Нас запомнят войной, но пусть назовут прощением (гет)

Двадцать девятое октября, 1999 год. Пятница

Горят поленья в камине, по гостиной разносится мерное успокаивающее потрескивание. Гермиона так давно не наслаждалась этим звуком — словно из прошлой жизни она вспоминает уютную гостиную Гриффиндора, домашнюю работу и друзей вокруг.

Теперь её перо летает по пергаменту, оставляя заметки обо всех известных парах. Список длинный, и Гермиона не видит абсолютно никаких закономерностей.

Драко и Рон оказались частично правы: в большинстве пар партнеры принадлежат разным факультетам. Лишь немногие — выходцы из одинаковых. Исключения ограничились Джорджем с Парвати, Гарри с Джинни, а ещё Трейси Дэвис с Маркусом Флинтом.

Ей требуется больше сведений.

Гермиона поигрывает браслетом на запястье, в голове царит полный хаос. Малфой молчит: за последние два дня Ириска не прилетала ни разу.

Гермиона не только ищет возможности извиниться за бестактность за ужином, но и не прочь воспользоваться связями Малфоя для получения более подробной информации. Его семейная библиотека огромна, и в ней содержится бесчисленное множество книг о брачных контрактах чистокровных.

Гермионе нужно уничтожить ВМН. Он кажется ей клеймом внутри, с которым невозможно сидеть сложа руки и наблюдать, как министерство принуждает волшебников и ведьм к размножению, словно скот. Едва ли это можно считать лучшей жизнью по сравнению с той, что предлагал Волдеморт.

Перо в сжатом кулаке жалобно скрипит. Гермионе до чёртиков надоело бороться за свободу, и каждый раз, когда она думает, что всё кончено, на руках снова защёлкивают кандалы. Магия в теле угрожающе волнуется, и с каждым часом каждого дня Гермиона всё сильнее ощущает себя вулканом на грани извержения.

Кингсли отсутствует в министерстве всю неделю. Гермиона уверена, что он перемещается прямиком в кабинет, но не видела его и ничего о нём не слышала с той ночи, когда объявилась на его лужайке.

Это неудивительно: половина волшебного населения чувствует себя преданной им (включая саму Гермиону), а половина, похоже, взволнована тем, что он наконец-то начал действовать. Очевидно, что-то предпринять было необходимо — предприятия терпели убытки, граждане бежали, рождаемость падала, но…

Гермиона роняет перо и прикладывает руки к животу. У нее появилась неприятная привычка прижимать дрожащие пальцы к рёбрам. Так она убивает двух зайцев одним махом: успокаивает учащённое сердцебиение и напоминает себе о необходимости сделать вдох.

Вразумлять саму себя — это у Гермионы хорошо получается. Только так она и выживает.

У неё остаётся ровно двадцать три дня до того, как придётся выйти замуж за Драко Малфоя. У неё остаётся ровно триста пятьдесят девять дней до того, как придётся забеременеть.

Гермионе интересно, сидит ли Драко дома и считает дни, часы и минуты так же, как она. Это началось давно, ещё до войны. Пятьсот сорок пять дней прошло с тех пор, как умер Волдеморт. Восемьсот тридцать семь дней — с тех пор, как родители узнали её имя. Два дня и семнадцать часов — с тех пор, как она в запале эмоций оскорбила своего будущего мужа, предположив, что за его красивым лицом всё ещё скрывается предвзятый Пожиратель смерти.

Гермиона роняет перо и подтягивает к себе ноги, откидываясь на спинку кресла. Она тяжело вздыхает: как скоро вырвались ядовитые слова в адрес Драко, когда он вёл себя исключительно дружелюбно.

Он так знакомо смотрел на Гермиону — особенно после того, как она раскритиковала войну, — что ей казалось, будто она смотрит в зеркало.

Гермиона знает, что должна делать, и избегала этого, только потому что не испытывала уверенности в собственной смелости. Что нелепо, потому что она освободила и оседлала настоящего дракона не моргнув глазом и пересекла всю Британию, месяцами живя в палатке и разрабатывая план свержения ужасного тирана.

