Ничего не меняется (джен)

Нет предела,

Когда ты не при деле,

Когда ты не при цели,

Когда ты не у дел.

Гермионы не было. Но были голоса. Раньше они звучали в ней, появляясь с прикосновениями, а теперь иногда приходили извне, даже если никто не дотрагивался до нее. Бессмысленные обрывки разговоров, отдельные звуки, знакомые и незнакомые слова. Они давали понять, что вокруг что-то происходит. Благодаря им появилось время. Но от его наличия стало только хуже. Пока времени не было, не приходилось ждать.

— Ты не поверишь, что мы узнали, Грейнджер! Оказывается, Миртл и была той жертвой слизеринского монстра, которая погибла в прошлый раз! Мы с Поттером и Уизли ее наконец-то застали в туалете, и она нам изложила эту историю. Она прямо там и умерла, увидела глаза – и все. Мы, конечно, ее расхвалили как могли, в смысле, я хвалил, а мелкие поддакивали. Она теперь вся такая гордая, как-никак, на нее напало древнее чудовище! Я ей удивляюсь: сама, что ли, не могла сообразить, за полвека размышлений? Нет, надо было, чтобы мы это озвучили, чтобы она перестала депрессовать по поводу «банальной смерти в туалете». Но это ладно. Ты дальше слушай! Я уже хотел оттуда сваливать, но тут Поттер такой спрашивает, а что, мол, монстр делал в туалете? И пошел в обход. Дошел до какого-то умывальника, а на нем змея, оказывается. Вот ты ее замечала? И я не замечал. А она была. Поттер на нее как зашипит, а там раз – и проход открылся. Ну, я гриффов схватил за шкирки, пока они туда не сиганули (а они уже почти собрались), заставил Поттера пошипеть, чтобы все обратно закрылось, и отправил с докладом к МакКошке. Не знаю, чем дело кончилось, завтра поймаю – расспрошу.

— Похоже, в ближайшее время Флинт к тебе не зайдет, Грейнджер. Он ужасно занят. Схлопотал кучу отработок за то, что полез в историю с Тайной комнатой. То есть, профессор МакГонагал как раз была им довольна и очень хвалила, а вот декан посчитал, что Флинт должен был пресечь поттеровскую самодеятельность, а не потакать ей. Хотя, вообще-то, кто мог предположить, что, отправившись поговорить с призраком, они найдут Тайную комнату?! В любом случае, сам Флинт скорее доволен. Говорит, и время появилось чем занять, и за входом в Тайную комнату, вроде бы, решили следить, так что скоро должны поймать наследника Слизерина, кто бы он ни был, — последовала долгая пауза, но тепло руки никуда не делось. – Вообще, Грейнджер, скоро пасхальные каникулы. На этот раз, кажется, домой уедут вообще все, кто в принципе может уехать домой. Нам тут велели подумать, какие предметы мы будем брать для дополнительного изучения на следующий год. Ну, мне-то и думать нечего. Руны и нумерология, разумеется. А вот ты… я бы посоветовала тебе подумать об этом на досуге, но не уверена, что в этом состоянии ты можешь думать. Хотя… кого я обманываю? Я не уверена, что ты хоть в каком-нибудь состоянии можешь думать, Грейнджер. Но ты попробуй.

Прикосновения не было, но голос все равно звучал:

— Может быть, если я умру, все это закончится?

Тишина. Шум. Невнятные разговоры вдалеке. Снова тишина.

— Представляешь, Грейнджер, я ведь считал МакКошку умной теткой, — с непонятной пока горечью сказал Флинт, вцепившись в ее руку крепче обычного. Почему он не догадался обхватить ее руку выше запястья? Ну почему?! – Она же анимаг, Мастер Трансфигурации, вся такая типа блещет интеллектом. Я думал, сдали ей расположение Тайной комнаты – и все, дело в шляпе. А она приставила следить за входом сквиба. Сквиба, Мерлин бы их побрал! Не, ну Филч, конечно, бдил, что умеет, то умеет. Он же весь год из-за кошки своей как ужаленный, он у того туалета дневал и ночевал. А когда отлучался, его сменяли привидения. Тоже тот еще ход. Талантливый. Вот ты удивляешься, что, когда наследнику приспичило открыть комнату, Филч просто схлопотал Ступефай с Обливиэйтом сверху? И меня это ни разу не удивляет! И вот интересно: неужели МакКошка полагала, что будет как-то иначе? То есть она дура или подставила Поттера с компанией? А, да, я же тебе туда не дорассказал. Мы, короче, возвращаемся с каникул, а тут праздник и ликование: Поттер убил василиска и спас мелкую Уизли, которую утащил злой наследник. То есть, если мы правильно все поняли про дневник Реддла, он был у нее, и это она вот это все наворотила. Могу себе представить, что у нее в башке теперь делается, жуть. И все такие давай радоваться, как будто что-то хорошее случилось.

Флинт все говорил и говорил, и в его голосе было столько обжигающе горячей злости – на Тома Реддла, на преподавателей, на василиска и на весь мир, — что казалось, еще немного, и этот жар растечется по всему ее телу, согреет, заполнит изнутри, и она сможет сесть, увидеть его и спросить, а чего он так сильно бесится. Неужели из-за того, что двух мелких гриффов подвергли опасности? Ладно бы это она так злилась, но он-то чего? Но конечно, она не согрелась. Флинт ушел, а тело Гермионы осталось лежать в палате. А она сама снова исчезла.

