Нас запомнят войной, но пусть назовут прощением (гет)

Примечания:

Поздравляю и себя, и вас с первым сданным экзаменом, готовьте платочки ?

22 декабря 1999 года — среда

Гермиону будит запах кофе. Она поворачивается на другой бок, но половина Драко уже пуста, хотя вмятины от тела на матрасе ещё свежие. Гермиона поднимает руки над головой и снова чувствует несоразмерную возрасту боль.

По коридору раздаются лёгкие шаги, в комнату просовывается светловолосая голова. Серебристые глаза находят её, и пускай выражение его лица остается непроницаемым, спину Гермионы обдаёт жаром.

— Грейнджер, — приветствует Драко, — как мило, что ты решила проснуться.

Гермиона трёт глаза — она уже давно так хорошо не спала.

— Который час?

— Половина одиннадцатого. Я думал, ты так и не встанешь.

Гермиона моргает. Вместо ответа она встаёт и раздвигает тёмные шторы; её встречает свежевыпавший снег и солнечный свет.

— Кофе готов, — добавляет Драко. — Джуни принесёт завтрак, собирайся пока.

Она кивает, но не отвечает. Драко уходит, а Гермиона смотрит в окно на заснеженный мир и пытается проснуться. Прошло тридцать девять дней с тех пор, как она вышла замуж за Драко Малфоя в магловской церкви, и, признаться честно, ожидания от брака совсем не оправдались.

Драко открыт в проявлении чувств. Не так, как Рон: он не делает никаких откровенных заявлений, не склонен к публичным примирениям и ссорам из-за ревности. Зато он приносит кофе по утрам и каждый день оставляет сообщения в ежедневнике, даже если Гермиона сидит в соседней комнате. По ночам он запускает пальцы в её волосы, когда думает, что она спит, и, обнимая, шепчет на ухо: «Грейнджер».

Это неожиданно, но, безусловно, приятно.

Становится только хуже, стоит вспомнить, что, в конечном счёте, она пытается разрушить то единственное, что их объединяет. У Гермионы есть недостатки, но глупость не один из них; она видит, что Драко привязался к ней, может быть, она ему даже нравится, но за каждое мгновение, проведённое с ней, он плюет в лицо наследию. С рождения Драко готовился к жизни, к которой она не имеет никакого отношения, и Гермиона не совсем уверена, что сможет с этим справиться. Не уверена, хочет ли она ввязываться в новую битву, в этот раз зная, что шансы проиграть непомерно велики.

Гермиона вздыхает, поднимает с пола его рубашку и надевает поверх тонкой пижамы, чтобы согреться. Когда она выходит из спальни, коридор залит солнечным светом, и до носа доносится запах готовящегося Джуни завтрака.

Драко сидит за столом: вокруг тарелки с тостом громоздятся стопки книг, и он читает, параллельно жуя. Окажись здесь Гарри, он бы закатил глаза, потому что единственный человек, которого он когда-либо видел читающим за едой, — это Гермиона.

— Госпожа Малфой. — Джуни взмахивает рукой, и тарелка опускается на единственное свободное место на столе. — Джуни приготовила ваш любимый завтрак!

Гермиона улыбается.

— Спасибо, Джуни. И в который раз повторяю, можешь называть меня Гермионой.

— Конечно, госпожа Малфой. Джуни вернётся, как только закончит с обязанностями в поместье. — Эльфийка трансгрессирует прямо из дома, что технически противоречит всем законам магии.

— Магия домовиков воистину необыкновенна, — говорит Гермиона, выдвигая стул и усаживаясь напротив Драко.

Он поднимает на неё взгляд.

— Это я уже слышал, Грейнджер.

— Почему все в моей жизни отказываются звать меня по имени? — возмущается она.

Драко ухмыляется и захлопывает книгу, сосредотачиваясь на жене.

— Приношу свои извинения, Гермиона.

Её имя, слетающее с его губ, звучит почти неприлично, и Гермиона чувствует, что краснеет, несмотря на попытки сдержаться. Он жадно рассматривает её, и Гермиона знает наверняка, что происходит, когда Драко Малфой смотрит на неё с таким выражением.

