Страна Берендея (джен)

Лошади не рассуждают. Они живут. Просто живут и молча переживают происходящие вокруг них события.

Большой Дас не был исключением, он так же жил, спокойно пасся в просторной леваде и молча благодарил доброго хозяина за привольную и безбедную жизнь. Хоть он и был огромным клайдом с суперпрочными губами, но даже ему не нравился вкус железа во рту. Вообще-то, ни одна лошадь в мире его не любит, а всякие высказывания спортсменов о том, что лошадка хорошо отжевывает железо и с удовольствием, не более чем выдумка людей. Лошади потому и жуют железку — в робкой и наивной надежде как-нибудь перегрызть её и выплюнуть. Дасу в свое время тоже пришлось пожевать удила с той же целью, но как ни старался он, у него ничего не получалось. И так, и эдак пробовал, и зубами прикусывал, и щеками двигал, и пену пускал, зарабатывая тотальное пересыхание гортани, ничего не помогало. Как все лошади, Дас смирился со своей незавидной долей, покорно тянул телеги, кареты, кибитки… во что впрягут, то и тянул, послушно поворачивал в ту сторону, в какую укажет извозчик посредством удил. И грустно стоял в стойле, привязанный за голову к стене, дожидаясь рассвета, когда его снова впрягут.

А в один из многих печальных дней произошел страшный случай. Дас потом долго вздрагивал, вспоминая вороную кобылу, умершую прямо на городской площади-покатушке. Хорошо, что ребёнка на неё не успели посадить… Поднял отец смеющуюся кудрявую девчушку, только-только собрался опустить в седло, как кобыла вдруг зашаталась и как закашляется, а потом у неё кровь горлом хлынула. И рухнула вороная, сначала на колени, а потом и на бок завалилась. Люди засуетились вокруг неё, узду расстегнули, попонку сняли, а под ней… скелет скелетом, голый костяк, обтянутый драной шкурой. На последнем издыхании кобыла та была. Лошадей в тот день спешно развели по конюшням и фермам, и Даса в том числе, его привязали в стойле и задали непривычно большую порцию корма. Однако коней не обманешь, они прекрасно понимают, что случилось. Поев, Дас тяжело вздохнул — незавидна лошадиная доля, что-то принесет ему судьба? — и попытался заснуть стоя, защелкнув ноги. То лето ничем не отличалось от предыдущих, он снова, как и всегда, тянул повозку-домик — две недели туда, две недели обратно, а потом… потом он целый месяц просто жил, наслаждался покоем, ходил на речку в окружении шумной детворы. Затем его на поезде куда-то увезли, как выяснилось, сюда, вот в эту леваду, в которой он в течении о-о-очень долгого времени пасся в компании странноватой лошади с крыльями и её шалуньи дочери. Добрый хозяин Гарри приходил к нему каждый день, приносил что-нибудь вкусненькое, чесал и чистил его, заботливо укрывал попоной от дождя и холода. Иногда садился на него и катался, пользуясь при этом недоуздком, против чего Дас ни капельки не возражал — добрый хозяин ни разу не оскорбил его железом, ни разу не ударил и не прикрикнул. На день отъезда Гарри Дас не обратил внимания, спокойно пасся, а вот когда вместо него пришел верзила-Хагрид, конь задумался — а где Гарри?

Настороженно понюхал воздух — пахло летом и солнцем, пахло старым замшелым камнем, пахло лесом и соленой водой от озера, и не было самого главного запаха — запаха Гарри. На всякий случай подождал несколько дней, в кроткой и терпеливой надежде на скорое возвращение хозяина, но дни шли за днями, сменялись закаты и рассветы, и до Даса постепенно дошло — Гарри не придет. С истинной даосской философией принял соломоново решение — раз Гарри не идет к нему, то значит он пойдет к Гарри.

Лошади не рассуждают, но могут принимать решения. А уж если она что-то решит, то с пути не свернет, будет идти до конца. Запаха Гарри не было, но Дас помнил другой запах, аромат креозота, вечного спутника железной дороги, и если Гарри уехал… то ему остается найти ту дорогу с тем запахом и отправиться следом за Гарри.

Дас оглянулся на замок, посмотрел на Леди Райн и Шалунью, передернулся кожей на спине, потом коротко разбежался и красивым длинным махом перепрыгнул через невысокую изгородь. Почти год свободной жизни привели его мускулатуру в полный порядок, его ноги налились силой, круп накачался в играх с крылатыми кобылами, он буквально светился здоровьем. Шалунья вопросительно тоненько заржала, вытягивая шейку над брусьями и смотря вслед дяде Дасу, а тот уходил всё дальше и дальше, пока не скрылся за поворотом.

* * *

Гарри укладывал чемодан в своей комнате, когда внизу, на кухне зазвонил телефон. Невнятное бурчание подошедшего к нему дяди сменилось громким возгласом «Что?!», в голосе были тревога и изумление. Чемодан был забыт, а сам Гарри кубарем скатился вниз по лестнице и вместе со всеми остальными домочадцами подтянулся на кухню. Вернон повесил трубку и повернулся к двери, возле которой столпились Петунья, Гарри с Дадли, Северус, Кеннет и Дженни с малышом на руках. И все вопросительно глазели на него. Вернон смущенно откашлялся и пробасил в усы:

— Не поверите, Дас сбежал. Звонил Чарли Поттер, говорит, гнедого клайда видели за нижним Хэнглтоном, за двое суток он одолел восемьдесять миль от Хогвартса, а судя по направлению, конь держит курс на Лондон… — помолчав, дядя растерянно прогудел: — И что теперь делать, а? Нет, я понимаю, кошка там, ну, собака… но чтобы лошади, такого я, простите, не упомню.

— А я видел! — пропыхтел Дадли. — В фильме одном, итальянском, «Черный скакун» называется, там пацана с арабским конем на необитаемый остров забросило после кораблекрушения, весь фильм они отношения налаживали, а в конце, когда пацана нашли и увезли на лодке, конь за ними вплавь пустился… Но это ерунда, честное слово, это же всего лишь фильм, а тут по-настоящему всё. Гарри, ты слышал? Твой Дас убежал за тобой, и теперь у него впереди долгий путь, полный опасностей, испытаний и плохих людей. Твоя Россия подождет?

Гарри не раздумывал ни секунды. Кивнул и пронзительно глянул на отца, протянул руки:

— Телепортируй меня туда, папа!

Северус коротко кивнул в ответ и отрывисто бросил:

— Иди в сад. Я возьму деньги и документы.

И побежал к лестнице, а Гарри поспешил на задний дворик. Вышел, повернулся к окнам и молча смотрел, как мечется туда-сюда тень отца, спешно собирающегося в дорогу. Его раздирали противоречивые чувства — гнев и досада на Даса, ну какого лысого брауни он сбежал? И тревога за того же Даса — хоть бы цел остался, хоть бы не нарвался на живодеров!

Хлопнула дверь, с крыльца веранды к нему торопливо подошел Северус, протянул какую-то серебряную штучку, похожую на длинную зажигалку, и проинструктировал:

— У Дамблдора была такая же, я очень старался сделать похожую по функциональности, она называется дезиллюминатор. Мы с тобой не знаем, где сейчас находится Дас, но эта штука приведет нас к нему, как портал… Ты, главное, представь себе Даса, пожелай оказаться рядом с ним. Ты понял, Гарри? Готов?

Гарри кивнул:

— Что нужно делать?

— Я его зарядил светом ещё в Хогвартсе, так что должно сработать… Нажми вот на эту кнопку, дождись, когда появится шар света, и позови коня по имени… представь, что он где-то здесь.

Гарри откинул крышечку и нажал на кнопочку-рычажок, раздался звонкий щелчок и из крошечной дырочки из-под приподнятого рычажка вырвался маленький желтый шарик света, который, суетливо дернувшись туда-сюда и, очевидно, не найдя, куда вернуться, нерешительно замер в воздухе перед двумя волшебниками. Гарри сглотнул и позвал:

— Дас, Дасик, иди ко мне…

Шарик света вопросительно перекосился, судя по лучикам — ни дать ни взять, недоумевающая собачка, видели, как озадаченная псина голову набок наклоняет? — вот-вот, и шарик так же, во всяком случае создавалась такая иллюзия. А потом шарик стал синеть и расти. Рос он, рос, и вот перед Гарри и Северусом возникла синяя сфера, мерцающая белыми всполохами-искрами. Северус взял сына за плечи и легонько подтолкнул, шепнув на ухо:

— Портал готов, пора. Я за тобой.

Гарри судорожно вздохнул и шагнул в синее… э-э-э, нечто, оно было неосязаемо и даже не туманно. Но руки отца Гарри продолжал ощущать на своих плечах, и по их сигналу он замер. А дальше была телепортация, или трансгрессия, как говорят волшебники. Тело юноши сдавило со страшной силой, так, словно его внезапно туго-претуго забинтовали с ног до головы, бедняга даже успел почувствовать себя мумией, но только он додумал эту мысль, как чувство удушения прекратилось. Гарри моргнул, удивляясь тому, что глаза остались на месте и по-прежнему всё видят. На всякий случай проверил уши, те тоже были на месте, как и пальцы, и ноги на руках… ой, что-то он напутал… Ноги на руках? Гарри потряс головой, пытаясь привести мозги в порядок. Северус, придерживая сына за локти, внимательно следил за сменой эмоций на его лице, наконец, поняв, что мальчик в порядке, отпустил его. Осмотрелись... Портал привел их в небольшую лощину, полого спускающуюся к речке, густо заросшую ивой и осокорем. И там, почти скрытый стволами деревьев, у самой воды стоял Дас. Услышав шум сверху, конь повернул голову и рассеянно глянул на них через плечо. Узнав Гарри, приветливо хрюкнул и даже головой мотнул вверх-вниз. Северус вздохнул, раскрыл сумку, вытащил из неё недоуздок с поводом и подал сыну:

— Иди, лови беглеца.

Гарри хмыкнул, вытянул недоуздок перед собой, расправил, встряхнул и позвал:

— Даси, ко мне!

И к величайшему изумлению Северуса, конь бодренько подошел к ним и сам, добровольно всунул морду в ремешки недоуздка. Гарри осталось его только подогнать к голове и застегнуть.

Дальше было путешествие с конем. Наем коневоза, доставка коня к поезду, погрузка его в вагон скотовоза и путь домой. Разумеется, они переживали и ломали головы, сможет ли Гарри уехать в Россию и не придется ли ему тащить коня с собой. К их облегчению, по прибытии на Тисовую Дас с видом хозяина обошел садик по периметру, остановился у особенно пышного розового куста, вдумчиво внюхался в белые розы, с мечтательным выражением морды сорвал одну и принялся неторопливо жевать. Бедная Петунья, чего стоило ей удержаться на месте и не накинуться на вредного зверюгу с полотенцем и руганью. Лошадиную логику лучше не пытаться понять. Дас предпочел тесный маленький садик просторной леваде в далекой Шотландии. И за Гарри он больше не рвался. Так что было не совсем понятно, а куда конкретно Дас сбегал — на Тисовую улицу или за Гарри. Таким образом, из-за Даса Гарри пришлось задержаться и выехать из Англии на пять дней позже. Но к счастью и слава богу, есть на свете телефон, с помощью которого Дурсли связались с городом-на-Неве и объяснили Белым причину задержки, родители Вани успокоили Дурслей и заверили, что в Питере Гарри встретят.

И вот огромная толпа родни провожает двух человек в аэропорт Станстеда. Гарри и полковника Шелли почти не видно из-за тел четырех Дурслей, из которых стройной была только тётя Пэт, и стольких же Снейпов, включая Джона Сайруса на руках у Дженни. В руках у Гарри дорожная сумка и небольшой чемодан, зверей он с собой не брал, да и как их возьмешь на край света сквозь дикую череду таможни и ветконтроля? Правда, крылатого Мерлина не спросили, ну да он тоже никого не спросит, просто прилетит однажды к Гарри, да и всё…

Прошли регистрацию, оплатили бронь и стали ждать очереди на посадку. Багаж уехал на погрузку, пассажиры сели в кресла в зале ожидания и, как водится в таких случаях, принялись выслушивать торопливые наставления провожающих родственников. У Гарри голова кругом пошла от монотонного гула голосов, то и дело из общего шума вырывались отдельные фразы:

— Ты зачем пижаму отложил? Я едва успела её обратно в чемодан положить!

— Не забывай принимать таблетки утром и вечером, вот эти лазиды после завтрака, они маленькие, а формины вечером, вот они, не перепутаешь.

— И сфотографируй Петропавловскую крепость, не забудь, прошу тебя.

— Ты уверен, что не заблудишься, Невилл?

— Роберт, ты забыл портфель с документами! Роберт, я с тебя таки поражаюсь, как ты можешь забывать документы?!

Гарри вздрогнул и резко развернулся в сторону скрипучего старческого голоса. Так и есть, древняя на вид бабуля висла на руке высоченного широкоплечего парня. Парня по имени Невилл Долгопупс. Не веря своим глазам, Гарри потрясенно крикнул:

— Невилл! Эй, Невилл!

Тот оглянулся, зашарил глазами по толпе, увидел. И одновременно мальчики начали проталкиваться друг к другу, протолкались и ухватились за руки. Жаркий, неотрывный взгляд глаза в глаза и вопрос:

— Ты куда, Невилл?

— В Россию, Гарри, в этот… Сан-Питер. Мистер Маринеро согласился поделиться с бабушкой Эликсиром Жизни, вот, лечу за ним. Наконец-то мы сможем исцелить моих маму и папу…

Северус закатил глаза, увидев Невилла, вежливо поздоровался с Августой Долгопупс, а Гарри подтащил друга к Густаву Шеллинбергу и жалобно попросил:

— Густав, это Невилл, пожалуйста, ты не мог бы присмотреть за ним, как за мной?

Густав задрал голову на верзилу со скромным лицом и, вздохнув, деловито спросил:

— А что, салага, в первый раз летишь самолетом?

В ответ Невилл робко кивнул:

— Да, сэр, в первый раз… и один.

— Ну ничего, салага. Ты, главное, нас держись, а мы с Гарри тебя не бросим. Всё будет в порядке.

Вот так волей случая, благодаря лошадиному капризу сошлись два пути на одной дороге. Пути Гарри и Невилла.

Гарри боялся лететь на самолете, он помнил, как сильно его укачало во время перелета из Лондона в Ганновер. Но ещё больше его пугало расстояние между Лондоном и Санкт-Петербургом — свыше двух тысяч километров, а если эти самые километры перевести в английские мили, то дорога и того длиннее станет. Так что хочешь не хочешь, а пришлось согласиться, что самолетом эти километры-мили покроются чуть более, чем за три часа безопасного полета.

Но даже этот мандраж моментально прошел и сгинул без следа, как только Гарри понял, что в Питер этим же рейсом летит и Невилл. И теперь прямо-таки поражался, как та блондиночка с еврея Роберта — о чем думают взрослые маги, посылая в чужую страну мальчика, который по-русски ни "бе", ни "ме"?! И даже без сопровождающего, одного! Как щенка в глубокую лужу, ей-богу, барахтайся как можешь, авось выплывешь!..

Невилл же, поняв, что отныне он не один, буквально прирос-прикипел к Гарри и Густаву, невысокому магглу с огромным носом. Что и говорить, он испытывал прямо-таки гигантское облегчение, дичайшую радость и пламенную благодарность от неожиданной встречи.

По радио объявили время, номер рейса и разрешение на посадку. Гарри подхватил сумку, другой рукой цапнул Невилла за локоть и поволок вслед за Густавом, который подобно маленькому катерку раздвигал авианосцы, прокладывая широкую просеку в безбрежной людской массе. Непонятно как, но этот щуплый полковник каким-то образом повелевал толпой, не то взглядом, не то харизмой подчиняя людей своей воле. Перед коридором в посадочный рукав Северус на пару секунд тормознул Гарри и незаметно от посторонних глаз сунул в сумку палочку с Косточкой. Хоть одно, хоть маленькое, но одно волшебное существо всё-таки отправится с Гарри, благо, что умный лечурка старательно прикидывался деревяшкой, не дышал и не шевелился, даже листики на макушке затвердели и как будто покрылись лаком. Уходя вдаль по рукаву, Невилл оглянулся на провожающих и успел увидеть, как бабушка прижимает к лицу платочек. Стало и грустно, и радостно — всё-таки за него переживают.

Вот и салон. Невилл с любопытством смотрел на ряды сидений — их три, вдоль окон-иллюминаторов и посередине, — резиновые дорожки, полки-боксы над головой; изнутри самолет совсем другой, чем снаружи. Место Невилла во втором кресле слева от прохода, места Гарри и Густава наискосок и в середине, не совсем рядом, конечно, но хоть в одном самолете летят, и то хорошо. Гарри его не видел, но зато пассажирку, соседку Невилла, видел прекрасно, дама была весьма внушительной комплекции, прямо как тётушка Мардж. Так вот, начала эта дама вертеться, то к соседу повернется, то в проход высунется, а спустя несколько минут после взлета громогласно подозвала стюардессу с требованием подать ей «рыгательный пакет». Многие пассажиры заметно позеленели от сего заявления и нервно оглядели её слоновью тушу, явно сомневаясь, что ей нужен именно крошечный пакетик, а не мешок для муки. Гарри робко дернул Густава за рукав рубашки:

— Я только что вспомнил… Невилл боится высоты.

В общем, для Невилла первый опыт полета на самолете вышел довольно плачевным, он потел, его тошнило и лихорадило, и если бы не друзья в лице Гарри и Гуса, черт знает, чем могло бы всё закончиться. И Гарри впоследствии не единожды возвел хвалу верному Дасу — если бы не конь, Невилл полетел бы один… А так они с разрешения капитана экипажа заняли кресла возле Невилла и в течение трех часов успокаивали его взбесившийся организм — вытирали пот, давали попить воды, прижимали к лицу пакет и уговаривали дышать туда.

Для Невилла эти три часа тянулись целую вечность, для Гарри и Гуса пролетели как один миг, оглянуться не успели, как объявили о посадке. И надо сказать, в голосе капитана прозвучало неприкрытое облегчение, а пассажиры разразились бурными овациями. А идя к выходу, Гарри занервничал, видя в иллюминаторах, как к самолету несутся белые с красным машины. Не надо быть семи пядей во лбу и российским гражданином, чтобы понять, что это кареты скорой помощи. Вот непруха, нельзя допустить, чтобы Невилла упекли в маггловскую больницу. Он бросил затравленный взгляд на Густава, тот моментально просек ситуацию, ему, кстати, тоже было не выгодно, чтобы иностранец угодил в больничную койку прямо с самолета. Не знаю, что он сделал, какое обаяние включил или какой магией воспользовался, но за то время, что прошло от прохода между сидений и до конца трапа, он, очевидно, успел кое с кем договориться. Итак, стоявший возле машин седой мужик в белом халате грозно осведомился:

— Кому плохо?

Ему ответила толстая матрона:

— Мне плохо, доктор, мне! Меня полечите.

— Ваше имя? — подозрительно прищурился врач.

— Марья Ефимовна я… — кротко заморгала матрона.

Кустистые брови сдвинулись ещё ближе.

— Мне вроде докладывали, что плохо парню.

— Вам послышалось, — встрял капитан, спускающийся по трапу, как и положено, последним. — В рации были помехи, я говорил: «Даме плохо».

Как и когда Густав успел договориться ещё и с капитаном, увы, останется навсегда его тайной. Тем более что их уже тут не было, они вместе со всеми пассажирами устремились к зданию аэровокзала. Это в Европе от вокзалов-терминалов к самолетам проведены телетрапы, а в России в девяностых годах всё было попроще. За время пробега от кошмарной воздушной машины до стеклянных дверей Невилл понемногу очухался и в светлую прохладу терминала вошел вполне бодрым. На таможенном досмотре Гарри пришлось понервничать, без зазрения совести двое хмурых мужиков потрошили сумки и чуть ли не обнюхивали каждый предмет. Гарри и Невилл чуть не спалились, когда молодой таможенник принялся рассматривать их волшебные палочки (три штуки, у Гарри две, и у Невилла одна). Смотрел, смотрел, вертел и так, и эдак… и обратился к Густаву:

— Чьто этъо?

— Поделки, — Густав смиренно пожал плечами, дескать, сами не видите, что ли?

Бдительный таможенник пощелкал ногтем по лечурке, чем чуть не довел Гарри до инфаркта, и… положил обе палочки, роговую и деревянную, обратно в сумку. Поставил крестик мелом на кожаном боку и мотнул головой, проходите, мол.

Ох, неужели пронесло?! Гарри от счастья почувствовал себя стрижом, чудом избежавшим когтей коварной кошки — хотелось петь и взлететь высоко-высоко…

— Гарри-и-иии!!! — отчаянно-радостный визг едва не оглушил, а налетевший Ваня чуть не сбил с ног. Ого! Гарри с восторгом смотрел на коренастого крепыша с простецким славянским лицом и серо-стальными глазами. Ещё у Вани была широкая, искренняя и счастливая улыбка, такая же, как его душа, добрая и широко распахнутая.

Родители Вани приветливо улыбались и терпеливо ждали, пока улягутся все восторги вокруг прибытия заморского гостя. Потом стали знакомиться. Двинулись было к выходу, но что-то заставило Гарри обернуться на Невилла. Так и есть, он одиноко стоял возле колонн и тщетно всматривался в плакаты с именами, ища имя «Маринеро» или свое собственное. Гарри вернулся к нему, Густав объяснил Ване и его родителям, что Невилл прилетел с ними и что его должны были встретить, но, может быть, они опаздывают? Семья Белых окружили Невилла и Гарри и честно прождали чужого человека несколько часов. Время от времени задавали уточняющие вопросы:

— Как его зовут? Маринеро?

— У тебя есть его телефон?

— А адрес? Адрес есть? Давайте парня сами отвезем... как нету адреса?

Спустя час:

— Кто-нибудь чай хочет?

Спустя ещё один час:

— А где здесь туалет?

— Кто такой Маринеро? Художник? Итальянский мафиози? Не знаешь? Ну, парень, ты даешь, как так можно, ехать незнамо к кому и незнамо куда!

— Слушай, закат такой красивый… Мороженое будем? Пойду, всем куплю.

Ещё пять часов спустя бесплодного ожидания, когда стало точно и стопроцентно ясно, что за Невиллом никто не придет ни сегодня и ни завтра, было решено отправляться на квартиру Белых. Конечно, Невилл был подавлен и просто вне себя от ужаса, ну как же так, почему его никто не встретил?! А если бы он был один??? Вот тут-то Гарри был полностью с ним согласен и даже рассказал о том, что его задержал Дас. От наплыва новых эмоций Невилл аж зажмурился, с благодарностью вспоминая славного гнедого толстяка, что весь год пасся в леваде при Хогвартсе в компании двух крылатых лошадей.

К счастью, автобусы ещё ходили, так что до Зелёного района доехали без проблем, потом дружной кучей ссыпались с автобуса и полчаса шли куда-то дворами. Но вот, наконец, и цель их путешествия — извилистая длинная окраинная улица в старой части города. Лично Гарри был рад, что его не потащили в те безликие бетонно-блочные высотки, ему куда больше импонировала вот эта симпатичная зеленая улочка с двухэтажными домиками с покрытием стен из дранки и розовой штукатурки. На торце крайнего дома Гарри приметил табличку с двумя словами, названием улицы, и цифру шестнадцать, второе слово было написано крупными буквами и совсем коротеньким, всего четыре буквы, и знакомых было три «М», «Р» и «А». Ваня перехватил его взгляд и понятливо пояснил:

— Здесь написано «улица Мира, дом 16». Наш дом дальше, в конце улицы, седьмой номер.

Гарри с интересом уточнил:

— Так это русская буква «Р»? А я прочитал её как «П», а что такое «Мира»?

— То же самое, что ваши пис, универсал и ворлд.

Невилл хоть и переживал, а всё-таки к разговору прислушивался, благо, что Ваня довольно сносно говорил по-английски. В доме номер семь был один подъезд, два этажа и четыре квартиры. Отец Вани, задевая макушкой голую лампочку, достал из кармана ключи и открыл простую деревянную дверь с латунной циферкой «1».

Вошли в полутемную прихожую и тут же были атакованы тоненьким тявканьем и сварливым девчоночьим голоском:

— Ну где вас черти носят?! Мы с Тошкой тут совсем испереживались. Только не говорите мне, что рейс из Лондона задержали, ни за что ведь не поверю.

Тут кто-то включил свет и Гарри увидел Марину, она стояла нахмуренная и уперев руки в боки, ни дать ни взять жена, встречающая подзагулявшего мужа. К её ногам жалась маленькая собачка, продолжавшая визгливо тявкать. За два года девочка заметно выросла и окрепла, на бледных и худых когда-то щеках сейчас сиял здоровый румянец, серые глаза метали возмущенные молнии. И Гарри сам не заметил, как его губы разъехались в глуповатой улыбке — как же он рад был увидеть совершенно здоровую Марину!

— Хелло, Марина! А я — Гарри.

Девочка смягчилась и благосклонно кивнула. Посмотрела на Невилла, и Ваня пояснил:

— Мы из-за него задержались, его никто не встретил. Это друг Гарри, его зовут Невилл.

— Не люблю имена с двумя «л» в конце… — буркнула девочка, подумала и сообщила: — Я буду звать тебя Невом, согласен?

Гарри и Ваня на пальцах объяснили Невиллу, в чем заключается смысл фразы. Тот выслушал, вздохнул и удрученно пробормотал:

— Да хоть Чайником назовите, только на плиту не ставьте. Согласен, конечно, куда я денусь…

Квартира оказалась хоть и трехкомнатной, но всех гостей едва-едва разместили. После недолгих и очень сдержанных споров сквозь зубы с горем пополам расположились следующим образом: мама ушла в комнату дочки, Гарри и Невилл улеглись спать в комнате Вани, а папа и Густав устроились в супружеской спальне. Была ещё кухня, но в ней, к счастью, никого не пришлось укладывать. Старшая сестра Вани и Марины, как выяснилось, уже вышла замуж и жила теперь отдельно и очень далеко, в приуральском городе Мурени. В том самом, куда собирался Ваня на лето и куда пригласил английского друга. Так что это был ещё не конец пути, а только самое начало.

На раскладушке было странно спать, но Гарри слишком сильно устал накануне, чтобы обращать внимание на эти мелочи. Невиллу на пол положили пару матрасов, которые выкопали из многолетнего завала на балконе. Никто, впрочем, не роптал, обстоятельства, что поделаешь…

На следующее утро после аппетитного завтрака из каши с оладьями Гарри решил, что надо начать с чего-нибудь, например с выяснения, почему Невилла никто не встретил, и спросить, наверно, надо папу. Телефон стоял на полочке в прихожей, Гарри попросил разрешение позвонить. Конечно же, ему разрешили и даже помогли набрать код. Гудки, щелчок и голос тёти-мамы Пэт:

— Алло?

— Мама, здравствуй. Дай мне папу, пожалуйста.

— Которого из них? — пошутила Петунья.

— Северуса! — засмеялся Гарри.

Тётя позвала к телефону Северуса.

— Привет, Гарри. Как доехал?

— Привет пап. Хорошо доехал, но у нас проблемы. Свяжись с леди Августой Долгопупс, выясни, пожалуйста, почему Невилла никто не встретил.

— То есть… я правильно тебя понял, мистер Игнотус Маринеро не встретил Невилла? А вы не пробовали искать Игната Маринера?

— Нет, папа, но… бабушка ему ничего… никаких подробностей не говорила, а к Невиллу никто не подошел. Но всё равно спасибо, папа, теперь мы знаем, что надо искать человека по имени Игнат Маринер.

— Степанович, — добавил Северус. — Его полное имя Маринер Игнат Степанович. И как бы там ни было, но я со своей стороны обязательно свяжусь с леди Августой. Кто его знает, вдруг старый пенёк страдает склерозом?.. Удачи вам с Невиллом, Гарри.

— Спасибо, папа, — поблагодарил Гарри и с облегчением повесил трубку.

Гарри тут же сообщил всем, что надо искать человека по имени Игнат Степанович Маринер. Вадим Петрович, папа Вани, сразу же начал действовать: вытащил из-под телефона толстый телефонный справочник и стал его листать. А Надежда Михайловна взялась за газеты, и в одной из них, в «Вечернем Петербурге», обнаружила заметку о пожаре в театре. Среди имен погибших, увы и ах, стояло имя «Маринер И. С.»

Повисла давящая тишина, все с сочувствием и состраданием смотрели на Невилла, тот сидел ни жив ни мертв — рухнули его такие надежды и планы… На глаза навернулись горячие слезы, это и в самом деле ужасно — приехать к человеку за лекарством для родителей и в одночасье растерять все радужные мечты, узнав, что потенциальный спаситель мамы и папы мертв, буквально сутки назад погибнув на пожаре.

Вадим Петрович поскреб шею и задумчиво предложил:

— Надо бы съездить к нему. У него наверняка остались родственники, а у тех, возможно, есть что-то для Невилла.

— Похороны должны состояться в пятницу… — негромко добавила Надежда Михайловна.

— Завтра… — эхом отозвался Вадим Петрович.

После недолгих совещаний решили не навязываться посторонним людям, а съездить на похороны и там разведать обстановку. Ну, а пока надо было чем-то развлечь гостей из Англии. Гарри попросился в знаменитый Эрмитаж, у Вани при этом вытянулось лицо, и в ответ на вопросительные взгляды Гарри и Невилла он пояснил:

— Там три миллиона экспонатов, их и за восемь лет не осмотришь.

— Ничего себе! Эрмитаж настолько большой? — поразился Гарри.

— Он безграничен! — клятвенно заверил Ваня.

— Ничего страшного, — успокоила ребят мама Вани. — Всё посмотреть невозможно, это верно, но и того, что вы увидите, хватит на всю жизнь. Уж поверьте, я там работаю и знаю, что говорю.

Но в первый день они пошли не в Эрмитаж, а в Зоологический музей: Надежда Михайловна сказала, что в Эрмитаж лучше идти с утра, а не когда прошло уже полдня. Чучела, чучела, чучела… Каких только тут не было чучел. Даже личная лошадь Петра Первого была, по имени Лизетта, была и собака с той же кличкой, гладкошерстный терьер. Другая собака была породы булленбейцер по кличке Тиран, и размерами она ненамного уступала лошади. Скелет синего кита поверг Гарри в шок. Тридцатиметровое пространство зала почти целиком занимал огромный тяжелый костяк, и у Гарри прямо сердце зашлось, едва его богатое воображение натянуло на кита шкуру и отпустило обратно в океан… нет, всё-таки хорошо, что такие монстры обитают в морях. Чучело Березовского мамонта тоже впечатлило, почти лысый, но тем не менее внушительный и какой-то очень грустный, он полулежал-полусидел на скале, свесив вниз куцый огрызок хобота. Надежда Михайловна пояснила, что его объели собаки, когда мамонт начал оттаивать из-под снега, вот так-то вот, туше свыше сорока четырех тысяч лет, а его мясо было съедобным.

Тигры, трехметровые белые медведи, всевозможные копытные от гигантов-бизонов до крошечных мускусных оленьков-кабарг. Сотни тысяч и миллионы бабочек и жуков всех цветов и размеров. И птицы, конечно же, ни один музей мира не обходится без пернатых. А во дворе Эрмитажа сновали кошки. Живые. Они оказались штатными сотрудниками музея, имели койко-место и даже получали зарплату! Кошки охраняли экспонаты, ловили музейных вредителей — мышей и крыс. И всё-таки Гарри покинул музей со странным ощущением того, что он побывал на кладбище, слишком много было там покойников, звериных трупов. Ведь на самом деле каждый зверь раньше жил, бегал, дышал и искал пищу, прежде чем стать чучелом.

Мельком заглянули в Скифские залы, и там, увидев мумию лошади и её хозяина-скифа, Гарри сдался и запросился где-нибудь отдохнуть. Его просьбу исполнили, повели гостей в кафе с забавным названием «Лягушатник», где ребята насладились вкуснейшим мороженым.

На следующий день поехали на похороны. Несмотря на раннее и пасмурное утро, в автобусе было очень много людей, и Гарри стоял практически уткнувшись носом в потную подмышку какого-то гражданина. Верзила Невилл чувствовал себя очень неуютно из-за своего роста, головой он буквально уперся в потолок, а об его ноги все спотыкались и нещадно оттаптывали.

Волковское кладбище поражало своей тишиной и печальной красотой, оградки, памятники, кресты… и мало чем оно отличалось от любого английского, те же деревья, те же склепы. Идя к месту сегодняшних погребений, Гарри пытался понять, как мог погибнуть волшебник? Разве он не мог трансгрессировать подальше от опасности? Гроб уже был закрыт, и покойного Маринера они так и не увидели. Но зато слышали разговоры, из которых им открылась нерадостная истина — старик Маринер кинулся выталкивать из-под рушащейся ложи беременную женщину, которая по причине своей тягости тупо застряла в проходе. Да, тётку-то он вытолкнул, а сам… Причина пожара тоже оказалась банальной — неисправная проводка, где-то что-то замкнуло, искрануло, и готово, полыхает старое здание, которое вот уже сто лет обещают отремонтировать. Короче, констатировал Ваня, ничего нового, обычные дела у них в России. Гарри только плечами пожал, обычные так обычные, главное, он понял, почему старик не стал спасаться, он был занят благородным делом — спасал беременную даму. Постепенно люди разошлись, возле свежей могилы остались только родные и самые близкие друзья старика. Вадим Петрович подошел к ним и осторожно кашлянул, привлекая внимание. Скорбные взгляды пятерых человек устремились на него. Вадим Петрович привлек за плечи Невилла и извиняющимся тоном обратился к горюющим:

— Простите за беспокойство, но нам это очень важно узнать… Игнат Степанович не ждал гостя из Англии?

На лицах четырех стариков и старушек отразилось недоумение, но на лице молодой женщины появилось понимающее выражение, она мелко-мелко закивала, прикладывая к уголкам глаз черный платочек:

— А как же, как же, ждал. Я и комнату молодому человеку приготовила, и список составила под дедушкину диктовку, всё-всё давно готово. Но я, правда, уж и позабыла за суетой, что дедушка кого-то ждал, слишком неожиданно всё это случилось! — её серые глаза скользнули по Невиллу, и она слабо улыбнулась. — Вы и есть Невилл Долгопупс?

Тот громко сглотнул и судорожно кивнул.

— Хто? — хрипло прошамкала одна из старушек, остро вглядываясь в Невилла, и вдруг всплеснула сухонькими ладошками. — Ах ты ж Господи, неужто внук Августы?!

— Вы знаете бабушку? — ошарашенно переспросил Невилл, и его можно понять, встретить ещё кого-то, кто знает твою бабушку лично, да не в Англии, а очень и очень далеко в России, такие шансы, знаете ли, хорошо если раз в столетие происходят. А бабулька дальше шамкает:

— А хто ж её не знает, Августинью-то? Графиню-то Долгопопс?

Час от часу не легче, у неё и имя русское, и дворянство… На какой я планете, мама?.. А истина, как говорится, оказалась в вине. В красном, «Царицынское подворье». Предки Невилла были сплошь герцогами да графьями, и один из них, Павел Долгопопов, ещё в царские времена основал винно-водочную империю. Лучшие вина поставлялись по всем столам со всех югов Российской Империи — Украины, Молдовии, Болгарии, Чехии… И были известны по всей стране необъятной, от Балтики до Сахалина. Так же был известен и твердый бренд вина, царская корона в обрамлении виноградной лозы и грозди. Ну и как водится при каждом процветающем бизнесе, его антипод, злостные завистники, которым просто надо напакостить врагу и отжать себе хоть какой-то кусь. А тут как раз и «сухой закон» нагрянул. Граф Арманд Долгопоп затянул пояс потуже, распродал фабрики и, каким-то образом разорив конкурентов тем, что разобрал и забросил заводы, распустил рабочих, взял в охапку жену и дочку, да-да, ту самую, Августиньюшку, эмигрировал в Англию. И там он, судя по всему, неплохо устроился, завел новое дело, выпустил в положенное время на ярмарку невест свою красавицу-дочь, Августу Долгопупс. Разумеется, выходя замуж за виконта Редлинга, юная леди поставила железное условие — она сохранит свою исконную фамилию в своих детях. Что ж, так и вышло, правда ребёнка она только одного успела родить, Френка, её крайне пожилой муж скоропостижно скончался, и она осталась молодой и веселой вдовой. После смерти супруга Августа вернула себе девичью фамилию. Как видите, всё просто, как пень. Френк, кстати, отказался от титула, пожалованного ему матерью, он, будучи современным человеком, счел это пережитком прошлого, плюнул на этикеты и с подачи Дамблдора ударился в мракоборчество. Невилл при этом факте едва удержался от острого желания побиться обо что-нибудь головой — ну спасибо, папенька, лишил сына такого наследства! Только графская фамилия от него и осталась… А прадедушка, значит, Арманд-Арфанг был, интересно, а как здесь прабабушку Каллидору Блэк звали?

— Лидия Чернова её звали, — прошамкала Клавдия. — От память моя несуразная! Што вчера было не помню, а што полсотни лет назад — как перед глазами. Сама-то она нерусская была, из англицкой аристократии, у неё ещё сестры были, Чариси и Цедрелла Блэк, от имена, изык сломаешь, прежде чем выговоришь… Каллидора-Каллидора… да ну её в… каллидору, мы её попроще, Лидкой кликали.

— А почему не Дорой? — поинтересовался Гарри.

— Так она ж по паспорту, по расейскому, Лидией была прописана.

Тут в комнату-залу вошла Настя, внучка покойного Игната Маринера, и принесла папку с бумагами, которую и протянула Невиллу.

— Вот, здесь всё, что оставил вам дедушка.

Невилл, побледнев от волнения, взял папку и отошел к окну, а Гарри и Ваня с родителями деликатно отвернулись к столу с поминальной тризной. Густав разлил водку, Вадим налил подросткам лимонад, взял стопочку и вздохнул:

— Ну, покойся с миром, незнакомый и хороший человек…

Выпили, помолчали. Шуршали бумаги у окна, потом раздалось гулкое бумс, бумс, бум… Посмотрели — а это Невилл всё-таки дошел до ручки, начал биться лбом об стекло. Гарри встревоженно окликнул:

— Эй, Невилл… ты чего?

В ответ он лишь молча подошел и дал Гарри письмо:

— Прочитай всем.

Сел на диван, прожег взглядом ближайшую стопочку с водкой, явно прикидывая — а не начать ли знакомство со спиртным прямо здесь и сейчас? Вадим предусмотрительно отодвинул стопочку подальше. Гарри начал читать — письмо было написано на дикой смеси латыни и русского — но рядом был Ваня, и с его помощью Гарри всё-таки разобрался с мешаниной языков и стилей, гадая при этом, а как Невилл-то продрался сквозь те же дебри, неужели русские корни проснулись?

«Совсем скоро я совершу ещё одно увлекательное путешествие в страну Берендея. Хоть я и привык странствовать один, на сей раз у меня будет спутник, молодой человек из Англии — Невилл Долгопупс. Мне крайне не терпится познакомиться с внуком милейшей Августиньи, которого я видел лишь единожды, на руках у Алисы в синем конвертике возле роддома. Тогда малыш размером с батон ни на что не был похож, так, красное сморщенное нечто. Сейчас, по словам Августиньи, Невилл более-менее похож на представителя славного вида Homo Sapiens. Дорогая Ядвига, уж не обессудь, но мы с мальчиком придем к тебе, чтобы проредить твои ведунские запасы, особливо нежно моя душа лежит к одному зельицу, которое ты именуешь Живой водой. И я надеюсь на твою щедрость и человечность, дорогая Ядвига, ибо мальчику эта водичка очень нужна, она единственное средство для исцеления его родителей от дурного недуга. Я помню красавицу Алису и очень хочу, чтобы она выздоровела. Ну, дорогая Ядвига, засим прощаюсь с тобой до встречи, передавай привет Баюну и Буяну, обними Лиходея и поцелуй Горыныча хотя бы в одну из трех голов.

Всегда твой Игнат Маринер»

Офигевший от письма Гарри поднял голову и дикими глазами уставился на Настю. Та грустно улыбнулась и покачала головой:

— Вы, наверное, уверены, что мой дедушка ненормальный, да? Это не так, он профессор филологических наук, член союза писателей, автор множества научных трактатов по философии и… просто хороший человек и замечательный дедушка.

— Да нет… — смутился Гарри. — Просто неожиданно как-то… и у кого тут три головы?

— У Змея Горыныча три головы, — серьезно сообщил Ваня. И добавил: — Это каждый ребёнок знает.

— Я не понял… — озадаченно прогудел Вадим Петрович. — Игнат Маринер что, собирался отправиться с Невиллом в сказочную страну, в сонное царство Берендея?

— А как же, папа! — с важным видом пояснил Ваня. — Тем более что она в приуралье и находится. Как раз там, куда я собираюсь на лето.

— Ох, Ванька, учти, услышу ещё раз, как ты устроил охоту на очередного тяни-толкая, враз приеду и заберу тебя оттуда. И никогда, слышишь, никогда больше не отпущу на каникулы к чокнутой тётке Варе.

— Не волнуйся, папа, я давно убедился, что тяни-толкай сугубо вымышленное существо и обитает оно лишь на страничках книжки про доктора Айболита.

Гарри и Невилл нервно переглянулись, стало отчего-то ясно, что Ванечка тесно связан со сказочным миром, куда теснее, чем они полагали. И пусть Ваня является стопроцентным магглом, но к волшебному миру он всё-таки имеет какое-никакое отношение. Он знает о нем, и это самое важное. Теперь надо как-то намекнуть ему, что они тоже не простые люди, а волшебники. Интересно, как Ваня воспримет это?

Что ни говори, а это была очень насыщенная пятница. Похороны, знакомство с Настей Городецкой, история бабки Клавдии… а уж тот факт о русском происхождении бабушки Невилла вообще всё поставил с ног на голову. Ну, почти русской, не суть, мама у неё хоть и была из Блэков, зато отец — русский дворянин.

До квартиры Белых снова добрались поздно вечером, и под бубнеж недовольной Марины, наспех перекусив, отправились по постелям.

Звонко звякнули пружинки раскладушки, и мягко прогнулось полотно, когда Гарри юркнул под тонкое байковое одеяло, глухо скрипнули поролоном матрасы под весом Невилла, и тихо загудела сетка на железной кровати Вани. Какое-то время висела тишина, нарушаемая лишь дыханием и возней мальчиков. Потом Гарри неуверенно спросил:

— Уайти, а сколько времени?

— Одиннадцать, — отозвался тот. Гарри перевел взгляд на окно, полосатые занавески были задернуты, но не полностью, и в проеме полога виднелся голубоватый сумрак.

— А когда стемнеет?

— В конце августа.

— Почему? — удивился Гарри.

— А… не знаю! — тихо засмеялся Ваня. — Всегда так было, ещё с мая у нас начинаются белые ночи и продолжаются до конца июля — начала августа. Всё дело в широте. Говорят, на юге белых ночей не бывает.

— Слушай, а Марине не скучно сидеть дома одной? Мы целый день были на улице, а она…

Ваня фыркнул:

— Гарри, если бы я не знал, откуда ты родом, то решил бы, что ты сибирский наивный валенок. Маринка дома не сидит, она целыми днями гоняет на велосипеде в большой компании подружек, при этом не забывает заскочить домой, перехватить со сковородки пару котлет, покормить Тошку и снова усвистывает на улицу. Домой она, правда, приходит как штык, всегда в девять часов.

— А сколько ей лет? — спросил с пола Невилл.

— Десять. Вполне самостоятельная личность.

— Значит, два года назад ей было восемь? — уточнил Гарри.

— Да, Гарри. И это благодаря тебе она пошла во второй класс здоровой. Спасибо за оберег.

— За что? — переспросил Гарри, не поняв незнакомое слово.

— Оберег, амулет, который ты ей сплел, помнишь, браслетик.

— А-а-а… фенечка та… помню.

— Кстати, а из чего она? Я понял только, что из конского волоса, а вторая шерсть чья, козья?

— Нет, единорожья… — серьезно сказал Гарри и затаил дыхание; поверит — не поверит?

— А! Вот почему она в темноте светится! А я-то… ха-ха, нафантазировал, сочинял всем направо-налево, что это шерсть лунного тельца, она же особенно ярко при луне светилась.

— Э-э-э… а у тебя из-за этого не было неприятностей? — с опасением спросил Гарри.

— Были, конечно! — с готовностью начал вещать Ваня. — У меня по жизни каждый день неприятности. Учительница уже все руки об стол отбила — как услышит очередное мое вранье, так по столу ладонью — трррах, и кричит: Иван Белый, прекращай сочинять! И немедленно передай родителям, чтобы они завтра явились к директору!

— И что они… родители? — осторожно подтолкнул Гарри.

— А что родители? Мама хорошо если полотенцем приложит, да и то когда настроение соответствующее, а папа… папа крут! Стоит перед Сергеем Ивановичем — это директор наш — и терпеливо объясняет ему, что детей он с рождения пальцем не трогал, что телесное наказание в нашей семье неприемлемо, а что касаемо моих фантазий, то это не катастрофа и не конец света, а всего лишь мышление здорового мальчишки. Вот вы, директор, когда-нибудь на Луну мечтали полететь? А Северный полюс покорить? А открыть новый вид динозавра где-нибудь в бассейне Амазонки? В общем, так достает и допекает Сергея Иваныча, что тот в конце концов прямо-таки выталкивает папу из кабинета, да ещё и извиняется при этом за то, что мне двойку поставил.

Ваня выжидательно замолчал, задорно сверкая глазами, Гарри и Невилл приняли приглашение и охотно посмеялись, только тихо, чтобы весь дом не перебудить. А потом Невилл робко поинтересовался:

— Мистер Уайт, а вы правда едете в страну Берендея?

— Лично я еду в Муреньку, это таежный городок в тридцати километрах от Уральского хребта, в республике Коми. Далеко-далеко на севере… — тут Ванька перешел на зловеще-дурашливый шепот с придыханием в конце каждого предложения. — Там чудеса: там леший бродит… Русалка на ветвях сидит… Там на неведомых дорожках… Следы невиданных зверей… Избушка там на курьих ножках… Стоит без окон, без дверей…

Невилл притворился напуганным, вытаращил глаза и с тихим писком накрылся одеялом, оставив щелочку, в которой в полумраке заблестели белки «испуганных» глаз. Гарри беззвучно затрясся от тихого хохота, и лишь пружины раскладушки выдавали его смех неудержимым мелодичным перезвоном. Ваня сдавленно хихикал, кусая подушку. А когда они чуть успокоились, вполне серьезным голосом сказал:

— На самом деле я не знаю, где находится Берендеево царство. Во всех хрониках адреса этой сказочной страны сильно расходятся, кто-то утверждает, что она у Лукоморья, кто-то с пеной у рта уверяет, что точный адрес царя Кощея — Брянский лес… А кто-то и вовсе говорит, что страна эта — повсюду, вот прямо здесь, где ты стоишь. И попасть в неё можно всеми путями: по неведомой дорожке, по следам козьих копыт, а то и просто с помощью фантазии.

Гарри покивал на это — ну да, ну да… Косой переулок куда как более точный адрес. Маггл может целую вечность простоять у той стенки и даже разобрать её по кирпичику, а в Косой переулок всё равно не попадет, а только с помощью волшебника, который его за руку проведет, и то с разрешения Министерства магии. А в России, похоже, нету таких строгих ограничений, вон, Ваня сказал — о змеях-Горынычах каждый ребёнок знает. Как сказку, конечно, но ведь знает же. А британские маги из кожи готовы вылезти, а тайну своего мира нипочем не откроют, и за примером далеко не надо ходить, вот Гермиона, она до одиннадцати лет ни слухом ни духом знать не знала о Косом переулке, а про волшебную палочку знала только, что ею пользуются сказочные феи. Да и сам он про драконов сказки только читал, а теперь вот у него настоящий дракон есть. Подумав обо всем этом, Гарри счел не зазорным спросить:

— Уайти, а как у вас тут с ведьмами в средневековье обращались?

— Да у нас каждая кассирша вредная карга… — проворчал Ваня. И продолжил более серьезным тоном: — Никак не обращались, ну, шарахались, бывало, вслед плевались… что ни баба с дурным характером, то ведьма. А к настоящим знахаркам и ведуньям с уважением относились, дары всякие носили за услугу добрую, ткани там, туесок с мукой да зерном. Ну и она в долгу не оставалась, тоже наградит доброго человека щедрыми лесными дарами, травками целебными, оберегами, амулетами разными от порчи и сглаза, и всё такое.

— А колдуны у вас есть? — снова спросил Невилл.

— Есть. На голубых вертолетиках летают и раздают всем волшебные спички, — ответил Ванька, сделав морду кирпичом. Но почему-то до Гарри и Невилла дошло, что он шутит. — Но вообще-то к ведьмакам у нас нейтральные отношения, это, наверное, зависит от склада характера каждого отдельно взятого колдуна, хороших уважали, а плохих боялись и убивали.

— Мистер Уайт, а вы… — начал было Невилл, но Ваня вдруг перебил его.

— Слушай, ты… Невский, прекращай-ка ты мне мистерить, ну какой я тебе английский мистер, а?! Я уже шестнадцать лет Иван, мое имя короче некуда и легко выговаривается, попробуй назвать Ваней, а если не получится, то придумай мне какое-либо свое прозвище. Уайти — это привилегия Гарри. Он мой друг, и я разрешаю ему называть меня так.

Невилл, получив столь неожиданный втык, смутился и чуть было не обиделся, он-то старался быть вежливым, а тут такое… претензии такие. Но Гарри опередил его обиду:

— Да, в самом деле, Невилл, попробуй выговорить его имя! У меня вот не получается, как ни стараюсь. Попробуй, Невилл.

— Ваня! — недовольно буркнул Невилл.

— Ух ты! — восхитился Ваня. — Чувствуется русская косточка! Русский дедушка — это вам не кот наплакал. Браво, Невский, поздравляю!

