Нас запомнят войной, но пусть назовут прощением (гет)

Свадьба Блейза и Падмы — одно из самых странных событий в жизни Гермионы. Большой бальный зал, в котором проходит торжество, поражает воображение, высоко в воздухе парят мерцающие свечи. На каждом столе стоят роскошные золотые украшения и букеты роз в центре, восемь столовых приборов им под стать. Еда на вкус превосходна, а вино и сливочное пиво — восхитительны.

У Гермионы нет никаких претензий, за исключением того факта, что она никогда раньше не видела настолько стерильной свадьбы. Блейз с Падмой сидят бок о бок на небольшом возвышении: Падма одета в традиционное ведьминское платье, похожее на то, что было у Гермионы, с серебряным поясом с изумрудами, сверкающими в честь факультета её нового мужа. Рядом с ней сидит Парвати в мятно-зелёном сари-палаццо с детальной серебряной вышивкой по оторочке. На Блейзе традиционная мантия волшебника, и он выглядит ослепительно красивым. Хотя он сосредоточенно следит за тем, как его кузен произносит речь шафера, но сидит так далеко от Падмы, как только возможно.

Слева от Гермионы Драко пристально разглядывает кузена Блейза. На его челюсти дёргается мускул, чего Гермиона не видела с пятого курса, и на мгновение она задумывается, насколько разъярён ее муж, видя, как один из его лучших друзей женится на женщине, которую не любит.

Гермиона опускает голову к тарелке и впивается взглядом в сложенную картонку, надпись на которой не оставляет её с момента прибытия. «Леди Малфой» гласят витиеватые буквы; невероятно странно узнавать в этих словах свой титул, и тем более — признавать мужчину рядом мужем.

Гермионе интересно, подписали ли её соседок по столу точно так же — неужели Ханна всё это время сидит, не отрывая взгляда от «Миссис Уизли», и ненавидит каждую букву своего нового имени?

Однако Ханна не перестаёт сверлить глазами Панси Паркинсон, сидящую в противоположном конце зала рядом с Невиллом. Гермиона бесконечно благодарна Падме за то, что у неё хватило предусмотрительности держать их подальше друг от друга.

Тео и Луна сидят по другую сторону от Драко, рядом с ними — Гарри и Джинни. Стратегически верный план рассадки, при котором ни Гарри, ни Рон, сидящий ещё дальше, не вынуждены соседствовать с Драко. Гермиона хотя и продолжает приятно удивляться взаимной вежливости, проявленной её друзьями и мужем друг к другу, но сомневается, что они смогли бы просидеть так долго вместе, не переругавшись.

Джордж Уизли — последний за их столом, и стул возле него пустует. Парвати планирует присоединиться к ним после торжественной части, а пока держится поближе к сестре, выступая одновременно в качестве поддержки и свидетельницы. Джордж одет в тёмно-зелёную мантию и держит в руках бокал с водой — один его вид греет душу, особенно по сравнению с Ханной, бокал которой не пустеет с того момента, как она села.

Негромкие аплодисменты возвращают Гермиону в настоящее, и играет музыка. Падма и Блейз покидают сцену и начинают танцевать. Совершенно очевидно, что, несмотря на отсутствие привязанности друг к другу, они оба умелые танцоры, и Блейз без видимых усилий кружит невесту. В конце они кланяются друг другу, и несколько пар присоединяются к ним на танцполе.

— Они, наверное, очень внимательно слушали профессоров в Хогвартсе, чтобы так танцевать, — украдкой шепчет Гермиона Драко.

Он выгибает бледную бровь.

— Грейнджер, у них обоих были репетиторы, которые учили их танцевать с детства.

— Серьёзно? — удивлённо спрашивает Гарри; Гермиону немного раздражает, что он подслушивает, но одновременно она рада, что он задал вопрос.

Драко явно сдерживает усмешку.

— Таковы традиции, Поттер.

— У чистокровных, — тихо уточняет Гермиона. Усмешка Драко сменяется выражением сожаления, и он медленно кивает.

— Да, полагаю, это правда, — вздыхает он, — в детстве со мной каждое лето занимался наставник, и даже до того, как мне исполнилось одиннадцать. С Блейзом тоже, и наверняка Падма с Парвати не исключение.

— И Тео, и я, — добавляет Полумна.

Тео смеётся.

— Полумна, ты рассказывала, что твой наставник разрешал тебе лазить по рекам и пещерам, искать нарглов и всё в таком духе.

— Хм, — задумчиво протягивает Полумна, — но ещё мы танцевали — обычно при полной луне. Это было так волнующе.

Гермиона пытается держать лицо и пинает Драко под столом по ноге, когда он усмехается. Полумна наблюдает за ними большими голубыми глазами, ни капли не смущаясь.

— Звучит интересно, Полумна, — наконец произносит Гарри, после чего встаёт и протягивает руку через стол. — Малфой, могу я пригласить Гермиону на танец?

Драко медленно кивает, и Гермиона позволяет Гарри отвести себя на танцпол. — Я думала, Рон должен пригласить меня на танец, — шепчет она по пути. — Это не входило в план!

— Он пригласит позже, — улыбается Гарри. — Разве я не могу потанцевать со своей лучшей подругой без закулисных интриг?

— Гарри Поттер, — морщится Гермиона, — это кто ещё из нас двоих интриган! К тому же я до сих пор немножко злюсь на тебя.

Гарри ухмыляется.

— О, за то, что очень вовремя заглянул к тебе домой на днях?

Гермиона чувствует, как румянец разливается по щекам, и намеренно сильно наступает Гарри на ногу, сразу же принимая позу для танца и улыбаясь при виде скорчившегося лица друга.