— Я полагаю, Маркус уже был у тебя и рассказал тебе о бессмертном подвиге Поттера, — сухо сказала Гринграсс. – Но вряд ли он счел нужным упомянуть, что отправляясь в Тайную комнату, Поттер взял с собой не только Уизли и Лонгботтома, но и Локхарта. Понятия не имею, зачем, казалось бы, всем понятно, что он идиот. Никто не знает, что именно там произошло, но вернулся Локхарт невменяемым – в прямом смысле слова. Почти ничего не понимает, ничего не запоминает и туго соображает. Либо сильная и топорная коррекция памяти, либо травма головы. Сейчас он уже в Мунго, и я подозреваю, что он останется там надолго. Я подумала, ты должна знать. Ты ведь… — тяжелый вздох. – Ладно, не важно.

* * *

Когда холод перестал сковывать ее тело, когда она услышала, увидела и пошевелилась в первый раз после оцепенения, Гермиона схватилась за голову. То, что с ней происходило, она не могла назвать иначе как «смысловой удар». В голове было столько новой информации! Непереваренной, необдуманной, не нашедшей себе места в памяти. Флинт ругался, Гринграсс язвила, Поттер убил василиска, плакала девочка – кажется, Уизли. Локхарт не в себе. Гриффиндор опережает всех по очкам. Гринграсс берет Руны и Нумерологию. Экзамены отменили. И еще добрая сотня нужных и ненужных сообщений. Все это хлынуло на нее одновременно, и ей лишь оставалось впитывать это в себя, стараясь не захлебнуться в потоке мыслей и эмоций. Что она чувствовала? Радость, досаду, злость, облегчение, печаль, удивление, испуг. Все вместе. Какого черта отменили экзамены? После истории с василиском было еще достаточно времени, все могли бы успеть подготовиться! Уизли жаль. Ей, должно быть, тяжело пришлось. Поттер не мог снова не полезть куда не звали! Локхарт… нет, не надо о нем. Не сейчас. Не так сразу. Какие предметы брать в следующем году? Вернее, так: от каких не очень жалко отказаться? Ох, как же тяжело!

Ее затрясло – то ли от нервной перегрузки, то ли от холода, то ли последствия оцепенения так давали о себе знать. Она закуталась в одеяло. Стало чуть легче.

— Вы уже пришли в себя, мисс Грейнджер? Отлично, — почти дружелюбно сказала мадам Помфри и убежала куда-то за ширму. – Сидите спокойно, я сейчас вернусь, мне нужно вас обследовать!

Пришла в себя – это, конечно, хорошо сказано, но не совсем верно. Гермиона подозревала, что на то, чтобы по-настоящему прийти в себя, ей потребуется не один час, а возможно, и не один день. Потом мадам Помфри обследовала ее и перед тем, как снова убежать, выдала заключение, что она здорова, оцепенение не нанесло ущерба и так далее… проще говоря, вон из Лазарета. И Гермиона совсем было собралась уйти, но откинув одеяло, с заторможенным изумлением увидела пятно крови, расползающееся по простыне.

«Это не школа, это чертова сказочка про инициацию! – сердито подумала она. – Умри девочкой, возвратись к жизни девушкой, так, что ли? Спасибо, хоть поститься и притворяться мертвой не пришлось. То есть, пришлось, конечно, но никаких усилий я для этого не прилагала».

— Это слишком, слишком буквально и прямолинейно, — тихо вздохнула она, легла обратно и снова накрылась одеялом. Мало ли, вдруг кто-нибудь зайдет. Вот еще окровавленной одеждой она не щеголяла на глазах у изумленной публики! А простыне уже все равно, пятном больше, пятном меньше…

Вернувшаяся мадам Помфри помогла ей решить возникшую проблему и одолжила запасную мантию, и Гермиона наконец покинула Больничное Крыло. Она шла по коридору с опаской, не столько вспоминая встречу с василиском, сколько боясь встретить кого-нибудь знакомого. Не дай боже ей сегодня что-нибудь еще начнут рассказывать! Она не переживет.

— Как здорово, что экзамены отменили! – пропищал кто-то из обогнавшей ее стайки первокурсников-гриффиндорцев. – А то я ведь отучился всего два месяца с небольшим, а потом все, оцепенел. Я бы эти экзамены ни за что не сдал.

Гермиона остановилась и без малейшей приязни посмотрела в спину говорящему. Это, значит, был Колин Криви, первый из оцепеневших. С этой точки зрения она ситуацию рассмотреть еще не успела. Конечно, и Криви, и Финч-Флетчли будет тяжело сдавать экзамены, учитывая пропущенные полгода. Да и ей самой, не будь она такой "заучкой", пришлось бы нелегко, хотя она пропустила меньше, чем они. А теперь, получается, их переведут на следующий курс, не проверив, есть ли у них необходимый минимум знаний. Переведут, и… что дальше? Обеспечат ли им какие-нибудь дополнительные занятия, чтобы нагнать школьную программу, или предполагается, что они сами выкрутятся? И что насчет практики? И что остальные студенты будут думать о косоруких грязнокровках, когда они, недоучившиеся, будут лажать на занятиях?

И что будут думать о ней, еще одной грязнокровке, проскочившей без экзаменов? Да, верно, никто не будет их сдавать, не только она, но остальные учились весь год и вполне могли успокаивать себя тем, что если бы было нужно, они бы сдали. А она… она бы тоже сдала, может быть, не на все «Превосходно», но уж не ниже «Выше ожидаемого». Вот только без экзаменов этого никому не докажешь. Как же ужасно обидно это все.

— Грейнджер, ты чего такая насупленная? – тихо спросила сидящая в коридорной нише Гринграсс. Вместо приветствия, надо полагать.

— Тоскую по отмененным экзаменам, — честно ответила она.

— Вот ведь печаль у человека, — фыркнула Дафна. – Ну, добро пожаловать в полный жестокости и несправедливости реальный мир!

Гермиона нисколько не сомневалась, что очень скоро мир докажет ей свою реальность всеми возможными способами.