Нас запомнят войной, но пусть назовут прощением (гет)

Примечания:

Поздравляю и себя, и вас с первым сданным экзаменом, готовьте платочки ?

Двадцать второе декабря, 1999 год. Среда

Гермиону будит запах кофе. Она поворачивается на другой бок, но половина Драко уже пуста, хотя вмятины от тела на матрасе ещё свежие. Гермиона поднимает руки над головой и снова чувствует несоразмерную возрасту боль.

По коридору раздаются лёгкие шаги, в комнату просовывается светловолосая голова. Серебристые глаза находят её, и пускай выражение его лица остается непроницаемым, спину Гермионы обдаёт жаром.

— Грейнджер, — приветствует Драко, — как мило, что ты решила проснуться.

Гермиона трёт глаза — она уже давно так хорошо не спала.

— Который час?

— Половина одиннадцатого. Я думал, ты так и не встанешь.

Гермиона моргает. Вместо ответа она встаёт и раздвигает тёмные шторы; её встречает свежевыпавший снег и солнечный свет.

— Кофе готов, — добавляет Драко. — Джуни принесёт завтрак, собирайся пока.

Она кивает, но не отвечает. Драко уходит, а Гермиона смотрит в окно на заснеженный мир и пытается проснуться. Прошло тридцать девять дней с тех пор, как она вышла замуж за Драко Малфоя в магловской церкви, и, признаться честно, ожидания от брака совсем не оправдались.

Драко открыт в проявлении чувств. Не так, как Рон: он не делает никаких откровенных заявлений, не склонен к публичным примирениям и ссорам из-за ревности. Зато он приносит кофе по утрам и каждый день оставляет сообщения в ежедневнике, даже если Гермиона сидит в соседней комнате. По ночам он запускает пальцы в её волосы, когда думает, что она спит, и, обнимая, шепчет на ухо: «Грейнджер».

Это неожиданно, но, безусловно, приятно.

Становится только хуже, стоит вспомнить, что, в конечном счёте, она пытается разрушить то единственное, что их объединяет. У Гермионы есть недостатки, но глупость не один из них; она видит, что Драко привязался к ней, может быть, она ему даже нравится, но за каждое мгновение, проведённое с ней, он плюет в лицо наследию. С рождения Драко готовился к жизни, к которой она не имеет никакого отношения, и Гермиона не совсем уверена, что сможет с этим справиться. Не уверена, хочет ли она ввязываться в новую битву, в этот раз зная, что шансы проиграть непомерно велики.

Гермиона вздыхает, поднимает с пола его рубашку и надевает поверх тонкой пижамы, чтобы согреться. Когда она выходит из спальни, коридор залит солнечным светом, и до носа доносится запах готовящегося Джуни завтрака.

Драко сидит за столом: вокруг тарелки с тостом громоздятся стопки книг, и он читает, параллельно жуя. Окажись здесь Гарри, он бы закатил глаза, потому что единственный человек, которого он когда-либо видел читающим за едой, — это Гермиона.

— Госпожа Малфой. — Джуни взмахивает рукой, и тарелка опускается на единственное свободное место на столе. — Джуни приготовила ваш любимый завтрак!

Гермиона улыбается.

— Спасибо, Джуни. И в который раз повторяю, можешь называть меня Гермионой.

— Конечно, госпожа Малфой. Джуни вернётся, как только закончит с обязанностями в поместье. — Эльфийка трансгрессирует прямо из дома, что технически противоречит всем законам магии.

— Магия домовиков воистину необыкновенна, — говорит Гермиона, выдвигая стул и усаживаясь напротив Драко.

Он поднимает на неё взгляд.

— Это я уже слышал, Грейнджер.

— Почему все в моей жизни отказываются звать меня по имени? — возмущается она.

Драко ухмыляется и захлопывает книгу, сосредотачиваясь на жене.

— Приношу свои извинения, Гермиона.

Её имя, слетающее с его губ, звучит почти неприлично, и Гермиона чувствует, что краснеет, несмотря на попытки сдержаться. Он жадно рассматривает её, и Гермиона знает наверняка, что происходит, когда Драко Малфой смотрит на неё с таким выражением.

