Delicate - Нежность (гет)

Один раз.

Всего-навсего, один раз.

Да разве могло такое произойти всего лишь после единственного, глупого, необдуманного раза?

Это неправильно.

Этого не может быть.

Я вновь прикасаюсь к нему палочкой.

И снова читаю всё то же слово, написанное выпуклыми синими буквами.

Положительно.

Я шокирована, я не могу поверить. В отчаянии бросаю маленькую белую полоску на пол. Мне ведь только шестнадцать лет! Мне ещё рано становиться матерью!!! Я даже толком не умею завязывать шнурки на ботинках при помощи невербального заклинания.

И вновь я держу в руках тест на беременность. Снова прикасаюсь к нему кончиком палочки, всё ещё надеясь, что он ответит: «Это всего лишь шутка, Роза, ведь ничего толком и не было, не так ли?»

Увы! Он показывает всё тот же результат, который уже демонстрировал четыре предыдущих раза.

Я сажусь на край ванны и впервые в жизни замечаю, что у меня трясутся руки. Я ни за что не выйду из этой ванной. Возможно, я останусь здесь навсегда. Эта ванная — идеальное место, чтобы забыться и даже не думать о той новой жизни, которая уже растёт во мне.

Ведь каждому известно, что если не думаешь постоянно о проблеме, она как бы рассасывается сама собой.

Я сумею питаться лишь зубной пастой и шампунем, хотя такой рацион вряд ли полезен для моего неродившегося ребёнка.

МОЕГО НЕРОДИВШЕГОСЯ РЕБЁНКА?

ПОЧЕМУ ЭТО КАЖЕТСЯ ТАКИМ АБСУРДНЫМ?

Я начинаю тяжело дышать, уверенная том, что стою на пороге смерти. Я мысленно проклинаю себя! Почему бы мне не стать таким же призраком, как плакса Миртл? Я поселюсь в ванной гриффиндорских шестикурсниц. А что? Роза Уизли — беременный призрак Гриффиндора! Неплохо звучит...

А если я не умру и решусь всё же покинуть эту ванную, то один человек уж точно умрёт благодаря моей несусветной глупости.

Первая и самая очевидная жертва — Скорпиус Малфой. Можно считать, что он уже труп. Ведь кто-то же попытается выяснить имя отца моего ребёнка. А когда оно выплывет наружу, мой отец, дед или двоюродные братья устроят ему ад на земле, а вся женская половина нашей семьи только поддержит их. Скорее всего, первыми до него доберутся Джеймс и Альбус Поттеры. И я стану матерью-одиночкой. Хотя... я и так ей стану в любом случае.

Мне не удастся скрыть правду от родителей. Мама либо сразу убьёт меня, либо выставит из дома. И я буду вынуждена жить в каком-нибудь маггловском трейлере с незаконнорожденным ребёнком на руках. Джеймса и Альбуса посадят в Азкабан за убийство, что даст Лили возможность перестать жить затворницей. Ведь единственная причина, по которой у нее нет дюжины парней, это её старшие братья, яростно следящие за её нравственностью, запугивая всех поклонников сестры в Хогвартсе.

Что же касается Хьюго, когда мама с папой переругаются из-за маминого решения меня выгнать/убить (нужное подчеркнуть), бедный парень станет жить в атмосфере вечной вражды. И тогда он начнёт прожигать свою жизнь по схеме — секс, наркотики, рок-н-ролл, и вряд ли доживёт до своего пятнадцатилетия.

А если оба сына Гарри и Джинни попадут в Азкабан, дочь забеременеет — семья Поттеров точно развалится.

А мой кузен Фред тоже сядет за компанию с Джеймсом и Алом. Тогда его младшая сестра Роксана отправится вместе с Лили работать в бордель. А это означает, что дядя Джордж и тётя Анжелина начнут злоупотреблять спиртным и, в итоге, совершенно сопьются. Ведь их сын — преступник, а дочь — проститутка.

И, наконец, дядя Перси. Он не переживёт того позора, который обрушится на семью Уизли, и прыгнет с моста. Одри придётся воспитывать дочерей Молли и Люси в одиночку. Наверное, одна из них начнёт страдать тяжёлой формой депрессии из-за потери отца и большинства родственников (суицид/Азкабан/бордель) и сопьётся, как Джордж и Анжелина.

Дядя Чарли, конечно, останется в неведении по причине своего пребывания в Румынии. До него новости из Англии просто не дойдут.

Наконец, Дом придёт ко мне в парк или на мою могилу и отречётся от паршивой овцы семейства Уизли. Луис заскучает по старшей сестре и переедет в её грязную лондонскую квартиру (которая достанется ей после того, как Билл и Флёр отрекутся от неё за то, что она приносила на могилу цветы). Виктуар сделает вид, что вообще с нами незнакома и убежит. Ну, не знаю, скажем, в Ливан, со своим парнем Тедди. А Билл и Флёр так расстроятся из-за того, что дети покинули их, что начнут плодить всё новых и новых малышей. Флёр безобразно располнеет и заполучит хроническое расстройство пищеварения, из-за чего дядя Билл непременно покончит с собой.

И если бабушка Молли и дедушка Артур сумеют всё это пережить, клянусь, я съем свой носок!

Чёрт! А ведь всего-то надо было использовать презерватив.

В конечном счете, после целого моря пролитых слез, я вышла из ванной, пытаясь доказать себе, что проклятый тест на беременность на самом деле врет. Я знала, что все же могу кое-кому довериться, и этот кое-кто — единственный человек, на которого можно положиться в столь деликатной ситуации. Я говорю о Тедди. Он сможет помочь в таком щекотливом вопросе, как у меня. Хотя, если посвятить его в мою тайну, он немедленно пойдет разбираться со Скорпиусом, как бы это сделали Джеймс с Алом.

Полагаю, что правильнее всего будет, если первым обо всем услышит сам Скорпиус.

Но что-то в глубине сознания подсказывает мне, что необходимо хранить это все в тайне от него настолько долго, насколько вообще возможно. В конце концов, мы и так едва разговариваем друг с другом.

Вам интересно знать, каким же образом я умудрилась забеременеть от него?

Очень просто. Внутри меня перемешались изрядная доза огневиски и жгучее желание отомстить. Как ни странно, большинство беременностей возникает именно на этой почве.

Это было почти два месяца назад, когда Джеймс решил провести шумную вечеринку по случаю своего восемнадцатилетия в общей гостиной Гриффиндора. Всё было, как обычно — нелопающиеся шарики, которые недоверчивый народ всё равно пытался проколоть, весь запас шоколадных лягушек, сливочного пива, огневиски, одним словом, всего, что нашлось на хогвартской кухне, и, конечно же, длиннющий список гостей, по размерам превышающий последнюю перепись населения. И среди них были не только студенты Гриффиндора, а также брат Джеймса Альбус, который учился на Слизерине, и все его друзья, тоже получившие приглашение на вечеринку. Пароль гриффиндорской башни был обнародован, и все, кто был в замке, могли беспрепятственно прийти на празднество.

В компании друзей-слизеринцев Ала присутствовал и Скорпиус Малфой, который, к сожалению, был его лучшим другом. Он был невероятно красив — светлые волосы ниспадали ему на лоб, чуть прикрывая голубые глаза. Он был достаточно высок и являлся охотником в слизеринской команде по квиддичу. Я — вратарь в нашей команде… ну, по крайней мере, на данный момент. Очень сомневаюсь, что метла сможет оторвать от земли мой вес, скажем, месяца через три.

Странно, что я никогда не слышала восхитительную песню «Уизли — наша королева» от болельщиков в момент, когда я ловлю квоффл.

Итак, о Скорпиусе. Как я уже говорила, он красив. Но не той неотразимой, ослепляющей красотой, которая присуща древнегреческим статуям. И у него тоже есть свои недостатки, как и у любого подростка. Тем не менее, он намного лучше других хогвартских парней. Но мы со Скорпиусом никогда не ладили друг с другом. Не то, чтобы мы враждовали или что-то еще в том же роде, но между нами существовала взаимная неприязнь. Именно поэтому я сейчас так потрясена тем, что ношу под сердцем его ребёнка.

Вернемся к вечеринке Джеймса.

Ранее, этим же днем, мой парень Карл бросил меня на глазах у всей школы. Да, ВСЕЙ ШКОЛЫ!!! И это не преувеличение или еще что-то в этом роде. Там действительно присутствовала вся школа.

Это случилось в середине обеда, когда Карл встал из-за стола Рейвенкло и прокричал, обернувшись в нашу сторону:

— Эй, Роза! Я думаю, нам не стоит больше с тобой встречаться!

Он оказался полным ничтожеством. Джеймс и Ал предложили вправить ему мозги, но я велела им даже не думать об этом. Сама же я наложила на него заклятье, пока он целовался с Честити Финч, моей одногодкой, в этот же день.

У Честити приятный смех. И она выше меня ростом. Очаровательная девушка.

Но никому не позволено бросать Розу Уизли на глазах у всей школы.

Правосудие над Карлом свершилось, но я все еще была раздражена, когда пришло время вечеринки Джеймса. Я искала утешения у первого попавшегося подвыпившего придурка, и нашла его у Малфоя. Из его слов следовало, что все парни — дураки и ничтожества, а я была «слишком хороша для Карла» и «он даже не представлял, как ему повезло находиться рядом со мной».

Бла-бла-бла.

Но почему-то, эти обыденные речевые штампы проняли меня до самого сердца. До этого момента не так-то просто было заморочить мне голову. Я была застигнута врасплох тем, что парень, который обычно меня игнорировал, сейчас разговаривает со мной, утешает меня и явно флиртует. Но прежде, чем я все это осознала, мы уже вовсю целовались.

А целоваться он умеет превосходно! Я до сих пор вспоминаю, как это было великолепно. К тому же, это почти единственное, что я запомнила, потому что эти поцелуи неоднократно повторялись в течение всей вечеринки.

Следующее, что я помню, как мы в моей комнате неловко срывали друг с друга одежду. Я помню, что находилась в предвкушении того, что должно было произойти, и была совершенно не в силах остановиться. В тот момент животная страсть возобладала над моим разумом. Мне тогда даже в голову не пришло принять хоть какие-нибудь меры предосторожности для безопасного секса. Это был мой первый раз и опыта в таких делах я не имела никакого. Но Малфой, видимо, знал, что делает, поэтому я и позволила ему взять инициативу в свои руки.

Кто бы знал, как я сейчас сожалею об этом!

Мы больше не разговаривали после того, что произошло у нас с ним, из-за возникшего между нами чувства неловкости. А ещё мы единодушно приняли решение — никому об этом не рассказывать, наверное, из-за того же чувства стыда за содеянное. Таким образом, после той ночи, мы вернулись к нашей обычной линии поведения — продолжали упорно друг друга игнорировать.

Конечно, теперь это станет гораздо сложнее, ведь я жду от него ребёнка.

Я сижу в общей гостиной и читаю книгу о смерти. Я чувствую, что именно это и ждет меня в ближайшем будущем. Кажется, что умереть проще, чем вынести весь этот кошмар.

Дом входит через проем портрета с сумкой через плечо. Она садится рядом со мной, щелкает клубничкой-заколкой и откидывает белокурые волосы за спину. Достает упаковку шоколадных лягушек, молча, предлагает мне одну. Я отрицательно качаю головой. Она вздыхает и бесцеремонно смотрит мне прямо в глаза — жаждет услышать новые сплетни. Я только вздыхаю и снова отрицательно качаю головой. Она понимающе кивает, хлопает по коленям и, захватив сумку, направляется в спальни.

И я понимаю, что у нас только что состоялся молчаливый разговор с кузиной.

Если вспомнить, то у нас так довольно часто происходит.

* * *

Прошло три дня и шесть часов, с тех пор, как я провела тест на беременность. В последние три дня и шесть часов, я повторила заклинание пятьдесят три раза. В реальности, это занимает не так уж много времени.

— Эй, Рыжая, — сказал Джеймс, когда мы сидели в общей гостиной и выполняли домашнее задание.

— Почему ты так сильно меня ненавидишь? — я вскакиваю и выбегаю прочь из общей гостиной через портретный проем, бросая ничего не понимающего Джеймса одного.

Я иду через замок, ожидая найти кого-нибудь нарушившего хоть малейшее правило и наказать его. Я полирую мой значок старосты рукавом, будто отпечатки пальцев на нём лишают его некой устрашающей силы.

— Извините, — говорит маленькая хаффлпаффка. — Я не могу найти Северную башню!

Превосходно.

— Ах, ты не можешь? Десять баллов с Хаффлпаффа!

Девчушка смотрит на меня полными слез глазами, и я клянусь матерью Мерлина, если она заревет — отвешу ей пощечину. Ей просто не из-за чего расстраиваться. Она убегает, закрыв лицо руками.

О да, тебе лучше убежать. Моей матери было бы очень стыдно за меня, ведь я не должна злоупотреблять своими полномочиями старосты. С другой стороны, я, вероятно, не должна была и спать со Скорпиусом Малфоем. Полагаю, что папа именно это подразумевал, когда говорил, что я не должна и близко к нему приближаться в мой самый первый день в Хогвартсе.

Я спускаюсь по ступеням в сторону кухни, чтобы поторопить домовых эльфов, когда встречаю Ала. Он выглядит слегка взволнованным, но счастливым.

— Эй, Рыжая! — улыбается он.

Почему эти тупые черноволосые Поттеры так меня называют?

— Не связывайся со мной Альбус Северус, — шиплю я, — иначе я убью тебя. Обещаю!

Он понял, что я не шучу.

— Кто так разозлил тебя?

Прищурив глаза, я смотрю на него. Раздражающая меня улыбка не сходит с его лица.

— С чего это ты так счастлив? — резко спрашиваю я.

— Дженни согласилась со мной пойти на праздник, — весело отвечает он.

Я смотрю в его зеленые глаза и слегка пожимаю плечами, как бы спрашивая: «И что с того?»

— Не унывай, Рыжая! Впереди Рождество!

Рождество.

Чертово Рождество.

Да будь я задницей летающей пикси, если это Рождество!

Ал пытается прочесть то, что написано на моём лице.

— Да ладно тебе, мы едем домой завтра. Хотим повидать Тедди!

Наверное, это единственное, что может меня подбодрить.

Тедди Люпин — мое доверенное лицо номер один. Я знаю, что могу рассказать ему о своей беременности, и он никому не скажет ни слова, даже Виктуар. И пока я буду находиться дома, риск столкнуться с отцом моего будущего ребенка равняется нулю.

А это уже неплохо.

— И Скорпиус тоже приедет к нам домой на Рождество, — говорит Ал.

Мое сердце перестает биться.

Это конец всему.

— П-почему?

Ал болтает о том, что родители Скорпиуса собираются в Брюссель или, может, ещё куда-нибудь, но я практически его не слушаю. Перспективы провести Рождество в компании Скорпиуса Малфоя достаточно для того, чтобы грохнуться в обморок. Я перебиваю Ала примерно на середине его монолога и рысцой направляюсь в сторону кабинета Флитвика.

Директор Флитвик сидит за своим столом. Специально для него на сиденье стула положены три большие подушки, чтобы он хоть что-нибудь видел поверх стола. Он так мал, что похож на домового эльфа, каковым я его и считаю. Но если я хочу остаться в выигрыше, то об этом лучше забыть.

— Профессор, было бы чудесно, если бы мое имя внесли в списки учеников, остающихся в Хогвартсе на праздники, это возможно? — спрашиваю я.

Флитвик отрывает взгляд от бумаг, словно только что заметил мое присутствие.

— Здравствуйте, мисс Уизли!

— Здравствуйте, — отвечаю я, стараясь быть вежливой.

Флитвик слегка напевает про себя и мне приходится повторить вопрос.

— О, нет, боюсь, вам придется отправиться домой, мисс Уизли. Случилось что-то непредвиденное?

Ответа я не нахожу, поэтому мне придётся-таки отправиться домой с остальными членами моего семейства. Иногда, мне до боли хочется проклясть крошечные брови директора школы.

Но мы ведь не всегда получаем то, что хотим, не правда ли?

* * *

Я встала на следующий день рано утром и, хотя мой чемодан был собран еще вчера, я осмотрела спальню на предмет обнаружения забытых вещей. Я вот думаю, а пройти ли тест на беременность повторно перед отъездом домой, чтобы не шокировать родителей без надобности, но в этом нет необходимости — я беременна на сто процентов. Каждодневная утренняя тошнота весьма красноречиво об этом свидетельствует.

Я мало разговаривала за завтраком. Никто этого и не заметил.

Джеймс и Фред увлечённо болтали с большинством сидящих за гриффиндорским столом.

— Пушки Педдл намного круче, чем Торнадо, — кричит Джеймс нашему кузену, и еда из его рта брызжет во все стороны. Да! До чего же у меня привлекательная семейка — просто слов нет!

— Пушки Педдл — полный отстой, — доказывает Фред, не обращая внимания на крошки, застрявшие в его смоляных волосах.

Остальные гриффиндорцы наблюдают за Джеймсом и Фредом, обсуждающими любимые команды по квиддичу. Наверное, я должна встать на сторону Джеймса. Отец напяливал на меня майки Пушек чуть ли не с самого рождения. Я по определению должна болеть только за эту команду.

— Рыжая, ты со мной согласна? — говорит Джеймс и все внимание сосредотачивается на мне.

Я смотрю в глаза Джеймса и Фреда и их взгляды прожигают меня на сквозь.

— Извини, Фред, — говорю я, — но я с рождения фанатка Пушек. Джеймс, а ты разве не за Гарпий болеешь?

Джеймс слегка краснеет, но пожимает плечами и продолжает завтракать. Конечно, он не болеет за Холихедских Гарпий, ведь это женская команда. А вот моя тетя Джинни, мама Джеймса, играла в этой команде прежде, чем родился Джеймс. Можно было бы ожидать, что сын поддержит бывшую команду матери.

Но нет.

Потому что Джеймс довольно странный человек.

После завтрака мы пошли в сторону станции Хогсмид, чтобы сесть на Хогвартс-экспресс. Я приложила все усилия, чтобы оторваться от Ала и Скорпиуса, так что Дом пришлось догонять меня.

— Ты решила устроить марафонский забег? — спрашивает она, запыхавшись, хватая меня за руку, чтобы слегка замедлить движение.

Я хмуро на нее зыркаю, но продолжаю шагать с той же скоростью по направлению к поезду. У меня в голове уже созрел целый план — я сяду в купе с Дом, Молли, Люси, Луи, Хью и Лили, а остальные пусть найдут себе место где-нибудь еще. Таким образом, первый шаг «Операции по избежанию общения с блондинами» будет выполнен.

Но, к сожалению, этот план не сработал.

Потому что ничего не идёт чётко по плану, во всяком случае, не со мной и не сейчас.

Представители третьего и четвёртого курсов Лили, Луи, Роксана и Хью решили отправиться в другой вагон к своим друзьям. Люси устроилась в купе со своими друзьями-первогодками. А из моих друзей-шестикурсников никто не собрался ехать на Рождество домой. Так что догадайтесь с трёх раз, с кем я в итоге осталась?

Ал, Джеймс, Дом, Молли и, конечно же, Скорпиус.

Поначалу я себя чувствовала очень неловко. Джеймс и Фред продолжали свой начатый еще за завтраком спор, и Скорпиус с Алом к ним присоединились. Видимо, Ал — фанат Пушек, а Скорпиус — Уимбурнских Ос. Дом поддерживает французскую команду Quafflepunchers Quiberon (язык можно сломать), а Молли совершенно наплевать на квиддич. Да и на весь спорт в целом. Она действительно копия своего отца — дяди Перси.

Но когда речь заходит о квиддиче, молчание совсем не приветствуется. Мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь оборвал этот спор, но самой как-то неудобно. Стараюсь думать, о чем-то говорить, но ничего не приходит в голову. Я действительно не умею поддерживать разговоры.

— Потяни меня за палец, — говорит Фред.

Ладно, возможно, молчание в этой ситуации — лучший выход.

К тому времени, как Хогвартс-экспресс прибывает на платформу 9 и 3/4, уже стемнело. Папа, дядя Гарри, тетя Анжелина, дядя Билл и дядя Перси уже ждут на платформе, чтобы отвезти всех нас домой. Я бегу к папе, крепко его обнимая, как будто хочу сказать: «Я все та же маленькая девочка, хоть и беременная». Хью едва смотрит в сторону отца — возможно, он собирается бросить что-то типа «А не слишком ли прохладно вы себя ведёте для родителей?»

Дядя Гарри подмигивает мне, и я возвращаю улыбку крестному. Маленькая Муди тоже улыбается Хью.

Всю дорогу до машины папа пытается завязать разговор со мной и Хью, но все его попытки тщетны. Хью сознательно игнорирует все вопросы папы, а я стараюсь сделать хорошую мину при плохой игре. Наверное, когда я сообщу сногсшибательную новость о своем положении родителям, то папа будет единственным, кто постарается предотвратить мамину попытку стереть меня в порошок. Так что лучше пока его не расстраивать.

Когда мы переступили порог нашего дома, я заметила, что мое сердце бьется гораздо чаще, чем обычно. Уверенна, мама моментально догадается, что со мной что-то не так, уже после двух минут нашего общения. То, что не заметил папа и девятилетний ребенок, моментально выявит мамина интуиция. Может, она использует заклинание Легилименс? Я непременно её об этом расспрошу.

Она сидит за кухонным столом, просматривая «важные министерские документы», и, едва заметив вошедших родственников, сразу же вскакивает и бросается обнимать Хью. Он открещивается от столь бурных проявлений чувств и бегом поднимается по лестнице в свою комнату. Мама на мгновение теряется и проводит рукой по каштановым волосам. Она вопросительно смотрит на папу, но тот пожимает плечами, словно говоря: «Просто оставь его в покое». Потом мама поворачивается ко мне и слегка притягивает к себе за плечи:

— Ты нормально питаешься, Роза? — спрашивает она. — Ты так похудела!

Ничего, через несколько месяцев я такой уже не буду.

Упс, лучше об этом не думать, а то вдруг она и правда владеет Легилименцией.

— Конечно, мам, — отвечаю я. Мама удивленно приподнимает брови, но к счастью, папа начинает говорить что-то о работе, и она переключает свое внимание на него.

Я выскальзываю из кухни и поднимаюсь к себе в комнату. Когда прохожу мимо комнаты Хью, я слышу оглушительный рев дет-металл.

Подростковый возраст — это стихийное бедствие, которое надо пережить.

Я люблю канун Рождества вне зависимости от того, беременна я или нет. И я всё равно буду им наслаждаться. Как ни крути, а сегодня лучше маме не признаваться. Ничего, успею — впереди ещё целых семь месяцев. Какой смысл портить людям Рождество? Да и вообще это Рождество может стать последним в моей жизни. Потому что как только мама узнает правду, она меня просто убьёт. А значит, надо хоть на время отбросить мрачные мысли и отметить праздник как положено.

Мне приходится встать рано, чтобы упаковать подарки. В том, что ты являешься членом большой семьи, есть определенные плюсы и минусы. Главным минусом является то, что все мы очень близкие родственники, поэтому мне приходится покупать подарки для всех моих кузенов. Для Виктуар я приобрела серебряное ожерелье — это, конечно, не слишком дорогой подарок, но оно будет восхитительно сочетаться с ее серебристыми волосами. Для Дом я выбрала книгу: последние месяцы она просто бредила «Над пропастью во ржи», несмотря на то, что эта книга маггловская. Мальчишкам очень трудно выбирать подарки, поэтому Хью помогал мне в выборе джемпера для Луи. Полагаю, что тот вряд ли бы обрадовался очередному вязаному шедевру бабушки Молли, которыми она снабжает ежегодно всех своих многочисленных детей и внуков. Для Молли и Люси я приготовила соответствующие браслеты — дядя Перси и тетя Одри предпочитают, чтобы их дочери хоть немного отличались друг от друга. Это трогательно и немного наивно. Но если такая мелочь делает их счастливыми, то кто я такая, чтобы разрушать чье-то счастье? Для Роксаны я приобрела набор косметики, хотя знаю, что дядя Джордж будет чертовски недоволен. Фред получит книгу «Лучшие квиддичные команды 20-го века». Судя по описанию, Пушки Педдл не входит даже в десятку. И что папа нашёл в этой команде неудачников?

Самое же трудное для меня — выбирать подарки для Поттеров. Ну что можно подарить людям, которые и так имеют всё? Джеймса абсолютно не интересуют книги, зато он обожает всевозможные розыгрыши. У него наличествует весь ассортимент магазина «Волшебные вредилки умников Уизли» за все годы его существования, хотя по сравнению с ним, магазин Зонко просто отдыхает. Парню известен каждый тайный ход в Хогвартсе, от отца ему досталась мантия-невидимка, да к тому же Джеймс, безусловно, лучший игрок в квиддич. Так что ему подарить?

Не буду особенно заморачиваться — хватит с него и пары носков.

Алу делать подарки гораздо проще. Он интересуется маггловским миром, поэтому свой выбор я остановила на мобильном телефоне. Это, конечно, дорого, но уверена, ему понравится. У меня тоже такой есть, хоть я и не могу им пользоваться в Хогвартсе. Лили получит пару золотых сережек в форме снитча. У Лили есть все шансы стать хорошим игроком в квиддич. Большую часть времени она играет одна, но иногда тренируется со мной. Джеймс и Ал, абсолютно, ничего не знают о склонности своей сестры к этому виду спорта. Когда их нет дома, Лили вытаскивает из сарая метлу и летает, чем почему-то здорово веселит свою маму.

Наконец, когда все подарки куплены и упакованы, мы перемещаемся в Нору — дом бабушки и дедушки Уизли. Этот дом второй по важности для меня. В моей душе он занимает достойное место между Хогвартсом и нашим собственным домом. Мы всегда прибываем в Нору в канун Рождества и помогаем домочадцам готовиться к празднику. Едва мы переступаем порог Норы, как сразу же получаем свой объем работы. Папа вечно жалуется, но мама вынуждает его заниматься украшением дома.

Едва мы заходим в двери, мой взгляд сразу же натыкается на парня двадцати четырёх лет с синими волосами и волшебными карими глазами — Тедди Люпина. Я подбегаю к нему, и он крепко меня обнимает, а я опасаюсь, не повредит ли это ребёнку. Но сейчас мне все равно — я обнимаю моего лучшего друга.

— Ведьма Рози! Как ты? — восклицает он.

Мы отстраняемся, и я вдруг осознаю, что к моему горлу подкатила тошнота. Тедди выглядит обеспокоенным — он замечает, что со мной творится что-то неладное, но молчит. Просто кивает в направлении гостиной. Я принимаю приглашение и следую за ним в сторону пустой комнаты. Тедди закрывает дверь и накладывает на неё Заглушающее, чтобы нас никто не подслушал.

— Что случилось, Рози? Ты выглядишь ужасно, — говорит он, устраиваясь на стуле рядом со мной.

— Спасибо, — бормочу я. Это последнее, что бы мне хотелось бы сейчас услышать.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты слишком бледная, похудела и осунулась.

— Хочешь сказать, я раньше была толстой?

— Рози, перестань заговаривать мне зубы! Не заставляй меня силой вливать в тебя Веритасерум. Ты прекрасно знаешь, что при необходимости я это сделаю, не задумываясь!

О! В этом я даже не сомневаюсь. Он уже сделал это однажды, в период моего обучения на первом курсе, когда я отказалась назвать ему имя мальчика, поцеловавшего меня. И сейчас он ждёт от меня правдивого ответа.

— Мне кажется, я, скорее всего... эм... ну, ты знаешь...

Он не знает. Только вопросительно поднимает брови, давая понять, что слушает меня внимательно.

— Ты знаешь... — повторяю я, надеясь, что он сможет каким-то образом понять и без моего объяснения ту страшную правду, которая так и вертится у меня на языке.

— Нет, Рози, не знаю.

Я вытираю слезы, которые снова побежали по моим щекам.

— Мне кажется, я беременна, — последнее слово я прошептала.

Карие глаза Тедди округляются от шока. Он недоверчиво смотрит на меня, замерев в ожидании. И я не могу больше смотреть в его глаза — он заставляет меня чувствовать свою вину.

— А что, у тебя есть парень? — спрашивает он тихо.

— Как такового нет, — признаюсь я, и он становится еще более удивленным.

— Ты переспала с кем-то, кто не является твоим парнем? — спрашивает он, разочарованно глядя на меня так, что я чувствую себя полным ничтожеством.

— Или это кто-то сделал…, кто-то воспользовался тобой? — теперь Тедди очень разозлен. Довольно трогательно видеть такую заботу. Иногда я даже хочу, чтобы этот ребёнок был от него...

Мерлин, что я сейчас несу?!

— Нет, — тихо говорю я, и чувство стыда обостряется до предела.

— Так... чей это ребёнок?

Он выглядит очень расстроенным. И я чувствую себя такой виноватой перед ним!

Секундочку, это же неправильно! Это ему следует жалеть меня, а не наоборот.

— Это не имеет значения. Обещай, что никому не скажешь?

— Рози...

— Обещай мне, Тедди. Ты никому не расскажешь. Я даже маме еще не сказала. Ни одна живая душа не должна об этом узнать. Даже Виктуар, — умоляю я.

Эта ситуация ему очень не нравится, но он кивает. Я понимаю, что дрожу, хотя и не могу сказать, как давно это началось. Тедди замечает мое состояние и успокаивающе касается моего плеча.

— Все будет хорошо, Рози, — говорит он ласково. — Я здесь с тобой.

Это все, что я хотела услышать.

Ну, может быть, мне бы хотелось услышать от него не только это. Я бы не отказалась, если бы он сказал что-то в духе: «Я здесь с тобой, моя дорогая. Я порву с Виктуар и помогу тебе вырастить ребенка, и мне все равно, кто его отец».

Но невозможно же получить сразу все. И я готова принять его безоговорочную дружбу.

Мы возвращаемся на кухню, где никто, кажется, не заметил нашего внезапного исчезновения. Тедди и я, обычно, проводим вместе много времени, когда я приезжаю в Нору из Хогвартса. Мама и папа помогают бабушке и дедушке украшать дом, в то время как Хью сидит в углу, слушая музыку с маггловского ай-пода — я даже через кухню слышу рев его музыки. Могу поклясться, что так он скоро оглохнет.

Виктуар вплывает в комнату (только так я могу описать её плавные движения) и улыбается мне. Пусть я и знаю, что она хорошая, но не могу ничего поделать со своим желанием убить ее, когда она целует Тедди в щечку.

— Так во сколько придут Гарри и Джинни? — спрашивает мама.

— Думаю, около трех, — отвечает бабушка.

Великолепно — Поттеры идут. Это значит, Скорпиус Малфой идет тоже. Может, у меня получиться спрятаться на чердаке, пока он будет находиться здесь?

— Роза, не могла бы ты мне помочь? — спрашивает мама, стоя на лестнице и закрепляя гирлянду, протянутую вокруг дверного проема.

— Хью, — зовет папа. Но Хью играет в Gameboy, а его ай-под до сих пор орет на полную катушку. Черт бы побрал эти маггловские игрушки!

— Хью... Хью... Земля вызывает Хью Уизли... Хьюго! — папа, в конце концов, переходит на крик. Хью подпрыгивает и вытягивает наушник из уха. Похоже, он очень раздражен.

— С тобой говорить всё равно, что с зомби! Будешь и дальше отсутствовать в нашем мире или все же поможешь нам с дедушкой установить Рожденственские огни? — спрашивает папа.

Хью вздыхает, вскакивает со стула и выбегает в сад, громко хлопнув дверью. Когда он это делает, мишура, висящая на потолке, падает на пол, и бабушка громко ругается — это что-то да значит, потому что повышает голос она крайне редко.

— Прошу прощения, Молли, — говорит мама, взмахивая палочкой и левитируя мишуру обратно на потолок. — Я не знаю, что с ним происходит в последнее время.

— Я знаю, — говорит бабушка, как ни в чем не бывало, — он тринадцатилетний подросток.

— А разве в этом возрасте все ведут себя так? — спрашиваю я.

— Нет, — быстро отвечает папа. — Я никогда таким не был!

Мама и бабушка фыркают. Я не понимаю, почему.

— А в чём дело? — спрашивает папа с обидой.

— Рональд Уизли, ты был самым скучным и унылым тринадцатилетним парнем в мире! — говорит мама. Папа выглядит так, будто собирается что-то ответить, но мама продолжает. — Когда тебе было тринадцать, ты перестал со мной разговаривать, потому что думал, что мой кот убил твою глупую крысу, которая, как оказалось, вовсе и не была крысой! А еще ты перестал со мной разговаривать из-за моих подозрений о метле Гарри. Поэтому, не говори мне, что ты не был угрюмым в тринадцать лет! И ты оставался таким вплоть до того дня, когда родилась Роза!

— И почему ты перестал быть угрюмым после моего рождения? — спрашиваю я, улыбаясь.

— Ты заставила растаять отцовское сердце, — нежно говорит мама, — мы не думали, что такое может когда-нибудь произойти!

Я улыбаюсь отцу — я очень этим тронута. Отец приобнимает меня и тоже улыбается.

— Ну, тогда Хью непременно должен поскорее стать отцом, возможно, это хоть немного его смягчит, — шутит Виктуар.

— Я так не думаю! — говорит мама. — Я еще не готова к роли бабушки!

Я чувствую, что мне становится плохо. Тедди выглядит тоже не лучшим образом, но продолжает смеяться.

Чёртова Виктуар!

Папа открывает заднюю дверь, и я слышу его слова: «Порядок, Гарри?»

— Гм, мне надо в ванную, — заявляю я, выбегаю из кухни и поднимаюсь вверх по лестнице. Я закрываю за собой дверь ванной и встаю ногами на унитаз, чтобы увидеть происходящее на заднем дворе. Гарри и Джинни здесь, вместе с Джеймсом, Альбусом, Лили и Скорпиусом. Лили подходит к Хью, о чем-то говорит и уходит слегка озадаченная.

Скорпиус смотрит вверх, и я спрыгиваю с унитаза, прячась под оконную раму. Мерлин, надеюсь, что он меня не заметил. И вновь я ловлю себя на мысли, что может, всё же стоит остаться жить в ванной? Серьезно, я такая неуравновешенная! Что, черт возьми, мой ребенок будет делать, если окажется здесь?

— Роза?

Это Лили. Она стучится в мою дверь — может быть, если я затаюсь, она уйдет?

— Роза, все хорошо? Я знаю, что ты там. Видела, как ты выглядывала в окно, — говорит она.

Я знаю, что не смогу прятаться от нее вечно, поэтому открываю дверь и натягиваю широкую фальшивую улыбку на лицо — наверное, я выгляжу расстроенной.

— Привет, Лили. Счастливого Рождества! — говорю я наигранно-весёлым голосом.

Она скептически смотрит на меня. Лили слишком внимательна, что, несомненно, является её неоспоримым достоинством, и она знает, что со мной что-то происходит. И тут я замечаю, что в ее зеленовато-карих глазах горит огонек отчаяния, поэтому, пользуясь случаем, отвлекаю ее внимание от своих проблем.

— Что случилось? — спрашиваю я. Лили опускает взгляд и качает головой. — Говори, Лилс, я же знаю, что-то не так.

Она оглядывается и идет за мной в комнату напротив ванной, принадлежавшую тете Джинни, когда та была маленькой.

— Умеешь ли ты хранить секреты? — спрашивает она.

— Более чем, ты же знаешь, — отвечаю я.

— Мне кое-кто очень нравится, — шепчет она, оглядываясь, как перепуганная курица.

— Тебе всегда кто-то нравился, — рассудительно замечаю я.

— Я знаю, — говорит она, — но обычно я тоже нравилась им. Сейчас же... ну... это не так.

— Кто он? — спрашиваю я. — Возможно, ты ему всё же нравишься, но он боится твоих братьев?

Лили отрицательно качает головой.

— Нет, он мной совершенно не интересуется, — говорит она. — И я просто не знаю что делать. Кроме того, у него теперь есть новая девушка.

Она выглядит такой расстроенной, что мне хочется ее обнять. Но я этого не делаю.

— Кто он? — снова спрашиваю я.

— Обещай, что никому не расскажешь!

— Пикси клянусь, — говорю я, положа руку на сердце.

— Это Скорпиус, — шепчет она.

О, боже мой... как это все усложняет.

Лили смотрит на меня, ожидая какого-нибудь дельного совета, который помог бы ей пережить ее беду. Мне кажется, она воспринимает меня, как свою старшую сестру. До недавнего времени я была полностью с ней согласна. Дело в том, что мы с ней очень похожи внешне, и поэтому многие принимают нас за родных сестёр. У нас обеих карие глаза и рыжие волосы. Но если Лили унаследовала тёмно-рыжий оттенок Эвансов, то мои волосы по цвету больше напоминают спелый помидор. Мы с Лили примерно одного роста, и, несмотря на некоторую разницу в возрасте, смотримся мы как одногодки. И она всегда приходит ко мне со своими проблемами, особенно если это касается мальчиков, но в этот раз, по всей видимости, она обратилась не к тому человеку.

— Роза, ну что мне теперь делать? – спрашивает она.

Я просто не знаю, что ей на это ответить. Ну, не могу же я сказать ей, что Скорпиус Малфой – урод? Это было бы лицемерием и ложью. Скорпиус Малфой один из первых красавчиков среди шестикурсников в Хогвартсе. И вот самая младшая из всех Уизли положила глаз на друга своих братьев. А, собственно, почему бы Лили не хотеть Скорпиуса? Всем бы друзьям Ала так классно выглядеть!

— Я... хм... а чем он тебе так приглянулся? – спрашиваю я первое, что приходит в голову.

Лили смотрит на меня с неподдельным удивлением, как бы говоря: «И ты ещё спрашиваешь?»

— Ну, я не знаю, — восклицает она, — он... забавный!

Да неужели?

— И красивый!

Ну, это как раз очевидно.

— И он по-настоящему добрый. Ведь он жертвует по пять галеонов в месяц в помощь голодающим детям Африки?

Остаётся только надеяться, что он не обделит и собственного ребенка в Англии.

— А еще он хороший игрок в квиддич.

Интересно, почему тогда мы раз за разом обыгрываем Слизерин в Кубке квиддича последние три года?

— И хотя он Малфой, ему абсолютно наплевать на чистоту крови. Он отличается от других, Роза.

Мой желудок внезапно сжимается. Я закрываю рукой рот и несусь в ванную. Падаю на колени, и меня тошнит. К сожалению, я уже успела к этому привыкнуть. Как, впрочем, к ужасному кислому привкусу во рту. Лили выбегает следом за мной и сейчас поддерживает мои волосы, заботливо интересуясь все ли со мной в порядке. Кажется, я нашла действенный способ переключить её мысли со Скорпиуса на другие более прозаические проблемы – выблевывать свои внутренности.

— Роза, ну ты как? – спрашивает она, и в её голосе звучит неподдельное беспокойство.

— Не переживай, — отвечаю я. Затем направляюсь к умывальнику и наклоняюсь, чтобы прополоскать рот. Я смываю слезы со щеки и поворачиваюсь к Лили. – Это всего лишь несварение желудка.

Какой идиот считает, что беременных мучает только утренняя тошнота?! Она может накатить в любое время суток, причём, иногда в самый неподходящий момент. Лили явно поверила в моё «несварение желудка» и заботливо сопровождает меня в спальню.

— Присядь, — говорит она, — ты выглядишь очень бледной.

— Со мной все в порядке, — настаиваю я. Лили до сих пор выглядит очень обеспокоенной, как будто мой приступ тошноты может повториться с минуты на минуту.

Тихий стук в дверь отвлекает внимание Лили от меня и у нее чуть не отказывают ноги, когда на пороге возникает тот, кто только что стучал. Это Скорпиус. Мои колени от неожиданности тоже подгибаются, и я опускаюсь на кровать. Парень чувствует себя очень неловко, всем своим видом показывая, что он находится здесь не по своей инициативе. Он нервно поправляет свои светлые волосы и слегка прокашливается. Он явно предпочёл бы умереть, чем находиться сейчас здесь.

— Хм, Лили, твоя бабушка хочет тебя видеть, — говорит он. Лили краснеет, но сдержанно кивает в ответ и выходит из комнаты. Я тоже пытаюсь встать, но легкое головокружение заставляет меня снова опуститься на кровать. Наверное, я выгляжу как полная дура.

— С тобой все в порядке? – спрашивает он. Надо же – он сам заговорил со мной! Это просто какое-то Рождественское чудо.

— Все просто великолепно, — отвечаю я. Мой голос звучит хрипло после недавнего приступа рвоты, как если бы я была заядлой курильщицей. Не правда ли, привлекательная картина?

— Ты уверена? – говорит он, — Выглядишь...

— Хреново, – заканчиваю я.

— Нет, — спокойно отвечает он, — ты просто немного бледная.

Почему он все еще здесь? Почему не ушел? Почему он не избегает меня, как делал это в течение последних двух месяцев?

— Да неужели?.. — протягиваю я.

Он стоит, засунув руки в карманы, слегка наклонившись. Похоже, Скорпиус не брился несколько дней, его щетина оказывается намного темнее волос. Брови тоже достаточно темные. Создаётся впечатление, что он регулярно обесцвечивает волосы. Но я-то знаю, что он этого не делает, ведь оттенок у него такой же, каким был и на первом курсе. Одет он в серую толстовку с капюшоном, черную куртку и в очень потертые джинсы, и вообще, смахивает бродягу. Волосы падают ему на глаза, и я удивляюсь, как он вообще видит, куда идет.

— Послушай, Роза, — начинает он, и я сразу понимаю, о чем пойдет речь. Мне необходимо как-то отвлечь его, прежде чем Скорпиус затронет щекотливую тему. Ведь я ещё не готова сказать ему правду.

— Пожалуй, я пойду, — вскакиваю я, но он никак не реагирует на мои слова. Скорпиус даже не пошевелился, чтобы меня попустить. Он просто смотрит на меня сверху вниз, пристальный взгляд серых глаз встречается с моим. Ничего себе, какой он высокий.

— Как долго ты собираешься меня избегать? – смело спрашивает он.

— Отойди, — говорю я.

Он вздыхает и смотрит так, словно собирается еще что-то сказать, но затем отходит в сторону, пропуская меня. Я чувствую его взгляд и ощущаю себя очень расстроенной. Я сбегаю вниз по лестнице и мельком вижу себя в зеркале, висящем в прихожей. Лили и Скорпиус не соврали, когда сказали, что я бледная. Моя кожа сухая и стянутая, а под глазами залегли огромные тёмные круги. Я иду на кухню, и меня не волнует, как я выгляжу. Даже если я выгляжу откровенно дерьмово.

В Норе суетятся все. Бабушка готовит пять различных десертов на завтра. Джеймс и Альбус с упоением слушают международный рейтинг квиддичных команд по радио, помогая маме наряжать елку в гостиной. Гарри с папой и Хью прикрепляют Рождественские огни. Тедди разжигает камин в гостиной, Виктуар вешает омелу на потолок, напевая какие-то колядки, что невероятно бесит братьев Поттеров. Папа и тетя Джинни бесперебойно спорят, словно пара детей. Но в действительности, они гораздо хуже детей.

— Рон! Ты украшал торт в прошлом году! – орет моя сорокаоднолетняя тетушка на отца.

— Ничего подобного! – кричит ей в ответ отец. — Мама! Скажи ей, что я этого не делал!

Бабушка закатывает глаза и качает головой.

— Вы двое, когда-нибудь вырастите? – вздыхает она.

— Мама! Ты же знаешь, что он это делал в прошлом году! – протестует Джинни.

— Почему бы вам не украсить его вдвоем? – спрашиваю я устало, чувствуя, что мы с ними поменялись ролями, и я представляю сейчас поколение родителей.

Папа и Джинни смотрят на меня так, словно эта «гениальная» идея никогда не приходила им в голову.

— Я знал, что ты унаследовала мозги Грейнджер, — смеется Гарри, заходя из сада.

Папа выглядит обиженным, хотя именно он всегда подчеркивает, что мозги мне достались от мамы.

— Вот ты где, Скорпиус! – восклицает бабушка, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть Скорпиуса, входящего в этот момент на кухню. Лили опять краснеет и роняет бокал, который до этого держала в руке. Джинни усмехается, глядя на дочь, лезущую под стол, чтобы его поднять.

Дед не отрывается от своей газеты, но его лицо выражает недовольство присутствием Скорпиуса. Ему никогда не нравился этот парень. Папа объяснил мне как-то, что между моим дедом и дедом Скорпиуса в своё время часто возникали конфликты. Люциус Малфой был Пожирателем Смерти, насколько я помню из подслушанных мною разговоров родителей. Мои мать с отцом тоже враждовали с отцом Скорпиуса, когда учились в школе. Я представляю, как вытянутся их лица, когда они узнают, что скоро род Поттеров-Уизли объединится с семьёй ненавистных Малфоев!

Скорпиус проскальзывает мимо и слегка покашливает. Он в упор не замечает меня и помогает бабушке с десертами. Мне некомфортно в его присутствии – я чувствую себя ещё хуже, чем раньше. И я присоединяюсь к Джеймсу и Аллу, которые устроились в соседней комнате и слушают трансляцию квиддичного матча между сборными Англии и Португалии.

— Ну, и кто выигрывает, — спрашиваю я.

Они требуют, чтобы я заткнулась, в то время как комментатор кричит: «И Да-Коста поймал снитч!». Они оба в негодовании орут так громко, так что тетя Джинни кричит на них из кухни.

— Чертовы португальцы! – восклицает Джеймс, забираясь с ногами на диван. Мама вздыхает и бормочет что-то, что по звучанию очень похоже на «ох уж эти мальчишки».

Обычно, я всегда живо интересуюсь результатами, но сегодня мой разум явно находится в другом месте.

— Черт возьми, Роза, ты выглядишь препоганно, — говорит Ал, внимательно меня осмотрев.

– Ты заболела?

Мама оборачивается при словах Альбуса и смотрит на меня. Я надеюсь, что цвет вернулся к моим щекам, но судя по выражению маминого лица — это не так. Она спрыгивает со стула и бросается ко мне.

— Вот как чувствовала, что с тобой что-то происходит, — говорит она, положив руку на мой лоб. – У тебя что-нибудь болит? Голова? Может головокружение? Наверное, тебя следует отвезти в Мунго... Рон!

— Мам, я в порядке, — протестующее говорю я. – Нет необходимости везти меня в Мунго.

Папа неторопливо входит в гостиную, и на лице его написано «ты меня звала?».

— Розе плохо, — говорит мама.

— Да нет же, всё хорошо! – протестую я.

— Что случилось, Рози? – спрашивает заинтересованно папа. Он делает именно то, что делала перед этим мама – щупает мой лоб, словно это даст ответы на все их вопросы.

— Температура, вроде бы, нормальная, — говорит отец.

— Я знаю! Я в порядке!

— Ты уверена? Может, все же отвезти тебя в Мунго на всякий случай... — предлагает отец.

— Сколько можно говорить? Не надо меня никуда везти, это обычное несварение желудка!

Мамины глаза расширяются, и я вижу, что она уже всё поняла. Хотя ума не приложу, как она догадалась.

— А ну-ка, пошли наверх, — твердо говорит она.

Я не хочу никуда идти. Но мама конвоирует меня вверх по лестнице, следом идет папа, и они заводят меня в первую же комнату. Мама закрывает дверь и обходит вокруг меня, ее карие глаза сверкают каким-то безумным блеском.

Они оба смотрят на меня с крайним беспокойством, будто я собираюсь сообщить им, что нахожусь при смерти. Хотя, в этом случае меня уж точно никуда не выгонят. И всё же я прекрасно знаю свою маму. Она будет настаивать на том, что во всём случившемся виновата лишь я одна.

Я глубоко вздыхаю, готовясь высказать новость, когда папа меня перебивает.

— Рози... мы знаем, — говорит он.

Я непонимающе смотрю на них. Они выглядят такими серьезными, но не сердятся. Как они могут не злиться на меня? Почему мама смотрит на меня так, словно хочет меня обнять?

Почему они не убили меня на месте?

— Это все наша вина, — говорит мама дрожащим голосом. – Мы должны были рассказать тебе о таких вещах до того, как отправить в Хогвартс.

Я молюсь, чтобы Мерлина ради, она не стала заводить разговоров о сексе – с этим ты уже малость опоздала, дорогая мамуля. Но папа согласно кивает. Неужели они думают, что я беременна из-за того, что они не объяснили мне еще в одиннадцать лет, что же такое секс?

— Мы не выполнили своих обязанностей по отношению к тебе, как родители, — говорит с сожалением отец, — но я надеялся, что мы никогда не столкнёмся с этими проблемами. И то, что мы больше не обучаемся в Хогвартсе, ещё не означает, что в твоём возрасте мы не хотели того же.

Ээ, пардон! Выслушивать сагу о сексуальных пристрастиях моих родителей во время их обучения в Хогвартсе совершенно не входит в мои планы. Нет уж, спасибо!

— Почему ты сделала это, Роза? – спрашивает мама.

— Э-э-э... это было только один раз...

— Да, но даже после одного раза, очень трудно остановиться, — говорит отец.

Я чувствую себя ужасно – мои родители сексуальные наркоманы.

— Хватает и одного раза, чтобы подсесть, — говорит мама.

Да, определенно, пора сваливать.

— Скажи нам, Рози, — говорит отец, — кто тебе дал?

Дал мне? Мерлин Всемогущий! Родители не должны так говорить со своими детьми – это уже настоящая жестокость. Но на лицах моих родителей нет и намека на то, что им неловко, или их это развлекает. Они чертовски серьезные.

— Э, это был Скорпиус Малфой, — признаюсь я.

Мама и папа выглядят разъярёнными, причём, папа даже больше, чем мама. Он вскакивает с кровати, его лицо по цвету сливается с волосами, и ударяет кулаком в стену, что напугало даже маму.

— Этот мерзавец Малфой! Я всегда ненавидел эту чертову семью! – ревет он.

— Рон, успокойся, — успокаивает мама, а папа продолжает вышагивать по комнате.

— Это вина не только Скорпиуса, — плачу я.

— Рози, что ты несешь... Это такое дело... конечно, это он виноват!

Какое, черт возьми, дело? Эти дети восьмидесятых используют странную терминологию для секса.

— Мы должны остановить его, прежде чем он сделает это с другими девушками, — говорит мама.

— Послушайте! – восклицаю я. – Давайте уже будем называть вещи своими именами. Секс он и в Африке секс.

Папа застывает, как вкопанный, а мама выглядит так, словно я только что ударила ее.

— Не понимаю, ты о чём? – спрашивает мама, затаив дыхание.

О, Боже.

Убей меня сейчас же.

Сейчас самый подходящий момент для того, чтобы на наш дом сбросили атомную бомбу.

— А ты о чём? – покорно спрашиваю я.

— Мы... я полагаю... ну, твой отец и я... ты наркоманка, да?

При этих словах, мои брови удивленно приподнимаются.

О, так вот, что они имели в виду под словом «дело».

— Да с чего ты это взяла?! – возмущенно говорю я. – За кого ты меня принимаешь?

Мама и папа смотрят друг на друга. Папа, прислонившись к двери, задумчиво потирает подбородок, но выглядит он шокированным и запутавшимся.

— То есть... ты хочешь сказать нам, что ты не подсела на наркотики? – спрашивает отец.

Это чёрт знает, что такое! Лучше бы я уж действительно была наркоманкой.

По крайней мере, к этому они были готовы.

— Ну... мама... папа, — медленно говорю я. – Я... хм... беременна.

Я и не думала, что мне придётся-таки озвучить эту мысль. Лица моих родителей несколько секунд ничего не выражают. Похоже, что они затаили дыхание, и слова застряли у них в горле. Мои руки, оказывается, дрожат, а я и не сразу это заметила. Мне уже начинает казаться, что прошло не менее суток с момента моего признания, а они по-прежнему молчат.

— Скажите уже хоть что-нибудь, — спокойно говорю я, спустя несколько минут.

— Это ведь шутка, правда? — мама говорит очень тихим голосом. Я качаю головой и втягиваю воздух. Она прижимает руку к губам, будто ей плохо. Затем начинает ходить по комнате, потому что не знает, куда приткнуться.

— Я не помню, чтобы ты встречалась со Скорпиусом, — говорит мама тупо, п ррисаживаясь рядом со мной на кровати. Я чувствую себя в опасности, ведь она находится достаточно близко, чтобы попытаться придушить меня. Очевидно, она просто не знает, как реагировать на эту новость.

— Я–я нет, — признаюсь я. – Это была случайность. Я не п-подумала.

По непонятным причинам у мамы на глазах появляются слезы, но не от гнева. По всей видимости, она ни на йоту не рассердилась. Она, кажется... боится? Я не знаю, может ли это слово охарактеризовать её состояние. Но она определенно расстроена.

— Мое бедное дитя, — шепчет она и крепко меня обнимает.

Признаю, этого я не ожидала.

Некоторое время, она не выпускает меня из объятий, и мы сидим на кровати, прижавшись друг к другу и плача. Я никогда не чувствовала такое единение с матерью, как в этот момент. Когда она, наконец, отпускает меня, её глаза выглядят красными и опухшими.

Папа вообще ничего не говорит. Он бледен как привидение и, похоже, еле стоит на ногах. Мама встает и подходит к нему, кладя руку ему на плечо, но он скидывает ее и выбегает из комнаты, даже не взглянув на меня.

— О, Боже мой, — говорит мама.

— Он же не собирается убивать Скорпиуса, правда? – опасливо спрашиваю я. Мама качает головой.

— Я не знаю. Он, наверное, просто хочет побыть один, — говорит она так, словно это самая обычная его реакция на подобные новости.

— Что, черт возьми, я сделала, чтобы заслужить такую семью?

— Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.

— Ну... хм... когда твоя тетя Джинни сообщила, что беременна, он пропадал где-то около пяти часов. А потом, когда оказалась беременной я, он был так напуган предстоящим отцовством, что отсутствовал в течение трех дней. Твой отец... Ну он, в общем-то, обычный человек. Ему просто иногда необходимо, чтобы его не беспокоили.

Серьезно, что происходит? Мои родители чем-то напоминают призраков – мама похожа на приведение, которое не против того, что дочь беременна, а отец – на приведение, которое почему-то пугает беременность.

— Все хорошо, — говорит она успокаивающе.

Но от ее слов, я начинаю плакать еще сильнее.

— Ты должна сказать Скорпиусу, — тихо проговорила она. – Он имеет право знать.

Я знаю, что она абсолютно права. Знаю, что должна признаться во всём Скорпиусу. Но дело в том, что я его совсем не знаю. Я не знаю, как он отреагирует на такие новости. Наверное, стоит с ним поговорить, пока он еще трезвый. Да, я в положении, но мне еще никогда не приходилось вести разговоры на такие темы с парнем. Я просто не смогу сейчас спуститься по лестнице и разрушить его жизнь в канун Рождества.

— Не беспокойся – разговор с отцом и Хью я беру на себя, — говорит мама.

Я с благодарностью киваю ей и надеюсь, она понимает, насколько я ей признательна. Да у неё до сих пор голова идёт кругом от такой сногсшибательной новости. И Гермиона Уизли не обладает железной выдержкой, как думают многие.

Мама поднимается, чтобы уйти. По дороге к двери она, как бы в поддержку, похлопывает меня по спине, но на лице её написано, что она еле сдерживается, чтобы меня не прибить. Всё же она выигрывает битву со своими внутренними монстрами и выходит, оставляя меня одну в комнате.

* * *

За весь остаток сочельника она больше не говорит мне ни слова. Я не думаю, что она до сих пор сердится на меня, но я явственно ощущаю ауру разочарования, что витает вокруг нее. Я не видела ее в таком состоянии уже очень давно, наверное, с тех пор, когда мне было пять лет. Тогда между ней и папой возникло ощутимое напряжение. Я и до сих пор не имею ни малейшего понятия, из-за чего тогда все произошло. Все, что помню – я сижу на лестнице, обнимая Хью, и слушаю, как они в бешенстве орут друг на друга. Но теперь все гораздо хуже, ведь в том, что произошло, целиком и полностью виновата лишь я одна.

На этот раз, к счастью, папа никуда не пропал, хотя мы его не видели в Норе всю оставшуюся часть дня. Я очень благодарна ему за то, что он все же вернулся домой, несмотря на шокирующую новость. Я боялась, что он накинется на Скорпиуса, и тогда бы я была просто вынуждена открыть ему правду. К счастью, папа этого не сделал. Вернувшись домой, мы увидели, что он сидит в одиночестве в гостиной, уставившись в пустоту.

— Хью, иди в свою комнату, — говорит мама.

— Ты не имеешь права указывать, что мне делать, — кричит он в ответ.

Мама смотрит на него.

— Ты хочешь поспорить? — шипит она.

Хью прекрасно знает, что на это ему совершенно нечего ответить, поэтому он со скоростью урагана влетает вверх по лестнице и громко хлопает дверью. Как бы мне хотелось поступить также.

— Рон, — ласково говорит мама.

— Извини, — отвечает отец непривычно громким голосом. – Мне просто жизненно необходимо было вырваться оттуда.

Мама согласно кивает. А я молчу и не смею даже шевельнуться.

— Как ты могла так сглупить, Рози? – спрашивает отец с ощутимой долей разочарования в голосе.

— Папа, мне очень жаль.

— Разве мы совершенно ничему тебя не научили? – говорит он и его тон все повышается. – Неужели мы были такими плохими родителями? Ты вообще слышала когда-нибудь о контрацепции?

— Я просто не подумала, — говорю я, и мой голос ощутимо дрожит.

— Но это же так очевидно! – уже кричит он. Я никогда не видела его таким злым. На меня он ещё ни разу так не сердился. У меня такое чувство, что в горле застрял как минимум мяч для гольфа. На глазах выступили слезы, но я твердо решила не плакать.

— Я...

— НЕ ГОВОРИ мне снова, что ты сожалеешь о произошедшем!

— Рон, успокойся, — говорит мама.

— Я НЕ ХОЧУ УСПОКАИВАТЬСЯ! Тебе всего шестнадцать лет, Роза! Понимаешь ли ты всю ответственность, которая связана с материнством? – рычит он.

— Рон! – кричит мама. – Тут ты ничем не можешь помочь! Что сделано, то сделано, и мы ничего не можем изменить!

— Нет, мы можем! – говорит он. – Одна возможность всё же существует.

Я понимаю, что он имеет в виду.

— И ты думаешь, что аборт все решит? – спрашиваю я спокойно, но слезы текут не переставая. – Ты думаешь, что проблема исчезнет вместе со смертью невинного ребенка?

— Это еще не ребенок, а всего лишь скопление клеток, Роза! – кричит отец.

— Это не скопление клеток! – кричу я в ответ. – Да, я не хотела залететь, но теперь я не сбегу от этой проблемы! Я беру ответственность на себя. Ты не имеешь права говорить мне, что делать, только потому, что сам боишься!

— Ты берешь на себя ответственность? – с горечью смеется он. – Да неужели? Так почему он до сих пор еще ничего не знает?

— У него, между прочим, есть имя!

— Я знаю, — сердито говорит отец. – И это имя — Малфой.

Он произносит слово «Малфой» так, словно это какое-то ругательство.

— Забудь уже свои детские обиды, папа! – кричу я. – Тот факт, что дед ненавидит Люциуса Малфоя, а ты — Драко Малфоя, вовсе не означает, что и я должна ненавидеть Скорпиуса!

Я немного лицемерила по поводу Скорпиуса, ведь я понятия не имела, как он отреагирует на мою новость. Но сомневаться сейчас я не имела права.

— Я – не ты! – продолжила я. – Как и Скорпиус – не его отец.

Папа яростно смотрит – я еще никогда не позволяла себе говорить с ним в таком тоне.

— Не смей со мной так разговаривать! — говорит он. – Ты забыла, что я твой отец?

— Ну, тогда и действуй как отец! – плачу я. – Мне нет необходимости выслушивать от тебя, что я поступила неправильно. Я и так все понимаю!

И я резко направляюсь к лестнице в свою спальню. Чувствую, что дрожу с головы до кончиков пальцев на ногах. Я слышу, что мама и папа продолжают кричать друг на друга внизу. Мама требует, чтобы он оставил меня в покое, а отец впадает в бешенство и настаивает, чтобы я спустилась вниз. У меня нет желания возвращаться к этому бессмысленному разговору, и я остаюсь у себя в комнате. Вскоре я слышу тихий стук в дверь, и Хью входит с весьма заинтересованным видом.

— Ты в порядке? – спрашивает он, что вовсе на него не похоже. Он проходит по комнате и садится на кровать, неловко гладя мою руку. Я люблю этого парня. Я сажусь и обнимаю его, радуясь, что он все такой же мелкий «я-мятежный-дет-металлист», любящий покой своей спальни, сидит сейчас здесь со мной и проявляет настоящую братскую заботу.

— Мне очень жаль, Хью, — говорю я. – Они поругались по моей вине.

— Я знаю, что ты беременна, — произносит он.

Ну не фига себе!

Он пожимает плечами и озорно улыбается, обнажая свои небольшие передние зубы, и бросая на меня зловещий, так похожий на мамин, взгляд.

— Я слышу намного больше, чем ты думаешь, — говорит он. – Дядя Джордж, прислал мне пару Удлинителей Ушей по почте несколько недель назад.

— Мне жаль, — снова повторяю я.

— Все хорошо, Рози. С тобой всё будет в порядке. Я помогу тебе, — говорит он. Я никогда раньше не видела Хью настолько серьезным. И я горжусь, что мой брат стал таким.

— Ты самый лучший в мире младший брат, — говорю я и улыбаюсь ему.

— Я знаю, — говорит он самодовольно. – Я просто великолепный.

— И такой скромный, — добавляю я.

— В этом весь я, — улыбается он.

— Ты не... ты никому не расскажешь, хорошо? – спрашиваю я.

— Конечно, я не расскажу.

У меня действительно самый классный брат во всем мире. Он гладит напоследок мою руку и оставляет меня одну в тишине комнаты. Когда он выходит за дверь, на пороге возникает мама. Ее глаза покраснели и опухли, и она слегка всхлипывает.

— Если бы ты знала, как я сожалею, мама, — говорю я, и слезы вновь бегут по щекам.

— Я знаю, — говорит она и садится на край моей кровати. – Перестань уже извиняться. Это всё равно ничего не изменит.

Она произносит это очень грустно.

— Где папа?

Мама пожимает плечами:

— Пошёл подышать свежим воздухом».

— Мам... мы бы могли об этом пока никому не говорить? – спрашиваю я. – И даже родственникам?

— Дело твое, — вздыхает она и снова поднимается. Она выходит за дверь и прежде, чем ее закрыть, говорит: — Счастливого Рождества, Роза.

Затем она выключает свет и закрывает дверь.

Да уж! Действительно — счастливое Рождество.

Рождественским утром меня разбудил не кто иной, как Хьюго. Я на мгновение забыла, какой сегодня день, но когда увидела протянутую мне маленькую коробочку, завернутую в золотую бумагу, сразу поняла — это мне. Сегодня Рождество и ничего более, как и должно быть. Папа ненавидит меня, мама и папа ненавидят друг друга, а я ненавижу почти всех, ну, кроме Хью. Все в одночасье перевернулось с ног на голову, если задуматься.

Хью выглядит обеспокоенным, похоже, он действительно переживает за меня. Я хочу, чтобы он всегда оставался таким, ведь так непривычно наблюдать за ним, когда его волнует что-то кроме его обожаемой хэви-металл группы «The Death Metal Eaters».

— Счастливого Рождества, — говорит он мне и протягивает сверток.

— Спасибо, Хью, — улыбаюсь я и открываю коробочку. Там находится красивый серебряный браслет с множеством мелких подвесок, среди которых я замечаю собаку, оленя и оборотня — трех мародеров, о которых мы столько раз говорили за эти годы. Я крепко обнимаю Хью.

— Он принесет тебе счастье, — говорит Хью и его голос звучит глухо из-за моих объятий.

— Он прекрасен, спасибо тебе.

Хью отодвигается и говорит мне, что пора спускаться вниз. Я решила, что нет смысла прятаться в своей комнате весь день, что жизнь продолжается, и, что бы не случилось, мне придется идти в Нору и вновь встречаться со всеми моими родственниками... и Скорпиусом Малфоем.

Мама и папа находятся рядом друг с другом, когда я спускаюсь по лестнице, хотя и не разговаривают. Хью сидит у елки, открывая подарки. Даже он чувствует себя не в своей тарелке и не лезет на рожон. Я присоединяюсь к нему под елкой и начинаю распаковывать свои подарки, но мое сердце тоже не на месте, как и у Хью. Обычно мы совершали этот маленький ритуал вместе, как одна семья, но сегодня маме и папе совершенно не до нас. Они находятся на кухне, в то время, как мы — в гостиной, пытаемся избежать щекотливой темы — моей беременности.

Я не могу больше этого вынести. Иду на кухню, к родителям, которые прекращают свою перепалку, как только я вхожу. Мама слабо улыбается мне, а папа даже не узнает меня.

— Может, мы попробуем вести себя как обычно? — спрашиваю я. — Ведь сегодня Рождество.

Мама кивает, но папа по-прежнему молчит.

— Рон, — предупреждает мама. — Она права.

— Мне уже все равно, — говорит он, сильно напоминая Хью, когда тот не в настроении.

— Давайте приложим все усилия, чтобы Рождество прошло, как положено, — говорит мама, — мы можем оставить все проблемы на потом.

Отец снова молчит.

— Рональд!

— ОТЛИЧНО! — кричит он и вылетает из кухни.

— И тебе, Счастливого Рождества! — кричу ему вслед.

* * *

Я так счастлива, когда мы наконец-то подходим к Норе. Здесь я смогу избежать убийственных взглядов отца, разочарованных вздохов мамы и ободряющих — Хью. Мама успокоила меня, когда пообещала, что отец никому и слова не скажет о моей беременности, поэтому я могу расслабиться. Расслабиться, насколько это у меня получится. В последние дни это удавалось мне всё реже.

Делакур-Уизли уже приехали (их гораздо проще называть именно так, потому что Уизли здесь и так предостаточно на один квадратный метр), это значит, что я смогу поговорить с Доминик. Джонсон-Уизли прибыли почти сразу после нас. Смит-Уизли чуть позже и даже дядя Чарли тоже приехал. Оставалось дождаться только Поттеров.

И когда они тоже появились, начались все эти нежности, поцелуи, цветы и мои натянутые улыбки в ответ. Гарри обнял меня и всунул пару галеонов в мой рождественский подарок — он стремится баловать меня, потому что я его крестница. С дугой стороны, Тедди — его крестник, галеонов не получил. Может, Гарри всё же делал это, когда тот был маленьким?

Наверное, довольно мило получилось бы, если бы крестник и крестница Гарри поженились? Или это больше похоже на инцест? Я так не думаю, но лучше где-нибудь прочитать об этом.

— Счастливого Рождества, — слышу я голос возле себя. Я поворачиваюсь к Скорпиусу, который возвышается надо мной и я настолько потрясена тем, что он снова обратился ко мне, что могу на его слова ответить только «да».

Успокойся.

— Эм, я имею в виду, Счастливого Рождества, — определенно я несу вздор, но сомневаюсь, что он слышит меня, потому что как раз в этот момент что он и Ал, уходят в гостиную.

— Счастливого Рождества, Рыжая! — кричит мне Джеймс с другого конца кухни и каждая рыжая голова поворачивается, чтобы взглянуть на него — а это значит, что повернулись практически все.

— Счастливого Рождества всем рыжим! — восклицает он.

Время до обеда проходит вполне нормально. Главным образом потому, что я избегаю мамы с папой. Папа ходит с таким видом, словно он со всей дури хлопнулся на задницу, и когда люди спрашивают его, что с ним, он отвечает, что плохо себя чувствует.

Сейчас Джеймс и Ал, обсуждают квиддичную тактику дяди Чарли, ведь он тоже был капитаном гриффиндорской команды по квиддичу, когда учился в Хогвартсе. Поэтому Джеймс и Ал, довольно часто обращаются к нему за советом, как капитаны (Гриффиндора и Слизерина, соответственно). Но все это довольно странно, если учесть, что их собственный отец был капитаном команды, а мама играла за сборную. Но мне кажется, что дети просто не хотят воспринимать советы своих родителей. Гораздо лучше проконсультироваться с человеком, который до сих пор жив, несмотря на общение с драконами. Слушая в пол-уха дядю Чарли, отмечаю, что они уже планируют различные позиции защиты. В это время Дом влетает в комнату и падает на диван рядом со мной.

— Роза, мне необходимо с тобой поговорить, — говорит она и выглядит очень взволнованной.

— О чем?

Она хватает меня за руку и ведет в коридор. Мы садимся на лестнице, и она начинает рассказ, подпрыгивая от волнения.

— Ты никогда не догадаешься, с кем я сейчас встречаюсь, — улыбается она.

— С кем? — спрашиваю я и тоже начинаю волноваться. Я очень большая любительница сплетен.

— Угадай, — говорит она.

— Ээ... ну, Питер Ханниган? — спрашиваю я.

— Не-а.

— Саймон Лонгботтом?

— Фу, нет!

— Саймон хороший парень, — говорю я, испытывая к нему легкую жалость, потому что он со странностями. Но мама заставляет меня вести себя корректно, ведь его отец друг нашей семьи.

— Не угадала!

— Я не знаю... может, это один из близнецов Скамандеров?

— Роза, им же всего четырнадцать! Ты ни за что не угадаешь! — говорит она насмешливо. — Сказать тебе?

— Да, пожалуйста, — говорю я.

— Хорошо... это Скорпиус!

Так вот о какой девушке говорила тогда Лили. Я чувствую, что мои мысли просто разбежались. Неужели у всех моих подружек на уме один Скорпиус?

— Скажи уже что-нибудь! — восклицает Дом.

— Я... должна... выйти... куда-нибудь, — говорю я и выбегаю через заднюю кухонную дверь.

Я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы, и я не понимаю из-за чего. Но ведь у меня нет совершенно никакого повода расстраиваться из-за Скорпиуса, верно? Вся эта ситуация так не вяжется со Скорпиусом, да и у нас никогда ничего не было и не будет. Мне кажется все таким странным.

Эта проклятая ситуация здорово выбивает из колеи. Вот я и сижу на улице прямо на снегу, и слезы бегут по щекам из-за парня. Это вовсе на меня не похоже! Такое ощущение, что мой внутренний мир стал настолько хрупким, что одно неосторожное слово может все разрушить. Я всегда была такой уравновешенной. Раньше, я никогда не плакала по столь глупому и незначительному поводу. В самом деле, только однажды я рыдала, кода наша собака Бродяга умерла в прошлом году. Я плакала тогда целую неделю.

К счастью, Дом не пошла за мной, но, похоже, кто-то все же заметил мое поспешное бегство из дому. Тедди направляется ко мне, выглядит он очень обеспокоенным. Сегодня у него голубые глаза и кроваво-красные волосы, но черты лица остались прежними.

— Привет, Рози, — ласково говорит он, садясь рядом со мной на заснеженную скамейку.

— Тедди, почему мне так страшно просыпаться по утрам? — стон срывается с моих губ.

— Что случилось?

— Всё! — скулю я. — Мама и папа знают, что я... ну, ты знаешь... и сейчас отец просто ненавидит меня. Мама очень задумчивая и странная и вообще, зато Хью чересчур дружелюбен и... и... Дом... она теперь со Скорпиусом!

Тедди утешая, обнял меня, что заставило мое сердце биться в тысячи раз чаще, чем обычно.

— Рози, я уверен, что твой отец тебя не ненавидит. Он, наверное, просто расстроен из-за всего этого. И очень хорошо, что твоя мама и Хью спокойно все восприняли, верно? И... с каких это пор, Доминик со Скорпиусом?

— Я не знаю. Она сказала мне об этом только что. Да этого просто не может быть, Тедди. Я полностью уничтожена.

Тедди в течение нескольких минут молчит, и я могу сказать, что он все же согласен со мной, даже если и не хочет об этом говорить. Моя жизнь закончилась прежде, чем успела начаться. Какими словами можно ещё это описать? Даже Тедди признает это. И папа — тоже.

— Почему тебя так волнуют отношения Доминик и Скорпиуса? — спрашивает Тедди.

И я понимаю — Тедди не знает, что Скорпиус отец моего ребенка. Черт.

— Скорпиус — отец, — говорю я.

Тедди выглядит слегка шокированным новой информацией, он ничего не говорит, и я благодарна ему за это.

