Власть женщины сильней (гет)

Жерар Манфреди некоторое время пытался вернуть Юлии вкус к жизни, будто вовсе утраченный ею после визита к Виктории. Он организовывал ей выезды в Город или на виллы к своим друзьям. Там графиня была безупречна — блистала улыбкой и гордой осанкой. Но барон видел, как тускнеют ее глаза, если вдруг приходилось проезжать мимо отстроенного папой Сикстом Латерана или мимо акведука, названного в честь Перетти Acqua Felice (Аква Феличе), или мимо дворца монсеньора Оттавиани, где Юлия бывала на вечеринках с, дьявол-его-пригрей, Феличе Перетти. Тогда Жераром овладевала смесь чувств — от собственной униженности до бессилия перед печалью, которая снедала любимую женщину.

Наконец Жерар решил, что пора что-то менять, и вновь поднял вопрос об отъезде из Рима.

— Помнишь, мы говорили о поездке в… куда-нибудь? Она могла бы развлечь тебя, — он протянул Юлии чашку шоколада, не сводя с графини глаз, светящихся удовлетворенной страстью.

— Конечно, — она осторожно отпила горячий напиток и лукаво улыбнулась ему.

— Когда и куда желает ехать моя госпожа?

Юлия вдруг опустила взгляд, поставила чашку на стол, будто снова погасла, едва загоревшись. Так же не поднимая глаз, тихо проговорила:

— Так будет лучше, правда, Жерар?

— Будет. Я все для этого сделаю, — он взял ее за руку, потянул из кресла к себе и обнял.

Графиня несколько мгновений впитывала силу крепкого объятия мужчины, потом отпрянула и совсем другим тоном заговорила:

— Мы поедем к тебе! Сколько стоит выкуп твоих владений?

Опять удар по самолюбию и это чувство собственной неполноценности.

— Не будем говорить об этом. Нам не помешают!

— Нет, мы поговорим об этом, Жерар. Я не хочу жить в заложенном замке. Я хочу, чтобы он принадлежал только нам. Прошу тебя! Ну, не упрямься, — Юлия подошла к барону и, приподнявшись на носки, поцеловала его в уголок губ.

— Векселя у твоей сестры.

— Пф… — фыркнула Юлия. — Опять Виктория! Но ведь сумма долга определена.

— Ты забываешь о процентах. И для этого нам нужно будет остаться в Риме.

— Вот еще! Зачем?! Этим займется мой стряпчий. Он мастер по таким делам. К тому же, я могу попросить Бенвенуто помочь… мне. А мы можем уезжать!

Юлия заглянула мужчине в глаза, легким движением отвела прядь волос с его лба и улыбнулась — искренне, словно и вправду решила, наконец, начать новую жизнь. А потому, едва ли не впервые, за этим взглядом и улыбкой Жерар не увидел затаенной горечи или тоски. Мог ли он что-то противопоставить этому напору? Только не сейчас! А потому смирил гордость.

— Хорошо. Я подчиняюсь.

Казалось, вот уже целую вечность они стоят так и смотрятся в глаза друг друга. И видят в них только себя. А в следующий миг их губы, языки сошлись в жаркой схватке. И Жерар почувствовал, что в этом поцелуе только они двое, и нет никого третьего.

* * *

Перед тем как свернуть на дорогу в сторону Флоренции и Болоньи, карета графини де Бельфор направилась на виллу Монтальто с тем, чтобы хозяйка простилась с сыном. Своего спутника, барона Жерара Манфреди, Юлия попросила подождать, пообещав не задержаться у синьора Менголли дольше необходимого. Но это обещание оказалось не так просто выполнить. Кардинал, недавно вернувшийся после очередного визита на виллу Морно, лично проверял доставленную из Рима партию вина. Он просил передать гостье извинения и заверение, что поднимется к ней очень скоро. На самом же деле Бенвенуто нужно было время, чтобы решить вопрос, который мучил его с того дня, как Виктория в гневе упрекнула его в том, что он держит мать в неведении относительно судьбы Феличе Перетти. От этих раздумий его отвлек вновь появившийся слуга:

— Ваше высокопреосвященство, к вам синьор барон Веласко.