— Нет же! Как ты мог отменить встречу в «Фортескью»? Ты же знаешь, как это могло помочь, учитывая, что Рита, чёрт бы её побрал, Скитер намерена вывалять моё имя в грязи, — объясняет Гермиона.

— Скитер — гадкая курица, — соглашается Гарри, кружа её. Гермиона послушно следует его движениям, и её злость постепенно рассеивается. Приятно снова танцевать с Гарри. В последний раз они танцевали друг с другом в богом забытой палатке во время охоты за крестражами.

— Мне правда жаль, Гермиона, — искренне извиняется Гарри, — но обещаю, что на это была действительно веская причина.

Гермиона изучает его, замечая первые морщины в уголках зелёных глаз и посерьёзневшее лицо. Его очки постоянно съезжают набок, а чёрные волосы снова растрепались, но он кажется счастливым. На руке, в которой он сжимает её ладонь, блестит обручальное кольцо.

Гермиона вздыхает.

— Я знаю. Ты бы не поступил так из-за какой-то ерунды. Но ты мне скажешь? Когда будешь готов?

Гарри улыбается во весь рот, настолько широкой улыбки она давно не видела.

— Конечно, сразу же расскажу.

Музыка заканчивается, и Гарри кланяется. Гермиона делает реверанс так грациозно, как только может, а когда поднимается, то видит Рона, подошедшего к ним.

— Могу ли я пригласить тебя на танец, Миона?

Гермиона кивает, Гарри хлопает Рона по плечу и возвращается за столик к Джинни. Рон притягивает Гермиону к себе, стоит музыке зазвучать, и они одновременно двигаются.

Рон всегда был в лучшем случае сносным танцором; он высок и немного неуклюж. Тем не менее, он уверенно ведёт Гермиону в танце, даже если при этом у него с лица не сходит гримаса.

— Ты бы хоть попытался выглядеть немного счастливее, Рональд, — поддразнивает его Гермиона.

Хмурый взгляд Рона смягчается, и он смеётся:

— Извини. Я никудышный танцор.

— Вовсе нет! — уверяет его Гермиона. Немного сложно говорить решительно, когда краем глаза она видит, как Невилл с Панси грациозно кружатся неподалёку. Несмотря на многолетнюю школьную вражду, они так гармоничны, словно были партнёрами по танцам долгие годы.

Рон следит за направлением её взгляда.

— Ханна разбита.

— Надо думать, — бормочет Гермиона, — это первый раз, когда она видит их вместе?

Рон кивает.

— Наверное, как и большинство из нас. Я удивлён, что он может выносить эту змею.

Гермиона открывает было рот, чтобы отругать его, но почти сразу же закрывает. Ей трудно придумать хоть одно качество, которое могло бы оправдать Панси Паркинсон.

— По крайней мере, она отличная танцовщица, — говорит Гермиона.

Рон хихикает:

— Разве ты не слышала за столом? Все чистокровные обучаются традиционным танцам, как только начинают ходить. Невилл с Панси не исключение.

Гермионе не привыкать к реальности кровных предрассудков. И сейчас, после того как она стала «Золотой девочкой» и помогла спасти волшебный мир, они никуда не делись. Гермиона маглорождённая. Даже те, кто не считает её хуже прочих, не понимают её опыта. Тем не менее, удивительно осознавать, что так много её сверстников, её друзей извлекали выгоду из своего чистокровного статуса в таких мелочах, о которых они, вероятно, даже не подозревают.

— Но ты так и не научился, — внезапно говорит Гермиона, снова переводя взгляд на Рона.

Он смеётся.

— Миона, ты должна знать, что Уизли — исключение из правил. Мы предатели крови, ну, почти все, помнишь?

— Но ты чистокровный, — возражает Гермиона.

Рон неловко поводит плечами.

— Да, но ты же знаешь, как мама с папой относятся к такому образу мыслей. Кроме того, мы не смогли бы позволить себе репетиторов, да оно и к лучшему.

Гермиона улыбается ему. Иногда так легко любить Рона, просто потому что он необычайно хороший.

— Ну, как бы то ни было, я считаю тебя прекрасным танцором.

— Знаешь, у тебя никогда не получалось врать мне, — увещевает её Рон, продолжая вести.

Гермиона думает обо всей лжи, которую наговорила Рону, как за время их недолгих отношений, так и за школьные годы. Она думает о лжи, которую продолжает рассказывать, об информации, которую утаивает. Она думает о родителях и о том, как смотрела им в глаза за ужином, а потом ударила заклинанием в спину. Кем бы она ни была, но Гермиона не сомневается, что она отличная лгунья.

— Ты прав, — врёт она.

Рон смеётся, и Гермиона чуть не спотыкается о собственные ноги в очередном пируэте. Рон едва успевает подхватить её и выпрямить, как вдруг его смех стихает, а улыбка исчезает.

— Малфой идёт сюда, — сообщает Рон.

— Ты ведь не затеешь ссору, да?

Рон игнорирует её вопрос, но пронзает взглядом голубых глаз. Он серьёзен настолько, насколько Рон вообще может быть серьёзен.

— Ты должна сказать ему правду, Гермиона.

Её пугает своё полное имя из его уст. Этот их старый спор она давно предпочла бы забыть.

— Мы это не обсуждаем.

— Ладно, — говорит Рон, — но ты сказала, что он тебе нравится. Ты потеряешь его, Миона, если не скажешь правду.

— О, так же, как потеряла тебя? — огрызается она.

Рон никак не реагирует на её злобный тон.

— Долохов ни при чём…

— Не смей, Рональд, — ядовито перебивает Гермиона.

Они смотрят друг на друга в ледяном молчании, и его нарушает появление Драко.

