В бытность настоятелем старого Деврая участников фестиваля нередко вызывали давать интервью, приглашали на телевидение. Но Кианан не был любителем шоу и камер. Мальчик мог понадобиться, чтобы вернуть случайно унесённый из архива свиток или, наоборот, получить в подарок жизнеописание героев, или ещё за какой-то мелочью. Если бы не проклятый удар колокола, Войд и вспоминать бы не стал об этой встрече. И ведь виной всему была обычная молния, по случайности вспыхнувшая в небе над Храмом. Но Кианан слишком наивен и пылок, он способен принять электрический разряд за божественный знак, а потом отправить других сражаться за свои иллюзии.
Было ошибкой показывать мальчику дорогу к северным воротам. Тогда бы их встречи закончились в поезде, где Сорнэй твердил что-то о радости и красоте. И он не знал бы об этом странном приглашении в Храм. И не видел спустя несколько дней сгорбившегося ребёнка, возвращающегося из Храма. Нет, с таким лицом не готовились к интервью и не собирались на телепрограмму, с таким лицом шли на смерть.
Войд пытался убедить себя, что теперь находится в плену уже собственных заблуждений и иллюзий. И что у Сорнэя просто выдался неудачный день в школе — судя по отношениям с Биджоем таких неудачных дней в его жизни было достаточно. А главное, к нему самому ни этот мальчик, ни его несчастные дни не имеют никакого отношения. Но в памяти всплывало озарённое светом лицо, говорящее: «Я, правда, хочу строить эти дороги! Знаю, осталось всего три года…» А потом то, другое, у которого впереди не было не то что года, но, возможно, и месяца.
Он обещал себе, что больше не переступит порог Храма. И всё же вечером, возвращаясь с работы, неожиданно повернул не на улицу, где среди серых стен и глотающих песок труб, прятался его дом, а туда, где в конце дороги поднимались в небо камни северных ворот. Храмовые тропинки вывели его к пруду, возле которого сидел Альраи.
— Мне казалось, ты покинул Храм с намерением никогда сюда не возвращаться, — проговорил удивлённый настоятель.
— Мне тоже так казалось, — ответил Войд.
— Что привело тебя снова?
— Несколько дней назад я встретил Кайтоса Сорнэя. Он сказал, вы просили его прийти в Храм. Хочу, чтобы вы развеяли мои сомнения и подтвердили, что решили отправить его на какую-нибудь бессмысленную телепередачу.
Альраи молчал, а потом произнёс тихо и печально:
— Ты знаешь, я никогда не любил телешоу.
— Значит, дело действительно в том ударе колокола?
— Ты хорошо помнишь лекции профессора Дипэка.
— Я на свою память, в отличие от Сорнэя, пожаловаться не могу, — подтвердил Войд. — И, как учёный, говорю вам, эта металлическая громада не способна была звонить ещё во времена Мелкона. Это художественный вымысел, из-за которого вы теперь предпринимаете необдуманные решения.
— Необдуманные? Нет, Норвен, никогда ещё я так много не думал. Никто лучше Дипэка не знает историю, но и ему не известна вся правда. Наал и Табит не смогли уничтожить Гадара. Они лишь сковали его заклинанием. И удар колокола возвестил, что оковы пали.
Войд поражённо смотрел на настоятеля:
— Поверить не могу, что вы говорите серьёзно! Кианан, в колокол ударили не небеса, а заряд молнии! А Мелконы и Гадары — это поучительный вымысел, сказка с моралью. Её нужно прочитать и сделать вывод. Но недопустимо ради этих легенд заставлять людей рисковать жизнью.
— Кайтос — сам доказательство, что это не сказка.
— Доказательство? Вы о спасении Садатони?
— Я был там, Норвен. Я своими глазами видел, как Твид поскользнулся и хватал руками воздух. А потом вперёд вышел Кайтос Сорнэй, и воздух обрёл плотность. И мальчик невредимым опустился на землю.
— А Сорнэй, если верить новостям, отправился в больницу.
— Наверное, внезапный выброс энергии вызывал упадок сил. Но он быстро восстановился. Норвен, в нём возродился Мелкон, и теперь у нас есть надежда!
— Признаться, мне он тоже поначалу напоминал Мелкона, но потом я присмотрелся лучше и могу сказать: я не встречал никого, менее похожего на Бога Войны.
— Давай будем честными до конца, он напоминал тебе Ауриго Борелиаса. И да, слава небесам, у Кайта нет с ним ничего общего. Я помню, когда показывали церемонию на площади. Он шёл к сцене в разорванной рубашке, в которую будто вот-вот должно было прорасти крыло.
— Что вы собираетесь делать? — глухо произнёс Войд, понимая, что натолкнулся на нерушимую стену веры.
— Если Гадар действительно вырвался из плена и сейчас пытается вернуть свои силы на вершине Акелдамы, мы должны ударить, пока он не обрёл всю свою мощь.
— Вы собираетесь отправить Сорнэя и Биджоя на Акелдаму?
— Биджой отказался идти.
— Трус, — сквозь зубы процедил Войд, — но в уме ему не откажешь. Чего не скажешь о Сорнэе. Из его головы, похоже, напрочь выветрились рассказы Дипэка о туманных лесах. А вы, наверное, наговорили бог знает чего о великой миссии и спасении человечества.