Стук в окно разрушает чары, Малфой откладывает недоеденный тост, встаёт и впускает знакомую сипуху.

— Привет, Жюльен, — здоровается Гермиона из-за стола. Сова в ответ дружелюбно ухает, поворачивает голову и одаривает Драко недоверчивым взглядом.

— Эта твоя сова меня ненавидит, — жалуется Малфой, срывая письмо с лапки и чудом уклоняясь от клевка.

— Нет, — усмехается Гермиона, — она просто знает, что ты её боишься.

Драко сердито смотрит в ответ.

— Я не боюсь какой-то совы-недоростка, Гермиона.

— Ну не знаю, — лукаво произносит она. — Чем-то он мне напоминает одного небезызвестного гиппогрифа, а мы оба знаем, какая у вас с ними крепкая дружба.

— Тот вонючий гиппогриф чуть не оторвал мне руку! — восклицает Драко. — Они опасны и не подходят для изучения третьекурсникам!

Гермиона жуёт яичницу и ждёт, пока возмущение на лице Драко спадёт. Когда это происходит, он просто закатывает глаза и возвращается к столу, размахивая письмом, которое забрал у Жюльен — сова остаётся сидеть на подоконнике и принимается чистить перья.

Гермиона разворачивает пергамент и читает:

«Гермиона, Как вы с Малфоем смотрите на ужин сегодня вечером? Рон придёт, Невилл тоже. Не нужно ничего приносить, вся еда с нас, собираемся в пять. Гарри».

— Чего Поттер хочет?

— В последний раз повторяю, Драко, его зовут Гарри! — Гермиона сердито смотрит на мужа. — Вот вроде улучшения на лицо, а ты всё так же не можешь называть его по имени.

Драко ухмыляется.

— Само собой, вспомни, что я не звал по имени и тебя, пока не женился, а ты мне нравишься значительно больше, чем Поттер.

Гермиона краснеет, растеряв все аргументы из-за его признания. Драко, не дождавшись ответа, взмахивает палочкой, отправляет тарелку в раковину и снова садится за чтение.

— Он хочет, чтобы мы пришли к нему на ужин, — наконец объясняет Гермиона. — Там будут Джинни, Невилл и Рон.

— О, здорово, — выдыхает Драко, перелистывая страницу. — Как говорится, прямиком в пасть льва.

Гермиона невольно смеётся.

— Боишься парочки гриффиндорцев, Малфой?

Он смотрит на неё исподлобья.

— И не мечтай, Грейнджер.

— Отлично, тогда напишу, что мы придём, — говорит она, быстро набрасывая ответ. Драко не возражает, поэтому Гермиона подходит к Жюльен и аккуратно прикрепляет письмо к лапке. — Передай это Гарри, Жюльен. Спасибо большое!

Крупная сипуха прижимается головой к её руке, и Гермиона несколько раз нежно поглаживает перья. Птица тихонько ухает и вылетает в окно.

Оставшаяся часть завтрака проходит в тишине: Гермиона с удовольствием греется в лучах солнца напротив окна и слушает, как Драко листает страницы и время от времени хмыкает, обнаруживая что-нибудь занятное. Мирно и спокойно.

У камина стоит недавно украшенная ёлка с золотыми лентами и серебряными фонариками — не самое лучшее сочетание, но они с Драко договорились, что каждый добавит цвета своего факультета. Вместо ангела на верхушку, как с детства привыкла Гермиона, они водрузили большую сверкающую звезду. Пускай украшения перемешались, так даже лучше — для Гермионы это первая ёлка с тех пор, как она покинула родительский дом. Первые послевоенные каникулы прошли по-настоящему ужасно, и тогда Гермиона цеплялась за каждую секунду покоя, которую могла себе позволить.

Ей повезло — когда только объявили о ВМН, она и представить себе такого не могла. В этот самый момент сотни ведьм и волшебников готовятся встретить праздники с супругами, которых они не выбирали, или ещё хуже.

