Delicate - Нежность (гет)

Следующим утром я просыпаюсь около одиннадцати. Это рано, если вспомнить, что мы легли спать только в половине пятого утра. Сначала я думаю, что прошлая ночь — всего лишь сон. Как все может измениться от «безумно сложно» до «совершенно идеально» всего за один день? Ну, может не совсем «совершенно идеально», но очень рядом.

Я девушка Скорпиуса Малфоя.

Никогда не думала, что произнесу это. Когда папа сказал мне в мой первый день первого курса, чтобы я «не приближалась слишком близко к тому белобрысому», я подумала: «Вот еще!». Тогда Скорпиус был тощим клоном Драко с острым лицом и был немного похож на крысу. Да он и был таким следующие несколько лет, пока на четвертом курсе не начал внезапно встречаться с девчонками. Это стало в некоторой степени шоком — ведь ему было всего лишь четырнадцать. Но лицо уже не казалось таким заостренным… а наоборот, приобрело совершенные черты. Он стал меньше похож на отца, и гораздо больше на мать. Ну, думаю, он, и правда, больше похож на мать всем, кроме волос: ведь его мама жгучая брюнетка, а Скорпиус платиновый блондин. А затем он резко вырос, и стал совершенно другим человеком, совсем не тем, от которого папа мне настоятельно советовал держаться подальше.

И теперь я его девушка.

Решив, что я слишком счастлива, чтобы продолжать и дальше валяться в постели, я вылезаю из кровати и принимаю продолжительный горячий душ, размышляя о том, насколько идеальной стала моя жизнь. Я никогда больше не буду зацикливаться на негативе, не буду циничной, саркастичной, пессимистичной Розой Уизли. Теперь я официально люблю жизнь. Стакан наполовину полон, гиппогриф наполовину птица, Джеймс недоумок… а я влюблена!

И чтобы как-то отметить это событие, я громко пою «Я так взволнована», совершенно не беспокоясь о том, что могу перебудить весь дом. Они пили и танцевали так много, что я совершенно не ожидаю увидеть кого-нибудь из них раньше обеда.

После того, как я завершаю утренние процедуры — уверена, что использовала всю горячую воду в доме, — я выпрыгиваю (ну, вы знаете, как это у меня получается) из душа и одеваюсь. Лили все еще дрыхнет без задних ног, но это совершенно неудивительно, если учесть, что она пришла около шести утра, пробродив всю ночь по сельской местности с Лорканом. Мне не видно лица Дом, так как ее спутанная грива волос полностью его закрывает, но громкий храп говорит мне, что она по-прежнему крепко спит. Она пыталась провести Марка в комнату прошлой ночью, но дядя Билл застукал ее за этим занятием. Шрамы на лице придают ему гораздо более устрашающий вид, чем есть на самом деле, так что Марк не посмел прокрасться в нашу спальню после того, как Билл ушел, к вящему разочарованию Дом.

Я тихо покидаю спальню, и пока пытаюсь как можно тише закрыть нашу дверь, дверь в комнату Ала и Скорпиуса распахивается. Я замираю от волнения — вдруг это мой парень? — но потом разочарование захлестывает меня с головой, ведь на пороге стоит всего лишь мой глупый кузен. Мой глупый, страдающий от похмелья кузен.

— Утречка, Альбус! — ухмыляюсь я ему. Он без очков, поэтому подслеповато прищуривается, чтобы разглядеть меня, и проводит рукой по очень грязным волосам. И выглядит он хуже некуда.

— Рыжая, — в отместку он использует мое прозвище.

— Где твои очки?

Он поднимает их вверх — и они распадаются на две половинки.

— Как тебя угораздило? — издеваюсь я.

— Уснул в них, — ворчит он.

— Ну так почини их, — пожимаю я плечами. — Мы выучили чертово Репаро на первом курсе.

— Я не могу, — говорит он, — мне все еще шестнадцать, помнишь?