— Норвен, я Альраи, я должен думать о спасении человечества, — тяжело произнёс настоятель.
«Ну, так идите сами на эту гору и спасайте мир от Гадара!» — чуть было не крикнул Войд, но вовремя сдержался.
— Я всегда старался поступать правильно, — снова заговорил настоятель. — После того, что я видел при Деврае, я решил, что правильным будет согласиться стать новым Альраи. Я не просил этой правды. Как и ты, я больше всего хочу, чтобы она оказалась вымыслом. Но если это не так, я обязан действовать.
— Я пойду с ним, — сказал Войд.
— Что?
— Я пойду с Сорнэем. Я был Правой Рукой Мелкона, хоть где-то это должно пригодиться.
— Норвен, ты уверен?
— Увереннее некуда.
— Ты не представляешь, какой груз снимаешь с меня! — воскликнул Альраи. — Я надеялся, что Биджой передумает, но, похоже, он слишком сильно напуган. А послать других я не решаюсь. Только в его теле способна пробудиться мощь Первого сателлита.
— Попробуем обойтись собственными силами, — криво усмехнулся Войд.
— Спасибо тебе, Норвен!
— Не благодарите меня. Я иду туда не ради вас.
* * *
Кайт изумлённо смотрел на профессора Войда:
— Вы хотите подняться на Акелдаму?
— Хочу? Нет. И вы не хотите, если у вас сохранились остатки ума.
— Но, профессор, там может быть опасно.
— Поэтому я и иду. Я бы не стал отправляться с вами на прогулку вдоль реки.
Уже убедивший себя в мысли, что придётся штурмовать гору в одиночестве, Кайт пытался осмыслить новую реальность, в которой он чудесным образом оказался не один.
— И вы ему разрешили? — спросил он, повернувшись к Альраи.
— Думаю, Норвен уже вырос из того возраста, когда ему можно что-то разрешить, — помимо воли улыбнулся настоятель. — Но я несказанно рад, что он согласился заменить Стинэя.
— Тогда и мне можно порадоваться, — тоже улыбнулся Кайт.
— Вам нужно не радоваться, а готовиться, — возразил Войд. — Завтра я постараюсь уйти с работы пораньше, и после ваших бессмысленных маханий мечом мы просмотрим имеющиеся атласы… А впрочем, — он посмотрел на часы, — и сейчас начать не поздно. Вы возвращайтесь домой, а я загляну в архив и отберу подходящие карты.
— Можно мне пойти с вами?
— Норвен прав, тебе лучше отдохнуть, — вмешался Альраи.
— Но я не устал!
— Идёмте, больше времени потратим на препирательства, — махнул рукой Войд.
— Скажи Тарию, что я велел дать тебе всё, что ты попросишь, — проговорил Альраи.
В здании архива царили полумрак и холод. Архивариус в длинной шерстяной накидке поверх традиционной храмовой одежды сидел за кафедрой, разбирая очередной манускрипт. Заметив гостей, он отложил книгу и сказал:
— Новый Мелкон и бывший сателлит — занятная компания. Что желаете?
— Нам нужны карты Проклятой тропы, — холодно ответил Войд.
— Вам повезло, я как раз собирался запирать сейфы, — он поднялся и направился к лестнице, ведущей в подвальные помещения. — Выдать только то, чего можно касаться детскими руками, или все карты?
— Все.
— Уверен, у вас есть разрешение Альраи.
— Разумеется.
— Подождите меня в читальном зале.
Профессор с Кайтом спустились вслед за архивариусом в просторную комнату с длинными столами и специальными лампами, не излучающими тепла.
Скоро вернулся Тарий, держащий в руках стопку картонных коробок.
— Документы очень древние. Буду благодарен, если при работе с ними вы воспользуетесь перчатками, — он указал на запечатанные пакеты, хранящиеся в небольших ящичках. — Там, на полках, шерстяные накидки. Здесь холодно, советую не пренебрегать ими, если не хотите подхватить простуду. Думаю, в вашем случае это особенно нежелательно, — он внимательно посмотрел на Кайта.
— Благодарю, — коротко ответил Войд, показывая, что достаточно наставлений.
— Простите, — рассмеялся Тарий, — вы всё это знаете. Помнится, вы любили сидеть здесь.
В полутёмной комнате было незаметно, сколько теней легло на лицо Норвена Войда.
— Вообще-то мой рабочий день заканчивается… — он посмотрел на часы, — закончился пять минут назад. Но я подожду вас. Позовите меня, когда всё прочтёте.
Подождав, пока архивариус скроется за дверью, профессор разложил коробки по хронологии.
— Начнём с самых древних. Держите перчатки. Думаю, в этих картах больше художественного вымысла, чем топографической точности, но Акелдама густо покрыта лесами и туманом, так что современные источники нам тоже не сильно помогут.
Он достал из своей сумки блокнот, ручку и открыл коробку. Потом, вспомнив что-то, поднялся и пошёл к полкам, где лежали пледы. Взяв один, он, не глядя, бросил его на колени Кайту.
— А вы? — спросил мальчик.
— Мне не холодно. Продолжим.
Они просидели над свитками час, но, как и предполагал профессор, почти все карты оказались лишь красивыми иллюстрациями к поэмам о подвиге Мелкона и его товарищей.