— Могу я вмешаться? — непринуждённо спрашивает он. Каменное выражение лица Рона исчезает, и он кивает, умудряясь даже послать Малфою улыбку.

— Конечно, приятель. — громко говорит Рон, — спасибо за танец, Миона.

Гермиона отпускает его руку и заставляет себя дружелюбно улыбнуться. В конце концов, главное сейчас — создать видимость.

Тёплая рука Драко опускается на её талию, и он уверенно притягивает Гермиону к себе. От него пахнет сандаловым деревом и солнечным светом, Гермиона глубоко вдыхает и пытается стряхнуть с себя последние десять минут.

— Почему каждый раз, когда я оставляю вас с Вислым наедине, вы ссоритесь? — тихо спрашивает Малфой.

Гермиона вздыхает.

— Дело не в тебе. Мы с Роном постоянно спорим.

— Едва ли, — говорит Драко. — Ты забываешь, что я много лет ходил в школу с вами обоими. Однако я помню всего несколько запоминающихся размолвок, например, на четвёртом курсе.

— Что ты видел на четвёртом курсе? — спрашивает Гермиона. Воспоминания о том, как она атаковала Рона зачарованными птицами, затапливают разум, и всё потому, что он игнорировал её неделями. В четырнадцать лет казалось, что прошли годы.

Драко фыркает.

— Вислый всегда был дураком, Грейнджер, но когда я понял, что он повёл Падму на тот дурацкий бал, когда ты надела такое прекрасное платье, то отпали последние сомнения.

— Что? — внезапно хихикает Гермиона. — Ты помнишь моё платье?

Драко внезапно разворачивает её, и у Гермионы нет другого выбора, кроме как подчиниться. Он ведёт её легко, движения кажутся умелыми и простыми. Совершенно очевидно, что он опытный танцор, и Гермиона задаётся вопросом, так ли очевидно, что у неё нет приличного танцевального образования.

— Грейнджер, — наконец говорит Драко, — я почти уверен, что каждый мальчик, который учился в Хогвартсе в том году, помнит это платье.

Гермиона чувствует, как заливается краской. Она бормочет:

— Но… но… Я думала, ты меня ненавидел?

Драко пожимает плечами.

— Видимо, Уизли был не единственным дураком, да?

Гермиона знает, что смотрит на него во все глаза, но ничего не может с собой поделать. Услышать, как Драко Малфой признаёт, что у них с Роном Уизли есть что-то общее, настолько редкий случай, что она едва может осознать происходящее.

Гермиона не отвечает, а музыканты прекращают играть, и Драко аккуратно наклоняет её спиной вниз. Она чувствует его руку на своей талии, и когда он поднимает её обратно, то не убирает её.

— Ты, конечно же, не собираешься рассказывать мне, о чём вы с ним спорили? — спрашивает Малфой.

Гермиона пристально смотрит на мужа. Драко Малфой с возрастом превратился в невероятно красивого мужчину, и он смотрит на неё с несомненной нежностью. Он хочет её — и даже признался в этом, хотя и не слишком многословно.

— Нет, — тихо говорит Гермиона, — не собираюсь.

Большую часть последних нескольких месяцев она провела, пытаясь понять, что Драко имеет в виду, пытаясь разгадать его выражения, желания и антипатии. Наблюдая за тем, как он меняется в лице и холодеют его серебристые глаза, Гермиона почти задыхается. Сложно интерпретировать это иначе — у неё есть секреты, которыми она не желает делиться, и Драко прекрасно это понимает.

— Может, пойдём выпьем? — в отчаянии спрашивает Гермиона. Она цепляется за его парадную мантию, как будто он может исчезнуть.

Драко кивает и кладёт её руку на сгиб своего локтя. Они уходят с танцпола в тишине, хотя им приходится убраться с пути Полумны, когда Тео широко раскручивает её. Полумна громко смеётся, и многие гости хмуро наблюдают за ней.

— «Любовь сделала из тебя ручную змею»⁽¹⁾, — произносит Драко над ухом, почти незаметно указывая на Тео, на лице которого сияет поразительная своей новизной улыбка.

— Шекспир? — сразу угадывает Гермиона. — Я и не знала, что ты знаком с магловской классикой.

Драко бросает на неё взгляд. Он выглядит удивлённым, что гораздо лучше того ледяного выражения, с которым он смотрел несколько мгновений назад.

— Я и не знал, что ты считаешь Шекспира маглом.

— Что?

Уголок его губ дёргается.

— Расслабься, Грейнджер. Я шучу — судя по всему, Шекспир в самом деле был маглом. Моя мать очень любила его.

Гермиона останавливается. Они почти подошли к небольшому бару, и она оборачивается, чтобы взглянуть на мужа.

— Твоя мать… То есть, мм-м… Я думала, что, ну…

— Ты думала, — Драко приподнимает бровь, — моя мать была неистовой ненавистницей маглов и сторонницей чистоты крови?

Гермиона краснеет. Вряд ли она хочет оскорбить его горячо любимую маму, но вся его семья словно бы по определению состояла из чистокровных радикалистов. Она неуверенно отвечает:

— Не обязательно?

Драко вздыхает.

— Разумеется, у тебя имеются веские основания так считать. Моя мать была чистокровной, и я не сомневаюсь, что она придерживалась многих предвзятых идеалов, особенно потому, что происходила из семьи, из которой происходила, и вышла замуж за моего отца.

— Но? — тихо спрашивает Гермиона.

Драко пожимает плечами.

— Но она любила Шекспира, и Бетховена, и домовика Джуни. Андромеда оставалась её любимой сестрой даже после того, как её выжгли с фамильного гобелена. А когда я был совсем маленьким, до того, как начал повсюду следовать за отцом, она читала мне сказки, учила названиям созвездий и играла в магловские игры.