Гарри тихо засмеялся, потом посмотрел в сторону своей сумки, которая стояла у стены и была едва различима в голубом полумраке, подумав, спустил руку с раскладушки и тихонько постучал пальцами по выцветшим половицам. Клапан сумки шевельнулся и приоткрылся сбоку, из неё на пол с деревянным стуком выпало что-то маленькое и темное и поползло от сумки к раскладушке. Невилл приподнялся на локтях, Ваня повернулся набок, две пары глаз с любопытством следили за передвижением странного существа — не то богомол какой, не то вовсе какая-то кракозябра. Невилл хмыкнул:

— А я и не заметил, как ты лукотруса с собой провез.

— Кого? — удивленно переспросил Ваня.

— Это лечурка, — пояснил Гарри, пристраивая его на ладони. — Из рода древесных фей, его зовут Косточка.

Ваня скользнул на пол, на коленях подполз к Гарри и, сев рядом с раскладушкой, принялся рассматривать необычного гостя из волшебного мира фей.

— Славный какой… — завороженно выдохнул Ваня, налюбовавшись на листики на макушке, на разнопалые ручки и прочие части тела.

— Но это секрет! — шепнул Гарри. — Никому не говори о нем.

— Я, по-твоему, кто, идиот?! — возмущенно зашипел Ваня в ответ. — Конечно, я никому не скажу! — тут он кое-что вспомнил и остро глянул на Невилла. — Я тебя перебил. Ты что-то хотел сказать мне, Невский?

— Я попросить хотел, — застенчиво заулыбался тот. — Можно я вместе с вами поеду?

Ваня кивнул, встал с пола и, подойдя к окну, отодвинул занавеску. Призрачно-голубой свет волнами хлынул в комнату, сопровождаемый дрожащей дымкой, и словно янтарным сиянием залило стены, все поверхности и лица мальчишек. Гарри даже зажмурился — янтарное тепло ласково касалось его кожи, даруя ей мерцающий блеск. Янтарные ночи Балтики — вспомнилось Гарри, где-то он слышал или читал эти слова, тогда он их не понял… а вот теперь значение той загадочной фразы выросло перед ним во всей своей красе. Господи ты боже мой! Неужели речь шла всего лишь о белой ночи северного города?! Вот чудеса-то!

— Ванька… — потрясенно выдохнул он. — Ты же живешь в сказке!..

Ваня смущенно улыбнулся и легонечко, как-то очень деликатно попинал ногой сумку Невилла.

— Те письма у тебя с собой, Невский? Покажи-ка, надо посмотреть, куда собирался ехать с тобой дед Игнат.

Поняв задачу, Невилл тут же зарылся в сумку в поисках папки, которую передала ему Настя. Нашел, протянул Ване, тот плюхнул папку на стол, сам сел на стул и принялся перебирать бумаги, особенное внимание он уделял конвертам. Свет он не стал зажигать, да и зачем? Белая ночь на то и белая ночь, чтоб даровать освещение круглосуточно. И Гарри с Невиллом теперь вовсю знакомились с нею, сидели на подоконнике и молча пялились в янтарный купол, даже Косточка и тот зачарованно замер, сидя на коленке Гарри, вытянувшись в струночку и пожирая глазами необычное небо.

— Нашел!.. — шепнул позади них возбужденный голос Вани. Невилл обернулся и взял протянутый ему конверт. Прочел:

«Борогорск, "до востребования", Костянникова Я.»

И ничего не понял, недоуменно заморгал.

— Что это, Ваня?

— Адрес Ядвиги! — Ваня посмотрел на Невилла, как умный Шерлок Холмс на тупого Ватсона. — Да ты на индекс глянь! Это тот же регион и даже район, в котором живет моя тётя Варя. Так что в этом тебе повезло, Невский, ты поедешь с нами, это же в одну сторону, только моя деревня немного дальше к северу. Ты можешь остановиться у нас, а к Ядвиге съездишь на автобусе… то есть мы вместе съездим, зайдем на почту и спросим её точный адрес. Что скажете, ребята?

Гарри и Невилл в ответ только радостно и благодарно улыбались, на слова и так уже не хватало ни сил, ни эмоций. Да и так ли уж они нужны, эти слова?..

Разумеется, Гарри позвонил домой и сообщил, что Маринеро они нашли и что он, к сожалению, умер, но у Невилла всё в порядке, он среди друзей, а с ними он не пропадет. Также Гарри попросил передать леди Августе привет от Клавдии Замятиной.

Гарри и Невилл вот уже неделю живут в доме номер семь на улице Мира. Лето в Питере выдалось необыкновенно жарким, но Ваня ещё на второй день (после похорон) заметил, что у заморских гостей туго с летней одеждой, то есть она у них была, но подобрана под английскую погоду и моду — парусиновые брюки, рубашки-поло, легкие пиджачки на тросточках и прочая элегантная муть. Ваня покачал головой и выгреб из шкафа свою нехитрую одежку — шорты и майки. Для Невилла свои новые, ещё ни разу не ношенные вещи пожертвовал папа Вани. Англичане не протестовали, они и сами видели, в чем бегают по улицам местные мальчишки и девчонки. Так что… долой кроссовки и лоферы, привет, сандалии и шлепанцы! И понеслись по старым улицам шумные ватаги капитанов в ковбойках и шортиках… И строгали они шпаги из палок и сосновые кортики. Жгли костры и сидели с гитарой до утра… И бесшумно кружила вокруг тополино-июньская пурга. На улице Мира росли тополя, и знакомство с ними ошеломило Гарри, когда однажды, выйдя на крыльцо, он увидел… снег. В первый миг Гарри испугался и, ничего не понимая, смотрел, как в синем летнем небе на фоне зеленых деревьев кружат белые пушинки, их было так много, что создавалось впечатление полноценного зимнего снегопада, вот только… Разве бывает снегопад летом? Да и жарко было, явно не по-зимнему. Опомнившись, он поймал пролетающий мимо комок пуха и растер пальцами, гадая, что это такое и откуда оно взялось. Вышли Ваня и Невилл, последний, как и Гарри, смутился при виде «снегопада» и тоже поймал пушинку. Растер, сдул с ладони и спросил:

— Что это, Иван?

— Тополиный пух, — немного озадаченно ответил Ваня и в свою очередь спросил: — А что, у вас в Англии тополя не растут?

— Почему? Растут, бальзамический тополь, например, и пирамидальный. В парках и лесах. На улицах у нас платаны. Просто такого… чуда я не наблюдал, похоже на снегопад летом.

— Ага, — хмыкнул Ваня, — в народе так и говорят, тополино-июньская пурга.

— Красиво… — оценил Гарри, задумчиво глядя на летящие пушинки, летние снежинки.

Все эти дни они неспешно собирались. По совету Надежды Михайловны приобрели джинсы и кофты из хлопчатобумажной ткани с длинными рукавами — чтоб комары не съели, панамы и кепки — от солнца, Невиллу, кстати, панамки понравились, он находил их забавными. Хлопчатые полуштаны со множеством карманов, свитера, плащи на случай дождя, смены нижнего белья, носки… И самое важное, туалетная бумага, несколько рулонов, взять которые Ваня согласился после произнесения страшного слова «дефицит». Те рулоны Ванька безжалостно сплющил и распихал по всем рюкзакам и чемоданам.

А потом была дорога. Ехать предстояло сутки с гаком и с пересадкой. Сопровождал ребят, как и всегда, Густав. Гарри не спрашивал, почему решили ехать на поезде, а впоследствии был благодарен такому решению, потому что дорога вышла ошеломительная. Но обо всем по порядку…

Марина этим летом уезжала в пионерский лагерь, Ваня в Мурень, их родители оставались в городе на своих работах, отпуски у них будут ближе к осени. Тошка, маленький серый песик, был довольно самостоятелен, свободно шнырял по пригороду в окрестностях улиц Мира и Первомайской. Он никогда ни о ком не беспокоился, потому что точно знал, где кто находится, и по желанию приходил на чью-либо работу или в школу, чтобы встретить члена семьи и вместе с ним пойти домой. Тошка был уже немолод и его знал весь Петербург.

Провожали Ваню только родители, Марина уже уехала в лагерь на автобусе куда-то в Ленинградскую область. Густав занес чемоданы в купе и вышел к Белым на перрон. Мальчики скинули рюкзаки, сели на лавки. Ваня посмотрел на верхнюю полку и вздохнул — ему не разрешали ложиться там, мама опасалась его приступов и все время боялась, как бы он не навернулся с полки. Так что наверху спать лягут, скорей всего, Невилл и Густав. Гарри с любопытством осматривался, отмечая и багажные полки под потолком, и столик между сиденьями. В поездах ему пока не приходилось ночевать, и было страшно интересно, а каково это, спать под грохот колес и дорожную качку?

В купе вернулся Густав и внимательно посмотрел на парней, те уставились на него в ответ. Кашлянув, он негромко сообщил:

— Если я вам понадоблюсь, ищите меня у проводника в передней части вагона. И ещё, не пугайтесь ничего, ни остановок, ни смены направления, это обычные дела на Российской железной дороге. Кроме того, запомните — во время остановок туалеты не работают. Еда в синей сумке, все сразу не ешьте, оставьте что-нибудь на завтра, я не знаю, как тут с вагоном-рестораном.

И ушел, аккуратно задвинув купейную дверь. Ваня покачал головой, придвинулся и открыл её, вскоре стало понятно зачем. В открытую дверь заглянула проводница и, мило улыбаясь, спросила:

— Постель нужна, ребятки?

— Да, тётя Зина, четыре комплекта, пожалуйста, — вежливо ответил Ваня.

Проводница лукаво подмигнула ему и ушла, вернулась она с приличной стопкой одеял, простыней и подушек. Моментально разложив их по всем полкам, Зина бросила ещё одно слово:

— Чай?

— Попозже, спасибо, — так же вежливо отказался Ваня.

Она ушла, и Ваня закрыл дверь.

— Знакомая? — спросил Невилл.

— Угу, сколько себя помню, тётя Зина всегда была на посту. Я её два раза в год вижу, иногда чаще, когда в ту же сторону еду, но не в Мурень, а немножко поближе, в Сыктывкар. Это её постоянный маршрут…

— В Мурени у тебя тётя… — задумался Невилл. — А в Сык-тыв-каре кто?

— Папин завод минеральной воды, «Краснозатонская». Он туда по делам ездит и меня с собой иногда берет, если по времени его командировка совпадает с моими каникулами. Я вам покажу, когда будем проезжать поселок Краснозатонский, там одна из минеральных скважин, откуда поставляют воду…

В купе нагло заглянул какой-то мальчишка, стрельнул глазами по парням и шустренько убрался прочь, стоило только Ване нахмурить брови.

А поезд ехал, стуча колесами. Гарри и Невилл, впервые едущие по Российской железной дороге, прилипли к окну, с жадностью пожирая глазами проплывающие мимо города и поселки. Сначала было интересно, но… город за городом, череда поселков и деревушек, всё это уже через час надоело до чертиков. Да ещё и стоянки! На одном полустанке поезд простоял полчаса!

Свечерело, по всему поезду зажглись плафоны-лампочки. Густав, встав на столик, застелил верхние полки для себя и Невилла. Нижние полки застелили сами Гарри и Ваня, разделись до трусов и нырнули под байковые одеяла со свежими накрахмаленными пододеяльниками. Спать не хотелось, и Гарри просто лежал, чувствуя легкое потряхивание и качку под собой и слушая мерный грохот колес. Это была его первая ночь в поезде. Потом он всё-таки заснул, слишком устал от впечатлений необычного дня. Проснулся утром от запаха чего-то вкусного, оказалось, тётя Зина принесла Ване и его спутникам жареную картошку с яйцом. Позже заглянул молодой паренек-проводник, поставил на стол четыре кружки с горячим чаем и, собрав пустые тарелки, удалился, виртуозно закрыв за собой ногой дверь — трюк, достойный самого Гудини.

А скорый поезд летел себе и летел, глотая километры за километрами, тарахтя по мостам и насыпям, его скорость была приличной, но ещё приличней было Русское Пространство… Час за часом, вот уже полдень, а за окном всё то же — леса, леса и леса. Никакая фантазия не способна передать чувства человека, перед глазами которого бесконечной лентой бежит и бежит необжитая, дикая земля. А когда вдали промелькнет сизый дымок из труб немногочисленных деревянных домиков, то сердце так и екает в груди: боже мой! Ну неужели здесь кто-то живет?!

В каком городе была пересадка, Гарри не запомнил. Просто вышли из одного поезда и сели в другой, почти такой же, только без закрытых купе, он и назывался по-другому — плацкартным, в нем, как в электричке, было всё общим. Но места для сидения и спанья были теми же, как и столики у окон, и в «купе», и в коридоре, Гарри счел это странным. Однако Невилл с ним не согласился:

— Не более странно, чем у нас купейные стеклянные двери. У нас, если хочешь уединиться, достаточно задвинуть занавеску, и всё, ты закрылся ото всех. А здесь не так, здесь купе — настоящая комнатка, твоя личная территория.

— Уайти, а почему так? — пристал Гарри к Ване. Тот поскреб макушку и растерянно улыбнулся:

— А я не задумывался, ну… сейчас припомню, плацкарт дешевле вроде и вмещает больше пассажиров. Пятьдесят четыре места против тридцати шести в купейном. Чувствуете разницу? А вообще-то, это просто ещё один вид скорого поезда, что такого?!

Поезд тронулся, и у Гарри возникло странное ощущение дежавю, сначала он долго не мог понять, что не так стало в этом мире, а потом за окном проплыла чем-то знакомая станция и он сообразил — поезд поехал в обратную сторону!

— Уа-айти! — от испуга его голос дал первого петуха. — Мы что, возвращаемся?

— И да, и нет, — спокойно ответил Ваня и пояснил, видя озадаченные лица: — Едем назад до разъезда, а потом свернем на северную дорогу. Всё это время мы ехали на восток, сейчас наш курс немного изменился, и нам надо ехать на северо-восток. Всё ясно?

— А я предупреждал… — лениво отозвался из-за газеты Густав.

— Правда? — смутился Гарри. — Простите, я забыл…

Газета примирительно зашуршала. Извинения были приняты. Гарри было немного стыдно за свой испуг, и он смущенно уткнулся в окно, делая вид, что занят рассматриванием… э-э-э… рассматриванием чего? Гарри тряхнул головой и сфокусировал зрение на проносящихся мимо деревьях. У самой дороги росла еловая молодь, маленькие тощенькие ёлочки нежно-салатового цвета. Далее, за ними виднелись ели постарше, а ещё дальше, в самой глубине, темнели совсем уже древние великаны с седыми моховыми бородами. Высота их была пугающей, метров тридцать и больше, временами Гарри видел и сорокаметровых гигантов. Конечно, не секвойи Северной Америки, но их он пока не видел, а только читал про них… а тут настоящие великаны древесного мира. Ельник местами разбавлялся сосной и кедром.

Гарри отметил одну закономерность: в строевом лесу сосны были как на подбор, прямые стволы с ободранными и как будто обрубленными сучьями, с жиденькой куцей кроной на макушке, а вот на открытом месте, на берегу реки, например, стояла совсем другая сосна — корявый и кряжистый, со многими развилками и буграми ствол карминно-красного цвета с раскидистой пышной кроной. Причем ветви на одной стороне ствола были длиннее, толще и пышнее прочих. И этими ветвями все деревья как будто тянулись к югу, просили ещё больше солнечного ультрафиолета. Гарри был просто заворожен этими живыми деревьями, которым было тесно в лесном строю и вольготно на ветреном просторе. Почему он не обращал внимания на свой родной, английский лес? И он пообещал самому себе, что отныне будет больше уделять времени родной флоре. А то он как какой-то наивный дурачок удивляется обыкновенному тополю, как будто никогда не знал, какими семенами он размножается. И елки эти… ну что в них такого?! Как будто в Англии елок нет!..

В четвёртом часу проехали Сыктывкар и Краснозатонск, Ваня, как и обещал, показал их из окна. И предвкушающе сверкнул глазами:

— Скоро приедем! Восемь часов осталось.

А после той станции по вагону вдруг разнеслась песня. Ваня оживился и рванул на звуки музыки, радостно крикнув:

— Айда за мной, ребята! Это солдаты, самые лучшие попутчики!

Солдаты заняли пол-вагона, бритые парни в тельняшках, тощие и загорелые. Ехали на побывку и оттого веселые и радостные. Всю дорогу пели песни под гитару, травили байки-анекдоты, в их компании было как-то очень здорово. Все пили чай, слушали, подпевали… Такого путешествия Гарри не помнил, на английских дорогах нет такой раскрепощенности и открытости, такого доверия и добродушия. Русские парни… так много в них всего и сразу. Гарри сидел, прижавшись к боку худого паренька по имени Павлик, слушал его глухой рокочущий тембр и ощущал на плече крепкую и надежную руку молодого солдата. Невилла тоже сдавили с двух сторон такие же парнишки, а Ваня был своим, что называется, в доску, заливисто пел, смеялся над шутками, рассказывал что-то свое. Паренек по имени Дима подарил Гарри деревянную поделку, фигурку медведя, которую сам вырезал за время пути, надо ли говорить, что с такими попутчиками оставшиеся восемь часов пролетели совсем незаметно? И Гарри очень удивился, когда Ваня встал и поднял за лямку свой рюкзак:

— Приехали! Пошли.

До Мурени добрались чуть ли не ночью, в одиннадцатом часу. Но несмотря на столь позднее время, Ваню всё-таки встречали, прямо с поезда он угодил в объятия сухопарой и немолодой женщины, тёти Вари. Спустились с перрона, обошли маленький одноэтажный вокзальчик и целый километр шагали по лесной дороге, прежде чем дошли до поселка, он же деревня и таежный городок. Идя по нему, Гарри понял, почему так по-разному отзывался о нем Ваня. В этом месте всё смешалось в одну кучу: блочные и кирпичные пятиэтажки соседствовали с двухэтажными домишками, деревянными и из красного кирпича. Асфальтовые дороги дополнялись деревянными тротуарами, и повсюду в хаотичном беспорядке толпились сараюшки разной степени изношенности, какие-то радовали глаз желтыми свежими досками, а какие-то прямо-таки утонули в земле, заросшие травой и оттого похожие на холмики. И пахло от них соответствующе — смолой от новых и трухой и гнилью от старых. А сам поселок, конечно же, со всех сторон был окружен русским лесом — дремучей тайгой. Дом Варвары Михайловны оказался пятиэтажным из белого кирпича на улице Строителей. Четвертый подъезд, второй этаж и трехкомнатная квартира, вот новый адрес Гарри и Невилла на два месяца. Тётя Варя жила с замужней племянницей Люсей, её мужем Олегом и ревучим Мишкой, которому исполнился один год. И если трое ютились в зале с ребёнком, тётка занимала свою комнату, а третья дожидалась Ваньку и его гостя, то Невилла уж точно никто не ждал и не планировал. Пришлось для него доставать с огорода лежак из сарая, а с балкона — опять! — старый матрас.

Гарри разбудил воробьиный хор. Пронзительные птичьи трели нежными буравчиками вонзались в уши, а в лицо дул прерывистый ветерок с каким-то странным сопением. Это что, ещё одна из причуд российской природы? — сонно спросил спящий мозг. — Нет! — ответил не менее сонный рассудок. — Сопящих ветров не бывает… Осознав это, Гарри нехотя приоткрыл глаза и чуть не заорал от ужаса — прямо в лицо ему громко сопела чья-то пучеглазая черная морда. Прошла целая вечность, прежде чем Гарри смог успокоить бешено скачущее сердце и сообразить, что страшенная харя принадлежит печальному палевому боксеру. Собака виляла задом, заглядывала в глаза, натужно пыхтела и явно что-то просила. Гарри сел, стараясь не стукнуться об испод верхнего яруса кровати, и, посмотрев на псину, с чувством сообщил ей:

— Ты меня напугала!

В ответ собака глухо гавкнула, развернулась и тряской рысью ускакала, чтобы тут же вернуться обратно и положить на колени слюнявую пасть с зажатым в ней поводком. Что ж, и без переводчика ясно — псина хочет на улицу по своим собачьим делам.

Вздохнув, юноша осмотрелся — из открытого окна в комнату вливался утренний свет, освещая письменный стол, два стула возле него, карту мира на стене над столом, двухъярусную кровать, лежак и шкаф напротив. Шкаф был с тумбой и полками. Лежак пуст. Гарри встал и заглянул на второй этаж кровати — там тоже было пусто. Понятно ещё раз — собаку некому вывести. Сумки и чемодан лежали на полу перед шкафом, Гарри достал из своей сумки Косточку, посадил на подоконник и на всякий случай спросил у него:

— Ты не знаешь, где все?

Лечурка показал какую-то чушь — тётю Варю и телят, оторванную подошву на чьем-то ботинке, молочный магазин и Мишку. Собака заскулила, приплясывая от нетерпения, её уже просто распирало, и Гарри заторопился. Поспешно натянул вчерашнюю одежду, пристегнул поводок к ошейнику и, толкнув дверь, выскочил на лестничную площадку, наспех разобравшись с ключами и замком. Собака присела прямо у крыльца, из чего Гарри заключил, что она девочка. Интересно, как её зовут, такую умную? Догадалась ведь его разбудить. Подышав свежим воздухом и дождавшись конца собачьего променада, Гарри потянул за поводок, и они вернулись в квартиру. Повесив ключи на крючок, он оглядел прихожую, она была широкой и просторной. Напротив входной двери были еще две, заглянув за них, Гарри уяснил себе, что там ванная и туалет, кроме того, в прихожей были ещё четыре двери, на кухню и в три комнаты, возле одной стены — трюмо, а напротив стоял буфет с хрусталем, при виде которого Гарри непроизвольно вздрогнул. Подумав, он прошел на кухню, где сразу же обнаружил на столе записку от Вани.

«Гарри! Ну и горазд же ты спать — аж завидно!!!

Короче, я не смог тебя добудиться, так крепко ты спал! Тётя Варя сказала, чтобы я тебя не трогал, что это твой организм требует такого основательного отдыха. Ладно, так и быть, спи крепко и сладко, а мы с Невским побежали в мастерскую, у его ботинка отвалилась подошва, похоже она не выдержала русского бездорожья, эх, бедная несчастная английская обувка… Скажу по секрету, он выглядит смешно, когда скачет на одной ноге. К счастью, у него ещё есть кроссовки, так что до мастерской он доковыляет. Тётя Варя ушла на работу в коровник, Люська унеслась в молочную кухню за детским питанием для Мишки. Олег с Густавом пошли покупать билет ему на обратную дорогу, до чего же он упрямый, Гарри, а ты попробуешь его уговорить задержаться в гостях?»

Подписи не было, да и не нужна она, и так ясно, от кого записка. Гарри тихо засмеялся, представив, как длинный Невилл прыгает на одной ноге. А потом заметил, как собака сидит рядом с плитой и гипнотизирует свою миску, пуская из пасти тонкие нити слюны.

— Что с тобой, девочка, пить хочешь?

В ответ боксерка громко чавкнула, брызнув слюнями. Пришлось налить ей воды из крана. Смешно, Ванька его не добудился, а вот у псины это получилось, причем тихо так и мило, в лицо подула и готово, встал как лапочка. Видимо, его организм к тому времени достаточно отдохнул.

К обеду вернулись Люся с Мишей. Оглядев Гарри, старшая сестра Вани, очевидно, решила, что иностранцу и годовалому малышу не о чем договариваться по причине отсутствия языкового барьера, сунула ребёнка в руки Гарри и ушла на кухню, готовить обед. Что ж, Гарри честно присмотрел за малышом, развлекая его английскими песенками и прибаутками, которые выучил для младшего братишки Джона Сайруса. Подтянулись Ваня и Невилл, Люся тут же погнала их в ванную мыть руки, а потом позвала всех за стол. Картофельное пюре с котлетами и куриный суп, блюда невероятно вкусные и сытные. Ели быстро и молча, нетерпеливо поглядывая на дожидающийся своей очереди симпатичный тортик. К нему подали чай, за ним и разговорились.

— Собака такая умная, — начал Гарри. — Не скажете, как зовут?

— Ада, — с готовностью подхватил Ваня, — мы её обычно Дюшей зовем. Она и правда умная.

Далее последовал рассказ Гарри с момента его пробуждения. А потом он задумчиво поинтересовался у Невилла:

— Слушай, я голову уже сломал, никак не пойму, а как ты письмо Маринеро прочитал? Оно же на смеси латыни и русского написано.

— Да, и про русскую поговорку ты откуда знаешь? — вставил Ваня. — Про чайник…

Невилл смущенно заколупал ногтем клеенку на столе и робко забормотал:

— Ну… бабуля моя, м-м-м… несдержанна на язык, иногда так разругается, так унесется на крепких выражениях… и слова-то такие дивные, не английские. Поневоле заслушаешься и захочешь понимать. Ну, я и начал по малолетству эти чудные слова за ней повторять. Бабушка скажет — ядрена вошь, и я за ней — ядлена вошь… абсолютно не понимая ни смысла, ни значения. Потом, со временем, бабуля начала меня поправлять и рассказывать о русском языке… правда, о том, что она сама из России, ни разу не заикнулась, а я почему-то не догадался спросить её, откуда она русский язык знает. Зато теперь я знаю, откуда. Кроме этого, меня ведь как аристократа растили: этикет, фехтование, верховая… простите, езда на пони, геральдика и иностранный язык. Меня учили французскому и испанскому, а русский я сам выбрал по своему личному интересу, из-за бабушки, уж очень она заковыристо ругается… Мой репетитор был просто полиглотом — на шести языках шпарил и по-русски в том числе.

К концу монолога Невилл был совершенно красным, а Ваня лежал на столе, практически помирая от хохота. Вот таким образом и раскрылось знание русских поговорок. Гарри тоже сдавленно хихикал, вспоминая, как когда-то на третьем курсе Невилл писал письмо Хагриду про бабушкину угрозу спалить в огне камина к лысому Дамблдору кусачую книгу, предварительно огрев её кочергой и придержав каминными щипцами. Да уж, воистину, русская бабуля и кочерга — боевые товарки в первом строю!

— Ну ты и нахал, Невский… — прохохотался наконец Ваня. — Ты всё это время понимал по-русски! А мы-то с тобой, как, как… ха-ха-ха! — и он снова рухнул на стол.

После целого дня отдыха, купания, стирки грязных вещей с дороги, сушки и глажки ребята поняли, что устали ещё больше, и решили отложить поездку в Борогорск ещё на день. А там другое-третье-пятое и прошла неделя, что поделать. Соберешься было, вот уже ключи в карман кладешь и точно знаешь, что сейчас пойдешь на автобус, так тут Люська с кухни кричит:

— Ваня! Это ужас, соли нет, караул, суп пропадет! Сгоняй до лавки, купи коробку, Христом-богом прошу!..

И ребята вместо автобуса мчатся в лавку за солью, чтобы спасти несчастный куриный бульон. В следующий раз почти подкрался к двери, с замиранием сердца проверяя в кармане деньги на тот же автобус, вот уже поворачиваешь ручку замка, вот, затаив дыхание, открываешь дверь… вот уже… шагнул… за порог. А сзади тихий голос тёти Вари:

— Ванюша, ты не сходишь к Васильевне? Я у неё вчера очки забыла, вот еле-еле вспомнила, где именно я их посеяла. Сходи, пожалуйста, а то я программу не могу прочитать, а когда сериал начнется, не помню…

Ваня читает программу, сообщает время, тётя Варя спрашивает, а во сколько начнется передача про колхоз, а фильм, а… Автобус уходит, и приходится идти на край поселка, к Васильевне за забытыми очками. И так, по мелочи, то-сё… Но наконец-то настал этот чудесный день, когда никаких досадных случайностей не случилось и ничто и никак не помешало ребятам беспрепятственно дойти до автобуса и сесть в него. Вот и Борогорск, и даже почта открыта! Вошли, Ваня подошел к стойке и обратился к миловидной брюнетке с синими глазами:

— Здравствуйте, вы не скажете нам адрес Костянниковой Ядвиги? К ней человек издалека приехал, а адрес вот он, на конверте, «до востребования».

И конверт показывает. Брюнеточка хмурится и качает головой:

— Я видела эту старушку, она здесь только письма получает и отправляет. А где она живет и где за пенсию расписывается, я не знаю.

Тут подала голос коротко стриженая блондинка за той же стойкой, у приема посылок:

— Ой, да бомжиха она, поди. Тут же нету поселков без пунктов связи, значит что? Значит, бомжует она или в сарае у кого-то живет, есть тут такие бездомные бабки.

— Но Ядвига не похожа на бездомную, чистенькая, ухоженная… — возразила брюнетка.

— Ну значит, чья-то родственница, без прописки тут кантуется! — не сдавалась стриженая.

— Извините, спасибо! — прервал их спор Ваня, и ребята покинули отделение почты. Столпились снаружи и растерянно уставились друг на друга. Что делать дальше, они не знали, как искать в чужом городе незнакомую женщину, они тем более были без понятия. Скрипнула железная дверь почты, и на улицу выскочила синеглазка, увидела мальчиков и подошла к ним.

— Хорошо, что вы не ушли! Я ведь хотела дать подсказку, Ядвига после почты всегда заходила вон в тот продуктовый магазинчик через дорогу напротив. Я в окно это всегда видела, зайдите туда и спросите, может продавцы знают?

— Спасибо большое! — просиял Ваня. Синеглазка упорхнула, а воодушевившиеся парни пересекли дорогу и вошли в маленький магазинчик с незатейливым названием над входом «Продукты». Внутри обнаружились витрина с мясо-молочными товарами и стойка с кассой. Прочие товары находились за витриной на полках стеллажа. Хозяин магазина нашелся за кассой, это был унылый тип с вислыми щеками и глазами побитой собаки, очень восточное лицо, не то узбек, не то киргиз, поди разбери… Ваня, полный сомнения, спросил про Ядвигу, лицо восточной национальности вопрос поняло, но старушку не знало, поэтому повернулось к занавеске позади себя и дохлым голосом позвало, цыкнув при этом золотым зубом:

— Галька… выйдь.

— Что такой там случилось, Тиграша? — из-за занавески вышла полная тётенька со смоляными блестящими кудрями и прекрасными, очень выразительными глазами, тоже армянской внешности, короче. Тигран пробубнил:

— Вот, про Ягу твою спрашивают.

Ваня поперхнулся и вытаращил глаза, армянская Галя с любопытством глянула на мальчиков и оживленно затараторила:

— А зачем вам Ягуля понадобился, а? Хотя, а че это я? Знамо же дело, за сцелением к ней обычно едут, вот и средь вас инвалидик имеется… — она сочувственно оглядела Гарри, скорбно покивала и дальше понеслась: — Тока такое она не лечит, но ить шанс же всегда есть, да? Вот и попробуйте к ей обратиться, Ягуля за у переезда живет, вот дойдете до шлагбаума, а там на тропочку сверните и по ней прямо, прямо и прямо до избушки ейней. Не потеряетесь.

Мужик всю трескотню жены вдумчиво чесал небритую синюю шею, Гарри завороженно смотрел на сие священнодействие, Невилл таращился на русские товары, а Ваня старался запомнить, где и какой переезд, потому что армянка плоховато всё-таки по-русски говорила. Но в конце концов разобрались с точными адресами и изрядно вспотевшие парни выскочили вон, из вежливости прикупив пакет замороженных крабовых палочек.

Но к Ядвиге они не смогли попасть, пока не смогли. Потому что «за у переезда» на деле оказалось очень далеко, за полсотни километров, короче, до того шлагбаума надо добираться либо на поезде, либо на рейсовом автобусе. А мальчикам всего шестнадцать лет, вернее Ване, Гарри и Невиллу шестнадцать исполнится в конце июля. А если учитывать, что двое из них инвалиды и состоят на учете у врачей, то, сами понимаете, ни о каких самостоятельных поездках по незнакомой местности и речи быть не могло.

Невилл досадовал и тихо бесился по этому поводу, ведь со стариком Игнатом он бы давно добрался до Ядвиги, получил у неё целебную воду и уехал бы домой. А тут жди не пойми чего!..

А так мальчишки просто жили, развлекались и получали удовольствие от каждого прожитого дня, выгуливали Дюшу, ходили на огород с Олегом и пропалывали грядки, попутно таская с кустов крыжовник, смородину красную и черную, малину и синие продолговатые ягоды терна. Та же участь ожидала и клубнику на грядках. А как же было здорово набрать целый тазик всех этих ягод, залить свежей сметаной и ложками, ложками… ух, это было божественно вкусно! Бегали на речку Мурку и ставили на ней ловушки для пескариков и карасиков, которых потом жарили и варили тут же в котелочке на костерке (жарили-пекли на веточках). Также на костре выпекали картошку, и Гарри справедливо полагал, что вкуснее он в жизни ничего не ел. В первый раз он не понял, где там удовольствие от черных обугленных клубней, которые Ваня выкопал из пылающих углей, но как только он разломил печеную картофелину и показалась желтая мякоть, так запах такой разлился, Гарри аж слюной чуть не захлебнулся, ну а вкус… без комментариев. Особенно с солью и с хлебушком вприкуску.

Бегали на Муреньское озеро, в котором плавали и плескались до одури, а потом валялись на травянисто-песчаном берегу и загорали до третьей кожи. Она с них прямо клочьями слезала, эта кожа, и с непривычки мальчишки яростно скреблись и чесались, пока не слезло сколько-то слоев и не установился равномерный загар. Несколько раз тётя Варя брала их с собой на работу в коровник, где любопытные мальчишки облазали каждую щель и закуток. Здесь пахло навозом и коровами, Гарри получал непонятное удовольствие от поглаживания коровьих морд, черно-белые буренки кротко моргали, подставляли курчавые лбы и толкали носами под локоть, требуя ещё ласки. В коровнике Гарри познакомился с ещё двумя вкусными овощными культурами — репой и турнепсом, Ваня научил, как их чистить и как именно кусать, чтобы как можно больше сока попало в рот — надо крепко прижать ко рту и быстро-быстро, мелко-мелко, как хомячок, вгрызаться в сочную мякоть. У Гарри при этом глаза сами собой закрывались, когда он смачно вгрызался в клубень турнепса или репы и всасывал потрясающе вкусный сок.

На фоне всего этого постоянно маячило чувство вины, да и сам предмет немого укора всегда был на виду — Невилл. Временами Гарри злился — он же в гости сюда приехал, а не нянчиться с Невиллом и переживать за его родителей! Те пятнадцать лет в больнице пролежали, ну и подумаешь… ещё пару лишних месяцев полежат. Но бесись не бесись, а делать что-то надо. Да и случай вскоре вроде как подвернулся — собрался Олег за морошкой на Горелые болота. Ванька пораскинул мозгами, кинулся в шкаф, достал карту района, расстелил на полу и начал ползать по ней, водя пальцами по линиям.

— Слушайте, а Горельцы-то в Борогорске!

И пулей вылетел в коридор с воплем:

— Олежка, нас с собой возьмешь?!

Собирались, как на Северный полюс: несколько пар носков, портянки, свитера, фонарики, охотничьи ножи, одеяло, котелок, спички, соль. Компас был у Олега, а также строгое требование не отходить от него ни на шаг, иначе «пикнуть не успеете, как нас разнесет на многие километры друг от друга». Русский лес шуток не понимает и сурово наказывает разгильдяев и балбесов. Рюкзаки были неподъемными, и Гарри заранее покрылся потом, понимая, что эти тяжелые мешки придется переть на своем горбу не один десяток километров. Немного удивляло отсутствие фляг с водой, ну хоть еды с собой взяли, хлеба там, колбасы, сыра. Из посуды кроме котелка были ещё оловянные ложки и железная кружка.

До Борогорска и дальше, до Борового ехали на поезде и сошли даже не на станции, а так, спрыгнули на малом ходу на повороте и пошли в лес. Честно шли за Олегом, стараясь ни на секунду не потерять его из виду. Сумрачное утро тем временем разгоралось и нагревалось от восходящего всё выше и выше солнца, становилось всё жарче и жарче, резиновые сапоги глубоко утопали во влажном мху, густо усыпанным еловой и сосновой хвоей. Мальчики молча шагали за Олегом, перешагивали-перепрыгивали через многочисленные овражки и канавки, пересекали вброд мелкие затоны и ручейки. До болот добрались во второй половине дня. Олег достал из своего рюкзака брезентовые ведра, расправил их и начал сбор морошки. Ваня, Гарри и Невилл последовали за ним. Гарри отметил, что Олег собирает в ведро красные, лакированно-твердые ягоды, а желтые когда как, то мимо пройдет, то в рот по желанию кинет. Попробовал и те, и другие, и поразился:

— Ваня, а красные-то неспелые! Зачем их собирать-то?

— А красные потом дома дозреют.

Гарри понял и больше вопросов не задавал. Потихоньку, полегоньку и набрались пять четырехлитровых ведер таежной морошки, Олег нес два, парни по одному. Выбрались из болот, дошли до поляны с какими-то развалюшками, Олег повесил ведра на остатки изгороди и стал снимать доски с малого деревянного сруба, оказалось — это колодец, при нем было и цинковое ведро на цепи, которым Олег и зачерпнул воды. Ну а дальше дело техники, зачерпывай себе кружкой и пей! Холодная колодезная вода, да с устатку после честного труда показалась самой вкуснейшей на свете. А может, так и было? Не зря же так колодцы на Руси уважают.

Мальчики сидели прямо в траве, пили воду и кусали толстые бутерброды с сыром и колбасой. И глазели на луг, на цветистое разнотравье — васильки, ромашки, клевер, ещё какие-то цветики… Дрожал воздух от полуденного жара, хаотично плясала мошкара. И звенела тишина, особая лесная тишина — шелестели деревья от порывов тихого ветра, робко тенькала невидимая синичка, заливался свирелью зяблик, где-то вдали барабанил дятел. Идиллия и нирвана в одном флаконе. И ничто, ничто не предвещало ничего плохого… пока на поляну не принесло трех медвежат. Пушистые и круглые, как колобки, в белых манишках и ошейничках, они были до того умилительными, что Гарри с Невиллом прямо-таки растаяли. Но не Ваня с Олегом, они, настороженно оглядываясь, направились к брошенным рюкзакам и ведрам, при этом Ваня давал знаки иностранцам, что надо уйти тихо и быстро. Гарри послушался, потянул за руку Невилла.

— Невилл, пойдем, уходить надо…

— Да подожди ты, Гарри, посмотри, какие милые! Так и просятся на ручки… утю-тю-тюшечки…

— Ага, Невский, и у них такая же милая мама, счас как приложит…

Предупреждение Вани опоздало, на другом конце поляны появилась огромная русская медведица. Бурая, толстая и злая — опять её пострелята куда-то удрали, и как раз в тот момент, когда по всему лесу со всех сторон воняет человечьим духом. Её крошечные, налитые кровью глазки загорелись недобрым огнем, когда она в довершение к запаху увидела и самых двуногих. Вонючих и неприятных двуногих тварей, и… и… они слишком близко от её драгоценных деток. В глубине могучей груди зародилось рокотание, перешедшее вскоре в гневный рев ярости. Неслась медведица со скоростью и мощью тайфуна — ну уж нет, не уйдете, всех порву!

Гарри никогда в жизни так не бегал, сердце, казалось, выросло во всю ширь и заняло всё пространство грудной клетки, развеселый адреналин с бешеной скоростью гнал по венам кровь, грохотом отдаваясь в ушах. Рядом с возбужденными воплями бежал Ваня, а за ними по пятам неслась ревущая смерть. Нога Гарри наступила на корешок, скользнула вбок и подвернулась, со всего маху, с бешеного разгона увлекая за собой тело. От внезапного падения перехватило дыхание, а сверху ещё и Ваня рухнул, споткнувшийся об него. Медведица издала ликующий вой — ну сейчас-то она их достанет! Олег беспомощно посмотрел на зажатый в руке охотничий грибной нож и выругался — идти с ножом против медведя? Да не смешите мои тапочки!.. Невилл, скатившийся в какую-то ямку, приподнялся, с хрустом вывернув шею, и увидел, как с разбегу упали Гарри и Ваня, как над ними тут же склонилась свирепая медведица, поднялась в воздух тяжелая когтистая лапа. В глазах потемнело — это же всё из-за него, из-за Невилла! Если ребята погибнут… ему же жить незачем после такого!

Оглушительный рев заставил пригнуться деревья, Олег вздрогнул и оторвался от палки и ножа, которые он в спешке пытался связать вместе, поднял голову и ничего не понял. Два медведя сцепились врукопашную. Оба ревели и когтили друг друга. Летела по воздуху рыжая и бурая шерсть. И медведица явно уступала, в размерах точно, рыжий миша был вдвое больше неё. И тяжелее, и злее. Откуда он взялся? По широкой дуге обойдя дерущихся зверей, Олег подобрался к мальчикам, и они все вместе, ползком-ползком поспешили прочь, оглядываясь в поисках Невилла, которого почему-то нигде не было видно. Рев и шум драки стихли вдали, Олег и Ваня посадили Гарри на ствол поваленного дерева, и Олег занялся ногой Гарри. Поняв, что перелома нет, а только растяжение, он туго-натуго перетянул ногу портянкой.

— Откуда взялся второй медведь, Олег? — жалобно спросил Ваня.

— Не знаю, не видел… ну как из-под земли вырос, честное слово. Я занят был, пытался копье сделать. Так, сидите здесь, я пойду искать Невилла.

— И все-таки, откуда он взялся? — не успокаивался Ваня. — Да ещё и странный какой-то… на кадьяка похожий.

Тут Гарри буквально взвился, рывком встал, не обращая внимания на больную ногу. И крикнул, дико глядя на Ваню:

— Как ты сказал?! Кадьяк?

— Ну да… а что? Черепушка такая, знаешь?..

— Да это же Невилл! Он превратился в медведя! Он спас нам жизни.

И Гарри похромал в обратную сторону, на ту поляну. Растерявшиеся от неожиданности Олег и Ваня переглянулись и, спохватившись, рванули следом за Гарри. Медведицы с медвежатами на поляне уже не было, а рыжий медведь одиноко сидел возле колодца и тоскливо грыз когти, как человек в минуты расстройства грызет ногти. Гарри осторожно обошел колодец и медведя по кругу и, зайдя спереди, нерешительно позвал:

— Невилл, это ты?

В ответ медведь растерянно развел лапами и изобразил некое пожатие плечами, словно говоря — «вроде и я, а вроде и нет».

— Вот это да… Невилл, ты классный! — немного успокоился Гарри. — А обратно как, можешь?

Невилл поднял лапу и поскреб шею, отвечая тем — «не знаю». Подошли Олег и Ваня и в полном обалдении уставились на медведя с человеческими движениями, да и в глазах у него читался вполне человеческий разум, и взгляд был знакомый, невилловский… Сейчас бедняга Невилл смотрел потерянно-брошенно, умоляюще и просяще, спасите, мол.

— Ох, Невский… — жалостливо прошептал Ваня. Олег растерянно почесал макушку, зачем-то оглянулся на деревья, потом обратился к Невиллу:

— Какая нечистая сила тебя сколданула?

— Никакая! — поспешно вставил Гарри. — Он сам, это у него аниформа такая. Он волшебник-анимаг. И ещё… он торопился спасти нас и теперь не знает, как превратиться обратно.

— Понятно, что ничего не понятно… — пробормотал Олег. — С медведем нам на поезд, сами понимаете, путь заказан. Придется пёхом до дома добираться, а это немалая дорожка, километров шестьдесят. Сдюжим?

— Дойдем! — твердо сказал Ваня.

По мохнатой морде скатилась крупная слеза, медведь шмыгнул черным носом, сгреб в охапку всех троих и слегка сдавил в… прошу прощения, в медвежьих объятиях. Гарри и сам был готов разреветься — что за люди! — в беде не бросают, от колдовства не шарахаются, готовы быть рядом с ними до конца. Он благодарно посмотрел на Ваню и сиплым от непролитых слез голосом спросил:

— Уайти, а как ты вообще понял, что это кадьяк?

— Передачу «В мире животных с Николаем Дроздовым» люблю смотреть, — нехотя ответил Ваня. — А недавно фильм Жана Жака Анно вышел, называется «Медведь», в главной роли выступал кадьякский верзила по кличке Барт. Вот я и запомнил, у кадьяка характерная морщинка на морде есть, вот она… — Ваня провел пальцем по глубокой складке кожи на переносице зверя. И добавил: — Форма черепа ничем не отличается от черепушки гризли, но я вовремя сообразил, что американскому зубриле не с чего шляться по русским лесам.

Ваня и сам не заметил, как оговорился, но Олег запомнил и решил с этой минуты называть всех гризли зубрилами. Забрали брошенные ведра с ягодой, подтянули лямки рюкзаков повыше и смело двинулись было в путь, а позади них приготовился маршировать вперевалку медведь Невилл.

— И куда же это вы, ребятушки, собрались? — остановил их ехидный голосок.

Все трое сгрудились вокруг медведя и заозирались по сторонам, Олег напряженно крикнул:

— Кто здесь?

Из-за ближних елей к ним вышла весьма примечательная бабушка, одетая в длинную цветастую юбку, просторную рубаху из небеленого полотна и овчинный тулупчик, несмотря на летнюю жару. Ещё у бабушки были всклокоченные седые космы, здоровенная бородавка на носу и внушительный клык в нижней челюсти. Волосы были стянуты банданой. Ваня облегченно вздохнул:

— Бабуля Ядвига, а мы вас ищем!..

Старушка хитренько подмигнула и тем же ехидным тоном сообщила:

— А ко мне нельзя с корыстной целью являться. А то ишь, дайте всем забесплатно и прям щас, а вот фигушки вам! Нате-ка, выкуси. Живую водичку ещё заслужить надо!

— А мы… заслужили? — растерянно спросил Ваня.

— А як же! — подбоченилась бабуля. — Ить деревья да птицы доложили мне, какие тут геройства творятся. Не бросили, значит, друг друга в беде, всяк по-своему на помощь товарищу пришёл, а один ажно в зверя дикого перекинулся, шоб друзей спасти! А я ценю это, очень ценю!..

Бабуля Ядвига повернулась к ним спиной и шустренько почесала прочь. Олег вопросительно глянул на Ваню, тот пожал плечами, ухватил Гарри за руку и, повесив себе на шею, повел следом за бабкой. За ними двинулся Невилл, и Олегу ничего другого не осталось, как последовать его примеру.

Казалось бы, они будут долго идти, но это оказалось не так. Вот шагнули на тропочку, вот прошли метров двадцать сквозь ельник, да и вышли на полянку. А на полянке той длинная приземистая изба стоит, из неотесанных бревен сложенная, сбоку колодец и поруб. Далее, за склоном холма речка виднеется, на берегу её — огородик. Заборов нет, только плетень под окном, цветник окружает. Обычный дом обыкновенной старушки… Во дворе курочки снуют, к плетню коза за веревочку привязана. Разве что кот, сидящий на крыльце, несколько выбивался из рамок обычного — черный-пречерный, с белыми треугольничком на груди и капелькой-пятнышком на носу. Он был бы простым, если б не размеры со среднего барбоса.

А ещё стало почему-то ясно, что поляна с домом, речка и лес вокруг находятся не в этом мире и не в этом времени. Это поняли даже простые люди — Ваня и Олег, не говоря уж о волшебниках, почуявших условно-сказочную реальность. Как поняли? Да просто горизонт вокруг полянки был подернут янтарной дымкой, и в ней, как в увеличительной линзе, проявлялись дальние предметы. Виднелись купола старинного города с теремами и фигурными флюгерами на покатых крышах, виднелись острые вершины гор, до которых в реальном мире было километров тридцать… Все эти объекты плыли и дрожали в янтарном мареве, рождая сотни и тысячи вопросов в воспаленном мозгу.

Гарри шумно сглотнул, озираясь и начиная завидовать русским магглам, которые получали вот такой свободный доступ к волшебству. Баба-Яга пристально глянула на него и неодобрительно покачала головой:

— Забыл бы ты это слово, мальчик… Самим-то не обидно себя грязью называть?

Гарри покраснел, впервые задумываясь о значении слова «маггл». И правда, грязное оно, особенно производное из него — «грязнокровка». Нерешительно спросил:

— А как вы, русские маги, называете тех, кто не умеет колдовать?

— Люди! — сурово ответила Яга. — Они такие же люди, как и мы.

— Скажите это нашим министрам… — горько пробормотал Гарри.

— А им бесполезно говорить, мальчик. Белый народ Запада остальные расы ни во что ставят, возьми всемирную историю, паренек, — открыли Китай, и всех узкоглазых под нож пустили, а как же, тут тебе и рабочая сила, и бесплатное пушечное мясо. Вьетнамцев вон до сих пор в мясорубке крошат. Открыли Индию, и снова по-новому. Африка подарила рабов, всех негров тут же забрили на галеры. Америка? Отлично! Наша новая земля… а что это за краснорожие тут с топорами бегают? Непорядок! И отдается приказ — всех индейцев истребить под корень. И ни одна ученая вошь не задумалась, что это тоже живые люди… Вот и ваши маги так же, смотрят на остальных не-магов, как на грязь под ногами. А миссионеры? Вот уж грязней их никого нет! Приедет такой святоша, весь из себя наисвятейший, и давай впаривать слово Божье аборигенам, которые до этого миллионы лет жили не тужили без железных сковородок с котелками. Но не-е-ет, святым миссионерам это кощунство и грехопадение — ходить голым и жрать из глиняной посуды, нет-нет, бедняжек надо одеть в белую рубашечку, приучить носить штанишки, научить курить табак и пить водку, ибо это — цивилизация! А нужна она им — никто не спросил.

Чем дальше, тем тяжелее становилось каждое сказанное бабушкой слово. Невилл и Гарри были уже просто раздавлены стыдом за своих соотечественников. Правь, Британия, морями!.. Всё вспомнилось мальчикам: и британские колонии в Индии, и корабли, груженые черным мясом, и последняя война, развязанная расистом Гитлером и угробившая сорок миллионов человеческих жизней… Неужто права пословица — человек человеку волк? И Гарри, задыхаясь и чуть не плача, простонал:

— И что мне делать? Что? Отказаться от подданства?