— Достаточно на сегодня. Я возьму у Тария современные атласы. Надеюсь, он расщедрится и поделится теми книгами, которым не угрожают свет и тепло.
— Он уже работал архивариусом, когда вы участвовали в фестивале? — осторожно спросил Кайт.
— Работал, — ответил профессор, раскладывая пергаменты по коробкам, — но не архивариусом. Он был нашим куратором.
— Нашли что-нибудь интересное? — проговорил Тарий, когда читатели вернулись к его кафедре.
— Вы не могли бы дать мне современные атласы, — попросил профессор. — Я верну их до начала пути.
— Да, времени остаётся мало, — на губах архивариуса мелькнула улыбка. Он снова скрылся за стеллажами и вернулся со стопкой книг в мягких обложках. — Вообще-то архив работает только как читальный зал, но для вас я сделаю исключение.
Он переписал номера книг в толстую тетрадь и передал их профессору.
— Полагаю, до встречи завтра? — архивариус снова улыбнулся. Кайт только сейчас заметил, что с его лица исчезло обычное голодное выражение потери. Теперь глаза светились предвкушением.
— До завтра, — сказал мальчик, видя, что его учитель не собирается обмениваться этикетными фразами с бывшим куратором.
Они покинули архив и вышли в парк. Солнце уже село и вокруг лежала темнота, не намного прозрачнее той, что обитала между книжными стеллажами. Только воздух всё ещё пах теплом, к которому начинали примешиваться едва уловимые ароматы осени.
— Вам от станции далеко до дома? — спросил Войд.
— Нет, всего пять минут.
— Значит, не заблудитесь.
— Спасибо, что согласились пойти со мной, профессор!
— Скажете спасибо, когда мы вернёмся с этой горы. Что за глупость выдумал Кианан!
— Вы думаете там, на вершине, никого нет?
— Я знаю, что там никого нет.
Они расстались возле перехода. Профессор отправился искать среди серых стен свой дом, а Кайт — ждать поезд. Несмотря на то, что сегодняшний день ничего не изменил в его будущем, впервые за последнее время Кайт ощущал на сердце покой. Суббота сама собой отодвинулась на край вечности, а до того времени ему так много предстояло сделать.
Проглотив ужин, он сел за школьные учебники, снова обретшие смысл. Трудившаяся над вышивкой Беата с улыбкой наблюдала за сыном. Последние дни он казался усталым и тревожным, но, похоже, все тревоги развеялись, как утренний туман.
Спал Кайт без снов, проснулся раньше будильника, поцеловал мать и побежал в школу. Биджой продолжал делать вид, что парта перед ним пуста. Но Кайт заговорил сам, желая снять с его плеч часть вины.
— Стинэй, я не пойду на Акелдаму один. Со мной пойдёт профессор Войд.
— Поздравляю, — горько ответил Биджой, не чувствуя облегчения. — А если бы ты отказался от этой затеи, то никому бы не пришлось идти.
Остальных товарищей Кайта это известие обрадовало. Вирджи схватила его за руку, воскликнув:
— Наконец-то хорошие новости! Представить не могла, как ты будешь бродить там один!
— Почему Войд вызвался идти с тобой? — спросил Найджел.
— Он был Правой Рукой Бога Войны.
— Вот это да! — поразился Магги. — Отличная замена Биджою.
— Сателлитов нельзя заменить, — покачал головой Найджел. — Только в год своего шестнадцатилетия в человеке может пробудиться сила Первого сателлита.
— Вот увидишь, профессор обойдётся и без силы, — уверенно возразил Магги. — Как спросит у Гадара формулы тригонометрических уравнений — и тот снова испустит дух, лишь бы не выходить к доске!
Тирс и близнецы рассмеялись. Кайт тоже улыбался. Сейчас, из этой точки пространства и времени, Акелдама казалась далёкой и совсем не страшной. Пришёл Акус Лестер и началась тренировка, потом Найджела с близнецами забрал Накайн, а Вирджи со своими сателлитами ушли с Сарией. Кайт продолжал «махать мечом», пока солнце не окрасило красным золотом верхушки деревьев. Потом, попрощавшись с друзьями, отправился в подземелье архива, где сидел, склонившись над картами, Норвен Войд. Рядом на стуле лежал плед и пара белых перчаток. Покрыв плечи шерстяной тканью, Кайт надел перчатки и стал перебирать страницы рукописи.
Через полчаса зашёл Альраи. Профессор показал ему записи в блокноте, и они стали обсуждать неразборчивые пометки в старинных документах.
— Лучше двигаться небольшими переходами, — посоветовал Альраи. — Ваша задача не просто покорить Акелдаму, Кайт не должен прийти на вершину усталым. Продумай места для привалов.
Войд кивнул, но видно было, что намёки о возродившемся чудовище отзываются у него зубной болью. Когда настоятель оставил их, он поднялся, стараясь не расплескать гнев.
— Простите, профессор, — тихо произнёс Кайт.
— Вы-то за что извиняетесь? Продолжим работу, пока ещё кто-нибудь не пришёл давать мне советы.
