Новое Начало – Альтернатива. Часть II – Наследники Зодчих Теней (гет)

— Отдохнуть и развеяться? — немного удивленно переспросил Норт, счищая кожуру с апельсина аккуратными круговыми движениями заостренных кончиков пальцев своей искусственной руки.

Вся компания, сидя за общим столом, уже заканчивала ужин и собиралась перейти к чаепитию и десертам. К вящей радости Добби в этом доме никто не страдал отсутствием аппетита — ели все, хвалили и всегда просили добавки.

— Ну да, почему бы и нет? — Гарри положил вилку на опустевшую тарелку, отодвинул ее и отхлебнул горячего чая из объемистой кружки. Традиционные чайные чашки он не слишком любил — чай в них всегда как-то чересчур быстро заканчивался да и остывал почти сразу.

— Министр, считай, у нас в кармане, пусть роет носом землю и скрипит мозгами, окружая свое новорожденное «алиби» большим количеством деталей. С аврорами я тоже расстался на хорошей ноте. Можно даже сказать, на отличной. Были у меня легкие опасения, что они заметят некоторые несостыковки в выданной им, гхм, версии событий. Но если у кого-то и возникли какие подозрения, то они вылетели из головы в тот самый миг, когда наши доблестные соратники получили и опробовали припасенные для них игрушки.

Мне даже вручили вот это, — и Поттер продемонстрировал миниатюрное волшебное зеркало связи, наподобие того, что дарил ему крестный, — и пообещали дать знать при первых же признаках массированного нападения Упивающихся. Но по нашим прикидкам оно произойдет, не ранее чем через четыре-шесть дней. Так что почему бы нам и не отдохнуть? Мелкие нападения и рейды прекратились, до главного еще полно времени, а мы все уже который месяц только и делаем, что мечемся по всей стране, неся, так сказать, избавление грубой силой и насаждая счастье твердой рукой. Тем более что подворачивается очень хороший вариант повеселиться...

— Какой еще вариант? — хором спросили близнецы Уизли.

— Вы знаете самый близкий к нашему обиталищу маггловский городок? Он называется Хейверилл, — Поттер поставил кружку на стол, поднял над головой руки и хрустнул сплетенными пальцами. — Уютный и небольшой, самое крупное здание — городская ратуша и одновременно — полицейский участок из целых пятерых констеблей. И завтра там магглы устраивают городской фестиваль.

— Фестиваль? — переспросила Окой. По-английски она научилась говорить поразительно быстро и довольно неплохо, хоть и с легким акцентом, заменяя «л» мягким «р», но, бывало, что некоторые слова и понятия оказывались ей непонятны.

— Давай я объясню, — подался вперед Фред и с абсолютно невинной физиономией начал перечислять: — Представь себе следующую картину — громкая музыка, танцы, разгоряченные девчонки, отплясывающие на столах в мокрых майках и рубашках, повсюду рассыпанные чипсы и закуски, липкие от пива полы, пьяные, блюющие в сортирах... Ох!

У Окой от услышанного только начали округляться глаза и приоткрываться рот, как вдохновенный монолог Фреда был прерван кулаком его брата, тычком въехавшим в бок оратору.

— Что ты тут несешь? Не пугай девушку рассказами о неофициальных вечеринках старшекурсников в Хогвартсе... Окой, не слушай этого балабола, — и Джордж оттеснил брата от своей подруги. — Фестиваль — это песни, пляски, музыка, множество лавочек, торгующих всякой вкуснятиной, столы прямо на улицах, вино и пиво местного производства...

— А! Омацури! — поняла та, улыбнувшись. — Тогда я бы с радостью пошла, я очень давно не была ни на чем подобном...

— Значит, пойдем, Гарри об этом и говорит, — кивнул рыжий.

— Точно, — поддержал Эдвард. — Окой-сан, ваши зелья и снадобья очень хороши, но все же я не прочь промочить горло и хорошим элем. Для разнообразия, так сказать.

— Никогда не была на маггловских праздниках, — добавила Джинни.

— Значит, собственно, никто и не против? Вот и славно, — удовлетворенно подытожил Гарри. — Тогда завтра с утра я объявляю свободный отдых и гуляния. Можете разбегаться, куда хотите — к родственникам, подругам или по магазинам, а часам к восьми вечера собираемся здесь. И еще, Гермиона, Джинни, подберите что-нибудь из одежды для Рен, а то она в своей даймонской броне придется там не совсем к месту. Да и вообще, одевайтесь так, чтобы сильно не выделяться — это же все-таки не карнавал или Хеллоуин, а вокруг будут одни магглы.

* * *

Праздник, проводимый в городе в середине лета, кто-то из жителей Хейверилла называл ярмаркой, кто-то — городским фестивалем, хотя дата основания города приходилась вовсе не на лето, а кто-то — и просто праздником, не утруждая себя погружением в детали, хотя корни этого праздника были гораздо глубже, чем многие из них могли себе представить. На деле они тянулись из многовекового празднования дня летнего солнцестояния, начатого в незапамятные времена еще древними друидами, совершавшими под свет громадных костров торжественную службу на одном из алтарей, ныне известных, как Стоунхеджи.

