прав, — после небольшой паузы ответила я ему, — а может быть, и нет. Ты знаешь, с некоторых пор я начала верить, что какие-то события в нашей жизни предопределены. Не все, но какая-то часть их. И жизнь, даже если всё, на первый взгляд, и складывается плохо, в конечном счёте делает так, как будет лучше для всех.

— Если следовать твоей логике, то родители Гарри погибли для того, чтобы он мог победить Волдеморта, — усмехнулся Рон.

— Звучит цинично, я понимаю. Однако если подумать, то, возможно, так оно и есть.

— И к чему ты это говоришь?

— К тому, что, может быть, ты сам понимал, что Лаванда будет для тебя гораздо лучшей женой, чем я. Поэтому и сделал шаг ей навстречу.

— Да, для себя я сделал так, как будет лучше, при этом обрёк тебя жить до конца жизни с человеком, который ненавидит всё, что ты собой воплощаешь, — с горечью заметил Рон. — В таком случае, жизнь делает так, как будет хорошо только для кого-то, а не для всех.

— Не говори так, — попыталась я его утешить. — Я уже не раз тебе говорила: ты не виноват в том, что случилось. Если мне суждено было стать женой Люциуса, то это случилось бы, с тобой или без тебя. И к тому же... — немного помолчав, решилась я. — Знаешь, если бы сейчас мне дали возможность выбирать человека, с которым я хотела бы провести остаток своих дней — я выбрала бы Люциуса.

Рон в изумлении повернулся ко мне.

— Ты не можешь говорить это серьёзно! — воскликнул он, чуть повысив голос. — Это не может быть правдой, — с каким-то отчаяньем добавил он, схватив меня за плечи.

— Почему не могу? — спросила я. — В кругу семьи он становится другим, а я — член его семьи. Рон, не нужно! — воскликнула я, слишком поздно поняв, что собирается сделать мой друг, и не успела его остановить.

Притянув меня к себе, Рон приник к моим губам — и в следующую секунду отпрянул, прижимая руку ко рту.

— Что это? — спросил он, растирая губы в попытке унять боль.

— Родовая печать, — едва сдерживая слёзы, ответила я и встала. — Что ты наделал, Рон!

— Да как он посмел?! — вскочив, крикнул Рон. — Господи, как ты на это могла согласиться?!

— Так было нужно. Мне пора домой. Попрощайся за меня со всеми, — сказала я и аппарировала.

* * *

Оказавшись за воротами Малфой-мэнора, я бросилась к дому и побежала так быстро, как это было возможно, потому что незадолго до этого прошёл снегопад, и я то и дело проваливалась в снег. Как ни странно, я не боялась, что Люциус снова использует магическую татуировку. Тогда я совсем не думала об этом. Я боялась другого — что случившееся встанет между нами и тот хрупкий мир, который мы выстраивали на протяжении пяти лет, будет разрушен. И ещё я вдруг отчётливо поняла, что не переживу, если Люциус будет сомневаться во мне. Если будет считать, что для меня кто-то значит больше, чем он.

В гостиной были только Драко и Астория.

— Где Люциус? — остановившись на пороге, спросила я.

— Только что поднялся к себе, — ответил Малфой. — Грейнджер, что случилось? Отец так поспешно попрощался. Грейнджер!

Но я его уже не слышала. Бегом я поднялась по лестнице. В нашей гостиной его не было. Открыв дверь в спальню, я замерла. Люциус сидел в кресле возле камина, спиной ко мне.

— Люциус, — позвала я его, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я... Мне нужно...

— Кто он? — прямо спросил Люциус.

— Рон, — ответила я.

Он ничего не сказал и даже не повернулся в мою сторону.

Обойдя кресло, в котором он сидел, я опустилась перед ним на пол. Его глаза были закрыты, а лицо, как обычно, бесстрастно.