— Нет, мальчик, ничего такого радикального я от тебя не требую. Я просто хочу, чтобы ты перестал противопоставлять волшебников и простых людей.

— Бабушка, а как же авария в Чернобыле? — поинтересовался Ваня.

— Было дело, — покивала Яга. — Теперь там аномальная зона и заповедная жилплощадь для сказочников. И если кто случайно увидит в Припяти двухголовую собаку или оленя с вишневым деревом на голове, то никто как раз не удивится, спишет всё на радиацию. Это очень удобно, ведь не все умеют создавать пространственные карманы в складках мироздания. Ну, вот вроде этого, — Яга повела рукой вокруг, показывая на города, леса и горы окрест своей полянки.

Гарри вздохнул, вспоминая Косой переулок и думая о том, как умудряются незаметно для всех летать огромные драконы. А бабушка тем временем решила перестать изображать из себя профессора за кафедрой и обратилась в старушечьей манере к… коту:

— Баюнушка, дорогой, а ить сметанка-то в погребе осталась чай?

Кот-переросток поежился и нервно облизнулся, бабушка побагровела и потянулась к метле, стоявшей у плетня. Кошак, издав утробный вой, стреканул с крыльца, вслед ему полетела метла и понесся вопль ограбленной бабушки:

— Убью мерзавца-а-ааа!

Гости оробели и почти со страхом приняли бабкино приглашение войти в дом. Но не обижать же. Вошли, Невилл, правда, только по плечи и просунулся из сеней, остальное тело не пролезло в дверь в комнату, осмотрелись — почти всё пространство занимала русская печь, та самая, традиционная, беленая и с заслонкой. У окна стол с тремя разномастными стульями, на окне желтенькая занавеска в цветочек. Ещё здесь уместился шкафчик с кухонной утварью, а всё остальное скрывалось за занавесью в дальнем конце избы, очевидно там было спальное место бабушки. На столе сами собой возникли блюда с пирогами и блинами, медный самовар в окружении чашек на блюдечках и связка бубликов.

За чаем и решили дальнейшие дела. Олег уйдет домой и скажет там всем, что Ваня с друзьями решили погостить у знахарки в Борогорске. Ну в самом-то деле, не бросать же Невилла на опушке леса и не прятать же его на огороде, кто-нибудь рано или поздно да наткнется на него, а это крайне нежелательно, встречаться хоть и с добрым и разумным, но медведем. А так он в безопасности и не на улице, аки дикий зверь, коим он на самом деле не являлся.

Первая же ночь принесла ещё один сюрприз этого мира вне времени и пространства. Ядвига постелила мальчикам на чердаке сеновала, вход в него был сзади, над сараюшкой-пристройкой. Здесь было душно и пыльно, пахло старым сеном. Хоть и было постелено толстое покрывало, сено всё-таки кололось и мешало расслабиться. И так вытянешься, и эдак, а всё никак не лежится, где-нибудь да кольнет какая-нибудь коварная травинка-соломинка. Невиллу проще, у него шуба толстая… Но наконец сон начал подкрадываться, несмотря на колючее ложе. Гарри смотрел-смотрел на темный квадрат выхода с чердака, да и спросил:

— Уайти, ты же сказал, что стемнеет в сентябре?

— Да… — сонно отозвался Ваня.

— А почему темно сейчас?

— Может, гроза собирается.

— Да? Ну, звезды я ещё понимаю, а вот Луна…

— А что Луна?..

— Ну, понимаешь… там Луна светит, а ниже полумесяц. Как такое может быть, Уайти?

В ответ Ваня вздохнул, повернулся на бок, сгреб Гарри в охапку, зарылся носом ему в шею и сладко засопел. Гарри полежал, поглазел на местных нарушителей небесной механики и тоже заснул, решив подумать об этом завтра, как в свое время решила несравненная Скарлетт О'Хара.

Но на следующее утро он, как это обычно и бывает, забыл об этом напрочь. Особенно когда Ваня передал Ядвиге неотправленное письмо Игната Маринера и рассказал про его смерть на пожаре. Ядвига печально выслушала новости, прочитала письмо и закручинилась, сидела на лавочке у крыльца, покачиваясь туда-сюда, и промокала глаза уголком платка. Гарри и Ваня сидели на крыльце и виновато сопели — это очень неприятно, быть вестниками беды. Невилл-медведь сидел тут же, но на земле, и грустно выцарапывал в песке какие-то черточки, просто чтобы чем-то заняться. Бабуля перестала раскачиваться и выпрямилась:

— А кто тут Невилл?

Гарри и Ваня одновременно указали пальцами на медведя. Ядвига скептически оглядела его и хмыкнула:

— Превращаться не думаешь?

Все трое (Невилл рыком) спросили хором:

— Как?!

— Ясно… — бабка ехидно хихикнула. — Сможет превратиться, когда понадобятся человеческие руки. Примитивная магия, простенько и со вкусом.

У Гарри и Невилла дружно отвалились челюсти — это примитивная магия?! Хотя… если подумать, то по большей части так оно и есть. Ведь Невилл-то превратился в зверя по отчаянной необходимости. А Баба-Яга тем временем письмом помахала и задумчиво сообщила:

— А водички-то у меня и нет… Весь последний запас ушел на больного младенца, пришлось пожертвовать, не могла же я допустить, чтоб мелкий скончался по глупости молодой мамаши.

— А что случилось? — осторожно спросил Ваня, стараясь не замечать разочарованную морду Невилла.

— Да вот, Спока начиталась, его книжонками обложилась, всё до грамма-миллиграмма взвешивала-перевешивала, дитёнка с градусником купала и всё такое по мелочи, ну и застудила на хрен. По методике ихней. Да и то ж меня не мать позвала, а соседка. Прихожу… Батюшки-светы! И лихорадка, и жар, и пневмония, и колики… целая куча болячек. И собирался уже ангельские крылышки расправить. Да тока рано ему в небеса лететь, пришлось его сюда забрать и водичкой той отпаивать. Уж не обессудьте, мальчики, а придется вам самим за Живой водой прогуляться. Я вам сопровождающего дам, вот прямо щас и пошлю за ним… — и бабуля, не откладывая дела в долгий ящик, вдруг ка-а-ак свистнет, да как гаркнет: — Эй, Буян, бурный да строптивый, а ну-ка выйди ко мне, ветрогон игривый!

Взвихрился воздух перед ними и… ну, видно его не было, зато слышно и осязаемо хорошо. Он дул-налетал со всех сторон враз и ревел тысячью голосами. До ребят не сразу дошло, что Баба-Яга разговаривает с Ветром. Настоящим ветром по имени Буян. И просила его разыскать и привести Лиходея. Стало немножко страшновато, если Буян — ветер, то кто же тогда Лиходей?

— Да ладно… — шепнул Ваня. — Не Змей Горыныч, и на том спасибо.

Ветер усвистел выполнять поручение бабули, а ребята решили пройтись к речке, посидеть на бережку и подумать над предстоящим путешествием. Уселись рядком, погрустили, потом Гарри тихо спросил у Вани:

— Мы справимся?

— Должны, — твердо ответил тот.

Гарри покивал. Подумал и задумчиво поинтересовался:

— Уайти, а ты правда видел тянитолкая?

— Нет, не видел, он не существует. Раньше, когда был маленьким, я в него верил и мечтал поймать, а когда старше стал, подумал и понял, что такой зверь не может существовать в природе.

— Почему не может?

— Потому что у него две головы на двух концах тела. Если бы они были спереди, как у двуглавой змеи, я бы ещё допустил его существование, но у тянитолкая головы и спереди, и… короче, там, где попа. Вот я и задумался, если он с двух сторон кушает, то куда же он какает?

Послав ветра Буяна на поиски Лиходея, сама Ядвига тоже куда-то отлучилась по делам, оставив трех мальчишек одних. Ну да им не впервой оставаться без взрослых, Ваня русский, с трех-пяти лет к самостоятельности приучен, а Гарри и Невилл с одиннадцати в интернат ездят. Занялись обычными своими делами, развели костерочек на бережку, хлеб-картошку пожарили, рыбу половили, плотвичку коту скормили, а ту, что покрупнее, почистили и в холодный погреб сложили — для бабушки. От нечего делать дрова покололи, во всяком случае попытались, испортили пару полешек, а после того, как Ванька топором себе по ноге заехал — одумались и оставили топор в покое, пока всерьез не покалечились. Я честно не знаю, когда дети начинают думать головой и когда у них мозги становятся на положенное им место…

От того же безделья они много выпили чаю на ночь, а как стемнело, Гарри и Ваня забрались на печку. Невилл ушел на чердак-сеновал. Ну и как водится по законам подлости и природы, выпитый чай запросился наружу. Мочевой пузырь разбудил Гарри и заставил спуститься с печки. Спеша к выходу в полной темноте, он на что-то наступил. На что-то мягкое и пушистое. Спросонок подумав, что это кот, Гарри заполошно шарахнулся назад, боясь раздавить котяру, потерял равновесие и со всей дури приложился головой об угол печки. В глазах взорвались звезды, а в затылке слева вспыхнула горячая боль. Гарри охнул, сел, прижал руку к затылку и тут же почувствовал, как пальцы коснулись чего-то теплого и липкого. И это теплое и липкое нечто — кровь, конечно же кровь! — потекло вниз по плечу, спине и груди. Раздался щелчок, и на столе сама собой зажглась толстая свеча. В её свете Гарри увидел кота, тот отвел лапу от свечки и внимательно посмотрел на сидящего на полу, залитого кровью парня. Оценив увиденное, возвел глаза к потолку, состроив на усатой мордочке досадливое выражение — «Ох уж эти дети!»

Морщась от боли, Гарри поднялся, сходил на улицу в туалет, вернулся в дом, взял со стола полотенце и с ощущением вины окунул его в ведро с водой. Смочил, отжал и приложил к затылку, с тоской думая о том, что в скорую здесь не дозвонишься, потому что телефонов нету… Нечаянный шум — шорохи, плеск воды и скрип стула — разбудил Ваню. Щурясь от света, он присмотрелся к Гарри и растерянно ахнул, увидев его плачевное состояние. Далее они вдвоем пытались остановить кровь, но та никак не желала униматься и продолжала течь, заливая майку и трусы. В итоге Гарри так и просидел до рассвета, прижимая к ране тряпку за тряпкой, а Ваня их полоскал и отжимал, несколько раз сбегал к колодцу и менял воду в тазике, пока кровь наконец-то не остановилась. Невилл все это время молча переживал, сидя на крылечке и жалея о том, что ничем не может помочь.

Ваня устало отжал последнюю тряпку и повесил на спинку стула, плюхнулся на него и потер покрасневшие глаза, громко, с подвыванием зевнул и осоловело уставился на Гарри.

— Тебе надо смыть с себя кровь и переодеться.

Гарри покладисто кивнул, с виноватой кротостью обозревая заляпанные кровью пол, табурет и тазик и прикидывая, не сильно ли будет ругаться бабушка Ядвига. Вышел во дворик, сполоснулся у колодца, вытерся, стараясь не задевать рану, и переоделся в чистое. Голова, что странно, не болела, только ныла и зудела в месте ушиба, Ваня осмотрел рану и сказал, что там просто кожа лопнула. А на вопрос Гарри, почему такой страшный кроворазлив, пояснил, что раны на голове обыкновенно сильно кровоточат и что это не смертельно, такие пустяковые царапины заживают очень быстро. Гарри хотел обидеться, считая, что Ваньке плевать на него, но посмотрев на его бледное лицо, устыдился, вовремя сообразив, что друг таким образом утешает его, старается отвлечь от того, что вокруг сплошная антисанитария, дикая староверская деревня и что раны ему никто не будет зашивать, как это в первую очередь делают в цивилизованной Европе. И вообще, не помирали же люди от таких идиотских случайностей! То, что он в темноте принял за кота, на деле оказалось пушистой тапочкой с помпончиком. Вот такая вот случайная глупость…

Ядвига объявилась лишь к обеду, к тому времени набедокурившие мальчики более-менее привели горницу в порядок, вскипятили на дровяной плите воду, перестирали все запачканные тряпки, затерли на полу пятна крови… но как ни старались, кое-какие мелочи всё же позабыли. Бабушка орлиным оком обозрела двор, отметила покоцанные полешки у поленницы, пятнышки крови на срубе колодца и недоверчиво устремила пламенный взор на встретивших её ребят. Двинула челюстью, отчего нижний клык целиком вылез наружу и цыкнула, неодобрительно качая головой, пробормотав:

— Дети никогда не взрослеют.

— Неправда… — насупился Ваня. — Гарри о печку ударился, когда на кота наступил. То есть на вашу тапочку, простите.

— Баюн давно вырос из того возраста, чтоб под ногами путаться! — согласилась бабка. И посмотрела на Гарри куда поласковей. — Сильно убился, касатик? Поди-ка сюда, пошепчу, боль сниму…

И сняла ведь! Посадила Гарри на чурбак для колки дров, взяла за голову, подула на затылок и зашептала-забормотала:

— Уходите хвори, улетайте, к маленькому Гарри не приставайте. Перейди-ка боль на речку, загасись-ка боль на свечке. Во поле дуб растет, на дубе том — листок. А сорви-ка ветер тот листок, да унеси его подальше на север, на восток! Уходи-ка боль от Гарри, не тревожь-ка маленького. Успокойся, не шали, кровь горячая да аленькая.

Честно… Гарри чуть не расплакался, так трогательно звучал напев-наговор от боли. И главное, боль действительно прошла, свежую рану перестало тянуть! У русской ведуньи была своя собственная русская магия. Благодаря этому Гарри не пришлось ждать неделю, когда рана зарубцуется, чтобы волосы от слипшейся крови вымыть. Всё зажило на нем, как на собаке, за считанные дни. А там и Лиходеюшка заявился. На закате произошла их первая встреча, когда мальчики возвращались из бани, куда Гарри сходил, чтобы, наконец, волосы промыть. Идут они по лесной дороге, все трое, Невилл, Гарри и Ваня, а на перекрестке с боковой дороги к ним пёс присоединился, большой такой, серый. На волка ну прямо до ужаса похожий! Трусит он по обочине, на мальчиков с медведем косится темно-желтым глазом. Ваня спотыкаться начал, отжал Гарри к другой обочине от собаки подальше и бормочет:

— Ты иди себе, иди… не смотри на нас.

А тут и до Гарри дошло, что и не собака это вовсе, а самый настоящий волк. Точно такой же, как в передаче о дикой природе. И неизвестно, что могло бы случиться дальше, но волк предусмотрительно сошел с дороги и скрылся в кустах. Пришли домой, а у Ядвиги гость в горнице сидит, парни, дико озираясь, вошли в дом, начали было про волка на дороге рассказывать, да и осеклись, увидев постороннего, незнакомого мужика. Тот со стула встал, высокий, широкоплечий, волосы и глаза цвета темного шоколада, руку протянул, вежливо поздоровался и себя назвал:

— Здорово, парни. Кузьма Лиходеев.

Рукопожатие его крепкое и надежное, ну ребята и отошли немного от шока — шутка ли, волка на расстоянии вытянутой руки видели! Медведь не в счет, он — Невилл. Да и сам по себе он нередкий зверь, кто-нибудь когда-нибудь, да и видел его в зоопарке да зверинце, косолапый в них частый экземпляр, в то время как волк редко в неволе выживает. И спрос на волка очень малый, как зверь он мало кому интересен, совсем другое дело тигр или слон.

— Значит, волка видели? — спросил Кузьма, а глаза его так и смеются, так и смеются… Тут бы Гарри и насторожиться, связать бы два события, но не понял он, не увидел связи. А может, и к лучшему? Тем более что он так и не видел оборотня Люпина.

— Да, сэр! — наивно кивнул Гарри. — И так близко!..

— И не испугались? — продолжал подтрунивать Кузьма, явно чему-то забавляясь.

— А… нет, не успел. Да и волк себя мирно вел, не напал, а в кустах скрылся… — смущенно объяснил Гарри, с интересом разглядывая будущего провожатого. Ведь Ядвига сказала, что их Лиходей будет сопровождать в пути за Живой водой, а фамилия этого человека — Лиходеев, значит, он и будет спутником. Что ж, на лицо приятный, глаза теплые, добрые. Роста стандартного, чуть выше среднего. Худой и жилистый, тело тренированное. Идеальный спутник для сопливых юнцов. Вот только Ваня… ему-то с эпилепсией можно странствовать по диким лесам? Жаль, Густав уехал, единственный квалифицированный человек, знающий, как оказать помощь эпилептику. А ну как случится что? И спросить об этом неловко — обидится ещё. Но всё, как ни странно, разрешилось тем же вечером. Пришел Олег, принес вещи Гарри и Невилла, а Ване велел собираться домой. Ванька расстроился, заныл:

— Ну, Олежка! Ну приключения же!..

— Ничего не знаю. Люся велела забрать тебя домой. Всё. Собирайся.

— Но ребята не знают русскую землю, я должен быть с ними.

— Зато я знаю, что будет, когда сверкнет молния и загремит внезапный гром. И тогда от судорог ты точно пострадаешь, а здесь нет ни одного врача на многие километры вокруг.

— Ваня… — жалобно сказал Гарри. — Не спорь, иди домой. Я же переживать за тебя буду. А лекарство Невиллу нужно, вернее для его родителей, ты же их не знаешь, Уайти, так чего ради ты рисковать-то будешь?

Светлые брови Вани сошлись на переносице, серые глаза потемнели, а тонкие губы обиженно надулись. У Гарри болезненно екнуло сердце — неужели обиделся? — но он плохо знал русского друга. Ванька дулся недолго и лишь из упрямства, потом, переборов свое разочарование, он всё-таки смирился и начал собираться домой. Всё же он хорошо себя знал, самых приступов он порой не помнил — просто стоял, разговаривал с друзьями, а потом открывает глаза и обнаруживает себя на кровати, а вокруг перепуганные родители и толпы врачей. А со слов мамы, он просто падает без сознания и начинает биться в судорогах, и единственное, что можно в таких случаях сделать, это положить его на бок да убрать подальше все предметы, о которые он может покалечиться. Страшновато, конечно, так что лучше не пугать друзей, пускай без него отправляются. Стало очень грустно, вот и настал миг расставания, однако не успели они настроиться на ностальгическую волну, как Лиходеюшка задал неожиданный вопрос:

— А зачем Невиллу Живая вода?

Ошарашенный медведь отвалил челюсть, а Гарри нахмурился:

— Как зачем? Чтобы исцелить родителей Невилла, они уже много лет в больнице Святого Мунго лежат.

— А в чем проявляется их недомогание? — продолжал расспрашивать Кузя Лиходеев.

Гарри растерянно заморгал — подробностей он не знал. Ядвига достала письмо от Игната и заново прочитала его в надежде найти новые детали. Мишка-Невилл засуетился, попытался протиснуться из сеней в комнату, сдавленно что-то рыча. И видимо, он так хотел заговорить, что на ногах не устоял, по инерции вкатился-грохнулся в комнату, сел, пригладил взлохмаченные волосы и радостно-ошеломленно уставился на руку. И облегченно заговорил человеческим голосом, слегка заикаясь от волнения:

— Ну, о-они недееспособны, за с-собой не могут ухаживать, сиделки их с ложечки кормят. Мама м-меня иногда узнает, фантики от конфет дарит, а папа… ну, о-он больше овощ, лежит, в потолок смотрит, никого не узнает и ничего не помнит.

— И чем же поможет Эликсир Жизни живым людям, которые, как я понял, помирать не собираются? — придирчиво спросил доктор Лиходеев.

В горнице повисла растерянная тишина — и правда, чем? И как вообще сумасшествие лечится? Кузя, подводя итоги, громко хлопнул в ладоши:

— Всё ясно. Твоих родителей, Невилл, надо показать психиатрам, психологам и прочим неврологам, так сказать специалистам узкого профиля.

— А… а разве у них маггловское заболевание? — недоуменно спросил Невилл. — Их же какими-то проклятиями запытали… Круцио, кажется.

— Не знаю, что такое круцио, — отмахнулся Кузя. — А с ума каждый сходит по-своему. Главное, по-человечески, и не важно, как и чем тебя пытали, хоть круцио, хоть иголки под ногти, хоть гены неправильные, всё одно. Всё это утыкается в одну отрасль науки — психологию, сумасшествие это прежде всего болезнь ума, а не тела. И для шизанутых мозгов Живая вода — всё равно что мертвому припарка. Погибшие нейроны мозга она не приведет в порядок, разве что физически тело подправит, если где изъян имеется. Невилл, дорогой мой, славный мальчик, скажи-ка мне, твоих папу-маму адаптировать хотя бы пытались? Ну там мышление развить, писать-читать научить? В таких тяжелых случаях обычно больных просто заново учат жить, заново учат ходить, кушать, говорить… Мозг крайне тонкая материя и неизученная территория, если у человека амнезия и он ничего не помнит, то он просто начинает жить сначала, с чистого листа, и постепенно у него появляются новые, свежие воспоминания, только что пережитые чувства, эмоции. И порой — а это случается часто — бывает, что память возвращается к пациентам… И что-то я не пойму, ваши врачи что, просто заперли твоих родителей в психушке? Они что, не дали им шанса на новую жизнь? Мой тебе совет, Невилл, возвращайся домой, постарайся выцарапать своих родителей из рук некомпетентных медиков и займись их образованием. А там, глядишь, и память вернется, а нет, так нет, но у них хотя бы новые воспоминания будут, а не те, в которых наличествуют вечные тусклые стены палаты, в которой они заперты.

— Вот я дура старая! — хлопнула себя по лбу бабушка Яга. — Недоучка деревенская, и как же я раньше не сообразила! Точно-точно, Невушка, верно Лиходей говорит, психиатрам твоих мамку с папкой показать надобно. Лиходеюшка, а может, ты посмотришь? Съездишь к ним, да и глянешь, что почем.

— А что?.. — задумался Кузьма. — От меня не убудет, да и сам я точно буду знать верный диагноз и смогу назначить нужное направление в лечении.

В новой, непредвиденной ситуации одно было хорошо — разлучаться не придется. А этого ребята очень не хотели, очень даже, так крепко они сдружились. И второе было хорошо, к родителям Невилла наконец-то приедет настоящий врач из России. Специалист узкого профиля, разбирающийся в покалеченной психике, а не примитивный колдомедик, который стучит-колотится в сгоревшие мозги, пытаясь расшевелить мертвые нейроны, и пичкает пациентов восстанавливающими зельями вместо того, чтобы просто научить беспамятных бедолаг заново познавать мир. Да и диагностирующие чары весьма далеки от современной усовершенствованной МРТ. Фотографировать черепушку изнутри колдомедики не умеют, во всяком случае Гарри и Ване пришлось рассказать Невиллу о томографе, флюорографии и термографии, обо всех тех чудных машинках, которые выявляют и делают видимыми те части тела, которые обычно не видно — мозги, легкие и воспаленные мышцы, ах да, ещё рентген есть, с его помощью можно увидеть сломанные кости. Последний аппарат почему-то оскорбил Невилла, и он хмуро проворчал:

— Не вижу смысла в фотографировании сломанных костей. У нас для этого есть Костерост, выпил дозу и всё в порядке, все самые сложные переломы за ночь срастаются.

Ваня при этом покосился на левую руку Невилла, Гарри тоже глянул, припоминая, что на первом же курсе он упал с метлы на уроке и сломал запястье. Нахмурился. Вроде ему вылечили тогда руку, так чего же Ванька-то смотрит, увидел, что ли, что-то?

— Что такое, Уайти?

Ваня поколебался, потом ткнул пальцем в запястье и проговорил:

— Учти, я не знаю, ломал ли Невский руку, но это запястье… у меня создается впечатление, что оно неправильно срослось. Видишь, оно немного толще правого, это из-за того бывает, когда кости сращивают без фиксации.

— Не понял?.. — озадачился Гарри. Невилл сосредоточенно сравнивал свои руки. Ваня утвердительно закивал:

— Я хочу сказать, Невскому при переломе шину не накладывали, а прямо так оставили… как ты сказал, на ночь? Так вот, ему руку не зафиксировали ничем, ни лубками, ни шинами, ни бинтами, просто дали выпить этого… как его?

— Костерост, — подсказал Гарри.

— Вот-вот, дали выпить и оставили. А там наверняка смещение было, оскольчатое, вот кости и срослись неровно, произвольно да с ускорением, как бог на душу положит. А с переломами же нельзя шутить и тем более торопиться. Смещенные кости надо сложить, крепко зафиксировать, в крайнем случае закрепить пластинами и скобами, и загипсовать. Даже на ночь. Так больше гарантии, что они правильно срастутся.

— Да твоюжмать! — с чувством и по-русски высказался Невилл. — Ради этого мне руку всю ночь кололо, жгло и выкручивало?!

— Э-эээ, так Костерост действует? — уточнил Гарри.

— Да… — с тяжелым вздохом подтвердил Невилл. — Дали мне стакан той невообразимой гадости и велели лежать неподвижно. Всю ночь промучился, шевелиться нельзя, рукой двигать тоже нельзя, ну хоть на стенку лезь.

— А ведь он маленький был, — серьезно сообщил Гарри Ване. — Одиннадцать лет всего.

— Да. И я плакал, — признался Невилл. — Мне было больно и страшно. Второй раз в жизни упал со страшной верхотуры и на этот раз покалечился, с тех пор я ещё больше стал бояться высоты.

— Ох, Невский… — только и смог сказать Ваня.

Гарри покачал головой и решил переключить внимание с костей на другое:

— Невилл, а как тебе в шкуре медведя было?

— О-о-о, классно было! — просиял Невилл. — Я такой огромный, такой мощный… ух!.. Силища так и играла во мне, а сколько запахов вокруг! М-м-м… я теперь с помощью нюха буду целебные травки искать, и при этом я откуда-то знаю, для чего какое растение, представляете?! Вот только зрение плохонькое, вблизи ещё ничего, всё вижу, а вот дальние предметы расплываются, и только человеческое сознание подсказывает, что это за предметы там вдали — дом или дерево. Ещё сперва странновато было на руках ходить, ну… понимаете?

— Конечно понимаем! — кивнул Гарри. — Руки же лапами стали. А плечи как? На месте остались или вперед ушли?

— Вперед… — припомнил Невилл. — Правда, когда я на ноги прямо вставал, плечи на место возвращались. Странно, а отчего так?

— Думаю, это от положения головы, — прикинул Ваня. — Когда медведь стоит на четырех лапах, его шея вытягивается вперед, а атлант — это первый шейный позвонок — находится на одной линии спины и черепа. А когда косолапый встает на задние лапы, череп с верха атланта перемещается вниз, плечи опускаются, а лапы свешиваются на живот. Для человека это нормальная и привычная поза, поэтому тебе и казалось, что плечи возвращались на место.

Но несмотря на смену планов, задержаться пришлось. Русскому человеку за границу довольно сложно попасть. Кузьма Лиходеев хоть и был магом, но магом русским и даже деревенским, и о порталах, трансгрессиях и прочих телепортах он имел весьма поверхностные понятия. И для перемещения на дальние расстояния использовал транспорт — самолет, поезд, автомобиль и телегу с лошадью. На ближние же расстояния он применял собственные ноги. Так что хочешь не хочешь, а Кузе потребовалось время на сбор документов, паспортов и виз. И… в общем, продолжаются каникулы. А юношество, как и детство, пора беззаботная и непосредственная, в голове, как и прежде, гуляют шальные ветры, богатая фантазия сочиняет и выдумывает новые развлечения, а у юного тела, сильного и гибкого, больше возможностей для воплощения в жизнь ребячьих идей. Поняв, что поездка в Англию откладывается на неопределенный срок, легкомысленные дети охотно и снова окунулись в реку времени и поплыли по течению. А чего ещё делать-то? Не тот это возраст, чтобы сидеть на месте и грызть ногти от переживаний за папу-маму, которые вот уже пятнадцать лет лежат в клинике и никуда не денутся ещё столько же лет. Уговорив таким образом свою совесть, Невилл с облегчением окунулся в лето. И снова горят жаркие костры, высыпая в ночь золотые искры, тоненько-звонко поет гитара под чуткими пальцами Вани, разливается над ночной тишиной заливистый тенорок из трех мальчишечьих глоток. Снова играет солнечными бликами на речной воде легкий бриз, снова звенит над рекой комариная тишина, которая, однако, взрывается радостным воплем какого-либо удачливого рыбака:

— Сом!!! Подсекай!.. Уйдет, зараза, подсекай!

Снова, всё снова. Купание в реке, загорание на берегу, Ваня, кстати, на глубину не лезет, плещется на мелководье, он помнит про свою болезнь и никогда не рискует зря. Гарри, впрочем, тоже внимательно следит за тем, чтобы Ваня не забывал принять лекарства, положенные эпилептикам. Олег их регулярно привозит, конечно блистеры в упаковках у Вани с собой, но микстуры и суспензии хранятся в холодильнике и применяются не каждый день, а два раза в неделю. Также Олег провел обстоятельный инструктаж по оказанию первой помощи на случай приступа у Вани — если он упадет в судорогах, надо зафиксировать его в положении на боку и проследить, чтобы он ни обо что не ударился головой и не сломал руки и ноги. И никаких палок в рот! Категорически! А то знает он неких умников, которые советуют палки и ложки в рот совать, якобы для спасения языка… На самом деле язык так просто не откусишь, его можно только ссадить (прикусить), отчего и появляется розовая пена. А чтобы больной не задохнулся от проваленного языка, его как раз для того и кладут на бок.

Река называлась Смородина, широкая и глубокая, с пологими берегами, поросшими травой, ивой и смородиновыми кустами, из-за которых она, очевидно, и получила название. И конечно же, река находилась в сказочном мире. Узнав, что путешествие отменяется за ненадобностью, Олег и Люся решили дать Ваньке разрешение погостить у Ядвиги, пока Лиходей бегает по делам и пока не закончатся каникулы у Гарри и Невилла. Потом им всё равно придется расстаться, англичане уедут, а Ваня вернется в Петербург.

В один из вечеров, когда по устоявшейся традиции собрались вокруг самовара с душистым травяным чаем с бубликами, Гарри решился спросить у Ядвиги:

— Простите, пожалуйста, но я должен поинтересоваться, иначе совсем потеряю сон. Бабушка Ядвига, мне не дают покоя две вещи. Во-первых, почему ночью светят луна и месяц? А во-вторых, ваш кот Баюн… мне показалось, что он умеет свечку зажигать.

Бабушка вдумчиво отхлебнула глоточек чая из блюдечка, которое она аккуратно пристроила на кончиках пальцев, и неспешно потекла стариковской речью:

— Насчет луны и месяца ничего не знаю, всегда так было, а почему, я не задумывалась. А Баюн… обыкновенный нэкомата. Если присмотреться к его хвосту, то можно увидеть, что кончик его раздвоен. Я его в Китае приобрела, когда искала себе волшебную кошку. Мне, правда, советовали приобрести манэки-нэко, дескать, у них не такой вредный характер, но я всегда считала, что все характеры от воспитания зависят, а не от дурного происхождения. Потому и плюнула на советы умных и бывалых и взяла черненького нэкотёныша-мата. И вот такой красавец вырос, умный, преданный, порой вредный, конечно, но какая же кошка без вредности? Все они так или иначе должны шкодить.

— Так он волшебный? — с уважением спросил Ваня.

— Да, — покивала бабушка. — Гипнозом владеет, усыпляет замечательно, что порой необходимо, если у меня пациенты маленькие и напуганные дети. Свечи искрой зажигает — ток по телу пустит, лапку к свечке поднесет, коготком щелкнет, и готово. А ещё он немного телепат, мысли умеет читать и передавать.

— Вот это да! — восхитился Невилл. — Я такого даже о книззлах не слышал.

— А кто это? — заинтересовался Ваня.

— А это наши кошки, — с готовностью кинулся пояснять Невилл. — Кошки волшебников. Их ещё жмырами и лазилями называют, у них большие уши и львиные хвосты. Сами они пятнистые и… я бы сказал, крупные, но его кот… — кивок на Гарри, — перебил все мои представления о крупных кошках.

— Эй! — возмутился Гарри. — Я не виноват, что дядя решил подарить нам мейн-куна.

Бабушка мелко-мелко затряслась от беззвучного смеха. Ваня тоже зафыркал в чай, едва не расплескивая его.

А тут и разговор сам собой застопорился и свернулся, потому как кто-то поскребся в дверь. Ядвига вздохнула и попросила:

— Невушка, открой, пожалуйста.

Невилл послушно пошел открывать, отодвинул засов, толкнул створку и обнаружил за порогом девушку, большеглазую и с мокрыми волосами. Та бросила на него беглый взгляд, проскользнула мимо него в горницу и обратилась к Ядвиге:

— Лиходея нету?

— Нету, Дарьюшка, нету. А зачем он тя понадобился?

— Звоночек в леске запутался, в ивняке застрял, выбраться не может… — девушка жалобно шмыгнула носом и заправила за ухо мокрую прядь синих (?!) волос.

— О-хо-хонюшки… — бабуля с хрустом поднялась, сходила за занавеску, принесла оттуда приличный такой секатор и посмотрела на мальчиков:

— Молодые люди, вы не поможете освободить Звоночка?

Гарри протянул руку за инструментом, как управляться с секатором он знал. Вышли в светлый вечер и пошли за Дарьей к реке. Звоночком оказался серый пони, каким-то непостижимым образом он с ног до головы запутался в рыболовной леске, та — в ветках ивы, и теперь толстый пони барахтался на боку, полузатопленный в жидкой прибрежной грязи. Даша залезла в воду и крепко ухватила конька за шею. Гарри кротко вздохнул, скинул сандалии и шагнул в илистую жижу, следом за ним Невилл. Ваня не стал соваться, сел на берегу и спокойно наблюдал, как Гарри перерезает секатором леску, а Невилл распутывает ее обрывки и освобождает ноги пони. На всю работу ушло около часа, и наконец, с пони сняли последний кусок капрона. Гарри и Невилл, перемазанные с ног до головы, выбрались на берег и приготовились вытягивать на сушу коня. Но, к их удивлению, конек вместо этого устремился на глубину, а рядом с ним плыла Даша. Гарри озадаченно оглянулся на Ядвигу:

— Куда это они?

— Туда, куда им и положено, в родную стихию… — безмятежно ответила Яга. — В реку, где они и водятся, русалки и келпи.

И словно в ответ над водой, на фоне красного заката с длинным шлейфом брызг взметнулись-вырисовались два силуэта — тоненькой девушки с рыбьим хвостом и речного конька с хвостом-спиралью…

Ноги у Гарри внезапно отказали, и он тяжело шлепнулся в песок на пятую точку. Из ослабевших пальцев выпал секатор. Хотелось ругаться, но шок и присутствие пожилой женщины не давали вежливому языку развязаться. Это что тут сейчас было? Он своими руками освободил келпи, того самого жуткого монстра, который всех пожирает и топит без пощады. И русалка… она же вроде по земле ходила… пришла, постучалась, к реке проводила. И на помощь по-человечески позвала, словами. А келпи, кстати, даже не попытался кого-то заманить к себе на спину и утащить в воду. Ох… ну и как со всем этим разобраться? Как?

Предупреждение: в данной главе описаны приступы эпилептического припадка, очень прошу прощения, если это кого-то заденет.

Единственное объяснение происшедшему могло быть только одно — разный менталитет.

Шотландский вредный дух озер и рек был действительно вреден, потому что был дик и неприручен. И это, увы, началось давно, испокон веков, со времен Мерлина. И если покопаться в исторических хрониках, вычитать кое-какие подробности, то можно припомнить, что сам король Артур не очень-то жаловал магов, ещё его венценосный папа Утер Пендрагон пачками жег колдунов и ведьм на кострах. И Великому Мерлину не один десяток лет приходилось интриговать и изощряться в маскировке, и даже, простите, переодеваться в невинную деву, в молодости. А потом, в древней, трясучей старости сбривать длинную бороду, чтобы оборотиться в старушечку. Да уж… чего только не сделаешь ради любимого отечества. И короля, чтоб ему… сладко спалось, ага.

Ну и так далее... Во все времена, от Мерлина и до современного Копперфилда, по всей Европе, от западной Ирландии до южной Италии, горели жаркие костры святой Инквизиции. Сжигали все мало-мальски аномальное и святотатственное: собак, ученых, кур, которые, вот ужас, склевали обрядовое зерно, лошадей, которые ни с того ни с сего научились считать и подавать тапочки, черных кошек, за то, что они черные и не вовремя перешли дорогу. И в обязательном порядке сжигались красивые девушки, потому что раз красивая, значит чаровница, а с чего ж ещё у мужиков ноги подгибаются и слюна изо рта течет? Тётка очаровала? Вон та рыжая? Ясно… Стража-а-а, схватить ведьму! Ну и… досжигались на свою голову, свершили добровольный геноцид, особей прекрасного пола, носителей красивого гена, в Европе почти не осталось. Остались те невзрачные зайцеподобные тощенькие леди с выпирающими передними зубками. И как результат, горе-европейцам теперь приходится кусать локти да облизываться на русских Алёнушек. Ибо их незыблемую чистую красоту сохранил российский пофигизм, на ведьм только ругались, обзывали вредной каргой, на что та лишь плевалась и посылала в гармонь. А русских красавиц берегли как зеницу ока, всех этих Алёнушек, Настёнок, Олюшек, Варварушек русичи-богатыри Иваны да Степаны боготворили. Простых баб с ведрами на коромыслах, и по совместительству являющихся тёщами, русские зятья, как правило, уважали, а как же, ведь это ж маменька Настеньки, Алёнушки и прочих красавиц. Да и рука у маменьки тяжелая… Она не коня на скаку остановит, а целый кавалерийский полк гусар, что ей там какой-то конь?.. Да не смешите мои берестяные лапти.

К нечисти, опять же, отношение тоже разное. Европейский рыцарь костьми ляжет, а голову дракона для дамы сердца раздобудет непременно, правда не совсем понятно, зачем благородной девице голова дохлого ящера сдалась. Но как бы там ни было, а сэр Гарольд (Лоренс, Эшли, нужное подчеркнуть) достал из далеких сарацинских земель голову крокозавра, и теперь она лежит у ног королевишны и воняет, так как о консервации в те времена не слышали… Королевишна морщится, прижимает к личику батистовый надушенный платочек, а к груди покрепче болонку-блохоловку, оценивает размеры стухшей башки с вытекшими глазами и роем мух над ней, и благосклонно разрешает усталому рыцарю поцеловать край ленточки на конце копья и воспеть её красоту и свой подвиг в балладах менестрелей. Русский же Иван-дурак хорошо если дракона раз в столетие увидит, а если ему доведется встретить ящера, то за топор он не станет хвататься, а дотошно расспросит Змея Горыныча о смысле жизни, причем три раза, каждую голову по отдельности, потому как одна голова — хорошо, но две ещё лучше… а тут их три! А вдруг она мудрее всех? Грех не спросить третью голову. Для европейца келпи это страх и ужас, а для русского крестьянина келпи — бесхозная кляча, которую надо поймать и запрячь в плуг, чтоб зря небо не коптила! Черта с мельницы — туда же, тоже лишняя рогатая сила-скотина, в то время как европейский поп церковь ладаном затопит, святой водой деревню зальет, а беса изгонит, усеяв его путь осиновыми кольями и серебряными крестами.

Как видите, разные подходы и отношения к нечисти, ну и ответ… соответствующий. Гонимая шваль мстит обидчикам, вредит и проказничает изо всех сил: драконы принцесс крадут, Робин Гуды богатеев грабят, гоблины детей подменивают, лепреконы всех дурят фальшивым золотом, брауни… хм, хватит, пожалуй, список и так бесконечный получается. Зато в Европе и нет таких уважаемых персонажей русского фольклора, как леший, берегиня, Баба-Яга, чудь, навка, домовой и прочие замечательные личности. Да тот же келпи, например, по имени Звоночек который. Гарри же на нем лежал, перерезая капроновую леску с шеи, и что? Русскому чудищу даже в голову не пришло цапнуть парня, не то что утащить его в речку и там сожрать! А от нечисти русского человека защищает сама же нечисть. Разозлится водяной на кого-то, захочет притопить, ан нет, не тут-то было! Другой водяной с русалками на помощь подгребает, недоутопленника из воды выталкивает, а родичу головомойку устраивает, мол, нечего мне тут мусорить, и так от топляков проходу нет!.. Анчутка в гости нагрянет, его домовые с банниками взашей гонят, пошел вон, дурак, в этом доме детей любят! Навки с мавками тоже друг друга стерегут и к объекту своего интереса стараются не подпустить товарку, а если оба не удержатся от соблазна и начнут облизываться на окорочка своего подопечного, то и тут на них есть управа, берегиня какая-нибудь. А их много, и у каждого человека есть. И не только у человека, а у каждого дерева и кустика свои берегини имеются — нимфы, наяды, дриады…

* * *

Однажды Невилл тихо спросил у Гарри:

— А ты не хотел бы исцелиться?

— От чего? — не понял Гарри.

— Ну… от этого, — Невилл выразительно посмотрел на него. — От своих неуклюжих движений?

— А-а-а! — сообразил тот и засмеялся. — Так я не болен, Невилл, я всё прочитал про нейролептиков. Нас таких на самом деле очень много, и у всех ДЦП разной тяжести, есть такие, как я, а есть и те, которые с рождения прикованы к инвалидному креслу… так что мне ещё повезло, Невилл. Я не глухой, умею ходить и даже лазать по деревьям, у меня рабочие руки, которые могут держать ложку-вилку-нож и волшебную палочку. А представь себе ребёнка, скрюченного полиартритом и не могущего ничего в руку взять. Нет, Невилл, мне не на что жаловаться, к тому же, я постоянно напоминаю себе, что есть на свете люди, которым во много раз хуже, чем мне. Слепые, немые, такие, как Уайти, наконец.

— Чего-о-о?! — возмутился Невилл. — Да он здоровый, как слон!

— Ошибаешься, Невилл, — тихо шепнул Гарри. — Я каждую секунду опасаюсь за его жизнь. Ты просто не видел… ты не знаешь, каково это — жить с эпилепсией.

Невилл не поверил, он и в самом деле не знал. Но вскоре ему пришлось узнать. Пришел Олег, принес Ване очередную порцию лекарств, проследил за тем, чтоб шуринок всё принял, и сказал:

— Это последняя доза, ты не заглянешь в клинику, чтобы тебе ещё выписали? Ты мне потом рецепт передашь, а я в аптеку съезжу.

— Хорошо, — покладисто кивнул Ваня. И подмигнул Гарри: — Заодно и мороженым побалуемся, ага?

Против мороженого Гарри был совсем не против и с удовольствием согласился проводить друга на прием к врачу. Ну а где двое, там и третий. Невилл, разумеется, пошел с ними. И вот они вчетвером вышли из леса и на рейсовом автобусе добрались до Мурени. Поздоровались с тётей Варей и Люсей, потискали Мишку, потрепали по ушкам Дюшку. Переночевали и на следующий день отправились в местную клинику, где Ваня, конечно же, тоже состоял на учете, как и во всех региональных больницах в городах, где он проживал и гостил. Получили рецепт, сдали его Олегу и с чувством выполненного долга направили свои стопы в кафе «Березка», где и заказали три порции сливочного мороженого. Насладились, подумав, купили ещё лимонаду. И на этом решили закончить. Пожили в Мурени ещё два дня, походили по магазинам, покупая все по хозяйству, ну и себе кое-что приобрели, так, по мелочи, тетрадки, ручки... Гарри купил карандаши неожиданной в этих местах марки, «Фабер Кастелл», не удержался, что поделать, а к ним альбом пришлось прикупить. Пришли домой, разобрали покупки, Гарри опробовал карандаши и пришел в щенячий восторг — карандашики писали жирно и мягко! Ваня заинтересовался и, взяв синий карандаш, нарисовал шарж на Гарри — остролицего очкарика, похожего на спятившую канарейку, очень карикатурно вышло, Гарри так смеялся…

Ну ладно, пора, пожалуй, возвращаться к Ядвиге, дожидаться Лиходея. Автобус, старенький «Икарус», тарахтя и дребезжа, доставил ребят до нужной остановки, на которой они сошли, чтобы, пройдя немного по дороге, свернуть на тропинку в лес. Это нормально, ведь теперь ребята знали, где живет Ядвига, и взрослые со спокойной совестью отпускали их одних. Автобус утарахтел вдаль в клубах пыли, парни пофыркали вслед, подтянули за лямки рюкзаки и дружно пошагали по пыльной обочине. Пустынная проселочная дорога неприхотливо извивалась серой лентой, тесно сжатая деревьями, от неё то и дело ответвлялись желтые и бурые тропочки, ведущие на дачки, огородики и заимки. Сейчас, на закате, дорога была пуста, если не считать трех парней, которые, впрочем, скоро сойдут с неё на одну из боковых троп.

Навстречу проехал «жигуль», потом с громким ревом пронеслась черная «Победа», следом за ней прогрохотал тяжелый мотоцикл «Урал». И тут случились сразу несколько событий. На задней дверце автомобиля спустилось стекло, из недр салона высунулись руки с поляроидом и нацелили его на разлапистую пышную ёлку, автомобиль притормозил, мотоциклист, не ожидая этого, вильнул рулём и газанул, объезжая притормозивший автомобиль. Всё произошло одновременно. Вспышка поляроида и выстрел выхлопной трубы мотоцикла, а в следующую секунду машины скрылись за поворотом. Ваня, идущий рядом с Гарри, вздрогнул от внезапных световых и шумовых раздражителей и… Невилл замер в ужасе, глядя, как Ваня валится на землю, как Гарри отчаянно падает следом, ловя Ваню за голову и стараясь не допустить его удара об асфальт. Дальше всё было как в кошмарном сне: Гарри, плача, крепко стискивает руки друга и прижимает его голову к груди, а тело Вани беспорядочно и хаотично бьется в судорогах, глаза его закатились так, что виднелись только белки, из-за стиснутых зубов в уголке рта показалась тоненькая струйка крови. Ваня прикусил язык. А потом…

— Невилл, помоги! Не могу удержа-а-ать… — прохрипел Гарри, пытаясь зафиксировать бьющиеся ноги и руки.

Невилл опомнился и навалился на ноги, вместе они сумели обездвижить Ваню и удержать его в положении на боку, как учил их Олег. Неизвестно, сколько времени длился приступ, может секунды, а может, часы. Для Гарри и Невилла это продолжалось целую вечность, а для Вани один миг. Когда он затих и заморгал, смущенно оглядываясь, Гарри и Невилл разжали объятия, но Ваню так и не выпустили, продолжали держать, уже просто так. Ваня осторожно сплюнул кровь и невнятно пробормотал:

— Язык болит… кажется, я его прикусил… — помолчав, неловко спросил: — Долго я был в отключке?

Гарри всхлипнул, вытер мокрую щеку о Ванино плечо и выдавил:

— Не знаю… недолго.

— Не реви… — виновато попросил Ваня.

— Не буду, — шмыгнул носом тот.

На дороге появился тот же автобус, совершавший обратный рейс до города, Невилл, по просьбе Гарри, тормознул его, пара пассажиров-мужчин вышли из автобуса и, проникнув в ситуацию, занесли в салон Ваню, после чего старенький «Икарус» помчался изо всех своих железных силенок, спеша доставить пострадавшего мальчика в ближайшую больницу. Гарри сбегал на улицу Строителей за Олегом, надо было сообщить родственникам о случившемся. А Невилл долго не мог отойти от шока, как же Гарри был прав, оказывается…

От врача вышел Олег, хмуро глянул на парней и мотнул головой, приглашая за собой. В приемном покое почему-то не хотелось разговаривать, да и не предназначены для этого русские больницы, и только на улице Олег сказал им:

— Завтра Ваню отпустят. Спасибо вам за то, что были рядом. Но к Ядвиге я его больше не отпущу, хватит с нас тревог, мне легче переживать за него, когда он на глазах. Понимаете?

Гарри молча закивал, конечно он понимает. Олег продолжил:

— Вы можете разделиться, если хотите. Невилл пусть отправляется к Ядвиге и ждет Лиходея, а ты, Гарри, можешь остаться с Ванькой. В конце-то концов, вы же с самого начала так планировали, нет?

— Всё правильно, — согласился Гарри. — Просто случайно вышло так, что Невилл присоединился к нам, мы действительно никаких прогулок по лесам не планировали. Простите.

— Это не ваша вина, ребята, лично я бы удавил того фотографа, вздумавшего сфотографировать красивую ёлочку… — с отвращением произнес Олег.

А тут и Невилл, всё ещё под впечатлением от происшедшего, подергал Олега за рукав и жалобно спросил:

— Ну почему нет лекарства от такой болезни? А Живая вода не может помочь? Вы только скажите, я сразу за ней пойду, хоть на край света!

Олег с интересом взглянул на него и вдруг улыбнулся:

— Когда-нибудь ты сам изобретешь лекарство от этой болезни и сможешь вылечить множество людей. Поверь мне, Невилл, не один Ваня такой, не один он так страдает, таких, как он — миллионы по всему земному шару. Просто его пока не изобрели… то лекарство, о котором ты мечтаешь. Ты пока своим родителям помоги, Невилл, подрасти, выучись, и вперед, к новым открытиям, изобретениям и свершениям. И знай, мы с Ваней будем ждать твоей победы, знай, что мы верим в тебя и в твои цели. И в твои силы, доктор Невский.

И это не было издевкой, это была констатация факта. Перед мысленным взором Невилла выросла стеклянная дверь в элитной клинике, а на ней висела бронзовая табличка с надписью «Доктор Невский. Невролог и изобретатель панацеи от всех болезней».

Подумав, Олег Прозоров всё-таки позвонил в Петербург — родители Вани должны всё знать о сыне. И в двадцатых числах июля приехал Вадим Петрович, оглядел сына, помурыжил его неодобрительным молчанием и велел собираться домой. С папой Ваня спорить не посмел, покорно начал сборы. Гарри, глядя на него, тоже кинулся собирать по комнате свои вещи. Заметив это, Ваня удивленно притормозил:

— Гарри, а ты куда?

