Власть женщины сильней (гет)

На старой вилле del Edelweiss граф де Невре, кардинал Феличе Перетти, в небольшом котелке, подвешенном прямо в камине, сам заваривал себе питье, смягчавшее боль в груди. Когда варево было готово, немолодой мужчина, виски которого уже чуть тронул первый снег, удобно расположился в кресле с чашкой горячего отвара. Судя по тому, что на спинку этого кресла был наброшен короткий плащ, а на столе лежали оружие и перчатки, синьор Невре был готов отправиться в путь. Действительно, ему нужно было лишь дождаться возвращения барона Веласко от кардинала Менголли.

Брат Иосиф вошел так тихо, что задумчиво глядящий в огонь Перетти его не услышал. Сделав несколько шагов вглубь комнаты, барон увидел, что кардинал спит. Иосиф повел носом — точно: патрона сморило после лекарства. Нога наткнулась на что-то, барон наклонился и поднял с пола чашку, повертел в руке и твердо поставил ее на стол рядом с креслом Перетти. Кардинал не вздрогнул, не вскинулся со сна. Он просто открыл глаза, увидел барона и:

— А, это ты, брат.

Иосиф почувствовал, как в груди шевельнулось раздражение — Перетти нисколько не смутило, что его застали врасплох, расслабленным, спящим. Иезуит знал, что в этом крупном высоком теле, несмотря на участившиеся после ранения приступы апатии, бурлит могучая тугая энергия, способная двигать Рим и Церковь. Но вот эта неизменная уверенность в себе порой бесила его.

— Да, это я, а не очередные убийцы от Виктории Морно.

— Оставь, Иосиф! Только не говори, что переживаешь за меня.

— Конечно нет! Только за себя. Надоело кормить вас с ложки и менять повязки.

Монах с удовлетворением заметил, как в свете от огня камина резко очертились скулы на лице Перетти.

— Ты лишь вернул мне долг жизни за спасение из лабиринта, — сквозь зубы проговорил кардинал. — Или ты ждешь от меня благодарности?

— Нет, монсеньор.

— Садись, — Перетти указал барону на кресло рядом со своим. — Рассказывай.

-Беллармино по распоряжению Святого Отца готовит бумаги к новому назначению. Боргезе пообещал, что не будет препятствовать вашему возвращению в курию, если вы поддержите идею примирения Святого престола с французским Генрихом…

Перетти рассмеялся:

— Говорят, этот сын шлюхи сказал: «Париж стоит обедни», когда переобувался в очередной раз… Что ж, Рим тем более стоит одного еретика. Скажи Боргезе, что я буду улыбаться и молчать, когда при мне будут говорить об отпущении грехов Генриху.

— И еще… ваш Танцующий сатир для Сципиона.

— Черта с два! Ни сатира, ни Савроктона* моего не получит! Щенок! Пусть радуются, что я вообще озабочен их мнением.

Перетти поднялся на ноги, расправил затекшие от сидения мышцы и вдруг улыбнулся:

— Ну, раз все решилось, можешь отдыхать. А мне надо наконец-то утешить кое-кого.

— Э-э, монсеньор, кардинал Менголли сказал мне, что графиня де Бельфор уехала.

— Уехала?! Куда и когда?

— Как раз сегодня. Я разминулся с ней на вилле Монтальто буквально на пару часов…

Перетти нетерпеливо перебил иезуита:

— Куда она поехала?

— Она направилась на северо-восток, по Кассиевой дороге.

Вот теперь брат Иосиф был вознагражден. Он наблюдал, как стоящий перед ним человек, высокий и широкий в плечах настолько, что, встав, уменьшил комнату едва не в половину, человек, только что несколькими словами определивший направление политики Святого престола, при известии об отъезде женщины превращается в потерянного мужчину.

— Но ведь она встречалась с Викторией! Неужели эта маленькая стерва не сказала ей, что видела меня? Никогда не поверю, что она упустила такой шанс поиздеваться.

— А если сказала, почему синьора Ла Платьер не искала вас?

Перетти резко повернулся к Иосифу, словно тот не вопрос задал, а ударил его в спину:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего, монсеньор.

— Собирайся! Мы ее догоним.

— Мы?!

— А ты предлагаешь мне мотаться по дорогам в одиночку?!

— Советник Папы ждет вас в Риме!