Кайт кивнул и, перевернув страницу, стал делать пометки в тетради. И на него опустилось чувство, будто когда-то такое уже было. Полутёмный класс, огни свечей дрожат, и кажется, что свечи тоже мёрзнут. Мальчик дует на холодные пальцы и переворачивает страницу учебника.
Профессор медленно идёт между пустых столов и останавливается около него. Он ни о чём не спрашивает. Ему достаточно взгляда. Он приказывает подвинуться, потом опускается на скамью рядом с ним и начинает объяснять.
Мальчик слушает строгий голос, который словно не говорит, а читает статью из словаря, и чувствует, как воздух вокруг теплеет. В этом нет магии, — просто профессор сидит рядом, и поэтому тепло. Тело профессора, подчиняясь даже не его желанию, а обыкновенным законам физики, отдаёт тепло, которое согревает мальчика.
Мальчик смотрит на свои руки и думает, а хватит ли в его теле тепла, чтобы согреть другого человека... Очень хочется, чтобы хватило... Он пытается заглянуть в себя. Там темно — и только в самой глубине теплится крошечный огонёк...
Кайт вздрогнул и коснулся влажного лба.
— Простите, я, кажется, задремал.
— Ступайте домой. Я закончу один.
— Нет, профессор!
— Ступайте. Кианан всё равно пошлёт вас на эту чёртову гору, так что лучше идти выспавшимся и отдохнувшим.
— Альраи не виноват. Я сам дал согласие.
— Вы обвиняете себя даже в том, что не спасли друга, с которым были знакомы всего месяц. А здесь вам описали целый мир, над котором нависло ужасное чудовище. Стоит ли удивляться, что вы согласились.
— Я ещё посижу, хорошо? — тихо попросил Кайт.
Профессор, уже готовый разозлиться и выгнать упрямого мальчишку, так и не произнёс гневных слов. Ему вдруг показалось, что Кайт просто не хочет оставаться наедине со своей дорогой.
— Сидите, — проговорил он, отворачиваясь.
Кайт раскрыл старый атлас и нашёл на нём Акелдаму. Под рукой древнего картографа на вершину вела тонкая линия, напоминающая змейку. Он вернул атлас в картонную коробку и открыл следующий.
В глубине зала пробили часы.
— Продолжим завтра, — профессор потёр уставшие от полумрака глаза.
Оставив книги архивариусу, они вышли в парк. Сепий, которого наступивший вечер окрасил в чёрный, сидел у подножия стены с изваянием угольного дракона. Кот, не отрываясь, смотрел, как ложатся на траву отбрасываемые профессором и мальчиком тени.
- Мы не привязываемся к людям. Поэтому нам не больно их терять.
— Говорит мне тот, кто через все свои девять жизней пронёс память о старушке, на коленях которой играл котёнком.
— То лишь сны, мой друг… То лишь сны…
* * *
Кайт пришёл в Храм первым. Спросив разрешения у куратора, он отправился в пустующий класс и достал учебник по химии. Завтра нужно было писать проверочную работу, а он ещё проигрывал в битве с некоторыми задачами.
Через полчаса появился Тирс и сочувственно посмотрел на раскрытые тетради:
— Если бы героев освобождали от контрольных, подвиги имели бы хоть какой-то смысл.
— Ты уже решил, кем станешь в будущем?
— Юриспруденция, — он указал на нашивку на школьном пиджаке, где красовался герб министерства внутренних дел. — Отец работает в Верховном суде, так что быть мне адвокатом. Тоже, в своём роде, защита людей. А ты станешь профессором литературы?
— Нет, — Кайт улыбнулся, с нежностью вспомнив отца сидящим возле обогревателя с раскрытой книгой. — Я хочу строить.
Тирс присвистнул.
— Пойдём помашем мечами, пока ждём остальных. Лестер уже отпер склад инвентаря. Обещаю — в этот раз без дураков.
— Спасибо, Марк.
— Всегда пожалуйста.
Они тренировались на залитом солнце поле, потом к ним присоединились остальные. А когда солнце стало клониться к закату, Кайт снова отправился в подземелье.
— Здесь уже почти всё, — профессор показал на пару оставшихся манускриптов. — Досмотрим их — и можем водить экскурсии по сказочной Акелдаме. К сожалению, об Акелдаме реальной информации намного меньше.
Они дочитали последние карты, когда между длинных столов показалась тень Тария.
— Экейн просил передать, что припасы в дорогу собраны. Возможно, вы пожелаете посмотреть.
— Хорошо. Кайт, заканчивайте с этим, — он кивнул на карты и пошёл наверх.
Мальчик стал осторожно складывать пергаменты в коробки.
— Надеюсь, это вам хоть немного поможет, — улыбнулся архивариус, возвращая коробки в металлические ячейки. — Сам я, да простит меня Альраи, не очень верю в существование героев и демонов. Для меня это легенда, воплощённая в бумаге. И моя задача — беречь бумагу, чтобы сохранить легенду.
— Профессор Войд тоже не верит, что на Акелдаме кто-то есть, — проговорил Кайт, протягивая ему следующую коробку.
— Вот как? — медленно проговорил Тарий. — А когда-то он верил, может, даже слишком горячо.
— Он сказал, вы были его куратором.
— Был. Но потом Альраи решил, что у меня лучше получится беречь бумагу, чем детей.
— Кажется, всё, — Кайт снял перчатки. — Спасибо, что разрешили поработать в архиве.