— С тобой, — лаконично ответил Гарри, вытряхивая содержимое рюкзака на кровать. Ваня растерянно посмотрел на ворох носков, смятых листов бумаги и маек, передернулся и спросил:

— А как же Невский? Разве он не твой друг?

— А что Невский? — остановился Гарри. — Он мой друг, это да, ещё с первого курса волшебной школы, но… у него свои цели, и с моими они не совпадают. Я приехал к тебе в гости, он за лекарством для своих родителей, и здесь наши пути расходятся. Невилл получит своё и уедет, меня он ждать не будет, я-то ему зачем? А тут я с тобой и по-прежнему твой гость, и намереваюсь остаться с тобой до конца каникул.

Ваня благодарно улыбнулся и понимающе кивнул. Что ж, по-другому Гарри и не сумел бы объяснить свою верность. Правда, было немного жалко расставаться с кусочком сказочного мира, но… разве Гарри сам не сказка? Он же волшебник! И у него есть маленькая древесная фея — лечурка по имени Косточка. Подумав об этом, Ваня окончательно успокоился и с новым воодушевлением бросился собираться.

Невилл с Ядвигой пришли их проводить. Увидев его, Гарри смутился и собрался извиниться за свое бегство, но Невилл покачал головой и мудро заметил:

— Нет, Гарри, ты поступаешь правильно. Ты Ване сейчас нужнее, а с тобой мы и так в Хогвартсе встретимся и будем дальше учиться до последнего курса. Езжай и не тужи, ты всё верно делаешь.

Обратный путь до Питера был точно такой же, разве что без солдат-попутчиков. Чтобы мальчики не загнулись от скуки, папа Вани предложил им поиграть в «дорисуйку», эта нехитрая игра оказалась страшно увлекательной: рисуешь какую-нибудь загогулину, например спиральку, и предлагаешь напарнику дорисовать из неё что придумается. Ваня придумал улитку, и Гарри, таким образом, легко ухватил суть игры и с азартом включился. Его фантазия разошлась на полную катушку: Ваня нарисовал ступеньку — Гарри дорисовал домик, потом уже он нарисовал кружочек, Ваня, недолго мудрствуя, дорисовал к кружочку лепестки, стебелек с листиком, и получилась ромашка. Простенькая игра и бесконечная, можно играть как угодно долго, до тех пор, пока фантазия не истощится. Отличный досуг для долгой дороги. Кроме того, почитали взятые с собой книги, поиграли в крохотные шахматы на магнитиках и просто разговаривали обо всем и ни о чем. Ну и в окно смотрели, куда ж без этого?.. Увидев на одном из переездов, за шлагбаумом, бурую лошадь, запряженную в телегу, Вадим Петрович кое о чем вспомнил и взглянул на сына:

— Тянитолкаев ловил?

— Нет, папа, — кротко заморгал тот.

— Ладно, — кивнул отец. — Всё равно дома тебя странный сюрприз дожидается.

— Какой? — заинтересовался Ваня.

— Птички у нас на балконе поселились, а какие, не скажу. Сюрприз.

Гарри заерзал, вдруг занервничав, и робко спросил:

— А при них писем не было?

— Нет, никаких писем. Это не голуби.

Ваня озадаченно поглазел на Гарри и спросил в свою очередь:

— А давно птицы на балконе поселились?

— Когда я уезжал за тобой, они два дня уже жили на старом серванте. Так что, надеюсь, не улетят до твоего приезда, они на охоту летают, поэтому мы с матерью не стали закрывать окно на балконе.

Гарри со стоном приложился лбом к стеклу — точно совы, никаких сомнений! Глухо забормотал:

— Давайте угадаю, одна из них большая, белая и с разными глазами. Так?

— Да, верно. Погоди, Гарри, они твои, что ли?

— Ага. Мерлин точно мой. А вторая… пестрая?

— Да. Как далматин.

— Ну, значит, она здесь и останется. Я её тебе подарю, Уайти, обещаю!

— Да кого ты мне подаришь?! — взбудораженно возопил заинтригованный вусмерть Ваня. Гарри и Вадим Петрович переглянулись и с единодушным согласием громко прокричали хором:

— Сюрпри-и-из!

— Сова!!! — заорал вдруг Ваня. — Я же помню Мерлина! Он к тебе в Ганновер прилетал, Гарри! Я угадал — это сова?!

Гарри тихо засмеялся, с удовольствием наблюдая за счастливым Ванькой, как же это здорово, видеть его улыбку, слушать его смех и смотреть, как он радуется будущему подарку.

После пересадки на поезд до Питера Вадим Петрович ушел за постельным бельем, не дожидаясь дежурного обхода проводниц. Вернулся с тремя комплектами, застелил три полки, четвертое место пока пустовало, и Гарри с Ваней понадеялись, что его никто не займет до конца путешествия, не хотелось им никаких посторонних.

Ночью Гарри несколько раз просыпался и, смотря вниз с верхней полки, видел, что Вадим Петрович не спит, а бдительно сторожит сон Вани, у того за ночь было два легких приступа во сне, во время которых отец легонечко поглаживал сына по груди и поворачивал на бок. К счастью, они были не сильными, и Ваня, проснувшись утром, ничего о них не помнил. Даже не заметил, что у него что-то было, а Гарри и Вадим понимающе помалкивали.

Доехали без особых проблем, дома Ваня, несмотря на усталость, тут же полез на балкон смотреть на сов и честно офигел при виде Перлины, далматинистая совушка удивляла до изумления, если можно так выразиться. Потрясенный вопль Вани, наверное, было слышно и на Васильевском острове:

— Гарька!!! Неужели ты мне это чудо подаришь?!

Гарри засмеялся:

— Уже подарил. Ты же видишь, она к тебе прилетела.

— Ой, смешная такая, прелесть, честное слово! А как её зовут?

— Перлина. Но ты можешь её по-русски звать, Жемчужинкой.

— Да ты что, Гарри! Перлина тоже красиво, — запротестовал Ваня. И загорелся: — А можно Лина? Сокращенно от Перлины?

— Лина? Отлично! — одобрил Гарри.

Совушка растерянно моргала, лупая глазами на мальчишек, как-то она не ожидала, что её кому-то подарят. Она же всего лишь брата сопровождала в его дальнем полете, тоже хотела увидеть хозяина, а тут такой сюрприз… Да ещё имя сократили, кошмар, куда мир катится? И молодая сова с досады спрятала голову под крыло, отгораживаясь от несправедливой действительности.

А для Гарри продолжились каникулы в Санкт-Петербурге. Теперь он знакомился с городом по-настоящему, посещал Эрмитаж, побывал в Петропавловском соборе, съездил в планетарий и посмотрел там на удивительную достопримечательность — маятник Фуко. Ездил на все набережные Невы, хихикая порой над словосочетаниями вроде Невского проспекта, Невского переезда и прочих невских мест, что поделать, с некоторых пор это слово ассоциировалось с Невиллом и нечаянным его прозвищем, которое дал ему Ваня. И поражался памятникам, коих в старинном Петербурге было великое множество. Медный Всадник, памятник Екатерине Второй, памятник Петру Первому, Чижик-Пыжик, Нарвские ворота с конями поверху. Мосты тоже вызывали восхищение: Аничков мост, Дворцовый мост, тот самый, подъемный. Львиный мост со львами. И вообще, статуй здесь не перечесть! Одних коней была тьма-тьмущая, и бронзовые, и мраморные, и гранитные… со всадниками и укротителями, как на Аничковом мосту. Кот Елисей и кошка Василиса — Гарри целый час таращился на них, пытаясь понять, за какие такие заслуги кошек увековечили в бронзе. Оказалось, в память блокадным котам скульпторы установили их, кота Елисея на уровне второго этажа, а кошку Василису на парапете напротив через улочку. Гарри на всякий случай запомнил адрес этих статуэток — пройти по Невскому до Елисеевского магазина и завернуть за угол. Но особенно много в Петербурге было львов, самых разных: больших и маленьких, бронзовых, мраморных, гранитных, с шарами и цепями, скульптурные композиции из вереницы львов с зажатыми в пастях чугунными цепями как-то очень украшали город. Как и львы, сидящие на задних лапах и обнявшие передними шары. Были здесь и грифоны со сфинксами, Египетский мост как раз такой сфинкс и украшал. Памятники всевозможных писателей и поэтов, простых фотографов и зодчих, зайцы и хлеб, военные псы с солдатами и простые дворняги. Гарри подолгу застывал возле каждого монумента и старательно зарисовывал в альбом, который специально постоянно таскал с собой.

На старинной улице Мира тоже была скульптура, она стояла в глубине заросшего парка и изображала некую химеру, не то крокодила с крыльями, не то стилизованного дракона. Она была из гранита и густо поросла мхом и лишайником, на старом, выщербленном граните хорошо виднелись потеки птичьего помета и дождя, ещё она была безжалостно иссечена ветрами и временем. Гарри бывал здесь каждый день и, присматриваясь к химере, вскоре начал понимать, что это не рептилия, а лев, крылатый лев с длинной безгривой шеей… точнее, грива была, но вытесанная колечками по всей длине толстой шеи и сглаженная коррозией, не щадящей ничего. Его постамент стал любимым местом Гарри, он чувствовал себя очень уютно, сидя между передними лапами льва-дракона, сразу вспоминался теплый и надежный Серенгети, по которому он начинал потихоньку скучать. Но со своим драконом он так и так встретится только в сентябре, а сейчас ещё конец июля, так что тоска была, скорей всего, просто ностальгической.

Именно сюда и побежал Гарри, спасаясь от… детей. Он наткнулся на них в конце Первомайской, когда шел из библиотеки. Местная шпана мелких пакостников заинтересовалась гостем из Англии. К сожалению, это был недобрый интерес, нехороший, маленькие нахалы лет от девяти до двенадцати окружили Гарри, как шакалята раненого волка и начали его дразнить. Что-то громко и звонко кричали, что, Гарри по причине своего иностранного происхождения уразуметь не смог. На всякий случай он вежливо улыбался и кивал… услышал слова "пьяный" и "дебил", озадаченно нахмурился, ускорил шаг, надеясь, что шакалы отстанут. Прилетел брошенный кем-то камешек и ударил Гарри в темя, он инстинктивно пригнулся и закрыл руками голову, следующие камни градом посыпались по рукам. Ничего не понимая, Гарри бросился бежать. За что? Что он им сделал? Ни за что, хладнокровно подсказал рассудок, просто за то, что ты не похож на них. Такова жестокая правда жизни. Его ноги почему-то вынесли в тот парк, и Гарри с разгону влетел в толпу своих — ребят с улицы Мира. Ваня и его друзья тут же набычились и встретили паршивцев хорошим втыком и нагоняем. Гарри от стыда был готов провалиться сквозь асфальт, позор какой, малышей испугался… Здесь, между лап крокодилольва его и нашел Ваня, Гарри сидел, тоскливо съежившись, тесно прижавшись к теплому, прогретому солнцем граниту.

— Всё в порядке, Гарри, они больше не сунутся, мы им показали, где раки зимуют! — звонким голосом доложил Ваня.

— И где они… зимуют? — слабо улыбнулся Гарри. Ваня облегченно вздохнул, присел рядом и виновато сказал:

— Ты на них не обижайся, у них и так мозгов нет. Чего с идиотов взять…

— Нечего взять… — вздохнул Гарри и почему-то начал оправдываться: — Я просто растерялся, ты не думай!

— И не думаю! — рассердился Ваня. — Бегство это самое разумное, что ты смог придумать в данной ситуации, ну в самом деле, Гарри, не бить же их?!

Помолчали, разглядывая гранитные потрескавшиеся плиты под ногами. Меж квадратами густо лезла короткая трава с мелкими цветочками — аптечной ромашкой, голубенькой незабудкой и мышиным горошком. Потом Ваня негромко проговорил:

— Я рад, что ты нашел это место. Оно защищает от невзгод и дарует покой. Здесь ещё мой дедушка любил сидеть и папа, когда был маленьким, я тоже иногда сюда прихожу посидеть в тени крыльев Голиафа.

— Голиаф? — переспросил Гарри. Ваня погладил выщербленную морду гранитного изваяния и кивнул:

— Да. Сколько себя помню, его всегда называли Голиафом. Есть даже местная легенда про него.

— Ух ты! Расскажи… — взмолился Гарри, искренне желающий приобщиться к местной истории. Ну, Ваня и приобщил, начал рассказывать:

— Когда-то очень давно жил на свете один простой человек, был он художником. Полюбил он девушку, дочку помещика. Их любовь оказалась взаимной, она тоже полюбила скромного и доброго художника. Да только её богатый отец-купец был против такого союза. И начал он строить козни молодому человеку, добился даже того, что его сослали далеко-далеко в Эфиопию. Красавицу-дочь он насильно выдал замуж за нелюбимого. Но брачной ночи у них не состоялось, она умерла невинной и чистой, осталась верной любимому до последнего. За многие сотни километров её возлюбленный почувствовал её гибель и от горя оборотился в крылатого льва. Прилетел из-за моря, пришел ночью на кладбище и умер на её могиле. Вот такая легенда, Гарри. Потом кто-то впечатлился ею и высек из гранита вот эту статую, её создатель неизвестен, но она отражает те чувства, которые испытывал безымянный скульптор. Затем, с течением времени кто-то назвал льва Голиафом и это имя закрепилось за ним. Так его и называют по сей день.

— Потрясающая история… — тихо произнес Гарри. — Потрясающий город. Только здесь воздают почести простым вещам и ставят памятники простым птицам, кошкам и сказкам.

Тридцать первого июля в квартире Белых раздался звонок. Это из Лондона позвонили Дурсли и поздравили Гарри и Невилла с днем рождения. Семья Вани, узнав причину звонка, тут же в срочном порядке организовали праздничный стол, Гарри никогда в жизни не видел, чтобы кушанья готовились с такой скоростью: салат «Оливье» настрогали за двадцать минут из того, что нашлось в холодильнике. А там для него оказалось всё, что нужно — колбаса, яйца, майонез, картошку быстро отварили, прямо так, в мундире, а потом очистили, и вот ведь такая штука, несмотря на спешное приготовление, салатик вышел на ура. Кроме него на стол подали жареные куриные окорочка, селедку «под шубой», винегрет и торт «Наполеон», который срочно купил Вадим Петрович. Вся эта неожиданная суета и беготня ошеломила Гарри, он непроизвольно вздрагивал и шарахался от несущихся по квартире домочадцев с ножами и разделочными досками, Марина в своей комнате дико орала, что ей нечего надеть! Ваня куда-то удрал, Тошка благоразумно забился под кровать в супружеской спальне, туда он обычно прятался во все праздники, когда хозяева точно так же поголовно сходили с ума. А пока жарились окорочка и охлаждался отварной рис, открывалась банка консервированной кукурузы и строгались крабовые палочки для крабового салата.

Гарри сперва было неловко оттого, что стал причиной такого переполоха, но потом, присмотревшись и прислушавшись, он успокоился, поняв, что на самом деле всё не так страшно: голоса были веселыми, глаза сияли счастьем, все были очень рады нежданному празднику, все любили и обожали именинника, обнимали и чмокали Гарри в щечку, приговаривая, что он чудесный, славный и самый замечательный мальчик.

Через полтора часа всё было готово, на столе, среди красиво сервированных блюд, гордыми башнями выросли графин с домашним морсом, запотевшие бутылки лимонада «Буратино» и «Столичной» (водка для взрослых). Пришел Ваня, а с ним два друга. Вручили Гарри наспех завернутые в газету подарки, хлопнули по плечам и поздравили с днюхой, после чего спросили, сколько лет имениннику, а узнав, шестнадцать раз оттаскали за уши — такая у них была традиция. Оттянутые уши потом долго горели и ныли, и казались распухшими, но Гарри всё равно был счастлив и благодарен за такое теплое поздравление по-русски.

Праздновали весь день, вечером догнались походом в кино на вечерний сеанс индийской мелодрамы «Зита и Гита». Фильм шел три часа, и Гарри просто влюбился в Хему Малини и Дхармендру, исполнителей главных ролей. Это был ещё один подарок на его день рождения от Вани и его семьи. Подарки, завернутые в газету, Гарри разворачивал уже поздно вечером, перед сном. Ваня подарил толстую книгу-альбом с прекрасными иллюстрациями — репродукциями Третьяковской галереи. Друзья Вани, Ромка и Сашка, тоже подарили по книге: «Белый пудель» Куприна и «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого. Вадим Петрович презентовал сборник рассказов о пожарниках «Люди огненного фронта». Гарри несколько подрастерялся от единодушного дарения книг, но Ваня пояснил, что в России это обычное дело, а книга считается лучшим подарком во все времена. Невилла, кстати, тоже поздравили, правда, пока заочно. Выпили за его здоровье и пожелали счастья.

С тех пор прошло две недели и на дворе были уже десятые числа августа. В эти дни Гарри стал свидетелем одного небольшого события — ехали они с Ваней на автобусе в Эрмитаж и подслушали разговор двух супругов. На коленях у немолодой женщины стояла матерчатая сумка с сетчатыми вставками, в ней монотонно и как-то обреченно орал кот. Мужик, висевший на поручне, недовольно забухтел:

— И обязательно было его через полмира переть? Вон, в Питере кошек, как собак на блохе. Хватай любую и запускай в дом…

— Как блох на собаке, — поправила жена мужа. — А любая не годится, Вася нашего, родного Пешу попросил.

— А куда везете? Коль не секрет… — спросила пассажирка рядом.

— А на свадьбу везем. Наш Васенька женится сегодня и в новый дом невестушку должон привести. Вот, едем к нему с Сахалина и Пешу везем, чтоб он, как и положено, первым в дом вошел и изгнал всех вредных духов.

— Угу… — тоскливо зевнул мужичок. — Усю дорогу и проорал, зараза… от Саха и до сего места.

— Батюшки-светы! Вот это терпение… — восхитились пассажиры. А Гарри не удержался, встрял:

— А у моей одноклассницы родители тоже на свадьбу ездили, так они кота из Англии в Австралию возили. Правда, не знаю, как вел себя в дороге Живоглот, надо будет спросить Гермиону, как он путешествовал.

Ваня с интересом глянул на него, и Гарри рассказал ему, как они с Гермионой одним летом ездили в Бат на лошадях, потому что Грейнджеры уехали к старшему сыну на свадьбу, и как Гидеон попросил родителей привезти родного кота для точно такой же цели — запустить его первым в дом.

— Удивительно, — сказал Ваня. — Австралийцы и русские братья по духу, получается. Даже традиции у нас одинаковые.

Другой случай произошел два дня спустя, не такой радужный, к сожалению. Гарри собрался на Аничков мост, срисовать одного из коней, и неспешно складывал в рюкзак альбом с карандашами, когда в окно влетел чем-то взбудораженный Мерлин и накинулся на его пальцы. Гарри замер, заведя руки за спину и настороженно глядя на птицу. Ваня с тревогой спросил:

— Что случилось, Гарри?

— Он меня куда-то зовет… — напряженно отозвался Гарри.

— Так иди за ним! — заволновался Ваня. — В чем дело?!

— В прошлый раз он привел меня к дракону, которого пришлось купить. Против моей воли, между прочим!

— Понятно… — протянул Ваня, с интересом смотря на бушующую птицу. К этому моменту Мерлин уже дошел до крайности — лег на рюкзак, распростер крылья, безумно сверкал глазами на Гарри и оглушительно вопил. — Может, пойдем, Гарри? Уверяю тебя, в Питере драконов нет.

— Зато есть гаргульи… — проворчал Гарри. — Что, если одной из них пришло в голову ожить, расправить каменные крылья и полетать над городом?

— Это будет интересно! — решил Ваня. — С удовольствием посмотрю. Пошли?

Гарри засмеялся и сдался, кивнул Мерлину. Тот обрадовано ухнул и вылетел в окно на ветку тополя, чтобы подождать мальчиков снаружи. Дождался и полетел вперед, показывая дорогу. А дорожка оказалась дальней, через весь Санкт-Петербург до его центра, рядом с Петропавловской крепостью. Прикинув направление, в котором летел пернатый провожатый, Гарри и Ваня садились на автобусы, следующие в нужную сторону и выскакивали из них, стоило только Мерлину свернуть. Таким образом и добрались до ленинского зоосада. Глядя на вывеску над воротами и изображение белого медведя, ребята озабоченно переглянулись. Чертов Мерлин привел их в зоопарк, скорей всего на помощь какому-то животному.

— Мне это не нравится… — запереживал Гарри. — Дракона мы тоже в зоопарке нашли.

Но делать нечего, птичка села на спину неоновому полярному мишке и сердито гукала в пёрышки вокруг клювика. Пришлось купить билеты и пройти на территорию зоопарка. На зверей не смотрели, следили за полетом Мерлина. Тот привел их в медвежий угол. И сел перед клеткой кадьяка. Мальчики прямо оцепенели от ужаса, глядя на печальную и такую знакомую морду Невилла, и пытались понять, как он оказался в зоопарке. Их мозги аж соображать перестали, они растерянно таращились и таращились на Невилла, и думали только об одном — как, ну как он оказался здесь??? Гарри пошатнулся и, чтобы не упасть, ухватился за ограду, Ваня машинально взял его за плечи и потрясенно шепнул:

— Держись! Мы его вытащим отсюда… не знаю, как, но вытащим, клянусь!..

Тут сзади кто-то схватил их за руки и с облегчением проговорил:

— Ну слава Богу! А то я тут уже с ума начал сходить…

Гарри и Ваня медленно обернулись и встретились с кофейными глазами Лиходея. Тот аккуратно обнял их и увлек за собой в подсобку, которая располагалась в рабочем вагончике-бытовке. Пихнув парней на табуретки, Кузя уселся на третью и вперил в них горящий взор.

История оказалась банальной и простой, как тапок. Травология всегда была любимым предметом Невилла, а с освоения анимагии ему открылся восхитительный мир запахов. Косолапого не зря так прозвали — зверем, ведающим, где найти мёд. Проще говоря, мёд ведает, медведун, медведь… Также медведь ведает, где какая трава и для чего. Вот Невилл и пользовал свою анимагическую форму на полную катушку — оборачивался в медведя и шел на поиски полезных травок для себя и бабки Ядвиги. На запах железа он не обратил внимания, так как не приучен выживать в лесу, в отличие от настоящего хозяина тайги. Вот и угодил недотоптыгин в медвежий капкан. Что он пережил за ту ночь, один бог знает, превратиться в капкане Невилл не рискнул, потому что по силе сжатия стальных челюстей почуял, что как человек он может остаться без ноги. И скорей всего, умрет от болевого шока. В одном ему повезло точно, капкан ставил не браконьер и не охотник, а зверолов, который честно офигел, обнаружив в ловушке вместо обыкновенного бурого медведя молодого кадьяка. Медведь с одноименного острова вмиг стал знаменитостью. Посмотреть на него приезжали со всех концов России, его фотографировали, изучали, все ломали голову, каким образом кадьяк оказался в Коми-крае. Его продали за бешеные деньги и привезли в северную столицу.

Всё это Лиходею рассказала расстроенная Ядвига, когда он наконец-то разобрался с документами и приехал к ней. Сама Ядвига пыталась забрать Невилла, изо всех сил доказывала, что это её медведь, которого она вырастила с его медвежонькового младенчества, выкормила из соски. Но оглохшие от сенсации люди не слушали бредни какой-то там деревенской травницы и лишь равнодушно отмахивались от неё. И поехал Невилл в Санкт-Петербург на потеху публике. Разумеется, обеспокоенный Кузьма Лиходеев поехал следом, нашел Невилла и сумел доказать, что мишка ручной и тухлую конину жрать не будет. Невилл, в свою очередь, тоже старался доказать, что он ух какой домашний — принимал пищу только из рук Лиходея и только человеческую. Мясо он ел только жареное и отварное. Все эти дни Кузя пытался придумать, как выпустить медведя из клетки, это всё, что им нужно — вырваться из неволи, а потом Невиллу достаточно превратиться в человека и всё, медведь исчезнет. А как и куда, это уже не их головная боль. Главное, из клетки выбраться. Пытался стащить ключи от неё, но увы, медведя охраняли, сторожили со всех сторон днем и ночью. А Кузьма не мог рисковать своей свободой — если его арестуют, то кто поможет Невиллу? И к сожалению, ни он, ни Ядвига не знали адреса Вани… Известен был только адрес Игната Маринеро, но Настя Городецкая не имела понятия, где живут Ваня и Гарри. Так бы Кузя и сходил потихоньку с ума, пока не произошло чудо. Две ночи назад к Невиллу прилетела белая сова с разными глазами, покрутилась около его клетки и улетела, потом она ещё три раза наведывалась, прежде чем привести сюда Гарри и Ваню.

Офигевшие от невероятного рассказа Гарри и Ваня во все глаза смотрели на Лиходея, искренне поражаясь его порядочности и верности. Ну сами посудите, броситься вдогонку за полузнакомым мальчиком-иностранцем на край света и делить с ним все тяготы и невзгоды абсурдных приключений. Даже устроиться на работу в зоопарк на место медвежьего смотрителя. Кормить его кашей и убирать за ним клетку. И задумались, как выковырять Невилла из неволи.

Ну, вроде придумали, не смейтесь, ладно?..

В солнечный воскресный день к клетке с кадьяком подошла важнейшая в те годы делегация — киношники. Со всеми положенными атрибутами, кинокамерами и красными корочками, в руках режиссера — матюгальник-мегафон. Расставили софиты-пюпитры, залили клетку электрическим светом и начали. По сценарию — снимали встречу хозяина и его ручного медведя, которых разлучила война и блокада Ленинграда. Ретро-версия фильма «Мишка по имени Винни». Которую, впрочем, широкая публика так и не увидит, съемки-то липовые…

— Камера. Мотор! — хрипло каркнул матюгальник.

На ограду с криком валится красивый юноша в солдатской шинели:

— Винни! Я здесь! Я нашел тебя! Я обещал!..

На взгляд профессионала, парень переигрывает, но публике нравится, зеваки восхищенно внимают. Медведь ворчит и ломится в решетку, тянет лапы к «хозяину». Узнал! Боженьки ты мой, какой актер! Униформист (Кузя, ага…) открывает дверцу клетку и Винни с Джоном страстно обнимаются. При этом все замечают, что у медведя что-то уж странноватые движения, слишком… человеческие. Тем временем Джон и Винни забираются в передвижной фургончик киношников и надолго там запираются. На парня-подростка, естественно, никто не обращает внимания, и Невилл, никем не замеченный, покидает территорию зоопарка в компании Гарри, Вани и его родителей. После к ним присоединяются Лиходей и «киношники», которые на самом деле всего лишь друзья Люси и Олега, члены театральной труппы, с которыми те созвонились и попросили помочь Вадиму Петровичу. Доблестные милиционеры, пущенные владельцами зоопарка, честно обыскали театральный вагончик, но никакого медведя там не нашли, не считать же находкой плюшевый медвежий костюм? Куда и как исчез дорогой таежный кадьяк, никто так и не понял…

Дома, в квартире Белых, Невиллу закатили знатную трепку, нагоняй и головомойку, последнюю в буквальном смысле, от него, сами понимаете, пахло отнюдь не шалфеем… Невушку загнали в ванну и целый час отскребали от трехнедельной грязи медвежьего плена. Хорошо хоть блох не было, елки-палки, только их не хватало! Лиходеюшку приняли, как героя и члена семьи. Потом их, отмытых до скрипа, чистых и белых как лебедей, усадили за стол и долго отпаивали Невилла чаем с липовым мёдом и Кузю — водкой с лимоном. Таким образом, снова сошлись их пути и стало ясно, что в Англию они поедут все вместе — Гарри, Невилл и Лиходей. А на вопрос Вани…

— Гарри, а почему Мерлин не сразу тебя позвал?

— Не знаю, Уайти, наверное, потому, что он Невилла не узнал, возможно не сразу понял, что он в беде. Но в конце концов, он принял правильное решение, позвал на помощь. А может быть, это Невилл как-то сообщил ему о себе, ведь звери и птицы должны же понимать друг друга…

Оглянуться не успели, как нагрянули двадцатые числа августа девяносто шестого года, а за Гарри приехал Густав. Настала пора возвращаться в Англию.

Невилла и Гарри провожала огромная толпа, состоящая из Вани, его семьи и театральной труппы во главе с Олегом, который специально приехал попрощаться с английскими мальчиками. Трогательное было расставание и тяжелое — Гарри и Ваня долго не могли распрощаться, хватались за руки, заглядывали в глаза и обещали, обещали… всё-всё обещали друг другу: и звонить, и писать, и в гости приезжать… Надежда Михайловна раз пять поцеловала Гарри, обнимала, тискала, называла солнышком. Марина задумчиво теребила на руке потрепанную фенечку, ту самую. Но время, увы, время доползло до посадки, сиплый репродуктор объявил разрешение на неё, и пришлось разойтись. Гарри подхватил рюкзак, купленный ему родителями Вани для поездки в Мурень, бросил прощальный взгляд на друга, Ваню Уайти, вздохнул и направился к посадочному рукаву. Мерлин пока оставался у Вани, везти его с собой в клетке было рискованно, чревато задержанием ветконтроля, документов-то на него не было. А так, надо будет, прилетит домой сам. Долетел же он до Петербурга да ещё и сестру ухитрился при этом привести.

Невилла еле-еле уговорили согласиться сесть на самолет, после долгих увещеваний и даже угроз его убедили-таки пострадать три часа в воздухе, вместо трехнедельного пути на поездах и машинах. Поняв, что так они рискуют опоздать в Хогвартс, Невилл сдался на милость победителей. Правда, Густав учел прошлое путешествие и со спокойной совестью споил Невиллу приличную дозу снотворного. Так что акрофоб мирно проспал весь полет. Гарри сидел возле Лиходея, решив, что пусть Густав нянчится с Невиллом, когда тот проснется. Он был расстроен разлукой с Ваней, и тоска буквально грызла его, когда-то он ещё увидит Уайти?.. Кузьма серьезно посмотрел на Гарри, опустил руку с книжкой на колени и негромко обратился к нему:

— Мне жаль, что вам пришлось расстаться, но это один из аспектов жизни, печальная реальность. Лично я бы радовался просто тому, что где-то есть на свете Ваня, твой лучший друг. Друг, товарищ и брат… — Кузя приложил ладонь к груди Гарри и слегка нажал в районе сердца. — И он всегда будет здесь, с тобой до последнего твоего вздоха. Ты помнишь его и хранишь память о нем в своем сердце… к тому же, ты увозишь с собой не только память о Ване, но частичку его.

— Какую?.. — слабо прошептал Гарри.

— Ваня подарил тебе Невского, подарил сказку своего города. Подарил белые ночи, которые ты теперь никогда не забудешь, где бы ты не оказался в дальнейшем. Ты всегда будешь помнить и связывать их воедино — Ваню и сказки белых ночей. Ему ты тоже оставил себя: имя Уайти и жемчужную сову.

Гарри сглотнул и с благодарностью взглянул на попутчика — вот умеет человек находить нужные слова! — и тихо спросил:

— А где вы остановитесь?

— Не знаю… — задумался Кузя. — А где ты посоветуешь?

Гарри пожал плечами, в Лондоне отелей целая уйма и на каждом шагу, выбирай любой и вселяйся. Дешевых отелей там тоже много. Назвал десятка два самых дешевых. Кузя выслушал, посчитал что-то на пальцах и вздохнул, покачал головой.

Прилетели. Сошли с самолета в том же Станстеде и вошли в терминал аэровокзала, где окунулись в объятия встречающих родственников. Сонного и какого-то вареного Невилла бабушка Августа тут же увлекла в вихре трансгрессии в неизвестном направлении, не успел тот даже вякнуть что-то насчет Живой воды. Северус и Вернон оглядели Гарри, вертя во все стороны и обсуждая, на сколько летних дюймов подрос их сын и племянник. Вопрос Петуньи отрезвил пьяную радость встречи:

— Что с вами? Вам нехорошо?

Гарри резко развернулся и увидел, как тётушка озабоченно обмахивает сложенной газетой Кузю, а тот стоит, устало сгорбившись и опираясь о колонну, его загорелое лицо совсем потемнело, а на лбу выступила крупная испарина.

— Кузя?! — безотчетно Гарри рванулся к нему, схватил за руки и даже через рукава пиджака ощутил его жар. У Кузи поднялась температура.

— Ты его знаешь? — с облегчением спросила тётя. Гарри кивнул:

— Да, это Кузьма Лиходеев, он прилетел с нами. Вообще-то он собирался к Долгопупсам, но… бабушка слишком быстро забрала Невилла, он не успел ничего рассказать.

— Так, в машину все, живо! — сориентировался дядя Вернон. И они с Северусом подхватили Кузю под руки и уволокли к семейному вместительному «Форду-Седану». Посадили на заднее сиденье, дядя сел за руль, дождался, пока все не погрузятся, и тронул машину. Выехали из Лондона, Гарри, полный переживаний, держал Кузю за горячую руку и недоумевал — всё же нормально было в самолете, с чего такой скачок температуры? Тётя Петунья неуверенно предположила:

— Может, смена часовых поясов и климата так на него подействовала? Помню, как-то раз в Японию летала, точно так же меня мутило…

Северус, сидевший спереди на месте пассажира, оглянулся, пристально оглядел Кузю и задал совершенно неожиданный вопрос:

— Кого ты любишь обнимать на ночь?

Кузя внимательно посмотрел в ответ и кивнул:

— Кролика, если можно.

Северус тут же велел Вернону:

— Вези нас к нам! — и назад, к Петунье: — Дженни и Сайруса с Кеннетом заберете к себе на несколько дней? Вдруг заразятся дети…

— Конечно, Северус, конечно заберем, — успокоила его Петунья.

А Гарри… ну ничегошеньки не понимал — куда «к нам», к кому «к себе»? И при чем тут кролики?! Но вопросы благоразумно решил оставить при себе, тем более что они и так ехали куда-то, а значит, он сам скоро всё увидит. Приехали, но не в Литтл Уингинг, а на его южную окраину, на какую-то небольшую фермушку с просторной левадой на берегу Уинг-ривера. Большой двухэтажный дом с белыми оштукатуренными стенами сразу бросился в глаза, и у Гарри взволнованно-радостно заколотилось сердце — неужели?.. Его догадка оказалась верной, Северус приобрел для своей семьи большой дом с конюшней для Даса.

Дядя Вернон помог Северусу доволочь заболевшего Лиходея до комнаты на первом этаже, после чего они с Петуньей, прихватив Кеннета, Джона Сайруса и Дженни, спешно укатили. Не до сантиментов, знаете ли… дети маленькие, заморский гость неизвестно чем болен, а ну как заразным окажется? Гарри, слегка замороченный, занес в дом багаж, оглядел светлый и просторный холл с широкой парадной лестницей по центру. Заглянул на кухню, прошелся вдоль стойки с кухонным комбайном, мойкой и разделочным столом, поглазел на мощный холодильник с двумя камерами, на духовой шкаф-хлебопечку… и пораженно покачал головой — эк папаня раскрутился, и откуда что взял?! Бросился в ту комнату и испуганно спросил:

— Папа! Ты же дом в Коукворте не продал?..

И осекся. Северус поднял голову от кровати, на которой дрожал в лихорадке Кузя, и устало помотал головой:

— Нет, Гарри… Твой дед отписал тебе наследство, и я решил распорядиться им… так. Надеюсь, ты не осудишь меня за то, что я присвоил твои деньги? К тому же...

Гарри отмахнулся — какие, к лысому брауни, деньги! — с Лиходеем-то что?! А видок у того был довольно плачевным, весь мокрый, трясется, зубами стучит, одеяло комкает, то накроется, то со стоном откинет его, в общем места себе не находит. Северус кротко вздохнул и как-то застенчиво попросил:

— Ты не посидишь с ним, пока я жаропонижающее приготовлю?

— Хорошо… папа, а что с ним?

— Сегодня двадцать третье августа, и ночью ожидается полнолуние, у него предлунная лихорадка. Но он не оборотень, а волвен, по-русски вилктак, не бойся. Он — не Люпин.

— А… а они чем-то отличаются? — заробел Гарри, с опаской подходя ближе. Северус нахмурился и заторопился:

— Давай-ка я всё-таки приготовлю лекарство. Сейчас вернусь и всё расскажу тебе, а ты пока посиди с ним, проследи, чтобы он с кровати не свалился.

Сказав это, Северус поспешно вымелся, а Гарри робко присел на краешек стула, с тревогой глядя на Кузю и пытаясь припомнить, читал ли он что-то про волвенов. Или русских вилктаках. К чести сказать, Кузьма при нем старался не двигаться, а только болезненно дрожал и ежился под одеялом. Гарри это отметил, конечно, и проникся ещё большим уважением к нему — шутка ли, больной насквозь, а стремится удержать уплывающее сознание и никому не навредить! И что такое волвен? Он нигде про них не читал… Вернулся Северус с миской и полотенцем, Гарри тут же уступил ему стул, на который отец поставил миску, смочил полотенце, отжал и бережно приложил к горячему лбу больного, тот аж вытянулся во всю длину и благодарно-облегченно застонал. И началось печальное дежурство у постели занемогшего Лиходея. А также лекция.

Вилктак с литовского переводится как «бегущий волком» или «человек, идущий волчьим шагом». Рождается обычно в цыганской семье, но может быть и обращен насильно плохим колдуном. На людей не нападает, но, проголодавшись, способен украсть из стада овцу или корову. Во время насильственного превращения в волка сохраняет разум, в отличие от оборотня, вервольфа и волкодлака. Луна на него влияет плохо, она давит на него, заставляет мучиться болями во всем теле, из-за чего их называют лунатиками, бывают случаи снохождения, дети-волвены часто страдают этим, ходят во сне. И в отличие от того же оборотня, вилктак может превращаться в волка по своему желанию в любое время суток, вне зависимости от лунных фаз.

— А как же тогда… полнолуние? — озадачился Гарри.

А что такое полная луна? Это луна без тени, и она сама по себе крайне магическая составляющая окружающего мира, её влияние действует не только на оборотней, но и на растения, собак, китов… да что там, она даже на обычных людей порой так негативно воздействует, что у них случаются обострения в виде жажды крови у маньяков, приступов снохождения у лунатиков, а многим людям и просто кошмары снятся именно в полнолуние. А если ты оборотень или вампир… тут уж, как говорится, без комментариев.

Настала ночь. Кузя обморочно затих на смятых простынях, слепо таращась в потолок желтыми глазами. Гарри стало жутко, и он потихонечку отполз к стене, шаг за шагом, прижался к стенке и замер, готовый дать стрекача. Северус кивнул ему и попросил:

— Позади дома стоит сарай, принеси оттуда кролика. Поскорей.

Гарри пулей вынесся вон, не спрашивая, зачем и для чего нужен кролик. Сарайчик он нашел в один миг, ещё быстрее — кроликов, схватил первого попавшегося и назад. Принес, подал папе, тот передал кроля в руки Лиходею. Кузя прижал беленького пушистого зверька к груди и начал его… любить. Он ласкал его по спинке, нежно чесал за ушком, бормотал и шептал ласковые слова. Гарри прямо приморозился к полу, совершенно растерявшийся от абсурдности положения. Перевел очумелый взгляд за окно, на полный диск идеально-круглой Луны, оранжево-серый шар таинственно сиял в космической пустоте. Что она с нами со всеми делает, а? Собаки воют на неё, киты выбрасываются на берега, густеет кровь в жилах оборотней, заставляя их потерять разум и начать охоту на человека. И всё это происходит под властью полной Луны. Как же много, оказывается, на свете лунных пленников. И всё же Гарри был вынужден признать, что любящий кроликов волвен намного лучше и безопаснее бешеного оборотня.

Северус погасил свет и повернулся к двери:

— Всё, Гарри, пошли, покажу тебе твою комнату.

Поднялись на второй этаж, прошли по длинному коридору и остановились возле второй двери справа. Гарри толкнул её и вошел, следом шагнул отец и щелкнул по выключателю, освещая большую, угловую комнату с двумя окнами. Остальные две стены занимали встроенные шкафы с гардеробом. Кровать, стол в углу между окнами. Красиво и практично. Гарри снова задумался об отцовском достатке, переспросил:

— Так что там с деньгами, папа?

Тот развел руками.

— Твой дед, оказывается, знает о бесплодии сына, и знает, что ты не родной его внук. И отписал тебе его долю наследства, то есть те деньги, официально завещанные Джеймсом Поттером своему сыну Гарри Поттеру. Эти деньги твои по закону. И я ещё раз, на всякий случай, прошу у тебя прощения за то, что распорядился ими по своему усмотрению.

Гарри хмыкнул:

— Ну что ты, пап, ты весьма разумно распорядился ими. Правда. Я очень рад, у нас ведь большая семья, а ты ещё и про Даса не забыл, за него — отдельное спасибо.

Северус облегченно улыбнулся:

— Ну, как тебе комната, нравится?

— Да, папа… — Гарри снова огляделся. — Комната чудесная. Спасибо! Вот только… почему занавески серые?

Северус перевел смущенный взгляд на окно и виновато пробормотал:

— А они серые? Я думал — бежевые, как Дженни просила…

Гарри страдальчески уставился в бежево-розовый ковер на полу, совершенно случайно он сейчас узнал, что его папа — дальтоник. Так вот почему он всё время носит черные и серые одежды, вечная альтернатива-компромисс всех людей, не различающих цвета.

Гарри приснился кролик.

Сначала это был обычный маленький зверек, беленький с красными глазами. Гарри его гладил, кролик лежал, тесно прижавшись к его руке. Потом кролик повел себя странно, начал вгрызаться в руку Гарри, он грыз, грыз, грыз… и прогрыз такую дыру, что голова его по самые уши ушла в прогрызенную плоть, его мордочка густо запачкалась кровью. Боли почему-то не было, и Гарри с интересом смотрел на кролика-людоеда, гадая, собирается ли он его целиком съесть или только руку? Кролик поднял голову и посмотрел Гарри в глаза, и стал расти, его красные глазки стали желтыми, а сам он вырос до… До каких размеров вырос кролик, Гарри так и не узнал, потому что проснулся и теперь растерянно моргал, разглядывая потолок и пытаясь отойти от кошмара. Что за хрень ему приснилась? С каких это пор кролики стали людоедами? Вспомнив об этом, Гарри с опаской осмотрел свои руки — целые, чистые. Не погрызенные. Передернулся, откинул одеяло и начал одеваться, попутно обозревая свою новую комнату. Взгляд зацепился за серые занавески, и Гарри нахмурился, припоминая, что вчера он узнал о папином дальтонизме… ну а дальше, по цепочке, вспомнился и Кузя. Так вот почему кролик приснился! Кролик!..

Гарри заторопился, заправил футболку в джинсы и, забыв почистить зубы, выскочил из комнаты. Пронесся вниз, пересек холл и заглянул в гостевую, где Северус вчера устроил гостя. Кузя спокойно спал, накрывшись простыней, одеяло было свернуто и сложено в изножье кровати. Что ж, тоже неплохой компромисс, под простыней не холодно и не жарко. Кролика видно не было, очевидно его уже унесли обратно в сарайчик.

Успокоившись, Гарри посетил уборную и прошел на кухню, где и обнаружил отца. Северус поставил перед Гарри тарелку с овсянкой, придвинул корзиночку с ломтями хлеба. Сынок выбрал кусок белого и покорно принялся за кашу. Северус потягивал кофе и рассматривал Гарри, окидывал оценивающим взглядом его широкие плечи, загорелую до шоколадного оттенка кожу, ставшие прозрачными зеленые глаза на темном лице и отросшие до плеч темные локоны. Да, локоны, по-другому и нельзя назвать эти пряди, вьющиеся и рассыпающиеся по плечам. А чтобы волосы не падали на глаза, Гарри носил кожаный ремешок, которым стягивал свою непослушную гриву и который широкой полоской на лбу скрывал шрам. В хвост Гарри волосы не собирал, для этого пришлось бы открыть лоб. Новый имидж сына Северуса сильно заинтриговал, и он невольно задавался вопросом — а сколько девушек упадут к ногам красавчика Гарри?

На подоконник села чья-то сипуха, к её лапке было привязано письмо. Пошарив глазами по кухне, она остановила взгляд на Гарри и тихо угукнула, обращаясь к нему. Гарри доел две последние ложки каши и только после этого соизволил снизойти до почтальона, отвязал письмо, угостил сову полоской бекона, стибренного с тарелки Северуса, и вернулся на стул. Распечатал конверт и вздохнул. Послание было от Невилла.

«Гарри!

Это какой-то кошмар, страх и ужас! Бабушка не верит, что я привез с собой врача!!! Мы с ней тут так разругались… Я кричу, что не надо было меня так быстро уволакивать с аэровокзала, а она кричит, что хотела поскорее получить лекарство! И я же виноват в том, что не привез его! Я ей вчера весь вечер твердил, что привез к маме и папе русского доктора, а она не верит!!! Гарри, ты представляешь? Не верит! И я теперь просто в отчаянии — ведь я не знаю, куда подался Кузьма и где его искать. Но я подумал, что, может быть, он с вами? На всякий случай решил написать тебе, вдруг ты знаешь, в какой гостинице остановился дядя Кузя? Гарри, прошу тебя, помоги! Меня наказали, и я теперь под домашним арестом из-за того, что сильно задержался и не привез лекарство сразу, вместо этого я, как самый распоследний подлец, целых два месяца загорал на русских курортах!!! Но ты же знаешь, что это не так, Гарри, не могу же я рассказать бабуле о том, как три недели просидел в зоопарке в медвежьей шкуре…

С надеждой на скорую помощь, Невский».

Гарри покачал головой и протянул письмо папе, он взрослый, пусть сам разбирается с бабушкой Невилла. Северус прочитал и вполне ожидаемо завис на медвежьей шкуре, обеспокоенно спросил:

— Господи… ну во что вы там вляпались?..

— Это не я! Это Невский… то есть Невилл, он анимаг-медведь, — открестился Гарри. — И он действительно просидел в клетке три недели… только его бабушке не говори, ладно?

Северус мотнул головой в сторону выхода:

— А этот… доктор, что ли?

— Да, невролог. Приехал посмотреть родителей Невилла и, возможно, назначить им правильное лечение. Оказывается, то лекарство совсем не пригодно для лечения сумасшествия… э-э-э… я хочу сказать — для лечения амнезии.

— Амнезия? — растерянно переспросил Северус. И вдруг со всей силы хлопнул себя по лбу: — Вот оно! Всего одно слово, и вся картина становится предельно ясной. Амнезия это, а не «посттравматическое недомогание вследствие чрезмерного применения Круцио»!

Последние слова Северус произнес явно с издевкой, во всяком случае в них прозвучали кавычки. И Гарри не удержался:

— Папа, ну почему маги так сильно отстали в развитии медицины?

— А я не знаю, — хмыкнул отец. — Как не могу понять, зачем изобретать опорожнительное заклинание и получать за это медаль и почетную доску на стену. Лично магглы испокон веков для той же цели использовали простую клизму…

— А чем заклинание лучше клизмы? — опешил Гарри. Северус поморщился:

— Оба средства для опорожнения кишечника неприятны и одинаково болезненны, но… заклинанием содержимое, э-э-э… сам знаешь, чего уничтожается, так как заклятие основано на Эванеско, и на анализы отправлять нечего. Чуешь разницу?

Гарри кивнул, искренне радуясь, что успел позавтракать. А Северус продолжил:

— Маги вообще очень гордятся тем, что могут обходиться без всех тех штучек-дрючек, которыми окружают себя беспомощные, как они думают, магглы. Всё-то они делают при помощи колдовства и волшебной палочки! Рр-р-раз — и нету пыли, рр-р-раз — и поднимается вверх многотонная плита при помощи Левиосы, взмахнул палочкой сюда — улочка, взмахнул туда — переулочек! Кичатся изо всех сил, а бедные магглы, хи-хи, вытирают пыль тряпкой, поднимают грузы башенным краном и вручную — подумать только, вручную! — кладут кирпич при постройке дома. А покажи магу пылесос и оставь его наедине с этой адской машинкой хотя бы на час… Как ты думаешь, где он обнаружится спустя тот час? На потолке!

— Да не может быть! — поразился Гарри. Северус коротко хохотнул:

— Пришел как-то ко мне Люц… Я как раз уборку затеял и параллельно в подвале зелье готовил, пылесос вытащил, на часы глянул — а зелье-то пора переливать во флакончики. Ну и всунул Люцу в руки шланг, кинул ему автоматом: "Пропылесось", и унесся в подвал. Через час выхожу, а пылесос вхолостую воздух сосет, раструбом туда-сюда тычется под воздействием реактивной силы, а Люциус на люстре висит, глаза по галлеону, сам весь белый, меня увидел и кричит: "Северус, беги, оно взбесилось!"

Последние слова Гарри слушал лежа на столе и заходясь от хохота. Потом, проржавшись, сдавленно спросил:

— А зачем ты пылесосил? Разве пыль не убирается при помощи заклинания Тергео?

— И что толку? Ну убрал ты пыль со всех поверхностей, ну и что? Воздух-то так и и остался прежним, затхлым, квартира не проветрена… и совсем другое дело при влажной уборке помещений. Воздух чистый, влажность умеренная. Для чего, по-твоему, вентиляция в пылесосе устроена?

Гарри снова захохотал:

— «Оно взбесилось!» Ой, папа, лорд на люстре… ха-ха-ха! Бедный Драко, я ему расскажу…

— Лучше не надо! — вздрогнул Северус. — Такой авторитет пропадет.

— И всё-таки, мне всё ещё непонятно, почему маги так отстали? — настойчиво повторил вопрос пунктуальный Гарри. Северус сложил ладони шалашиком и уперся локтями в колени, уткнув подбородок в пальцы, подумав, неуверенно заговорил:

— Ну, наверное, потому, что считают себя действительно лучше магглов. В детстве не болеют, ворочают огромные тяжести левитацией, владеют телекинезом, телепатией и ещё кучей разных «теле»… Сверхлюди, короче. Вот и не заморачиваются развитием медицины — зачем она им? — поэтому и забили на это дело. А против своих болезней, вроде драконьей оспы, сочиняют всякие свои заклинания, варят зелья, порой даже такие абсурдные, как чихотные микстуры, икотные, рвотные и прочие ерундовины. Да они даже к костям своим через пень-колоду относятся, варят Костеросты, лишь бы кости быстро срослись, вместо того чтобы месяц-другой в гипсе полежать и нормально дать им срастись.