— Жизнь стала бы намного проще, если бы я прыгнула в пропасть, — говорю я, драматизируя ситуацию.

— Посмотрите-ка какой Джордж Бейли выискался! Знаешь, не вынуждай меня вспоминать "Эту прекрасную жизнь" на свою голову! — говорит Тедди. Я смеюсь, ведь это мой самый любимый фильм на все времена. Внимательный Тедди помнит об этом.

Он заставляет меня вернуться в дом, когда замечает, что я дрожу. Повезло, похоже, никто и не заметил, что мы выходили, иначе бы мне устроили допрос с пристрастием — почему я сидела в снегу и плакала. По крайней мере, у меня есть Тедди — звезда на моем затянутом тучами небе. И, может быть, настанет день, когда ему надоест быть игрушкой в руках моей кузины Виктуар, он бросит ее и жениться на мне.

Да уж, женится... когда флоббер-червь станет министром магии.

— Ужин готов! — восклицает бабушка, и все мы стараемся рассесться вокруг переполненного стола на кухне Норы.

Теперь у меня есть все шансы избежать общества Скорпиуса, Лили и Доминик. Поэтому я сижу между Джеймсом и Тедди. На самом деле — это отвратительно, ведь Тедди и Виктуар держаться за руки под столом. Надеюсь, я смогу поговорить с Джеймсом...

— Вытяни палец!

О, Господи, почему я родилась в дурдоме? Что я сделала в прошлой жизни, что заслужила такое???

Я что, была ГИТЛЕРОМ???

Фред истерично смеется над шуткой Джеймса. В самом деле, Джеймсу уже восемнадцать и я начинаю думать, что у него серьезные отклонения в психическом развитии. Но когда я говорю об этом с дядей Гарри, он просто смеется. Ну, может быть, он так и не думает.

Ужин вышел восхитительным, как и каждый год. Того, что было на столе, хватило бы на две армии. Помимо всего, тут есть шесть различных видов картофеля, великолепная ветчина, клюквенный соус, фарш, овощи — но знаете что? Я не голодна. На самом деле, меня тошнит от запаха соуса.

— Англия не сможет выиграть пятый национальный кубок по квиддичу, ты можешь поверить в это, Рыжая? — говорит мне Джеймс, в то время, как большая ложка из под клюквенного соуса находится у него во рту.

— Мне кажется, что меня сейчас стошнит, — вскрикиваю я и убегаю в ванную. С моим уходом, я слышу, как Джеймс говорит: «А я полагаю, что это смешно!».

Я слышу, как мама поднимается по лестнице, и тихо стучит в дверь. Прежде, чем я успеваю сказать «войдите», она открывает дверь. Я стою на коленях перед унитазом, слезы текут по моим щекам. Мама поднимает и усаживает меня на край ванны. Она наколдовывает стакан с водой, который я с благодарностью беру.

— Я всем сказала, что у тебя расстройство желудка, — ласково говорит мама.

— Спасибо.

Тишина.

— Мам... отец меня ненавидит? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает она, и очень трудно понять, правда ли это.

— Жаль, что я испортила Рождество.

— Хватит уже, Роза! — резко обрывает меня мама. — Прекрати свои нелепые извинения. Не сейчас, ладно? Извинениями ничего не изменить! Я всеми силами стараюсь тебя понять и помочь, но и моему терпению подходит конец!

Я киваю и, не сумев с собой совладать, начинаю еще сильнее плакать. Но мама даже не обнимает меня и не обращает внимания на мои слезы, она просто тупо сидит рядом со мной на краешке ванны. Через несколько минут, она встает, ничего не говоря, и оставляет меня одну. И я не могу избавиться от чувства, что разрушила не только свою жизнь.

* * *

Всю следующую неделю мне хочется свернуться калачиком и умереть. Я провожу большую часть времени в своей комнате, выполняя домашнее задание до тех пор, пока оно не закончилось, а затем берусь за подготовку к предстоящим экзаменам. Это официально делает меня самой большой неудачницей в Хогвартсе. Но гораздо проще оставаться в своей комнате подальше от родителей, потому что в их присутствии у меня возникает чувство, что я совершила какое-то страшное преступление. И оно возникает при каждом их взгляде на меня.

Дом названивает мне почти каждый день всю эту неделю. С того инцидента во время рождественского ужина, вся семья думает, что я чем-то больна, так что все стараются проявить ко мне повышенное внимание. Все, кроме моих родителей. Однажды меня навестили, Виктуар и Тедди, пришедший с ней. Я не могла заставить себя не думать о том, как бы было хорошо, если бы дядя Билл никогда не встретил Флер Делакур. Тогда ни Тедди, ни Скорпиус не встречались с Делакур-Уизли (ведь их не было бы), и мне бы не хотелось провалиться на месте каждый раз, как я слышала шелест их длинных светлых вейловских волос. Почему моя мама должна быть мерзкой магглорожденной? В них же нет совершенно ничего необычного. А вот прабабушка Виктуар и Доминик была вейлой, а это значит, что она была самим совершенством и почти каждый парень в мире, хотел ее. Мама Тедди была метаморфом, а значит, он тоже может быть настолько красивым, насколько этого захочет. А что есть у меня? Ах да, рыжая пушистая копна волос и несколько веснушек на носу. Ура, давайте все споем чертовых Дикси.

В канун Нового года, мама объявляет нам с Хью, что мы собираемся на ночь к дяде Гарри и тете Джинни. Они затевают большую вечеринку и приглашают практически всех, кого знают. Дом Гарри и Джинни огромный (я говорю о трех этажах, не считая чердака и подвала). Я всегда любила бывать у Поттеров. И даже не потому, что у них дома так удивительно, а из-за того, что в их доме всегда было чем заняться. Вероятно, это связано с тем, что Джеймс и Ал там живут — Гарри называет их новыми мародерами. Они как-то взорвали спальню, после этого Гарри не разрешает им ночевать вместе, даже если дом полон гостей. В тот раз Альбус был как никогда близок к тому, чтобы лишиться конечности.

Мы приходим к Поттерам около половины девятого, а в их доме уже полно людей, которых я раньше никогда не видела. Здесь достаточно студентов Хогвартса, присутствует и один учитель — профессор Лонгботтом. Конечно, вне школы, мы называем его просто Невилл. Было бы довольно странно, если бы Хью называл своего крестного «профессор Лонгботтом». Так же здесь масса людей из министерства. Места, где работают дядя Гарри, мама и папа. Есть один парень, МакЛагген, примерно того же возраста, что и родители, но он, похоже, никому не нравится. Почему он здесь, совершенно непонятно. Может, он здесь потому, что не было возможности его не пригласить? По грозному виду отца, с которым он его перебивает, я могу предположить, что что-то произошло. МакЛагген уже достаточно пьян и подмигивает маме — я уверена, что видела, как она резко замолчала.

Этой ночью в доме Поттеров пары ведут себя точно так же, как распутные Хаффлпаффцы, не боящиеся ЗППП. Тедди и Виктуар были так заняты друг другом, как впрочем, и всегда, что он даже не поговорил со мной с момента моего приезда, ну, разве что бросил «Умница Рози!» — когда я только вошла. И теперь Дом и Скорпиус ведут себя так, чтобы «умнице Рози» стало еще хуже. Дом махнула мне, когда я приехала — серьезно, она мне просто махнула рукой и ушла со Скорпиусом на всю ночь. Джеймс и Фред общались с двумя дочерьми МакЛаггена (которым, по всей видимости, около двадцати, так что у мальчиков ни единого шанса). Новая подружка Альбуса Дженни Уинтер тоже была здесь (она с Равенкло и думает, что умнее всех), и даже у Молли есть кто-то, кого можно поцеловать в момент, когда часы будут бить двенадцать! Да, ему, наверное, лет четырнадцать и он здорово заикается, но эй, это все равно лучше, чем ничего, верно?

Может, мне стоит пойти и купить себе несколько кошек, чтобы провести этот вечер в их компании.

Примерно, без четверти двенадцать, мое раздражение достигает своего пика. В то время, когда взрослые (даже Джеймс и Фред) уже слегка навеселе, лучатся от восторга и играют в шарады, я могу спокойно уйти и спрятаться в комнате Ала. Я не стучусь и сразу же жалею об этом, но меня ведь никто не предупредил, что Скорпиус будет находиться в этой же самой комнате... Я забыла, что он тоже живет здесь. И как я могла такое забыть?

— Ох, эм, извини, — бормочу я.

— Оу, все в порядке, — говорит он. — Мне было нужно достать кое-что из своего багажа.

Я неловко киваю. Он лезет в чемодан и достает свитер с буквой «С» на груди и набрасывает его. Очевидно одно, бабушка связала его Скорпиусу на Рождество. От осознания того, что он на самом деле его носит, становиться немного грустно. Я, к примеру, отдаю свои бездомным, которые живут ниже по реке. У них накопилось таких свитеров самое меньшее — штук двенадцать. Знала бы об этом бабушка.

— Тебе весело? — спрашивает он.

— Да, смеялась ровно минуту назад, — с сарказмом говорю я. Он смеется… ну, хорошо, на самом деле это вовсе не смешно. Он вроде бы наклоняет слегка голову на бок, улыбается и хмыкает. Все это немного странно.

— Значит ты и Дом теперь... — начинаю я.

Какого черта я стану заканчивать это предложение?

— Эм, да, — отвечает он, взлохмачивая свои светлые волосы. — О том, что...

— О, мне всё равно, — быстро говорю я. Я не хочу, чтобы он подумал, будто меня в какой-либо мере беспокоит тот факт, что он встречается с моей кузиной.

— Я хотел рассказать тебе об этом, — говорит он, но я знаю, он врет.

— Брось, — говорю я. — Мы же с тобой вообще не общаемся.

Он удивленно приподнимает бровь при моих словах.

— И это что, моя вина? — гневно спрашивает он.

— Я этого не говорила.

— Ты подразумевала это, — бормочет он.

— Но это ты игнорировал меня после... — я замолкаю. Он знает, что я имелю в виду.

— Что? — недоверчиво спрашивает он. — Это я тебя игнорирую? Это ты была той, кто сказала «только давай никому не скажем».

— Так, во-первых, я не говорила ничего подобного, — ответила я на его упрек. — Во-вторых, я думала, что ты тоже сожалеешь о случившемся, тем более ты был пьян, когда... это... произошло!

— Но мне совершенно не жаль! Я не был пьян и тебе это хорошо известно. Ты говоришь все так, словно ты никогда не нравилась мне.

— Ну... эм... — заикаюсь я. — Это...

— Ты хочешь сказать, что сожалеешь о случившемся? — спрашивает он.

ДА.

Ладно, возможно и не так, как должна бы. Но это не та вещь, которую можно сказать в свою защиту, к огромному сожалению.

Я ему нравилась?

Прежде, чем я смогла ответить...

Его губы накрыли мои. Как, черт возьми, это произошло? Ох, Мерлин, какие у него нежные губы! Я обняла его за шею, а его руки выжидающе застыли на моей талии, словно раздумывая, куда бы им двинуться — вверх или вниз. Стук моего сердца... он, должно быть, слышит, как оно бешено стучит, ведь наши тела находятся так близко друг к другу. Он притягивает меня еще ближе, и поцелуй становится все более страстным. Моя рука запуталась в его светлых волосах... они потрясающе мягкие и шелковистые... Интересно, что за кондиционер он использует.

Не время, Роза!

Спустя немного времени поцелуй становится более спокойным, но не прекращается. Мы оторвались друг от друга на всего лишь на секунду, словно наша жизнь зависела от него... словно на Земле никого больше нет... словно и нет пятидесяти пьяных идиотов, играющих внизу в шарады и кричащих: «Фильм! Два слова!».

Есть лишь Скорпиус и я... так же, как было и тогда. За исключением... уже не только Скорпиус и я в этот раз.

А как же Дом?

Я отталкиваю его от себя, наши грубы покраснели и опухли, и мне кажется, нас обоих слегка шокировало только что случившееся.

— А Дом? — шепотом спрашиваю я, прижав пальцы к губам. Я в ужасе от того, что только что совершила. Его глаза расширяются в понимании.

— Роза... я...

— Просто уйди, — говорю я, — прежде, чем мы вновь наделаем глупостей.

Он выглядит так, словно собирался еще что-то сказать, и я наполовину благодарна, наполовину разочарована, когда он уходит, не сказав больше ни слова. Но если бы он остался еще хотя бы на минуту, я знаю, мы бы снова целовались, как пара идиотов.

И я совершенно не понимаю почему.

5...4...3...2...1! С Новым годом!

Я сижу на кровати Альбуса, очень одинокая и несчастная, в то время когда звонят новогодние колокольчики на лестнице. И мне интересно, заметил ли хоть кто-нибудь, что меня там нет. Видимо, кто-то все же заметил, потому что дверь комнаты Ала открывается и входит... Скорпиус.

Он не спустился вниз, чтобы быть наконец-то вместе с Дом. Он походит к кровати Ала, берет мою руку и поднимает на ноги. Он наклоняется и целует меня настолько глубоко, что я забываю о наличии кузины по имени Доминик на несколько секунд.

— С Новым годом, Роза, — шепчет он мне, когда мы отстраняемся.

— Иди, — говорю я, чувствуя слезы, появляющиеся в уголках глаз, — пожалуйста.

И на этот раз, он действительно уходит.

Я так рада, что уже завтра вернусь в Хогвартс после самого худшего Рождества, которое я могу припомнить. Иногда, мне кажется, что после всех тех проблем, которые я принесла в нашу семью, мне просто необходимо уехать в какую-нибудь далекую страну… Кубу? Точно, Куба. Тогда все однозначно станут более счастливыми. Наверное, даже я была бы счастлива – одинокая молодая мать, к тому же ведьма, живущая в коммунистической Кубе… что может быть лучше?

Я просто не могу взглянуть Дом в лицо после Нового года. У меня каждый раз екает сердце, когда она улыбается мне или беспокоится за меня. Она не только моя кузина, но и моя лучшая подруга, и я очень дорожу нашей дружбой. Я знаю, что беременна от ее парня, но мне просто надо объяснить ей, что все это случилось до того, как они стали встречаться. А теперь я действительно все сильно напортачила.

К счастью, я больше не виделась со Скорпиусом после вечеринки. Со слов Ала, ему пришлось вернуться домой из-за каких-то семейных проблем, но он не захотел их обсуждать. Ну что ж, нет худа без добра, правда? Конечно, небосклон по-прежнему закрывают тучи, но проблески звезд все же пробиваются сквозь них.

Говоря о проблемах семьи, мне кажется, что мои родители вот-вот друг друга прибьют. Не проходит и дня, чтобы они не ругались между собой. Мне начинает казаться, что Хью абсолютно прав, когда врубает музыку на максимум, ведь в таком случае она перекрывает яростные крики родителей. И знаете, они орут друг на друга вовсе не из-за моей беременности. Они воюют по любому поводу. И, очевидно, в основе их ссор лежит нечто иное, что еще не было упомянуто.

Сейчас я в своей комнате пакую чемодан на завтра. Мама и папа кричат, как обычно, и я пою во весь голос «Завтра» из мюзикла Эннии, заглушая их голоса. Я стараюсь сосредоточиться на складывании чемодана (и на тексте песни, конечно же), чтобы хоть как-то отвлечься от постоянных мыслей о Скорпиусе. Потому что он занимал мои мысли в последнее время значительно чаще, чем кто-либо другой. Интересно, почему? Ведь всего две недели назад у меня все было хорошо, я о нем не думала, не знала, что беременна, могла говорить и шутить с Дом до тех пор, пока проблемы не свалились на меня. Но сейчас мое сердце совершает головокружительные кульбиты, стоит мне только о нем подумать.

Почему чертовы проблемы меня настигли?

— ВОН!

О, Боже. Я не слышала, чтобы мама так кричала вот уже… ну, хорошо, последние лет десять. Я прекращаю петь и слышу, как Хью выключил музыку. Мы оба одновременно открываем двери наших комнат и в ужасе смотрим друг на друга. Пробираемся к краю лестницы, пытаясь понять что же происходит внизу. Мама и папа стоят в коридоре. Лицо мамы покраснело от ярости, папа тоже выглядит очень сердитым и они оба угрожают друг другу волшебными палочками.

— Вон из моего дома, — постоянно повторяет мама.

— Это и мой дом тоже! – кричит папа в ответ.

— Посмотрим, что юристы скажут на это, — шипит она.

— Юристы? – шепчет Хью и я шиплю на него.

— Хватит угрожать мне юристами, Гермиона. Ты думаешь, что если работаешь в Отделе по охране правопорядка, то они позволят тебе оставить детей?

— Ты не достоин быть их отцом! – кричит мама. – Посмотри, как ты помог Розе за последние несколько недель!

— Я не виноват в тех качествах, которые она переняла от тебя, — пожимает плечами папа.

Я не имею ни малейшего понятия о том, что он имел в виду, но мама выглядит очень обиженной и с силой отвешивает отцу пощечину.

— Насилие, — говорит отец, потирая щеку, — ты и об этом хочешь рассказать своим «юристам»?

— Заткнись, — шипит мама, — и убирайся из моего дома.

— Перестань все настолько драматизировать!

— ВОН ИЗ МОЕГО ДОМА!

Ее голос эхом разносится по всем дому, после чего неожиданно наступает тишина. Папа дышит так сильно, что кажется, что он вот-вот снова начнет орать, но он только проносится мимо мамы и вылетает за порог, хлопнув входной дверью настолько сильно, что их свадебная фотография срывается со стены и падает, разбиваясь на множество осколков. Мама смотрит на разбитую фотографию, и срывается в гостиную, даже не починив ее.

— Какого черта здесь только что произошло? – шепчет мне Хью. Я качаю головой и растерянно пожимаю плечами.

— Наверное, мне надо с ней поговорить, — решаю я и начинаю спускаться по лестнице, понимая, что это одна из худших идей, пришедших когда-либо в мою голову, включая и ту, что касалась ночи, проведённой со Скорпиусом Малфоем, и решения ничего ему не говорить о моей беременности.

Мама сидит на диване, закрыв лицо руками, и рыдает так, словно она задыхается. Сложно сказать, не заметила ли она мое присутствие или же просто игнорировала меня. Я осторожно сажусь рядом с ней. Интересно, брак, заключённый между моими родителями теперь распадётся? Я всегда осознавала, что наша семья далека от совершенства, если сравнивать с другими. Но мы всегда поддерживали друг друга, и только это давало мне надежду. Теперь я не уверена, смогут ли мама и папа переступить через нынешнюю размолвку.

— Мама? – осторожно говорю я. Она вскакивает голову и выглядит очень удивленной, увидев, что я сижу рядом с ней. Очевидно, что моего прихода она не заметила.

— Роза, — рыдает она, — иди наверх.

Я остаюсь на месте. Хотя прекрасно осознаю, что она готова накинуться на меня, а также знаю, что она сейчас не права. Часть меня хочет задать бесчисленное множество вопросов, которые мелькают в голове, а другая – хочет найти отца и надрать ему задницу. Но я ничего этого не делаю. Я иду на кухню, которая соединена с гостиной, и наливаю в чашку чай для мамы. Я не могу сказать, почему завариваю чай, но именно этот ритуал совершают взрослые, когда они расстроены. Словно чашка чая сможет решить все проблемы мира. Серьезно, почему тогда дядя Гарри, мама и папа, вместо того, чтобы сидеть и пить чай с Волдемортом, гонялись по всей Англии за его чертовыми крестражами? Ведь так бы было намного проще. Но, может быть, Волдеморту просто не нравился чай.

Я, похоже, единственная, кто придерживается подобной точки зрения.

Заварив чай, я приношу его маме. Она не реагирует на мое появление и мне приходится поставить чашку на журнальный столик (на каботажное судно, конечно же, потому что бы если не столик, то она давно бы меня съела живьем). Мы обе сидим в тишине. Мама перестает плакать, но ее глаза красноречивее любых слов. Они выдают все те переживания, что выпали на ее долю, которые она подавляла в себе столько лет. Кажется, если она не выпустит пар, то серьезно навредит себе. Я готова броситься к ней на помощь, но она словно и не видит меня. Мама отрешенно смотрит в камин, уносясь взором далеко за его пределы. Я понятия не имею, о чем она сейчас думает.

— Я сожалею, — говорит она, в конце концов.

— Не стоит, — быстро отвечаю я.

Она качает головой, и слезы больше не бегут по щекам.

— Это моя вина, — шепчет она.

— Но папа тоже виноват! – восклицаю я.

Мама качает головой. Я не понимаю, что она имеет в виду, но не спрашиваю. Не похоже, чтобы она захотела мне это объяснить.

— Иди спать, — говорит она. – Роза, пожалуйста.

Я не спорю, хотя все мое существо противиться этой просьбе. Я оставляю ее в нашей гостиной, рассеянно смотрящей перед собой и ничего не замечающей. Хью все еще сидит на лестнице. Я сажусь рядом с ним. Он смотрит на меня, словно ищет у меня ответ, но я просто пожимаю плечами и отрицательно качаю головой. Он тяжело вздыхает и возвращается к себе, так и не сказав ни слова.

Это самый паршивый финал рождественских каникул, который только можно себе представить.

* * *

Проснувшись утром, я не сразу вспомнила все, что случилось вчера. То есть ровно до тех пор, пока не увидела свой упакованный чемодан и поняла, что сегодня мне придётся уезжать в Хогвартс. Мне нравятся эти несколько секунд, наступающие сразу после пробуждения, когда ты не можешь вспомнить кто ты и как твое имя. В это время нет нужды беспокоиться о том, что твоя мама выгнала твоего же отца из дому прошлой ночью. В эти прекрасные секунды ты даже не думаешь о новой жизни, растущей внутри тебя, или о том, как же так вышло, что ты беременна. Ты не думаешь об отношениях и запутанных чувствах, которые испытываешь к Скорпиусу Малфою. Время, когда тебя не гложет необъяснимое чувство вины из-за предательства по отношению к собственной кузине.

К сожалению, эти несколько секунд заканчиваются, и проблемы вновь наваливаются неподъемным грузом при взгляде на часы, которые показывают половину девятого утра. Это гораздо хуже, чем похмелье после выпитого в неизмеримом количестве огневиски. Я с трудом вытаскиваю себя из постели и одеваюсь, но мне как-то не по себе, ведь придётся оставить маму в таком ужасном состоянии. Она, очевидно, слегка не в своей тарелке, пока переживает разрыв. Я спешу вниз по лестнице и собираюсь попросить дядю Гарри и тетю Джинни, чтобы они присмотрели за мамой в то время, пока нас не будет дома. Но мне не приходится тратить время на то, чтобы с ними связаться, они уже здесь.

Появляется дядя Гарри вместе с Джеймсом, Алом и Лили. Хью дожевывает свой завтрак в то время, как Джеймс и Альбус о чем-то шепчутся. Гарри слегка мне улыбается, едва я вхожу на кухню.

— Где мама? – мой первый вопрос.

— Она отдыхает, — говорит Гарри, — ей нужен покой.

Я знаю, что это значит – она, видимо, сильно переживает из-за вчерашнего. Похоже, моя чашка чая ей не помогла.

— Я отвезу вас с Хью на вокзал, — продолжает Гарри.

— Где отец? – спрашивает Хью. Джеймс и Альбус быстро замолкают, а Гарри выглядит очень смущенным.

— Он у вас дома, правда? – спрашиваю я прежде, чем Гарри успевает ответить. Судя по выражению лиц братьев Поттеров, моя догадка совершенно верна. Я должна была понять, что папа пойдет к лучшему другу и к своей сестре. Гарри выглядит жалко, хотя я знаю, что он никогда не примет чью-либо сторону в этом споре. В конце концов, мама ведь тоже его лучший друг.

Мы все забираемся в машину дяди Гарри, которая изнутри расширена с помощью магии, чтобы соответствовать необходимому количеству людей. Лили очень тиха и задумчива, мне кажется, что она немного грустная.

— Лилс, ты не забыла свою палочку? – спрашивает дядя Гарри, как только мы выезжаем на главную дорогу.

— Ты думаешь, что я совершенно тупая? – шипит она.

Кажется, что Гарри слегка опасается своей дочери-подростка, когда она в таком настроении, и замолкает. Ну вот, я теперь точно уверена, что настроение Лили просто ужасное. Она отдирает розовый лак с ногтей с таким остервенением, что кажется, подобная участь постигнет и пальцы. Когда мы приезжаем на Кингс-Кросс, все спотыкаюсь, вылезают из машины, подхватывают багаж и проходят через барьер на платформу 9 и 3/4. Я жду, пока дядя Гарри обнимет всех своих детей и Хью, и, наконец, очередь доходит и до меня.

— Присмотри за мамой и папой, — прошу я, когда он отпускает меня.

— Не волнуйся за них, Роззи, — говорит Гарри. – Они помирятся в конце концов.

Он улыбается и взлохмачивает мои волосы (зная, как я этого не люблю), поэтому я шутливо отталкиваю его. Поднимаюсь в Хогвартс-экспресс и машу крестному. Я отворачиваюсь и прохожу вглубь вагона, чтобы найти купе с моими родственниками.

— Роза.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на того, кто меня только что позвал, и мое сердце на мгновение перестает биться, когда я вижу высокого блондинистого идиота, который постоянно царит в моих мыслях. Интересно, он заметит, если я выпрыгну в окно поезда прямо сейчас, когда он начинает набирать скорость?

— Привет, — слабо говорю я, — эм, мне надо идти.

— Нет, — возражает Скорпиус, — мы должны поговорить.

— Послушай, тебе нечего беспокоиться, я ничего не собираюсь говорить Доминик… о том, что произошло, хорошо?

Я пытаюсь протиснуться мимо него, но он хватает меня за руку и тащит в пустое купе.

— Что ты, черт возьми, делаешь? – шиплю я. Дом может появиться в любую минуту, а этот парень ведет себя как самый настоящий маньяк!

— Просто выслушай, ладно? – произносит он, закрывая дверь купе.

— Слушай… если ты… попробуешь что-нибудь выкинуть… я закричу! – говорю я. Он поднимает брови и весело улыбается мне.

— Я не собираюсь на тебя набрасываться, Уизли. Успокойся, — небрежно замечает он, прислоняясь к двери.

— Что ты хочешь? – устало спрашиваю.

— Господи, тебе бы отдохнуть. Хотя бы месяц.

Хм, можно, конечно, попробовать, но я БЕРЕМЕННА ТВОИМ РЕБЕНКОМ!

— Заткнись, Малфой. Я сегодня не в настроении, — говорю я.

— Ты была не в настроении и на Новый год, — тихо произносит он, с очень раздражающей улыбкой на привлекательном, но полном скрытого бешенства лице.

— Ты меня поцеловал, — яростно шепчу я. – И это ужасная ошибка! Как ты мог так поступить с Доминик?

Да, я пытаюсь выставить его виноватым, но мне сейчас совершенно плевать на это.

— Как ты могла так с ней поступить? Она твоя кузина! Она твой лучший друг! Она и я только начали встречаться, — говорит Скорпиус.

— Обычно я так не поступаю, — говорю я. Я надеюсь, что в моём голосе нет ревности, потому что я не ревную. (Ну ладно, может быть, и ревную, но он об этом не должен догадаться.)

— Ты на меня так раздражающе действуешь, знаешь об этом, Уизли? – спрашивает он.

На ум приходят слова «котел», «чайник» и «черный»*. Я плачу:

— Если я так тебя раздражаю, почему ты не оставишь меня в покое?

— Потому что, я не могу! – шипит он. – Я хочу, поверь мне.

Я понятия не имею, о чем он говорит. Он смотрит на меня, словно ожидая моего ответа, но мне нечего сказать.

— Мне надо найти Ала и Джеймса, — говорю я, — уйди с дороги.

— Вот и снова ты убегаешь от ответа, — сердито отзывается он.

— Это более относиться к тебе, чем ко мне! Это ты убежал домой после Нового года. Это ты избегал меня после вечеринки Джеймса в октябре. Так что заткнись и посмотри сначала на себя, прежде чем обвинять меня!

Я протискиваюсь мимо него и выбегаю из купе, которое просто раскалилось от нашего спора. Я нахожу Джеймса и Альбуса в том же купе, что и Луи, Хью, Лили, Дом, Роксану и Фреда. Я не могу постоянно всем помогать, поэтому не слишком внимательно слушаю излияния Молли о ее вспыльчивом парне. Дом подпрыгивает и обнимает меня, когда я захожу в купе. Хью удивленно приподнимает брови. Я же стараюсь его не замечать.

— Роза! Как ты? Тебе уже лучше? – спрашивает она.

— Да, — отвечаю я, — гораздо лучше, спасибо.

— Ты случайно не встретила Скорпиуса? – спрашивает она.

— Э-э…

— А вот и я, — я слышу голос Малфоя позади себя. (Да, он – «Малфой». В любом случае, Скорпиус смешное имя. И если он называет меня «Уизли», то я буду его называть по фамилии.)

Дом прыгает на своего парня и дарит ему долгий и страстный поцелуй. Лица в нашем купе мигом приобретают такой вид, словно их обладателей сейчас стошнит, но я уверена, что только меня тошнит по настоящему. Джеймс фыркает и что-то бурчит, очень похожее на «снимите себе номер». Дом и Малфой садятся. Так выходит, что Малфой усаживается прямо возле меня. Серьезно, на небесах кто-то меня здорово ненавидит.

— Ну что, Гриффиндор, все готовы к матчу на следующей неделе? – спрашивает Альбус покровительственным тоном.

— Для начала мы собираемся надрать тощий зад Слизерину, братан, — ухмыляясь, отзывается Джеймс. Малфой на это заявление фыркает.

— Мечтай, Джейми, — произносит Малфой.

— Мы всегда выигрываем у вас в квиддич, — немного более резко, чем хотелось бы, говорю я. Все странно на меня косятся, молча предлагая заткнуться.

— Это было до того, как я стал капитаном, — говорит Альбус, — теперь все изменится!

Да, черт возьми, скоро все измениться. Гриффиндор лишится своего вратаря (потому что давайте смотреть правде в глаза — играть мне осталось всего ничего), и Слизерин, похоже, тоже лишится своего ловца, когда люди узнают о моей беременности. Как я уже говорила, жизнь Малфоя висит на волоске.

— Да, но вы забываете, что у нас лучший капитан в истории Хогвартса, — говорит Джеймс, улыбаясь, — я!

— Ну и играй, сволочь, — говорит Ал. На этот раз все выглядит действительно странно. – Извини.

Обсуждение квиддича продолжается дальше. Поезд тоже уносит нас все дальше на север. Я сижу между Фредом и Малфоем, ощущая неудобство. Мне очень нужно в туалет, но я буду терпеть, пока мы не приедем в Хогвартс, потому что не хочу привлекать к себе внимание. Вскоре тема с квиддича переходит на отношения, и я просто молюсь, чтобы кто-нибудь опять ее сменил. Лили убийственно смотрит на обнимающихся Малфоя и Доминик. Я не испытываю к ней симпатии – по крайней мере, это не она сидит рядом с ними.

— Ты бы сделала так, как Лаура Фелпс, — говорит Фред и мальчишки согласно кивают. Лаура Фелпс является воплощением Пандоры. Она красива, но совершенно глупая и злая. Дом и я делим с ней комнату в башне Гриффиндора. Она встает каждое утро около половины пятого, чтобы качать пресс (Мерлин, ее совершенно ничего не волнует, кроме мышц на животе), а затем все оставшееся время готовится к учебе – приводит свои длинные каштановые волосы в порядок и наносит макияж. Она такая глупая, что это заставляет задуматься. Я имею в виду, что когда на втором курсе мы учились драться на дуэли, она держала палочку так, что оказалась в медпункте на целых две недели. Глупая – это не совсем верно, когда речь идет о Лауре. И она меня ненавидит. Я не совсем уверена в причине, но, если честно, я гораздо красивее её.

— Как ты, Рыжая? – спрашивает меня Джеймс. – На кого это ты уставилась?

О, нет. Все смотрят на меня. Наверное, я должна идти писать прямо сейчас. Но Малфой подумает, что я снова убегаю от вопроса. Черт, он глядит на меня в упор.

— Эм… ни на кого, — говорю я, хотя реально, смотрю на двух людей, которые просто выходят за рамки приличий Делакур-Уизли. Почему, черт возьми, у дяди Билла есть дети?

К этому времени, поезд достигает Хогсмида, и я чувствую, что мой мочевой пузырь готов просто лопнуть. Я не жду остальных и быстро несусь по вагону к стоящим невдалеке каретам. На своем пути я встречаю близнецов Скамандеров, обсуждающих какие-то несуразные вещи, которых и в природе-то существовать не может. Лоркан и Лисандр Скамандер четверокурсники факультета Слизерин. Их мама, Луна Скамандер, очень близкий друг нашей семьи, поэтому близнецов я знаю очень хорошо. Я до сих пор не понимаю, на что они тратят большую часть своего времени.

— О, привет, Роза, — говорит Лоркан, — как провела рождество?

— Незабываемо, — говорю я с сарказмом, но близнецы, как обычно, ничего не замечают, — а как вы?

— Все просто прекрасно, — говорит Лисандр, — мама подарила мне книгу «Все о криптидах».

Я не спрашиваю, что же ЭТО такое, откровенно говоря, меня это мало волнует.

— Это хорошо, — отрешенно говорю я.

— Ты не слышала о новом Министре магии, Роджере Девисе? – спрашивает Лоркан. – Очевидно, его прадед был наполовину сфинксом. Я всегда говорил, что в нём есть что-то этакое.

Почему эти чертовы кареты не могут двигаться быстрее? Близнецы болтают о Нарглах и Бларгах или еще каком-то бреде, и я могу поспорить, что они берут эти названия от фонаря. Кареты наконец-то въезжают на территорию замка, и я прощаюсь с Лорканом и Лисандром. Серьезно, эти мальчики самые странные из тех, кого я когда-либо встречала.

Я первая вхожу в замок. Звуки, доносящиеся из Большого зала, ясно дают понять, что банкет готов начаться, но я направляюсь в Гриффиндорскую башню. Я бегу довольно быстро (серьезно, если я не доберусь до ванны, то коридоры станут весьма грязными) и пробегаю мимо Хагрида, не останавливаясь. Не поймите меня не правильно, я люблю Хагрида, но туалет в данный момент я люблю гораздо больше, поэтому мне сейчас не до разговоров.

— Все хорошо, Роззи? Как прошло э… Рождество?

— Все было чудесно, — лгу я, — эм, Хагрид, п-понимаешь…

— Как э… мама и папа? Я видел их давненько, — он улыбается, вспоминая моих родителей.

Вместо саркастического ответа «на грани развода и войны», я говорю:

— У них все хорошо, но вы не будете против…

— Кажется, еще вчера они были э… такими же, как ты. Как э… бежит время!

— Не много изменилось-то, — мрачно говорю я, но Хагрид смеется, вероятно, ему кажется, что я шучу. Теперь я уже пританцовываю из стороны в сторону, пытаясь отвлечься от мысли о туалете. Хагрид, вероятно, думает, что я наркоманка – так же, как мама и папа думали. Я что, действительно испускаю какие-то волны?

— Забавно, как летит время, правда? – говорит Хагрид. – Не могу поверить эрх… тебе уже почти семнадцать, Роззи! Я помню, как Рон и Гермиона сказали мне, что собираются пожениться. Конечно, все видели, что они были созданы друг для друга, разве нет?

Если бы ты только знал, друг мой Хагрид.

— Эм, Хагрид, не возражаешь, если я…

— Хагрид!

Джеймс, Ал и Лили бегут вверх по лестнице, чтобы поздороваться с Хагридом.

— Как ты, мой любимый крестник? – улыбается Хагрид Альбусу. Я не упускаю эту возможность удрать, чтобы вновь нестись, как ветер, к башне Гриффиндора. Я бросаю свой багаж в комнате и бегу к ванной комнате для шестикурсниц. Но чертова дверь заперта! Я стучу по ней бесконечно, пока мне не открывает очень раздраженная Лаура Фелпс.

— Где пожар? – спокойно спрашивает она меня.

Я удивляюсь ее глупости. Вбегаю в ванную и захлопываю дверь.

Облегчившись, возвращаюсь в комнату. Лаура сидит на своей кровати и читает книгу (книга, несомненно, полна картинок), но она оглядывается, когда открывается дверь ванной.

— Так вот зачем ты приходила, — говорит она.

— Ты не слишком наблюдательна, – насмешливо отвечаю я.

Она закатывает глаза и на лице появляются все признаки того, что она пытается придумать для меня оскорбление получше. Затем, примерно минут через пять…

— Ты лучше не подведи нас на субботнем матче со Слизерином, — говорит она.

— Лаура, мы не проиграли ни одного мачта Слизерину с тех пор, как я играю в команде, — отвечаю я ей.

— Посмотрим, — говорит она, захлопывая книгу (я могу увидеть ее название «Современная колдовская мода») и выходит из спальни.

Я знаю, что каждый человек имеет право на глупость, но эта девушка переходит все допустимые границы.

_____________________________________

* Роза имеет в виду английскую поговорку — Назвал котел чайник черным.

Если мне казалось, что вернувшись в рутину школьной жизни, я смогу привести свои мозги в порядок, то я ошибалась. Я не могу перестать думать о родителях, и о том, что в последний раз я видела маму на грани самоубийства. Я не могу избавиться от мысли, что должно случиться что-то страшное, и что я ничего не смогу сделать из-за того, что нахожусь здесь, в Хогвартсе. Смешно, ведь когда я дома, то хочу в Хогвартс, а когда в Хогвартсе – обратно домой. Жизнь странная штука.

В первый же день после приезда, мой завтрак прервала сова, принесшая письмо от тети Джинни.

Роза,

Твоя мама рассказала мне о твоей беременности. Несмотря на то, что родители плохо отреагировали на эту новость, хочу, чтобы ты знала, что я полностью на твоей стороне, поняла? Я не собираюсь поддерживать Рона и давить на тебя. Я знаю, каково это — находиться под чрезмерной опекой Рона Уизли, и это не вымысел. Я твоя крестная, дорогая, и ты можешь рассказать мне обо всем. Это моя обязанность, поддержать тебя. Но просто помни, что твои родители волнуются из-за того, что скоро станут бабушкой и дедушкой.

Я надеюсь, что хоть немного подняла тебе настроение. Пей побольше воды, не забывай завтракать и принимай фолиеву кислоту и кальций. Это самое важное, ведь ты должна следить за своим здоровьем, хотя бы ради ребенка, если тебе наплевать на себя. Не перегружайся в школе, это вредно для ребенка. Я знаю, ты, вероятно, захочешь сжечь это письмо, но ведь кто-то же должен дать тебе совет! Я помню, как бегала к маме каждые десять минут, пока была беременна Джеймсом, задавая ей вопросы. Если у тебя появились или появятся ко мне какие-нибудь вопросы, просто пришли мне сову.

Гарри и я единственные, кто знает об этом, так что не волнуйся о том, что думают бабушка и дедушка или другие члены нашей семьи по этому вопросу. Просто заботься о себе, это очень важно. Мне кажется, тебе необходимо сходить к мадам Помфри как можно быстрее, чтобы она тебя осмотрела. Она сохранит конфиденциальность. Я приеду к тебе очень скоро, и мы сможем поговорить с профессором Флитвиком.

Гарри передает, что очень тебя любит. Не волнуйся о матери и отце, мы их помирим.

С любовью,

Тетя Джинни

Почему Гарри и Джинни не могут быть моими родителями? Хотя сомневаюсь, что если бы подобное случилось с Лили, они были бы такими спокойными. Я уверена, что в таком случае Джинни повела бы себя, как Рон Уизли. Гарри же, возможно, стал бы подавлять свои эмоции в течение нескольких месяцев, пока гнев не переполнил бы его, и он, в конечном счете, убил бы кого-нибудь или сбежал далеко, например, в Австралию. Поэтому, может и хорошо, что я не их дочь.

Но я рада, что у меня есть тетя Джинни, потому что с тех пор, как я вернулась в Хогвартс, я боюсь сойти с ума. Меня преследуют мысли, что вдруг начнутся ранние схватки в спальне, я буду кричать во весь голос, но меня никто не услышит. Я знаю, что на таком раннем сроке, ничего подобного произойти не может, но всегда есть опасения, что что-то может пойти не так. Таким образом, в понедельник я следую совету Джинни и иду к мадам Помфри в больничное крыло.

Мадам Помфри пожилая женщина и я очень боюсь, что у нее слишком старомодные представления, и она не захочет мне помогать. Когда я подхожу к больничному крылу, посетителей нет, и мадам Помфри сидит в своем кабинете. Я стучу и вхожу.

— Мадам Помфри? – робко спрашиваю я.

— Да? Уизли, верно?

Я киваю.

— Не могу даже точно сказать, сколько раз видела ваших родителей здесь. Что я могу для вас сделать? – спрашивает она.

— Ну, дело в том… — начинаю я. – Я вроде бы как… с ребенком.

Я не могу подобрать нужных слов. Я сперва вообще собиралась сказать что-то вроде: «У меня булочки в духовке», но потом передумала. Она несколько шокирована, и в какой-то момент мне кажется, что она сейчас наорёт на меня, но она просто встает и подходит ко мне.

— Я вижу, — говорит она. — Как давно?

— С октября, — отвечаю я.

— Вы хорошо питаетесь? Похоже, что вы недоедаете, — говорит она. – Вам необходим пре-натальный тоник. И вы должны будете прийти на осмотр, скажем, в среду утром.

— Эм, да, звучит неплохо, — говорю я, растерявшись от такой непривычной мне мадам Помфри.

— И я предлагаю вам привести с собой кого-нибудь, — говорит она.

Да уж, этого не случиться, Поппи. Но я на всякий случай киваю.

— Спасибо, — говорю я и разворачиваюсь, чтобы уйти.

— Мисс Уизли, если вам еще что-нибудь понадобиться, не стесняйтесь. Я сохраню ваш секрет.

Я улыбаюсь ей и покидаю больничное крыло. Один пункт из моего списка выполнен. Вдруг у меня появляется желание съесть большой гамбургер с сыром и арахисовым маслом. Обычно, я не ем арахисовое масло. Я бегу вниз на обед и занимаю место рядом с Честити Финч, еще одной шестикурсницей-гриффиндоркой.

— Привет Роза, где ты была? – спрашивает она меня.

— О, я всего лишь сходила за книгой, — лгу я. Я накладываю на тарелку примерно четыре полных ложки картофельное пюре, две свиные отбивные, морковь, брокколи… Я никогда не ем овощи, но они сегодня очень приятно пахнут. Тянусь за грибами, но при виде их мне почему-то становится нехорошо. В чём дело? Грибы даже не пахнут, как все остальное, и все же я чувствую их запах так явно, словно Честити искупалась в них.

— С тобой все в порядке? Ты ужасно побледнела, — говорит Честити.

— Да, со мной все хорошо, — отвечаю я. Я смотрю на свою тарелку, заваленную едой, и понимаю, что есть мне перехотелось.

— Ты собираешься все это съесть? – недоверчиво спрашивает она.

— Эм, нет, — говорю я. – Как говорится, видит око, да зуб неймёт… знаешь что, увидимся позже.

И, не прикоснувшись к своему обеду, я ухожу из Большого зала. Джеймс, Фред и их друзья только освободились после последнего на сегодня урока. Один из друзей подмигивает мне, и я чувствую неприязнь. Этот парень ещё узнает, как со мной заигрывать, точно говорю.

— Рыжая! – восклицает Джеймс. – Тренировка по Квиддичу в семь. Не забудь!

— А, да, — говорю я. Совершенно вылетело из головы.

Я прибегаю в Общую гостиную, хватаю ручку и бумагу, и начинаю строчить письмо тете Джинни. Она же велела писать, если возникнут вопросы, верно?

Тетя Джинни,

Большое спасибо за Ваше письмо. Оно заставило меня почувствовать себя гораздо лучше, ведь есть кто-то, с кем я могу поговорить. Я сходила к мадам Помфри сегодня. Она дала мне какой-то тоник, чтобы помочь мне восполнить силы. У меня состоится первое обследование в эту среду, так что мне очень любопытно! Она сказала, что я должна буду привести с собой кого-то, но я не совсем поняла, кого.

В любом случае, Вы разрешили мне задавать любые вопросы, и у меня один уже есть – можно ли летать, когда ты беременна? У нас в эту субботу ответственный матч против Слизерина, и Джеймс настаивает на тренировках каждый вечер на этой неделе. Я не уверена, что смогу через все это пройти и оправдать его ожидания.

Еще раз спасибо. Вы моя спасительница. Как там родители? Еще не поубивали друг друга? Передайте дяде Гарри, что я его тоже очень люблю.

С любовью,

Роза

Я иду в совятню отправить письмо, а затем на квиддичную тренировку. Так как я не знаю, можно ли мне летать, то летаю очень медленно и осторожно, не делая резких движений. Я хорошо справляюсь со своей задачей, из всех запущенных в меня мячей, я пропустила только три и то, из-за того, что не стала кидаться за ними, чтобы поймать. Джеймс орет как сумасшедший, каждый раз, когда я пропускаю мяч, но я стараюсь его не слушать.

После тренировки я ставлю метлу а сарай для метел, и Джеймс неожиданно прижимает меня к стене. Он очень зол.

— Рыжая! Какого черта ты вытворяешь? – кричит он.

— Заткнись, Джей, я не в настроении.

— Я не собираюсь затыкаться! Мы должны выиграть этот матч, ведь до сих пор у нас есть шанс получить Кубок! Ради Мерлина, Рыжая! Я думал, ты тоже этого хочешь! Неужели тебе хочется, чтобы Ал и Малфой у нас выиграли?

— Ал твой брат, — говорю я. – Почему ты постоянно доказываешь всем, что лучше его?

— Я просто не хочу, чтобы Слизерин выиграл Кубок. Что, черт возьми, с тобой происходит?

— Оставь меня в покое! – кричу я и убегаю от него, игнорируя его крики. Дом все еще в раздевалке, когда я захожу туда, и у нее забавная улыбка на лице. Она даже не замечает моего настроения.

— Привет, Роза, — улыбается она, — хорошо полетали, правда?

— Я бы не стала говорить это Поттеру, — мрачно говорю я. Она выглядит немного опешившей оттого, что я назвала нашего кузена по фамилии, но мне действительно все равно. Она только пожимает плечами и продолжает улыбаться.

— Я сейчас встречаюсь со Скорпиусом, — легкомысленно говорит она. Очевидно, что она прямо лопается от желания сказать мне это.

— Оу… и как? – спрашиваю я. Пожалуйста, скажи, что ты его ненавидишь…

— Фантастично, — она в восторге. — Роза, мне кажется… кажется, я в него влюбилась.

О, нет.

Этого не могло случиться. Дом не может быть в него влюблена. Дом не влюбилась. Они просто встречаются, всего несколько недель. Любовь не может прийти так неожиданно.

— Оу… ты уверена? – спрашиваю я.

— Я не могу перестать думать о нем, — произносит она, и ее лицо озаряется, когда она говорит о нем. – Мне кажется, что когда я с ним, я счастливее всех в этом мире! И когда я не рядом с ним, я скучаю по нему, мое сердце болит за него.

Дайте мне ведро.

— Роза, — шепчет она, — я думаю переспать с ним.

В момент, когда она мне это говорит, я пью воду. В итоге вода попадает мне не в то горло, и я начинаю кашлять.

— Ч-чт-то? – произношу я сквозь кашель.

— Да ладно тебе, Роза. Каждый делает это. И я действительно считаю, что люблю его, — говорит она, неверно растолковывая мою реакцию.

— Но вы же еще так мало были вместе, верно? И это Малфой… я имею в виду, давай говорить на чистоту, он же спит со всеми, — говорю я. Я такая лицемерка. Я заслуживаю смертную казнь.

— Не говори так, ладно? – шепчет она. – Ты знаешь, сколько у него было девушек?

Я киваю.

– Список девушек Малфоя длиннее, чем василиск.

— Странно, а он утверждает, что спал только с одной, — говорит она.

Я шокировано смотрю на нее, но она просто светится при мысли о нем.

— Видимо, он был девственником еще несколько месяцев назад, можешь в это поверить?

Я качаю головой и шепчу:

— Нет.

— Ой, мне надо идти, — говорит Дом, смотря на часы. Она подмигивает мне и счастливо выбегает из раздевалки.

Да уж, я еще никогда не испытывала такую гамму чувств, как сейчас. Я никогда не думала, что один человек может столько всего сразу чувствовать. Я была дико зла на Джеймса за то, что он орал на меня после тренировки. Я испытываю чувство ревности из-за того, что Доминик собирается переспать с Малфоем. Удивлена, что Малфой был девственником, когда мы переспали с ним, и я просто в шоке от мысли, что была у него первой. Волнуюсь по поводу отношений моих родителей, и, если честно, я слегка голодна.

Я возвращаюсь в замок, не разбирая дороги, поэтому вовсе не удивительно, что натыкаюсь на Лили. Она сидит на ступеньках, и я чуть об неё не спотыкаюсь.

— Лилс? Что ты здесь делаешь, тут же холодно? – говорю я. Но она молчит, поэтому я сажусь рядом с ней. Она дрожит от холода и слезы бегут по ее щекам.

— Лили? В чем дело? – спрашиваю я.

— Почему он выбрал Дом? – рыдает она. – Почему ее?

— Я не знаю, — бормочу я.

Я стараюсь обнять ее, но не уверена, что это ей нужно. Наверное, мне стоит ее просто утешить. Я веду ее из холода в тепло нашей гостиной. Как оказывается, напрасно. Дом и Малфой целуются, свернувшись калачиком на диване у камина. Губы Лили дрожат при виде этой картины, и она уносится к себе в спальню, хлопнув дверью. Шум закрывающейся двери заставляет Дом и Малфоя отскочить друг от друга.

— Что это с ней? – спрашивает Дом.

— Все в порядке, — лгу я, — она просто не в настроении… А что он здесь делает? Слизеринцы не должны находиться в башне Гриффиндора.

Я стараюсь забыть тот факт, что Малфой был в моей комнате около двух с половиной месяцев назад. В конце концов я староста… и я просто не хочу провести ночь с этими двумя под боком.

— Хорошо, я пойду, — говорит Малфой.

— Ты не должен уходить! – возражает Дом. – Рози просто в плохом настроении после тренировки.

— Я не в плохом настроении! – сердито кричу я.

— Это заметно, — бормочет Малфой.

— О, заткнись Малфой и ползи обратно в подземелья, откуда пришел!

Между прочим, я беременная и имею полное право быть стервой.

— Роза! — восклицает Дом.

Малфой ухмыляется. Он знает, что я чувствую, видя его с Дом. Я пялюсь на него с таким видом, что мне бы позавидовали бы и бабушка Молли, и тетя Джинни.

— Увидимся позже, Дом, — говорит он и целует ее. Я скрещиваю руки на груди и смотрю в пол. Он подмигивает мне, кода Дом этого не видит и покидает гостиную. Я ненавижу его.

— Роза, черт возьми, что это было?

— Он не должен здесь находиться!

— А сколько раз ты приводила сюда ребят с других факультетов? Вспомни Карла Бланта? А ведь он с Равенкло!

— Давай закроем эту тему, Дом, — говорю я, потирая лоб. Она вздыхает и выходит через проем вслед за Малфоем. Я не беспокоюсь, отметив, что комендантский час уже наступил, и надеюсь, что староста мальчиков или девочек ее все же поймает и влепит наказание.

* * *

Во вторник я получаю еще одно письмо от тети Джинни. Она действительно оказалась самой лучшей крестной.

Роза,

Я рада, что ты последовала моему совету и обратилась за помощью к мадам Помфри. Если вдруг у тебя возникнут какие-то проблемы, сразу же иди к ней.

Что касается полетов, это не представляет никакой опасности в течение первых нескольких месяцев. Очевидно, когда срок станет большим, то лучше не летать. Но в субботнем матче ты сможешь спокойно участвовать. Я не уходила из Холлихейдских гарпий вплоть до четвертого месяца беременности и, как видишь, на Джеймсе подобное никак не отразилось.

Я смотрю на Джеймса, который сидит через несколько стульев от меня за завтраком. Он и его друг Марк, заключают пари на то, сколько рисового печенья Джеймс может засунуть в нос одновременно.

Не отразилось? Тетя Джинни находится в счастливом неведении обо всем, что связано с её первенцем.

Что касается обследования, убедись, что кто-то будет рядом с тобой. Я бы хотела приехать, но у меня не получается отпроситься с работы. Может, ты бы смогла сходить с Дом или Лили? Или может, стоит сказать отцу, кем бы он ни был. В любом случае, дай мне знать, как все пройдет.

К сожалению, твои родители все еще не разговаривают, но они оба выглядят уже гораздо спокойнее.

Береги себя,

С любовью,

Тетя Джинни.

Я провожу весь день в раздумьях, кого же мне, черт возьми, взять с собой на обследование завтра. Я рада, что мама не сказала тете Джинни, что ребенок от Малфоя. Чем меньше людей об этом знают, тем лучше.

Тренировка по квиддичу сегодня проходит гораздо лучше, чем вчера. Я больше не волнуюсь о полетах, с момента получения письма тети Джинни, так что мне не приходится особо опасаться. Хотя в какой-то момент мне показалось, что бладжер, отбитый Дом, все же снесет меня с метлы.

— Дом! Как ты играешь?! – кричит на нее Джеймс.

— Извини, — бормочет она, но по ней видно, что ей вовсе не жаль.

Через час тренировки мы все страшно замерзли и устали, поэтому Джеймс объявляет об окончании игры и уходит. В раздевалке Дом ведёт себя как разъярённый бык. Она страшно сердита на меня из-за того, что я наговорила Малфою прошлой ночью.

— В самом деле, Роза, могла ли ты меня поставить в еще более неловкое положение? – кричит она.

— Извини, — говорю я, хотя я сделала это не из-за того, что была «не в настроении».

— Ты, по крайней мере, извинишься перед ним?

Я смотрю на нее в шоке, пытаясь понять, была ли это шутка и надо ли мне смеяться.

— Извиняться? – заикаюсь я. Я редко прошу прощения, даже если знаю, что не права. Я самый упрямый человек в этом мире, и Дом это хорошо известно!

— Прекрасно! – сердито говорит она, хватает сумку и направляется к двери. Я провожу взглядом ее спину.

— Так и быть, я извинюсь, — говорю я.

— Спасибо, — говорит она и заметно успокаивается.

Я подхватываю сумку и иду обратно в замок с Дом. К сожалению, Ал и Малфой направляются к подземельям Слизерина, когда мы входим. Дом бежит к Малфою, и я вынуждена идти следом за ней. Это будет самым большим унижением, которое мне доводилось когда-либо переживать.

— Эй, Рыжая! – говорит Ал, очевидно, он рад моему появлению, ведь теперь не придется терпеть Малфоя и Дом с их тошнотворными обниманиями. Я слабо ему улыбаюсь.

— Роза хочет тебе что-то сказать, Скорпи, — говорит Дом.

Скорпи? Она что серьезно?

— О, правда?

В его глазах появляется так раздражающий меня озорной огонек, а уголок рта слегка дергается, словно он пытается подавить улыбку. Я бы сейчас с удовольствием его прокляла.

— Прости, — бормочу я еле слышно.

— Что? – переспрашивает Малфой. – Я совершенно ничего не разобрал.

Мне так и хочется его ударить.

— Я хочу попросить прощения, — четко произношу я, — за вчерашнее.

Он просто не может сдержать самодовольную улыбку. Какой же он противный! У меня так и чешутся руки дать ему по физиономии.

— Я ценю твои извинения, Уизли, — говорит он, — ты действительно сделала мне вчера больно.

Я собираюсь ударить его… я собираюсь его ударить…

— Мне надо идти, — говорю я.

— Пока, — отвечает он. Я клянусь, что все мои силы уходят на то, чтобы не развернуться и не врезать ему.

Я вихрем взлетаю по лестнице, но умудряюсь столкнуться лбами с очень красивой девушкой с вьющимися каштановыми волосами и невинным лицом. Не знаю, почему, но я просто ненавижу таких людей!

— О, Роза, извини!

Это Дженни Уинтерс, новая подружка Альбуса. До сих пор не могу окончательно решить – нравится она мне или нет.

Я считаю, хорошим признаком, что они с Алом встречаются. Он любит ее вот уже второй год, но только сейчас набрался смелости с ней заговорить. Вот чем братья Поттер совершенно отличаются. Если Джеймсу нравится девушка, то он пристает к ней до тех пор, пока та не соглашается пойти с ним гулять. Обычно, это не занимает много времени, потому что почти все студентки Хогвартса грезят о нем. Честно говоря, понятия не имею почему. А вот Альбус становится очень застенчивым и замыкается в себе, когда дело касается противоположного пола. У него нет недостатка в поклонницах, но в основном это те, кто хочет быть с ним ради статуса и его фамилии. Именно поэтому я стараюсь защитить Ала почти так же, как и он меня.

— Привет, Дженни, верно? – говорю я, хотя прекрасно знаю, кто она.

— Да, — говорит она взволновано. – Я… девушка Альбуса.

Она краснеет при слове «девушка». Очевидно, она никогда до этого не считала себя кем-то особенным. Она выглядит счастливой, хотя счастье – это понятие растяжимое. Я только сейчас заметила, что она невысокая. Нет, я и раньше это осознавала, но мне казалось, что она так смотрится на фоне Ала. Но сейчас я вижу, что она ниже меня почти на голову.

— С тобой все в порядке? – спрашивает она. Видимо, даже она заметила в каком я состоянии после извинений перед Малфоем.

— Эм, да, — привычно уже обманываю я. – Просто была неудачная тренировка по квиддичу.

— Оу, Ал будет только рад услышать это! В последнее время он только и твердит о том, что собирается разгромить Гриффиндор в эту субботу, — ласково говорит она. Я заставляю себя смеяться. Я действительно не в том настроении, чтобы и дальше поддерживать этот разговор.

— Эм, Роза? Я… это звучит немного странно… но я понимаю, что ты стремишься защитить Ала. Я знаю, что вы почти родные… я просто хочу, чтобы ты знала – да, я действительно люблю его.

Бедная девочка выглядит так, словно готова тут же умереть от смущения. Ничего себе, похоже, она и на самом деле меня боится.

— Я рада это слышать, — говорю я.

— А еще, — продолжает она, — было бы просто здорово, если бы мы стали подругами?

Это всегда довольно щекотливая ситуация, когда кто-то просит вас стать его другом. Обычно друзьями становятся подсознательно, то есть сидите вы себе в Трех Метлах, разговариваете, а после нескольких стаканов огневиски понимаете, что у вас появился друг на всю жизнь, даже не осознавая, что же послужило причиной такого решения. Маленькой кудрявой равенкловке было не просто подойти ко мне в коридоре и попроситься стать моим другом.

— Эм, да, конечно, — говорю я, еще только соображая, на что подписываюсь.

Искренняя улыбка на красивом лице, располагает к себе и она определенно счастлива, услышав мой ответ. Интересно, захочет ли сохранить нашу дружбу, когда узнает о моей беременности? Мне кажется, когда вся эта история всплывет, то я как раз и смогу узнать, кто же был моим настоящим другом.

— Отлично! – с энтузиазмом восклицает она, и я даже слегка отшатываюсь от нее. – Мне надо доделать домашнюю работу. Я очень рада, что мы с тобой поговорили, Роза.

— Ага, — отвечаю я.

Она улыбается и припускает по коридору. Можно ли ненавидеть таких хороших людей?

Нет, я ничего не имею против хороших людей. Но знаете, люди, которые постоянно улыбаются… им так и хочется пожелать заболеть Драконьей Оспой, чтобы стереть эту улыбку с их лиц. Вот он, тот тип людей, которых я просто ненавижу. Но не могу же я проклясть такое количество народу одновременно!

* * *

В среду утром я просыпаюсь очень рано. Мое обследование назначено на половину восьмого, но я до сих пор не придумала, с кем пойти. Я даже не могу попросить Дом, ведь тогда придется ей все рассказать, а ведь её парень как раз и является причиной всего происходящего. И, если честно, то мне просто неловко. По той же причине я не могу пригласить и Лили — ведь она тоже без ума от Малфоя.

Когда я спускаюсь вниз, обнаруживаю Хью в гостиной. Не похоже, чтобы он действительно выспался. Очевидно, он думает о родителях даже больше, чем я. Присмотревшись, я вижу у него мешки под глазами, и он зевает, а вот заснуть не может.

— Доброе утро, Хью, — говорю я.

— Доброе, — ворчит он.

Затем он подходит ко мне.

— Хм, Хью? У меня сегодня обследование в больничном крыле. Мадам Помфри сказала, что я должна прийти с кем-то. Но ведь в Хогвартсе никто не знает о моей… эм… ситуации… так что… не мог бы ты сходить со мной?

Хью минуту размышляет, а потом пожимает плечами и кивает.

— Если только об этом не узнают мои сокурсники.

Подобного не произойдет, но я не говорю ему об этом. Мы вместе идем по направлению к больничному крылу, и, к счастью, там вновь никого нет. Мадам Помфри проводит меня и говорит, что надо лечь на кровать подальше от двери.

— Это займет всего несколько минут, — говорит она. Она ставит большой белый экран перед кроватью и наколдовывает занавески вокруг нас. Хью сидит рядом со мной и чувствует себя очень неловко, но я рада, что он здесь. Мадам Помфри берет бутылку синего зелья, смачивает в нем ватный тампон, а затем протирает им мой живот. Честно говоря, это очень щекотно. Ненавижу, когда вата щекочет кожу, потому что на меня сразу же нападает приступ неконтролируемого смеха, а окружающие смотрят на меня как на ненормальную. Поэтому я прикладываю все силы, чтобы не засмеяться.

Мадам Помфри берет свою палочку и прикасается к моему животу, неслышно бормоча заклинание. Изображение появляется прямо на белом экране в ногах кровати. В то время как мадам Помфри показывает мне моего ребенка, я натянуто улыбаюсь и выдаю ничего не значащее «О-о-о», потому что совершенно не знаю, что еще можно сказать в этой ситуации. Я не понимаю, что должна увидеть на экране, ведь там нет ничего, кроме размытых линий (ну, это для меня все выглядит именно так). Мадам Помфри взмахивает палочкой, и изображение на экране сжимается до размеров почтовой открытки.

— Это результаты твоего первого обследования, — улыбается она и протягивает мне бумагу.

— Спасибо, — говорю я, — это было… э… великолепно.

Она снова улыбается и затем уходит в свой кабинет.

— А что мы должны были увидеть? – тихо спрашивает Хью. Я лишь пожимаю в ответ плечами.

— Без понятия.

По неизвестной мне причине я ношу с собой результат обследования всю неделю. Сделанную копию я отослала тете Джинни, но сомневаюсь, что мама или папа захотят ее увидеть. В конце концов, именно это и стало той причиной, из-за которой они разругались. Я ношу его постоянно во внутреннем кармане, словно боюсь, что кто-то увидит, бывает, прячусь в ванной, достаю и просто смотрю. Я не знаю, что могут обо мне подумать, и как я при этом выгляжу… Сама себе я напоминаю какого-то психа. Но если честно, то в моей семье и без меня предостаточно психов.

Ага, я смешная!

Жаль, что такие блестящие шутки я не озвучиваю вслух. Уверена, мир никогда не узнает о наличии у меня удивительного чувства юмора, но зато будет видеть меня сердитой и беременной рыжей девицей.

Сегодня вечером у нас нет тренировки по квиддичу, потому что Ал забронировал поле для тренировки своей команды. Я ему за это очень благодарна, ведь у меня уже накопилось столько работы, которую нужно срочно сделать. Именно поэтому после обеда я направляюсь в библиотеку, как маленькая заучка.

Библиотека почти абсолютно пуста, ну, если не считать странного семикурсника с Хаффлпаффа, Джона Лоусона, но он сидит здесь постоянно. Из-за этого мы его называем – Библиотечный Человек. Еще на первом курсе, мы с Дом нарисовали о нем целый комикс. Он был супергероем, который носил майку с огромными буквами «БЧ» на груди. Он обладал особой силой – читал книги чрезвычайно быстро, в этом ему помогали Книжная Девушка и Библиотечный Парень. Я знаю, что мы поступили тогда, как самые настоящие придурки, создав этот комикс.

Я киваю Библиотечному Человеку, проходя мимо него, он затравленно кивает мне в ответ, словно боится, что я отберу его книги. Всего через десять минут в библиотеку влетает Дом, она очень шумная, за что и зарабатывает яростный взгляд со стороны Библиотечного Человека. Он бы хотел увидеть на ее месте подружку супергероя.

– Роза! Ты никогда не поверишь, кто решил жениться! – Дом ужасно запыхалась, видимо бежала всю дорого до библиотеки.

Если она скажет, что это они с Малфоем, то я расплачусь.

– Кто?

Она бросает письмо на стол, прямо передо мной.

– Тед и Виктуар!

Что? Вот так, теперь мне действительно жаль, что эта свадьба не Доминик и Малфоя. Не может быть, чтобы Тедди решил жениться. Он, как предполагалось, должен жениться на мне! Этого же не было в планах! Правда, его чувства ко мне, так и не перешли со стадии «любовь ко мне, как к сестре» на стадию «любовь ко мне, но уже как к девушке», однако это лишь вопрос времени… но женитьба? Он что, серьезно? Почему тогда ничего не сказал мне? Почему я должна была это услышать от Дом? Тедди и я всегда рассказывали друг другу обо всем!!!

Я вот-вот потеряю сознание.

Дом очень взволнована перспективой замужества своей старшей сестры. Я стараюсь изо всех сил выглядеть счастливой, но в зеркале на противоположной стене вижу, как ничтожны мои усилия.

– Это великолепно, – спокойно говорю я, но, видимо, только я считаю, что в библиотеке надо говорить тихо.

– Я знаю! – громко произносит она, шокируя Библиотечного Человека таким поведением. – Разве может быть иначе? А еще я хочу быть подружкой невесты!

И она заставляет меня прочесть письмо Виктуар.

Доминик,

Как жизнь в Хогвартсе? Я скучаю по тебе и Лу с тех пор, как вы вернулись в школу, но вы ни за что не догадаетесь, что со мной случилось… Тедди предложил мне выйти за него замуж! Вчера вечером, он пригласил меня в очень красивый ресторан в Косом переулке – шампанское, устрицы и все такое, а потом опустился на одно колено – и все! Ты должна была это видеть, Дом! Так восхитительно!

Конечно, я хочу, чтобы ты была подружкой невесты! Мы еще не решили, но планируем свадьбу на следующее лето. Планируем пожениться во Франции, возможно, на родине бабушки и дедушки. Бабушка Молли и дедушка Уизли ужасно за нас рады, ведь теперь Тедди действительно станет членом нашей семьи. Тедди хочет, чтобы дядя Гарри был шафером, он даже попросил его об этом!

В любом случае, я решила сама сообщить вам об этом, прежде, чем вы услышите потрясающую новость от родителей. Уверена, что их письмо придет со дня на день!

Берегите себя,

Виктуар

– Разве это не романтично? – вздыхает она.

– Эм, да, – говорю я, чувствуя, как дрожит мой голос. О, Мерлин, я готова расплакаться прямо в библиотеке. Мне кажется, что сейчас самое время появиться Библиотечному Человеку и спасти меня. Я смотрю, что скажет Библиотечный Человек – он выглядывает из-за книги, чтобы посмотреть, что же у нас происходит, но, поймав мой взгляд, вновь скрывается за книгой.

– Я собираюсь написать ответ, – говорит Дом, – увидимся позже!

Она выбегает из библиотеки, даже не осознавая, какие разрушения оставила за своей спиной. Я закрываю школьные учебники и лезу в сумку за пергаментом, сразу же начиная писать письмо.

Тед,

Дом сказала мне, что ты женишься. Наверное, лучше, чтобы мое письмо потерялось по пути к тебе. Но я считала, что мы были друзьями, рассказывали друг другу все, прежде, чем сказать еще кому-нибудь. Я рассказала тебе о том, что перевернуло всю мою жизнь, потому что доверяла тебе. Но, видимо, я не заслужила ответного доверия, раз ты мне ничего не сказал. Почему? Ты не лучше меня, Тед. Можешь думать что угодно по поводу меня и моего поступка, но все не так. По крайней мере, я знаю, кто мои друзья.

Счастливой свадьбы. Желаю тебе счастья.

Роза

Да, это не по взрослому. Да, он будет меня ненавидеть за это письмо. Но мне уже все равно. Я настолько разозлена, что не способна здраво мыслить. Я спешу к совятне, чтобы поймать первую, ничего не понимающую птицу, привязать ей к лапке письмо и выкинуть ее в окно. Я соскальзываю по стене совятни, и, сжавшись в клубок, начинаю неконтролируемо рыдать. Просто все те эмоции, которые я подавляла в себе на протяжении последних недель, наконец-то вырвались наружу потоком слез. Это происшествие полностью подкосило меня.

Но я не могу даже позволить себе свернуться клубком на полу и плакать, сколько мне захочется. Дверь, скрипя, открывается и – о, дорогой Мерлин, из всех помещений школы он выбрал именно совятню, чтобы войти.

– Почему ты на полу, Уизли? – спрашивает Малфой.

– Уходи, – рыдаю я.

– Мерлин, ты плачешь? – говорит он напряженным голосом.

– Уходи! – кричу я.

Но он этого не делает. Опускается вдоль стенки на корточки рядом со мной и сидит так, молча, несколько минут. Я хочу, чтобы он ушел. Так не хочется плакать перед чужими людьми. Я не хочу выглядеть слабой в их глазах.

– Так ты собираешься сказать мне, что произошло? – спрашивает он через некоторое время.

– Зачем это тебе? – грубо бормочу я.

– Потому что, судя по всему, я единственный, кого волнует, почему ты сидишь в вонючей совятне и горько плачешь, – просто говорит он.

– Я не плачу, – с негодованием восклицаю я.

– Да, конечно, – саркастически замечает он, – если ты так говоришь.

– Просто заткнись, – отрывисто отвечаю я, – и перестань, пожалуйста, быть таким благородным. Ты не рыцарь, как бы мне этого ни хотелось.

– Мы не в настроении? – говорит он, тихо смеясь. Он, кажется, даже не обиделся на то, что я сказала. Это начинает раздражать.

– Почему ты здесь? – нетерпеливо спрашиваю я.

– Если тебе интересно, я искал Дом. Она сказала, что пошла сюда, чтобы отправить письмо сестре.

– А…, – говорю я.

Должна признаться, я слегка разочарована, услышав это. Не знаю почему, но я решила, что он пришел сюда ради меня…

Не то, чтобы мне этого хотелось. Но было бы так приятно, если бы кто-то заботился обо мне. Даже если бы этим «кто-то» был Малфой.

– Может, тебе бы хотелось, чтобы этого ничего не было?

– Не было чего?

– Посмотри на Дом.

Я позволяю себя натянуто улыбнуться.

– Твои предпочтения – не мое дело!

– Что, Уизли, проблемы? – выплевывает он. – Почему с тобой так чертовски сложно?

– Понятия не имею, о чем ты, – отвечаю я.

– Правда? Хорошо, мы переспали, а потом ты мне сказала, что это только между нами, после, ты игнорировала меня в течение двух месяцев! Затем Новый год, и ты снова меня оттолкнула…

– Хм, можно подумать, ты понял намек! – восклицаю я.

– Не говори мне этого, – просит он, – я знаю, ты меня любишь.

– Ты встречаешься с Дом! – плачу я. – Почему ты так поступаешь со мной?

– Потому что я люблю тебя!

– Тогда какого черта ты встречаешься с Дом? – кричу я.

– Я не знаю!

Молчание обволакивает нас, если не брать в расчет клекот сов. Почему, когда я рядом с Малфоем, то обязательно попадаю в неловкую ситуацию? Я хочу, чтобы он не смотрел на меня. Понятия не имею, что сказать ему.

– Послушай, я понимаю, ты не хочешь обидеть Доминик, но… я несчастен с ней, – признает он. – Я… я просто не могу оторвать от тебя глаз, это сводит меня с ума! Я даже не могу находиться рядом с тобой… ты самая необычная девушка в Хогвартсе!

– Да уж, ничем не могу помочь, – по-детски отвечаю я.

– Почему мы не можем…

– Молчи, – говорю я, – просто уйди, Малфой. Ты не любишь меня. Ты даже не знаешь меня. Есть некоторые вещи, узнав которые, ты не захочешь меня видеть. Я имею в виду…

– Проверь меня, – говорит он.