— Это вам спасибо, что идёте туда ради нас всех, — поклон скрыл лицо архивариуса.
Кайт вернул на место плед и пошёл искать профессора.
Норвен Войд перебирал вещи, предназначенные для похода. Экейн стоял возле стены, отчаянно желая слиться с деревянной поверхностью.
— А Триггви оказался смелее тебя, — не глядя на него, проговорил Войд.
— Ты видел Саймона Триггви?
— Видел. И ему хватило силы признаться в собственной трусости.
— Ты бы всё равно не простил меня, — чуть слышно пробормотал Экейн.
— Это верно, — ответил Войд, продолжая раскладывать напитки, пледы и бинты. — Но шанс у тебя был. Хотя, если я не вернусь с Акелдамы, и прощения просить станет не у кого. Скажи, Майт, — он поднял голову, — ты ведь боялся, что Кианан пошлёт туда тебя?
Экейн побледнел, потом залился удушающей краской. Таким, тлеющим от стыда под горящим взглядом профессора, застал своего куратора Кайт. Он растерянно переводил взгляд с одного лица на другое, пытаясь понять, что произошло. Профессор очнулся первым и проговорил сухо:
— Передайте Альраи, что здесь всё, — а когда Экейн ушёл, повернулся к Кайту. — Ну, что, сможете подняться на гору с таким багажом?
-Да. Надеюсь, что да.
— Хорошо. Уложим вещи завтра. Накайн хотел дать в дорогу какие-то снадобья, и Джендэйи — свою магическую тушь.
— Профессор, у вас есть ещё немного времени?
— А в чём дело?
— У меня завтра проверочная работа по химии. Я прорешал тренировочные задачи, но не уверен в некоторых ответах.
Норвен Войд посмотрел на мальчика, за спиной которого громоздились походные рюкзаки, фляги, непромокаемые плащи, потом медленно кивнул.
— Да, у меня есть время.
* * *
На следующий день с севера прилетел ветер, несущий осеннюю прохладу, столь неожиданную для начала сентября. Небо окрасилось в невообразимые цвета, словно художник поскользнулся, и все краски с палитры выплеснулись в облака. В воздухе кружились стрекозы.
После часа тренировки Кайт вернул мастеру Лестеру меч. Сев на каменные ступени рядом с профессором Войдом, он тихо обсуждал последние детали завтрашнего путешествия.
Вирджи смотрела на них, озарённых ярким закатным солнцем, почти не слушая бормотание Сарии.
— Это бессмысленно, — проговорила она. — Завтра они уйдут, и чем помогут наши молитвы?
— Они отправляются во тьму, — Сария сплела высохшие руки. — Что ещё поможет им, кроме твоих молитв?
— Слова не способны защитить.
Седая Сария покачала головой:
— Даже молчание может быть частью молитвы. Ты ещё мала, девочка, ты не знаешь, что такое страдать в одиночестве, что такое в одиночестве умирать. Когда ни одна рука не протянется к тебе и ни один голос не коснётся тебя. Умереть не узнанным, не оплаканным, уйти так — будто тебя никогда и не было. Говори с ними сквозь леса и камень, сквозь пространство и время, и тогда, возможно, они смогут найти дорогу домой.
![]() |
nora kellerавтор
|
Нейчис
Спасибо большое за такое внимательное прочтение и такой душевный отзыв! 1 |
![]() |
|
Прочитала довольно давно, но до сих пор не написала отзыв. Непорядок, надо исправлять.
Показать полностью
Эта история мне понравилась больше всех, она навсегда останется в сердце и в списке избранного. Почему я не смогла написать отзыв сразу? У меня немного подгорело от концовки)) То есть мне не было грустно или жалко героев - я испытала раздражение от того, что так мало отведено для Кайта нормальной человеческой жизни. Тут всё дело в том, что я вначале познакомилась с этими героями в "Снах", а вот то, что там описывается неслучившееся будущее - пропустила мимо ушей. Здесь ГГ не испытывал таких невыносимых страданий, после которых его милосерднее было бы добить. Нет, у него могло быть будущее - не идеальное, но не лишенное радостей. Ладно, я понимаю, почему автор сделал то, что сделал. Всё логично, обосновано и подготовлено. И как покажут "Сны" дальнейшая жизнь черевата расколом души. Конечно, для того, кто читал Короля звезды, не трудно узнать знакомых героев. Мне казалось, там почти прямо в тексте об этом сказано) Наверное, я узнала всё же не всех, так как прошло уже несколько лет с прочтения той работы. Но вот местный Дамблдор всё такой же. Опять он оказался во всем виноват. Читала и думала: "Ай да Кианан! Ради общего блага собственноручно возродил древнее зло". Красиво получилось, что в конце он остаётся один на один со своей безмерной виной и раздумьями - а стоило ли оно того? Кот и ворон вообще в том же виде почти) Очень мне понравилось, что остальные герои получили возможность раскрыть лучшие стороны себя, а не наоборот. Да, не все этой возможностью воспользовались, но большая часть героев преодолела испытания. Этот роман оставил светлые впечатления от прочтения. Спасибо огромное за ваш труд! 2 |
![]() |
nora kellerавтор
|
Integral
Огромное спасибо за такой развёрнутый отзыв! Очень интересно узнавать, как откликаются эти истории. У меня тоже от неё светло внутри. Может, потому что в основе встречи Кайта с Гелиадором - мой первый месяц жизни в Киото. Про Кианана: Альраи - одно из моих самых любимых имён в этой книге. Я его подсмотрела на астрономическом сайте, на самом деле это название звезды. И мне нравится думать, что Кианан - старый смотритель маяка, с которым встретился Ассон. 1 |
![]() |
|
Эту книгу я прочитала впервые довольно давно - около четырех лет назад, когда она была целиком выложена здесь, а "Приходящий с рассветом" еще не был закончен. Сейчас, спустя столько времени, мне захотелось перечитать ее и написать, наконец, отзыв, запоздавший на возмутительно большое число дней.