Но время стирает многие грани, равняет с землей целые империи, и какое ему дело до праздника, пусть и бывшего когда-то одним из самых главных для целого народа?

Горожане по давней, привычной традиции разбивали на центральной городской площади торговые палатки, ставили дощатую сцену для живого оркестра, выносили длинные столы, скамьи и стулья, а в центре площади, на специально принесенном большом, квадратном листе железа с пробитым на углу клеймом, датированным 1856 годом, укладывались колодцем дрова для праздничного костра.

На ежегодный фестиваль, помимо постоянных жителей, всегда приезжало много гостей — родственники, дети горожан, учащиеся в окрестных университетах и колледжах, приглашенные детьми их друзья-студенты, да и просто проезжие или привлеченные атмосферой праздника люди. Хейверилл был рад всем, так что никто и не обратил внимания, как в набиравшее обороты общее празднество часам к девяти влилась еще одна небольшая компания.

— А здесь неплохо, — отметил Норт, одетый в легкие летние штаны и такую же рубашку навыпуск, но с длинными рукавами. Свою необычную кисть руки он скрыл от посторонних глаз, натянув на неё тонкую, светлую перчатку.

На площади было уже достаточно народу, многие сидели за столами, другие просто не торопясь прогуливались по расположенному рядом скверу, толпились у палаток со сладостями, свежим пивом и всякими мясными вкусностями, жарящимися на открытом огне.

Близнецы в простых футболках и джинсах с любопытством крутили головами. Фред был один, не решившись пригласить Анжелину, хотя Гарри и не возражал бы, а Джордж, разумеется, сопровождал Окой, которая первый раз на их памяти решила одеться не в очередное традиционное японское кимоно. Девушка сделала выбор в сторону китайского стиля — на ней были черные шаровары с мягкими туфлями и короткое темно-красное платье без рукавов с воротником, облегающим горло и завязками вместо пуговиц. Свои роскошные, черные с красноватым отливом волосы, она заплела в две косички, закрутив их на ушах бубликами и спустив по спине перевитые лентами концы, а свою ровную челку оставила неизменной. В таком наряде и с такой прической Окой выглядела девочкой-подростком, над чем не упустил возможности беззлобно подтрунить оставшийся пока без подруги Фред.

Гермиона по тем же причинам, что и Норт, остановилась на блузке с длинными рукавами, темной, но тонкой, с разрезным воротником от плеча до плеча, а также широких льняных брюках и туфлях на низком каблуке.

Джинни оделась почти как братья — в кроссовки, джинсовые бриджи и такую же безрукавку, а ее неразлучный спутник Эгор принял вид аккуратного заплечного рюкзака.

Что же касается Рен, то она представляла собой необычное и немного забавное зрелище. Неизвестно сколько времени потратили девушки, уговаривая ее сменить на время свое даймонское облачение, но результат того стоил.

Джинни и Гермиона, привыкнув к цвету её одежды, не стали выдумывать ничего нового и подыскали Рен темно-синее платье на манер сарафана. Оно было приталенным, но свободным, с подолом чуть выше колен и широкими лямками, немного скатывающимся с открытых плеч. Выходной наряд довершал легкий газовый шарфик, закрывший сарран на ее шее от лишних взглядов, а на ногах девушки были высокие сандалии на сплошной толстой подошве, с ремешками, плотно обвивавшими лодыжку — единственная деталь, оставшаяся от прежнего костюма.

Стражу Даймона даже поменяли прическу, расчесав ее вечно собранный на затылке и торчащий во все стороны пучок, и, ради разнообразия, завязав волосы в два хвоста выше ушей. Почти белые пряди Рен оказались довольно жесткими, и хвосты торчали по бокам головы на манер каких-то крыльев, что в сочетании с платьем и чуть надутыми губами придавало девушке трогательный и одновременно уморительный вид.

И, разумеется, она была не с пустыми руками — если лишить ее привычной одежды, прически и вытряхнуть из брони, девчонкам с грехом пополам, но удалось, то вот расставаться с хетсааном Рен отказалась категорически и наотрез. Уизли и Грейнджер даже не стали настаивать, предложив в качестве компромисса хотя бы завернуть его в ткань, чтобы необычный предмет не так бросался магглам в глаза.

Рен поначалу хмурилась, ежилась и жаловалась, что чувствует себя, как голая, но потом освоилась и начала крутить головой по сторонам с нескрываемым любопытством, не забывая, конечно, постоянно оглядываться на Поттера.

— Ну что, народ — отдыхайте, гуляйте и веселитесь, — и Гарри обвел площадь руками, как будто отдавал праздничный городок на разграбление своим верным войскам. — Но без лишних эксцессов и столкновений с местными властями, пожалуйста. Утром встречаемся в уличном кафе у входа в город, мы мимо него проходили.

— Отлично, — удовлетворенно крякнул Эдвард и целеустремленно направился к палатке, где из больших, темных бочек, положенных рядком на крепко сколоченные деревянные козлы, торговали свежим пивом местного изготовления.