Я останавливаюсь.

Вот и все. Я собираюсь ему все рассказать. Он может поступить как угодно, когда узнает, мне уже все равно. Я просто ему скажу. Но как, черт возьми, я собираюсь об этом сказать? Может, стоит крикнуть ему в лицо – ты отец! Прямо в лицо, чтобы поднять настроение, но я не уверена, что он подобное оценит. Может, попробовать окольными путями? Например, спросить, как он относится к детям? Или показать ему снимок после обследования и сказать: «Никого не напоминает»?

Ладно, дыши Роза. Ты можешь сделать это. Ты уже рассказала обо всем родителям! Сказать Малфою – пустяк! О, Мерлин, я хочу, чтобы он не смотрел на меня так.

– Ладно, – постоянно повторяю я, – дело в том, что…

– Привет, ребята!

Ух ты, Дом, спасибо тебе огромное за то, что ты выбрала САМЫЙ ХУДШИЙ МОМЕНТ В ИСТОРИИ, чтобы прийти в совятню! Даже Малфой не может скрыть своего разочарования, увидев ее.

– Что это вы делаете, сидя на полу? – спрашивает она.

– Ничего, – быстро отвечаю я. – Я уже ухожу.

* * *

Я приложила все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы не пересечься с Малфоем весь четверг и пятницу. И вот, вечером пятницы я чувствую себя просто великолепно. Да, я до сих пор расстроена тем, что Тедди мне не только не сообщил о своей женитьбе, но и не ответил на мое гневное письмо. Но я стараюсь изо всех сил об этом не думать. Я считаю, что если меньше буду думать о подобном, то гораздо меньше буду расстраиваться. Вот, к примеру, у нас завтра квиддичный матч против Слизерина. У меня все мысли о нем, когда Джеймс настойчиво советует мне выспаться и быть в отличной форме завтра утром.

В пятницу я иду вместе с Честити на Трансфигурацию, потому что уверена, что Дом где-то вместе с Малфоем. Коридоры гудят от разговоров студентов о квиддичном матче и их планах на выходные. Все кажутся гораздо более взволнованными, чем обычно. Я изо всех сил стараюсь проскользнуть через эту толпу, чтобы вовремя добраться до кабинета трансфигурации. Профессор Чанг ненавидит, когда мы опаздываем.

– Эй, Роза!

Дело дрянь, это Лаура Фелпс. Какого черта ей нужно?

– Ты выронила вот это, – говорит она. Она держит в руках маленькую бумажку, а на ее лице застыла весьма нервирующая меня улыбка. Я выхватываю ее из рук Лауры ожидая, что это будет фото моего падения с метлы… но нет.

Это мое обследование.

– Э-это не мое, – быстро лгу я.

– Я видела, как это выпало из твоего кармана, – самодовольно говорит она, – мило. Выглядит похожим на тебя.

Я оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться в том, что нас никто не подслушивает.

– Ты никому об этом не расскажешь, – спокойно произношу я, но я чувствую, это единственный способ которым я могу сейчас воспользоваться, – серьезно, я не шучу, Лаура.

– Конечно, я никому об этом не расскажу, – говорит она, но я чувствую фальшь в ее голосе. Продолжая усмехаться, она спрашивает: – Скажи, а кто папа?

Я стремительно убегаю от нее к кабинету трансфигурации. Она никому не скажет. Если я искренне в это верю, так почему же такая паника? Нет, она не скажет. И даже, если она все же расскажет, то кто ей поверит? Люди видят во мне гриффиндорскую старосту с отличными оценками. Учителя всегда говорят, что я очень похожа на маму. (А мама говорит, что я похожа на отца, когда совершаю что-то глупое. А такое случается довольно часто.)

Чанг хмурится из-за моего опоздания, поэтому я спешу к своему месту рядом с Доминик. К счастью, она не решила променять меня на своего драгоценного парня, ведь урок у нас вместе со Слизерином. Я не могу сосредоточиться на выполнении задания заданного нам профессором Чанг. Лаура Фелпс заходит в класс с опозданием, но она выдает настолько глупое оправдание о своем плохом самочувствии, что профессор Чанг даже не выгоняет ее! Жизнь не справедлива. Ал и Малфой сидят через проход от нас, поэтому я стараюсь не отрывать взгляда от доски до тех пор, пока наконец-то не раздаётся звон колокола. Дом прощается со мной и быстро подбегает к Малфою. И на том спасибо. Ты действительно лучшая. Опять же, я не могу рассказать все, да? Думается, все будет выглядеть так, словно я обманывала Дом с ее же парнем? Кто знает? Все что я знаю – я худшая кузина в мире.

– Ты идешь на обед, Рыжая? – спрашивает меня Ал, который тоже остался без своего лучшего друга.

– Ты действительно считаешь, что мне нравится подобное обращение? – саркастически спрашиваю я, следом за ним покидая класс.

– Ну, ты же не возражаешь, когда Джеймс зовет тебя Рыжей!

– Я понимаю. Но он старше и зовет меня Рыжей с тех пор, как научился говорить. А ты просто копируешь его обращение ко мне, – объясняю я.

– И то правда. Но если это тебя так раздражает, я буду стараться, – пожимает он плечами.

Я бью его по плечу.

– О, да ты сильна, особенно для такой мелкой девушки, – говорит он, потирая руку.

– Я не мелкая! – протестую я. – Просто ты очень высокий.

Джеймс уже обедает, когда мы спускаемся. Дом сидит за столом Слизерина с Малфоем, так что Альбус делает постное лицо и идет за стол Гриффиндора вместе со мной.

– Ой! Слизеринским шпионам – нет! – протестует Джеймс при виде Альбуса.

– Мне что, нечего делать, как только шпионить за тобой? – спокойно замечает Ал. – Мне не нужны тайны Гриффиндора, большое спасибо.

И братья, и факультеты начинают соревнование. Наверное, это выглядит странным, ведь Джеймс и Альбус капитаны двух самых конфликтующих факультетов в Хогвартсе. Удивительно, как им до сих пор удается оставаться в дружеских отношениях, даже после того, как мы обыгрываем Слизерин во время квиддичных матчей. Мы с Хью довольно плохо ладим, хоть и учимся на одном факультете!

– Эй, Альби!

Дженни Уинтерс направляется со стороны Рэйвенкловского стола к сидящему вместе с нами Альбусу, которого она теперь называет «Альби». Но видимо, у Ала нет возражений. Любовь странно влияет на людей. Но я все еще считаю, что «Скорпи» — это ужасно. Ал и Дженни сидят, обнявшись, и выглядят такими милыми, что мне даже тошно. Я перевожу взгляд на стол Слизерина, где Доминик и Малфой, видимо, копируют их позу. Меня сейчас стошнит.

Но больше всего меня расстраивает приход Лауры Фелпс в обеденный зал. Она все также совершенно невыносима, а ее улыбка меня выводит из себя, рождая в душе страстное желание ударить, но я не могу. Теперь я в ее полной власти и она это прекрасно осознает.

– Лаура! – восклицает Джеймс. – Как тебе понравилось это прекрасное январское утро?

Он встряхивает своими черными волосами, как всегда делает, желая произвести впечатление на девушек, и смотрит на Лауру огромными карими глазами, которые так похожи на глаза Джинни, когда та пугается. Пока я наблюдаю, как Джеймс охмуряет Лауру, замечаю несколько ревнивых взглядов со стороны группки третьекурсниц. Им, похоже, очень хочется ее убить. Может быть, мне тоже стоит вступить в фан-клуб моего кузена, чтобы иметь законные основания убить ее и перестать беспокоиться?

Сразу после обеда я встаю и, стараясь не привлекать внимания, прощаюсь с народом. Но Лаура замечает мои манипуляции, даже несмотря на то, что полностью увлечена моим идиотом-братцем.

– Ты уже уходишь? – сладко тянет она.

– Эм, да, – бормочу я, – у меня еще предостаточно домашней работы.

– Оу, постарайся не переутомляться слишком сильно. Ты же знаешь… в твоем-то состоянии.

Мне так хочется стереть с ее хорошенького личика эту самодовольную улыбку! Джеймс, как тебе может нравиться такая невыносимая сука? В любом случае, ее ехидные комментарии, похоже, никто не заметил. Может, все же надо было применить Обливиэйт?

Поднявшись в спальню, я обнаружила на подоконнике сову. К ее лапке было привязано письмо. Я поспешила открыть окно и впустить измученную птицу. Отвязать от ее лапы письмо было сущим наказанием, похоже, птица мне так и не простила, ведь я ее буквально выкинула из совятни в тот раз.

Роззи,

Я могу только догадываться, на что это было похоже. Виктуар была просто в восторге, когда писала Дом. Я собирался рассказать тебе все первой, но у меня совершенно не было свободной минуты. Я надеялся, что ты поймешь это. Ты же знаешь, что я не думаю о тебе, как о несмышлёном ребенке, как ты выразилась. Ты одна из самых близких моих друзей. Но ведешь себя совершенно по-детски. Я ведь отреагировал иначе, когда узнал о твоей беременности. И поверь, тогда у меня на языке вертелось слишком много такого, что, я бы тебя смертельно обидел, если бы высказал. Именно так — меня обидели твои циничные высказывания. Я уверен, что предстоящая свадьба будет самым счастливым днем в моей жизни. Не разрушай ее, ради меня.

Я надеюсь, что ты найдешь того, кто будет заботиться о тебе.

Тед.

Я разрываю письмо на мелкие кусочки и сжигаю их с помощью заклинания. Вот что я думаю об этом глупом письме. Если он не хочет «заботиться», мне глубоко на это наплевать. У меня предостаточно людей, которым я могу довериться, и я в нем не нуждаюсь. Он смеет думать, что гораздо лучше меня и что я ребенок? Тогда ему крупно не повезло. И он был слишком занят? Что это, черт возьми, такое? Мы никогда не были слишком заняты друг для друга! Ему что слишком некогда, чтобы сказать мне, чем же это ему приходиться заниматься?

Я не буду на отвечать на его письмо. Ведь ему теперь действительно все равно, что со мной происходит. Я залезаю на кровать и сердито смотрю на колдографию, что висит в изголовье. Там изображены мои родители и дядя Гарри такими, какими они были на первом или втором курсе. Они выглядят очень счастливыми: улыбаются и машут мне с фотографии, понимая, как хрупок мир. Разве не странно, что даже при живом Волдеморте, жизнь была гораздо счастливее для родителей, чем сейчас?

* * *

Я просыпаюсь утром перед матчем «Гриффиндор против Слизерина» со знакомым чувством страха и тревоги под ложечкой. Слишком рано – я не могу увидеть будильник, но внутренне чувствую, что на улице еще темно, возможно только-только наступает рассвет. Я даже не пытаюсь вновь уснуть, ведь точно знаю, что это пустая трата времени и энергии. Не стоило вчера ложиться спать в семь вечера. Поэтому я встаю и принимаюсь ходить по комнате, пытаясь представить, как же пройдет сегодняшний матч.

Я собираюсь играть в квиддич, несмотря на свою беременность. Наверное, это плохо, да? Ну, я так считаю, хотя тетя Джинни говорит, что летать хорошо, но вряд ли так уж и полезно для девушки в моем положении. Но я не могу отступить сейчас – Джеймс меня просто убьет (а значит, и ребенка тоже), если я не появлюсь на матче. Слизерин победит, а Малфой и Альбус зазвездятся, чего я совершенно не могу допустить. Я не желаю, чтобы мой ребёнок стал причиной такого кошмара».

Так что в восемь утра я спускаюсь в общую гостиную и собираюсь на завтрак. Я не чувствую голода, но прекрасно осознаю, что поесть все же придется. Я в течение нескольких минут грызу тост, пока мне не надоедает подобное занятие. Вместе с этим на меня начинает накатывать тошнота (впрочем, как обычно). Но в этот раз причина – нервы. Джеймс тоже ощутимо нервничает и выглядит почти так же, как и я. Но он умудряется слопать весь свой завтрак с аппетитом. При всей его нервозности, ему удаётся сохранять внешнее спокойствие.

После завтрака, мы направляемся к раздевалкам. Слизеринцы, как обычно, стараются деморализовать нашу команду. На их вопли Джеймс довольно недвусмысленно показывает им средний палец, чем сильнее раззадоривает их, провоцируя на еще большее количество оскорблений.

– Роза!

Я оборачиваюсь и вижу бегущую ко мне Лауру Фелпс. Какого черта ей от меня надо?

– Матч сегодня должен быть замечательным, – говорит она и подмигивает Джеймсу, стоящему за моей спиной.

– О, ну спасибо, – бормочу я.

– В этом даже не приходится сомневаться.

– Ты о чем? – яростно шепчу я.

Она держит в руках снимок моего обследования.

– Я сделала копию, – ухмыляется она, – и я всем расскажу о твоем маленьком секретике.

– Почему? – кричу я, мое сердце замирает в панике.

– Потому что ты сука, – просто отвечает она, – и я тебя ненавижу. И я считаю, что студенты Хогвартса должны наконец-то понять, что их староста на самом деле – обычная грязная шлюха.

Она подмигивает мне и, счастливая, выбегает из Большого Зала. Я паникую даже сильнее, чем когда узнала о своей беременности. Мерлин, она же всем собирается рассказать о моем положении. Лаура Фелпс всегда была сукой-манипуляторшей, и ей доставит огромное удовольствие растрезвонить столь шокирующую новость – гриффиндорская староста Роза Уизли беременна. Мне кажется, что сейчас самый лучший момент, чтобы удрать и никогда больше не возвращаться.

– Рыжая! Быстрее! – зовет Джеймс из холла.

Ладно, я сыграю этот матч, а затем скроюсь из Хогвартса. Меня запомнят, как гриффиндорского вратаря, что выиграл матч против Слизерина, прежде чем навсегда исчезнуть. Я украду мантию-невидимку Джеймса и буду все время ходить в ней. И если честно, то я вовсе не преувеличиваю!

Джеймс, как обычно, дает последние наставления команде, но я их совершенно не слушаю, сосредоточившись на своей спортивной мантии. Интересно, где Лаура сейчас и сколько народу она уже успела «просветить»? Могу поспорить на свою левую ногу, что она уже все выболтала Честити Финч, которая мне нравилась, но теперь Честити даже не захочет меня знать. Дом сидит напротив меня с битой в руках и ободряюще мне улыбается. Но вряд ли я увижу ее улыбку, когда она все узнает.

– Пора, – говорит Джеймс, беря в руки метлу. Мы все следуем его примеру и выходим из раздевалки на большое квиддичное поле.

Полет – это самое прекрасное чувство в мире, но сейчас, когда я парю над полем, совершенно не могу сосредоточиться на чувстве полной эйфории и единения с метлой. Мои глаза осматривают трибуны, выискивая Лауру, но, конечно же, я не могу ее найти. На трибунах собралась вся школа, чтобы посмотреть столь захватывающий матч. Я занимаю свое место перед кольцами. Квоффл выпущен, голос комментатора плывет над трибунами – игра началась.

– Я рад приветствовать вас на матче, который уже по всем прогнозам войдет в историю квиддича. Сегодня сойдутся Слизерин и Гриффиндор. Команда Слизрина просто поражает своим составом в этом году! Капитан Альбус Поттер – охотник. Слизерин ждет удача, ведь их ловец – Скорпиус Малфой. Лоркан и Лисандр Скамандеры – загонщики. Генриетта Флинт – вратарь, а Джейсон Бейтс и Кайл Монтегю – охотники. Родной брат Альбуса Поттера Джеймс собрал в этом году сильную команду! Поттер играет за ловца, Роза Уизли – вратарь, Доминик и Фред Уизли в качестве загонщиков. Саймон Лонгботтом, Шон Финниган и Фиона Джордан – охотники!

– Оба Поттера исключительно хорошо сегодня летают. Гриффидор завладевает квоффлом – Лонгботтом передает пас Финнигану, снова Лонгботтом… он бьет… Генриетта Флинт ловит квоффл! Поттер… эм, я имею в виду, Поттера-слизеринца, ловит его, пасует Бейтс… передает Монтегю и ой! Он попадает под бладжер, запущенный Доминик Уизли! Гриффиндор перехватывает квоффл! В Джордан врезается бладжер одного из Скамандеров… не уверен, что… она пасует Логботтому, который забивает! Счет открывает ГРИФФИНДОР!

– Счет десять-ноль в пользу Гриффиндора! Малфой и Поттер… тот, который гриффиндорец… облетают вокруг поля, но до сих пор нет никакого признака снитча! Слизерин пытается провести атаку… Бейтс передает квоффл Монтегю… затем Поттер… Поттер-слизеринец… он бьет… СЛИЗЕРИН СРАВНИВАЕТ СЧЕТ! Какой результат! Роза Уизли выглядит так, словно она витает в облаках! Счет десять-десять!

Я заметила Ала только тогда, когда стало слишком поздно.

– ПРОСНИСЬ, РЫЖАЯ! – кричит мне, пролетая, Джеймс. Скорпиус смотрит на меня таким взглядом, словно хочет спросить – какого черта ты творишь?

Неожиданно, голос комментатора меняется. Если вначале это был шестикурсник Хаффлпаффа Грегори МакФиллипс, который комментирует все матчи, то теперь стадион заполняет девичий голос.

– Извините, ребята, но Грегори взял небольшой перерыв, чтобы посетить кое-какое место, – сладко тянет знакомый голос… слишком знакомый.

Я оборачиваюсь на комментаторскую трибуну и вижу Грегори, который растерянно стучит себя по горлу палочкой и пытается что-то сказать, но слов не слышно. Он выглядит сильно ошарашенным тем, что кто-то говорит вместо него на матче.

– Альбус Поттер пасует квоффл… кому-то… и они передают его дальше… один из тех парней в зеленом попадает под черный шар… о, похоже, это действительно больно… один из красных выхватывает квоффл… или это девушка… Я не знаю… ой, зеленые парни снова это делают! Они пасуют и снова пасуют, и зеленые направляются прямо к воротам… эй, ребята полегче с Розой, она ведь БЕРЕМЕННА! Упс, я сказала это вслух? Извини, Роззи.

И тут-то я понимаю, чей же голос заполнил весь стадион… Лаура Фелпс. Весь стадион замер. Игра сразу же остановлена. Люди все еще пытаются понять, что же было сказано, а я чувствую себя так плохо, что, кажется, могу упасть с метлы. Чтобы этого не случилось, я несусь по направлению к земле и, рыдая, бегу в гриффиндорскую раздевалку. Я уверена, что люди, сидящие на трибунах, пытаются выяснить что, черт возьми, происходит.

Голос Лауры затихает и на сцену вновь выступает Грегори.

– Извините за это, – ему явно неудобно, – Слизерин владеет квоффлом. Альбус Поттер роняет его, устремляется на землю и бежит следом за Джеймсом Поттером! Фред и Доминик Уизли – за ними… Слизеринский ловец, Малфой, также прекращает игру!

Я слышу их ссору в раздевалке. Это Джеймс и Ал прибегают первыми, и они кричат друг на друга, оба еще не отдышавшиеся после матча.

– Конечно же, это не правда! – доказывает Ал. – Просто Фелпс – настоящая сука и дерьмо!

– Рыжая! – зовет Джеймс. – Рыжая, ты здесь?

Я ничего не произношу, но мой неконтролируемый всхлип дает ясно понять, где я. Ал тихо стучит в дверь.

– Роза, – говорит он, пытаясь достучаться до меня с помощью моего полного имени, – выходи оттуда. Ей никто не поверит.

– Да, – возмущенно вставляет Джеймс, – она же просто сплетничающая корова!

Радует, что Джеймс встал на мою сторону. Но я не могу отсюда выйти… никогда.

Я слышу, как снова распахивается дверь.

– Где она? – я слышу крик Дом.

– Хочешь, я прокляну эту идиотку Фелпс? – спрашивает Фред.

– Роза! – зовет Дом.

Я не могу посмотреть ей в лицо. Не могу никому из них посмотреть прямо сейчас. Мне так хочется, чтобы они все сейчас же ушли, ведь я же могу справиться со всем сама. Но, похоже, они никуда не собираются. И ждут от меня того, что я опровергну утверждения Фелпс. Мне так хочется выйти и сказать с широкой улыбкой на лице: «Да, Фред, ты можешь проклясть эту идиотку». Но я не могу так поступить. Я не могу больше находиться в семье, в которой выросла. Эти последние несколько недель были самыми трудными в моей жизни, и время пришло, чтобы все им рассказать.

Я медленно открываю дверь, и их шепот затихает, как только моя фигура попадает в поле зрения. Я мельком вижу себя в зеркале. Мои волосы спутаны от ветра, лицо покраснело и опухло от слез. Я выгляжу просто ужасно. А они все ждут от меня объяснений.

– Роза, никто ей не верит, – тихо произносит Дом, – мы знаем, ты не беременна. В самом деле, это же просто смешно!

Все кивают в знак согласия. Это гораздо сложнее, чем было признаваться родителям. Дверь в раздевалку снова открывается и влетает запыхавшийся Малфой. Он оглядывается, и наконец его взгляд останавливается на мне, в конце концов, как и взгляды всех присутствующих.

– Что происходит? – спрашивает Малфой.

– Ничего, – отвечает Дом, – давай же, Роза. Соберись и доиграй матч.

– Я не могу, – рыдаю я.

– Ну, конечно же, ты можешь, – говорит она, – пойми же, никто не поверит Лауре!

– Но им придется! – плачу я.

По раздевалке разливается оцепенение. Каждый выглядит ужасно напуганным, кроме Малфоя, на лице которого отразился смертельный ужас.

– Что ты имеешь в виду, Роза? – осторожно спрашивает Фред.

– Она не врет, – спокойно произношу я.

Иногда я мечтаю быть анимагом. Вот, как сейчас, например. Если бы я могла превратиться в жука или птицу, или даже мышь, то сбежала бы из этой раздевалки и прожила свою жизнь, как обычное животное. Правда же, жизнь стала бы гораздо проще? Ты можешь спариваться с сотнями различных особей, и никого не волнует, является ли он партнером твоего родственника или нет, ведь существует вероятность, что и ты продолжишь свой род с дальним родичем. Не все ли равно? Да, если ты чертово насекомое, и у тебя нет никакой кузины. И, если бы я была животным, да еще и беременным животным, то родившийся ребенок в итоге был бы только моим. Проблема решена.

Но, к сожалению, я человеческая ведьма, застрявшая в гриффиндорской раздевалке с Фредом, Джеймсом, Алом, Дом и Малфоем, уставившихся на меня с непередаваемым изумлением на лицах. Я даже не могу отсюда сбежать, ведь они полностью перекрыли выход. И даже если это получится, то снаружи меня ожидают сотни студентов, которые будут смеяться и тыкать в меня пальцами, словно я какой-то урод.

Джеймс первым отходит после моих слов, сравнимых разве что с атомным взрывом. Он смущенно откашливается, запускает руку в свои смоляные волосы и переминается с ноги на ногу.

— К-как? – недоверчиво спрашивает он.

— Хочешь, я наглядно продемонстрирую? – сердито шиплю я.

Что за нелепый вопрос.

— Нет, я имею в виду… кто отец?

Альбус, Фред и Доминик согласно кивают, а Малфой выглядит так, словно надеется, что я назову какое угодно имя, только не его. Но я ничего не отвечаю. Я пристально смотрю на Малфоя, пытаясь мысленно ему сказать, что это его ребенок. Но он только смотрит мне в глаза, потому что не поверит, пока я сама не произнесу это.

— Подожди минутку, – говорит Ал, – а почему это ты на него смотришь?

Ал переводит взгляд с меня на Малфоя и обратно. Дом резко начинает смеяться, но ее смех слишком высокий и нервный, чтобы его можно было принять за нормальный.

— Ты шутишь, — смеется она, — это одна из твоих странных шуток, да, Роза? Как та, когда ты бегала в костюме дементора на годовщине свадьбы бабушки и дедушки… Мы всего лишь чего-то не поняли, да?

Я снова молчу и перевожу взгляд с Малфоя на свою обувь. Я не могу больше на него смотреть.

— Роза! – требует она. – Скажи мне, что ты пошутила.

Я отрицательно качаю головой. И почему все должно было произойти именно так?

— Это он? – кричит Фред, указывая на Малфоя.

— Ты же это не серьезно, Рыжая, – присоединяется к нему Джеймс.

Я едва их слышу. Дом проходит в полнейшей тишине мимо потерявшего дар речи Малфоя. Я чувствую, что больше не выдержу, и у меня начнется истерика, в любую минуту.

— Как ты могла быть настолько глупой, Роза? – кричит Ал, и его вопль очень похож на отцовский.

— Просто заткнись! – взрываюсь я в ответ. – Я не нуждаюсь в том, чтобы ты напоминал мне какая я дрянь, Ал!

Ал, Джеймс и Фред синхронно оборачиваются к Малфою. Он выглядит чертовски бледным. Очень похоже, что он готов вот-вот рухнуть в обморок.

— Ты спал с моей кузиной? – говорит Ал тихо, но в его ровном голосе ощутима скрытая угроза.

— Я-я… э-эм…

Джеймс и Фред мигом вытаскивают свои палочки и направляют на него, но они вынуждены их слегка опустить, когда дверь открывается, и заходят тренер Вуд и профессор Чанг. Вуд выглядит очень сердитым, в то время как Чанг, кажется, готова разрыдаться, но поверьте, она всегда так выглядит.

— Что, черт возьми, происходит? Почему половина гриффиндорской команды здесь? Малфой, вы не имеете права находиться в этой раздевалке, – рычит Вуд.

— Поттер, Уизли, опустите палочки, – приказывает Чанг.

Они опускают их, но очень неохотно, не сводя глаз с Малфоя ни на секунду.

— Роза, ты пойдешь с нами, – говорит Чанг и выходит из раздевалки.

— Ой! Одну секунду! А как же матч? – доносится до меня голос Вуда, адресованный Чанг, уже скрывшейся за дверью.

Этот человек и в самом деле бесчувственный чурбан.

Чанг идет так быстро, что я вынуждена почти бежать за ней. К счастью, когда мы заходим в школу, коридоры почти пусты, ведь все студенты Хогвартса сейчас на стадионе, пытаются разобраться, что же произошло на самом деле. Чанг сопровождает меня в кабинет директора. Стоит мне переступить порог, как я тут же оказываюсь в чьих-то крепких объятиях…

— Тетя Джинни? – восклицаю я.

— Профессор Флитвик связался со мной, когда не смог известить твоих родителей, не беспокойся, с ними все в порядке. Что с тобой случилось?

Флитвик усаживает меня в кресло перед своим столом и просит все объяснить. Сначала, я была настолько выбита из колеи, что не могла даже ясно думать, но под конец моего рассказа директор выглядел удивленным, Чанг – равнодушной, а тетя Джинни была потрясена, услышав имя отца ребенка. Ну не могла же я опустить столь важную деталь?

— Все хорошо, мисс Уизли, — успокаивающе произносит Флитвик, — вы не первая ученица Хогвартса, которая забеременела, и сомневаюсь, что последняя.

Эм-м, ну прямо камень с души. А как бы теперь подумать о том, чтобы подправить память всем ученикам Хогвартса?

— Вы были у мадам Помфри? – спрашивает он.

— Да, в среду.

— А вы говорили с Малфоями?

Та-а-ак еще раз. Малфоями?

Во множественном числе?

Неужели, он действительно думает, что я поделюсь этим не только со Скорпиусом, но еще с Драко и Асторией Малфой? Хм, а может, стоит пригласить их к нам домой, чтобы мама могла еще раз закатить оплеуху Драко, как сделала это на своем третьем курсе. Это будет просто замечательно. Тогда своему пятилетнему сыну, я смогу рассказывать историю о том, как бабушка дала дедушке в глаз.

Моя мать вовсе не такая уж правильная и очаровательная, какой пытается выглядеть перед окружающими. Я удивлена, что вообще кажусь нормальной при таких-то родителях.

Да, я считаю шестнадцатилетних беременных девушек, которые разговаривают сами с собой (мысленно) и желающих закончить свою жизнь в туалете совершенно нормальными, благодарю.

Пока Флитвик что-то говорит, я пытаюсь максимально сосредоточиться на его словах. У меня не получается слушать так же внимательно, как профессор Чанг, которая полностью поглощена его речью. Но тем не менее она смотрит (и это возмутительно) на тетю Джинни с величайшим презрением. Я вижу, как тетя Джинни пытается не обращать на нее внимания, и сосредоточиться на директоре, но искоса все же поглядывает на Чанг. И я тоже, должна признать, посматриваю на профессора. Взгляд тети Джинни очень похож на тот, которым она когда-то наградила семилетнего Джеймса и Ала после того, как они взорвали сарай, играя в столяров. У нее всегда такой вид, когда она чем-то или кем-то сильно раздражена.

Прежде, чем я успела открыть рот и начать задавать вопросы, а тетя Джинни и профессор Чанг почти испепелить друг друга взглядами, в камине профессора Флитвика появляется женщина лет сорока. Флитвик даже подпрыгивает от испуга, но тут же успокаивается, узнав посетительницу.

— Ах, это вы, миссис Уизли, — легко говорит он.

Это тетя Одри, но что она тут делает? Для меня это тайна, покрытая мраком.

— Здравствуйте, профессор. Джинни, ты же не думала, что я останусь в стороне, – сказала она. – Роза, я слышала о твоей… э-э… маленькой проблеме.

Я всегда замечала, что когда тетя Одри говорит о чем-то, по ее мнению, позорном или неприятном, она использует слово «маленький» для описания смущающей ее детали. Например, когда она разговаривает с дядей Джорджем о магазине «Волшебные вредилки Уизли», она называет его «Ваш маленький магазин шуток», чем ужасно бесит Джорджа. Она так же действует на нервы, как и дядя Перси, а, возможно, и гораздо больше. Ее точно нельзя назвать яркой женщиной. Да, она красива, но уж в очень узком смысле, и у меня есть серьезные причины считать, что она родилась безликой тенью. Она никогда не распускает свои мышиного цвета волосы, а наоборот затягивает их в тугой узел. Одри красит губы помадой ужасного красного цвета и постоянно выглядит, как человек, которого только что смертельно обидели. На мой взгляд, у нее мания величия в последней стадии, и я не единственная в семье, кто так думает. Еще мне известно, что она наименее любимая невестка бабушки Молли. Мама же пытается вести себя с ней любезно, а папа не может находиться с ней в одной комнате больше пяти минут, иначе там сразу же начинает что-то взрываться. И я однажды слышала, как дядя Гарри говорил, что Одри очень похожа на Петунию, только она ведьма… В общем, как-то так.

— Что вы здесь делаете? – спрашиваю я, стараясь не показаться грубой, но не думаю, что у меня это вышло.

— Ну, я услышала о твоей ситуации…

— Подождите, как, черт возьми, вы могли услышать? – восклицаю я. Я знаю, что она не одобрит употребление слова «черт», но мне действительно плевать на ее мнение.

— Ну, я была у Поттеров, когда Джинни получила сообщение от директора…

— Одри, — шипит Джинни, — я говорила, что сама разберусь с этим.

— Да-да, я знаю, но, как говорят, «одна голова – хорошо, а две – лучше» и «чем больше рук, тем быстрее идёт работа».

— Да, мы видим, на что вы намекаете, — угрюмо произношу я.

Но она последний человек, которого я хочу видеть здесь и сейчас. Я не нуждаюсь в том, чтобы на меня так брезгливо смотрели, словно я какое-то насекомое. А ведь именно так она сейчас и смотрит.

Стук в дверь известил о приходе Малфоя и сопровождающего его Вуда, который казался очень шокированным и злым. Я чувствую, как напряглась Джинни; она успокаивающе сжала мою руку. Никто кроме нее даже и не представляет, сколько мне сейчас понадобится мужества для того, что я собираюсь совершить. И пусть я действительно ценю всё, что она для меня сделала, мне кажется, что на ее месте должна была быть моя мама.

— Отлично, — начинает Вуд, — а никто не хочет мне объяснить, почему один из самых важных квиддичных матчей был остановлен прямо в воздухе?

— Вуд, — шипит Чанг, — вы хоть иногда можете думать о чем-то еще, кроме чертового квиддича?

Вуд пытается возразить, но Флитвик поднимает свою крошечную руку, чтобы остановить готовые прозвучать возражения. Несмотря на малый рост директора, его авторитет признает даже тренер. Похоже, размер не имеет значения.

— Я думаю, что мы сможем провести матч-реванш, Вуд, — говорит Флитвик, — пожалуйста, сообщите всем, что игра отменена.

Вуд выглядит очень разозленным, но спорить даже не пытается. Он выбегает из кабинета, и громко хлопает дверью, как какой-то капризный подросток. Джинни и я сидим перед Флитвиком, спиной к Малфою, а тот, видимо, окончательно утратил дар речи. Тетя Одри поправляет прическу, смотрясь в зеркало, что висит рядом с портретом профессора Дамблдора. Я почти уверена, что видела, как тот закатил глаза от ее действий.

— Мистер Малфой, присядьте, — просит Флитвик, указывая на кресло рядом с моим.

— Благодарю покорно, сэр.

Малфой медленно отлипает от стены и подходит к стулу, стараясь не встречаться со мной взглядом. Он решил просто не смотреть на меня. Наверное, я даже не могу винить его в этом. Я бы тоже не захотела, если бы кто-то поставил меня в столь же затруднительное положение.

— Очевидно, эта тема очень щекотлива... — начинает Флитвик, но его речь снова прерывают двое, которые прибыли через камин. Я узнаю рыжие волосы мужчины, следующего за женщиной с пышной копной волос – мои родители. Они откровенно игнорируют друг друга, во многом это похоже на то, как игнорирует меня Малфой.

— Рон! Гермиона! – восклицает Джинни. Должна признать, что меня точно также шокировало их появление, а уж то, что они пришли вместе…

Папа просто горит желанием добраться до Малфоя и придушить его.

— Мы только что получили записку... мы были в Хогсмиде, когда ваша сова нас нашла, — говорит мама.

Что же они делали в Хогсмиде?

Мама садится в одно из наколдованных Флитвиком кресел. Выглядит она ужасно. Я знаю, что прошла всего неделя с тех пор, как я видела ее в последний раз, но, похоже, она с того времени волосы не то что не расчесывала, но даже и не мыла. Папа выглядит не намного лучше. Его борода имеет крайне запущенный вид. Это мама все время ему напоминала о необходимости бриться. Теперь же, видимо, она этого не делает. Волосы он тоже, очевидно, давно мыл… Интересно, что я такого сделала, чтобы заслужить таких неопрятных родителей?

И я говорю это вовсе не в переносном смысле.

— Теперь, когда все наконец-то собрались, — снова начинает Флитвик, — есть некоторые вопросы, которые мы должны обсудить…

И шум ревущегося из камина пламени снова прерывает директорскую речь.

— О, Мерлина ради! – он пищит и пытается обернуться к прибывшему, чтобы увидеть кто это.

Первой из камина выходит высокая худая женщина с черными волосами и очень темными глазами. Ее бледная кожа и алые губы делают гостью немного похожей на вампира, но когда она мне улыбается, то выглядит вполне дружелюбной. И тогда я понимаю, что улыбка была адресована вовсе не мне. Она улыбается Малфою.

— Скорпиус, дорогой, что случилось? – спрашивает женщина, подходя и целуя его в щеку.

Скорпиус отталкивает ее и вытирает щеку.

— Тебе не следовало приходить, мама, — бормочет он.

Это мать Скорпиуса? Я никогда не видела ее раньше, ведь именно отец Малфоя провожает его каждый сентябрь с платформы Кинг-Кросс. Скорпиус действительно не похож на свою мать, за исключением, может быть, темных глаз. Иначе вообще трудно даже предположить, что они приходятся друг другу родней.

Мужчина появляется из камина через пару секунд, и я сразу же узнаю его – это Драко Малфой. Папа выглядит, как человек, для которого убийство стала целью номер один. За его длинной лохматой рыжей челкой, я вижу сузившиеся голубые глаза, полные отвращения к прибывшему. И, судя по всему, мистер Малфой чувствует тоже самое. Драко практически лысый, а остатки волос свидетельствуют о том, что сын унаследовал его цвет волос, может, только чуть темнее.

— Мистер и миссис Малфой, — произносит Флитвик, трансфигурируя еще пару кресел.

Серьезно, в этой комнате больше кресел, чем в мебельном магазине.

— О, а народу с каждой минутой все больше становится, — произносит тетя Джинни, заметив накалившуюся обстановку, ознаменовавшую прибытие родителей Скорпиуса. — Одри, возможно, нам следует вернуться домой…

— Эм? А, да, — говорит отстраненно Одри, продолжая изучать свои брови в зеркале. Она, очевидно, даже не заметила прибытия наших с Малфоем родителей.

Джинни ободряюще мне улыбается, подхватывает Одри под руку и тащит ее к камину. Она берет горсть летучего пороха и говорит « Дом Вудгейтов» и исчезает в огне. Одри следует за ней, говоря маме, что та похожа на сову, но мама даже не замечает брошенной реплики.

— В любом случае, как я уже говорил… — продолжает Флитвик.

— Скорпиус, — раздраженно говорит Драко так, словно директор и рта не открывал.

Флитвик встает со стула, и тяжело вздохнув, выходит из своего же кабинета, тем самым он признает поражение. Кажется, этого никто и не заметил.

Ничего себе, нам удалось выжить директора из его собственного кабинета.

— Какого черта здесь происходит? – набрасывается Драко на сына. Малфой пожимает плечами. Его голова лежит на согнутых руках, а взгляд направлен в пол.

— Не смей меня игнорировать, — шипит Драко. – Что ты сделал на этот раз?

— Драко, — тихо произносит миссис Малфой, но муж не дает ей сказать и слова.

— Послушай, мы понимаем, что произошло что-то серьезное. Да, мы и раньше получали сов, но никогда не думали, что можем быть вызваны в срочном порядке! Ты, наверное, действительно опозорился в этот раз, — говорит Драко и с каждым словом его голос становится все громче и громче.

— Ну, конечно, это все я, да? Я, как всегда, один во всём виноват, — бормочет Скорпиус.

— Даже не пытайся темнить! – кричит Драко. — Скажи нам, что ты сделал!

— Видимо, я сделал ей ребенка! – кричит в ответ Скорпиус, указывая на меня, но все так же не глядя. А у меня даже нет сил, чтобы притвориться, что мне не больно от его слов.

Ох, нет, Драко решает теперь обратить свое внимание на меня… Как называлось то чудесное заклинание?

— Что? – шипит Драко с отвращением. Миссис Малфой и Драко переводят недоумевающие взгляды с меня на Скорпиуса и обратно.

— Ей? — кричит Драко. — Уизли? Ты сделал ребенка Уизли?

Отец внезапно вскакивает. Он намного выше, чем Драко, но того, кажется, подобными приемами не напугать.

— Заткнись, Малфой, — отрывисто бросает отец.

— А я все недоумевал, когда же ты, Уизли, откроешь рот, — насмешливо произносит Драко. — В конце концов, у тебя появилась гордость?

— Я размажу тебя по стенке, если ты не закроешь свой рот, — шипит папа. Мама встает и пытается заставить его сесть, но он отталкивает ее. А Драко точно так же поступает с Асторией.

— Это все твоя вина, Уизел! – говорит Драко. — Твоя маленькая шлюшка не сможет лишить моего сына шанса сделать успешную карьеру в министерстве.

Папа бросается на Драко, но Скорпиус успевает встать перед ним и бьет своего отца так сильно, что тот падает на пол с тихим стуком. Астория рыдает и пытается сдержать рвущиеся всхлипы, прижимая к губам тонкие пальцы.

— НЕ! СМЕЙ! О НЕЙ! ТАК! ГОВОРИТЬ! – шипит Скорпиус.

Драко смотрит на сына, и в его глазах полно шока и гнева от произошедшего. Все на мгновение замирают, даже наши родители забывают о своих разногласиях и в шоке смотрят друг на друга. Астории очень стыдно за поведение своего мужа и сына, и я даже сочувствую ей.

— Я дал тебе все, — бормочет Драко, стирая кровь, текущую из разбитого носа. – Ты всего лишь неблагодарный испорченный мальчишка!

— И чья в этом вина? Твой отец — Пожиратель смерти — испортил тебя так же, как и мой отец — такой же Пожиратель смерти — испортил меня! – кричит Скорпиус.

Ничего себе, напряжение.

Серьезно, я почти что могу его почувствовать.

Скорпиус в последний раз презрительно смотрит на Драко и выбегает из кабинета директора, хлопнув дверью. Астория подбегает к Драко и вправляет нос взмахом палочки. Драко с трудом поднимается с пола и смотрит на меня и моих родителей с презрением, кровь все еще заливает его подбородок и рубашку.

— Клянусь, — мрачно произносит он, — что мой сын не будет иметь ничего общего с ней, — он указывает на меня, — и с ее ребенком. Я гарантирую это.

И он исчезает в пламени камина, больше не сказав ни слова.

— Я… Мне очень жаль, — говорит Астория Малфой, обращаясь ко мне и маме, — он… он просто…

Она умолкает. Мама понимающе кивает, и Астория исчезает в пламени вслед за Драко. Таким образом, они отказываются от сына в такое непростое для него время? Ух, ты, а я думала, что мои родители плохие. По крайней мере, они остались поговорить со мной. Но я по прежнему не смею нарушить эту тишину.

И теперь в кабинете Флитвика остались только я и мои родители. Мама подбегает ко мне и крепко обнимает, словно мы не виделись несколько месяцев.

— О, Роза, мы думали, случилось что-то действительно ужасное, когда получили это письмо. Я так рада, что с тобой все в порядке.

— В порядке? – восклицаю я. – Вы думаете, что со мной может быть все в порядке? Лаура Фелпс объявила на всю школу, что я беременна, а вы думаете, я в порядке?

Папа смущенно кашляет. Никто из нас не произносит ни слова в течение нескольких минут.

— Так… — начинаю я, — что вы делали в Хогсмиде?

Мама и папа хмурятся и смотрят в пол, но их уши предательски краснеют. Сделаем вид, что я ничего не заметила.

— Послушай, дорогая, — говорит мама, — мы понимаем, что ты сейчас испытала стресс и нам очень жаль, что мы взваливаем все на тебя… Но это вовсе не значит, что мы тебя не любим…

— Вы подаете на развод? – говорю я, запинаясь.

Мама и папа смущенно смотрят друг на друга.

— Гм, — начинает папа, — мы просто хотим взять передышку.

О, ну, конечно же, как Росс и Рейчел.

— Я на некоторое время задержусь в Хогсмиде, — говорит мама, — так что могу побыть рядом с тобой, если ты, конечно же, во мне нуждаешься. Твой отец просто помогал мне с переездом, когда мы получили сову от директора.

— А что насчет тебя? – спрашиваю я у отца. — Ты не хочешь быть рядом со мной?

— Не начинай, Роза, — устало говорит папа. Мне неприятно то, что он больше не называет меня «Роззи». Это значит, что я уже взрослая.

Я выбегаю из кабинета со слезами на глазах, не сказав им больше ни слова. Моя жизнь не может быть намного хуже, чем то, что происходит со мной сейчас. Я не могу заставить моего ребенка жить в такой же неблагополучной семье, как моя. Оба его деда будут ненавидеть его. Такая обстановка – не место для маленького ребенка. Я не могу сделать это. Я обманывала сама себя, когда думала, что у меня все получится.

Я бегу и бегу по коридорам. Ученики шепчутся и указывают на меня пальцами. Такое ощущение, что повторяется мой первый день в Хогвартсе, когда люди смотрели на Ала, Дом и меня, потому что мы были родственниками Гарри Поттера. Но сейчас все намного хуже. Я посмешище для всей школы.

Я бегу очень быстро и окружающая меня реальность просто смазывается, потому что я плачу навзрыд. Я даже не знаю, куда направляюсь. И, в конце концов, я добираюсь до пустого коридора, где забиваюсь в угол и сижу, прекрасно понимая, что дальше бежать бессмысленно. Как бы мне хотелось сейчас почувствовать на своих плечах мантию-невидимку Джеймса. Я слышу чей-то кашель.

И вот, он стоит прямо передо мной, с угрюмым выражением лица. Что за глупый шотландец, со светлыми волосами и потрясающими глазами. Он опускается вдоль стены напротив меня, и наши глаза оказываются на одном уровне.

— Почему ты не сказала мне? – тихо спрашивает Малфой.

— Я не знаю, — пожимаю плечами. — Я просто не знала как.

— А ты не думала, что я имею право знать? – сердито говорит он.

— Когда, черт возьми, я должна была тебе об этом рассказать? – взрываюсь я. – Когда ты спал с Дом?

— Может тогда, когда я спал с ТОБОЙ?

— Просто оставь это, Малфой, — вздыхаю я, — у тебя и так есть, о чем беспокоиться.

— Я собираюсь стать отцом, и меня, по-твоему, это совершенно не должно беспокоить? – недоверчиво спрашивает он.

— Ты им не станешь, — возражаю я, — ты не собираешься быть отцом.

Он выглядит сбитым с толку и склоняет голову набок. И мне кажется, что в этот момент он прекрасен. Нет, я не должна больше так думать. Я официально потеряла всякий шанс, который когда-либо имела на счастье с ним.

— Я отдам его на усыновление.

Мне просто необходимо успокоиться. Слезы ничего не могут решить. Но и сидя в чулане в обнимку с моей метлой и поглощая шоколад, я тоже ничего не смогу изменить, хотя я такая, какая уж есть. Говорят, шоколад и секс оказывают влияние на одни и те же центры — центры удовольствия — в мозге у девочек, а девочки должны получать как можно больше удовольствия от шоколада… и от секса тоже. Могу сказать одно, если бы у меня появился шанс вернуться в день вечеринки Джеймса, я бы съела столько шоколада, что стала бы выглядеть беременной. Но вместо этого меня потянуло заняться сексом. В любом случае шоколад гораздо приятнее. Шоколад не стучится к тебе в дверь, а затем не уходит с твоей кузиной. Шоколад не станет тебе нахально подмигивать на переменах, потому что знает, что ты тоже симпатизируешь ему. Шоколад не осудит тебя. И только тебя он будет умолять «съе-е-е-е-е-ешь меня», когда тебе станет действительно плохо. И когда ты это сделаешь, то не будешь себя неудобно чувствовать, ведь это всего лишь шоколад.

Какого черта я болтаю подобную чушь?

Вот я и решила спрятаться в чулане для метел, чтобы подумать. Что может быть здесь хорошего? Мама и папа вернулись домой. Ну, хорошо, мама вернулась в свое новое жилище в Хогсмиде, а отец, как мне кажется, отправился домой. Я не попрощалась с ними, я просто сидела в чулане, который находится возле холла и видела, как они уходят. Не знаю, была ли я рада, что они ушли, или же мне хотелось, чтобы они вернулись и разобрались со всеми своими проблемами. Или для этого уже слишком поздно?

Все это так раздражает. Если бы я только знала, чем было вызвано то их психопатское состояние накануне нашего возвращения в Хогвартс. Это просто не могла быть только моя беременность. Я имею в виду, если бы вся причина была в ней, то почему они появились в школе? О, я не знаю, но все так запутано. Может, что-то случилось еще до этого, может папа изменил маме?! Может, поэтому она выгнала его из дома. Но папа не похож на обманщика… или похож? В любом случае, как бы он смог? Я всегда удивлялась, почему, черт возьми, мама вышла за него замуж. Не поймите меня неправильно, я люблю своего папу (в большинстве случаев), но он как маленький ребенок. Он гораздо хуже Хьюго! А мама представляет собой его полную противоположность. Это просто удивительно, что они прожили в браке двадцать пять лет.

Я не знаю, что мне делать. Год назад я даже не могла предположить, что Роза Уизли, совершеннейшая ботаничка и староста, столкнется с такими проблемами, как развод родителей или незапланированная беременность. Я всю жизнь ориентировалась на предстоящие экзамены, на СОВ. Но они пришли и ушли, а потом я обнаружила, что делать совершенно нечего. Конечно, еще был квиддич, но даже он через некоторое время наскучил. Даже парни меня мало интересовали. Был Карл из Рейвенкло, который бросил меня перед всей школой, но я была больше разозлена, чем удручена перспективой оказаться снова одной. Единственный парень, которого я всегда любила — Тедди.

Мне необходим Тедди больше, чем когда бы то ни было… Но он ненавидит меня так же, как и мой отец. Почему я повела себя так чертовски глупо, когда услышала о его помолвке? Я должна была радоваться за Тедди и Виктуар! Он ведь так ее любит, чего еще хотят парни? Она гораздо красивее, чем ее мать или Дом (обе выглядят настолько ошеломительно прекрасными, что рядом с ними я напоминаю тролля). У нее вообще нет недостатков. Даже бабушка Молли и дедушка Артур любят ее больше остальных, ведь она их первая внучка. Бабушка и дедушка Грейнджер предпочитают мне Хьюго, что лично я считаю совершенно несправедливым.

— Я не хочу этого слышать, Малфой, — я различаю раздраженный шипящий голос с другой стороны двери чулана. Я слегка приоткрываю дверь и выглядываю в холл. Дом и Малфой стоят в дверях замка. Лицо Дом очень красное от гнева, и она до сих пор не избавилась от квиддичной формы, и Малфой (тоже одетый в форму), выглядит очень бледным, как и в тот момент, когда я сказала, что собираюсь отдать нашего малыша на усыновление.

— Дом, ты должна мне поверить…

— Почему я должна верить всему, что ты говоришь? — кричит она, и ее голос эхом разносится по всему холлу.

— Я сказал, что мне очень жаль! — запальчиво говорит Малфой.

— Жаль? — кричит она. — Тебе жаль? Тебе не кажется, что «мне очень жаль» — это слишком банально для данной ситуации? Ты поимел мою кузину, моего лучшего друга, а теперь она беременна! И ты думаешь, что «извините» что-то изменит? Ты жалок, Малфой!

— Это случилось до того, как я начал встречаться с тобой, — громко говорит Малфой. — Мы договорились, что не станем никому об этом рассказывать. Я даже не знал, что она беременна!

— Как ты можешь просить прощения у меня после того, как спал с Розой? Ты больной! Тебе она нравится? Или ты можешь с ней только спать?

О, Мерлин.

Правда, сейчас я не уверена, чего хочу больше: чтобы он сказал, что любит меня или же просто признал, что ему тогда захотелось секса. Одна часть меня хочет подойти и двинуть коленом в пах, а другая часть (очень маленькая) хочет, чтобы он обнял меня и сказал, что все будет хорошо.

— Я… — начал Малфой. — Я был пьян. Конечно, тогда мне казалось, что она мне нравилась… но сейчас, мне нравишься только ты, Дом.

Ах ты, мелкий хорек! Всего лишь несколько дней назад, он говорил, что его не устраивает Дом и как сильно я ему нравлюсь! Ударь же его, Дом!

— Ты опоздал, — говорит она, и я слышу слезы в ее голосе. — Вы собираетесь оставить ребенка.

— Нет, такого не будет, — говорит Малфой. — Роза хочет отдать его на усыновление.

Сложно сказать, что же он при этом чувствует. Его выражение лица просто каменное, а голос монотонен. Парней так сложно понять.

Дом мгновение смотрит на него, и ее выражение лица меняется и ощутимо смягчается, превращаясь в печальную гримасу.

— Н-но я не понимаю, — говорит Дом, — Роза бы никогда так не поступила.

Откуда ей знать? Не припомню, чтобы мы когда-нибудь обсуждали этот вопрос.

— Она этого не сделает, — настаивает Дом. — Это ты заставил ее, да?

— Нет! — протестует Малфой. — Идея принадлежала ей! Я сам только что узнал, у меня просто не было времени, чтобы повлиять на ее решение!

Они молчат в течение нескольких минут.

— Правда, что ты ударил своего отца? — Дом спрашивает так тихо, что я еле ее слышу.

— Да, — небрежно отвечает Малфой, — а что?

— Почему ты его ударил?

Малфой сохраняет спокойствие.

— Он сказал что-то о Розе? — настаивает Дом. — Ты за нее заступился?

Он кивает. Ну что за идиот! Почему он не мог солгать? Он же должен быть в этом экспертом.

— Ты любишь ее, — говорит Дом, — я знала это.

— Дом…

— Я иду спать, — вздыхает она. — Я поговорю с тобой, когда успокоюсь. Все чего я хочу сейчас, так это заставить себя забыть о тебе.

Она взлетает вверх по лестнице, а Малфой остается в холле, яростно пиная входную дверь ногой. Я никогда не видела его таким сердитым. В самом деле, я никогда не видела его в любом другом состоянии, кроме спокойствия и собранности. Может, мне стоит выйти и успокоить его… Но захочет он это услышать именно от меня? Я ведь та, кто обманула его. Но, похоже, мой мозг в ссоре с ногами, потому что я выхожу из чулана и иду к нему. Как странно.

— Как долго ты была там? — Малфой останавливается, когда замечает меня.

— Около четырех часов, — пожимаю я плечами. — Мне надо было подумать.

— В чулане для метел? — спрашивает Малфой, удивленно приподняв брови.

— А что может быть лучше?

Он смотрит на меня, как на сумасшедшую. Мне кажется, что я и правда сумасшедшая. Ну, вряд ли меня можно назвать нормальной…

— Так что… — неловко произносит Малфой.

— Почему ты сейчас не солгал Доминик как обычно? — прямо спрашиваю я.

— Я не смог! — протестует он.

— Ты говорил мне, что она тебя не устраивает. Или о чем тогда был разговор? Я думала, ты сожалеешь о своей идиотской симпатии ко мне, ведь я испорченный товар.

— Уизли, ты на самом деле самый невыносимый человек в мире! — кричит он. — Я жалею, что переспал с тобой!

— Это чувство взаимно! Ты был не слишком хорош!

Это выбило его из колеи. Он замолкает на несколько секунд, потому что просто не знает что сказать. Я пытаюсь скрыть рвущийся на волю смех.

— Как бы ни было, — выплевывает он, — ты не можешь знать наверняка!

— Что? — кричу я.

— Дом сказала мне, что ты была девственницей!

— Ага, а еще она сказала мне, что ты тоже был девственником! — кричу я в ответ.

— Ну… — заикается Малфой. — Отлично! Значит, венерические болячки нам не грозят.

Я смотрю на него несколько секунд прежде, чем мы оба начинаем хохотать. Серьезно, наш смех эхом разносится по холлу. Но все равно, мы не знаем, что делать дальше. Ситуация просто не может быть еще хуже, так что мы просто смеёмся! Все не так, как я думала. Я сказала парню, что беременна, и у нас теперь есть повод хорошо посмеяться над этим! Я беременна… но, по крайней мере, у нас нет хламидий!

— Ты идиот, — смеюсь я.

— Мы оба идиоты, — признает Малфой, и я согласно киваю.

— Что мы будем делать? — спрашиваю я, все еще посмеиваясь, с текущими из глаз слезами. Но что это за слезы: грусти или смеха? Я не уверена. Наверное, и то, и другое.

— Я думал, ты остановилась на усыновлении? — спрашивает он.

— Я… я не знаю, чего я хочу.

— Давай не будем сегодня решать, — тихо говорит Малфой, — Идем просто… спать.

Я провела в спячке последние несколько недель. Настало время проснуться.

— Почему мы это сделали? — вздыхаю я. — О чем мы думали?

Малфой пожимает плечами. Я пожимаю плечами. Я вспоминаю.

* * *

Вечеринка в самом разгаре, когда я возвращаюсь в гостиную после того, как наслала проклятье на Карла Бланта, моего бывшего парня. Я вовсе не в том настроении, чтобы праздновать, но как только Джеймс видит меня, сразу же подскакивает ко мне со стаканом огневиски в руке.

— Выпей!

— Я несовершеннолетняя, — протестую я.

— Это же мой день рождения! — произносит Джеймс таким тоном, словно это оправдывает алкоголизм несовершеннолетних школьниц.

— Ну и что? Мне всего шестнадцать!

— Ты никогда не расслабляешься, Рыжая, — невнятно говорит Джеймс. — Ты рано сведешь себя в могилу с тем объемом работы, что взваливаешь на себя.

Я закатываю глаза и неохотно беру огневиски, пытаясь доказать свою точку зрения.

— Так! Я смогла расслабиться!

Он впечатлен.

— Хорошая работа, Рыжая!

Он отходит, чтобы поговорить с темноволосой семикурсницей, сидящей в одиночестве в самом дальнем углу гостиной. Я по-прежнему смущена из-за того, что произошло во время обеда, и у меня такое чувство, словно все говорят о том, что меня бросили на глазах у всей школы. Я еще наливаю себе огневиски, выпиваю и быстро наливаю еще порцию.

— Эй, девушка, поаккуратней, — слышу я голос Ала за спиной. — Сколько ты уже выпила?

— Три, — отвечаю я, показывая два пальца.

Он берёт из моих рук стакан и отставляет его в сторону.

— Ты же никогда не пьешь! Ты понимаешь, насколько крепкое это пойло?

— Ага, такое же, как и твое лицо! — смеюсь я. Ал удивленно хмурится.

— Ты похож на Гарри Поттера, — говорю я.

— Ага, можно подумать, что он мой отец или что-то типа этого, — саркастично замечает Ал. — Возможно, тебе следует пойти и лечь спать.

— Нет! Я хочу танцевать! — говорю я, хотя никто и не танцует.

— Тебе потом будет стыдно! — пытается унять меня Альбус.

— Если девушка хочет танцевать, пусть она танцует! — говорит Малфой, который только что появился рядом с Алом и положил руку ему на плечо. Он выглядит очень красивым в своих черных джинсах и такой же рубашке.

— И почему на вечеринках Джеймса всегда полно пьяных идиотов? — вздыхает Альбус.

— Расслабься, Ал! — смеюсь я.

— Ага, расслабься, Поттер! — соглашается Малфой со своим милым шотландским акцентом. — Почему ты не берешь пример с Розы?

— Ага! — соглашаюсь я. — Или лучше со Скорпассуссса, а?

— Точно! — возбужденно говорит Малфой.

Ал закатывает глаза и оставляет нас обоих возле стола с напитками.

— Ты действительно крутая, когда напьешься, — невнятно говорит Малфой.

— Ты тоже крутой… фанк! — восклицаю я.

— Ты за это поплатишься! — серьезно соглашается Малфой.

— Так нет же ничего лучше фанка, — говорю я, притопывая в такт музыке.

— Я согласен, — говорит Малфой, — я полностью согласен.

— Играй музыку фанк, белый мальчик! — кричу я ему.

— Окей!

Он просто пожимает плечами, продолжая стоять на месте. Мы оба смеёмся без причины.

— Мы несем полную чушь, — замечаю я.

— Это такая ерунда, миледи, — отвечает Малфой.

— Мне надо сесть, — решаю я, пока головокружение не разыгралось на полную катушку. Мы подходим к диванам у камина, которые стоят здесь еще с моего первого курса. Малфой выбирает тот же, что и я, стараясь, чтобы наши глаза были на одном уровне.

— У тебя карие глаза, — замечает Малфой.

— Да ты что? — говорю я.

— Дай пять за карие глаза!

Мы пытаемся высоко вскинуть руки, чтобы хлопнуть в ладоши, но наша координация оставляет желать лучшего. Только седьмая попытка оказывается успешной, после шести случайных пощечин.

— Ты никогда не заговаривал со мной раньше, — замечаю я.

— Я говорил! — настаивает он. — На нашем первом году, я сказал «привет», когда Ал, нас познакомил! И, мне кажется, было несколько «извини», когда мне что-то надо было от тебя.

— Но мы никогда не РАЗГОВАРИВАЛИ до этого… по-настоящему… с твоим сильным шотландским акцентом, — невнятно говорю я.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает он. — Я не могу избавиться от своего шотландского акцента, ведь я шотландец!

— Наверное, ты прав. Так какое твое любимое домашнее животное? — спрашиваю я.

— Конечно же, одноногая утка, — говорит он без тени улыбки, но его глаза почти ощутимо светятся сарказмом. — А твое?

— Свиньи, — отвечаю я, — потому что это слово очень смешно звучит, когда его произносишь!

— СВИНЬИ? — кричит Малфой, и пара четверокурсников шокировано на нас оборачивается. — О, нет, не вы…

Ночь проходит в том же духе, полная совершенно бессмысленных шуток. Вскоре гостиная пустеет, или люди же просто засыпают прямо на полу. Я не знаю точного времени, но уверена, что где-то около двух. Дом спит в кресле, Честити Финч на полу около нее, а Лаура Фелпс за столом у окна. Но мы с Малфоем все еще не спим и играем в игру «Я никогда не…» с почти пустой бутылкой огневиски.

— Я никогда не... думала о сексуальных фантазиях с учителем! — говорю я. Малфой застенчиво улыбается и делает глоток из бутылки.

— Фу! С которой из них? — смеюсь я.

— Чанг, — усмехается он.

— Чанг? Ни за что!

— Окей, теперь моя очередь! — говорит он. — Я никогда не… целовал кузину моего друга.

Я не выпиваю, ведь я тоже никогда не целовалась ни с кем из друзей моих кузенов.

— Хочешь это изменить? — усмехается он.

Мое сердце просто подпрыгивает от его слов. Он сегодня необъяснимо притягателен. Может, из-за того, что его волосы небрежно спадают на глаза весь вечер, и так он кажется гораздо сексуальнее? Ну что, рыжая чертовка, сможешь его поцеловать? Я наклоняюсь, слегка повернув голову в его сторону, и наши губы тихо прикасаются друг к другу. Потом я чувствую, как его язык мягко проходится по моим губам, настойчиво прося его впустить, чтобы проверить, реально ли все это. И я слегка приоткрываю губы, приглашая его продолжить нашу игру. Я не часто испытываю подобные ощущения, но могу сказать одно: он хорош, очень хорош. Одна его рука лежит на моей талии, а другая мягко поглаживает мою щеку. Сердце сходит с ума: такого я никогда раньше не испытывала. Моя рука сплетается с его рукой, и вот я уже веду его наверх, в пустую спальню.

Мы ложимся на кровать и продолжаем страстно целоваться. Я точно знаю, что я делаю. Может, это всего лишь огневиски? Может, это обыкновенный всплеск похоти? Как бы там ни было, но я решаю, что это самый подходящий момент для того, чтобы расстегнуть черную рубашку Малфоя, в то время как он возится с моими джинсами. Я даже не понимаю, насколько сильная дрожь охватывает меня, но это замечает Малфой.

— Нам не следует… — прошептал он, но я лишь прижимаю к его губам палец.

— Я хочу, — шепчу я в ответ…

* * *

— Эм, Уизли? — спрашивает Малфой, вырывая меня из воспоминаний.

— М-м-м?

— Ты смотришь в пустоту последние пять минут, — говорит он встревожено.

— Я… я лучше пойду, — говорю я. — Спокойной ночи, Малфой.

Я быстро взлетаю по лестнице и бегу всю дорогу до башни Гриффиндора, воспоминания со дня рождения Джеймса все еще достаточно яркие. Они заставляют мое сердце биться быстрее. Я даже не предполагала, что помню так много с той ночи, но если напрячься, то я вспоминаю даже ощущения от прикосновений его рук, и это заставляет меня дрожать. Но это всего лишь похоть, один из семи смертных грехов. И я уверена, что «лживая стерва, обманывающая кузину», тоже туда входит.

Что касается кузины, Дом сидит в своей спальне, когда я вхожу. Она плачет в подушку, но затихает, когда я переступаю порог комнаты. Сначала мне кажется, что она тянется за палочкой, чтобы проклясть меня, но она просто хочет взять платок, чтобы вытереть слезы.

— Так это была тогда ты, — говорит она очень дрожащим голосом.

— Послушай, Дом, мне так…

— Молчи, не надо извиняться, потому что меня это уже не волнует, — говорит она. Ее глаза красные и опухшие, и я уверена, мои выглядят не лучше.

— Почему же ты не сказала мне? — рыдает она. — Я думала, мы гораздо больше, чем просто кузины, Роза. Мы же лучшие друзья.

— Я знаю, — отвечаю я, чувствуя себя такой виноватой, что готова снова расплакаться. — Я бы сказала тебе… Но Малфой и я не хотели об этому никому говорить, ведь мы были пьяны. Мы провели всего одну ночь вместе.

— Да, и посмотри, каков результат.

Я серьезно киваю.

— Я очень хотела рассказать тебе о своей беременности, действительно хотела.

— Так почему ты этого не сделала? Не говори, что у тебя не было удобного случая. Мы делили спальню! Мы виделись каждый день на каникулах! — кричит она.

— Я знаю, — произношу я, — но я хотела сначала сама во всем разобраться, прежде чем говорить об этом еще кому-нибудь. А потом, когда я наконец-то набралась решимости, ты сообщила мне, что ты теперь с Мал… эм, со Скорпиусом.

— Ты могла бы все мне рассказать, — тихо говорит она. — Я бы поняла.

Ага, как же, она бы поняла все точно так же, как и отец.

— Мне очень жаль, Дом, правда, — говорю я.

— Ты любишь его? Скорпиуса?

Ее голубые глаза сверлят меня, ища ответ. Я сомневаюсь, что она сможет его найти, ведь даже я не знаю ответа на этот вопрос.

— Это была всего лишь одна ночь, — говорю я. — Я даже с трудом могу ее вспомнить.

Вот она, ложь.

— Но Роза, ты же всегда говорила, что твой первый раз будет особенным… Что заставило тебя это сделать? Ты же всегда была такой разумной, — говорит Дом, качая головой.

— Огневиски, — отвечаю я, — и моё ужасное настроение после того, как меня унизил Карл на глазах у всех. Это была прихоть, а не любовь, и, что гораздо вероятнее, самая обыкновенная похоть.

Дом вздыхает и начинает обкусывать ноготь большого пальца.

— Это уже не имеет значения, — говорит она, — я думаю, что не смогу быть с Малфоем сейчас.

Я втягиваю воздух. Я просто обязана это сказать.

— Посмотри, Дом, Малфой любит тебя, а не меня, — говорю я, усаживаясь на ее кровать. — Я отдам ребенка на усыновление. Пройдет всего несколько месяцев, и все будет кончено. Малфой не сделал ничего плохого, ведь так? Так что… просто будь счастлива, Дом. Не позволяй глупым ошибкам испортить твою жизнь, так же как они испортили мою.

Она скептически смотрит на меня, но все же согласно кивает.

— Возможно, ты права, — неуверенно шепчет она. — Может быть, я не должна с ним расставаться.

Часть меня чувствует печаль, слыша это. Часть чувствует себя очень виноватой из-за лжи, которую я только что сказала кузине.

А ещё одна часть меня чувствует, что только что я совершила свою вторую самую большую в жизни ошибку.

— Это правда?..

— А кто отец?..

— Роза Уизли? Гриффиндорская староста?..

— Ты что действительно беременна? С кем ты переспала?!

Это были самые приятные из вопросов, которыми начали меня преследовать примерно с субботы. В воскресенье я укрылась от них за задернутым пологом кровати, но утро понедельника наступило слишком быстро, и мне пришлось покинуть свое убежище. Плюс ко всему, я просто ужасно хотела есть. Избегая всех, я переходила из кабинета в кабинет, держа голову высоко и сосредотившись на учебе. Почти все учителя спрашивали меня или заставляли демонстрировать всевозможные заклинания весь день – честное слово, они считали, что я стала совсем незаметной. Словно это было реально сделать в наполненном студентами Хогвартсе. Я не помню столько направленных на меня косых взглядов с тех пор, как на втором курсе решила закрыться в теплицах на целых два дня. (Видите ли, тогда я пыталась опротестовать несправедливое отношение к мандрагоре, и я вспомнила мамину идею, создать свое общество. Оно носило название – Сообщество по Продвижению Единых Решений по Мандрагоре или С.П.Е.Р.М. Я носила значок С.П.Е.Р.М. и всё, но люди смотрели на меня и смеялись так, словно я была каким-то иностранцем. Не пойму, и чего они взъелись?)

Во всяком случае, сегодня уже вторник, и хотя я и привыкла к надоедливым слухам, что ходят по школе, я до сих пор злюсь, стоит мне услышать что-то подобное. Лаура Фелпс шепнула своей подружке-хаффлпаффке, что это ее заслуга в моем столь паршивом настроении. И как результат, мы с Джеймсом сегодня вечером должны будем явиться на отработку. Только она виновата в том, что ее тупую голову украшают рога: не стоило объявлять всей школе о моей беременности. И именно она была той, кто обозвал меня в коридоре «маленькой малфоевской шлюхой». Малфоевская шлюха. Наверное, это самое обидное из всех прозвищ, которыми меня когда-либо награждали. Так что совсем неудивительно, что Джеймс ее заколдовал, прежде чем это сделала я. Все, что я сделала – бросила в нее шкурку от банана.

В восемь часов мы идем в кабинет профессора Лонгботтома. Наверное, ему неприятно нас наказывать, ведь мы знаем друг друга очень хорошо, но он декан Гриффиндора и не имеет права заводить себе любимчиков. Он поручает нам проверить списки дисциплинарных нарушений за последние шестьдесят лет и удостовериться, что они в порядке. Серьезно, почему он не заставил нас наблюдать, как сохнет краска? Было бы гораздо интереснее. Мы с Джеймсом работаем в абсолютной тишине, слышно как шелестят сортируемые бумаги. Я до сих пор злюсь на Фелпс за то, что она мне сказала, и подумываю, а не выдрать ли ей волосы и затем заставить их съесть.

— Хм, Рыжая, ты в порядке? – спрашивает Джеймс, пока я засовываю бумажки в папки.

— Все просто отлично, – рычу я. – Все просто великолепно. Быть не может лучше.

— Ты кладешь отчет о задержании Генри Лоусона в папку Майкла Паттерсона, – указывает Джеймс.

— Разве похоже, что меня это волнует? – шиплю я.

Тишина.

Я продолжаю перекладывать бумаги, даже не обращая внимания на то, что делаю. Только подумать, у каждого студента за последние шестьдесят лет есть отчет о задержании, хранящийся здесь. Это же так много учащихся. Мы должны убедиться, что отчет о каждом из них лежит в соответствующей папке. Это так скучно, что мне хочется кричать.

— О каких новостях говорил Ал? – спрашиваю я через несколько минут.

Мы оба знаем, что у Ала ужасно портится характер, если его спровоцировать. В такие минуты, он становится гораздо хуже Джеймса. А в эту субботу он выглядел просто взбешенным… но не мной, а Малфоем. У меня на самом деле не было возможности поговорить с ним об этом, пока не стало слишком поздно.

— Он… – начинает Джеймс, – он среагировал вполне ожидаемо, в своем стиле.

Это просто ужасно.

— Может, мне стоит пойти и поговорить с ним? – предлагаю я.

— Не уверен, что это такая уж хорошая идея, – быстро отвечает Джеймс, – дай ему время остыть. Он все еще очень сердит… ну, ты же понимаешь, ты спала с его лучшим другом. Я имею в виду, что это довольно странно…

— И что тут странного?

— Потому что Скорпиус и Ал, как братья… Иногда, мне кажется, что он ему даже больший брат, чем я.

— Это не правда, — говорю я.

— Я не знаю… С тех пор, как он приехал в Хогвартс, он ощущал к Скорпиусу родственные чувства, ведь они оба слизеринцы. Но ты нам, как сестра, Рыжая. И всегда ею была. Ты нам гораздо ближе, чем остальные… Мне кажется, Ал просто защищает тебя. Мы оба защищаем. Поверь, если бы ты спала с моим лучшим другом, я бы драл ему задницу отсюда и до Австралии!

Я тихо смеюсь. Джеймс иногда так похож на дядю Гарри. Даже то, как он сейчас выглядит. Я не знаю, в чем это проявляется, в том, как он улыбается или еще в чем-то. Хотя люди всегда говорят, что он копия тети Джинни (за исключением волос), я же определенно вижу его сходство с отцом. Возможно, оно не такое явное, как у Гарри и Альбуса, но что-то все равно есть. Он получил дьявольское обаяние Поттеров и умение чувствовать опасность Уизли, он зануда, но его все равно все любят.

— Скорпиус еще получит свое, – говорит ободряюще Джеймс, – так же, как и все те идиоты, которые глазели на тебя в коридорах.

— Спасибо, Джей, — отвечаю я.

Мы продолжаем работать снова в тишине. Через час я начинаю всерьез подумывать, а не выпрыгнуть ли из окна кабинета, который находится на шестом этаже. Но эти мысли бродят в моей голове, ровно до тех пор, пока я не нахожу папку с пометкой «Сириус Блэк», а рядом с ней точно такую же «Джеймс Поттер». Я не могу не улыбнуться. Я открываю папку Сириуса Блэка.