О да, совершенно забыла об этом.

— Конечно, ведь ты до сих пор ребенок, — покровительственно ухмыляюсь я и, вытянув палочку, чиню его очки.

— Спасибо, — благодарно ворчит он (или, по крайней мере, я воспринимаю его ворчание именно так), и мы идем вниз по лестнице, чтобы позавтракать.

Все же кто-то встал еще раньше нас: бабушка, мама, Джинни, Перси, Гарри и Флер, но большинство продолжают спать. Мама, пусть она и легла спать позже всех, выглядит хорошо. Перси же наоборот выглядит так, словно и глаз не сомкнул.

— … Честно! Ему уже сорок пять, когда же он вырастет? — хмурится дядя Перси, протирая очки рубашкой. — Знаешь, он просто как дядя Биллиус.

Он может говорить так только об одном человеке.

— Угомонись, Перси, — вздыхает Джинни, смотря на старшего брата. — Джордж просто пошутил.

— Пошутил? — кричит Перси. — Ты называешь шуткой — подложить мне в постель шесть мышей, а в карманы налить соус? Сомневаюсь, что Одри сможет оправиться от шока… И что-то я не слышал, чтобы кто-то смеялся!

— Я смеялся, — бормочет Гарри себе под нос, а мама делает вид, что ей что-то срочно надо найти в шкафу, чтобы Перси не увидел, как она хихикает.

— У него вечно шуточки, да? Знаешь, думаю, что он еще хуже, чем был дядя Биллиус, когда подмешал что-то в напитки!

Перси произносит «дядя Биллиус» таким тоном, словно это страшное оскорбление, но я прекрасно знаю, что Джордж будет даже рад, что его сравнили с дядей. Дядя Биллиус умер прежде, чем я родилась, но лицо папы всегда светится восхищением, когда он говорит о нем. «Он был душой компании», — так всегда говорит папа. И особенно гордится тем, что был назван в его честь.

— Доброе утро, дорогие, — приветствует нас с Алом бабушка Молли, заметив, как мы входим на кухню.

— Утречка, бабушка, — улыбаюсь я в ответ. И почему я не могу перестать улыбаться? Словно мои губы замерли в одном положении. Видимо, Джинни заметила мое состояние, потому что она заговорщицки улыбается мне. И я могу поспорить, что она уж точно знает причину моей улыбки. Ведь я протанцевала с этой «причиной» всю ночь! Ал падает на стул около стола и начинает кривиться при виде пищи, очень напоминая мне своего старшего брата.

— Ты рановато ушел вчера, — подозрительно произносит Джинни.

— Устал, — недовольно отвечает он. Серьезно, сходство между Альбусом и Джеймсом становится просто жутким. Видимо, Джинни тоже так считает.

— Альбус Северус Поттер, от тебя несет спиртным! — шипит она. — Ты напился?

— Не напивался я! — сердито протестует Альбус.

— Ал, сбавь тон, — предупреждает Гарри. О, Поттеры, пожалуйста, не разрушьте мое хорошее настроение.

— Разве вы не набросились на меня первыми! — грубо отзывается Ал. Да, это так. Он разозлил хорошего и доброго Гарри.

— Я начинаю, потому что люблю тебя и я твой отец! — шипит Гарри. — Я не возражаю, если ты выпьешь один или два…

— Или семь, — не могу промолчать я. За что и зарабатываю презрительный взгляд Альбуса.

— Но ты пришел сюда, как… как… как…

— Бабуин! — заканчивает Джинни за мужа.

— Точно! — продолжает Гарри. — Ты всем испортил настроение!

— Йох-хо! Что я слышу, мои родители ругают, и не меня?! — Джеймс появляется на кухне — к счастью, полностью одетым, — и счастливо улыбается. Джеймсу доставляет огромное удовольствие, что родители песочат Альбуса. — Золотой мальчик.