Предстоящее заседание Визенгамота в грядущем году давит на плечи мёртвым грузом — Гермиона усердно готовится к выступлению день за днём, Драко помогает, но всё же за целый месяц им не удалось далеко продвинуться. Отчасти потому что они просто-напросто не нашли никаких лазеек в Законе, но Гермиона бы солгала, если бы сказала, что бросила на поиски все свои силы.

Выражение лица Рона на недавнем приёме Ноттов давит на меньше. Её лучший друг несчастлив — он застрял между женщиной, которая его не любит, и законом, который приковывает его к ней. И ведь Ханна не плохой человек: Рон рассказывал, как она обустраивает их новую квартиру, готовит ужины и правда старается. Он рассказывал, какая она добрая и как иногда, забывая о том, насколько мир прогнил, отпускает остроумные шутки, и они вместе смеются.

— О чём задумалась, Грейнджер?

Гермиона моргает. Драко смотрит на неё, и она понятия не имеет, как долго это происходит. Она вздыхает.

— Я не имею ни малейшего представления, как нам избавиться от ВМН.

— Это рождественская ёлка навела на такие мысли?

Гермиона закатывает глаза в ответ на сарказм.

— Малфой, я серьёзно. Мы до сих пор не знаем, почему Розмерта помогла Кингсли, и Кингсли ли вообще его придумал!

— Гермиона, мы работаем над этим! — с жаром произносит Драко. — Ради чего мы каждый вечер часами читаем о старых семейных традициях и истории чистокровных браков? Мы максимально подготовились к твоим слушаниям.

Глаза жгут слёзы разочарования, но она категорически отказывается портить прекрасное утро, которое они провели вместе.

— Я знаю. Знаю.

— Повтори со мной ещё раз, — тон Драко смягчается, — совпадения.

Гермиона медленно выдыхает. Бесполезная затея, она произносила эти слова столько раз, что могла бы повторить их даже во сне.

— Мы знаем, что они основывали подбор пар на предварительной информации о персональных и деловых интересах каждого человека, а так же семейной истории. Мы знаем, что эту информацию передал кто-то — скорее всего Розмерта, и она собирала её годами, подслушивая разговоры клиентов, — хотя не знаем, зачем ей это понадобилось. Наиболее вероятной причиной принятия закона, помимо официального роста населения, является укрепление экономики за счёт стимулирования бизнеса и инвестиций.

— За исключением… — добавляет Драко. Он знает свою роль и покорно исполняет её.

Гермиона вздыхает.

— Мы не знаем, почему по какому принципу подобраны отдельные пары — возможно, они были выбраны случайным образом для тех, о ком не имелось достаточно сведений. В основном это касается маглорождённых и полукровок.

— Так как же нам дискредитировать этот процесс?

Она дёргает себя за прядь волос.

— Понятия не имею.

Взгляд Драко останавливается на браслете, который он подарил ей вечность назад на помолвку. Гермиона потирает лазурные камни и улыбается. С каждым днем, когда ни ей, ни Полумне ничего не угрожает и никто не пытается повесить самоубийство Трейси Дэвис на Маркуса Флинта, Гермиона всё больше убеждается, что у неё развилась паранойя, раз она решила, что министерство могло попытаться подставить бывших Пожирателей смерти.

— Я хочу тебе кое-что показать, — говорит она, удивляясь сама себе. Она умеет хранить секреты — всегда умела.

Драко прищуривается, не отводя взгляда.

— Что?

Гермиона встаёт и жестом приглашает его следовать за ней. Она распахивает дверь в кабинет, и сразу же становится легче от вида множества книжных полок. Всё время их с Драко совместного проживания кабинет принадлежал только ей одной — тот заглядывал пару раз, но никогда не задерживался надолго.

Гермиона подходит к сундуку, открывает и откидывает крышку, показывая на потайную лестницу, ведущую вниз, где теплится тусклый источник света.

— Итак, на мой сундук наложено заклятие незримого расширения, — признаётся Гермиона.

