Нас запомнят войной, но пусть назовут прощением (гет)

Примечания:

В канун Хэллоуина о чём читать, как не о Рождестве? Поэтому вуа-ля, длиннющая глава, богатая на события и предвещающая кульминацию

---

Двадцать пятое декабря, 1999 год. Суббота, Рождество

Драко Малфой просыпался в гораздо худших местах, чем перед давно остывшим камином, и даже затёкшие мышцы не изменят его мнения. Он негромко стонет, откатывается от Гермионы, и спина сразу же протестует. Драко нашаривает волшебную палочку, относит одежду в спальню и накладывает на жену заклинание невесомости. Он без усилий поднимает её на руки, и Гермиона сонно моргает, почувствовав движение.

— Драко? — Голос звучит неуверенно, и, успокоившись поглаживаниями мужа, она опускает голову на ключицу и снова закрывает глаза.

Он укладывает её под одеяло и забирается следом, радуясь, что солнце этим рождественским утром ещё не взошло и планов до самого позднего вечера не намечается. Последние несколько ночей он плохо спал, и похоже, Гермиона столкнулась с тем же, судя по письмам в дневнике.

Когда Драко просыпается в следующий раз, ему кажется, что он весь горит — одеяло давит, но главная причина пробуждения — это ощущение прохладных пальцев на бёдрах.

Драко открывает рот, чтобы что-нибудь сказать, но только рвано глотает воздух, почувствовав, как Гермиона покрывает поцелуями внутреннюю поверхность бедра. Её руки скользят по ягодицам и удерживают их неподвижно; даже без нежного прикосновения Драко кажется, что он и при всём желании не смог бы пошевелиться.

— Можно? — Из-под одеяла голос Гермионы звучит приглушённо, и мысль, что он не может её видеть, внезапно становится такой отвратительной, что Драко сбрасывает одеяло с них обоих.

Грейнджер устроилась у него между ног, кудрявые волосы небрежно собраны на затылке, и она с ухмылкой наблюдает за быстро формирующейся эрекцией.

Возможно, это самое эротичное зрелище, которое Драко Малфой когда-либо видел, и он надеется, что оно запомнится ему на всю оставшуюся жизнь.

— Грейнджер… — хрипло шепчет он.

Гермиона не отвечает, разве что вскидывает бровь, и втягивает член в рот. Голова откидывается на подушку от умелых ласк её языка, и, когда первоначальное умопомрачение проходит, Драко приподнимается, чтобы понаблюдать за работой своей жены.

Щёки округлились, и Драко запускает руку ей в волосы, перебирая их пальцами. Когда она, облизываясь, отнимает голову, обхватывает член рукой и начинает водить ей, из Драко вырывается новый стон.

— Грейнджер, — предупреждает он, — меня надолго не хватит.

Она улыбается, снова прикрывает рот рукой, и, поддерживая ритм, опускается так глубоко, как только может.

— Мерлин, — Драко задыхается, — я… нет… Грейнджер.

Он напрочь забывает, как говорить, когда она ускоряется, интенсивно двигаясь до тех пор, пока он не чувствует, что давление зашкаливает — Драко в нескольких секундах от оргазма, и только тогда она отрывается от него. Он впивается в простыни ногтями одной руки, вторая скользит вниз, обнимая грудь Гермионы. Девушка тяжело дышит и карабкается по нему, пока не находит идеальную позу, а затем садится.

Она запрокидывает голову от проникновения, ловкие пальцы Драко находят её бедра, принимаются покачивать их. Гермиона быстро находит ритм, и Драко прижимает большой палец к клитору, вырывая из неё стоны.

После этого начинается гонка — Драко намерен выиграть. Он смотрит, как исчезает в ней, и трётся, пока Гермиона не начинает извиваться.

— Я… — выдыхает она, — прошу, не останавливайся.

Ни при каких обстоятельствах Драко и не сумел бы, поэтому, когда она с криком прижимается к нему, он следует за ней.

Дыхание ещё не восстановилось, а Гермиона без сил наваливается сверху, и, хотя Драко по-прежнему кажется, что он на грани смерти, потому что ему примерно на тысячу градусов жарче, чем следовало бы, он не двигается. Есть способы умереть и похуже.

— Счастливого Рождества, — бормочет Гермиона, уткнувшись ему в грудь, и перекатывается. Не слишком далеко, но теперь он может видеть её лицо.

— Чёрт возьми, Грейнджер. Если это был мой рождественский подарок, то я уже предвкушаю день рождения.

Гермиона смеётся.

— Это был не подарок, но если бы я знала, что хватит и секса, то не стала бы утруждаться покупками.

Она лежит на его плече, и Драко отводит её руку, принимаясь водить пальцами вверх и вниз по грудной клетке. Гермиона лениво стонет, а он рассматривает её с расстояния в несколько дюймов.

— Всем известно, что секс — это всегда уместный подарок, — бормочет он.

Она издаёт смешок в ответ, закрывает глаза и мягко дышит. В лучах рассветного солнца, проникающих в комнату через окно, мир кажется утопическим.

— Вчера я кое-что нашла, — медленно произносит Гермиона.

Драко на мгновение заливается краской — воспоминания о вчерашнем дне настолько эмоциональны, что он боится говорить о них вслух. Он сидел за столом с раскрытым дневником и ждал очередного сообщения от Грейнджер: чего-нибудь, что доказало бы, что, какую бы глупость она ни совершила, она преуспела и не нуждается в побеге из Азкабана. А потом вдруг внезапно он почувствовал странную тяжесть в груди, и, не задумываясь, трансгрессировал — и неважно, что сам находился под антитрансгрессионными чарами и даже не знал, где в конце концов окажется.

— Ты имеешь в виду, когда совершила обещанную глупость? — спрашивает он. — Что именно ты сделала, Гермиона?

Она отстраняется, чтобы видеть выражение его лица.

— Я пробралась в «Дырявый котёл» и пошарила там, а когда ничего не обнаружила, отправилась в «Три метлы» и сделала то же самое. И, в общем… поиски оправдались.

— Это связано с мадам Розмертой?

— Да, — Гермиона неуверенно прикусывает губу. — Мне кажется… Я подозреваю, что у мадам Розмерты был муж-магл. И ребёнок… ребенок, не владеющий магией.

— Сквиб, — выдыхает Драко. — Она не чистокровная и никогда не заботилась о статусе крови. Зачем ей скрывать мужа и ребёнка-магла?

Гермиона пожимает плечами.

— В волшебном мире иметь родственника сквиба не самое общественно поощряемое явление, как мне показалось. У Уизли есть двоюродная сестра — сквиб, и они о ней не сильно распространяются, хотя среди волшебных семьей считаются довольно принимающими.

— Верно. Министерство даже не регистрирует детей, которых признают сквибами, — ни в одном реестре мы не найдём записей о ребёнке мадам Розмерты, если таковой имеется.

Гермиона хмурится.

— Держу пари, магловские записи существуют. Похоже… Я подозреваю, что его отец скорее всего мёртв.

Она рассказывает Драко историю со всеми подробностями, включая пятна крови перед кроватью. Розмерта определённо жива, а иначе кто ещё мог погибнуть, защищая ребенка?

Когда Гермиона упоминает, что кто-то трансгрессировал в дом, а она сбежала, выражение лица Драко мрачнеет.

— На дом наверняка наложили защитные чары, которые предупреждают о вторжении, — говорит он. — Это означает, что, кто бы ни контролировал Розмерту, он всё ещё следит за домом. Сейчас мы должны исходить из того, что ребёнок до сих пор жив.

Гермиона вздыхает.

— Я пришла к тому же выводу. Это объясняет её готовность сотрудничать и делиться информацией. Кого я не понимаю, так это Кингсли — не может быть, чтобы он стоял за всем этим и угрожал ребенку. Он хороший человек.

— Наверное, ты права. Он не похож на того, кто после битвы с Волдемортом поменял бы взгляды так радикально, что начал угрожать детям и принуждать граждан к браку. Кто-то контролирует его.