— И она убедила тебя написать мне, — добавляет Гермиона.

Драко внимательно смотрит на неё.

— Да. Убедила. И я очень рад, что она это сделала.

— Я тоже, — соглашается Гермиона.

Все письма, которыми они обменялись после первого, бесценны, но ни одно не важно настолько, как-то, которое Нарцисса Малфой велела написать своему единственному сыну. То, которое дало Гермионе возможность задуматься, изменился ли он. Если Малфой вообще мог измениться.

Тишина ложится между ними, как защитное одеяло, и тяжесть браслета кажется Гермионы успокаивающей — как и кольца на пальце.

— Мистер Малфой, какой приятный сюрприз!

Драко отворачивается от неё и оказывается лицом к лицу с невысокой пожилой женщиной в ярко-оранжевой мантии. Она высокая и подвижная, с длинными светлыми волосами и натянутой желчной ухмылкой.

— Церера, какой приятный сюрприз, — говорит Драко. — Позвольте представить вам мою жену, Гермиону Малфой. Гермиона, это Церера Гринграсс.

Церера поворачивается к Гермионе и коротко кивает, после чего снова поворачивается к Драко:

— Я слышала, что тебя женили, Драко. Это не закон, а настоящий позор. Наша дорогая Дафна тоже вышла замуж всего несколько недель назад.

— Да, я слышал. За одного из Уизли… Перси, кажется?

— Да, — тяжело вздыхает Церера. — Такой позор, невообразимо. Обе наши дочери замужем за этими…

Гермиона замирает, чувствуя, как ярость пробирает её до костей, но Драко опережает её намерение потребовать объяснений от этой омерзительной женщины:

— Судя по тому, что я слышал, Дафна вполне счастлива с Перси, Церера. Что-то изменилось?

— О, она ещё мала и понятия не имеет, что делает её счастливой. — Церера машет рукой в воздухе, как будто мысли и чувства взрослой женщины ничего не значат. — Но мы можем, по крайней мере, утешиться тем фактом, что Уизли — сильная магическая семья с приемлемой родословной, за неимением большего.

— Приемлемой родословной? — повторяет Драко. Его голос становится опасно мягким, и Гермиона перестаёт двигаться, чтобы не привлечь ненароком внимание мужа.

Церера Гринграсс прижимает руку к сердцу и смотрит на Драко с фальшивым сочувствием.

— О, мой дорогой мальчик, как бы я хотела, чтобы твой отец был здесь, с нами, и разобрался с этим глупым законом. Увы, мне остаётся только радоваться, что наша Нарцисса сейчас не может тебя увидеть, хотя, конечно, это не твоя вина.

Из серебристых глаз Драко так и сочится презрение.

— Миссис Гринграсс, если вы хотите сказать, что в этом законе каким-то образом виновата моя жена или что моя мать не одобрила бы Гермиону, вы чрезвычайно заблуждаетесь. Гермиона во стократ лучшая ведьма, чем вы, и я совершенно уверен, что мама согласилась бы со мной.

Он тянет Гермиону, но та отказывается двигаться. Она пронзает Церера Гринграсс своим самым яростным взглядом и выпрямляет спину. Она не слабая, и она не станет вести себя так, будто какая-то напыщенная старая ведьма что-то знает о ней.

— Миссис Гринграсс, обе ваши дочери и их новые мужья сражались на войне, участия в которой вы, из-за чрезмерной трусости, сумели избежать. Они достаточно взрослые, чтобы точно знать, чего хотят, и, честно говоря, их браки вас не касаются. — Гермиона заносит ногу, чтобы уйти, но оборачивается. — К тому же, этот оттенок оранжевого ужасно сочетается с вашими волосами, но всё же лучше, чем с вашим отвратительным воспитанием.

Вместо того чтобы уйти, Гермиона смотрит прямо на женщину и наблюдает, как краска заливает её шею. Церера Гринграсс выглядит так, словно в любой момент может воспламениться, и несколько раз открывает и закрывает рот.

— Ах ты несносная девчонка, да как…

— Церера, — вмешивается Драко, прерывая её тираду, — я хотел бы напомнить вам, что поместье Гринграсс и работа вашего мужа в министерстве зависят от поддержки Малфоев. Я советую вам очень, очень тщательно подумать о том, как вы разговариваете с моей женой.

Церера бледнеет, разворачивается и стремительно уходит прочь. Очевидно, что они нажили врага, но Гермионе всё равно. Её трясет от ярости; давно уже никто не разговаривал с ней подобным образом — как с той самой маленькой маглорождённой волшебницей, которая когда-то впервые оказалась в Хогвартсе.

Гермиона поворачивается к мужу.

— Во имя чего, скажи мне, Малфои поддерживают её?

— На самом деле, — Драко усмехается, — семейство Гринграсс до неприличия погрязло в долгах. Малфои много лет предоставляли им частные ссуды, а выплаченные проценты сделали моего отца очень богатым — ну, даже ещё более богатым — человеком.

— Она ужасна. — Гермиона корчится.

— Церера Гринграсс несомненно ужасна, — соглашается Драко, — но ты не видела её мужа. Он ещё хуже.

— Как это вообще возможно?

Драко вскидывает бровь.

— Грейнджер, я думаю, за свою жизнь ты уже изрядно повидала всякого зла.

— Это правда, — вздыхает Гермиона. — Но это не значит, что мне нравится терпеть обыденное зло, понимаешь? Обычных людей, разгуливающих на свободе и каждым своим действием и словом унижающих остальных. Но теперь я хотя бы понимаю, почему Астория такая, какая есть.