— Знаешь, папа, а Костерост тоже вреден оказался, — неожиданно вспомнил Гарри. — У Невилла сломанная рука неправильно срослась.

— Ну, я это всегда знал, поэтому старался не ломать себе кости… — хмыкнул Северус.

— А почему же ты не вмешался, когда маленький Невилл с метлы свалился и сломал себе руку?

— Так я не знал. Мне Минерва об этом только в четверг сказала, уже через два дня после перелома.

— А в пятницу он котел расплавил…

Дальше они задумчиво молчали, вспоминая каждый своё. А потом услышали по радионяне, как проснулся гость, и, переглянувшись, пошли к нему. Вошли в комнату, Кузя, сидевший на кровати, молча уставился на них, выделил глазами Гарри и сообщил ему:

— Очень боялся проснуться за решеткой или на столе лаборанта. Неверно рассчитал время полнолуния и малость ошибся. Думал, успею к Невиллу или в гостиницу…

— Это всё папа… — Гарри смущенно улыбнулся, показывая на него. — Это он догадался, что вы вилктак.

— Да там и догадываться не о чем было… — нехотя буркнул Северус. — Только полный дегенерат не отличит оборотня от нормального человека.

Шагнул к Лиходею, протянул руку:

— Северус Снейп. Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, хорошо. Кузьма Лиходеев. Очень благодарен вам за помощь.

Потом, после обычных в таких случаях процедур и неспешного перекуса, Гарри рассказал про Невилла и показал Лиходею его письмо. Тот прочел и кивнул:

— Ты ему напиши, где я, а то он беспокоится, переживает. А я денек отдохну и буду в полном порядке. К тому же Луна на убыль пошла и мне всяко легче теперь.

Гарри так и сделал, благо, что умная сипуха никуда не улетела, а терпеливо дожидалась ответа на подоконнике. Северус позвонил на Тисовую и сообщил Дурслям, что кризис миновал, что гость ничем не заразен и что семье можно возвращаться домой. Приехали все, и Гарри с радостным воплем облапил Дадли, тот стал просто неотразим, высокий и крепкий, с темными короткими кудрями и голубыми глазами. Кеннет, Дженни, Джон Сайрус… при виде последнего Гарри чуть не разревелся от счастья, годовалый бутуз сиял восемью зубиками и тянул к нему пухлые ручки. Господи, зачем, ну зачем он уезжал?! Да он просто идиот, пропустил самые важные моменты жизни младшего братишки, его первые зубки, первые шаги…

В конюшне, кроме Даса, обнаружился маленький уэльский пони вороной масти и с милой кличкой Пенни Бо. Его отец подарил Кеннету на день рождения. Пятого июля ему исполнилось восемь лет, и Северус счел, что это вполне подходящий возраст, чтобы у мальчика появился собственный пони. Ну, а к пони прилагались ещё две лошади, кобыла и мерин, для семейных прогулок верхом. Вдобавок ко всему, Гарри узнал, что папа уволился из Хогвартса и зельеварение будет преподавать кто-то другой. Гарри расстроился было — как же он без папы учиться будет? — но вовремя одумался, папа же семейный человек, дом купил, лошадей, кроликов и кур завел. А в школу вообще-то без родителей ездят! Просто у них так получилось сперва… И всё-таки будет очень грустно возвращаться в Хогвартс, зная, что там больше не будет Северуса. К тому же…

Гарри смутился, поняв, что вчера перебил отца, когда тот пытался рассказать о том, как удачно продал шкуру василиска, абсолютно свежую, целую и оттого дорогую. За неё расщедрились все аптекари и зельевары и вскладчину отдали аж два миллиона полновесных галлеонов. А учитывая курс галлеона к фунту стерлингов, один к пяти, то… сами считайте. Так или иначе, а всех денег хватило с избытком на то, чтобы купить не очень дорогое ранчо в пригороде.

На следующий день, когда Лиходей полностью пришел в норму, они втроем поехали в госпиталь св. Мунго. Возле вечно закрытого магазина Гарри, Северус и Кузя встретили Невилла и его бабушку, торопливую леди Августу. Смерив недоверчивым взглядом Кузю, Августа презрительно поджала губы — молодой русский доктор не внушал ей доверия, даже напротив, она считала его варваром, — отвернулась и стукнула палочкой по витрине. За стеклом подобострастно дернулся лысый манекен в фартуке, Августа ворчливо заметила:

— Эти привратники ни к чему не пригодны, пятнадцать лет сюда хожу и хоть бы раз запомнил посетителей… — и к манекену: — Семейный визит к Долгопупсам! Чтоб тебя лысый Дамблдор подрал…

Манекен кивнул и повел рукой, стекло сменило структуру, и пятеро человек шагнули в витрину.

Пройдя сквозь портальную завесу, Гарри очутился в приемном отделении. Тут вдоль стены стояли шаткие и скрипучие деревянные стулья, а на них сидели волшебники и волшебницы с разными степенями увечности; иные, вроде нормальные с виду, читали старые номера «Магического еженедельника» и легонько дергались от приступов икоты, тика и метеоризма, иные — с неприятными уродствами от случайно наложенных проклятий, типа ослиных ушей, свиного пятачка на лице или третьей руки, торчащей посередине груди. Пострадавшие, помимо прочего, ещё издавали различные звуки — одна потная и красная ведьма периодически посвистывала подобно чайнику, а из носа, рта и ушей у неё вырывались клубы пара, другой, весьма бомжеватого вида кудесник при каждом малейшем движении начинал брякать, как бубенчик, голова его при этом тряслась так, что он сам себя за уши ловил, чтобы остановить тряску.

Гарри, будучи нормальным человеком, ощутил острое желание удрать отсюда и позвонить в Министерство обороны ВВС с просьбой зафигачить сюда хорошенькую такую ракету — «Земля-воздух»… Угу, прям руки чешутся истребить эту невнятную аномальную заразу. Рука, торчащая посреди груди — это как??? Даже великий Стивен Кинг до такого ужаса не додумывался.

Августа провела свою группу между целителями в канареечно-желтых мантиях, мимо стойки Привет-ведьмы и стенда на стене с расписанием этажей к лестницам, по которым они и поднялись на пятый этаж. Лестничная площадка, стеклянная дверь, на ней табличка с надписью «Недуги от заклятий». За ней — коридор с шестью дверями, Августа подвела своих спутников к третьей двери справа и открыла её Алохоморой. В палате Януса Тики лежали, судя по всему, четыре постоянных пациента. На одной койке находилась траурного вида дамочка с землисто-серым лицом, она бездумно таращилась в потолок и что-то бессвязно бормотала себе под нос, в ней смущенный Гарри узнал Риту Скитер. На другой койке лежала… лежало нечто волосатое, похожее на йети, но судя по окружностям в положенном месте, это была тётка. Она время от времени отрывисто гавкала. В дальнем конце палаты стояли две ширмы, к ним-то Августа и направилась. Невилл нервно глянул на Лиходея и судорожно сглотнул:

— Они там.

Все четверо молча переглянулись и прошли за ширмы в отгороженную часть палаты, за ними обнаружились две койки, одна тумбочка на двоих и голые стены, сплошь заклеенные на уровне среднего роста фантиками от конфет и блестящими кусочками фольги от шоколада… Фрэнк лежал с закрытыми глазами и ни на что не реагировал, а Алиса сидела на соседней койке и по-совиному моргала, пугливо глядя на посетителей. Она была худая и бледная, с коротко остриженными, рано поседевшими волосами, тусклыми и давно не мытыми.

У Гарри что-то болезненно сдавило в груди — как же просто англичане обращаются со своими родственниками! Старых и сумасшедших спихивают в дома причастия, платят сколько-то там фунтов в месяц, и никаких забот. А в России, вот странно-то, никаких домов престарелых нет, мамы-папы, деды-бабки до последнего вздоха живут на кровной жилплощади, а их дети-внуки и прочие родичи до самого конца выносят из-под них судна. Боль нарастала, росла и ширилась и наконец вырвалась наружу в надсадном вопле:

— Вы же русская! Почему вы их бросили тут гнить и погибать?! Они же ваши дети!..

— Гарри, успокойся… — испуганно зашипел Северус, пытаясь заткнуть сына. Гарри стряхнул с плеча его руку и огрызнулся:

— Сначала умерла от болезни бабушка Вани, потом за полгода угас дедушка, а до этого они ютились все вместе в трехкомнатной квартире и как-то умещались там, все восемь человек. Потом, после смерти родителей, тётя Варя уехала в Мурень и вселилась в опустевшую квартиру, а год спустя она прописала в ней свою племянницу с мужем и ребёнком. И по-русски это называется…

Гарри запнулся и умолк, ему на помощь пришел Невилл:

— В тесноте, да не в обиде. Вот как это называется. И чувство локтя… А у нас, бабушка, целый мэнор имеется, в котором живем только мы с тобой. Правда, мы устраиваем балы и светские рауты… и тогда от сотен гостей наш дворец аж по швам трещит… — Невилл помолчал, а потом с подозрением спросил бабулю: — Ты их поэтому, что ли, сюда спихнула, чтоб перед гостями не позориться?

— Ну что ты, Невилл, — заблеяла Августа. — Колдомедики всегда говорили, что за ними нужен постоянный присмотр.

— Ну, с папой всё ясно, он за себя не отвечает, потому как овощ. А мама? — спросил Невилл. — Мама-то в чем провинилась? Она ходит, самостоятельно ест… или ты просто невестку не любишь, а, бабушка?

— Но я… но мне посоветовали их не разлучать… — тоскливо и уже как-то вяло отбрехивалась Августа. Лиходей серьезно глянул на Невилла и мудро заметил:

— Думаю, причина тут очень проста, Невушка. Твоя бабушка не хотела, чтобы ты рос при сумасшедших родителях. И в этом ваша самая глубочайшая ошибка, леди Августа. Ребёнку, особенно маленькому, абсолютно чихать, какая у него мама, пьяная или трезвая, злая или добрая, здоровая или чокнутая, главное — она есть, живая и рядом. А будет ли он присматриваться к ней и стыдится маму, когда станет постарше, это уже от воспитания зависит. И восприятия её. Непонятно? Сейчас поясню… вот такой картинкой: идут по улице двое, мать, больная шизофренией, и сын-подросток, встречные-поперечные все как один ухмыляются, показывают на них пальцем и глумятся, мол, чокнутая, дура, ненормальная. Парень ежится, глаза в пол, сам весь красный от стыда. Это первая картина, а вот вам вторая: идут по улице двое, мать, больная шизофренией, и сын-подросток, народ навстречу кривится, говорит те же слова. Парень гордо молчит и лишь сверстникам дает короткий втык — это моя мама, чмо, заткни фонтан, счас буркалы вырву на фиг! Чуете разницу, господа?

Гарри закивал, он чуял разницу, о чем и рассказал:

— На меня в Питере мелкие хулиганы напали, только потому, что я на них не похож, но Уайти заступился за меня. А ведь я, к сожалению, понял всё, что они говорили… ну, почти всё, я же русский недолго изучал, хорошо, Уайти помог, всё время учил правильно произносить незнакомые слова, и Невилл тоже, он русский хорошо понимает. Так вот, я к чему это всё… На меня все косились поначалу, пальцами тыкали и смеялись. Мне было неловко, я стыдился, порой так, что из дома выходить не хотел, но Уайти меня за шкирку вытаскивал, ругал и говорил, чтоб я не выдумывал, чего не надо. Те ребята вскоре перестали отличать меня от остальных, я для них стал привычным и своим. Понимаете?

Гарри смущенно обвел глазами присутствующих. Невилл хмуро смотрел на него, раскачиваясь туда-сюда с пятки на носок. Августа нервно комкала в руках батистовый платочек. Северус внимательно изучал ногти, а Кузя занялся наконец-то делом — сел рядом с Алисой и что-то ей негромко говорил, та односложно отвечала. Гарри прислушался и тем самым привлек внимание остальных. Все сосредоточились на сеансе психотерапии.

— Читать умеешь?

Мимолетный взгляд Алисы на фантики и ответ:

— Да.

— Любишь мармелад?

— Да.

— Любишь летать на самолете?

— Нет… не знаю… — Алиса теряется, она не знает, что такое самолет. Лиходей дальше ведет сеанс:

— Кто лежит на этой койке?

— Милый Фрэнк.

— Кто такой милый Фрэнк?

— Не знаю.

— Как тебя зовут?

— Милая… дорогая… не знаю.

Ещё немного побеседовав, доктор Лиходеев прервал ознакомительный анализ. Бросил на Августу тяжелый и очень укоряющий взгляд и негромко проговорил таким тоном, от которого хотелось зарыться в пол и поглубже…

— У Алисы Долгопупс обыкновенная амнезия, которая, к сожалению, очень сильно запущена. Её бедный мозг не получал пищу для ума в течение очень долгого времени. Если бы ею занялись сразу после травмы, то к настоящему времени она была бы совершенно здоровой и могла, подчеркиваю, могла сама вырастить и воспитать Невилла и даже родить ещё сколько-то детей. Но вы, магические кретины, не дали ей такого шанса. А теперь честно ответьте мне, когда и как деградировал Фрэнк?

— То есть… он тоже мог?.. — задохнулась Августа, в испуге прижимая ко рту платок.

— А я правильно понял? — прищурился Кузя. — Он раньше ходил?

Августа обреченно закивала, по её морщинистому лицу обильно текли слезы запоздалого просветления. Бедная старая волшебница, узнать, что её сын мог давно встать на ноги и нормально воспитывать детей… Видя её раскаяние, Кузя гораздо более мягким тоном сообщил:

— У Фрэнка апатический ступор. Другими словами, ему всё надоело, его организм устал поддерживать бесполезное функционирование и погрузился вот в это… Я не знаю, можно ли его вытащить из этого состояния, вряд ли он способен осознать, что ему есть, ради чего жить. Но Алисе ещё можно помочь. Мне вас искренне жаль, как же вы не поняли, что им можно было помочь ещё много лет назад… Буквально сразу после пыток.

— Маму можно забрать домой? — робко спросил Невилл.

— Можно, — кивнул Кузя, — и нужно. Отца тоже можешь забрать, но за ним придется ухаживать. Но это уже не мое дело, можете сиделку нанять. Да… насчет гостей, сократите их количество и урежьте свои балы-приемы и прочие светские вечеринки, для этого есть клубы.

— Простите, но я не поняла… Вы говорите, что им можно было помочь ещё много лет назад, но почему же этого никто не сделал? Почему им не помогли? — дрожащим голосом спросила несчастная мать и бабушка Августа. Кузя удрученно развел руками.

— Это вопрос не ко мне, а к вашим примитивным медикам. Это их недочет и ваше упущение. Алису и Фрэнка надо было с самого начала адаптировать к окружающему миру, научить заново читать, писать и обслуживать себя. Амнезия — это не сумасшествие, а потеря памяти. Просто потеря памяти, короткое замыкание в мозгах, в то время как остальной организм продолжает нормально функционировать. Человек слышит, видит и даже соображает, ему надо лишь немного помочь, научить тем вещам, которые он забыл. Вот Алиса, к примеру, самостоятельно научилась читать, просто рассматривая названия конфет и шоколадок. По крайней мере, это она догадалась сделать, а может, кто-то из персонала больницы из сострадания научил бедняжку чтению.

— Рита, — вдруг сказала Алиса, заметно оживившись, — Рита просила ей читать. Рита не может книгу держать, Рита просила читать… Полли не может читать, Полли гавкает.

— Ну вот видите! — довольно улыбнулся Кузьма. — У Алисы появился стимул, своеобразный толчок, благодаря которому она начала и вспомнила чтение.

Он мягко погладил Алису по плечу и встал. Подумав, обратился к Северусу:

— Вы мне не подскажете, где тут ближайшая гостиница? Желательно в Лондоне, а не в магмире, там мне делать нечего.

— А чем вас наш дом не устраивает? — поинтересовался Северус. — Можете и дальше у нас погостить.

— Спасибо, — благодарно принял приглашение Кузя. — Просто не хотел вас стеснять.

С тем трое и покинули больницу — Гарри, Северус и Кузьма, оставив Августу и Невилла утрясать формальности с документами. Администрация св. Мунго при этом испытывала двоякие чувства — с одной стороны, проблемных пациентов наконец-то забирают из больницы, а с другой, прекращаются постоянные поступления средств из толстого кошелька Долгопупсов. Правда, позже разочарованная леди Августа стрясет с них не один миллион галлеонов за халатное и безрезультатное лечение Алисы и Фрэнка.

А у Гарри с того посещения Мунго начались кошмары. Первый сон его жутко напугал: идет он по острову, по песочку желтому, вдали пальмы на ветру колышутся, синей тенью манят. Пошел Гарри к ним, а из-за пальм чудище какое-то прет — тело бычье, ног почему-то три, одна передняя и две задние, на груди бездонная пасть с акульими треугольными зубами в два ряда, а вместо головы, из того места, где шея, гигантская рука растет, левая, с пятью пальцами, а в центре ладони — глаз, злобный и без век, смотрит на него, немигающий, жуткий… Пасть на груди громко чавкнула, по-бульдожьи брызгая слюной. Гарри так и зашелся в крике… и проснулся от собственных воплей. Сел, отдышался, вытер мокрый лоб и передернулся — приснится же такое! На его крики прибежал Северус, включил ночник, сел к Гарри на кровать и с тревогой заглянул в глаза:

— Что случилось?

— Не знаю, — вздрогнул Гарри. — Жуть какая-то приснилась, рука на месте шеи, глаз посреди ладони, слюнявая пасть на груди… Ой, рука на груди у того пациента в приемном отделении, помнишь? Пап, я не понимаю…

— Гормональный всплеск у тебя, сынок. Обычное явление у подростков, когда у них фантазии зашкаливают, а ты к тому же неприятные вещи увидел, запредельные и потому в голове не укладывающиеся. Ты же нормальный человек, воспитанный в рамках обычного мира, и такие аномальные явления просто выше твоего понимания и восприятия.

— Ты прав, папа… — вздохнул Гарри и улегся обратно. Северус накрыл его одеялом, подоткнул и, прежде чем уйти, сообщил:

— Постарайся выспаться, Гарри. Завтра день рождения Джона Сайруса, ему исполняется годик, и я хочу, чтобы это был лучший день в его жизни, полный улыбок и смеха.

День рождения Джона Сайруса Снейпа прошел на ура, были приглашены все родственники, несколько друзей и крайне смешной клоун. Дженни и Петунья, казалось, превзошли сами себя, испекли настолько изумительные тортики, что Кеннет едва удерживался от того, чтобы не стащить хотя бы кусочек. Мамы это заметили и, пожалев ребёнка, отдали ему не менее вкусные обрезки от коржиков и остатки крема. Ими Кеннет честно поделился с братьями, Гарри и Дадли. Из друзей пришли Малфои (все трое), Невилл, Грейнджеры (с дочкой) и Лавгуды. При виде Люциуса на Гарри нападал беспричинный смех, при малейшем взгляде на него Гарри начинал фыркать, а потом срывался в гомерический хохот.

Клоун же заставил смеяться всех; как-то по особенному накрашенный, он не вызывал того иррационального страха, который охватывал европейцев и американцев до возникновения коулрофобии. Тем более что он выступал с медведем, настоящим рыжим мишкой. Все зрители, и большие, и маленькие, замирали в восторге, глядя, как они вместе жонглируют тарелками, мячами и кеглями, танцуют твист и ламбаду, причем медведь отплясывал вполне по-человечески. Потом сплясали «барыню», а под конец пошли вприсядку, с притопом и прихлопом… Вот уж тут хохот стоял до небес, Гарри только слезы вытирал да гадал — и когда же Невилл наловчился так здоровски танцевать, неужели учителя этикета научили?..

Девушки пришли в экстаз от своих парней — высоченный и дюжий Невилл, синеглазый, с густой шевелюрой, заставлял колотиться нежное девичье сердечко Гермионы, а стройный и тонкий Гарри окончательно покорил Полумну. У них даже спор начался. Гермиона сказала, что Гарри похож на Тарзана, а Полумна возразила, что её парень вовсе не дикарь, а индийский махараджа. Услышав это, Гарри и Невилл заинтересованно переглянулись, кивнули друг другу и, таинственно оглянувшись, скрылись в неизвестном направлении. Во второй половине дня, после «тихого часа» для малыша, Драко погнал всех в сад на новое представление. Заинтригованные анонсом, зрители, полные предвкушения, заняли прежние места на садовых стульях. Вышел тот же Драко в костюме охотника, с ним Дадли, оба с ружьями (игрушечными), идут, оглядываются и переговариваются:

— Эти джунгли мне никогда не нравились, милорд… — прогудел верзила Дадли.

— Тш-ш-ш-ш… — зашипел блондинистый траппер Драко. — Кажется, я что-то вижу…

Оба встали плечо к плечу, нацелили ружья вверх, ждут. А там и чудеса начались: пронесся кругами по поляне волк, за ним медведь проковылял вперевалку, а следом паренек в леопардовой шкуре, шоколадный и длинноволосый, вприскочку и с залихватским индейским кличем. Не то Тарзан, не то Маугли. После нескольких завораживающих сценок охот, погонь, поимки «дикаря» и его последующего приручения, провели финальный выход — Гарри, разодетый как распоследний принц, верхом на Дасе в сопровождении верных волка и медведя уезжает в закат, а вслед им стоят и смотрят подружившиеся охотники, лорд и слуга. Неожиданный спектакль понравился всем без исключения.

Вернувшись в комнату, уставший, но довольный Гарри трансфигурировал шелка и парчу обратно в свою одежду, а шкуру в плюшевого леопарда — игрушку Кеннета. Вошел волк и, превратившись в Лиходея, подошел к зеркалу, чтобы стереть с лица остатки грима клоуна. Гарри улыбнулся ему:

— Спасибо за содействие. Да, кстати, из вас получился великолепный клоун, и совсем не страшный.

— Да уж… — хмыкнул Кузьма, протирая щеки ватным диском. — Спасибо Кингу и Гейси за создание Пеннивайсов и Джокеров, их жуткие клоуны-убийцы точно покорили мир. Страхом. А ведь настоящие, нормальные клоуны должны смешить детишек, а не выскакивать из темного угла с бензопилой в руках.

Вошли остальные — Драко, Невилл, Дадли и девушки с Кеннетом. Расселись по комнате на всех доступных поверхностях, стульях, пуфиках и кровати. Драко и девушки с интересом посмотрели на Кузю, начиная понимать, что он и есть приглашенный клоун.

— А где ваши звери? — вежливо спросил Драко, обращаясь к Кузе. — Волк и медведь? Они так потрясающе выступали, особенно медведь, он ведь ручной? Его можно погладить?

— Нельзя, — отозвался Невилл, сидевший на столе, а когда Драко взглянул на него, демонстративно помахал ему когтистой лапой, которую спустя миг превратил в руку.

— Ой… — опешивший Драко обвел взглядом присутствующих. — А кто из вас волк?

На это Гарри лишь плечами пожал, не зная, можно ли открывать тайну Кузи посторонним. Нехотя буркнул:

— Во всяком случае, волка здесь уже нет. Я вам только одно скажу, он — не оборотень.

— Да, кстати… — Драко переключился на него, прищурив глаза. — А чего ты над моим отцом смеешься? Только глянешь на него и давай ржать, с чего бы это, а, Гарри? Колись!

Его вопрос вызвал неадекватную реакцию — Гарри посмотрел на Драко и повалился на кровать с диким хохотом. Драко свел глаза в кучку, отчего ржание только громче стало… Нахмурившись, он взял подушку и начал методично колотить по ржущему бесстыднику. Теперь к смеху присоединились вопли избиваемой жертвы.

— Не… не надо, Драко, не скажу, ни за что не скажу! Пусть твой папа тебе сам расскажет!

— То есть он в курсе? — Драко даже остановился и положил подушку. — Папа знает?

Охваченный внезапной идеей, Драко рванул в гостиную, чтоб задать папе этот вопрос, остальные — за ним. И Гарри в том числе, ему стало очень интересно — а как лорд Малфой будет про это рассказывать?! Но ещё из холла они услышали, что взрослые заняты беседой, ребята машинально прислушались к мужским голосам, чтобы понять, важный ли разговор и можно ли его прервать. Очевидно, он только что начался, потому что Северус спросил:

— Ну и как, нашли мне замену?

— Пока только одного, Горация Слизнорта, — голос Чарльза Поттера, однако, прозвучал уныло.

— Я его помню… — проворчал Северус. — Он ещё меня учил.

— А я с ним на одном курсе был… — буркнул Чарльз. — И если он и сейчас такой, как был раньше, то… прямо хоть сам к котлу становись.

— А что такого? — спросил Люциус.

— А ты что, не помнишь его любимчиков? — поразился Северус.

— Ах, это… — Люциус тихо зафыркал. — Помню, помню, тот ещё коллекционер.

— И вот это ничтожество приглашать в школу преподавать зельеварение? — протестующе-патетично воскликнул Чарльз.

— А зачем ты уволился, Северус? — озадачился Люциус.

— Дженни до меня доцарапалась, проковыряла в моей душе дырку, мол, дети меня годами не видят, ну куда это годится?! И потом, вот ранчо купил, лошадей, кто-то должен за хозяйством присматривать!

— Так домовика найми!

— Зачем? Чтобы с потолка снимать каждый раз, как пылесос заработает?

Гарри хрюкнул и согнулся пополам, душа рвущийся наружу смех. Драко подозрительно сузил глаза. Нечаянный шум услышали из гостиной.

— Гарри, это ты там?

— Да, пап, это я… — Гарри с друзьями вошел в гостиную. — Кстати, не обязательно нанимать домовика, можно пригласить гремлина и дать ему имя, уж он точно не будет бояться пылесосов. Рон мне про своего писал, говорит, совершенно ненормальный домовик, пока не наиграется с электричеством, не успокоится.

Северус кивнул и посмотрел на Чарльза:

— Значит, Слизнорт?

Тот удрученно развел руками:

— А что делать-то? Свободных зельеваров раз, два и обчелся. К тому же все тут же разбегаются, стоит мне только намекнуть, что Оборотные зелья и Амортенция с Феликсами упраздняются.

— А чего так? — заинтересовался Люциус.

— А в Министерстве посовещались и решили, что вышеозначенные зелья относятся к разряду вредных и ненужных. Чужая личина, ненастоящая любовь и искусственная удача — вот что такое эти зелья! — сказал, как отрубил Чарли. — Единственное, что разрешено варить, это Костерост, Бодроперцовое и Противопростудное, ещё Ранозаживляющие и Кроветворные. Ну и ещё всякие полезные зельица и лекарства.

— Антипохмельное забыли… — вскользь заметил Люциус.

— А его пьяницы пусть сами для себя варят! — гневно рявкнул Чарли. — Дети его варить не будут! Ещё чего…

— Костерост, вообще-то, тоже не очень хорош, — как бы между прочим произнес Невилл, сосредоточенно разглядывая потолок.

— Нет-нет, Невилл, — не согласился Гарри. — Костерост хорош, просто само оказание помощи топорное. Сломанные кости надо сложить, закрепить, зафиксировать и только после этого можно давать стакан Костероста. Помнишь, как Уайти говорил?

— А что, в школе найдется свободная вакансия штатного медика? — донесся от двери вкрадчивый голос. Все взоры устремились туда, в дверях гостиной, опираясь о косяк, стоял Кузя с самым невинным выражением на лице. Дождавшись внимания, он добавил: — Могу совместить обязанности врача с зельеварением и сеансами школьного психолога.

Чарли, услышав волшебные маггловские слова, смотрел на Кузю, как честный еврей на второе пришествие Иисуса Христа. Северус поднял правую бровь:

— Вы собираетесь задержаться в Англии?

— А почему бы и нет… — Кузя с наслаждением почесался о косяк, глубоко вздохнул и серьезно прибавил: — Родители Невушки нуждаются в длительной реабилитации, и с моей стороны будет настоящим свинством, если я просто поставлю верный диагноз и уеду со спокойной совестью. Да она же первая меня и загрызет, мол, оставил мальчика тонуть в болоте незнания, карабкайся, как можешь. Кроме того, я не женат, свободен, как ветер в поле, останавливаюсь там, где пожелаю, и на неопределенный срок. И я буду искренне рад передать детям крупицы своих знаний.

Чарли подошел, страстно потряс руку Лиходея, благоговейно заглядывая в глаза, и с чувством произнес:

— Дорогой! Вы — мой спаситель! Вы наняты. Жду вас в Хогвартсе первого сентября.

И обратился к остальным:

— А то я не знаю старину Горация! Развалится в кресле, соберет вокруг себя новое поколение членов Клуба Слизней и давай им всем жужжать в уши о том, кто, когда и сколько прислал ему засахаренные ананасы, цукаты в шоколаде, коллекционные вина и прочие милые вкусности.

Гарри аж передернулся, услышав это. Фу ты… да ещё и Клуб Слизней какой-то, бррр-р-р. Драко воспользовался паузой и встрял:

— Папа, а что там с пылесосом? Гарри всё смеется, едва об этом вспомнив…

И осекся. Папа странно покраснел, грозный профессор Снейп опустил голову и подозрительно затрясся, как от беззвучного смеха. А Гарри опять заржал, громко так, заразительно, голову назад откинул и хохочет во весь голос. Паразит. Гермиона хмыкнула, выцепила глазами в углу скромный пылесос, сходила за ним, подтащила поближе. Методично раскрутила шланг, всунула в руки озадаченному Драко и отошла к розетке, разматывая провод. Воткнула вилку в розетку и вернулась к Драко и пылесосу. Тот недоуменно спросил, вертя в руке шланг:

— Что?..

Гермиона молча, не нагибаясь, ногой нажала на кнопочку. Красный цилиндр на полу глухо взревел, а в руках у Драко, как живой, дернулся и задрожал резиновый хобот. Юноша оцепенел, хобот в его ладонях жадно вибрировал, гудел на полу цилиндр, а потом… это непонятное существо всосало в себя его штанину! Мама! Оно его ест!.. Драко взвыл, отшвырнул от себя жуткий хобот и, вытаращив голубые от страха глаза, бросился спасаться в ближайшем пустом кресле. Запрыгнул, оглянулся и похолодел — неведомый зверь продолжал преследовать его, хобот слепо шарил по полу, извиваясь во все стороны. Мамочки!.. Да как же оно в маггловском доме-то живет? И что оно такое, мантикора его покусай?! Гарри сжалился, подошел и, нагнувшись, хлопнул по кнопке — не хотелось ему, чтобы и Драко оказался на потолке. Адская машинка умолкла и безжизненно замерла. Люц-то один был, Северус ему пылесос в руки сунул, да и смылся в подвал. И Гарри, подумав об этом, смущенно извинился перед лордом:

— Простите, сэр. Я думал, это смешно, когда папа рассказал, но сейчас, когда я своими глазами увидел, как мой друг боится обыкновенного пылесоса… в общем, это ни капельки не смешно.

— Пыле-сос… — по складам повторил Драко и вдруг хлопнул себя по лбу: — Так он пыль сосет! Ох, ну я и идиот! Я же читал про него.

Поняв, что это за штука, Драко сам включил его и попробовал пропылесосить, и надо сказать, это у него отлично получилось!

А так, в общем и целом, остаток августа Драко, Гермиона, Полумна и Невилл провели в гостях у Гарри. Почти целую неделю, с двадцать пятого до тридцатого, мотались по всему Литтл Уингингу, наведываясь то к Дурслям на Тисовую, то ночуя у Снейпов. Съездили на автобусе в Лондон до бара «Дырявый котел», посетили Косой переулок, где закупили новые учебники для шестого курса. Катались на лошадях, которых звали Бесси и Тянитолкай. Серую кобылу так и звали, а мерина окрестил Гарри, когда выяснилась его странная привычка тормозить и застывать на месте, его потом надо было и в круп толкать, и за узду тянуть, чтобы с места сдвинуть. И после того, как Северус в первый раз пропыхтел от натуги, пытаясь вытянуть мерина из зарослей крапивы:

— Тяни, Гарри. Я подтолкну… — и после серий возгласов: «тяни! толкай!» Гарри не выдержал:

— Да что ж ты за тянитолкай такой?!

Вот так и родилась кличка для своенравного мерина мечтательной масти паломино, рыженького с белой гривкой.

Северус потряс Гарри за плечо. Спящий красавец сладко поежился и вместо того, чтобы проснуться, зарылся поглубже в подушку и одеяло на голову натянул. Северус хмыкнул и безжалостно содрал одеяло с сына. Гарри съежился в позе эмбриона, подтянул колени к груди и сонно зашарил одной рукой по простыне в поисках исчезнувшего одеяла. Отец вздохнул — вот же паршивец! — и проворчал:

— Гарри, просыпайся, тебе в школу пора ехать.

— У-гу… — спросонок согласился Гарри, продолжая смотреть какой-то по счету сон. Северус полюбовался на сопящего отпрыска и договорил:

— Проследи за тем, чтобы Лиходей нигде не заблудился.

Эта фраза таки разбудила Гарри, он резко проснулся и рывком сел на постели, старательно протирая глаза, а потом подслеповато прищурился на папу:

— Я помню, пап, Лиходей с нами едет!

Вместо ответа Северус нацепил ему на нос очки, всё той же круглой формы с практичными дужками. Гарри невинно улыбнулся, отец кивнул на дверь ванной комнаты:

— Собирайся и спускайся завтракать. Скоро за вами Вернон приедет.

После положенных процедур Гарри прошел на кухню. Северус сидел за столом в компании кофе и газеты, а Гарри дожидалась кукурузная каша, за которую тот покорно принялся вприкуску с хлебом. Прожевав первую ложку каши и проглотив, он поинтересовался:

— А где Кузя?

— Кролика себе выбирает. Я ему сказал, что в Хогвартсе их нет.

Гарри переварил эту новость, зажевал её ещё парой ложек каши и спросил:

— Пап, а как ты зелья преподавал? Они же разноцветные, ты как-то различил сиреневое зелье от лилового, а ведь разница между цветами незначительная.

— По запаху и консистенции, Гарри, только и всего. Есть множество других тончайших нюансов, в которых цвет не имеет большого значения.

— Понятно… — Гарри заискивающе улыбнулся и очень-очень робко спросил: — Каким ты видишь небо?

— Белым. Но я знаю, что оно голубое, а иногда синее. В грозу оно почему-то серое. Но некоторые цвета я различаю и вижу точно — это черный, белый, зеленый и темно-коричневый. Тебя я точно вижу в цвете. Твоё любопытство удовлетворено?

— Да, пап, прости… — и Гарри энергично заработал ложкой. А Северус спрятал свою ухмылку за газетой — а ведь переживает мальчишка, беспокоится о его зрении. Вошел Кузя с кроликом под мышкой, крупным, толстым и серым с белым носиком. Сел на свободный стул и пристроил зверя на коленях, кролик обморочно затих, прикрыв черные глаза, и только носик, ходивший вверх-вниз, сообщал остальному миру, что он жив.

— Северус, я вот этого парня возьму. У него есть имя?

— Нет, — Северус покачал головой. Кузя кивнул и шлепнул кроля по толстой ляжке:

— Гулливером назову.

— Скажи-ка, Лиходей… — вкрадчиво начал Северус. — А кроме кроликов тебе больше никто не помогает?

— Сенбернар помогает. Он огромный, мягкий и всё-всё понимающий. Но у собак короткий век, Банди умер два года назад. Он прожил десять лет.

Гарри поинтересовался:

— А кошка не годится?

— С кошкой сложнее договориться, — ответил Кузя. — Они создания утонченные, нежные и деликатные и очень блюдут своё личное пространство. И на корню пресекают всякие грубые вторжения на свою территорию. Другими словами, кошка не любит, когда её тискают.

— А кролики любят? — удивился Гарри.

— Кролики не любят, но их можно не спрашивать. Но Гулливера мне придется приручить к себе, мне он нужен будет в течении года живым, здоровым и добровольцем. А что такое, Гарри?

— Просто я с собой Симона беру.

— Я видел твоего кота, Гарри, и скажу честно, тискать его мне что-то не хочется, очень уж он большой. Я не хочу заработать на руках раны размером с траншею.

— Мне странно это слышать, — оскорбился Гарри. — Симон не царапается.

— Я тебе верю, паренек, и верю, что хорошего человека твой воспитанный и умный кот не поцарапает, но как он отреагирует на лунатирующего волвена? Которого от боли наизнанку выворачивает и которого только кролик и спасает. Кролик, которого надо уберечь и не сожрать во время полнолуния, до тех пор, пока на Луну не упадет тень Земли. И когда всё заканчивается и всё проходит, я с облегчением отпускаю кролика — живого, кстати, кролика, не съеденного и не задушенного — и засыпаю. Нет, Гарри, кошке не понравится такая странная ласка, и она интуитивно начнет вырываться, а при сопротивлении и оцарапать может.

— А что будет, если вам причинить боль в это время? — с опаской спросил Гарри.

— Мне будет больно, я буду ранен и обижен… — Кузя состроил моську побитой собаки и трогательно заморгал оленьими глазами. Гарри и Северус невольно и в то же время жалостно засмеялись — вот же клоун!..

Снаружи донесся сигнал автомобиля — это за Гарри и Кузей приехал дядя Вернон. Спешные сборы, поиски пропавших переносок, утрамбование в них кота и кролика, последние объятия с Дженни и Кеннетом, пару минут отрыва себя от Джона Сайруса — так бы и тискал, так бы и тискал до бесконечности милого карапуза! — и погрузка в автомобиль. Поехали. Гарри на заднем сиденье с двумя петбоксами, Кузя впереди на месте пассажира. Было странно ехать по пастельно-бледной Англии, с её аккуратными газонами и подстриженными шарами и пирамидами-платанами. И только липы, старые и честные, с корявыми стволами пыльные липы разбавляли и оживляли чопорный и прилизанный пейзаж английских пригородов. Конечно, это был резкий контраст после желто-зеленого лета на российских просторах. Белые ночи серого Питера с его мостами и памятниками, синие реки и озера Коми-края и общий фон России в целом — желто-зеленое и сине-белое лето. Родная Англия стала тусклой и туманной, как же он раньше не замечал, какие блеклые краски у полей, какое серое и дымное небо над Лондоном! Русские называют его смогом. Смесь дыма и тумана. Но несмотря ни на что, Гарри испытывал затаенную радость от возвращения домой, пусть тут сумеречно и хмуро, это его дом. Он улыбнулся, вспоминая одно парадоксальное лето, кажется это был август перед третьим курсом… жаркое и дождливое, всё сразу…

Вокзал Кингс Кросс, багажные тележки, Грейнджеры с дочкой, в руках у Гермионы — корзина с котом. Времени ещё много, и Гарри успевает перекинуться фразами с её родителями:

— Здравствуйте! А расскажите, пожалуйста, как Живоглот в Австралию ездил!

— Здравствуй, Гарри, да нормально съездил. Секс-марафон устроил, всех кошек Мельбурна оттр… простите, обрюхатил, — Генри бросил косой взгляд на жену и дочь. — Это приличное слово. Гидеон потом писал, что на свет по всей округе появилось сто семнадцать рыжих котят, этакий рыжий котобум.

— Ого! — восхитился Гарри. — А в дороге он как был?

— Нормально был. Сперва нервничал, кричал недолго, около часа, потом притих и до самого Мельбурна спокойно спал.

— Гарри, пора! — поторопила его Гермиона. Гарри попрощался и толкнул тележку к подруге, Кузя за ним. Напряженно спросил:

— Ты куда, в стену?..

Гарри притормозил, отвел тележку в сторону и пригласил:

— Да. Хотите первым?

— А что надо делать?

Прошли, Кузя озадаченно вертел головой, сравнивая вокзалы тут и там. Н-да-а-а… тот ещё контраст — стеклянно-бетонный Кингс Кросс и чахлая деревянная платформа с единственной железнодорожной веткой, на которой в клубах пара пыхтит старинный паровоз. Под ногами снуют какие-то ушастые голохвостые твари, похожие на каракалов с бритыми хвостами. Тьфу ты… издевательство какое, ну зачем кошке лысый хвост?!

Разгрузили тележки, занесли багаж в вагон, выбрали одно купе. Кузя внес и разложил по полкам чемоданы, и скромненько уселся в углу, притворяясь частью интерьера. Гарри и Гермиона расположились у окна. Потом к ним зашли Полумна и Невилл и парочки воссоединились. Так и ехали первое время впятером, Кузя и Гарри с Полумной на одной лавке, Гермиона и Невилл — на другой. Позже, час-полтора спустя, дверь отъехала и в купе заглянул Драко, окинул взглядом сидящих и вежливо обратился к Кузе:

— Простите, сэр, для вас приготовлено купе «Ц», не желаете ли занять его?

— Нет, спасибо, — так же вежливо ответил Кузя. — Мне здесь вполне удобно.

— Но… простите, — продолжал докапываться Драко. — А как же сервировочный столик, который накрыли для вас?

— Угости друзей, — безмятежно ответил Кузя, не желая срываться с насиженного места. Дальше Драко не стал настаивать, ушел в свое купе. Несколько минут ехали в блаженной тишине, которая вскоре была нарушена снова. Сквозь стекло на них посмотрела Джинни, увидела Гарри и толкнула дверь, зашла и неприязненно заявила, сверля глазами Полумну:

— Вот что ты всё липнешь к Гарри, а? Что ты всё время к нему липнешь… Ты же мне ни малейшего шанса не дала поближе парня узнать, ни малейшего шанса не дала нам!

Гарри в полнейшем ступоре взирал на рыжую нахалку, тщетно силясь уложить в голове всё, что она сказала. Не укладывалось, ибо всё это было выше его понимания, и ясно тут только одно: девочка выросла и решила сражаться за его внимание. А также было стопроцентно ясно, что она ни перед чем не остановится. Вот ведь… влюбленной фанатки ему для полного счастья не хватало. Гарри бросил затравленный взгляд по сторонам и наткнулся на Кузю, тот смотрел на него с таким пониманием. И юноша взглядом взмолился о помощи. Кузя тихо кашлянул, и Джинни только сейчас заметила его — взрослого мужчину среди подростков, но это её не особенно удивило, известно же, что Люпин тоже однажды ехал в обычном купе. Но воспитание обязывало, и девчонка сквозь зубы поздоровалась:

— Простите, сэр, я вас сразу не увидела. Здравствуйте.

— Здравствуйте, мисс, — сухо поздоровался Кузьма. И тут же представился: — Доктор Лиходеев. Сопровождаю Гарри по причине участившихся припадков… — вздохнул, печально покачал темнокудрой головой и продолжил жалостливым тоном: — Ах, он такой бедный мальчик, мало того что у него детский церебральный паралич средней тяжести, так ещё и приступы слабоумия начались, с судорогами и слюнотечением. А в старости это будет такой неприятный пациент, прикованный к инвалидной коляске и ходящий под себя…

Последние слова Кузя говорил вслед ветру, взметнувшемуся, когда некрасиво побледневшая Джинни развернулась и исчезла со скоростью света. Дружного хохота в купе она уже не слышала. Отсмеявшись, Кузя посоветовал:

— Ты, главное, не забывай пару раз при ней изобразить то, что я сказал.

— Хорошо, Кузя, спасибо! — сквозь смех поблагодарил Гарри.

В обед к ним снова заглянул Драко и принес им жареную индейку и пирог с почками, прихваченные из купе «Ц».

— Вот, едва успел перехватить, там сейчас Рон сидит, жрет, дорвался до бесплатной еды.

— Фу, Драко, ты же аристократ, что за вульгарное слово? — деланно скривился Невилл.

— Да ты сам сходи, посмотри, действительно ЖРЕТ! Кстати, а что у него с рукой? Вы не в курсе?

— А что там у него с рукой? — без интереса спросил Гарри.

— У него вместо правой руки — крюк. Железный.

— Чего??? — дружный ошарашенный хор голосов Гарри, Гермионы и Невилла. И молчаливый интерес Кузи.

Полумна отложила журнал «Придиру», заправила прядь волос за ухо и мечтательно проговорила:

— Вышел однажды Рон на закате дня к озеру Оттери Кеч. И встретил он на берегу белую лошадь. И была она взнуздана и оседлана дорого и красиво, и смотрела она в воду и тоненько ржала, как будто звала утонувшего хозяина. И увидел Рон на берегу шляпу и один ботинок, и поверил он, что утоп хозяин лошади, и обуяла его жадность — седло серебряное да узда золотая… И поймал он коня белого, за узду схватил. Но не согласен с разлукой верный конь, вбежал он в воду, на самую-самую глубину. И увлек он Рона в пучину глубокую да темную. И оборотился он в Келпи, в духа рек и озер. Тут бы Рону и пропасть без следа и навеки. Но спас его Даффи — дикий домовик. Рону руку он отгрыз и тем самым от погибели увел.

— Ничего себе… — выдавил опешивший Гарри.

— Вот это у Рона приключения были, — поддакнул не менее шокированный Невилл.

— Говорили же ему — слушай профессора Амбридж! — всплеснула руками возмущенная Гермиона. — Так нет же! Он слишком высок для этого, лучше пару шахматных ходов-стратегий обдумает. Лентяй несчастный, и вот что в итоге вышло, руку потерял…

— Да ладно, не шею… — отмахнулся Драко и на Полумну посмотрел: — Красиво ты рассказала, как по писаному.

— А это папа в «Придире» напечатал, местные новости.

— Однако, хитрый келпи, догадался, чем приманить жертву, дорогой амуницией и утопшим хозяином… да ещё и шляпу с ботинком где-то раздобыл, для достоверности, так сказать, — задумчиво протянул Гарри, вспоминая безобидного Звоночка.

— Ну так неудивительно! — произнес Драко. — В некоторых легендах говорится, что келпи иногда принимает облик девушки или печального юноши с мокрыми волосами. Это я в нашей семейной библиотеке вычитал.

Примечания:

Вот для примера — котёнок каракала:

https://cache3.youla.io/files/images/780_780/5b/5c/5b5c1e3ac15ae37eec168242.jpg

Кряхтя и охая, дребезжа всеми частями, старый поезд доковылял до последней остановки в Хогсмиде и обморочно затих, ржавый скотоотвал уныло обвис, почти касаясь прокопченных шпал. Устало вздохнул, выпуская пары — эти дети когда-нибудь кончатся? Сколько их ещё возить… Но безмолвные жалобы престарелого паровоза никто не услышал, как и всегда, впрочем. Дети радостным табуном устремились в тамбуры на выход, своими прочными подошвами стирая ещё пару миллиметров напольного покрытия.

И только машинист, пожалуй, ещё слышал свой поезд, слышал, как натужно проворачиваются поршни, как скрипят маховики. Ощущал старческую дрожь тормозного троса и как с натугой открывается зев клапана, когда надо было выпустить пар. И переживал, конечно, — поезд самой первой модели давно просился на пенсию, он был уже не просто устаревший, он был реликтом, этаким железным динозавром. Но волшебники такие… волшебники. Поставили на рельсы когда-то молодой паровоз и забили — бегает по дороге, вагоны таскает, и ладно. Они, наверное, решили, что он вечный, Перпетуум Мобиле, ага… Железнодорожник ласково погладил рычаг — не жалуйся, милый, сейчас отгоним тебя в депо и отдохнешь, только не ломайся, ладно? А то я не знаю, где тебе замену найти, магов-то не допросишься, они ж, поди, понятия не имеют, что машина тоже может состариться.

Гарри, Невилл, Драко и Полумна с Гермионой окружили Кузю, чтобы дождаться, когда толпа немного рассеется и можно будет без толчеи пройти к каретам. Вокруг была привычная тьма — поезд, как всегда, доставил их к девяти часам, потом они около сорока минут будут добираться до Хогвартса, старшекурсники в каретах, а первоклашки по озеру на лодках. Далее их ждет полтора-два часа распределения сорока-пятидесяти новичков, затем пир и долгожданный сон, причем до постелей они доберутся уже далеко за полночь. С дальнего конца платформы доносился такой же привычный рев Хагрида, как обычно собирающего малышню. А вот и последние две кареты, фестралы с легким нетерпением косятся на шестерых припозднившихся. Возле передней стоят двое, Грегори Гойл и Лаванда Браун, а по тому, как они держались за руки, можно было уверенно заявить, что они составляют пару. Весьма неожиданная комбинация, да, но любви, как говорится, виднее. К Лаванде и Грегу в карету сели Кузя и Драко, остальные две парочки залезли во второй экипаж.

Драко с любопытством поглядывал на переноску на коленях Кузи, на его памяти это был первый учитель, везущий в школу своего зверя. Интересно, кто там…

Дул ветер, лениво колотящий в кожано-деревянные стенки экипажей, скрипели рессоры и колеса, было немного странновато слушать их скрип без фонового звука копыт или мотора. Просто едут кареты сами по себе, и всё. Фестралы идут мерным шагом, они сами задают скорость, сегодня дождя нет, а значит, можно и не торопиться, всё равно успеют к замку в положенное время, они всегда успевают. Вот и ворота Хогвартса, уже видны изваяния каменных крылатых вепрей, грозно оскалившихся по обе стороны чугунных врат. Предпоследняя карета притормозила, а потом и вовсе остановилась перед воротами, за ней встала и последняя.

— Что, приехали? — спросил Кузя, вглядываясь в темноту за пыльным окошком.

— Да нет, вроде… — озадаченно протянул Драко. — Мы обычно к парадному входу подъезжаем. Может, карета сломалась?

Из последнего экипажа вышли Гарри и Невилл, подошли к застрявшей колымаге.

— Что случилось? — спросил Гарри. — Немного же осталось, вон замок.

— Метров двести… — прикинул Невилл. — Пешком дойдем, если что.