Стук в окно разрушает чары, Малфой откладывает недоеденный тост, встаёт и впускает знакомую сипуху.

— Привет, Жюльен, — здоровается Гермиона из-за стола. Сова в ответ дружелюбно ухает, поворачивает голову и одаривает Драко недоверчивым взглядом.

— Эта твоя сова меня ненавидит, — жалуется Малфой, срывая письмо с лапки и чудом уклоняясь от клевка.

— Нет, — усмехается Гермиона, — она просто знает, что ты её боишься.

Драко сердито смотрит в ответ.

— Я не боюсь какой-то совы-недоростка, Гермиона.

— Ну не знаю, — лукаво произносит она. — Чем-то он мне напоминает одного небезызвестного гиппогрифа, а мы оба знаем, какая у вас с ними крепкая дружба.

— Тот вонючий гиппогриф чуть не оторвал мне руку! — восклицает Драко. — Они опасны и не подходят для изучения третьекурсникам!

Гермиона жуёт яичницу и ждёт, пока возмущение на лице Драко спадёт. Когда это происходит, он просто закатывает глаза и возвращается к столу, размахивая письмом, которое забрал у Жюльен — сова остаётся сидеть на подоконнике и принимается чистить перья.

Гермиона разворачивает пергамент и читает:

«Гермиона, Как вы с Малфоем смотрите на ужин сегодня вечером? Рон придёт, Невилл тоже. Не нужно ничего приносить, вся еда с нас, собираемся в пять. Гарри».

— Чего Поттер хочет?

— В последний раз повторяю, Драко, его зовут Гарри! — Гермиона сердито смотрит на мужа. — Вот вроде улучшения налицо, а ты всё так же не можешь называть его по имени.

Драко ухмыляется.

— Само собой, вспомни, что я не звал по имени и тебя, пока не женился, а ты мне нравишься значительно больше, чем Поттер.

Гермиона краснеет, растеряв все аргументы из-за его признания. Драко, не дождавшись ответа, взмахивает палочкой, отправляет тарелку в раковину и снова садится за чтение.

— Он хочет, чтобы мы пришли к нему на ужин, — наконец объясняет Гермиона. — Там будут Джинни, Невилл и Рон.

— О, здорово, — выдыхает Драко, перелистывая страницу. — Как говорится, прямиком в пасть льва.

Гермиона невольно смеётся.

— Боишься парочки гриффиндорцев, Малфой?

Он смотрит на неё исподлобья.

— И не мечтай, Грейнджер.

— Отлично, тогда напишу, что мы придём, — говорит она, быстро набрасывая ответ. Драко не возражает, поэтому Гермиона подходит к Жюльен и аккуратно прикрепляет письмо к лапке. — Передай это Гарри, Жюльен. Спасибо большое!

Крупная сипуха прижимается головой к её руке, и Гермиона несколько раз нежно поглаживает перья. Птица тихонько ухает и вылетает в окно.

Оставшаяся часть завтрака проходит в тишине: Гермиона с удовольствием греется в лучах солнца напротив окна и слушает, как Драко листает страницы и время от времени хмыкает, обнаруживая что-нибудь занятное. Мирно и спокойно.

У камина стоит недавно украшенная ёлка с золотыми лентами и серебряными фонариками — не самое лучшее сочетание, но они с Драко договорились, что каждый добавит цвета своего факультета. Вместо ангела на верхушку, как с детства привыкла Гермиона, они водрузили большую сверкающую звезду. Пускай украшения перемешались, так даже лучше — для Гермионы это первая ёлка с тех пор, как она покинула родительский дом. Первые послевоенные каникулы прошли по-настоящему ужасно, и тогда Гермиона цеплялась за каждую секунду покоя, которую могла себе позволить.

Ей повезло — когда только объявили о ВМН, она и представить себе такого не могла. В этот самый момент сотни ведьм и волшебников готовятся встретить праздники с супругами, которых они не выбирали, или ещё хуже.