Драко смотрит, как Гермиона хмурится: сейчас у неё такое же выражение лица, какое появляется всякий раз, когда она сталкивается с особенно сложной задачей по нумерологии. Очаровательное зрелище, сразу напоминает о старых добрых школьных днях, проведённых в Хогвартской библиотеке, где от тайком поглядывал на Гермиону и удивлялся, как кто-то может быть невыносимо надоедливым, но в то же время притягательным.

— Пойду заварю чай, — говорит Драко. Не вмешайся он, Гермиона просидит так до завтра, потерявшись в размышлениях. — Давай посидим у ёлки и насладимся Рождеством.

Она кивает, но выражение лица не меняется. Драко смеётся, целует её в волосы и встаёт с кровати. Отыскав домашние брюки и вязаный свитер, он одевается и выходит в коридор.

За пределами спальни холодно, Драко разжигает камин взмахом волшебной палочки.

— Джуни, — зовёт он.

Домашняя эльфийка появляется мгновенно, её огромные глаза радостно осматривают дом.

— Хозяин Малфой вернулся, — объявляет Джуни. — О, Джуни так рада. Госпожа Малфой разбивала Джуни сердце своими криками.

Драко морщится — он не догадался, что Гермиона станет звать домовика.

— Прости, — тут же говорит он, — я не подумал, что мой отъезд помешает тебе навещать её. Ты всегда можешь видеться с Гермионой, даже если меня не будет рядом.

Глаза Джуни загораются.

— Правда? Спасибо, хозяин!

— Просто Драко и Гермиона — ты можешь называть нас по именам, Джуни. Гермиона просила тебя об этом.

Джуни вскидывает руки и зажимает кривые уши ладонями:

— О, Джуни никогда бы не смогла, нет, сэр, вы слишком добры, сэр, спасибо вам.

Драко вздыхает. Уговорить Джуни отказаться от титулов — безнадежное дело, и, несмотря на просьбу Грейнджер, Драко чувствует, что переубедить её не получится. — Я надеялся, ты приготовишь нам что-нибудь на завтрак?

— Конечно, хозяин Малфой. — Джуни буквально дрожит от волнения.

— А потом, раз сегодня Рождество, ты можешь взять отгул до конца дня. Почему бы тебе не узнать, свободна ли Тельма, и не провести с ней день, Джуни? Уверен, Тео не станет возражать.

Джуни склоняется так низко, что её уши касаются пола, а когда выпрямляется, большие голубые глаза наполнены слезами. Драко неловко переминается с ноги на ногу, но от эмоциональной бури его спасает появление Гермионы.

— Джуни! — восклицает она. — Я так рада, что ты вернулась.

Джуни переводит заплаканный взгляд на хозяйку.

— Госпожа Малфой, Джуни очень сожалеет, что не смогла ответить на ваш зов!

Гермиона машет рукой, как бы извиняясь.

— Не волнуйся! Тельма рассказала мне, что ты не могла ответить. Ты не сделала ничего плохого.

— Спасибо, госпожа.

— Просто Гермиона, — в сотый раз повторяет Гермиона, — и у меня для тебя подарок!

Она вручает Джуни коробочку и открытку, эльфийка смотрит на них с опаской. Драко сдерживает смех — маленькое создание, вероятно, всё ещё обеспокоено тем, что Грейнджер собирается поделиться с ней одеждой.

— Открывай же! — взволнованно говорит Гермиона.

Джуни не из тех, кто отказывает, поэтому она медленно разворачивает открытку с неряшливым почерком Гермионы. Зачитывает вслух: «Джуни, нашему трудолюбивому работнику и самому верному другу. С любовью, Малфои».

Драко сглатывает внезапно возникший ком в горле — он уже давно не видел, чтобы кто-то где-то писал «Малфои», и в груди теплеет от мысли, что Гермиона намеренно подбирала слова.

Джуни прижимает открытку к груди, забыв обо всём, смотрит на Гермиону, и крупные слёзы катятся по её морщинистым щекам. Похоже, она не знает, что сказать, но Гермиона нетерпеливо указывает на коробку.

— Открой остальное.

Джуни опускает взгляд и медленно открывает её. Внутри лежит маленькое серебряное ожерелье.

— Я знаю, ты не хочешь одежду, — тут же объясняется Гермиона, — но я подумала, вдруг тебе понравится какое-нибудь украшение. Я, правда, не уверена, носят ли домовики серебро…

Джуни снова заливается слезами.

— Это самый приятный подарок в жизни Джуни. — Она удивительно ловко надевает ожерелье, и на полированной поверхности кулона становится видна буква «Д» со сверкающим бриллиантом внутри. Драко никогда раньше не видел домашних эльфов в украшениях, но предполагает, что причина проста — очень немногим домашним эльфам позволено владеть чем-то ценным.

— Выглядит чудесно, Джуни, — не задумываясь, говорит Драко. Гермиона вознаграждает его ответной улыбкой.

Одной рукой Джуни прижимает открытку к груди, а другой придерживает новое ожерелье. Гермиона наклоняется и нежно обнимает её за дрожащие плечи.

— Джуни ещё никогда не удостаивалась такой чести, — восклицает эльфийка.

— Счастливого Рождества, Джуни, — говорит Гермиона. — Рада, что тебе понравилось.

Джуни от души фыркает и поворачивается к Драко с улыбкой до ушей.

— Спасибо. Вам обоим.

Без лишних раздумий она трансгрессирует, а Драко продолжает смотреть на пол, где она стояла всего несколько мгновений назад.

— Это было очень мило с твоей стороны, — говорит Гермиона. Драко поднимает взгляд и видит, что жена улыбается ему.

— Что? — переспрашивает Драко. — Я даже не знал, что ты приготовила ей подарок.

— Я не об этом, — усмехается Гермиона. — Я про то, что ты отпустил её на Рождество и извинился, что не позволил видеться со мной. Это было мило с твоей стороны.

Драко закатывает глаза и возвращается к пустым чашкам, пытаясь скрыть покрасневшие щёки.

— Да, но моя жена говорила, что стоит вести себя вежливо даже с домашними эльфами.

Её тонкие руки внезапно обхватывают живот, а грудь прижимается к спине.

— Твоя жена счастлива, что ты её послушал, — шепчет Гермиона. Тепло, исходящее от её тела, опьяняет, и Драко поворачивается в объятиях, чтобы взглянуть на неё. Гермиона смотрит на него с теплотой, которой он никак не привыкнет.

— Счастливого Рождества, Грейнджер, — шепчет он.

Она улыбается.

— Для тебя Гермиона, помнишь?

— Мне больше нравится Грейнджер, — возражает Драко. — Навевает воспоминания об уроках зельеварения, когда твои волосы выросли раза так в три, а ты всё равно превзошла всех и каждого, успевая при этом бросать на меня убийственные взгляды.

— Что-то не припоминаю, — смеётся Гермиона, — когда эти времена стали «старыми добрыми».

— Что верно, то верно, — хмыкает Драко. — Помню, мне периодически приходилось уворачиваться от неудачных попыток Гойла что-нибудь сварить.

— По крайней мере, ты не сидел рядом с Симусом.

Раздаётся свист чайника, и Драко со смешком отпускает Гермиону. Он разливает чай по кружкам — всё как им нравится — и протягивает жене. Они перемещаются на диван, Драко занимает своё любимое место, а Гермиона устраивается у него под боком, натягивая многострадальный зелёный плед на ноги.

Не так давно она сидела на противоположном конце дивана, с ужасом наблюдая за тем, как дюйм за дюймом сокращается расстояние.

— Мне понравился рождественский подарок, — нарочито медленно произносит она.

— Да, — усмехается Драко, — и, как я уже говорил, в министерстве ты растрачиваешься свои таланты и ум впустую. Тебя держат в какой-то каморке, Грейнджер, — и называют это кабинетом! Умнейшую представительницу поколения, дракл их задери!