Драко раздраженно выдыхает — где-то между смехом и недоверием.

— Гермиона, ты хочешь сказать, что применила не одно, а два запрещённых заклинания и каким-то образом не попалась министерству?

— Два? — невинно переспрашивает она.

— Думаешь, я не заметил ту сумку, которую ты повсюду таскаешь с собой после войны? Однажды ты вытащила оттуда три книги. Три, Грейнджер. Только идиот не понял бы, что она заколдованная.

Гермиона пожимает плечами, но уголок рта приподнимается в улыбке.

— Что мне с тобой делать, ведьма? — спрашивает Драко.

— Надеюсь, ты заглянешь в мой незаконно расширенный сундук и поможешь найти способ отменить глупый правительственный закон? — Гермиона широко улыбается.

— А я-то всегда думал, что в Хогвартсе ты не в своей тарелке, — рассуждает Драко, спускаясь по лестнице.

Она ждёт внизу и молчит. Терпение вознаграждается, когда Драко пристально рассматривает каждый угол доски, проводя пальцами по кнопкам и ниткам, соединяющим пары. Его палец натыкается на собственное мрачное лицо, напечатанное на серой газетной бумаге.

— Где ты это взяла? — тихо произносит он.

— В «Пророке», когда написали про твою маму, — говорит Гермиона, подходя и становясь рядом. Она невесомо проводит пальцами по фотографии. — Мне показалось, ты выглядел грустным. Наверное, именно поэтому я тогда написала тебе. Поняла, что ты скорее всего уже знал о её болезни.

Драко отрывает пальцы от доски.

— Значит, ты догадалась, что министерство, возможно, пытается поймать Пожирателей смерти с поличным.

Это не вопрос — она ждала гнева или удивления, но Драко говорит бесстрастным голосом. Это пугает её сильнее, чем ярость.

— Да, — шепчет она.

Он выдыхает медленно, ровно; Гермиона почти дрожит от волнения. Драко избегает её взгляда, глядя только на неряшливые строчки, написанные её рукой: «Они планируют обвинить Пожирателей смерти в убийствах жён?».

— Я ожидал, что ты быстро поймешь, — говорит он. — Неделю за неделей ждал, когда ты что-нибудь скажешь.

Гермиона хмурится и тянет его за руку, пока он не поворачивается к ней лицом. Его серебристые глаза скользят по ней, но теплоты, которая поселилась там всего несколько мгновений назад, не видно.

— Ты тоже мог бы что-нибудь сказать, — возражает она, поднимая руку и потрясая браслетом. — Не думай, что я не поняла, что ты подарил мне этот браслет, зная, что я могу оказаться в опасности, — мог бы и сам сказать!

Драко хмурится.

— Грейнджер, ты едва могла смотреть на меня без содрогания, когда я тебе его дарил. Думаешь, если бы я тогда добавил, что твоя жизнь может находиться в опасности, это улучшило бы ситуацию?

Гермиона сдувается — он прав. Рука опускается вдоль тела.

— Я не злюсь, — объявляет Драко.

— А мне кажется, что да, — хмуро отвечает она.

Неожиданно он наклоняется и прижимается губами к её лбу. Драко тёплый, от него приятно пахнет, и Гермиона чертовски устала от неопределённости в их отношениях.

— Я не злюсь, Гермиона, — повторяет он, обдавая кожу дыханием. — Ты не ошибаешься, я думал, что министерство может попытаться подставить и нас с Тео. Когда Трейси Дэвис оказалась мертва, то ещё больше уверился. Я даже не сказал Тео, но поделился с Тельмой. Мне сказали, что домашние эльфы — бесценные защитники.

Гермиона отстраняется и недоверчиво смотрит на Драко.

— Ты… ты только что назвал домашних эльфов бесценными?

Он смеётся.

— Грейнджер, ты мне уже которую недель рассказываешь о ценности домашних эльфов и их невероятно уникальной магии. Именно ты убедила меня начать платить Джуни… Неужели тебе действительно не приходило в голову, что если ты попросишь её, то она по доброй воле свергнет министерство ради тебя?