— Ждал все эти месяцы, подождет еще несколько дней.

Перетти шагнул к столу, надел перевязь со шпагой, подхватил перчатки и только тут заметил, что барон стоит неподвижно у кресла.

— Оставь ее, Перетти, отпусти. Пусть едет куда собралась.

Взгляд темно-карих глаз схлестнулся с серым льдом, обжег его гневом.

— Это моя женщина! И она будет рядом со мной!

— Ты пожалеешь об этом.

— Это угроза, брат?

— Нет. Считай это предчувствием.

— Хватит болтать! Едем.

— Но у меня дела в Ордене!

Не желая больше тратить время на споры, Перетти ухватил барона за плечо и повел к выходу:

— Орден тоже подождет!

Два всадника — один впереди на вороном со светлой гривой, второй следом за ним на гнедом — во весь опор помчались к Кассиевой дороге.

* * *

На второй день пути, ближе к полудню жара стала донимать путников в карете. А тут еще послышался скрежет, и следом повозку сотряс удар, а воздух — ругательства кучера. Графиня и барон, до того мирно разговаривавшие о пустяках, выбрались из покосившейся дверцы.

— Что случилось, Луиджи? — поинтересовалась Юлия.

— Колесо, ваша светлость, слетело с оси… Dioporco! О, простите, синьора! Втулка вылетела.

— Что ж ты не проверил все перед выездом, кретин! — барон разозлился не на шутку. — Юлия, с тобой все в порядке?

— Все хорошо, Жерар… Синьор Шане! Помогите Луиджи наладить колесо.

Графиня осмотрелась. Справа от дороги простирались зеленые холмы, перемежающиеся рядами виноградников. Слева она увидела небольшую каштановую рощу. Проблески между деревьями намекали на то, что в роще скрывается озеро.

— Синьор Манфреди, раз уж так вышло, предлагаю отдохнуть вон в той роще и пообедать, — Юлия лукаво глянула на барона.

— Вижу с вами действительно все в порядке. Мне нравится ваша идея, синьора Ла Платьер, — Жерар хитро прищурился в ответ на откровенный призыв в глазах женщины.

Служанка собрала господам корзинку со снедью, туда же легла бутыль с вином. За рощей действительно оказалось небольшое, почти идеально круглое озерко. Жерар выбрал место на берегу и расстелил плотную небеленую скатерть, Юлия разложила запеченное мясо, сыр, несколько засахаренных яблок и пшеничных лепешек.

— Можно я предложу тебе эту утиную ножку? — поинтересовался Манфреди, одновременно ближе придвигаясь к Юлии.

— Если она приятна так же, как твои поцелуи, — графиня с насмешкой смотрела на него.

— Как ты можешь сравнивать меня с утиной ножкой!

Брови Юлии дрогнули, губы раскрылись от смеха:

— Ты обиделся?! О, не надо! Я часто говорю не то… Привыкай. Я не хотела тебя обидеть. Теперь я понимаю, почему ты так хорошо владеешь шпагой.

Пока графиня говорила, Жерар старательно изображал обиженного пренебрежением кавалера, а Юлия пыталась достучаться до него, щекоча травинкой шею мужчины.

— Еще ни один обидчик не ушел от меня не наказанным. Тебя я тоже накажу, — проговорил барон, смеясь, и неожиданным движением привлек ее к себе.

— Но я умею защищаться, — ответила она, изгибаясь, уходя от его рук.

— А я хорошо владею не только шпагой, — Жерар преодолел несерьезное сопротивление, и Юлия вновь оказалась в его объятиях.

— Я знаю, — она откинулась на траву, увлекая Манфреди за собой. — Но докажи это еще раз…

Он склонился над ней и засмотрелся на то, как к золотым искрам в глазах женщины примешалась яркая синева неба.

— Ты прекрасна… Я люблю тебя…

Вместо ответа Юлия скользнула кончиком языка по пересохшим вдруг губам. Для Жерара это стало последней каплей…

* * *

Ночь и все утро Перетти гнал коня, лишь изредка переходя на более медленный темп, чтобы животное отдохнуло. На тот же, что и графиня с бароном, постоялый двор они с Иосифом прибыли уже после отъезда Юлии. Время на еду, приведение себя в порядок, приготовление отвара, и снова в седло. Иосиф проклял все на свете, больше всего в его тихих ругательствах доставалось, конечно, Юлии и Перетти. Но граф мчался, как одержимый, не замечая ни жары, ни своего возраста, ни сиплого дыхания, ни усталости спутника.