Предстоящее заседание Визенгамота в грядущем году давит на плечи мёртвым грузом — Гермиона усердно готовится к выступлению день за днём, Драко помогает, но всё же за целый месяц им не удалось далеко продвинуться. Отчасти потому что они просто-напросто не нашли никаких лазеек в Законе, но Гермиона бы солгала, если бы сказала, что бросила на поиски все свои силы.

Выражение лица Рона на недавнем приёме Ноттов давит не меньше. Её лучший друг несчастлив — он застрял между женщиной, которая его не любит, и законом, который приковывает его к ней. И ведь Ханна не плохой человек: Рон рассказывал, как она обустраивает их новую квартиру, готовит ужины и правда старается. Он рассказывал, какая она добрая и как иногда, забывая о том, насколько мир прогнил, отпускает остроумные шутки, и они вместе смеются.

— О чём задумалась, Грейнджер?

Гермиона моргает. Драко смотрит на неё, и она понятия не имеет, как долго это происходит. Она вздыхает.

— Я не имею ни малейшего представления, как нам избавиться от ВМН.

— Это рождественская ёлка навела на такие мысли?

Гермиона закатывает глаза в ответ на сарказм.

— Малфой, я серьёзно. Мы до сих пор не знаем, почему Розмерта помогла Кингсли, и Кингсли ли вообще его придумал!

— Гермиона, мы работаем над этим! — с жаром произносит Драко. — Ради чего мы каждый вечер часами читаем о старых семейных традициях и истории чистокровных браков? Мы максимально подготовились к твоим слушаниям.

Глаза жгут слёзы разочарования, но она категорически отказывается портить прекрасное утро, которое они провели вместе.

— Я знаю. Знаю.

— Повтори со мной ещё раз, — тон Драко смягчается, — совпадения.

Гермиона медленно выдыхает. Бесполезная затея, она произносила эти слова столько раз, что могла бы повторить их даже во сне.

— Мы знаем, что они основывали подбор пар на предварительной информации о персональных и деловых интересах каждого человека, а также семейной истории. Мы знаем, что эту информацию передал кто-то — скорее всего Розмерта, и она собирала её годами, подслушивая разговоры клиентов, — хотя не знаем, зачем ей это понадобилось. Наиболее вероятной причиной принятия закона, помимо официального роста населения, является укрепление экономики за счёт стимулирования бизнеса и инвестиций.

— За исключением… — добавляет Драко. Он знает свою роль и покорно исполняет её.

Гермиона вздыхает.

— Мы не знаем, почему по какому принципу подобраны отдельные пары — возможно, они были выбраны случайным образом для тех, о ком не имелось достаточно сведений. В основном это касается маглорождённых и полукровок.

— Так как же нам дискредитировать этот процесс?

Она дёргает себя за прядь волос.

— Понятия не имею.

Взгляд Драко останавливается на браслете, который он подарил ей вечность назад на помолвку. Гермиона потирает лазурные камни и улыбается. С каждым днем, когда ни ей, ни Полумне ничего не угрожает и никто не пытается повесить самоубийство Трейси Дэвис на Маркуса Флинта, Гермиона всё больше убеждается, что у неё развилась паранойя, раз она решила, что министерство могло попытаться подставить бывших Пожирателей смерти.

— Я хочу тебе кое-что показать, — говорит она, удивляясь сама себе. Она умеет хранить секреты — всегда умела.

Драко прищуривается, не отводя взгляда.

— Что?

Гермиона встаёт и жестом приглашает его следовать за ней. Она распахивает дверь в кабинет, и сразу же становится легче от вида множества книжных полок. Всё время их с Драко совместного проживания кабинет принадлежал только ей одной — тот заглядывал пару раз, но никогда не задерживался надолго.

Гермиона подходит к сундуку, открывает и откидывает крышку, показывая на потайную лестницу, ведущую вниз, где теплится тусклый источник света.

— Итак, на мой сундук наложено заклятие незримого расширения, — признаётся Гермиона.

