Нас запомнят войной, но пусть назовут прощением (гет)

Двадцать третье октября, 1999 год. Суббота, раннее утро

Гермиона просыпается от солнечного света, падающего на лицо из-за тёмно-синих штор. Она сладко потягивается, предвкушая выходной. В спальне так лениво и умиротворённо, и Гермиона чувствует себя расслабленно в своём убежище. Она купила этот коттедж всего через месяц после войны — пребывание в пустом магловском доме родителей почти свело её с ума от горя. Тогда она продала его, перевела почти все магловские деньги в галлеоны и полностью погрузилась в волшебный мир. Купила дом недалеко от Лондона и поселилась в нём, намереваясь никогда больше не возвращаться к прошлому.

Коттедж небольшой, всего одна спальня да ванная комната с кухней и гостиной. Гостиная — самая большая часть дома, с огромными диванами и книжными полками вдоль стен. Задний двор выходит на небольшую веранду, где в изобилии растут дикие виноградные лозы и цветы. Он защищён всевозможными чарами, с которыми Гермиона когда-либо сталкивалась, и сложно найти место безопаснее.

Она готовит себе яичницу, когда её пугает стук в окно. Это всё та же рыжевато-бурая сова, что и почти три месяца назад, чьи оранжевые глаза пристально разглядывают Гермиону. Она открывает окно и скармливает птице кусочек бекона, который не успела дожарить. Сова задерживается на подоконнике, и Гермиона понимает, что на этот раз она не улетит с пустыми лапами.

Её хозяин ждёт ответа.

Гермиона прислоняется к тумбе и разворачивает письмо, проводя пальцами по пугающему, но уже знакомому гербу Малфоев.

«Грейнджер,

надеюсь, ты свободна сегодня вечером и любишь кофе. Я присмотрел кофейню “Уголок Явы” на Рассел-сквер в магловском Лондоне. Как ты смотришь на то, чтобы встретиться там со мной в пять вечера?

Если тебе неудобно в это время, я открыт для любых предложений.

Жду твоего ответа,

Драко Малфой».

Гермиона перечитывает написанное трижды, пока не понимает, что Драко Малфой пригласил её на кофе — и не где-нибудь, а в магловском Лондоне. Она поднимает взгляд на серьёзную сову, гадая, как, чёрт возьми, отвечать на такое письмо.

Гермиона переворачивает яйца и снимает их со сковороды, одновременно левитируя к себе чистый лист пергамента. Требуется немного времени, чтобы нацарапать ответ Малфою, и она скармливает сове ещё один кусочек бекона, прежде чем та улетает.

Гермиона съедает завтрак, почти не ощущая его вкуса. Она согласилась встретиться с Драко Малфоем в предложенной им кофейне — интересно, он правда раньше бывал там или просто ткнул пальцем в небо, решив, что Гермиона предпочтёт магловский Лондон волшебному.

Она неторопливо принимает душ и, вместо того чтобы расчесать волосы, решает высушить их на солнце, коротая время на заднем дворе за книгой о магических браках. Гермиона не надеется отыскать там ничего интересного, поэтому уже написала Минерве, чтобы разузнать, не найдётся ли в хогвартской библиотеке что-нибудь полезное, а пока ответ не придёт, ей приходится иметь дело с тем, что есть.

Сейчас только половина четвёртого пополудни, но Гермиона уже облачается в свои самые красивые джинсы и удобный свитер. Друзья могли бы сказать, что она прикладывает больше усилий ко внешности, чем обычно, — это, конечно, не свидание, но первый раз, когда её будущий муж увидится с ней после встречи на злосчастном суде.

К тому же Гермионе отчаянно хочется ощущать себя комфортно в любимом свитере.

С почти идеально уложенными волосами, падающими волнами по плечам, Гермиона достаёт несколько магловских купюр из потайного сейфа и запирает коттедж.

Она трансгрессирует недалеко от Рассел-сквер и решает побродить в толпе. Уже целую вечность она не гуляла рядом с маглами, и их суета в какой-то мере успокаивает. Она напоминает о давно минувших днях, раскатистом смехе отца и духах матери.

Гермиона ныряет в маленький книжный магазин и проводит несколько минут, разглядывая подборки, а когда бросает взгляд на часы, уже без двух пять вечера. Она торопливо покупает книгу, которую присмотрела, и мчится в кофейню, опоздав ровно на шесть минут.