Однако…

Она поклялась себе, что никогда, никогда больше не появится в Малфой-мэноре.

Гермиона заставляет себя встать. На деревянных ногах она подходит к маленькому шкафчику возле холодильника, где хранится алкоголь, и делает глоток магловского виски прямо из бутылки.

— Чёрт возьми, — бормочет она. Жидкое мужество. Гермиона поворачивается к двери и, не давая себе шанса, начинает идти.

За спиной захлопывается дверь коттеджа, и, не успев хорошенько подумать над своими действиями, Гермиона сосредотачивается на внушительных чугунных воротах, которые даже сейчас видит в кошмарах.

Впервые с тех пор как она научилась трансгрессировать, она приземляется на четвереньки и чувствует приступ тошноты. Дело не столько в её способностях к трансгрессии, сколько в месте назначения, и Гермиона поднимает взгляд, глядя прямо на ворота, которые надеялась никогда больше не увидеть.

В лучах заходящего солнца изогнутые металлические столбы выглядят как-то менее устрашающе, но Гермиона задыхается, пока не обретает силы подняться на ноги. Будь она проклята, если её снова придётся затаскивать внутрь силком: она пойдёт на своих двоих или умрёт, пытаясь это сделать.

Гермиона проходит только половину бесконечной дорожки, когда перед ней появляется маленькая домовая эльфийка. Она одета в прелестное фиолетовое платье и большую серую шляпу и смотрит на Гермиону снизу вверх почти светящимися голубыми глазами. У неё огромные, прогибающиеся под собственным весом уши.

— Здравствуйте, госпожа, — приветствует она, — я Джуни.

— Привет, Джуни, — отвечает Гермиона, довольная тем, что с Джуни, похоже, хорошо обращаются. — Я надеялась поговорить с мистером Малфоем.

Голубые глаза Джуни расширяются.

— Хозяин Малфой не ждёт гостей. Джуни отведёт госпожу в гостиную на чай и сообщит ему, что вы прибыли.

Джуни немедленно протягивает крошечную ручку, и Гермиона заставляет себя не отшатнуться. Она смутно, словно издалека слышит, как у неё перехватывает дыхание.

— Джуни… гостиная… я… могу я подождать в комнате поменьше? Где-нибудь в другом месте?

Джуни пристально смотрит на девушку, и что-то в голосе, должно быть, выдает её, потому что лицо эльфийки смягчается.

— Госпожа, Джуни может отвести вас в библиотеку.

Гермиона кивает, и Джуни вытягивает руку вперёд, прежде чем она успевает передумать, и переносит их.

Приземление оказывается более плавным, по сравнению с предыдущим, и Гермиона оказывается в уютной библиотечной комнате, меньше, чем представлялось. Здесь есть огромный письменный стол под окном и тёплый камин, пылающий в углу. Каждый дюйм комнаты выкрашен в зелёный цвет, повсюду расставлены стеллажи из тёмного дерева. Атмосфера такая, словно вокруг настоящий лес.

— Это личная библиотека хозяина Малфоя, — на выдохе произносит Джуни. — Госпожа может сесть вон там. Джуни принесёт чай.

Эльфийка исчезает, оставляя Гермиону одну в поместье Малфоев. Она замечает маленькое кресло у камина и позволяет себе медленно опуститься в него. Только тогда она понимает, как крепко сжимает палочку — на ладони остаются вмятины и руку пронзает боль.

Малфой появляется почти мгновенно с выражением, которого Гермиона никогда не видела на его лице. Почему-то он выглядит так, словно увидел привидение: болезненно-бледно — бледнее обычного.

— Грейнджер? — недоверчиво спрашивает он.

— Здравствуй. — Гермиона без особого энтузиазма машет рукой. — Я пришла извиниться.

Теперь Малфой выглядит только ещё более шокированным. Он неспеша приближается к ней, останавливаясь у края стола и вскидывая руки ладонями вверх.

— Грейнджер, — его голос низкий и осторожный, — тебе не обязательно было приходить сюда.

— Разве мне не рады? — Она огрызается не задумываясь.