— Тонкий лед, Джеймс, очень тонкий лед, — спокойно предупреждаю я, ведь он даже не знает, когда остановиться. Ал молчит, и мы больше не говорим о его похмелье, но я знаю, когда Гарри с Джинни прибудут домой, у кого-то будет серьезная лекция о вреде детского алкоголизма.

Я помогаю маме убрать со стола после завтрака, и она, кажется, подозрительно посматривает на меня, мол, с чего бы это мне ей помогать. Не может девочка помочь убрать, не столкнувшись с чертовым инквизиторским допросом.

— Ты хочешь что-нибудь? — скептически спрашивает она.

— Нет!

— А может, да?

— Нет!

— Ты умираешь?

— Нет…

— Я умираю?

— Мама! — останавливаю я ее. — Никто не собирается умирать, просто я подумала, что тебе будет приятно, если я помогу!

Все, это последний раз в жизни, когда я пытаюсь сделать что-то хорошее.

Нет, ты положительная Роза, помнишь? Никакого цинизма.

— Ты все упаковала? — спрашивает мама. — Потому что мы будем выходить где-то через час-полтора…

— Конечно, я уже все собрала…

Это чистая ложь, но вряд ли мама заметила ее. На самом деле она замерла с тарелкой, которую протирала и уставилась на что-то позади меня. Я разворачиваюсь вокруг своей оси и вижу…

Папу.

И он сбрил бороду. И стал выглядеть лет на десять моложе, должна признать, и мама, похоже, тоже заметила произошедшие с ним перемены.

— Утречка, — нервно кашлянув, говорит папа.

— Скоро обед, — отзываюсь я. Щеки мамы отчаянно краснеют. Она отворачивается и начинает яростно протирать тарелку, едва ее не роняя. Она покраснела. И из-за кого? Из-за человека, за которым она была двадцать лет замужем, с которым делила комнату, и она краснеет. И угадайте, что? Папа тоже покраснел.

— Хорошо выглядишь без бороды, папа! — усмехаюсь я, просто, чтобы маме стало еще более неловко, ведь это так весело.

— Да, эм… спасибо, — бормочет он. — Собралась?

Чертовы родители с их чертовыми сборами. Я бросаю кухонное полотенце папе, показав, что он должен помочь маме мыть посуду, а не бедная и беременная я. И направляюсь к лестнице, чтобы начать собираться. По пути наверх я встречаю почти всех обитателей этого дома. Во-первых, мсье Делакур в коридоре счастливо мне улыбается и желает доброго утра, а ведь уже почти полдень. Потом Лили и Дом спускаются вниз по лестнице, одетые в пижамы и зевающие. Они едва заметили меня. После них мне попадается Рокси, а затем: Фред и Марк, дядя, тетя Анджелина и вся семья Скамандеров. И когда я наконец-то добираюсь до комнаты, в доме остается только один человек, которого я еще не видела, кроме молодоженов, конечно же.

— Привет.

Скорпиус выходит из своей спальни и потягивается, как и все остальные. Он направляется ко мне и обнимает меня, и это самые лучшие объятия с тех пор, как… ладно, с прошлой ночи.

— Уже полдень, — ухмыляюсь я. — Хорош ты спать.

— Знаю, — говорит он, и его лоб прорезает тонкая морщинка, а руки все так же крепко обнимают меня. — Некая девушка заставляла меня всю ночь танцевать.

— Она довольно необычная, — говорю я.

— Необычная, — отвечает он, — и немного самовлюбленная…

Я обрываю его.

— Такое ощущение, что разговор зашел о Малфоях!

— Уже собралась? — усмехается он.

— Что это со всеми, спрашиваете одно и то же? — вздыхаю я.

— Давай, помогу, — предлагает он, и направляет меня к дверям моей комнаты. Даже Дом с Лили уже упаковали свои вещи. А вот мои, похоже, разбросаны повсюду. Я даже затрудняюсь сказать, почему же их у меня так много, ведь мы тут всего пару дней.