Имя: Сириус Блэк

Дата: 7 сентября 1971

Курс: 1

Факультет: Гриффиндор

Наказание: вымыть кабинет Зельеварения

Назначил: профессор Слагхорн

Проверил: профессор Слагхорн

Причина задержания: мистер Блэк намеренно добавил лишний ингредиент в зелье мистера Поттера, что привело к исчезновению у мистера Поттера бровей.

Я не могу удержаться от смеха. Открыв папку Джеймса Поттера, вижу аналогичную запись.

Имя: Джеймс Поттер

Дата: 7 сентября 1971

Курс: 1

Факультет: Гриффиндор

Наказание: вымыть кабинет Зельеварения

Назначил: профессор Слагхорн

Проверил: профессор Слагхорн

Причина задержания: мистер Поттер намеренно добавил неправильный ингредиент в зелье мистера Блэка, так что мистер Блэк смог говорить только «тролль» и «абракадабра». Его знания английского языка необходимо будет восстановить.

— Ты видел это? – рассмеялась я и передала Джеймсу обе папки.

Он громко хохочет, читая наказания двух мужчин, которые пришлось им отбывать во времена учебы в Хогвартсе. Я вижу карие глаза Джеймса, светящиеся восхищением. Мы веселимся, читая отчеты о задержании Джеймса Поттера-старшего и Сириуса Блэка. Они отбывали наказание более трехсот раз за семь лет обучения в Хогвартсе. Похоже, они получали по отработке каждый месяц за нарушение комендантского часа, когда учились на старших курсах.

— Я удивляюсь, как папа вырос таким правильным, с таким-то отцом, – говорит Джеймс, постукивая по папке с делом своего деда.

— О, я бы не сказала, что он был слишком правильным, – усмехнулась я и вытащила папку с надписью «Гарри Поттер». Джеймс улыбнулся в ответ, и выхватил папку из моих рук.

— О-о, незадача! – смеется он. – Ого, он получил отработку на пятом курсе от некой персоны, именующей себя профессор Д.Д. Амбридж. Интересно, что он такого сделал, чтобы это заслужить…

Я заметила папку с пометкой «Гермиона Грейнджер». Она была совсем тоненькой, хотя я никогда и не думала, что моя мать была святой.

Мы с Джеймсом весело ищем папки со знакомыми именами. Наши тети, дяди, родители – у всех были папки, содержащие отчеты о нарушениях. Забавно, но мы не смогли найти папку, принадлежащую дяде Перси. У дяди Джорджа и его покойного брата-близнеца Фреда, толщина папок сравнима разве что с папками Сириуса Блэка и Джеймса Поттера. Даже тетя Джинни получила несколько отработок. Папка отца была примерно такого же размера, как и у дяди Гарри, но явно не дотягивала до Блэка или Поттера.

Еще через час приходит профессор Лонгботтом и говорит, что мы свободны. Я покидаю кабинет Невилла и чувствую себя намного лучше, чем в начале отработки. Такое ощущение, что он хотел мне показать, что я не единственный человек в семье, совершивший ошибку. Большая часть меня хочет вернуться и обнять его, но это было бы просто неуместно. Так что я просто не выдерживаю и даю волю слезам, как это сделали бы и вы.

— Мерлин, Рыжая, что случилось? – вскрикивает Джеймс.

— Н-н-невилл такой хороший! – рыдаю я. Джеймс скептически приподнимает бровь, удивляясь, как человек, продержавший нас около двух часов на отработке, может быть «хорошим». А я просто не могу сдерживаться… Серьезно, что со мной происходит? С тех пор, как я узнала о беременности, я плачу, как дитя. Хотя использовать слово «дитя» – немного странно. Но именно это со мной и происходит.

* * *

В среду я отправилась к мадам Помфри в больничное крыло. По дороге туда, пять человек уставились на меня, шесть захихикали, а один спросил: «Так это правда?», и группа слизеринок нарекла меня «шлюхой». Вот это и вправду гораздо хуже. Они могли бы мне выцарапать глаза своими мерзкими ногтями.

Мадам Помфри лечит первокурсника у которого опухли пальцы на руках – видимо, результат травмы на Гербологии. Я жду, пока она закончит с ним и обратит внимание на меня.

— Мисс Уизли, – ласково говорит она, явно меня жалея, – чем я могу вам помочь?

— Эм… – начинаю я, – а мы бы могли поговорить в вашем кабинете?

Она проводит меня внутрь помещения и усаживает в очень удобное бархатное кресло. Мадам Помфри выжидающе смотрит на меня.

— Мне хотелось бы узнать, известно ли вам что-нибудь об усыновлении? – спрашиваю я.

Мадам Помфри удивленно смотрит на меня. Если она только попробует начать меня переубеждать, я закричу. Вероятно, в этом случае я окажусь в психиатрической палате Мунго, но там я явно буду чувствовать себя, как рыба в воде. По крайней мере, никто не будет меня сверлить взглядом и обзывать шлюхой. Честное слово, можно подумать, что я первая женщина, которая оказалась в подобной ситуации за всю историю человечества.

— Усыновление? – скептически переспрашивает мадам Помфри. – А вы уверены, что это ваше окончательное решение?

— Я еще не до конца уверена, – правдиво отвечаю я. – Мне просто интересно, как это происходит.

Мадам Помфри начинает рыться в ящике стола и достает несколько брошюр. Она протягивает их мне. Первая озаглавлена: «Значит, вы беременны», вторая – «Беременность – ваш выбор» и третья – «Радость материнства». Я готова швырнуть на стол эти пособия, ведь там упоминается «радость» и «материнство» в одном предложении. Разве я выгляжу радостной?

— Вы на пороге выбора, Роза, и я рада, что вы задумываетесь над ним, – любезно произносит Помфри, – но не позволяйте группе студентов-идиотов, оскорбляющих вас, влиять на ваш выбор. Ведь мы говорим о вашем сыне или дочери.

— Нет, что вы, – быстро отвечаю я, – этого никогда не случится. Я должна все взвесить. Анатомия не имеет значения, когда дело доходит до воспитания детей. Я ведь не мать.

Мадам Помфри выглядит ощутимо разочарованной после моих слов. Но ведь это правда. Я не мать. В самом деле, мне совершенно не нравятся дети. Помню, когда у тети Одри родилась Люси, (мне тогда было около пяти-шести лет) все ожидали от меня, что я буду носиться вокруг нее. Но, к сожалению, такого не произошло. Я абсолютно не знаю, как вести себя с детьми, не говоря уж о том, что в свои пять лет я была самой настоящей пацанкой, ведь проводила большую часть своего времени вместе с Джеймсом, Фредом, Алом или Тедди, дети просто никогда меня не привлекали.

Я забираю с собой брошюры и покидаю больничное крыло, с четким намерением найти тихий уголок, чтобы сделать свою домашнюю работу, находясь вдали от сплетен и надоедливого внимания. Но такое ощущение, что каждый ученик Хогвартса сейчас бродит по коридорам, стараясь получше рассмотреть Беременную Уизли. Хаффлпаффцы, слизеринцы, рейвенкловцы и гриффиндорцы, они все останавливаются, чтобы лучше меня увидеть, пока я иду по коридору. Гнев просто кипит во мне, пока я наконец-то не взрываюсь:

— Почему бы вам просто не сфотографировать, тогда вы сможете любоваться мной вечно! – кричу я.

Шепотки вокруг меня резко смолкают. Некоторые девчонки хихикают над моей реакцией, а мальчишки выглядят просто перепуганными. Я чувствую, как кто-то хватает меня за руку и тащит из притихшего, но заполненного по самое не могу, коридора.

Это Ал.

Он заводит меня в пустой кабинет Трансфигурации и слезы начинают бежать по моим щекам. Я чувствую, что просто не могу сейчас остановиться. Когда мне попадется Лаура Фелпс, я с таким наслаждением выдеру ей волосы!

— Не плачь, Роза, – успокаивающе произносит Ал.

— Моя жизнь закончена, Ал, как мне НЕ плакать? – кричу я.

— Успокойся! Это еще не конец света… Просто стервятники получили пищу для сплетен, которые оживляют их скучную жизнь, – спокойно говорит Ал.

— Ты бы такое не говорил, если бы именно тебе светила перспектива стать родителем! – плачу я.

Я полностью теряю самообладание. Ал ловит меня за мгновение до того, как я упала бы на пол, и крепко обнимает. Это немного странное ощущение, ведь раньше он никогда меня не обнимал. Правда, никогда не обнимал. Но сейчас он обнимает меня, стараясь защитить, как старший брат. А ведь именно таких объятий я так и не дождалась от отца, когда все рассказала родителям.

— Ты справишься, Роззи, – говорит он. – Ты обязательно справишься.

— Спасибо, Ал, – бормочу я, хотя особо ему и не верю.

— Так, хм… как… как там Малфой? – нервно спрашиваю я.

Ал перестает меня обнимать и становится очень злым. У нас схожие характеры, так что я могу постоять за себя, даже если он начнет кричать, но я надеюсь, что до этого не дойдет. Альбус качает головой.

— Не говори о нем, – говорит он.

— Это будет сложно, – отвечаю я, – я как бы ношу его отпрыска.

— Вот какими словами ты заговорила, – саркастически тянет Ал.

— Ал, не злись на него. Он же твой лучший друг. То, что мы сделали, было очень глупо и безответственно, и теперь мы за это расплачиваемся. Это такая же моя вина, как и его. Мне кажется, он нужен тебе сейчас, как никто другой.

Ал молчит в течение минуты, но затем выражение его лица смягчается.

— Извини, – бормочет он, – просто… Ты мне как сестра, понимаешь? Все это так странно.

— А представь, как все бы выглядело странно, если бы он переспал с твоей родной сестрой, – говорю я, стараясь его рассмешить. Глаза Ала шокировано распахиваются, и он выглядит так, словно прямо сейчас готовится кого-нибудь разорвать.

— Не… вздумай… еще когда-нибудь… сказать… подобное, – говорит он с отвращением.

— Прости, – произношу я с ухмылкой. Ал вздрагивает.

— Спасибо, что не вычеркнул меня из своей жизни, – говорю я, – и за то, что не убил Малфоя, и не попал в Азкабан, и что не привел к запуску цепной реакции развала нашей семьи.

Ал выглядит сбитым с толку, но согласно кивает.

— Не волнуйся об этом, Роза, – улыбается он, – все будет в порядке.

Он подмигивает и оставляет меня в пустом кабинете. Иногда я задаюсь вопросом, что я сделала такого, чтобы заслужить такую большую семью, а бывает, я думаю, что они мое проклятие, которым меня наградили при рождении. Я действительно здорово огорчила мою семью в этот раз. Разрушила брак родителей и уверена, что Дом на меня злится, а дед Артур, вероятно, готов повесить и четвертовать меня за то, что я переспала с Малфоем… А Лили…

Ерунда.

Я совершенно забыла о бедной Лили! Они с Дом вероятно уже сделали себе куклы вуду и теперь с остервенением утыкивают их иголками. Я не осуждаю их. Я самая большая стерва в мире. Я сбегала из гриффиндорской гостиной целую неделю. Я проводила большую часть своего времени в библиотеке и возвращалась в гостиную так поздно, чтобы быть уверенной, что все уже спят. Только так я могла избежать неловких моментов. Я действительно не хочу говорить ни с Лили, ни с Дом… Интересно, она бросила Малфоя или нет? И какой будет моя реакция, если она это все же сделала?

Я возвращаюсь в общую гостиную после разговора с Алом, и слышу музыку. Но надо заходить в любом случае. Молли здесь, как и Фред, Джеймс, Лили… и Дом. Дом не оторвала даже глаз от книги, при моем появлении, но я уверена, она видела меня краешком глаза, ведь ее лицо явно напряглось. Лили старается выглядеть так же, но ей это плохо удается. Джеймс мне ободряюще улыбается, а вот Фред выглядит смущенным. Молли решается заговорить первой:

— Роза… почему ты нам ничего не сказала? – спрашивает она.

— Просто оставь это, Молли, – устало говорю я.

— Мы твои родственники! – говорит она. – Ты обязана была сказать нам, понимаешь. Особенно мне, я староста.

О, Мерлин, она и вправду так же глупа, как и ее мать, тетя Одри.

— Заткнись, Молли, – шиплю я. – Только потому, что ты чертова староста, еще не значит, что ты получишь ответы на все свои вопросы! Я тоже староста, помнишь?

Она в шоке смотрит на меня, но мне все равно. Я просто пробегаю мимо нее и направляюсь в спальню. К счастью, спальня пуста. Если бы Лаура Фелпс была здесь, я бы, наверное, превратила ее в овощ. Я падаю на кровать и задергиваю занавески балдахина, приступая к чтению брошюр. На самом деле, я не вижу смысла их читать. Мой разум уже давно решил: ребенка отдам на усыновление.

* * *

Когда наконец-то наступает пятница, новость о моей беременности еще свежа, но люди перестают уделять мне столько же внимания. Дом за это время не сказала мне ни слова, а Лили выходит из комнаты, стоит мне только войти. Вот и получается, что во избежание неловкостей, в пятницу вечером я иду в библиотеку, чтобы сделать домашнее задание. Грусть накрывает меня с головой. Но по дороге в библиотеку, я сталкиваюсь с Дженни Уинтерс.

— Привет, Роза, – приветливо начинает она. – Как ты?

— Все в порядке, – лгу я, – а ты как?

— Не на что жаловаться, – улыбается она. – Эм… Я слышала о твоей ситуации.

Ну, конечно же, она это, черт возьми, слышала. Надо быть абсолютно глухой, чтобы не услышать о таком.

— Ага, — неловко отвечаю я, — ты, вероятно, также как и все, думаешь, что я тупая шлюха.

— Нет! – восклицает она. – Нет, абсолютно нет! Мы все совершаем ошибки! Те, кто называют тебя «шлюхой», чертовы вруны, и ты не должна их слушать, Роза!

Эй, мне начинает нравиться эта девчонка.

— Спасибо, – говорю я.

— Я серьезно. Не замыкайся в себе. Ты невероятно храбрая, если смогла такое вынести. Я бы, наверное, распсиховалась и заперлась в ванной или же в серьез рассматривала вариант бегства из страны, – смеется она.

Ох, Дженни, если бы ты только знала.

Я фальшиво смеюсь.

— Если тебе вдруг захочется с кем-то поговорить, я всегда к твоим услугам, – говорит она. – Я не осуждаю.

— Спасибо тебе, – улыбаюсь я ей. – Знаешь, ты единственная, кроме тети Джинни, кто сказал мне это.

— Ну… Тогда друзья?

Друзья?

Я не знаю, для чего они нужны, учитывая, что у меня их нет. Но если Дженни готова общаться со мной на людях, как я думаю, то чего еще желать. И вообще, она мне кажется достаточно хорошей…

По крайней мере, она не собирается меня убивать. А это прекрасное качество в друге.

Я счастливая возвращаюсь в общую гостиную, зная, что у меня есть, по крайней мере, еще один человек, которому я не безразлична. Но мое хорошее настроение быстро исчезает, когда я вижу Лили, сидящую возле камина, ее рыжая голова лежит на книге. Она поднимает глаза и смотрит на меня, когда я вхожу. Но у меня совершенно нет настроения, чтобы общаться с ней.

— Лили, давай накричи на меня и закончим с этим? – раздраженно говорю я.

— Что ты мне хочешь сказать? Ты лгунья и знаешь…

— Лгунья? – кричу я. – Ну, хорошо, тогда кое-что, что тебе просто необходимо знать! Скорпиус Малфой старше тебя на три года! Он будет с Дом! И ты ему никогда не была нужна, так что пора двигаться дальше!

Вот черт.

Почему я сейчас это сказала? Почему я сказала ВСЕ, что думаю? Лили выглядит разъяренной, точно так же выглядит и дядя Гарри в минуты ярости. И поверьте мне, вы не захотите попасть под горячую руку дяди Гарри так, как это получилось у Джеймса, когда он додумался испытать Круцио на Альбусе. Это отнюдь не было прекрасно.

— Ты просто шлюха, Роза! Раньше я считала тебя самым лучшим членом нашей семьи, но я явно ошибалась на этот счет!

Она захлопывает книгу и выбегает из гостиной, едва не сбив с ног Дом, спускающуюся по лестнице.

— Какого черта тут только что произошло? – спрашивает Дом. Я могу лишь покачать головой и опуститься на стул. Все, чего бы мне хотелось – просто навсегда исчезнуть.

— Мне кажется, тебе стоит это услышать, – говорит Дом, – Малфой и я все еще вместе… Мы решили не расставаться.

Мое сердце ухает в пятки. Я так мечтала, чтобы этого не случилось.

— Это же чудесно, – говорю я, улыбаясь, – я так рада, что ты во всем разобралась.

— Хорошо, – произносит она, – надеюсь, ты нормально к этому отнесешься… Ведь мы любим друг друга.

Я киваю:

— Не переживай, так и будет.

Она улыбается и покидает общую гостиную, наверное, спешит на свидание в такое-то время. Если бы я была негодяйкой, то сейчас бы превратила ее в чертову куклу Барби. Ведь в самом же деле: «Конечно же, я не против, что ты, моя кузина и лучшая подруга, встречаешься со Скорпиусом Малфоем, отцом моего ребенка, человеком с которым я впервые переспала, парнем, вызывающем во мне весьма противоречивые чувства и тем, кто заставляет мое сердце биться гораздо быстрее, чем это удавалось даже Тедди Люпину… И, да, я не возражаю, если ты огреешь меня метлой по голове, потому что, поверь, это принесло бы мне гораздо меньше вреда».

Дорогой Тедди,

Как продвигается подготовка к свадьбе? Не могу поверить, что прошел уже месяц с тех пор, как мы последний раз говорили. Я так скучаю по нашим разговорам, и мне очень стыдно за свое поведение. Как ты смотришь на то, чтобы заключить перемирие? Эта отчужденность между нами сводит меня с ума. Я не могу связаться с тобой, да и папа меня игнорирует.

Не знаю, слышал ли ты о случившемся в Хогвартсе. Если нет, то я тебя сейчас просвещу.

Во-первых, правда я уверена, ты уже и так знаешь, что вся школа узнала о моей беременности.

Во-вторых, конечно же, есть Малфой, который избегает меня с тех пор, как я сказала, что ребенка отдам на усыновление. А еще Дом, которая продолжает встречаться с ним. Мне подобное кажется странным, но если она счастлива, то и я справлюсь со всем этим.

В-третьих, мама теперь живет в Хогсмиде. Она появляется в школе каждый день, но я стараюсь не попадаться ей на глаза из страха, что она будет запихивать мне в глотку фолиевую кислоту (это маггловское лекарство в таблетках), а это будет просто ужасно! Но, наверное, мне приятно осознавать, что она все же заботится обо мне. По крайней мере, ее забота хотя бы чувствуется, не то, что папина. От него я не слышала больше ни слова с того момента, как их с мамой вызвали в школу из-за известия о моей беременности. Его поведение выглядит так, словно он от меня отрекся, и как оказывается, я почти угадала: они с мамой подали на развод. Я нашла прекрасную музыку «Papa Don’t Preach» Мадонны и теперь целыми днями ее слушаю. Я так близка к сумасшествию, что почти могу к нему прикоснуться!

В-четвертых, очень похоже, что за последние несколько недель я еще больше сблизилась с Джеймсом и Алом, чем это когда-либо было возможным. А Лили, конечно же, меня ненавидит и прямо кипит от ярости. И это все потому, что она влюблена в Малфоя, а я додумалась сказать ей, что она ему никогда не нравилась… Я просто ужасна. А еще мне очень плохо из-за того, что Ал и Малфой отдалились друг от друга. И теперь, когда идут занятия у Слизерина и Гриффиндора, Ал садится ко мне, а Дом – к Малфою. Мы с Дом до сих пор ощущаем неловкость в обществе друг друга. Это просто ужасно, кто бы мог подумать, что пара минут секса приведет к таким последствиям? (Да, я не оговорилась, это действительно заняло несколько минут).

И, наконец, в-пятых, я бросила квиддич, и не обираюсь играть в матче-реванше против Слизерина, когда он все же состоится. Какой-то парень-пятикурсник (наш запасной вратарь) заменит меня в предстоящей игре. Я могу с уверенностью сказать, что он очень нервничает. Он просто ужасающе бледен в последнее время. Но я знаю, в день игры он будет великолепен… А если нет, то Джеймс его просто убьет.

Знаешь, я вот сейчас поняла, что большая часть письма – бесполезное бумагомарание. Если бы я только знала, какие подобрать слова, чтобы выразить все то, что творится у меня в душе. Мне так тебя не хватает, Тедди. Я очень надеюсь, что мы сможем вернуться к нашим прежним дружеским отношениям. Отношениям, которые были до того, как я повела себя как самая настоящая дура, жалуясь, что ты не сказал мне о своей помолвке. Друзья?

Передавай от меня привет Виктуар.

С любовью,

Роззи

Разве не забавно, как быстро летит время, когда вам весело? Ну, может быть, «весело» – это преувеличение, а время действительно летит, когда твой разум занят проблемами с учебой, беременностью, растерянностью и напряженной ситуацией, что ты едва замечаешь, как закончился январь, а на дворе уже середина февраля. То есть, это происходит ровно до тех пор, пока Джеймс Поттер не решает напомнить мне о времени года.

— Уже почти Валентинов день! – произносит Джеймс, приземляясь рядом со мной в общей гостиной, когда я пытаюсь прочесть заданные параграфы по Зельям. – А кому ты в этом году отдашь свое предпочтение, Рыжая?

— О, я уверена, тысячи людей уже выстраиваются в очередь под дверями башни Гриффиндора ради встречи с Моби Диком Хогвартса, – с горечью отвечаю я.

— А кто такой Моби Дик?

— Кит... Ты никогда не читал Моби Дика? – вздыхаю я.

— Очевидно, что нет, – улыбается Джеймс.

— Скажи честно, а ты вообще читать умеешь?

— Конечно… Но мама мне всегда помогала со слишком трудными словами.

Я слегка улыбаюсь и возвращаюсь к чтению учебника. Джеймс выхватывает книгу у меня из рук и, к моему величайшему негодованию, с рычанием ее закрывает.

— Ты себя так просто угробишь, – говорит Джеймс, – а мама сказала мне, чтобы я заставлял тебя иногда расслабляться… Так как ты смотришь на вечеринку в честь дня Святого Валентина?

— Если учесть, что последняя вечеринка для меня закончилась ночью пьяного секса со Скорпиусом Малфоем и нежелательной беременностью, то эту я уж точно проведу где-нибудь в другом месте, спасибо.

Джеймс кривится при упоминании о «ночи пьяного секса со Скорпиусом Малфоем».

— Да ладно тебе, Рыжая, будет весело. Я лично прослежу, чтобы Фелпс не получила приглашения, – умоляет он.

— Но это ведь и ее общая гостиная тоже, ты не забыл? – спрашиваю я.

— Ну… Значит будем праздновать не здесь. Как насчет Выручай-Комнаты?

— Делай, что хочешь, – вздыхаю я, – только меня не втягивай в это. А теперь, может, вернешь мой учебник по Зельям обратно?

— Да ладно, неужели ты не хочешь больше веселиться. Я помню время, когда ты совершала набеги на кухню вместе со мной и Меттьюзом и оставляла навозные бомбы под дверью кабинета Флитвика… Что с тобой случилось?

— Во-первых, – говорю я, – навозная бомба была ТВОЕЙ идеей, а не моей, я просто оказалась рядом. И если ты правильно помнишь, я пыталась вас от этого отговорить…

— Ага, а кто смеялся, когда мы это все же сделали!

— Во-вторых, – продолжила я, не обращая внимания на его реплику, – я всего лишь дважды лазила с тобой и Марком на кухню…

— Трижды, – поправляет меня Джеймс.

— И еще… Ты все выставляешь так, словно я какая-то заводила ваших проделок!

— Да пойми же ты, все, о чем я тебе говорю, – не надо сидеть в общей гостиной с головой зарывшись в книги по вечерам пятниц, только потому, что ты беременна! Пойди и повеселись, пока это еще возможно, – говорит Джеймс.

А ведь парень прав. Через несколько месяцев я буду такой большой, что едва смогу подняться по лестнице в гриффиндорскую башню, а не то, что делать авантюрные набеги вместе с Джеймсом.

— Почему ты так хочешь спланировать вечеринку посвященную дню Святого Валентина? – спрашиваю я. – На кого это ты хочешь произвести впечатление?

Джеймс улыбается мне и стучит по своему носу.

— Не стоит задавать вопросов, и тогда мне не придется врать. Кстати, в том, что я запланировал, мне понадобится твоя помощь.

— Почему я? – вырывается у меня стон.

— Потому что ты единственная, кто может справиться с этой работой. И это также отвлечет тебя от одной блондинистой персоны.

— Мой мозг не занят одними только блондинами! – я протестую и чувствую, что краснею.

Джеймс скептически приподнимает брови.

— Ладно, – соглашается он, но совершенно очевидно, что он мне не поверил.

— Будь спокоен, – шиплю я, – я буду планировать твою глупую вечеринку. Но это вовсе не значит, что я на нее пойду.

— Ты легенда, Рыжая Уизли, знаешь это? – говорит он, ероша мне волосы так, как это делает дядя Гарри.

— Ты вообще помнишь, мое имя?

— Рыжая подходит тебе лучше, – пожимает плечами Джеймс, – я тебя люблю, моя дорогая кузина, но вынужден покинуть… эм… чтобы сделать домашнюю работу.

О, он мог бы сказать, что летит на Марс, по крайней мере, это звучало бы более правдоподобно. Я вновь поднимаю учебник Зельеварения и начинаю читать об Уменьшающем Растворе, но меня вновь прерывают. На этот раз, это Марк Меттьюз, друг Джеймса.

— Привет, Роза, – говорит он, – Что делаешь?

— Читаю, – холодно отвечаю я, – очевидно.

Я не хочу быть такой отстраненной, но за эти дни мне кажется, что каждый норовит облить меня грязью. Марк, похоже, не замечает моего поведения и садится рядом, на то место, которое только что освободил Джеймс. Когда я была на втором курсе, я была готова убить за то, чтобы Марк Меттьюз сидел рядом со мной и смотрел на меня своими голубыми глазами. Сейчас же мне хочется только одного: чтобы он как можно быстрее отсюда ушел.

— Ну, и как ты? Я имею в виду, каково это оказаться с животом?

Я клянусь, если парень скажет «с животом» снова, я врежу ему по лицу вот этой толстой книгой. И не посмотрю на то, что у него очень красивое лицо, и было бы просто безумием испортить его. Может быть, я просто сломаю ему руку или еще что-нибудь.

— У меня все окей, – пожимаю я плечами.

— Круто, – говорит Марк, – мне было просто интересно… Ты не хочешь со мной в субботу пойти в Хогсмид?

Хорошо, я такого НЕ ожидала. Серьезно, ну, кто приглашает беременную девушку на свидание? Это ведь странно, правда? Двенадцатилетняя девочка, живущая в моей памяти, кричит, чтобы я сказала да. По правде говоря, половина меня действительно хочет сказать да. Марк, безусловно очень хорош собой: голубые глаза и светло-каштановые волосы, обрамляющие его прекрасное лицо… Но все равно, как-то это странно, особенно, когда ты беременна. Не бывает же исключений из правил, правда?

— Договорились, – говорю я, – звучит здорово.

Я что, совершенно не способна сказать нет?

* * *

В субботу день Св. Валентина и поход в Хогсмид. Поэтому в пятницу вечером я начала планирование вечеринки Джеймса. Джеймс всегда на меня взваливает планирование, так как когда дело доходит до организации, то у него резко заканчиваются идеи. Он просто берет и взваливает. А я чувствую себя какой-то чокнутой, когда дело доходит до организации мероприятия. Очевидно, Джеймс прекрасно знает, что доверяя мне организацию вечеринки, он заставит меня забыть обо всех проблемах, ведь стоит мне погрузиться в недра организационных вопросов, и меня больше уже ничего не волнует.

Я иду в библиотеку, зажав папку под мышкой, чтобы в тишине сосредоточиться на предстоящей вечеринке. (Да, у меня есть папка, и что?). Итак, обо всем по порядку. Первое – оформление. Мне кажется, что оформление довольно очевидно для этой вечеринки. Розовый! Так как это день Св. Валентина, все (и мальчики тоже) должны быть в розовом. Я особенно рада тому, что не пойду, ведь розовый цвет в сочетании с моими волосами выглядит просто ужасно. А еще я рада, что вечеринка будет в Выручай-Комнате: с украшением можно особо не заморачиваться. Мне кажется, что на каждом столике должны быть сердечки в виде воздушных шаров. Столов будет около двадцати и на каждом обязательно должны быть букеты белых и розовых роз в центре столиков, а еще должны звучать романтические песни о любви. Это будет великолепная вечеринка… То есть до того момента, как появятся друзья Джеймса и полопают все шарики. Но мне все равно, на данном этапе я придумала все просто отлично!

— Привет, Роза, – слышу я голос, обращенный ко мне. Это Дженни.

— Привет, Дженни, я устраиваю вечеринку ко дню Святого Валентина, – говорю я ей.

— Вау, я могу помочь? – взволнованно произносит она и садится рядом со мной. – Ал только что пригласил меня. А ты идешь?

— Не думаю, – отвечаю я. – Я действительно не собираюсь на вечеринку.

Дженни кивает.

— Я понимаю, – говорит она, – но это ведь отличнейший шанс повеселиться.

Она смотрит на мои наброски к вечеринке достаточно долго.

— Вау, будет действительно здорово! Ты придумала все это сама?

— Ага, – отвечаю я. – Я живу по плану! Ну, за исключением беременности, очевидно…

Дженни нервно смеется. Эх, пора прекращать выводить людей из равновесия.

— Может, у тебя есть какие-нибудь идеи? – спрашиваю я.

— Хм… как насчет игры в бутылочку? – спрашивает она.

— В бутылочку? – тупо повторяю я. – Нам же не двенадцать.

— Я знаю, – смеется Дженни, – но это будет весело! В конце концов, это ведь день Святого Валентина.

— Может быть… Я уверена, люди согласятся на это, когда напьются, – задумчиво тяну я. – Отличная идея, Джен. А еще?

Мы с Дженни довольно быстро стали хорошими друзьями, после того как по Хогвартсу разнесся слух о моей беременности. Наверное, это случилось из-за того, что Дом практически все свое время проводит с Малфоем, а если она даже не с ним, то мы ощущаем неловкость в обществе друг друга. Я не уверена, что наша дружба когда-нибудь снова станет прежней. Лили после того, как я набросилась на нее, со мной даже не разговаривает, и я ее в этом вовсе не виню. Я была той еще стервой. Но Дженни проводит со мной свободное время просто так. Я не знаю почему… Может, это из-за того, что они с Алом встречаются, и ей хочется показать ему свои хорошие качества. В любом случае, я ценю ее дружбу. Она оказалась гораздо лучше, чем я думала.

— Как насчет Быстрого Знакомства для одиноких людей?

— Дженни Уинтерс, чертов ты гений!

* * *

Субботним утром я просыпаюсь поздно и бреду вниз, чтобы позавтракать. Ал сидит за столом Гриффиндора, а Дом завтракает вместе с Малфоем, и так теперь каждое утро. Альбус на самом деле больше не хочет иметь с Малфоем ничего общего. Когда Джеймс и Марк Меттьюз спускаются на завтрак, я начинаю чувствовать некую нервозность. Я так давно не ходила на свидания. И мне вдруг становится интересно, а как я выгляжу? На мне синие джинсы (которые уже становятся туговаты) и синий свитер. М-да, я похожа на сорокалетнюю старуху, черт возьми.

— Привет, Роза, ты уже готова? – спрашивает Марк. Я киваю и о, Мерлин, как же я сейчас чертовски нервничаю.

— Я все еще не уверен, был ли я прав, Меттьюз, – говорит Джеймс Марку. – Все же она моя маленькая кузина.

— Маленькая? – издевательски тяну я. – Я, между прочим, младше тебя всего на полтора года!

Джеймс бормочет что-то непонятное и выглядит слегка раздраженным. Глаза Ала перебегают от меня к Марку и обратно. Что случилось с этими Поттерами? Почему они постоянно играют роль чертовых героев? Неужели они не понимают, что я уже достаточно большая девочка и могу позаботиться о себе сама?

Вместе с утренней почтой мне пришло письмо. Сначала я обрадовалась, ведь это можгло быть письмо от Тедди, но почерк слишком большой и изогнутый, чтобы принадлежать ему.

Роза,

Я узнала, что у вас сегодня поход в Хогсмид, и мне было бы приятно, если бы ты заглянула ко мне во время обеда. Мне нужно увидеться с тобой, чтобы обсудить кое-что.

Надеюсь, у тебя все хорошо.

Люблю,

Мама.

Да, письмо небольшое, но мне придется пойти. Эй, может я смогу узнать, какого черта, они с папой разводятся? Сомнительно, но стоит попробовать. Ни Марка, ни меня не терзают волнения, связанные с походом в Хогсмид, как остальных. Между нами нет неловкости, ведь мы друзья уже столько лет. Ну, не совсем друзья, он больше общается с Джеймсом, а я так, в нагрузку.

Единственная неловкость, которая возникает, это когда мы идем к Сладкому Королевству и сталкиваемся с Дом и Малфоем. Они держатся за руки, и я могу точно сказать, что мои глаза прищурились без моего на то согласия. О, Мерлин, они остановились, чтобы поговорить, хотя я прекрасно знаю, как им этого не хочется. Это типа их обязанность быть вежливыми по отношению к беременной женщине, то есть ко мне.

— Привет, Роза, – смущенно произносит Дом

— Привет, Дом, – отвечаю я. – Привет, Малфой.

— Привет, – бормочет Малфой и смотрит на Марка. Затем следует молчание в течение нескольких секунд.

— Привет, – отвечает Марк, стараясь разрушить возникшую неловкость.

— Значит… вы теперь вдвоем… – говорит Дом, переводя взгляд с меня на Марка в ожидании.

— О, нет! – быстро отвечаю я. – Нет, мы не вместе.

Я сказала это достаточно жестко. Надеюсь, Марк на меня за это не обиделся. Малфой уставился на Марка, который в свою очередь изучал носки своих ботинок. А мне просто захотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила меня. Неужели я прошу слишком много?

Я бросаю взгляд на часы и понимаю с большим облегчением, что уже почти час дня.

— Эм-м, мне надо к маме, – говорю я. – Я догоню тебя чуть позже в Зонко, Марк.

Прежде, чем мне успевает кто-то сказать хоть слово, я устремляюсь вниз по улице. Я не совсем уверена, что правильно поняла, где сейчас живет мама. Она сказала мне, что это за Кабаньей головой, но когда я туда прихожу, то просто не вижу места, в котором могла бы жить мама. Все здания очень старые, определенно, они просто ужасные. Не могу даже представить, что она может здесь жить.

— Роза!

Я вижу мать, улыбающуюся мне с той стороны улицы, что находится между фасадом Кабаньей головы и Визжащей хижины. Когда я подхожу, то замечаю, что ее улыбка больше похожа на искусственную. Она крепко меня обнимает, и я чувствую знакомый запах, который у меня ассоциируется с ней. Это всегда так ободряет.

— Я боялась, что ты не придешь, – говорит она.

— Э-э-э… А где именно ты живешь? – спрашиваю я, осматриваясь.

— Идем.

Она ведет меня по переулку, пока мы не упираемся в ржавую металлическую дверь. Мама достает не менее ржавый ключ из кармана, и после долгих мучений она его все-таки проворачивает. Пара крыс забегает в дверь, когда она ее открывает, а я просто в шоке замираю. Мама слегка вздрагивает, но, похоже, она уже вполне к такому привыкла.

— Так здесь ты и живешь? – произношу я, даже не пытаясь скрыть отвращения.

Мы преодолеваем около тысячи лестничных пролетов, прежде чем доходим до двери с номером 40. Опять же у мамы не получается с первого раза открыть ее. Когда она ее все же открывает, то я вижу очень маленькую и пыльную гостиную без мебели и сложенные стопками коробки в углу. Выйдя из гостиной, я замечаю маленькую комнатку, наверное, ее предназначение – служить кухней, так как здесь имеется плита и все такое. Место темное, мрачное, и даже Джеймс назвал бы это свалкой, хотя его спальня больше похожа на свинарник. Хотя, по правде, это было бы скорее оскорблением для свиней.

— Я знаю, это не похоже на дворец, – произносит мама.

— На дворец? – восклицаю я. – А что тогда, по-твоему, дворец?!

— О, не преувеличивай, – вздыхает она, заходя на «кухню».

Знаете, впервые в жизни я не делаю из мухи слона. В этом месте сыро, темно и очень странный запах… И не в хорошем смысле этого слова. Я уверена, что здесь кто-то умер.

— Чашку чая? – спрашивает мама.

— Эм… нет, спасибо, – отвечаю я. Я просто не могу представить, что мне придется здесь пить. Я удивлена, что здесь вообще есть проточная вода.

— Ма-ам, – осторожно спрашиваю я, – а почему ты захотела со мной встретиться?

— Хм, а почему мать не может встретиться с дочерью в субботу днем без каких-либо скрытых мотив? – спрашивает мама, возвращаясь из «кухни» в «гостиную».

Я лишь удивленно приподнимаю брови.

— Значит, ты все же решила не просвещать нас с Хьюго относительно всего, что случилось? – спрашиваю я, тем самым ставя точку в беседе ни о чем.

— Роза… не начинай, – говорит мама с легким раздражением, – если тебе так уж интересно знать, я хотела с тобой поговорить о твоей… э-э ситуации.

— Я просто мечтаю о том дне, когда люди перестанут говорить это! «Маленькая проблема», «ситуация», не стоит употреблять эти слова, ведь от них все не станет менее реальным, я беременна! – кричу я.

— Да, – говорит мама, – я знаю. И мы должны об этом поговорить, потому что слишком долго избегали подобных разговоров.

Это она могла их избежать. А я была лишена такого, ведь каждый сопливый идиот в Хогвартсе старается мне напомнить об этом на переменах. Но мама, конечно же, ничего об этом не знает, правда?

— Я думаю, – продолжает мама, – ребенок должен появиться в июле, да?

— Ага.

— Хорошо… Ты могла бы родить ребенка и затем сделать перерыв в учебе на год. Ты могла бы закончить учебу вместе с Молли! Тогда ребенок сможет остаться со мной, ведь он уже подрастет…

— Вау, пропустить год, – прерываю ее я, – во-первых, нет никакого шанса на то, что ребенок сможет жить в этом месте – это намек! Во-вторых, а кто сказал, что я оставлю ребенка?

— Ты его не оставишь? – спрашивает мама, не обращая внимания на то, что я сказала о ее новой квартире.

— Я отдам его на усыновление, – говорю я, – и закончу мой седьмой курс вместе с Алом и Дом. Я хочу, чтобы моя жизнь вернулась в привычное русло.

Она ничего не произносит несколько мгновений и не выглядит очень уж обрадованной.

— Когда ты решила это? – тихо спрашивает она.

— Примерно в то же время, когда вы с папой решили подать на развод, – отвечаю я.

— Мы не говорили о разводе…

— Тогда почему ты живешь в мусорном ящике, мама? Почему ты не вернулась домой вместе с папой?

— Твой отец и я… У нас возникли некоторые разногласия, которые необходимо обсудить. И он не совсем уверен в своих чувствах. Это и есть то немногое, что я могу сделать, если он не хочет общаться.

— Так это он во всем виноват? – спрашиваю я. – Мама, папа изменил тебе?

Мама качает головой, но я не совсем уверена, что поняла ее.

— Все это, что случилось много лет назад, – говорит она, – это в прошлом. Давай не будем об этом.

— Но, если это то из-за чего вы с папой разводитесь…

— Мы не разводимся, – настаивает мама. – Мы просто решили пожить отдельно. Есть же разница.

Я вздыхаю.

— Ты просто невероятна, – выплевываю я, – я не могу поверить, что была настолько наивной, что решила, будто смогу получить правдивые ответы, придя сюда. Я ухожу.

— Не уходи, пожалуйста, – просит мама.

— Я еще должна кое с кем встретиться, – говорю я, хотя и договорилась с Марком на два, а сейчас только половина первого. – Увидимся, мама.

Я оставляю ее в ее же «квартире» или как бы это место, черт возьми, назвал любой другой и спешу обратно на главную улицу Хогсмида. Я вижу Хью, выходящего из Дервиш & Бэнгз, вместе с его друзьями. Когда он видит меня, несущуюся к нему, он говорит своим друзьям, чтобы они шли дальше без него, а он их потом догонит.

— Что случилось? – спрашивает он. Теперь, когда я добежала до него, я вижу, что он одет в футболку с изображением «Death Metal Eaters» на груди и изображением Черной метки… И, о, Мерлин, он подводит глаза.

— Во что, черт побери, ты одет? – спрашиваю я, забыв о нашей проблеме. – О, парень, ты красишься?

— Что ты хочешь? – спрашивает он сердито.

— Ты видел мамину «квартиру»? – спрашиваю я его. – Я считаю, она и отец неправильно сделали, что решили пожить отдельно.

Хью пожимает плечами.

— Мне по барабану, – говорит он. – Они все равно идиоты.

— Я знаю, кто они, – говорю я, – но я просто думала, что тебе об этом стоит знать. Глупо с моей стороны думать, что тебя на самом деле волнует что-то еще, кроме того, как выпрямить себе волосы.

— Я беспокоился, когда ты влипла, так? – срывается он.

— Ты хочешь медаль за заботу о своей сестре? – шиплю я. – Ты такой неблагодарный маленький мерзавец!

— Как знаешь, – говорит он и старается успокоиться, – я пошел делать себе пирсинг в бровь… увидимся позже.

Кто, черт возьми, говорит «увидимся позже»?

— Хьюго Гарри Уизли, черт побери, иди сюда! – кричу я, в то время как он уходит к своим друзьям.

— Проблемы?

Марк появился рядом со мной. Он, похоже, видел меня кричащей на улице, словно я какая-то сумасшедшая баба.

— Иногда, мне жаль, что я не сирота, – вздыхаю я.

Марк кладет руку мне на плечи и увлекает по направлению к небольшому кафе, называющемуся «Кондитерские изделия Патилл».

— Ну, Марк, – говорю я, копаясь в шоколадных булочках, которые он мне так любезно купил, – почему ты пригласил меня в Хогсмид?

— Я могу сказать тебе, но тогда мне придется тебя убить, – улыбается он.

— Валяй, – улыбаюсь я, – мы знакомы вот уже шесть лет, прошли вместе через налеты на кухню и многочисленные ночные вылазки…

— Ладно-ладно, – сдается он, – но если я тебе скажу, ты мне поклянешься, что не будешь злиться и… Не станешь убивать своего кузена, окей?

— Которого из них? Поверь мне, я способна убить их всех.

— Понимаешь… Не становись на этот гиблый путь, Роза. Я считаю, что ты одна из самых привлекательных девушек, которых я когда-либо встречал. Я имею в виду, ты умная и веселая… Ты просто всеобщая легенда, знаешь?

— Я знаю, – говорю я, – ну, а теперь добей меня.

— Ох… Это просто… С тех пор, как эта сука, Лаура Фелпс, объявила на всю школу, что ты теперь с малышом…

— Ну, спасибо, что выразился так деликатно.

— …Джеймс заметил, что ты ходишь немного грустная.

Немного грустная? Ну, это преуменьшение в миллион раз.

— Ага, – произношу я, с каждой минутой становится все хуже и хуже.

— И он сказал мне, чтобы я пригласил тебя в Хогсмид.

— Он СКАЗАЛ тебе пригласить меня? – кричу я, в результате чего на нас начинают оборачиваться. – Ну, теперь я точно пойду и сверну ему шею.

— Он всего лишь попросил меня сделать так, чтобы ты почувствовала себя…

— Знаешь, что я сейчас чувствую? Что я просто самая большая идиотка в Хогвартсе!

О, нет, я чувствую готовые пролиться слезы.

— Ты не самая большая идиотка Хогвартса, – говорит Марк, – как насчет того парня из Рейвенкло, который сожрал свои волосы?

— Ну, просто отлично, выходит я вторая после Волосатого Джо…

— А еще есть хаффлпаффец, который выгуливает своего кролика вокруг озера…

— Правильно, я третья…

— А как же косоглазый слизеринец, общающийся со стенами?

— Окей! – восклицаю я. – Я в первой десятки самых больших идиотов Хогвартса!

Марк тихо считает на пальцах.

— Я бы сказал, что в первой двадцатке, – говорит он, и я швыряю в него надкушенной сдобой.

— Джеймс просто хочет, чтобы ты чувствовала себя обычно, Роза, – говорит Марк.

— Заставляя своих друзей находить для его кузины немного свободного времени?

— А ведь тебе было весело, правда? – говорит он.

— Я подумаю.

— А еще ты должна заставить Малфоя ревновать…

— Эй… Подожди, что? – восклицаю я.

Марк маленькими глотками пьет свое кофе, невинно улыбаясь, а затем подмигивает мне.

— Я не стану заставлять Малфоя ревновать!

— Конечно, – саркастически тянет Марк. – Но будешь ты пытаться или нет, все это не имеет значения, ведь парень станет ревновать.

— Нет, он не станет!

— Ага, но раньше меня еще никто так свирепо не сверлил взглядом, как сегодня, – говорит Марк. – Если бы взглядом можно было бы убить, Малфой уже сидел бы в Азкабане.

Я ничего на это не отвечаю. Что я вообще могу на это сказать?

— Смотри, мы ведь друзья, правда? – говорит он, и я киваю. – Так что ты можешь поговорить со мной на любую тему. Хватит хандрить, как скорбящая мать, давай веселиться! Приходи на вечеринку дня Святого Валентина, которую ты же и устраиваешь.

— Без вариантов, – отвечаю я.

— Почему нет?

— Потому что там будут все с парами, а я на их фоне буду выглядеть, как полная идиотка! – восклицаю я.

— Ну и что? Ты же можешь пойти со мной… Как с другом, конечно же, – торопливо произносит он, – и я нужен тебе, чтобы кое-кто заревновал.

— И кого это ты хочешь заставить ревновать? – азартно спрашиваю я.

— Не задавай вопросов, и мне не придется в ответ врать.

Я ненавижу, когда они так говорят.

Я возвращаюсь в Хогвартс раньше всех, чтобы закончить приготовления к вечеринке Джеймса. Дженни увязывается за мной, чтобы поболтать об Альбусе, о вечеринке, о платье, что она собирается надеть, об ожерелье, которое ей подарил Ал на день Святого Валентина и обо всем остальном в том же духе. Я вежливо киваю, но совершенно ее не слушаю. Мои мысли сосредоточены на маме и на ее убогой квартире, на отце и на том, какая же он сволочь, на Хью и его новым пирсинге. Что еще способен выкинуть этот ребенок? Совсем не позитивные мысли роятся в моей голове. Кажется, за эти дни позитив и вовсе исчез из моей жизни.

Я забираю мою «организаторскую папку» из спальни и еще раз все внимательно просматриваю. После этого я направляюсь в Выручай-комнату. Сосредоточившись на информации, содержащейся в папке, я трижды прохожу мимо стены, зажмурив глаза. Дженни так удивилась, когда в стене появились двери, стало совершенно очевидно, здесь она еще не была. Видите, как замечательно, что Джеймс Поттер мой брат, благодаря ему я знаю каждый уголок замка не только изнутри, а еще и снаружи.

Комната, которую я только что представляла себе, стала реальной. Она гораздо больше той, где мы проводили рождественскую вечеринку на третьем курсе. На Рождество мало людей остается в школе, и, чтобы не встречать праздник в одиночестве, мы тогда пошли на это. Вовсе не удивительно, что нас поймали. Джеймс получил взыскание на целый месяц. Сейчас же в комнате находится около двух десятков белых столов, и возле каждого стоит по четыре стула. На стульях лежат розовые подушки, а воздушные шары в форме сердца парят над каждым столиком. Стены задрапированы розовой и красной материей, а еще везде висят плакаты с надписью «С днем Св. Валентина!».

В глубине комнаты на полу для игры в бутылочку выложены кругом красные подушечки. Вдоль задней стены расположено с десяток столиков для Быстрого Свидания. А на стенах есть динамики для воспроизведения, Мерлин знает, откуда взятой, музыки.

– Это просто чудесно! – вздыхает Дженни.

– Ты уверена? – нервно спрашиваю я. – Не слишком?

– Роза, это гениально! Ты все это сама придумала?

– Ты помогла, – скромно возражаю я.

– Да, ладно, – говорит она, – это все ты! Ты уверена, что не хочешь идти?

– Ну… – тяну я. – Возможно…

– О, Мерлин! Тебя кто-то пригласил, да? – кричит она и восторженно прыгает вокруг меня. Она, как щенок.

– Это всего лишь Марк, – небрежно замечаю я.

– Марк Меттьюз? О, Роза, он такой темпераментный, – говорит она смущенно.

– Ого, ветреная девушка, ты еще помнишь о некоем Альбусе Поттере, а?

– Ал знает, что я его люблю, – пожимает она плечами и резко прижимает руку к губам, словно сказала то, что не должна была говорить.

– Ты что? – смеюсь я над ее смущением.

– Не могу поверить, что произнесла это вслух, – говорит она и закрывает руками пылающее лицо. – Пожалуйста, не говори ему!

– Не буду, – отвечаю я, все еще смеясь, – но знаешь, мне кажется, он чувствует то же самое.

Она смотрит на меня и не может скрыть счастливую улыбку.

– П-правда?

– Конечно, – пожимаю я плечами и поправляю букет на одном из столов. – Он влюблен в тебя со второго курса. Эй, не надо разводить сырость рядом со мной… Я не могу сейчас адекватно реагировать на эмоции и все такое.

– О, Роза, ты уверена, что он любит меня? – улыбается она, а ее глаза наполняются слезами счастья.

– Что я только что сказала?

– Нет, – говорит она, качая головой. – Нет, он не может меня любить. Зачем ему это?

Она серьезно?

– Потому что ты маленькая кудрявая Рейвенкловка, у которой нет недостатков, ты одна из самых красивых девушек Хогвартса, – говорю я, – а мальчишкам нравятся такие красивые девушки, как ты.

– Ты так думаешь?

– Поверь мне, такая некрасивая девушка, как я, знает о чем говорит.

– Ты красивая, – говорит она, но не очень уверенно.

– Не надо целовать мне задницу, только потому, что ты встречаешься с моим кузеном… Я знаю, что я не красавица, и мне с этим хорошо живется, – отвечаю я.

– Окей… Но ты не «не красавица», если хочешь знать мое мнение.

Я в это не верю, но все же согласно киваю.

* * *

Дом все еще не вернулась из Хогсмида, когда я появилась в спальне, но Честити и Лаура там уже были. Они перестали говорить, когда я вошла. Честити мне ласково улыбнулась, а Лаура ограничилась лишь злобным взглядом.

– Привет, Роза, – говорит Честити, – ты идешь сегодня вечером на вечеринку?

– Конечно же, нет, – отвечает за меня Лаура. – Кто бы захотел пойти с ней? Она ведь беременная!

– Заткнись, Лаура, – вздыхает Честити.

– Я там буду, – с гордостью говорю я, – с Марком Меттьюзом.

Выражение лица Лауры выше всяких похвал. У нее от шока даже челюсть упала.

– Это же чудесно! – говорит Честити.

– Что? – брызжет слюной Лаура. – Какого черта, Марк Меттьюз идет с тобой? Неужели ты беременна и от него тоже?

– Я понимаю, для тебя это, наверное, огромная новость, – произношу я покровительственным тоном, – но ты не можешь забеременеть во время беременности.

Обдумывание данной информации занимает у нее несколько секунд.

– Все равно, ты шлюха.

– О, не обязательно беременеть, чтобы быть шлюхой.

– Точно, иначе у тебя уже должно быть около полусотни детей, Лаура, – говорит Честити. Я смеюсь и показываю ей пять.

– Чертовы стервы, – плюется она. – Вы всего лишь пара неудачниц. И мне плевать на то, что ты идешь с Марком Меттьюзом… Я иду с Джеймсом Поттером.

Она уходит из спальни, хлопнув дверью.

– Она же солгала, да? – спрашиваю я Честити, которая рассматривает свои руки. – Чес, скажи мне, что она солгала!

– Эм, он пригласил ее вчера, – быстро произносит она.

– ЧТО? После того, как проклял ее в коридоре? После всего, что она сделала?

– Я знаю, – говорит Честити, – мне тоже показалось все это довольно странным.

– Я собираюсь убить этого мелкого мерзавца! – кричу я и выбегаю из спальни. Я сбегаю вниз по лестнице и направляюсь к спальням мальчиков. Когда я добираюсь до двери с надписью «7 курс», то врываюсь без стука. Марк и Фред подпрыгивают от удивления при этом.

– ГДЕ ОН? – ору я.

– Где кто? – спрашивает напуганный Фред.

– Где этот ЧЕРТОВ Поттер?

Они оба указывают на дверь ванной.

– Поттер! – кричу я, тарабаня в дверь. – Прикройся, я вхожу!

Я рывком открываю дверь. Джеймс стоит возле раковины, бреясь и на нем совершенно ничего нет, кроме полотенца вокруг талии. Я хватаю его за мокрые волосы и вытаскиваю в спальню. Он визжит, как девчонка, стараясь удержать полотенце на месте, а Фред и Марк просто умирают со смеху.

– Какого черта? – кричит он.

– Лаура Фелпс? – ору я. – ЛАУРА ФЕЛПС? Из всех девчонок Хогвартса ты выбрал ЕЕ?

– Ай, – говорит Джеймс, его голова выгнута под странным углом, ведь я и не думала отпускать его волосы. – Понимаешь, дело в том, что… АЙ!

Я тяну его сильнее за волосы, потому что ему еще недостаточно больно.

– Я сдаюсь! – восклицает он. – Пожалуйста! Не заставляй меня снимать полотенце и использовать его, как белый флаг!

Я отпустила его волосы.

– Ты просто предатель, и знаешь что, Поттер?

– Рыжая, постой, это вовсе не значит, что я предлагаю ей выйти за меня.

– Ты же ЗНАЕШЬ, как сильно я ее ненавижу, Джеймс!

– Все может измениться! – кричит он. – Мне жаль, что ты так к ней относишься…

– Просто заткнись! – кричу я, отвесив ему подзатыльник. – Я не могу поверить, что на самом деле организовала эту чертову вечеринку для тебя! Ты эгоистичный ублюдок, и всегда им был!

Я выбегаю из их спальни и мчусь в свою. Оказывается за то время, что я потратила на пробежку в спальню парней, вытаскивание кузена из ванной, ссоры с ним и возвращение обратно, Дом успела вернуться из Хогсмида. Слезы ручьем текут по моему лицу.

– Что случилось? – встревоженно спрашивает Дом.

– Джеймс Поттер со мной случился! – плачу я. – Ты можешь поверить, что он пригласил на вечеринку Фелпс?

– Не может быть! – задохнулась Дом. – Но… Джеймс же ее ненавидит!

– И я так думала, но, видимо, нет!

Я падаю на кровать и закрываю лицо руками.

– Джеймс всегда останется Джеймсом, – взвешенно произносит Дом. – Ты прекрасно знаешь, какой он.

– Мужчины – идиоты, – вздыхаю я.

– Воистину так, кузина.

Мы с Дом вместе готовимся к вечеринке, и это все выглядит, как в старые добрые времена. Мы разговариваем, смеемся, но между нами стоит Малфой, как большой слон в посудной лавке. Но никто из нас не вспоминает о нем, но может это и к лучшему. Я одеваю мою новую пару черных джинсов, хотя не такие уж они и новые: я их приобрела прошлым летом. Я не очень люблю ходить за покупками. Правда, сейчас они сидят на мне намного плотнее, чем раньше, а моя розовая футболка, кажется, еще больше подчеркивает мой слегка округлившийся животик. И как я раньше могла не замечать, насколько поправилась?

– Может, эта вечеринка была плохой идеей, – говорю я, рассматривая свое отражение в зеркале.

– Ты выглядишь великолепно, Роза, – отвечает Дом. Эх, легко ей говорить. Она выглядит просто потрясающе в своей джинсовой мини-юбке и в розовом топе… При виде нее, мне хочется плакать. Она такая высокая, где-то около пяти футов и одиннадцати дюймов (п/п: 1,80 м), с длинными струящимися по спине волосами. А мне приходится применять до шести различных заклинаний выпрямления волос, чтобы они стали хоть немного более презентабельными.

Я роюсь в шкафу, рассматривая остальные розовые вещи, но ничего не могу подобрать, поэтому придется мне идти в этой обтягивающей, как вторая кожа, футболке. Я накидываю светло-розовый кардиган сверху. Марк ждет меня в гостиной, одетый в джинсы и розовую футболку с надписью «Frankie Says Relax» на груди.

– Милая футболка, – насмешливо говорю я.

– Эй, она гораздо лучше, чем твоя, — говорит он, указывая на мою темно-розовую, плотную футболку.

Мы направляемся к Выручай-комнате не дожидаясь Джеймса. Если бы мы подождали, то я стала бы виноватой в смерти моего кузена. В Выручай-комнате уже собралась целая толпа, когда мы пришли. И первым, кого я узнала, был Малфой. Он надел джинсы, розовую рубашку на выпуск и черный блейзер. И как я ненавижу признаваться в том, что выглядит он весьма соблазнительно.

– Перестань таращиться, – говорит Марк, – ты делаешь это слишком заметно!

– Это что, так очевидно? – невинно спрашиваю я.

– Ты хочешь, чтобы Малфой трахнул тебя еще раз прямо здесь, в Выручай-комнате!

За это я отвешиваю Марку крепкую затрещину. Я нахожу Дженни и Ала за одним из столиков. Дженни одета в очень милое розовое платье, а вот Ал надел, как и Малфой, розовую рубашку, только она настолько светлая, что кажется почти белой. Дженни вскакивает и обнимает меня, а Ал кивает в знак благодарности.

– Ты никогда не поверишь, кого пригласил Джеймс, – говорю я.

– Лауру Фелпс? – произносит Ал. – Я в курсе.

– И ты не попытался остановить его? – кричу я.

– С чего бы это ему ко мне прислушиваться? – отвечает Ал, съежившись от вспышки моего гнева.

– О, клянусь, если этот парень доживет до своего девятнадцатого дня рождения, то это будет, черт побери, просто чудо!

Комната быстро заполняется. Джеймс, видимо, пригласил всех учащихся, в том числе и слизеринцев. Я вижу, Лили с Роксаной, которые стоят возле противоположной стены помещения. Я перехватываю взгляд Лили и слабо ей улыбаюсь, но она с видимым отвращением отворачивается. Наверное, она никогда меня не простит. Дом тянет недовольно выглядящего Малфоя на танцпол, и тот вскоре сдается. Я смотрю вдаль, стараясь усмирить ревнивое чудовище внутри меня.

– А как насчет танцев? – спрашивает Марк, но это больше похоже на требование, а не вопрос.

– Я ненавижу танцевать, – говорю ему, – и не умею!

– Ну и что? – говорит он. – Ты же хочешь, чтобы твой парень ревновал, правда?

– Он не мой парень! – протестую я. – И я не хочу, чтобы кто-нибудь ревновал!

– Ну, конечно же, ты этого не хочешь!

Он хватает меня за руку и тащит танцевать. И мы, в конечном итоге, начинаем танцевать. Как хорошо, что это была быстрая песня, мы танцевали просто ужасно – людям приходилось отпрыгивать от нас, в попытке увернуться от наших конечностей. Но нам было весело, а как мы выглядели – дело пятое. В какой-то момент, я замечаю Дом, смеющуюся над нашим паясничанием, но Малфой невозмутим, как всегда. Этот парень меня здорово раздражает.

Очень быстро песня сменяется медленной композицией и Марк, закрутив меня в пируэте, отправляет прямиком в чужие руки, а сам подхватывает Дом и начинает медленно с ней танцевать. Она смеется и не возражает. И, потому что Вселенная меня ненавидит, человек, к которому меня толкнул Марк, оказывается Малфоем. Он выглядит очень смущенным и, весьма вероятно, что он готов проклясть сам себя. Но потом, заметив танцующих вместе Дом и Марка, он просто пожимает плечами и берет меня за руку… И мы танцуем.

– Значит… – невнятно говорю я. Я просто ужасна в ситуациях эмоционального, романтического или сентиментального характеров.

– Эм, да.

И видимо, Малфой в них тоже не великолепен.

Таким образом, мы танцуем в молчании. И это прекрасно. Я стараюсь слишком много не думать о том, что происходит и не смотреть на Марка, потому что он постоянно улыбается, чем очень сильно меня раздражает. Но Малфой решает нарушить наше молчание и своим следующим вопросом отбивает у меня все желание танцевать.

– Ты не находишь странным знакомиться с кем-то в то время, когда беременна? – небрежно спрашивает он.

– А тебе не кажется странным, что парень, пришедший со мной, танцует с твоей девушкой? – огрызаюсь я.

– Так значит, ты не встречаешься с ним?

– Что с тобой? – рычу я. – Это не твое собачье дело. Если ты позволяешь себе встречаться, то я тоже имею на это право!

– Это был всего лишь вопрос, Уизли.

– И, как я уже говорила, это не твое собачье дело, Малфой, так что придержи свои вопросы при себе.

– Просто заткнись и танцуй, – вздыхает он.

– Не указывай мне, что делать! – говорю я с негодованием, но он меня игнорирует и лишь крепче обнимает за талию.

– Не понимаю, почему я вожусь с тобой, Роза Уизли, – вздыхает он.

– Не стоит обо мне беспокоиться, – холодно отвечаю я. – Ты даже не интересуешься тем, что собственно происходит в моей жизни.

– Ну, это довольно трудно, учитывая то, что ты постоянно сбегаешь от меня в коридорах.

– Ну, конечно, когда ты хотел поговорить о себе, обо мне и о Дом, и вообще о нашем проклятом судьбоносном любовном треугольнике, – яростно шепчу я, однако Дом не должна это услышать. – Ты никогда не спрашивал о моей утренней тошноте? Ты вообще хотел увидеть первое изображение нашего ребенка? Замечал ли ты, что я чувствую себя и выгляжу, как чертов кит в эти дни? Нет, конечно, нет, потому что ты слишком повернулся на своем внутреннем мире и своей жалкой любви к жизни!

– У т-тебя есть результат первого обследования?

– Да, – отвечаю я и отстраняюсь от него, – но сомневаюсь, что ты захочешь его увидеть, ведь он положит конец твоим планам о карьере в министерстве, так? Мой «малыш»? Не волнуйся об этом, Малфой, как бы ты сильно не любил свою никчемную жизнь, тебе совершенно не о чем беспокоиться. Ты эгоистичный мерзавец, знаешь об этом? Типичный чертов слизеринец.

Он просто ошеломлен моим взрывом, но я стремительно ухожу от него, прежде чем он сможет еще что-нибудь сказать. Ал и Дженни выходят на танцпол и мне не удается с ней поговорить; Дом и Марк все еще танцуют вместе, Джеймс и Лаура лижутся в углу (надеюсь, они в шоке от слюны друг друга); Молли болтает с каким-то парнем, сидя за столиком для Быстрых Знакомств; Люси играет в бутылочку с перво— и второкурсниками. Роксана танцует с Лисандром Скамандером, а Лили сидит за столом, скрестив перед собой руки. Хьюго и его, эмо/гот/черт знает какие, друзья пришли без пар и танцуют с кем попало, включая и младшего брата Дом, Луи, который пришел с достаточно внушительной пятикурсницей и девочка его, похоже, вовсе не устраивает. Я даже не могу сказать, где Фред, но я уверена, что они с Джеймсом ответственны за группу пьяных четверокурсников в углу (снова протащили сюда безалкогольное Сливочное пиво).

Я покидаю Выручай-комнату, и задаю себе всего один вопрос: «И какого черта я вообще туда пошла?» Перед тем, как завернуть за угол и направиться в гриффиндорскую башню, я слышу довольно нервный голос и останавливаюсь, чтобы послушать.

– П-привет Лили… Нет… Лили! Как поживаешь? Нет… Это ты, Лили!... Мисс Поттер, как вам этот прекрасный день Святого Валентина?

Должна признаться, что этот смутный тоскливый голос мне знаком. Хотя обычно он звучит совсем иначе. Я выруливаю из-за угла.

– Привет, Лоркан, – говорю я.

Лоркан Скамандер подпрыгивает и быстро отворачивается от стены, с которой только что беседовал. Он стремительно краснеет, что ему совсем несвойственно. Но я всегда предполагала, что Лоркан самый впечатлительный из близнецов Скамандер. Он мало похож по характеру на свою маму Луну и брата Лисандра. Скорее, он вылитый отец, Рольф.

– Привет, Роза, – торопливо произносит он. – Прекрасный день… Эм, я имею ввиду ночь, да? Нравится ли тебе вечеринка? Или нравилась… Я хотел сказать, ты же оттуда, очевидно, ушла… Эм-м, интересное время года этот день Святого Валентина. Я слышал, что купидоны в этом году особенно мерзопакостные. А ты знаешь, что вопреки общему мнению, купидоны – вовсе не те любвеобильные и романтические существа, а злые монстры, которые стреляют огненными стрелами…

– Лоркан! – восклицаю я, когда он замолкает, стараясь перевести дух. – Хватит!

Он смущенно кашляет.

– Почему ты не на вечеринке? – спрашиваю я его.

– Я не знаю, – пожимает он плечами. – Все остальные пришли с парами, а я один.

Я бы хотела, чтобы он это произносил не таким убитым тоном. Это заставляет меня чувствовать себя очень неуютно.

– Ладно… Лили тоже пришла одна. Может тебе стоит ее пригласить танцевать? – предлагаю я, а он от моих слов краснеет еще больше и бормочет что-то невнятное. – Давай, – ободряю я его, – я уверена, она с удовольствием потанцует с тобой.

– Я… Я так не думаю, – говорит он, – я думаю, что уже поздно.

– Но сейчас только полдесятого, – доказываю я.

– А, да, лучше мне вернуться в гостиную до того, как проснутся нарглы, – говорит он.

– Лоркан, как долго мне еще повторять, что не существует такой вещи, как нарглы, ночные нарглы, рождественские нарглы или нарглы дня Святого Патрика, – запальчиво произношу я.

– Мама говорит…

– Все равно, – говорю я, не желая слушать, что там говорит Луна Скамандер, потому что иначе я застряну здесь на всю ночь. – Давай, возвращайся в Выручай-комнату и веселись. А нарглы дня Святого Валентина есть? – пытаюсь пошутить я.

– Нет, но традиционный «Купидон» ассоциируется с днем Святого Валентина и, как я уже говорил, в этом году купидоны весьма гадкие…

Мальчишка вновь начинает нести чушь, и я беру его за руку, подталкивая к двери в Выручай-комнату. Лили все еще сидит в одиночестве за столиком и обкусывает ногти.

– Иди и составь ей компанию, – говорю я. – Она, похоже, скучает.

Лоркан кивает, делает глубокий вдох и подходит к Лили. Я вижу, как он указывает на место рядом с ней, она пожимает плечами, и он садится. Через несколько минут, она, похоже, прониклась к нему симпатией, так как они начинают весело болтать и смеяться. С другой стороны, Дом перестала танцевать с Марком и вернулась к Малфою. Джеймс сидит за столиком с Алом и Дженни, обнимая за плечи Лауру Фелпс. Я чувствую себя настолько преданной, когда вижу, Ала и Дженни, сидящих за одним столом с этой стервой, что я почти ощущаю, как вскипает от гнева моя кровь, а уши начинают гореть. Почему подобные вещи вечно случаются именно со мной? Почему я не могу просто танцевать или обниматься с парнями? Почему я должна платить за свои ошибки, когда большинство легко отделываются?

Вся моя природная грейнджерность меня покинула, а осталась только опрометчивость Уизли. Я направилась к Марку, который наливал себе Огневиски, рывком развернула к себе и яростно поцеловала в губы. Затем, спустя несколько мгновений, я вырвалась и выбежала из комнаты, но не раньше, чем заметила нахмурившегося Малфоя.

* * *

Марк был в шоке. Он покинул Выручай-комнату следом за мной, при этом он был очень взволнованным, что вовсе для него не характерно.

– Этого не было в плане, – заявил он.

– Я знаю, – ответила я. – Я сымпровизировала.

– Ладно, – кивнул он. – Значит… Это была… Всего лишь… Импровизация?

– Точно.

– Ну, так знай, сработало просто отлично, – усмехнулся Марк. – Малфой выглядел способным на убийство.

– О, я надеюсь, он убьет кого-нибудь и попадет в Азкабан, где и надлежит быть чертовым Малфоям! – я это произнесла с теми же интонациями, что и отец. Марк был удивлен моей вспышкой, но мы оба знаем, что я имела в виду.

– Но… Мне кажется, что Джеймс тоже готов меня убить, – добавил Марк, выглядя действительно обеспокоенным.

– Если я не убью его первая, – пробормотала я. – Я им этого не прощу.

Марк обнял меня, и я была так рада тому, что между нами нет неловкости после моего поступка. И должна признать, это оказалось очень плохим моментом для Малфоя, Ала и Дженни, решивших выйти из Выручай-комнаты, но они это сделали. Мы с Марком отпрыгнули друг от друга, но было уже поздно. Малфой выглядел еле вменяемым, в то время как Ал и Дженни решили вернуться обратно. Марк решил, что мне и Малфою надо остаться наедине (чего я категорически не желала делать) и тоже ушел.

– Это была довольно жалкая попытка заставить меня ревновать, Уизли, – небрежно произнес Малфой.

– Вот и хорошо, что я не пыталась этого делать, – солгала я.

Он раздраженно улыбнулся.

– Ну, конечно, – кивнул он. – А тебе известно, что ты ужасно врешь?

– А тебе известно, что ты ужасно целуешься? – по-детски парировала я.

– Отличный выпад, – саркастически заметил он. – Думаю, именно поэтому у меня есть девушка, а ты бросаешься на друга своего брата, чтобы люди ревновали.

– Ты ублюдок, – отрезала я. – Пойди и удавись, сделай всем одолжение!

– Ого, гормоны бурлят?

– Раньше мне казалось, что отец к тебе несправедлив, – проговорила я, – но теперь я могу понять каков ты на самом деле, сын Драко Малфоя и внук Люциуса Малфоя. Мне действительно больно осознавать, что я на половину причастна к появлению на свет еще одного Малфоя в этом мире.

Я знаю, что это довольно личное и может быть я зашла даже слишком далеко.

– Это гораздо лучше, чем быть дочерью грязнокровки и Уизли, – пробормотал он, и сразу же пожалел об этом.

Это уже слишком.

– Послушай, Роза, я…

– Как, черт возьми, Ал может дружить с таким идиотом, как ты? – выкрикнула я. – Может моя мама и грязнокровка, но, по крайней мере, она не была Пожирателем смерти, который убивал невинных людей. Ты гордишься тем, кто твой отец?

– Я не имел в виду…

– Просто проваливай, – шиплю я и ухожу.

Так что теперь я сижу у себя в спальне и продумываю во всех деталях убийство Джеймса и Малфоя. Ну, может, не убийство, но я определенно хочу, чтобы они провели в Больничном крыле не меньше недели. Мои мысли прерывает стук в окно. Это сова принесла письмо. Я распахиваю окно, отвязываю письмо и отпускаю ее обратно в совятню.

Роззи,

Ты даже не представляешь, как я рад твоему письму. Гарри рассказал мне, что случилось с этой девушкой Лаурой Фелпс, но если бы я там был, то постарался проклясть ее получше. Я знаю, у тебя остался мой старый учебник по чарам, поэтому глянь стр. 77 (кажется), я там написал отличное проклятие, оно отращивает бороду за 10 секунд. Попробуй, это удивительно!

Кстати, об усыновлении, ты точно в этом уверена? Я имею ввиду, ты, конечно же, взволнована, но такие решения нельзя принимать поспешно. Вряд ли ты захочешь сделать то, о чем потом будешь сожалеть. Ты всегда была рассудительной девушкой, Роза, я уверен, ты сделаешь правильный выбор.

Мне действительно жаль, что твои родители разошлись. Гарри и Джинни, стараются заставить их поговорить. Я не думаю, что это конец для Рона и Гермионы, они просто переживают трудный период своей жизни. И ты точно знаешь, что твой отец НЕ ненавидит тебя. Я знаю, что он ведет себя, как избалованный ребенок, но он еще изменит свое отношение к тебе, я обещаю.