Малфой вздрагивает, но на этот раз вместо того, чтобы сбежать, просто смотрит на Гермиону, и постепенно она понимает, что поступила точно так же, как и прошлым вечером.

— Прости, — бормочет она, — кажется, я не могу перестать.

— Перестать что? — Он смеётся. — Предполагать обо мне худшее? Ну, похоже, я нечасто давал повод для обратного.

Гермиона сглатывает.

— Да, но послушай. Я всё ещё хочу извиниться. Я действительно прощаю тебя за все те годы, когда ты был придурком, и теперь пытаюсь начать всё сначала.

Впервые с тех пор, как Гермиона встретила Драко Малфоя в одиннадцать лет, он выглядит уязвимым и печальным. Он медленно приближается и присаживается перед ней на корточки, как никогда близко. Гермиона смотрит ему в глаза сверху вниз: чего она тоже никогда раньше не делала.

— Грейнджер, — шепчет он, — мы не можем начать всё сначала.

Она вздрагивает.

— Что? Но я думала…

— Грейнджер, ты дрожишь.

Гермиона хмурится.

— Ну и что?

— А то, — объясняет Драко по-прежнему нервирующе-мягким голосом, — что ты, безусловно, напугана тем, что находишься здесь. Я тебя не виню. На тебе пижама, Грейнджер. Ты даже не взяла с собой ту сумку, с которой никогда не расстаёшься. Ты что, трансгрессировала сюда, не подумав?

Гермиона закрывает глаза, чтобы не вытаращиться на него. Он видит её насквозь.

— Я должна была извиниться. — С каждым мгновением её доводы всё больше походят на оправдания.

Драко кивает.

— Я принимаю твои извинения.

— Тогда почему мы не можем начать всё сначала? — Даже для Гермионы это звучит слишком жалобно. Ей интересно, что Малфой думает о ней, дрожащей и одетой в любимую пижаму с полосатыми кошками. Вряд ли она похожа на храбрую гриффиндорку. Едва ли — на героиню войны.

— Гермиона, эта война… мы не можем просто начать всё сначала. Мы — люди, которых она из нас сотворила. Мы можем двигаться дальше только отсюда.

Она открывает глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Впервые в жизни Малфой назвал её по имени, и ей нравится, как оно звучит в его устах: благоговейно. Она даже не знала, что Драко Малфой может говорить так нежно.

Их прерывает тихий хлопок, возвещающий о прибытии Джуни. Эльфийка ставит на стол поднос с чаем и чашками, а также блюдце с печеньем.

— Спасибо тебе, Джуни, — шепчет Гермиона. В комнате так мало воздуха.

Джуни улыбается ей.

— Рада услужить, госпожа.

— Джуни, — внезапно говорит Драко, — если мисс Грейнджер появится здесь снова, ты можешь привести её прямо в мою библиотеку. Она всегда желанная гостья.

Широко раскрытые голубые глаза Джуни поворачиваются к Гермионе, словно оценивая её. Эльфийка снова кланяется и исчезает.

— Ты не поблагодарил её, — говорит Гермиона.

— Что?

— За чай. Ты не поблагодарил её.

Малфой шумно выдыхает.

— Она домовой эльф, Грейнджер. Она не нуждается в моей благодарности.

Гермиона хмурится от его слов.

— Это всё равно приятно.

На лице Драко расплывается улыбка, и на мгновение Гермионе кажется, что он посмеётся над ней, но он встаёт и подходит к столу с подносом. Он наливает две чашки, добавляет в одну из них молоко и кусочек сахара и протягивает Гермионе.

— Ты уже должна была бы понять, Грейнджер. Я не славный парень.

Она шмыгает носом.

— Я не верю, что ты такой бессердечный, как говоришь, Драко Малфой. Откуда ты знаешь, какой чай я пью?

Драко на мгновение замирает, затем быстро пододвигает стул к креслу Гермионы и садится.

— Грейнджер, сомневаюсь, что ты единственная в мире, кто любит чай с молоком и сахаром.

Она хмурится, но решает ничего не отвечать, только медленно потягивает чай, наслаждаясь теплом и уютом. Это кажется абсурдным: и часа не прошло с тех пор как она представляла себе возвращение в Малфой-мэнор и едва могла сформулировать связные предложения, а теперь уже с удовольствием наслаждается чашкой чая внутри.