— Мне нужно тебе сказать, объяснить, — сбивчиво начала я. Я сама не знала, что хотела сказать ему. Я готова была к вспышке гнева, к тому, что, едва войдя в комнату, упаду на пол, крича от боли. Но к этому молчанию я готова не была. — Люциус, — снова позвала я, кладя ладонь на его руку.

Тут же Люциус открыл глаза и посмотрел на меня ледяным взглядом.

— Убери руки. И не смей прикасаться ко мне, грязнокровка, — сказал он. Стряхнув мою руку, он встал и вышел из комнаты.

* * *

Когда я на следующее утро проснулась, Люциуса в спальне уже не было. Лёжа в постели, я попыталась восстановить в памяти события прошлого вечера.

Оскорбление, брошенное мужем перед тем, как он вышел из комнаты, на какое-то время как будто парализовало меня. Затем меня начала сотрясать мелкая дрожь. Пытаясь её унять, я обняла себя руками и легла на пол, ничего не видя перед собой. Я не знала, сколько прошло времени, прежде чем возле меня начала хлопотать Лонки. Она переместила меня на постель, переодела, а затем, проявив немыслимую смелость, тихонько начала гладить мою руку, уговаривая уснуть. Под её монотонное бормотание я уснула и не слышала, как в постель лёг Люциус. Не слышала я и то, как он встал утром.

Вскоре после того, как я проснулась, появилась Лонки и спросила, хочу ли я завтракать. Когда я согласилась, она исчезла и через несколько секунд появилась снова и поставила передо мной поднос с едой.

— Спасибо, Лонки, — поблагодарила я её. — И спасибо за то, что вчера позаботилась обо мне.

— Это мой долг, госпожа, — пискнула смущённая эльфийка. — Лонки обязана заботиться о своей хозяйке.

— Да, конечно, — рассеянно ответила я. — Я не о том, что ты помогла мне переодеться и уложила в постель. Спасибо, что поддержала меня. Мне это было очень важно. И не смей себя наказывать, — строго добавила я. — Ты всё сделала правильно. Завтрак я проспала, да?

— Да, госпожа, — ответила Лонки. — Хозяин Драко уже покинул поместье. Хозяин Люциус в своём кабинете, а хозяйка Астория с маленькими господами.

— Хорошо, — кивнула я. — Обо мне кто-нибудь спрашивал из хозяев?

— Мистер Драко спросил, почему хозяйки Гермионы нет, и хозяин Люциус ответил, что госпожа себя плохо чувствует.

«Что ж, — усмехнулась я про себя, — он даже не солгал».

— Я действительно плохо себя чувствую, Лонки, — сказала я вслух. — Присмотри сегодня за детьми, хорошо? Если что-то понадобится, скажешь мне. Если нет — то я приду к ним, как только буду чувствовать себя лучше.

Эльфийка закивала, и в это время в окно постучала сова. Велев Лонки впустить птицу, я отпустила служанку.

Письмо было от Рона. Я прочла его всего один раз, но оно настолько врезалось мне в память, что я до сих пор могу почти дословно воспроизвести его:

«Гермиона!

Я всю ночь думал о том, что произошло, и о том, что ты сказала мне.

Наверное, ты права, и я зря потратил столько лет, отчаянно надеясь, что всё каким-то образом изменится и мы всё-таки будем вместе.

Именно эта отчаянная надежда не позволяла мне увидеть, что всё уже давно изменилось, что ты уже давно перестала быть моей Гермионой, той, которая собиралась стать моей женой.

Наверное, ты права и в том, что я подсознательно понимал, что с Лавандой мне будет намного комфортнее, чем с тобой. Прости, если эти мои слова звучат как упрёк. Это совсем не так. Я просто хочу сказать, что ты, наверное, всегда была моей мечтой, к которой я стремился. Ещё в детстве. Когда же ты стала моей невестой, я считал, что моя мечта наконец-то сбылась.

Я понимаю, что я сам разрушил наше будущее. Я не оправдываюсь.