Гарри давно отметил, что после исцеления Эдвард не оставлял без внимания ни одну из простых радостей жизни — употреблял только качественные и дорогие напитки, курил не менее дорогие сигары, а в их редкие свободные дни, судя по некоторым косвенным признакам, нисколько не чурался общества особ женского пола. И Поттер его прекрасно понимал — пробудь он сам столько времени одиноким калекой и внезапно чудесным образом выздоровей, он бы тоже, скорей всего, начал активно наверстывать упущенное время. Их общему делу это не вредило, так что Гарри и не возражал; здоровье Норта, подправленное в Иссане, позволяло ему очень многое, а на отсутствие денег грех было жаловался.

Окой едва заметно потянула носом воздух и скромно поинтересовалась у Джорджа:

— А чем это так вкусно пахнет вон от тех жаровен?

Не почувствовавший никакого запаха Джордж, тем не менее поглядел в указанную сторону, где усатый, краснолицый толстяк в клетчатой рубашке и фартуке что-то увлеченно жарил на двух грилях одновременно, орудуя лопатками, как заправский жонглер. На стоящем рядом столе высилась стопка бумажных тарелок, бутылки с разнообразными соусами и порезанный треугольниками хлеб.

— А, так это, наверное, традиционное мясо на ребрышках! Намек понял — пойдем, отведаем печеного мясца.

И Окой с Джорджем тоже откололись от общей компании.

Гермиона и Джинни, видимо, решили и дальше продолжить свое временное шефство над Рен, и утащили девушку к сцене, где оркестр наигрывал что-то танцевальное и кружились пока еще редкие пары. Рен оглянулась на Поттера и, получив молчаливое согласие, позволила Уизли и Грейнджер вести ее, куда им заблагорассудится.

«Пускай девчонки пока покажут ей, что тут и как. Гермиона же магглорожденная, уж она-то знает...»

Гарри подошел к той же пивной палатке, попутно высмотрев Эдварда Норта, который, успев усесться за дощатым столом с двумя пинтами натурального эля, тарелкой сушек и сыра, уже увлеченно о чем-то беседовал с симпатичной темноволосой девушкой с приятной улыбкой и ямочками на щеках.

Мысленно пожелав Норту удачи, Поттер купил себе легкого, светлого пива в пластиковом стакане, каких-то орешков и стал неторопливо обходить площадь по кругу.

Он заметил Джорджа с Окой; эти двое оккупировали отдельный маленький столик неподалеку от жаровен, водрузив в центр блюдо с печеными ребрышками, количества которых бы хватило и на четверых. Японка ела очень изящно — аккуратно макала мясо в плошку с соусом, а потом снимала его с косточек зубами, а Джордж подкладывал ей на тарелку лучшие куски и что-то весело шептал ей на ухо; запас всяческих забавных историй у рыжего кавалера был поистине неисчерпаем.

Оставив друзей, Гарри отошел от площади на широкую аллею, проходившую рядом с небольшим городским сквериком и освещенную мягким, желтоватым светом фонарей, и, прихлебывая горьковатый напиток, неторопливо побрел, наблюдая по сторонам.

Он уже очень давно не гулял просто так, ради самого процесса, бесцельно, никуда не торопясь. Этот маггловский городок с первого взгляда понравился ему гораздо больше, чем знакомый с детства Литтл-Уингинг, с его рядами безликих, типовых домов, словно откатанных под копирку.

Хейверилл был спокойным и каким-то… мягким, в нем присутствовала присущая лишь маленьким городкам аура искренности, не прячущаяся за надетыми дежурными белозубыми улыбками — в общем, что-то, что давно уже утратили современные мегаполисы. Выражалось ли это в лицах людей, приятных взгляду домах или обилию зелени на улицах, было неясно, но это чувствовалось очень явно, витая, казалось, в самом воздухе.

— Дяденька, пожалуйста, завяжите мне шнурок, — внезапно отвлек Поттера от мыслей тоненький, просящий голос. Он опустил глаза и увидел темненькую девочку лет пяти-шести, в простеньком зеленом платьице, стеснительно выставившую ножку в ботинке с развязавшимся шнурком. Самой ей исправить это было и впрямь затруднительно — в руках у нее было две палочки сахарной ваты.

Поттер наклонился, поставил стакан на асфальт и в три движения затянул шнурок бантиком, вполне серьезно поглядев на девочку сквозь очки:

— Готово, мисс.

— Спасибо! — просияла пигалица и вприпрыжку понеслась дальше, откусывая вату то с одной руки, то с другой.

Улыбнувшись ей вслед, Гарри поглядел вокруг, на гуляющих горожан, парочки в сквере, веселящихся детей, окна домов, за каждым из которых уютно светился чей-то личный мирок, и его вдруг охватило странное, непонятное, немного щемящее чувство.

Он внезапно ощутил себя каким-то древним ящером — с иссеченной шрамами от чужих когтей пластинчатой броней шкуры, слегка затупленными в многочисленных схватках, могучими желтоватыми клыками в пасти — настоящим боевым монстром, давно привыкшим к виду и запаху крови, и умеющим на уровне инстинкта рвать любого врага пополам. Таким вот бронированным военным чудовищем, неведомо как попавшим в место, где резвятся и весело играют мирные, разноцветные ящерки, и теперь с легким недоумением глядящим на них, не знающим, что ему, собственно, делать дальше и даже слегка опасающимся, как бы ненароком не разрушить эту хрупкую идиллию…

Нет, он не ощущал себя скованным или чуждым на этом празднике, ему нравилось отдыхать вот так — неторопливо брести по вечерним улицам с пластмассовым стаканом пива и пакетиком соленых орешков в кармане. Наблюдать за веселящимися людьми, слушать доносящуюся музыку и, расслабившись, впитывать, тянуть, будто через соломинку, окружающую атмосферу, чувствуя себя, как усталый человек, ложащийся в горячую, пенную ванну. Но ощущение какой-то легкой инакости ненавязчиво не давало о себе забыть, наталкивая на размышления.