— Я не смогла… не хотела, чтобы Джуни отвела меня в гостиную, — признаётся Гермиона.

Глаза Драко, мерцающие серебром в свете камина, находят её.

— Ты могла бы пойти и в гостиную. Там довольно мило… большие окна, мягкие диваны.

— Я испугалась… Я боялась, что она… — Гермиона не может выдавить ни слова, поэтому Малфой перебивает её:

— Нет, — порывисто говорит он. — В той комнате… её больше не существует. После… ну, мы огородили часть поместья. Переделали всё вокруг.

— Вы — это ты с мамой? — спрашивает Гермиона.

Драко поджимает губы, но отвечает ей медленным кивком.

— Я очень сожалею о твоей потере, — бормочет Гермиона. Это правда, даже если между ней и миссис Малфой никогда не было крепкой привязанности.

Драко невозмутимо пьёт чай, сперва игнорируя её слова. Воцаряется тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня. Гермиона пытается понять, не совершила ли она ошибку, упомянув Нарциссу Малфой.

— Спасибо, — наконец произносит Драко. — Боюсь, однако, что наша свадьба может оказаться немного скромной. Я не очень популярен, ты в курсе?

Он говорит это с осуждением, но Гермиона научилась читать между строк ещё на втором курсе. У него не осталось семьи, которую можно было бы пригласить, а подавляющее большинство волшебного мира презирает имя Малфой по определению.

— Для меня так будет даже лучше, — мягко говорит Гермиона, — если только ты позволишь Рону и Гарри присутствовать.

Малфой закатывает глаза, но на его губах играет лёгкая улыбка.

— Я подозреваю, что не услышал бы от тебя согласия, не приди к нам половина Гриффиндора.

Его слова вызывают у Гермионы смех, и это, кажется, успокаивает Малфоя. Он пододвигает стул, подсаживаясь ближе, и делает это тихо, наблюдая, как она пытается перестать смеяться. Старается выровнять дыхание, которое отчего-то стало необъяснимо прерывистым.

— Значит, мы всё ещё вместе? — спрашивает он наконец.

Гермиона торжественно кивает.

— Полагаю, так оно и есть.

Малфой ухмыляется и поднимает свою чашку в шутливом тосте.

— За будущую леди Малфой. Когда назначим свидание?

У Гермионы перехватывает дыхание на словах «леди Малфой». Она впервые явственно осознаёт, что станет частью семьи Малфой. Раньше она никогда не думала о том, чтобы быть кем-то другим, кроме Грейнджер. Маглы часто сохраняют свои фамилии, хотя в волшебном мире такая практика не распространена. Гермиона считает, что могла бы стать одной из первых… навсегда остаться Гермионой Грейнджер.

Хотя «Грейнджер» для неё больше ничего не значит. Она последняя — единственная Грейнджер. Не осталось ничего, что связывало бы её с фамилией.

Драко будто бы слышит её мысли.

— Грейнджер… тебе не обязательно становиться леди Малфой.

Гермиона наблюдает за ним, видит, как ему больно идти на эту уступку. Драко знает, что его имя запятнано, что ни один здравомыслящий человек не стал бы связывать себя с ним. На мгновение — один истерический миг — она чувствует себя победительницей. Теперь он наконец понимает, каково это, когда твое имя грязное.

Гермиона обуздывает свой разум, чувствуя, как по венам разливается ужас. Какими порочными могут стать её мысли вот так просто. Какой кровожадной она стала.

Возможно, имя Малфой ей подходит.

— С леди Малфой всё в порядке, — выдыхает она, — имя не имеет значения, важен человек.

Драко ничего не говорит, поэтому Гермиона собирается с силами.

— Я знаю, кто я такая, — говорит она твёрдо и гордо.

И всё же он наблюдает, его серебристые глаза впитывают каждый атом её существа. Гермиона пытается понять, догадывается ли он, что она лжёт? Догадывается ли, всего лишь глядя на её пальцы, глаза и дурацкую пижаму с кошками, что она потеряна? Потеряна девятьсот тридцать два дня назад.