Драко Малфой уже там, стоит в очереди за заказом. Он одет в угольно-чёрное пальто и такие же брюки, со спины выделяются только светлые волосы. Гермиона судорожно втягивает воздух и приближается к нему, краем сознания подумывая о том, чтобы убежать, пока её не заметили.

Гермиона не успевает подойти, и Малфой поворачивается, впиваясь в неё серебристыми глазами так же пристально, как его сова утром раньше.

— Грейнджер, — протягивает он. Гермионе внезапно снова становится четырнадцать, и она готовится, что он будет уничтожать её каждым ледяным словом.

— Малфой.

Драко приподнимает светлую бровь.

— Хочешь кофе? Я неравнодушен к ванильному латте.

Гермиона кивает.

— Эм, давай. Звучит заманчиво. Извини, что опоздала.

— Вижу, ты нашла книжный магазин, так что я не удивлён. — Малфой кивает на пакет с логотипом магазина. — Ты всегда любила книги.

Гермиона хмурится: его слова сочатся неприкрытым сарказмом, а она устала от постоянных насмешек над тем, что ей нравится учиться. Чтение не раз спасало ей жизнь — фактически, благодаря ему Гермиона буквально спасла весь волшебный мир. Она не стыдится того, что умная.

Колкое замечание вертится на кончике языка, но Малфой отворачивается от неё, чтобы заказать два ванильных латте, и, когда поворачивается обратно, говорит:

— Знаешь, она неплохая.

— Кто?

Малфой указывает на пакет, из которого торчит обложка купленной книги.

— Книга. Я редко увлекаюсь фэнтези, но персонажи неплохо прописаны, а авторское описание тонкостей общества кентавров показалось мне интересным.

Гермиона не находит мгновенного ответа и снова напрягается, когда Драко Малфой выдвигает для неё стул за столиком у окна. Сам он садится напротив места, которое любезно предложил ей, и Гермиона пытается примирить катастрофически ужасного ребёнка, которым Драко был, с этим обходительным и вежливым мужчиной. С мужчиной, который, по-видимому, хочет обсудить с ней литературу.

— Тогда, как прочитаю, расскажу тебе о своих впечатлениях, — наконец отвечает она. — Я слышала хорошие отзывы.

Малфой кивает и долго смотрит в окно, повисает тишина, кажущаяся чем-то средним между самоанализом и неловкостью. Гермиона решает не терять времени и изучить будущего супруга: костяшки его пальцев на обеих руках покрывают маленькие белые шрамы, а колено возле её ноги подпрыгивает под столом. Если бы она не знала его лучше, то подумала бы, что Малфой нервничает.

— Грейнджер, я не включил своё имя в предупреждение, которое написал тебе, потому что никогда не думал, что нас сочтут совместимыми, — он усмехается на последнем слове, — но просто чтобы ты знала: я не такой, как они.

Гермиона прищуривается, глядя на Малфоя и вдумываясь в сказанное. Его тон кажется искренним, хотя он практически выплюнул «совместимыми». Наверное, пилюля оказалась слишком горька: тяжело осознать, что самая ненавистная однокурсница — твоя «идеальная» пара. Если честно, у неё самой возникли некоторые проблемы с этой мыслью.

— Не такой, как они? — язвительно переспрашивает Гермиона. — Ты имеешь в виду, что не будешь охотиться на меня ради развлечения? Не закуешь меня в цепи и не запрёшь — жену-грязнокровку, которой стыдишься? Не будешь смотреть, как меня пытают в соседней комнате, и позовёшь подмогу?

Это удар ниже пояса, и Малфой отшатывается, будто ему дали пощёчину. Гермиона не получает удовольствия от своей победы — необдуманные слова вырываются против воли из страха. Она ведь хотела быть вежливой, хотя бы попытаться.

— Прости, не стоило, — добавляет она, — не стоило мне так говорить.

За их столиком воцаряется тишина, и каменное выражение лица Малфоя не меняется. Гермиона думает снова извиниться за свои ядовитые слова, но она устала извиняться за правду.

— Пожалуй, это было справедливое заявление. — Малфой откидывается на спинку стула, скрещивая руки на груди. Взгляд Гермионы приковывается к его плечам, которые сейчас шире, чем пару лет назад.