Первым порывом Бенвенуто было отправить гостей дожидаться хозяина по разным комнатам. Но тут ему в голову пришла мысль: если отец решил открыться, пусть брат Иосиф найдет способ сообщить все синьоре Ла Платьер. Вообразив это, молодой человек даже коротко рассмеялся, вызвав удивление у своего римского поставщика.

— Проводи синьора барона в гостиную к ее светлости. Передай мои извинения и предложи гостям фрукты и напитки. Ступай.

Следом кардинал отпустил виноторговца. А сам направился из подвала наверх. Он не спешил, давая старым знакомым время для разговора.

Юлия, в легком дорожном платье, как раз по жаркой погоде, стояла у высокого окна, часть которого закрывал богато цветущий куст роз. Она отказалась от предложенного угощения, попросив только воды из ледника. Бокал едва не выпал из ее руки, когда, обернувшись на шум шагов, графиня увидела в дверях брата Иосифа, барона Веласко. В комнату вошел невысокий, даже для Юлии, но широкоплечий мужчина. Его резко очерченные скулы покрывала темная бородка, сходившаяся клинышком на упрямом подбородке. На графиню смотрели серые глаза очень светлого холодного оттенка. Их хозяин прекрасно знал, каким неприятным, почти болезненным, мог быть их пристальный взгляд. Для синьора Веласко, заметившего карету графини у крыльца, присутствие Юлии не стало такой же неожиданностью. Хотя он не предполагал, что кардинал сведет их в одной комнате. Или это недосмотр слуги? Иезуит отложил вопрос на потом, подумать.

— Синьора Бельфор, — чуть склонил голову вошедший.

Иосиф заметил, как взгляд женщины беспомощно метнулся по пространству за его спиной, словно искал там кого-то еще. Но Юлия на удивление быстро взяла себя в руки. И потому успела уловить в глазах Веласко усмешку. Это ее разозлило. Вопрос, которым она заменила приветствие, прозвучал холодно, почти враждебно:

— Я вижу, Орден не оставляет своей заботой моего сына.

Брат Иосиф словно ждал первого выпада противника, чтобы определиться с манерой боя:

— Вернее, я не оставляю своей заботой сына монсеньора Перетти, — он прошел глубже в комнату, попытался найти место, где солнце из окна за спиной графини не слепило бы глаза.

— Вы заботитесь о сыне, отца которого не уберегли? — губы женщины презрительно изогнулись. Возможно, Иосиф этого и не заметил, разговаривая с силуэтом на фоне солнечного окна.

— Интересно... Если вспомнить обстоятельства нашего знакомства, я и предположить не мог, что именно вы будете первой и... единственной, кто упрекнул меня в смерти монсеньора.

— Просто я одна из тех немногих, кто хорошо знает историю начала ваших отношений с монсеньором.

Иезуит оставил безуспешные попытки найти положение, где мог бы видеть лицо женщины, и теперь ориентировался по интонации, ритму дыхания собеседницы. А кроме того следил за своим лицом, чтобы на нем не отразилось и тени того чувства, что вызвали слова Юлии.

— У каждого из нас своя история...

— Вероятно, вы рады, что теперь-то она будет только вашей. Тяжело, наверное, писать чужую историю. Уверена, об этом вскоре подумают многие.

Если бы ее спросили сейчас, зачем она все это говорит, Юлия вряд ли бы ответила. Но она смотрела на живого и без единой царапины монаха, а перед глазами стоял образ окровавленного Феличе.

Самообладание едва не изменило барону. Но гневную гримасу он постарался скрыть за улыбкой:

— Вижу, страшные события не сломили ваш дух, синьора. Более того, вы нашли себе нового... м-м-м... спутника.

— Вам есть дело до моего духа и моего спутника? Или вы хотите заботиться не только о сыне, но и о любовнице монсеньора Перетти? Чтобы во всем быть похожим на него? — теперь язвительная и даже презрительная улыбка была не только на лице, скрытом в тени, но и открыто звучала в голосе.

Несколько мгновений понадобилось барону, чтобы осознать, что Юлия до опасного близко подошла к правде. К правде, которую он все последние годы тщательно заглушал делами, борьбой, даже заботой о раненом кардинале, пока тот валялся без сил, поминутно теряя сознание. Но противник в лице графини иезуиту был сейчас не нужен. Тем более он уже знал способ отомстить ей за дерзость. Брат Иосиф подошел к женщине, остановившись очень близко, так что солнце почти перестало быть ему помехой. На лице, в глазах были только сожаление и непонимание:

— Почему вы хотите поссориться со мной, синьора Юлия?