Скорпиус собирает большинство моих вещей, ведь наклоняться для меня довольно проблематично. Мы просто болтаем ни о чем, и пусть я ничем не могу помочь, я чувствую, что это один из лучших моментов в моей жизни. Даже после того, как мы заканчиваем (вернее, Скорпиус заканчивает сборы), мы просто укладываемся на кровать и продолжаем болтать. Смотрите, моя жизнь прекрасна. Даже тот факт, что моего деда арестовали по подозрению в терроризме и то не может разрушить этого.

— О, я почти забыл… — Скорпиус достает небольшую коробочку, завернутую в фиолетовую бумага и протягивает мне.

— Что это?

— Это твой подарок на день рождения, — просто отвечает он. Ах, да, мой день рождения.

Я открываю коробочку, а там медальон на цепочке из белого золота. Посередине медальона прекрасный фиолетовый камень, и от его вида захватывает дух.

— Я просто подумал, что это… тебе оно понравится, — говорит он, запинаясь.

— Оно восхитительное, огромное тебе спасибо, — шепчу я ему и крепко целую. Я готова снять ожерелье Тедди, и заменить его медальоном Скорпиуса. И где-то в глубине души я точно знаю, что не сниму его в ближайшие несколько лет.

* * *

— Так, Уизли! Давайте пройдем через это еще раз!

Дед снова выстраивает нас в саду, только в этот раз это сад Делакуров. В этот раз нас гораздо меньше собирается лететь самолетом. Ал, Джеймс, Лили, Хью, Скорпиус и я собираемся с мамой, папой, Чарли, бабушкой и дедушкой лететь самолетом, в то время, как все остальные воспользуются порт-ключом. И пусть у меня только начинается третий триместр, я чувствую, что полет самолетом гораздо более безопасный, чем порт-ключ.

— Чего мы не скажем в аэропорту? — спрашивает дед.

— Бомба, — автоматически отзываемся мы.

— Отец, не нас надо предупреждать, — вздыхает папа.

После двадцатиминутной лекции о важности сохранения спокойствия в аэропорту, мы отправляемся в дом. Мы прощаемся с Тедди и Виктуар, которые собираются в медовый месяц в Грецию через несколько часов, а затем Гарри проводит нас в аэропорт. Автомобиль, разумеется, увеличен при помощи магии.

В этот раз, к счастью, нет никаких заминок в аэропорту. Дед молчит, и самолет тоже не задерживается. Смотрите, моя жизнь прекрасна! Ал сидит со мной и Скорпиусом, когда мы летим домой, но вряд ли он сказал хоть слово за эти часы. Он даже не присоединился к радостным воплям деда, когда самолет взлетел. Он просто сидел там, смотря на инструкцию по технике безопасности, напечатанную на сиденье перед нами, не смотрел, когда стюардесса начала делать то, что дед называет «смешным танцем» — другими словами, демонстрация того, как надо правильно пристегнуться.

— Разве она не смешная, Лили? — хохочет дед, пока стюардесса громко указывает на аварийные выходы. Лили закрывает лицо ладонями, когда стюардесса бросает в их сторону грозный взгляд.

Когда ремень безопасности можно отстегнуть, Ал встает, чтобы пройти в туалет, и оставляет нас со Скорпиусом в одиночестве.

— Это Дженни, — просто говорит Скорпиус. — Поэтому он такой.

Конечно же, это она. Что еще могло бы приключиться?

— Знаю, что это Дженни, Эйнштейн, — закатываю я глаза. — Вопрос в том, как его развеселить? И как мы можем попробовать вновь наладить их отношения?

— Мы не сможем сделать этого за него, — отвечает Скорпиус, и я знаю, что он прав. — Какова вероятность, что он сделает первый шаг? Что если мы подтолкнем их к этому?