Показать полностью
Как только я начала читать "Мир тебе, воин", со страниц на меня дохнуло воздухом Японии. Да, это оригинальная история, но приятно было узнавать в новом обрамлении знакомые образы и места, чьим духом и красотой вдохновлялся автор. Что-то мне удалось опознать сразу - как тэру-тэру-бодзу, водопады Акамэ, Beppu Jigoku, ликорисы и стихотворения о них, слова молитв и важность каждого написанного знака, - что-то обрело в моем воображении собственную жизнь. Здесь есть то, что я ценю в японской культуре: ненавязчивая философия, легкая и невесомая, как паутинка, которую не всегда сразу видишь и осязаешь, но которая всегда рядом и пронизывает все уровни бытия. Любопытно, что я сама с очень раннего возраста не воспринимала время как нечто линейное, и временную линию всегда рисовала как спираль: помню удивление знакомой девочки-гипнотерапевта, когда при попытке вывести меня в сессии на "линию" времени я остановилась на дороге и сказала, что, вообще-то, время похоже на ветвление, и круги спирали - годичные кольца мирового древа. И тема Великой Спирали, путешествуя по которой, души проходят множество воплощений, отзывалась мне и раньше, а сейчас - особенно, учитывая обретенный за эти годы род занятий. Молодые души приходят учиться. Зрелые - проявляться. Древние - провожать "малышей", чтобы они успели вырасти до того, как потеряются окончательно. Частенько самые опытные, древние души воплощаются в таких людях, как Кайт. Они не вписываются в нормальность - но они и не обязаны. Им редко удается прожить спокойную жизнь - потому что лишь познав страдания лично, можно прочувствовать и свою, и чужую боль в полной мере. А тот, кто не чувствителен к боли, на мой взгляд, не способен на исцеление. Такие души нередко выбирают для себя не самый простой опыт в том воплощении, в котором становятся проводниками и врачевателями, и Кайтос здесь не исключение. "Настоящий лидер не стремится к власти - его призывают". И все внимание по прихоти судьбы привлекает тот, кто хотел его меньше всего, но он оказался именно в том месте и в тот момент времени, где и когда должен был. Мне отдельно импонирует его тоска по родному северу в течение всего его пребывания в Гелиадоре. Северная природа сурова и порой не особенно красочна по сравнению с живописной яркостью юга, но в ней свое очарование, которое не все способны оценить по достоинству. И нравится то, что Кайт по-своему видит суть вещей, что задает нешаблонные вопросы. Чем-то это напоминает поговорку о том, что "все знают, что что-то невозможно, а потом находится дурак, который об этом не слышал - именно он и делает открытие". Так и Кайт смотрит на фестиваль Небесных Кораблей и на все, что с ним связано: непредвзято и честно. Очень мудрым и правильным выглядит запрет для таких, как Кайт, отнимать жизнь. Рука, которая лечит, не должна ранить, одно с другим сочетать невозможно. Поэтому, конечно же, Кайт не мог быть воплощением Мелкона - и слава всем богам, что не мог. Да и не должен был. Хотел стать мостом, посредником, не зная тогда, что родился огнем свечи во мраке, маяком и путеводной звездой. Горящий фитиль не замечаешь, пока светит солнце, но стоит ему угаснуть, как любая крупица света обретает совершенно другую ценность. Как-то так и выглядят проводники душ, прошедшие по спирали дальше многих: живой свет, выводящий потерянные души из тьмы обратно на тропу. Тем примечателен выбор фамилии для Норвена Войда - слово void, помимо пустоты, не зря означает "пространство, свободное от звезд". Но чтобы подарить надежду, достаточно всего лишь одной светящей тебе звезды. Понравился образ Гадара - бога-наблюдателя, которого, кажется, уже ничем нельзя удивить. И который напоминает старика из притчи про то, что каждое событие можно трактовать по-разному, и нельзя сказать заранее, к добру оно случилось или к худу. Потому что нет ни того, ни другого - есть совершенство в случившемся и божественное провидение, а причину, почему все произошло именно так, нам понять не дано. Гадар чем-то напоминает джинна в лампе: самое могущественное существо во вселенной связано оковами исполнения чужих желаний. Интересно, что в тексте Гадар говорит: "Мир тебе, воин! Только тебе не надо мира", - а у меня в памяти отложилась немного другая цитата. "Мир тебе, воин - но ты не мира ищешь". И неудивительно, что Акелдама, как минимум, ее туманный лес, явно имеет родство с Аокигахарой: где же еще обитать озлобленному бессмертному, закованному в цепи? Мне жаль, что, как и всем Китлали, Кайту не суждено было прожить обычную жизнь, к которой он стремился - но одновременно с этим, если вспомнить несбывшиеся сны, оно и к лучшему. По крайней мере, его душа осталось цельной и чистой, а значит, он с улыбкой вернулся к порогу, с которого когда-то свернул. Большое спасибо вам за эту чудесную историю, за персонажей, за вдохновение. От нее остается послевкусием светлая грусть, похожая на осеннее солнце: яркое и при этом прохладное. Помогающее не забывать. Надеюсь, что Сепий и Полковник все еще охраняют священную гору - ибо, как известно, демоны живут напротив ворот храма. 2 |