— Может, фестрал захромал? — Гарри оглядел невидимого коня, даже ноги проверил, по очереди поднял и осмотрел подошвы и когти. Гм… надо было видеть офигевшую морду фестрала, когда он стоял на трех ногах, а четвертую рассматривал пассажир, разгибая-сгибая пальцы, щелкая по когтям, сроду он такого внимания не получал. Кузя тоже вышел и теперь с удивлением смотрел, как Гарри возится вокруг чего-то невидимого. Драко этим воспользовался, заглянул в переноску, ожидая увидеть супер-пупер экзотически-дорогого кота, корниш-рекса, например… но впервые жизнь показала ему здоровенную фигу. В переноске оказался кролик. От разочарования Драко чуть душу Мерлину не отдал — учитель зельеварения, взрослый мужчина, везет с собой самого банального кролика, тьфу ты. А тем временем…

Гарри хлопнул фестрала по шее и бодро сказал:

— Конь в порядке, но дальше он почему-то не хочет везти. Ну ничего, пешком пройдемся, да?

— Куда? — растерянно спросил Кузя.

— В школу, — рассеянно ответил Гарри, забирая из задней кареты переноску с Симоном.

— Где школа?! — продолжал допытываться Кузя. Гарри посмотрел на полыхающий огнями древний замок, такой же заметный, как неоновая вывеска «Лас-Вегас», перевел взгляд на русского мага и с трудом проглотил огромный ком в горле. Кузя его не видит. На всякий случай он его показал, ткнул пальцем:

— Вот школа, Кузя, видишь?

— Э-э-э… вон те развалины?.. — вежливо уточнил Кузя, посмотрев в указанную сторону.

Все сгрудились возле карет и растерянно таращились на эту невозможную и неожиданную проблему, которая заключалась в простой и ерундовой истине — шотландский магический замок прятался от иностранных магов с той же дотошностью, что и от магглов. Не зря же он не отмечался ни на одной карте благодаря заклятию Ненаносимости.

— Директор же пригласил мистера Лиходеева? — напряженно спросила Гермиона, кусая губы.

— Пригласил. При нас. Руку пожал, назвал спасителем… — подтвердил Драко.

— Тогда… почему же замок не открывается?! — в голосе Гермионы прозвучала паника.

— Стойте здесь. Директора позову! — отрывисто скомандовал Невилл, тяжелым кроссом устремляясь к замку. Остальные молча смотрели ему вслед, тесно сгрудившись вокруг будущего учителя, никому из них не пришло в голову покинуть его, даже Лаванде с Грегом, которые его вообще не знали и в первый раз сегодня увидели.

МакГонагалл прочистила горло и собралась зачитать первое имя из списка, когда одна створка парадных дверей Большого зала отворилась и с грохотом ударилась о стену, а в проеме двери появился взмыленный Невилл. Эффектно сдув с глаз прядь мокрых волос, он полицейским бегом промчался к профессорскому столу, обогнул его и склонился к уху директора Поттера. Тот выслушал, встал и, ни слова не говоря, скрылся в задней двери за своим стулом. Исполнив свою миссию, Невилл цапнул со стола кубок с тыквенным соком и залпом выпил, всё-таки пробег от ворот по территории школы и ползамку впридачу… это любого утомит.

Ребята и их новый учитель невольно вздрогнули, когда из темноты к ним с грохотом крыльев спикировал серебристый лунь. Сел на камень у дороги и прожег их жутким взглядом немигающих прозрачных глаз, издал короткий свист и превратился в Чарльза Поттера.

— Бога ради, простите, совсем у меня из головы на радостях вылетело, так обрадовался замене старика Слизнорта, что напрочь позабыл подписать с вами договор на доступ в Хогвартс. Простите, пожалуйста, сейчас исправим эту оплошность…

С этими словами директор вынул из внутреннего кармана пиджака сложенные пергаменты, золотую ручку «Паркер», совсем как у Гарри, трансфигурировал камень в высокую кафедру, запустил в небо над ней мощный Люмос Максима и с поклоном пригласил к столу Лиходея. Ребята, затаив дыхание, смотрели на этот исторический миг, которому они стали свидетелями, — подписание важного договора на пост профессора Хогвартса.

Кузя поставил последнюю точку и моргнул, когда из ниоткуда появились огни. В крайнем изумлении он смотрел, как проступают из тумана и мрака стройные башни и зубчатые стены древнего замка, в его стрельчатых арочных окнах горело пламя свечей и факелов, разливая вокруг теплый золотистый свет. Конечно, не Зимний дворец Петербурга, но тоже ничего так, Хогвартс был по-своему впечатляющ, просто… было несколько странно видеть, как он вырастает на месте развалин, как вырисовываются из завесы небытия его очертания.

— Добро пожаловать в Хогвартс, профессор Лиходеев! — торжественно произнес Чарльз, Кузя кивнул, отдал ему ручку и оглянулся на ребят, те обрадованно заулыбались в ответ, искренне радуясь его посвящению. После чего влезли в кареты и без особых забот доехали до парадного входа. К столам успели с последним распределившимся новичком, и в общей толчее никто как-то не обратил внимания, что кто-то отсутствовал во время церемонии. Да и Кузя вошел в зал вместе с директором через ту дверь, из-за чего все решили, что тот за новым учителем и ходил! И с нетерпением ждали, когда же директор представит им нового преподавателя, да ещё такого симпатичного, с точки зрения девчонок. Невилл с облегчением сел рядом с Гарри и Гермионой. Рон сидел на отшибе, на самом дальнем конце стола, с чего бы это? Своего уродства стесняется, что ли?

Наконец, директор счел, что время настало, поднялся со стула и сообщил своим сильным и глубоким голосом:

— Дорогие учащиеся, позвольте представить вам школьного психолога, врача-диагноста и по совместительству профессора зельеварения Кузьму Лиходеева.

Ой. Как вытянулись лица у девушек, уже настроившихся на соблазнение знойного красавчика. Облом-с, это доктор, да ещё и психолог. С таким не пофлиртуешь, ещё чего, как бы он тебя не того… в психушку не упихнул. Это, как ни странно, даже чистокровные аристократки поняли. Видимо, есть что-то такое, пугающее в слове «психолог», наверное потому, что начинается со психа.

Похлопали новому учителю, а потом и пир начался, золотые и серебряные блюда наполнились снедью, кубки — тыквенным соком. Украдкой Гарри наблюдал за Роном, тот без зазрения совести, напропалую пользовал свой пиратский крюк как вилку, накалывал на него котлету и откусывал сразу половину, и жевал, громко чавкая. Масляные щеки раздулись, как у хомяка, а губы блестели от жира… и чего он так жрет? Гарри вдруг осознал, что его челюсть давно отвисла, и, спохватившись, поспешно вернул её на место. Легонечко пихнул локтем Гермиону и едва слышно спросил, скосив рот в её сторону:

— Ты не замечала раньше, Рон всегда так ел?

Гермиона поморщилась и так же тихо ответила:

— А ты попробуй поздороваться со Смертью за ручку, небось тоже начнешь торопиться жить.

Гарри смутился и более виновато посмотрел на Рона.

— Значит, это поэтому?.. Стрессовое, да?

— Да. И ему нужна помощь от друзей, иначе он уйдет в себя и в свою депрессию.

— Понятно… но он же сам виноват, учителя надо было слушать! — из чистого упрямства придрался Гарри.

— Ой, не говори ерунды, сам же на келпи лег, чтобы лесочку с шеи срезать!.. — проворчал Невилл. Гарри покраснел и кинулся защищаться:

— Так я же не знал, что он келпи! Просто пришла Даша и попросила освободить Звоночка, и мы же с тобой оба видели толстого серого пони!

— Который запутался в рыболовной леске! — в ажиотаже Невилл даже кулаком по столу грохнул. Гарри, такой же взбудораженный, вскочил и заорал:

— Зато он рыбой не вонял! Это ты как объяснишь?

Невилл нехорошо прищурился, медленно вылез из-за стола и навис над Гарри на целых два фута, Гарри тут же почувствовал себя маленьким и невольно отступил на шаг назад. Все вокруг замерли, в страхе ожидая развязки и гадая — что с ребятами случилось и верно ли они расслышали, Гарри и Невилл тоже видели келпи и даже лежали на нем?! На плечи мальчиков твердо и властно легли руки Кузи, парни дрогнули и взглянули на него, тот тихонько покачал головой:

— Что случилось? Из-за чего шум?

Краем глаза Гарри увидел, как Рон подошел поближе, и громко спросил:

— Почему русский келпи нас не съел?

— Ты сам ответил на свой вопрос, Гарри, — мягко заметил Кузя. — Это был русский келпи, речная лошадка, выглядел как пони, что означает только одно — он домашний, одомашненный, ручной. И разница здесь в менталитете. Возьмем, к примеру, один вид оленей и два его подвида, северный олень и карибу. Русского, или сибирского, оленя давным-давно одомашнили, эвенки и чукчи на них испокон веков ездят — и в нарты запрягают, и верхом катаются, тысячелетия племенной селекции привели к тому, что северный олень стал выносливым, крепким, человека не боится, считает его хозяином. Дает молоко, шерсть, шкуры изумительной окраски, такие, как пегие, рыжие, белые… всякие. А вот американский подвид оленя остался диким и до сих пор служит пищей канадскому волку. Эскимосам и алеутам как-то не пришло в голову одомашнить карибу, наверное потому, что сами вели полукочевой образ жизни. На оленей они только охотились. Вот так и вашим магам в голову не приходит приручить кошмарного духа озер — келпи, в то время как каждый нормальный русский крестьянин все силы приложит к тому, чтоб поймать и запрячь в телегу речную лошадку. Так что, сами понимаете, русский келпи сам от человека без оглядки удирает, а ну как поймает да поле заставит пахать…

После последних слов Кузи по залу пронеслись смешки, даже Рон улыбнулся, представляя, как келпи со всех ног драпает от плуга, а вслед за ним бежит мужичок в лаптях и кричит:

— Стой, лошадка, ну попаши немножко поле! Хлебушка дам!

Очевидно, это все так ярко представили… весь зал буквально взорвался хохотом. Свечи на потолке явственно дрогнули и капнули расплавленным стеарином, к счастью на голову никому не попало. Два новых школьных префекта, Грехем Монтегю со Слизерина и Мэри Уопплгейт с Когтеврана, подали сигнал к отбою. Невилл и Гермиона тут же собрали новых первоклашек, которых в этом году поступило всего восемь, пять девочек и три мальчика, и увели их за собой. А Гарри обнаружил, что с Роном он чувствует себя куда свободней, чем до спора с Невиллом, Рон оживился и перестал зажиматься и прятать культю за спину.

Дошли до спален, разделись и переоделись в пижамы, однорукий Рон вполне справлялся со своей одеждой, хотя Гарри всё равно подмывало броситься на помощь калеке, но он сдерживался, помня про гордость. На ночь Рон крюк снял, подержал перед собой и обратился к Гарри:

— На нем Сычик любит сидеть, очень удобно для него оказалось, представляешь?

Гарри улыбнулся.

— Да, Рон, представляю.

Рон помолчал, а потом неуверенно спросил:

— Значит, ты тоже этим летом видел келпи?

— Да, видел, только домашнего, а не дикого.

— Повезло тебе… А правда, что там медведи по улицам ходят? И что такое матрешки и треушки?

— Медведей на улицах я не видел. А матрешки… — Гарри не договорил, вытянул из-под кровати чемодан и достал сборную куклу Матрешку и зимнюю шапку-ушанку. Подал Рону: — Вот, держи, Матрешка и треушка, куклу маме подари, а шапку-ушанку носи, я её тебе привез.

Неприятности начались сразу на следующий день.

Начиналось утро вполне безобидно, деканы Флитвик и Стебль и старосты Драко и Невилл собрали заболевших детушек и погнали в больничное крыло. Среди них были и старшекурсники: Невилл приволок Дина Томаса с температурой и насморком, Драко пригнал двух второклашек и притащил за шкирку бледного Забини.

Малышами занялся Кузя, а парням пришлось перейти в полное распоряжение мадам Помфри. Ну, дело обычное, как говорится, привычное… Дину колдомедичка вкатила дозу Бодроперцового, а Блейзу…

Гарри пришел с Невиллом, помог тащить Дина, и теперь ждал снаружи, когда того выпустят. Ну и дождался. Сначала под ногами дрогнул пол, одновременно с этим раздался звук, как будто рухнул великан, гулко загудело потревоженное пространство и вздохнуло что-то колоссальное. Затем раздался женский визг. Не сговариваясь, Гарри и Невилл дружно влетели в палату, держа наготове палочки, с другого конца в то же время ворвался Кузя в окружении малышей, и все они вместе замерли, глядя на нечто лакированно-черное, лежащее среди обломков раздавленной койки. Взметнулся огромный черно-белый хвост и глухо шлепнул об пол. Дин, сидящий на соседней койке, окутанный паром из ушей, поднял дрожащую руку и, показав на кита, выдавил:

— Блейз… Блейз превратился.

Все перевели взгляд на мадам Помфри, та стояла у стены и по цвету почти сливалась с ней. Кузя раздраженно осведомился, чеканя каждое слово:

— Что. Здесь. Произошло?

— Да ничего я не сделала! — истерично взвизгнула мадам Помфри. — Всего лишь навела Очищающие чары. Его тошнило, знаете ли, и я заодно опорожнила ему кишечник и мочевой пузырь, не хватало мне, чтобы он тут воздух испортил.

Кузя вытянул руки со скрюченными пальцами в её сторону, похоже они сами собой тянулись пожать шейку глупой тётке. Но, подушив воздух, Кузя с усилием опустил руки и на всякий случай завел их за спину, после чего ядовито спросил:

— А вам не пришло в голову подставить парню тазик, умная вы наша?

— Зачем? — скривилась та. — Это чтобы он тут все заблевал?

Кузя воздел глаза к потолку и запричитал:

— О, моя мама, поверь, я очень старался быть терпеливым!.. — после чего продолжил нормальным раздраженным тоном: — Во-первых, парень пришел к вам с признаками пищевого отравления, и теперь, благодаря вашей торопливости и брезгливости, мы никогда не узнаем, чем именно отравился мальчик, на анализ-то нечего отправлять! А во-вторых, вы применили к нему принудительное очищение-опорожнение, его ослабленный стрессом организм счел это насилием и соответственно отреагировал, выставил защиту… вот такую. И нам теперь остается лишь молиться, что превращался он в здравой памяти, а не в обмороке. Анимагическая кома — весьма неприятная штука, уж поверьте мне!

— Что это значит, сэр? — испуганно спросил Драко.

— Был у меня однажды похожий случай… — задумчиво начал Кузя. — Маленького волшебника впервые избил отчим, а у него и без того был жуткий стресс — мама уехала в роддом, он остался один на один с чужим человеком, которого мама почему-то просила называть папой, и вот этот «папа» жестоко избивает его, когда он пришел к нему с жалобами на боли в животике. Разумеется, у малыша шок и паника, кинулся бежать без оглядки, папаша с топотом и ремнем следом погнался, при этом орал "Зашибу паршивца!" Влетел ребёнок в тупик и подумал, что погиб, и со страху обернулся в котенка. Навсегда. Он прожил семнадцать лет и умер, так и не придя в себя, до самой смерти он оставался котенком, который так и не вырос. Это и была анимагическая кома. Отчим все семнадцать лет его нянчил, пытался растормошить, разбудить, вытащить из него зверя, но увы… Та история закончилась печально. Так, а теперь идите-ка прочь и позовите сюда всех старшекурсников, самых высоких и сильных. И ещё... нужен трансфигуратор. А вы, малыши, тащите сюда полотенца и тазики с водой, будем купать косатку, чтобы она не пересохла.

После чего Кузя обратился к киту:

— Блейз, ты меня слышишь? Если ты меня понимаешь, моргни. Блейз, отвечай…

Гарри и Драко побледнели — Блейз не ответил, он лежал и бездумно смотрел в никуда. Переглянувшись, они рванули за старшекурсниками. А Кузя и дети окружили Блейза и начали смачивать его спину и бока водой. Кузя поливал голову, безуспешно заглядывая в мутно-розовый овал глаза в тщетной попытке разглядеть в нем хотя бы малейший проблеск человеческого ума. Время от времени он звал его по имени:

— Блейз, Блейзи, отзовись, пожалуйста, Блейз…

Семи— и шестикурсники со всех четырех факультетов плотной толпой вошли в больничное крыло, Невилл привел МакГонагалл. Первый миг все растерянно таращились на косатку, невесть откуда взявшуюся, потом Минерва опомнилась и, держась за грудь, гневно вопросила:

— Что это за шутки?! Кто притащил сюда кита?

Н-да уж, глупей вопроса и не придумаешь. Минерва, снимаю шляпу, вы сейчас всех превзошли по тупости. Обещаю поставить вам памятник.

— Это не шутки! — рявкнул Кузя. — Парень пришел к врачу с пищевым отравлением, ему было плохо, его тошнило, а эта сверхвумная медичка ничего умнее не придумала, как применить к нему очищающие заклинания, что и привело к анимагической коме. А теперь будьте добры, трансфигурируйте мне вот эти ширмы в носилки для косаток.

— Зачем? — тупо моргнула МакГонагалл. Кузя и половина ребят дружно совершили жест «рукалицо», остальные только присвистнули. Затем Теодор Нотт решительно отодвинул Минерву в сторону, закатал рукава и обнажил палочку:

— Давайте, парни, все вместе на счет три!

Около дюжины семикурсников нацелили палочки на ширмы и хором гаркнули:

— Раз! Два! Три!..

Миг, и перед ними на полу лежат транспортные носилки для китообразных. Потом была долгая и кропотливая работа, позвали Флитвика, с его помощью создали целую систему блоков, рычагов и подвесов, под грудь и основание хвоста кита протянули тросы, с их помощью приподняли тяжкое восьмитонное тело, спешно подстелили под него носилки, подогнав под всю длину, примерно девять метров. Пропустили грудные плавники в зазоры-окошечки, убрали тросы и задумались. Будь это многотонная каменная глыба, они бы, не задумываясь, пролеветировали её или уменьшили вес на крайняк, но косатка живая и, возможно, дикая, такого отношения к себе она может не потерпеть.

Гарри глянул в конец длинной комнаты-палаты, на широкое треугольное окно, собственно говоря окна тянулись вдоль всей комнаты, но там был пологий спуск к озеру. Ну, тягач с башенным краном сюда не протащить, конечно, но драконы и великан вполне способны протиснуться… И он принял решение, захлопал в ладони, привлекая внимание к себе, и обратился ко всем:

— Мы с Невиллом сейчас пойдем позовем драконов, а ты, Рон, сбегай к Хагриду, пусть он к тому окну снаружи приведет своего брата-великана.

С тем и разбежались, трое отправились звать на помощь великанов-драконов, а оставшиеся занялись окном, решив не только открыть его, но и разобрать часть стены снизу, чтобы ничто не мешало вытащить косатку наружу.

На опушке леса Гарри и Невилл притормозили и на всякий случай позвали драконов, как учила их профессор Амбридж, и надо сказать, её ценные уроки не пропали даром! Серени и Мария отозвались. А вскоре и сами появились, по широкой спирали спустились с небес, лазурно-голубой Серенгети и лиловая Мария Мирабелла, носители самых благородных цветов Радуги. Ох, как же ребята были рады их увидеть после двух месяцев разлуки, которые из-за насыщенности событий показались им целой вечностью. Сердце Гарри сладко екнуло, когда когтистая лапа Серени заключила его в частокол-круг пальцев и прижала к горячей драконьей щеке. Дракон привычно пах раскаленным металлом и солнцем, а приветственное рокотание было ласковым и немного ворчливым. Ах, Серени, я тоже соскучился по тебе!

Хагрид не стал спрашивать, зачем Рону понадобился Грохх, молча собрался и пошел за ним. На всё про всё, так или иначе, ушло два часа, и всё это время столько-то бригад студентов, сменяя друг друга, спасали жизнь Блейзу, поливали его водой, разбирали стену, из выломанных камней складывали скат-пандус, благо что больничное крыло располагалось на втором этаже. Мадам Помфри к тому времени успела тысячу сто раз раскаяться, миллион раз пожалеть о том, что вообще родилась на свет, и триллион раз проклясть свою некомпетентность. Ох, куда проще было бы подставить несчастный тазик бедняге Блейзу и сводить в туалет… Вокруг кита и обломков кровати образовалась огромная лужа, в которой все оскальзывались и плюхали промокшими ботинками, но никто не задумывался о себе и о том, что могут простудиться, все беспокоились о Забини, потому что новый доктор периодически тормошил и звал его, похлопывая по блестящей голове или покачивая полутораметровый спинной плавник…

— Блейз! Блейз, отзовись, моргни, голос подай, Блейз…

Раздался гулкий рокот, это снаружи к больничному крылу подошел великан, чуть позже с обеих сторон от пролома в стене встали два дракона, готовые помогать всем, чем смогут. Кита снова приподняли и подкатили под него низкую платформу на колесиках, срочно трансфигурированную профессором Флитвиком из нескольких коек. Стальная тележка тихо охнула и опасно прогнулась под чудовищной тяжестью, восемнадцать её колес с трудом провернулись и нехотя, очень через силу покатили косатку к окну. Толкали её все, тесно сгрудившись сзади и с боков, тридцать метров катили и толкали десять минут. Но наконец-то подкатили, Невилл, Драко и ещё кто-то, ползая по Блейзу, передали в пасти драконов концы тросов, а те с помощью Грохота осторожно вытянули носилки с китом наружу. Потом так же осторожненько развернулись головами к озеру и потихонечку двинулись к нему, помогая себе крыльями, Грохх шагал рядом и страховал на сложных участках спуска. Дошли, аккуратно вошли в воду и спустили кита. Те же Невилл и Драко спустились следом по тросам и освободили грудные плавники из окошечек, кит вяло шевельнулся и хвостом вперед ушел в глубину, пуская пузыри. Все собравшиеся на берегу настороженно смотрели на эти пузырьки.

— Рыбка буль-буль? — глубокомысленно изрек Грошка.

— Это странно, но, кажись, он того, утоп… — печально прогудел Хагрид.

Мария и Серени с круглыми глазами переглянулись, а потом, плотно сложив крылья, дружно ухнули в воду следом за утопающим китом. Гермиона запоздало взвыла:

— Господи, он же плавать не умеет! Мамы-китихи учат новорожденных китят плавать и держат их на поверхности, чтобы они дышали.

Все в ужасе уставились на неё и на круги на темной воде озера, начиная понимать, что что-то пошло не так. Однако не успели они толком напугаться, как из воды вынырнули драконы, придерживая лапами косатку. Разошлись разноцветные челюсти, черная верхняя и белоснежная нижняя, раскрывая гигантскую нежно-розовую пасть, усаженную конусообразными зубами сантиметров тринадцать длиной. Выпустив мощный фонтан воздуха и воды, Блейз испустил визгливый вопль. Кузя с надеждой обратился к нему:

— Блейз, ты меня понимаешь? Если понимаешь, то кивни или моргни, пожалуйста…

Подумав, кит неуверенно качнул головой вниз, отчего нижняя челюсть окунулась в воду и та попала ему в рот. Спохватившись, он сплюнул, пустив вперед струю, и протяжно свистнул. Гарри опустился на колени и шлепнул по воде рукой, привлекая внимание кита:

— Блейз, используй хвост, вспомни ноги и толкайся ими вверх-вниз. Попробуй. И руками себе помогай, знаю, они короткие, но ты всё равно двигай ими вот так…

И Гарри показал, как. Развел руки в стороны и хлопнул ими друг о друга. Блейз повторил, его мощный хвост плавно пошел вверх, а потом резко улетел вниз, отчего его тело чуть не впечаталось в пологий берег, но он быстро сориентировался, вовремя повел плавниками и тем самым сумел затормозить. Фыркнул, неуклюже встал на хвост и развел в стороны плавники, всем своим видом выражая понятно какой вопрос. Гарри смущенно пробормотал:

— А я не знаю, Блейз… В России посоветовали не переживать, а дождаться подходящего случая. Как там Ядвига говорила, Невский?

— Она сказала… — Невилл, пытаясь припомнить, посмотрел на облака. — Сможет превратиться, когда понадобятся человеческие руки. Примитивная магия, простенько и со вкусом…

— Да, точно! — подтвердил Гарри и добавил: — Ладно, Блейз, мы пойдем, а ты пока поучись плавать туда-сюда и… не знаю, как с твоим пропитанием. Что там косатки едят?

— Тюленей, моржей, пингвинов… — тут же пустилась перечислять всезнайка Гермиона. — Охотятся на тунца, кашалотов…

— Гермиона, это Блейз! — поспешно перебил Гарри. Гермиона покладисто переключилась:

— А, ну да, в неволе косаток кормят крупной свежей рыбой, говядиной и… и апельсинами!

— Ну, рыбу и апельсины мы ему обеспечим, — подал голос директор Поттер, который только что вернулся из Министерства и издали наблюдал за происходящим, постепенно врубаясь в ход событий. — А насчет говядины я договорюсь с поставщиками из Хогсмида. Попрошу доставлять нам на стол мяса немного больше нормы.

— Суточная потребность косатки в пище составляет от ста десяти до двухсот двадцати фунтов, — на всякий случай вставила Гермиона.

— Благодарю, мисс Грейнджер, я учту это, — кисло проговорил Чарльз Поттер. Гарри забеспокоился и затараторил:

— Да вы не волнуйтесь, сэр! Уверен, это продолжится недолго и Блейз скоро сможет превратиться обратно в человека.

Постояли ещё немного на берегу озера, понаблюдали за тем, как Блейз учится плавать и нырять, а потом постепенно разошлись. И наши друзья вскоре направились в замок — Гарри, Невилл, Гермиона, Драко… Несколько раз Гермиона оглянулась на озеро, а потом нерешительно спросила:

— Как вы думаете, кальмар уцелеет?

— Да вроде должен, а что? — без интереса спросил Невилл.

— Просто я вспомнила, что в рацион косаток входят головоногие моллюски…

Вернувшись в замок, ребята разошлись по своим делам — Невилл пошел искать и проверять малышню, Драко тоже, остальные кто куда.

Гарри устало плелся по коридору, мечтая прилечь и отдохнуть, переживания за Блейза всё-таки морально истощили его. Увидев шаркающего навстречу Филча, Гарри привычно поздоровался с ним, однако старик-завхоз лишь косо глянул на него, что-то буркнул под нос и прошаркал мимо. Гарри примерз к месту, изумленно глядя вслед, потом нервно провел руками по своей одежде, волосам… Волосы!.. Гарри облегченно заорал, бросаясь следом:

— Дядя Аргус! Это же я!..

Старик со скрипом развернулся и хитренько взглянул на подбежавшего парня, а Гарри, видя, как трясутся брыли, понял, что опять попал впросак — пора бы уже привыкнуть, как Филч встречает его после каждых каникул! Они со смехом обнялись, причем Гарри с досады легонько поколачивал старика в отместку по тощей спине.

— Ох, дядя Аргус, никак не перестанешь меня удивлять. И что-то я не помню, как мы в прошлом году встретились…

— А в прошлом году я сам удивился, когда профессор Снейп послал меня на станцию забрать некий груз, который назывался «Большой Дас».

Услышав сие, Гарри рассмеялся и, ослабев, повис на Филче. Просмеялись-прохохотались, а потом Аргус утащил Гарри к себе в каморку, выспрашивать новости о далеких странах. Ну Гарри и рассказал обо всех своих приключениях, попутно потягивая вкусный чай с мелиссой и поглаживая уютно мурчащую Миссис Норрис, пригревшуюся на его коленях.

Чувствуя под шерстью тонкие позвонки, Гарри впервые задумался о возрасте старой кошки, он её уже шестой год тут видит, а ведь от кошки Филча ещё Перси убегал…

— Дядя Аргус, а сколько лет Миссис Норрис?

— Девять… — пожал плечами Аргус. — Она у меня третья. До неё были первые две Миссис Норрис. Обе точно такие же, как и эта, поэтому те, кто не в курсе, считают, что она вечная, волшебная кошка.

— А разве это не так? — нахмурился Гарри. — Ведь между вами есть какая-то мистическая связь…

— Так оно и есть, — согласился Филч. — Имеется у меня дар чувствовать свою кошку. В детстве у меня, помнится, собачка была, маленькая, беленькая… так вот, мы с ней с полувзгляда понимали друг друга. Я её и не дрессировал даже толком, пес, казалось, человеческую речь понимал. Увижу вдали во-о-от такусенькую точечку, свистну, и точка превращается в летящую комету — за полквартала меня узнавал! Укажу пальцем на скамейку, и говорить ничего не надо — вмиг взлетает на неё. Верный, преданный, послушный. Нориком его звали, сокращенно от Норда. Так что, когда завел свою первую кошку, даже не задумывался, как её назвать. Норд, Норик, Норрик-Норрис, ну и Миссис для созвучности прибавил.

Гарри завороженно слушал нехитрый рассказ старика и вспоминал свое собственное детство с бульдогами тётушки Мардж, слюнявыми, криволапыми и по-своему славными. Как они с Дадли играли с ними в саду позади дома на Тисовой и на бескрайних лугах в Керн Вилладже, в поместье Марджори Дурсль. У неё было множество вольеров, в которых жили элитные суки, производящие дорогое потомство, породистые щенки разлетались по всей Англии, за ними приезжали даже из Уэльса и Ирландии. Отцами пометов обычно выступали Генерал Плант и Злыдень. А вот их отцом был знаменитый Бурбон Патрик о`Ларс Плантагенет, многократный чемпион Европы, великолепный бульдог-медалист. Гарри видел фотографии Бурбона, его из-за медалей почти и не видно было, сам он его уже не помнил, старый король бульдогов скончался, когда Гарри и Дадли было по шесть лет. Злыдень и Плант Второй были последними щенками из помета Бурбона и Молли Бой, да, такое странное имя было у их мамы. Просто у этой старой суки был настолько злобный нрав, что на неё порой кричали, путая характер с полом: "Фу, гадкая собака, плохой мальчик!" Сейчас косолапым братьям по десять лет и их жизнь медленно, но непреклонно клонится к закату, у бульдогов крайне короткий век, от двенадцати до шестнадцати собачьих годов, и то благодаря хорошим условиям, внимательной заботе и уходу. Некоторые бульдоги едва доживают до восьми лет. А Генерал Плант и Злыдень благополучно перешагнули десятилетний рубеж, и можно было надеяться, что они доживут до глубокой старости.

Поговорили ещё немного о кошках-собаках, а там и закруглились. Филч ушел патрулировать коридоры перед отбоем, а Гарри направился к себе. Откуда-то издалека доносился глухой шум — это на втором этаже восстанавливали стену больничного крыла. Гарри притормозил, послушал и пошел дальше, там и без него справятся. Добрался до комнаты в башне Гриффиндора, подошел к окну и озадаченно уставился на водную гладь озера — куда же время подевалось? Казалось бы, только что было утро раннее, только что он Дина тащил в больницу, а вот теперь стоит тут и вспоминает кошмарный день с китом. И уже вечер, закат!

Закат. Алый полуовал солнца плавно опускался в озеро, окрашивая небо во все оттенки красного, розового и лилового, все эти краски отражались в воде, разбавленные бликами от волн, создаваемых игривым ветром. Душа Гарри, завороженная неизбывной красотой вечернего мира, так и рванулась навстречу счастью. С узкого карниза взлетела в небо крошечная птичка, тонкокрылая деревенская ласточка, ласково окрещенная народом — касатиком. Просто захотелось ему полетать… Бескрайний простор небес ошеломил Гарри, свежий ветер дул в лицо и подхватывал воздушным течением легонькое, невесомое тело ласточки, ероша крошечные перышки. Он не задумывался, как надо летать, какие движения совершать крылом или хвостом, это умение передалось ему вместе с птичьей сущностью. Он просто летал и наслаждался полетом. И удивлялся странному зрению — небо вокруг него превратилось в два купола, и эти купола перемещались, стоило повернуть голову. Как бы он ни вертел ею, полусферы постоянно находились перед каждым глазом. А когда Гарри догадался прикрыть один глаз, купол исчез и осталось небо, привычное ему небо, правда с одной стороны… но это потому, что он человек, птица-то с рождения смотрит на мир двумя глазами, расположенными по сторонам головы. Заинтересовавшись, Гарри начал эксперименты со зрением: посмотрел на облако справа одним глазом, другим уставился на Астрономическую башню, как самую высокую точку в окрестностях, и обнаружил, что отлично видит во все стороны сразу — видя облако и башню, он ухитрялся видеть и лежащий внизу мир — озеро, лес и замок со всей его прилегающей территорией. Кроме того, появилось ощущение, что у него теперь есть глаза на затылке, очень широким стал кругозор, очень.

Сбоку что-то мелькнуло, Гарри глянул — мотылек. Мохнатое тельце, толстые и такие же лохматые лапки, антенны-усики, похожие на ершики для мытья бутылок. Туго скрученная спираль хоботка, черные бездонные глаза в обрамлении густой шерсти… Гарри вдруг стало страшно, мотылек размером с ноготь стал чудовищно огромным и до ужаса подробным. Конечно, будь он настоящей ласточкой, то, не задумываясь, тут же проглотил насекомое, но в том-то и дело, что Гарри не был настоящей ласточкой. И ставшая заметной ночная бабочка не стала для него аппетитной и привлекательной пищей. Напротив, она его отпугнула. Гарри шарахнулся вбок, развернулся и полетел обратно к замку, во избежание, так сказать, если уж вылетели ночные насекомые, то недалеко и время ночных хищников, сов например.

Окно, к счастью, ещё было открыто, и Гарри, влетев, тут же бесшумно опустился на полог своей кровати. В комнате находились двое, Джинни и Рон, не замеченный ими Гарри затаился, озорно сверкая бусинками глаз — ну-ка, ну-ка, послушаем, о чем друзья втайне могут шептаться!

— Значит, так, да? — хмуро набычился Рон. — Решила возобновить попытки?

— Но, Рон! — Джинни импульсивно всплеснула ладонями. — Этот… доктор в поезде прямо так и сказал — у Гарри участились приступы судорог и слабоумия, а в старости он вообще будет под себя писаться. Я сначала испугалась, не хотелось бы мне отдать ему лучшие годы жизни, но потом задумалась… это же когда будет? А пока он молодой и красивый и мне не стыдно рядом с ним быть. Понимаешь?

— А потом ты его, значит, бросишь, я правильно тебя понял? — нехорошо сощурился Рон.

— Ну Ро-о-он!.. — заныла Джинни, заискивающе заглядывая брату в глаза. — Ну ты же хочешь, чтобы я была счастлива? Ты же любишь свою маленькую сестричку?

— Да, Джинни, я люблю свою маленькую сестричку… — Рон понурился. — Но что ты хочешь от меня?

— Ой, да сущие пустяки, Рон! — Джинни воодушевилась и протянула ему ма-а-ахонький пузыречек с фиолетовой жидкостью. — Вот, подлей Гарри в сок или чай, и он забудет Полумну. И переключится на меня! Сделаешь?

— Ладно… — Рон ещё ниже опустил голову. Радостная Джинни чмокнула его в щеку и вымелась из комнаты. Ласточка на карнизе кровати тревожно замерла, а её крохотное сердечко бешено билось в груди. Ох, не нравится ему всё это, что за интриги мадридского двора тут разворачиваются? Рон встал со своей постели, подошел к окну, зубами вытянул пробочку из горлышка и, аккуратно перевернув скляночку, вылил её содержимое на землю в ящике за окном. Спрятал пустую тару в карман мантии и негромко проговорил, обращаясь к краешку солнца над озером:

— Я люблю тебя, Джинни, но Гарри не игрушка, чтобы поразвлечься с ним, пока он новый и целый, и выбросить его, когда он сломается. Ты слишком зарвалась, сестренка. А сок от миллиграмма воды из кувшина не испортится, так что сделаю-ка я вид…

С тем он тоже вышел из комнаты, не подозревая, что у тайного разговора были очень нагретые уши. Гарри спорхнул с рамы карниза на кровать и пожелал ухватиться за покрывало, чтобы расправить постель. Спонтанное желание сработало, его крылышки вытянулись и превратились в руки, а сам он снова стал Гарри-человеком. Разобрав постель, Гарри лег и расслабленно вытянулся во всю длину, счастливо улыбаясь — ай да Рон, настоящий друг! — ну что ж, он тоже подыграет, чтобы Джинни подумала, что Рон сделал то, что она попросила. Да-да, так он и поступит, пусть попугается, сама от него сбежит, уж он ей покажет такого инвалида… и не в старости, а прямо сейчас, вернее завтра. И еще… Охваченный внезапной идеей Гарри вскочил и кинулся бежать. Кубарем скатившись в гостиную, он быстро оглядел столы.

— Ребята, вы не знаете, что больше всего на свете любит Блейз?

— Не можем знать, Гарри, — ответило сразу несколько голосов. — Это Гриффиндор, а не Слизерин.

Гарри махнул рукой и выскочил вон. Конечно, заинтригованные софакультетники рванули следом — и чихать на отбой! — ведь Гарри, кажется, придумал, как вернуть Блейзу человеческий облик, какие-такие баллы, я вас умоляю! Шумный табунок пронесся по коридорам вплоть до подземелий, по пути собирая там-сям любопытных. Услышав шум снаружи, слизеринцы сами выглянули из своей змеиной берлоги. Гарри прямо так, с разбегу да с разгону огорошил их тем же вопросом. Ответил Драко:

— Ну, шоколад он любит, настоящий, бельгийский.

— Есть такой? — торопливо спросил Гарри.

— У меня есть, — сообщила Панси, — сейчас принесу.

— И подушку его кто-нибудь прихватите! — крикнул Гарри вслед.

Из дверей замка высыпала куда большая толпа, почти все вышли, кроме младшекурсников, которые уже спали. Впереди всех шел Гарри с коробкой дорогого бельгийского шоколада, рядом с ним Драко, сжимающий в руках пуховую подушку с кровати Блейза. Пришли к причалу, возле которого уже выглядывала из воды любопытная морда косатки — Блейз Забини их ещё издалека услышал и подплыл поближе. Гарри улыбнулся ему и зашуршал фольгой, помахал плиткой в воздухе:

— Уверен, ты хочешь шоколад, Блейз. Хочешь ведь? А ещё больше, я думаю, ты хочешь улечься в теплую перину и зарыться в пуховую подушку.

Драко помахал подушкой. Гарри кивнул и продолжил:

— Выходи, Блейз. Протяни руки и возьми подушку. Блейз, ты должен захотеть это взять. Давай. Протяни руки и возьми!

Косатка встала на хвосте совсем прямо, протянула вперед плавники и вдруг резко уменьшилась и исчезла из поля зрения, но почти сразу над причалом взметнулись две тонкие руки и вцепились в доски. Теодор Нотт и Невилл тут же бросились к нему, схватили за руки и вытянули Блейза на пирс, мокрого и счастливого. Радостная улыбка на смуглом лице компенсировала все тяготы и ужасы этого невозможного длинного дня. Гойл расправил принесенный с собой плед, туго замотал в него дрожащего от вечерней прохлады Блейза. Ну а Гарри засыпали вопросами.

— Как ты догадался, Гарри?

— Ты где-то прочитал про это?

— Откуда ты узнал, что подушка и шоколад помогут?

Гарри терпеливо выслушал ворох «почему» и дождался паузы:

— Просто я вспомнил кое-что. В похожей ситуации оказался один мой друг, и ему срочно понадобилось стать человеком, он так захотел им стать, что превратился и заговорил. Вот и всё, главное в анимагии — просто захотеть, очень-очень сильно пожелать.

Вот это да! Радостно галдящая толпа двинулась к замку, ведя под руки закутанного в плед спасенного Блейза, и на памяти Хогвартса это был первый случай, когда ярых нарушителей комендантского часа не наказали. Дождавшись, когда все войдут, Филч молча закрыл парадные двери. А на середине холла Блейз вдруг задумчиво сообщил всем:

— А знаете… превращение как-то нейтрализует яд. Когда я очнулся в озере, то первое, что я обнаружил, это что я полностью здоров. Испорченные устрицы, съеденные за ужином, больше не причиняли мне дискомфорт. Анимагия исцелила меня.

Гарри не знал, зачем он превращался в птицу. Просто захотелось ему. Просто бывают такие моменты просветления, когда душа вдруг начинает стремиться к чему-то, к идеалу, к совершенству, к чуду… Когда просыпаешься однажды утром, смотришь в окно и замечаешь вдруг, что трава не просто зеленая, она невероятно зеленая, всех оттенков малахита и изумруда, а вглядываясь в её тени, замечаешь ещё множество ноток зеленого — морского ультрамарина, оливкового, табачного, даже поражаешься порой — сколько на свете зеленых тонов, иным даже названия нет! То же самое происходит и с небом, смотришь в небесную синь и потрясенно вздыхаешь — сколько в нём красок и глубины.

У всех это случается по-разному и в разные годы, у кого-то в восемнадцать, у кого-то в двадцать. У Гарри это произошло сейчас, в шестнадцать лет, и не наша вина, что его душа принадлежит волшебнику, который умеет исполнять свои желания. Захотел — полетел, простому человеку сие недоступно, если он, конечно, не самоубийца и не решит, что вполне может взлететь в синее небо с карниза сотого этажа, а о том, что полет последний и вниз, его уже не колышет… это уже проблема полиции и патологоанатомов. Короче, страстный порыв души обычно такой же непредсказуемый, как и сам человек.

Гарри вяло ковырялся в каше, копал ложкой ямки и аккуратно трамбовал их края, сегодня на завтрак подали кукурузную, а её он не очень любил. Гермиона молча смотрела, как он с едой играется, словно какой-то малыш в песочнице, и озабоченно хмурила брови. Наконец она решилась на вопрос:

— Гарри, а что случилось?

Тот хмуро глянул в ответ и пожал плечами:

— Помнишь письмо Пита? Он писал, что Драко — пенелопа, какая-то мелкая птичка… так вот, мне что-то не дает покоя, подсказывает, что это не маленькая птичка, а очень-очень большая.

— Ты прав, — подумав, сообщила Гермиона. — Род пенелопы относится к отряду курообразных, семейству древесных кур, гокко и краксов. Пенелопы очень крупные, почти с индейку.

— Курица?! — опешил Гарри. Гермиона фыркнула и поправила:

— Тропическая курица, черная и летающая.

Гарри заржал, громко и совершенно неприлично, представив себе куриного Драко. Гермиона посмотрела на ржущего друга, повернулась к своей сумке лежащей рядом, вынула из неё тонкую книжку в кожаном переплете и сосредоточенно огрела Гарри по макушке. Тот с истеричным хихиканьем нырнул под стол, уворачиваясь от книжно-кожаной атаки.

Этим мигом и воспользовался Рон. Поймав на себе нетерпеливый взгляд Джинни, он подлил в сок подкрашенную черничным сиропом водичку. Гермиона, отвернувшаяся к сумке, этого не видела, зато Гарри увидел, как двинулась рука Рона в сторону его столовых приборов, ну что ж, пора и подыграть. Вынырнул из-под стола, схватил кубок с соком — якобы у него во рту от смеха пересохло — и залпом выпил. Он был уверен в друге и знал, что ему нечего боятся. Как выглядит влюбленный человек, Гарри знал, неоднократно видел в кинокомедиях и сейчас решил последовать примеру одного смешнючего актера — Граучо Маркса. Его мартовский кот в свое время покорил сердце Гарри, он, помнится, тогда с дивана свалился от хохота, смотря, как усатый мужик лазает по перилам и мяукает басом.

И Гарри заорал во всю мочь:

— М-мяя-я-а-ау-ууу!

От его вопля все вздрогнули и в шоке уставились на него. А Гарри, продолжая завывать, залез на стол и, опрокидывая кубки и соусницы, пополз на четвереньках по направлению к Джинни. Разумеется, такого эффекта от своего приворотного зелья она никак не ожидала и, совершенно офигевшая, смотрела, как ползет к ней по столу окончательно сбрендивший Поттер. Это что, приворотка так на инвалидов действует? Ой, мама…

Зеленоглазый кошак дополз до Джинни, преданно-сопливо заглянул ей в глаза и снова протяжно мяукнул, скользнул к ней на колени и каким-то чудом разместился на них. Бедняжке Джинни показалось, что на неё сел слон, её бедра та-а-ак сплющило…

В течение следующих нескольких часов она миллион раз успела пожалеть о своей задумке — Гарри таскался за ней повсюду, ревниво рыча на всех ближе полуметра, отбирал сумки и нес сам, на её вопросы лишь мяукал и с дебильным видом кивал, имитируя влюбленного Шурика из известной комедии, которую он смотрел с Ваней. А когда девушка садилась, то ненормальный Поттер норовил забраться к ней на колени и обижался, как щенок бассета, если та спихивала его прочь. Так что только уроки её и спасали, а ещё то, что они были на разных курсах. На уроке этикета Джинни нервно спросила у Полумны:

— Как ты его терпишь? Он же совершенно невыносимый.

— Кто? — наивно заморгала Полумна.

— Да Гарри! Ты что, не видела, что он вытворяет?!

— Ах, это… ну так это обычное его состояние, иногда он у меня мозгошмыгов одалживает, когда свои заканчиваются.

— Че-го-о-о? — вконец охренела Джинни, непроизвольно отъезжая от Полумны на другой конец лавки — то, что она полоумная, все знают, но чтобы к ней прибавился ещё один чокнутый… это уже край, честное слово, два сапога — пара.

А Гермиона на уроке Трансфигурации, с беспокойством поглядывая на друга, списала с доски задание МакГонагалл и шепотом спросила:

— Гарри, наверное, мне не надо было тебя по голове бить? Ты как будто помешался, это из-за меня?

— Не знаю, Гермиона, — Гарри прижал обе ладони к груди и томно вздохнул: — Хотя… ага, это после твоего удара у меня в голове что-то перемкнуло. Джинни стала такой красивой…

Рон, сидящий через парту позади, вытащил из кармана пузырек и озадаченно оглядел его — вроде он его хорошо промыл, никаких осадков не было и на стенках ничего не осталось, так с чего ж Гарри-то мозгами поехал? Может, и впрямь Гермиона перестаралась? Да и доктор тот говорил что-то о слабоумии, как Джинни ему рассказывала.

Как видите, невинная шуточка Гарри заставила бурлить не один пытливый ум. Кроме умнички Полумны, уж она-то точно знала, что к чему и что с чем. Преподы смотрели на Гарри, как на ходячую бомбу замедленного действия, казалось — глянь построже, и взорвется. Совершенно непонятно, с чего он на завтраке вдруг стал совсем неадекватным, ни с того ни с сего залез на стол и начал вести себя как нахальный кот. Минерва даже хотела его с урока отпустить, но, к счастью, на занятиях Гарри вел себя идеально и никаких фокусов не выкидывал.

Дин подозрительно глянул на скляночку в руке Рона и шепнул:

— Ты что-то подлил Гарри в сок?

— Нет, только вид сделал, — покачал головой Рон. — На самом деле там была простая вода.

— А-а-а… так может он того… — Дин покрутил пальцем у виска. — В России чокнулся? Там же не пойми какая хрень водится, странная страна, странные обычаи и всё такое.

— Это у тебя тараканы в голове чокнулись, — раздался сзади ленивый голос Невилла. — Гарри просто видел, как Рон что-то там капнул ему в стакан. Вот и придуривается, клоун несчастный. А Россия — нормальная страна, не выдумывай чего не надо.

— Правда?! — Рон вывернул шею чуть ли не на сто восемьдесят градусов и с надеждой посмотрел на Невилла. — Он догадался?

— А что там догадываться? — хмыкнул Невилл. — Ещё в поезде твоя сестра на Гарри права качать попыталась, несмотря на то, что у него уже есть девушка. А на следующий день её старший брат что-то ему в стакан капает. Тут даже думать незачем, два плюс два, как говорится.

— Но он же выпил! — недоуменно воскликнул Рон. — Как же он осмелился выпить, если видел? А если бы я ему яд подлил?

— Вот именно потому, что видел. Яд подливают так, чтобы жертва ничего не заметила, к Амортенции это тоже относится, её обычно изо всех сил прячут. А ты свою отраву, или что там, подлил на глазах у всего зала, ну и выводы отсюда соответствующие.

— Да не отраву! — смущенно поправил Рон. — Там просто вода была, черничным соком подкрашенная.

На урок зельеварения шестикурсники шли со смешанными чувствами, было как-то тревожно и непривычно, сама мысль о том, что отныне зелья преподавать будет не профессор Снейп, а кто-то совершенно другой, вселяла неуверенность. Даже Рон, обычно не любивший Снейпа, с каждым новым шагом, всё ближе и ближе к новому классу зельеварения принимал всё более похоронный вид. И перед дверью в класс он заныл, не желая знакомиться с новым зельеваром:

— Ну почему он уволился? Зачем прислали замену?

— А ты поверишь, если я скажу, что он женился и стал папой? — язвительно спросил Гарри. Полюбовавшись на отвисшую челюсть Рона и его выпученные голубые глаза, он весело хмыкнул и толкнул дверь. Новый класс зельеварения располагался на первом этаже, на месте бывшего класса прорицания (его упразднили за ненадобностью и из-за неэффективности как предмета в целом) и оказался просторным и светлым, в противовес мрачным подземельям. Правда, окна были всё-таки занавешены — ведь многие лекарства не ладят с прямыми солнечными лучами — и в классе стоял мягкий оранжевый полумрак, который, впрочем, не мешал видеть. Котлы почему-то обнаружились в дальнем конце класса, на железном столе-плите, и было их не сорок, а всего семь. Студенты растерянно таращились на эти семь котлов, пытаясь подавить нарастающую панику — неужели только семь человек прошли тот экзаменационный отбор?! А остальные тридцать три куда? Как же они без зелий? Сзади раздался скрип, ученики развернулись в сторону звука, и сорок пар глаз испуганно уставились на учителя с толстым журналом в руках. Лиходей приветливо улыбнулся и кивнул на парты:

— Здравствуйте. Садитесь, будем с вами знакомиться.

Чувствуя себя бандерлогами под немигающим взглядом мудрого Каа, студенты расползлись по классу, занимая места там-сям. Сели, замерли, сложив перед собой руки, ни дать ни взять студенты-очники в элитном лицее. Кузьма начал зачитывать имена из журнала и кивал каждому откликнувшемуся. Наконец, закончив с ознакомлением, он отложил журнал и взял другой, потоньше, многозначительно глянул на учеников, те окончательно перестали дышать, ожидая приговора.