— Нормальный у меня кабинет, — возражает она.

— Само собой, — соглашается Драко, — для тех, кто копается в бумажках и рассылает записки.

— Ну, я тоже этим занимаюсь.

Драко смеётся.

— Я в курсе! В этом-то и суть. Зачем ты этим занимаешься? Знаешь, я прочитал твой проект про субсидирование бизнеса для оборотней.

— Что?! Когда ты успел? — спрашивает Гермиона.

Драко пожимает плечами.

— Не знаю, пару недель назад. Его отклонили, да?

Она мрачно хмурится.

— Да, но я могу внести несколько изменений в раздел…

— Гермиона, — мягко перебивает он, — в этом проекте не было ничего плохого. Просто не существует в мире таких проблем, которые заставили бы министерство согласиться с тобой.

Она закрывает рот и слегка поджимает губы.

— Ну, и что ты предлагаешь?

— Я предлагаю тебе воспользоваться услугами «Фонда Грейнджер для защиты магических существ» и нанять четырёх членов правления — финансирование позволит. Выбери четырёх самых способных — у тебя это хорошо получается, Гермиона. Мой подарок не просто жест доброй воли. Ты рождена для этого.

Глаза Гермионы наполняются слезами, и Драко вздыхает. Похоже, этим утром он обречён на эмоциональные всплески: сначала домовик, теперь ещё и жена.

— Драко… деньги… они так много значат, — шепчет она, громко сглатывая.

Он снова вздыхает.

— Грейнджер, послушай. Помнишь, я говорил, что ты разбираешься в своей бюрократии? Ну, а я разбираюсь в деньгах.

— Если у тебя много денег, это ещё не значит, что ты хорошо с ними обращаешься, Драко, — предостерегает Гермиона.

Он смеётся так сильно, что проливает немного чая на плед. Гермиона хмурится из-за внезапного приступа веселья.

— Что смешного? — спрашивает она.

— Гермиона, — мягко отвечает Драко, — после заключения отца я унаследовал наше поместье. С тех пор я увеличил семейные счета в Гринготтсе до довоенного уровня.

— Эм, ладно?

Драко закатывает глаза.

— На момент получения наследства поместье Малфоев и все связанные с ним предприятия стоили чуть больше трёхсот миллионов галлеонов.

Глаза Гермионы комично расширяются, а Драко едва успевает подхватить чашку с чаем, когда её руки обмякают. Он ставит чашку на стол поверх других, оставшихся от прошлых чаепитий.

Драко считает: ей требуется почти три минуты, чтобы восстановить дар речи. Он никогда раньше не видел, чтобы она теряла его дольше, чем на сорок восемь секунд.

— Но это… если перевести… Я не сильна в устном счёте, но…

Драко ухмыляется.

— Это примерно одна целая две десятых миллиарда магловских фунтов.

Её пальцы подрагивают, и Драко ловит их в свои, успокаивающе поглаживая. Гермиона продолжает разглядывать его со странным выражением смятения и недоверия.

— То есть ты… хочешь сказать, что мы самые что ни на есть настоящие миллиардеры?

Драко смеётся и невзначай пожимает плечами. Выражение её лица внезапно становится ещё более безумным.

— Но… но мы живём здесь! Я заставила тебя жить в моём маленьком доме! С одной-единственной спальней!

Драко молча наблюдает, как она заводится.

— Грейнджер. Мне нравится наш дом.

— Ты… ты… — Гермиона тяжело вздыхает. — Я не знаю, что с этим делать. — Она откидывается на спинку дивана и прикладывает руку ко лбу. Она так похожа на страдающую девицу из какой-нибудь средневековой пьесы, что Драко не может удержаться от смеха.

— Ты не обязана ничего с этим делать. Ты беспокоилась о «фонде» — я всё объяснил. Деньги есть, Гермиона. Ты вольна распоряжаться ими, как сочтёшь нужным.

Гермиона постепенно приходит в себя, тянется за чаем и подносит чашку к губам, делая щедрый, очень щедрый глоток. Когда вид её становится менее потрясённым, Драко обнимает жену за плечи.

— Разве ты не рада, что вышла за меня замуж? — шутливо интересуется он.

Она закатывает глаза, но улыбается.

— Я была рада, что вышла за тебя, ещё до того, как узнала, что я, оказывается, одна из самых богатых ведьм в Великобритании.

— Грейнджер, — притворно жалуется он, — ты что, не слушаешь? Ты самая богатая ведьма в Британии. Возможно, во всём мире.

Она беспомощно хихикает, высвобождаясь из его объятий, и поднимается на ноги.

— Подожди, у меня вообще-то тоже есть подарок для тебя. Хотя если б я знала, что у тебя галлеоны из ушей сыплются, то, наверное, не стала бы так переживать об этом.

Драко усмехается вслед исчезающей в коридоре Гермионе. Ему нравится приятно удивлять её, показывать, что он способен о ней позаботиться. Драко всегда знал, что деньги придают человеку веса — отец привил ему эту мысль с детства. Но всё же во время учёбы в Хогвартсе Гермиона расшатывала основы его личности, вынуждала сомневаться, так ли велико их влияние. Только в разгар войны, когда все галлеоны мира внезапно оказались не в состоянии решить ни единой проблемы, Драко осознал, что всё это время она была права.

В общем, дом их ему нравится. Нравится, что, в отличие от Малфой-мэнора, достаточно пройти десять футов, чтобы оказаться в нужном месте; нравится, что приходится переставлять книги на полках, чтобы уместить новые, и что посудный шкаф настолько забит чашками и кружками, что те уже нагромождаются на стопку тарелок.

Здесь красиво — не так, как в поместье, с бальными залами, сверкающими хрустальными люстрами и коридорами, по которым он бегал мальчишкой, — но уютно и тепло, и ему достаточно окликнуть Гермиону по имени, чтобы она его услышала.

Она тем временем возвращается в гостиную, сжимая в руках что-то, похожее на очередную книгу, завернутую в праздничную обёрточную бумагу. Драко чуть не смеется, но в последнюю секунду сдерживает порыв. Гермиона падает на диван и суёт книгу ему в руки.

— Счастливого Рождества, Драко, — говорит она. — Хотя это, конечно, мелочь.

Драко ухмыляется.

— Новая книга?

Гермиона безмолвно закатывает глаза.

Открытки нет, и Драко сразу приступает к распаковке. Это не книга, а изящная рамка, покрытая позолотой. Внутри — колдография, которую он никогда раньше не видел.

Удивительно, но снимок сделан не на импровизированной фотосессии в Нотт-мэноре, а напротив «Норы».

Гермиона стоит в свадебном платье, и оно колышется от дуновения ветра. Драко прижимает ладонь к её спине, и изображение раз за разом повторяет, как Гермиона поворачивает к нему лицо и начинает улыбаться. Солнечный свет осветляет волосы Драко до ослепительной белизны, он беззаботно улыбается в ответ.

— Вау.

Пальцы Гермионы сцеплены в замок и едва заметно дрожат.

— Знаю, это мелочь, но…

— Грейнджер. — Он сглатывает. — Восхитительно. Невероятно восхитительно. Спасибо.

Выражение её лица проясняется.

— Мне тоже понравилось. Знаешь, это Джинни нас засняла. Я и понятия не имела, что у неё есть камера.

Драко бросает взгляд в сторону кухни, где на почётном месте по-прежнему висит их единственная совместная чёрно-белая колдография из «Придиры».

— Значит, это наша первая настоящая колдография? — интересуется он.

Гермиона кивает.

— Да. Даже подозреваю, что к тому же единственная со свадьбы.

Драко внимательно рассматривает изображение — раз за разом, раз за разом: они улыбаются друг другу, будто ВМН не существует и они всего-навсего два человека, женившиеся по собственному желанию.