— Удачи, — фыркаю я. — Шанс на то, что Дженни простит его на данном этапе являются такими же, как если бы Дамблдор решил станцевать…

— Дамблдор мертв…

— А я о чем, — подвожу итог. Помню-помню, я должна быть мисс Оптимизм. — Нет! Ты прав! Мы обязательно должны свести их вместе!

— Ты передумала слишком быстро, — подозрительно произносит Скорпиус, прекрасно зная, что я редко меняю свои решения.

И это, наверное, впервые, когда я ему говорю:

— Ты прав.

Смотрите, как любовь меняет людей.

— Не будь пессимистом, Скорп, — добавляю я, на что он приподнимает брови.

— Я пессимист?

— Тс-с! Он возвращается!

Ал не замечает, что мы при его появление сразу же замолкаем. Он просто усаживается на свое место и смотрит перед собой пустым взглядом.

* * *

Скорпиус решает остановиться на остаток каникул у нас дома. Папа настаивает на том, чтобы он спал в гостевой спальне (потому что, если он остановится у меня в комнате, я могла бы, ну знаете, забеременеть, что ли). Мама возвращается домой после того, как проводила Поттеров из аэропорта в их дом. Она утверждает, что заскочила всего лишь на минуту, но… Тем не менее, так хорошо, когда вся семья вместе. Даже Хью, кажется, выглядит счастливее.

Мы оставляем моих родителей на кухне. Хью запирается в своей спальне, а мы со Скорпиусом сидим в гостиной, строя планы по воссоединению Ала и Дженни. Сначала мы просто сидим в тишине, думая каждый о своем. Если быть абсолютно честной, я не уверена, что могу снова представить их вместе. Я знаю, что это пессимистичный взгляд, учитывая мой новый настрой, но честность — лучшая политика.

— Может, мы могли бы сказать Дженни, ну, знаешь, что Альбус хочет все исправить, — предлагает Скорпиус. Серьезно, после двадцати минут раздумий, это все, что он может придумать? Жалкая попытка.

— Ал даже сам себе не признается, что хочет вернуть ее, так что это не сработает, — говорю я. — Кроме того, Дженни не станет нас слушать, а особенно — тебя.

— Почему меня? — обидевшись, спрашивает Скорпиус.

— Потому что, она не знает какой ты, — логично отвечаю я. — Все, что ей о тебе известно — ты лучший друг Ала. И, конечно же, ты должен быть на его стороне. А я его кузина, так что со мной та же история. Похоже, вряд ли у нас получится.

Он выглядит так, словно пытается придумать хороший аргумент, но прекрасно понимает, что я права. Таким образом, он вновь начинает придумывать следующий план. Он милый, когда думает. Жаль только, что он делает это недостаточно часто.

Глупый, не думающий слизеринец.

— Знаю! — подпрыгивает он спустя несколько мгновений, широко улыбаясь. — Мы можем сказать Алу, что Дженни хочет вернуть его!

— Это не сработает! — утверждаю я, чувствуя, как весь мой новообретенный оптимизм медленно испаряется. — Она ни за что не признается, что хочет его вернуть. А когда он поймет, что это не так, будет одна большая проблема! И знаешь, кому влетит сильнее после того, как правда откроется?

— Нам, — с сожалением произносит Скорпиус, понимая, что два его блестящих плана только что полностью отвергли. Так мы и сидим в тишине. И я даже не думаю о Дженни и Але. Я просто смотрю на прядь волос на затылке Скорпиуса: она торчит сильнее остальных. И это немного раздражает. Я чувствую, как у меня руки чешутся взять гель для волос и пригладить ее обратно. Правда, тогда он будет выглядеть в точности, как Драко Малфой, а мне бы этого не хотелось…

— Знаешь, что мы могли бы сделать, — произносит Скорпиус спустя несколько минут.

— Просвети меня.

— Мы могли бы забыть об Але и Дженни… и просто поцеловаться?

Звучит неплохо.