— Не нужно, это неправда, — признаётся Гермиона, — я оценила твои извинения и предупреждение. И я понимаю, что ты пытаешься быть вежливым. Я просто… просто напугана.

Малфой пристально смотрит на неё, шок на его лице борется с ледяной непринуждённостью.

— Вы, гриффиндорцы… вечно такие прямолинейные. Всё как на духу.

Гермиона пожимает плечами.

— Я не знаю, как быть кем-то, кроме себя самой, Малфой.

Он потягивает свой латте и смотрит на неё сверху вниз, Гермиона подавляет дрожь в пальцах, чтобы суметь взять стакан, пробуя напиток, за который он заплатил. Кофе горячий, и Гермиона чувствует себя гораздо спокойней и расслабленней.

— Послушай, — голос Малфоя тих, — я понимаю, что мы не друзья.

— Мягко сказано, — фыркает Гермиона.

Он закатывает глаза.

— Да, ладно. Мы ненавидели друг друга всю жизнь, а теперь нас заставляют пожениться.

Гермиона сглатывает.

— Я просто удивлена, что министерство разрешило кому-то из Малфоев взять в жёны маглорождённую.

— Малфои больше не имеют почти никакого влияния на министерство, — говорит Драко, — и, если бы они поинтересовались, я бы сказал им, что статус крови жены для меня мало что значит.

Уже второй раз он намекает на изменившиеся взгляды на чистоту крови. Второй раз пытается отделить себя от ужасов войны и своей роли в ней. Гермиона вряд ли может отказать ему в возможности перемен.

— Это, наверное, хорошо, учитывая, что я буду твоей женой. — Она шутит, но слова напряжённо повисают в воздухе. И Гермиона, и Малфой пьют латте, наблюдая друг за другом поверх стаканов и ничего не говоря.

— Скажи, — просит он, нарушая молчание, — ты встречалась с Вислым, когда было объявлено о ВМН?

Гермиона фыркает от смеха.

— Его зовут Рон Уизли, а не Вислый. И нет, мы с Роном расстались вскоре после войны. Но мы всё ещё хорошие друзья.

— Отлично, — саркастически бормочет Малфой. — Полагаю, это означает, что мне придётся с ним видеться.

Гермиона ухмыляется его показному страданию.

— Если поженимся, да, придётся. А ты с кем-нибудь встречался? Ну, когда объявили ВМН.

— Нет. — Малфой отмахивается от её вопроса. — Лучше расскажи, что ваше Золотое трио выиграло в лотерею? Поттер получил новое имя?

Гермиона искренне улыбается.

— Гарри получил Джинни. Они счастливы.

— Жаль, — протягивает Малфой, но Гермиона может поклясться, что он говорит это скорее по привычке, а не со злым умыслом. В его словах нет былого неприятия.

— У Перси Уизли Дафна Гринграсс. Ты ведь знаешь Гринграссов, да?

— О, Мерлин. — Малфой издаёт смешок. — Мои соболезнования Перси Уизли. Даф великолепна, но рядом с ней профессор Биннс выглядит просто очаровашкой.

Гермиона хихикает.

— Вообще-то, так даже лучше. Перси — мой дорогой друг, но он не совсем… в общем… он скучный как табуретка.

— Брак, заключённый на небесах министерства. — В голосе Малфоя звучит чистое язвительное презрение, и впервые Гермиона не вздрагивает от его насмешки. Она не возражает против тех шуток, что не направлены в её сторону.

— Да. Вообще-то его старшему брату Чарли досталась Астория Гринграсс. Они женятся на сёстрах.

Малфой хмурится.

— Хм, Гринграссы — убеждённая чистокровная семья. Их отец не согласится на сразу два брака с предателями крови.

— Уизли чистокровные! — протестует Гермиона.

— Род Гринграссов старше, чем даже род Малфоев, и их отец, возможно, смирился бы с одной партией с Уизли, но обе дочери? Пока мы говорим, он уже штурмует министерство, — отвечает Малфой. — Не имеет значения, являются ли Уизли технически чистокровными, пока он считает их предателями крови.