За все приходится платить, так или иначе. И, получив силу и возможность делать то, что он считает нужным, изменять окружающую его действительность по своему разумению, Поттер только сейчас отчетливо понял, что обратной стороной этой медали стало то, что он необратимо вырос из своей прошлой жизни, как взрослеющий ребенок вырастает из детской одежды.

Новые люди и не только люди, миры, разгорающееся пламя войны и манящий, темный монолит знаний наследия Каэр-Ду... Все это влекло и толкало вперед, но, оглядываясь назад, Гарри понимал, что вряд ли уже сможет снова стать, как эти люди, да и как обыкновенные волшебники тоже. И даже не потому, что он не сможет этого сделать, а главным образом потому, что не захочет сам снова втиснуть себя в рамки, границы, которые прочие люди и маги даже не ощущают.

Нет, такие вот моменты отдыха, когда можно забыть на какое-то время все дела и заботы и просто молча влиться в людскую атмосферу праздника и веселья, были приятны и приносили удовольствие, но... Это было уже не его будущее, не его место в жизни.

А его, вернее, его и тех, кого он повел за собой, лежало где-то там, далеко, на перекрестках миров и дальше за ними. Но уже не здесь.

Но, опробовав, обкатав в мыслях это понимание, Гарри пришел к выводу, что это абсолютно ему не мешает. Его привычный мир всего лишь резко раздвинул свои границы, и только. Ну а то, что возврата к прошлому нет... Что ж поделать, на то это и прошлое, чтобы лишь оглядываться на него, делать выводы, не повторять его ошибок. Ведь жизнь — это как полет спиной вперед в бездонный колодец. Ты видишь лишь то, что уже миновал, а то, что там впереди и как близко дно — тебе неизвестно. И, возможно, оно даже и к лучшему.

Гарри допил пиво, опустил стаканчик в урну и, спокойно, не торопясь, пошел обратно.

* * *

Поттер вернулся обратно на центральную площадь, уставленную столами. Праздник продолжался, жители и гости танцевали под живой оркестр, уставшие или не умеющие танцевать сидели за столами, пили пиво и вино, болтали и веселились.

Юноша нашел взглядом Норта и понял, что пожелания удачи были тому в принципе не особо-то и нужны: он сидел в компании уже двух симпатичных девушек лет двадцати пяти — той самой брюнетки и рыжей, и что-то увлеченно им рассказывал. Девушки с улыбками слушали Эдварда, временами звонко смеясь. Было видно, что он им интересен, а тот факт, что одной рукой Норт приобнимал одну девицу чуть ниже талии, а другая, в короткой юбке, весьма фривольно положила ему ноги на колени, смело обнажив стройные, привлекательные бедра, говорил о том, что их взаимный интерес вряд ли ограничится одной только дружеской беседой.

Эдвард заметил Гарри, шепнул что-то своим подружкам и, поднявшись, подошел к нему.

— Я гляжу, у вас мистер Норт, все в порядке, вы явно не скучаете, — с понимающей полуулыбкой кивнул Поттер на перешептывающихся девиц, не сводящих ярких глаз с широкой спины Эдварда, хотя Гарри и показалось, что их взоры упираются ему и кое-куда пониже.

— Ну да, — довольно подмигнув, ответил Норт. — Милые девчушки, приехали сюда из города, к родне на фестиваль. Не прочь поразвлечься, я — тоже, так почему бы и нет?

— Да я разве против? — приподнял брови Гарри. — Так просто спросил... Развлекайтесь, веселитесь, мы же ради этого сюда и пришли.

— Вот об этом, Гарри, я и хотел тебе сказать. Ты-то сам что ходишь, как неприкаянный? Нет, я понимаю — ты силен, крут и так далее, ты наш командир, но надо уметь и расслабляться, а то ты все последнее время — прямо как сжатая пружина. Иди потанцуй, выпей пивка, подцепи девчонку... Хотя, о чем это я — тебе-то зачем кого-то цеплять...

— Пытаетесь устроить мою личную жизнь? — ответил Поттер, подпустив в голос малую толику едкости. — Может, все же не надо? А что касается Рен...

— Да знаю я все, — махнул рукой Эдвард. — Но поверь моему жизненному опыту — тут дело не только в том, что она поклялась служить тебе вечно и бесконечно. Далеко не только...

Поттер открыл, было, рот, чтобы возразить, но Норт поднял указательный палец, останавливая невысказанную фразу.

— Парень, помнишь, перед тем как вытащить меня из того инвалидного кресла, ты сказал, что, хоть и не потерпишь пререканий, но все же будешь порой прислушиваться к моим советам?

— Ну и?.. — ответил Гарри, не понимая, к чему он клонит.