Драко хмурится.

— Что ты имеешь в виду?

— О, видишь ли — она ненавидит Чарли. Игнорирует всех, кроме Дафны, и бедная миссис Уизли вся извелась.

— Это… если честно, совсем не похоже на Стори, — задумчиво произносит Драко. — Я имею в виду, не пойми меня неправильно, Стори — Гринграсс, и она привыкла получать всё, что пожелает, но она во всеуслышанье заявляет об этом. Я удивлён, что она не противится, не кричит и не спорит со всеми подряд, чтобы добиться своего.

— О… и правда странно. Миссис Уизли говорит, что она проводит дни в «Норе», без конца гуляя, и время от времени болтает с Дафной. А если кто-то из Уизли появляется рядом, она либо замолкает, либо покидает комнату.

Они доходят до бара, и Драко, продолжая недоумённо хмуриться, берёт напитки. Гермиону одолевает желание протянуть руку и разгладить сведённые к переносице брови.

— Привет, Гермиона.

Её отвлекает голос Невилла, она поворачивается и видит, что он стоит не с кем иным, как с Панси Паркинсон. На ней красивое голубое платье, а гладкие черные волосы, бывшие когда-то каре, отросли. Невилл держит руку у неё на спине и улыбается своей обычной полуулыбкой, знакомой с хогвартских времён.

— Невилл! — Гермиона улыбается в ответ. — Так приятно тебя видеть.

— Панси, — приветствует Драко. Панси тихо отвечает на его приветствие, и вся четвёрка застывает в неловком молчании.

— Мм-м, привет, Панси, — говорит Гермиона. — Ты отлично выглядишь.

На её лице на мгновение мелькает удивление, но она быстро возвращает ему бесстрастное выражение. Это так похоже на Драко, что Гермиона мимоходом задумывается, приходилось ли всем слизеринцам посещать какие-то занятия по сокрытию эмоций. Вероятно, преподавал их Снейп.

— Грейнджер, — медленно отвечает Панси, — надеюсь, что Драко хорошо к тебе относится.

Невилл встревает прежде, чем Гермиона или Драко успевают ответить:

— Мы с Панс подумали, не захотите ли вы как-нибудь поужинать вместе в «Котле». Я бы спросил Гарри и Рона, но… Ну, всё сложно.

— Мне ли не знать, — вздыхает Гермиона. Она без труда может представить, как Гарри изо всех сил старается сохранять вежливость, морщась каждый раз, когда Паркинсон говорит, а Рон внимательно наблюдает за Ханной, ожидая слёз, как только Невилл называет свою новую жену «Панс».

— С удовольствием, Долгопупс, — отвечает Драко. — Мы с Панси давно не встречались, чтобы просто пообщаться. Я уверен, что Тео с Полумной тоже с удовольствием присоединились бы к нам, если бы вы предложили.

Панси оживляется при упоминании Тео:

— Как у него дела? Я с Тео целую вечность не виделась!

Драко закатывает глаза.

— Чтобы в такое поверить, нужно увидеть это своими глазами.

— Только не говори, что он в неё влюбился, — ухмыляется Панси, и трудно не разглядеть в ней ту же девочку, которая дразнила Гермиону и издевалась над ней в школе.

— Даже если и да, неужели это так плохо? — без обиняков спрашивает Гермиона. Её тянет поругаться, и она прекрасно об этом осведомлена.

Панси, однако, не поддерживает её. Вместо этого она удивленно приподнимает темную бровь и переводит сочувственный взгляд на Драко.

— Гриффиндорцы, а?

Драко маскирует смех кашлем, но прежде чем Гермиона успевает разобраться в ответе, Невилл привлекает её внимание:

— Это Чжоу?

Гермиона следует за его взглядом и видит, что это без сомнений Чжоу Чанг. На ней чёрное платье, скрывающее её от шеи до щиколоток, с поясом на шнуровке вокруг талии. Она прекрасна, как всегда, хотя выглядит гораздо худее и бледнее, чем когда-либо. Её волосы распущены, и она сидит за столом ссутулившись. Вид её так напоминает пятый курс, что Гермиона теряется.

— Она кажется… расстроенной.

Гермиона кивает.

— Да. У неё только начало всё налаживаться после Седрика… Я слышала, она получила работу в министерстве.

— Она расстроена не из-за чёртова Седрика Диггори. — Панси закатывает глаза. — Посмотрите, кто рядом с ней.

— Теренс, — цедит Драко.

Гермиона бросает взгляд на мужа. Если бы взглядом можно было убивать, Драко уже испепелил бы этого малознакомого ей мужчину. — Я так понимаю, вы не ладили?

— С Теренсом было довольно трудно ладить, — отвечает Панси. — В Хогвартсе он был старше нас и к тому же крупнее. Он знал это и использовал, чтобы добиваться своего.

— А это не его ты сменил в роли ловца на втором курсе? — спрашивает Невилл.

Драко кивает.

— Да. Он был в ярости и никогда не давал мне забыть об этом. К счастью, он закончил школу на следующий год.

Гермиона смотрит, как Чжоу смирно сидит рядом с мужем и разительно отличается от девушки, которая во время войны бросалась проклятиями в рядах лучших. Она разительно отличается даже от девушки, которая плакала над Седриком Диггори весь пятый курс. Чжоу так сжалась, что напоминает скорее тень прежней себя.

— Мы уже собираемся уходить — нарушает молчание Невилл, — но отправим вам сову, ладно?

— Звучит здорово, Невилл. Рада была видеть вас обоих, — отвечает Гермиона. Это только половина лжи — она ужасно скучала по Невиллу, а Панси, по крайней мере, проявила вежливость.