Драко раздраженно выдыхает — где-то между смехом и недоверием.

— Гермиона, ты хочешь сказать, что применила не одно, а два запрещённых заклинания и каким-то образом не попалась министерству?

— Два? — невинно переспрашивает она.

— Думаешь, я не заметил ту сумку, которую ты повсюду таскаешь с собой после войны? Однажды ты вытащила оттуда три книги. Три, Грейнджер. Только идиот не понял бы, что она заколдованная.

Гермиона пожимает плечами, но уголок рта приподнимается в улыбке.

— Что мне с тобой делать, ведьма? — спрашивает Драко.

— Надеюсь, ты заглянешь в мой незаконно расширенный сундук и поможешь найти способ отменить глупый правительственный закон? — Гермиона широко улыбается.

— А я-то всегда думал, что в Хогвартсе ты не в своей тарелке, — рассуждает Драко, спускаясь по лестнице.

Она ждёт внизу и молчит. Терпение вознаграждается, когда Драко пристально рассматривает каждый угол доски, проводя пальцами по кнопкам и ниткам, соединяющим пары. Его палец натыкается на собственное мрачное лицо, напечатанное на серой газетной бумаге.

— Где ты это взяла? — тихо произносит он.

— В «Пророке», когда написали про твою маму, — говорит Гермиона, подходя и становясь рядом. Она невесомо проводит пальцами по фотографии. — Мне показалось, ты выглядел грустным. Наверное, именно поэтому я тогда написала тебе. Поняла, что ты скорее всего уже знал о её болезни.

Драко отрывает пальцы от доски.

— Значит, ты догадалась, что министерство, возможно, пытается поймать Пожирателей смерти с поличным.

Это не вопрос — она ждала гнева или удивления, но Драко говорит бесстрастным голосом. Это пугает её сильнее, чем ярость.

— Да, — шепчет она.

Он выдыхает медленно, ровно; Гермиона почти дрожит от волнения. Драко избегает её взгляда, глядя только на неряшливые строчки, написанные её рукой: «Они планируют обвинить Пожирателей смерти в убийствах жён?».

— Я ожидал, что ты быстро поймешь, — говорит он. — Неделю за неделей ждал, когда ты что-нибудь скажешь.

Гермиона хмурится и тянет его за руку, пока он не поворачивается к ней лицом. Его серебристые глаза скользят по ней, но теплоты, которая поселилась там всего несколько мгновений назад, не видно.

— Ты тоже мог бы что-нибудь сказать, — возражает она, поднимая руку и потрясая браслетом. — Не думай, что я не поняла, что ты подарил мне этот браслет, зная, что я могу оказаться в опасности, — мог бы и сам сказать!

Драко хмурится.

— Грейнджер, ты едва могла смотреть на меня без содрогания, когда я тебе его дарил. Думаешь, если бы я тогда добавил, что твоя жизнь может находиться в опасности, это улучшило бы ситуацию?

Гермиона сдувается — он прав. Рука опускается вдоль тела.

— Я не злюсь, — объявляет Драко.

— А мне кажется, что да, — хмуро отвечает она.

Неожиданно он наклоняется и прижимается губами к её лбу. Драко тёплый, от него приятно пахнет, и Гермиона чертовски устала от неопределённости в их отношениях.

— Я не злюсь, Гермиона, — повторяет он, обдавая кожу дыханием. — Ты не ошибаешься, я думал, что министерство может попытаться подставить и нас с Тео. Когда Трейси Дэвис оказалась мертва, то ещё больше уверился. Я даже не сказал Тео, но поделился с Тельмой. Мне сказали, что домашние эльфы — бесценные защитники.

Гермиона отстраняется и недоверчиво смотрит на Драко.

— Ты… ты только что назвал домашних эльфов бесценными?

Он смеётся.

— Грейнджер, ты мне уже которую неделю рассказываешь о ценности домашних эльфов и их невероятно уникальной магии. Именно ты убедила меня начать платить Джуни… Неужели тебе действительно не приходило в голову, что если ты попросишь её, то она по доброй воле свергнет министерство ради тебя?