— Как и я, Грейнджер.

Они пристально смотрят друг на друга. Гермиона хочет понять, что Драко имеет в виду: неужели он думает, что знает её?

Её чашка опустела и слегка позвякивает на блюдце, и, хотя в библиотеке тепло и уютно, Гермиона внезапно остро осознаёт, что находится в Малфой-мэноре. Драко, кажется, заметил, как эмоции промелькнули на её лице, потому что протягивает руку и осторожно забирает посуду.

— Я хочу домой, прямо сейчас, — говорит ему Гермиона, задыхаясь и почти умоляя.

Он встаёт и аккуратно тянется к её рукам, переплетая их своими длинными пальцами. Её ладони вспотели, и она почти смущена, но Драко уверенно помогает ей подняться, не давая возможности вырваться из его хватки.

— Я не знаю, где ты живешь, Грейнджер. Ты можешь безопасно трансгрессировать?

Гермиона закрывает глаза: есть шанс расщепления, но при этом она ещё не готова раскрывать свой дом. Возможно, никогда и не будет.

— Ты можешь… можешь перенести меня к кафе?

Он не спрашивает, зачем ей понадобилось именно туда, и не упоминает, что до открытия наверняка придётся подождать, а Гермиона до сих пор в пижаме. Драко Малфой, хулиган и задира в детстве, чистокровный Пожиратель смерти, который годами преследовал её в кошмарах, в юности, нежно обхватывает её за локти и притягивает ближе. Он легко трансгрессирует, и они приземляются в переулке, который с каждым днём становится всё более знакомым, в воздухе витает запах кофе.

Малфой поддерживает её, а затем отпускает, отступая на шаг.

Гермиона глубоко вздыхает и, открыв глаза, видит, что он наблюдает за ней. Его лицо бесстрастно: о, но сейчас она может отчётливо разглядеть его и намёк на беспокойство во взгляде.

— Ты не можешь прийти ко мне домой. — Это извинение и предупреждение в одном флаконе.

Драко говорит:

— Всё в порядке. Мы можем встречаться в кафе и ресторанах.

— Или у тебя дома. — Гермиона напрягает спину и вытягивается, раздражённая тем, что даже так достаёт только до его ключиц.

— Грейнджер, — вздыхает Малфой, — я не думаю, что тебе стоит приходить ко мне домой.

Гермиона мрачно хмурится.

— Я не какая-нибудь припадочная девица, Малфой. Я понимаю, что не до конца продумала сегодняшний вечер, но в будущем со мной всё будет в порядке. Теперь я знаю, чего ожидать.

— Грейнджер, — сурово отвечает он, — это не потому, что я считаю тебя слабой или что тебе там не рады.

— Так в чём же тогда дело? Почему мне запрещено появляться в твоём поместье, если я должна стать твоей женой? — Она бросает слова, как отравленные кинжалы.

Малфой проводит рукой по волосам.

— Я был там, Грейнджер. Мой дом ядовит — он не принесёт тебе счастья. Тебе не обязательно туда приходить. Тебе никогда не придётся там появляться, если ты этого не хочешь.

Гермиона поумеривает свой пыл. Она понимает, что ссорится с Малфоем без всякой причины. Она ненавидит Малфой-мэнор. Драко предлагает ей не приходить, а она спорит.

— Извини. — Она машет рукой в воздухе, измученная мыслью об очередных извинениях перед Драко Малфоем. — Я не хочу туда идти. Ты прав. Я не хочу спорить. Но что будет, когда мы поженимся?

Малфой делает шаг к ней, ещё ближе, чем тогда, в уюте собственной библиотеки.

— Давай побеспокоимся об этом позже. Будем жить где-нибудь в другом месте. Может быть, у тебя. Но сейчас тебе нужно пойти домой. Как думаешь, у тебя получится?

Гермиона собирает все свои силы, чтобы кивнуть. Она нерешительно машет на прощание, не произнеся больше ни слова, и исчезает.

Последнее, что она видит, — это нахмурившийся Драко Малфой, незаметно протягивающий руку, как будто собирающийся удержать её.