Гермиона оглядывается на их столик, заполненный людьми, которых она любит. Джордж смеётся над какой-то шуткой. Падма в свадебном платье стоит рядом с ним, возле неё — Парвати. Блейз хоть и остался сидеть за президиумом, но не выглядит сильно разочарованным уходом невесты.

— О чём думаешь? — внезапно спрашивает Драко.

Гермиона поворачивается к нему — она размышляет о Теренсе Хиггсе и именах, которые Драко давным-давно написал на клочке пергамента. Именах людей, которые уничтожили бы её, которые распотрошили бы её, пока от неё не осталась только красивая оболочка, совсем как от Чжоу.

— Я думаю, что хочу убить Теренса Хиггса, — честно говорит Гермиона, — а ещё, что я очень, очень рада быть Малфой.

Выражение лица Драко смягчается от её слов, он обнимает её за талию и притягивает к себе.

— Это, наверное, одновременно и самое жуткое, и самое приятное предложение, которое ты когда-либо говорила мне, Грейнджер.

Гермиона смеётся и кладёт голову ему на ключицу. Драко целует её в макушку, и Гермиона внезапно ощущает себя круглой дурой. И из-за ВМН, но по большей части из-за своего мужа.

— Эй, Малфой?

Он отстраняется и находит её глазами.

— Да?

— Может, нам пора попрощаться с остальными и отправиться домой?

На его лице появляется тень тревоги.

— Ты в порядке? Устала?

Гермиона краснеет.

— Нет. Я просто… хочу вернуться домой. К нам дом. К нам в постель. С тобой.

К Драко медленно приходит понимание, и хотя Гермиона уже готова забрать свои слова обратно, его серебристые глаза вспыхивают желанием.

— Грейнджер, звучит как отличный план.

Он тянет её к столику, и его поспешность немного снимает напряжение. Драко хочет её.

Их друзья уже успели заметно опьянеть, по сравнению тем, когда они их покинули, за исключением Джорджа. Он громко смеётся над словами Падмы, держа в руке бокал с водой.

— Малфои! — во всё горло кричит Тео, по-хозяйски обнимая Полумну за плечи. — Вы просто обязаны прийти на нашу рождественскую вечеринку!

— Вашу рождественскую вечеринку? — растерянно повторяет Драко.

— Конечно! — беззаботно улыбается Полумна. — Ведь именно тогда все лесные нимфы выходят петь, и Тео согласился украсить поместье гирляндами.

— Неужели? — Драко обращается к Тео. — Феи? Серьёзно?

Гермиона игнорирует ответ Тео, предпочитая наблюдать за Ханной, перед которой стоят четыре пустых бокала и на чьём лице застыло выражение крайнего отвращения. Она что-то шепчет Рону, и, пускай ничего не слышно, Рон выглядит смущённым. Очевидно, что она говорит о Невилле и Панси.

— Вы уже уходите? — спрашивает Гарри.

Гермиона кивает.

— Да, — кивает Гермиона, — мы только подошли попрощаться.

— Пойдём вместе к точке трансгрессии, — говорит Джинни, поднимаясь. Гарри тут же вскакивает на ноги и хватает её за локоть, намереваясь помочь.

— Я думаю, она знает, как ходить, Поттер, — ухмыляется Драко, — у меня сложилось впечатление, что рыжая тут не самая неуклюжая.

Джинни закатывает глаза, а Гарри краснеет, но не извиняется и не убирает руку. Гермиона следует за ними, чувствуя тёплую ладонь Драко на пояснице.

Они как раз дошли до точки трансгрессии, когда Гарри внезапно останавливается и поворачивается к ним лицом.

— Представляешь, сегодня Панси Паркинсон извинилась передо мной.

Гермиона разевает рот.

— Панси что?

— Извинилась. Передо мной. За тот случай, когда предложила сдать меня Волдеморту, — повторяет Гарри. Он выглядит таким же растерянным, как и Гермиона.

— Панси сильно повзрослела, — добавляет Драко после паузы, проводя большим пальцем по позвоночнику Гермионы. — Я понимаю, она совершала ошибки и поступала плохо, но и я тоже. Как и многие люди.

Гарри решительно кивает.

— Хорошо. Я простил её. Уже столько воды утекло. Я просто подумал, что должен сказать тебе, потому что кажется, будто Невилл чувствует, что мы отдаляемся.

— Если честно, он пригласил нас с Драко на ужин в «Котёл». Хотел позвать и вас, но, ну, ты же знаешь.

— Да. — Гарри морщится. — Нам лучше держаться подальше, пока Ханна с Роном не разберутся.

— Если вообще дождёмся, — бормочет Джинни.

Гермиона пожимает плечами.

— Надеюсь, Рождество в «Норе» хоть немного поможет им. Это всегда приятное время, и особенно приятно чувствовать себя членом семьи. Ханна, возможно, поймёт, что быть частью вашей семьи не так уж плохо.

Джинни сияет.

— Ну, ты же часть семьи, Гермиона. Так что, я полагаю, Малфой тоже? Год обещает быть интересным.

— Отличная догадка, Джин, — смеётся Гарри. — Как бы то ни было, давайте-ка по домам.

Драко крепче обхватывает Гермиону рукой и притягивает ближе, а затем их уносит привычное давление трансгрессии. Гарри и Джинни не сдвинулись с места к тому времени, как они исчезают.

Они приземляются у ворот дома. Он освещён рассеянными мерцающими огоньками, а воздух пахнет корицей и гвоздикой.

— Я признаю, что Джуни сделала нашу жизнь намного приятнее, — говорит Гермиона. — Но разве ты не чувствуешь себя лучше, зная, что теперь платишь ей должным образом?