— Ты выглядела прелестно в этом платье, — бормочет он, нежно проводя пальцами по стеклу. — Надо было подумать о колдографе заранее.

Гермиона берёт его за руку, и когда Драко поднимает взгляд, то видит ту же улыбку, что и на колдографии, обращённую к нему. Такую же ласковую, как и прежде.

— Платье никуда не делось, — застенчиво говорит она. — Мы всегда можем сфотографироваться.

Он ставит рамку на кофейный столик перед диваном, обнимает Гермиону за плечи и притягивает к себе. Она охотно поддаётся.

— Спасибо, — говорит Драко, целуя жену в волосы.

— Тебе сложно найти что-нибудь стоящее, — жалуется она. — Ты в курсе?

Драко смеётся.

— Мама часто говорила то же самое.

Джуни возвращается на кухню с зависшими в воздухе тарелками с едой. Любимые блюда Драко аккуратно опускаются на столик перед диваном.

— Спасибо, Джуни, — говорит Гермиона, не меняя положения.

— Для Малфоев — всё что угодно, — заявляет Джуни. — Счастливого Рождества.

— Счастливого Рождества, Джуни, — отвечает Драко.

* * *

«Нора» (наравне с Азкабаном) значится списке мест, где Драко ни за что не хотел бы провести Рождество, и всё же он трансгрессирует туда вместе с Гермионой почти без жалоб. Солнце только начало садиться, и по здравым размышлениям он сможет продержаться несколько часов в кругу семьи Уизли, раз уж большую часть дня провел, так или иначе, в объятиях Гермионы.

Когда они прибывают, из «Норы» вовсю звучат громкие голоса и смех — кажется, свет горит в каждом окне, а в воздухе витает густой аромат еды. Хотя Драко и не привык делать комплименты Уизли, он полностью уверен, что большую часть вечера будет рассказывать Молли Уизли, как вкусно она готовит.

Гермиона без стука открывает дверь и входит внутрь, волоча Драко за собой.

— Малфой.

Драко оборачивается и видит Гарри Поттера, неловко застывшего у лестницы. Выражение лица Гермионы мрачнеет, она смотрит на лучшего друга с едва скрываемым раздражением. Драко с трудом сдерживает улыбку, видя, что взгляд, который преследовал его на протяжении всей учёбы в Хогвартсе, внезапно направлен на Поттера.

— Поттер, — отвечает Драко.

Гарри мельком смотрит на Гермиону и тяжело вздыхает.

— Я очень жалею о словах, которые сказал тогда. Я поступил как последний засранец и чувствую себя ужасно.

Взгляд Гермионы меняется, на лице в мгновение ока появляется улыбка, и Драко закатывает глаза от её полной неспособности злиться на друзей.

— Всё в порядке, Поттер. Извинения приняты, — бросает Драко.

Гермиона слабо сжимает его руку.

— Я горжусь вами обоими.

— Спасибо, мам, — отшучивается Поттер, отворачиваясь и направляясь на кухню.

Гермиона смеётся.

— Он репетировал это извинение последние два дня, Джинни даже заставила его спать на диване.

Драко невольно смеётся: знать, что даже Уизлетта приняла его сторону, само по себе приятно.

Гермиона тянет его вперёд, на кухню. Там царит до некоторой степени управляемый хаос, и Драко внезапно осознаёт, насколько сильно Уизли сдерживали себя в день свадьбы. К этому времени Драко уже узнал большинство членов семейства, заметил Чарли с Артуром, увлечённых беседой с Перси. Дафна, облокотившись на стену, вместе с Парвати непринуждённо улыбается какой-то шутке Джорджа. Гарри проскальзывает через заднюю дверь, но далеко не уходит, а останавливается рядом с Джинни, которая болтает с Роном и Ханной.

На кухне рядом с Молли стоит ещё одна женщина, Драко узнает её не сразу. Флёр Делакур, знаменитая красавица Шармбатона с четвёртого курса. Вейлы, как выяснилось позднее, неотразимо прекрасны, и во время Турнира мальчишки по-настоящему переполошились, узнав, что Флёр наполовину вейла.

Драко бросает взгляд на Гермиону и замечает, что она уже некоторое время наблюдает за ним нахмурившись. Он порывисто наклоняется и быстро целует её, отстраняясь быстрее, чем она ответит на поцелуй, чтобы насладиться вспыхнувшим в её глазах удивлением.

— Я не знал, что Флёр вышла замуж за Уизли, — осторожно говорит он.

— Да, они с Биллом поженились во время войны, — объясняет Гермиона, продолжая хмуриться. — У них есть дочь Виктуар. Она тоже где-то тут.

Драко благоразумно меняет тему: он наблюдателен, но только дурак бы не обратил внимание на то, как напряжена Гермиона. Что-то во Флёр её расстраивает. Он обнимает жену за талию и притягивает ближе, чувствуя, как она постепенно расслабляется.

— Гермиона! — окликает их миссис Уизли, когда замечает. — Как я рада, что вы с Драко всё-таки смогли прийти вместе, дорогая.

— А я-то как рада, — как ни в чём не бывало отвечает Гермиона. — Могу я чем-нибудь помочь?

— Было бы здорово, если бы ты смогла усадить всех за стол. Ужин готов! — На последнем слове миссис Уизли повышает голос, привлекая всеобщее внимание.

Драко делает шаг к столу, и его чуть не сбивает с ног ураган, пронёсшийся на уровне колен. Ураганом оказывается маленькая девочка с ослепительно светлыми волосами, почти такими же светлыми, как у него. В «Норе» такое зрелище выглядит инородно.

— Привет, — тихо говорит девочка.

— Виктуар, — здоровается Гермиона, — это Драко.

Виктуар прищуривается.

— У тебя волосы, как у мамы.

Драко чувствует, что у него краснеют щёки, но от ответа его спасает появление Билла, с улыбкой глядящего на дочь. Он подхватывает её на руки, и девочка заливается смехом, нежно касаясь маленькими пальцами изуродованного шрамами лица.

— Виктуар, прекращай смущать гостей и пойдём ужинать, — дразнит дочь Билл, поднося к столу на руках.

Гермиона что-то бормочет себе под нос.

— Прошу, только не говори, что ты наполовину вейла, а я всё это время ничего не замечала.

Драко смеётся.

— Насколько мне известно, нет, Грейнджер.

Стол медленно заполняется — в последний момент появляется Астория и занимает свободное место между ним и Дафной. Она держит руки плотно скрещенными на груди, в отличие от сестры, которая переплела пальцы с Перси у всех на виду прямо на столе. Джордж с Парвати садятся по другую сторону от Рона, положившего руку на спинку стула Ханны. Ханна выглядит лучше, чем когда они в последний раз виделись дома у Тео, но Драко не отводит встревоженного взгляда от полного бокала вина перед ней.

— Молли, ты превзошла саму себя, — объявляет Артур Уизли, когда миссис Уизли наконец садится рядом с ним. Она краснеет, но видно, что вся сияет.

— Ой, да ладно тебе. Я так рада, что мы смогли собраться здесь сегодня, — отвечает Молли. — Год получился… особенным, но каждый праздник, проведённый с семьёй — это благословение, и ещё отраднее, что в этом году к нам за столом присоединилось много новых членов семьи. Счастливого Рождества.

Драко трогают её слова, и, судя по слезам, навернувшимся на глаза Дафны, он не единственный.

— Давайте уже есть! — восклицает Рон, накладывая на тарелку картофельное пюре.

— Рональд, — шипит Гермиона, однако её предостережение теряется в какофонии звуков гремящей посуды. Уизли принимаются разбирать еду, начинаются разговоры, каждый чем-нибудь да занят, повсюду смех и улыбки.

Драко никогда не видел ничего подобного. Он посетил бесчисленное множество званых обедов, которые устраивала мама, на большинстве из которых присутствовало даже больше гостей, чем сейчас у Уизли, но они всегда были сдержанными. Все вели себя формально и вежливо — никогда не звучало больше одной реплики за раз.