— Так вот, сейчас я хочу дать тебе совет и очень хочу, чтобы ты к нему прислушался. Если я что-то и понял, просидев на заднице добрый десяток лет, так это одну простую вещь.

Норт на мгновение замолчал и продолжил:

— Никогда не пропускай хороший день, хороший вечер, хороший час. Лови момент, ведь кто знает, выпадет ли он еще? Может, я и ляпну глупость, но мне почему-то кажется, что твой отец сказал бы тебе то же самое.

— Вы не понимаете...

— Все я прекрасно понимаю, я же не совсем дурак. Тебе кажется, что если ты сблизишься с ней, то воспользуешься ее преданностью? Чушь собачья... Ты просто не видишь свою Рен, когда отлучаешься на день-два и не берешь ее с собой. И не знаю, как наши девушки и эти рыжие обормоты, но я-то вижу, как ты сам иногда на нее смотришь... Подумай, наконец, об этом и с другой стороны — дело даже не в том, что ты что-то от нее возьмешь, а в том, что в любом случае ты дашь ей взамен неизмеримо больше.

Норт отошел к своему месту и вернулся, неся туго смотанное в валик толстое одеяло:

— Вот, держи. Думал, прогуляемся мы с кисками-подружками куда-нибудь на травку, да ничего, я еще что-нибудь придумаю.

И Эдвард сунул сверток в руки Гарри.

— Наплюй на все и иди к своей девочке.

* * *

Рен, как выяснилось, не особо любила участвовать в шумных праздниках. И, побыв немного в компании Гермионы и Джинни, нашла себе идеальное место для отдыха. Идеальное с ее точки зрения, разумеется.

Городок с сельскохозяйственной направленностью, Хейверилл располагался на холмах, и на одном таком пологом возвышении среди деревьев стояло здание, выполнявшее роль то ли зернового, то ли какого-то другого склада. Будучи и так не очень-то низким, где-то с трехэтажный жилой дом, и вдобавок стоя на холме, аккуратно выбеленное строение с широкими, запертыми воротами было второй по высоте точкой в городе после шпиля местной ратуши.

И на плоской, хранившей тепло палившего весь день солнца крыше, и обосновалась Рен, усевшись свесив ноги на полуметровом поребрике, идущем по периметру крыши.

Отсюда открывался отличный вид на ночной город. Была видна площадь, украшенная гирляндами и цветными фонарями, мечущийся столб наконец разожжённого праздничного костра, островки светящихся окон... Дул легкий, теплый ветерок, шевелящий волосы и тонкую ткань платья.

Нет, Рен не было скучно или грустно. Где-то там отдыхали и веселились люди, ставшие ее друзьями, новой семьей, которые принимали ее такой, какая она есть, как равную, не боялись ее и не пытались боготворить, как большинство жителей Даймона. Это ощущение, дававшее непривычную легкость, было странно и необычно, хотя сейчас она уже привыкла к нему. И где-то там был ее господин, вытащивший ее из растянувшегося на сотни лет кошмарного бреда не-жизни и не-смерти, давший новый мир и новую жизнь, так непохожую на прежнюю. И одной только мысли обо всем этом хватало для того, чтобы...

— Отличный отсюда вид. Как ты нашла это место?

Хотя Гарри, когда хотел, мог двигаться абсолютно бесшумно, как призрак, но за какую-то долю секунды Рен все-таки успела почувствовать, и самое главное, понять, кто именно подошел к ней сзади. И поэтому не дернулась и не схватилась за лежащий рядом хетсаан.

— Потому и нашла. Эта крыша самая удобная для наблюдения. И здесь действительно красиво.

Одетая в непривычное для нее платье, с другой прической, в полумраке крыши с доходившим от центра города рассеянным светом, девушка выглядела загадочной и полузнакомой, как наполовину забывшийся, но чем-то манящий сон.

Рен повернулась, подняв к Поттеру лицо.

Она всегда смотрела на него с радостью. Без восторженной собачьей преданности, без какого-либо рабского почитания, которое вполне можно было бы ожидать от создания, подобного ей, а с простой, искренней радостью, для которой ей было достаточно просто быть рядом с ним.

И внезапно для Гарри все его прежние собственные доводы, по которым он старался держать некоторую дистанцию с Рен, показались нелепыми и пустячными.

Она никогда не станет ссориться или жаловаться, никогда не будет ничего требовать, никогда не предаст, не изменит и не уйдет от него. Не устроит сцен и капризов, как многие избалованные барышни. Рен будет жить, пока жив он сам, а при необходимости — без раздумий поставит свою жизнь на кон. Ради него.

Ни одна из знакомых Поттеру девушек, даже самые лучшие из них, не могли бы предложить всего этого просто так, ничего не прося взамен. Так почему он должен отказываться? И почему он должен отказывать ей в обычном человеческом тепле?

Поттер подошел к Рен ближе, положил ладони на голые, теплые плечи смотрящей на него снизу вверх девушки, и вновь, как тогда, в Даймоне, его пронзил беззвучный разряд. В тот раз, прикоснувшись к Рен в подземных источниках, он увидел одно из мгновений их последней, страшной войны, но в этот раз все было совершенно по-другому.