Гермиона не может сдержать улыбки: она стоит в маленьком кабинете, полном книг и теорий заговора, а Драко Малфой, мальчик, который когда-то считал её никчёмной, задумчиво теребит её локон, размышляя о важности домовиков.

Ей ужасно хочется, чтобы Люциус Малфой увидел это своими глазами.

Хотя, если бы Люциус оказался здесь, Драко бы здесь не было — в этом она уверена.

— Чего я не могу понять, так это почему Розмерта выдала им информацию, — говорит Драко.

Гермиона морщится.

— Может… может, на неё наложили Империус?

Драко качает головой, его лицо приобретает скорбное выражение.

— Нет.

— Почему… почему «нет»?

— Её было… трудно контролировать, — признаётся Драко. — Мне постоянно приходилось преодолевать сопротивление, и не столько из-за чувства вины, сколько потому что она очень, очень сильная ведьма. Именно поэтому её объединили с Кингсли. Сомневаюсь, что найдётся даже пара волшебников, которые смогли бы наложить на неё заклятие.

— А что насчёт Кингсли? — Даже сам вопрос Гермионы звучит как предательство — Кингсли может быть кем угодно, но она никогда не считала его поклонником тёмных искусств.

— Сомневаюсь, — задумчиво произносит Драко, — он не производит на меня особого впечатления. Возможно, Хоксворт, но отец ни разу не упоминал при мне его выдающиеся способности к магии, так что вряд ли — человек, сделавший это, должен суметь поддерживать заклятие.

У Гермионы в груди расцветает страх.

— Что… что, если дело не в магии?

— О чём ты?

Гермиона подходит к зернистой фотографии Розмерты. От неё тянутся нити, связывающие её с другими парами — Розмерта должна была знать о Кэти Белл, о талантах Невилла в травологии и навыках Панси в зельеварении. Едва ли нашлось бы что-то, о чём она ни разу не слышала за долгие годы работы.

Однако, несмотря на количество нитей вокруг, Гермиона не нашла никаких свидетельств наличия у неё семьи. Розмерта — до брака с Кингсли — была, по-видимому, незамужней, бездетной и одинокой в отношениях. Она была тайной, покрытой мраком.

— Что, если… что, если они угрожают ей? — говорит Гермиона, касаясь пальцами улыбающегося изображения женщины. — Я не смогла найти ничего про её родственников или близких, но вдруг у неё есть кто-то, кого она должна защищать?

— Тогда я бы об этом не знал, — медленно отвечает Драко. — Империус — в некотором роде… хитрое заклинание. Она бы сказала или сделала всё, о чём бы я ни попросил, но я никогда не спрашивал о её личной жизни, только о людях, которых она видела или с которыми разговаривала. И будь она умна — а я не сомневаюсь, что так и есть, — она бы намеренно избегала сообщать мне любую информацию о себе.

Гермиона продолжает рассматривать лицо Розмерты, словно пытаясь прочесть мысли по колдографии.

— Грейнджер, — голос Драко звучит мягко, — давай вернёмся наверх. Здесь мы больше ничего не выясним. Твоя встреча с Визенгамотом расскажет больше.

Она следует за ним с ватными ногами и тяжёлым сердцем.

* * *

Гарри уже ждёт, и, не успевает Гермиона постучать в дверь на Гриммо, та с готовностью распахивается. Гермиона входит, Драко следует за ней, с некоторым подозрением оглядываясь по сторонам. Он никогда не видел, чтобы дом в городской черте просто появлялся при приближении, и сила Фиделиуса потрясает.

— Входите! Невилл уже здесь, Рон немного задерживается. — Гарри жестом приглашает их в гостиную и вешает пальто на крючки.

Гермиона улыбается при виде Невилла и сразу же втягивает его в объятия.

— Невилл, как я рада тебя видеть!

— И я тебя, Гермиона, — отвечает Невилл. Он откидывается на спинку стула и кивает Драко. — Малфой — Панси передавала привет. У неё ужин с матерью, и она не смогла сбежать.