Здесь же на его глазах Джордж бросает булочку через весь стол в протянутые руки Чарли, а Виктуар хлопает жирными ладонями по тарелке, пачкая Билла соусом.

Он бросает взгляд на Асторию, которая сидит, как натянутая пружина. Её лицо выглядит напряжённым, будто ей больно.

— Странно, да? — тихо бормочет она, прежде чем Драко успевает хотя бы поздороваться или спросить, что её беспокоит.

От Гермионы он узнал, что последние несколько недель Астория жила в «Норе», пока Чарли большую часть времени провёл в Румынии по работе. Она сталкивалась с этим ежедневно и не могла не заметить, насколько сильно здешний быт отличается от привычного им.

— Ты не могла бы повторить? — переспрашивает он, аккуратно откусывая кусок индейки. Как и ожидалось, выше всяких похвал.

Астория смотрит на него впервые с тех пор, как появилась в комнате. Бледная и осунувшаяся — в школе она слыла красоткой с блестящими тёмными глазами и длинными волосами, но сейчас кажется тенью самой себя.

— Ты выглядишь счастливым.

Драко сглатывает. Он слышит, как сбоку Гермиона смеётся над чем-то, чувствует, как её плечо трётся о его при каждом движении.

Он тщательно обдумывает слова Астории. В школе он дал бы один ответ, а под бдительным оком отца сказал бы то, что Астория ожидает услышать.

— Да, — уверенно отвечает он вместо этого.

Глаза чуть-чуть расширяются, а на губах появляется подобие улыбки. Драко думает, что успел забыть, как выглядит её улыбка.

— Замечательно. Дафна тоже счастлива.

Драко кивает.

— А что насчёт тебя, Стори?

Её улыбка исчезает так же быстро, как и появилась. Астория поднимает руку, разглаживает блузу и сглатывает.

— Я в порядке, — отвечает она. Только лёгкая дрожь в голосе выдает её.

— Чушь собачья, — шепчет Драко. Он сохраняет нейтральное выражение лица, стараясь не привлекать ничьего внимания.

— Прошу прощения? — спокойно отвечает Астория.

Драко прищуривается.

— Чушь собачья, — повторяет он. — Тебе всю жизнь твердили, что это единственный правильный ответ, но это неправда. Мы слишком давно знакомы, Астория. Будь честна со мной.

Выражение её лица не меняется, и вместо ответа она аккуратно пробует своё блюдо. Драко тысячи раз видел, как его мать поступала так же, — видел, как она ела даже с Тёмным Лордом за столом и её лицо не выражало ни капли недовольства. Никто на свете не обладает таким высоким контролем над эмоциями, как слизеринки, и Астория не исключение.

— Оставь это, Драко, — наконец говорит Астория. — Дафна счастлива. Я довольствуюсь и этим.

Драко не хочется ничего оставлять, но взгляд, которым она одаривает его, так напоминает взгляд матери, что он отворачивается. Еда, хотя и по-прежнему вкусная, теперь тяжким грузом оседает в желудке, и Драко не может доесть до конца.

У Рона Уизли, однако, такой проблемы нет. Он накладывает себе вторую порцию и что-то бурно доказывает Гарри. Улыбка Ханны становится всё более натянутой с каждым глотком.

Всеобщее внимание привлекает звон стекла, и Драко с удивлением смотрит, как Джинни Уизли стучит ножом по бокалу с вином. Где-то далеко Нарцисса Малфой вертится в гробу от каждого неумелого стука.

— Эй, а ну-ка все замолчали! — кричит Джинни. — У меня есть новости.

После её слов внезапно воцаряется тревожная тишина.

— Прежде всего, спасибо маме с папой, что пригласили нас на рождественский ужин. Выше всяких похвал, — говорит Джинни, кивая матери. — А ещё мы рады сообщить, что в июне следующего года за нашим столом появится ещё один Поттер.

Если раньше Драко думал, что в этом доме царит сущий хаос, то он быстро убеждается в обратном, слыша всплеск эмоций, последовавший за словами Джинни. Миссис Уизли разражается громкими радостными рыданиями, а Артур Уизли вскакивает на ноги и обнимает единственную дочь так крепко, что она повисает в его руках как тряпичная кукла. В мгновение ока Гермиона оказывается рядом с Роном и Гарри и заключает их в объятия — со стороны кажется, будто они пытаются задушить друг друга.

Улыбка Дафны вымученная, костяшки её пальцев в руках Перси побелели, но она говорит: «Поздравляю», — и Астория повторяет за ней.

Драко не произносит поздравлений — в основном потому, что его всё равно никто не расслышит в таком шуме. Когда-то мысль об ещё одном Поттере свела бы его с ума, но теперь Драко не расстроен. Из всех известных ему пар Джинни и Гарри единственные, кто встречался до ВМН и кого не разлучили. Их свадьба и беременность стали долгожданными радостными событиями безо всякой подоплёки.

Вероятно, думает Драко, в следующем году ему предстоит увидеть, как многие бывшие одноклассники станут родителями…

Он сглатывает.

Всего несколько месяцев назад он сидел напротив Гермионы Грейнджер и слушал, как она уверенно заявляла, что в течение года должна найти лазейку в Законе. Тогда это его не волновало. В тот момент она не горела желанием иметь детей, и уж тем более не от него, что не удивительно. Кроме того, он и сам не хотел.

Но сейчас — сейчас? Драко смотрит, как расплывается на лице Гарри Поттера гордость, как Джинни прикладывает руку к ещё плоскому животу. Он смотрит на Виктуар, её румяные детские щёки и широкую улыбку, на то, как Билл проводит рукой по её почти белым волосам и в каждом его движении чувствуется нежность.

Прежде у Драко не было нужды задумываться о детях — сперва он сам был ребенком, а потом превратился в солдата. У него не находилось времени поразмыслить о том, кем он мог бы стать, когда повзрослеет, без войны, без давления отца. А потом он похоронил свою мать и женился на женщине, о которой никогда не мечтал и которую не заслуживал.

И вот он здесь… Теперь Драко спрашивает себя, получится ли у них расширить дом. Спрашивает себя, достаточно ли него сил и ресурсов, чтобы стать кем-то большим, чем был его отец. Спрашивает себя, изменилось ли мнение Гермионы — сможет ли она представить их непоседливых кудрявых детей, так же легко, как это внезапно стало возможным для него.

— Гарри наконец-то извинился по-человечески за то, что пропустил встречу в «Фортескью» в тот вечер, — объявляет Гермиона, опускаясь рядом с Драко и отвлекая его от размышлений. — Оказывается, их целитель из Мунго в последний момент назначил Джинни встречу для подтверждения беременности, так что Гарри, конечно же, пришлось срочно уйти.

Драко заставляет себя говорить непринуждённо:

— Логично.

Гермиона достаёт волшебную палочку, взмахивает ей в сторону пустых тарелок на столе, и они по команде взлетают в воздух, подплывая к раковине и вставая в аккуратную стопку.

— Если все закончили есть, пойдёмте в гостиную, — объявляет мистер Уизли. — Виктуар, угадай, который час?

— Подарки! — кричит Виктуар, пытаясь вырваться из родительских объятий. Флёр с Биллом приходится изрядно повозиться, чтобы отмыть ей лицо и руки, прежде чем разрешить ей убежать.

— Ты закончил? — спрашивает Гермиона. Драко моргает и опускает взгляд в тарелку. Он не доел, но ему уже кусок в горло не лезет. Он кивает и следит, как тарелка взлетает в воздух и присоединяется к остальным у раковины.

— Пойдём, — говорит Гермиона, вставая. Драко следует за ней в гостиную семейства Уизли, которая заставлена множеством мягких кресел, пуфов и длинным потёртым диваном. Похоже, у всех тут имеются любимые места, потому что рассаживаются они без особой осторожности. Гермиона подводит его к небольшой тахте и усаживает рядом с собой. Мягковато, но Драко не возражает.