— Здесь, — он похлопал по обложке, — собраны результаты экзаменов вашего пятого курса. Я тут кое-что отметил. Все проходные баллы набрали только семнадцать из вас, остальные недобрали, но сильны в других предметах, например Невилл Долгопупс, он слаб в зельеварении, но очень хорошо разбирается в травологии. И здесь имеется небольшой тупик, учиться нужно всем, но не все хороши в этом деле. Поэтому первый месяц зелья будут варить только те, у кого есть талант и предрасположенность к данному предмету. Остальные будут подтягиваться, совершенствовать свои знания, потом эстафета перейдет к следующей семерке, к парной семерке — отличник и практикант, и так до конца года, пока мы не добьемся положительных результатов. Задача ясна?

Ой… как же у всех полегчало на душе! Вот только одну неувязочку Гермиона заметила, с чем и подняла дрожащую руку. Профессор Лиходеев кивнул, разрешая говорить.

— Сэр, но сорок не делится на семь. Как же тогда распределить семь пар на весь учебный год?

— Никак, — развел руками Кузя и невинно улыбнулся. — Это дело произвольное и системе не поддается. Иными словами — зельеварение не все осилят, кто-то отстанет от общего потока, а кто-то превзойдет Мастера и научится варить даже Зелье Удачи. Итак, начнем отбор первой семерки.

Кузя заглянул в журнал и начал:

— Гермиона Грейнджер, займи место возле второго котла. Ханна Аббот, твое место возле пятого. Драко Малфой, возле первого. Гарри Эванс Снейп, третий котел. Невилл Долгопупс, котел номер шесть. Блейз Забини, четвёртый котел твой. И Трейси Дэвис, седьмой котел.

Слегка офигевшие от неожиданной нумерации вызванные ребята заняли вышеозначенные места и с недоумением оглядели свои котлы и пространство вокруг них, чтобы хоть как-то понять причину такого расположения. Потом до них дошло, шестой котел — Невилла — стоял в центре стола-плиты, перед ним разделочная доска, а вокруг множество пучков разнообразных трав и корешков; схема стала постепенно вырисовываться. Невилл разбирается в травологии, Трейси в зельеварении, Гермиону приставили к весам, её дотошность была известна всем, а значит, она отвечает за точность взвешиваемых ингредиентов, её котел стоял рядом с котлами Невилла и Трейси. Ханна, племянница аптекаря, тоже отвечала за травы и их совместимость, Блейз варил, Драко резал и раздавал, а Гарри взвешивал и тоже распределял — что, кому и сколько. Начали урок — варили Жаропонижающее, Кузя внимательно следил за всеми, негромко поясняя остальным происходящее. Те студенты, которые действительно хотели научиться, внимательно смотрели, слушали и конспектировали в свои свитки новые знания, а остальные просто смотрели и слушали. И к чести сказать, таких было немного, очень немного.

По какой-то причине Мерлин решил сделать крюк и взял далеко на север. Летя над бескрайними просторами Сибири, молодой совин ощущал странное чувство, что он здесь был. Когда-то, очень давно он жил и охотился в этих землях. Чтобы обдумать эту неожиданную мысль, Мерлин опустился на макушку высокой ели, укрепился покрепче и осмотрелся по сторонам. Повсюду, куда падал его внимательный взгляд, он видел одно и то же — гигантский северный лес. Здесь росли преимущественно хвойные деревья — сосны, ели, кедры и лиственницы. Пихты и можжевельники, папоротники. Дыхание осени ещё не коснулось этих краев, но сезонные урожаи были богаты. На распадках рек алели рябины, полыхал огнем рубиновый шиповник, одуряюще пахли обширные заросли малины. Кряхтели и скрипели под тяжестью огромных шишек кедровые ветви. И конечно же, по причине урожая осенний лес кишел жизнью, стоял деловитый птичий гомон — птицы всех местных видов и пород лихорадочно потрошили шишки, переругиваясь с пронырливыми белками, у которых тоже был большой спрос на кедровые товары-дары. Прочие мелкие пичуги вроде синичек, корольков и зябликов целыми армиями обрушивались на ягодники, вмиг ощипывая их до голых ветвей. Причем абсолютно безбоязненно порхали вокруг и над головой огромного хозяина малинника — бурого медведя, который лишь миролюбиво ворчал на птах-торопыг.

Серая тень мелькнула совсем близко и тут же исчезла без следа. Мерлин прищурился, вглядываясь в ветви соседнего кедра, интуиция его не обманула — в зеленой тени притаилась самочка полярной совы. Потом Мерлин понял, что она его тоже увидела и прячется от него — ведь сейчас было слишком рано для брачного сезона. Но познакомиться можно и сейчас, просто так, для установления дружеского контакта. Тем более что девочка выглядела привлекательно — почти черная из-за многочисленных крапинок, так что казалась не то полосатой, не то пестрой. Глаза янтарно-желтые, из белых перьев выглядывает кончик черного клюва. И молодая, только-только вылетела из гнезда, готовая лететь познавать мир. Поняв это, Мерлин приободрился, может ещё получится увести её с собой на зимовку?! Он вылез из тени и сел на открытую ветку, являя лесной красавице всю свою мужскую красоту и грацию. Совушка с интересом оглядела стройную фигуру незнакомца, отметила его странные разноцветные глаза и белоснежное оперение и осталась довольна его оценкой. Парень был пригож собой и статен, отличный самец для будущего потомства. Кроме того, он был невероятно крупным для своего вида, у полярных сов самцы обычно мельче самок, и молодой сове стало любопытно, а каково это, сойтись с таким видным, выдающимся мальчиком?

Сначала они просто летали безо всякой цели по лесу, угощая друг друга пойманными мышками и полевками. Потом Мерлин стал целенаправленно смещаться к юго-западу, ненавязчиво увлекая свою подругу к гринвичскому меридиану, в сторону Англии то есть. Ну, молодая совушка — девушка любопытная, сама жаждала познать невиданные края и раскрыть пошире свои горизонты, и поэтому послушно и покладисто летела рядом с новоявленным другом, с удовольствием знакомясь с новыми неизведанными землями.

Ненадолго Мерлин заглянул к Перлине, попрощаться перед дальней дорогой, подружка сидела на перилах и терпеливо ждала. Поняв, что Мерлин собирается улетать, Надежда Михайловна и Вадим Петрович накормили птиц рубленым мясом. А потом все пятеро, Ваня с Перлиной на плече, Марина и их родители долго стояли на балконе и смотрели вслед двум совам, пока те не исчезли в туманной дымке.

* * *

Кузьма собрал ребят перед дверью класса, оглядел их и кивнул:

— Из вас только магглорожденные и маггловоспитанные экипировались как положено для похода в лес. Остальные оделись, как на пикник. Вопрос к последним — вы останетесь или всё-таки пойдете переоденетесь подобающим образом?

Чистокровки с недоумением оглядели сокурсников, одетых в плотные свитера и куртки, теплые штаны и высокие сапоги, и почувствовали себя эстетствующими кретинами, нарядившимися в шелковые рубашечки с галстучками и замшевые курточки, такие же лосины, бриджи и кожаные полусапожки… Гойл, цепляясь за остатки гордости, виновато прогудел:

— А зачем нам в Запретный лес, сэр?

— Я хочу научить вас одной необходимой хитрости: как добыть рог единорога с полного его согласия! — весело подмигнул Кузя.

Вот это да! Добыть самый ценнейший и дорогой ингредиент, до ещё и с добровольного согласия его владельца?! Внезапный азарт поспешно запихал подальше остатки гордости, и все аристократы рванули переодеваться. А когда вернулись, Кузя раздал всем прозрачные полиэтиленовые пакетики и тонкие ножички, чем только ещё больше распалил азартное воодушевление ребят.

Прекрасен осенний лес. В воздухе витает свежий аромат арбуза, хотя самих арбузов и в помине нет, но вот пахнет почему-то именно им, наисвежайшим и только что нарезанным. К нему примешивается тонкий, едва слышный тон палой листвы, она пестрым ковром устилают землю под ногами и источают печальный дух чернозема. Что поделать, листья падают с деревьев, чтобы через год стать почвой, землей. А пока они свежие и тонко-звонко шуршат под сапогами Кузи и сорока детей. Ребята идут за учителем и настороженно смотрят по сторонам в поисках единорогов, подспудно гадая, как именно они будут добывать рог с живого зверя и при полном его согласии. Вокруг стояла лесная тишина, полная шорохов и комариного звона — обнаружив новых поставщиков крови, крошечные потребители жадно налетели со всех сторон, страстно жаля во все доступные места — щеки, руки, носы… И шеи, сквозь шелковые шейные платочки некоторых девушек, которые не пожелали уродоваться грубыми вязаными шарфами. О чем они теперь и пожалели, яростно хлопая себя по незащищенным шейкам. Спустя некое время в этой тишине, нарушаемой звонкими шлепками, раздался голос Кузи:

— Издревле наши далекие предки замечали, как олени и лоси трутся рогами о стволы деревьев. Нежные рожки у молодых олешков чешутся и шелушатся, и они полируют их, снимая отставшую кожицу. Они довольно забавно выглядят — тоненькие и стройные лесные юноши с лохматой бахромой, свисающей с рогов… — Кузя помолчал и, убедившись, что его слушают, продолжил: — Молодые единороги любят тереться об осины, у этих тонкоствольных деревьев гладкая кора, которая отлично шлифует их рога.

Кузя снова замолчал и обвел взглядом притихших ребят, потом, поманив их за собой, подвел к ближайшей осине и показал на свежие царапины:

— Вот, смотрите. Видите эти крошечные частички? Блестящие такие, похожие на стружку слюды… ну-ка… — с этими словами Кузя приставил к стволику край пакетика и аккуратно подковырнув ножичком, соскоблил в него роговую стружку, показал всем: — Вот самый ценный материал — рог единорога, отданный добровольно.

Студенты ошарашенно взирали на учителя, искренне не понимая, почему им до сих пор никто не объяснил, как именно добывается рог. Трейси побледнела и сдавленно спросила дрожащим голосом:

— Профессор Лиходеев, мы с папой этим летом были в Италии и в волшебном квартале наткнулись на аукцион. Среди товаров там был и рог единорога, за него просили баснословные деньги — полтора миллиона галлеонов. Я слышала разговоры покупателей, они сетовали на дороговизну и жалели, что рог продается целиком, а не рассортированным в мешочки по несколько гран весом. Скажите, сэр, а рог мертвого единорога годится для изготовления зелий?

Кузьма нахмурился и медленно проговорил:

— В магмире ничего не сказано об убийстве единорога… я, по крайней мере, ничего об этом не слышал. Убивать этого зверя нельзя, это покушение на саму магию. Убийство единорога рано или поздно становится общеизвестным. Италия не утонула, не пересохла, на неё не пал мор и не напала саранча, ничего такого не произошло, что говорило бы об убийстве магического зверя. А на прилавке, скорей всего, лежал бивень нарвала, морского единорога, это очень частая и самая идеальная подделка.

— Значит… это был не рог единорога? — с огромным облегчением переспросила Трейси, чуть не плача от счастья. Гарри её понимал — ещё бы, иметь в друзьях настоящего единорога и не переживать за судьбу остальных…

Драко осторожно кашлянул:

— А нам говорили, что если человек убьет единорога, то будет проклят. Что убийство единорога считается чудовищным преступлением. Только тот, кому нечего терять и кто стремится к полной победе, способен совершить такое преступление. Кровь единорога спасает жизнь, даже если человек находится на волосок от смерти. Но за это придется слишком дорого заплатить.

Кузя глянул на Малфоя и задумчиво покивал:

— Многие старые легенды забыты за пропастью времен. Забыто и сказание о самопожертвовании принца Артура… Однажды на охоте он увидел волшебного зверя — единорога, и, поддавшись своим охотничьим инстинктам, пустил в него верную стрелу. Отрубленный рог он преподнес в дар своему отцу, Утеру Пендрагону. Царственный батюшка щедро наградил отпрыска. Да вот только магии это не понравилось, жалкий человечишка убил её дитя, и в лесах вокруг Камелота начался мор. Сначала сгинули насекомые и птицы, потом пересохли реки и озера, на полях полегла пшеница, сраженная черной трухой, в сараях пачками дохли коровы и свиньи. И в стране настал голод, а за ним пожаловала смерть, собирающая обильную жатву — люди мерли, как тараканы от дуста.

Глядя на ряды мертвых подданных, завернутых в промасленные холстины, и слушая вопли протестующих живых под стенами Камелота, венценосный папа вызвал Артура на ковер, мол, что за безобразие тут творится и нет ли поблизости шамана-друида-толмача, который способен всё это дерьмо разгрести??? Ну Артурушка и задумался, а так как он привык во всем полагаться на своего денщика-камердинера Мерлина, то к нему и обратился за помощью. Ну, Мерлин всё и разжевал ему и на полочки разложил, целую лекцию о единорогах господину прочитал, и что спасти страну может только раскаяние убийцы. Долго думал Артур, долго хмурил свой высокий лоб, и целый пучок светлых волос выдрал он себе в тяжелейших раздумьях. А после того как во дворе увеличилось количество тел, завернутых в те же холстины-простыни, Артур принял решение. Выкрал из оружейного музейчика кинжал, выточенный из рога убиенного единорога, и поехал на берег моря. Как раскаиваться, Артур не знал, но решил, что достаточно и того, что он задумал. Помолился всем богам, каких только смог вспомнить, и вонзил кинжал себе в грудь, по счастливой случайности попав прямо в сердце. Как ни странно, но древней кельтской магии этого вполне хватило, она сочла, что смерть единственного наследника престола достаточно весомая компенсация за гибель своего дитяти. А кровь принца вернула к жизни единорога. И соткался он из страшного небытия, встал над телом своего убивца, вспорол кончиком своего алмазного рога вену над копытом и пролил свою кровь на рану, даруя её добровольно. И очнулся принц от смертельного сна, и вернулся домой, ничего не помня о тех событиях, ибо не дано человеку помнить то, что он не видел и не сознавал. И вернулась благодать, тишь да гладь в туманный Альбион.

Вот такая сказка вам, дети. С тех пор никто не убивал единорогов. Потому и забылись старые притчи и сказания, многое переиначилось из-за множества пересказов и работ переписчиков. Проклятие падает не на убийцу единорога, а на землю, по которой тот ступает. Каждый шаг его — священен, каждый след его заполняется целебной водой. И всё, что он дает сам, по доброй воле — крупицы рога, волосок с хвоста и гривы, каждая слезинка и капелька крови — ценится на вес золота. Вот что такое единорог, истинное дитя магии и природы. Он покровитель земли, на которой родился и которую защищает, пока дышит.

Юноши и девушки плотной толпой стояли вокруг учителя, совершенно завороженные его рассказом, и жадно впитывали новые знания, попутно смущаясь от того, что слышали от Хагрида и Граббли-Дерг. Хагрид рассказывал об образе жизни рогатых коней, чем они питаются, как потомство производят, как растут и взрослеют. В общем, говорил о них, как о самых обыкновенных зверях. Граббли-Дерг в свою очередь сообщила только, что единорог очень осторожен и подпускает к себе лишь невинных дев. А единорог вон какой оказывается, насквозь волшебный…

До самого вечера они ходили по лесу, внимательно оглядывая каждый поцарапанный ствол осины и скрупулезно собирая в пакетики слюдяные крупицы драгоценного рога. Также подбирали и волосы с кустов, а найдя след, заполненный водой, тут же звали учителя, в надежде, что это тот самый след… На что учитель лишь качал мудрой головой и отвечал:

— Это конский след. Единорог не настолько груб в движениях, чтоб оставлять глубокие следы в твердой почве. Кстати, а что за кони тут бегают?

— Это кентавры, сэр! — ответили ему и дыхание затаили — а что он про кентавров скажет?

— Кентавры? — весело удивился Кузя и хмыкнул. — Далеко же они от Греции забрались…

У всех — дикое разочарование, особенно у девушек, вспомнивших Флоренса Мерримейка.

— Как, они не волшебные?!

— Пфы… да нет, с чего бы это? Самые примитивные существа, олицетворение двух грубых сил, человеческое начало и лошадиная мощь, вот и весь кентавр.

* * *

Мерлин и его безымянная дикая подруга прилетели на Тисовую почти в середине сентября. Петунья и Вернон слегка подрастерялись от нежданного пополнения, конечно совят исправно покупали любители сов, отмечая, что дурслевские совы имеют восхитительные характеры и необыкновенно ласковые. Но будут ли покупать совят от Мерлина и дикарки, на которую нет ни лицензии, ни сертификата? Попытались было отправить Мерлина к Гарри с письмом, но он наотрез отказался лететь, полностью забив на неверного хозяина. В конце концов, у Мерлина тоже есть чувства и он имеет право как на личную жизнь, так и на обиду, а то что ж получается? Прилетел к Гарри через полмира, а тот обратно уезжает и оставляет его у черта на рогах, и с собой почему-то не берет. Ну не знает Мерлин ничегошеньки о документах, не знает он ничего о ввозе-вывозе птиц из-за границ!

Разве могут быть какие-то границы у крылатых?

Девятнадцатого сентября, как всегда, справили день рождения Гермионы, о котором она привычно забыла. Ребята приготовили подарки, тайком пронесли и попрятали в укромных местах тортики с пирожными и в условленное время, подгадав удобный момент, запустили в воздух хлопушки с конфетти и серпантином, оглушив именинницу грохотом и радостными воплями.

Так вот, заучка чуть не испортила праздник. Она, взвизгнув, зажала руками уши и возмущенно заорала:

— Да вы с ума посходили, что ли? Сейчас же прекратите этот кавардак!

— Ты чего, Гермиона? С днем рождения! — крикнул Гарри.

— О, прекрасно! — Гермиона раздраженно всплеснула руками. — День рождения это, конечно, здорово, но нельзя ли устроить его без лишнего шума? Я учусь, знаете ли!

Гарри растерялся и завис, а Невилл сгреб сопротивляющуюся девушку в охапку и нежно промурлыкал ей на ухо:

— Дурочка ты моя. Это у тебя день рождения.

Упс. По красноте щек она теперь соперничала с обивкой алознаменной комнаты, а когда Гарри робко протянул ей письма от родителей и брата, неловко улыбнулась. А потом развернулась в кольце рук Невилла, обняла его за шею и поцеловала. Звонко рассмеялась:

— О боже, я совсем выпала из реальности. Спасибо вам, друзья!

Все облегченно завопили, тут же притащили подарки и спрятанные тортики. Самый большой и без сахара — чизкейк — поставили перед ней, Гермиона потрясенно ахнула, рассматривая чудо кулинарного шедевра, творожной бисквит с воздушным сырным кремом.

Подарки были милыми и скромными, а на что ещё кроме тортов могут раскошелиться дети со своими карманными бюджетами? Правильно, на милые мелочи вроде заколок для волос, тетрадок с симпатичными обложками и всякие-разные пустячки.

Профессор Амбридж начинала уроки как обычно — сперва давала прочитать материал, а потом задавала наводящие вопросы. Честно говоря, её тактика ведения занятий была очень удобной, таким образом ученикам давалась тема предстоящего урока. Сегодня это были Невербальные заклинания. Прочитав вводную часть и поняв, о чем именно будет сегодняшнее задание, студенты нетерпеливо заерзали в ожидании первого вопроса, который последовал незамедлительно:

— В чем состоит преимущество невербальных заклинаний?

Взметнулись двадцать пять рук. Амбридж приподняла брови и задумалась, кому разрешить отвечать. Оглядела владельцев поднятых конечностей и хмыкнула:

— Мистер Забини.

— Противник не знает заранее, какое заклинание вы собираетесь применить, — заученно оттарабанил Блейз. — Это дает вам крошечное преимущество во времени.

Судя по выражениям лиц, именно это все и собирались отвечать. Гарри навострил уши. Амбридж нехотя кивнула:

— Вы практически дословно повторили текст учебника «Стандартная книга заклинаний» для шестого курса, но, по сути, ответ верен. Действительно, тот, кто овладеет умением колдовать молча и без звука, получает выигрыш во времени и возможность застать противника врасплох. Это умение, предупреждаю сразу, дается не всем, потому что оно требует большой силы духа и основательной сосредоточенности. Это как телепатия, способность управлять силой мысли, умение послать ментальный удар. Это как левитацией поднять перышко, не произнося при этом ни звука. Попробуем? Разбейтесь на пары, встаньте друг против друга и попытайтесь навести заклинание на оппонента молча, и постарайтесь не навредить чем-нибудь страшным… А ваши противники пусть попробуют отвести удар либо поставить щит. Тоже молча.

Противником Гарри стал Забини, черноглазый итальянец радостно улыбнулся ему и поднял палочку в дуэльное положение, Гарри отзеркалил. Замерли, прикидывая, какое заклинание можно использовать и получится ли. Это как телепатия. Вспомнив это, Гарри задумался — если это телепатия, то нужны ли палочки и заклинания? Прежде чем поехать в Хогвартс и купить первую волшебную палочку, он, помнится, колдовал без неё. Поджигал занавески и каши, заставлял летать игрушки — свои и Дадли, перекрасил волосы учительницы в начальной школе и даже телепортировал себя на крышу столовой.

Гарри сосредоточился на том воспоминании, вспомнил ужас от погони, топот ног второклассников за спиной и их гогочущие вопли, вспомнил глухой забор впереди и мусорные баки перед ним, и свое страстное желание перепрыгнуть через них. Потом, кажется, был порыв ветра, мгновенная тьма и… крыша столовой, на которой он непонятно как очутился. И главное, где эта столовая была? За забором? Или за спортзалом? Где был тот тупик? Не вовремя он задумался, не в том месте и не о том, в грудь его словно лягнул мул, и Гарри отлетел назад на пару метров, ударился о чью-то спину и, охнув, упал на пол. Над ним тут же склонились Рон и насквозь виноватый Забини.

— Ой, Гарри, прости! Я не думал, что у меня получится, я применил к тебе Воздушный кулак. Прости, больно было?

— Ого… круто! — выдавил Гарри, с уважением глядя на Блейза. Тот облегченно заулыбался, всё-таки не хотел он случайно покалечить своего спасителя и протянул руку, помогая Гарри встать. Рон удивленно спросил:

— А как ты это сделал?

— Да просто, представил невидимый кулак, да и врезал, — ответил Блейз и сконфуженно предложил Гарри: — Можешь меня в ответ приложить.

— Да ладно, не больно… — отмахнулся Гарри, не желая мстить товарищу за удачно исполненный урок.

После небольшой передышки тренировки продолжились. На этот раз Гарри не отвлекался на всякие сторонние мысли и, хорошенько сосредоточившись, сумел вызвать на кончиках пальцев небольшую молнию, которой он и угостил Блейза, отчего у того от разряда электричества курчавые волосы дыбом встали.

В общем, весь практикум сводился к тому, что невербальные заклятия делаются без помощи палочек, а собственно магией самого волшебника. Ну что ж, логично, не будешь же командовать руке: "Сделай Протего!" Палочкой можно перехватить вербальное заклятие и отмести его в сторону, а рукой… К концу урока Гарри достиг ошеломительного результата — держа одной рукой палочку с щитом Протего на конце, другой он невербально швырял молнию за молнией во все стороны, от которых все вокруг поспешно уворачивались. Но даже получив заряд в спину или зад, на Гарри никто не сердился, напротив, все радовались его успехам.

В один из вечеров к Гермионе и Невиллу подошла Ханна и спросила:

— Вы Розу не видели? Второклашку мою…

— Нет, Ханна, не видели.

Спустя полчаса с тем же вопросом подошли Падма и Драко, и снова старосты Гриффиндора ответили, что не знают, на что Драко ехидно посоветовал:

— Вы бы своих пересчитали, мало ли…

После срочного построения и переклички выяснилось, что в Гриффиндоре не хватает двух детей, второкурсника Юана Аберкромби и первачка-новичка Джерри Грина. А в общей сложности пропало пятеро человек — Роза с Пуффендуя, Элли с Когтеврана и Александр со Слизерина. Разумеется, кинулись искать пропавших. Методично обошли все жилые части замка, в необжитые послали привидений, уж под ними-то не обвалится гнилая лестница… Портреты, послушные воле директора, переходили из рамы в раму и сухо докладывали, что в таком-то и в таком-то помещении детей нет. А тут и Помона Стебль припомнила, что группку младшекурсников вроде видели возле кухни. Встревоженные старосты и деканы спустились туда, и директор Поттер обратился к домовикам:

— Некоторое время назад здесь были пятеро детей. Вы случайно не слышали их разговоров об их планах? Не знаете, куда они могли пойти?

Гарри поморщился, слушая взрослые вопросы директора — не о том он спрашивает! — просунулся под рукой деда и обратился сам к толпе ушастых гремлинов:

— Что они здесь делали?

— А… — растопырил уши один недоэльф и заквакал: — Пирожки набирали, сухариков разных, печеньицев. В мешочки заплечные сложили и обсуждали, где легче путь сократить — лесом или по озеру…

Дальше не стали слушать, рванули на выход. Лодочный сарай — о счастье! — оказался заперт на огромный амбарный замок. Взгляды всех обреченно обратились к опушке Запретного леса, стало совершенно ясно, детишки там. И проблема встала перед ними во всей своей непостижимой красе — как искать в лесу вечером пятерых детей? Сзади тихо и скромненько кашлянул Кузя, все тут же обернулись и вопросительно уставились на него. Глаза Кузи сверкнули желтым, а в голосе отчетливо прозвучали стальные нотки:

— Принесите одежду пропавших детей. И плед для меня.

За пледом сбегал Невилл, а старосты за одеждой своих подопечных. Уже догадываясь, что затеял Кузя, Гарри занервничал — конечно, он не оборотень в прямом смысле этого слова, но как же это английским магам объяснить, если они в каждом волке видят именно оборотня? Но его опасения не оправдались, у русского мага оказалось немало сюрпризов…

Драко принес одежку Александра Пэрриша, Падма — костюмчик Элли, а Ханна с Гермионой принесли вещи Розы, Юана и Джерри. Чуть погодя примчался Невилл с пледом. Кузя посмотрел на Гарри и задал неожиданный вопрос:

— Ты ведь знаешь, как с собаками обращаться? Умеешь её водить?

Гарри озадаченно кивнул, не совсем понимая, к чему этот вопрос. Кузя взял плед и отошел в ближайшую каморку, скрылся за дверью. Остальные стояли и тупо глазели на дверь, ничего не понимая. Наконец, из-за двери показалась застенчивая мордочка симпатичной лаечки, Гарри с облегчением перевел дух — Кузя превратился в собаку породы сибирская хаски. Самая близкая к волку порода, но, к счастью, достаточно собакообразная, чтобы не спутать её с волком. Гарри забрал принесенные вещи и присел на колени — на корточках он не умел сидеть, координация движений не позволяла — и позвал Кузю:

— Иди сюда.

Хаски подошел, весело виляя пушистым колечком хвоста, и принялся вдумчиво внюхиваться в детскую одежку. Гарри забормотал, начиная понимать просьбу Кузи:

— Нюхай, Кузя, нюхай. Ищи. Давай, ищи след.

В карих глазах собаки появилось понимание, хвост перестал вилять. Пёс включился в работу, и в этом ему помог Гарри, не позволив собаке взять верх над человеком и волком. Кузя тоже понимал разницу взглядов англичан и русских на оборотней и рискнул превратиться в собаку, вечного антагониста волка. Пронюхавшись и покрепче впечатав в мозг запахи детей, Кузя поднял голову, завернул хвост набок и деловито поскакал к лесу. Пробежав немного, хаски засновал челноком, ища запах. Нашел и, коротко гавкнув, ринулся на тропу сломя голову. Остальные — за ним. Невилл на бегу тихо спросил у Гарри:

— Слушай, а у меня не получится? Как ты думаешь, если я обернусь и тоже начну поиски, то смогу помочь Кузе?

— Лучше не надо… — подумав, возразил Гарри. — Тебе учиться надо отличать запах одного ребёнка от запаха другого. На это у нас нет времени.

— А разве это обязательно? Ведь, по-моему, достаточно просто искать в лесу человека.

— Нас сейчас там много будет, ты просто запутаешься с непривычки. А пока будешь разбираться, кто как пахнет… нет, у Кузи всё-таки опыта больше. Он уже искал людей и знает, как это делать.

— Да, Невилл, Гарри прав, да и непосвященные могут испугаться медведя, — мудро заметила Гермиона, бегущая позади.

— А Клык? — спросил Невилл.

— Какой клык? — не понял Гарри.

— Собака Хагрида, — растолковал Невилл.

Тут их нагнал Рон и вставил:

— А Клык не приучен искать детей, он у Хагрида вместо декоративной болонки. Просто он лохматую собачку не нашел.

— Надо ему тибетского мастифа подарить, — проворчала Гермиона. — И большая, и лохматая…

— Не получится… — пропыхтел Гарри. — Гималайские собаки слишком дорогие.

Сперва Кузя бежал по прямой, держась тропы, потом стал то и дело сворачивать и кружить, что говорило о том: здесь дети начали плутать. И плутали они весьма своеобразно, то к Паучьей лощине свернут, то к драконьему загону, то обратно к Хогвартсу повернут. Но в конце концов они что-то там решили и зашли в самые дремучие дебри. Наши храбрые спасатели во главе с собакой исцарапались в лохмотья, продираясь сквозь переплетение ветвей, корней и стволов. Чёрт его знает, почему дети, видя такие щели, так и норовят в них забраться… Так или иначе, а беглецов нашли, зареванных и напуганных, поцарапанных и перепачканных, но живых и относительно здоровых.

А убегали они в гости к Джерри Грину, у него бабушка в Хогсмиде жила. Так вот, первоклашка Джерри решил, что это несправедливо, что волшебную деревню разрешено посещать только с третьего курса! Пригласил друзей и повел их к бабушке на выходные, наивно решив, что их никто не хватится до понедельника. Дети такие… дети.

Вернувшись в замок, долго обсуждали ребячий побег и Кузины поиски. Пришли к общему итогу — Кузя молодец и превращается в симпатичную собачку.

А между тем приближалось полнолуние и Гарри весь извелся, а ну как заметят что-то? Но, к счастью, всё обошлось. Сентябрьское полнолуние пришлось в ночь с пятницы на субботу, так что к понедельнику Кузя снова был на посту, как ни в чем не бывало. Да и с виду он никак не показывал, что чем-то отличается от простых людей, разве что весь вечер пятницы таскал с собой кролика под мышкой. Но это же такая ерунда… К Кузе и его кролику тянулись дети, они были в восторге и желали погладить серого пушистика по белому носику. Лаванда Браун растрогалась и с жаром кинулась рассказывать учителю, что у неё дома тоже есть кролик по кличке Пушик, а начав, вдохновенно принялась расписывать все смешные случаи и привычки своего любимца. Странное то было зрелище — сидит Кузя в кресле, расслабленно вытянув ноги, на животе у него кролик, которого он лениво поглаживает, а рядом на банкетке сидит глупенькая блондиночка и поет-заливается про своего пушистого любимчика. Ей-богу, она бы до рассвета сидела, но Невилл на правах старосты прогнал её до отбоя. И вместе с Гарри они продежурили возле Кузи, сбивали температуру, кутали в одеяло, а когда он заснул, сторожили его сон. К утру оба парня выглядели почище инферналов, бледно-зеленые и с темными кругами под глазами. Оценивающе оглядев друг друга, хмыкнули, а Невилл раздумчиво изрек:

— Такими темпами да каждое полнолуние нас самих будут считать оборотнями.

— Это точно, — нехотя согласился Гарри. — Но что делать?

— Пару раз придется устроить небольшой апокалипсис вроде потопа в подземельях… — подумав, добавил Кузя с кровати.

— Почему? — удивились парни.

— Потому что полнолуние придется на середину недели. Но это не понадобится, я могу просто уехать к кому-нибудь в гости.

— Нет-нет! — нервно возразил Невилл. — У нас уже был учитель-оборотень, он исчезал каждый месяц на неделю. Так что это скоро станет заметным, если ты тоже будешь уезжать каждое полнолуние.

— Понятно… — Кузя задумался. — Но я же в волка не перекидываюсь, мне просто немного нездоровится во время полнолуний. Может, не так это и страшно, ну страдает человек лунатизмом, ну что тут такого…

Гарри приуныл:

— В том-то и дело, что ничего такого, для простого человека. А волшебники слишком повернуты на этом, чуть где мелькнет что-то волчье, так сразу в крик — волколаки! Оборотни! Вервольфы! Тьфу… Стыдно признаться, Кузя, но я сам из школы сбежал, как только понял, что Люпин — оборотень.

— Понимаю тебя, ты правильно поступил, — одобрительно кивнул Кузя. — Я слышал о Люпине, он укушенный, то есть обращенный насильно. Не по доброй воле он стал чудовищем, такие, как он, никогда не смогут смириться с волком внутри себя, они не принимают своего зверя. А это очень плохо, когда волк берет верх над человеком. У меня есть один друг. Его тоже оборотень цапнул, так он вместо того, чтоб каждое полнолуние беситься, отправился в Трансильванию, вампиров искать…

— Зачем?! — страшно изумились Гарри и Невилл. Кузя фыркнул:

— Чтобы безопасным стать.

— Ну и как, стал?.. — затаили дыхание мальчики.

— Ага. Нашел вампира и уговорил его на нежный укус в яремную вену. И стал брукаром — укушенным дважды. Вампиро-оборотнем. Как оборотень, он теперь не боялся луны, как вампир — не боялся солнца, но… и живым он тоже не был теперь. Начал от кровушки зависеть. Чтобы поддерживать себя в тонусе, он вынужден принимать немного человеческой крови, для этой цели он и устроился на работу в больницу, в пункт приема донорской крови. И кстати, немало жизней спас, благодаря чутью он быстро определял болезни, ну и пошло-поехало, кого-то от лейкемии спас, кого-то от дисплазии… в общем, замечательным врачом стал, за пару столетий четыре адреса сменил, поживет на одном месте лет пятьдесят и снимается, уезжает в другую страну. Доктор Карпатов его зовут, в честь трансильванского вампира имя себе взял.

— Ух ты… — ребята восхищенно переглянулись, а потом Невилл поинтересовался:

— А в волка он превращается?

— Да, по желанию. Один раз он таким способом свою будущую жену спас. Однажды в темном переулке напали на красивую девушку, зажали её за мусорными баками, задрали юбочку, а тут какой-то несчастный случай принес прохожего. Сначала он ровным голосом попросил оставить девушку в покое, но дебилы поперли на него с ножами, мол, те чё, больше всех надо? Ага… Выпустил когти из пальцев, оскалил вот такенные клыки да как сверкнет желтыми глазами… недоумков прямо ветром сдуло, побросали ножички и давай бог ноги. А девушка та после недели истерики задумалась — а может, замуж за него выскочить? — за спиной такого надежного мужа она точно будет как за каменной стеной. Двадцать лет уже вместе живут, двух приемных детей растят, из приюта во младенчестве взятых…

После такого рассказа Гарри загрустил ещё больше — ещё один русский человек показал себя с положительной стороны, вместо того чтобы нищенствовать, разгуливать по Лондону в драном плаще и жалеть себя из-за «пушистой проблемы», как Люпин. Русский оборотень укротил своего волка, стал брукаром, устроился на работу, женился и даже детей растит.

И всё-таки... как Кузю спрятать? Как не допустить того, чтобы к нему приклеили позорный ярлык — «оборотень»? Пока его спасали выходные дни, а что будет, когда полнолуние наступит во вторник? Но как ни ломал Гарри свою умную голову, так пока ничего и не придумал, пришлось положиться на авось и течение времени — что будет, то и будет! А пока…

А пока они учились. Ходили на уроки, выстаивали очереди в библиотеку за нужной книгой, писали бесконечные эссе. В октябре те, кому исполнилось семнадцать, записались на уроки Трансгрессии. Гарри, узнав об этом, передернулся и порадовался, что до его дня рождения очень-очень далеко. Это заметили и начали его расспрашивать, ну Гарри и рассказал, что имеет опыт парной трансгрессии, как будто его туго забинтовали, а после у него были странные ощущения вроде рук на ногах… Невилл добавил, что лично его бабушка словно сквозь шланг протащила и он потом долго не мог избавиться от привычки щупать свои уши, так как ему казалось, что они остались на том конце шланга — в аэропорту. Услышав сие, парни переглянулись и подытожили, что ощущения от трансгрессии у всех разные.

В том же октябре Драко сообщил невероятную новость: его кузина Нимфадора Тонкс вышла замуж за… — стойте и не падайте! — Римуса Люпина!!! Те, кто знал, удивились до офигения, Гарри вот вообще со скамейки свалился, опрокинув на себя блюдо с пудингом. Так и сидел на полу среди пудингового болота с вытаращенными глазами. Он не знал Тонкс, но прекрасно знал Люпина и заподозрил, что она не в своем уме. Это ж насколько надо чокнуться, чтобы выскочить замуж за оборотня? Или она не знает??? Но Драко развеял его сомнения, Дора отлично знает, что её жених оборотень.

Пока Гарри отдувался, отходя от изумления, Драко взмахом палочки очистил его одежду от пудинга и убрал с пола остатки. Джинни, видя всё, но ничего не слыша, скривилась, фу, какой Гарри неуклюжий!

На уроке Травологии, выуживая из пней бешеные огурцы, Гарри показалось, что он нашел выход из положения. Как всё просто, оказывается... Мадам Стебль вдохновенно рассказывала о свойствах и применении бешеных огурцов, Невилл переспрашивал, уточняя какие-то вопросы. И в голове Гарри загорелась яркая лампочка внезапной и совершенно потрясающей идеи. В течение целого дня вплоть до ужина Гарри тут, там бросал словечки «вилктак», «бегущий волчьим шагом», «разумный волк» и прочие. В результате за ужином началась незапланированная лекция. Мартин Лири громко спросил у старшекурсников, знает ли кто-нибудь, что такое вилктак? Этот вопрос помчался по эстафете по всему залу от мальчика к девочке и дальше по цепочке. Добежал до Гарри и Невилла. Те переглянулись, сели на стол, уперли ноги в лавку и начали вещать, перебивая и дополняя друг друга. И весь огромный зал в течение часа жадно внимал всё о вилктаках. За час общей ужино-лекции все узнали о том, кто такой русский волвен, как он превращается и когда, какой он добрый и надежный, разумный и никогда-никогда не нападает на людей, и как ему плохо становится во время полнолуния. Гарри и Невилл живописали, как они вдвоем ухаживали за больным волвеном, какой он лапочка и пусичка… в общем, со всех сторон его сиропом обмазали, и погуще, погуще… К концу лекции все девочки откровенно плакали, повиснув друг на дружке, а суровые парни тяжелым взглядом обещали всем накостылять, если кто нехороший вздумает обидеть бедного волчка-волвечка. Ну что ж, своей цели Гарри добился, теперь если кто-то случайно прознает про Кузю, сто раз подумает, прежде чем доносить на него кому не надо. Семечко сомнения Гарри посеял, посему далее осталось дождаться, пока оно прорастет в могучее древо Знания. И за будущее Кузи отныне можно не беспокоиться.

К тому же и сам Кузя, как учитель, себя прекрасно зарекомендовал, его зелья от урока к уроку становились всё лучше и лучше. И главное, варили не всякую бесполезную ерунду вроде Дыбоволосого или Чихотного, а очень нужные лекарственные зелья, такие как Противовоспалительные, Кроветворные, Ранозаживляющие и прочие необходимые в медицине микстуры, смеси и мази. Кроме того, Кузя давал короткие экскурсы в мир растений и животных, рассказывал что-то новое о старых вещах, как о тех единорогах, помните? А ещё Кузя знакомил волшебников с маггловскими чудесами, принес бутыль спирта и начал рассказывать о настойках на спирту. Ребята только слушать успевали, спешно записывая о бальзамах из ромашки, одуванчиков, крапивы и прочих лекарственных сборах.

В последних числах октября Гарри с Полумной и Невилл с Гермионой совершили вылазку в Хогсмид. Там они встретили Драко с Трейси и Грега с Лавандой. И вот такой большой толпой в составе восьми душ они и ввалились в кафе мадам Паддифут, где долго отогревались горячим чаем с вареньем — погода была просто мерзкой, слякотной и серой, с неба валила снежная крупа вперемешку с мелким дождем, превращая дороги в непроходимое болото. Согрелись, с тоской глянули в окно на снежную пелену снаружи и обреченно вздохнули — предстояло прошагать несколько миль по склизкой каше, жидкой смеси из снега, воды и песка, отвратительной осенней грязи… но делать нечего, не оставаться же ночевать в кафе. Но пока шли к дороге, немного развиднелось, свинцовые тучи разошлись, открывая чистое небо, и стало видно, что снег на полях всё-таки белый. Это чуточку примирило ребят с плохой погодой и добавило толику оптимизма в их погрустневшие души. Вскоре они нагнали Кэти Белл и Лианну Моррисон, девушки о чем-то спорили и перетягивали в руках бумажный пакет.

— Тебя это не касается! — яростно крикнула Кэти и резко дернула пакет к себе. Оберточная бумага лопнула, и девушки, вздрогнув, разжали руки, порванный пакет упал в снег. Досадливо вскрикнув, Кэти нагнулась за упавшим предметом, а в следующий миг… никто не понял, что конкретно произошло.

Кэти взмыла в воздух, плавно так, грациозно, широко раскинув руки, как будто ей захотелось полетать. И что-то было в этом странное, неправильное, жуткое. Ветер киношно трепал её волосы, её глаза были закрыты, а лицо странно спокойно. Лианна и все четыре пары испуганно застыли на месте, не сводя с Кэти глаз. Поднявшись на шесть футов над землей, Кэти вдруг распахнула невидящие глаза и страшно, утробно закричала. Её крик был полон боли и страха. Замороженные ужасом, дети стояли и тупо смотрели на неё, не зная, что нужно делать в таких случаях. А потом Кэти упала с глухим стуком в мокрый снег, продолжая отчаянно кричать. Вот теперь-то ребята опомнились. Когда Кэти оказалась на земле, включился мозг, и Невилл с Драко, не сговариваясь, рванули в замок за помощью, а Гарри и Грег с девочками остались возле Кэти. Почти сразу за поворотом Драко налетел на Хагрида, Невилл едва успел свернуть — и разделились, Драко повел Хагрида к месту происшествия, а Невилл унесся дальше, всё-таки следовало если не позвать на помощь, то хотя бы предупредить, что Хагрид сейчас принесет пострадавшую девочку.

Секунду-другую Хагрид смотрел на Кэти, потом нагнулся, подхватил кричащую девушку на руки и, размашисто шагая, понес её прочь. Через несколько мгновений душераздирающие крики Кэти стихли вдали, остались лишь звенящая тишина да гул ветра. Потом истерично зарыдала Лианна, Гермиона и Полумна обняли её, а Трейси хмуро посмотрела под ноги, на разорванный пакет. Глухо спросила:

— Что здесь произошло?

— Я ей говори-и-ила, не надо нести в школу всякую дрянь, а она упе-е-ерлась… — провыла Лианна.

— А что это? — Гарри с любопытством нагнулся было, но был перехвачен Малфоем:

— Осторожней ты! Не хватало, чтобы ещё и ты взлетел…

Гарри опомнился и отодвинулся от рваного пакета. Драко, подумав, размотал с шеи шарф, набросил на пакет и с предельной осторожностью обернул, поднял. Гермиона вытряхнула из сумки покупки и протянула Драко, тот кивнул и опустил сверток туда.

— Пошли отсюда, отнесем директору, пусть он разбирается, заодно и узнаем, что случилось с Кэти.

Так и сделали, принесли сумку с непонятной вещью к горгулье, охраняющей кабинет директора, та, не дожидаясь никаких идиотских паролей, которые она выслушивала во времена правления Дамблдора, тут же отодвинулась, открывая проход на винтовую лестницу, которая, кстати, теперь тоже не вращалась, и по ней нынче поднимались в кабинет, как по всякой любой нормальной лестнице. В кабинете кроме директора обнаружились Невилл и Кузя, они внимательно посмотрели на вошедших. Драко молча поставил сумку на директорский стол.

Чарльз Поттер левитацией вынул сверток, развернул сначала шарф, потом бумагу, и все молчаливо уставились на старинное ожерелье. Зеленые опалы в серебре. Драко сглотнул и попятился:

— Оно… оно из магазина «Горбин и Бэрк». Это оно, то самое Проклятое ожерелье, унесшее тринадцать жизней.

Кузя внимательно глянул на ребят:

— Где вы это взяли?

Взгляды всех обратились на Лианну, та съежилась от неожиданного к себе внимания и робко пояснила:

— Мы с Кэти ходили на станцию в Хогсмиде, и она зашла на вокзал, чтобы что-то забрать из камеры хранения. А когда она вышла оттуда, мне показалось, что она какая-то странная, как будто оглушенная, понимаете? Я стала допытываться у неё, что это за пакет и от кого… Кэти… Кэти отвечала, что это сюрприз для кого-то в Хогвартсе… Сэр, простите, я… я не хо-тела-а-а, но… она не отвечала и я…

Тут Лианна беспомощно разревелась и дальше говорить уже не могла. Гарри оглянулся на Драко, тот вжимался в стенку и пытался слиться с нею, не сводя вытаращенных глаз с опалового ожерелья. Это настораживало. Очень.

— Драко, ты чего?..

— Оно не продается. Оно никогда не продавалось! — прозаикался тот. — Его всегда только крали или подбрасывали, иначе проклятие не сработает.

— Подбрасывали? — вдруг ухватился за слово Кузя и потянулся за свертком. — Разрешите взглянуть, директор?

Директор Поттер разрешил, и Кузя, взяв пустой пакет, старательно свернул его и положил в карман. Посмотрел на Гарри и мотнул головой на выход:

— Давай-ка прогуляемся на станцию, посмотрим — кто там чего подсунул и зачем, пока запахи свежие.

С этими доводами Гарри согласился, конечно любое преступление лучше расследовать по свежим следам. Снова обратный путь до Хогсмида, с той лишь разницей, что с ними теперь был Кузя. И да, пошли все вместе, никто даже не подумал отсидеться в замке, ну нету таких идиотов, чтоб добровольно остаться в стороне от интересных событий! На подходе к маленькому картонному вокзальчику Кузя притормозил, вынул пакет из кармана, оглядел ребят и попросил надеть перчатки, дождался, пока исполнят просьбу, и подал пакет Невиллу. Превратился в песика, встряхнулся и уставился на друзей. Гарри вздохнул, забрал у Невилла улику и, протянув Кузе, тихо скомандовал:

— Нюхай. Ищи.

Невилл печально улыбнулся — у него-то собаки сроду не было, а ведь когда-то в детстве он просил у бабушки крапа или жмыра. Но бабуля отмахивалась от него и ворчала, что приличному волшебнику не пристало обзаводиться глупыми тварями. Ну и ладно, зато дракона бабушка не отказалась купить, когда Седрик отдал ему Марию Мирабеллу. Кузя деловито обнюхал пакет, забавно морща нос и тихо порыкивая — видимо, ему не нравился запах, — после чего строевым шагом двинулся к вокзалу. Перед дверью остановился, нетерпеливо гавкнул, Гарри поспешно открыл ему. Вошли вслед за собакой, поморгали, привыкая к тусклому свету свечей после яркого снежного дня, подошли к стойке кассы. Кассир в традиционной экипировке типа кепочки, жилетки и нарукавников оживился при виде ребят и приклеил на физиономию приветливую улыбку, которая никак не шла его лошадиному длинному лицу. Что делать дальше, Гарри не знал и нерешительно вертел в руках пакет. Видя это, в дело включилась Трейси; забрав у Гарри пакет, она решительно шагнула к кассе и твердым голосом отчеканила:

— Мистер Брэди, кто прислал Кэти Белл эту посылку?

Кассир присмотрелся и недоуменно пожал косыми плечами:

— Никто. Мисс сама положила его в камеру хранения пятого августа.

— А это точно её собственность? — встряла Гермиона и пояснила, увидев озадаченные взгляды: — Номер посмотрите, это что у нас: девятьсот девяносто девять или шестьсот шестьдесят шесть?

— Тузик! — позвал Гарри, к стойке тут же прыгнула серенькая улыбчивая собачка, поставила на край передние лапки и задорно тявкнула. Гермиона настойчиво повторила:

— Принесите, пожалуйста, посылку с похожим номером.

Кассир Брэди опять пожал плечами и поплелся куда-то вглубь помещения. Вернулся с точно таким же сверточком, Кузя потянул носом и завилял пушистым бубликом — узнал запах Кэти! Гарри осторожно размотал бечевку и развернул пакет, внутри обнаружились красивые бусы из янтаря и письмо от Кэти, в котором было поздравление с днем рождения некой Дейрдре Эстебан. Девять пар глаз вопросительно уставились на кассира. Тот недоуменно пожал плечами и честно выпучил рыбьи глаза:

— Понятия не имею, как я мог спутать… пришла мисс, подала квитанцию с номером, э-э-э… не то три шестерки, не то три девятки и попросила принести её пакет. Ну я и снял с полки тот, что она принесла пятого августа.

— Который кто-то подменил… — мрачно вставила Гермиона.

— Интересно, когда? — эхом продолжил её мысль Невилл. Гарри вежливо обратился к кассиру Брэди:

— Можно Тузик там понюхает? Он у нас дрессированный, приучен ловить преступников.

Брэди озадаченно моргнул — с каких это пор перепутывание посылок стало считаться преступлением? — но разрешение дал и пропустил Гарри с собакой за стойку к камерам хранения.