Гермионе отчаянно хочется вцепиться в это уточнение, разорвать его на части. Малфой выглядит встревоженным, костяшки его пальцев, сжимающих кофейный стаканчик, побелели. От внимания Гермионы не ускользнуло, что он намеренно не высказался против статуса Уизли, а просто передал мнение отца Гринграссов. Поэтому Гермиона прикусывает язык, гадая, как долго в этой инсценировке брака она сможет молчать, прежде чем взорвётся.

— Так ты хорошо их знаешь? — Она вздыхает и решает сменить тему.

— Я хорошо знаю Дафну, — поясняет Малфой, и на его лице появляется облегчение, — в конце концов, она училась со мной на одном курсе на Слизерине. К тому же я был помолвлен с Асторией много лет — об этом позаботились родители. После войны помолвка распалась, главным образом, потому что моего отца… не было рядом, чтобы подписать окончательные документы.

Мозг Гермионы переполняется информацией.

— Я… я сожалею. Ты… любил её?

— Любил её? — усмехается Малфой. — Да я едва её знал. Просто в глазах моего отца она была подходящей женой.

— «Подходящая жена». — Гермиона сглатывает. — Полагаю, я не подхожу под это описание.

Неожиданно Малфой разражается смехом.

— О, Грейнджер. Прости, но нет. Мой отец в могиле вертится, пока мы тут мило беседуем.

— Вот и замечательно, — злобно огрызается Гермиона. — Мне ни капли не жаль.

Он смотрит на её пылающее лицо, выражающее готовность к битве, и на губах мелькает ленивая полуулыбка.

— Мне не нужно, чтобы ты была такой.

Гермиона хмурится оттого, как неожиданны его слова. Она с трудом представляла себе сценарий, при котором Драко плюнул бы в лицо идеалам родного отца. Эта мысль согревает, но как же она не подходит мальчику, которого, как казалось, Гермиона знала когда-то.

Она еле заметно качает головой и сосредотачивается, решая поразмыслить над комментарием Драко позже.

— Надеюсь, Астория с Чарли хорошо поладят, — настаивает Гермиона. — Чарли переживает, потому что гораздо старше неё.

— Вряд ли его семья воспротивится его партии именно из-за возраста, — мрачно замечает Малфой, потягивая кофе. Свой Гермиона почти допила и теперь пытается осознать собственное удивление тем, что у неё возникло искушение заказать ещё один, чтобы продлить встречу.

— Ты знаешь Падму Патил? — спрашивает Малфой, вновь меняя тему. — Она досталась моему приятелю, Блейзу Забини.

— Она милая. Я довольно хорошо знаю её сестру Парвати — мы с ней были соседками по комнате в Хогвартсе много лет, — но Падма училась на Когтевране. Блейзу, возможно, будет интересно узнать, что его шурином станет Уизли. Парвати у Джорджа.

— Боюсь, Блейз расстроится, — глаза Малфоя искрятся весельем, — но, по крайней мере, ему достанется приятный Уизли. Джордж — это ведь один из близнецов? О них ходили легенды даже среди слизеринцев.

Лицо Гермионы, должно быть, перекосилось от шока: никто так давно не упоминал Фреда, что это подействовало на неё как пощечина. Она с трудом сглатывает — ей даже в голову не приходило, что Парвати — близнец и в паре с Джорджем. Возможно, пары действительно подобраны не просто так. У них есть что-то общее.

Или же Джорджу придётся смотреть на счастливую жену, общающуюся с сестрой, в то время как его брата больше не существует.

— Он погиб?

Гермиона моргает, чтобы сфокусироваться, уставившись на небрежно уложенные волосы Малфоя.

— Что?

— Судя по твоей реакции, — говорит он, — второй близнец мёртв?

Гермиона кивает, сглатывая комок в горле.

— Да.

Малфой терпеливо ждёт, пока она возьмет себя в руки, и когда видит, что ей больше не хочется кричать, то прочищает горло.

— Полумна Лавгуд.

— А? — Гермиона снова теряется. — А что с Полумной?

Малфой хмуро смотрит на стол.

— Я не знаю её. В школе… ну… возможно, мы вели себя подло. Она ведь была такой странной.

Гермиона ощетинивается.

— В смысле?! Она месяцы провела в вашей темнице, будучи пленницей, и ты называешь это подлостью?