* * *

Мама возвращается в свою квартиру поздно ночью. Папа, конечно, предлагает ей остаться в спальне, а сам он поспит на диване в гостиной, но она утверждает, что у нее дела, и уходит. Я вижу, что папа расстроен, но он ничего не говорит. У них сегодня было все так хорошо. Я могла наблюдать за тем, как краснеет мама, когда папа улыбался ей, и он тоже краснел в ответ! Они были как пара подростков. Нет, они хуже, чем подростки. Я подросток, но даже я понимаю, что между ними происходит! Пекло, когда же они, наконец-то, вырастут?

Папа отправляется спать сразу же после ухода мамы, пожелав мне и Скорпиусу спокойной ночи (хотя, его пожелание Скорпиусу сопровождается достаточно холодным взглядом). Я показываю Скорпиусу его комнату, которая расположена рядом с комнатой Хью.

— Попытайся выспаться, — говорю я ему. — Этот идиот включает свою дерьмовую музыку даже на рассвете.

— Все нормально, — пожимает Скорпиус плечами. — Мой папа довольно часто слушает кантри и блюз. Металл это еще не так плохо.

В моей голове тут же предстает образ Драко Малфоя в соломенной шляпе и комбинезоне, играющего на банджо. Заявляю официально, это второе извращение, после того, как я увидела мать Лауры Фелпс. Интересно, как там Лаура…

Целую Скорпиуса на прощание и ползу в свою комнату, надеясь, что не разбудила папу, хотя он, вроде бы, и не собирался спать. И даже если не брать в расчёт очень громкую музыку Хью, папе сегодня надо слишком многое обдумать. И его нынешний вид, после того, как он сбрил бороду, кажется мне немного непривычным. На фотографиях, когда мы отмечали мой первый день рождения, у него совершенно небольшая бородка, а на фотографиях с дня рождения Хью у папы уже была роскошная борода. И сейчас, видеть его без бороды, кажется мне странным. Хотя, волосы у него все еще густые. И я предполагаю, что ген облысения передается в нашей семье через поколения, поэтому бедный Хью: ему точно не повезет и будет он щеголять лысиной, как и дедушка Артур. К счастью, у Люциуса Малфоя проплешин даже не намечается и он по праву может гордиться своими шикарными седыми волосами, а вот Драко подобным похвастаться явно не может, а значит, моя теория верна, и Скорпиус точно не будет лысеть с возрастом! Ура! И тогда, если у меня родится мальчик, он будет лысеть, или все же нет? Ох, это слишком сложно. Я подумаю об этом потом.

* * *

Следующие несколько дней я провела за собиранием чемодана и выполнением домашней работы. Я должна была написать сочинение по Трансфигурации, два сочинения по Зельям, а еще по Чарам и Травологии. Пасхальные каникулы — это совсем не весело. А особенно в этом году, когда у меня есть гораздо более важные занятия, чем выполнение глупых домашних заданий: например, подумать о предстоящих родах или переделать все домашние дела. Хотя, ведь в прошлом году, когда мы сдавали СОВы, было гораздо сложнее.

В пятницу, прежде чем мы собираемся вернуться в Хогвартс, мы со Скорпиусом усаживаемся, чтобы обсудить наши планы. Сначала все идет хорошо, совсем как тогда, когда мы придумывали шикарный план о том, как вновь свести Ала и Дженни. Это то, что нас объединяет, поэтому мы умолкаем и задумываемся о том, что ждет в будущем именно нас.

— Думаю, 17 июля, — говорю я, и Скорпиус записывает дату на пергаменте, словно мы работаем над проектом или еще чем-то очень похожим.

— Отлично, 17 июля, — повторяет Скорпиус.

— Вполне возможно, что это случится и позже. Первые роды могут начаться даже на неделю раньше запланированного срока, или же наоборот точно в срок, — продолжаю я. Он строчит на пергаменте «В срок». О, мне так повезло, что он у меня есть, да? Простите, забыла, что обещала уменьшить долю сарказма в словах.