Я рад, что ты сдружилась с Алом и Джеймсом, но не надо отбрасывать Дом и Скорпиуса. Им, вероятно, тоже очень тяжело, как и остальным. Ты представь, как должна себя чувствовать Дом, встречаясь с парнем от которого беременна ее кузина! Не убивай меня, но мне кажется, что вам, ребята, давно пора во всем разобраться. Что касается Лили, так она просто влюбленная школьница, она еще перерастет все это.

Я так рад, что ты мне написала. Давай не будем больше ссориться, ладно? Кстати, Вик хочет, чтобы ты была подружкой невесты на свадьбе (которая состоится в апреле… Я знаю, что это слишком быстро, но об этом потом). Я бы тоже этого очень хотел.

Пиши скорее, Роззи,

С любовью,

Тедди

Я читала и перечитывала это письмо снова и снова. Я хочу к нему. Я знаю, что он женится, но и я жду ребенка, так что мы квиты. Мне все равно, когда свадьба, потому что женатый Тедди – гораздо лучше, чем его полное отсутствие. Теперь я понимаю, какой была эгоисткой, когда отправляла, то глупое первое письмо. Я, как настоящий друг, должна была быть рада за него. Теперь мне понятны его чувства, ведь я отнеслась к нему так же, как Лили отнеслась ко мне. Как глупая влюбленная школьница.

POV Скорпиуса

Я не стал дожидаться Ала, когда направился в подземелья. Сомневаюсь, что он вообще захотел бы идти со мной. Думаю, он будет меня игнорировать еще в течение двух недель или около того. Этого же времени достаточно, чтобы простить меня за то, что я спал с его кузиной, правда?

Его кузиной.

Это же в любом случае ее проблемы? Она считает, что я заслужил этой отповеди, когда в действительности она лишь хотела задеть… Немного… Я не понимаю ее. Но одно я знаю точно: в том, что она беременна, виноват я.

Я действительно не думал, когда делал это. И сейчас я оказался на распутье. Моя жизнь кончена. Каждый раз, когда я думаю о беременности Розы Уизли, мне становится так страшно, что темнеет в глазах.

Я не должен был этого делать.

Не делать что, спросите вы? Ну, целый ряд вещей. Я не должен был напиваться и спать с Розой Уизли. Правда, я любил ее с первого курса, но увидеть ее пьяной и переспать с ней – это был не лучший вариант. Но я всегда был неловок. А особенно тогда, когда попросил Дом Уизли помочь мне, заставить Розу ревновать. На что она хорошенько мне врезала.

Я всегда был таким самодовольным и уверенным во всем, что касалось девушек. Я полагал, что именно высокомерие и должно быть отличительной чертой Малфоев. Но кто знал, что чертова карма меня будет преследовать? Не думаю, что совершил что-то настолько плохое, чтобы заслужить все это. Правда, мой дед убил уйму людей, а отец пытался убить Альбуса Дамблдора. И точно знаю, что моя двоюродная бабка-психопатка Беллатрикс убила своего кузена Сириуса Блэка. Похоже, что моя чистокровная семейка настолько свихнулась, что убийства стали ее второй натурой, но ведь я еще ничего такого не совершил.

Хотя я использовал Доминик Уизли. Нет, не подумайте, что я ее не люблю, ведь ее чертова прабабка все же была вейлой. И она одна из самых красивых девчонок в школе, хотя и имеет некие признаки оборотней (о том, что не стоит целовать ее в полнолуние, я узнал на собственной шкуре). Но в Розе есть что-то такое, от чего я просто схожу с ума, стоит мне только к ней подойти. Она отличается от всех остальных девушек. Она говорит, что думает, и ей абсолютно наплевать на то, что говорят люди за ее спиной. Это то, что я всегда любил в ней. И именно это заставляет меня беситься.

Я навзничь падаю на свою кровать. Здесь чертовски сыро, как и во всех подземельях Слизерина. Похоже, они думают, что наша чистая кровь даст дополнительное тепло, так что мы не должны это НЕНАВИДЕТЬ. Салазар Слизерин был точно двинутым, как мне кажется. В этом-то и вся причина. Я в Слизерине только потому, что слизеринцы «амбициозны». (А еще они хитрые, злые, ублюдки-садисты, но мы стараемся забыть об этой части). Именно поэтому, Альбус Поттер тоже слизеринец. Мы знаем, чего мы хотим, и мы готовы работать над тем, чтобы этого достичь.

Я хочу Розу. Я хочу, чтобы она перестала быть такой чертовски наивной и перестала говорить об этом. Я хочу, чтобы она перестала целоваться с Марком Меттьюзом. Мерзавец. Меня не волнует, что он такой притягательный! Я знаю, что если бы я был девушкой или геем, я бы тоже обратил на него внимание, но, увы, меня влечет к девушкам. И я нормальный мужик. Я совершенно в этом уверен.

Я говорю себе, что единственная причина, по которой Уизли поцеловала Меттьюза, это попытка заставить меня ревновать, но она выглядела слишком уверенной, когда говорила, что не любит меня.

Ал возвратился в спальню вскоре после меня. Я думаю, он провожал Дженни до башни Рейвенкло. Я хотел проводить Дом до гриффиндорской башни, но она ушла вместе с Джеймсом и Фредом, поэтому стало ясно, что она не хочет видеть меня в качестве провожатого. Он салютует мне, как пехотинец, а затем раздевается и запрыгивает в постель, не говоря ни слова.

– Хорошая ночь? – осторожно спрашиваю я, молясь о том, чтобы он все же ответил.

– Наверное, – ворчит он.

Мы молчим в течение нескольких минут. Я знаю, что он не спит, ведь не слышно храпа. Ни один из наших соседей – Бриггс и Паркинсон – еще не вернулись. Они хорошие парни, вообще-то. Бриггс, правда, слегка глуп, но он классный. Паркинсон – сын Панси Паркинсон, женщины-мопса, которая так и не вышла замуж, поэтому мы с удовольствием кричали ему вслед «Твоя мать – шлюха!». Это по правде выглядело смешным. А то, что он похож на помидор, вовсе не шутка. И мать его действительно шлюха: сменила двадцать мужиков за последние два года. А до этого, она была стриптизершей.

– Альбус… – начинаю я. – Если бы ты был девушкой или геем, ты бы смог поцеловать Марка Меттьюза?

Ал с секунду молчит, а потом начинает смеяться.

– Скорп, ты с каждым днем становишься все более странным, – вздыхает он, – но да, смог. Скажу тебе одно, ты бы не смог возбудиться, будь в твоей кровати гриффиндорец Джейсон Слопер.

– Тоже правда, – соглашаюсь я.

Мы молчим еще несколько минут.

– Извини, приятель, – говорю я.

– Понимаю, – сухо отвечает он. Вам тоже не нравятся неловкие извинения? – Давай просто забудем об этом… Столько воды утекло, да?

– Что было, то было, – повторяю я.

Но ведь не без последствий. Если бы я просто переспал с Розой, то тогда об этом и правда можно было бы сказать «что было, то было». Но ведь ущерб есть и этого нельзя отрицать.

– А если Кайли Бут? – спросил Ал.

– Слишком мускулист, – отвечаю я. – Он способен раздавить тебя, когда полезет обниматься.

– О, да, – соглашается Ал. – И он так популярен, вполне способен послать.

– А может ты бы хотел, кого-нибудь похожего на Джейсона Паттерсона из Хаффлпаффа, – говорю я.

– Ага! – соглашается Ал. – У него такие голубые глаза.

– А еще он блестящий загонщик!

– И он не пошлет.

– Никогда.

– Скорп?

– Да, Ал?

– Мне кажется, мы оставил наш здравый смысл в Выручай-комнате.

– Парень, я как раз подумал об этом.

POV Розы

Большинство отсыпается после вечеринки. У большинства студентов на лицах застыла глуповатая улыбка, но я хожу с весьма мрачной миной. Вот бы кто-то смелый решился меня тронуть, тогда я была бы вправе на него накричать. Я сижу в общей гостиной и почти целый день выполняю домашнюю работу, откровенно игнорирую Джеймса и Лауру Фелпс. И он тоже игнорирует меня, а еще Джеймс просто в бешенстве от того, что я поцеловала Марка. Дом проводит рядом с Мафоем большую часть дня, не то, чтобы меня это сильно волновало или я думала над тем, что он вчера наговорил, или же то, что он обозвал мою мать «грязнокровкой». Идиот.

– Эм, Роза?

Лили появляется рядом с моим столом, и я впервые отрываюсь от эссе по Зельям за эти часы. Она выглядит слегка нервничающей: накручивая на указательный палец прядь длинных волос.

– Привет, – отвечаю я, удивляясь тому, что она решила со мной заговорить, а не просто зло пялиться, как бывало раньше.

– Можно? – спрашивает она, указывая на стул, стоящий возле меня. Я вытягиваю его, и она садится рядом, улыбаясь. Я скучала по ней.

– Что я могу для тебя сделать?

– Я просто хотела сказать, что мне очень жаль, – вздыхает Лили. – Я знаю, что была так глупа в отношении Скорпиуса. А ведь ты не сделала ничего плохого.

– Мне тоже жаль за мои слова, – говорю я. – Я была стервой. Друзья?

– Друзья, – улыбается она улыбкой отца, – и… Спасибо за беседу с Лорканом…

Она густо краснеет.

– Без проблем, – подмигиваю я, – он хороший парень. Его просто надо подтолкнуть в нужном направлении.

– Ага… Он отличный парень, – говорит она отстраненно.

– Кто знал, что один из близнецов Скамандер заставит непробиваемую Лили Поттер краснеть, – улыбаюсь я.

– Я не краснею! – протестует она и краснеет еще сильнее.

* * *

В течение следующих нескольких дней, наши с Лили отношения становятся более непринужденными. Хотя я все еще не разговариваю с Джеймсом (а он не говорит со мной), мы с Дом снова становимся лучшими подругами и даже у Альбуса, кажется, улучшилось настроение. Жизнь стала гораздо проще. Дом и правда поддерживает меня в моем положении, она даже захотела увидеть изображение первого обследования. Она сказала: «Ум-м», когда я ей его показала, но я сомневаюсь, что она смогла там разглядеть больше, чем мы с Хью. У меня появилась мысль, а вдруг она готовит мою безвременную кончину, ведь если подумать, кто будет так радоваться, смотря на фото будущего ребенка своего парня, которого родит другая?

Хью становится все более невыносим, как и большинство братьев. Он покрасил свои светло-коричневые волосы черной, как смоль краской, и теперь у него пирсинг не только в брови, но и в губе тоже. А еще он заявил, что как только ему исполнится семнадцать, он непременно сделает себе татуировку в виде Черной метке на предплечье. Честно говоря, этот парень иногда бывает таким болваном. Я сомневаюсь, что он осознает, символом чего для наших родителей являлась Черная метка. Она принесла столько горя и страданий нашим родным, а сейчас же стала просто данью моде. С другой стороны, на последний Хэллоуин Джеймс пришел одетый в костюм Волдеморта. Что за родственники, один глупее другого…

Очень похоже, что примирение старых врагов витает прямо в воздухе. Но самым большим сюрпризом было для меня время после Трансфигурации в понедельник, после дня Св. Валентина. Малфой задержался после занятия, и Дом поспешила на Гербологию одна, не дожидаясь меня. Он выглядел робким, а я из чистого упрямства, прошла мимо него с высоко поднятой головой. Малфой поспешил за мной из класса, да так, что ему приходилось чуть ли не бежать, чтобы успеть.

– Уизли, подожди!

Я продолжаю идти.

– Ну, ты можешь, по крайней мере, поговорить со мной? – просит он.

– Зачем? Чтобы ты мог снова оскорбить меня и мою семью? – огрызаюсь я, нарушив обет молчания.

– Послушай, мне очень жаль. Мы оба сказали, не подумав.

– Я подумала, – отрезала я. – Ты высокомерный, эгоистичный идиот…

– Да, именно так ты и сказала, – прервал он меня. – Но ведь мы можем начать все сначала?

Я останавливаюсь так резко, что маленькая первокурсница, идущая следом за мной, врезалась в меня и упала навзничь. Малфой улыбнулся и помог ей подняться, а девчушка бросилась дальше по коридору, отчаянно краснея. Я взглянула на него.

– Эй, ты должна прекратить так хмуриться, словно у тебя запор, – усмехнулся Малфой.

– Заткнись.

– Ладно, я действительно думаю, что мы должны все это прекратить… В любом случае. Мы не можем быть вдали друг от друга долгое время.

– Почему нет? У меня прекрасно получается тебя ненавидеть, – бросаю я.

– Я сожалею, что сказал о твоей маме, – пожимает он плечами. – Но я все равно мудак, а это также часто в семье Малфой, как рыжие волосы в семье Уизли.

– Значит, именно это мне сказать ребенку, – говорю я, указывая на живот. – Он будет рыжим мудаком?

– Он может быть блондином, – пожимает Скорпиус плечами. – Но дело в том, что я вовсе так не думал, когда говорил. И мне кажется, мы должны быть друзьями.

Я удивленно поднимаю брови.

– Ты действительно думаешь, что мы можем быть друзьями? – скептично переспрашиваю я.

– Я считаю, мы должны попытаться, – вновь пожимает плечами Малфой.

Я какое-то мгновение стараюсь понять, был ли он со мной искренним. Выглядит он так, словно сказал чистую правду.

– Договорились, друзья, – говорю я.

– Друзья, – улыбается он, пожимая мою протянутую руку.

Дружить с Малфоем оказалось проще, чем я вначале предполагала. Я полностью контролирую свои чувства к нему (есть они или же их нет) и могу теперь находиться рядом с ним и Дом. Ал и Малфой, кажется, снова друзья; Дом и Дженни тоже прониклись друг к другу симпатией, когда я их познакомила. Мою жизнь можно было бы назвать идеальной, если бы еще и мои глупые родители смогли наконец-то проглотить свою непонятную гордость и начать разговаривать друг с другом. О, и если бы Джеймс бросил Лауру (они вместе вот уже две недели), и именно столько я с ним не разговариваю. И, как мне кажется, я просто не смогу заговорить с ним снова.

Сегодня матч-реванш между Гриффиндором и Слизерином. Вуд сходил с ума оттого, что матч перенесли на такой длительный срок. Большинство членов команды задерживались либо на уроках аппарации, либо на дополнительных занятиях по Гербологии, либо торчали в Хогсмиде каждую субботу, начиная с января, так что теперь, первого марта, матч наконец-то состоится. Джеймс нашел какого-то пятикурсника, чтобы заменить меня на позиции вратаря. Так странно будет идти смотреть матч, где играет Гриффиндор. Мне как-то не по себе. Зато мне, по крайней мере, не запретили, как Лауре Фелпс, появляться на квиддичных матчах вплоть до конца седьмого курса.

Дженни сидит со мной и Лили на гриффиндорской трибуне. Когда появляется команда Слизерина, обе начинают неистово хлопать. Сначала я никак не могу сообразить, почему Лили так реагирует, но потом замечаю Лоркана Скамандера с битой загонщика. Дженни улыбается и хлопает Алу, который все еще стоит на земле. Вылетает команда Гриффиндора. Джеймс с Альбусом обмениваются рукопожатием и присоединяются к своим командам в небе. Спустя мгновение становится трудно различать, кто есть кто: в небе парят лишь зеленые и красные точки.

– Студенты, добро пожаловать на захватывающий матч-реванш между Гриффиндором и Слизерином! Первый матч, который должен был состояться в январе, отменили из-за… эм-м… некоторых обстоятельств… но, эм, все же мы здесь, в субботу, первого марта, чтобы наблюдать за самым многообещающим матчем этого сезона…

– Дерьмо! – восклицаю я, и Лили с Дженни подпрыгивают от неожиданности. – Сегодня 1 марта?

– Роза, ты в порядке? – Лили выглядит встревоженной.

– День рождения папы! – хлопаю я себя по лбу. – Я совсем забыла! Я скоро вернусь!

Я бросаюсь прочь, больше ничего не сказав. Покидая стадион, я сначала направляюсь в совятню, чтобы отправить письмо, но потом понимаю, что вряд ли сова прилетит вовремя. Поэтому я разворачиваюсь и бегу в школу, в башню Гриффиндора. Я достаю мешочек с летучим порохом из моего сундука и бегом спускаюсь к камину в гостиной. Бросив его в горящий камин, я называю свой дом и спустя мгновение вижу нашу гостиную. Мерлин, она выглядит ужасно грязной. Повсюду разбросаны пустые пивные банки, лежат открытые коробки с остатками засохшей пиццы и тарелки с едой, стоящие прямо на полу. Мама бы уже давно билась в истерике, если бы увидела это безобразие. Хотя даже сейчас наш дом похож на чертов Букингемский дворец по сравнению с маминой новой квартирой.

Папа же спит в кресле, громко похрапывая. Волосы он, похоже, не стриг еще с того времени, когда они приходили ко мне в школу, так как сейчас они падают ему на глаза и прикрывают плечи. Он выглядит ужасно жалким.

– Папа? – зову я.

Он даже не пошевелился.

– Папа? – говорю громче.

Ничего.

– ПАПА?

Может быть, он… умер?

Нет, с каких это пор мертвые храпят?

– РОНАЛЬД УИЗЛИ! – кричу я, как это делает мама.

– Я-я?.. – заикаясь, вскакивает он. Папа дико оглядывается по сторонам, пока не замечает мою голову, торчащую из камина.

– Роза, – зевает он. – Ты в порядке?

– Все чудесно.

– Почему ты разбудила меня в это время? – смотрит он на часы.

– Ты хочешь сказать в полдень? – закатываю я глаза. – Я просто хотела тебя поздравить с днем рождения.

Он выглядит слегка ошарашенным.

– Мой день рождения разве не в субботу? – спрашивает он.

– Сегодня и есть суббота.

– И правда, – неловко соглашается он. – Эм-м… спасибо.

В неловком молчании проходят несколько минут. Папа начинает потирать лоб, и мне становится ясно – у него похмелье.

– Папа, почему тут такой беспорядок? – тихо спрашиваю я.

– Что ты, тут просто немного…

– Здесь свалка! – настаиваю я. – А место, где живет мама, еще хуже! Разве вы двое не могли бы просто поговорить, ну пожалуйста?

– Мне нечего ей сказать, – по-детски отвечает он.

Я тяжело вздыхаю.

– Ладно, просто скажи мне, почему вы двое расстались? Это… это моя вина? – я не могу унять дрожь в голосе.

Лицо папы заметно смягчается. Он присаживается на коврик у камина.

– Роза, это не твоя вина, – говорит он. – И никогда ты не была виновата в этом. То, что случилось, не имеет к вам с Хью никакого отношения.

– Тогда почему? – плачу я. Папа качает лохматой головой.

– Все это сложно.

– Я уже большая девочка и уверена, что смогу все понять.

– Это… – умолкает он. – Просто… просто спроси свою мать.

Великолепно, «спроси свою мать» вот суперское оправдание. Почему отцы думают, что эта фраза избавит их от всех сложностей?

– Ты что изменил ей? – сердито бросаю я. – В этом вся причина?

Голубые глаза отца сузились.

– Ах, так это я виноват? – кричит он, – Я всегда виноват! Может, у твоей матери не такая уж и незапятнанная репутация, как ей это кажется! Ты когда-нибудь допускала мысль, что, возможно, только возможно, изменяла мне именно она?

Я в шоке смотрю на него. Он же это несерьезно. Моя мама просто не могла бы…

Или могла?

– Ты же это несерьезно?

– Я серьезен, – морщится он и после паузы, добавляет. – И не называй меня Ширли.

Когда я была маленькой, мы с папой смотрели фильм «Аэроплан!» каждое рождество, и это была наша с ним любимая фраза. Папа усмехается и у меня как-то сразу становится легче на душе.

– Я должна идти, – говорю я ему. – Мне жаль, что я сомневалась в тебе.

– Все в порядке, – отвечает он, – и Роза?.. Прости меня за то… ну, ты знаешь… я самый ужасный отец в мире.

– Ты самый лучший, папа, – смеюсь я. – Ты всегда будешь для меня самым лучшим отцом.

Я вытаскиваю голову из камина. И полная праведного гнева на свою мать выбегаю из общей гостиной, направляясь к статуе горбатой ведьмы, которая охраняет проход в Хогсмид. Джеймс мне рассказал о ней еще на первом курсе. По крайней мере, этот маленький идиот сделал хоть что-то хорошее, пусть оно даже и идет в разрез со школьными правилами. Я взмахиваю палочкой и шепчу «Диссендио». Статуя отрывает проход, и я спускаюсь в коридор.

Когда я наконец-то добираюсь до подвала в Сладком королевстве, то стараюсь максимально осторожно выбраться из магазинчика, не привлекая дополнительного внимания. Я поднимаюсь в самый верх главной улицы Хогсмида, затем сворачиваю на маленькую улочку, где расположена «квартира» моей матери. Опять достаю палочку и указываю на дверь старого многоквартирного дома.

– Аллохомора!

Я не вижу смысла быть вежливой и стучать в дверь, ведь пришла я сюда с явным намерением прибить мать. Пока я поднимаюсь по множеству лестничных пролетов, я успеваю встретить на своем пути ведьму, которая окидывает меня хмурым взглядом. Наверное, это из-за того, что я молода и у меня нет такой огромной бородавки на веке, как у нее. В любом случае, это объяснение ничем не хуже, чем любое другое. Я добираюсь до маминой квартиры и начинаю тарабанить в дверь, как сумасшедшая. Когда мама открывает мне, она выглядит очень сердитой, но увидев, что это я, мгновенно начинает улыбаться.

– Роза! Какой приятный сюрприз! Я и не знала, что на сегодня назначен поход в Хогсмид…

Я врываюсь в квартиру и на мгновение забываю, зачем вообще сюда пришла. Квартира выглядит совершенно иначе. Во-первых, она стала примерно в три раза больше, чем была раньше, и сейчас здесь стоят кожаный диван и телевизор. Кухня же просто огромная, а спальня находится возле гостиной, чего точно не было в мое прошлое посещение, и рядом расположена ванна. Мама продела просто невероятную работу, чтобы расширить комнату с помощью заклинаний.

– Тебе нравиться? – взволновано спрашивает она. – Это заняло много времени, но…

– Ты изменяла отцу? – перебиваю ее я.

Мне и вправду очень хочется услышать «нет» и чтобы я могла сказать ей, что они ссорятся по какой-то совершенно надуманной причине и не важно, кто не прав.

– Понимаешь, Роззи…

– Я засчитаю твой ответ, как «да», – шиплю я.

– Просто сядь, – приказывает мама, и я делаю, как она говорит. Она присаживается на диван (на очень удобный диван, стоит отметить) и смотрит на меня.

– Так ты все же изменила ему? – снова спрашиваю я.

– Ты говоришь так, словно у меня была интрижка на стороне, – качает она головой. – Ничего не было.

– Но, похоже, что что-то все же было, – сердито отвечаю я.

– Это случилось до твоего рождения, дорогая, – говорит мама, словно это все объясняет.

– Что ты сделала?

Мама вздыхает и запускает руку в густые каштановые волосы.

– Я никогда не могла бы подумать, что мне вновь придется это все рассказывать, – говорит она, сдавшись. – Все произошло после того, как я и твой отец обручились.

– Ты изменила ему, пока вы были обручены?!

– Позволь мне все рассказать, Роза!

Я заткнулась.

– Мы тогда только тем и занимались, что постоянно ругались по поводу и без… я не знаю… скажем, мы переживали не лучший период наших отношений. Нет, в этом не было ничего страшного. Просто мы спорили по любому поводу. И тогда твоя тетя Джинни пригласила нас на вечеринку к одному из ее напарников по команде… ну, ты знаешь из Холлихейдских Гарпий… так вот, мы с Роном приняли приглашение и пришли. Перед самим выходом мы с ним опять поссорились и прибыли туда, скажем, не в самом лучшем настроении.

Он направился сразу к Гарри, который как всегда принял его сторону, а я осталась в одиночестве, ведь Джинни тоже убежала болтать со своими друзьями по команде. Поэтому я решила (впервые в моей жизни) напиться, чтобы забыть обо всем. Это оказалось очень плохой идеей, ведь мой организм совершенно не приспособлен к алкоголю…

– Расскажи мне об этом, – бормочу я.

– Ну, потом я встретила старого э-э друга, которого я не видела уйму лет. Он был другом одного из Гарпий и тоже играл в квиддич… Виктор Крам.

– Разве это не тот говнюк, который сейчас играет за Болгарию? – спрашиваю я.

– Он не говнюк, – отвечает мама. – Просто твой отец так к нему относится. А ведь когда-то, Рон был его страстным поклонником, прежде чем…

– Прежде чем что?

– Ну … скажем я… э-э… пошла с ним на Рождественский бал на четвертом курсе.

Мама была парой Виктора Крама? Да она же сейчас покраснела.

– Во всяком случае, Рон тоже проявил в тот вечер повышенный интерес к Лаванде Браун. Он флиртовал с ней, чтобы заставить мня ревновать. Вот и вышло, ведь я была не очень трезвой и я вроде…

– Вроде что? – озадаченно спрашиваю я.

– Я… поцеловала Виктора.

– И?

– И вот что из этого вышло! – говорит она.

Поцелуй?

Один поцелуй?

И это случилось более восемнадцати лет назад?

Из-за этого распалась моя семья?

– А папа знает, что это был всего лишь поцелуй? – спрашиваю я ее.

– Знает, но он все еще обвиняет меня в этом. Вот почему я так на него зла, Роззи. Он снова использовал это против меня… он пытается заставить меня чувствовать себя виноватой, а я просто не могу этого больше терпеть! Я не собираюсь его прощать и ждать, когда же он наконец-то повзрослеет!

Я молчу несколько минут. Мне сложно поверить, что мои родители ведут себя, как дети. Просто мама поцеловала когда-то болгарина, потом родители поженились, а теперь они разводятся? Я никогда не слышала ничего более смешного в своей жизни!

Кроме Джеймса, встречающегося с Лаурой Фелпс, конечно же.

– Мам… ты не можешь ничего изменить, – говорю я. – Все это в прошлом. Но, может, ты поговоришь с папой? Я имею в виду, есть же что-то, что ты можешь использовать против него с этим его поцелуем?

Только подумать, мои родители разводятся из-за такой мелочи. Почему они такие чертовски упрямые? Мама ничего не отвечает.

– Ты все еще любишь папу? – спрашиваю я, боясь узнать ее ответ.

– Я полюбила твоего отца, когда мне было двенадцать лет, – признается она, – и вряд ли я перестану любить его и сейчас, тридцать лет спустя.

– И он все еще любит тебя, – говорю я ей. – Ты должна увидеть в каком он находится состоянии, он просто раздавлен, мама. Пожалуйста, всего лишь поговори с ним.

– Но это он тот, кто…

– Мне все равно, – плачу я, – я просто не могу больше выносить ваши ссоры! Пожалуйста, постарайся это исправить… ради меня и Хьюго.

Я остаюсь, чтобы пообедать с мамой, а потом возвращаюсь в Хогвартс. Оказалось, что это довольно-таки далеко: возвращаться из Хогсмида в замок, а я этого никогда не замечала. Почти полтора часа прошло, пока я добралась до замка, и квиддичный матч уже успешно закончился. По дороге в гриффиндорскую башню я никого не встретила, поэтому узнать, кто же выиграл, было просто невозможно. Так в неведении я вошла через портретный проем в гостиную.

В общей гостиной было пусто, не считая Джеймса, Ала и Лоркана Скамандера. Как странно. Лоркан сидит на диване, в то время как Джеймс и Ал расположились на пуфах напротив него с очень серьезными лицами. Они даже не заметили моего прихода.

– Так как там ваши с Лили отношения? – спрашивает Ал, голос которого звучит очень пугающе.

– Я… я-я, – бормочет бедный Лоркан, не в состоянии связно высказаться.

– Не трать впустую наше время, – говорит Джеймс. – Ты планируешь ее расстроить?

– Ага, потому что мы терпеть не можем тех людей, которые расстраивают нашу маленькую сестричку, правда Джеймс? – говорит Ал.

– Определенно, – отвечает Джеймс. – В самом деле, последнего парня, который расстроил Лили, не видели несколько дней.

– И последнее, что я о нем слышал – он все еще находился в Мунго с ожогами, – добавляет Ал.

И как только Джеймс и Ал могли когда-либо и кого-либо увидеть в Мунго? Лоркан выглядит невероятно напуганным.

– Я н-не хочу расстроить ее, – заикается Лоркан.

– Тебе же будет лучше, – мрачно тянет Джеймс. – Тебе ведь хорошо известно, кто наш отец, правда?

– Гарри Поттер, парень, который победил самого темного волшебника всех времен и народов, – говорит Ал так, словно Лоркан не знает.

– Сразился с Венгерской хвосторгой, – добавляет Джеймс.

– И с сотней дементоров одновременно, – говорит Ал.

– И у такого сопляка, как ты, не должно быть с ним никаких проблем, – ставит точку Джеймс.

Я закатываю глаза: дядя Гарри никогда не сделает ничего плохого Лоркану, ведь его мать лучший друг крестного!

– А наша мать превосходно владеет Летуче-мышиным сглазом, – произносит Ал.

– Наш дядя почти оборотень.

– Это не говоря еще о Тедди, – добавляет Ал.

Лоркан дрожит.

– Молодец, Ал, ведь Тедди тоже наполовину оборотень.

– Ага, тогда если взять дядю Билла и Тедди, выйдет самый настоящий оборотень!

– Так что, – произносит Джеймс, – если ты только подумаешь, а не расстроить ли Лили, сразу же начинай смотреть в оба.

Лоркан кивает, и его все еще лихорадочно трясет.

– Я не причиню ей зла, – говорит он. – Обещаю.

– Мы знаем, что ты так и сделаешь, – говорит Джеймс. – Ты хороший парень. Мы просто должны были тебя предупредить. Это наша обязанность, как старших братьев Лили.

– Не заставляй нас повторять все это, – говорит Ал, поднимаясь. На нем, как и на Лоркане, зеленая квиддичная форма, да и Джеймс одет в свою красную мантию.

– Привет, ребята, – говорю я, и каждый из них подпрыгивает при моем «внезапном» появлении. – И даже Лоркан здесь. И что же ты здесь делаешь?

Я произношу это с сарказмом, что вовсе на меня не похоже.

– Мы не слышали, как ты вошла, Рыжая, – говорит Джеймс, но я его просто игнорирую, так как все еще злюсь из-за Лауры.

– Лоркан, не волнуйся из-за того, что наговорили тебе эти идиоты, – говорю я ему. – Они горазды запугивать, а вот до дела редко доходит.

Мне кажется, что при слове «дело», Лоркан еще больше испугался. Он нервно улыбается, а затем выбегает из общей гостиной. Бедный парень.

– Вы оба должны перестать себя вести, как старшие братья-защитники, – шиплю я. – Лили вас просто убьет, если узнает об этом.

– Да, что она сможет нам сделать? – издевается Ал.

– Твоя мать не единственная, кто превосходно владеет чарами Летуче-мышиного сглаза, – продолжаю шипеть я, и мальчишки начинают слегка нервничать, услышав это заявление. – Так скажите мне… кто победил?

Лицо Ала, расплывается в широкой улыбке, а Джеймс наоборот хмурится.

– Слизерин, конечно же! – самодовольно говорит Ал. – Вы, двое гриффиндорских лузеров, можете прийти на вечеринку в подземелья.

– Спасибо, но я лучше съем старый носок Дадли Дурсля, – горько говорит Джеймс.

Пальцы Ала, складываются в большую «L», прежде чем он скрывается за портретом. Джеймс и я остаемся наедине в комнате, хмуро взирая друг на друга, прежде чем расходимся по своим спальням. Дом вообще изменилась в лице и выглядит так, словно она готова кого-нибудь убить.

– Я уже слышала про матч, – говорю я.

– Десять очков! – восклицает она. – Десять чертовых очков разницы! Если бы наш вратарь хотя бы следил за игрой, вместо того, что бы наблюдать за Фионой Джордан, мы могли бы выиграть! Скорпиус мне никогда не забудет этого провала!

Я сочувственно улыбаюсь ей, но тоже потрясена проигранным матчем. Мы никогда не проигрывали Слизерину. На самом деле, Гриффиндор никогда не проигрывал с тех пор, как на своем пятом курсе, Джеймс стал капитаном.

Вечеринка Слизерина начинается еще днем. Кажется, они празднуют тот факт, что им наконец-то удалось победить Гриффиндор, после шести лет бесплодных попыток. На ужине слизеринцы украсили большой зал зелеными полотнищами (голову даю на отсечение – это был сокрушительный финал!) и распевали восхваляющие песни в честь Ала, словно он их бог.

Поттер, Поттер, Поттер!

Да! Да! Да!

Ох, ну очень оригинально. Джеймс, кажется, на грани убийства, и еще более противно то, что Лили сидит вместе с Лорканом за столом Слизерина. Дом же, наоборот, сидит рядом со мной такая же сердитая, как и Джеймс. Она не разговаривает с Малфоем вообще.

Вперед парни в зеленом, вперед парни в зеленом…

– Если они не заткнуться прямо сейчас, – бормочет Дом, – я кину Авадой в сидящих за слизеринским столом, и мне все равно, в кого она попадет.

– Мне кажется, лучше просто заложить бомбу, ну, ты понимаешь, чтобы стереть их всех с лица земли, — говорю я.

Поттер наш король!

Поттер наш король!

Он всегда поймает квоффл

Поттер наш король!

– Это моя песня! – протестую я, возмущенная тем, что слизеринцы ее украли.

– На самом деле, это песня твоего отца, – произносит Джеймс. – И именно слизеринцы ее придумали… видимо, чтобы оскорбить его.

Слизерин правит!

Гриффиндор подчиняется!

Малфой пошел и поймал снитч,

А Джейми немного п…

Джеймс бросает свой учебник по Астрономии в большего семикурсника со Слизерина и попадает ему прямо между глаз… легенда.

2,4,6,8

Кого мы ценим?

Не львов!

Не львов!

Они, как дерьмо, и никогда не победят

Потому что мы – СЛИЗЕРИН!

– Мы, черт возьми, победим в следующий раз, когда будем играть против них! – восклицаю я.

Дом сосредоточено рассматривает свою вилку, словно готова метнуть ее в любой момент. Только если я не получу ей первая.

– Брось, – говорю я. – Давай вернемся в общую гостиную.

Одна легенда – Поттер

Всего лишь один легендарный Поттер

Одна легенда – Поттер!

Всего лишь один легендарный Поттер…

Дом, Джеймс и я покидаем Большой зал, даже не закончив наш обед. Слизеринцы продолжают петь и издеваться, пока уходящий Джеймс не вскидывает палочку и взмахивает в сторону знамен Слизерина. Раньше на них можно было прочесть надписи – «Успех змей!» и «Слизерин – лучший!». Но теперь они вещали следующее – «Змеи – дерьмо» и «Слизерин – сволочи». Я знаю, что это не даст нам реванша, но все выглядит довольно забавным, особенно если учесть, что никто не может изменить надписи на знаменах обратно.

Мы с Джеймсом забываем на некоторое время наши разногласия, чтобы объединиться в общей ненависти во всем, что касается Слизерина. А Дом все также продолжает сердиться.

– Самодовольные ублюдки! – кричит Джеймс, пиная кресло, стоящее в нашей гостиной. – Мне стыдно, что мой брат – их капитан!

– Я их ненавижу, – практически кричит Дом. – Как же сильно я их всех ненавижу!

– Я знаю, – соглашаюсь я. – Я имею в виду, они выиграли всего лишь однажды один паршивый матч…

– Десять жалких очков! – восклицает Джеймс.

– Десять очков! – продолжаю я. – А они ведут себя так, словно им принадлежит вся школа!

Дом падает в кресло, которое только что пинал Джеймс, а я усаживаюсь возле камина, скрестив ноги. На наших лицах появляется очень похожее брезгливое отвращение.

– Если подумать логично, – произношу я через несколько минут, – то у нас все еще высокие шансы на победу.

– Нет, не у нас, – грустно говорит Джеймс.

– У нас! – настаиваю я. – Если Слизерин проиграет Райвенкло в следующем матче, а мы победим Хаффлпафф…

– Ага, но мы не победим Хаффлпафф, – говорит Джеймс.

– Что за пораженческое настроение! – агрессивно восклицаю я.

– Он имеет в виду… мы не сможем победить без тебя, Роза, – говорит Дом.

– Что? Конечно же, вы выиграете без меня! – восклицаю я. – Я была всего лишь вратарем… и не самым лучшим!

– Ты была великолепным вратарем – лучшим игроком в нашей команде, – серьезно произносит Джеймс. – Кармайкл по сравнению с тобой – отстой. Именно по этой причине мы проиграли сегодняшний матч.

Мы снова молчим. Я не могу помочь, но чувствую, что часть вина за сегодняшний проигрыш Гриффиндора лежит и на мне.

– Знаешь, что тебе тогда надо сделать, Джей, – говорю я, и он выжидающе на меня смотрит. – Чтобы вратарь Слизерина тоже оказалась беременной.

Дом от отвращения кривится.

– Ты видела Генриетту Флинт, Роза? – спрашивает Дом, пытаясь сдержать смех.

– Кто-то определенно что-то уронил на ее лицо, когда она была маленькой, – замечает Джеймс.

– Точно, – смеюсь я. – Я знаю, кто будет хорошим вратарем, хоть она никогда раньше не играла в команде.

– Кто? – спрашивает Джеймс.

– Лили.

Джеймс и Дом обмениваются скептическими улыбками.

– Лили? – смеется Джеймс, приподняв брови. – Моя маленькая сестричка?

– Ладно, я понимаю, что она не может это продемонстрировать, но она прекрасный игрок, – настаиваю я. – Я говорю тебе, когда мы были детьми и играли с папой и дядей Гарри, она была даже лучше меня.

Джеймс задумывается.

– Она не станет играть, – произносит Дом.

– Почему нет?

– Она никогда не приходила на отборочные запасных игроков, – говорит она, – хотя я просила ее об этом множество раз.

– Все из-за того, что она боялась насмешек Фреда и Джеймса, – отвечаю я ей. – Я прослежу, чтобы она пришла на следующую тренировку.

Мы слышим голоса, доносящиеся сквозь приоткрывающийся портрет, и видим, входящую Лили, держащую за руку Лоркана. Мы с Дом только обмениваемся ухмылками, а вот Джеймс недовольно хмуриться. Лоркан выглядит смертельно перепуганным под негодующим взглядом Джеймса. Лицо Джеймса моментально меняет выражение с откровенной злобы до открытого отвращения, когда он видит, появившихся следом за сестрой Ала и Малфоя, все так же одетых в квиддичную форму и зеленые шарфы.

– Лили, – окликает ее Джеймс. – Подойди сюда на минутку.

Он зол, но Лили будет сердита гораздо сильнее него, если Джеймс вдруг решит устроить тут шоу. Она отпускает руку сильно нервничающего Лоркана, и подходит к Джеймсу.

– Какого черта они здесь делают? – шипит на нее Джеймс.

– Ты имеешь в виду: нашего брата, его лучшего друга и близкого друга нашей семьи? – холодно спрашивает она.

– Я имею в виду, – яростно шепчет он, – грязных, слизеринских подонков!

О, Мерлин, это было последним, что он мог сказать в данный момент.

– Ты невероятен! – шипит Лили в ответ. – Эти подонки были твоими друзьями до тех пор, пока вы не проиграли этот тупой квиддичный матч!

– Подожди, Лили, квиддич не тупой. Давай ты не будешь говорить то, о чем потом пожалеешь, – успокаивающе говорю я. Она кидает в меня негодующий взгляд, которым так знаменита ее мать, чтобы я заткнулась.

– Перестань быть таким больным неудачником, – огрызается Лили. – Это всего лишь игра!

– Ты недостойна носить фамилию Поттер! – кричит Джеймс, вскакивая со своего места.

– Оу, правда что ли? – кричит она. – Ты идиот, Джеймс! Папа говорил нам, когда мы впервые ехали в Хогвартс, что слизеринцы и гриффиндорцы должны ладить, иначе может разразиться еще одна война! А вот ты стараешься воскресить старые предубеждения! Меня от тебя тошнит!

Ал и Малфой перестают скандировать «Вперед парни в зеленом» после крика Лили. Лоркан выглядит так, словно готов прямо сейчас грохнуться в обморок. Он, очевидно, понял простое правило «никогда не ругаться с Лили Поттер». Малфой усаживается на подлокотник кресла Дом и обнимает ее, но она стряхивает его руку. Что же, видимо, квиддич гораздо важнее любви. Я стараюсь скрыть рвущийся смех, но могу с уверенностью сказать, что мне это не удалось, и ухмылка-таки появилась на моих губах. Малфой выглядит раздраженным.

Лили выбегает из общей комнаты, бросив выразительный взгляд на Лоркана. А Альбус смеется, как маньяк, и в мою голову закрадываются подозрения, что он просто пьян. Альбус Северус Поттер никогда не бывает пьян, насколько мне известно и, в особенности, не в четыре часа дня.

– Никаких шансов, что она пройдет отборочные в нашу команду! – рычит Джеймс в сторону портрета, хотя Лили уже давно там нет. Джеймс проносится мимо Ала и Малфоя, одарив их презрительными взглядами и, громко хлопнув дверью, скрывается в своей спальне.

– Некоторые люди просто не умеют проигрывать, – говорит Ал, садясь в кресло, которое только что освободил Джеймс.

– А некоторые люди, даже выиграв, ведут себя ужасно, – отвечаю я.

– А как же то время, когда Гриффиндор выигрывал кубок…

– Какое время? – обрываю его я. – Мы выигрывали кубок не так уж и часто.

– В прошлом году, – продолжает Ал. – Вы не могли об этом заткнуться почти месяц, а еще вы поднимали чаши, провозглашая тосты: «Салазар был пустым местом» и «Слизеринцы летают, как магглы».

– Это было довольно забавно, – смеется Дом, и я согласно киваю.

– Не переживай, мы повторим это и в этом году, – улыбаюсь я.

И это правда, ведь я не собираюсь позволить Слизерину победить. Если я ещё хоть раз услышу, эти слизеринские напевы, у меня просто лопнут барабанные перепонки.

Мы чемпионы, мой друг,

И мы будем продолжать бороться до самого конца.

Гр-р-р.

Кажется, каждый день начинается одинаково: рано утром рвота, завтрак, опять рвота, занятие, после занятия снова тошнит, занятия, обед, занятия, ужин, после ужина возобновляется тошнота (в зависимости от того, что было на ужин), домашнее задание, учеба, слезы в начале вечера, домашняя работа, слезы в середине вечера, отдых в общей гостиной, кровать, а потом я еще полночи плачу и засыпаю. Ну, это обычный график, впрочем, иногда он всё же меняется.

Через неделю после матча Слизерин-Гриффиндор, слизеринцы все еще продолжают напевать свои песенки в честь победы. Дом, у которой терпения еще меньше, чем у меня, в среду уложила двух слизеринских шестикурсников: Паркинсона и Бриггс в Больничное крыло из-за того, что они пели «Уизли — наш король» (правда, заменив на «Уизли — уродина»… у них примерно столько же мозгов, сколько у груды камней). Так что Дом теперь отбывает отработку, но она по-прежнему уверена в своей правоте.

Сегодня суббота, и в то время как Дом чистит в Больничном крыле горшки (бедная девочка), Лили и Лоркан отправились на прогулку вокруг озера, а Ал и Дженни перешли на новый уровень отношений — изучение партнеров. Это просто день, влюбленных парочек, от которых меня буквально тошнит. Тем не менее, я нахожусь в общей гостиной, сижу в кресле, и, удобно уложив ноги на журнальный столик, читаю книгу «Cексуальные предсказания» — это своего рода учебник по гаданию, который пестрит полнейшей ерундой, но, тем не менее, поможет определить пол вашего будущего ребенка. А на самом деле это просто куча дерьма.

Шаг первый: Чайные листья.

Я смотрю в свою чашку: листья чая, кажется, приобрели форму непонятного коричневого каплевидного объекта. Хм, это значит, что у ребенка будут карие глаза. Ух ты, да это гениально, я бы сама ни за что не догадалась, учитывая, что оба родителя ребенка кареглазые.

Шаг второй: Чтение по ладони.

Похоже, я должна посчитать количество линий на моем указательном и большом пальцах правой руки, затем разделить на количество линий на пальцах левой. Кто, черт возьми, придумал все это? Ладно, я получила пять.

0-4 — ребенок унаследует цвет волос бабушки по отцовской линии;

5-9 — ребенок унаследует цвет волос отца;

10-14 — ребенок унаследует цвет волос деда по материнской линии;

15-19 — ребенок унаследует цвет волос своей матери.

Если верить этой книге, то у моего ребенка будут карие глаза и светлые волосы.

Шаг третий: Нажмите и отпустите. Положите ваши руки на живот и спойте эту песнь.

И тут приведена весьма длинная песнь на латинском языке, которая расписана на три… нет, четыре страницы. Тоже мне, игра в солдатики! Я укладываю руки на животик и начинаю петь (ладно, большей частью я стараюсь расшифровать эти чертовы слова и то, как их нужно произнести).

— А-тру дом-ин-ай… ма-ин-си-пох, — начинаю я и затихаю.

А потом я чувствую себя очень странно. Я имею в виду, действительно странно. Это так… почти так же, как если бы ребенок…

Ох, мой дорогой Мерлин, мой ребенок меня толкнул ногой! И в общей гостиной совершенно никого нет, с кем можно было бы этим поделиться!

Я бегу от гриффиндорской башни, обнимая живот, боясь пропустить хоть еще одно движение малыша. Я решила направиться в Больничное крыло, где сейчас находится Дом, чтобы она тоже могла это почувствовать. Чертовы коридоры тоже пусты: все находятся либо на улице, либо по своим гостиным. Когда я сворачиваю на четвертом этаже, я все же кое-кого встречаю, в конце концов.

— Малфой! — зову я. — Малфой, бегом!

Малфой, который находится в кругу своих друзей, поворачивается и замечает меня, стоящую на лестнице и крепко обнимающей живот. Его лицо моментально меняет выражение: от спокойного до отражающего панический ужас в доли секунды. Он несется ко мне.

— Что случилось? — спрашивает он, смотря на мои руки все еще прижатые к животу. — Что-то с ребенком? Мерлин, что с тобой происходит?

Я закатываю глаза и хватаю его руку, кладя ее к себе на живот.

— Ты чувствуешь это? — взволновано спрашиваю я.

Но он пожимает плечами и смотрит на меня, словно я сошла с ума.

— Эм, Уизли, что я должен почувствовать… подожди! Это что сейчас было — толчок?

Малфой выглядит как маленький ребенок на Рождество. На его лице застывает глуповатая улыбка, когда он смотрит на мой живот, словно это самая удивительная вещь, которую он когда-либо видел за всю свою жизнь. Он начинает взволновано подпрыгивать на месте, оглядываясь, как и я минуту назад, в поисках того, с кем бы можно было этим поделиться.

— Он перестал, — говорит он и его лицо, словно потухает.

— Ну, он же не может толкаться все время, — говорю я ему. — Если бы он так и делал, то мне бы не осталось другого выбора, как броситься с Астрономической башни!

— Это было так здорово, — говорит он так, словно только что увидел очень зрелищную игру в квиддич.

— Я знаю.

Малфой убирает руки с моего, теперь уже спокойного живота, продолжая широко улыбаться. Он, кажется, взволнован этим событием даже больше, чем я.

— Непременно сообщи мне, когда это случится в следующий раз, — серьезно просит он.

— Ты же понимаешь, что дети толкаются довольно часто, правда?

Он взволновано кивает.

— Я знаю, но…

— Снова толкается!

Малфой вновь прикладывает руки к животу.

— Видишь, я же говорила, что они очень много шевелятся.

Ребенок вёл себя спокойно весь день, но я была вовсе не против. Я по-прежнему взбудоражена от этих толчков. Я была этим так взволнована, что совершенно не обращала внимания на косые и насмешливые взгляды, которыми меня все так же провожали, когда я шла по коридору.

Но потом меня озарило.

Я же хотела отдать его на усыновление. Я думала, что это будет самым простым решением. Я имею в виду, что вряд ли готова сейчас стать мамой… следовать своим убеждениям — это же правильно, да? Каждый раз, стоит мне представить, что моя кроха будет где-то вдали от меня, как у меня сжимается сердце, словно мой ребенок говорит мне, что я совершаю ошибку.

Мне необходимо поговорить с мамой.

Я спешу к кабинету Флитвика, чтобы попросить разрешение на посещение Хогсмида. Учитывая, что я все же староста, я просто не имею права мчаться в Хогсмид без спросу. Я должна подавать хороший пример. Но если Флитвик откажется меня отпустить, что ж, тогда я просто сбегу. Это у меня в крови.

Спустя десять минут убедительных доводов, которыми я огорошила Флитвика, и заверениями, что это действительно чрезвычайная ситуация, он все же разрешает мне отправиться к маме. Я направляюсь к школьным воротам, а не через тайный ход, что привел бы меня в Сладкое королевство. Я практически даже не запыхалась, пока добралась до маминого дома, но стоило мне преодолеть кучу лестничных пролетов, как я поняла, что обморок уже близко. Мне действительно необходимо делать больше упражнений.

Я стучу в дверь, спустя минут пять стучу снова, хотя прекрасно понимаю, что мамы нет дома. Потерпев поражение, я тащусь по лестнице вниз. Ну, что я могу сказать по этому поводу? Чертовы матери, они абсолютно ни на что не годятся. Когда я оказываюсь на улице, то первая мысль, мелькнувшая в голове — надо пойти в Сладкое королевство и нагрести там себе пару тонн шоколада. Но потом я вспоминаю обещание, которое дала Флитвику, что схожу только туда и сразу же обратно.

Поднимаясь по главной улице, я в конечном счете все же врезаюсь в человека, потому что совершенно не смотрю перед собой. Это так на меня похоже.

— Смотри, куда идешь! — рычит мужчина.

И это Драко Малфой.

— Извините, — бормочу я.

— А, это вы, — говорит он, — я как раз хотел с вами побеседовать.

О да, мне тоже надо с вами поговорить мистер Малфой. Расскажете мне, как поживает ваша жена.

— Да?

— Не здесь, — бормочет он и оглядывается по сторонам. — Три метлы?

Не знаю почему, но я следую за ним в Три метлы. Помещение почти полностью пустует, если не считать пары волшебников, сидящих в углу. Он указывает на столик, а сам направляется к бару. Должна признаться, это самое странное свидание, на которое я когда-либо ходила. Драко возвращается с огневиски, заказанным для себя и сливочным пивом — для меня. Я смотрю на это, приподняв бровь, а затем перевожу скептический взгляд на него.

— При всем моем уважении, — начинаю я, хотя в моем голосе уважения ни на грамм, — что же вы хотите?

— Я просто хотел посмотреть как у вас… э-э… дела, — говорит он, и это явная ложь. — Ведь вы вынашиваешь моего внука.

— Да, но я думала, вы не хотите иметь ничего общего со мной и моим «малышом»? Ведь именно он станет причиной того, что все ваши надежды на блестящую карьеру вашего драгоценного сыночка в Министерстве свелись к нулю, правильно? Мерлин упаси, но ваш отец-Пожиратель и так достиг ее вершин, — произношу я с сарказмом.

Глаза Драко сузились.

— Вы и правда дочь своего отца, — шипит он, словно это какое-то оскорбление.

— Да, и я этим горжусь, — спокойно отвечаю я.

Он откидывается на спинку стула и делает глоток огневиски. Я же даже не прикоснулась к сливочному пиву. Правило для Уизли номер один — никогда не доверяй Малфоям.

— Я могу вам помочь, — протягивает Драко через некоторое время.

— Помочь мне с чем?

— С вашими финансовыми затруднениями, — говорит он.

— Я в этом не нуждаюсь и мне ни к чему ваши деньги, — выплевываю я.

— Вы не услышали меня, мисс Уизли, — говорит он.

Я делаю паузу, а затем с силой выдыхаю.

— Я слушаю.

— Я могу предложить вам выход из вашего затруднительного положения, — спокойно говорит он. — Вы когда-нибудь слышали о целителе Блейзе Забини?

Я киваю: папа его упоминал пару раз с нескрываемым отвращением в голосе. Но также я слышала, что он действительно хороший целитель.

— Он лучший целитель нашего времени, — продолжает Драко. — А еще он мой хороший друг.

— Поздравляю, — бормочу я.

— Он может вам помочь.

— Помочь мне в чём? — вздыхаю я. Этот разговор меня здорово утомил.

— Всего лишь одно заклинание, и все произошедшее — не более чем обычная ошибка… — он указывает на мой живот, — … словно ничего и не было.

Я на мгновение пристально всматриваюсь в его лицо. Он что, шутит? Он ведь пошутил.

— Подумайте об этом, — говорит он. — Вы можете вернуть свою жизнь в привычное русло. Вам ведь всего шестнадцать, я прав? Вы сами еще ребенок.

Я нахмуриваюсь.

— Если я не ошибаюсь, — холодно говорю я, — разве это не вы в шестнадцать лет уже были Пожирателем смерти и спланировали убийство Дамблдора? Маленький ребенок в сравнении со всем этим — просто пустяк.

— Вам не стоит верить всему, что говорят ваш отец и дядя Гарри, — произносит он покровительственным тоном.

— Почему? — спрашиваю я. — Это ведь правда, не так ли? Мой отец не врал, когда говорил, что вы были маленьким трусливым хорьком.

При слове «хорек» он заметно дергается.

— Вам стоит рассмотреть мое предложение, — говорит он, игнорируя мои последние слова. — Я готов предложить огромную сумму.

— Вы готовы заплатить за убийство своего внука? Ничего себе, это низко даже для вас, мистер Малфой, — говорю я.

— Это не ребенок, — говорит он. — Еще не ребенок.

— Он сегодня толкнул меня ножкой, — вызывающе говорю я. — И ваш сын был взволнован этим событием. Я уверена, вы ощущали тоже самое, когда чувствовали первые толчки Скорпиуса.

Он отпивает еще глоток огневиски.

— Я был готов к появлению ребенка, — произносит он. — Я уже был женат и любил свою жену. Вы же ждете ребенка от парня вашей кузины. Неужели вы думаете, что Скорпиус хочет этого?

— Но сегодня утром…

— Возможно, он был просто взволнован, когда почувствовал пару слабых толчков, — усмехается Драко. — Но он понятия не имеет, какую ответственность влечет за собой отцовство.

— А вы? — горячо возражаю я. — Наверное, поэтому ваш сын почувствовал непреодолимое желание сломать вам нос и провести Рождество с нами?

— Скорпиус всегда был немного бунтарем, — пожимает он плечами. — Но он это перерастет. Мой бедный мальчик видит этот мир сквозь розовые очки. Он не понимает, что будет значить для него этот ребенок. Ведь все, что он может себе представить — это собственную уменьшенную копию, которую будет обучать игре в квиддич.

— А что, с этим какие-то проблемы?

— Он будет скучать, пока однажды не поймет, что дети вытягивают всю энергию, — говорит Драко. — Не говоря уже о том, сколько денег приходится выкладывать, чтобы их поднять. Неужели вы думаете, что так уж справедливо взвалить финансовые проблемы на ваших родителей?

Я никогда раньше не задумывалась о денежной стороне. Когда папа был маленьким, в его семье денег всегда не хватало. С его слов, Драко Малфой никогда не упускал возможности поиздеваться над ним из-за этого. Теперь, когда он наконец-то получил некоторую финансовую независимость, с моей стороны было бы несправедливо взваливать на них с мамой дополнительные расходы. Мы снова тогда будем изо всех сил пытаться свести концы с концами, как в свое время бабушка с дедушкой Артуром, когда папа и его братья были детьми.

— Я готов предложить вам компенсацию, Роза, — говорит Драко. — Тысяча галлеонов, как вам?

Сумма говорит сама за себя. Но это, наверное, самая аморальная вещь в мире! Принимать деньги от бывшего Пожирателя смерти, чтобы сделать аборт? Почему я тогда не могу пойти на улицу и сжечь дюжину щенков или поиздеваться над бродягами?

— Я не знаю, — неуверенно говорю я.

— Вы не уверены в том, хотите или нет сохранить ребенка, я прав? Я никогда не поверю, что ваш отец захочет, чтобы вы сохранили этого… полу-Малфоя.

— А вы не хотите, потому что он будет наполовину Уизли, — говорю я.

— Малфои и Уизли никогда не будут друзьями, несмотря на то, что думает ваше поколение, — говорит Драко.

— Мне очень жаль, мистер Малфой, но мне надо идти, — говорю я, вскакивая из-за стола, оставив нетронутым Сливочное пиво. Я выбегаю из Трех метел, но Драко следует за мной и хватает меня за руку.

— Подумайте о моем предложении, Уизли, — шипит он. — Не делайте самую большую ошибку в своей жизни.

— Отпустите меня, — шиплю я в ответ.

— Роззи?

Малфой быстро отпускает мою руку, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть, кто меня окликнул. Это он — с короткими черными, как смоль, волосами и яркими голубыми глазами. Это Тедди. Улыбка, помимо воли, появляется на моем лице. Но он не смотрит на меня, уставившись на Драко Малфоя.

— Что вы хотите, Малфой? — нахмурившись, подбегает Тедди.

— Я просто общался с Розой, — говорит Драко. — И это не ваше дело, Люпин.

— Я думаю, что это как раз мое дело, — отвечает Тедди. — И если вы хотя бы пальцем снова к ней прикоснетесь, я слегка подправлю ваше лицо, вы поняли?

Ох, мое бешено бьющееся сердце!

— Ты следи за тем, что говоришь, — произносит Драко. — Если не хочешь закончить, как добрые Ремус и Тонкс, ты понял?

Тедди хватает Малфоя за шиворот и вжимает в стену Трех метел.

— Умолкни, Малфой, — выплевывает Тедди. — Ты всего лишь жалкий оправданный преступник.

Тедди ещё раз толкает Драко и отпускает, а затем поворачивается ко мне.

— Мое предложение все еще в силе, — говорит Драко. — Подумайте об этом, если вы хоть немного умнее своих родственников.

На этих словах он отряхивается и, резко развернувшись, аппарирует. Я бегу к Тедди, который раскрывает мне навстречу свои объятия.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, улыбаясь, когда мы немного успокаиваемся.

— На самом деле, я пришел к тебе, — говорит он. — А еще подумал, что можно было бы зайти и к тете Гермионе. Но все вышло даже лучше!

— Ее нет дома, — говорю я. — Вот почему я оказалась здесь. А затем еще и Малфоя встретила.

— И что он хотел? — спрашивает Тедди, направляясь вместе со мной к школе.

— Он хотел, чтобы я сделала аборт. Он говорит, Блейз Забини может это сделать при помощи всего одного заклинания… и предложил мне тысячу галеонов, если я на это решусь, — отвечаю я.

— Я надеюсь, ты сказала, куда он может засунуть свои деньги, — сердито произносит Тедди. — Как бы я хотел хорошенько отделать ему физиономию.

— Ну, похоже, этого всем хочется: сначала маме, потом — Скорпиусу, — отвечаю я.

— Скорпиус его ударил? Я всегда чувствовал, что этот парень мне нравится.

Когда мы добираемся до школы, то сразу же направляемся в Большой зал на обед. Все головы моментально поворачиваются в сторону Тедди. Я вижу, как некоторые девушки и даже Лаура Фелпс, сидящая рядом с Джеймсом, заинтересовано провожают его взглядами. Кто может обвинять их за это? Он, бесспорно, самый красивый парень в этом помещении.

— Тед! Что ты здесь делаешь, приятель? — встает Джеймс и, широко улыбаясь, пожимает ему руку.

Возможно, мы и объединились против слизеринцев с их дурацкими песнями, но я все еще ненавижу его за то, что он встречается с Лаурой. Ал мчится к нам от стола Слизерина, чтобы поприветствовать Тедди, одновременно с ним к нашему столу пробираются Луи с Рейвенкло и Люси с Хаффлпаффа. Просто воссоединение Уизли.

Мы едим вместе с Теддом и Дом, пришедшей ко второй половине обеда и выглядевшей очень недовольной.

— Эта тупая мадам Помфри заставила меня повторно вымыть все чертово Больничное крыло, и только потому, что какую-то первокурсницу, свалившуюся на мою голову, стошнило прямо на пол! Я подам в суд на это место, клянусь Мерлином, они еще получат у меня, — горячится она. — Тедди, а что ты тут делаешь?

— Весьма неплохое будущее, своячница! Я слышал, ты отбывала отработку, — усмехается Тедди ей в ответ.

— Вот только не надо меня подкалывать, — рычит она. Видимо, это в ней так проявляются ее гены оборотня.

— Мы не будем, — тихо отвечает Фред.

— Так почему ты здесь, Тед? — повторно спрашивает Дом, накладывая себе гору еды на тарелку, и с жадностью накидывается на нее.

— Я разношу приглашения на свадьбу, — отвечает он и вытягивает кучу приглашений из кармана.

— Ух ты, она тебя держит на коротком поводке, — смеется Альбус. — Даже сюда тебя отправила!

— Я еще и вас хотел увидеть ребята, — признается Тедди. — Мне надо отнести приглашение еще и Гермионе, но ее нет дома. Ну, раз вы все здесь, тогда приступим.

Он протягивает приглашения стоящим вокруг ребятам: Джеймсу, Алу, Лили, Хьюго, Роксане, Фреду, Люси, Молли и, наконец-то, мне.

Билл и Флер Уизли приглашают

Мисс Розу Уизли вместе с гостем,

Чтобы отпраздновать свадьбу своей дочери

Виктуар Апполин Уизли

С

Тедом Ремусом Люпином,

Которая состоится 20 апреля 2023 года.

Церемония и празднование будет проведено в Шез-Делакур

Просим известить об участии в мероприятии.

— Шез-Делакур? — читаю я. — А это где?

— Это поместье дедушки и бабушки, — отвечает Дом. — Оно находится в одном из ближайших предместий Парижа.

— Ага, Вики решила, что лучше будет провести церемонию там, ведь климат во Франции гораздо теплее, — поясняет Тедди.

— Буквально на следующий день после моего дня рождения! — улыбаюсь я.

— Правда? — притворно удивляется Тедди. — Потому что ты нам об этом никогда не напоминала.

— Ага, словно у тебя возле кровати не висит календарь, на котором ты зачеркиваешь дни до знаменательной даты, — присоединяется усмехающаяся Дом.

— Знаете, если бы остроумие было дерьмом, то с вами всеми определенно приключился бы понос, — недовольно замечаю я.

— Роза, ты говоришь просто отвратительные вещи время от времени, — укоризненно произносит Ал, качая головой.

* * *

Тедди уходит вскоре после окончания обеда. Он всех нас обнимает, но стоит отметить, что меня он обнимает дольше остальных. Когда мы отстраняемся друг от друга, он тянет меня в сторону, чтобы мы могли поговорить.

— Слушай, Роза, — говорит он. — Ты серьезно рассматриваешь возможность отдать ребенка на усыновление?

Я тяжело вздыхаю.

— Я больше в этом не уверена, — признаюсь я. — Понимаешь, я не могу взвалить дополнительные финансовые расходы на своих родителей…

— Чушь, — обрывает меня Тедди. — Для них ребенок не будет обузой, и тебе это хорошо известно.

— Ладно, Малфой не хочет ребенка…

— Ты и правда в этом уверена? — спрашивает Тедди. — Если бы Скорпиус действительно был против, тогда бы это он подходил к тебе с вопросами об аборте, а не Драко Малфой.

Я перевожу взгляд на свои туфли. Блеск синих глаз Тедди просто ослепляет меня.

— Роззи, ты будешь великолепной мамой, — тихо говорит Тедди.

А я не могу удержаться от того, чтобы не фыркнуть в ответ на это утверждение.

— Ты это серьезно? Неужели мы забыли то время, когда я нянчилась с Люси, а она в итоге непонятно где заработала таинственные ожоги? Или когда я специально закрыла Хью в шкафу с метлами, а мама и папа звонили в полицию, потому что решили, что он сбежал? Или тогда, когда я присматривала за ребенком маггловской пары, и, в конце концов, рвала на себе волосы, понятия не имея, что же делать с этим исчадием ада? Я тогда провела неделю в Мунго, Тедди. Неделю!

— Ладно, замечания приняты, — кивает Тедди. — Но все будет здорово, когда придет время. Я обещаю. Только не совершай того, в чем полностью еще не уверена.

— А что, если я не смогу, Тедди? Что если я окажусь совершенно ужасной матерью, и мой ребенок будет страдать? Что если он или она окажется последовательницей идей Волдеморта. Я имею в виду, в нем будет и кровь Малфоев, а они вряд ли могут похвастаться хорошей репутацией…

— Роза, я когда-нибудь говорил тебе, что ты думаешь слишком много и все утрируешь?

— А вот и неправда! — упрямо возражаю я.

— Я не буду с тобой спорить, — говорит Тедди. — Просто береги себя, ладно? Я скоро напишу тебе.

Он на прощание снова меня обнимает и уходит. Иногда я хочу, чтобы мой мозг перестал думать хотя бы на час или около того. Я не хочу думать о предложении Драко Малфоя или о словах Тедди. Я даже не хочу думать о том, что мой ребенок сегодня впервые зашевелился, потому что я переживаю ужасные угрызения совести, когда начинаю обо всем этом размышлять. Я просто хочу спать.

Направляюсь к башне Гриффиндора, я решаю срезать путь с помощью тайного хода, что скрыт за гобеленом, а не тащиться всю дорогу по лестнице. Остановившись рядом с гобеленом, я слышу доносящиеся из-за него голоса. Каждый знает это место для поцелуев и может стать свидетелем весьма пикантной сцены, стоит лишь ненадолго затаиться снаружи, а именно этого как раз не хватает таким унылым людям, как я.

— Нас может кто-то услышать! — приглушённо хихикает девушка.

— Никто больше не ходит этим путем, — отвечает мужской голос.

— Что, если нас поймают?

— Ну и что? Ведь все это время мы провели вместе, — отвечает парень.

— Не начинай заново, Марк, — говорит она.

Марк? Марк Меттьюз? Ого, да это точно будет бомба.

— Да ладно тебе, Дом, уже целый месяц прошел, — говорит Марк.

Святые гиппогрифы! Дом! Я была уверена, что узнала этот голос!

— Я знаю, — с сожалением отвечает она. — Просто…

— Что?

— Я не могу так поступить со Скорпом, — говорит она.

— Мне кажется, что ты уже это сделала, — отвечает Марк сердито. — Или я для тебя просто развлечение, и ты решила встречаться со мной только за гобеленами в любое время, когда тебе того захочется?

— Не будь идиотом, — отвечает Дом. — Просто… я не знаю, смогу ли его бросить. Понимаешь, мы вместе были три с половиной месяца.

— Ага, и один из них ты провела со мной, — говорит Марк. — Ты, очевидно, несчастна рядом с ним.

Я слышу, как тяжело она вздыхает.

— Пойми, Дом, — делает паузу Марк, — я люблю тебя.

Я начинаю понимать, что этот разговор не предназначен для моих ушей, но мои ноги, кажется, приклеились к полу.

— Правда?

— Я всегда тебя любил, — говорит Марк. — С тех пор, как был на третьем курсе, а ты — на втором.

— Я тоже люблю тебя, — шепчет в ответ Дом.

Я, конечно, не хочу озвучивать очевидное, но разве Дом не с Малфоем?! Какого черта она творит? Я разворачиваюсь и пускаюсь в долгий путь к гостиной Гриффиндора. Миновав портрет, я вижу целующихся Джеймса и Лауру. Мой мозг слишком занят только что полученной информацией, чтобы наслать на них какое-нибудь проклятье, поэтому я просто направляюсь к своей спальне, собираясь дождаться возвращения Доминик.

Нам есть о чем серьезно поговорить.

Когда я уснула, Дом так и не пришла в спальню, а проснувшись, я узнала, что она уже ушла завтракать. Все это выглядело так, словно она старательно меня избегала. Я ей очень за это благодарна, ведь так и не придумала, как завести разговор на интересующую меня тему. Я раздумывала над тем, а не поговорить мне об этом с Марком, но потом поняла, что это была не самая лучшая идея в моей жизни. В конце концов, я вообще не должна была подслушать этот разговор. Ну, я могу постараться об этом забыть и сделать вид, что ничего не случилось.

Общая гостиная пуста, если не считать Лоркана и Лили. Кажется, Лоркан больше времени проводит у нас, чем в слизеринских подземельях. Я улыбаюсь и проплываю мимо них к проему, закрытому портретом, чтобы спуститься позавтракать. Когда я появляюсь в Большом зале, внимание всех присутствующих, кажется, обращено на стол Гриффиндора. На самом деле внимание всех приковал стоящий на столе Джеймс. Да, именно стоящий на столе Гриффиндора и выглядящий чрезвычайно самодовольным. Это вряд ли так уж гигиенично, учитывая, что Мерлин знает, по чему ходили его ноги.

– Эй! Слушайте! – кричит он, привлекая к себе внимание, хотя завтракающие школьники и так на него смотрят. – У меня объявление!

Он наклоняется и тянет за руку Лауру Фелпс, поднимая ее на стол рядом с собой. Я пальцем проверяю наличие палочки в кармане, потому что, клянусь Мерлином, я их прокляну, если он ей признается. Лаура просто светится и выглядит очень взволнованной.

– Лаура, – заявляет он, – я бросаю тебя!

Ее кожа моментально покрывается румянцем, а рот в неверии приоткрывается, как и у меня. Некоторые девушки обрадовались, парни же грустно вздохнули, а большинство народа просто засмеялись. Лаура спрыгивает со стола, прячет лицо в ладонях и пулей вылетает из Большого зала. Джеймс же просто лопается от гордости. Затем он спрыгивает на пол, обходит несколько пятикурсников и приближается ко мне, улыбаясь.

– Эй, Рыжая! – восклицает он. – Ты гордишься мной? Это был великолепный план. Я проучил ее за то, что она была такой с…

Я отвешиваю ему хлесткую пощечину.

– Ты чертов недоумок! – кричу я. – Как ты мог с ней так поступить?

– Я думал, ты ненавидишь ее! – кричит в ответ Джеймс, растирая красный отпечаток моей ладони, появившийся на щеке.

– Я не самая большая ее поклонница, – признаю я. – Конечно, она была стервой, учитывая, как она со мной поступила. Но я знаю, что такое чувствовать себя брошенной на глазах у всей школы и это не шутка, Джеймс! Неужели ты был таким чертовски бездушным все это время?

Я выбегаю из Большого зала, игнорируя крики Джеймса. Я бегу обратно в общую гостиную, где сейчас целуются Лили и Лоркан. Лаура, как мне кажется, будет в спальне. Она бросает на меня презрительный взгляд, стоит мне только войти в комнату.

– Убирайся отсюда! – плачет она.

Лаура падает на кровать и слезы бегут по ее лицу. Мне становится жаль ее. Я знаю, что не должна ощущать по отношению к ней жалость, после всего, что она натворила. Но она двуличная, вечно плетущая интриги стерва, которая общается с тупыми распутными девками, которые только и говорят: «О, мой Бог» после каждого предложения, и пытаются заигрывать с профессором Девис. Я должна искренне хотеть уничтожить подобных ей, но нет. Я чувствую к ней жалость.

– Лаура, я…

– Я должна пожать тебе руку, Уизли, – перебивает она меня. – Ты гораздо злее меня. Кто бы мог подумать, что ты будешь играть так грязно?

– Ты думаешь, что это была моя идея? – восклицаю я. – Лаура, я понятия не имела, что было у него в голове!

Лаура смеется.

– Да, правильно! Ты же ненавидишь меня с тех пор, как я всем рассказала, что ты беременна.

– На самом деле, я возненавидела тебя задолго до этого, – холодно признаю я. – Но я все равно бы так с тобой не поступила. Я на собственной шкуре испытала, что это такое, когда тебя бросают на глазах у всей школы. Это отвратительно, согласна?

Она удивленно поднимает бровь.

– Почему ты здесь? – подозрительно спрашивает она.

– Я хотела убедиться, что ты в порядке, – пожимаю в ответ я плечами. – Я не такая бессердечная, как ты... и ты это знаешь.

– Но ты ненавидишь меня, – повторяет она.