Драко кривит лицо.

— Ты поступил умно, что не пошёл туда, Долгопупс. Мать Панси — дьявол во плоти.

— Вообще-то, — Невилл морщится в знак согласия, — мне больше нельзя появляться в поместье Паркинсонов.

Кислое выражение лица Драко меняется на приятно удивлённое.

— Долгопупс, как-нибудь обязательно расскажи, как тебе это удалось. Я много лет пытался добиться запрета на доступ в поместье Паркинсонов.

Диалог прерывает Джинни, входя в гостиную с двумя стаканами огневиски и бокалом вина. Она протягивает виски Невиллу и Драко, вино — Гермионе, а сама устраивается на маленьком диванчике, втиснутом в угол, — одном из немногих, что остались от старой мебели после ремонта. Гарри не захотел расставаться с некоторыми вещами Сириуса, и выцветший красный диван особенно выделяется в новой гостиной.

— Как оно, Невилл? — осторожно спрашивает Гарри, усаживаясь рядом с Джинни с бокалом в руке. — Я имею в виду, Паркинсон.

Невилл слегка пожимает плечами и смотрит на огневиски.

— Хотите знать правду?

Выражение его лица незнакомое, Гермиона прижимает свободную руку к бедру, чтобы унять нервную дрожь. Они с Невиллом дружат давно — он никогда не скрывал своих чувств; честность заложена в само его естество, и такое явное её подавление пугает.

— Да, — выдыхает Гермиона. В их последнюю встречу она была приятно удивлена, но если у Невилла с ней проблемы, Гермиона без колебаний предложит помощь.

Невилл вздрагивает и поднимает глаза, обводя глазами комнату. Он тяжело вздыхает.

— С Панси трудно. Но не в том смысле, как вы можете подумать.

— В чём же тогда дело? — спрашивает Джинни.

Невилл колеблется.

— Панси… верная.

На лице Гарри отражается недоверие, но Гермиона удивляется смешку Драко. Он откинулся на спинку дивана, наблюдая за происходящим прищуренными серыми глазами. Стакан в руках почти пуст, и Гермионе интересно, нервничает ли он сильнее, чем показывает, находясь сегодня здесь.

— Хочешь что-то добавить, Малфой? — хмурясь, спрашивает Гарри.

Драко вздыхает.

— Я знаю, что мы не ладили в школе, но, полагаю, на пятом курсе вы замечали, что я… не лучшим образом проводил время?

— Да, — мгновенно отвечает Гермиона, — конечно, да.

Драко бросает на неё взгляд.

— Разумеется, ты заметила, Грейнджер. Ты всё замечаешь.

Гермиона смотрит на него, и постепенно к ней приходит понимание.

— Ты был не один, да?

Удивительно, но отвечает Невилл:

— Конечно, он был не один. Большинство из них оказались в одинаковых условиях — половина слизеринских семей либо пришла в ужас от возвращения Волдеморта, вызванный прошлым дезертирством, либо они и без того содействовали ему, что обычно означало пытки для поддержания контроля или принуждение становиться Пожирателями смерти.

— Панси? — спрашивает Джинни, почти не дыша.

Невилл пожимает плечами.

— Послушай. Это её прошлое. Но мы все совершали ужасные поступки ради людей, которых любим, и я уверен, что мы сделали бы всё это снова. Панси… неожиданная. Это не так уж и плохо.

— Долгопупс, — растягивая слова, произносит Драко, — когда ты отрубил голову той мерзкой змее, я хотел поблагодарить тебя. Панси тоже.

Невилл медленно улыбается.

— Я знаю. Она сама мне сказала.

— Ты знаешь её второе имя? — внезапно спрашивает Драко, подаваясь вперёд.

Невилл смеётся.

— Ага. Но я ни за что не скажу тебе, Малфой.

Брови Драко удивлённо ползут вверх, и он поднимает бокал с огневиски в сторону Невилла, который продолжает улыбаться в ответ на салют.