— Потому что хочу понять: почему вы, который должны были защищать монсеньора, вы, которому монсеньор доверял, живы, а он — мертв!

Взгляд женщины, наполненный отчаянной, какой-то безумной болью, скрестился с холодным взглядом монаха:

— Почему здесь стоишь ты, Иосиф, а не он?!

Иезуит не дрогнул, не отвел глаз:

— Потому что не я проиграл Клименту. И не я отказал Виктории де Бюсси.

Глаза Юлии нехорошо сузились:

— Отказ Виктории карается смертью? Или предательство слуги, которому верил, стоило господину жизни? А Климент... Он проиграл: я же стою перед вами, а не плыву по Тибру!

Лишь осознание того, что обвинения, которые графиня бросала ему в лицо, — часть вынужденной игры, спасло самообладание брата Иосифа, он даже сумел сохранить невозмутимый тон:

— Вы забыли добавить ко всему этому и то, что я не призвал убийцу к ответу.

— Вы играете в свои игры, — Юлия не отвела глаза, но они вдруг потухли, стали уставшими и почти мертвыми. — Пока Феличе был жив, я верила тебе. Сейчас — нет. Я ненавижу этот город. Ненавижу таких как ты, шакалов. Поэтому я уезжаю отсюда. И не дай Бог тебе причинить зло моему сыну.

Она подняла голову и вновь взглянула на монаха.

От ответа барона отвлек шум открывшейся двери. На пороге появился хозяин дома:

— Прошу прощения, синьора графиня, святой отец. О, брат Иосиф, ты сегодня в светском?!

То, как стояли гости — в доверительной близости друг к другу — сбило синьора Менголли с толку.

Бенвенуто пожалел, что не поддался искушению подслушать, что происходило в гостиной без него между этими двумя близкими кардиналу Перетти людьми. Менголли решил не торопить события.

— Синьора Юлия, я не смог тогда встретить вас здесь. Но мое послание вы получили. И даже воспользовались этими сведениями. Виктория была у меня после вашей встречи.

— Бенвенуто... Монсеньор, я приехала поблагодарить вас... И попрощаться, — изысканный светский тон противоречил выражению глаз, устремленных на монаха. Но лишь краткое мгновение. Юлия почти сразу обернулась к сыну. Барон покачал головой, будто укоряя послушника за недостойное поведение, и отступил от графини. Но Бенвенуто озадаченно посмотрел на брата Иосифа — ему показалось, что тот буквально полыхает гневом. Тут до него дошел смысл слов Юлии:

— Попрощаться?!

— Да. Вы, монсеньор, не нуждаетесь в моем присутствии. После... смерти кардинала Перетти меня более ничего не держит в этом городе. Я не хочу здесь оставаться, — графиня излагала это спокойно и размеренно. И Менголли, и Иосифу.

В памяти Бенвенуто всплыли слова: «…неужели вы, любящий сын, решили свести собственную мать с ума». Даже не глянув в сторону монаха, он заговорил:

— Но…

Боль вспыхнула внезапно. Она полоснула по сознанию раскаленным лезвием, отсекая кардинала от реальности.Женщина молчала, глядя на него. Ждала, что будет концом неожиданной паузы.

— Вам лучше присесть, кардинал, — спокойно произнес брат Иосиф. — Приказать принести воды?

— Да, пожалуй…

Голос Менголли был тих. Плечи, шея и голова его застыла в неподвижности,словно Бенвенуто боялся расплескать эту боль. Тут голова его начала клониться, и молодой человек потерял сознание. Молча, словно в комнате не было никого больше, Юлия бросилась к кардиналу. К сыну. Попыталась подхватить его, не дать упасть. Стоявший ближе иезуит успел первым. Поддержал едва успевшего сесть на стул монсеньора.

— Подайте воды, синьора!

Графиня остановилась. Словно врезалась в стену. Оглянулась, осматривая чужую комнату. И, не увидев ничего, кроме вазы с цветами, насколько могла громко закричала:

— Воды! Скорее! Воды!

На крики поспешили слуги. Кардинал же тем временем приходил в себя. И тут, как пружиной, его подбросили слова, которые иезуит прошептал ему в самое ухо: «Как же ты слаб, ученик».