Гермиона не может сдержать улыбки: она стоит в маленьком кабинете, полном книг и теорий заговора, а Драко Малфой, мальчик, который когда-то считал её никчёмной, задумчиво теребит её локон, размышляя о важности домовиков.

Ей ужасно хочется, чтобы Люциус Малфой увидел это своими глазами.

Хотя, если бы Люциус оказался здесь, Драко бы здесь не было — в этом она уверена.

— Чего я не могу понять, так это почему Розмерта выдала им информацию, — говорит Драко.

Гермиона морщится.

— Может… может, на неё наложили Империус?

Драко качает головой, его лицо приобретает скорбное выражение.

— Нет.

— Почему… почему «нет»?

— Её было… трудно контролировать, — признаётся Драко. — Мне постоянно приходилось преодолевать сопротивление, и не столько из-за чувства вины, сколько потому что она очень, очень сильная ведьма. Именно поэтому её объединили с Кингсли. Сомневаюсь, что найдётся даже пара волшебников, которые смогли бы наложить на неё заклятие.

— А что насчёт Кингсли? — Даже сам вопрос Гермионы звучит как предательство — Кингсли может быть кем угодно, но она никогда не считала его поклонником тёмных искусств.

— Сомневаюсь, — задумчиво произносит Драко, — он не производит на меня особого впечатления. Возможно, Хоксворт, но отец ни разу не упоминал при мне его выдающиеся способности к магии, так что вряд ли — человек, сделавший это, должен суметь поддерживать заклятие.

У Гермионы в груди расцветает страх.

— Что… что, если дело не в магии?

— О чём ты?

Гермиона подходит к зернистой фотографии Розмерты. От неё тянутся нити, связывающие её с другими парами — Розмерта должна была знать о Кэти Белл, о талантах Невилла в травологии и навыках Панси в зельеварении. Едва ли нашлось бы что-то, о чём она ни разу не слышала за долгие годы работы.

Однако, несмотря на количество нитей вокруг, Гермиона не нашла никаких свидетельств наличия у неё семьи. Розмерта — до брака с Кингсли — была, по-видимому, незамужней, бездетной и одинокой в отношениях. Она была тайной, покрытой мраком.

— Что, если… что, если они угрожают ей? — говорит Гермиона, касаясь пальцами улыбающегося изображения женщины. — Я не смогла найти ничего про её родственников или близких, но вдруг у неё есть кто-то, кого она должна защищать?

— Тогда я бы об этом не знал, — медленно отвечает Драко. — Империус — в некотором роде… хитрое заклинание. Она бы сказала или сделала всё, о чём бы я ни попросил, но я никогда не спрашивал о её личной жизни, только о людях, которых она видела или с которыми разговаривала. И будь она умна — а я не сомневаюсь, что так и есть, — она бы намеренно избегала сообщать мне любую информацию о себе.

Гермиона продолжает рассматривать лицо Розмерты, словно пытаясь прочесть мысли по колдографии.

— Грейнджер, — голос Драко звучит мягко, — давай вернёмся наверх. Здесь мы больше ничего не выясним. Твоя встреча с Визенгамотом расскажет больше.

Она следует за ним с ватными ногами и тяжёлым сердцем.

* * *

Гарри уже ждёт, и, не успевает Гермиона постучать в дверь на Гриммо, та с готовностью распахивается. Гермиона входит, Драко следует за ней, с некоторым подозрением оглядываясь по сторонам. Он никогда не видел, чтобы дом в городской черте просто появлялся при приближении, и сила Фиделиуса потрясает.

— Входите! Невилл уже здесь, Рон немного задерживается. — Гарри жестом приглашает их в гостиную и вешает пальто на крючки.

Гермиона улыбается при виде Невилла и сразу же втягивает его в объятия.

— Невилл, как я рада тебя видеть!

— И я тебя, Гермиона, — отвечает Невилл. Он откидывается на спинку стула и кивает Драко. — Малфой — Панси передавала привет. У неё ужин с матерью, и она не смогла сбежать.