— Умоляю, не говорите Ханне, ладно? — внезапно просит он. — Я просто… Мне хочется, чтобы она была счастлива.

— Она не обрадуется, если ты продолжишь в том же духе, — отвечает Джинни. Её резкие слова разносятся по комнате, и Гермиона вздрагивает; Джинни всегда вела себя смело, но, как и у Рона, у неё что на уме, то и на языке, даже если кому-то потом станет больно.

— Я думал, что Ханна Аббот — любовь всей моей жизни. — Невилл стискивает зубы и встречается взглядом с Джинни. — Но это не меняет того факта, что Панси — моя жена. Да, обстоятельства — врагу не пожелаешь, но я уважаю её. Будь у меня выбор, я бы сделал всё, чтобы не причинять вреда ни одной из них. Но пришлось выбирать — и я выбрал Панси. Выбрал, и точка. Поэтому, Джинни, ты можешь говорить Ханне всё, что посчитаешь нужным.

Гермиона вдруг вздрагивает от того, что руке становится тепло. Драко нежно накрывает её ладонь своей, и она понимает, что нервно теребит шов на брюках.

— Мне кажется, или сейчас самое время выпить, — говорит Гарри, чтобы нарушить молчание. Он встаёт и направляется на кухню.

Гермиона поднимается.

— Джинни, хочешь вина?

— Нет, спасибо, — как ни в чём не бывало отвечает Джинни, переводя взгляд на Драко. — Гермиона сказала, что тебя почти не бывает дома. Чем именно ты занимаешься, Малфой?

Гермиона спешит на кухню, не желая оставаться наедине с Гарри, но ещё сильнее надеясь избежать настойчивых вопросов Джинни. Она застаёт друга уставившимся в окно над раковиной. Он опирается руками о столешницу и морщится, как делал всегда, когда у него болел шрам.

— Что случилось, Гарри?

Он вздыхает и поворачивается к Гермионе лицом. Выглядит он устало.

— Боже, Гермиона. Я не знаю. Как я должен смириться с тем фактом, что я счастливее, чем когда-либо, в то время как двое моих лучших друзей страдают?

Гермиона моргает.

— Я понимаю, что Рон несчастлив, но он не страдает, Гарри. Они с Ханной друзья, его не пытают, и мы найдём решение!

— А ты?! — выплевывает Гарри.

— Я? — растерянно повторяет Гермиона.

— Да, ты! — шипит Гарри, подходя к ней. Он нежно сжимает её плечо. — Думаешь, я не знаю, как далеко ты готова зайти, чтобы убедить нас с Роном, что ты в безопасности? Неужели ты думаешь, что я забыл и каждый вечер перед сном не жалею, что попросил тебя сыграть влюблённость с Малфоем?!

Гермиона отшатывается, как от пощечины, — она вспоминает, что Гарри имеет в виду. Он предложил притвориться, что она счастлива с Малфоем, чтобы у Скитер не возникло соблазна превратить её в отвергнутую истеричку. Вот почему они сделали фотографии в поместье Ноттов и статью у Полумны — чем счастливее они покажутся, тем больше устойчивым будет их положение, когда они выступят против ВМН.

Кто-то кашляет, и Гермиона замечает, как зелёные глаза Гарри скользят по её плечу и он вздрагивает. Приходит ужас — она понимает, кто там, ещё до того, как он заговаривает.

— Меня вызвали, Тео, по-видимому, нужна помощь, — холодно говорит Драко. Гермиона поворачивается и видит мужа. Она мгновенно теряется — его глаза прикованы к Гарри, и он смотрит поверх неё, будто её здесь нет. — Увидимся дома, Грейнджер.

Драко разворачивается на пятках и уходит прочь. Тёплая ладонь Гарри всё ещё лежит на её плече, и, хотя он её не держит, Гермиона чувствует себя прикованной к земле.

— Прости, — говорит он. — Я не знал, что он слушает.

Глаза Гермионы вспыхивают, и она пронзает Гарри самым яростным взглядом, на который способна.