![]() |
nora kellerавтор
|
Verliebt-in-Traum
Спасибо Вам огромное за такой чуткий отзыв! Он - будто стихотворение в прозе! Читала с замиранием сердца! Вспомнилось чудесное приспособление - мурашка-антистресс. Ваши слова, будто эта мурашка, угадывали образы и смыслы, о которых я писала. Особенно поразило замечание про фамилию Норвена. Я её взяла из статьи по астрономии, где рассказывалось именно о космических войдах. Ещё раз огромное спасибо! У меня сейчас так светло на душе ☆彡 1 |
![]() |
|
nora keller
Показать полностью
Я очень рада, что мой отклик смог вас порадовать и принести немножко света) Даже не думала, что так угадаю с фамилией Норвена, хотя было много мыслей о пустоте как о явлении в связи с этим персонажем. Пустота - отличный магнит для чего угодно, и в его юности пустота притянула чужую злобу и негативные эмоции. Тем любопытнее тот факт, что Кайт убирает его шрамы и оставляет кожу чистой, как белый лист, на котором можно записать что-то новое. Жаль, что первым пришлось писать слово "утрата", но, по крайней мере, у него есть возможность писать дальше. А сны о несбывшейся жизни из "Приходящего с рассветом" мне напомнили погружение в хроники Акаши - это и выглядит в общем-то примерно так, если проходить через эту практику. Показывают только те отрывки жизни, которые важно увидеть здесь и сейчас. И несмотря на то, что все равно эта жизнь не была такой уж безоблачной, в ней было много хорошего. Но очень показательно то, как люди отнеслись к тому, что принято называть чудесами: закономерно захотели или присвоить, или разломать. Я еще хотела поспрашивать у вас по поводу стихотворения про паучьи лилии - это ваше творение, или это перевод с японского? Если перевод, могли бы вы подсказать автора? Я так благодаря "Королю звезды" заново открыла для себя Исикаву Такубоку). А к ликорисам у меня особо трепетное отношение по многим причинам, все хочу добраться до Японии в пик их цветения и вечно приезжаю в какие-то другие сезоны) Вообще про всех персонажей хочется поговорить обстоятельно) Альраи, как уже обсуждали здесь в комментариях, действительно похож на Дамбигада, только с расчетами он промахивался еще круче Дамблдора (тот был прав во многих своих суждениях, как минимум), и он получил то, что заслужил: остаток жизни, полный сожалений. Мне понравился Джая Савитар - и не только из-за того, что он каллиграф, но и потому что он один из немногих, кто понимает важность и вес каждого слова. В конце концов, первое орудие врача в лечении пациента - это именно слово, что уж об остальном говорить). P.S. дюны, куда ребята ездили на экскурсию, и где Кайт бегал к океану - дюны Тоттори?) 1 |
![]() |
nora kellerавтор
|
Verliebt-in-Traum
Спасибо большое за возможность поговорить об этой истории. Она для меня особенная, потому что в основе переезда Кайта в Гелиадор - моя первая поездка в Японию, в Киото. Мелкие детали из пролога вроде велосипеда, стоящего у ограды по дороге к реке, запутавшегося в речной траве мяча, каменных крестов на дне - всё это я увидела в свой первый день в Японии. Описание мира, в котором живёт Кайт, похоже для меня на своеобразный дневник воспоминаний. Стихотворение про ликорисы моё. Когда писала эту историю, как раз переехала в деревенскую местность и меня поразили яркие красные цветы, растущие вдоль рисовых полей. Очень рада, что Вы упомянули Альраи и Савитара. Люблю всех героев этой истории, но Джая - особенный, очень уютный для меня персонаж. Дюны - да, это я была под большим впечатлением от поездки в Тоттори! Такое волшебное чувство, что Вы всё угадываете! 1 |
![]() |
|
nora keller
Показать полностью
Это очень чувствуется - любовь автора к его истории. Как и любовь к стране, вдохновившей на ее написание. Я узнала Киото в вашем Гелиадоре практически сразу - Кайт по дороге проезжал мимо озера-моря, а Бивако когда-то давно называлось пресноводным морем, гулял вдоль реки - подозреваю, в Аананди есть воды Камогавы и камни-черепашки, по которым на мелководье можно перебежать на другой берег, а Тропа мудреца, как и тропа философа, обросла сакурами с обеих сторон). А вот храм Даглар мне видится таким собирательным образом синтоистских/буддийских святилищ в духе присказки "на горизонте виднелась высокая гора, а на горе стоял храм". Как вариант ассоциации - с Храмовой горой на святой земле, не знаю, почему. Каменная арка на входе мне напомнила каменные тории заброшенного храма Оива-дзиндзя: возможно, если храм Даглар когда-нибудь придет в упадок, то, что останется, будет