Драко кривит лицо.

— Ты поступил умно, что не пошёл туда, Долгопупс. Мать Панси — дьявол во плоти.

— Вообще-то, — Невилл морщится в знак согласия, — мне больше нельзя появляться в поместье Паркинсонов.

Кислое выражение лица Драко меняется на приятно удивлённое.

— Долгопупс, как-нибудь обязательно расскажи, как тебе это удалось. Я много лет пытался добиться запрета на доступ в поместье Паркинсонов.

Диалог прерывает Джинни, входя в гостиную с двумя стаканами огневиски и бокалом вина. Она протягивает виски Невиллу и Драко, вино — Гермионе, а сама устраивается на маленьком диванчике, втиснутом в угол, — одном из немногих, что остались от старой мебели после ремонта. Гарри не захотел расставаться с некоторыми вещами Сириуса, и выцветший красный диван особенно выделяется в новой гостиной.

— Как оно, Невилл? — осторожно спрашивает Гарри, усаживаясь рядом с Джинни с бокалом в руке. — Я имею в виду, Паркинсон.

Невилл слегка пожимает плечами и смотрит на огневиски.

— Хотите знать правду?

Выражение его лица незнакомое, Гермиона прижимает свободную руку к бедру, чтобы унять нервную дрожь. Они с Невиллом дружат давно — он никогда не скрывал своих чувств; честность заложена в само его естество, и такое явное её подавление пугает.

— Да, — выдыхает Гермиона. В их последнюю встречу она была приятно удивлена, но если у Невилла с ней проблемы, Гермиона без колебаний предложит помощь.

Невилл вздрагивает и поднимает глаза, обводя глазами комнату. Он тяжело вздыхает.

— С Панси трудно. Но не в том смысле, как вы можете подумать.

— В чём же тогда дело? — спрашивает Джинни.

Невилл колеблется.

— Панси… верная.

На лице Гарри отражается недоверие, но Гермиона удивляется смешку Драко. Он откинулся на спинку дивана, наблюдая за происходящим прищуренными серыми глазами. Стакан в руках почти пуст, и Гермионе интересно, нервничает ли он сильнее, чем показывает, находясь сегодня здесь.

— Хочешь что-то добавить, Малфой? — хмурясь, спрашивает Гарри.

Драко вздыхает.

— Я знаю, что мы не ладили в школе, но, полагаю, на пятом курсе вы замечали, что я… не лучшим образом проводил время?

— Да, — мгновенно отвечает Гермиона, — конечно, да.

Драко бросает на неё взгляд.

— Разумеется, ты заметила, Грейнджер. Ты всё замечаешь.

Гермиона смотрит на него, и постепенно к ней приходит понимание.

— Ты был не один, да?

Удивительно, но отвечает Невилл:

— Конечно, он был не один. Большинство из них оказались в одинаковых условиях — половина слизеринских семей либо пришла в ужас от возвращения Волдеморта, вызванный прошлым дезертирством, либо они и без того содействовали ему, что обычно означало пытки для поддержания контроля или принуждение становиться Пожирателями смерти.

— Панси? — спрашивает Джинни, почти не дыша.

Невилл пожимает плечами.

— Послушай. Это её прошлое. Но мы все совершали ужасные поступки ради людей, которых любим, и я уверен, что мы сделали бы всё это снова. Панси… неожиданная. Это не так уж и плохо.

— Долгопупс, — растягивая слова, произносит Драко, — когда ты отрубил голову той мерзкой змее, я хотел поблагодарить тебя. Панси тоже.

Невилл медленно улыбается.

— Я знаю. Она сама мне сказала.

— Ты знаешь её второе имя? — внезапно спрашивает Драко, подаваясь вперёд.

Невилл смеётся.

— Ага. Но я ни за что не скажу тебе, Малфой.

Брови Драко удивлённо ползут вверх, и он поднимает бокал с огневиски в сторону Невилла, который продолжает улыбаться в ответ на салют.

