Страна Берендея (джен)

Ну понятно, чего испанский дон так распелся…

Привычная хвосторога, плюющаяся пламенем во все стороны — это что? Да ничего, пшик на голом энтузиазме, так что ну её в римскую баню. И дементоров туда же, с мантикорой до кучи.

Но когда на тебя смотрит с гастрономическим интересом мудрый гость из далекой страны и обсуждает с поваром, в каком масле зажарить твою же драгоценную тушку… Ну извините, не каждый человек выдержит такого отношения. Говорят, когда людоеды после долгих дебатов и шаманских ритуальных плясок собрались наконец-то жарить Кука, он к тому времени был уже совершенно поседевший.

Студенты в полном смятении смотрели на гигантского Змея, на его три головы, до ужаса похожие на головы тираннозавров, и тщетно пытались понять, как оно разговаривает. За частоколом сабельных клыков виднелся толстый язык, чуть раздвоенный на конце, вроде бы не приспособлены его челюсти к разговорной речи, так нет же, разговаривает даже лучше Грошика. И голос-то у него под стать — мощный и рокочущий, раскатистый рев. Гарри припомнил письмо Игната Маринера — «и поцелуй Горыныча хотя бы в одну из трех голов» — вздрогнул, ничего себе просьба, поцеловать тираннозавра…

А тут ещё Кузя к малышам обратился:

— А что, ребята, хотите полазать по живой горе?!

И к изумлению старшекурсников и деканов, малыши счастливо заорали и дружной гурьбой ломанулись на покорение чешуйчатой вершины. И, глядя, как детишки самозабвенно карабкаются, хватаясь за оттопыренные чешуйки, на костяной хребет лежащего дракона, Гарри вдруг устыдился собственной трусости — а не он ли, на минуточку, сидел верхом на лапе цербера и засовывал свои пальчики ему в пасть? У детства, как известно, нету страха. И Гарри, вспомнив себя-ребёнка, смело подошел и погладил крайнюю голову. Блестящая кожа Горыныча оказалась сухой и теплой на ощупь. И запахом он заметно отличался от их драконов, пах почему-то хвоей. Сосновой или еловой. Гарри прикрыл глаза и прижался щекой к драконьей морде, вдыхая смолистый запах с легким оттенком березового дёгтя. Ньют Саламандер никогда не видел русского дракона и поэтому не смог описать в своей книге, как он пахнет.

Интересно, а кто дал ему имя Горыныч? Кто его так назвал? И снова Гарри, очевидно, подумал об этом вслух, потому что Змей тихо пророкотал:

— Маменька в честь папеньки назвала, Горыном его звали, а я, стало быть, Змей Горынычев, Горыныш.

Ух ты… у него и мама была? От удивления Гарри соображать перестал, а Змей укоризненно глянул в ответ:

— Разумеется, у меня была мама. Не почкованием же мы размножаемся…

— Но я думал, что у рептилий нет обычной привязанности к детям и родителям, — виновато возразил Гарри.

В разговор вступила центральная голова, возмущенно зашипела:

— Нет, ну вы посмотрите на него! К рептилиям нас приравнял!..

— Вас?! — окончательно опешил Гарри. Под первые две головы просунулась третья и обдала парня презрением:

— Так-то я один, конечно, но голов, мозгов и самобытного «я» у нас три. Учтите это, молодой человек, и перестаньте пороть горячку. У вашей драконьей пары ожидается прибавление, и неужели вы тоже сочтете, что они не могут быть родителями?

Гарри бросил дикий взгляд на Невилла, секунду-другую они оцепенело таращились друг на друга, а потом, не сговариваясь, рванули с места в карьер прямиком в Запретный лес, к своим драконам. Оказавшись в лесу, решили ускориться, Невилл припустил на четырех лапах — уверяю вас, медведи очень быстро бегают, — а Гарри полетел ласточкой, в буквальном смысле стрелой помчался на тонких крылышках. Долетели-доскакали до драконьего загона, а Серени с Марией уже ждут-поджидают их, своих друзей-хозяев, подаривших им небо. Гарри с разгону превратился, обнял драконью голову и, загнанно дыша, выпалил:

— Это правда? У вас действительно будут дети?

Вместо ответа Серенгети легонечко подтолкнул Гарри к пещере, туда же Мария подпихнула Невилла. На подгибающихся от волнения ногах парни вошли в пещеру и сразу же увидели песчаное ложе, выложенное по краю огромными валунами, такое вот своеобразное гнездо было устроено их драконами. В песке лежали шесть яиц. Они были продолговатые и песочно-желтые, и как будто пористые, дырчатые, как лунная поверхность. Гарри и Невилл, завороженные чудом, медленно, словно во сне, опустились на колени и благоговейно прижали ладони к пупырчатым стенкам скорлуп. Дракончики. У них будут дракончики. Шестеро чудных драконяток, рожденных на воле.