Драко фыркает.

— Грейнджер, я надеюсь, мы вернулись домой не только для того, чтобы обсуждать домашних эльфов.

Гермиона смеётся и открывает калитку, направляясь ко входной двери.

— Что ж, мистер Малфой, почему бы вам не зайти внутрь и не выяснить самому.

Она едва успевает произнести эти слова, как Драко внезапно подхватывает её и прижимает к груди. На щеках вспыхивает румянец, и Гермиона хватает мужа за плечи.

— Малфой!

Драко ухмыляется.

— Мой достоверный источник также сообщил, что такова магловская традиция — переносить невесту через дверь.

Гермиона изумлённо смотрит на него.

— Только в первую брачную ночь! Опусти меня!

Драко наклоняет голову, и входная дверь открывается. Такое изящное применение беспалочковой магии Гермионе сразу же хочется выучить, но едва она формулирует мысль, как Драко уже входит внутрь.

Он осторожно опускает её в дверях, и Гермиона, смеясь, одёргивает платье. Драко закрывает за ними, и, хотя он не смеётся, не сложно заметить, как он гордится своей проделкой. Гермиона становится серьёзнее и поворачивается к мужу. Он приподнимает светлую бровь, что может означать вызов или вопрос. В любом случае, Гермионе надоело ждать.

— Просто, чтобы ты знал: магловская традиция заключается в том, чтобы донести невесту до самой кровати.

Глаза Драко вспыхивают, и он едва ли набрасывается на неё. Одной рукой он обхватывает её подбородок, а другой проводит по спине. Целует её так, словно тонет, и она — единственный источник воздуха, что у него остался.

Гермиона цепляется за его плечи и теряет голову, когда Драко обеими руками поднимает её. Она обнимает его ногами и смутно осознаёт, что он идёт, в то же время пытаясь целовать её.

Драко чуть не врезается в стену и отвлекается от её губ только для того, чтобы пожаловаться:

— Отнести тебя в постель не так-то просто, когда я почти ничего не вижу из-за твоих волос.

Гермиона запрокидывает голову и хохочет, и Драко немедленно покрывает поцелуями её шею и оставляет засосы на ключицах. Он приподнимает её ещё немного, и она обвивает руками его шею и прижимается грудью к его груди. На этот раз Драко удаётся добраться до двери спальни и пройти через неё, а затем он бесцеремонно бросает Гермиону на кровать. И сразу же падает к ней, приподнимается на локтях и нависает так близко, что слышно его дыхание.

Гермиона внезапно нервничает. Она воображает, что Драко видит, как это отражается на её лице. Одной рукой он проводит по её бедру, и везде, к чему он прикасается, горит.

— Ты уверена, Грейнджер? — спрашивает он.

Гермиона, безусловно, ни в чём не уверена — не уверена, сможет ли она справиться с тем, чтобы спать с Драко, писать ему письма и читать книги вместе по вечерам, чтобы потом, когда ВМН отменят, потерять его.

Она, несомненно, не уверена, что когда-нибудь сможет снова спать одна, без его обнимающей уютной руки или дурацкого зелёного пледа, греющего ступни на диване.

Гермиона, однако, совершенно уверена, что хочет его. Хочет его сегодняшней ночью — может быть, даже хочет навсегда.

— Да, — выдыхает она. — Только если и ты уверен.

Драко не отвечает, но опускается на неё всем весом и снова целует. На этот раз медленно. Ему требуется время, чтобы изучить Гермиону — он лижет её рот, покусывает губы и отпускает пальцы скользить вниз по грудной клетке. К тому времени, как он ласкает её грудь через платье, Гермиона с трудом вспоминает любые причины, по которым переживала.

— Можно снять? — хрипит Драко. Его серебристые глаза почти светятся.

Гермиона кивает, не доверяя собственному голосу. Она поднимает руки, чтобы расстегнуть пуговицы на его мантии, и Драко ловит их в свои объятия, а затем запечатлевает поцелуи на кончиках пальцев.

Тогда Гермиона попросила его застегнуть молнию на платье, но на этот раз бормочет заклинание, и молния легко разъезжается.

Драко издаёт смешок.

— Я знал, что у тебя есть заклинание для этого! Ты играла со мной!

Гермиона улыбается и позволяет мужу стянуть с неё платье. На ней остается только кружевное изумрудно-зелёное нижнее белье.

— Ты купила его для меня, Грейнджер? — тихо спрашивает Драко, проводя пальцем по соску сквозь полупрозрачную ткань.

Гермионе не хватает слов, поэтому вместо ответа она ловко просовывает руку вниз и прижимает к передней части его брюк. Драко прижимается лбом к её плечу и глухо стонет.

Пьянящее ощущение сваливается на неё разом, всё, чего она жаждала добиться от него неделями, воплощается в реальность. Гермиона тянет и дёргает его за одежду, пока между ними не остаются только тонкие полоски её белья.

Драко наклоняет голову и ловит ртом сосок через лифчик; он сильно сосёт, и от легкого покалывания у Гермионы перехватывает дыхание. Он повторяет то же самое снова и снова, пока она не начинает извиваться, а чашки лифчика не становятся влажными. Только тогда Драко расстегивает его и не дожидаясь скользит рукой вниз, туда, где Гермиона уже намокла.

— Чёрт тебя подери, Грейнджер, — выдыхает он ей в ухо.

— Ну так подери, Малфой. — Гермиона хрипло смеётся.

Её смех обрывается, когда он погружает в неё пальцы и вытаскивает их, растирая влагу по клитору. Гермиона прижимает ногти к его лопаткам, наслаждаясь ощущением пальцев на себе.

— Кончи для меня, Грейнджер, — требует Драко.