Гермиона чувствует, как трясутся бёдра при воспоминании о нависающей над головой люстре, маниакальном смехе и криках в ушах. Один-единственный раз они с Полумной разговаривали о времени, проведённом в поместье, лежа лицом к лицу в коттедже «Ракушка». Первый и единственный раз Гермиона видела, как Полумна плачет.

Выражение лица Малфоя мрачное.

— Я не… заходил в те подвалы. Никогда с ней не разговаривал. Я только… Помню её только со школы.

Гермиона наблюдает, как его серые глаза проделывают дыры в столе, фирменная усмешка разрезает лицо и рот втягивает воздух. Она так устала от непрекращающихся ударов давно прекратившейся войны. Так устала злиться. И гадает, устал ли Малфой от этого тоже.

— Полумна не такая, как остальные, — выдыхает Гермиона, ощущая бурлящие в груди страх и ярость. Именно Полумна — воспоминание о её всепрощении, о том, как она так старалась быть чем-то большим, чем просто итогом войны, — побуждает Гермиону поделиться. — Она любит редиски, выдуманных существ и синий цвет. Однако она умна — умнее половины людей, которых я знаю. Она свирепа в волшебных дуэлях, ей любопытен мир, и она рисует такие невероятные картины… ты даже представить себе не можешь, как они красивы.

Гермиона на мгновение уходит в себя, вспоминая день, когда впервые увидела комнату Полумны в разгар войны, и золотые подписи под портретами их — друзей. Полумна… лучшая из всех них.

Малфой вырывает её из раздумий.

— Ну, моему лучшему другу досталось её имя.

На один ужасный, омерзительный момент Гермиона думает, что Малфой говорит о Винсенте Крэббе. Она представляет Полумну — её свободный дух и смех, — и воображение рисует пророческую картину в мозгу. Мясистые кулаки и жестокие слова Крэбба методично разрушают всё, что делает Полумну уникальной, пока не остаётся только красивая оболочка.

— Грейнджер, — рявкает Малфой, — сосредоточься.

Гермиона задыхается.

— Нет, пожалуйста, Малфой, так нельзя. Так нельзя! Крэбб уничтожит её.

— Это не Крэбб, — рычит Малфой. — Я даже не вижусь с Крэббом. Это Тео. Мой лучший друг — Теодор Нотт.

Гермиона втягивает воздух.

— Нотт был Пожирателем смерти.

Впервые лицо Малфоя покрывается пятнами от ярости, и его голос хлещет её, как кнут:

— Тео не был Пожирателем. Он не его отец.

— Хорошо, — Гермиона поднимает руки вверх, капитулируя, — хорошо. Мне жаль. Я его не знаю.

Малфой хмурится, его лицо — воплощение грома и гнева.

— Нет, ты не понимаешь.

Они смотрят друг на друга, копя яд на кончиках языка. Кажется, что этот момент станет решающим — насколько Малфой способен измениться?

Он тяжело вздыхает, и гнев исчезает из его глаз. Гермиона понимает, что он больше похож на свою мать, чем на Люциуса. Это благословение для них обоих.

— Послушай, Грейнджер. Мне всё равно, странная она или что. Ему, вероятно, тоже будет всё равно. Просто… скажи мне… скажи, что она не возненавидит его. Скажи, что она увидит дальше, чем его имя.

Гермиона ничего не может поделать с собой и откидывается на спинку стула от удивления, слыша настойчивый вопрос. Малфой больше не смотрит на неё, взгляд устремлен в окно. Тем не менее он выглядит уязвимее, чего тогда, на пятом курсе, когда Гермиона издали наблюдала, как он всё сильнее походил на собственную тень.

Интересно, чувствует ли он то же самое, что, очевидно, чувствует Теодор Нотт: его загоняют в угол и судят по образу и подобию отца.

Гермиона медленно кивает.

— Полумна Лавгуд — самый добрый человек, которого я знаю. Ей будет не важно, какую фамилию носит Теодор.

Малфой усмехается, переводя глаза обратно на девушку.

— Ну, для начала и этого достаточно. Тео пережил слишком много, он заслуживает кого-то хорошего.

Гермиона следит за ним из-под ресниц: Малфой вертит в руках стакан с непроницаемым выражением лица. Вся былая уязвимость снова исчезла, и Гермиона задаётся вопросом, не померещилось ли ей. Она никогда бы не подумала, что Драко Малфой так переживает о своих друзьях.