— А когда они… вылупятся? — задыхаясь от переизбытка чувств, спросил Гарри.

"В апреле-мае", — мягко ответил Серенгети. А тут и у Невилла рассосался ком в горле и он смог наконец-то выговорить:

— А вы своих детей сами назовете?

"Возможно. Но не откажемся и от ваших имен".

Назад парни возвращались просто пьяными от счастья. Шли и спотыкались о корни, набивали шишки, натыкаясь на стволы, а перед глазами стояло песчаное гнездо с шестью яйцами. Теперь вопросы, заданные Горынычу, казались Гарри откровенно глупыми — конечно, у драконов тоже есть родители! Просто в питомниках-заповедниках роль матери-драконицы была незначительна: произвести на свет яйца и высидеть их, а потом драконоводы забирают их, чтобы новорожденные дракошки не успели привыкнуть к матерям. Они их сортируют по породе, росту и полу, распределяют или продают в другие питомники и заказники, где решают дальнейшую судьбу драконят — кого-то продают в банк Гринготтс для будущей охраны сейфа, кого-то отправляют на племя, если стати и порода позволяют, а кого-то отдают на шахту, где они многие десятилетия дышат огнем на залежи ценной руды, в глубине которых под воздействием драконьего пламени рождаются полудрагоценные минералы вроде махонита или драконита, очень красивые камни, такие, как искусственный малахит и арконит, янтарная яшма. Эти камни пользуются большим спросом у гоблинов, особенно после ювелирной отделки-огранки. Как ни странно, но камни, созданные из миндалин-зерен, достаточно ценны и считаются очень дорогими.

Горыныч всё ещё находился на квиддичном поле в окружении детей, и Гарри с Невиллом решили не мешать им, прошли мимо, к замку. Вскоре их нагнали Гермиона и Драко:

— Гарри, Невилл, ну как, есть яйца?

— Да, есть! — радостно просиял Невилл. — Будущим летом у нас будут драконята.

Гермиона расцвела, а Драко выглядел каким-то подавленным. Гарри сгреб его за плечи и легонько качнул:

— Ты чего, Драко, что случилось?

— У меня все шаблоны поломались, — уныло ответил Драко. — Мне всю жизнь, с пелёнок втолковывали, что драконы — это вселенское зло. Неразумные, свирепые, смертельно опасные. Когда мне было девять лет, папа свозил меня в Сноудонский заповедник посмотреть на валлийского зеленого дракона и я убедился в том, что учебник не лжет, они действительно опасны, злющие-презлющие, палят огнем во всё, что движется. И так было до первого тура Чемпионата Трех Волшебников. Первого дракона увел ты с Седриком, остальные двое исправно гоняли чемпионов. А потом выяснилось, что того дракона из Гринготтса купил ты и назвал его Серенгети. Ну ладно, это ещё можно признать, в конце концов исключения из правил потому и исключения, что подтверждают — правила порой нарушаются. Но сегодня… сегодня я узнал, что чертовы драконы ещё и разговаривать умеют. И русские фениксы тоже.

— Ну, — протянул Невилл. — Россия такая страна, знаешь? Там всё наперекосяк, простенько и примитивненько. Вот у нас анимагии пять лет учиться надо, а там раз-два и готово, достаточно просто захотеть. Мне вот приспичило, и я стал медведем, и обратно так же, очень понадобилось заговорить — и стал человеком.

— Да я уже понял, мне Блейз рассказывал, — благодарно отозвался Драко. — Гарри помог ему вернуть человеческий облик. Мне только странно было слышать, как разговаривает дракон.

— Ну так тому все удивились, не один ты… — хмыкнула Гермиона. Оглянулась назад, за ними уже какое-то время шел Рон и старательно грел уши. Сердито спросила:

— Хочешь что-то сказать?

Рон покраснел и сварливо заметил:

— Да, хочу, но только не тебе, не в твои девичьи ушки.

— Ой, тоже мне, пацанские секретики! — Гермиона собралась обидеться, но Невилл твердо удержал её за талию и миролюбиво кивнул Рону:

— Давай выкладывай, что у тебя там накипело.

Рон бросил злобный взгляд на Гермиону и начал:

— Когда я почувствовал, что повод в моей руке больше не повод, а холодное и очень липкое щупальце, я испугался. Я понял, что от него не вырваться. Белый конь рядом со мной превратился в неописуемо жуткую тварь, голова стала рыбьей, щучьей, видимо, я в них не разбираюсь, мне что щука, что карась, всё одно… Попытался стряхнуть с руки повод-щупальце, а оно не стряхивается, а напротив, ещё крепче вокруг запястья замоталось. А у меня с собой ни палочки, ни ножа… Палочку у меня мама отнимала, чтобы я на каникулах не колдовал. Так вот, тащит меня келпи в озеро, я вырываюсь, от страха совсем онемел, голос мой на берегу остался. Тут слышу, Даффи кричит:

— Ты куда, гад, мальчика тащишь? А ну верни его назад!