Окружающая реальность не померкла, заполненная ожившими картинами далекого прошлого, все осталось на своих местах, вот только Гарри на долю секунды окутало облако эмоций Рен — спокойный фон хорошего настроения от праздника, острый всплеск радости и благодарности от того, что Гарри вспомнил и пришел к ней, легкое смятение даже от такой скромной близости и... Где-то там, глубоко, был затерянный отголосок робкой, почти несбыточной надежды на что-то большее.

«Большее?..»

Он придвинулся еще ближе, сел, протянул руку и провел пальцами по горячей, бархатистой щеке, задержал на ней ладонь и в первый раз, слегка склонив голову, осторожно и нежно прикоснулся своими губами к ее губам.

Рен не отстранилась, лишь, чуть не задохнувшись даже после такого короткого поцелуя, прошептала:

— Но Гарри, я же...

«Фактически не человек...» — молча договорили за нее ее отчаянно расширившиеся глаза. Даже в такой момент она думала не о себе и своих желаниях.

— К черту условности... — Гарри, не сводя с нее глаз, бросил на теплую крышу одеяло, и мягко опустился на него спиной, увлекая за собой Рен. — Я и сам уже порой не до конца уверен, человек ли я все еще…

Странное дело, опыт Поттера по общению с женщинами сводился лишь к нескольким не особо умелым поцелуям с Чоу и Джинни, но тогда откуда, как по заказу, сейчас всплывали в памяти это полустертые, но все более набирающие ясность знания и опыт в столь специфической области?

Словно на ускоренной промотке у него в мозгу пролетела целая вереница картин. Распахнутые кимоно, обнаженные груди, призывно разведенные молочно-белые бедра, выгнутые в сладкой истоме станы, тонкие пальцы, впивающиеся в чьи-то спины, запрокинутые в страсти точеные лица с закрытыми глазами и блестящим бисером пота на верхней губе...

«Опять «память трехсот» дает о себе знать... — понял Гарри. — Но на это раз не борьба, магия или фехтование, а кое-что другое. Сильно сомневаюсь, что многие из них покинули этот свет девственниками… А почему бы и нет?.. Такие знания тоже не будут лишними, уж если за что-то берешься — делай это хорошо...»

Эти размышления промелькнули за какую-то долю секунды, а потом Гарри отринул все и вся; его тело, руки и губы словно лучше него самого знали, что и как именно надо делать. А то, что Рен выгнулась в его объятьях и чуть учащенно задышала, доказывало, что он не зря пустил дело на столь своеобразный «самотек».

Легкое синее платье сползло с нее, будто само собой и было отброшено в сторону; две легкие, белые тряпочки и сандалии полетели вслед за ним.

Ощущение от прижавшегося к нему девичьего тела, возбуждающим образом состоящего из необычного сочетания хлыстов-мышц и мягких, упругих округлостей, будто впрыснуло перца в кровь Поттера, и он начал не торопясь, но все более и более жадно целовать Рен в губы, щеки, мочки ушей, в шею, натыкаясь на теплую сталь саррана, и снова в губы...

А его вечный спутник, ехидный внутренний голос, никогда не упускавший шанса подначить и отпустить колкость в любой двусмысленной ситуации, на этот раз молчал, будто понимал, что третьему тут не место, пусть даже этот третий — одна из темных сторон своего собственного «Я».

Гарри прижимал девушку к себе, словно боясь отпустить её даже на миг, а Рен, неумело, но все более пылко отвечая на поцелуи, даже не слышала, а чувствовала всем телом, как гулко колотится его сердце, как теплое дыхание, чуть частя, выходит из его груди и ощущается на ее лице.

Она сначала нерешительно, словно все еще не до конца веря в происходящее, обняла его, притянула к себе, а потом ей показалось, что где-то там, в глубине, возник странный жар, окончательно выгнавший затаившийся в глубине души страх того, что это все неправда. Она в свою очередь вцепилась в крепкие мужские плечи, как утопающая, и отдалась этому сладко наплывающему жаркому потоку, идущему, как казалось, из самого центра ее существа.

Поттер закрывал губы ее телом, дышал ее запахом, ею всей и, как на качелях, то взлетал ввысь до замирания дыхания, то проваливался куда-то в густую, обжигающую черноту, на дне которой расцветало блаженство и исполнение всех желаний. Острое наслаждение, концентрирующееся в паху, растекалось вдоль позвоночника звенящим зудом, накапливалось в груди и животе, накатываясь волнами и стесняя дыхание.

А потом все окончательно исчезло, утонуло где-то в разгорающемся, болезненно-блаженном темном огне, струящимся сквозь сплетенные тела. Исчезла и крыша, и Хейверилл, и Вольдеморт с лонохарцами, все миры и все угрозы растворились во внезапной яростной вспышке, которая, как гигантская искра, возникла между ними.

Кажется, Рен шептала ему на ухо какие-то даймонские слова... Кажется, стонала… Они буквально измотали друг друга, переплетаясь друг с другом по наитию, но с удивительной гармонией, на краткий миг соединяясь в одно единое, до краев налитое бесстыдно-плотским наслаждением тело со слившимися воедино в объединившим их блаженном затмении душами. И эти души дополняли друг друга, как будто они были давным-давно отлиты в одной форме, точно восточный символ Янь и Инь, но потом разбросаны по разным мирам неведомым могущественным и злобным шутником, и вот теперь соединились вновь...