Ёлка высокая, узкая, на ветвях мерцают гирлянды огней, а у основания высится гора подарков, завёрнутых в красный с золотом. Билл опускается на пол перед ёлкой, Виктуар деловито взбирается к нему на колени и показывает на подарки, лепеча что-то скороговоркой, так что сложно разобрать.

— Давай, Билл, по одному каждому, хорошо? — инструктирует миссис Уизли. Билл начинает вручать Виктуар подарки и просит её раздать их получателям. К удивлению Драко, девочка робко подходит к нему и, наравне с остальными, вручает увесистый свёрток.

Драко всегда учили, что подарки нужно открывать по очереди — сначала мать с отцом, затем он, но Уизли бросаются распаковывать всё одновременно. Драко думается, что, имея семерых детей, Молли следовало было изучить политику «очереди» поподробнее.

Все получают что-нибудь вязаное — Билл натягивает поверх рубашки бордовый свитер с большой буквой «Б» на груди, а затем помогает Виктуар надеть маленькую шапку с помпонами, похожими на уши плюшевого медведя; даже Драко вынужден признать, что это очаровательно.

Развернув свой подарок, Драко обнаруживает, что держит в руках изумрудно-зелёный шарф, мягкий и тёплый, а на концах с каждой стороны по маленькой вышитой змейке. Гермиона улыбается ему и протягивает красные варежки, на обеих — большие жёлтые буквы «Г» на тыльной стороне.

Из-за летающей повсюду обёрточной бумаги и смеха, эхом разносящегося по комнате, Драко сначала ничего не замечает, но Астория сидит в кресле немного в стороне от других. Она сжимает в руках свитер кремового цвета с аккуратно вышитой на груди буквой «А». Судя по плотной вязке и аккуратным строчкам, миссис Уизли по какой-то причине уделила свитеру Астории больше внимания, чем остальным.

Он замечает, как Астория украдкой поднимает руку и вытирает глаза. Несмотря на внешнюю холодность, она трепетно проводит большим пальцем по ткани, и на её губах появляется едва заметная улыбка. Драко продолжает смотреть на неё, когда она поднимает глаза и их взгляды пересекаются. Астория тут же отворачивается и роняет свитер, будто обожглась.

Драко отчаянно хочется что-то сделать: его так и подмывает сесть рядом и давить, давить до тех пор, пока не выяснит, почему из всех вещей на свете именно свитер способен так расстроить её, но сейчас не время.

— Какой красивый цвет, Рон, — вырывает его из мыслей голос Гермионы, и Драко возвращается к разговору. Гермиона хмуро глядит на Рона Уизли, который теребит подол своего нового свитера, скривив лицо.

— С каких это пор у меня не красный? — жалуется Рон.

Артур Уизли говорит:

— Рон, прекращай-ка ныть и поблагодари маму.

Рон покорно благодарит Молли, но при этом корчит Гермионе гримасу.

— Это барвинковый.

— Это голубой, приятель, — усмехается Гарри Поттер. — Не так уж и плохо. К твоим волосам подходит гораздо лучше, чем красный, если хочешь знать мое мнение.

Рон закатывает глаза, но споры сходят на нет, когда Виктуар получает следующую порцию подарков. Все дружно наблюдают, как она раскрывает их, подбадривая, когда что-то не получается. Виктуар с ликованием разрывает обёрточную бумагу, и все Уизли снисходительно слушают её восторженные крики.

Сделав глоток огневиски и заметив, что и его бокал, и бокал Гермионы пусты, Драко осторожно пробирается из гостиной обратно на кухню. Там, к счастью, тише, и, хотя он наверняка знает, где стоят напитки, Драко не торопится. На шее у него новый шарф, и, наливая вино Гермионе, он понимает, что на самом деле наслаждается происходящим.

Уединение нарушает голос Рона Уизли из-за спины.

— Малфой.

Драко медленно поворачивается, возвращая бутылку на тумбу. Рон стоит в нескольких футах от него: они смотрят друг на друга, как в зеркало, оба с полными бокалами вина и подозрительными выражениями на лицах. Впервые, насколько он помнит, Драко не заинтересован в споре с рыжим недоразумением.

— Уизли, — тихо отвечает он.

Рон пристально смотрит на него — пронзительно и более пугающе, чем, по мнению Драко, положено Уизли. После долгой паузы Рон вздыхает.

— Послушай, я не хочу спорить, — признаётся Рон. — Я просто хотел… предупредить тебя? Наверное.

— Предупредить меня? — повторяет Драко.

Рон пожимает плечами.

— Да. Пойми. Я люблю Гермиону. Она моя лучшая подруга на целом свете, но…

— Но что? — отрезает Драко. Он до мозга костей устал от Рональда Уизли, который принижает Гермиону Грейнджер, от одиннадцатилетнего мальчика из прошлого, который пользовался её знаниями, а потом отвернулся, как только посчитал чересчур умной. Все мысли нежелании ввязываться в спор покидают Драко, и он снова собран и готов к битве.

— Но она безжалостна, — тихо отвечает Рон. — Из неё бы вышла отличная слизеринка. Она очень умная, но может быть и коварной, и иногда пугает меня до чёртиков. Если она посчитает, что так будет лучше, то ни перед чем не остановится. Даже если это причинит боль людям. Даже если это причинит боль ей самой.

Драко хмурится. Хуже всего, что Рональд Уизли, чёрт бы его побрал, прав. Пускай стирание памяти родителям, несомненно, спасло им жизнь, Гермиона поступила так, потому что сочла это лучшим выбором. Она собственноручно вырвала себе сердце, чтобы уберечь их.

На пятом курсе она держала Риту Скитер в банке и без колебаний прикончила Фенрира Сивого Авадой, и Драко не сомневается, что, если бы Тёмный Лорд действительно убил Гарри Поттера, она бы сражалась изо всех сил, принеся любые жертвы, которые посчитала необходимыми, ради победы.

Драко помнит, как она кричала в бальном зале, отрицая каждое обвинение Беллатрисы, и думал: «Эта девушка умрёт за свои секреты, чтобы уберечь недоумка-Поттера».

Ему нечего возразить Уизли, поэтому он пытается защищаться:

— Если ты забыл, мы вообще-то пережили войну. Она меняет людей. Гермиона сделала, что должна была, чтобы выжить.

Рон устало кивает.

— Я помню, Малфой. Мы все помним. Я просто подумал, что ты должен знать, что у Гермионы есть секреты — ото всех.

Рон отворачивается и выходит из кухни. Драко так и подмывает последовать за ним и затеять драку, но он не может. Сегодня Рождество, и Уизли не сказал ничего такого, чего Драко уже не знал бы.

И всё же он не может не задаться вопросом, имел ли Рон в виду её родителей, или что, как думал Поттер, она притворяется, или что-то более зловещее. В какие ещё тайны своей жены он не посвящён?

Драко возвращается в гостиную, где теперь ему уже не так уютно, но место рядом с Гермионой пустует, поэтому он осторожно садится рядом и протягивает наполненный бокал вина. Она принимает его с благодарной улыбкой и поворачивается к Джинни, сидящей с другой стороны.

— Мы хотели рассказать ещё в тот раз, но Гарри решил открыть свой дурацкий рот. Нам правда жаль, что так вышло, Хорёк, — говорит Джинни. Драко моргает, глядя на неё, и не сразу понимает, что обращаются к нему.

— Джинни! — шепчет Гермиона. — Ну ты чего.

— Извинения приняты, Уизлетта, — говорит Драко, закатывая глаза в ответ на замечание Гермионы.

Джинни добродушно смеётся.

— Как бы то ни было, прости. Мы правда не ожидали, что получится так быстро, хотя не знаю, чему я удивляюсь.

— Почему это? — спрашивает Гермиона, потягивая вино.

Джинни пожимает плечами.

— О, у нас в семье всегда так. Кровь Прюэттов, понимаешь? Вот почему у мамы было так много детей, хотя магическая беременность обычно даётся с трудом.