— Умоляю, не говорите Ханне, ладно? — внезапно просит он. — Я просто… Мне хочется, чтобы она была счастлива.

— Она не обрадуется, если ты продолжишь в том же духе, — отвечает Джинни. Её резкие слова разносятся по комнате, и Гермиона вздрагивает; Джинни всегда вела себя смело, но, как и у Рона, у неё что на уме, то и на языке, даже если кому-то потом станет больно.

— Я думал, что Ханна Аббот — любовь всей моей жизни. — Невилл стискивает зубы и встречается взглядом с Джинни. — Но это не меняет того факта, что Панси — моя жена. Да, обстоятельства — врагу не пожелаешь, но я уважаю её. Будь у меня выбор, я бы сделал всё, чтобы не причинять вреда ни одной из них. Но пришлось выбирать — и я выбрал Панси. Выбрал, и точка. Поэтому, Джинни, ты можешь говорить Ханне всё, что посчитаешь нужным.

Гермиона вдруг вздрагивает от того, что руке становится тепло. Драко нежно накрывает её ладонь своей, и она понимает, что нервно теребит шов на брюках.

— Мне кажется, или сейчас самое время выпить, — говорит Гарри, чтобы нарушить молчание. Он встаёт и направляется на кухню.

Гермиона поднимается.

— Джинни, хочешь вина?

— Нет, спасибо, — как ни в чём не бывало отвечает Джинни, переводя взгляд на Драко. — Гермиона сказала, что тебя почти не бывает дома. Чем именно ты занимаешься, Малфой?

Гермиона спешит на кухню, не желая оставаться наедине с Гарри, но ещё сильнее надеясь избежать настойчивых вопросов Джинни. Она застаёт друга уставившимся в окно над раковиной. Он опирается руками о столешницу и морщится, как делал всегда, когда у него болел шрам.

— Что случилось, Гарри?

Он вздыхает и поворачивается к Гермионе лицом. Выглядит он устало.

— Боже, Гермиона. Я не знаю. Как я должен смириться с тем фактом, что я счастливее, чем когда-либо, в то время как двое моих лучших друзей страдают?

Гермиона моргает.

— Я понимаю, что Рон несчастлив, но он не страдает, Гарри. Они с Ханной друзья, его не пытают, и мы найдём решение!

— А ты?! — выплевывает Гарри.

— Я? — растерянно повторяет Гермиона.

— Да, ты! — шипит Гарри, подходя к ней. Он нежно сжимает её плечо. — Думаешь, я не знаю, как далеко ты готова зайти, чтобы убедить нас с Роном, что ты в безопасности? Неужели ты думаешь, что я забыл и каждый вечер перед сном не жалею, что попросил тебя сыграть влюблённость с Малфоем?!

Гермиона отшатывается, как от пощечины, — она вспоминает, что Гарри имеет в виду. Он предложил притвориться, что она счастлива с Малфоем, чтобы у Скитер не возникло соблазна превратить её в отвергнутую истеричку. Вот почему они сделали фотографии в поместье Ноттов и статью у Полумны — чем счастливее они покажутся, тем больше устойчивым будет их положение, когда они выступят против ВМН.

Кто-то кашляет, и Гермиона замечает, как зелёные глаза Гарри скользят по её плечу и он вздрагивает. Приходит ужас — она понимает, кто там, ещё до того, как он заговаривает.

— Меня вызвали, Тео, по-видимому, нужна помощь, — холодно говорит Драко. Гермиона поворачивается и видит мужа. Она мгновенно теряется — его глаза прикованы к Гарри, и он смотрит поверх неё, будто её здесь нет. — Увидимся дома, Грейнджер.

Драко разворачивается на пятках и уходит прочь. Тёплая ладонь Гарри всё ещё лежит на её плече, и, хотя он её не держит, Гермиона чувствует себя прикованной к земле.

— Прости, — говорит он. — Я не знал, что он слушает.

Глаза Гермионы вспыхивают, и она пронзает Гарри самым яростным взглядом, на который способна.