* * *

Когда все закончилось, двое, обнявшись, лежали на смятом одеяле, теплый ночной ветерок обдувал их разгоряченные тела, а над ними, от края до края расстилалось звездное небо.

Но это не было то, городское небо, цвета грязной, серой сажи, даже глубокой ночью похожее на низкий, давящий потолок, а чистое, налитое той густой, объемной, первозданной чернотой, которая была тысячи и миллионы лет назад, и которую можно увидеть только вдалеке от крупного жилья. И еще на нем были звезды. Не похожие на редкие, блеклые и мутные пятнышки, с трудом пробивающиеся сквозь городской смог, а острые, чистые, разноцветные иголочки света, на которых, казалось, можно было разглядеть каждый лучик. И не было им числа и края, а поперек этого великолепия широкой звездной рекой стелился Великий Млечный Путь.

— Ты же знаешь, что такое звезды, Рен?

Рен лишь молча кивнула в ответ, уткнувшись носом Гарри в плечо.

— Но ты знаешь, что многие из звезд, которые мы сейчас видим, уже погасли? Давным-давно, возможно, миллионы лет назад, они потухли, взорвались сверхновыми или превратились в черные дыры, но расстояние до них так невообразимо велико, что их свет будет идти до нас еще многие сотни или тысячи лет. Они давно мертвы, но их свет по-прежнему летит к нам сквозь бездну пространства и времени. Он жив и продолжает жить... И ты — как этот свет.

— Почему? — еле слышно, одними слегка припухшими губами спросила девушка.

— Потому что ты такая же удивительная, тоже пришла из погасшего мира, преодолев пропасть времени… И тоже жива и продолжаешь жить. И знаешь что? Мне сейчас немного страшно. Не провались я тогда на нижние уровни Эрц-Хаора...

— А мне не страшно, — по-прежнему тихо произнесла Рен. — Потому что если бы не тогда, то ты нашел бы меня через день. Через два. Через месяц, через год... Но ты бы обязательно нашел бы меня. Потому что иначе и быть не могло. Мой господин. Гарри.

От такой бесхитростной уверенности, от того, как это было сказано, у Гарри слегка сдавило горло, и он молча прижал девушку к себе еще сильнее.

Рен хотела сказать что-то еще, но внезапно раздался протяжный тонкий свист, а затем где-то вверху оглушительно грохнуло, и чернота неба расцвела россыпью разноцветных огненных букетов, через миг осыпавшихся тающим на лету дождем.

Где-то совсем неподалеку раздался мелодичный, как перезвон колокольчиков, негромкий, но радостный смех Окой:

— Митэ, митэ, Джордж! Ханаби! Ханаби!

Судя по звукам, она от восторга даже захлопала в ладоши, а у Гарри скользнула ироничная мысль: «А что эти двое забыли здесь, на окраине городка, где сейчас совершенно никого нет? Похоже, у нас у всех какое-то нездоровое чувство коллективизма...»

— Фейерверк… — обнаженная Рен села, глядя на взлетающие и рассыпающиеся огни, как зачарованная. Поттер, рывком выпрямившись, сел рядом с ней. Следующий, разорвавший ночное небо золотисто-красный букет фейерверка высветил из полумрака лицо Рен с сияющими глазами и блестящими дорожками на щеках.

— Рен, ты что...? — обеспокоенно тронул ее за плечо Гарри.

— Что? А, это... Я сама не знаю... Я уже и забыла, что такое слезы... — улыбнулась Рен, размазывая полоски влаги по лицу, и повернулась к Поттеру: — Гарри... А что будет дальше?

— Что дальше? Дальше будем мы. Мы — как я и ты... Мы, как я и ты, как Гермиона, Эдвард, как Джинни со своим песчаным приобретением, как наши рыжие братья. И Окой. Как все мы.

— А вот те, другие... — Гарри снова лег на теплую крышу и сладко потянулся, как сытый зверь. — Если у них не хватит ума вовремя остановиться, то вот их уже не будет.

Черное небо окрашивалось зелеными, красными и оранжевыми вспышками еще и еще, а они все лежали на теплой крыше, любуясь вспыхивающими и растворяющимися в темноте такими красивыми, но недолговечными бутонами огненных цветов.

Глядя, как сполохи фейерверка высвечивают лежащую Рен разными цветами и с разных углов, выхватывая, словно кадрами из темноты, то плавный изгиб бедра, то совершенную линию спины, то круглящуюся грудь, Гарри вновь почувствовал, как внутри него начала плавно закручиваться пружина, рассылая по телу ощущение натягивающихся нитей, прикосновение к которым отдавалось сладким томлением в груди, пояснице и паху.

Он обнял Рен за талию, одновременно проведя пальцами другой руки вверх по шее и, медленно запустив их в густые волосы на затылке, уже не сдерживаясь, властно и нежно привлек ее к себе.

Девушка заглянула ему в лицо, в полутьме радужка ее глаз слегка отсвечивала, давая желтоватый отблеск, как у большой кошки, и где-то там, в глубине, начали разгораться огоньки, губы приоткрылись, а крылья чуть широковатого носа дернулись и затрепетали — чтобы научиться понимать и подхватывать желания друг друга этим двоим не потребовалось много времени.