— Ты думаешь, я способна манипулировать им подобным образом? Думаешь, я заставила его считать, что мне не всё равно, да? Что использую его для политического влияния? Что каждое моё слово и дело — ложь?

— Нет, нет, — поспешно отвечает Гарри, вскидывая ладони перед собой, словно показывая, что он безобиден, даже если они оба знают правду. — Я в курсе, что он тебе вроде как нравится.

— Вроде как? — выдавливает она сквозь зубы.

— Ты знаешь, что я имею в виду! — настаивает Гарри.

Гермиона кричит, в горле у неё пересохло от ярости и слёз:

— Гарри Джеймс Поттер, ты ничего не знаешь! Я никогда не соглашалась притворяться… Я никогда ни на что не соглашалась, кроме как выйти за него замуж. И знаешь, что? Мне нравится быть его женой. Он — он мой.

От этих слов, повисающих между ними и разлетающихся по кухне, Гарри отступает назад, пока столешница не впивается в спину. Он ошеломлённо открывает рот от осознания, и хотя каждому хорошо известно, что Гермиона — главная в их трио, Гарри не дурак. Он точно знает, в чём она только что призналась.

— Гарри? — из-за спины доносится неуверенный и глухой голос Джинни.

— Мы услышали крики, а Малфой стремительно умчался, — говорит Невилл.

Гермиона поворачивается.

— Мне нужно идти.

— Нет, подожди, — умоляет Гарри, — Гермиона, ты не можешь…

— Что я не могу? — огрызается она.

— Не сейчас, Гарри, — обрывает его Джинни. — Гермиона, до встречи. Увидимся на рождественском ужине в «Норе». Малфой всё равно приглашён, если сможет вести себя прилично с моим недоумком-мужем.

— Спасибо, — кричит Гермиона и бросается к двери, на ходу натягивая пальто. Едва она покидает территорию, как трансгрессирует и тяжело приземляется за воротами дома. Пробегая по дорожке, она спотыкается и резко распахивает дверь.

В доме тишина.

— Драко? — зовёт она. — Драко, пожалуйста, Гарри — идиот. Давай поговорим.

Гермиона сбрасывает туфли и устремляется в спальню, уверенная, что он сидит там, обиженный на весь свет. И только когда открывается дверь в тёмную комнату, освещённую одними колокольчиками на подоконнике, она начинает паниковать.

На кровати лежит толстый белый конверт, Гермиона берёт его трясущимися пальцами. Конверт тяжёлый, и она не долго думая его вскрывает. Внутри — увесистая пачка бумаг, и, вытащив их, она обнаруживает переплетённые листы пергамента с иссиня-чёрными строчками. Они гласят: «Фонд имени Грейнджер для защиты магических существ».

Гермиона листает страницы, заполненные юридическим текстом, согласно которому она является единоличным руководителем некоммерческой организации. Она может привлечь ещё четырех сотрудников и обеспечить каждому, в том числе и себе, солидную зарплату. В пункте о целях предприятия говорится: «Фонд имени Грейнджер для защиты магических существ направлен на улучшение жизни в магической среде для всех существ, ведьм, волшебников и прочих, посредством развития промышленности, правовой защиты и доступного образования».

Гермиона едва замечает, как колени ударяются о ковёр; ей не понаслышке знакомы эти слова, аргументы, заявления. Она годами повторяла их всем, кто соглашался слушать, — это важно, это необходимо, волшебные существа заслуживают большего.

Из стопки выпадает лист жёлтого пергамента, и Гермиона тянется за ним — она уже заметила знакомый почерк, отчего сердце несётся галопом.

«Грейнджер,

в конверте ты найдёшь свой рождественский подарок — я решил, что он не должен пропасть даром. Счета в Гринготтсе на твоё имя уже открыты.

Ты хочешь изменить мир, Грейнджер, — хотела с тех пор, как нам обоим было по одиннадцать лет. Пока я тебя задирал, ты думала, как сделать мир лучше. Если кто и способен уничтожить ВМН, так это ты.

А когда ты это сделаешь, тебе больше не придётся притворяться передо мной.

Малфой».