У Гермионы нет выбора, кроме как подчиниться; её тело сжимается от его ласк, и она уверена, что оставила красные царапины на его коже. Драко отодвигается и стягивает с неё трусы. Гермиона сопротивляется желанию сжать колени и молчаливо наблюдает, как Драко внимательно смотрит на неё.

— Ты такая красивая, — бормочет он, и Гермиона почти не слышит слов. Она удивлённо моргает. Он снова наклоняется вперёд, вдавливая их обоих в кровать. Гермиона чувствует его твёрдость у себя на бедре. Она наклоняется и обхватывает его ладонью, не сомневаясь, что звук, который Драко издаёт, когда она вводит его в себя, запечатлеется в её памяти на всю оставшуюся жизнь.

— Драко, — выдыхает она. Мгновение они лежат совершенно неподвижно, вдыхая один воздух на двоих.

— Гермиона, — отвечает он. Драко поднимает руку и бережно заправляет ей волосы за ухо. На его лице непонятное выражение, но прежде чем Гермиона успевает разгадать его, он двигается.

Это не похоже ни на что, что она когда-либо испытывала. Секс всегда был для неё чем-то вроде неловкого опыта, и хотя с Роном ей было хорошо, но так — никогда.

Драко безжалостно входит в неё, и Гермиона отвечает на каждый толчок, прижимаясь к нему бёдрами. Он прерывисто дышит ей в ухо, а её руки бесцельно скользят по бокам и грудной клетке. Живот сжимается от предвкушения, и Гермиона словно издалека слышит, как умоляет его не останавливаться.

Драко просовывает руку между ними и трёт клитор, Гермиона выгибается через спину, извиваясь от удовольствия. Она смутно слышит, как он ругается себе под нос и выходит из неё, и чувствует тепло у себя на животе.

Драко перекатывается на бок и падает лицом к потолку. Гермиона пытается выровнять дыхание во внезапной тишине. Драко лениво машет рукой и бормочет:

— Тергео.

Гермиона опускает взгляд и понимает, что её вытерли дочиста. Она поворачивается и пристально смотрит на мужа.

— Сколько же ты знаешь беспалочковой магии?

Драко фыркает.

— Почему я не удивлён, что даже это не смогло остановить твои вопросы.

Гермиона краснеет — её любопытство всегда было ненасытным. На мгновение она даже забыла, что лежит обнаженная рядом с Драко Малфоем.

Как будто услышав её мысли, Драко ложится на бок и разглядывает её. После секундного колебания он протягивает руку и кладёт ей на бедро.

— Иди сюда, Грейнджер, — говорит он.

Гермиона подкатывается к нему, Драко обхватывает её обеими руками и прижимает к груди. Она неконтролируемо краснеет, но зарывается лицом в его грудь, обнимая его руками. Кажется только страннее заниматься этим, когда они оба бодрствуют, по сравнению с ночью, когда она иногда просыпается в его объятиях.

— Я знаю много о беспалочковой магии, — медленно отвечает Драко. — Бесценный навык во время войны.

Война отняла у них так много всего. Научила стольким навыкам, которые им не следовало знать. Сердце Гермионы внезапно сжимается от жалости к нему, мальчику, который оказался не на той стороне и которому не оставили выбора.

— Это мама научила тебя?

Драко мрачно смеётся. Смех клокочет в груди, и Гермиона сильнее прижимается к ней щекой.

— Нет. Тётя Белла.

— Как-то мне сложно представить, что она была очень терпеливой учительницей, — бормочет Гермиона. Драко отстраняется ровно настолько, чтобы заглянуть ей в лицо. Он берёт её за предплечье и нежно прижимает пальцы к шраму от «грязнокровки», который так и не зажил. Гермиона перестаёт дышать.

— На самом деле, ты уже и так знаешь, на что было похоже её преподавание, — заявляет Драко.

Ужас захлестывает Гермиону — Беллатриса преследует её в ночных кошмарах, воспоминания о Круциатусе и проклятом клинке до сих пор лишают воздуха. Гермиона всегда догадывалась, что Малфой-мэнор наверняка был страшным местом для жизни в военное время, но ей и в голову не приходило, что Драко подвергался пыткам в собственном доме, словно пленник.

— Расслабься, Грейнджер, — говорит он, — я быстро учусь.

— Мне от этого не легче, Драко.

Он почти неосознанно обнимает её крепче и меняет тему:

— После этого опять станешь прятаться от меня?

Гермиона наблюдает за тем, как он смотрит куда угодно, только не на неё, когда спрашивает. Его челюсти плотно сжаты, и хотя он не давит и держит её аккуратно, от него исходит очевидное напряжение.

Гермиона спрашивает себя, каково было расти в стерильном поместье с двумя родителями, которые не любили друг друга, и наставником, который требовал совершенства даже в танцах. С предрассудками и ненавистью, навязываемыми на каждом шагу, и ожиданиями, которым ни один ребенок никогда не сможет соответствовать.

Гермиона наблюдает за Драко и думает о том, как он упорно трудился, чтобы вписаться в её дом и в её жизнь. Как он назвал её красивой несколько минут назад, и о причинах, которые дали ей основания поверить, что он изменился.

— Нет, — шепчет она, — мне кажется, что мы должны быть выше этого, не правда ли?

Серебристые глаза устремляются на неё.

— Правда, Грейнджер?

— Правда, — уверяет она, — но, возможно, ты мог бы называть меня Гермионой. В конце концов, я твоя жена.

Его улыбка слабая, едва заметная, но почему-то Гермионе кажется, что она выиграла войну.

---

1) Цитата из «As You Like It» («Как вам это понравится») Шекспира

Вернуться к тексту