выглядеть именно так. Я так и подумала, что стихотворение скорее ваше, чем переведенное. Повторю еще раз - очень красивое и в духе этих цветов с другого берега Сандзу. Интересно, что все ликорисы Японии - клоны одного и того же цветка, который туда однажды завезли. Они размножаются исключительно вегетативно. Чем-то похоже на огромную грибницу в лесу, из которой в определенное время вырастают грибы, а потом прячутся обратно под землю. Впрочем, на образ хиганбана все это тоже ложится. И логично, что именно во время этой экскурсии звучит упоминание могил/чувства, что кто-то прошел по моей могиле: ликорисы, все-таки, связаны со смертью и поминовением. Возможно, для Кайта то, что он увидел в воображении эти цветы у водопада, раз уж именно о них выбрал стихотворение, было в некотором роде предвестником будущего перехода из жизни в смерть, когда души по дороге из ликорисов уходят в загробный мир. И несмотря на то, что их стараются не трогать (а еще они ядовитые, собственно, почему их сажали вдоль полей и кладбищ - чтобы животные посевы и трупы не поели), я все равно их люблю, причем настолько, что у меня с этими цветами даже есть татуировка). Джая вообще такой типичный... Странник. У меня с ним ассоциируется, наверное, с пожеланием, которое часто китайцы пишут на дуйлянях: 出入平安 chūrù píng’ān - "и приходя, и уходя, будь спокоен и счастлив". Это не тот человек, который надолго остается на одном месте, но в этом и вся его прелесть). Уйти, а потом вернуться и рассказать новые истории. Из детей мне еще нравится Вирджи - потому что у нее хватило смелости заявить о себе, когда никто в нее не верил, зато все подряд оспаривали ее право на то, что она заслужила. Она правильно тогда сказала, что она может и смешна в роли бога, зато его меч достать из ножен может только она, а у тебя, друг дорогой, место у параши *зачеркнуто* место за моей спиной, и ты не имеешь права коснуться даже рукояти. Она молодец, и она очень выросла за время повествования) Думаю, порой ей было даже сложнее, чем Кайту - тот о многом не знал до последнего, а она знала и готовилась давать бой всем подряд. Что проблематично, когда ты богиня не войны, а милосердия). Я просто тоже очень люблю Японию и отдельно Киото) все эти места, пусть и не везде я побывала. Дюны пока только в планах, как и рисовые террасы в Ниигате и много другое) 1 |
![]() |
nora kellerавтор
|
Verliebt-in-Traum
Аананди - это Камогава)) Я как раз жила на севере Киото и каждый день ходила вдоль реки. Очень-очень её люблю. Храм Даглар - главный его прообраз храм Ясака-дзиндзя и парк Маруяма. Хотя прообраз не слишком точный. Пруд там всего один. Но ворона я на самом деле там увидела. Вирджи - мне тоже кажется, что ей было особенно трудно. Когда писала про неё, в душе чувствовался сгусток чего-то тяжелого. Спасибо, что рассказали столько всего про ликорисы! Я и половины не знала! Если будете в Осаке, заходите в гости 💗! 1 |
![]() |
|
nora keller
Показать полностью
Камогава атмосферная река, я тоже люблю гулять по ее берегам, хотя жила я обычно в Киото в центральных районах, когда приезжала. Почему-то на Ясака-дзиндзя я не подумала). А парк действительно хорош, я все хочу поймать там цветение старой сакуры, но пока ловила исключительно котиков и музыкантов с поющими чашами. После заката особенно атмосферно. Да, ей было сложно, плюс учитывая, что частично она повторила судьбу Табит в том смысле, что ей тоже понравился человек, в чьем списке приоритетов она вряд ли будет на первом месте, в сумме получается не особенно счастливая картина. Но я хочу надеяться, что у нее все будет хорошо - или с Найджелом, или с кем-то другим. Чудесные, загадочные цветы) мне нравится, что они цветут осенью, и выглядят они по-осеннему, яркие, необычные 😍 по японскому цветочному календарю они отвечают за малый сезон "осеннее равноденствие", с 23-24 сентября по 7-8 октября примерно. Любопытно, что для того, чтобы они зацвели, нужно, чтобы пролили холодные дожди, и было резкое понижение температуры: любят холод и повышенную влажность. И у них сначала появляются цветы, а потом уже листья, их в том числе поэтому считали потусторонними, так как порядок естественный нарушен и идет в противоположном направлении). Замечали наверняка, что во время цветения видно, по сути, только цветок и стебель, а листьев нету). О, еще я хотела отметить момент в сюжете, когда Ияри пришел именно к Саймону. Мне кажется, что ему самому это было нужно в первую очередь - такое принятие от кого-то божественного вроде Ияри может помочь ему в итоге простить себя. Хотя его причина ухода из храма накануне фестиваля понятна, действительно не стоило все это начинать, но опять же, видимо, так надо было. Спасибо за приглашение!) Я как раз за свои 4 поездки в Японию до сих пор до Осаки не добралась - будет повод) ❣ 1 |