– И ты меня ненавидишь, – отвечаю я. – Но я не настолько сильно тебя ненавижу, чтобы унизить на глазах всей школы. Вот в чем разница между нами.

Она на мгновение замолкает, а затем добавляет:

– И у меня волосы гораздо красивее твоих.

Она не может устоять перед тем, чтобы что-нибудь такое не ляпнуть, но выглядит она все же виноватой. Я разворачиваюсь и выхожу из комнаты, не сказав больше ни слова. Я направляюсь в библиотеку, чтобы доделать домашнее задание, даже не вспомнив о завтраке. Позже зайду на кухню. Я начинаю работать над моим сочинением по Древним Рунам, которое надо будет завтра сдать. Как только я откладываю перо на пергамент, Малфой усаживается на стул рядом со мной. Вдруг мое сердце начинает бешено колотиться… я чувствую себя такой виноватой в его присутствии. Если я ему все же скажу? Я знаю, что не имею на это права, но…

– Эй, жирная, – улыбается он.

Я хмуро смотрю в ответ.

– Тебе стоит различать разницу между «жирной» и «беременной», Блонди. А то я сяду на тебя, – угрожаю я.

– Пожалуйста, не надо, мне еще очень дороги мои ноги, – говорит он, и я бью его по руке.

– Кто-то в не настроении, — отмечает он, потирая руку. – За сегодняшний день я уже второй парень, которого ты ударила, а на часах только одиннадцать утра.

– Джеймс получил по заслугам, – хмуро отвечаю я.

– Если ты так утверждаешь, – Малфой пожимает плечами. – Я думал, тебе не нравится Лаура, учитывая, как жестоко она проболталась о Кифере.

– Что еще за «Кифер»? – спрашиваю я.

– Кифер! – говорит он, указывая на мой живот. – Ребенок!

– Этого ребенка не будут звать Кифером! – восклицаю я громко, заработав тем самым грозный взгляд от библиотекаря.

– Кифер – достаточно оригинальное имя, Уизли, ты должна это признать, – улыбается он.

– Кифер Уизли… нет, определенно нет, – отвечаю я.

– А как насчет Кифера Малфоя?

– Это еще хуже, – смеюсь я.

– Отлично, а у тебя какие тогда предложения?

Я качаю головой.

– Малфой… Знаешь, я даже не уверена, что оставлю его, – тихо произношу я.

– Я знаю, – с сожалением говорит он. – Но… если ты только захочешь… Я буду рядом, если ты все же решишься.

Это совсем не то, что сказал твой отец.

– Я просто ужасно растеряна, – признаю я. – И я не знаю, что делать.

Малфой опирается подбородком на скрещенные руки и тяжело вздыхает, от чего его светлые волосы слегка блестят. Я начинаю писать свое сочинение по Древним рунам, а Малфой продолжает сидеть рядом. Я почти хочу, чтобы он ушел, ведь чем дольше он находится рядом со мной, тем сильнее мое желание рассказать ему о Дом и Марке.

Спустя некоторое время он достает учебники из сумки и приступает к домашней работе. Это не является чем-то выходящим за пределы понимания. После того, как мы решили быть друзьями, а не врагами, мы, как правило, встречаемся в библиотеке, чтобы заниматься вместе. Мы действительно не планировали этого, но как-то оно все вышло само собой. Я помогаю ему с Трансфигурацией (в которой он полный ноль), а он мне с Чарами (хотя я вовсе в этом не нуждаюсь: я ведь дочь Гермионы Уизли, в конце концов).

– Мне, наверное, стоит найти Дом, – шепчет он где-то через час.

Я киваю, стараясь стереть виноватое выражение с моего лица. Он собирает вещи и хлопает меня по плечу, прежде чем уйти из библиотеки. Небольшой стон, вырывается у меня, и я начинаю равномерно биться головой о стол.

– Ты в порядке? – слышу я робкий, но чопорной голос позади меня.

Я медленно поднимаю голову и оборачиваюсь, чтобы посмотреть кто там. Это Джон Лоусон, или «Библиотечный человек», и он выглядит достаточно взволнованным. Я не могу его за это винить. Ведь любой, кто увидел бы меня сейчас, усомнился бы в моем психическом состоянии. Он стоит там, крепко держа учебник, в наглухо застегнутой рубашке и отлично завязанном желтом галстуке. Светлые волосы слегка топорщатся в стороны, открывая ровный пробор, а квадратные очки сползли на его большой острый нос, а еще он очень быстро моргает. Это самый печальный день в моей жизни, ведь Библиотечный человек спросил все ли у меня в порядке.

– Ах, да, – заверяю я его, – я в порядке.

Он поправляет очки и снова моргает.

– Ты… ты бьешься головой о стол, – говорит он, словно думает, что я этого не заметила.

– Ага, – отвечаю я. – Я просто задумалась.

Он поднимает брови и вместо того, чтобы успокоиться, похоже, начинает еще больше переживать.

– Может быть, тот парень со Слизерина тебя чем-то огорчил? – спрашивает он.

Теперь моя очередь поднимать брови. Кто этот парень на самом деле? Неужели он жил последние несколько месяцев на необитаемом острове? Конечно, он просто обязан знать, что я беременна от этого «парня со Слизерина».

– Нет, – отвечаю я. – Это был всего лишь Малфой.

– Я видел, как ты его ударила, – говорит Библиотечный человек, – я просто подумал…

– Нет же, я просто пошутила, – говорю я. Похоже, у этого парня серьезные проблемы.

– Я вижу, – кивает он. – Это хорошо. Но мне интересно, не могла бы ты мне помочь?

Я киваю ему на стул рядом со мной, и он неохотно и очень неуклюже усаживается на него. Он пристально вглядывается в свою книгу и нервно заламывает руки.

– Что я могу для тебя сделать? – спрашиваю я.

– Н-ну… Мне было интересно, твоя кузина пока без парня? – быстро произносит он.

Я удивленно поднимаю брови. Как Дом умудряется на этой земле отхватить так много парней? (Ах да, в ней же течет кровь вейлы, наверное, в этом вся причина).

– Ты имеешь в виду Дом? Ну, она на самом деле занята, – говорю я. И в самом деле сейчас у нее двое парней, может она захочет себе и третьего?

– Нет, не ее, – отвечает он.

– Ох… Лили? – спрашиваю я, думая, что Лили слишком молода для него, он все же семикурсник.

– Н-нет.

– Рокси?

– Нет…

– Джеймс?..

– Это другая твоя кузина. С рыжими волосами.

– Определенно, это сужает круг поисков.

– Ты же не имеешь в виду… Молли? – спрашиваю я в таком шоке, что даже не могу скрыть свое удивление.

Его глаза загораются, и он кивает, отчаянно краснея. Я даже не знаю, почему сразу не подумала о ней, наверное, я всегда воспринимала детей Перси, как нечто совершенно бесполое и непонятное. Ведь я знаю Молли уйму лет, но даже не могла себе вообразить, что существуют на свете люди, которые могут ей симпатизировать. Я даже не люблю ее, хоть мы и родственники. Она самый раздражающий человек в мире.

– Конечно, это она! – я ничего не могу с собой поделать, чтобы не хмыкнуть. И я прикладываю просто титанические усилия, чтобы не спросить: «А почему она?».

– Великолепная, – нервно улыбается он.

Только тот, кто влюблен в Молли, может произнести слово «великолепно» как нечто совершенно невообразимое. Затем он коротко кивает мне и возвращается к своему столу в углу библиотеки, где, как мне кажется, он и родился. Это, наверное, было самым странным событием, которое когда-либо случалось со мной в библиотеке.

Я собираю свои вещи, с ужасом думая, а не найдется ли еще кто-нибудь, кто захочет поинтересоваться у меня, а не встречаются ли с кем-то мои кузины. Мне надоело быть свахой. Должна ли я выглядеть доброй и располагающей? Потому что, честно говоря, я вовсе не такой человек. Я покидаю библиотеку в довольно странном состоянии, хотя у меня не сделана даже половина домашней работы. Я сталкиваюсь с Дом по пути в Большой зал, направляясь обедать. Она улыбается и машет мне, так что у меня исчезают последние мысли о том, что я смогу сбежать, а она этого даже не заметит.

– Где ты была весь день? – небрежно спрашивает она, словно и не изменяет своему парню с Марком Меттьюзом.

– Вязала! – восклицаю я, а она одаривает меня таким взглядом, словно сомневается в моем психическом здоровье.

– Ты… вязала, – произносит Дом, приподняв брови.

– Нет, – отвечаю я, и мой голос звучит на октаву выше, чем обычно. – Просто… я забыла… Мне нужно кое-куда идти.

Я срываюсь в противоположном направлении в сторону выхода из замка. Я решила, что лучше мне будет сходить прогуляться по территории. Я начинаю спускаться в сторону хижины Хагрида, но если честно, мне абсолютно ни с кем не хочется разговаривать. Мне просто необходимо время, чтобы разобраться в этом запутанном любовном треугольнике – Доминик/Марк/Малфой. Но ведь это же не мое дело, верно? Это Дом предстоит выбирать между ними. Я могу же жить, как и жила, словно ничего и не слышала. И тогда, лет через двадцать, я и правда забуду обо всем, что произошло. Определенно, это великолепный план.

Есть одно место, где я люблю сидеть и думать – мемориальный обелиск. Он представляет собой массивную статую феникса, и был воздвигнут на берегу озера после окончания Второй магической войны. На нем выбиты имена всех, кто погиб во времена первой и второй войн. Я подхожу к статуе, которая взмывает вверх на высоту около тридцати футов, и провожу по именам пальцами, пока не нахожу имя «Фред Уизли». Я сажусь перед статуей и сворачиваюсь калачиком, чтобы согреться. Под именем Фреда находятся имена «Ремус Дж. Люпин» и «Нимфадора Тонкс-Люпин» – родители Тедди. И в самом низу, словно подчеркивая все жертвы войны, стоит всего одно имя «Гарри Джеймс Поттер – Мальчик, который спас». Гарри всегда ненавидел тот факт, что его имя появилось на обелиске. Он настаивал на том, что он не победил Волдеморта, и что того поразил собственный эгоизм и ненависть. Этот человек слишком приуменьшает свои заслуги. Мне кажется, что ему обязательно нужна помощь психотерапевта.

Я не знаю, сколько времени провела, смотря на статую и читая множество имен, которые золотом горят на камне. Я довольно часто сюда прихожу, и знаю практически наизусть, в каком порядке выбиты имена. Я всегда улыбаюсь, когда читаю «Добби, домовой эльф», потому что прекрасно помню, сколько пришлось вытерпеть маме, папе и дяде Гарри, чтобы настоять на указании имени Добби в списках жертв войны. Мне кажется, это справедливо. Домовые эльфы такие же живые существа, как и мы. Его имя появилось на обелиске всего несколько лет назад.

Я настолько очарована статуей, что совершенно не замечаю, как кто-то садится рядом со мной.

– Ты еще не замерзла, чтобы продолжать здесь находиться? – спрашивает Марк.

Я смотрю на него, слегка прищурившись, и вновь перевожу взгляд на обелиск.

– Разве я сделал, что-то не так? – непонимающе спрашивает он.

– Ты прекрасно знаешь, что сделал, – спокойно отвечаю я.

– Эм, извини Роза, но я что-то не пойму, – произносит он.

– Я просто не могу поверить, что ты отрицал это, – шепчу я, горько усмехаясь.

– Отрицал что? Я не имею ни малейшего…

– Ты и Дом! – восклицаю я. – Вот, что я имею в виду!

Глаза Марка расширяются. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же его закрывает.

– Она тебе сказала?

– Нет, – отвечаю я. – Я услышала это от тебя. Теперь мне понятно, почему ты так старался, чтобы помирить меня с Малфоем.

– Роззи, вовсе не поэтому…

– Пару месяцев назад, узнав об этом, я бы страшно обрадовалась, – со стыдом сознаюсь я, – но сейчас мне противно находится в вашем с Дом обществе! Малфой хороший парень и он любит Дом… что он сделал тебе такого? Что он сделал, чтобы все это заслужить?

Марку хватает совести не смотреть мне в глаза и даже устыдиться. Он устремляет взгляд на мемориальный обелиск.

– Я не хочу, ни в коем случает, так поступать с Малфоем, – говорит он серьезно. – Просто я всегда любил Дом, понимаешь? И она счастлива со мной… она не должна страдать, находясь рядом с ним.

– Я не думаю, что ты можешь за них решать! – яростно говорю я. – Почему ты решил вмешаться в их отношения?

Да, чья бы корова мычала, ведь на Новый год я целовалась с Малфоем. Но ведь ничего не было. Это был экспромт, мы поддались ностальгии прошлого. И вовсе у нас не было каких-то планов или еще чего-нибудь. Я до сих пор считаю себя высокоморальной личностью.

– Я просил Дом рассказать все ему, – говорит Марк, – но она говорит, что не хочет причинять ему боль.

– Думаю, ему станет только больнее, если все будет продолжаться дальше? – давлю я. – Он имеет право знать. Ты делаешь из него дурака. Он мой друг…

– Пожалуйста, – усмехается Марк. – Не надо говорить «друг», ведь Малфой тебе далеко не друг.

– И что это должно значить? – негодующе спрашиваю я.

– Это значит, что хоть вы с Малфоем и утверждаете, что между вами только дружба, но вам никуда не деться от факта, что ты носишь его ребенка, Роззи. Между вами всегда будет связь. И именно поэтому у Дом и Малфоя никогда не будет прав друг на друга.

Я поднимаюсь с земли (а для беременных – это просто подвиг) и стремительно ухожу в сторону замка, игнорируя зовущего меня Марка. Это просто ужасный момент, чтобы застать еще и Хью, курящего со своими друзьями. Ужасное время. Но он продолжает курить, стараясь выглядеть значимее, чем есть на самом деле. Я подхожу к нему и хватаю его за вновь проколотое ухо.

– ХЬЮГО! – кричу я.

Он выглядит совершенно подавленным и испуганным.

– Отработка всем, – восклицаю я, взмахом палочки потушив сигареты. – И я все расскажу маме.

Глаза Хью расширяются, но он не хочет терять лицо перед своими друзьями.

– Серьезно, Роза, ты не скажешь маме, – говорит он себе под нос, так чтобы слышала только я. – Ты просто не можешь. Она же убьет меня.

– Хорошо! Ты просто идиот!

– Ай, да отцепись ты от бедного Психо, – говорит один из друзей Хью. Это толстый парень с розовыми волосами и выбитым передним зубом… ну, просто милашка. И это его «Психо», видимо, относится к моему брату. Что случилось с маленьким Хью, который так любил играть в квиддич с папой и сидеть у мамы на коленях, в то время как та гладила его по волосам. Когда это Хью стал черноволосым и увешанным пирсингом «Психо»?

– Теперь все расходитесь по своим гостиным, – восклицаю я.

Затем, я неожиданно замечаю мелкого рейвенкловца, стоящего позади ребят. Он единственный, кто сохранил свой натуральный цвет волос – это Луи.

– Ты так просто не уйдешь! – кричу я, когда замечаю, как он делает маленький шаг в сторону.

– Я не курю! – настаивает он. – Я просто…

– Что тогда это? – спрашиваю я, указывая на выделяющийся сквозь ткань форменных брюк прямоугольный коробок. – Немедленно выверни карманы.

Он медленно вытягивает из карманов пачку сигарет, несколько навозных бомб и волшебную палочку. Луи всегда был таким тихим и спокойным. Что происходит с этими мальчишками Уизли, которым всего четырнадцать лет?

– Они не мои, – быстро произносит он. – Пожалуйста, не говори Дом. Она меня выпорет!

– Тебе просто повезло, что я не переживаю о тебе, Луи Уизли! – восклицаю я, и он выглядит достаточно напуганным моими словами. Я отбираю сигареты и навозные бомбы, и приказываю ему вернуться в гостиную Рейвенкло. Затем нацеливаю свою волшебную палочку на остальных, вынуждая их тоже вернуться в замок.

– Акцио сигареты! – восклицаю я, и пять пачек маггловских сигарет оказываются в моих руках, ребята грозно на меня поглядывают, но никому не хватает смелости возразить.

– Ничего себе, я даже рад, что ты не поймала меня за курением на третьем курсе, – слышу я голос за спиной. – Ты жесткая задница.

Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на ухмыляющегося мне Малфоя, который просто в восторге от устроенного мною шоу.

– Мой брат такой э-э-э…

– Засранец? Да, мы все такие были в его возрасте. Он, наверное, когда-нибудь повзрослеет… годам к двадцати, возможно, – пожимает плечами Малфой.

– По крайней мере, ты никогда не выкрашивал себе волосы в черный цвет и не прокалывал губу! – бросаю я, вновь направляясь к школе.

– Я бы никогда не решился покрасить их, – говорит он, проводя рукою по волосам. – И откуда тебе известно, что я никогда не делал себе пирсинга?

Я смотрю на него и удивленно приподнимаю брови.

– У тебя есть пирсинг?

– Конечно, но обычно это место я не демонстрируют общественности, – помигивает он мне.

– О, Мерлин, это отвратительно! – восклицаю я, всем своим видом демонстрируя отвращение.

– О, мисс Уизли, какие у вас пошлые мысли, – смеется он. – Нет, он не там. Но я и не сомневался, что это первое место, о котором ты подумаешь.

Я ужасно краснею, а он просто смеется надо мной и дружески обнимает за плечи.

– Так… И где же ты сделал пирсинг? – спрашиваю я, хотя и не до конца уверена, что хочу узнать ответ.

– Ну… мы с Алом на нашем третьем курсе решили, что нам просто необходимо совершить что-то мятежное, вот мы и остановились на пирсинге, – говорит он ухмыляясь. – Поэтому мы договорились, что если один из нас на это решиться, то и второй тоже сделает пирсинг на том же самом месте.

– Так у Ала тоже есть пирсинг? – спрашиваю я в немом изумлении. – А тетя Джинни знает об этом?

– Сомневаюсь, – отвечает Малфой. – Вряд ли он пойдет просто так демонстрировать своей матери соски.

– Подожди… так у тебя тоже соски проколоты? – вскрикиваю я.

– Сосок, один, – говорит Малфой, подняв палец. – Прокалывать оба было бы просто глупо.

Я и правда не знаю, что сказать на это. Мне казалось, что я должна была бы заметить проколотый сосок Малфоя… но опять же, может, он снял серьгу в ту ночь…

Ладно, просто все это странно. Я действительно не хочу об этом думать.

– Да вы просто слизеринские сумасшедшие, – вздыхаю я, качая головой.

– Ой, да ладно, ты ведь тоже должна была сделать хоть что-нибудь за компанию? – ухмыляется он.

– Могу с уверенностью сказать, что единственно, что у меня проколото – это мои уши! – восклицаю я.

– Ага… но тем не менее, ты закрылась в теплицах Гербологии и носила самодельный значок, – отвечает он.

— Это была уважительная причина! С.П.Е.Р.М! Сообщество по единым решениям для мандрагоры!

Мы подходим к двери в замок, и Малфой открывает ее, пропуская меня вперед. В это время из Большого зала выходит Дом в компании Джеймса и Ала. О черт, как неудобно получилось. Она подходит к нам и обнимает Малфоя за талию. Что за маленькая двуличная…

– Где ты был весь день? – спрашивает она Малфоя.

– Везде, – загадочно пожимает он плечами. Дом приподнимает брови, и даже я заинтригована. – Не надо так удивляться, мои подозрительные дамы, все совершенно законно. Мне надо сейчас идти: много дел.

Он подмигивает мне и целует Дом в щеку, прежде чем отправиться в сторону слизеринских подземелий. Дом действительно удивлена, и поворачивается ко мне.

– Он постоянно исчезает куда-то, – произносит Дом, – особенно, в выходные дни. Я не знаю, куда он отправляется. Я даже у Джеймса брала карту, чтобы посмотреть, но он словно исчезает с нее… Так как там твое вязание? – спрашивает она, делая шаг в сторону.

– О, ты знаешь… потихоньку, – глупо отвечаю я. – Эм, Дом, мне кажется, нам надо поговорить.

– Это так уж срочно? Мне просто надо еще сочинение по Трансфигурации и Зельям писать, не говоря о Гербологии…

– Я знаю о вас с Марком.

Дорогие читательницы, поздравляю всех с прекрасным весенним праздником. Любви и счастья!)

 

Сначала Дом просто молчит и на ее лице не отражается абсолютно никакой реакции. Она молча смотрит на меня, словно пытается понять, что же я такое говорю. Вынуждена признать, она просто великолепная актриса.

– Какой Марк? – это ее первый вопрос.

Я удивленно приподнимаю брови.

– Марк Меттьюз… Или ты что, каждому Марку говоришь: «Я люблю тебя»?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, Роззи, – отвечает Дом, но я вижу, как она начинает нервничать. – Мне действительно надо идти…

– Дом! – восклицаю я, когда она разворачивается, чтобы уйти. – Я слышала вас вчера вечером! Я не настолько глупая!

Она замирает и поворачивается ко мне лицом.

– Давай не будем обсуждать это здесь, – яростно шепчет она.

– А где бы ты предложила? – шепчу я также яростно. – Потому что мы будем об этом говорить.

Она вздыхает и закатывает глаза, словно это моя проблема, и я просто на ней зациклена. Иногда она мне очень сильно напоминает свою мать.

– В гостиной, – отрывисто бросает она.

– Сейчас же, – отвечаю я.

Она стремительно начинает подниматься по лестнице, не дожидаясь меня. Она явно не понимает, что я просто не могу успеть за ней, ведь во мне стало фунтов на десять больше. Так что я поднимаюсь в одиночестве по лестнице, направляясь к башне Гриффиндора. Я приподнимаю гобелен, за которым вчера подслушала Марка и Дом, чтобы сократить путь. Приподняв его, я мгновенно пожалела о своем решении. Дженни и Альбус так самозабвенно целовались, словно вся их жизнь зависела от этого поцелуя. Дженни мигом краснеет, заметив меня, и сразу же отталкивает Ала. Альбус выглядит немного смущенным.

– О Мерлин, вы что, не можете снять себе комнату? – спрашиваю я с отвращением.

– Ну, мы же не посередине Большого зала целовались, – возражает Ал, начиная на меня злиться.

– А Дом тут не проходила?

– Неужели похоже на то, что она тут все же прошла? – рычит он в отчаянье, продолжая обнимать Дженни за талию.

– Ну, извините, – с сарказмом замечаю я, позволяя гобелену закрыть проход, прежде чем вновь начинаю подниматься. Интересно, почему вся моя семья считает своим долгом тискаться за этим проклятым гобеленом?

Я тащусь вверх по лестнице и, наконец, спустя десять минут, добираюсь до башни. Дом уже находится в спальне, с нетерпением ожидая меня. Я совершенно запыхалась, когда наконец ступила на порог спальни.

– Давай, начинай, – сердито говорит Дом. – Скажи мне, что я дура. Скажи, что я просто стерва.

Ты глупая стерва.

– Я не собираюсь называть тебя стервой, – отвечаю я. – Это не мое дело. Но ты же понимаешь, что творишь, верно?

Дом вздыхает и падает на кровать, закрывая лицо руками.

– Я не знаю, что мне делать, Роззи, – отвечает она, – я думала… Я думала, что люблю Скорпиуса, – качает головой. – Но тогда на вечеринке в честь Дня Святого Валентина он продолжал пристально за тобой наблюдать… и я начала сомневаться… а потом я танцевала с Марком и мне было так хорошо, понимаешь?

– Кто продолжал смотреть? – спрашиваю я, потерявшись в ее сумбурной речи.

– И тогда после вечеринки, когда Скорпиус исчез, скрывшись в подземельях, даже не попрощавшись со мной, – продолжает она, словно и не слышала моих слов. – Я была так зла на него за то, что он просто ушел. Тогда я отправилась с Джеймсом, Фредом и Марком… И мы проболтали почти до утра в общей гостиной… Так все и случилось. Я совершенно потеряла голову. Но потом Скорпиус подошел на следующий день и извинился, и я просто не смогла все ему рассказать. Он был очень расстроен из-за всего того, что ты ему наговорила.

Так это что еще и моя вина?

– Я не говорю, что это твоя вина или еще что-нибудь в этом роде, – спешит добавить она. – Что мне делать, Роззи?

– Я не знаю, – отвечаю я. – Ты любишь Малфоя?

Она отрицательно качает головой и шепчет:

– Нет.

– А Марка?

Она торжественно кивает.

– Тогда ты знаешь, что делать, – говорю я, как ни в чем не бывало. – Это будет справедливо по отношению к Малфою.

– Но я не хочу ему причинять боль, – отвечает она. Иногда девушки слишком чувствительны на свою беду. Ей же явно стоит быть немного более жесткой.

– Он большой мальчик, – говорю я. – Он все поймет. Рано или поздно.

Она обдумывает все, что я сказала, а затем кивает. Я рада, что она не заплакала, это добавило бы только еще большей неловкости.

– Мне надо поговорить с ним сегодня же? – спрашивает она.

– Ты к этому готова?

– Да, кажется. Что я должна буду сказать?

Черт, неужели она у меня спрашивает, как порвать со своим парнем? Нет, правда, она что, решила узнать у меня, как бросить отца моего ребенка? Ох, как все запутано.

– Скажи ему правду? – предлагаю я, хотя не уверена, что это такая уж хорошая идея. Иногда не знать – это только к лучшему. Дом снова кивает, а затем встает, поправляет волосы у зеркала и покидает спальню, чтобы найти Малфоя. Как только она скрывается за дверью, в комнату тут же входит Честити.

– Что с Дом? – спрашивает она.

– Проблемы с парнем, – отвечаю я.

– Она просто должна вступить в клуб, – говорит Чес, скидывая туфли. – Я только что рассталась с Дереком.

Я не имею ни малейшего понятия о том, кто такой Дерек. У Чес, обычно, куча парней, а я просто не успеваю запоминать их имена.

– Ой, сожалею, – говорю я, надеясь, что мой голос выражает сочувствие.

– Да все отлично, – отвечает она. – Это было не такое уж и тяжелое расставание. Я думаю, мы не смогли бы его избежать. Так что там случилось с Джеймсом и Лаурой сегодня утром?

Я пожимаю плечами и вдруг начинаю злиться.

– Джеймс просто социально-отсталый имбецил с дерьмом вместо мозга и абсолютно тупой, когда дело доходит до отношений с противоположным полом. Он серьезно думал, что если бросит Лауру на глазах у всей школы, то это сделает меня счастливой.

– А разве ты не была хоть капельку довольна, когда она получила по заслугам? – спрашивает Чес. – Я уверена, что была.

– Но он поступил подло, – говорю я. – Если бы он обозвал ее жирной или распустил какой-нибудь слух, все было бы не так плохо. Но он очень сильно задел ее и унизил… Он облажался, Чес. Ведь это может иметь куда более серьезные последствия, чем любое самое коварное заклятие.

– Роза, да ты просто святая, – серьезно произносит Чес.

– Ага, я всегда должна соответствовать своему статусу, – с сарказмом отвечаю я.

– Эй, я серьезно! Я считаю, что ты действительно необыкновенная, такая храбрая. И для тебя совсем не важно, что Дом встречается со Скорпиусом. Я бы так не смогла, если бы вдруг очутилась на твоем месте. А теперь ты еще и утешаешь Лауру, – высказывается она.

– Я не утешаю ее, – отвечаю я. – Просто я поддерживаю всех девчонок мира, которым разбили сердца такие парни, как Джеймс или Карл! Мы ведь с тобой прекрасно понимаем, насколько это болезненно. Я не пытаюсь казаться святой, Чес. Я просто ощутила такую же боль на своей шкуре, вот и все.

Чес кивает, но я могу с уверенностью сказать, что она так и не поняла смысл всего, что я сказала. Наверное, я даже не сержусь на нее за это, ведь даже я не всегда могу понять причину моих поступков. Это просто я и то, как я реагирую на некоторые вещи. Я никогда не считала Джеймса особенно мстительным человеком. Очевидно, что я здорово заблуждалась на его счет. Я не настолько хорошо его, оказывается, знаю, как привыкла всегда думать.

Когда Дом не вернулась и через два часа, я решила пойти поискать ее. Я боялась того, что могло бы случится: Малфой мог пойти и найти Марка, а затем превратить того в таракана. Холл был пуст, а значит, время отбоя почти наступило. Тем не менее, здесь не было признаков Дом, Малфоя или же крови, что уже само по себе было хорошим знаком или же плохим… Я не знаю. Сложившаяся ситуация как раз подходила под тот случай, когда просто необходимо было бы воспользоваться картой Джеймса (так называемой картой Мародеров, которую он украл у своего отца), чтобы определить местоположение Доминик. Но потом я услышала шум, доносящийся из кладовки для метел (того самого, где я сидела в тот вечер, когда вся школа узнала о моей беременности), и мой инстинкт просто разрывался от того, что я обязана в него заглянуть. Я просто надеялась, что там, Мерлин упаси, ревет не еще один член моей семьи. Но там был всего лишь один человек, и этим человеком оказался Малфой.

– Малфой? – мягко зову его я. Он посмотрел на меня. К счастью, он не плачет. Но его раздражение кажется ощутимым. Я захожу внутрь и закрываю за собой дверь, присаживаясь на ящик, в котором хранятся запасные мячи для квиддича. Малфой сидит на полу напротив меня. – Что ты здесь делаешь?

– Всего лишь думаю, – отвечает он. – Я слышал, это прекрасное место для того, чтобы собраться с мыслями.

– Ты в порядке? – спрашиваю я. Я не хочу, чтобы он узнал о Дом и Марке. Это было бы для него просто унизительно.

– Дом и я расстались, – вздыхает он.

– Мне так жаль, – произношу я.

Он кивает и слегка улыбается, словно благодарит меня за сочувствие.

– Я не знаю, почему она так решила.

О, черт.

Она так ему и не сказала.

Должна ли я ему объяснить? Или лучше будет просто оставить его? Но разве это не мое дело? Вздор, в подобных ситуациях от меня мало толку. И я молчу.

– Она что-то говорила?

Бл*-бл*… Как я могу ему солгать?

– Э-э… я должна… мне надо… искупать… кролика, – торопливо говорю я.

– Она что-то тебе сказала! – нетерпеливо говорит Малфой. – Что она сказала?

– Я не могу тебе ответить, – спокойно отвечаю я, – это не моя тайна.

Он смотрит на меня своими огромными щенячьими карими глазами (если мой ребенок унаследует его глаза, то ему будет просто невозможно отказать). Я должна отвернуться, но не могу. Эти глаза просто завораживают.

– Не смотри на меня так! – протестую я. Легкая улыбка появляется на его губах, и я чувствую, как моя решимость рассыпается в прах. – Я предупреждаю тебя, Малфой.

Теперь он уже открыто улыбается и склоняет голову к плечу, смотря на меня невинным взглядом. Черт бы его побрал.

– Я не могу сказать тебе! – произношу я, не глядя на него. – Меня это не касается!

– Но ты ведь что-то знаешь, – говорит он, становясь на колени и сжимая мою руку своими теплыми ладонями. – Да ладно тебе, я ведь имею право знать!

– Имеешь, только тебе все должна объяснить Дом, – с сожалением говорю я. – Я не имею на это права.

Малфой продолжает молчать и, похоже, о чем-то думает.

– У нее есть кто-то еще? – спрашивает он.

Я молчу, стараясь, чтобы не один мускул не дрогнул у меня на лице.

– Существует кто-то еще! – восклицает Малфой. – Кто он?

– Мне надо закончить свое домашнее задание, я пойду, – быстро говорю я, вставая и направляясь к двери. Но Малфой вскакивает молниеносным движением и заступает мне дорогу.

– Пожалуйста, скажи мне, – умоляет он. – Я думал, мы друзья.

Ого, он и правда знает, как играть грязно. Я продолжаю хмуро его рассматривать.

– Мы друзья, – возмущенно говорю я. – Но я по прежнему считаю, что тебе об этом лучше спросить у Дом.

– Это Марк Меттьюз, да? – спрашивает он.

Как он догадался? Может он умеет читать мысли?

– Я так и знал, – говорит он, горько смотря перед собой. Я молча смотрю на него. – У меня были кое-какие подозрения, но, похоже, я побил даже свой рекорд в доверии кому-либо.

Я покрываюсь румянцем, но к счастью здесь темно и он этого не замечает.

– Если для тебя это не новость, – начинаю я, – почему ты скрывался здесь?

Я не заметила этого раньше, но теперь, оказавшись к нему так близко, я вижу покрасневшие глаза.

– Это ни как не связано с Дом, – говорит он. – Это случилось чертову уйму времени назад. Мне кажется, я должен радоваться тому, что нашелся человек, который будет ее любить.

– Тогда почему ты плачешь?

– Я не плачу, – упрямо возражает он. – Парни не плачут.

– А вот и нет, – утверждаю я. – Я видела, как Ал и Джеймс ревели сотни раз. И Ал по-прежнему ревет, когда смотрит Бемби.

– Печальный фильм, – соглашается Малфой. – И надо быть абсолютно бессердечным, чтобы не расплакаться при его просмотре.

Я приподнимаю брови, словно хочу сказать: «Я знаю, что что-то случилось, так перестань выпендриваться, и просто скажи мне». Это довольно сложно выразить одной только вздернутой бровью, но видимо я все же была убедительной, ведь это сработало.

– Мой сосед умер.

Если честно, я не вижу ничего здесь печального. Если бы умер мой сосед, я бы вероятно пошла бы и сплясала на его могиле. Ладно, я понимаю, что несу чушь, но поверьте мне, он оказался бывшим Пожирателем Смерти, он обожал ползать в нашем саду, воровать футбольные мячи Хью (мы никогда не использовали мячи для квиддича, чтобы не шокировать своих соседей), а затем разрывать их прямо у нас на глазах. Ну, он делал так, когда мы были маленькими, и вообще, может он просто ненавидел футбол. Теперь он же просто все валит на детей, если нарывается на заклятия мамы (это при том, что детей у него нет). Человек — псих, вот что я имею в виду. Он ведь десять лет просидел в тюрьме за поджог. И я редко могла хорошо выспаться ночью, оставаясь дома, опасаясь, что господин Пожиратель Смерти обольет дом бензином и подожжет. Так что я действительно не могу понять, почему Малфой так расстроился из-за смерти соседа. Хотя, может быть, у него был хороший сосед…

– Ой, прости, – осторожно говорю я. – Ты был очень близок с ним? Или с ней?

– Очень, – кивает он. – Миссис Хэллин была одной из тех женщин, которых ты зовешь «тетя», хотя она и не приходится тебе родней. А у тебя были такие соседи?

Определенно, дядя Пожиратель Смерти мне прямо как второй отец.

– Нет, – признаюсь я. – Но я всегда считала миссис Тонкс тетей, хотя это и не так.

– Да, миссис Хэллин была именно такой. Она маггла, но к ее помощи прибегали всегда, когда надо было за мной присмотреть, пока родители были на работе. И я очень дружил с ее внуком, пока не пошел в Хогвартс. Так что очень дерьмово, что она умерла.

Я заметила, что когда мальчишки хотят спрятать свои истинные чувства, они говорят «это дерьмово». Как в тот раз, когда трехлетний Ал чуть не убился, Джеймс сказал: «Ой, это очень дерьмово», или тогда, когда умерла моя собака, и они сказали: «Да, это немного неприятно. Ну, я имею в виду, это довольно дерьмово, что она умерла». Вот, что я подразумеваю под всем этим – именно «довольно дерьмово» – не грустно, не душераздирающе, не сокрушающе… а просто довольно дерьмово.

– Так ты собираешься на похороны тети? – мягко спрашиваю я.

– Думаю. Это ведь не очень далеко отсюда. Часовня примерно в часе езды от Хогсмида, – мрачно произносит он.

– Тебе… Тебе нужна поддержка? – спрашиваю я.

– Ты не должна…

– Я пойду, – настаиваю я. – Никто не должен быть на похоронах один. Когда?

– Завтра, – бормочет он.

– Хорошо, значит завтра. Мы просто отпросимся у Невилла, я уверена, все будет в порядке, – говорю я, как ни в чем не бывало. – А теперь давай уйдем отсюда прежде, чем начнут распространяться слухи.

Малфой открывает дверь и пропускает меня вперед.

– Ты беременна от меня, – говорит он. – Какие еще слухи могут появиться?

– И правда.

* * *

Я встаю рано утром, и пока Лаура, Чес и Дом одевают школьную форму, я вытягиваю мою черную мантию из шкафа, чтобы подготовиться к похоронам. Ее определенно нужно перекроить в области живота, и я легким движением палочки справляюсь с этой проблемой (точно так же, как я это сделала и с моими другими вещами). Мы с Малфоем получили разрешение от Невилла еще вчера вечером, и он разрешил воспользоваться школьной каретой, чтобы мы могли добраться до места похорон и обратно. Я заплетаю волосы в скромную косу и изучаю свое отражение в зеркале. Определенно, я выгляжу достаточно скорбящей.

Я спускаюсь вниз на завтрак вместе с остальными, избегая Джеймса из-за страха, что примусь его душить. Я не знаю, как сегодня пойдет день, поэтому завтракать не рискую. Я не уверена, что скорбящая семья будет в восторге, если меня стошнит прямо в церкви. Все уходят на занятия, а я встречаюсь с Малфоем в холле. На нем простой черный костюм с белой рубашкой и черным галстуком. Только тогда до меня начинает доходить, что мы идем на маггловские похороны, а я одета в мантию. Как можно быть такой дурой?

– Черт, я совсем забыла, что это маггловские похороны! – восклицаю я, как только встречаюсь с ним глазами.

Он улыбается и лениво направляет на меня палочку. Моя мантия превращается в черную до колен юбку и черный же джемпер, который хорошо скрывает мой животик. Ух ты, да Малфой должен быть модельером.

– Спасибо, – застенчиво улыбаюсь я.

– Без проблем, – отвечает он. – Слушай, а ты уверена, что хочешь пойти? Ну, я имею в виду, что это похороны. Тебе не следует…

– Мы же друзья? – говорю я и беру его за руку. – Да ладно, карета уже ждет.

Карета ожидает нас прямо возле парадных дверей. В нее запряжены не фестралы, а обычные лошади. Наверное, магглам бы показалось достаточно странным увидеть карету, едущую саму по себе. Малфой открывает дверцу кареты и помогает мне забраться внутрь. Я прихожу к мысли, что быть элегантной в моем положении просто невозможно, потому что я чертовски жирная. Малфой забирается в карету следом и падает рядом со мной, укладывая ноги на противоположное сидение. Он выглядит очень подавленным. Мне просто необходимо что-нибудь сделать, чтобы подбодрить его.

– Поймай мой палец? – предлагаю я. Некоторым это кажется смешным, особенно когда Фред и Джеймс начинают так дурачиться. Малфой же смотрит на меня, как на сумасшедшую. – Извини. Я просто хотела тебя подбодрить. Лично я терпеть не могу «поймай мой палец», но мне казалось, что парням это нравится. Очевидно, нет. Извини.

– Тебе не надо меня подбадривать. Я не расстроен, – настаивает он.

– Ну, тогда ты не человек, – отвечаю я. – Ты должен быть расстроенным. Это ведь естественно.

Он мрачно кивает. И я вновь беру его за руку, кладя голову ему на плечо, чтобы показать, что я здесь, я рядом. И я могу сказать, что он ценит это, ведь его голова прислонилась к моей. Мы промолчали всю дорогу.

* * *

Я была только на одних похоронах. Наверное, в этом мне повезло. Но тогда, на тех похоронах, я смогла осознать, насколько прекрасна жизнь, даже если все идет из рук вон плохо снова и снова, жизнь все равно надо ценить. Мне было десять лет, когда Кортни Лонгботтом сбила машина, и она мгновенно умерла. Я никогда не забуду лицо Невилла на похоронах. Я никогда не видела, чтобы живой человек выглядел, как мертвый. Он просто тупо смотрел в пустоту, ничего не слыша, ничего не видя. Его жена умерла. Симон которому тогда было всего восемь, потерял мать, и я даже не могла себе представить, что же он чувствовал. Моя семья могла отгородиться от меня, но я не могла даже представить себе жизнь без родных. Бедный Симон просто сидел рядом с гробом Кортни и плакал все время. Джеймс, Ал и я пытались поговорить с ним, но все было бесполезно. Он не мог говорить.

Те похороны тоже были маггловскими, ведь Кортни не была волшебницей. Невилл познакомился с ней во время путешествия по Европе после окончания седьмого курса Хогвартса. Со слов мамы, он занимался исследованием какого-то растения по Гербологии, кажется, это самая сумасшедшая идея, которая могла только прийти ему в голову. Кортни была англичанкой, хотя Невилл встретил ее в Австрии. И пусть Кортни умерла шесть лет назад, я до сих пор прекрасно ее помню. Она была очень жизнерадостной и смелой полная – противоположность Невиллу. Но они прекрасно подходили друг другу. Ее смерть была настолько внезапной, что потребовалось еще несколько месяцев, чтобы смириться… То есть смириться всем нам, кроме Симона. Он-то знал, что лишился матери мгновенно.

Когда мы с Малфоем входим в церковь, держась за руки (абсолютно платонически), первое, что я замечаю – это стоящий перед алтарем гроб. И на меня вдруг накатывает грусть, хотя я не знала эту женщину. Наверное, я просто вспомнила Кортни… И дядю Фреда, и Ремуса, и Тонкс и всех, кто уже не с нами. Может быть, это и есть синдром похорон. Они заставляют тебя задуматься о грустном и начать ценить мелочи. Мы с Малфоем занимаем свои места в последнем ряду церкви. Служба уже длиться около трех четвертых часа, но я сомневаюсь, что Малфой хотя бы что-нибудь слышал. Он просто смотрел на свои ноги все это время. Людей было немного, я бы сказала, что человек тридцать, не больше. Когда служба заканчивается, четверо мужчин в костюмах поднимают гроб и выносят его из церкви, и все присутствующие выстраиваются за ними в шеренгу и тоже покидают церковь. Я беру Малфоя за руку и направляюсь следом за ними. В этот момент мне становится интересно, а он хоть осознает, что происходит вокруг.

Мы с Малфоем покидаем церковь последними. Миссис Хэллин хоронят на церковном кладбище. После того, как священники говорит прощальные слова, гроб опускают в землю и люди начинают расходиться, пока не остаемся только мы с Малфоем и парень нашего возраста. Парень не такой высокий, как Малфой, его волосы темно-коричневые, а лицо округлое. Он не плачет, но его лицо совершенно ничего не выражает. Затем он крестится и разворачивается, чтобы уйти.

– Даррен, – окликает его Малфой, и парень оборачивается. Его лицо озаряет горькая улыбка, когда он узнает Малфоя.

– Скорпиус Малфой, – произносит он, и направляется к нам. Они обмениваются рукопожатием и улыбаются друг другу. Я могу предположить, что это тот самый внук, с которым, как рассказывал Скорпиус, он дружил. Подождите… Что я только что сейчас сказала… Скорпиус? – Ну, а ты как? Парень, я бы тебя не узнал!

– У меня все хорошо, – отвечает Малфой. – Я очень скучаю по твоей бабушке.

Даррен серьезно кивает:

– Спасибо. Она уже довольно давно болела. Я надеюсь, она теперь в лучшем месте, верно? – Малфой сосредоточенно кивает. – Ладно, а это кто?

Даррен внимательно рассматривает меня: его глаза скользят по моему животу и на его лице появляется скептическое выражение прежде, чем он снова встречается со мной взглядом.

– Ой, прости, Роза Уизли, – улыбаюсь я и пожимаю ему руку. Глаза Даррена изумленно расширяются, словно бы он узнает меня. Я искренне надеюсь, что это все же не так, потому что лично я вижу этого парня впервые в жизни.

– Роза Уизли? – смеется он. – Роза Уизли? – он смотрит на Скорпиуса, говоря это, и тот начинает стремительно краснеть. – Так вы тогда вместе?

– О, нет, – быстро отвечаю я. – Мы просто друзья.

– Да, только друзья, – подтверждает Скорпиус… Или все же Малфой.

– Окей, – говорит он, продолжая улыбаться Скорпиусу, который смотрит в сторону, – мне надо идти, мама ждет в машине. Слушай, приятель, навести нас следующим летом. Нам столько надо наверстать. Приятно было познакомиться, Роза Уизли.

– Мне тоже, – отвечаю я, хотя совсем не уверена, что это действительно было так.

– Пока, Даррен, – говорит Скорпиус. – Прощайте, миссис Хэллин, – добавляет он, смотря на могилу. Он наколдовывает цветок (повезло, что ему уже исполнилось семнадцать) и кладет рядом с надгробной плитой.

– Тебя оставить на минуту? – спрашиваю я, и он кивает.

Я подхожу к карете и забираюсь внутрь. Менее чем через минуту, Скорпиус присоединяется ко мне, и лошадь начинает свой обратный путь в Хогвартс. Он выглядит немного более спокойным, чем на пути сюда. В этот раз мы сидим друг напротив друга, и я с любопытством смотрю на него, ведь в моей голове вертится довольно интересный вопрос.

– Почему Даррен меня знает? – спрашиваю я, и Скорпиус вновь краснеет по непонятным для меня причинам. Он что-то еле слышно бормочет, а потом вновь устремляет взгляд в окно. Я толкаю его ногой. – Да ладно тебе, откуда он меня знает? Разве я встречалась с ним раньше?

– Нет, насколько мне известно, – отвечает Скорпиус. Но в действительности его ответ не дает ничего.

– Скажи мне, – жалобно прошу я.

– Я… Наверное я упоминал тебя один или два раза в разговоре, вот и все, – небрежно говорит он.

– Но ты говорил, что вы не виделись с тех пор, как ты поступил в Хогвартс, – уточняю я.

– Я виделся с ним, – отвечает Скорпиус. – Летом как-то. Мы отдалились друг от друга, потому что пошли в разные школы и большую часть времени проводили порознь. Я не разговаривал с ним, начиная с лета после второго курса.

– Так что ты говорил обо мне? Наверное, это было что-то ужасное, если он так хорошо меня запомнил, – давлю я.

– Мисс Уизли, вы действительно очень настойчивы, – говорит Скорпиус, ухмыляясь.

– Я знаю, – отвечаю я. – Так что ты ему сказал?

Скорпиус закатывает глаза, вздыхает и смотрит на меня, и я сразу понимаю, что он сдался.

– Ничего плохого, – произносит он. – Просто… ерунду.

– Что за ерунду?

– Ну… ладно… я просто был немного в тебя влюблен после окончания первого курса, – быстро говорит Скорпиус. И я не могу не улыбнуться на это заявление. Он был влюблен в меня? Не в Дом? Почему я чувствую себя странно ликующей? – Эй, перестань ухмыляться, – протестует он.

– Это так мило, – смеюсь я. – Ты был совсем немножечко в меня влюблен! – я вновь толкаю его ногой, и он теперь правда выглядит здорово смущенным.

– Бьюсь об заклад, так мне казалось раньше, – говорит он, стараясь выглядеть крутым.

– Да ладно, – заключаю я, – время твоей первой детской влюбленности припало на первый курс! – он корчит мне рожицу и отворачивается к окну, делая вид, что он не в настроении. – Ой, я что, затронула больную тему?

– По крайней мере, я никогда не был влюблен в одного из АВВА.

Откуда он мог узнать?

– Как ты узнал об этом? – восклицаю я.

– Ты помнишь нашу игру в «Я никогда не…» на дне рождения Джеймса? – ухмыляется он.

– Честно говоря, я мало, что помню с вечеринки Джеймса, – признаюсь я. – Но я прекрасно помню момент этой игры, когда ты сказал, что был влюблен в профессора Чанг, например! Это ужасно, она ровесница дяди Гарри!

– У нее красивая грудь! – настаивает он.

– Она учитель! – вскрикиваю я от отвращения.

– Ну и что? Учителя тоже люди, – пожимает он плечами и достает пачку мини-лягушек из кармана. – Будешь? Ты же не завтракала.

Я беру одну из них, а затем щелчком пальцев отправляю фантик ему в голову.

– Как ты узнал, что я не завтракала?

– Я очень наблюдательный, – отвечает он и закидывает шоколад в рот. – Я знаю о каждом твоем шаге.

– Мой личный сталкер, – говорю я. – Я просто поражена.

Комфортное молчание царит между нами, пока карета преодолевает обратный путь до школы. Время от времени я вижу, что Малфой немного подавлен, но нет ничего, как мне кажется, что могло бы его подбодрить. Я лезу в сумочку, чтобы точно убедиться, что у меня нет ничего с собой, что могло бы его заставить улыбнуться или даже рассмеяться, а затем я нащупываю это – снимок с моего первого осмотра. Я никогда не показывала его ему. Захочет ли он его увидеть? Я думаю, что есть только один способ выяснить это.

– Хм, Скорпиус? – говорю я, признавая, что его имя с моих уст звучит довольно странно, учитывая, что я привыкла его называть «Малфой». Он смотрит на меня слегка удивленный тем фактом, что я обратилась к нему по имени. – Э-э… вот, – и я вручаю ему снимок. Его лицо остается невыразительным в течение нескольких секунд, а затем он расплывается в улыбке.

– Это… Это с обследования? – спрашивает он, выглядя немного напугано. Я перебираюсь на сидение к нему, чтобы смотреть на снимок вместе. Все это немного странно на данном этапе.

– Ага, снимок, – отвечаю я. – Смотри, у него нос.

Он поднимает бровь и вновь начинает рассматривать его. Скорпиус выглядит совершенно очарованным:

– Это самая крутая вещь в мире, – говорит он. – Я имею в виду... Я не вижу его, но он просто удивителен.

– Забирай, – решаюсь я.

– Правда? – спрашивает он.

– Да, храни его. Жаль, что я не показала его тебе раньше, – отвечаю я.

– Не важно, – говорит он еле слышно. – Роза, давай оставим ребенка.

Иногда лучше сдержать тошноту, особенно после того, как кто-то сказал тебе, что хочет сохранить вашего ребенка… Особенно, если это все происходит на обратной дороге с похорон. Но когда я поступала так, как лучше?

Ну, думаю, это его уж точно отвлекло. Я ведь так и не дала никакого ответа. Могу сказать, что он действительно пытался не показать своего отвращения, вызванного моей внезапной рвотой, которое все равно отразилось у него на лице. В конце концов, меня стошнило прямо на его кожаные ботинки. Что же, могло быть и гораздо хуже. По крайней мере, лучше уж на ботинки, чем в лицо. Тогда было бы все ужасно.

Скорпиус возился с очищающими чарами, а я чувствовала себя просто ужасно на протяжении всей дороги, чтобы решиться вновь заговорить. Он ничего не сказал, видимо ожидая, что меня может еще раз на него стошнить. И когда мы прибыли в школу, я развернулась и ушла в спальню, чтобы просто прилечь. Где я теперь и нахожусь. Наступило уже послеобеденное время, но в спальне совершенно пусто. Я этому безумно рада, ведь мне нужно обдумать все, что сказал мне Скорпиус до моего фиаско с рвотой.

Он хочет оставить ребенка. Хочет, чтобы мы были родителями. Хочет, чтобы мы вместе меняли подгузники, кормили, купали, воспитывали его или ее, пока еще учимся? То есть, я хотела сказать, понимает ли Скорпиус, на что он обрекает себя? С детьми приятно общаться с расстояния десяти метров, а не когда вы должны о них заботиться каждую минуту, каждый день, это все не выглядит так уж и весело. Что если он или она заболеет? Я паникую в таких ситуациях. Когда Хьюго заразился ветрянкой, я позвонила маме и сказала, что Хью умирает, и она должна поторопиться домой, так что я почти не была рядом с ним в те дни. Я получила хорошую взбучку. Но что делать, если я не смогу почувствовать связи с ней или с ним? Что если меня поразит тяжелая форма после родовой депрессии, и я просто не захочу его или ее?

Что если я не такая, как моя мама?

Мне всего лишь шестнадцать. Ну, почти семнадцать, но это совсем не важно. Я считаю, что я еще слишком маленькая для этого. Я не говорю, что шестнадцатилетняя не может быть хорошей матерью. Я верю, что может. Я просто хочу сказать, что я еще не готова. Мое развитие еще где-то на уровне семи лет. Нет, это, конечно же, гораздо лучше, чем у Джеймса или Фреда, но все равно я еще слишком маленькая. И поэтому, когда моему ребенку будет семь, мое развитие станет где-то на уровне четырнадцати лет... И что тогда получается, у четырнадцатилетней матери есть семилетний ребенок?

Вот видите, это просто еще одно доказательство, что я не готова ко всему этому. Я не могу даже правильно расставить акценты в сложившейся ситуации, а все время скатываюсь в какие-то смешные крайности. Я скучаю по тем дням, когда я еще была нормальной. Хотя я никогда не была нормальной. Ну, когда это говорю, я имею в виду свою влюбленность в Тедди Люпина, раньше, хоть и знала, что у нас нет будущего, я пожирала книги (в прямом смысле этого слова и мама была очень огорчена этим фактом, но мне тогда было года три-четыре) и закрывалась в теплицах несколько раз... Но тем не менее я была нормальной. Ну, более нормальной, чем сейчас. Теперь же, я просто экс-книгоед, все также немного влюблена в Тедди, беременна, мои родители разошлись, у моего брата больше макияжа на лице, чем у меня, мои кузены становятся такими же замороченными, но их хотя бы не тошнит на друзей. Что со мной не так?

– Где ты была весь день?

Я даже не заметила Лауру Фелпс, зашедшую в спальню, кинувшую сумку на пол возле кровати и принявшуюся расчесывать волосы. Она была в своем обычном заносчивом настроении, тем более странным выглядел ее интерес к тому, где я была весь день.

– На похоронах, – отвечаю я.

– О, – говорит она. – Соболезную.

Вряд ли она говорила это искренне, но, тем не менее, мне было приятно услышать нечто подобное. Если бы она была обычным человеком, то подобное лицемерие мне было бы неприятно услышать, но зная Лауру, даже такое ее участие было просто поразительным.

– Все в порядке, – отвечаю я. – Я не знала этой женщины.

– Тогда почему ты была на ее похоронах? – спросила Лаура, вздернув свои прекрасно выщипанные брови. Почему мои брови не могут быть такой же прекрасной формы? И губы, почему они не могут быть более пухлыми? А скулы более четкими? И волосы прямыми и темными?

– Друг моего друга, – говорю я.

– О, – снова бормочет она.

Как-то неудобно даже. Мы так вежливы друг с другом, что это даже кажется неправильным. Наверное, мы просто жалеем друг друга. Ведь мы обе были унижены на глазах у всей школы, и хотя она получила по заслугам, а я ни в чем ни была виновата, мне кажется, что у нас с ней все же есть нечто общее.

– Тебя искал Малфой, – словно случайно роняет она, пока подкрашивает блеском губы.

– М-м-м, – бормочу я. Мне и правда не хочется с ним говорить... ну, я хочу с ним поговорить, но не о детях.

– Я дала ему пароль, – добавляет она.

– Ты что? – восклицаю я. – Ты дала ему пароль от гостиной Гриффиндора?

– Ну, да, – пожимает она плечами, закатывая глаза, – я подумала, что это будет в норме вещей, учитывая, что он и так у нас в гостиной тусуется чуть ли не каждый день.

Это, конечно, так, но я надеялась скрыть от него изменение пароля. Лаура встает из-за туалетного столика и начинает рыться в гардеробе. Я впадаю в легкую панику, но ведь все будет хорошо, если я просто останусь в девичьей спальне. Парням сюда вход воспрещен.

Держи карман шире.

Тогда как Скорпиус попал в мою спальню в октябре? Я тогда была слишком пьяна, чтобы думать о подобном. Лаура сменила форму на черную юбку и красный топ и обула кожаные сапожки – это ее наряд на сегодняшнее свидание. Интересно, какая сердобольная душа ее пригласила. Но, если это не мои родственники, то меня это не интересует.

Лаура покидает спальню, оставляя после себя приторно-сладкий аромат. Я задергиваю балдахин вокруг кровати и начинаю поглаживать живот.

– Тебе так повезло, – вздыхаю я. – Ты там в безопасности и тепле, и тебе нет нужды ни о чем беспокоиться, верно? Ну, за исключением того, чтобы вновь пнуть меня, – я ощущаю легкий толчок... Может быть, он меня слышит? – Неужели ты и правда, хочешь родиться в семье Уизли, возможно самой странной из всех? Я имею в виду бабушку Молли. Она будет твоей прабабушкой... И еще у нее есть странное желание кормить людей до тех пор, пока они не лопнут. Альбус Поттер и прадед Артур полностью одержимы магглами. Дед даже оставил свои коллекционные вилки в завещании Алу. А у Джеймса мозг отшибло лет в пять. Твои дедушки и бабушки обмениваются смешными поцелуйчиками. И это учитывая, что я не упомянула дядю Перси.

– А ведь ты еще и Малфой, не стоит этого забывать. Твой дед не хочет, чтобы ты появлялся на свет, но я не думаю, что стану его слушать, – слезы катятся по моим щекам. – Ведь твой отец хочет, чтобы ты родился. И часть меня тоже этого очень хочет. Я знаю, ты внутри меня всего лишь несколько месяцев, но я так к тебе привыкла. Я даже не знаю, какого ты будешь пола, но у меня такое ощущение, что мы уже связаны, – я вновь на минуту замолкаю и чувствую еще один толчок. – Я имела в виду, что кажется начала угадывать с едой, которую ты любишь. На этой неделе это был лук-порей. Ты странный малый. Почему тебе не может нравиться карри? Я готова убить за карри, но каждый раз, когда я хоть один глазком смотрю в его сторону меня жутко начинает тошнить... А иногда и тошнит.

Я судорожно вытираю слезы.

– Как мне поступить? Как я могу родить тебя в семье, где отцы и матери ну просто закадычные «друзья»? Это не справедливо. Это ни для кого не справедливо.

* * *

Проснулась я в два часа ночи, уснув при этом около пяти вечера. Я по-прежнему в той же одежде, что и по приезде, поэтому встаю и переодеваюсь в свою пижаму с Пушками Педдл. Дом, Чес и Лора крепко спят, но теперь, когда я поднимаюсь, я уже не ощущаю усталости. Проворочавшись некоторое время в постели, я решила, что не стоит тратить время на бесполезные попытки уснуть, и я встаю, надеваю пару толстых носков, джемпер и отправляюсь на прогулку. Мантия-невидимка Джеймса сейчас была бы как нельзя кстати.

Я прокрадываюсь в спальню мальчиков седьмого курса, стараясь не забыть задать Малфою вопрос о том, как ему удалось пройти по лестнице в девичью спальню тогда, в день рождения Джеймса, без того, чтобы не оказаться на полу под воздействием старинного заклинания, которое действовало еще во времена бабушки Молли. Храп шести семикурсников разносится далеко за пределы комнаты. Гарри Латимер спит, уткнувшись лицом в подушку, и я даже не знаю, удается ли ему в таком положение свободно дышать. Язык Фреда свешивается, как у собаки, оставляя огромное мокрое пятно на подушке. Полог Марка задернут вокруг его кровати, а Гарри Джейкобс издает негромкое хрюканье, когда втягивает новую порцию воздуха в легкие. Да, существуют два Гарри-семикурсника. На самом деле в Хогвартсе парней с именем Гарри целых пятнадцать, а еще пять с именем Рон и три Гермионы. Их имена стали очень популярны, после того как завершилась ВМВ. (Ну, Вторая Магическая Война, а не Вторая Мировая Война). Шон Финниган глупо улыбается во сне, а одет он в пятнистую пижаму. Как мило.

Нога Джеймса выглядывает из под покрывала, одновременно демонстрируя желтые боксеры, что одеты на нем, всей спальне. М-да, не очень красиво, но как мне кажется, многие девушки захотели бы увидеть его в таком виде. Я в этом совершенно уверена. Обитатели спальни все спят мертвецким сном, и я осторожно пробираюсь к чемодану Дджеймса, стоящему в изножье его кровати. Я знаю, что моя жизнь будет находиться в моих руках, когда я все же вытащу то, зачем пришла. Тут очень темно и я практически не вижу, что делаю, а палочку я оставила в своей спальне. Здесь свалены какие-то мокрые вещи, острые предметы, что-то порошкообразное, и я даже не могу представить что это, но зная Джеймса, этим порошком может оказаться что угодно. Наконец, я нащупываю в сундуке мантию-невидимку, вытаскиваю и накидываю на себя. Бросив в последний раз взгляд на фиолетово-пятнистую пижаму Шона, я выхожу из спальни.

Ночной Хогвартс – очень мирное место, ровно до тех пор, пока тебя не поймали за пределами факультетской гостиной. Тут спят призраки, просто зависнув в самых неожиданных местах, раздается храп спящих портретов и даже лестницы не меняют свое расположение: они тоже устали. И хотя я надела ботинки, бетонные полы все равно кажутся слишком холодными. Я брожу до трех часов, размышляя. За это время я не думала о важных вещах: ребенок, Скорпиус или же мои родители. Я думала о Пушках Педдл и о том, станут ли они лучшей командой в следующем году, когда к ним присоединится Йоханссон. Я вспоминала то время, когда папа взял нас с Хью на игру Пушек против Торнадо, и как мы выиграли тогда, опередив соперников на 70 очков. Тогда мне было девять. Мамы с нами не было. Она никогда не любила квиддич. Хью тоже не сильно любит квиддич, но такую игру он бы ни за что не пропустил. Потом мы вернулись домой, и папа отправился укладывать Хью, а мама решила прочитать мне сказку (хотя я и сама была в состоянии ее прочесть), и как из спальни Хью раздался страшный визг, и как они с папой выскочили в коридор.

Мы с мамой выбежали в коридор, чтобы посмотреть на причину переполоха. Я никогда до этого не видела, чтобы папа с Хью были настолько бледными. Хью рыдал, а папа и сам был на грани истерики.

— П-п-п... — заикался папа, стараясь сглотнуть.

— Что, Рон? – в панике спрашивала мама, сжимая руку отца, пока я пыталась успокоить Хью.

— Ге... Гермиона... там п-п-пау...

— Паук! – крикнул Хью, заливаясь слезами с новой силой.

Мама посмотрела на меня, я на нее, и мы обе покатились со смеху. Оказывается в нашей семье, только мы с мамой были по-настоящему храбрыми. И это было самой настоящей правдой. Хью и папа были во власти арахнофобии*, так что нам с мамой отводилась роль рыцарей в сияющих доспехах. Я скучаю по тем временам. Интересно, что папа делает сейчас, когда видит паука. Вероятно, он зовет Гарри или еще кого-то… слабак.

В конце концов, я добралась до холла, миновав остальные этажи. Я не была уверена в том, куда мне следует идти дальше, поэтому я направилась к лестнице, которая ведет к подземельям Слизерина. Их я тоже знаю прекрасно, все-таки скитания по замку приносят ощутимую выгоду. Когда я завершаю спуск, я долго иду по длинному и очень темному коридору, который едва освещается двумя или тремя факелами. В подземелье и правда жутко. Я прохожу мимо класса Зельеварения и устремляюсь в самый конец коридора, где точно знаю, висит портрет, скрывающий за собой вход в гостиную факультета Слизерин. Я знаю их пароль, ведь именно на него мы и выменяли пароль от нашей гостиной у Ала и Скорпиуса. Я скидываю мантию-невидимку и портрет мгновенно просыпается.

– Парселтанг, – произношу я.

Портрету совершенно все равно, что я не принадлежу к факультету Слизерин, и он равнодушно распахивается, пропуская меня внутрь. Я бывала в гостиной зеленого факультета и раньше. Она располагается под озером из-за чего, как мне кажется, здесь ужасно скучно и холодно. Мне всегда было уютнее в Гриффиндорской башне, но опять же, это сугубо субъективное мнение. Мои ноги, кажется, сами знают, куда им идти, поэтому я даже не останавливаюсь, чтобы осмотреть гостиную. Я направляюсь вверх по лестнице очень похожей на ту, что находится в нашей башне, пока не добираюсь до комнаты с надписью «Шестой курс». Я тихо надавливаю на дверь и осторожно ее приоткрываю.

Кровать Паркинсона стоит справа от меня самой первой, а его самого почти не видно под одеялом. Бриггс спит на стоящей рядом кровати, но он настолько мал, что я с трудом могу сказать есть он там или же нет. Ал спит с другой стороны комнаты. Спящим он становится очень похожим на Джеймса, ведь они очень похожи ровно до тех пор, пока Ал не надевает очки... и, о Мерлин, он носит точно такие же боксеры. Тетя Джинни, должно быть, купила их целую упаковку. Честно говоря, очень сложно различить спящих Поттеров. Это различие становится видным, стоит Алу открыть глаза: они у него потрясающего зеленого оттенка.

Полог на кровати Скорпиуса задвинут. И я чуть оттягиваю ткань, чтобы заглянуть внутрь. Ох, блин, я все больше и больше превращаюсь в сталкера, но сомневаюсь, что он сильно станет возражать. В конце концов, никто не проводил четкой границы между тем, что разрешено и запрещено делать друзьям? Спящий Скорпиус выглядит очень серьезным. Он хмурится, а его светлые волосы скрывают один глаз. Я протягиваю руку и нежно убираю мешающие ему волосы, но Скорпиус спит очень чутко и сразу же начинает шевелиться. Я даже не стала отскакивать назад или же натягивать мантию-невидимку. Я просто осталась стоять там, где и была. Его глаза сонно приоткрываются, но затем снова закрываются. Он явно пребывает в полудреме.

– Что ты здесь делаешь? – сонно бормочет он. И я не могу удержаться от улыбки.

– Мне было скучно, – шепотом признаюсь я.

Он приподнимает бровь и на его губах появляется улыбка:

– Посередине ночи?

– Не без твоей помощи, – насмешливо шепчу я.

Он откатывается в сторону, и берет меня за руку, показывая, чтобы я легла рядом с ним. Я укладываюсь рядом: отчасти потому, что мне холодно, отчасти потому, что я устала. Он натягивает на меня покрывало, а я задергиваю полог вокруг кровати. Когда я поворачиваюсь к нему лицом, его глаза закрыты, но мне совсем не кажется, что он уснул.

– Скорпиус? – шепчу я.

– М-м-м? – тихо тянет он.

Я замечаю, что он так и не отпустил мою руку... и это так прекрасно.

– Я тоже думаю, что мы должны оставить ребенка.

Он очень нежно обнимает меня свободной рукой за талию в каком-то неловком объятии, да так и оставляет ее там. Я прижимаюсь к нему крепче, наверное, потому что очень замерзла, и закрываю глаза.

– Спокойной ночи, Роза.

– Спокойной ночи.

* * *

Я просыпаюсь рано утром до того, как просыпаются остальные. На самом деле прошло не более двух часов с того момента, как я заснула. Скорпиус спит в той же позе, в которой я его помню. Он по-прежнему слегка нахмурен и все так же держит меня за руку. Он выглядит таким невинным когда спит. Как маленький мальчик-хорист. Я мягко вытягиваю руку из его пальцев и медленно вылезаю из постели. Сейчас было бы просто ужасно, если Алу вдруг надумалось бы проснуться... Это было бы чертовски не вовремя. Кстати, сейчас он крепко спит, так что я накидываю мантию-невидимку и проскальзываю в дверь. Последний взгляд, брошенный на Скорпиуса, говорит мне, что он еще не заметил моего ухода.

Я наконец-то достигаю башни Гриффиндора, и пытаюсь разбудить Полную Даму, чтобы войти внутрь. Поверьте мне, распространенное убеждение, что все толстые люди добрые и веселые априори – это не всегда верно, особенно, если их рано разбудить.

– Ты хоть знаешь, который сейчас час? – сердито ворчит она. – Разбудила меня посреди такого прекрасного сна!

– В мире не хватит снов, чтобы сделать вас красивой, – возражаю я, не в силах с собой справиться.

– Как ты только смеешь! У современных детей нет никакой морали, если они позволяют себе оскорблять старших...

– Ты портрет!

– ...и состоять во внебрачных отношениях со слизеринским мальчишкой! Позор!

– Подросток, – бормочу я.

– Подростков много! – кричит она, но все же открывает проход, когда осознает, что я ей назвала пароль.

Я бросаюсь в мальчишескую спальню, чтобы вернуть мантию Джеймсу. Он, слава Мерлину, все еще спит, и я небрежно бросаю плащ обратно в сундук Джеймса. Сомневаюсь, что он что-либо вообще в состоянии заметить. И прежде, чем я начинаю красться к двери, я замечаю, что кто-то поступает точно так же.

– Дом? – отчаянно шепчу я. Она подскакивает и оборачивается прежде, чем успевает открыть дверь.

– Роза, ты чертовски меня напугала, – шепчет она. – Что ты здесь делаешь?

– Я...

О черт, как все плохо. Что же мне ей сказать?

– Я вот на прогулку собралась, – глупо отвечаю я.

– В комнате семикурсников? – удивленно спрашивает Дом.

– А ты что здесь делаешь? – сердито шепчу я.

– Я была...

Она точно также смущена и, как мне кажется, ей ужасно не хочется отвечать на этот вопрос. Я знаю, что она провела ночь с Марком и, думаю, что где-то в глубине души, она знает, что я была со Скорпиусом.

– Давай убираться отсюда, – шепчу я. Шон Финниган уже начинает шевелиться. Мы на цыпочках покидаем комнату и бежим в нашу спальню.

– Ты провела с ним ночь? – шиплю я, стоит нам оказаться в гостиной. – Разве мой пример тебя ничему не научил?!

– Мы не занимались с ним сексом! – прошипела она в ответ. – И даже, если бы занимались, то мой мозг еще не отключился, чтобы забыть о контрацепции!

– О, ну конечно, ты же у нас вся такая разумная и ответственная! – с сарказмом ответила я.

– Ну, это лучше, чем оказаться беременной в шестнадцать лет, – огрызается Дом. – Для чего тебе понадобилась мантия-невидимка Джеймса?

Вот где сказывается отсутствие таланта ко лжи. Я прямо ощущаю, как мои уши краснеют, а они краснеют всегда, когда я хочу что-нибудь скрыть или же нервничаю, или злюсь, или смущаюсь... и так почти всегда.

– Ты была со Скорпиусом, – говорит Дом, – я знаю. Ничего себе, а вы время зря не теряете, учитывая, что мы с ним расстались только вчера.

– Ну да, после того, как ты изменяла ему в течение месяца! – сердито шиплю я. Как она только посмела читать мне нотации!

– И ты еще смеешь обвинять меня? – кричит она в отчаянии. – Он ведь был влюблен в тебя!

Я пытаюсь не рассмеяться. Но, в конечном счете, я все же умудрилась подавиться слюной и примерно с минуту пыталась откашляться. Дерьмо.

– Ты с ума сошла, – качаю головой. – Ты же понимаешь, Дом, что это все бред. Это же очевидно...

– Я не злюсь на тебя за это, Роза, – продолжает она, – мне надо было это предвидеть. Наверное, я была просто не в состоянии воспринять отказ. Я думала, что он был для меня единственным. Но нет, единственным стал Марк.

– Дом, серьезно, Скорпиус в меня не влюблен, – пытаюсь я ее убедить, – мы с ним просто друзья, клянусь...

– Роззи, неужели ты думаешь, что он стал бы спать с тобой, если бы не любил?

– Да, – резво закивала я головой. – Он же парень!

– Он не похож на обычных парней, – говорит Дом сердито. – Поверь мне, я знаю. Я была с ним три месяца, и он ни разу не попытался заняться со мной сексом.

– Ну, может все дело в приближающемся отцовстве, ведь последний раз у него был с такими последствиями, что послужил неким выключателем, – замечаю я.

Дом удивленно приподнимает бровь.

– Без разницы, что ты сейчас говоришь. Послушай, мне все равно, была ты со Скорпиусом или нет. Ты должна быть рядом с ним по-любому.

– Я не с ним! – утверждаю я. – Мы друзья! Вот и все!

– Вы собираетесь стать родителями, – возражает она. – Вы не просто друзья.

– Вы с Марком друг друга стоите, – бормочу я с негодованием.

– Ты слишком упряма, – вздыхает Дом и направляется к лестнице, ведущей в девичьи спальни. – Я собираюсь вздремнуть перед занятиями.

Я не понимаю ее, действительно не понимаю ее теории о Скорпиусе и его неземной любви ко мне. Это так смешно… Также как и попытка парня и девушки, зачавших ребенка остаться друзьями? Ладно, может, она и права.