А потом он на меня трансгрессировал, обхватил со спины руками и ногами, посмотрел на меня с отчаянием и с криком «Прости, хозяин!» вгрызся мне в руку. Я так понял, келпи вообще касаться нельзя было, ни единого участка его гнусного тела. Вот так Даффи спас мне жизнь, Даффи — дикий домовик. Хотя в тот миг он мне больше гремлином казался, настоящим, полноценным гремлином, который не забыл, что он вредный дух механики. Я ему потом радиоприемник купил, сходил в деревню и купил, он был так рад.

— Я тебя понял, Рон… — тихо сказал Невилл. — Потомственный домовик даже под страхом смертной казни нипочем не решится отгрызть руку хозяину. Это для него невыполнимо, его главный постулат — это непричинение вреда своему господину, покуситься на его плоть — значит совершить смертный грех. Такой домовик на месте Даффи попытался бы перекусить щупальце келпи и, скорее всего, погиб бы сам, а не спас хозяина. Твой Даффи молодец, Рон.

— Кикимер, наверное, тоже дикий… — припомнил Гарри. — Регулус рассказывал, что он тоже чью-то руку отгрыз, чтобы спастись.

Ребята помолчали, укладывая в головах новые сведения, и медленно разошлись по своим местам-делам.

А на поле для квиддича тихо дремал трехголовый дракон: дети убежали на обед, и Змей решил воспользоваться передышкой. Смешные волшебники, так наивно удивляются его разумной речи, а ведь в Европе ещё есть говорящие сородичи… Вот Громобой, к примеру, почти не летает в последнее время, но не от старости, что вы! Драконы не стареют, просто утрачивают страсть к полетам. Надо бы навестить Грома на обратном пути и сказать ему, что в лесу близ Хогвартса найдется для него местечко и подходящая компания из двух молодых драконов. Так, кто там ещё остался в живых? Ах да, Квинт, но он в Китае и живет хорошо, нечего его дергать. А вот та малышка, что вылупилась из яйца шесть лет назад, бедняжка до сих пор хозяина своего ищет. Когда он в последний раз её видел? Жалко девочку, столько лет по свету белому скитается, всё чувствует, что где-то в мире её друг живет, который дал ей имя, ещё когда она в яйце сидела… Да, не позавидуешь её судьбе, сперва её яйцо из питомника присвоили, хорошо ещё она сформироваться успела, а то бы погибла, как пить дать. Потом её в карты проиграть пытались, да передумали почему-то, решили её прибить. Яд её кому-то понадобился, но малышка родилась с именем и памятью предков, сумела удрать.

Со стороны маленькой хижины на опушке леса Горыныч уловил движение и нехотя выдрался из объятий сна. С вежливым интересом взглянул на подошедшего бородача и отметил его крупные размеры. Бородатый верзила с восхищением смотрел на него и прицокивал языком:

— Ох, и хорош же ты! Дракоша, милый, можно тебя погладить?

Против этого Горыныч не возражал и спокойно дал себя потрогать — от него не убудет, а человеку приятно. Хагрид восторгался как дитя, лаская по очереди одну голову за другой, и бормотал, бормотал…

— Ух ты, красавец, ух ты, хороший! Эх… А я растяпа, знаешь? Я вот этими вот руками яйцо держал, уже знал, что в нем распрекрасный Норберт сидит, осталось его только дождаться, унести к себе и дождаться! Да я дурак, упустил его… типчик тот, в плаще который, всё передумал, отобрал яичко-то… грит, не хочу играть. Ну и… пшел он в задницу, гад!

Одна голова наслаждалась лаской, тихо балдея от блаженства, вторая голова слушала нехитрую речь Хагрида, а третья анализировала услышанное. Хагрид наласкался и собрался уходить, но центральная голова его тормознула, лениво бросив:

— Так это твой дракон тебя ищет? Пять лет по белому свету скитается, всё надеется встретить того, кто ей имя дал.

— Норберт? — растерянно спросил Хагрид.

— Норби, Норби! Дочка моя приемная. Тот типчик, как ты выразился, в плаще, её в Лютном сбагрил кому-то на яд, и едва собрались ей голову отрезать, так она своим именем воспользовалась, открыла свой драконий портал, и только её и видели. А раскрылся он другим концом в Норвегии, куда её драконья магия закинула, а я в ту пору там как раз пролетом был. Встретились мы, короче, я её к себе взял, сиротинушку такую, маленькую, бедненькую. До года под боком росла, от меня ни на шаг, а потом начала отлетать всё дальше и дальше, друга своего искать отправилась, который её именем спас. Ну что ж, Бородач, надеюсь, что я не ошибся и ты действительно тот человек. Я пошлю ей весточку, пусть летит сюда.