Внезапно локоть Гермионы впивается ему в бок, и Драко вздрагивает; он собирается что-то сказать, но комнату оглашает громкий смех Ханны. У неё пылает лицо, а бокал с вином, который Рон обновил совсем недавно, уже пуст. Прежняя смиренность исчезла, и теперь Ханна больше напоминает девушку со званого вечера Ноттов. Убитую горем.

— Нам лучше уйти, — объявляет Рон, быстро вставая. Он одёргивает новый свитер, ярко-синий цвет которого почти сливается с джинсами. Настроение Ханны меняется с пьяного смеха на злобную угрюмость.

— Опять сбегаешь? — шипит Ханна. Слева от Драко слышно, как Перси и Дафна всё громче разговаривают с миссис Уизли, без сомнения, желая отвлечь её внимание от назревающего спора. Флёр подхватывает Виктуар на руки, а Билл следует за ними обратно на кухню; на их лицах не заметно удивления, и Драко мельком думает, как часто в «Норе» наблюдают подобные сцены.

— Ханна, — тихо предупреждает Рон, протягивая к ней руку. Она послушно встаёт, но пошатывается. Рон протягивает руку для поддержки, но Ханна отталкивает её.

— Не хочу тебя утруждать, — огрызается Ханна. Терпеливое выражение лица Рона исчезает, на этот раз его голос звучит тихо, но твёрдо:

— Ханна, мы уходим.

Он поворачивается к ней спиной и уходит первым, по пути целуя мать в щёку в знак благодарности за ужин и новый свитер. Отец пожимает ему руку, озабоченно нахмурив брови.

Джордж встаёт и одной рукой обнимает Рона, шепча ему что-то на ухо, отчего выражение лица Рона становится светлее. Рон благодарно улыбается и хлопает по плечу, когда тот отстраняется.

— Пока, Парвати, — говорит Рон. Парвати не отвечает, только смотрит на него непонятным отсутствующим взглядом. Рон морщится, но затем машет рукой всем присутствующим. — Счастливого Рождества.

Он направляется к двери, Ханна неторопливо следует за ним на нетвёрдых ногах. Она желает миссис Уизли счастливого Рождества, но не обращает внимания на остальных. Драко с трудом сдерживается, чтобы не вскочить и, как учила мама, не подать ей руку, если вдруг она пошатнётся.

Дверь за Роном с Ханной закрывается, но не успевают они отойти достаточно далеко от «Норы», как раздаются крики. Голоса эхом разбиваются об оконное стекло, звуча так отчетливо, будто они и не покидали дом.

— Какой же ты мудак, — кричит Ханна, — ты не понимаешь!

— Так объясни мне, — рявкает Рон. — Я и не пойму, если ты, чёрт тебя подери, не станешь со мной разговаривать, Ханна!

— Да пошёл ты! — отвечает она надтреснутым от слёз голосом.

— Ты пьяна! — Тон Рона ледяной. — Ты вечно пьяна, Ханна. Тебе нужна помощь. Тебе нужно взять себя в руки.

От звука трансгрессии Гермиону подскакивает и неаккуратно задевает Драко. Он проливает огневиски на тахту.

— Мерлин милостивый, — говорит миссис Уизли. — Ну ничего, ничего, давайте забудем об этом и постараемся насладиться Рождеством.

В комнату возвращаются Флёр и Билл с Виктуар на руках — девочка, широко зевая, прижимается к груди отца. Она выглядит беззаботной, сонно моргает, глядя на свою семью; Драко внезапно радуется, что у родителей хватило ума вывести её из комнаты.

— Кое-кто пришёл пожелать спокойной ночи, — объявляет Билл. — Виктуар, иди-ка поблагодари бабушку с дедушкой за подарки.

Он ставит её на пол, и Виктуар бежит к Молли и Артуру, которые без колебаний поднимают её и осыпают поцелуями все лицо, пока она хохочет. Наобнимавшись, она подходит к каждому присутствующему, торжественно желая каждому спокойной ночи.

Когда она добирается до Астории, Драко кожей чувствует, как все в комнате задерживают дыхание. На мгновение ему кажется, что Астория не обратит на ребёнка внимания, но она наоборот медленно расслабляется, проводя пальцами по свитеру, лежащему на коленях. Астория наклоняется вперёд, обхватывает Виктуар одной рукой, и девочка запечатлевает на её щеке небрежный поцелуй. Астория отпускает её и быстро отворачивается к окну. Драко внимательно наблюдает, как Астория с трудом сглатывает и быстро моргает.

У него в голове не укладывается — очевидно, у неё разбито сердце, но из-за чего?

Постепенно разговоры возобновляются, неловкость, вызванная уходом Рона, рассеивается на фоне сладких пожеланий Виктуар. Когда Астория исчезает за дверью кухни, Драко хватает полупустой бокал Гермионы в качестве нового предлога и выходит вслед за ней.

На кухне её не оказывается; сквозь тонкую занавеску Драко замечает силуэт у задней двери. Выйдя наружу, он встречает Асторию, обутую в тапки не по размеру и одетую в новый свитер. На улице холодно.

Драко, закрывает за собой дверь и ждёт.

На это уходит целая вечность — у него немеют кончики пальцев и истекает терпение, но Астория наконец поворачивается к нему лицом.

— Ты когда-нибудь видел что-то подобное? — спрашивает она.

Сперва Драко не находится с ответом, но понимает, о чём она. В школе Астория училась на курс младше, и хотя они были знакомы, но никогда — близки. Тем не менее, Драко не понаслышке знает её семью: он провел много вечеров, наблюдая за родительскими приёмами, где отец обсуждал дела, а мать терпела ядовитые выпады Цереры Гринграсс.

Астория никогда не видела семьи, подобной Уизли; семьи, которая кричит наперебой, обнимается, смеётся и горой стоит друг за друга.

Драко вздыхает и честно отвечает:

— Нет. Никогда. Они такие… громкие.

Астория слабо хмыкает.

— Это точно.

Он ждёт ещё почти целую минуту, засунув руки в карманы, чтобы согреться.

— Драко, я вела себя по-настоящему ужасно, — признаётся Астория. — Я была такой жестокой.

Драко качает головой.

— Не говори глупостей, Астория. Ты бываешь разной, но я никогда не видел тебя жестокой.

— Я знаю, — печально говорит Астория. — Я имела в виду, здесь. Я вела себя ужасно по отношению к ним. Ко всем. Я даже не разговаривала с мистером Уизли. Я постоянно жалуюсь Молли и… о, Мерлин. Бедный Чарли…

На этот раз Драко поворачивается к ней лицом. Её широко раскрытые глаза увлажнены, и, несмотря на зимний холод, щёки бледнее прежнего.

— Почему? — спрашивает Драко. — Это отец просил тебя…

— Я больше не разговариваю с отцом, — перебивает его Астория. — Он отправился в министерство добиваться, чтобы Дафне поменяли партнера, ты можешь себе представить?

Драко поднимает брови — именно этого он и ожидал от мистера Гринграсса.

— Что случилось?

— Ничего, — шипит Астория и в ярости сжимает кулаки. — Он передумал.

Астория Гринграсс никогда раньше так сильно не походила на Гермиону Грейнджер — в Драко внезапно просыпается уверенность без тени сомнения, что Астория угрожала отцу, чтобы тот отказался от своей затеи.

— Ты обеспечила Дафне достойную партию, — говорит Драко.

Астория не отрицает.

— Драко, я хочу попросить тебя об одолжении.

— В чём дело?

Она достает два письма: одно адресовано миссис Уизли, другое — Чарли Уизли. Её протянутые руки дрожат.

— Драко, — шепчет Астория. — Пожалуйста, передай это получателям первого марта.

Драко смотрит на письма в руке и на дрожащие пальцы Астории.

— Что ты собираешься делать, Стори?