— И если ты хочешь… возможно, ты бы захотел быть здесь за неделю до срока? Просто так, на всякий случай? — предлагаю я.

— Эм-м... да, — говорит он, немного нервничая. Ему всегда становится страшно, когда мы говорим о приближающейся дате родов. Мы собираемся перейти от беременности к следующему этапу, и этот этап пугает его до чертиков. Я знаю это, ведь и сама чувствую то же самое.

— Целитель Торн поможет мне с родами, — говорю я ему. — Я не хочу принимать какие-то специальные зелья или применять заклинания, я хочу, чтобы роды были естественными. Такие как у мамы, когда она рожала Хью или меня, и все ведь прошло просто отлично.

Ну, может быть, это и преувеличение.

— Естественные роды? — Скорпиус выглядит очень огорченным, словно это ему придется рожать, а не мне. — Но… это же больно?

— Нет, конечно же, нет, — хмурюсь я. — Это будет так, словно из меня выйдет мягкая подушка…

— Ладно! Если ты хочешь естественные роды, то и отлично!

Он вновь строчит на пергаменте «естественные роды», словно мы можем забыть об этом, если он не запишет. Затем он крепче сжимает перо и ждет, когда я перейду к следующей части. О, это самая жесткая часть.

— Я ухожу из Хогвартса, — размеренно говорю я.

Перо выпадает у него из пальцев, а сам он смотрит на меня с недоверием. Но это еще ничего: я успела подготовиться к подобной реакции.

— Ты не можешь бросить Хогвартс! — восклицает он. — Я могу смириться с тем, что ты собираешься рожать естественным путем, но ты не можешь…

— Почему не могу? — сердито спрашиваю я. — Разве есть у меня выбор? Или ты думаешь, что я буду сдавать ЖАБА с ребенком на руках? Это нереально! И ты знал, что все закончится именно так!

Он открывает рот, а затем закрывает его. Это выглядит так, словно он пытается придумать иной вариант, но я-то знаю: его просто нет. Я не могу отправиться на седьмой курс с ребенком. Даже если не брать в расчет тот стресс, что на нас обрушится, где мы будем жить? И как я смогу о нем заботиться?

— Из Хогвартса уйду я, — произносит Скорпиус через несколько минут и поднимает руку, чтобы оборвать мои возражения. — Поверь, в этом есть смысл. Ты гораздо лучше меня учишься, и получишь гораздо более высокие оценки…

— Скорпиус…

— Дай мне закончить! Там, где я работаю, никому не нужны результаты ЖАБА…

— Скорпиус! Я хочу бросить Хогвартс, — говорю я ему. — Я вернусь и сдам ЖАБА, когда ребенок чуть подрастет, но я не смогу сдать их в следующем году.

Скорпиус начинает спорить, когда в гостиной с хлопком аппарирует мама, выглядя несчастной. Звук аппарации заставляет нас подпрыгнуть, и Скорпиус неловко сбивает со стола перо и пергамент. Папа сбегает вниз по лестнице, чтобы посмотреть на источник шума, и даже Хью выглядывает из своей комнаты.

— Что… Гермиона?

Мама обменивается взглядом с папой, и я впервые замечаю, что глаза у нее покрасневшие и заплаканные.

— Р-рон! — стонет она. — О, Рон!

— Гермиона, что случилось? — спрашивает папа, запаниковав. — Садись! — он усаживает ее на диван. Хью смотрит на меня с очень испуганным выражением лица. Он выглядит точно так, как я себя сейчас чувствую.

— Мама? — более настойчиво спрашивает Хью.

— М-мой отец, — рыдает она. — У н-него был сердечный приступ.

— Дедушка? Он в порядке? — спрашиваю я и боюсь услышать ее ответ.

— О-он… он мертв.

И она обмякает в руках отца, захлебываясь рыданиями. Все идеально? Моя жизнь идеальна? Нет, я так не думаю.