Иезуит вслед за графом натянул повод, останавливая лошадь. Перетти указывал вперед. На дороге стояли две кареты. Вокруг одной из них суетились мужчины.

— Это она!

— Вы собираетесь вот так запросто подъехать?!

— А ты предлагаешь мне подъехать сидя в седле задом наперед?

Перетти рассмеялся и послал лошадь вперед. Барон спешить не стал.

Пьер разогнул спину и вытер пот с лица — Луиджи удалось надеть колесо на ось и закрепить запасную втулку. Сперва он решил, что от жары и напряжения у него помутился разум. На него верхом на вороном жеребце накатывал Феличе Перетти. За спиной Пьера сдавленно взвизгнула служанка.

— Матерь Божья Пресвятая Дева, его высокопреосвященство…

Оценив ситуацию, Перетти произнес только три слова:

— Где ваша синьора?

Женщина не сводила широко открытых глаз с кардинала и беспрестанно крестилась, а в ответ на вопрос бездумно махнула рукой в сторону рощи. Не отвлекаясь более на мелочи, синьор Невре соскочил на землю, бросил повод Пьеру и зашагал в сторону купы деревьев. Тем временем подъехал и барон Веласко. Он-то и разглядел, каким тревожным взглядом провожал кардинала управляющий графини.

— Синьора там не одна? — тихо спросил он у него.

Пьер лишь молча кивнул. Барон поспешил вслед за Феличе.

Преодолев последний заслон из редкого кустарника, граф вышел на берег и тут увидел парочку. Те приводили свою одежду в порядок, не оставляя сомнения в только что законченном деле.

Жерар поднял взгляд, заметив движение, и вскрикнул:

— Дьявол!

Перетти застыл на полушаге. Лицо его приобрело сероватый оттенок. Он узнал Юлию.

На мгновение мир перестал существовать для графини. Радость, удивление, страх — все смешалось. Она хотела уже броситься к Феличе, но… Не до конца зашнурованный корсаж платья упал, а Юлия окинула взглядом картину и расхохоталась:

— Перетти, вы как всегда вовремя!

Лицо кардинала стало еще темнее, а подоспевший брат Иосиф заметил, как у патрона от шеи вверх поползли неприятные алые пятна. Монах понял, что сейчас Перетти будет убивать. Шагнув к нему близко за спину, он прокричал:

— Вы бы оделись, синьора!

Резкий звук чуть отрезвил кардинала. Он переводил взгляд с графини на Манфреди и обратно, все еще не в силах расцепить сжатые яростью зубы и сказать хоть что-то.

Юлия справилась с платьем, поднялась на ноги и посмотрела на Феличе, на Жерара:

— Это похоже на сцену для вашего любимого «Декамерона», кардинал!

В два широких шага он приблизился к ней и ударом отбросил обратно на траву:

— Кем была, той и осталась. Шлюха! — взревел Перетти.

Манфреди кинулся было к де Невре, но наткнулся на острие шпаги барона Веласко.

— Как вы смеете! Прекратите!

— Он еще и защищает вас! — граф за руку резко поднял Юлию на ноги, но лишь для того, чтобы вновь ударом ладони наотмашь бросить на колени.

Жерар метнулся за своей шпагой, но вновь был остановлен угрозой со стороны Веласко.

— Я защищаю свою… супругу!

Граф медленно повернулся к Манфреди:

— Эта... — Перетти помедлил, потом словно выплюнул, — женщина... не способна быть чьей-либо супругой. Ей не везет на мужей. Они умирают!

Юлия тем временем тяжело поднялась, утирая с лица кровь и слезы. В ее глазах были отчаяние и гнев. Внимание кардинала вернулось к ней:

— А вы не скучали.

На мгновение она опустила голову, но сразу гордо вскинула подбородок и посмотрела Перетти в глаза:

— Уверена, вы тоже!

Он едва удержал себя от третьего удара.

— Эй! Вынимайте-ка свою шпагу, синьор мертвец!