— Ты думаешь, я способна манипулировать им подобным образом? Думаешь, я заставила его считать, что мне не всё равно, да? Что использую его для политического влияния? Что каждое моё слово и дело — ложь?

— Нет, нет, — поспешно отвечает Гарри, вскидывая ладони перед собой, словно показывая, что он безобиден, даже если они оба знают правду. — Я в курсе, что он тебе вроде как нравится.

— Вроде как? — выдавливает она сквозь зубы.

— Ты знаешь, что я имею в виду! — настаивает Гарри.

Гермиона кричит, в горле у неё пересохло от ярости и слёз:

— Гарри Джеймс Поттер, ты ничего не знаешь! Я никогда не соглашалась притворяться… Я никогда ни на что не соглашалась, кроме как выйти за него замуж. И знаешь, что? Мне нравится быть его женой. Он — он мой.

От этих слов, повисающих между ними и разлетающихся по кухне, Гарри отступает назад, пока столешница не впивается в спину. Он ошеломлённо открывает рот от осознания, и хотя каждому хорошо известно, что Гермиона — главная в их трио, Гарри не дурак. Он точно знает, в чём она только что призналась.

— Гарри? — из-за спины доносится неуверенный и глухой голос Джинни.

— Мы услышали крики, а Малфой стремительно умчался, — говорит Невилл.

Гермиона поворачивается.

— Мне нужно идти.

— Нет, подожди, — умоляет Гарри, — Гермиона, ты не можешь…

— Что я не могу? — огрызается она.

— Не сейчас, Гарри, — обрывает его Джинни. — Гермиона, до встречи. Увидимся на рождественском ужине в «Норе». Малфой всё равно приглашён, если сможет вести себя прилично с моим недоумком-мужем.

— Спасибо, — кричит Гермиона и бросается к двери, на ходу натягивая пальто. Едва она покидает территорию, как трансгрессирует и тяжело приземляется за воротами дома. Пробегая по дорожке, она спотыкается и резко распахивает дверь.

В доме тишина.

— Драко? — зовёт она. — Драко, пожалуйста, Гарри — идиот. Давай поговорим.

Гермиона сбрасывает туфли и устремляется в спальню, уверенная, что он сидит там, обиженный на весь свет. И только когда открывается дверь в тёмную комнату, освещённую одними колокольчиками на подоконнике, она начинает паниковать.

На кровати лежит толстый белый конверт, Гермиона берёт его трясущимися пальцами. Конверт тяжёлый, и она не долго думая его вскрывает. Внутри — увесистая пачка бумаг, и, вытащив их, она обнаруживает переплетённые листы пергамента с иссиня-чёрными строчками. Они гласят: «Фонд имени Грейнджер для защиты магических существ».

Гермиона листает страницы, заполненные юридическим текстом, согласно которому она является единоличным руководителем некоммерческой организации. Она может привлечь ещё четырех сотрудников и обеспечить каждому, в том числе и себе, солидную зарплату. В пункте о целях предприятия говорится: «Фонд имени Грейнджер для защиты магических существ направлен на улучшение жизни в магической среде для всех существ, ведьм, волшебников и прочих, посредством развития промышленности, правовой защиты и доступного образования».

Гермиона едва замечает, как колени ударяются о ковёр; ей не понаслышке знакомы эти слова, аргументы, заявления. Она годами повторяла их всем, кто соглашался слушать, — это важно, это необходимо, волшебные существа заслуживают большего.

Из стопки выпадает лист жёлтого пергамента, и Гермиона тянется за ним — она уже заметила знакомый почерк, отчего сердце несётся галопом.

«Грейнджер,

в конверте ты найдёшь свой рождественский подарок — я решил, что он не должен пропасть даром. Счета в Гринготтсе на твоё имя уже открыты.

Ты хочешь изменить мир, Грейнджер, — хотела с тех пор, как нам обоим было по одиннадцать лет. Пока я тебя задирал, ты думала, как сделать мир лучше. Если кто и способен уничтожить ВМН, так это ты.

А когда ты это сделаешь, тебе больше не придётся притворяться передо мной.

Малфой».