Я прилегла на диван в гостиной, но засыпать даже и не собиралась. Ведь стоит мне уснуть, и я могу проспать аж до обеда завтрашнего дня. Я бы могла оправдать это тем, что меня сильно тошнило утром, в любом случае, эта отговорка лучше той, которую как-то выдал Джеймс: «У меня был тяжелый случай приступа лихорадки», но я все же не хочу пропустить Трансфигурацию. Я замечаю письмо, лежащее прямо на столике возле дивана и от скуки принимаюсь его рассматривать. На конверте нет надписей, поэтому я открываю его, пытаясь понять что это.

Лаура,

Я очень горжусь твоим поступком – это так смело, именно поэтому тебя и взяли в Гриффиндор. Я же говорила тебе, что это прекрасная идея, верно? С этой девчонки-Уизли просто необходимо было сбить спесь. Она думает, что может жить за счет славы своих родителей. Ты поступила абсолютно правильно, что рассказала всей школе о ее беременности.

Не расстраивайся, милая. Поверь мне, когда я говорила, что ты сделала правильный выбор. Ты собираешься встречаться с этим мальчиком, ведь ты его всегда любила? Джеймс? Я так горжусь: сын самого Гарри Поттера! Молодец! Проверяй свой макияж по утрам. Ты же не хочешь, чтобы он увидел тебя ненакрашенной, верно? И продолжай приседать по утрам и вечерам. И держись подальше от еды, полной жиров и углеводов. Ты же не хочешь быть еще более толстой, чем сейчас.

С любовью,

Мама

Больно. Это письмо причинило мне больше боли, чем все, что я когда-либо читала. В самом деле, это просто не может быть правдой. И нет там того факта, что мать Лауры Фелпс советует своей дочери совершить подобную дрянь… Просто нет. Какой человек скажет подобное? Она считает, что Лаура жирная? Тогда у меня, наверное, крайняя степень ожирения, потому что Лаура невероятно худая. И откуда в ней столько ненависти ко мне. Ей сказали унизить меня при всех. И кто? Ее собственная мать. У таких людей просто не должно быть детей.

Я сижу в гостиной, перечитываю письмо и думаю о Лауре до половины шестого. Даже сейчас, когда я поднимаюсь в спальню, чтобы подготовиться к учебному дню, я не могу перестать думать о ней: что если она совсем не тот человек, каким кажется нам всем? Что если на нее так влияет собственная мать? Что если в ней все же есть зачатки человечности, чего ее матери, кажется, совершенно не хватает? Что делать, если я ошибалась на ее счет?

Я принимаю душ и переодеваюсь в школьную форму в то время, когда Дом и Лаура, только начинают просыпаться. Дом выглядит разбитой, но упрямо тащится в ванную, пока Чес ее не заняла. Чес проснувшись, приподнимается на кровати, чтобы в следующее мгновение снова на нее упасть и заснуть. Лаура бросает взгляд на часы, встревоженно перепроверяет время, и спрыгивает на пол. Она делает приседания. Обычно, я всегда критикую ее за это, но теперь мне просто ее жаль. Я не могу представить себе, что моя мама могла бы иметь настолько сильное влияние на меня. Может, мои родители не такие уж и плохие.

Мы с Дом идем на Трансфигурацию вместе, забыв о том, что наговорили друг другу сегодня утром. Ал и Скорпиус идут впереди нас, что достаточно странно, учитывая, что они всегда опаздывают. Ал выглядит очень уставшим, а Скорпиус же наоборот здорово чем-то встревожен. Он бросает на меня странные взгляды... И у меня появляется чувство, что я что-то сделала неправильно.

– Хм, Роза, можно тебя на минутку? – спрашивает он.

О, нет. Он сожалеет обо всем. Он не хочет нашего ребенка. Он хочет сказать, что не имел в виду ничего подобного, что это была просто глупая, злая шутка…

– Ладно, это будет звучать немного странно, – начинает он.

Немного странно? Скорее неприятно и резко!

– Но ты... – он замолкает и оглядывается вокруг, проверяя, не подслушивают ли Ал с Дом, а потом вдруг спрашивает шепотом, – ...была в моей спальне этой ночью?

О Мерлин, он не помнит. Как он мог забыть? Неужели так много девушек заявляются в три утра в их спальню, чтобы забраться к нему в постель? Как же неловко.

– Ты не помнишь, – вздыхаю я, обращаясь больше к себе, чем к нему.

– Конечно, помню, – возражает он, – я... я просто не был уверен, что мне все это не приснилось или еще что-нибудь в этом же роде. Это показалось немного странным, вот и все.

– Ну, да, я странный человек, – соглашаюсь я. – Я просто решила, что мне надо было прогуляться в полночь.

– Это было далеко за полночь.

– Ну, некоторые вещи просто не могут дожидаться до утра, – пожимаю я плечами. Он кивает и мне становится ясно, что он все помнит.

– Так... мы оставим его? – осторожно спрашивает он.

– Если ты хочешь, – пожимаю я плечами. И это выглядит так, словно мы обсуждаем не сыграть ли нам в квиддич, а не принимаем решение о нашем ребенке. – Но... ты должен понимать, что будет сложно...

– Я знаю...

– И на нас будут давить...

– Я справлюсь с этим.

– И дети плачут, а еще дерьмо постоянно…

– Бриггс такой же, а я к нему привык, – пожимает Скорпиус плечами.

– И они влекут за собой дополнительные расходы...

– У меня есть работа, – проницательно смотрит он на меня.

– И... у тебя есть работа? – слегка опешив, спрашиваю я. У него что, правда есть работа?

– Ага, я устроился на работу еще в январе, когда... Ну, ты же знаешь, когда стало обо всем известно. Я работаю в «Дервиш и Беннгс» в Хогсмиде по субботам и, иногда, по вечерам. И я знаю, что на самом деле платят там не так уж и много, – краснеет он, – но этого должно хватить.

– Ты устроился на работу в январе? – удивленно вскрикиваю я, заставляя Ала с Дом обернуться. – Т-так ты еще тогда решил оставить ребенка?

– Конечно, – пожимает он плечами. – Я просто дал тебе время, чтобы и ты решила также.

_____________________________________

Арахнофобия – боязнь пауков.

– Он влюблен в тебя!

Я проснулась, как от толчка. И так уже четвертую ночь подряд мне снится один и тот же сон, в котором Дом произносит эти слова. Все это случилось уже больше двух недель назад, а я по-прежнему не могу выбросить эти слова из головы. Что если в них есть доля истины? Что если Скорпиус Малфой и правда меня любит? Все так запутано. Я так старалась обнаружить хоть какой-нибудь знак, что он относится ко мне по-особенному, но так ничего и не заметила. Это если не вспоминать тот день, когда мы зависали в общей гостиной, и он оставил мне последний кекс Джаффо. Не знаю, стоит ли этому факту придавать большое значение, ведь он до этого съел штук шесть. А иногда он перехватывает мой взгляд, устремленный на него в поисках разгадки, смущается и выходит из комнаты.

И как обухом по голове меня ударило известие, что ситуация моих родителей достигла точки кипения. На субботу был назначен поход в Хогсмид, и мама решила пригласить меня на чашку чая, чтобы поболтать, как это делают все нормальные матери и дочери. Но одно я могу сказать точно: никакая нормальная мать не станет встречаться с дочерью для того, чтобы спросить ее, кого лучше пригласить с собой на свадьбу… Скажем так, в качестве свидания. Серьезно, похоже, моя здравомыслящая мать вконец рехнулась.

– Ты собираешься пойти на свидание? – я расплакалась прямо в кафе «Кондитерские изделия Патилл», случайно вывернув горячий чай себе на колени, добавляя к душевной боли еще и физическую.

– Ну, я не могу пойти одна, – пожимает она плечами, потягивая чай. – Это же свадьба.

– Я собираюсь пойти одна! – выдвигаю я весомый аргумент. – И в любом случае, ты не будешь одна! Папа ведь тоже будет там!

Мама закатывает глаза после моих слов.

– О, могу гарантировать, что твой отец собирается привести кого-нибудь с собой, чтобы просто мне досадить, – мрачно отвечает она. – И я не собираюсь там сидеть в одиночестве. Так что я подумываю пригласить Кормака.

– МакЛаггена? – с отвращением спрашиваю я. – Мама, он же женат!

– Разведен, – поправляет она меня.

– И ты его ненавидишь!

Она не стала этого отрицать.

– Ты просто пригласишь его, чтобы насолить отцу, – сердито говорю я.

– Следи за языком, Роззи, – предупреждает она.

– Не говори мне «следи за языком, Роззи»! – теперь я уже, похоже, кричала. Все как рассказывала тетя Джинни! Ты поступила точно так же на шестом курсе!

– Он поступил так первый! – по-детски ответила она мне. – И вообще, я это делаю не для того, чтобы уязвить твоего отца! Мне нужна пара, понимаешь!

– О, как ты лихо загнула, – пробормотала я сквозь стиснутые зубы. – Это свадьба. Ты не будешь там единственным гостем!

Я знаю, что она меня совершенно не слышит. Она просто взяла и сменила тему, вернувшись к моей беременности, желая узнать, когда я в следующий раз пойду на обследование.

– Я была на прошлой неделе, – горько отвечаю я ей. – Спасибо, что еще проявляешь интерес к моей жизни.

– Я всегда интересуюсь! – запротестовала она, хотя я и так понимала, что слишком придираюсь к ней. Она приходит в школу почти каждый день, а еще я постоянно получаю письма от нее и папы, где они спрашивают о моих делах. Это полностью моя вина, что я не рассказала ей об осмотре. Но я никому не рассказала. Все в порядке, и я не вижу смысла показывать людям снимок УЗИ, на котором они все равно ничего не увидят. Правда, я рассказала Скорпиусу потом, и он, кажется, немного расстроился, что я не взяла его с собой. Мне очень жаль, но я не собираюсь брать его с собой в Мунго, когда гинеколог будет у меня смотреть сами-знаете-что.

Ну да, мадам Помфри посоветовала мне обратиться в Мунго, а не ходить в Больничное крыло, так как там целители более опытны в подобных вещах. Это не так уж и сложно, полагаю.

– Я оставлю его, – говорю я маме, – ребенка, я имею в виду.

Она казалась удивленной, но был ли это приятный сюрприз или же нет, я не разобралась. Она, как и все, уже свыклась с мыслью, что я собираюсь отдать ребенка на усыновление. Мы даже начали переписываться с агентствами и просматривать официальные документы.

– Ты уверена, что готова к этому? – спросила мама, хмуря брови.

– Нет, – ответила я. – Но я хочу попробовать. А у Скорпиуса уже есть работа, так что недостаток в деньгах будет не столь заметен…

– Роззи, у меня и твоего отца достаточно денег, – отрезает мама. – И у Драко Малфоя – тоже, ведь он хвастался этим еще с первого курса, так что вам со Скорпиусом не стоит беспокоиться о финансовой стороне.

– Скорпиус не разговаривал с отцом с января, – говорю я. – Мне кажется, что Драко отрекся от него.

Мама выглядит еще более удивленной.

– Это не похоже на Драко Малфоя, которого я когда-то знала и ненавидела, – задумчиво говорит мама. – Семья для него всегда была чем-то очень важным.

– Чистокровная семья, – поправила я ее. – Этот ребенок не чистокровный, так что, возможно, он и не будет считать его семьей.

– О, весь этот бред с чистокровными заморочками не имеет значения, ни для кого, даже для Малфоя! – говорит мама с нетерпением. – Я уверена, что он это поймет рано или поздно. И даже, если этого не случится, мы будем рядом. Уизли никогда не бросают своих в беде.

Может это и не проклятие Мерлина быть Уизли. У нас могут быть огненно-рыжие волосы, веснушки и странная любовь к магглам, но нет ничего, что могло бы нас разделить. Ну, это если не принимать в расчет маму и папу.

* * *

– Роза, ты это видела? – обозленная Дом бросает передо мной большую книгу. Я подтягиваю книгу к себе и понимаю, что это на самом деле толстенный журнал под названием «Ведьмина свадьба». И из него выглядывают больше пятидесяти разноцветных стикеров: некоторые из них зеленые, некоторые – розовые.

– Ты выходишь замуж? – в замешательстве спрашиваю я. Откровенно говоря, я думаю, что им с Марком еще слишком рано думать об этом, но если они счастливы…

– Виктуар прислала, – мрачно отвечает Дом. – Тут платья для подружек невесты.

Мой желудок стремительно проваливается куда-то вниз. Я почти забыла о предстоящей свадьбе Люпин/Уизли, которая состоится меньше, чем через месяц. Ну, я не забыла (особенно, после разговора с мамой), просто я забыла, что Тедди, мой Тедди, женится, а я буду чертовой толстенной подружкой невесты!

– Так, зеленые – эти те, которые ей понравились, – говорит Дом, открывая на первой зеленой закладке, – а розовые – те, от которых она в полном восторге.

– А что значат тогда синие? – спрашиваю я, заметив затерявшиеся в ворохе зелено-розовых стикеров синие закладки.

– Это те, которые ей нравятся, но нам не подойдут, – отвечает Дом, закатывая глаза. – Она превратилась в настоящего свадебного монстра, Роза. Невероятный Халк даже близко рядом с ней не стоит.

– Вот это хорошее, – указываю я на оливковое платье до колен.

– Оно не отмечено, – возражает Дом. – Давай не будем отмечать его, а то нам не поздоровиться, если она разозлиться…

– Угу, и, возможно, зеленый слишком уж напоминает Халка.

Мы почти час проводим над журналом, рассматривая «Ведьмину свадьбу», и наконец-то, останавливаем свой выбор на небесно-голубом платье, которое, наверное, даже не прикроет мои коленки, учитывая какой жирной я стала. Дом написала письмо Виктуар, где указала понравившиеся нам платья, а затем запечатала письмо и привязала его вместе с журналом к лапке бедной, ничего не подозревающей школьной совы.

* * *

Март пролетает быстро, и апрель наступает еще до того, как мы успеваем сказать: «Джеймс, Фред, вы уже староваты для первоапрельских розыгрышей». Но, видимо, они оказались не настолько уж и старыми, ведь утром первого апреля случилось несколько событий. Во-первых, волосы всех слизеринцев приобрели насыщенный розовый оттенок, стоило им выпить тыквенного сока. Как я не старалась, но так и не смогла удержать фырканье при виде того, как вытянулось лицо Скорпиуса, корда он понял, что и его волосы тоже приобрели розовый цвет. Ал вообще ничего не заметил, пока не взглянул на свое отражение в ложке… А близнецы Скамандер, не заметили вообще никакой разницы. Я серьезно, нет людей более странных, чем Лоркан и Лисандр Скамандеры. Фред и Джеймс сидят и делают вид, что они здесь не причем.

– Не в обиду, мальчики, – говорю я, – но это была довольно жалкая шутка. Это все же ваш последний год. Я даже немного разочаровалась в вас.

Их лица вдруг озаряются осознанием того, что это действительно их последний шанс разыграть студентов Хогвартса.

– Фредди, мне кажется, мы должны прогулять Чары, – говорит Джеймс, выгляди действительно обеспокоенным. Фред кивает в знак согласия.

– Нет, – возражаю я. – Вы на седьмом курсе, у вас ТРИТОНЫ через несколько месяцев! Вы не прогуляете Чары!

– Расслабься, Гермиона, – отвечает Джеймс, закатывая глаза. – Поверь, мы все равно не пропустим ничего важного за одно занятие.

– Ах, так вы впервые прогуливаете Чары? – спрашиваю я, обиженная на то, что он сравнил меня с матерью. Джеймс и Фред игнорируют мой вопрос и возвращаются к завтраку. Кажется, Скорпиус, Ал и еще пять слизеринцев поняли, что это всего лишь были простые чары, наложенные на стакан с соком, и изменили цвет своих волос на нормальный. Остальные слизеринцы все еще паниковали. Я вижу, как Скорпиус и Ал очень хитро поглядывают на Джеймса с Фредом, кажется, они готовятся отомстить. Лично я, не стала бы связываться со слизеринцами – они очень хитрые люди.

Мелкие шалости продолжаются в течение всего дня. Некоторые младшекурсники Слизерина все еще продолжают ходить по коридорам с розовыми волосами, будучи не в силах самостоятельно снять чары и, похоже, не подружившись с теми, кто бы мог им помочь.

Весь день я старательно пытаюсь избежать участия в первоапрельских шутках. Куда бы я не посмотрела, везде плетутся интриги. На Чарах, Ал и Скорпиус сидять в углу с большим листом пергамента с рядом сложнейших диаграмм превращений. Профессор С-Лицом-Как-Задница-Гиппогрифа не замечает ничего, да и вообще он не замечает абсолютно ничего, что не связано лично с ним и с тем, как он выглядит. К обеду Джеймс и Фред привлекли на свою сторону в борьбе против слизеринцев Марка и Шона Финнигана. Лили никто не приглашает присоединиться, потому что она вечно ратует за единство Гриффиндора и Слизерина. Девушка, видимо, слишком амбициозна, раз верит в такое.

Но, в конце концов, я просто не могу удержаться в стороне от готовящейся шутки. Я присоединяюсь к Джеймсу в общей гостиной, чтобы помочь ему придумать план. До сих пор его идеи, мягко говоря, не блистали интеллектом.

1. Распустить слухи, что Альбус С. Поттер является наследником Слизерина.

– Джеймс, это самая тупая идея, которую мне приходилось слышать, – говорю я прямо.

– Не самая тупая, – открещивается Джеймс. – Эти идиоты-слизеринцы поверят во что угодно!

– Но любой человек у которого работает хотя бы половина мозга или с IQ выше пяти знает, что Волдеморт был последним наследником Слизерина, – отвечаю я. – Теперь я точно знаю, что пять баллов по IQ – это слишком много для такого, как ты, Джей, но…

– Просто читай дальше! – сердиться он.

2. Наложить чары анти-полета на все метлы слизеринцев.

– Во-первых, – говорю я, – у них сегодня нет занятий по Полетам, поэтому они ничего не заметят аж до субботы, а значит, это уже не будет первоапрельской шуткой. Во-вторых, это просто акт вандализма.

– Ты как шило в заднице, Уизли, – бормочет Джеймс.

3. Нанести клей на все унитазы в слизеринских подземельях.

– О, ну это уже хоть какой-то прогресс, – произношу я. – Но все равно это выглядит по-детски.

4. Привесить над ними воздушные шары, наполненные водой.

– Как благородно, – закатываю я глаза. – Неужели это все, на что вы способны? Ал и Скорпиус работают над какими-то диаграммами.

– Фред! – кричит Джеймс, и Фред вихрем скатывается по лестнице вниз. – Ты же сын выдающегося шутника или у тебя кишка тонка?

– Я не знаю, – пожимает плечами Фред. – Я слишком ленив, чтобы придумать что-то улетное.

– Джеймс, – спокойно говорю я, – ты был назван в честь двух величайших шутников, которых эта школа когда-либо видела. Конечно же, ты можешь придумать что-нибудь более достойное, чем приклеивать слизеринцев к унитазам или привязывать к ним шары с водой.

– Ну, а у тебя, Рыжая, есть какие-нибудь великолепные идеи? – возмущенно говорит Джеймс.

– Нет, – пожимаю я плечами. – Я ведь была названа в честь стоматолога.

– Бинго! – вдруг выкрикивает Джеймс. – У меня есть идеальная шутка! Рыжая, ты можешь привлечь к этому Дженни?

Ох, Мерлин, это просто не может закончиться чем-то хорошим.

– Зачем тебе нужна Дженни? – со страхом спрашиваю я.

– Мы собираемся сказать Алу, что Дженни ему изменяет! – взволнованно произносит Джеймс, и они с Фредом хлопают в ладоши, отмечая такой замечательный план. – Со мной!

– Ни в коем случае, – отвечаю я. – Ни за что! Вы не можете просто так взять и играть с эмоциями других людей. Неужели вы не понимаете, что это низко!

– Ой, ли? – улыбается Фред.

– И вообще, Дженни никогда не будет вместе с ним, – продолжаю я. – Она не причинит боли своему парню!

– А если причинит? – снова улыбается Фред.

– Заткнись! – восклицаю я. – Я не буду помогать вам в этом!

– Отлично, – отвечает Фред.

– Нам не нужна ее помощь в любом случае, – соглашается Джемс, и они выходят сквозь портретный проем.

Что за пара идиотов?

* * *

Желая избежать любых первоапрельских шуток, я решаю остаться в спальне и почитать «Ведьминский еженедельник» Чес. То и дело я отрываюсь от статьи «Чары – ваш путь к большим проблемам» (не то, чтобы мне уж очень было интересно узнать об этом) и бросаю взгляд на кровать Лауры. На прикроватной тумбочке стоят все возможные крема, и лежит россыпь косметики, и я замечаю, что в последние недели ее мама присылает ей новинки косметической индустрии чуть ли не каждый день. Я бы назвала ее распущенной, если бы не знала какая сука ее мать. Я старалась вести себя более сдержанно с Лаурой, старалась воспринимать ее такой, какой она есть на самом деле, но ей похоже было абсолютно наплевать. Ну да, для нее я же так и остаюсь кузиной ублюдка, который разбил ей сердце на глазах у всей школы.

В шесть тридцать я спускаюсь по лестнице из Гриффиндорской башни. Я не знала, что меня ожидает в Большом зале. Возможно, обезглавленные тела гриффиндорцев лежащие на столе Слизерина. Или может быть, плененные слизеринцы, висящие в клетке над гриффиндорским столом. Заходя в Большой зал, я прокручивала эти и еще тысячу сценариев в своем воображении.

Ал и Джеймс стоят прямо посередине зала со вскинутыми палочками и следами многочисленный побоев. Губы Ала кровоточат, а очки разбиты, Джеймс же щеголяет большим синяком на челюсти. Оба находятся на грани взрыва.

– Ты ублюдок! – кричит Ал. – Бесполезный кусок дерьма у моих ног! ЛЕВИКОРПУС!

Джеймс резко взмывает вверх, подхваченный невидимым крюком за ноги. Учителя бегут со всех сторон, пытаясь разобраться в происходящем. Я замечаю Дженни сидящую за гриффиндорским столом и рыдающую навзрыд, пряча лицо в ладонях.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – кричу я, но никто, кажется, ничего не замечает в поднявшейся суматохе. Все смотрят на Ала, делающего какие-то замысловатые пасы палочкой, но Скорпиус внезапно появляется прямо перед ним и яростно запускает в него отталкивающее заклятие. Тут же в происходящее вмешивается и Дом.

– Эй! Оставь его в покое! – рычит она на Скорпиуса, доставая палочку. –Разговор есть, неудачник!

– Неудачник? – взбешенно выкрикивает Скорпиус. – Это не я здесь неудачник, дорогая!

– Ты, лживый ублюдок! – теперь уже кричит Ал на неподвижно висящего в воздухе брата. – Я НАДЕЮСЬ, ЧТО ТЫ БУДЕШЬ ГНИТЬ В АДУ!

– Отпусти его! – кричу я на грани истерики. Лицо Джемса стремительно темнеет. К счастью, Ал произносит заклятие, и Джемс падает на пол. Он тут же вскакивает на ноги, поднимает свою палочку и, направив ее на Альбуса, кричит:

– ЭКСПЕЛИАРМУС! – палочка Альбуса тут же оказывается в руках Джеймса.

– Что ты теперь будешь делать, братишка? – зло усмехается Джеймс, но все равно видно, что он очень разозлен своим позорным висением под потолком.

– УБЬЮ ТЕБЯ ГОЛЫМИ РУКАМИ! – Ал бросается на Джеймса, опрокидывает его на пол и сжимает пальцы на шее брата. Учителя не могут приблизиться к разыгравшейся драке из-за плотно стоящих учеников. Джеймс роняет палочки, а Ал продолжает его душить.

– Скорпиус! – кричу я, он останавливается, продолжая держать Марка под прицелом своей палочки, и оборачивается ко мне. – СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ!

Скорпиус мгновение судорожно оглядывается, а затем с его палочки уносятся вверх ярко-красные искры. На первый взгляд это кажется глупым, бессмысленным занятием, но кажется, оно привлекает к себе внимание всех, в том числе и Альбуса. Шон и Фред оттягивают Ала от Джеймса, который отчаянно кашляет.

– Просто успокойтесь все, черт возьми! – кричит Скорпиус, и зал затихает.

Учителя наконец-то проталкиваются сквозь толпу студентов.

– ПОТТЕРЫ!

Я никогда еще не видела Флитвика таким злым. Его лицо просто посинело от гнева.

Он как маленький Смурф.

– В мой кабинет, ЖИВО! Роза, Доминик и Мэттьюз, вы тоже! – кричит нам Флитвик. – И вы, Малфой!

Мы все идем за Флитвиком в его кабинет в полной тишине. Джеймс и Ал, оба страшно избиты, но по-прежнему пытаются дотянуться друг до друга. Скорпиус удерживает Ала, в то время как Марк делает все возможное, чтобы держать Джеймса подальше от брата. Джемс продолжает что-то бормотать себе под нос «не может понять шутку». Флитвик с хлопком закрывает двери своего кабинета за нами.

– Что на вас, двоих, нашло? – кричит Флитвик. Я никогда еще так не боялась ни одного мужчины в своей жизни. – Такое безрассудное, небрежное поведение! Дрались как пара животных! Вы же братья!

– Он мне не брат, – парирует Ал. – Он всего лишь к…

– Хватит! – останавливает его Флитвик. – Боюсь, я должен вызвать ваших родителей.

О, черт. Вот это действительно плохо. Выражение лиц Джеймса и Ала отражают одинаковый ужас, и даже Дом выглядит немного напуганной. Это всегда плохо, когда ты переходишь дорогу Джинни Поттер. И словно услышав мои мысли, они тут же появляются на пороге кабинета Флитвика, слегка постучав в дверь.

– Джинни, успокойся…

– НЕ ГОВОРИ МНЕ «УСПОКОЙСЯ», ГАРРИ ПОТТЕР! – вот черт, она называет его полным именем.

– Войдите, – произносит Флитвик, хотя в этом нет нужды.

Дверь широко распахивается, и тетя Джинни стремительно врывается в кабинет. Ее лицо сравнялось по цвету с ее же волосами. Гари следует за ней и выглядит очень разочарованным.

– Где они? – рычит Джинни и направляется прямиком к Джеймсу, который находится ближе всего к ней. – ДЖЕЙМС СИРИУС ПОТТЕР! Это последняя капля! Теперь ты действительно допрыгался… ДРАТЬСЯ С СОБСТВЕННЫМ БРАТОМ?

– ОН ПЕРВЫЙ НАЧАЛ! – кричит Джемс в ответ. Джеймс и Джинни всегда были похожи, особенно когда дело касалось их темперамента, так что спор между ними – всегда феерия чувств.

– Ладно, давайте все успокоимся, – пробует изменить ситуацию Гарри, но Джинни его просто игнорирует.

– СЯДЬ! – кричит Джинни, а затем обращается к Альбусу. – СЕЛИ, ОБА!

Дом, Марк, Скорпиус и я смотрим, как Джинни усаживает своих сыновей на стулья перед столом Флитвика. Все это очень похоже на правительственный допрос… за исключением того, что сейчас все в миллионы раз хуже. Джинни делает несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

– Почему, – начинает она сквозь стиснутые зубы, – почему вы двое дрались, как пара магглов? Что сподвигло вас на это?

– Он первый начал, – снова бормочет Джемс.

– Он встречался с Дженни! – выкрикивает Ал. Гарри хмурится, и разочарованно смотрит на Джеймса.

– Джеймс, это правда? – спрашивает он. Ничего себе, все оказывается гораздо хуже, когда в игру вступает Гарри.

– Нет, это не правда! – выплевывает Джеймс. – Он предатель-слизеринец в нашей семье, а не я!

– Остановись, НЕМЕДЛЕННО! – шипит Джинни.

– Почему, черт возьми, она меня тогда обманывала? – шипит Ал.

– Следи за языком! – кричит Джинни, но Ал игнорирует ее.

– Это была первоапрельская шутка, идиот, – парирует Джеймс. – Чтобы я стал встречаться с ней?

– Что, черт возьми, ты имеешь в виду? – орет Ал, вскакивая со своего места и указывая палочкой в голову Джеймса.

– Ал! – кричит Джинни, выглядящая очень напуганной, чем остальные.

– Это значит, что она выглядит, как чертов тролль в платье! – выкрикивает Джеймс.

Гарри бросается вперед, чтобы разнять их, но он оказывается недостаточно быстрым.

– Авада Кедавра! – выкрикивает Ал, и вспышка зеленого света озаряет кабинет. Безжизненно тело Джемса падает на пол, как кусок обычной деревяшки.

Пронзительный крик вырывается у меня, в то время как Джинни и Гарри недоверчиво смотрят на Джеймса, Скорпиус ограничивается восклицанием: «Черт возьми».

– Ал… какого черта ты это сделал?! – кричит Дом, раскачиваясь из стороны в сторону. Краска отхлынула от лица Гарри. Он не в состоянии сделать шаг. Дом, как и я, впадает в истерику. Марк выглядит настолько потрясенным, что кажется, прямо сейчас упадет в обморок.

– Ал… т-ты убил его, – шепотом говорит Скорпиус и в его голосе звучит страшное отвращение, что я еле могу его узнать. Ал роняет палочку и выглядит таким же потрясенным, как и остальные. Я чувствую, что мое тело мне больше не принадлежит. Так же просто не может быть… Джеймс не может быть… он просто не может быть…

– Джеймс? – шепчет Джинни безжизненному телу своего сына, чуть встряхивая его. – Джеймс, дорогой, проснись.

Ничего. Он все такой же неподвижный. И как только мне кажется, что я больше не выдержу и сломаюсь, Скорпиус обнимает меня. Это не может быть правдой. Ал не мог убить Джеймса. Ни из-за Дженни. Ни из-за кого другого.

– Я убью тебя, Поттер! – выкрикивает Марк и бросается на Ала. – Сверну твою маленькую ш…

– Давайте ограничимся одним убийством на сегодня, ребята, – улыбается Джемс, открывая глаза. Ал с улыбкой смотрит на него сверху вниз и подает руку, помогая подняться.

– Ты говоришь мне… – начинаю я.

– Ни в коем случае, – Дом смеется сквозь слезы.

– Ты должна признать, мы тебя сделали, – ухмыляется Джемс. – Отличная работа, братишка.

– Ты тоже ничего, братишка, – ухмыляется Ал в ответ. – Никто не сможет переплюнуть шутку Поттеров.

Гарри, кажется, пытается улыбнуться, но гнев побеждает это желание. Но даже в аду не найти такой ярости, какой пылает Джинни Поттер. Она поднимает копию «Ежедневного пророка» со стола Флитвика и начинает остервенело бить журналом своих сыновей по голове.

– ВЫ РАВНОДУШНЫЕ МАЛЕНЬКИЕ ИДИОТЫ, – кричит она, – БЕССЕРДЕЧНЫЕ, ГЛУПЫЕ…

Она продолжает еще что-то кричать, но Ал и Джемс все еще смеются. Скорпиус, кажется, тоже пытается сдержать улыбку, и даже я должна признать, что…

Никто не сможет переплюнуть шутку Поттеров.

* * *

Самая лучшая первоапрельская шутка за всю историю Хогвартса имела серьезные последствия для Джеймса и Альбуса. Во-первых, им влетело от матери. Она заставила Флитвика назначить им отработки до конца года, так что теперь каждое воскресенье им предстоит в компании эльфов драить школу. Во-вторых, я чуть сама лично их не убила, точно так же хотели поступить и все остальные, которые поверили в то, что Джеймс и правда умер. Скорпиус и Дом снова стали плохо относиться друг к другу, и хоть та сцена, разыгранная в зале, и не была настоящей, они, тем не менее, высказали все, что думали на самом деле.

Джеймс стал самой настоящей легендой, хотя Фред и Марк были жутко на него злы за то, что он не посвятил их во все детали своего плана. Было такое ощущение, что Джеймс и Ал планировали тот розыгрыш в течение последних шести месяцев.

– Видите, заклинание, запущенное Алом, звучало как «Авада Кедавэ-э-ра», – пояснил Джеймс, когда я спросила, как ему удалось пережить смертельное проклятие Ала. – Смертельное проклятие звучит «Авада Кедавра». «Авада Кедавэ-э-ра» погружает человека на несколько минут в состояние подобное смерти, но на самом деле не убивает его. Гениально, правда?

Я признаю, что это было поистине гениально, даже если тетя Джинни и дядя Гарри так и не думают. А вот Ал не так доволен удавшейся шутке.

Дженни бросила его.

В глубине души я понимаю ее поступок и сама поступила бы точно так же. Дженни ведь не была в курсе того, что задумали Ал с Джеймсом, она не знала, что они решат сыграть на ее чувствах. Альбус обвинил ее в измене с Джеймсом перед всей школой и, похоже, был о-очень убедителен в своих словах. Дженни сильно расстроилась и сказала что-то вроде «ты использовал меня для своих розыгрышей».

– Я теперь посмешище для всей школы, – рыдала она, когда мы сидели в библиотеке, пытаясь сделать задание вчера вечером. – Все уверены в том, что я ему изменяла.

– Нет, не все, – пытаюсь я ее успокоить, хотя лично слышала, как люди судачат о Дженни и обоих Поттерах. – И вообще, скоро все об этом забудут.

– Я не забуду, – сердито отвечает она. – Я никогда этого не забуду.

Тогда мы некоторое время сидели в оглушительной тишине, и я пыталась придумать что-нибудь, что могло бы развеселить Дженни (что-то, что не было тупой шуткой «Поймай мой палец»). Скорпиус подошел к нашему столу и уселся напротив. Поскольку он не принимал участия в розыгрыше, Дженни не была против его вторжения, но на самом деле я могла бы точно сказать, что и его видеть она тоже не желала: он был лучшим другом Альбуса.

– Э, Дженни? – начал он. – Ал и правда очень сожалеет, ты же знаешь.

Я смотрю на него сердито и, кажется, в моих глазах можно прочитать «Не упоминая Ала при ней, ты же видишь, насколько она подавлена», но он только пожимает плечами, словно говоря «А что я должен сказать?»

– Я никогда бы так не поступила! – завизжала она, и библиотекарь сердито посмотрел на нас, прижимая палец к губам. Мы со Скорпиусом от удивления раскрываем рты, ведь Дженни Уинтерс не сказала ни слова вслух. Клянусь!

– Слушай, – размерено произносит Скорпиус. – Я знаю, что он был полным ослом, раз так поступил, но справедливости ради, это наверняка была идея Джеймса.

– Это правда, – согласилась я. – Джеймс хотел придумать такой розыгрыш, чтобы он вошел в историю!

– Мне все равно, – произнесла Дженни, схватила книги и вскочила. – Не могу поверить, что ты на его стороне, Роза.

– Я ни на чьей стороне, – беспомощно возразила я. – Я просто пытаюсь…

– Не надо! – крикнула она и вылетела из библиотеки. Наверное, хорошо, что она ушла, потому что библиотекарь вооруженный щеткой, направлялся в нашу сторону.

И так вышло, что мы со Скорпиусом остались наедине.

«Он явно влюблен в тебя!»

– Нет! – прошептала я про себя, чтобы прогнать эти глупые мысли из головы.

– Что нет? – спросил смутившийся Скорпиус.

– Н-ничего, просто… нет…

Я замолчала, поняв, что сложно уловить что-то разумное из моего бормотания. Скорпиус выглядел слегка напуганным, что навевало на меня мысли об ошибочности утверждения Доминик.

* * *

Я сижу на Гербологии и слушаю Невилла… Простите, профессора Лонгботтома, рассказывающего об укрощении каких-то растений, к которым невозможно подступиться просто так. Я только начинаю вникать в суть рассказа, когда он вдруг вспоминает, что забыл сделать перекличку.

– Лаура Фелпс, – произносит он.

Все оглядываются в поисках Лауры, но ее нет, и мне приходит в голову мысль, что я ее сегодня вообще целый день не видела. В последний раз мы пересеклись утром, когда она выполняла свой привычный комплекс утренних упражнений перед завтраком. Лично я еле встаю, куда уж и заикаться о приседаниях. В моей душе поднимается беспокойство о ней, хоть я и понимаю, что она по-прежнему считает меня своим заклятым врагом. Невилл просто пожимает плечами, отмечает отсутствующих и продолжает свой рассказ.

– Извините, сэр, – поднимаю я руку. – Можно ли мне в туалет?

Он разрешает мне выйти, как и все остальные учителя, знающие, что ребенок давит мне на мочевой пузырь 24 часа в сутки, семь дней в неделю, и я мчусь от теплиц в замок. Я направляюсь к туалету на втором этаже, потому что просто не в состоянии терпеть дальше. Вообще-то, я всегда избегаю туалета на втором этаже, как и все остальные на протяжении последних семидесяти лет. Из-за Плаксы Миртл.

Когда я вновь чувствую себя прекрасно, Миртл появляется из самой дальней кабинки. Она выглядит очень довольной из-за того, что заставляет меня ощущать себя не в своей тарелке.

– Добрый день, Миртл, – вежливо произношу я, продолжая мыть руки в раковине, расположенной рядом с той, что скрывает ход в Тайную комнату. Этот туалет навевает на меня не самые приятные ощущения.

– Ты никогда не догадаешься насколько он добрый! – кричит она в восторге. – У меня скоро будет друг, с которым я стану делить этот туалет!

– Почти Безголовый Ник решил на тебе жениться, а? – шучу я, но, смотря, с каким упоением она хихикает, у меня появляется ощущение, что должно случиться что-то очень плохое.

– Нет! – восклицает она, паря над самой дальней кабинкой. – Но мне кажется, что она скоро присоединится ко мне! – шепчет она, указывая на кабинку под собой.

Я устремляюсь в конец туалета, чтобы увидеть, что имеет в виду Миртл… И вот оно. Лаура лежит лицом вниз на мокром полу, сжимая пустой флакон из-под зелья в левой руке.

– Вот дерьмо.

— Динь-дон, ведьма умерла! — поет Миртл, и ее голос разносится по всему туалету, она похожа на баньши.

— Лаура, — говорю я, стараясь, чтобы паника не была слышна в моем голосе. — Лаура, ты меня слышишь?

С большим трудом я опускаюсь на колени возле нее и аккуратно переворачиваю ее тело. Она такая бледная и холодная. И закрадывается, что возможно Миртл не так уж и не права.

— Очнись, Лаура, — паникую я. — Пожалуйста, очнись...

Миртл громко хохочет:

— Она мертва!

— Заткнись! — кричу я. — Позови на помощь!

— Я не стану говорить, что это произошло в моем туалете! — выкрикивает она и растворяется в стене, чтобы разнести всем радостную новость о том, что скоро у нее появиться компания, а значит, можно будет в два раза сильнее доставать студентов.

У меня даже нет при себе палочки, я оставила ее в сумке, когда уходила из теплиц. Хотя вряд ли бы я сообразила, что делать, даже имея под рукой палочку.

— Пожалуйста, Лаура, пожалуйста, очнись! — умоляю я. Я поднимаюсь с пола и направляюсь к раковине, наполняю стакан водой и выливаю на Лауру. Она не двигается. Мне не удается нащупать пульс. Я бегу к двери, выскакиваю в коридор, но он пуст: большинство студентов находиться на занятиях. Ну, кроме одного человека в школе, который не считает своей обязанностью присутствовать на уроках.

— Джеймс! — кричу я, когда замечаю кузена летающего в коридоре на мопеде. Серьезно, что он здесь делает, когда у него по расписанию Зелья? И я даже не могу предположить, где он только сумел достать мопед.

— Привет, Рыжая! — ухмыляется он, проносясь мимо меня на своей маггловской игрушке.

— Джеймс, ты должен мне помочь! — кричу я в панике и меня начинают мучить боли в животе. Он спрыгивает с мопеда, который продолжает свое движение дальше по коридору, пока не врезается в доспехи, но Джеймс даже не обращает на случившееся внимание и бежит ко мне.

— Что случилось? — спрашивает он и на его лице отражается такая же паника, как и у меня.

— Это Лаура, — говорю я ему, и он резко хмурится. — Давай за мной!

— Мне нельзя туда заходить! — возмущается он. — Это же женский туалет. И это второе место во всей школе, где я бы никогда не хотел оказаться. Так что спасибо, но нет.

— Джеймс, СЕЙЧАС ЖЕ! — рычу я, стараясь игнорировать боль, которая разгорается с новой силой. Джеймс неохотно идет следом за мной в туалет, и его карие глаза расширяются от шока, когда он видит неподвижно лежащее тело Лауры в самой дальней кабинке.

— Черт возьми, что случилось? — выдыхает он и вытаскивает флакон, который был зажат в руке Лауры. — Зелье для похудения?

Я даже не прочла этикетку.

— Мы должны отнести ее в Больничное крыло, — говорю я, и мой голос прерывается из-за боли в животе. Джеймс легко поднимает Лауру на руки, словно она абсолютно ничего не весит.

— Черт, она слишком бледная, — произносит он, направляясь к двери. — Какого черта она решила худеть?

Я пожимаю плечами и следую за ним вверх по лестнице, ведущей к Больничному крылу.

— Лаура, — тихо произносит Джеймс, когда мы преодолеваем половину пути. — Давай же, Лаура, ответь мне...

Больничное крыло пусто, когда мы туда приходим. Мадам Помфри выбегает нам навстречу, когда Джеймс укладывает Лауру на первую попавшуюся кровать.

— Что случилось?

— Передозировка, — тяжело дыша, объясняю я, — зелья для похудения.

— Как долго? — спрашивает мадам Помфри, выглядя очень взволнованной.

— Я не знаю! Я нашла ее... ай... около десяти минут назад, — мой шепот еле слышен из-за боли.

— Рыжая, в чем дело? — спрашивает Джеймс, кладя мне руку на плечо.

— Н-ничего, — отвечаю я. — Все хорошо. С ней все буде в порядке?

Мадам Помфри бормочет какие-то заклинания, направляя на Лауру палочку, а затем бежит к аптечке. Достает бутыль с фиолетовой жидкостью и вливает порцию Лауре, после чего начинает измерять пульс.

— Поттер, — говорит Помфри, — позовите Директора.

Джеймс бросает на меня обеспокоенный взгляд, и я киваю, что все в порядке, а он должен привести Директора. И он выбегает из Больничного крыла.

— С ней все будет хорошо? — всхлипываю я. — Она не...

— Нет, — обрывает меня Помфри, не позволяя закончить это страшное слово на букву «У», — но почти.

Она мечется вокруг Лауры, вливая в нее различные зелья и накладывая заклинания, и эта картина становится все более размытой. От ослепительной боли становится трудно дышать. Мадам Помфри что-то мне говорит, но ее голос доносится до меня, словно из-под толщи воды. У меня больше нет сил терпеть... И я падаю...

А потом приходит темнота.

* * *

— Вас здесь слишком много! — слышу я крик мадам Помфри. — Половине придется уйти!

— Я никуда не пойду, — упрямится Хью. — Она моя сестра.

— Ага, она наша кузина, — вторит ему Джеймс и его поддерживают еще пять голосов.

— Она носит моего ребенка! — кричит Скорпиус.

— Ну... она... э-э... она мой друг! — слышу я бас Хагрида.

— И мой друг тоже! — рыдает Дженни. — И в последний раз, когда я ее видела, я на нее накричала!

— Так, Дженни, тебе надо уйти, — произносит Фред. — Эй, здесь есть еще кто-нибудь, кто орал на Розу в последнее время?

— Заткнись, Фред, — слышу я шипение Рокси, адресованное старшему брату.

— Я считаю, мы все должны остаться, — Молли.

— Я согласен, Долли-Молли, — о, Боже, Библиотечный человек здесь, и он зовет мою кузину «Долли-Молли».

— Вы не можете все здесь находиться! — вздыхает мадам Помфри, признавая, что эту битву она проиграла.

— Нас тринадцать, — замечает Дом, — а вы одна.

Я открываю глаза, вокруг меня действительно тринадцать человек, хотя Хагрид такой огромный, что может сойти и за троих. Джеймс, Ал, Хью и Лили стоят слева от моей постели, Скорпиус, Дженни и Дом — справа, а в ногах — Хагрид, Рокси, Фред, Молли, Библиотечный человек и Луи.

— Лаура в порядке? — немедленно спрашиваю я.

Видимо никто еще не понял, что я очнулась, потому что они мигом умолкают и смотрят на меня. Хью очень бледен и взволнован, и выглядит как самый настоящий младший брат, а не причудливый недо-гот, в которого он превратился за последние несколько месяцев. Хагрид широко мне улыбается, Дом вздыхает с облегчением, Джеймс подмигивает, но хуже всех выглядит Скорпиус. Могу поспорить, что даже я выгляжу лучше, чем он. Хотя он от природы бледный, но в этот раз его бледность больше похожа на бледность Лауры, когда я нашла ее на полу в туалете. Насколько давно это случилось?

— Роззи! — усмехается Хагрид. — Как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке, — нетерпеливо отвечаю я. — Как Лаура?

Все неуверенно переглядываются, но отвечает мне Джеймс.

— Она в глубокой коме, — произносит он. — Ее переправили в Мунго несколько часов назад.

— С ней же все будет хорошо? — спрашиваю я испуганно.

— Они не знают, — пожимает плечами Джеймс. — Но если бы не ты, она бы уже давно была мертва.

Это заявление меня нисколечко не успокаивает.

— Она не виновата... — шепчу я про себя, слезы катятся по моим щекам, а в душе поднимается волна гнева по отношению к матери Лауры.

— Ты в порядке? — спрашивает Скорпиус. — Поппи говорит, что с ребенком все в порядке, а случившееся было из-за того, что ты сильно переволновалась...

Наступает тишина. Никто из нас не знает что сказать.

— Ты знаешь какое-нибудь грандиозное мальчуковое имя? — спрашивает Джемс, разрушая неловкость, повисшую в Больничном крыле. — Если это будет мальчик, может... Джеймс Сириус. Или Сириус Джеймс, выбирай, какой вариант тебе нравится больше, это же все-таки ваш ребенок...

— Э, нет, Фред Артур — круче, — издевается Фред.

— А я считаю, если вы не назовете его Альбусом Северусом или Скорпиусом Гиперионом, то все будет просто отлично, — подмигивает мне Дом.

— У нас не такие уж и ужасные имена, — Скорпиус подмигивает Алу.

— Аминь, — торжественно соглашается Ал. Я не могу не заметить, что он в последнее время ходит серьезным, и я очень давно не видела улыбку на его губах. Ну, я ведь и Дженни не видела улыбающейся.

Медленно, но уверенно, мои посетители начинают расходиться. Первым, чтобы успеть на урок, уходит Хагрид. Джеймс и Фред отправляются «учиться», хотя я в это не верю. Молли и Библиотечный человек идут продолжить свое исследование, и я сомневаюсь, что они могут придумать что-то еще. Кроме того, Библиотечный человек больше часа находился за пределами привычной среды обитания и просто обязан был покрыться сыпью или еще какой-нибудь гадостью. Лили, Хью, Луи и Рокси отправляются на занятия, которые вот-вот начнутся. У Скориуса, Дом, Ала и Дженни сейчас окно и они немного задерживаются у меня. В свое время, я бы почувствовала себя пятым колесом в сложившейся ситуации, но теперь мы просто пять одиноких людей.

— Мне надо пойти и доделать домашнее задание по Трансфигурации, — неловко произносит спустя несколько минут Дом. Она и Малфой не разговаривают после драки в День дурака. — Чанг сойдет с ума, если я не сдам эссе в ближайшее время. Увидимся позже, Роззи.

Она обнимает меня и уходит, кивнув на прощание Алу и Дженни и полностью проигнорировав Скорпиуса. Но его, кажется, это нисколько не волнует.

— Я тоже должна идти, — говорит Дженни, смотря в пол. — Надеюсь, ты будешь чувствовать себя лучше, Роза.

Она поднимается, чтобы уйти, и Ал тоже вскакивает. Мы со Скорпиусом обмениваемся взглядами, зная, что ничего хорошего из этого не выйдет. Тем более моя кровать стоит почти у самой двери.

— Джен, подожди, — умоляет Ал. — Постой, нам надо поговорить!

— О чем тут говорить? — выкрикивает Дженни, и ее голос дрожит.

— Мы должны это слушать? — тихо спрашивает Скорпиус, но я его быстро заставляю умолкнуть. Сплетни — это сплетни, независимо от того, как вы к ним относитесь.

— Мне очень жаль, это была просто...

— Шутка? — издевается она. — Это все, что было между нами? Ты был согласен поставить все, что было между нами ради глупой шутки?

— Эй, мой дед гордился бы такой шуткой! — не соглашается Ал.

— Ну и пусть покойный Джеймс Поттер гордится тем, что его внук бесчувственная поганка! — вопит Дженни.

— Ого, резко, — шепчет Скорпиус.

— Ой, да ладно, Дженни, успокойся! — кричит Ал и его голос теряет примирительные интонации. — Это была проклятая шутка! Я ведь фактически обвинил тебя в измене!

— Ты сделал из меня дуру на глазах у всех! — плачет она. — Ты даже не подумал о том, что я чувствую?

— Ты просто не в состоянии оценить хорошую шутку! — выкрикивает Ал. — Я не собираюсь тратить свое время на таких замороченных...

Эй, Ал, полегче.

— ... скучных...

Это уже слишком.

— ... заносчивых...

Даже Скорпиус затаивает дыхание.

— ... ханжей из Рейвенкло!

— Просто ужасно, — стонет Скорпиус, качая головой.

— Ну, я бы не стала просить тебя тратить на меня свое время, Поттер! Но все же я тебе скажу, пусть ты и думаешь, что ты такой крутой, но это не так! Ты живешь в лучах славы своего отца, но это не дает тебе права судить других! Ты даже хуже, чем твой брат!

Мы слышим ее быстрые удаляющиеся шаги, а затем в коридоре наступает тишина. Через некоторое время, дверь в Больничное крыло открывается и появляется Ал. Скорпиус начинает медленно хлопать в ладоши, и каждый его хлопок окрашен сарказмом.

— Хорошо сработано, парень, — говорит он. — Ты действительно знаешь, как все испортить, верно?

— Заткнись, — с губ Ала срывается стон. — Я буду в подземельях. Увидимся позже.

Мы со Скорпиусом остаемся сидеть в тишине.

— Ничего себе, моя история, кажется, сейчас просто банальной, — говорю я, нарушая тишину.

— Ну, Ал может быть настоящим гадом, когда хочет, — произносит Скорпиус.

— Печально то, что они действительно любят друг друга, — вздыхаю я. — Они просто слишком упрямы, чтобы понять это.

Так же как и мои родители.

— Боюсь, мне придется идти на каторгу, — произносит Скорпиус, делая попытку остаться невозмутимым. — Не смотри на меня так, так говорили...

— В каменном веке?

— Ха-ха, — саркастически отзывается он. — Я зайду после работы, ладно? Поппи сказала, что, вероятно, выпишет тебя завтра. Не нервничай по пустякам, или я тебя просто прибью.

— Ну, это обнадеживает.

Он наклонятся ко мне, и я на секунду подумала, что он хочет поцеловать меня.

Он явно влюблен в тебя!

Но вместо этого, он осторожно обнимает меня, и я чувствую себя счастливой.

— Ты должна хорошо заботиться о маленьком Альфонсе, — усмехается он уже возле дверей, — или Бьорк — в зависимости от того, кто будет!

— Да, над именами мы подумаем позже, — добавляю я после того, как за ним закрывается дверь.

* * *

Спустя два часа я вновь возобновляю свои попытки достучаться до целительницы.

— Пожалуйста, мадам Помфри! — прошу я.

— Нет и точка! Вы не можешь поехать в Лондон…

— Но я должна убедиться, что она в порядке! — настаиваю я.

— Она снова сюда вернется, когда целители проведут необходимое лечение, уверяю вас! Она, вероятно, будет здесь уже завтра, и вы сможете снова ее увидеть, — произнесла мадам Помфри, заставляя меня вновь лечь в постель.

— З-значит, как только ей окажут необходимое лечение, с ней будет все в порядке? — с надеждой спрашиваю я.

Целительница отводит глаза, и ее лицо становится чуть мягче:

— Я надеюсь на это.

Это не очень-то обнадеживает. Когда мадам Помфри удостоверилась, что я не собираюсь сбежать через окно, она возвратилась в свой кабинет. Словно этот день и так недостаточно отвратителен, мама врывается в Больничное крыло вслед за отцом.

— Роззи! Нам только что сообщили, — плачет мама, обнимая меня. — С тобой все хорошо?

— Я в порядке...

— Я принес тебе виноград, — неловко произносит папа, ставя пластиковый пакет, доверху наполненный виноградом, на тумбочку. Я не могу не улыбнуться этому проявлению заботы с его стороны, но мама закатывает глаза.

— Как вы узнали, что я здесь? — спрашиваю я.

— Я встретила Скорпиуса в деревне, — поясняет мама.

Заметка на будущее — убить Скорпиуса Малфоя. Лицо папы заметно мрачнеет при упоминании имени Скорпиуса, и я могу поспорить, что мое — тоже. Я убью его за то, что он рассказал им о том, что я попала в Больничное крыло. Как будто у них своих проблем не хватает.

— Роза, ты слишком сильно напрягаешься, — говорит мама. — Я знала, что так и будет. Это из-за учебы?

Мы с папой встречаемся взглядами и резко отворачиваемся. Ему, также как и мне, прекрасно известно, что мои занятия — это последнее из длинного списка того, что может меня волновать. Может быть, в прошлом, когда моя жизнь не была под угрозой полного фиаско из-за беременности и трагедии, я бы и поставила приоритет в сторону учебы, но теперь, если бы я нервничала еще и по поводу учебы, то я бы просто не выдержала. Хотя я и так не выдерживаю, безо всяких школьных занятий!

— Это не из-за учебы, — признаюсь я.

— Тогда в чем дело?

Вот и все. Я, по-моему, в очень деликатном положении, но мое терпение истощилось.

— Я не знаю, — кричу я. — Ты еще помнишь тот факт, что вся школа сплетничает обо мне! Или, может быть, сумасшедшую идею Дом, лишавшую меня сна в течение двух недель! Или, может быть, это связано с тем, что мои родители разводятся, а ты, мама, ведешь себя как ребенок, устраивая свидание из свадьбы Виктуар! Или, может, всему виной тот факт, что я нашла полумертвую однокурсницу на полу туалета, отравившуюся зельем для похудения, а все из-за того, что ее терроризирует психованная мать! Выбирай!

— Что за крики? — мадам Помфри выскакивает из кабинета с явным желанием кого-нибудь убить. — О, здравствуйте, — мама и папа смущенно ей кивают. — Мисс Уизли, что я вам говорила о стрессе?

— Извините, — бормочу я. Мадам Помфри кивает, а затем возвращается в свой кабинет, и мне становится жаль, что она ушла, ведь сейчас этот маленький скандал разразится с новой силой.

— Ты идешь на свидание во время церемонии бракосочетания? — шипит папа маме, нарушая неловкое молчание. Это и все, что он услышал из моей гневной тирады? Не то, что я нашла полумертвую студентку в туалете? Просто отлично, папа.

— Не сейчас, Рон, — отрезает мама, сузив карие глаза.

— Вот-вот, давайте, начинайте спорить, это определенно то, что мне сейчас необходимо, — шиплю я.

Они больше не упоминают мамино «свидание» и меняют тему так, словно им и правда есть дело до того, что Лаура Фелпс находится на грани смерти. Мысль об этом вызывает у меня озноб. Вы же понимаете, она ведь моя ровесница. Ну, на самом деле, она младше на два месяца. Но от этого становится только еще страшнее.

Родители уходят примерно через час. Они покидают Больничное крыло и, конечно же, каждый направляется по своим делам. Иногда, мне кажется, что они снова сойдутся только в том случае, если случится какая-нибудь грандиозная катастрофа или же разразится еще одна Битва за Хогвартс.

Скорпиус, как и обещал, заглянул ко мне после работы. На часах уже была половина десятого, и ему пришлось приложить максимум усилий, чтобы мадам Помфри, сидящая в своем кабинете, его не заметила. Если бы она его поймала, то выгнала бы взашей. Она, кажется, очень даже на это способна.

— Как ты? — громко шепчет Скорпиус, стараясь, чтобы мадам Помфри его не услышала. Он пододвигает стул и укладывает ноги на мою ковать, оставляя после себя чудовищные черные разводы. И как только может один человек принести столько грязи на обуви?

— Не жалуюсь, — пожимаю я плечами. — Только здесь скучно.

— Да, я тебя отлично понимаю, — кивает Скорпиус. — Я продал сегодня три пера. За шесть часов.

— Ты рассказал моей маме, что я здесь, — нахмурившись, вспоминаю я.

— Да, — спокойно отвечает он. — Она спросила как ты, а я не стал врать.

— Такое ощущение, что ты раньше никогда не врал! — шиплю я сердито. — Они с папой сегодня пришли ко мне!

— Я не понимаю, почему ты так злишься, — хмурится он. — Большинство отдали бы все, чтобы их родителям было бы не плевать.

— О, не устраивай мне сцену «мои родители меня не любят», — издевательски произношу я, но не чувствую абсолютной уверенности в своих словах. Нет, не так! Он не имел ни малейшего права рассказывать моей маме, что я упала в обморок! Это не настолько уж и важно!

— Я смотрю, твое настроение непредсказуемо, — закатывает глаза Скорпиус. — Может мне стоит прийти, когда буйство твоих гормонов придет снова в норму?

— Да все просто отлично! — кричу я, не утруждая себя хоть немного говорить тише, и чувствую слезы, навернувшиеся на глаза. — Ты можешь сколько угодно злиться, когда ситуация выходит из-под контроля! А я так не могу, иначе у меня может случиться выкидыш, так что можешь сейчас проваливать и прийти позже!

— Мерлин, Роза, что ты хочешь, чтобы я сказал? — спрашивает он, выглядя измученным.

— Ничего, — огрызаюсь я. — Я хочу, чтобы ты просто молчал и, в конце концов, ты положил свои большие... — я скинула его правую ногу, — грязные... — а затем и левую, — ноги на кровать!

Мы слышим, как открывается дверь кабинета мадам Помфри, и Скорпиус быстро прячется под моей кроватью. Сначала я думаю, что она начнет кричать на меня, но похоже она даже не заметила шума, который мы подняли... Ну, ладно, я подняла. Вместо этого, она бросается к двери и тянет ее на себя. За дверью стоят двое мужчин, а я притворяюсь спящей и наблюдаю одним глазком за происходящим. Двое с носилками, на которых, как мне кажется, лежит Лаура. И пусть здесь темно, я вижу, какой тонкой и хрупкой она выглядит. Мужчины аккуратно укладывают ее на кровать напротив моей.

— Как она? — спрашивает мадам Помфри у одного из пришедших.

— Она все еще не пришла в себя, — отвечает он с абсолютной безнадежностью в голосе. — Нам остается только ждать.

— Какие у нее шансы? — испуганно спрашивает мадам Помфри.

— Где-то пятьдесят на пятьдесят, — серьезно отвечает мужчина.

Они скрываются за дверью, а мадам Помфри задергивает занавески вокруг кровати Лауры. Затем она тяжело вздыхает и поворачивается ко мне, я быстро зажмуриваюсь.

— Мистер Малфой, — спокойно говорит она, — мне кажется, что на стуле вам будет гораздо комфортнее, чем под кроватью, — я чувствую, как неудержимо краснею. — Но выбор за вами.

* * *

Когда я просыпаюсь на следующее утро, занавески вокруг кровати Лауры уже раздвинуты. Она мертвенно-бледная и выглядит просто ужасно. Рядом сидит женщина и скучающе листает журнал. У нее очень длинные темные волосы, а возраст колеблется где-то около сорока, хотя она выглядит молодо. При взгляде на нее возникает ощущение, что она не брезгует пользоваться омолаживающими чарами. На ней всего слишком много — макияжа, подводки вокруг темных глаз. Она очень похожа на Лауру, хотя Лаура намного красивее. А затем до меня доходит — это и есть мать-демон.

— Миссис Фелпс? — суетится вокруг нее мадам Помфри. — Не хотите ли чашку чая?

— Нет, благодарю, Поппи, — отвечает она. — Я уже скоро уйду. А тут, похоже, никаких изменений сегодня не случится.

Стоит ей это сказать, как дверь Больничного крыла открывается и внутрь врывается очень маленький, лысеющий мужчина, сразу же направляющийся к кровати Лауры. В отличие от миссис Фелпс, он действительно очень переживает.

— Я только что узнал! — отчаянно кричит он, с проскальзывающими нотками гнева в голосе. — Твоя сестра сказала мне! Как ты могла ничего мне не сказать, Хелен?

— Да брось, Уильям, — злобно произносит миссис Фелпс. — Неужели ты решил проявить заботу о моей дочери.

— О нашей дочери! — шипит мистер Фелпс. — И как ты смеешь обвинять меня в равнодушии? Это твоя вина, что она оказалась здесь!

— Моя вина? — срывается на крик миссис Фелпс. — Ты тот, кто видит ее только два раза за все лето, и то по выходным!

— Потому что ты не даешь мне видеться с ней чаще! — орет мистер Фелпс. — А теперь взгляни, что ты натворила!

— Ты думаешь, это моя вина, что она пыталась наложить на себя руки? — издевается миссис Фелпс.

— Это ваша вина! — я не могу больше игнорировать их крики. Мистер и миссис Фелпс перестают спорить друг с другом, и оборачиваются ко мне. Ну почему я не могу держать свой болтливый рот на замке?

— Хм... Кто вы? — спрашивает мистер Фелпс, но в его тоне нет недоброжелательности. Он явно одобряет мои обвинения, адресованные его жене... или бывшей жене, если судить из всего выше сказанного.

— Я знаю, кто она, — вызывающе произносит миссис Фелпс, поворачиваясь ко мне лицом. — Она девчонка Уизли.

— Уизли? — мистер Фелпс теперь улыбается. — Правда? Знаете, мой отец работает в том же отделе, что и ваш дед...

— Ах да, ты и Артур Уизли, огненно-рыжие, так? — плюнула миссис Фелпс. — Паразитирующие магглолюбы!

— Заткнитесь! — шиплю я в ответ. — Не смейте так говорить о моем деде!

— Просто игнорируйте ее, дорогая, — беспомощно произносит мистер Фелпс.

— Ты, — она смотрит на меня, — с матерью-грязнокровкой и отцом предателем крови! Смотри, как прекрасно они тебя воспитали, — она с презрением рассматривает мой живот.

— Ну да, а вы вот, так прекрасно воспитали свою дочь! — произношу я, кивая на безжизненное тело Лауры. — Она в коме из-за вас! Я знаю, что это именно вы заставили ее растрепать на всю школу о моей беременности. Раньше я считала ее просто стервой, но теперь я вижу, что она самая обычная девчонка, учитывая, что у нее такая мать, как вы!

— Как ты смеешь...

— Вы не заслуживаете того, чтобы иметь детей! — кричу я. — Вы опасны!

Она выглядит очень оскорбленной, но не успевает что-либо сказать в ответ.

— Я думаю, тебе лучше уйти, Хелен, — сердито говорит мистер Фелпс. — Прежде, чем я сделаю что-то, о чем буду потом сожалеть.

Мадам Помфри согласно кивает. Миссис Фелпс окидывает нас презрительным взглядом и, даже не попрощавшись с дочерью, направляется к выходу из Больничного крыла.

— Ах да, вот что еще, — бросаю я ей, — вся эта чушь про грязнокровок и предателей крови уже не актуальна. Волдеморт мертв. Смиритесь с этим.

В этот момент мне бы очень хотелось иметь домовика, который бегал бы вокруг меня и кричал: «Да, ты сделала ее!», ведь я сумела оставить последнее слово за собой, приведя железный аргумент.

Возможно, Джеймс и согласился бы на подобную роль, если бы я его хорошо попросила...

МакМахон из Хаффлпаффа мчится за снитчем, но все же он не успевает за Молнией Джеймса. Джеймс же демонстрирует все мастерство, унаследованное от деда и отца, резко рвет вправо, совершенно в другую сторону от снитча. МакМахон оглядывается, пытаясь понять, что, черт возьми, тот делает. Похоже, даже я вижу, этот чертов снитч! Но стоит МакМахону отвлечься, как Джеймс тут же меняет направление: снитч снова вильнул и теперь летит по правую сторону от Джеймса. Метла МакМахона не в состоянии совершить такой же быстрый разворот, как Молния Джеймса, и к тому времени, как он вновь нагоняет его, Джеймс ловит золотой мячик. Я слышу рев гриффиндорцев даже отсюда.

Ага, я смотрю матч Гриффиндор-Хаффлпафф из окна Больничного крыла в омникулеры. Хотя меня выписали несколько дней назад, мадам Помфри настояла, чтобы я не ходила болеть за свою команду на стадион, там я могу разволноваться, а это совершенно не для малыша. Так что я решила прийти проведать Лауру по-прежнему находящуюся без сознания. Ее мать не появлялась с тех пор, как я на нее накричала. Зато ее отец навещает дочь довольно часто, например, сегодня. Мне кажется, что он хороший.

Тем не менее, никаких изменений с тех пор, как Лауру привезли из Мунго, так и не произошло. Я навещаю ее каждый день, и это по-моему здорово нервирует Чес.

— Но ведь Лаура ненавидит тебя, — говорит она мне каждый раз, когда я собираюсь в Больничное крыло.

— Я знаю.

— И ты тоже ее ненавидишь.

— Я не понимаю ее, вот и все.

И это правда — я совершенно ее не понимаю. Раньше я думала, что она очень ограниченная, глупая, мелочная и мстительная. Теперь же, мне кажется, что она совершенно не виновата, что стала такой. Я уверена, что некоторые лучшие стороны своего отца она просто обязана была унаследовать. И я не думаю, что она действительно меня ненавидит.

Через несколько минут после окончания квиддичного матча в Больничное крыло зашел Джеймс. Он приходит сюда изредка — вряд ли способен просто стоять и смотреть на безжизненное тело Лауры. Джеймс ведет себя как шут, и в ситуациях, для которых юмор не уместен, он чувствует себя очень неуверенно. Просто в этом весь он. Опять же, раньше я была уверена, что Джеймс очень легкомысленный, но возможно он гораздо чувствительнее, чем это показывает.

— Ты, должно быть, видела Гаррисона, — говорит он, кивая мокрой головой, и присаживается на стул рядом со мной. — Мы выбили его со стадиона. Дом снесла его бладжером с метлы, вряд ли он сумеет встать на ноги даже через неделю!

— Видела, — неодобрительно отвечаю я, — Гаррисон не так уж и плох.

Лэнс Гаррисон очень надменный семикурсник с Хаффлпаффа, к тому же капитан и ловец команды. Между ним и Джеймсом всегда была вражда, началась она, когда их обоих назначили капитанами на четвертом курсе. Хотя Гаррисон и, правда, очень самодоволен. К тому же, он немного осел, если не сказать хуже. Дом ненавидит его, потому что он всегда норовит ухватить ее за задницу, когда проходит мимо. И что-то мне подсказывает, что это не первый раз, когда она отшивает его бладжером.

— Э… как она? — неловко спрашивает Джеймс, взлохмачивая черные волосы.

— Без изменений, — пожимаю я плечами.

Он кивает, словно ожидал именно такого ответа. Джеймс играет золотым снитчем, который только что поймал, и смотрит на свои руки — лишь бы не видеть Лауру. Она выглядит ужасно бледной и худой. Это пугает.

— Рыжая, как думаешь, это я виноват?

Он озвучил именно то, что не давало ему спокойно спать. Конечно, Джеймс будет винить себя, ведь девушка, которую он бросил при всей школе и унизил, пыталась покончить с собой.

— Честно говоря, Джеймс, — осторожно начинаю я, — я не думаю, что вся вина за случившееся лежит на тебе, — Джеймс вздрагивает, когда я произношу эти слова. — Я считаю, что все гораздо серьезнее. Веришь или нет, но ты не центр вселенной.

И впервые в своей жизни, Джеймс Поттер рад услышать эти слова. Мы выходим из Больничного крыла спустя полчаса, и в тишине направляемся в общую гостиную. Я знаю, что он до сих пор винит себя, но нет тех слов, сказав которые, я смогла бы его утешить. Он хихикает, когда мы проходим мимо хаффлпаффцев, помогающих Лэнсу подняться в Больничное крыло — ходить сейчас ему явно противопоказано.

Гриффиндорцы поздравляют Джеймса с фантастической победой, когда мы появляемся на пороге гостиной. Я вижу Лили: она сидит у камина полностью погруженная в книгу, и ее, кажется, совсем не волнует наша победа в квиддичном матче, пусть она теперь и в команде. Мне удалось убедить ее, что она просто обязана заменить меня и сыграть вратарем, она согласилась, но только на одну-единственную игру. И пусть она великолепный игрок, но всегда будет пытаться сделать так, чтобы все были не в обиде.

Наивная дурочка, что с нее взять.

Я чувствую чей-то взгляд; поворачиваюсь и вижу, как Скорпиус мне улыбается.

— С чего ухмыляешься? — хмурюсь я.

— А что, нельзя улыбаться просто так?

— Нет, — отвечаю я. — Нет, если это ты. Что ты уже натворил?

— Совершенно ничего, — настаивает он, похоже, обиделся.

— Тогда ты собираешься что-то сделать.

— Нет, — говорит он, уже менее убедительно.

— Так почему ты ухмыляешься? — разочарованно спрашиваю я.

— Угадай, где я буду? — спрашивает он.

— В аду?

— На свадьбе твоей кузины! — счастливо говорит он. — Тед только что прислал мне приглашение.

— Точно в аду, только называется это иначе, — мрачно бормочу я.

На самом деле я так не думаю. Я ведь должна быть счастлива, да? Но это сложно, когда человек, которого вы любили и доверили свою жизнь, женится на вашей кузине. Это настолько сложно, что будь у меня возможность, я бы лучше отправилась в паломничество в Лурд, или еще куда-нибудь, чем просто появится на этой свадьбе. Уверена, они будут приветствовать беременную меня с распростертыми объятиями.

Я удивлена, почему Тедди пригласил Скорпиуса. Они вряд ли даже знакомы. Да, юридически, они троюродные братья, но только потому, что их бабушки родные сестры, и это не значит, что Скорпиус должен пойти на эту глупую свадьбу!

— Я смотрю, ты очень рада, — саркастично произносит он. — Я думал, ты будешь…

— Счастлива? Да, я счастлива, — быстро произношу я, — просто в восторге, и не могу придумать ничего лучше. А прямо сейчас мне надо идти.

Я устремляюсь наверх в спальню, но в шоке понимаю, что Скорпиус каким-то непонятным образом идет следом за мной. Как, черт возьми, он это делает?

— Как, черт возьми, у тебя это получается? — восклицаю я.

— Что получается?

— Встань здесь!

Мы добрались прямо до дверей спальни, и древние чары, настроенные на то, чтобы не пропускать парней в святая-святых факультета, женские спальни, не сработали совсем.

— Ну, это было довольно легко. Видишь, вот это называется ноги, и они очень помогают, когда надо куда-то добраться…

— Не смей надо мной прикалываться, Скорпиус Малфой! — рычу я, как бабушка Молли. — Мальчики не могут сюда дойти!

— Ну, лестница вряд ли станет превращаться в горку, когда по ней идет беременная девушка, верно? — логично возражает Скорпиус. И я понимаю, что никогда не смотрела на эту проблему под таким углом. Он что, правда умнее меня?

— Да… ну… — пытаюсь я подобрать слова. — Но ведь я не была беременной, когда ты был здесь в последний раз!

— Нет, но ты хотела, чтобы я был рядом, — произносит он. — Это и разрушило чары.

Полная фигня! Так что получается, парень может подняться в спальни, если этого захочет девушка? Что за идиотское заклинание?

— Ну, это было сделано на случай чрезвычайной ситуации, — поясняет Скорпиус, глядя на выражение моего лица. — Скажем, ты в беде и находишься в спальне и хочешь, чтобы парень помог тебе. Именно для этого случая в заклинании оставлена лазейка.

Я понимаю, что во всем этом есть некий смысл, но чары должны быть в состоянии распознавать ситуации, когда девушка действительно попала в беду или вот-вот попадет. Это бы позволило мне избежать изжоги.

— Так ты собираешься уходить? — хмурюсь я.

Он в ответ тоже хмурится. Я хмурюсь еще сильнее. Наверное, со стороны это выглядит как один большой марафон, кто кого перехмурит.

— Почему ты так сильно беспокоишься о свадьбе Тедди и Виктуар? — спрашивает он.