Возможно, ты права, и тебе действительно было суждено стать женой Малфоя. Возможно, руна появилась бы и тогда, когда меня не было бы рядом. Однако избавиться от чувства, что это из-за меня ты увидела знак, увы, я не могу, сколько бы ты не пыталась разубедить меня в этом.

Чем больше я думаю, тем яснее мне становится, что все эти годы я пытался не потерять тебя — ту, которая была моей любимой девушкой. И я отказывался даже думать о том, что ты можешь не хотеть того же, чего хочу я. Что ты можешь перестать надеяться когда-нибудь быть со мной.

Это стало моей навязчивой идеей, и я не заметил, что ты, как всегда, нашла лучшее решение проблемы. Не в силах что-то изменить, ты просто стала жить дальше, строя свою жизнь с тем, кого предназначила тебе судьба.

Конечно, трудно было бы сыскать менее подходящего для тебя мужа. Но раз ты сказала, что, прожив с ним не один год, сознательно выбрала бы только его — значит, он действительно лучшая партия для тебя.

И получается, что ты была права, и жизнь действительно делает так, как будет лучше для нас, даже если мы этого не признаём.

Я сожалею о том, что произошло вчера. Если бы я знал, что на тебя наложены родовые заклинания, я никогда не сказал и не сделал бы того, что сказал и сделал вчера. Хотя тогда я, скорее всего, всё так же продолжал бы мечтать о несбыточном. Видимо, это ещё одно подтверждение твоих слов, что жизнь делает так, как будет лучше для нас, хоть и не всегда так, как нам того хотелось бы.

В некотором роде это звучит как насмешка, поэтому я очень надеюсь, что твой муж сумеет понять и простить. Хотя тебя он должен просто понять — прощать тебя ему не за что. Всё, что произошло — это только моя вина. Не твоя. Если будет нужно, я готов говорить ему это столько, сколько будет нужно, чтобы он поверил. Зная его, могу уверенно утверждать, что он вряд ли поверит словам, что у нас ничего не было. Мне правда очень жаль, что так получилось. Стыдно сказать, но я боюсь, что если начну говорить ему о твоей невиновности, тебе будет ещё хуже. Поэтому если всё-таки нужна будет моя помощь — ты только скажи мне об этом. И не считай меня трусом из-за этого, пожалуйста.

Единственное, чего я так и не могу понять — как ты решилась разрешить применить к себе родовую магию? Предполагаю, что ты была в безвыходном положении. И даже предполагаю, в каком именно. И если я прав — то, по крайней мере, он заключил с тобой честную сделку. Жизнь Мелиссы — единственное, что он мог бы предложить за возможность поставить тебе своё клеймо. Понимаю, что звучит жестоко. Но только это даёт мне сейчас силы не отчаиваться от мысли, что я не сумел защитить тебя. Можешь не переживать, Гарри я ничего не расскажу. Впрочем, как и ещё кому-то. Я не вправе рассказывать о таком.

Прости, что доставил тебе неприятности. Если бы я мог изменить всё, я сделал бы это, не задумываясь.

И надеюсь, произошедшее не встанет между нами стеной. Много лет назад ты сказала мне, что нашу дружбу ты потерять не хочешь несмотря ни на что. Так вот, сейчас я говорю тебе, что не хочу потерять нашу дружбу несмотря ни на что. Надеюсь, что мой поступок не разрушил всё до основания.

Думаю, лучше будет, если ты уничтожишь письмо. Не хочу, чтобы из-за него у тебя были ещё неприятности.

С любовью

Рон».

Письмо было необычайно длинным и необычайно... глубокомысленным для Рона. По всей видимости, он не раз переписывал его, чтобы написать всё, что хотел мне сказать. Я сожгла письмо, как того хотел мой друг. А когда пергамент превратился в кучку пепла, я свернулась на постели калачиком и зарыдала.