— Могу я спросить тебя кое о чём?

Гермиона моргает, глядя на него.

— Эм, конечно?

— Почему ты не попыталась изменить имя того, кто тебе достался? Почему не выпросила у Бруствера, кого хотела, — пусть даже Вислого? Ты же Золотая девочка, он в долгу перед тобой.

«Золотая девочка» звучит ехидно в его устах, и Гермиона хмурится.

— Он всё равно ничего не смог бы сделать. У него связаны руки. Вчера он тоже получил имя: даже Кингсли не исключение.

Малфой качает головой.

— Грейнджер, не будь дурой, тебе это не идёт.

— Что это значит? — огрызается Гермиона.

— Это значит, — усмехается Малфой, — что ты считаешься самой умной ведьмой нашего поколения. Тебе не кажется немного подозрительным, что министерство заключило брак самой известной и всеми любимой маглорождённой в волшебном мире не только с бывшим Пожирателем смерти, но и с наследником одной из семей, знаменитых стойкими предубеждениями о чистоте крови?

— Ерунда, — отмахивается Гермиона, — не думаю, что их это волнует. И не думаю, что это какой-то зловещий заговор, Малфой.

— Тогда ты идиотка, — как ни в чём не бывало говорит Малфой. — Министерство ничего не делает без цели.

— Я верю, что они намерены увеличить численность волшебников. — Гермиона категорична. — Я не согласна с их методами и этим глупым Законом, очевидно, но само собой разумеется, что если заставить людей жениться и рожать детей, то технически численность будет расти. Это безумие и варварство, но что случилось, то случилось.

Малфой поднимает руку и потирает подбородок.

— Я сильно сомневаюсь, что это единственная причина, по которой нами внезапно решили поманипулировать, словно лабораторными крысами, Грейнджер.

— Честно говоря, я подозреваю, что они просто проигнорировали мало-мальскую информацию о нас. Мы не единственная безумная пара. Ты знал, что у Рона — Ханна Эббот? Она замечательная, но она встречается с Невиллом Долгопупсом уже почти два года. Министерство не заботится ни о чём, кроме восстановления населения.

— Министерство, — мрачно бормочет Малфой, — не заботится ни о чём, кроме власти, и никогда не заботилось.

У Гермионы не хватает духу снова не согласиться, особенно когда все доказательства указывают, что он прав. Она молчит, а Малфой лезет в карман пальто и достаёт маленькую коробочку. Он пододвигает её через стол. Гермиона смотрит так, будто перед ней бомба, которая вот-вот взорвётся.

— Грейнджер, в моей семье принято дарить подарок на помолвку, — он мягко постукивает по бархатной коробочке, — я знаю, это не сильно походит на помолвку в её привычном понимании, но… Я хотел бы придерживаться этой традиции.

Сначала Гермиона вглядывается в лицо Драко Малфоя, ища хоть какой-нибудь признак насмешки или опасности. Затем медленно протягивает руку и берёт чёрную коробочку.

— Тебе совсем не обязательно было делать мне подарок. Я знаю, что ты не… Знаю, что это… неправда.

Её слова хотя и не ложь, тоже неправда. Они не любят друг друга — и даже не нравятся друг другу. А ещё… всё это правда. Они поженятся в течение месяца.

— Я знаю, — резко отвечает Малфой, затем единожды вздыхает. — Тем не менее это тебе.

Гермиона хмуро смотрит на него.

— Я тебе ничего не купила.

— Мерлин, — закатывает глаза Малфой, — Грейнджер, открой эту чёртову коробку.

Гермиона с сомнением открывает крышку, ожидая какого-нибудь гадкого сюрприза, который унизит её ещё сильнее, но там лежит обычный браслет. Тёмно-лазурного цвета камни на изящной серебряной лозе. Прекрасный и аккуратный, он явно сделан гоблинами и стоит целое состояние.

— Это слишком, — сразу же протестует Гермиона, — слишком прекрасно. Я не могу… Он ведь…

Малфой отмахивается от её лепета.

— На браслет наложены чары. Я проверил его на наличие опасных проклятий, когда достал из хранилища, и мне сообщили, что он зачарован. Если ты когда-нибудь окажешься в опасности, то можешь просто прикоснуться к нему и мысленно позвать меня. Я трансгрессирую к тебе — даже если никогда раньше не бывал в этом месте. Как ты понимаешь, для меня он будет чем-то вроде маяка.