Она деликатно пожимает плечами. Её ответ оказывается совсем не таким, как Драко думал.

— Ты знал, что твоя мама как-то сказала мне, что единственный способ спасти распавшийся брак — это сохранить его?

Драко недоумённо таращится на неё.

— Но мама…

— Я знаю, — снова перебивает Астория, — знаю, что она не выходила замуж по собственной воле, Драко. Но я не хочу следовать ВМН. В этом нет ничьей вины. Я просто должна уйти.

— Ты бежишь? — спрашивает Драко. — У тебя хватит денег? Есть где остановиться? Я не очень хорошо знаю Чарли, но он бы тебе помог, Стори, он бы не стал…

— Я уеду к первому марта, Драко. Всё улажено. Просто пообещай мне, пообещай, что раздашь эти письма.

Драко смотрит сверху вниз на девушку, которую едва знает, на девушку, на которой он когда-то собирался жениться по настоянию отца. Тогда подобная судьба представлялась ему едва ли страшнее смерти — жениться на чистокровной девице, которая не заботится ни о чём, кроме внешнего вида.

Драко гадает, так ли хорошо он представлял Асторию Гринграсс и как сильно она изменилась. Несмотря на холод, её глаза полны огня, и Драко ни капли не сомневается, что, если он не согласится, она никогда его не простит.

— Обещаю, — говорит Драко.

* * *

Драко трансгрессирует домой вместе с Гермионой. Она широко улыбается перепачканными вином губами и немного спотыкается при приземлении. Уже за полночь, и он поражается, что не только пережил Рождество в «Норе», но и провел целый вечер, никого не прокляв.

Он выходит вперёд открыть входную дверь, но Гермиона хватает его за пальто. Он оборачивается и смотрит на жену. Волосы, которые она старательно укладывала в пучок, растрепались, а у глаза чёрным пятном размазалась тушь.

Драко забывает о стылом воздухе и о том, что хотел открыть дверь, — он притягивает Гермиону к себе и заключает в объятия.

— Я так люблю тебя, — говорит он. — Ты знаешь?

— Знаю. — Она улыбается немного диковато. — Я обо всём догадалась, Драко.

— И о чём же ты догадалась, любовь моя? — спрашивает он, совершенно потерянный от того, как её новые варежки покоятся у него на груди.

— О подборе пар, — говорит Гермиона. Она вырывается и вбегает внутрь, бросая пальто на пол. Комнаты озаряются светом, вспыхивает в камине огонь. Драко закрывает дверь и вешает пальто Гермионы на вешалку. Она уже исчезла в глубине коридора.

— Что ты имеешь в виду, Грейнджер? — громко спрашивает он, распаковывая свой новый шарф, как она уже возвращается и швыряет на стол большую книгу. Драко узнаёт её — она из его библиотеки.

— Вот тут, — объявляет она, тыча пальцем в страницу. Драко заглядывает ей через плечо и видит список двадцати восьми священных семей. Они перечитывали его тысячу и один раз, и, разбуди его кто-нибудь посреди ночи, Драко сможет наизусть его процитировать.

— Грейнджер, — вздыхает он, — по-моему, ты выпила слишком много вина, мы…

— Нет же! — восклицает она, поворачиваясь к нему и обжигая взглядом. — Скажи мне, сколько человек осталось в живых из семьи Гринграсс?

Драко хмурится.

— Четверо. Астория, Дафна и их родители.

— А теперь скажи, сколько братьев и сестёр было у мистера Гринграсса? — требует она.

— Две. Две сёстры. Одна умерла в двадцать лет, у другой так и не было детей.

— Скажи, сколько братьев и сестёр было у деда Астории по отцовской линии, — продолжает Гермиона, тише, но так же настойчиво. — Скажи, сколько их было у её прадеда по отцовской линии.

— Один брат, — медленно произносит Драко. — И у деда, и у прадеда было по одному брату.

Гермиона победоносно улыбается.

— После тысяча семьсот десятого года все ветви рода Гринграсс постепенно вымирают. Когда-то они были огромной семьей, чистокровной династией священных двадцати восьми.

— И что?

Гермиона нетерпеливо вздыхает; Драко вдруг становится жаль Поттера и Уизли, которые, вероятно, потратили много лет в ожидании подсказок Гермионы.

— Драко… — Гермиона хватает его за руку и крепко сжимает. — С тысяча семьсот десятого года ни у одной представительницы женского пола в семье Гринграсс не было детей. Род продолжался сыновьями.

Вывод довольно ясный — остались только Дафна и Астория. В семье нет сыновей, которым достанется фамилия Гринграсс. Он вздыхает:

— Хорошо, я понимаю тебя, Грейнджер. Но к чему ты клонишь?

Гермиона резко кивает, возвращаясь к книге и перелистывая несколько страниц. Она останавливается на древе, раскинувшемся на весь разворот: вверху написано «Прюэтт», а обе страницы перечёркнуты кроваво-красными крестами, поперёк которых нацарапаны слова: «Предатели крови». Гермиону это, похоже, мало волнует.

— Молли — Прюэтт. Взгляни на их генеалогическое древо.

Драко внимательно смотрит на страницы. Он не так хорошо знаком историей поколений Прюэттов — его учитель в детстве не утруждал себя преподаванием чего-либо, что не касалось чистокровных, а Прюэтты и Уизли были первыми в очереди на пропуск. Вдруг до него доходит, что пытается сказать Гермиона.

— Джинни не преувеличивала. Магическая беременность протекает тяжело. Большинство ведьм рожают максимум двоих детей. Моя мать чуть не погибла, вынашивая меня, — тихо говорит Драко. Его пальцы обводят бесчисленные ветви Прюэттов.

— Не было зафиксировано ни единого случая, чтобы у Прюэттов родилось меньше трех детей, — говорит Гермиона. — Обычно их число колеблется от пяти до семи.

— Они пытаются возродить семью Гринграсс, — бормочет Драко. — Они решили, что если Дафна с Асторией выйдут замуж за Уизли, то это увеличит их шансы забеременеть.

Его охватывает тошнота — письма Астории в кармане внезапно кажутся обжигающими. Он пытается понять, знает ли она, почему их с Дафной поженили на Уизли. Решение Астории сбежать внезапно обретает смысл, и Драко уже готов рассказать об этом Гермионе, но сдерживается.

Астория не говорила ему, что это секрет, но он слизеринец и знает, чего она от него ожидает.

Слова Рона Уизли крутятся у него в голове: «У Гермионы есть секреты — секреты, секреты, секреты». Драко думает, что, по крайней мере, это их объединяет.

---

Примечания:

Чувствую необходимость высказаться. Драко, конечно, молодец, что защищает Гермиону (опустим, нуждается ли она в такой чрезмерной защите даже от лучших друзей), но он почему-то забывает, что _одиннадцатилетний_ Рон остался в прошлом, вырос и изменился, и, в отличие от Драко, у них с Гермионой есть прошлое, которое их объединяет — потому что они выбрали и приняли друг друга. Драко годами оскорблял и унижал Гермиону, и это замечательно, что он исправился и осознал ошибки, но, по-моему, ему стоит немного выглянуть из-за бревна в глазу и перестать думать, что он единственный способен меняться. Рон здесь прекрасный живой персонаж, неидеальный в прошлом и настоящем, но он добрый, решительный, заботливый, поддерживающий и, так же, как и Драко, заботится о подруге — своими методами, потому что не понаслышке знает, что Гермиона унесет свои секреты в могилу, если на нее не надавить. Он понимает, что это не его дело, они больше не встречаются, поэтому сообщить Драко, дать ему подсказку, как мне кажется, лучшее, что он мог сделать. Пока это только развивающаяся ветка сюжета, но позднее вы поймете, почему для Рона было важно, чтобы Драко знал правду, — не ради Драко, а ради Гермионы. Так что всем, кто будет ругать Рона, заранее ментальный пинок под жепу, я все сказала. А вообще — как вам глава?