Кузя обстоятельно обнюхал всё помещение, не только камеры хранения и полки, на которых вразброс валялись свертки и конверты — меняй не хочу, ага — а и весь зальчик, непонятно за какие заслуги прозванный хранилищем, скорей это была свалка временного содержания. Вещи просто сваливались в разные кучи, и найти их можно только по номеркам и при помощи банального Акцио. Лично Гарри сюда даже пару дырявых носков не доверил бы на хранение. Сводить, что ли, мистера Брэди в маггловский супермаркет, пусть полюбуется на железные сейфики с индивидуальными ключиками к каждому, вот уж где настоящие камеры хранения, не говоря уж об аэропортах и железнодорожных вокзалах — там уже не камеры, там прям банковские ячейки с шифрами и кодами! В одном месте Кузик-Тузик заволновался, засновал суетливо туда-сюда, страстно внюхиваясь в какой-то запах, Гарри аж позавидовал, ему-то в бытность поросёнком очень не понравились все эти ароматы, а тут… собака, в общем. Нанюхавшись невесть чего, Кузя резвым галопом рванул прочь, Гарри спохватился, очнулся от своих раздумий и понесся следом. Пролетев мимо ошарашенных друзей и выскочив на улицу, Гарри в полнейшем недоумении смотрел, как Кузя улепетывает во все лопатки в сторону леса.

— Что случилось?! — в голосе Гермионы явно прозвучали истеричные нотки.

— Не знаю, чего-то не того понюхал… За ним! — гаркнул Гарри, хорошим кроссом устремляясь за сдуревшей псиной. Остальные молча припустились следом. Опушка леса, деревья и пни, всё это промелькнуло мимо, дети видели только собачий хвост, прыгающий впереди, потом хвост вильнул в сторону и исчез. Остановились и осмотрелись — снежная поляна и никаких следов. Гарри крикнул:

— Кузя! Тузик, ты где? Ко мне!

Мохнатый ураган пронесся по ним, сбивая с ног, и каждого, кто пытался встать, Кузя тут же опрокидывал, выскакивая из ниоткуда. Вскоре все смеялись и плакали, пытаясь встать и отбиться от сбрендившей собаки. А Кузя издевался, радостно скалился, чихал, заливисто тявкал, извивался всем телом, пихался, толкался и не давал подняться на ноги. Полумна сдалась первой, застыла на спине, раскинув руки и глядя на верхушки деревьев. Увидев, что Кузя оставил её в покое, остальные тоже догадались замереть в разных позах, потом потихоньку все смогли приподняться и сесть. Кузя к тому времени угомонился и даже превратился, сел на корточки и задумчиво уставился перед собой. Гарри осторожно спросил:

— И что это было?

Кузя потряс головой и сфокусировал взгляд на Гарри:

— Смесь перцев и лисьего секрета. Убойная доза ароматизаторов, способная сбить с толку самую выученную и дисциплинированную ищейку… Преступник очень хорошо подготовился. Вот только он не учел, что вместо нормальной собаки его будет искать анимаг. Хотя… может, эта смесь как раз на анимагов и рассчитана? Ну в таком случае он просчитался, я — не анимаг. И его запах я отлично запомнил. И найду. Из-под земли достану гада!

Последние слова Кузя яростно прорычал, и его можно понять — какой-то невообразимый идиот посмел покуситься на его ученицу, да рвать такого гаденыша надо! Бросил тяжелый взгляд на ребят и злобно отчеканил:

— Я его с собой не взял, потому что думал, что он мне не пригодится. Что ж, я ошибался. Он был прав, и дважды прав. Он просил меня взять его с собой, а когда я отказался, он настоял, чтобы я взял хотя бы его перо…

— Да кто он-то?! — взвыл вконец заинтригованный Гарри.

— Но я не только его позову! — Кузя как не слышал, продолжал взбешенно бормотать: — Я ещё и Горыныча щас сюда вызову… Он у меня попляшет, сволочь, будет знать, как детей убивать!

Вдруг он встрепенулся и кристально ясно заглянул им в душу, ребята аж вздрогнули:

— А кого хотели убить, Кэти Белл или Дейрдре Эстебан?

Подростки растерянно задумались, как-то они упустили из виду четкую цепочку событий, а ведь Кузя-то прав — кого хотели убить на самом деле, Кэти или Дейрдре? Кэти приготовила подарок подруге на день рождения, принесла заранее, припрятала до нужного момента и забрала, собираясь подарить. Но что-то случилось, возможно сработали какие-то чары, ведь Лианна сказала, что Кэти вышла какая-то оглушенная, из-за чего подружки и поссорились — Лианна стала требовать, чтобы Кэти не смела тащить в школу всякую дрянь. И что бы это значило? Лианна почувствовала дурные эманации темного артефакта? Ну, если учитывать её индейское происхождение, то вполне возможно. В её жилах течет кровь то ли сиу, то ли вовсе команчей… А у Кэти врагов нет и не может быть, с чего бы это, скорей это у испанки Эстебан море недругов в загашнике имеется. А как же, горячая испанская кровь, кровная месть, передающаяся по наследству, все дела… Гарри тряхнул головой, отгоняя ненужные сейчас мысли — что толку гадать, если ничего не известно? — и переключился на другое:

— Кузя, ты сказал, что Горыныча сюда вызовешь, как ты это сделаешь?

Кузя улыбнулся, расстегнул стеганую куртку, выпростал из-за ворота свитера мешочек на толстой бечевке, снял через голову и серьезно сказал:

— Разведите костер. Только по-человечески, магический огонь мне не нужен.

Ну, спички у Гарри нашлись, в той же поясной сумке с инструментами. Невилл и Грег натаскали хворост, а разводить костерок взялась Гермиона. Драко, Полумна и Лаванда с Трейси только глазели да мотали на ус. Не сразу и не с первой попытки Гермионе всё же удалось развести огонек, а когда он запылал и его окружили со всех сторон продрогшие студенты, инстинктивно потянувшиеся к источнику тепла, Кузя втиснулся в круг. Постояли, погрелись, а потом молча смотрели, как Кузя кидает в огонь красное перышко, похожее на петушиное, и крупную синюю чешуйку. И сказал:

— Вот и всё. Не сегодня-завтра прилетят, если поторопятся. И у нас с вами будут два верных помощника из сонного царства Берендея. А может, и три, если догадаются позвать с собой Буяна.

До Гарри вдруг дошло, что именно сделал Кузя, и запоздало вскрикнул:

— Что?! Боже правый, Кузя, ты кого сюда позвал???

— Гарри, что случилось? — испуганно закричали друзья.

А Гарри истерично захохотал:

— Горыныча он позвал, дракона русского о трех головах!

Все растерянно воззрились на учителя, Невилл опасливо поинтересовался:

— А перышко чьё было?..

— Перо Жар-птицы, — буркнул Кузя. И ехидно добавил: — Жаль, не ОМОН. Будь моя воля, весь спецназ вызвал бы. Да не в моей компетенции, — повел рукой вокруг. — Не моя территория…

Возвращались домой под сильным впечатлением. Вот бы их мракоборцы ТАК реагировали на каждый зов-призыв о помощи! А то заявятся где-то под конец, когда на месте преступления потопчутся все кому не лень, да и тогда едва раскачиваются, чтоб преступника выследить. Девочку в туалете убили, никто не почесался, полвека сопли на кулак мотали. Сириус Блэк тринадцать магглов укокошил — Питер не в счет, он жив — думаете, кого-нибудь наказали за то массовое убийство? Нет и ещё раз нет, глупым магглам подчистили память и списали всё на взрыв газа. Какое-такое убийство? Вы о чем? Газ это рванул, вон воронка. А то, что людей убил один продвинутый маг, драгоценный-агент-под-прикрытием, так об этом никто не в курсе. Зачем? Этожмагглы! Пипл-всё-схавает, ага.

А Кузя вон как, его ученицу прокляли, а он уже носом землю роет, всё Министерство обороны готов призвать на подмогу! И это несмотря на то, что он вообще в чужой стране находится. Когда Гарри осторожно намекнул ему об этом, Кузя грустно покачал головой:

— Ты не прав, Гарри. У детства нету национальности. Дети — везде дети, что здесь, что в России, что в Индонезии… У всех одинаковые слезы, красная кровь на разбитых коленках и такая же любовь к маме; к желтой, черной, белой… — Кузя помолчал, вспоминая, и печально промолвил: — Один великий русский писатель сказал: Убийство нельзя простить, даже самому себе. И вот представь себе Дорогу посреди пустыни, она прямая-препрямая, тянется отсюда и до горизонта, и по ней идет человек. Идет и идет, дни и ночи напролет, и не может ни присесть, ни просто упасть. Это его наказание за то, что он стрелял в детей. Есть ли более черное злодеяние? Он стрелял в детей, потому что выполнял приказ. И он не может раскаяться. Для этого ведь нужна совесть. А у него её нет. Он говорит, что всё понял, и просит отпустить ему грехи, но это неправда, он лжет. Он лжет! Он просто хочет избавиться от тяжкого пути. При чем здесь отпущение грехов? Если человек раскаялся всей душой и ужаснулся своим делам, путь кончится и сам отпустит его…

А пока он будет идти сквозь время и пространство, этот плохой человек. Тот, кто стрелял в детей, и кто, если прикажут, будет стрелять снова. Это его персональный ад, его совесть и его крест.

Вот что сказал русский писатель Владислав Крапивин, и я согласен с каждым его словом.

Горыныч и неведомая Жар-птица, видимо, решили не торопиться. Весь следующий день Гарри бросал настороженные взгляды на небеса, ожидая появления русских чудовищ. Ему было откровенно страшно, он понятия не имел, как выглядит русский трехголовый дракон и поэтому воображал себе всякие кошмарные ужасы. Вспомнилась картинка из детской книжки сказок, которую он нашел на полке в комнате Вани и от скуки пролистал, рассматривая иллюстрации, и там был он — Змей Горыныч, у него толстое пузо, крошечные крылышки и три головы на тонких длинных шеях. Конечно, Змей был сказочный и нарисован по-мультяшному, на самом деле он не так выглядит, а как — Гарри не знал.

Вот и шарахался он от каждой крылатой тени, упавшей на землю, и в страхе глазел вверх — летит, не летит? Нет, не летел волшебный Змей из сказочной Руси. Ни на следующий день, ни через неделю он так и не прилетел.

Кэти Белл отправили в Мунго, проклятое ожерелье коснулось малюсенького участка кожи на руке сквозь дырочку на перчатке. Благодаря чему Кэти чудом осталась жива. Узнав об этом, все прямо за головы похватались, ну и ну, кто бы мог подумать, что жизнь человека порой может зависеть от целостности одежды! Осознав же это, кинулись перетряхивать личные гардеробы, проверять одежду на наличие дырок и прорех. И штопать. Что не нужно было, выбросили, а что было дорого как память, тщательно починили, кто-то с помощью домовиков, а кто-то сам вооружился иглой и ниткой.

За семикурсницей Дейрдре Эстебан Кузя устроил тотальную слежку, приставил наблюдателей из посвященных, и за ней теперь постоянно следили в десять глаз. Знойная чернявая испанка слежки не замечала, была слишком самовлюбленна и тупа, как пробка. Один разговор с ней отлично иллюстрировал это:

— Мисс Эстебан, вам понравился подарок на день рождения?

— Да, спасибо. Только я не поняла, почему подарок пришел отдельно от Кэти.

— Мисс Эстебан, вы не слышали, что случилось с Кэти?

— Слышала. Ах, она бедняжка, её кто-то проклял, но это её не извиняет, она должна была прийти на день рождения! Мне из-за неё пришлось переставлять серебряный сервиз так, чтобы было незаметно, что кого-то не хватает. К сожалению, я так и не смогла придумать, куда деть лишний стул. Эта Кэти такая безответственная…

К концу монолога появилось острое желание придушить тупицу. Гарри даже вспомнил одну старую комедию: три друга, Чарли, Джек и Джо, бездельничали в своем номере, к ним постучался сосед, мистер Перкс, дверь открыл Джек.

— Здравствуйте, молодой человек, одолжите, пожалуйста, шиллинг.

— У меня нету, — ответил Джек. — Но я сейчас спрошу у Джо.

Прикрыл дверь и подошел к Джо.

— У тебя есть шиллинг?

— Нет, спрошу у Чарли.

Джо подошел к Чарли с тем же вопросом. Чарли отложил бритву, вышел из номера и столкнулся с мистером Перксом.

— Ой, здравствуйте, мистер Перкс, как поживаете? Не одолжите ли вы мне шиллинг?

— О, конечно, дорогой, держите мистер Литтл.

Чарли взял шиллинг, вернулся в номер и передал его Джо. Джо передал Джеку, а тот вышел за дверь и обратился к мистеру Перксу:

— Вот вам шиллинг, сэр, всего доброго.

С чем мистер Перкс и откланялся. Зато у Гарри-зрителя долго не проходила истерика — ай да мистер Перкс, сам себе шиллинг одолжил! К чему он вспомнил эту комедию, Гарри и сам не знал, может причиной этому была абсурдность положения в целом, ну сами посудите, кто-то задумал прибить девчонку Эстебан, а вместо неё страдает Кэти Белл. Вот и наложился один абсурд на другой…

Кузя тишком навел справки о семье Эстебан. Выяснил, что у Дейрдре в сентябре умер отец и она, как это водится в таких случаях, стала богатой наследницей. И у неё было пятеро дядьев, и поди разбери, кто из них решил наложить лапки на её приданое. От греха подальше Кузя с одобрения директора Поттера отчислил Дейрдре из школы, пусть её родственники охраняют, нечего мне тут провоцировать новые попытки убийства.

Поняв, что угроза миновала, Гарри перестал вздрагивать от каждой пролетающей над головой тени и даже хихикал над своими страхами — какие теперь Змеи Горынычи, незачем им уже прилетать.

А на завтраке Гермиона вдруг закашлялась, читая свежий номер «Ежедневного Пророка». Невилл обеспокоенно постучал ее по спине и сердито попенял:

— Ты чего? Прожуй сперва, а потом удивляйся.

— Но ты послушай! — взвыла Гермиона, трясущимися руками расстилая газету поверх тарелок. — «Вчера в Отдел Тайн влетела дивная птица величиной с лебедя, но не поддающаяся никакой классификации, ибо состояла она из живого огня. Появилась она из ниоткуда, села на левое плечо одного сотрудника, дона Беньямина Эстебана и молвила человеческим голосом: "Отравленная медовуха была перехвачена Эстеритой, домашним эльфом Эстебанов. Ваша вторая попытка не удалась, сэр, но вы всё равно считаетесь убийцей!"» — Гермиона страстно хлопнула ладонью по газетным листам. — Вы понимаете? Несостоявшийся убийца Кэти Белл задержан!

Гарри замычал и начал методично биться лбом о столешницу. Они всё-таки прилетели. Правда, им хватило ума где-то спрятаться и никому не казать носа. Все настороженно смотрели на Гарри, не совсем ясно понимая его поведение. Однако Невилл понял и растерянно смотрел на стол преподавателей, в частности на Кузю, но тот сидел с самым невинным выражением лица и делал вид, что не имеет никакого отношения ко вчерашним событиям в Отделе Тайн. Угу, думаете, это кого-нибудь остановит? И Невилл, раззадорившись, громко обратился к столу преподов:

— Профессор Лиходеев, а расскажите нам про Жар-птицу!

Вот теперь весь зал вперил в профессора Кузю горящий жаждой знания взор. Минерва недоуменно посмотрела на коллегу:

— О чем это они, какая жар птица? Жареная?

— Нет, Минерва, — хихикнула Долли Амбридж. — Речь идет о русском фениксе.

И она игриво пихнула Кузю локтем. Тот с легким укором взглянул на неё и, подняв руку, щелкнул пальцами.

И словно Лондонский пожар разгорелся в Большом зале, по стенам заплясали всполохи пламени, а над головами студентов на бреющем полете вдоль всей длины помещения пролетела охваченная огнем птица. Рассыпая искры и язычки золотого огня, которые, впрочем, почему-то ничего не поджигали, птица приземлилась на пустую кафедру, за которой в свое время давал свои мудрые речи старый директор Дамблдор. Оглядела замерший зал и слегка пригасила свои пылающие перья, слепящее сияние померкло, и все в полном охреневании смотрели на чудо-юдо без опасения выжечь себе глаза. Размер действительно с лебедя, но с длинным петушиным хвостом и короткой шеей, на голове — хохолок, а на кончике хвоста три павлиньих пера с «глазками». И все оттенки красного, винного, рубинового огня, червонного и белого золота, вот примерное описание Жар-птицы.

А дальше вообще началось светопреставление, птица открыла клювик и заговорила глубоким, каким-то металлическим голосом:

— Здравствуйте, дети!

Все и так-то сидели онемевшие, а теперь и вовсе оцепенели. На памяти всех людей, и простых, и волшебников, в мире животных разговаривать умели только попугаи и специально обученные вороны, ещё магглорожденные помнили скворца майну, но все эти птицы не умели говорить в буквальном смысле этого слова, а всего лишь повторяли заученные звуки. Но золотая птица на кафедре не повторяла заученные слова, она действительно разговаривала. Потому что в её голосе прозвучали настоящие интонации, а не механическое и тупое, безэмоциональное «Попка-дурак!».

Не дождавшись ответа от остолбеневшего зала, птица саркастически произнесла, обращаясь к Кузе:

— М-да, Лиходей, ты бы им ещё воплощение Истинного Зверя Далека показал. Не все ж онемели, но и не ослепли, вон моргают…

— Они хотели с тобой познакомиться, — меланхолично ответил Кузя и махнул рукой. — Вот и знакомьтесь. Это Жар-птица, её зовут Калина.

В зале всё то же оцепенение, птица крылом потерла переносицу и отчетливо пробормотала (её голос был хорошо слышен в полной тишине):

— Наверное, мне следовало притвориться попугаем, нервотрепки меньше… — и к залу: — Здррравстуйте, дети.

На этот раз в её голосе прозвучало именно то самое хриплое попугайское «Попка хочет кашку!». Дети заерзали, чувствуя, что упускают что-то очень важное. Гарри спохватился, быстренько подобрал упавшую челюсть и торопливо сказал:

— Ой, здравствуйте, Калина! А вы к нам надолго?

Калина потеплела взглядом и благосклонно кивнула:

— Пока не надоем.

Вежливый и стандартный ответ. И разумный, попугай так не ответит. Следующий вопрос задал Невилл:

— А вы одна?

Вместо ответа Калина тихо свистнула. Окна справа потемнели, и за ними на приличном расстоянии друг от друга появились три гигантские крокодильи головы на длинных шеях. Слизеринский стол опустел в один миг, за ними опомнились и остальные три стола, весь зал вжался в левую стену, с ужасом взирая на трех чудовищ. Оскаленные пасти с тринадцатисантиметровыми зубами трех тираннозавров испугают даже дауна, не говоря уж о здоровых людях. У Гарри нехорошо закололо в груди — стоило съездить в Россию и не увидеть русского дракона хотя бы для того, чтобы просто остаться в живых. Горыныч всё-таки прилетел. И зачем, спрашивается? Кузя же вроде без него справился… Наверное, он это вслух подумал, а может, Птица-Правда прочла его мысли...

— Нет, ребята, — серьезно возразила Калина. — Лиходей бы не справился без нас. Мне бы сейчас немного скромности, но да ладно, не помру… Мое знание правды, увы, позволило мне ненадолго заглянуть в будущее, и то, что я увидела там, мне очень не понравилось. Хогвартс очень лакомый кусочек. На пост его золотого директорского кресла баллотировались четыре человека: Эльфиас Дож, Батильда Бэгшот, Карлус Поттер и Беньямин Эстебан. Все четверо кандидатов приходили на поклон, и после некоторых своих своеобразных тестов замок Хогвартс выбрал Карлуса Поттера. Он стал законным директором и уже успел принести школе некоторую пользу. Два кандидата спокойно восприняли выбор Хогвартса и без протестов отошли в сторону. Но не Беньямин Эстебан. Он не смог смириться с тем, что пролетел мимо. Опаловое ожерелье попало к Кэти не случайно, он действительно рассчитывал с его помощью кого-то убить, неважно кого, ему нужен был труп. Чтобы прийти сюда с отрядом мракоборцев и предъявить претензии директору Поттеру. Как видите, этого гнусного человека не остановило бы даже убийство племянницы, и более того, он собирался сыграть на этом. Кровная месть директору Поттеру и возможное смещение его с вожделенного кресла. Именно это мы и узнали с Горынычем и убедили Лиходея удалить девочку из школы. Но дон Эстебан не успокоился и на этом, он решил просто и банально отравить директора, для чего и приготовил бутылку дорогой медовухи с начинкой из сильнейшего яда. Но его перехватила домовушка, специально приставленная к дону Эстебану. А самое смешное это то, что у Хогвартса нет внешнего врага, разве может считаться врагом тот, кто хочет просто занять пост директора и сесть в его золотое кресло. Во всем этом дон Эстебан признался только после того, как увидел одну из трех голов Горыныча, которому его пообещали скормить. Венгерская хвосторога его не впечатлила, дементоров он распылил на атомы, мантикору прогнал пинком; в общем, ничто его не брало… двойная доза Веритасерума на него тоже не подействовала. Но ко встрече со Змеем Горынычем даже он оказался не готов, особенно когда…

Тут Калина многозначительно замолчала и выразительно кивнула красной головой в сторону окон, мол, идите и сами посмотрите. Взволнованные рассказом студенты, спешно натянув на себя верхнюю одежду, дружно высыпали в холл, а оттуда во двор. К тому времени гигантский змей расположился на квиддичном поле, только там он помещался во всей своей длине и красе — его темно-зеленую шкуру украшали синие чешуйки, тело крокодилье с толстым у основания гребнистым хвостом, три длинные шеи естественным образом сходились на груди, каждую венчала кошмарная зубастая голова, четыре растопыренные когтистые лапы и пара кожистых крыльев довершали образ русского дракона. И что «особенно когда…», к чему оказался не готов дон Эстебан?

Дети смущенно разглядывали крылатого гостя из сказочной России и гадали, отчего запел соловьем арестованный дон? Ну лично им и одного взгляда на дракона хватило бы, ещё бы, он больше Серени и Марии вместе взятых. Подошел Кузя, взял за руку Гарри и легонечко подтянул поближе к дракону, негромко потребовал:

— Не будешь говорить, Горынычу скормлю! — и подмигнул. Гарри заинтригованно затаил дыхание. Все три головы Змея повернулись в их с Кузей сторону, а потом центральная голова приоткрыла пасть:

— А можно я его сначала поджарю? Не люблю сырое мясо…

Ну понятно, чего испанский дон так распелся…

Привычная хвосторога, плюющаяся пламенем во все стороны — это что? Да ничего, пшик на голом энтузиазме, так что ну её в римскую баню. И дементоров туда же, с мантикорой до кучи.

Но когда на тебя смотрит с гастрономическим интересом мудрый гость из далекой страны и обсуждает с поваром, в каком масле зажарить твою же драгоценную тушку… Ну извините, не каждый человек выдержит такого отношения. Говорят, когда людоеды после долгих дебатов и шаманских ритуальных плясок собрались наконец-то жарить Кука, он к тому времени был уже совершенно поседевший.

Студенты в полном смятении смотрели на гигантского Змея, на его три головы, до ужаса похожие на головы тираннозавров, и тщетно пытались понять, как оно разговаривает. За частоколом сабельных клыков виднелся толстый язык, чуть раздвоенный на конце, вроде бы не приспособлены его челюсти к разговорной речи, так нет же, разговаривает даже лучше Грошика. И голос-то у него под стать — мощный и рокочущий, раскатистый рев. Гарри припомнил письмо Игната Маринера — «и поцелуй Горыныча хотя бы в одну из трех голов» — вздрогнул, ничего себе просьба, поцеловать тираннозавра…

А тут ещё Кузя к малышам обратился:

— А что, ребята, хотите полазать по живой горе?!

И к изумлению старшекурсников и деканов, малыши счастливо заорали и дружной гурьбой ломанулись на покорение чешуйчатой вершины. И, глядя, как детишки самозабвенно карабкаются, хватаясь за оттопыренные чешуйки, на костяной хребет лежащего дракона, Гарри вдруг устыдился собственной трусости — а не он ли, на минуточку, сидел верхом на лапе цербера и засовывал свои пальчики ему в пасть? У детства, как известно, нету страха. И Гарри, вспомнив себя-ребёнка, смело подошел и погладил крайнюю голову. Блестящая кожа Горыныча оказалась сухой и теплой на ощупь. И запахом он заметно отличался от их драконов, пах почему-то хвоей. Сосновой или еловой. Гарри прикрыл глаза и прижался щекой к драконьей морде, вдыхая смолистый запах с легким оттенком березового дёгтя. Ньют Саламандер никогда не видел русского дракона и поэтому не смог описать в своей книге, как он пахнет.

Интересно, а кто дал ему имя Горыныч? Кто его так назвал? И снова Гарри, очевидно, подумал об этом вслух, потому что Змей тихо пророкотал:

— Маменька в честь папеньки назвала, Горыном его звали, а я, стало быть, Змей Горынычев, Горыныш.

Ух ты… у него и мама была? От удивления Гарри соображать перестал, а Змей укоризненно глянул в ответ:

— Разумеется, у меня была мама. Не почкованием же мы размножаемся…

— Но я думал, что у рептилий нет обычной привязанности к детям и родителям, — виновато возразил Гарри.

В разговор вступила центральная голова, возмущенно зашипела:

— Нет, ну вы посмотрите на него! К рептилиям нас приравнял!..

— Вас?! — окончательно опешил Гарри. Под первые две головы просунулась третья и обдала парня презрением:

— Так-то я один, конечно, но голов, мозгов и самобытного «я» у нас три. Учтите это, молодой человек, и перестаньте пороть горячку. У вашей драконьей пары ожидается прибавление, и неужели вы тоже сочтете, что они не могут быть родителями?

Гарри бросил дикий взгляд на Невилла, секунду-другую они оцепенело таращились друг на друга, а потом, не сговариваясь, рванули с места в карьер прямиком в Запретный лес, к своим драконам. Оказавшись в лесу, решили ускориться, Невилл припустил на четырех лапах — уверяю вас, медведи очень быстро бегают, — а Гарри полетел ласточкой, в буквальном смысле стрелой помчался на тонких крылышках. Долетели-доскакали до драконьего загона, а Серени с Марией уже ждут-поджидают их, своих друзей-хозяев, подаривших им небо. Гарри с разгону превратился, обнял драконью голову и, загнанно дыша, выпалил:

— Это правда? У вас действительно будут дети?

Вместо ответа Серенгети легонечко подтолкнул Гарри к пещере, туда же Мария подпихнула Невилла. На подгибающихся от волнения ногах парни вошли в пещеру и сразу же увидели песчаное ложе, выложенное по краю огромными валунами, такое вот своеобразное гнездо было устроено их драконами. В песке лежали шесть яиц. Они были продолговатые и песочно-желтые, и как будто пористые, дырчатые, как лунная поверхность. Гарри и Невилл, завороженные чудом, медленно, словно во сне, опустились на колени и благоговейно прижали ладони к пупырчатым стенкам скорлуп. Дракончики. У них будут дракончики. Шестеро чудных драконяток, рожденных на воле.

— А когда они… вылупятся? — задыхаясь от переизбытка чувств, спросил Гарри.

"В апреле-мае", — мягко ответил Серенгети. А тут и у Невилла рассосался ком в горле и он смог наконец-то выговорить:

— А вы своих детей сами назовете?

"Возможно. Но не откажемся и от ваших имен".

Назад парни возвращались просто пьяными от счастья. Шли и спотыкались о корни, набивали шишки, натыкаясь на стволы, а перед глазами стояло песчаное гнездо с шестью яйцами. Теперь вопросы, заданные Горынычу, казались Гарри откровенно глупыми — конечно, у драконов тоже есть родители! Просто в питомниках-заповедниках роль матери-драконицы была незначительна: произвести на свет яйца и высидеть их, а потом драконоводы забирают их, чтобы новорожденные дракошки не успели привыкнуть к матерям. Они их сортируют по породе, росту и полу, распределяют или продают в другие питомники и заказники, где решают дальнейшую судьбу драконят — кого-то продают в банк Гринготтс для будущей охраны сейфа, кого-то отправляют на племя, если стати и порода позволяют, а кого-то отдают на шахту, где они многие десятилетия дышат огнем на залежи ценной руды, в глубине которых под воздействием драконьего пламени рождаются полудрагоценные минералы вроде махонита или драконита, очень красивые камни, такие, как искусственный малахит и арконит, янтарная яшма. Эти камни пользуются большим спросом у гоблинов, особенно после ювелирной отделки-огранки. Как ни странно, но камни, созданные из миндалин-зерен, достаточно ценны и считаются очень дорогими.

Горыныч всё ещё находился на квиддичном поле в окружении детей, и Гарри с Невиллом решили не мешать им, прошли мимо, к замку. Вскоре их нагнали Гермиона и Драко:

— Гарри, Невилл, ну как, есть яйца?

— Да, есть! — радостно просиял Невилл. — Будущим летом у нас будут драконята.

Гермиона расцвела, а Драко выглядел каким-то подавленным. Гарри сгреб его за плечи и легонько качнул:

— Ты чего, Драко, что случилось?

— У меня все шаблоны поломались, — уныло ответил Драко. — Мне всю жизнь, с пелёнок втолковывали, что драконы — это вселенское зло. Неразумные, свирепые, смертельно опасные. Когда мне было девять лет, папа свозил меня в Сноудонский заповедник посмотреть на валлийского зеленого дракона и я убедился в том, что учебник не лжет, они действительно опасны, злющие-презлющие, палят огнем во всё, что движется. И так было до первого тура Чемпионата Трех Волшебников. Первого дракона увел ты с Седриком, остальные двое исправно гоняли чемпионов. А потом выяснилось, что того дракона из Гринготтса купил ты и назвал его Серенгети. Ну ладно, это ещё можно признать, в конце концов исключения из правил потому и исключения, что подтверждают — правила порой нарушаются. Но сегодня… сегодня я узнал, что чертовы драконы ещё и разговаривать умеют. И русские фениксы тоже.

— Ну, — протянул Невилл. — Россия такая страна, знаешь? Там всё наперекосяк, простенько и примитивненько. Вот у нас анимагии пять лет учиться надо, а там раз-два и готово, достаточно просто захотеть. Мне вот приспичило, и я стал медведем, и обратно так же, очень понадобилось заговорить — и стал человеком.

— Да я уже понял, мне Блейз рассказывал, — благодарно отозвался Драко. — Гарри помог ему вернуть человеческий облик. Мне только странно было слышать, как разговаривает дракон.

— Ну так тому все удивились, не один ты… — хмыкнула Гермиона. Оглянулась назад, за ними уже какое-то время шел Рон и старательно грел уши. Сердито спросила:

— Хочешь что-то сказать?

Рон покраснел и сварливо заметил:

— Да, хочу, но только не тебе, не в твои девичьи ушки.

— Ой, тоже мне, пацанские секретики! — Гермиона собралась обидеться, но Невилл твердо удержал её за талию и миролюбиво кивнул Рону:

— Давай выкладывай, что у тебя там накипело.

Рон бросил злобный взгляд на Гермиону и начал:

— Когда я почувствовал, что повод в моей руке больше не повод, а холодное и очень липкое щупальце, я испугался. Я понял, что от него не вырваться. Белый конь рядом со мной превратился в неописуемо жуткую тварь, голова стала рыбьей, щучьей, видимо, я в них не разбираюсь, мне что щука, что карась, всё одно… Попытался стряхнуть с руки повод-щупальце, а оно не стряхивается, а напротив, ещё крепче вокруг запястья замоталось. А у меня с собой ни палочки, ни ножа… Палочку у меня мама отнимала, чтобы я на каникулах не колдовал. Так вот, тащит меня келпи в озеро, я вырываюсь, от страха совсем онемел, голос мой на берегу остался. Тут слышу, Даффи кричит:

— Ты куда, гад, мальчика тащишь? А ну верни его назад!

А потом он на меня трансгрессировал, обхватил со спины руками и ногами, посмотрел на меня с отчаянием и с криком «Прости, хозяин!» вгрызся мне в руку. Я так понял, келпи вообще касаться нельзя было, ни единого участка его гнусного тела. Вот так Даффи спас мне жизнь, Даффи — дикий домовик. Хотя в тот миг он мне больше гремлином казался, настоящим, полноценным гремлином, который не забыл, что он вредный дух механики. Я ему потом радиоприемник купил, сходил в деревню и купил, он был так рад.

— Я тебя понял, Рон… — тихо сказал Невилл. — Потомственный домовик даже под страхом смертной казни нипочем не решится отгрызть руку хозяину. Это для него невыполнимо, его главный постулат — это непричинение вреда своему господину, покуситься на его плоть — значит совершить смертный грех. Такой домовик на месте Даффи попытался бы перекусить щупальце келпи и, скорее всего, погиб бы сам, а не спас хозяина. Твой Даффи молодец, Рон.

— Кикимер, наверное, тоже дикий… — припомнил Гарри. — Регулус рассказывал, что он тоже чью-то руку отгрыз, чтобы спастись.

Ребята помолчали, укладывая в головах новые сведения, и медленно разошлись по своим местам-делам.

А на поле для квиддича тихо дремал трехголовый дракон: дети убежали на обед, и Змей решил воспользоваться передышкой. Смешные волшебники, так наивно удивляются его разумной речи, а ведь в Европе ещё есть говорящие сородичи… Вот Громобой, к примеру, почти не летает в последнее время, но не от старости, что вы! Драконы не стареют, просто утрачивают страсть к полетам. Надо бы навестить Грома на обратном пути и сказать ему, что в лесу близ Хогвартса найдется для него местечко и подходящая компания из двух молодых драконов. Так, кто там ещё остался в живых? Ах да, Квинт, но он в Китае и живет хорошо, нечего его дергать. А вот та малышка, что вылупилась из яйца шесть лет назад, бедняжка до сих пор хозяина своего ищет. Когда он в последний раз её видел? Жалко девочку, столько лет по свету белому скитается, всё чувствует, что где-то в мире её друг живет, который дал ей имя, ещё когда она в яйце сидела… Да, не позавидуешь её судьбе, сперва её яйцо из питомника присвоили, хорошо ещё она сформироваться успела, а то бы погибла, как пить дать. Потом её в карты проиграть пытались, да передумали почему-то, решили её прибить. Яд её кому-то понадобился, но малышка родилась с именем и памятью предков, сумела удрать.

Со стороны маленькой хижины на опушке леса Горыныч уловил движение и нехотя выдрался из объятий сна. С вежливым интересом взглянул на подошедшего бородача и отметил его крупные размеры. Бородатый верзила с восхищением смотрел на него и прицокивал языком:

— Ох, и хорош же ты! Дракоша, милый, можно тебя погладить?

Против этого Горыныч не возражал и спокойно дал себя потрогать — от него не убудет, а человеку приятно. Хагрид восторгался как дитя, лаская по очереди одну голову за другой, и бормотал, бормотал…

— Ух ты, красавец, ух ты, хороший! Эх… А я растяпа, знаешь? Я вот этими вот руками яйцо держал, уже знал, что в нем распрекрасный Норберт сидит, осталось его только дождаться, унести к себе и дождаться! Да я дурак, упустил его… типчик тот, в плаще который, всё передумал, отобрал яичко-то… грит, не хочу играть. Ну и… пшел он в задницу, гад!

Одна голова наслаждалась лаской, тихо балдея от блаженства, вторая голова слушала нехитрую речь Хагрида, а третья анализировала услышанное. Хагрид наласкался и собрался уходить, но центральная голова его тормознула, лениво бросив:

— Так это твой дракон тебя ищет? Пять лет по белому свету скитается, всё надеется встретить того, кто ей имя дал.

— Норберт? — растерянно спросил Хагрид.

— Норби, Норби! Дочка моя приемная. Тот типчик, как ты выразился, в плаще, её в Лютном сбагрил кому-то на яд, и едва собрались ей голову отрезать, так она своим именем воспользовалась, открыла свой драконий портал, и только её и видели. А раскрылся он другим концом в Норвегии, куда её драконья магия закинула, а я в ту пору там как раз пролетом был. Встретились мы, короче, я её к себе взял, сиротинушку такую, маленькую, бедненькую. До года под боком росла, от меня ни на шаг, а потом начала отлетать всё дальше и дальше, друга своего искать отправилась, который её именем спас. Ну что ж, Бородач, надеюсь, что я не ошибся и ты действительно тот человек. Я пошлю ей весточку, пусть летит сюда.

Настал декабрь, а за ним и первые зимние каникулы. Ох, с такой радостью Гарри рванул домой, ещё бы, целое лето за границей провел, домой только на недельку заскочил, и снова уезжать пришлось, на сей раз в школу.

Встречали Гарри Снейпы и Дурсли, окружили, обняли, переноску с котом забрали и давай тормошить. Гарри заметил что-то странное в облике отца, но что, так и не понял пока, ладно, потом присмотрится. Дядя Вернон завез Снейпов домой, высадил и укатил. Гарри проводил машину взглядом и переключился на свой новый дом, надо же, а он уже и забыл, что проживает теперь по новому адресу. Со стороны левады донеслось ржание, Гарри засмеялся и побежал здороваться с Дасом. Гнедой клайд обдал Гарри теплым дыханием из ноздрей и ласково ткнулся нежным храпом в его ладони. Юноша с восторгом вглядывался в огромный блестящий глаз, его не покидало невероятное ощущение контакта, конь смотрел на него, взглядом подчеркивая и отмечая его суть. Нереальное впечатление, лошади обычно не видят человека, а если и косятся в его сторону глазом, то лишь потому, что он явился как раздражитель, как некое досадное обстоятельство лошадиного бытия. В обычном её состоянии человек всего лишь часть общей панорамы, как дерево, к примеру, или забор. А тут… Дас смотрел на Гарри, Дас видел Гарри, выделял его глазами, и не только выделял, он легонечко толкал парня в плечо, терся носом о щеку, а потом даже языком провел по той же щеке, отчего Гарри просто опешил и чуть не растаял от счастья — это совершенно невероятное чувство, знать, что тебя любит огромная и сильная лошадь!

Натешившись и наласкавшись, Гарри вошел в дом, разделся, отнес чемодан наверх. Быстренько распаковал и, собрав кучу грязной одежды, отнес ее в стиралку. Включив машину, парень покинул цокольный этаж и поднялся в кухню, Северус обернулся от плиты, и Гарри словно налетел на невидимую стену — у отца не было волос. От слова «совсем». Голый и гладко выбритый череп так не вязался с привычным образом грозного профессора Снейпа, что Гарри снял очки и протер глаза, от неожиданности проглотив язык. В глазах Северуса мелькнули смешинки, и он двинул правой бровью, как обычно, беззвучно спрашивая — а что случилось? Гарри нащупал язык и заставил его шевелиться, с трудом выдавил, для точности показывая пальцем на лысую черепушку:

— Зачем?..

— Ох, Гарри! — вместо Северуса заговорила Дженни. — Папа подвал красил, а Джон Сайрус как-то ухитрился сбежать из-под моего надзора, он вообще любит во все щели залезать, порой мы его по всему дому ищем… Так вот, папа под лестницей наводил последнюю шпатлевку, а Джон на него сверху банку с олифой опрокинул, всего отца залил. Ну ты же сам знаешь, что в её состав входят янтарь и прочие древесные смолы, ну и вот…

Гарри честно старался не ржать, но это у него плохо получалось, образ Снейпа со слипшимися от лака волосами перебивал здравый рассудок, и предательский гомерический хохот так и рвался наружу. И Гарри не выдержал, истерически захохотал, беспомощно валясь на стол. Северус картинно надулся и оскорбленно отвернулся от предателя-сына, скрестив на груди руки. Гарри подавил смех, подошел и со спины обнял отца.

— Прости, пап. Фух, а я соскучился…

Северус положил свои руки поверх рук сына и мягко сжал их:

— Я тоже соскучился. Как учеба?

— Нормально, — Гарри вздохнул и отстранился, отпуская папу. — Кузя хороший зельевар, его все любят. Он столько нового нам рассказал, а недавно показал русского дракона и Жар-птицу.

Каникулы начались, а вместе с ними возобновились походы по врачам, профилактики, осмотры, подписи-печати. В то же время Гарри получил и второй маггловский паспорт, а первый детский отправился в архив вместе с проездным.

Джон Сайрус действительно любил залезать во все мыслимые и немыслимые щели, порой казалось, что в доме не один Джон, а несколько, иначе как объяснить тот факт, когда Гарри, войдя на кухню, обнаруживал открытые конфорки у плиты, и это при том, что Дженни всего минуту назад покинула кухню? В это же самое время Джон умудрялся переделать массу дел: а) съесть кошачий корм из миски Симона; б) выудить откуда-то ножницы и искромсать на ленточки тюлевые занавески в столовой; в) заляпать пластилином все лаковые поверхности, включая себя самого; и г) все это шустрый малыш проделывал на глазах у семи нянек. Вот честное слово, смотришь на него и умиляешься — ах, какой милый карапузик! — и в упор не видишь, что милейший лапочка старательно обмазывает твою юбку красненькими следочками-ладошками от кетчупа синхронно по подолу и на уровне своего роста, то бишь до попы. И никакой магии, просто есть у деток такой талант — всё портить и ломать, даже сверхпрочные вещи. Например, он сломал очки старшего брата, причем так, что восстановлению они не подлежали. Гарри аж в затылке почесал — и как он это сделал? В целях эксперимента парень попробовал точно так же сломать вторую дужку. И ничего не вышло, смелости не хватило. Только маленький ребёнок способен так выкрутить и выломать нафиг прочную сталь. В итоге пришлось записаться к окулисту и заказывать новые очки.

Кеннет тоже внес свою лепту в семейные дела, приволок откуда-то с улицы немецкую овчарку и заявил, что это его друг и зовут его Туман! Родители затравленно переглянулись и начали осторожно выспрашивать у сынули — а где он собачку взял? — оказалось, нашел пса на ферме, привязанного к будке. Папа схватился за лысую голову, хотел, видимо, в волосы вцепиться, но не было их ныне, волос… Натянул дутую куртку, замотал шею шарфом, взял сына за руку, а пса на поводок и пошел разбираться. Вернулись назад под вечер и втроем. Ферма оказалась брошенной, собачка — тоже. Нерадивый хозяин попросту бросил её помирать с голоду, вот с голодухи той собачка и выла, и её жалобные вопли услышали малыши, лазающие по окраине в поисках как раз таких брошенных домов, чтобы поживиться там чем-нибудь. Ну и поживились... Ден Морган позаимствовал стопку книг, Стивен Гордон, младший брат Майкла, разжился сломанным паровозиком, а Кеннет — овчаркой.

Северус с отчаянием смотрел на сына, не зная, как его убедить отказаться от собаки, здоровенная псина чистейших арийских кровей ну никак не вписывалась в их домашние планы. Им вполне хватало Симона и Санта Лапуса для украшения каминов и роялей. Чувствуя, что Туман в опасности, Кеннет мимикрировал под очень хорошего мальчика, старательно пил подогретое молоко, от которого раньше шарахался, как черт от ладана, чистил зубы и мыл уши, слушался папу-маму с полуслова, в общем старался изо всех сил задобрить родителей. А пёс в конце концов достался Гарри. Ему очень понравился плюшевый и мягкий зверь, общение с Тузиком-Кузей не прошло даром, что-то эдакое заронилось в душу Гарри, когда он командовал собакой в школе. Правда, сам он звал пса Байкалом, так как считал, что эта кличка больше подходит немецкой овчарке. Ну а псина не возражала, одинаково охотно отзывалась на обе клички. Кеннета, своего спасителя, он о-бо-жал. Слушался как родную маму, выполнял все команды, даже те, которых не существовало, например «скажи мяу», и что вы думаете? Он мяукал. Сожмет губы и тянет «мм-мя-му-у-у»… Чудо какое-то немыслимое.

Ещё он катал Кеннета и его друзей на санках, прокатил и Гарри как-то раз. Сел Гарри по приглашению Кеннета на санки, пацан важно велел Туману сидеть и отошел на другой конец улицы, и оттуда, видимо, позвал, потому что Туманный Байкал ка-а-ак рванет с места в карьер, Гарри едва не свалился с саней, но успел вцепиться в них. Сто метров ветер свистел в ушах, а потом на повороте Гарри улетел в сугроб, потому что санки опрокинулись, конечно, без тормозов-то…

Сами понимаете, при такой рекомендации самого себя Туман остался жить у Снейпов, к величайшей радости мальчишек.

Благодаря Туману Мерлин помирился с Гарри, он любил собак, а густая шерсть овчарки просто создана для птичьего клюва. И Мерлин усаживался псу на спину и закапывался по самые «уши» в мягкий подшерсток в поисках гипотетических блох. Его подруга постепенно привыкала к людям, но оставалась всё-таки дикой птицей, и к весне она, скорей всего, улетит на родину. Одна или с Мерлином, покажет время.

А так Гарри жил на два дома, на Тисовой и на Речной, благо что и там, и там его одинаково ждали любящие семьи, уютный и теплый дядя Вернон, рядом с которым было так здорово смотреть телепередачи, высокий и крепкий Дадли, никогда не отказывающий дать вразумляющего тычка по шее, и домашняя, родная тётя-мама Пэт, пекущая бесконечные пироги. Это на Тисовой, а на Речной надо было быть всё время начеку, следить за Джоном Сайрусом, вовремя ответить на сложные вопросы Кеннета, помочь папе на кухне, а Дженни по дому. Кроме того, на обеих улицах были компании ребят, которые никуда не делись и были с ним с незапамятных времен, ещё до первых игр в песочнице.

Каникулы у Невилла выдались довольно напряженными, к Фрэнку бабушка приставила семейного домовика по имени Квакер. Алиса сейчас была более-менее самостоятельной, сама себя обслуживала, робко и нерешительно назвала Августу матушкой, привыкала считать Невилла сыном, а себя его мамой. Старинные друзья и приятельницы Августы были недовольны тем, что она урезала бальные вечеринки. Дамы кривили напудренные носики, джентльмены щурили выцветшие глазки сквозь монокли и единодушно бухтели, что-де Августа не иначе как состарилась и потеряла последние остатки мозгов, раз взяла на себя эдакую обузу. Сами понимаете, как "приятно" было Невиллу всё это выслушивать. Он злился и бесился, а оставшись в одиночестве, срывался в бессильный плач. Чего этим ведьмам не хватает, а? Охотничьих клубов и салонов в Англии дофига, что им стоит потусоваться там?! Так нет же, подавай им мэнор Августы Долгопупс! У, крокодилы во фраках!.. Квакер удрученно качал древней головой, видя страдания молодого господина, и однажды не выдержал, посоветовал:

— Мастер Невилл желает прогнать нечестивых господ?

Невилл вытер распухший нос и посмотрел на старого домовика:

— Как? Меня же сразу запишут в отщепенцы и позор рода.

— Мастер Невилл может позвать в гости друга, которому наплевать на политесы… — скромно моргнул Квакер.

Невилл с почтением пожал руку старого домового и кинулся в совятню. И полетело к Рону письмо с просьбой одолжить на недельку небезызвестного Даффи.

Прочитав письмо, Рон не поверил, перечитал снова, а вникнув, долго ржал. Успокоившись, позвал Даффи, а когда тот явился, Рон снова поржал, прежде чем скомандовать:

— Ступай к Невиллу, повеселись.

Ну Даффи и повеселился. За одним старикашкой, куда бы тот ни пошел, хитрый гремлин рассыпал дорожку из песка, та ещё картинка: шаркает древний дед, а из него на паркет сыпется с печальным таким шорохом мелкий песочек. Под ногами одной бабульки периодически начала появляться лужица, что тоже не красило её, все вокруг начинали коситься — ай-ай-ай, в её-то возрасте да недержание!.. Одна, садясь или вставая, издавала громкое пуканье. Фантазии Даффи были неистощимы. Невилл, глядя на это, тоже включился в забаву, и одному самому крепкому и упертому старичку в темных коридорах начали мерещиться… медведи. Огромные, рычащие и свирепые медведи-гризли. Дедок с воплями вылетал из длинных переходов и долго-долго заикался, что вон там на него напал страшный медведь. Ага, в декабре и посреди Лидса, густонаселенного города, и в защищенном замке-мэноре. Позор за позором, один-другой поставил себя в неловкое положение, да и рассеялись потихоньку-полегоньку из дома Августы гости, желающие потусовать на халявщинку. И не надо мне тут моральничать, мол, старость уважать надо, я не спорю, просто некие реликты ведут себя крайне безобразно, стремясь красиво пожить за чужой счет.

На Рождество Фрэнк сделал подарок — пришел в себя и вполне осознанно посмотрел по сторонам. Говорить не начал, но маму и жену узнавал. Невилла не узнал, отнесся к нему, как к незнакомцу, но это понятно почему…

Рождественский подарок получил и Хагрид. Аккурат перед сочельником на него с турбинным ревом свалилась с небес некрупная драконица, повалила в снег и страстно вылизала лицо, едва не слизнув бороду.

— Норби! — ахнул Хагрид, поняв, кто перед ним, и распростер объятия. — Норби, доченька моя! Ты помнишь мамочку?!

А Норберта, молодая самочка норвежского горбатого, продолжала благодарно вылизывать широкое лицо «папеньки», человека, который случайно спас её от смерти, дав ей имя, пока она сидела в яйце.

Кузьма Лиходеев стоял возле окна и смотрел на встречу Хагрида и его дракона, на его плече, на специальном кожаном наплечнике, сидела Калина, предусмотрительно уменьшившись до размера голубя. Легонечко коснувшись его щеки, птица негромко проговорила:

— Горынычу будет скучно без неё.

— Ничего, — улыбнулся Кузя. — К нему Громобой переселится, он устал от Англии, хочет пожить где-нибудь в глуши. Горыныч пригласил его погостить в Брянский лес, самое подходящее для него место.

Праздник шел по миру, заглядывая в каждое окно и дымоход. И дети всего мира, вскакивая с постелей рано утром, неслись в гостиные, чтобы под ёлками или в чулках, висящих на каминных полках, найти подарки, обещанные Санта-Клаусами, Дедами Морозами, Рождественскими Никами, Пэр Ноэлями, Йоллупукками и прочими новогодними дедушками, и, огласив дома счастливыми воплями, задушить на радостях пап и мам. И повсюду раздавалось бессмертное и традиционное:

— С Рождеством, дорогой!

— Счастливого Рождества!

— Мама, папа, мы любим вас!