На окрик Манфреди Невре даже не повернул головы, не сводя горящих гневом глаз с Юлии, но снизошел до ответа:

— А вы, синьор безземельник, заткнитесь и отойдите подальше. Когда вернете себе земли и положение в обществе, я, возможно, сочту вас достойным чести скрестить со мной оружие.

— Уходи, Жерар! Я прошу тебя! Я умоляю, — не сводя глаз с Перетти, прокричала Юлия.

О том же говорил холодный насмешливый взгляд барона Веласко, шпага которого все так же недвусмысленно угрожала Жерару.

— Пожалуйста, Жерар, — на мгновение обернулась она к нему.

Так и не вынув шпагу из ножен, Манфреди развернулся со словами:

— Я буду ждать в карете.

— А ваш супруг храбрец, каких поискать! — нарочно громко произнес Перетти.

— Право, вы нашли себе достойного противника, — Юлия вновь не сводила с Перетти потемневшего янтарного взгляда.

— Как и вы нашли достойную вас замену мне!

Брат Иосиф проводил Манфреди взглядом и подошел к Перетти:

— Мне вас оставить? — а сам незаметно для кардинала ухмыльнулся в сторону Юлии.

— Нет. Мы уедем вместе.

Граф развернулся спиной к женщине и пошел обратно к дороге, к лошадям.

Неодолимая сила бросила Юлию за ним:

— Нет, Феличе, нет, не оставляй меня снова!

— Теперь вы оставили меня, — он не замедлил шага.

— Я люблю тебя! Не уходи, я не смогу снова потерять тебя.

— Уже смогли.

— Ты даже… Ты не соизволил сообщить мне, что жив. Ты жесток! Все, все знали, что ты не умер, кроме меня. Что мне оставалось делать?!

— Действительно! Ничего, кроме как тут же лечь в постель с другим! Оставьте меня! У вас теперь есть супруг!

Подоспел Иосиф с лошадьми. Юлия увидела вороного со светлой гривой жеребца и вдруг тихо, словно дуновение ветра, с ее губ слетели слова:

— Так, значит, суждено и надо, чтоб стала горечью отрада, ушедшая невесть куда…

Она отвернулась и тихо пошла прочь.

Перетти на мгновение задержал ногу в стремени, услышав свои стихи. Но, отогнав всякие сомнения, вскочил в седло:

— Синьор Веласко, возвращаемся в Рим! Мы никого не нашли!

Едва ли не быстрее, чем сюда, граф помчался в обратный путь. Иосиф подбросил на ладони колесную втулку, которую ему передал мальчик-конюх на постоялом дворе, уронил ее в дорожную пыль, улыбнулся и поспешил догонять кардинала.

После одного из поворотов за очередным холмом барон потерял оторвавшегося довольно далеко синьора Невре. А когда вывернул на прямую, лошадь его взвилась на дыбы от неожиданности. Сам же Иосиф не сразу понял, что уже не сидит верхом, а прижат спиной к стволу большого дуба, и в шею ему упирается острие кинжала.

— Ты все знал, — прошипел ему в лицо Перетти, почти вгоняя сталь в горло.

Иосиф оскалился, перехватывая руку Перетти, чтобы отвести от себя оружие. Получив малейшую возможность говорить, барон ответил в тон:

— Я предупреждал тебя. Хочешь, я убью ее?

Кардинал отпрянул от противника. Лишившись опоры, иезуит рухнул на колени, тяжело дыша. Глядя, как барон поднимается, держась за ствол дерева, Феличе холодно проговорил:

— Не смей даже мыслью ее тронуть. Или я уничтожу тебя.

Казалось, он совершенно успокоился. Кардинал убрал кинжал за спину, на испанский манер, и приблизился к монаху.

— Покажи, — кивнул на рану, оставленную его рукой.

— Все нормально.

— А Бенвенуто знал?

Вопрос застал Иосифа врасплох. Он медленно кивнул:

— Подозревал.

Резким ударом Перетти содрал костяшки пальцев о кору дерева. Отошел, закрыв лицо руками. Барон не мешал. Через некоторое время Феличе огляделся в поисках лошадей.

— Пора возвращаться в Рим, брат Иосиф.

— Слава Иисусу Христу, монсеньор.

*Танцующий сатир, Савроктон — древнеримские мраморные копии с бронзовых оригиналов IV в. до н. э. работы Праксителя.