— Я не беспокоюсь, — возражаю я, — я просто не могу ждать. Я считаю дни, видишь?

Я указываю на календарь около моей кровати, где «19» отмечено огромным красным кружком.

— Ну, это дни до твоего дня рождения, — говорит он. — А свадьба «20».

Откуда он знает, когда у меня день рождения? Я вот не знаю, когда он родился. Ну, помню, что какого-то ноября…

Потом я замечаю, что отметила в календаре день, как «Мой 17-й день рождения!» очень большими буквами. Так вот, значит, откуда он узнал.

— Почему бы мне не ждать с нетерпением свадьбы? — сердито спрашиваю я. — Моя пьяная бабушка будет петь «Котел полный горячей и крепкой любви» моему точно такому же пьяному деду; мама будет целоваться с непонятно кем, а отец, который месяцев шесть, как не брился, — ревновать; тети и дяди станут танцевать, как идиоты; Джеймс попытается подкатить к тете Флер, если решится; а Альбус станет размышлять о своих отношениях с Дженни; я же, среди полного дома вейл, полу-вейл и четверть-вейл, буду в платье, которое превратит меня в еще больший дирижабль, чем я есть сейчас!

— Но…

— Не говоря уже о том, что меня в платье увидят максимум час, как только прибуду, потому что оно будет настолько плотным, что я просто задолбаюсь в нем ходить каждые пять минут в туалет, так что я просто проведу всю свадьбу в этом проклятом месте!

И это я ведь даже не сказала, что была отчаянно влюблена в Тедди Люпина, пока не заставила себя посмотреть в лицо фактам.

Он все еще подозрительно хмурится.

— Ты права.

— И что это должно значить? — шиплю я.

— Ничего, — вздыхает он, бросая на меня странный взгляд, что заставляет меня почувствовать себя виноватой. — Я ухожу.

Он выходит из спальни, засунув руки в карманы, и тут же под его ногами лестница превращается в каток, и он с громким воплем падает на задницу и катится вниз. Пусть это выглядит смешно, мне отчего-то совсем невесело. Этот его взгляд, по-моему, был очень странным…

* * *

— У нас проблемы, — объявляет обеспокоенная Дом и занимает свое место за столом Гриффиндора. Она оборачивается и указывает на Ала, Луи и Люси, направляющихся к нашему столу для семейного совета. И если уж она включила в его состав даже младшего брата (с которым не может ужиться большую часть времени), я понимаю, что дело — дрянь. — Вот это пришло вчера с вечерней почтой.

Она кладет письмо на стол, и мы все толпимся вокруг, чтобы прочесть его.

«Дорогие внуки!

Я пишу для того, чтобы поставить вас в известность о способе путешествия во Францию на свадьбу Люпин-Уизли, что состоится на следующей неделе! Я уверен, что вы все очень взволнованы предстоящим торжеством, но я кое-что организовал, что сделает его еще более запоминающимся!»

О, Господи. Это точно не может быть чем-то хорошим.

«Мы путешествуем в маггловском стиле! Вы все прибудете домой из Хогвартса на пасхальные праздники в субботу, пятнадцатого апреля (или в эту субботу?), и мы улетим во Францию во вторник, восемнадцатого. И полетим мы на самолете! Да-да, именно на нем! Я уже забронировал билеты на рейс, так что вам не надо об этом беспокоиться.

Дядя Билл и тетя Флер отправятся порт-ключом завтра, так что вы, Доминик и Луи, будете жить здесь, в Норе, пока не придет время отправляться. Гермиона, Перси, Одри, Джордж, Анджелина, Гарри и Джинни тоже отправятся порт-ключом раньше нас помогать Делакурам готовиться к свадьбе.

Будем рады видеть вас всех!

С любовью, дедушка»

— Мы влипли, — произносит Фред.

— Самолет? — взволновано спрашивает Ал, и он выглядит гораздо счастливее, чем во все предыдущие дни. — Превосходно! Мама никогда не разрешила бы нам путешествовать самолетом, всегда говорит, что порт-ключом куда легче и проще…

— Но с помощью порт-ключа и правда легче, — озабочена отзывается Дом. — Эти проклятые магглы со своими изобретениями, которые вовсе не безопасны.

— Я всегда знал, что причиной моей смерти станет человек, — говорит Джеймс. — Чего ему не игралось с его тупыми маггловскими игрушками…

— Ой, да ладно! — влезает Ал. — Это будет весело! Настоящий самолет!

Он просто еще одна копия Артура Уизли под личиной Ала Поттера.

— В отличие от липового самолета, мы думали, что отправимся на… — говорит Молли, закатывая глаза.

— Святое дерьмо, ребята, — Джеймс, задыхаясь от хохота, обнимает Молли, — Молзер сказала что-то смешное!

Молли даже не ругается из-за того, что он назвал ее «Молзер», и выглядит вполне довольной собой.

Хьюго и я не то, чтобы сильно опасаемся: мама пару раз летала с нами, хотя папа терпеть их не может. А вот Поттеры никогда не путешествовали самолетом, так как и Гарри, и Джинни утверждали, что порт-ключ лучше. А ведь Гарри воспитывался среди магглов, и ни разу не летал.

Кузены подходят к вопросу о маггловских полетах настолько серьезно, словно их попросили совершить самоубийство. И это на самом деле смешно.

— Вы когда-нибудь видели маггловский фильм «Борт №1»? — мрачно спрашивает Джеймс. — Ну, тот, где русские пытались убить президента на самолете, и они из-за этого врезались в море?

— Во-первых, — вздыхаю я, — это художественный фильм. Во-вторых, я не думаю, что президент будет лететь тем же рейсом, что и мы.

— Но ведь все может случиться! — кричит Джеймс, и все остальные, кажется, выглядят не менее обеспокоенными. Похоже, мальчик слишком много смотрит телевизор, когда один дома.

В течение следующих нескольких дней Скорпиус меня избегает, как чумы, и я понятия не имею почему. Я ведь ничего не сделала! И сомневаюсь, что он каким-то невероятным образом узнал о моих догадках по поводу его симпатии. Но как мне кажется, его отстраненность связана вовсе не с этим.

Я провожу довольно много времени с Дженни, и она выглядит гораздо хуже, чем я когда-либо видела раньше. Ее вьющиеся волосы кажутся вялыми и безжизненными. Она бледная, с темными кругами под глазами. Не спала несколько дней. Всякий раз, когда я поднимаю вопрос об Але, она сразу же меняет тему. Я даже попыталась пригласить ее на свадьбу, но она отказалась. И я не думаю, что даже «самолет» способен повлиять на ее решение. Она магглорожденная, в конце концов.

В пятницу перед отъездом на пасхальные каникулы, я решаю пойти и проведать Лауру в Больничном крыле. К моему удивлению и огромному облегчению, я застаю ее сидящей в постели, и пусть она выглядит по-прежнему мертвенно-бледной и худой — она жива.

— Привет, — несмело произношу я. Она смотрит на меня и кивает, ничего не сказав. — Эм… ты не возражаешь? — я указываю на стул рядом с ней, и она вновь пожимает плечами, словно это совершенно ее не волнует. Я сажусь, и мы обе молчим. — Так… как дела? — спрашиваю я через несколько неловких минут.

— Хорошо, — отвечает она. Ее голос очень тихий и немного хриплый. — Пожалуйста, не строй из себя врача. Все и так думают, что у меня не все в порядке с головой.

Она пытается выдать это за шутку, но уж очень злые интонации звучат в ее голосе.

— Они не думают, что ты ненормальная, — отвечаю я, пусть это и не совсем верно. Я точно уверена, что слышала, как Пивз и Плакса Миртл пели песню под названием «Психованная Лаура». Но это, наверное, лучше не упоминать при ней.

— Ты нашла меня, — говорит она. И это вовсе не вопрос.

— Да.

— Я должна быть благодарной, — говорит она, смотря в окно, но это вовсе не звучит, словно Лаура на самом деле так думает.

— Д-Джеймс помог, — осторожно произношу я. Ее глаза прищуриваются, но она ничего не произносит. — Слушай, Лаура, я нашла письмо твоей матери…

Ее голова резко поворачивается в мою сторону и сердитый взгляд прожигает до костей, и я сразу же понимаю, что только что допустила огромную ошибку.

— Ты рылась в моих вещах? — шипит она.

— Нет! — выкрикиваю я. — Нет, конечно же, нет! Я нашла его в общей гостиной!

— И прочла? Несмотря на то, что оно было адресовано мне?

— Ну… — в голове крутятся сотни оправданий, — … там ведь были инициалы «ЛП*»… и-и я подумала, что имелось в виду Лили… ну, как в Лили Поттер… и я открыла его, что бы убедиться, что оно ее… — да, это оправдание не самое лучшее, которое было в моей жизни. — Мне жаль.

— Как ты могла, — шипит она. — Это было мое письмо, и ты не имела никакого права…

— Нет, — твердо смотрю ей в глаза. — Я не жалею, что прочла его, я только жалею о том, что у тебя такая мать. Теперь мне понятно, почему ты посчитала необходимым уничтожить мою репутацию.

— Ты сама уничтожила свою репутацию, переспав с Малфоем! — продолжает шипеть она.

— Возможно, — я хмурюсь. — Но ты-то ни с кем не спала. Я допустила маленькую ошибку, Лаура. Я знаю, что твоя мама вознесла тебя на какой-то недостижимый уровень, и ты чувствуешь себя обязанной соответствовать тем стандартам, что она установила. Но это того не стоит!

— Ты ничего не знаешь, Уизли, — выплевывает она.

— Я знаю, что твоя мать — причина всего того, что с тобой случилось! Ты не должна ее слушать, ты лучше нее!

— Просто уйди, — говорит Лаура. — И перестань притворяться, что тебе не все равно. Мне не нужна твоя помощь.

Решив, что больше мне тут делать нечего, я ухожу обратно в башню Гриффиндора. Чес и Дом уже находятся в спальне: Честити красит ногти, а Доминик упаковывает чемодан на завтра.

— Чертова свадьба, — бормочет себе под нос Дом, — просто заноза в заднице…

— Лаура очнулась, — объявляю я.

Чес прекращает красить ногти, а Дом отрывается от своего чемодана.

— Как она? — спрашивает Дом.

— В порядке, — пожимаю я плечами, — физически. А вот психологически я в этом уже не так уверена.

Мы некоторое время сидим в тишине, обдумывая сложившуюся ситуацию. Она слишком серьезна, чтобы мы могли найти из нее выход. И пусть мы периодически жалуемся на судьбу, она могла бы быть гораздо хуже. Я знаю, что моя семья меня любит, даже если они ведут себя как куча идиотов большую часть времени. Я знаю, что даже если мои родители постоянно ссорятся, они все равно любят друг друга. Я знаю, что мама и папа никогда не смотрели бы друг на друга так, как мистер и миссис Фелпс. Я могу быть беременной, но это чертовски лучше, чем оказаться на месте Лауры Фелпс.

* * *

— Ты уверена, что не хочешь пойти? — спрашиваю я у Дженни в тысячный раз за завтраком.

— Уверена, — с грустью отвечает она, скользя взглядом по столу Слизерина. Но стоит только Алу поднять голову от тарелки с овсянкой, как она тут же отворачивается.

В половине десятого мы направляемся к каретам, которые доставят нас на станцию Хогсмид. Мы занимаем целых два купе в Хогвартс-экспрессе — я, Дом, Марк (которого Дом пригласила для того, чтобы не сорваться), Луи, Молли, Люси, Фред, Рокси, Хьюго, Джеймс, Ал, Лили и Скорпиус, который до сих пор не обращает на меня внимания. Ну, он не то чтобы не обращает на меня внимания, просто окатывает холодным равнодушием. Что, черт возьми, я сделала не так??? Мы так же принимаем в свою компанию Саймона Лонгботтома, Лоркана и Лисандра. И поезд уносит нас к тому, что Джеймс именует «смертельной ловушкой».

Я пытаюсь разговорить Скорпиуса всю дорогу домой, но мои попытки не встречают ничего, кроме односложных ответов, а сам он все время смотрит вниз и грызет ногти. Я ужасно радуюсь, когда мы наконец достигаем Кинг-Кросс. Папа здесь, а вот мамы — нет. Наверное, она либо в Хогсмиде, либо уже отправилась во Францию. Дедушка и бабушка тоже здесь, чтобы забрать Дом, Луи и Марка в Нору. Тут же стоят дядя Джордж, дядя Перси и крестный.

Мы с Хью на перегонки мчимся к машине, чтобы занять переднее сидение, пока я еще могу себе позволить такие пробежки. Папа болтает всю дорогу домой, словно мы совершенно нормальная семья, и по приезду домой, мама встретит нас на пороге, крепко обнимет и расцелует. Конечно, ее там нет, хотя дом выглядит значительно более убранным, чем в тот раз, когда я видела его в день рождения отца. Хью сразу же устремляется наверх, стоит нам переступить порог, вероятно, он вновь будет слушать музыку. Я же остаюсь внизу, чтобы поговорить с папой.

— Как ты? — спрашиваю я, пока он взмахом палочки заставляет чайник закипеть. Я так же отмечаю, что он побеспокоился о своей бороде и привел в порядок шевелюру. Выглядит он намного лучше, чем в прошлый раз.

— Не плохо, — отзывается он. — Ну, знаешь, выживаю. Я вот подумываю завести собаку.

Неужели он и правда собрался променять маму на собаку? Почему он просто не может связаться с Гермионой и вновь зажить нормальной семьей?

— Круто, — киваю я.

Он ставит кружку чая передо мной.

— Думаю, существует куда более важный вопрос — как ты, Роззи?

Он сделал это. Он вновь назвал меня «Роззи». Он не называл меня так с тех пор, как узнал о моей беременности. Папа наконец-то принял это. Я крепко-крепко обнимаю его.

— Просто фантастически, — говорю я, тронутая до глубины души.

_________________________

* на английском фамилия Фелпс выглядит вот так — Phelps.

— Уизли, равняйсь! — скомандовал дед. — И Поттеры, конечно же, — добавил он, взглянув на Джеймса, Ала и Лили. — И э-э... Марк со Скорпиусом.

Он решил выстроить нас перед Норой за десять минут до отбытия в аэропорт. Напряжение так и искрило в воздухе. Джеймс пытался уместить свои вещи в ручную кладь, на случай, если вдруг самолет упадет в море.

— Рон! — требовательно произнес дедушка. — Встань в линию!

— Но отец...

— Мигом!

Папа присоединяется к нам очень недовольный, ведь ему уже сорок три, а отец все еще им командует. Бабушка Молли уже стоит в шеренге рядом с нами и выглядит порядком раздраженной.

— Ладно, Уизли... э-э... и Поттеры, и Скорпиус с Марком. Я сейчас зачитаю вам некоторые основные правила, — он проходит вдоль линии, хлопая палочкой по ладони, словно он командир, а мы его солдаты. — Через пару минут мы отбудем в аэропорт. Поэтому я должен попросить вас не использовать магию вообще. Мы будем среди магглов и не должны вызывать ни малейшего подозрения. Это ясно?

Из строя раздалось несколько слабых «да-а» и «хорошо», и дед нахмурился.

— Я спросил, ясно?! — отрывисто бросает он.

— Да, дед, — в один голос кричим мы, а бабушка Молли обменивается раздраженными взглядами с отцом, а вот Марк и Скорпиус выглядят так, словно им неловко. Право, дед выглядит полнейшим психом и позорит нас перед друзьями.

— Во-вторых, мы должны держаться вместе! Нам нельзя теряться! Ясно?

— Да, дед.

— Артур, это и правда так уж необходимо? — вздыхает бабушка Молли.

— Еще как, Молли! Эта поездка должна пройти без сучка, без задоринки! Следующее, автобус можно будет покинуть только спустя полтора часа, и я буду чувствовать себя гораздо спокойнее, если все сядут в алфавитном порядке...

— Ты должно быть шутишь, — смеется Джеймс. — Ты совсем свихнулся, дедушка?

Но до того, как дед смог что-то ответить, с громким хлопком в саду появляется дядя Чарли.

— Простите, я опоздал, — усмехнулся он, совершенно не обращая внимания на злой взгляд дедушки, — задержался на работе.

Так как дядя Чарли уже несколько недель работает в Уэльсе, а не в Румынии, он решил лететь во Францию вместе с нами.

— Ты пропустил правила...

— Полагаю, они такие же, как и всегда? — вздохнул он. — Никакой магии среди магглов и держаться всем вместе? Мне пятьдесят, папа, я уже давно не ребенок.

Для того, чтобы сесть в автобус, нам приходится идти на окраину города, ведь водитель маггловского автобуса не имеет ни малейшего понятия о том, где находится Оттери-Сэнт Кэтчпол — город, полностью населенный волшебниками. Вероятно, мы выглядим очень глупо — семнадцать гуляющих по сельской местности магглов. Когда мы добираемся до автобусной остановки, многие начинают нас пристально разглядывать, наверное, задаваясь вопросом «что случилось». А из-за того, что на нас надеты футболки с кричащей надписью «Уизли на семейном отдыхе!» мы кажемся особенно жалкими.

В итоге по дороге в аэропорт я сижу в одиночестве, хотя папа и предлагал мне сесть вместе. Я отговорилась тем, что сяду вместе с Чарли. Ал и Скорпиус, Джеймс и Фред, Молли и Люси, Дом и Марк, Рокси и Луи, Хью и Лили, бабушка с дедушкой все они сидели вместе, и только я оказалась в одиночестве на заднем сидении автобуса. Думаю, я сама выбрала это.

Я почувствовала невероятное облегчение, когда мы добрались до аэропорта Хитроу. Еще в дороге дед затянул песню: «Повсюду мы иде-ем (повсюду мы иде-ем), люди всегда спрашивают нас (люди всегда спрашивают нас), кто-о-о мы...» ну и дальше в том же духе… Это довольно неловко, даже если в автобусе нет никого, кроме нас. Ну, и бедного водителя, конечно же.

Папа забирает мои сумки в аэропорту, и мы всей толпой останавливаемся около стойки регистрации, где бедная женщина, сидящая за столом, даже и не догадывается, что ее ждет. В аэропорту полным полно магглов бегающих около чемоданов, обнимающихся парочек, прощающихся людей. Ах, да, и еще семнадцать волшебников.

— Добрый день! — дед выкрикивает от волнения женщине за стойкой регистрации. — Мы бы хотели попасть на этот самолет, пожалуйста! — и он указывает на номер рейса, значащегося в билете.

— Вы хотите прямо сейчас сдать багаж на проверку, сэр? — скучающе спрашивает она.

— Да, конечно!

Его энтузиазм разбивается о стену ее безразличия. Ал ошарашенно осматривает все вокруг, выглядя таким же оживленным, как и дедушка. Но оставшаяся часть моих родственников и даже папа, кажется, очень здорово нервничают.

— Это ваш пакет в сумке, сэр? — открывая дедушкину поклажу, спрашивает она.

— Да, ну... это мне жена помогла, — располагающе улыбается он, и женщина смотрит на бабушку, ожидая, что та подтвердит его слова.

— Да-да, мы упаковывали все эти сумки сами, — отвечает бабушка, по-видимому, имея больше представления о маггловском мире, чем дед. Женщина внимательно проверяет паспорта каждого из нас, досматривает все сумки и поясняет, куда нам надо дальше идти. Все это выглядит довольно просто, но вид у деда такой, словно она обращается к нему на иностранном языке.

— Есть ли что-то острое в вашей ручной клади?

— Нет, если не считать... — дед достает и отдает ей волшебную палочку, тем самым нарушая второе правило Уизли на семейном отдыхе. Чарли только хлопает себя по лбу, в то время как отец растерянно качает головой.

— Вы не можете взять с собой... э-э... палку... на время полета. Она может быть классифицирована, как опасный предмет.

И она даже не догадывается, на что мы способно с одним только этим «опасным предметом».

— Хорошо, банда! — объявляет дед. — Всем вытащить палочки из сумок!

Женщина потрясенно смотрит на то, как перед ней оказываются семнадцать «палочек», которые мы активно заталкиваем в чемодан бабушки Молли, который еще не был поставлен на конвейер. — Мы... э-э... коллекционеры палочек, — неубедительно поясняет дед.

— Не могу в это поверить, — яростно шепчет мне Джеймс. — Они заберут наши палочки? А что, если они нам понадобятся?

— Они нам не понадобятся, — вздыхаю я. — Расслабься, Джеймс, это вовсе не проблема. Магглы и правда зациклены на безопасности.

— Но почему? — хмурится Джеймс.

— Благодаря этому русские не предпримут еще одну попытку убить президента, — отвечаю я с сарказмом, но выражение лица Джеймса показывает, что тот действительно верит в эту чушь.

При переходе через металлоискатель, дедушка настолько впечатлен электронными приспособлениями магглов, что совершенно забывает вытащить из карманов вещи. Охранник с подозрением смотрит на сикли и кнаты, запуская их через машину четыре раза, прежде чем отдает обратно.

— Они, наверное, просто проверяли не встроена ли в одну из этих монет бомба, — громко говорит дед нам с Дом.

Какой идиот.

Теперь я понимаю в кого мои кузены такие глупые.

Поверьте моему деду на слово, что не стоит кричать «бомба» на пункте досмотра аэропорта Хитроу.

— ОСТАВАЙТЕСЬ НА МЕСТЕ! ПОДНИМИТЕ РУКИ ВВЕРХ, ИЛИ МЫ РАСЦЕНИМ ЭТО, КАК ПРОЯВЛЕНИЕ АГРЕССИИ!

Как я и предсказывала, пять вооруженных охранников быстро окружили деда, в то время, как команда, отвечающая за обезвреживание бомб, скоро оцепила площадь вокруг нас. Громко воет сирена, а из динамика льется спокойный голос:

— Пожалуйста, сохраняйте спокойствие и покиньте здание через ближайший аварийный выход. Это не учебная тревога.

Отличная работа, дед. Отличная работа.

* * *

Двумя часами позже все рейсы из аэропорта Хитроу были возобновлены, а дедушка так и остался под надзором в маленькой комнате вне пределов терминала. После того, как эвакуированным было позволено вернуться в терминал, под подозрением остался не только дедушка, но и все мы.

— Я даже не знаю, что такое б-бомба!

Я слышу, как рыдает Люси в соседней комнате, а затем незнакомый человек громко кричит:

— Не стоит со мной играть!

— Она всего лишь двенадцатилетний ребенок, — яростно бормочет папа, — откуда она может знать о какой-то гребаной б...

— Молчи, — предупреждаю я, пока бабушка Молли не использовала свой шанс.

Я нахожу платный телефон, чтобы позвонить маме во Францию на мобильный. Она ни за что не поверит в это.

— Здравствуйте?

— Мама? Это Роза.

— Роза? Я думала ты сейчас в самолете, — говорит она и я могу услышать, как она смотрит на часы.

— Да, должна была бы быть, если бы деда не арестовали власти прямо в аэропорту за вопли о бомбе, — я понизила голос на последнем слове. — На пункте досмотра.

— Ты разыгрываешь меня, — ровно произносит она.

— Нет, все рейсы аэропорта Хитроу были отменены благодаря гениальности деда. Они допросили всех нас, и мы теперь должны выяснить, что они собираются делать с дедом.

— Это так похоже на Уизли! — вскрикивает она.

Ладно, я могу себе представить, что наша семейка способна на многое, но оказаться арестованными и допрошенными, да еще и подозреваться в терроризме... сомневаюсь, что это на нас похоже.

— Так что вряд ли мы сможем пока вылететь, — произношу я. — Возможно, завтра получится.

— Завтра? — задыхается мама. — Виктуар сойдет с ума, когда узнает об этом! Завтра репетиция!

— Ну да, будет просто прекрасно, если нам удастся все уладить настолько быстро. О, я должна идти, — быстро говорю я, увидев, что дед выходит из кабинета, а следом за ним появляется и детектив. — Я перезвоню тебе в ближайшее время.

Бабушка Молли вскакивает и бежит, чтобы обнять деда, а папа смотрит на детектива.

— Послушай, приятель, — начинает он, — мой отец никогда не летал самолетами раньше… он даже никогда не был до этого в аэропорту...

— Я знаю, — отвечает детектив, — я понял это, когда он спросил, что такое взлетно-посадочная полоса. Но вы должны понять и меня. Особенно, после одиннадцатого сентября...

Каждый, кто никогда не интересовался маггловским миром, то есть кроме меня и Ала, выглядят слегка озадаченными, что же это такое «одиннадцатое сентября».

— Но я ведь уже говорил, что вовсе не это имел в виду…

— Спасибо, офицер! — бабушка Молли обрывает деда, прежде чем тот снова выроет себе яму.

Мы возвращаемся обратно в аэропорт, чтобы понять, что наш самолет уже улетел. Наши сумки оказались на рейсе, который уже отправился, за исключением сумки деда, которую сняли с самолета и забрали детективы. Слава Мерлину, что мы не оставили наши палочки в его сумке. И нам остается только купить билеты на следующий рейс в Париж, который будет только около четырех часов утра.

Так что мы остаемся в аэропорте. Я звоню маме и сообщаю об изменившихся планах, и она облегченно вздыхает, услышав, что мы на свободе, а не в какой-то маггловской тюрьме. Мы находим места рядом с окном, к которому тут же прилипают Ал с дедушкой, наблюдая за взлетающими самолетами. Джеймс засыпает, развалившись сразу на четырех сиденьях, в то время как Лили присоединяется к деду и Алу, не найдя, чем еще можно заняться. Бабушка Молли, Люси, Роксана и Молли-младшая вертят головами и осматривают магазины, хотя ни у одной из них нет маггловских денег из-за того, что нам пришлось покупать новые билеты. Дом опускает голову на плечо Марку и они так и засыпают. Скорпиус сидит скрестив руки и уставившись в окно. Фред, Луи и дядя Чарли расположились напротив меня, папы и Хью, и смотрят на часы каждый десять минут.

В полудреме я чувствую, как папа трясет меня за плечо и говорит, что начинается посадка. Я занимаю свое место между Дом и Лили, рядом с нами сидят Джеймс, Марк и Фред, хотя мы слишком устали, чтобы болтать друг с другом. Однако, стоит самолету начать разбег перед взлетом, как дед и Ал (сидящие перед нами с очень недовольной бабушкой Молли) потрясенно вздыхают и заходятся в полном восторге:

— Великолепно! — кричит дед. — Просто волшебно!

* * *

Тедди, Билл, Джордж, Гарри и Перси ждали в аэропорту, когда мы, наконец-то, прилетели в Париж. Нам пришлось пройти к стойке розыска багажа, чтобы забрать свои сумки, я слышу вздохи облегчения, когда кто-нибудь в очередной раз получает свою волшебную палочку из сумки бабушки Молли.

— Роззи, — слышу я голос отца, пока забираю свою палочку из кучи других. Моя самая маленькая из всех, поэтому мне не приходится долго ее искать. Отец стоит рядом с отделением утерянного багажа и протягивает мне маленькую коробочку перевязанную ленточкой: — С днем рождения.

Мой день рождения! Я совершенно забыла о нем. Ну да, когда твоего деда обвиняют в терроризме, любой человек забудет обо всем остальном. Я открываю коробочку и вижу очень дорогие золотые часы.

— Ничего себе, — задыхаюсь я от удивления. — Папа, они прекрасны. Спасибо большое!

— Всегда пожалуйста, — усмехается он. — Вау, моя Роззи уже взрослая!

Думаю, он должен был это сказать, когда узнал о моей беременности. Но, вероятно, об этом лучше не напоминать.

— Эй, именинница! — улыбается Тедди, крепко меня обнимая. — Мой подарок ждет тебя дома.

Все больше и больше людей понимают, что сегодня и правда мой день рождения, и я слышу не особо восторженные возгласы «С днем рождения». Впрочем, вряд ли следовало ожидать большего в пять утра.

Папа, Хью, Лили и я идем к машине Гарри, в то время как остальные рассаживаются в машинах Перси, Тедди, Джорджа и Билла. Поездка до особняка Делакур длинная, но в такую рань дороги почти пустые. Гарри смеется, когда мы пересказываем историю ареста деда, и для меня тоже становятся смешными события, казавшиеся тогда страшной катастрофой. И, наверное, все будет выглядеть еще смешнее спустя неделю.

Несмотря на то, что мои глаза закрываются от усталости, я все равно замечаю насколько красивый особняк у Делакуров. Мы подъезжаем к нему около восьми утра, но везде уже вовсю кипит работа. Огромный шатер расположился на заднем дворе особняка, и я вижу, как мама и еще пара волшебников левитируют под навес стулья и столы. Мадам и месье Делакур, родители тети Флер, расцеловывают нас в обе щеки в знак приветствия, а потом проводят наверх, где расположены наши спальни. У меня нет ни малейшего желания осматривать выделенную комнату, и я просто падаю на кровать и тут же проваливаюсь в сон.

* * *

Просыпаюсь я от криков Виктуар.

— ДОМ, Я ТЕБЯ СЕЙЧАС ПРИБЬЮ!

О, Боже, почему хорошее так быстро заканчивается.

— О, заткнись, Вик! Я так устала от этой проклятой свадьбы! — слышу, как Дом кричит в ответ.

— Девочки! — пытается вмешаться Флер.

— Мама, она все испортит! — кричит Виктуар. — Это ведь мой день...

— Нет, это завтра твой день! — тут же огрызается Дом. — А сегодня, если ты вдруг забыла, день Розы!

— Тогда не порти день Розы! — парирует Виктуар.

— Я НЕ СОБИРАЮСЬ РАЗРУШАТЬ НИЧЕЙ ДЕНЬ!

Я смотрю на мои новые часы — два часа дня. Встаю с кровати и осматриваюсь. Спальня в два раза больше, чем у меня дома. Я чувствую, что страшно не соответствую окружающей меня обстановке. Ковры, стены, кровать и шкафы красивого кремового оттенка... абсолютно совершенного оттенка. Ничего не кажется лишним. На противоположной стены висит портрет тети Флер и Габриель, но они неподвижны.

Открывая дверь спальни, думаю, что Виктуар и Дом, вероятно, где-то этажом ниже. Спускаюсь по лестнице, но не могу найти комнаты, где они расположились. Тогда я спускаюсь по другой лестнице на первый этаж. Кухня находится в задней части дома, и кажется все (за исключением Виктуар и Дом) здесь собрались.

— Роза! — вскрикивает мама, увидев меня. — С днем рождения!

Она протягивает мне маленькую коробочку, похожую на ту, что мне дал папа. Открываю и замираю — там лежат серебряные часы, такие же прекрасные, как и золотые часы отца. Дерьмо.

— Что это? — спрашивает мама, беря меня за запястье и изучая часы.

— Э-э... папа подарил...

Я чувствую себя такой виноватой, хотя и не вполне понимаю, с чего бы мне чувствовать себя виноватой. Мама выглядит обиженной. И папа, который находится на другой стороне кухни, тоже выглядит слишком обиженным.

— О, — слабо произносит мама, — может быть, я тогда заберу их обратно...

— Нет! — вскрикиваю я, пытаясь запрятать часы куда-нибудь. — Я могу носить серебряный часы, когда буду надевать серебряные украшения, а когда буду надевать золото — папины часы. Мне они очень нравятся!

Пожалуйста, пожалуйста, не заставляйте меня выбирать.

Мама кивает, улыбаясь краем рта. Папа смотрит в сторону, словно он ничего не слышал. Тедди ободряюще мне улыбается и подмигивает. Может ли обстановка стать еще более неловкой?

— И теперь у меня на заднице этот странный нарост, — начинает Джеймс, пытаясь снять напряжение.

М-да... оказывается, может.

Я незаметно выскальзываю в сад спустя несколько минут. Ну, видимо, не так уж и не заметно, раз Тедди выходит следом за мной. И выглядит при этом определено неловко.

— Роззи, — улыбается он, — у меня тоже приготовлен для тебя подарок.

И он протягивает мне еще одну небольшую коробочку.

— Если это еще одни проклятые часы...

— Не они, — смеется он.

Это ожерелье. Золотое ожерелье с маленькими сапфирами, и оно должно быть стоит целое состояние.

— Красивое, — признаю я. — Но Иисусе, Тэд, ты должно быть почку за него продал оно, ведь стоит уйму денег!

— Мне ничего не жалко для моей любимой Уизли! — усмехается он, а я только приподнимаю в ответ бровь. — Виктур не считается, она уже почти Люпин, — быстро добавляет он.

В целом, это хорошо, что Тедди предпочел меня Дом, своей будущей свояченице. Но от того, что он назвал Виктуар «почти Люпин» мне становится... грустно? Я не знаю, но это странно в любом случае. После всех тех лет, когда я писала «Миссис Роза Люпин» в своем дневнике, мне становится по-детски обидно, что это моя кузина станет «Миссис Виктуар Люпин». Но, надеюсь, мой день тоже придет и я тоже стану...

Слова «Миссис Роза Малфой» пронзают мой мозг, и я энергично трясу головой, чтобы их прогнать. Просто великолепный выход — выйти замуж за парня, который даже не хочет со тобой разговаривать! Не то, чтобы мне сильно хотелось выйти замуж за Скорпиуса, или если по каким-то мне неведомым божественным причинам я все же выйду за него замуж, сомневаюсь, что сменю фамилию. Никто не захочет быть Малфоем.

Мы с Тедди остаемся на улице, подальше от того безумия, что творится в доме. Мы можем смутно слышать, как кричат друг на друга Дом и Виктуар.

— Похоже, Дом ненавидит платье невесты, — поясняет мне Тедди. — Так что Виктуар сейчас слегка в ярости и допытывается, почему, черт возьми, Дом обвела его в каталоге, раз оно ей не понравилось.

— О, — отзываюсь я. Мне правда все равно, что там с платьем. Я в любом случае буду выглядеть глупо. — О! Ребенок шевельнулся!

— Ты не против? — спрашивает Тедди, кладя руку мне на живот, чтобы почувствовать толчки. — Ничего себе. Это чертовски удивительно, Роза.

— Это чертовски раздражает, — вздыхаю я. — Как правило, он толкается в самое неподходящее время. И кабинет Зельеварения является его самым любимым местом в школе!

— Может быть, он желает тебе счастливого дня рождения? — предполагает он.

— Не будь таким наивным, — я легонько отвешиваю затрещину его синеволосой голове. — Он просто хочет сэндвич с джемом и луком!

— Джем и лук? — спрашивает Тедди, и его лицо кривится в гримасе отвращения.

— Не смей меня осуждать, Люпин!

— Ну, думаю, мы сможем организовать тебе сэндвич с джемом и луком...

Он обнимает меня за плечи и мы идем к дому. По пути я замечаю Скорпиуса, хмуро смотрящего в окно. Что за проблемы у этого парня?

Репетиция обеда превращается в день рождение — репетиция обеда. Мама с бабушкой Молли испекли огромный торт, а мадам Делакур и тетя Флер приготовили восхитительные закуски. Все столпились вокруг стола, вручая мне подарки. Дом презентовала новый набор косметики, который я точно знала был невероятно дорогим, Джеймс с Альбусом подарили новую метлу («После того, как освободишься!»). Билл и Флер подарили прекрасную пару серебряных сережек. Перси и Одри одарили наиболее интересным подарком — книгой-ваучером. Джордж и Анджелина преподнесли полную коллекцию «Прекрасной ведьмы» от Волшебных Вредилок Уизли. Дядя Чарли дарит тридцать галлеонов (что является весьма значительной суммой). Хью отдает мне книгу «Все о Пушках Педдл». И, наконец, Гарри и Джинни дарят браслет и деньги (60 галлеонов). Они передают мне их наедине, и я знаю, что они это делают для того, чтобы помочь мне и моему будущего ребенку. Я пытаюсь вернуть хотя бы часть этой суммы, но они даже ничего не хотят слышать.

Я получаю шоколад и конфеты от остальных присутствующих, и в целом это довольно хороший вечер. Даже Виктуар и Дом перестают цапаться, хотя едва смотрят друг на друга.

Тем не менее наступает время свадебных речей и я ощущаю усиливающуюся тошноту. Виктуар выступает первая, рассказывая, как они с Тедди полюбили друг друга, когда были маленькими. Речь Тедди повторяет почти тоже самое, но в самом конце он добавляет: «С днем рождения, Роза». Спасибо, Тед. Разбил мне сердце и пожелал счастливого дня рождения.

Мы все страшно устали к к концу ужина, особенно бедный старый дедушка. Я ползу по лестнице наверх в свою спальню, но перед тем, как добраться до своей комнаты, я слышу поднимающихся маму и папу, и зачем-то подслушиваю.

— Они хорошо на ней смотрятся, — говорит мама без малейшего намека на агрессию или сарказм. — Кажется, они ей очень понравились.

— Твои ей тоже понравились, — неловко отзывается папа. — Она... они могут ей нравится одинаково, знаешь же.

— Знаю, — отвечает мама. — Только это расточительство. Мы могли бы ей подарить одни серебряно-золотые часы, а не два разных варианта.

— М-м-м... — тянет папа. — Да, возможно.

Должен ли этот разговор что-то значить? Или же часы — метафора их отношений? Или мои родители что-то курят?

— Спокойной ночи, Рон, — произносит мама.

— Спокойной ночи, Гермиона. — отвечает отец.

Я устремляюсь дальше, улыбаясь про себя. Они наконец-то смогли нормально поговорить. Мама не назначила свидание на дату свадьбы. И они, кажется, больше не горят желанием убить друг друга.

— Ты выглядишь счастливой, — произносит голос... голос Скорпиуса, но я не совсем уверена, откуда его слышу. А затем он появляется на пороге спальни, двери которой оказались как раз напротив моих.

— О, ты сейчас разговариваешь со мной? — сердито шиплю я.

— Спорим, я знаю, почему ты так счастлива? — с горечью спрашивает он.

— Помимо того, что сегодня у меня день рождения? О, кстати, спасибо, что пожелал мне счастья, для меня это значило очень много, — с сарказмом продолжаю я, ведь он за весь день не сказал мне и пару слов.

— С днем рождения, — все же говорит он, не выглядя особенно счастливым.

— Что у тебя за проблема? — выплевываю я. — Почему ты такой... такой... странный? Что, черт возьми, я сделала, что перестала тебе нравиться... я имела в виду, что ты перестал разговаривать со мной.

— Думаю, вопрос в том, что я такого сделал, что перестал нравиться тебе, — бормочет он.

— Ты о чем?

Разве он не понимает, что очень мне нравится?

— Ты нравишься мне, Роза, — произнес он. — Я говорил тебе об этом раньше, но ты никогда не слушала. Я намекнул об этом не меньше тысячи раз, но ты всегда была слишком слепа! Ты мне очень нравишься. Может быть, я даже люблю тебя, не знаю...

Похоже, что удача повернулась ко мне лицом.

— Но, полагаю, мне совершенно ничего не светит, — пожимает он плечами. — Наверное, я не смогу любить тебя еще сильнее, чем ты любишь Тедди.

Мое сердце пропустило удар. Как, черт возьми, он узнал об этом? Я же никогда не выставляла это на показ. Я проделала великолепную работу, на протяжении стольких лет скрывая свой маленький секрет. Откуда он мог об этом узнать?

— Я... Я не понимаю о чем ты, — выдавливаю из себя.

— Думаю, понимаешь, — отвечает он, а потом возвращается в свою спальню. — Спокойной ночи.

Я говорила это раньше и снова скажу — чушь.

Я смотрю на подозрительно белый потолок спальни в доме Делакуров, спальни, которую делю с Дом и Лили. Интересно, получится ли у меня когда-нибудь заснуть-то? Я вижу белизну сейчас очень четко, ведь уже занимается рассвет. Но, стоит признать, разок заснуть у меня все же получилось. И я даже не чувствую усталости. Каждый раз, когда я смотрю на часы — или, стоит сказать на пару моих часов, ведь они у меня надеты на каждой руке — я отсчитываю, как прошли десять минут, потом еще двадцать, пока, в конце концов, стрелки на часах не останавливаются напротив цифры семь. Я чувствую странную легкость в теле из-за голода и недосыпа, но я просто лежу и смотрю на белый потолок, пока, наконец, не решаю подняться и направиться на прогулку.

Я натягиваю старые джинсы, которые увеличила с помощью волшебства, и простую белую футболку, и даже не думаю обуваться. Мне кажется, когда ты находишься в глубокой депрессии, и устал, обувь — слишком тривиальный предмет одежды, чтобы помнить о нем. И пусть я использую слово депрессия, но ведь у меня-то ее нет. Хотя, если подумать, может, и есть. Думаете, после всего, что произошло со мной за последние полгода, я должна была бы пластом лежать на кровати, ни с кем не разговаривать и быть наглядным пособием девочек-подростков, стенающих о своей несчастной судьбе, а еще вывести на своем животе тоскливую надпись «Жизнь для неудачников»? Я не в депрессии. Ну, не выбрала я эмо-путь, как можно было предположить. Я злая, запутавшаяся и расстроенная одновременно, но говорят, депрессия, зачастую, приводит к тому, что человек отказывается от еды. Поверьте, никакая сила в мире не заставит меня отказаться от еды. Это что-то совершенно чуждое, если ты Уизли.

Дом тих и спокоен, но вряд ли это продлится долго. Комната Виктуар находится на верхнем этаже, в то время как у Тедди на среднем. Тедди спускается на завтрак в девять двадцать пять, и ни минутой позже, а потом съедает его в саду, так что Виктуар может спуститься и позавтракать в девять тридцать. И получается, что они не будут видеть друг друга до свадьбы, но я все же думаю, что ужасно несправедливо выгонять Тедди в сад в день его свадьбы. Хотя это дом бабушки и дедушки Виктуар. Так что, полагаю, это была ее идея.

Ползу вниз по лестнице, так медленно, как только может идти беременная женщина на шестом месяце. Я слышу оглушительный храп, доносящийся из комнаты отца и дяди Чарли, и это напоминает мне о тех временах, когда мама накладывала заглушающие чары на папу, чтобы можно было спокойно поспать. А потом я слышу шум внизу, и задаюсь вопросом, кто, черт возьми, встал раньше меня?

Я слышу голос человека, доносящийся из кухни, но он мне определенно незнаком. И это точно не один из моих дядюшек. Я на цыпочках спускаюсь в холл и хватаю первый острый предмет, который попадается под руку — зонтик — и, размахивая им, в качестве оружия, направляюсь к кухне. Жаль, что я не додумалась захватить с собой палочку. Я до сих пор еще не привыкла к тому, что мне можно колдовать за пределами Хогвартса.

— Ты взяла камеру? — спрашивает мужской голос.

Я распахиваю дверь на кухню.

— Не двигаться! У меня оружие, и я не побоюсь им воспользоваться! — кричу я.

На кухне замирают четверо — семья из четырех человек, если быть точной. Скамандеры. Лоркан в шоке выпускает сумку, Лисандр очень невозмутимо смотрит на меня, Рольф подпрыгивает и поворачивается ко мне лицом, а Луна мечтательно улыбается.

— Привет, Роза, — произносит Луна, видимо, совсем не обеспокоенная тем, что я только что кричала и угрожала ей зонтиком. Должно быть, я выгляжу, как ненормальная. Ведь я направила совершенно безобидный зонтик на близких друзей семьи, а еще на мне две пары часов. Но право слово, вряд ли меня должно волновать, выгляжу ли я нормально при Скамандерах.

— П-привет, — заикаясь, выдаю я. Я опускаю зонтик вниз, и теперь уже Лоркан выглядит довольно нервничающим.

— Мы же не опоздали, нет? — спрашивает Рольф, муж Луны, поднимая сумку Лоркана с пола и ставя ее на стол. Затем он начинает в ней рыться, и я предполагаю, что ищет Рольф именно ту камеру, о которой они до этого говорили.

— Эм-м, нет, — отвечаю я. — Церемония не начнется раньше полудня.

— О, — говорит Луна. — Почему же мы тогда не аппарировали на пляж и не насобирали ракушек?

И пусть Рольф выглядит довольно взволнованным упущенной возможностью, Лоркан и Лисандр проявляют маловато энтузиазма. Вероятно, идея собирать ракушки бок о бок с родителями им не очень нравится. Рыбалка в кишащем гриндиллоу озере привлекает их куда больше.

— Эм, а почему бы вам не сходить на пляж, — предлагаю я, — а я пока покажу Лисандру и Лоркану дом…

Так что в итоге я брожу по внушительному летнему дому Делакуров в предместье Парижа (и да, это их летняя резиденция, а живут они в Марселе. А я-то всегда думала, что Поттеры богаты…), показывая Лоркану и Лисандру каждый уголок, а Луна с Рольфом сломя голову умотали на пляж. Это невероятно скучно. И я не самый лучший гид на свете.

— Там спальня, — монотонно говорю я, — и там… и там… здесь ванная… и еще одна спальня… и еще…

Я не знаю, интересно ли им, но выглядят они достаточно заинтересованными.

— Вам двоим и правда интересно, что я говорю? — зевая, спрашиваю я. Я не спала и не ела, а теперь еще и должна показывать двум подросткам французский загородный дом.

— Не очень, — признается Лисандр. — Но мы привыкли притворяться, что нам интересно, о чем говорят люди.

— Это приходится делать, если ты живешь с нашей мамой, — поясняет Лоркан.

Прежде чем мне удается что-то на это ответить, дверь спальни, что я делю с Дом и Лили, открывается, и на пороге появляется Лили, зевая и потирая заспанные глаза. Она одета в пижаму, и ее рыжие волосы всклокочены. Лили — не жаворонок, так что, думаю, она просто направилась в туалет или еще что-то в этом роде…

— Ауч! — вскрикивает она, увидев меня и — о, да! — своего парня. — Ч-что ты здесь делаешь?

Мы не совсем уверены, кому был адресован вопрос, так как волосы Лили полностью скрывают ее лицо.

— Тише, Лили! — предупреждаю я. — Ты разбудишь Виктуар!

Или, что еще хуже, Скорпиуса.

Дверь в комнату Скорпиуса и Ала открывается. Я готова уже сбежать в нашу спальню, но, к счастью, это всего лишь Ал, и его черные волосы в таком же беспорядке, как и у сестры.

— Что за вопли? — сонно спрашивает он. — А-а, Скамандеры? А не рановато ли вы?

Я прогоняю всех вниз, иначе мы рискуем наткнуться на Сами-Знаете-Кого (и это вовсе не тот Сами-Знаете-Кто, о ком вы подумали). Лили возвращается в спальню, явно не очень сильно переживая, что ее парень здесь. Любовь ко сну и все такое. Лоркан и Лисандр направляются в сад, вероятно, чтобы проверить, а нет ли там каких-то странных магических существ. Сомневаюсь, что они смогут кого-то обнаружить, разве что, колючих, живущих в саду шариков (известные в народе, как ежики).

Мы с Алом сидим на кухне за маленьким столиком. Выглядит он ужасно. Зеленые глаза и вполовину не такие яркие, как обычно, и такое ощущение, что он не спал всю ночь. И у меня есть три версии того, что его беспокоит.

— Ты паршиво выглядишь, Ал, — говорю я, пытаясь, чтобы это прозвучало не так обидно (знаю, это совсем не то слово), насколько это вообще возможно. Он ворчит в ответ и смотрит сквозь стеклянные двери, как Лоркан и Лисандр предпринимают попытку забраться на массивный дуб. — Из-за Дженни, да?

— Нет, — поспешно отвечает он.

— Из тебя никакой врун, — с усмешкой констатирую я.

— Она меня не волнует, — лжет Ал, — просто чувствую себя не очень хорошо.

— Любовная тоска?

— Заткнись! — по-детски выпаливает он.

— Ал, если ты все еще любишь ее…

— Нет.

— Просто, если любишь, ты должен сказать ей об этом. Уверена, она чувствует себя так же ужасно, как и ты.

Он продолжает хмуро смотреть в окно.

— Я собираюсь на прогулку, — произносит он и направляется в сад.

Я остаюсь на кухне, наблюдая, как Лоркан выдирает траву с газона и засовывает ее в карман, а Лисандр висит вниз головой на ветке дуба. Блин, а ведь ему уже четырнадцать.

В итоге, я засыпаю прямо за столом, чтобы в девять утра оказаться разбуженной бабушкой Молли, Андромедой Тонкс и Аполлин Делакур, спустившимися на кухню, чтобы приготовить завтрак.

— Роза! Почему ты спишь здесь? — спрашивает бабушка Молли и, не дожидаясь ответа, продолжает: — Накроешь стол в столовой, пожалуйста? И что это делают близнецы Скамандер на крыше сарая?

Я хватаю столовые приборы и неохотно бреду в столовую, чтобы приступить к сервировке стола. Я и правда устала, и чувствую, что если бы мне выпал шанс снова лечь, то я, вероятно, мигом бы уснула. Я бы сейчас все отдала за этот шанс. И если вы думаете, что бабушка Молли говорила об обычном шестиместном столе, то вы глубоко ошибаетесь — этот стол на тридцать человек. Как в самом настоящем конференц-зале.

Все больше и больше народа спускаются вниз на завтрак. Первыми появляются мама, Анджелина, Джинни и Одри, они помогают приготовить завтрак, а вот Джордж и Перси сидят за столом и ждут, когда тот будет подан.

— Эй! — шиплю я на них. — Ваш завтрак сам собой не отрастит себе ноги и не придет к вам. Придется пойти и помочь!

Они испуганно подпрыгивают, и я слышу, как Джордж саркастически произносит: «прости, мам!».

— Я все слышу!

Ровно в девять двадцать пять на кухне появляется Тедди, выглядя донельзя счастливым, и я чувствую странную смесь ревности и вины при виде него. Конечно, мы успеваем обменяться всего парой слов перед тем, как бабушка Молли и миссис Тонкс подхватывают его под руки и выдворяют в сад. Гарри, будучи его крестным и просто заботливым человеком, присоединяется к нему. Пять минут спустя, Виктуар тоже спускается на завтрак. Как по мне, они слишком далеко заходят со своими глупыми суевериями.

— Утречка всем! — счастливо говорит Виктуар. Большинство возвращают ей такие же счастливые улыбки, но Дом резко опускается на стул рядом со мной и начинает засовывать себе в рот куски колбасы. Как, черт возьми, ей удается оставаться такой худой?

— Если я умру прежде, чем этот день закончится, обещай похоронить мою палочку вместе со мной, — мрачно говорит Дом. Кажется, ей вся эта свадьба точно так же не по душе, как и мне, но, полагаю, по совершенно разным причинам. — Ты уже видела наши платья?

— Нет, — отвечаю я, чувствуя, как неприятные мурашки скользнули по спине. Конечно, платья не могут быть ужасными. Тем не менее, я не успеваю у нее спросить, насколько они плохи, как в столовую входит Скорпиус. Кажется невероятно странным, что атмосфера в комнате может стать настолько неловкой и напряженной, хотя только два человека могут почувствовать это. Думаю, он испытывает неловкость, ведь он даже не смотрит на меня. Он просто усаживается рядом с Алом (который до сих пор ни с кем не разговаривает), и оба сидят, выглядя недовольными. И я уже сейчас могу сказать, что это будет не очень веселый день.

Луна и Рольф появляются в доме в середине завтрака. На Луне новое ожерелье из ракушек, а в руках Рольфа сумка, доверху полная ими же. Они странная пара, наши Рольф и Луна. Тем не менее, в данный момент, в столовой столько людей не находят странным тот факт, что мы со Скорпиусом не разговариваем…

В четверть одиннадцатого спускается Джеймс, проснувшийся последним, в то время как бабушка Молли, Флер и мадам Делакур уже убирают остатки завтрака. Джеймс даже не одет — на нем только боксеры и белые носки. И это не самое приятное зрелище, должна вам сказать.

— О, Боже, — бормочет Дом, закатывая глаза.

— А представь, каково нам делить с ним одну спальню, — мрачно говорит Фред, и Марк согласно кивает.

— Джеймс, ты специально делаешь все, чтобы смутить нас всех? — сердито выплевывает Джинни. — Не мог бы ты надеть джинсы?

— Бог с тобой, мама, — зевает он, почесывая голый живот, словно там завелись блохи. — А что на завтрак?

— Завтрак был в девять тридцать! — говорит бабушка Молли, направляя палочку на стол и очищая его. — Сейчас же десять семнадцать! Время, чтобы начать готовиться!

— Что? Но ведь свадьба будет только после…

— Сейчас же наверх, Джеймс! — приказывает Джинни. — И Бога ради, оденься!

Джинни подталкивает старшего сына к лестнице, а он кричит и ругается весь этот путь, доказывая, что она не может поступить так с голодным ребенком, и это можно рассматривать, как злоупотребление своими обязанностями в отношении заботы о благополучии ребенка.

— Я покажу тебе жестокое обращение с детьми, если ты сейчас же не поднимешься вверх по лестнице, Джеймс Поттер! — кричит Джинни на него, и мы слышим, как он начинает быстрее подниматься. Серьезно, эта женщина страшна в гневе.

После завтрака бабушка Молли начинает распределение фронта работы на всех.

— Виктуар поднимается наверх, чтобы Тедди мог войти; Джордж, Перси, Чарли и Рон расставляют стулья в шатре; Роза и Доминик поднимаются наверх вместе с Виктуар и начинают готовиться; Луи, Хью, Лили, Роксана и Люси — помогают Андромеде с едой; Одри, Анджелина, Гермиона и Джинни — заканчивают все украшать; Фред, Марк, Скорпиус, Альбус и Джеймс, всякий раз, как он решит почтить нас своим присутствием! — убедитесь, что двор чист, а затем помогите со стульями! Всем заняться своими обязанностями! Ох, Луна и Рольф, вы со мной, поможете избавиться от гномов в саду…

Все мы знаем, что лучше не ослушиваться приказов бабушки Молли, поэтому «приступаем к своим обязанностям» немедленно. Дом и я следуем за Виктуар вверх по лестнице на третий этаж, в ее комнату. По пути мы видим, как Джинни натягивает Джеймсу футболку через голову.

— Я могу одеться и сам, мне восемнадцать! — кричит он.

— Очевидно, что нет! — кричит она в ответ. — Поспеши! Тебе еще предстоит куча работы!

— Но я голоден…

— Ты должен был подумать об этом раньше!

Комната Виктуар оказывается еще более экстравагантной, чем наша с Дом и Лили. Она примерно раза в три больше, с балконом и розовыми обоями. На стенах развешаны сельские пейзажи и пара фотографий семьи тети Флер. Платье Виктуар висит на балконной двери, и я должна сказать, что оно невероятно красивое. Она будет в нем выглядеть настоящей принцессой, я же буду выглядеть как дирижабль. Се ля ви, как говорят французы.

Мы принимаем по очереди душ: Дом, я, а потом и Виктуар. К тому времени, как мы заканчиваем, оказывается, что приехала подруга Виктуар, Дина. Она тоже подружка невесты, поэтому они долго обнимаются, визжа, как ненормальные. Дом и я одновременно делаем такие лица, словно нас сейчас стошнит. И лицо Дом становится еще более кислым, когда Виктуар достает из гардероба платья подружек невесты.

Они не так плохи, как я думала, учитывая реакцию Дом: довольно вычурные, ядовито-синего цвета, с эффектом электрик. Ладно, они, и правда, ужасны. А еще они такие широкие, как палатки. Я понимаю, что я толстая, но ведь Дом и Дина худые, как спички.

Парикмахер, визажист и портниха прибывают вскоре после Дины. И я начинаю думать, что Джеймс и Альбус оказались в гораздо лучшем положении, занимаясь уборкой внизу. Парикмахер Мэвис дергает мои непослушные волосы около часа, пока, в конце концов, ей не удается укротить их и свободно заколоть на затылке. Думаю, вышло неплохо.

Затем довольно толстая леди по имени Стефани нападает на меня с макияжной кистью наперевес, накладывая все тот же электрически-синий оттенок на веки. Затем она парой штрихов наносит румяна, словно мои щеки и так недостаточно красные. И я теперь выгляжу, как самая настоящая проститутка. Или, как называет их бабушка Молли, «алая женщина».

Дом выглядит не так плохо, ведь ей синий идет гораздо больше, чем мне. Мы проскальзываем в наши шатрообразные платья. Портниха Тимоти взмахивает палочкой, и все платья уменьшаются, принимая новый вид. Платья без бретелек, с юбкой ниже колен. Юбка сшита из клиньев и спадает изящными складками. Все это выглядит весьма неплохо. И, по правде говоря, лучше всего платье смотрится на Дом, в то время как у меня ощутимо тянет в области живота.

К счастью, когда мы уже полностью готовы, стилисты обращают свое внимание на Виктуар. Мы с Дом садимся у окна, из которого прекрасно видно задний двор, и смотрим, как бабушка Молли подгоняет Джеймса, чтобы он не ленился, а тот громко жалуется, что без завтрака совершенно не может работать.

— Что у вас случилось со Скорпиусом? — Дом спрашивает тихо, но это не делает вопрос менее глупым.

— Эм… — я стараюсь придумать что-то саркастическое, как обычно и поступаю в подобных ситуациях. — Ну, у нас как бы ребенок…

— Да-да, — нетерпеливо вздыхает Дом. — Глупая саркастическая отговорка, Роза, бла-бла-бла, но может быть, ты уже скажешь правду, пожалуйста? Скоро уже год будет.

Моя саркастическая отговорка вовсе не глупа.

— Я не знаю, о чем ты, Доминик, — произношу я, называя ее полным именем в отместку за то, что она посмела называть глупыми мои невероятно остроумные и просто умные саркастические замечания.

— Знаешь, — закатывает она глаза. — Вы не сказали друг другу и двух слов, с тех пор, как попали сюда. Напряженную атмосферу за завтраком можно было ножом резать.

Я опускаюсь обратно на стул (до того, как Виктуар накричит на меня, чтобы я не смела помять ей платье) и пожимаю плечами.

— Он думает, что я люблю… кого-то еще.

Твоего свояка, например.

Глаза Дом удивлено распахиваются, и она выглядит по-настоящему потрясенной.

— Кого? — недоверчиво спрашивает она.

— Я… я не знаю, — говорю я, решив, что не стоит рассказывать ей о моей семнадцатилетней одержимости Тедди в день его свадьбы. — Он просто вбил это себе в голову.

— Ну… тебе нравится еще кто-нибудь?

Я на мгновение запинаюсь, прежде чем ответить.

— Роза! — зовет меня Виктуар, а парикмахер вытаскивает бигуди из ее волос. — Не могла бы ты, пожалуйста, сходить и проверить, как там выглядит шатер? И лучше бы, чтобы он был уже почти готов…

Кажется, она даже выделила голосом последние слова, и я с ней внутренне согласна. По крайней мере, она спасла меня, и я могу не отвечать на вопрос Дом.

Я тащусь вниз по лестнице, ловя свое отражение в огромных зеркалах — возможно, электрически-синий и синяки под глазами вместе смотрятся не очень. Ну, полагаю, я смогу с этим смириться на день.

В саду хаос. Люди начинают занимать свои места в шатре, но бабушка Молли и миссис Тонкс еще даже не переоделись — они по-прежнему в халатах и отдают приказы.

— Джеймс! — рычит бабушка Молли. — УБРАЛ РУКИ от свадебного торта!

— Но я голоден! — стонет он в ответ, а Джинни тащит его подальше от накрытых столов. Альбус, выпрямившись, сидит, как можно дальше от алтаря, совершенно наплевав на план рассадки гостей, составленный Виктуар. К счастью для него, Джинни слишком занята Джеймсом, чтобы заметить его демарш. Тем не менее, миссис Тонкс, кажется, заметила несоответствие, и тащит его к третьему ряду, чтобы усадить рядом с Лили. И выглядит Альбус очень злым.

Тедди уже сидит в первом ряду рядом с дядей Гарри. Остается только тро— или четвероюродные сестрам тети Флер решить, где им усесться (и как только миссис Тонкс и бабушка Молли сменят свои робы на платья), и свадьбу можно будет начинать. Я осматриваю шатер в поисках Скорпиуса, и вижу, что он сидит рядом с Алом, скрестив руки на груди. Я чувствую настолько сильный укол вины при виде него, что на глаза наворачиваются слезы. И дабы избежать потекшей туши и размазанных теней, я возвращаюсь в дом, чтобы отчитаться перед Виктуар.

— Ну? Они готовы? — Виктуар спрашивает — вернее, шипит — стоит мне только зайти в спальню. Она выглядит потрясающе элегантно в своем платье, с завитыми светлыми волосами, спадающими на плечи, с роскошной фатой и безупречным макияжем. Она — совершенство.

— Все готово, — уверяю я.

Дядя Билл приоткрывает дверь, чтобы проводить дочь вниз, и говорит, что она выглядит невероятно прекрасно.

— Обрати внимание, что он ни слова не сказал о моем виде, — горько бормочет мне Дом, когда мы спускаемся вниз. — Блин, я выгляжу, как чертова алая девица.

— Говори просто — проститутка, — бормочу я в ответ. — Ты говоришь точь в точь, как мой отец.

Стоя за пределами шатра, я слышу, как плачет тетя Флер, вспоминая свою свадьбу. Ее рыдания слышны даже через играющий струнный квартет (клише, скажете вы? — отнюдь), в то время как я следую по проходу сразу за Дом, а за мной идет подружка Виктуар, Дина. Я не вижу никого, кроме Скорпиуса. Но он не отрывает глаз от своих пальцев и даже не смотрит на меня. Похоже, скоро у меня разовьется болезнь от недостатка внимания.

— Осторожнее! — шипит мне в спину Дина. Приходится приложить немалые усилия, чтобы не показать ей средний палец, и я сосредотачиваюсь на своих шагах, чтобы, не дай Мерлин, не упасть. Потому что, если я упаду — это будет смертельно унизительно, а падение вряд ли хорошо скажется на моем ребенке.

Такое ощущение, что мы проходим десять тысяч миль, прежде чем останавливаемся у алтаря, где стоит очень старый волшебник-француз и улыбается нам. Он тот, кто женит их, — осознание этого факта заставляет меня чувствовать себя ужасно. Кто выберет по доброй воле работу, где надо заключать браки каждую неделю? Я бы предпочла работать могильщиком, честное слово.

В целом, церемония невероятно скучная. Я почти не обращаю внимания на происходящее, только бросаю украдкой взгляды на Скорпиуса: интересно, а он когда-нибудь взглянет на меня снова? И сможем ли мы смеяться, как обычные школьники, бродя по коридорам Хогвартса? Сможем ли мы снова сидеть в тиши библиотеки, не испытывая чувства неловкости? Будет ли он думать обо мне, как о ком-то более важном, чем как о девушке, разбившей ему сердце и носящей под сердцем его ребенка?

Я вижу, как его глаза на мгновение останавливаются на мне, а потом перескакивают на какую-то другую девушку. Она выглядит старше меня, думаю, ей лет девятнадцать-двадцать. И она, конечно же, гораздо красивее меня. И могу поспорить: она дальняя родственница тети Флер, а это значит, что в ее венах бежит кровь вейл.

Церемония заканчивается, а я даже не осознаю этого. Тем не менее, впереди еще тысячи и тысячи колдографий, и все это затянется еще, по меньшей мере, на час. И только после всего этого я буду свободна. Дом выглядит такой же злой, как и я.

— Дурацкие чертовы колдографии, — бормочет Дом, бросаясь к официанту и хватая бокал шампанского. Она хватает другой и протягивает мне.

— Я беременна, помнишь? — отвечаю я с горечью.

— О, да, — говорит она, смотря на мой выпирающий живот. — Возможно, ты еще в худшем положении, чем я.

Я оглядываюсь в поисках Скорпиуса, но его нигде нет. Джеймс уже зарылся с головой в еду, в то время как Альбус, видимо, поставил перед собой цель напиться, хотя ему еще нет семнадцати.

— Ал, — сердито говорю я, когда он опрокидывает в себя бокал шампанского, словно это обычная вода. — Остановись, а?

— Ты не можешь указывать, что мне делать, — рычит он.

— Нет, но я знаю, кто может, — парирую я, кивая в сторону тети Джинни.

— Пофигу, — он берет еще один бокал шампанского. — Я ее не боюсь.

Да, верно. Я слышу вызов в его голосе.

— Ал, я, правда, думаю, что тебе стоит остановиться… — пытаюсь я еще раз.

— Сама остановись, — тупо отвечает он.

— Простите, сэр, — произносит официант, когда Альбус пытается взять еще один бокал с его подноса. — Могу я взглянуть на ваше удостоверение, пожалуйста?

— Конечно, — отвечает Альбус совершенно спокойно и протягивает ему небольшую карточку. Официант, кажется, остается доволен увиденным и возвращает ему карточку обратно, позволяя взять еще один бокал. Я смотрю на карточку. Конечно же, это Джеймс. Видимо, официант не заметил разницу в цвете глаз. — Увидимся позже, я собираюсь прогуляться.

Он захватывает с собой полную бутылку шампанского по пути из шатра. Все рассаживаются за столом, и я решаю оставить Альбуса наедине с его плохим настроением и пойти что-нибудь перекусить.

Только я не могу есть. Гложущее чувство вины полностью отбивает мне аппетит. Кроме того, тот факт, что Джеймс сидит около меня, набрасываясь на все съедобное, до чего может дотянуться, тоже мало вдохновляет приступить к трапезе.

А потом начинаются танцы. И только, когда Тедди вместе с Виктуар поднимаются на танцпол, я понимаю насколько он счастлив. Он светится. Не думаю, что видела его когда-нибудь более счастливым в своей жизни. Тедди смотрит только на одного человека, и этот человек — Виктуар. Раньше мне хотелось, чтобы он смотрел так на меня. Теперь же, если бы Скорпиус взглянул на меня хотя бы с половиной той любви во взгляде, которой светятся глаза Тедди, я бы умерла счастливой женщиной.

И тогда я понимаю это:

Я не люблю Тедди Люпина.

Ну, люблю его, конечно же, но я не влюблена в него, не так. Возможно, на протяжении многих лет я настолько привыкла воображать себе то, чего не было на самом деле, что сама поверила в эту ложь, стала одержимой им. Но сегодня я, действительно, не смотрела на него, ни разу. Я не тосковала по нему, не расстроилась, когда он женился. Была ли это просто похоть?

Когда я теперь смотрю на него, я знаю, что безусловно не люблю его. Я восхищаюсь им, я смотрю на него, я уважаю его, люблю, но только как лучшего в мире друга. Но, Мерлин, если бы я стала сейчас миссис Люпин, вряд ли бы я была счастлива.

Один из друзей Тедди, Эван, стоит передо мной, протягивая руку. Он шафер жениха, и это, своего рода, моя обязанность — станцевать с ним. Есть ли шанс, что у меня получится это сделать и не опозориться?

— Иди, Роззи! — приказывает папа, сидя за соседним столом рядом с мамой, Джорджем и Анджелиной.

Отлично.

Этот чертов танец тянется слишком долго.

Мне нужно найти его. Мне нужно сказать ему…

Что, черт возьми, я могу ему сказать? Я слишком неуклюжа, когда речь заходит о чувствах. И, скорее всего, я умудрюсь оскорбить его или еще что-нибудь в этом же роде.

— Все хорошо? — спрашивает Эван, пока мы неловко танцуем.

— Да, отлично, — отвечаю я, и как только музыка заканчивается, я немедленно отстраняюсь. — Спасибо за танец.

Я бегу к столу, где сидят Фред с Джеймсом, Марк и Дом, и хватаю ее за руку.

— Нет, — твердо говорю ей.

— Прости?

— Нет, — повторяю я. — Мне никто больше не нравится!

Дом хватает мгновения, чтобы сообразить, о чем я говорю.

— Ах, да, — произносит она. — Это хорошо.

— Ты видела Скорпиуса? — отчаянно спрашиваю я.

— Ну как бы… — замолкает она.

— Что значит, как бы? — шиплю я.

Она смущенно отводит глаза.

— Я видела, как он беседовал с одной из моих дальних кузин позади шатра.

Я знаю, кто она. Это на нее он смотрел во время церемонии. Вместо того чтобы расстроиться из-за этого, я направляюсь туда, безумно злясь.

— О, нет, она его не получит, — рычу я, — я увидела его первой…

Я вылетаю из шатра, как какой-то супергерой, мчащийся на выручку. Скорпиуса уже нет снаружи, а вот девка, с которой он болтал — есть. Я напрягаю всю силу воли, которая у меня есть, чтобы не достать палочку и не проклясть ее блондинистую голову. Подхожу к ней с таким самоуверенным видом, что она удивленно приподнимает брови, окидывая меня очень циничным и покровительственным взглядом.

— Прости, — сладко улыбаюсь я. — Ты знаешь парня, с которым только что разговаривала? С такими светлыми волосами?

— Скорпи-и-уса? — спрашивает она.

— Именно, — отвечаю я. — Видишь? — я указываю на свой живот. — Это его. Так что даже не думай.

— Это есть ребьенок? — с сильным французским акцентом спрашивает она.

— Да, — произношу я. — А еще он ужасный фетишист во всем, что касается ног, и не думаю, что тебе захочется с ним связываться.

Она выглядит немного напуганной, а затем уходит со своей подругой. М-да, лучше бы Скорпиусу не знать, как я только что подмочила ему репутацию. Но, черт, я не собираюсь уступать его какой-то там вейле.

Я оббегаю сад, как сумасшедшая, ища Скорпиуса. Отмечаю, что Лоркан и Лили сидят на дереве и целуются, в то время как Лисандр играет с карликовым пушистиком, и, Мерлин знает, откуда он его достал. Но дальше я натыкаюсь на то, что меня действительно шокирует.

Ал целует девчонку, которой я только что сказала, что она флиртовала с отцом моего ребенка.

Поверьте, существуют некоторые предложения, которые вы обещаете себе в шести— или семилетнем возрасте никогда не произносить, и это как раз одно из них.

Какого черта он творит? Но я так рада, что бедняжка Дженни решила, в конце концов, не идти на свадьбу.

— Ой! Поттер! — кричу я ему, и девушка отстраняется от него. Она хмуро смотрит на меня, словно говоря «Снова ты!», и, полагаю, я вполне могу ее понять.

— Чего тебе? — ворчит Ал во власти зеленого змия.

— Где Малфой? — я решаю, что пытаться что-то ему доказать в таком состоянии бессмысленно, все равно что продавать эскимосам лед, так что я просто перехожу в наступление.

— Не знаю, наверное, в туалете, — пожимает он плечами.

Конечно же! Я никогда бы не додумалась искать его там! Я спешу к дому, чтобы убедиться, что очередь в туалет достаточно длинная. Но опять же, Скорпиус, скорее всего, решил воспользоваться ванной в их спальне. Так что я спешу наверх.

Не потрудившись постучать (я слишком тороплюсь, чтобы утруждать себя банальной вежливостью), я пробегаю комнату и точно так же без стука вламываюсь в ванную. Слава Мерлину за его милосердие, Скорпиус моет руки, и выглядит чрезвычайно удивленным, когда я врываюсь в помещение.

Из всех способов признаться в любви, этот, наверное, самый не романтичный.

— Я-я могу чем-то помочь? — заикается он.

— Просто слушай, Малфой, — шиплю я, и не понимаю, почему же я так зла. — Ты просто выслушаешь меня! Ты не можешь просто сказать, что любишь меня, а потом игнорировать весь день! И знаешь, я вовсе не влюблена в Тедди…

— Да, верно, — бормочет он.

— Не перебивай меня! — кричу я, и он выглядит немного испуганным. Это, и правда, совсем не хорошо. — Я не люблю Тедди, может, прежде мне и казалось по-другому, но сейчас точно нет. Я знаю свое сердце гораздо лучше тебя.

Он смотрит вниз на свои туфли.

— И-и… — пересиливаю я себя, — т-тебе стоит убедиться в правдивости информации, прежде чем ты кого-то в чем-то обвиняешь, ладно?

Я ударяю его в плечо. Ведь так, причиняя боль, я пытаюсь выразить свою любовь к кому-то. Я не шутила, когда говорила, что мне нужна терапия.

— И что за информация? — хмурится он.

— Информация такова… — запинаюсь я. — Т-такова… л-ладно, я, правда, не знаю, что там за информация!

Да, я все испортила. Может быть, я уже проснусь посреди этого кошмара.

— Ну, тогда какого ты орешь на меня в туалете?! — кричит он.

— Я люблю тебя, идиот!

Он выглядит совершенно потрясенным. Хорошо. Он выглядит крайне шокированным. И я делаю то, что сделала бы любая безумная девушка, ворвавшаяся в ванную к парню, чтобы сказать ему, что же она чувствует.

Я целую его. Наконец-то.