— Все в порядке, синьора!

Кардинал уже стоял на ногах. Правда, цеплялся за высокую резную спинку стула как за последнюю надежду, и безуспешно пытался сфокусировать мутный взгляд на происходящем в комнате.

— Синьора де Бельфор, сожалею, что испугал вас.

Кардинал поморщился, будто вспоминая что-то важное, но вынужден был лишь досадливо пожать плечами.

— Счастливой дороги, синьора.

Юлия пристально посмотрела на сына, перевела взгляд на иезуита:

— Кажется, ты начинаешь новую историю, Иосиф.

И, не давая монаху ответить, к Менголли:

— Тем, кто убил отца, ничего не стоит убить сына. Не забывайте об этом, монсеньор. Прощайте.

Мужчины молча склонили головы в вежливом поклоне вслед графине. Лишь брат Иосиф тихо проговорил: «Сперва надо закончить старую, синьора». Но в глазах барона было облегчение — мальчишка едва вновь не испортил ему игру, но он успел его остановить. Тем временем кардинал собрал осколки реальности, разбитой болью, воедино и выжидательно посмотрел на оставшегося гостя.

— Монсеньор Перетти велел вам с завтрашнего дня безвыездно быть в Риме. В курии все готово к его возвращению.

Бенвенуто кивнул. Если бы не слабость, он выразил бы радость по поводу этой новости более откровенно. Кроме того, сейчас Бенвенуто больше беспокоили вопросы, касавшиеся только что произошедшего. Но что-то в холодном остром взгляде Наставника, которым он буквально впился в лицо кардинала, предостерегало от расспросов. Увидев, что младший правильно прочитал предупреждение, барон кивнул в ответ:

— До встречи.

— Слава Иисусу Христу, святой отец.

Как только гости разъехались, и на дворе все стихло, Менголли, повинуясь наитию, направился в свой грот.

Из дома сына Юлия вышла так быстро, будто за ней гнались демоны. А перед глазами стоял взгляд, которым напоследок проводил ее брат Иосиф. Он был очень… мужским. Уж кто-кто, а Юлия знала подобное выражение.

Жерар давно устал сидеть в карете и ждал спутницу, прохаживаясь поблизости. Он услышал перестук каблучков по ступеням и поспешил открыть перед синьорой дверцу. Подать руку, чтобы помочь ей сесть, он не успел — так стремительно графиня исчезла в карете.

— Гони, — скомандовал Манфреди кучеру и заскочил в карету сам.

Хлыст просвистел над спинами великолепной пары и щелкнул в воздухе. Карета покатила из ворот на дорогу.

Некоторое время Жерар молчал, потом не выдержал и спросил:

— Что случилось? Поссорилась с сыном?

Манфреди даже подозревал, чем могла бы быть вызвана ссора Юлии с Бенвенуто ди Менголли, вернее — кем.

После долгого молчания графиня ответила:

— Нет. С братом Иосифом.

— Я видел, как он приехал. Боюсь, он знает, что ты едешь не одна.

— Не бойся… Знает, — она усмехнулась, и Жерар разглядел в ее глазах веселые искорки.

— Неприятный тип… Скользкий и опасный.

— Но мы от него сбежали.

— Что тебя так рассмешило? — барон с удивлением смотрел, как Юлия повернулась к окошку кареты и весело улыбается. Удивление сменилось тревогой, когда ему пришла в голову другая мысль:

— А как же твой сын?

Женщина задумалась, потом открыто посмотрела в лицо мужчине:

— Он один из них. Он справится.

Юлия сказала это с такой нерушимой уверенностью, с таким вызовом посмотрела на Жерара, что тот залюбовался ее воинственным лицом. Барон поднес к губам руку графини и, целуя поочередно нежные пальчики, проговорил:

— Не сомневаюсь.

Кучер вывернул с боковой дорожки, которая вела к вилле, на Кассиеву дорогу. Синьора де Бельфор и синьор Манфреди направились во Флоренцию, чтобы оттуда продолжить путь до Болоньи и далее — до Фаенцы. Когда день начал клониться к закату, они как раз добрались до постоялого двора. Там их уже ожидала вторая карета с вещами, служанкой и управляющим графини — Пьером Шане.

На другой день, после довольно позднего завтрака, кортеж продолжил путь.