* * *

Утром даже летом всегда становится прохладнее, чем ночью, и Гарри с Рен проснулись от пронзительной свежести, покалывающей не прикрытые одеялом спины, плечи и ноги. Было еще рано, но место вчерашнего празднования уже было чистым — уборщики вычистили его практически сразу после раннего летнего рассвета, а по пустынным улицам, освещенным еще только поднимающимся и набирающим полуденный зной солнцем, шуршал шинами лишь велосипед молочника, развозившего на тележке свой товар все еще отсыпающимся после ночных гуляний горожанам.

Первое, что он увидел в ее широко распахнувшихся глазах, это легкое замешательство, испуг, вопрос...

— Нет, Рен, это не сон, — ответил на него Гарри, приподнявшись на локте. — Твой господин не передумал и ни о чем не жалеет. И даже более того — желает проверить, каково будет все то же самое, но только в кровати.

Поттер взял ее за подбородок и приблизил к себе так, что они с Рен соприкоснулись лбами. Глядя глаза в глаза, он с надменным лицом вопросил:

— Ты же не откажешь своему господину?

Лицо Рен выражало сложную гамму чувств — радость, изумление от столь выспренных манер, готовность повиноваться хоть прямо сейчас, но Гарри не смог долго изображать из себя подобие Малфоя: сначала расплылся в улыбке, потом прыснул со смеха и под конец чмокнул девушку в смешно сморщившийся нос.

Двое тихо спрыгнули с приютившей их на ночь крыши и неторопливо пошли в сторону выезда из города, где располагалось летнее кафе, назначенное точкой общего сбора.

Гарри думал, что они с Рен подтянутся первыми, но в открытом кафе, сдвинув вместе два уличных столика, уже сидели Норт, близнецы, Окой и Джинни. Рыжие Уизли, благодаря своей матери ставшие сторонниками плотных завтраков, дружно уминали яичницу с беконом и зеленым горошком, Эдвард завтракал кофе с сырными пирожками, а Окой пила зеленый чай.

— О! А вот и наш отец-командир с его верной оруженосицей, — весело прокомментировал их появление Норт. — Ну, что скажете хорошего? Одеяло пригодилось?

— Пригодилось. Вам его вернуть или можно оставить себе?

— Как память об особых воспоминаниях? Да неважно, это я так, шучу...

— А как прошел ваш отдых, мистер Норт? Как там эти ваши две кошечки, черненькая и рыженькая?

— Джентльменам не пристало отвечать на такие вопросы, — лицо Эдварда приняло чопорное выражение. — Скажу вам только одно. Как и положено воспитанному человеку, я проводил их до гостиницы, где они остановились.

— И все? — недоверчиво склонил голову Гарри.

— Э-э-э... Не совсем, — потер подбородок Норт. Его серые глаза просто лучились довольством. — Когда ближе к утру они уснули, то улыбались. Обе. И на прощание записали мне их, как же их там... А! Мобильные телефоны.

— Да вы просто гигант, мистер Норт, — проглотив кусок бекона, отметил Фред.

— И, похоже, не только мысли, — в тон ему продолжил Гарри.

Близнецы, еле сдерживая смех, склонились над тарелками, Джинни, уже закончившая с едой и пившая сок, сдавленно хрюкнула в стакан, а сидящая рядом японка тактично прикрыла улыбку ладонью.

Но Эдварда не так-то просто было смутить. Он лукаво прищурился и ответил:

— Ну да, конечно… Вот только кто бы что говорил! Можно подумать, вы с Рен всю ночь напролет в плюй-камни играли. То-то у нее вся шея в засосах...

— Что? Где? — нахмурившись, повернулся к своей спутнице Поттер.

— Ага, купился! — Норт довольно щелкнул пальцами. — У нее же на шее этот ошейник, ничего там быть и не может.

Гарри, пойманный на такую простую уловку, замер с открытым ртом... И сам же первым расхохотался.

На этот раз смех никто сдерживать не стал и не смог; на раскаты хохота из кафе выглянул официант, недовольно покосился на шумных посетителей и зашел обратно.

— Над чем веселитесь? — спросила Гермиона, успевшая незаметно появиться, пока все отходили от приступа смеха.

— Да так, выяснять поутру, кто и чем занимался в праздник, оказалось весьма любопытным занятием, — ответил ей Эдвард. — А ты, случаем...

— Не угадали, — Грейнджер склонила голову набок. — Я немного погуляла, а потом, ближе к ночи, отправилась домой, к родителям. Кстати, а не пора ли нам обратно? В случае форс-мажора нам бы, конечно, дали бы знать, но наш найденыш там, наверное, сейчас как на иголках прыгает.

— Действительно, — согласился Гарри. — Доедайте-допивайте, не обидьте заведение, и мы уходим. Неплохо отдохнули, верно?

С этим согласны были все.

Путь обратно не занял много времени, и вскоре все восемь подошли к своей резиденции, где сидя на скамеечке у входа их ждал насупленный из-за того, что его не взяли с собой, Крис.

Девятый член их странной компании.