— Ты сможешь определить по нему, где я нахожусь? — подозрительно хмурится Гермиона.

Малфой закатывает глаза.

— Пожалуй, ты вряд ли согласишься на подобное вторжение в частную жизнь, и у меня определённо нет желания следить за тобой.

Гермиона сдерживает улыбку — тонкий браслет не просто красив, во время войны он был бы бесценен. Тем не менее всё это время он пролежал в хранилище Малфоев, забытый и бесполезный.

— Это невероятно. Он умеет что-нибудь ещё?

Малфой пожимает плечами.

— Инспектирующий аврор сказал, что, кроме маяка для трансгрессии, в нём нет никакой магии, но моя мать однажды рассказала легенду о том, что этот браслет может защитить владельца в час беды. Наверное, это не больше чем сказка, поскольку она никогда его не носила.

— Не совсем в её стиле? — нерешительно спрашивает Гермиона.

К её великому удивлению, Малфой хмыкает.

— Определённо недостаточно броский.

— Зато очень милый, — настаивает Гермиона. У неё нет заблуждений о том, что Драко Малфой способен осыпать её бриллиантами и не испугаться стоимости, поэтому полагает, что вряд ли браслет стоит такого пристального внимания. Но всего несколько лет назад Малфой предпочел бы увидеть её мертвой, чем отдать ей семейную реликвию.

Малфой смотрит, как она держит коробочку, и Гермиона знает, чего он ждёт: швырнёт ли она его обратно ему в лицо или наденет. Она опускает взгляд на браслет и принимает решение.

Министерство, возможно, лишило её выбора, но это не значит, что она не может сохранить достоинство. Гермиона осторожно вытаскивает браслет из футляра, а затем протягивает Малфою запястье. Это очень похоже на то, как если бы она положила голову на гильотину.

— Наденешь его на меня? — спрашивает она. Малфой смотрит на протянутую руку так, словно это гадюка, неожиданно готовая разорвать его на части в любой момент. Гермиона смущённо отстраняется, но он ловит её пальцы.

Его руки мягче, чем думалось, и Малфой осторожно опускает браслет на её кожу. Он аккуратно застегивает его, затем натягивает поверх рукав. Гермиона осознает, что это первый раз, когда Драко Малфой добровольно прикоснулся к ней. В последний раз она чувствовала его бледную кожу, когда ударила на третьем курсе Хогвартса.

— Спасибо, — бормочет она, чувствуя, как щёки начинают алеть.

Он кивает.

— Мне нужно идти.

Гермиона моргает от его внезапного заявления.

— О, эм, конечно.

Малфой относит её стакан в мусорное ведро, а Гермиона подбирает бисерную сумку. Оказывается, он решил дождаться её, так что они вместе выходят на улицу. Малфой указывает на пустой узкий переулок и останавливается только тогда, когда они скрываются за мусорным контейнером.

— Отсюда удобно трансгрессировать, — поясняет Малфой.

Гермиона кивает.

— Имеет смысл. Ладно. Что ж… мне послать тебе сову?

Тишина затягивается, и Гермиона бросает взгляд на Малфоя, чтобы убедиться, что он не умудрился каким-то образом бесшумно трансгрессировать. Он всё ещё там, но смотрит на неё серо-стальными глазами и стоит гораздо ближе, чем стоило. Гермиона отводит взгляд, чтобы не показаться невежливой.

— Ты сказала, что напугана. — Голос Малфоя низкий.

— Да, — отвечает Гермиона, — просто я… а тебе не страшно?

Он протягивает руку, пугая её внезапным движением, и Гермиона напрягается, не понимая, чего он хочет. Но Малфой не нападает, он прикасается одним пальцем к браслету, выглядывающему из-под свитера.

— Не бойся, — твёрдо произносит он и убирает руку.

Хлопок его трансгрессии отталкивает Гермиону к стене переулка, девушка сжимает палочку так сильно, что боится сломать её, а на языке вертится разрушительное заклинание. Место, где только что стоял Малфой, пусто. Запястье до сих пор покалывает. Гермиона молча стоит, дольше, чем хотелось бы признавать, затем выпрямляется, унимает дрожь в ногах и трансгрессирует домой.